Положительная оценка талантов и заслуг названных деятелей отнюдь не заставляет нас смягчить свое несогласие с основными элементами их общих идейно-политических установок и, в частности, свое отрицательное отношение к резким и недостойным приемам противоевразийской полемики некоторых из них.
Здесь мы хотели бы высказать только свое несогласие с современным вульгарно-демократическим, трафаретным и некритическим отрицанием монархии как «устаревшей», «отжившей» и т. п. Мы менее всего желали бы закрывать глаза на возможность и такого неприятия монархии, которое учитывает во всей полноте именно религиозную значительность и извечный трагизм вопроса, уже тысячелетия назад поставленного во всей его потрясающей остроте перед религиозной совестью еврейского народа пророком Самуилом (I кн. Царств [I кн. Самуил], гл. VIII, особ. ст. 7 и 8). Вопрос этот затронут и в евразийской литературе (например В.Н. Ильиным, Н.Н. Алексеевым)
Автору было бы крайне досадно, если бы настоящее место его работы было понято как попытка посмертной реабилитации довоенного политического порядка в Средней Европе. Но он в то же время сознает, что его мнения по этому вопросу в своих исходных точках слишком резко отличаются от господствующих в среде периферийной интеллигенции. Вышеизложенные соображения имели целью показать на конкретном примере устарелость и несостоятельность шаблонных утверждений, причинно связывающих распространенности бунтарских настроений среди еврейской интеллигенции с ее ощущением своей правовой и бытовой ущемленности.
Один молодой, но многообещающий сионистский профессор так прямо и обосновывает идею сионизма, как право на банальность.
Во время просмотра корректуры настоящей книги приходит известие о дезавуировании правительством Макдональда так называемой Бальфуровской декларации — этой основной хартии сионистских вольностей. Слабовольное и нерешительное «рабочее» правительство Англии оробеет перед шумными протестами сионистских вожаков и еще поторгуется. Но какой все же удар нанесен идиллическому сожительству сионистских чаяний и демократических умеренно-утопических идеалов!
Автор, которому по опыту известно, насколько опасно в настоящее время преувеличивать требования к читающей публике в смысле правильности уяснения истинных связей между понятиями империи, империализма и императорской власти, рискует здесь быть зачисленным в пропагаторы монархических идей. Он считает поэтому долгом заявить, что под империей в настоящей работе разумеется, независимо от образа правления, государство с обширной и разноплеменной территорией, разнообразием географических и климатических условий, мировой значительностью своих исторических судеб и экономических ресурсов и т. п. Под это определение мы подводим как Римскую державу до Цезаря, так и царство Чингисхана, Соединенные Штаты Сев. Америки и СССР. См. интересные соображения по данному вопросу у П.М. Бицилли о бессмертности империй (Совр. Зап., кн XXXII).
Напомним как особенно яркий эпизод враждебные демонстрации, устроенные в Америке стараниями революционно настроенный еврейских выходцев из России против «филосемита» С.Ю. Витте, приехавшего заключать мир с Японией.
Настоящие, надежные и стойкие противники коммунизма в среде еврейской интеллигенции, непримиримость которых основывается действительно на бескорыстных, принципиальных религиозно-нравственных или политических основаниях, встречаются почти исключительно среди ее наиболее высоко стоящих в умственном отношении представителей; как массовое явление они, даже при самых скромных количественных требованиях, могут быть сброшены со счетов.
Истинно великие объединительные движения, столь характерные для нашей современности и стремящиеся к созданию или оформлению группировок мирового размаха, творцов и хозяев будущей истории, протекают вне орбиты Лиги Наций и ее «малых дел». (См. указания кн. К.А. Чхеидзе в № 8 «Евразийской хроники»: «Лига Наций и государства-материки».).
«Вдаль идут державный шагом». А. Блок. Двенадцать.
Ограничиваемся простым констатированием факта, предоставляя в оценке его полную свободу индивидуальным воззрениям читателей.
Эта черта еврейского духа последних столетий — неспособность его достичь самых высоких и уединенных вершин человеческого творчества — выдвинута была около четверти века тому назад, хотя и с других исходных точек зрения, в самой искренней, глубокой и исполненной трагизма критике еврейских метафизических и культурных начал, данной в европейской литературе со времен Шопенгауэра, Вагнера и Х.С. Чемберлена. Мы разумеем главу, посвященную еврейству как культурному и религиозно-умозрительному типу, как особой «психологической конституции», вставленную гениальным, безвременно погибшим О. Вейнингером (австрийским евреем по происхождению) в его знаменитую книгу «Geschlecht und Charakter». Его убийственная характеристика того культурного типа, который в транскрипции на условия современного переживающего острый, но творческий кризис русского Востока достаточно адекватно определи как периферийный еврей, — доныне, в сущности, осталась неопровергнутой, и его еврейско-интеллигентские критики довольств; только повторением на все лады обвинения в псевдонаучности.
Вейнингер не чужд был известной тяги в сторону новых оценок и постижений, явленных уже в его время с Востока усталой и духовно пресыщенной Европе; он высоко ценил пророчески-обличительный пафос Толстого и Достоевского. По некоторым замечаниям в его книгах можно полагать, что в наше время он метафизическим созерцанием мировой трагедии современной России из глубин профетического и мистического духа русской религиозной философии восполнил бы недочеты в своих философски и эстетически значительных построениях, естественных для эпигона века скептического рационализма, хотя и значительно приблизившегося к преодолению этого последнего.
В нашем перечне не может не броситься в глаза отсутствие имени Л.Н. Толстого. При всей подчеркнутости толстовского «филосемитизма» его отношение к еврейской проблеме не выходит из пределов традиционных форм безоговорочной аналогии и покровительства евреям свойственных всем формам русско-интеллигентского оппозиционерства во всех его либеральных, радикальных, социалистических и анархических разновидностях. Истинная трагичность и острота еврейского вопроса для Толстого тонула без остатка в мертвой трясине его рассудочного, головного и, в последних планах своих, глубоко мещанского, утилитарного христианства.
См. ст. кн. Н.С. Трубецкого «Об истинном и ложном национализме». («Исход к Востоку», София, 1921.).
Московский «процесс» меньшевиков в феврале-марте 1931 г., в весьма неприглядной форме показавший трусость и душевную опустошенность подсудимых, есть, в сущности, coup de grace, нанесенный одной из старейших и крупнейших социалистических партий.
Не следует, конечно, недооценивать и сил сопротивляемости партии явлениям этого гниения и разложения, вытекающих из внешних условий ее зарождения и прихода к власти, ее многократно испытанной сплоченности общей ответственностью и круговой порукой, связывающей вождей и рядовых членов.
Здесь имеется в виду главным образом дореволюционный период деятельности этого выдающегося критика (первых томов «Силуэтов русских писателей»).
Сенсационный конкордат с фашистским правительством и восстановление некоторого декоративного подобия папского государства (с почтовыми марками, радиостанцией, автомобилями и т. п.) еще Раз показывает цепкое упорство, с которым курия умеет достигать своих политических целей. Но символика этого акта слишком мелка и ложна, чтобы можно было приписывать ему усиление мировой позиции католицизма.
Еврейство впервые утвердило онтологические корни исторического бывания человечества как специфической стихии человеческого проявления и деятельности, не сводимой в конечном счете, как указывалось выше, ни к каким иносущным, натуралистическим основаниям, — в области религиозного мифотворчества. Здесь, в этом тесном сближении и генеалогическом внедрении исторического пути человечества в область трагического первомифа (о грехопадении, о первом Человекоубийстве, о вавилонской башне, о предопределении рода Авраамова и т. д.), заложено характерное отличие еврейского мифотворчества от индоиранского, греческого, славяно-русского и особенно от германского. Недаром крупный германский противокатолический и противоеврейский мыслитель Х.С. Чемберлен усматривая; основной религиозный порок иудаизма в заполоненности его догматико-метафизической структуры элементами историзма, совершение чуждыми, например, индийской религиозности. Это проявленное им полное отсутствие способности проникновения в сокровенную связь истории и мифа как некоего символического предызвестия из области «небесной истории человека» необычайно характерно для протестантско-рационалистической ограниченности. На другом полюсе религиозно-метафизического мирочувствия рассмотрение глубочайшей проблемы взаимоотношения истории и мифа поставлено русской историософской мыслью (см.: Н.А. Бердяев. Смысл истории) и отчасти предварено у Шеллинга (см.: Einleitung in die Philosophic der Mythologie).
Да будет нам позволено остановиться здесь на двух неправильных представлениях, обыкновенно связываемых у нас, евреев, с проклятой памятью об инквизиции. Во-первых, испанская инквизиция с наиболее человеконенавистническим ожесточением истребляла еретиков не в «средние века», а, употребляя общепринятую терминологию, уже в «новое время», достигши апогея своего огненного безумия уже в XVI и XVII веках, хотя, конечно, в Испании, как и в остальной Европе, существовала и в «средние века»; следовательно, «средневековая» инквизиция и испанская, в том смысле, как их обыкновенно вспоминают, — не совсем одно и то же. Во-вторых, справедливость требует обелить инквизицию от напрасного обвинения в сжигании евреев: на самом деле она, верная своему наименованию «inquisitio hereticae ravitatis», включала в пределы своей компетенции только дела о евреях крещеных, втихомолку придерживавшихся еврейской обрядности. Коренное же еврейство признавалось католической церковью, как и ислам, за самостоятельную вселенскую веру, хотя и пребывающую в заблуждении. Но, конечно, крещение евреев производилось в большинстве случаев насильственно, при непосредственном Участии органов светской власти. См.: Henry Charles Lea. History of the Inquisition in the Middle Age, рус. пер. Лозинского, т. 2; его же History of the Inquisition in Spain, рус. пер. Лозинского.
В этой же самой плоскости должен быть поставлен вопрос об опасности, угрожающей русскому еврейству со стороны украинофильского сепаратизма, инсценировка которого немецкими и польскими режиссерами, при всей жалкости реально добытых результатов, уже обошлась еврейскому народу в десятки, если не сотни тысяч жертв. К сожалению, даже в русских евразийских кругах еще нет подобающе отчетливого сознания того, в какой мере это движение, питаемое из западных или западнических, латинских или униатствующих источников, является аналогом или инобытием того же воинствующего европеизма, которого главный отряд в лице международной коммунистической партии в наши дни произвел успешный наскок на основную твердыню восточного православия, символизируемую стеной московского Кремля.
Изумительное искусство оперировать в спорах и прениях понятиями, до конца и навеки чуждыми говорящему, лишенными в его сознании каких бы то ни было конкретных признаков, остающихся для него, познавательно и эмоционально, положительно ничем, каким-то пущенным в призрачное диалектическое движение мертвым фантомом, — характеризует периферийного еврея с почти исчерпывающей исключительностью, являясь неким логическим коррелятом к не менее примечательному феномену его этической природы — болезненному влечению и вкусу к идоложертвенному самозакланию ради утопического зла.
Мы не закрываем глаз на то обстоятельство, что за последние десятилетия международное еврейство выросло в крупную политическую силу, возглавляемую биржевыми дельцами, ловко использующими фанатический закал периферийного утопизма. Но рост этой силы приводит, параллельно с укреплением инстинктов первобытного расизма и автоидолатрии, к постепенному угасанию религиозно-культурного самосознания в периферии.
Здесь автору приходится лишний раз пожалеть о невозможности в условиях эмигрантской жизни воспользоваться изысканиями о субботничестве и родственных ему сектах, произведенными Астыревым, Боголюбовым, Айвазовым, Тифловым и др., и даже столь распространенным изданием, как монументальная «Еврейская энциклопедия» — этим прекрасно и с большим тщанием составленным, положительно неисчерпаемым запасом сведений о еврейском вероучении, культуре, истории и особенно о прошлом евреев в России. По этой причине здесь оставлены в стороне замечательные проявления тяги в борону ветхозаветных, иудаистических начал в русском сектантстве (субботничестве и под.).
Еще в XVIII столетии один офицер, кап. Возницын, обращенный в иудейство евреем Борухом Лейбовым, был сожжен на костре.
См. статью проф. Н.Н. Алексеева в 8-й книге религиозно-философского журнала «Путь».
Конечно, нетрудно было бы привести свидетельства о многочисленных отдельных случаях искреннего и героического служения белой идее со стороны еврейских воинов и политических деятелей, и мы очень далеки от мысли отнестись пренебрежительно к принесенным) ими жертвам; но здесь имеются в виду только массовые настроения в широких кругах средней интеллигенции.
Всплывающие по временам в европейской печати донесения иностранных корреспондентов (столь тревожно цитируемые русском зарубежной прессой) о росте сепаратистских настроений в более широких массах, сопровождаемые призывами к соответствующим правительствам быть готовыми к своевременному вмешательству для овладения своей долей добычи, следует, по нашему мнению, приписывать естественному смешению в сознании иностранных недоброжелателей России страстно вожделенного с действительно происходящим.
Franz Rosenzweig. Der Stern der Erlosung. Frankfurt a/M, 1921.
Январь, 1926 г., Париж.
Справедливость требует отметить наличие в среде русско-еврейской интеллигенции в Америке весьма немногочисленных групп, почти исключительно собственными силами ведущих борьбу против коммунистической пропаганды в весьма трудных моральных и материальных условиях. С другой стороны, также и чисто русская эмиграция в Америке в большинстве настроена в пользу коммунизма. Отчасти сказываются в этом соблазны механической цивилизации; но должны быть какие-то более глубокие корни в той слепой ненависти к старому режиму, которую нам приходилось наблюдать здесь среди крестьян западных губерний, соединенной с своеобразным национальным патриотизмом, свободным от всяких сепаратистских веяний.
Старая страсть периферии к выискиванию и превознесению евреев, прославившихся на разных поприщах культурной деятельности, в американско-еврейской печати проявляется в уродливых размерах. В американских условиях эта шумная реклама еврейских знаменитостей не только тешит расовое самолюбие и приносит доход журналистам, но и с большой ловкостью утилизируется для сборов денежных средств в пользу разных национально-самопревозносительных и утопических предприятий. Особенно показательна в этом смысле беззастенчивая кампания, ведущаяся вокруг имени Эйнштейна.
Статья Я.А. Бромберга является изложением некоторых положений из более обширного труда, подготовленного автором к печати и носящего название «О еврейском вопросе (опыт евразийского рассмотрения проблемы)».