Европа судит Россию

Глава 1 Насилие и преступления раннего капитализма

Хотя попытка переписать историю с помощью столь влиятельной международной организации, как ПАСЕ, является первой в своем роде, попытки обвинить коммунизм в преступной деятельности, высказанные в резолюции, не являются оригинальными и возникли вместе с появлением коммунизма на исторической арене. «Манифест Коммунистической партии», написанный Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом и объявлявший в 1848 году о рождении коммунистического движения, открывался ставшей хорошо известной ироничной фразой: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские». Впоследствии демонизацией коммунизма и социализма занимались английские консерваторы и либералы, канцлер Бисмарк, многие монархи Старого и президенты Нового Света.

По словам резолюции ПАСЕ, «преступления… тоталитарных коммунистических режимов были оправданы теорией классовой борьбы и принципом диктатуры пролетариата». Действительно, о важном месте классовой борьбы в истории сказано уже в начале первой политической программы коммунистов – «Манифесте Коммунистической партии»: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов».

Однако признание того, что общество разделено классовым неравенством, возникло задолго до появления коммунистической идеологии и отражало объективную реальность социального устройства любого общества, кроме первобытно-общинного. Еще в китайском источнике VII века до н. э. говорилось: «Правители царств кормятся налогами, сановники городами, ученые кормятся полями, простой народ своим трудом». Такие выдающиеся мыслители древности, как Платон и Аристотель, полагали, что классовое неравенство является неотъемлемой частью божественного порядка. Отмечая классовое расслоение общества, французский историк XVIII века Г. Мабли писал: «Собственность разделяет нас на два класса – богатых и бедных». По мнению английского экономиста XVIII века Адама Смита, общественный продукт распадается на три части и «составляет доход трех различных классов народа: тех, кто живет на ренту, тех, кто живет на заработную плату, и тех, кто живет на прибыль с капитала». «Это, – утверждал А. Смит, – три главных, основных и первоначальных класса в каждом цивилизованном обществе». А. Смит считал такой порядок естественным.

Однако этот «естественный» порядок неоднократно вызывал протесты со стороны угнетенных классов. Свидетельством тому были восстания рабов, восстания крестьян, перераставшие в настоящие войны против своих угнетателей. Изучение прошлого убеждало историков в том, что классовое неравенство ведет к борьбе между классами. В начале XIX века ряд видных историков Франции (Гизо, Тьерри, Минье и Тьер) разработали теорию классовой борьбы, в которой они увидели, по словам Ф. Энгельса, «ключ к пониманию французской истории, начиная со средних веков».

Глубоко понимая историю, Карл Маркс и Фридрих Энгельс писали: «Мы знаем только одну-единственную науку, науку истории». В своих работах они неизменно опирались на подлинные исторические факты, оценивая их в контексте событий прошлого, исходя из исторической закономерности тех или иных событий и не пытаясь их объяснить лишь чьей-то злой волей. Маркс, Энгельс и их многочисленные последователи никогда не обращались к истории для того, чтобы, перечислив различные нарушения прав человека в капиталистическом обществе или других общественных формациях, попытаться доказать, что история могла пойти по другому пути, если бы праведные и добрые люди восторжествовали над неправедными и злыми. Им был чужд подход Жан Жака Руссо, который писал: «Первый, кто, отгородив участок земли, придумал заявить: "Это моё!" и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы себе подобным: "Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли – для всех, а сама она – ничья!"»

Исходя из закономерности общественных процессов, Маркс и Энгельс рассматривали капиталистический строй и буржуазию как исторически обусловленные явления в развитии человеческого общества и отмечали как их позитивные, так и негативные стороны. В «Манифесте Коммунистической партии» они писали: «Буржуазия… впервые показала, чего может достигнуть человеческая деятельность. Она создала чудеса искусства, но совсем иного рода, чем египетские пирамиды, римские водопроводы и готические соборы; она совершила совсем иные походы, чем переселение народов и крестовые походы… Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествующие поколения вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, – какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»

Однако эти и другие оценки позитивного вклада буржуазии и капиталистического строя в развитие человечества не означали, что Маркс и Энгельс не замечали, чем обусловлены достижения капиталистического общества. В своем главном труде «Капитал» Маркс писал: «У капитала одно-единственное жизненное стремление – стремление увеличивать свою стоимость, создавать прибавочную стоимость, впитывать своей постоянной частью, средствами производства, возможно большую массу прибавочного труда. Капитал – это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает».

Сознавая ту плату, которую несло человечество за буржуазный прогресс, Маркс привел в «Капитале» цитату неизвестного автора статьи в журнале «Квотерли ревью», процитированной Т. Дж. Даннингом в книге «Профсоюзы и забастовки» (1860). Объясняя природу капиталистических производственных отношений, а заодно зависимость между нормой капиталистической прибыли и человечностью, автор писал: «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком малой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение; при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает ногами все человеческие законы, при 300 процентов нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Доказательство: контрабанда и торговля рабами». (Впоследствии эта цитата даже стала приписываться Марксу.)

Рассказывая об истории капитализма в «Манифесте», Маркс и Энгельс писали: «Открытие Америки и морского пути вокруг Африки создало для подымающейся буржуазии новое поле деятельности. Ост-Индский и китайский рынки, колонизация Америки, обмен с колониями, увеличение количества средств обмена вообще дали неслыханный толчок торговле, мореплаванию, промышленности и тем самым вызвали в распадающемся феодальном обществе быстрое развитие революционного элемента».

Другой стороной этой деловой активности являлись вопиющие злодеяния, совершенные капиталом в точном соответствии с законом, выведенным анонимным автором статьи из журнала «Квотерли ревью». Капитал Европы расцвел благодаря работорговле, пиратским налетам на корабли, перевозившие золото и серебро из Америки. Это золото и серебро было получено в результате вопиющего ограбления и жесточайшей эксплуатации местного населения. Непокорных беспощадно убивали. Законы, в том числе и нормы международного права, освящали преступное уничтожение народов мира и разграбление их богатств. Договор 1494 года, подписанный в испанском городе Тордесильяс, разделил земной шар между Испанией и Португалией. Этот раздел был лишь несколько видоизменен Сарагосским договором 1529 года. Так две страны Пиренейского полуострова получили «право» на порабощение целых континентов и расхищение их богатств.

Феодальные государства Испании и Португалии возродили рабовладение на захваченных ими американских землях. Историк Гальдамес писал: «Испанцы даже не считали индейцев людьми; по их мнению, индеец представлял не большую ценность, чем лошадь или собака». Историк У. Фостер писал: «Индейцы не хотели работать на плантациях. Многие из них гибли от непривычного тяжелого труда под палящим солнцем, другие умирали под плетями надсмотрщиков, третьи поднимали бунты и убегали». В результате беспощадной эксплуатации через 30 лет после захвата испанцами Вест-Индских островов на них не осталось ни одного индейца.

Жестоко уничтожались индейцы и в английских колониях Северной Америки. Американский этнограф Рут Бенедикт писала: «Англичане хотели получить земли индейцев, но без индейцев. Первые королевские дарственные грамоты на землю в Новом Свете даже не содержали упоминания о коренном населении, жившем на этой земле, словно речь шла о совершенно необитаемых пространствах. Поселенцы всячески старались как можно скорее создать для себя такое приятное положение». У. Фостер писал: «Белые колонисты превосходили индейцев жестокостью; они поголовно вырезали все мирное население – мужчин, женщин и детей; пытали пленных, сжигали их на кострах, скальпировали».

Стремясь извлечь максимум прибыли из серебряных рудников, их испанские владельцы подвергали индейцев нещадной эксплуатации. На рудниках четверо из пяти индейцев умирали в первый же год работы. Католический священник Молина рассказывал, что дороги и пещеры вокруг рудников в Мексике были так усеяны трупами и скелетами индейцев, погибших от голода, что там трудно было пройти, не ступая по человеческим костям. Испытывая нехватку в рабочей силе, испанские колонизаторы устраивали охоту за рабами. В некоторых таких экспедициях участвовало до нескольких тысяч человек. Главным центром таких экспедиций был Сан-Пауло. Только с 1614 по 1639 год «паулисты» обратили в рабство 300 тысяч индейцев.

Некоторые администраторы испанских колоний стали выражать возмущение «расточительным» отношением к местному населению. Один из них, Лас-Касас, опубликовал книгу «Уничтожение Индии» («Индией» тогда в Испании называли также и Америку. – Примеч. авт.), в которой обратился к испанскому королю с просьбой изменить обращение с местным населением. В результате была введена система эксплуатации, основанная на полурабском труде индейцев на полях помещиков. Так, в Чили индейцы должны были отработать на помещика 160 дней в году. И все же в ряде мест (например, в Бразилии) сохранился рабский труд индейцев. Ответом на угнетение и беспощадную эксплуатацию стали многочисленные индейские восстания.

В это время начался экспорт более выгодных и покорных рабов из Африки. (Если раб-индеец стоил в Бразилии 5 долларов, то африканский раб – 75 долларов.) Ежедневно тысячи рабов, захваченных в Африке, везли в испанские, португальские, французские и английские колонии в Америке. Карл Маркс имел основание писать: «Подобно машинам, кредиту и пр., …рабство представляет собою краеугольный камень буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка; без хлопка немыслима современная промышленность. Рабство дало значение колониям, колонии создали мировую торговлю, мировая торговля есть необходимое условие крупной промышленности. Следовательно, рабство представляет собою в высшей степени важную экономическую категорию».

Английский миссионер Джон Смит так описал начало рабочего дня раба в Британской Гвиане: «Около 6 часов утра раздается звук колокола или рожка, который возвещает о выходе на работу. Еще не успел отзвучать сигнал, а черные надсмотрщики, громко хлопая кнутами, уже рыщут в лачугах, выгоняя из них своих соплеменников. Они делают это почти так же, как вы выгоняли бы из загона лошадей, время от времени ударяя кнутом ту или иную лошадь, которая, по вашему мнению, идет слишком медленно». Работа продолжалась до 6 вечера. Вместо денег рабы получали на неделю два фунта соленой рыбы, свинину, говядину или селедку, немного сала, бананы. Раз в полгода раб получал по 6 ярдов красной и 6 ярдов желтой материи.

Порой рабы не выдерживали тяжелых условий труда и поднимали восстание. Описывая восстание рабов в Гвиане в 1763 году, его очевидец П.М. Нетшер в своей книге «История колоний Эссекибо, Демерара и Бербисе» характеризовал его как «могучее проявление накопившегося гнева и чувства мести нецивилизованной массы, которая в течение многих лет страдала от плохого обращения». Голландские рабовладельцы жестоко расправились с участниками восстания после его подавления. Одни были сожжены на медленном огне, другие четвертованы, третьи повешены.

После того как Утрехтский мир 1713 года закрепил за Англией монопольное право на поставку рабов из Африки в Америку, английские суда вывезли из Африки почти в 4 раза больше рабов, чем корабли всех остальных стран вместе взятых. Работорговля дала новый толчок для развития капитализма в Англии. Одновременно охота на рабов нанесла огромный ущерб Африке. За четыре века работорговли Африка лишилась более 100 миллионов человек, включая убитых во время охоты за рабами и погибших в пути. Премьер-министр Гайаны Чедди Джаган писал: «Из Африки в Вест-Индию рабов перевозили как скот. На корабле, чтобы предотвратить возможность мятежа или самоубийства, мужчин заковывали парами в цепи и ножные кандалы, а женщин и детей оставляли свободными. Теснота, ужасные санитарные условия часто приводили к эпидемиям и высокой смертности среди рабов. Уровень смертности нередко составлял 50 % числа всех невольников, перевозимых на борту судна. В тех же случаях, когда на судне испытывался недостаток воды или пищи, капитаны судов, не раздумывая, выбрасывали часть рабов за борт».

Колонизаторы приносили разорение и в другие части света. В ходе экспансии в Индию британские колонизаторы разграбили богатейший субконтинент Азии. Обвиненный в чудовищных хищениях руководитель Ост-Индской компании Роберт Клайв в своей оправдательной речи перед палатой общин заявил: «Богатый город был у моих ног, могущественное государство было в моей власти; мне одному были открыты подвалы сокровищницы, полной слитков золота и серебра и драгоценных камней. Я взял всего 200 тысяч фунтов стерлингов. Джентльмены, я до сих пор удивляюсь собственной скромности!» Клайв был оправдан, а вскоре он стал членом палаты лордов. Между тем ограбление Индии приняло катастрофический характер. Из Бенгалии сообщали: «Рынки, пристани, склады, зернохранилища полностью разрушены. В результате насилий торговцы со своими людьми, ремесленники и крестьяне бежали».

Разграбление захваченных земель в Азии, Африке и Америке и связанное с ним накопление богатств у западноевропейских захватчиков дало импульс для развития товарно-денежных отношений в Европе и обострившейся борьбе за передел вновь обретенных богатств. Неслучайно XVI век – век Великих географических открытий – в Европе был отмечен невиданными прежде по своим масштабам кровавыми событиями. Варфоломеевская ночь и последовавшие после нее войны между католиками и гугенотами унесли сотни тысяч жизней во Франции. Именно этот период в истории многих европейских стран известен именами правителей, прославившихся своей жестокостью и массовыми репрессиями. Иван Грозный был далеко не единственным жестоким правителем этого столетия и на его правление приходится далеко не самое большое число жертв политических репрессий. Еще более масштабными репрессиями и жестокостями прославились король Испании Филипп II, английский король Генрих VIII и другие правители западноевропейских государств. В значительной степени это объяснялось обострением социально-экономических и политических противоречий этих стран в период становления капитализма.

Капитализация экономики Англии сопровождалась экспроприацией земель бедных крестьян и их разорением. Маркс писал:

«Пролог переворота, создавшего основу капиталистического способа производства, разыгрался в последнюю треть XV и первые десятилетия XVI столетия. Масса поставленных вне закона пролетариев была выброшена на рынок труда благодаря роспуску феодальных дружин… Сами крупные феодалы… создали несравненно более многочисленный пролетариат, узурпировав общинные земли и согнав крестьян с занимаемых ими участков». Очевидец этих событий Гаррисон в книге «Описание Англии» свидетельствовал: «Я мог бы порассказать кое-что о городах и деревнях, которые были разрушены и превращены в пастбища для овец и от которых остались только помещичьи дома». Маркс замечал: «Люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи… массами превращались в нищих, разбойников, бродяг – частью добровольно, в большинстве случаев под давлением необходимости».

В стране росло число обнищавших, обездоленных людей. В одной проповеди, произнесенной в лондонской церкви в 1550 году, говорилось: «Сколько бедных, слабых, хромых, слепых, увечных, больных, к которым примешиваются и праздные бродяги и негодные преступники, лежат и ползают, прося милости на грязных улицах». В это время только в столице Англии насчитывалось 50 тысяч пауперов. Правительство принимало самые жестокие меры против бродяг и нищих. Король Генрих VIII приказал бичевать «работоспособных» бродяг и нищих и прибегать к бичеванию в случае вторичного задержания за бродяжничество. В случае третьего нарушения закона виновный подлежал казни. В царствование этого короля в стране было казнено около 100 тысяч бродяг. Маркс писал, что в царствование Эдуарда VI (1537-1553) «всякий, уклонявшийся от работы, отдается в рабство тому лицу, который донесет на него, как на праздношатающегося». При этом рабов клеймили, как скот, а хозяин мог «надеть железное кольцо на шею, ноги или руки своего раба, чтобы легче отличать его от других и затруднить ему возможность скрыться». Маркс замечал, что «такого рода рабы… сохранились в Англии вплоть до XIX века». Выступления рабов и крестьянские восстания XVI века в Англии беспощадно подавлялись.

Исключительно жестоко были подавлены участники Крестьянской войны 1524-1525 годов в Германии, спровоцированной растущей капитализацией хозяйства. Более 100 тысяч крестьян было уничтожены.

Становление капитализма и начало колониальной экспансии европейских стран в Азию, Африку и Америку, сопровождались многочисленными войнами и в самой Европе. Испания, обогатившаяся после начала колонизации Америки, и Франция стали делить земли Италии. В течение 65 лет (с 1494 по 1559 год) между этими государствами не прекращались так называемые итальянские войны, опустошавшие государства Апеннинского полуострова. В ходе этих войн войска короля Испании и одновременно германского императора Карла вторглись в Рим в 1527 году. В течение многих дней Вечный город находился во власти испанских солдат и немецких ландскнехтов. Город был разграблен, а часть его полностью разрушена, несколько тысяч горожан убиты.

На севере Европы в этом же веке произошла Северная семилетняя война между Швецией и Данией (1563-1570 гг.) за контроль над торговыми путями через Балтику. Эта война, захватившая прибалтийские земли, принесли им разорение и гибель многих людей.

Хотя Тридцатилетняя война в Западной Европе (1618-1648 гг.) между габсбургским блоком (Испания, Австрия, католические князья Германии, Речь Посполита) и антигабсбурской коалицей (Франция, Швеция, Голландия, Дания, Россия, протестантские князья в Германии) была по форме религиозной, она была вызвана стремлением правящих кругов влиятельных западноевропейских стран к переделу границ в свою пользу.

Военные действия сопровождались уничтожением не только солдат, но и мирного населения. После битвы у Белой горы 8 ноября 1620 года, в ходе которой были разгромлены чешские противники Габсбургов, в Чехии начались конфискации и изгнания протестантов, их массовые казни. Участник Тридцатилетней войны Гриммельсгаузен в своей книге «Симплициссимус» оставил описание грабежей, насилий и других бедствий, принесенных этой войной германскому народу. Он так изобразил город Гельнгаузен после Нердлингенской битвы: «Городские ворота были отперты, частью, впрочем, сожжены, частью завалены мусором.

Я вошел в город, но не встретил ни одного живого человека. Зато улицы были завалены мертвыми; некоторые были раздеты догола, на других были оставлены рубашки. Мне стало страшно». Рассказывая о поездке солдат в деревню «за фуражом», Гриммельсгаузен писал: «Во время этих поездок мы с большими трудностями и опасностью для жизни налетали на деревню, забирали и воровали все, что возможно, мучили и грабили крестьян. Если же беднягам это приходилось не по вкусу, либо они были настолько дерзки, чтобы протестовать (как это, впрочем, довольно часто случалось в Гессене), то их убивали или поджигали их дома».

Оценивая последствия Тридцатилетней войны для Германии, Фридрих Энгельс писал: «В течение целого поколения в Германии вдоль и поперек хозяйничала самая разнузданная военщина, какую только знает история. Повсюду налагались контрибуции, совершались грабежи, поджоги, насилия и убийства. Больше всего страдал крестьянин там, где в стороне от больших армий действовали на свой собственный страх и риск и по своему произволу мелкие вольные отряды, или, вернее, мародеры. Опустошение и обезлюдение было безгранично. Когда наступил мир, Германия оказалась поверженной – беспомощной, растоптанной, истекающей кровью». Почти треть населения Германии была уничтожена.

Завершение Тридцатилетней войны и подписание Вестфальских договоров в 1648 году не принесли прочного мира Западной Европе. Во второй половине XVII века произошло несколько войн Голландии против Англии и против Франции. При этом англо-голландские войны распространились на другие части земного шара, включая Америку и Индонезию, и привели к утрате Голландией Нового Амстердама (будущего Нью-Йорка) и приобретением ею Суринама. В ходе же франко-голландских войн, которые велись на территории Голландии, сельское хозяйство этой страны подверглось разорению, а ее ирригационная система была сильно разрушена.

Победоносный исход Тридцатилетней войны для антигабсбургской коалиции, одной из главных участниц которой была Швеция, вдохновил правящие круги этой страны на новые агрессивные действия против своих соседей. В ходе войн Швеции против Дании, Речи Посполитой и России (1655-1658) сильному разорению подверглась территория Польши. В результате войны шведский король Карл X завоевал южноскандинавские земли и Северную Лифляндию. Война 1675-1679 гг. Карла XI была менее удачной для Швеции. В ходе Северной войны (1700-1721 гг.), охватившей Прибалтику, Польшу, Померанию, Данию, Финляндию, западные области России и Украину, шведский король Карл XII утратил многие владения, завоеванные ранее его коронованными предшественниками.

Тем временем на крайнем западе Европы развернулась многолетняя война за Испанское наследство (1701-1714 гг.) коалиции ряда государств во главе с Англией против Франции. Экономические успехи Англии по мере развития капиталистических отношений предопределили победу антифранцузской коалиции.

Правда, в ходе войны за Австрийское наследство (1740-1748 гг.) Франция попыталась восстановить свою главенствующую роль на европейском континенте. Одновременно в Центральной Европе заметно усилилась Пруссия, захватившая Силезию.

Начавшаяся вскоре Семилетняя война (1756-1763 гг.) была вызвана прежде всего борьбой Англии и Франции за колонии. Военные действия шли в Северной Америке, Индии и в Западной Европе. Хотя в результате этой войны границы в Европе не изменились, ее следствием стало расширение колониальных владений Англии за счет Франции.

Совершенно очевидно, что насилие над людьми в самых вопиющих формах стало важнейшим условием для развития капиталистических отношений. Отдавая должное прогрессу, достигнутому человеческим обществом по мере развития капиталистических отношений, коммунисты, начиная с Маркса и Энгельса, прекрасно понимали, что он был оплачен огромной ценой в виде бесчисленных человеческих жертв, понесенных входе войн, жестоких массовых репрессий, разорения и обращения в рабство миллионов людей.

Глава 2 Буржуазные революции и их цена

«Манифест» подчеркивал: «Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль». Развитие капитализма требовало революционных перемен в общественном строе. Следствием этого стали буржуазные революции. Первой из них явилась революция 1566 года в Нидерландах, являвшихся владением Испании. Революция была в значительной степени спровоцирована ухудшением экономического положения в стране после введения испанским королем Филиппом II мер, мешавших бурно развивавшемуся в Нидерландах капиталистическому производству. Жестокие же преследования католической инквизицией протестантов, сопровождавшиеся казнями на кострах еретиков, лишь способствовали росту революционных настроений в этой стране.

Революция началась с погромов 5500 католических церквей и монастырей. Участники погромов уничтожали иконы и статуи святых, захватывали драгоценную церковную утварь и передавали ее магистратам на нужды бедных. В ответ испанские власти, контролировавшие Нидерланды, беспощадно расправлялись с восставшими жителями страны, называя их «недосожженными». В ходе репрессий, предпринятых испанским герцогом Альба, было казнено около 10 тысяч человек. Спасаясь от репрессий, жители Нидерланд эмигрировали из страны. В тоже время участники активного сопротивления убивали испанских солдат и тех местных жителей, которые с ними сотрудничали, а также католических священников и монахов. Восставшие разрушали дамбы и затопляли целые районы страны, оккупированные испанцами. На эти действия восставших испанцы отвечали массовыми убийствами местного населения. Так, во время взятия центра восставших города Гент в 1576 году испанцы убили и замучили несколько тысяч жителей этого города, сожгли около 1000 городских зданий.

Революционные войны Нидерланд, переросшие в голландско-испанские войны, продолжались несколько десятилетий и завершились лишь в 1609 году. Значительная часть Нидерландов, оставшаяся под властью Испании (Фландрия и Брабант), оказалась разоренной. Их города были опустошены, сельское хозяйство пришло в упадок, население резко сократилось. В то же время на севере страны восторжествовал буржуазный строй, который способствовал быстрому превращению Голландии в одну из самых развитых стран Европы.

Как и в Нидерландах, буржуазной революции в Англии (1640-1649 гг.) предшествовало ухудшение экономического положения в стране и усилившиеся жестокие преследования противников короля и официальной англиканской церкви. Следствием религиозных преследований стала массовая эмиграция из Англии пуритан. Только между 1630 и 1640 годами из Англии эмигрировало около 65 тысяч человек, из них 20 тысяч – в американские колонии. Выступление парламента против короля Карла I привело к началу в 1642 году гражданской войны, длившейся более шести лет. Вскоре парламент принял законы, ликвидирующие права рыцарства и высшей церковной иерархии, поддерживавшей короля, на земли. Эти законы уничтожили феодальный строй поземельных отношений и способствовали развитию капиталистических отношений в стране.

Обе гражданские войны (1642-1648 годов и 1648 года) сопровождались массовыми расправами с обеих сторон и казнями, в том числе и короля Великобритании Карла 1. Вскоре победившая революционная власть стала жестоко подавлять тех, кто выступал за осуществление принципов всеобщего равенства (левеллеры, диггеры).

Под руководством генерала Кромвеля была осуществлена интервенция в Ирландию, где было беспощадно подавлено восстание ирландского народа. Защитники восставших городов уничтожались поголовно. После экспедиции Кромвеля в Ирландию (1649-1651 гг.) ее население, составлявшее прежде полтора миллиона человек, сократилось вдвое. Не менее жестокой были расправы над мирным населением и в ходе шотландского похода Кромвеля (1650-1651 гг.), результатом которого стало окончательное присоединение Шотландии к Англии.

По мере усиления роли военных в руководстве республики, провозглашенной в мае 1649 году, О. Кромвелю и его окружению стал мешать парламент. 20 апреля 1653 года Кромвель явился в парламент и произнес речь, в которой стал обвинять то одного, до другого парламентария в коррупции. Завершив речь, Кромвель вызвал отряд войск и приказал им выдворить спикера палаты общин, а затем выгнал и остальных 100 членов палаты. В стране была установлена единоличная диктатура Кромвеля, который был объявлен лордом-протектором Англии, Шотландии и Ирландии. Кончина Кромвеля в 1658 году ускорила кризис революционного строя, и в 1660 году в Великобритании была реставрирована монархия.

В конце XVIII века произошло восстание в английских колониях Северной Америки, которое американские историки часто именуют революцией. В «Декларации независимости», принятой 4 июля 1776 года членами конгресса восставших колоний, говорилось: «Все люди являются равными» и перечислялись «неотъемлемые права людей». Будучи последователем Руссо, Томас Джефферсон, один из соавторов «Декларации», настоял на том, что в перечне этих прав наряду с такими, как право на «жизнь» и «свободу», было упомянуто «стремление к счастью» вместо предлагавшегося упоминания о праве на «собственность». Однако параграф об осуждении рабства был вычеркнут из первоначального варианта «Декларации» по требованию представителей рабовладельческих штатов.

Несмотря на то, что вожди нового американского государства (Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон и другие) не ставили своей целью радикально изменить общественный строй, их борьба за независимость от Англии объективно способствовала развитию американского капитализма и его экспансии на Запад американского континента. Кроме того, война против англичан приобрела и черты гражданской войны. В своих попытках подавить восстание американских колоний англичане опирались на широкую поддержку части американских колонистов (так называемых лоялистов), а также немалую часть индейцев и рабов-негров. Хотя многие негры сражались на стороне восставших, к англичанам перебежало около 100 тысяч негров-рабов, составлявших пятую часть этой категории населения. Предложения отменить рабство, чтобы прекратить бегство негров-рабов к англичанам, были отвергнуты. Это обстоятельство во многом способствовало затягиванию войны и умножению числа жертв.

Одновременно американские войска беспощадно уничтожали селения индейцев, присоединившихся к англичанам. После же завершения войны за независимость границы поселений белых американцев были раздвинуты на Запад и начались так называемые индейские войны, сопровождавшиеся массовым уничтожением местного населения. Американский генерал Фил Шеридан сформулировал принцип, которым руководствовались власти США в отношении индейцев: «Хороший индеец – это мертвый индеец».

В ходе многолетней войны за независимость пострадала и часть белых колонистов. Собственность лоялистов (сторонников английского короля), составлявших около 5% населения восставших колоний, была конфискована. Спасаясь от преследований новой революционной власти, они эмигрировали из вновь созданных Соединенных Штатов Америки.

Хотя буржуазные революции способствовали прогрессу всего общества, их организаторами были, как правило, представители высших общественных классов. При этом подготовка революции в ряде стран осуществлялась тайными масонскими ложами, первоначально занимавшимися критикой клерикализма и пропагандой идей Просвещения. Тайный и элитарный характер масонских лож превратил их в удобный инструмент захвата власти узкими группировками из представителей буржуазии и интеллектуальной элиты общества. К концу XVIII века масонами были опробованы методы буржуазных революций в Северной Америке, Франции и Великобритании (провалившая буржуазная революция 1780 года под руководством так называемого Союза протестантов во главе с шотландским лордом Гордоном).

В то же время по мере разрастания революционного процесса в него вступали все более широкие слои населения, что придавало революции все более радикальный характер. Наиболее радикальные формы приняла Французская буржуазная революция конца XVIII века. По мере ее развития в стране были ликвидированы сословия, церковное имущество было передано в распоряжение нации, были устранены цеха и другие ограничения, препятствовавшие развитию промышленности и торговли, отменены различные феодальные повинности. Впервые человек, вне зависимости от своего происхождения и положения, объявлялся свободным от рождения. Антифеодальная революция предоставила невиданные прежде права и свободы и обеспечила гораздо более надежную защиту интересов отдельной личности от произвола. Распространению света знаний и движению человеческой энергии теперь не мешали светские и церковные барьеры феодализма.

В 1793 году руководители революционной власти во Франции приняли закон о продаже на льготных условиях земель, конфискованных у контрреволюционных эмигрантов. Были отменены все феодальные права, поборы и повинности, члены правящего Конвента приняли Декларацию прав человека и гражданина, объявившую правами человека свободу, равенство, безопасность и собственность, а целью общества – «всеобщее счастье». Вдохновляемые идеями Руссо о равенстве, революционные власти одобрили так называемые вантозские декреты, в соответствии с которыми у врагов революции конфисковывалась собственность и она распределялась бесплатно среди неимущих сторонников революции. В соответствии же с законами о максимуме 1793-1794 года были установлены пределы цен и заработной платы.

Ликвидация феодальных порядков вызвала активное сопротивление свергнутых классов и их сторонников извне, организовавших контрреволюционные выступления внутри страны и интервенцию ряда европейских государств. К 1793 году две трети территории Франции оказались в руках врагов революции.

В ответ республика принимала жестокие меры для разгрома интервентов и подавления внутренней контрреволюции. В ходе так называемых Вандейских войн 1791-1795 годов, вызванных сопротивлением революции на западе страны, с обеих сторон погибло около 600 тысяч человек.

Гражданская война и интервенция породили трудности в снабжении городского населения самыми элементарными продуктами питания. В романе Анатоля Франса «Боги жаждут», в котором изображена жизнь Парижа 1793 года, мать главного героя «гражданка Гамлен» сетовала: «Хлеб все дорожает, да он теперь и не чистый, пшеничный. На рынке не найти ни яиц, ни овощей, ни сыру. А питаясь каштанами, сам станешь каштановым… Я видела на улице женщин, которым нечем кормить младенцев». В ответ ее сын, художник Гамлен, отвечает: «В недостатке съестных припасов, от которого все мы страдаем, матушка, виноваты скупщики и спекулянты… Нельзя терпеть ни минуты: необходимо… гильотинировать всех, кто спекулирует съестными припасами, сеет в народе смуту или завязывает преступные сношения с заграницей. Конвент только что учредил Чрезвычайный трибунал для дел о заговорах… Будем надеяться на Робеспьера: он добродетелен». Вскоре Гамлен сам стал одним из членов революционного трибунала.

В ответ на наступление контрреволюции революционные власти и революционные массы осуществляли политику террора. Только в ходе сентябрьских расправ 1792 года с аристократами погибли десятки тысяч человек. Вскоре были казнены король ЛюдовикХVI, королева Мария-Антуанетта, а наследник престола брошен в тюрьму, где и умер. 17 сентября 1793 года Конвент принял закон о «подозрительных», и тогда круг жертв революционного террора расширился, а их число существенно умножилось по мере того, как «подозрительными» объявлялись невиновные граждане республики.

Жестокость и произвол объяснялись необходимостью «защиты отечества» и «справедливым возмездием». Один из руководителей революции, Максимилиан Робеспьер, заявлял: «Террор есть не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость; следовательно, он является проявлением добродетели… он – вывод из общего принципа демократии, применяемого отечеством в крайней нужде… Когда речь идет о спасении отечества, то доказательство, основанное на свидетельских показаниях, не может заменить свидетельства Вселенной, а доказательство, основанное на документе, – самую очевидность». На основе «свидетельств Вселенной» и «очевидности» революционные трибуналы, в которых заседали невежественные в вопросах права, но восторженные почитатели революции, вроде художника Эвариста Гамлена, выносили смертные приговоры.

Внутренняя борьба в правящих кругах революционной власти сопровождалась уничтожением правящими якобинцами своих политических противников. После же переворота, совершенного 27 июля (9 термидора по революционному календарю) 1794 года, якобинцы стали жертвами террора «термидорианцев». Пришедшие к власти выдвинули лозунг «Революция против тирании». Вскоре стало ясно, что новые руководители республики используют революционную риторику для прикрытия корыстных целей. Спекуляция, биржевой ажиотаж, махинации, связанные с падением денежного курса, казнокрадство, взяточничество, коррупция охватили руководящий слой революционной республики. Впоследствии слово «термидор» стало символом перерождения революции. В то же время заговоры и контрзаговоры, сопровождавшиеся разгонами парламента и арестами, не прекращались в течение последующих пяти лет.

9 ноября (18 брюмера) 1799 года прославившийся к этому времени военными успехами генерал Бонапарт объявил, что республике угрожает заговор якобинцев. Выступив в Совете старейшин, Бонапарт уверял, что в другой палате парламенте (Совете пятисот) находятся люди, «которые хотели бы вернуть нам Конвент, революционные комитеты и эшафоты». Он повторял, что он не Кромвель, не Цезарь, что ему чужда мысль о диктатуре. Однако депутаты стали протестовать против выступления генерала и его с трудом вынесли на руках его гренадеры.

После этого в зал заседаний под барабанный бой ворвались гренадеры во главе со сторонником Бонапарта Мюратом. Со словами: «Вышвырните всю эту свору вон!» он приказал гренадерам очистить помещение. Члены парламента спасались от военных бегством. Так была установлена власть трех консулов, во главе которых стал Бонапарт. А вскоре Наполеон Бонапарт провозгласил единоличную диктатуру, а затем в мае 1804 года объявил себя «императором французов».

Оборонительные войны Франции против контрреволюционных интервентов постепенно переросли в захватнические. Огромный материальный ущерб и урон населению принесли наполеоновские войны другим странам Европы. Только в ходе Итальянского похода 1796-1797 годов наполеоновскими войсками были разграблены многие итальянские города. Большим числом жертв была отмечена шестилетняя (и безуспешная) кампания Наполеона в Испании, сопровождавшаяся беспощадной борьбой против восставшего населения. Непосильными поборами обложил Наполеон покоренные германские земли. Последствиями нашествия Наполеона в Россию стали гибель сотен тысяч русских людей, разорение временно оккупированных земель, сожжение Москвы.

Но следствием похода в Россию стала и гибель наполеоновской «Великой армии». В конце наполеоновского правления Франция утратила все свои территориальные обретения со времени начала революционных войн. Страна понесла огромные людские потери. Только в ходе войн 1804-1814 годов в ряды французской армии было призвано 3 млн 153 тыс. человек. Из них за этот период погибло на полях сражений и скончалось от полученных ран 1 млн 750 тыс.

Всякий раз за революцией следовали попытки восстановить дореволюционный строй. Такие усилия безуспешно предпринимали Испания в ходе войн против Нидерландов, Англия в ходе войны 1812-1814 годов против США. Реставрации были временно осуществлены в Англии в 1660 году и во Франции в 1814 и 1815 годах. Во время реставрации многие революционные порядки были отменены, а революционный строй объявлялся преступным. Однако эти реставрированные режимы оказались непрочными.

После завершения революций и реставраций историки, писатели, публицисты достаточно подробно описали противоречивый характер этих общественных процессов и указали на те огромные жертвы, с которыми они были связаны. Вне зависимости от времени и места революции в ходе ее борьбы против контрреволюции устанавливалось чрезвычайное правление во главе с революционным правительством, наделенным диктаторскими полномочиями. Революционные власти зачастую разгоняли парламенты, а оппозиционные партии – запрещали. Репрессии в отношении политических противников зачастую принимали огульный характер. Все эти революции и гражданские войны сопровождались «ликвидацией людей» представителями противоборствующих классов.

В ходе революций их руководители не могли быстро решить те острые проблемы, которые они обещали устранить. Нередко следствием революции становился хозяйственный развал, острые продовольственные трудности, а то и голод. Порой гнет и насилие в отношении части населения со стороны революционной диктатуры лишь усугублялся. В ряде стран во время революции преследовались лица иных религиозных верований, уничтожались священники иных исповеданий, а в революционной Франции была предпринята попытка упразднить религию. В ряде стран жестоким преследованиям и массовому уничтожению были подвергнуты национальные меньшинства. Некоторые страны под революционными лозунгами осуществили вооруженную экспансию в сопредельные страны, их разграбление и уничтожение их населения. Совершенно очевидно, что эти стороны революций нельзя было объяснить применением теории классовой борьбы, которой тогда еще не существовало, а объективными законами истории, порождением революционного времени и гражданских войн.

По прошествии некоторого времени во всех странах, переживших охарактеризованные выше революции, в общественном мнении сложилось устойчивое отношение к ним, мало изменившееся за последние столетия. Хотя авторы ряда классических художественных произведений обратили внимание на негативные стороны революций (например, в романах В. Гюго «93-й год», А. Франса «Боги жаждут», Ч. Диккенса «Повесть о двух городах»), в этих же книгах, а также многих других сказано немало об оправданности революционных «эксцессов» и о сочувствии революционным силам. В то же время для ряда авторов характерно полное оправдание революционных событий. Так, Шарль де Костер в романе «Легенда о Тиле Уленшпигеле», не скрывавший своих горячих симпатий к восставшим жителям Нидерландов, постарался сгустить черные краски при описании испанского короля Филиппа II и испанской инквизиции, но изобразить погромы католических церквей и монастырей как забавное происшествие.

Дореволюционные режимы (а также реставрации или попытки реставраций) в конечном счете были оценены, как правило, негативно. Свержение дореволюционного строя оценивалось положительно, и многие руководители революций стали народными героями. Позитивная оценка главных последствий революционных перемен в различных странах, способствовавшие ускорению их развития, заметно перевешивает критические замечания в адрес революционного террора и войн, которые вели революционные правительства. В ряде стран центральные события революций стали национальными праздниками (День провозглашения Декларации независимости в США 4 июля; День взятия Бастилии 14 июля во Франции). Со школьных лет юные граждане стран, переживших эти революции, приучаются уважать их руководителей. В честь первых президентов США сооружены величественные мемориалы в столице и по всей стране, включая их циклопические изображения, высеченные из скал горы Рашмор. Дни их рождения отмечаются как праздники в этой стране. Ореолом уважения и славы окружена во Франции память Наполеона Бонапарта.

Никто в настоящее время не пытается подвергнуть посмертному суду лиц, стоявших во главе буржуазных революций в Нидерландах, Англии, США и Франции, или хотя бы пересмотреть историю, с тем чтобы, осудив злодеяния революций, создать «условия для ухода от подобных преступлений в будущем» (как сказано в резолюции ПАСЕ о «коммунистических режимах»).

Глава 3 Почему рабочие не могли больше терпеть капитализм?

Ныне под воздействием упорно распространяемой пропаганды у многих людей сложилось впечатление о том, что коммунисты, социалисты и другие левые спровоцировали классовую борьбу рабочих против капиталистов. Без их деятельности рабочие якобы жили в мире с хозяевами-предпринимателями и для их выступлений против капиталистов не было никаких причин и оснований. На деле было не так.

Буржуазные революции, а также разграбление стран Африки, Азии и Америки и победоносные войны против своих конкурентов не улучшили положения трудящихся капиталистических стран. По мере быстрого развития капиталистических отношений все сильнее проявлялось вопиющее неравенство условий жизни верхов и низов капиталистических стран. Это было ясно, например, такому писателю, как Виктор Гюго, далекому от коммунистических идей, который в своем романе «Отверженные» писал: «Англия… превосходно создает материальные богатства, но плохо распределяет их. Такое однобокое решение роковым образом приводит ее к двум крайностям: чудовищному богатству и чудовищной нужде. Все жизненные блага – одним, лишения – другим, то есть народу, причем привилегии, исключения, монополии, власть феодалов являются порождением самой формы труда. Положение ложное и опасное, ибо общественное могущество зиждется тут на нищете частных лиц, а величие государства – на страданиях отдельной личности. Это – дурно созданное величие, где сочетаются все материальные его основы и куда не вошло ни одно нравственное начало». Гюго оговаривался: «Само собой разумеется, что словами: Венеция, Англия мы называем здесь не народ, а определенный общественный строй, – олигархии, стоящие над нациями, а не самые нации».

В своих произведениях Ч. Диккенс постоянно показывал контраст в положении верхов и низов Англии в середине XIX века. В романе «Холодный дом» он так описал поместье сэра Лестера Дедлока. «Дом с фронтонами, трубами, башнями, башенками, темной нишей подъезда, широкой террасой и пылающими розами, которые оплетали балюстраду и лежали на каменных вазах, казался почти призрачным, – так он был легок и вместе с тем монументален, в такую безмятежную, мирную тишину он был погружен». Особняк Дедлока был окружен садами и парками.

Иным было жилище рабочего-кирпичника из того же романа: «Это была убогая лачуга, стоявшая у кирпичного завода среди других таких же лачуг с жалкими палисадниками, которых ничто не украшало, кроме грязных луж, и свиными закутами под самыми окнами, стекла которых были разбиты. Кое-где были выставлены старые тазы, и дождевая вода лилась в них с крыш или стекала в окруженные глиняной насыпью ямки, где застаивалась, образуя прудики, похожие на огромные торты из грязи».

Мрачными красками изобразил Диккенс быстро растущие индустриальные города Англии. В романе «Лавка древностей» он писал: «По обеим сторонам дороги и до затянутого мглой горизонта фабричные трубы, теснившиеся одна к другой в том удручающем однообразии, которое так пугает нас в тяжелых снах, извергали в небо клубы смрадного дыма, затемняли Божий свет и отравляли воздух этих печальных мест. Справа и слева, еле прикрытые сбитыми наспех досками или полусгнившим навесом, какие-то странные машины вертелись и корчились среди куч золы, будто живые существа под пыткой, лязгали цепями, сотрясали землю своими судорогами и время от времени пронзительно вскрикивали, словно не стерпев муки. Кое-где попадались закопченные, вросшие в землю лачуги – без крыш, с выбитыми стеклами, подпертые со всех сторон досками с соседних развалин и все-таки служившие людям жильем. Мужчины, женщины и дети, жалкие, одетые в отрепья, работали около машин, подкидывали уголь в их топки, просили милостыню на дороге или же хмуро озирались по сторонам, стоя на пороге своих жилищ, лишенных даже дверей. А за лачугами снова появлялись машины, не уступавшие яростью дикому зверю, и снова начинался скрежет и вихрь движения, а впереди нескончаемой вереницей высились кирпичные трубы, которые все так же изрыгали черный дым, губя все живое, заслоняя солнце и плотной темной тучей окутывая этот кромешный ад».

Впрочем, так жили тогда рабочие в большинстве капиталистических стран. Авторы первого тома коллективного труда «Международное рабочее движение. Вопросы истории и теории» так характеризовали жилищные условия рабочих Западной Европы тех лет: «Многим приходилось добираться на фабрику из окрестных деревень: даже скверное городское жилье было не по средствам бедняку. Часть рабочих должна была всю неделю жить в фабричных общежитиях – плохо отапливавшихся помещениях с узкими окнами и жалким оборудованием. Крайняя бедность заставляла рабочие семьи селиться в сырых подвалах, на чердаках, лишенных отопления, жить в грязных трущобах, непригодных для жилья… Теснота и скученность, отрепья вместо одежды, мешки со стружками или соломой, заменяющие постель, подчас полное отсутствие мебели, грязь рабочих кварталов – так выглядел быт городских пролетариев в раннюю пору промышленной революции».

Покорное согласие рабочих жить в нищете и выполнять тяжелую работу объяснялось тем, что возможности для трудовой самодеятельности постоянно сокращались по мере развития капитализма. Крестьяне, ремесленники, разоряемые быстро растущими капиталистическими хозяйствами, пополняли ряды безработных. Их количество особенно резко возрастало в результате постоянно случавшихся банкротств отдельных предприятий и в ходе периодических кризисов капиталистического производства. В этих условиях капиталисты могли навязывать рабочим самые тяжелые условия труда.

Рабочий день в промышленности в Англии составлял в 1830-х годах 12-14 часов (иногда 16 часов). Заработной платы едва хватало для поддержания жизни. Комиссия, обследовавшая в 1840-е годы положение ткачей в городе Аштон-андер-Лайн, установила, что на средний недельный заработок семья из четырех человек могла бы купить только 12 килограммов хлеба и ничего больше; в то время как квартирная плата и другие расходы отнимали у рабочих более половины заработка. Рабочих обирали и с помощью штрафов. На фабрике в Манчестере штраф взимался, если рабочий открывал окно в мастерской, опаздывал на работу хотя бы на одну минуту, не ставил на место масленку, работал при газовом освещении, когда уже было светло.

В 1832 году французский барон де Моорг, собрав сведения о доходах рабочих Франции, пришел к выводу, что прожиточный минимум средней рабочей семьи составляет 860 франков в год. В то же время, как установил барон, средняя рабочая семья зарабатывает в год лишь 760 франков (отец – 450 франков, мать – 160, дети – 150). Перепроверив этот анализ на основе огромной массы архивных и опубликованных материалов через сто лет, комиссия французских экономистов и социологов во главе с Ж. Блонделем лишь немного скорректировала подсчеты де Моорга, определив средний доход такой семьи в 790 франков. Комиссия пришла к выводу об абсолютной невозможности французским рабочим в 1830-х годах поддерживать хотя бы «анемичное физиологическое существование» на средства, которые они зарабатывали.

Получая скудную заработную плату, рабочие различных стран были вынуждены отдавать ее часть на различные налоги и поборы. Так, ткачи Силезии были вынуждены платить особый налог помещикам за право заниматься промышленным трудом. В 1844 году заработная плата ткачей упала, а цены на продукты питания (ржаная мука, картофель) поднялись. Силезские ткачи питались и одевались хуже, чем английские рабочие. В германских газетах 1844 года сообщалось: «Для того, чтобы утолить голод куском хлеба, ткачи должны были продавать свои кровати, платье, белье и мебель… Ткачи бродят по деревням, как тени». Рассказывая о жизни силезских рабочих в 1844 году устами Анзорге, одного из героев его пьесы «Ткачи», Г. Гауптман писал: «Три талера я должен заплатить налога за дом, талер уходит на поземельный налог, три талера за аренду дома. А зарабатываю я талеров четырнадцать в год. Значит у меня остается семь талеров на весь год. На это нужно кормиться, топить комнату, одеваться, обуваться, чинить и штопать платье, – а еще квартира и все другое… Мы здесь не живем и не умираем, – плохо нам, совсем плохо! Бьешся-бьешься, пока сил хватает, а потом и сдаешься».

О том, что означало «семь талеров на год» в 1844 году в Германии, можно понять из воспоминаний Августа Бебеля, который, рассказывая о скудных доходах своего отчима (надзирателя тюрьмы) в 1844-1845 гг., писал: «Кроме казенной квартиры (две комнаты), освещения и отопления, отчим получал в месяц около восьми талеров жалования. На эти деньги должны были жить пять человек». Бебель рассказывал, что в детстве он «был очень хилым мальчиком, чему во многом обязан плохому питанию. Так, в течение многих лет ужин наш состоял из ломтя хлеба, намазанного тонким слоем масла или повидла. Когда же мы пробовали жаловаться – а мы это делали ежедневно, – что мы еще не наелись, то получали от матери один и тот же ответ:"Иногда приходится закрывать мешок и тогда, когда он еще не совсем полон"». На почти такую же сумму, которая, судя по словам Бебеля, была слишком мала для содержания семьи в течение месяца, силезский ткач был вынужден существовать вместе с семьей в течение года.

Ткачи Силезии остро ощущали разницу в положении между ними и их хозяевами. Старый Баумерт из той же пьесы Гауптмана говорил: «Два года тому назад я в последний раз ходил к причастию и сейчас после того продал сюртук, в котором причащался. На эти деньги мы купили тогда свинины. С тех пор я не ел мяса до сегодняшнего дня». Ему с горечью отвечает другой ткач, Егер: «Зачем нам мясо, – за нас его едят фабриканты! Они зато лопаются от жиру. Кто не верит, пусть сходит в Билау и в Петерсвальдау. Там есть на что поглазеть: все замки, да замки, дворцы, да дворцы, – а хозяева все фабриканты. Зеркальные окна, башни с железными шпицами. Там о плохих временах не слыхать. Там едят до отвалу и пьют, сколько влезет. Денег хватает и на экипажи, и на гувернанток, и на черт знает что! Не знают, что и придумать от баловства и спеси».

Тяжелые условия были и у ткачей Лиона. За 300 рабочих дней ткач зарабатывал 450 франков, что было значительно ниже прожиточного минимума. Рабочий день ткачей составлял 15 часов.

Женщины, занимавшиеся первоначальной обработкой коконов, умирали молодыми; чахотка была их профессиональным заболеванием. Они жили в старых, зловонных кварталах. Их положение особенно ухудшилось в 1831 году, когда, воспользовавшись безработицей, скупщики продукции снизили расценки.

Такие условия труда и жизни были типичны для многих рабочих на капиталистическом производстве. В коллективном труде «Международное рабочее движение» говорится: «Промышленная революция… привела к резкому возрастанию количества труда, который должен был выполнить рабочий, умножая богатства капиталиста. Это увеличение достигаюсь прежде всего удлинением рабочего дня, путь к этому открыло применение машины… В большинстве отраслей он продолжался от зари до наступления темноты с короткими перерывами для приема пищи, т. е. 13-14 часов, но обычным явлением был и 15-16 часовой рабочий день. Иногда, в частности в производствах непрерывного действия (доменная плавка), он достигал 18-19 часов. 'Трудовое наполнение" рабочего дня на фабрике было гораздо изнурительнее, чем в ремесленно-мануфактурном производстве былых времен, когда, во-первых, существовало множество нерабочих дней (религиозные праздники составляли более 1/3 года!), а во-вторых, значительное число работников могло более вольно распоряжаться своим временем». Авторы обратили внимание на то, что введение газовой горелки «удлинило рабочий день зимой; кроме того, при наличии газового освещения фабрики могли работать и в ночное время – практика, ранее вообще неведомая. Отныне ночной труд уже не являлся чем-то экстраординарным. Постепенно распространялась работа и по воскресным дням. При этом рабочий день был одинаков для мужчин, женщин и подростков. Отпуска вовсе отсутствовали».

Широко применялся труд женщин, которым платили меньше под предлогом меньшей производительности их труда. Известны случаи, когда в Англии работницы, выносившие корзины с углем из шахт, продолжали трудиться во время беременности и вновь приступали к работе через несколько дней после родов.

На фабриках и заводах много работало детей и подростков. При этом они трудились столь же долго, сколько и взрослые. Нередко, работая в качестве учеников или домашней прислуги, они лишались даже подобия свободы. Вспоминая годы своего ученичества у токаря, Август Бебель писал: «Учение было строгое, рабочий день – длинный. Работа продолжалась почти без всякого перерыва с пяти часов утра до семи часов вечера. От станка мы отправлялись к обеду, а от обеда опять к станку… Выходить из дома в будни мне разрешалось очень редко, вечером никогда. Не лучше бывало и в воскресенье, которое считалось у нас главным базарным днем… Не разя плакал от досады, когда видел, как по воскресеньям, в хорошую погоду, мои товарищи отправлялись на прогулку, а я оставался в лавке ждать покупателей».

Говоря о широком использовании детского труда в Англии, авторы монографии «Международное рабочее движение» писали: «Дети 5-7 лет, зачастую попавшие на предприятия из сиротских домов, работали по 14-15, а то и 20 часов кряду. Обращение с ними было самым жестоким. Нередко надсмотрщики требовали, чтобы машины смазывались на ходу, тем самым детей подвергали опасности быть искалеченными машиной, и случаи такого рода происходили сплошь и рядом. За снижение темпов работы избивали плетьми. Особенно усердствовали надсмотрщики к концу рабочего дня, когда дети засыпали от усталости, и ночью, чтобы поддерживать их в бодрствующем состоянии. При попытке бежать им надевали на ноги деревянные колодки. О детях, работавших на текстильных фабриках, говорили, что они находятся в худшем положении, чем рабы в Вест-Индии».

По этому поводу в монографии «История XIX века», выпущенной под редакцией французских историков Э. Лависса и А. Рамбо, сказано: «На бедных маленьких рабов, страдавших на фабриках и шахтах, в течение долгого времени никто не обращал внимания… В 1831 году член парламента Томас Садлер предложил ограничить детский труд 10 часами в день. Произведенное обследование раскрыло бездну жестокости и страданий в эксплуатации детей». Однако, став объектом резкой критики со стороны защитников интересов промышленников, Садлер не был переизбран в парламент и инициатива по сокращению рабочего дня детей была отвергнута.

По мере интенсификации производства ухудшались условия труда. Авторы монографии «Международное рабочее движение» обратили внимание на некоторые из последствий интенсификации труда: «Забитые людьми рабочие помещения; воздух, насыщенный нездоровыми испарениями (особенно в ситцепечатном производстве, в красильнях и т. п.) и частицами хлопковой или металлической пыли; отсутствие вентиляции; духота летом, холод зимой; несмолкаемый шум машин; грязная одежда, пропитанная машинным маслом (спецодежду рабочим не выдавали), – такова обычная обстановка на предприятии, подрывающая и разрушающая рабочего». О рабочих металлургических заводов Южной Франции современник писал в 1830-х гг.: «Ломовые лошади, которые, впрочем, и работают по шесть часов в день, пользуются лучшим обхождением, чем эти люди, подвергающиеся в течение 12 часов значительному утомлению, к чему добавить влияние температуры, которая – по крайней мере на месте работы плавильщика – часто достигает 40 и 45 градусов».

Нещадно эксплуатируя рабочих, предприниматели к тому же пренебрегали безопасностью на производстве. В ходе своих посещений английских фабрик Диккенс смог убедиться, насколько вреден для здоровья многих рабочих их труд. Он привел слова ирландской работницы, которая трудилась на фабрике по производству свинцовых белил: «Одни отравляются свинцом быстро, а другие потом, а некоторые никогда, но таких немного».

В монографии «Международное рабочее движение» сказано: «Никакой охраны труда не существовало, и несчастные случаи на производстве представляли обычное явление. Чаще всего это были травмы рук: рука рабочего или работницы, оглушенных шумом станков и утомленных многочасовой монотонной работой, попадала в колесо передаточного механизма. В шахтах из-за отсутствия надлежащих креплений нередко случались обвалы, а также пожары, причинявшиеся скоплениями рудничного газа, против которых не принимались своевременные меры; металлурги зачастую получали ожоги, теряли зрение и т. д. Парламентское обследование 1833 г. выявило, например, в Дербишире (Англия) массу калек, пострадавших на фабриках (главным образом потерявших руку). В 1801-1836 гг. в одном из английских угольных бассейнов погибло в результате катастроф в забоях не менее 185 человек (из 15 тыс.); в бассейне Луары до 1816 года ежегодно погибало около 100 шахтеров».

Герой романа Диккенса «Тяжелые времена» Стивен Блекпул, тяжело раненный после падения в заброшенную шахту, говорит: «Я упал в яму, которая на памяти еще ныне живущих стариков стоила жизни сотням и сотням людей, отцам, сыновьям, братьям, любимым тысячами и тысячами родных, чьими кормильцами они были. Я упал в яму, которая сгубила рудничным газом больше народу, нежели гибнет в кровавом бою. Я читал прошение, – и каждый может прочесть его, – где люди, работающие в копях, Христом Богом молили издать такие законы, чтобы труд их не убивал, а пощадил ради жен и детей, которых они любят не меньше, нежели богатые и знатные любят своих. Когда эта шахта работала, она зазря убивала людей; и ныне, уже брошенная, она все еще убивает зазря. Видишь, мы каждый божий день умираем зазря, так ли, сяк ли, – морока да и только!»

В монографии «Международное рабочее движение» говорится: «С распространением фабричной системы сокращалась продолжительность жизни рабочих. Металлисты Шеффилда, работавшие на сухих точилах, умирали обычно в возрасте 28-32 лет, шахтеры – в 34 года, манчестерские землекопы доживали лишь до 40 лет, средняя продолжительность жизни мюлузского ткача равнялась 22 годам… Медицинские трактаты и отчеты рисуют мрачную картину распространенности профессиональных и общих заболеваний среди рабочих (туберкулез, астма, болезни глаз, детский рахит, сколиоз); они рассказывают об эпидемиях (холеры и т. д.), охватывавших огромные районы и косивших тысячи людей, чей организм, подорванный лишениями, не мог противостоять инфекциям. Особенно велика была смертность среди пролетарского населения английских городов». Французский историк Ж.-П. Риу писал: «Рабочий мир – мир больных».

Исходя из общеизвестных тогда фактов о положении пролетариата, вожди коммунизма Маркс и Энгельс подчеркивали: «Современный рабочий с прогрессом промышленности не поднимается, а все более опускается ниже условий существования своего собственного класса. Рабочий становится паупером, и пауперизм растет еще быстрее, чем население и богатство. Это ясно показывает, что буржуазия неспособна оставаться долее господствующим классом общества и навязывать всему обществу условия существования своего класса в качестве регулирующего закона. Она неспособна господствовать, потому что неспособна обеспечить своему рабу даже рабского уровня существования, потому что вынуждена дать ему опуститься до такого положения, когда она сама должна его кормить, вместо того, чтобы кормиться за его счет. Общество не может более жить под ее властью, т. е. ее жизнь несовместима более с обществом».

Далекий от революционных идей английский писатель Чарльз Диккенс вложил в уста своего героя Стивена Блекпула слова отчаяния и укора власть имущим: «Оглянитесь вокруг в нашем городе – богатом городе! – и посмотрите, сколько людей родится здесь для того лишь, чтобы всю жизнь, от колыбели до могилы, только и делать, что ткать, прясть и кое-как сводить концы с концами. Посмотрите, как мы живем, где живем и как много нас, и какие мы беззащитные, все до одного; посмотрите – фабрики всегда работают, всегда на ходу, а мы? Мы все на той же точке. Что впереди? Одна смерть. Посмотрите, кем вы нас считаете, что вы про нас пишете, что про нас говорите, и посылаете депутатов к министрам, и всегда-то вы правы, а мы всегда виноваты, и сроду, мол, в нас никакого понятия не было. Из года в год, от поколения к поколению, что дальше, то больше и больше, хуже и хуже. Кто же, сэр, глядя на это, может, не кривя душой, сказать, что здесь нет мороки».

Но писатель отмечал, что рабочие не всегда столь покорно, как Стивен, воспринимали свой несчастный жребий. В романе «Лавка древностей» Диккенс описывает обычную ночь индустриального города, «когда толпы безработных маршировали по дорогам или при свете факелов теснились вокруг своих главарей, а те вели суровый рассказ о всех несправедливостях, причиненных трудовому народу, и исторгали из уст своих слушателей яростные крики и угрозы; когда доведенные до отчаяния люди, вооружившись палашами и горящими головешками и не внимая слезам и мольбам женщин, старавшихся удержать их, шли на месть и разрушение…».

В 30-50-х годах XIX века в Великобритании развернулось массовое движение рабочих под лозунгом борьбы за проведение Народной хартии (People's Charter), в которой содержались требования всеобщего избирательного права для мужчин, равенства избирательных округов, тайного голосования, отмены имущественного ценза для кандидатов. Таким образом, сторонники Народной хартии, или чартисты надеялись добиться решения жизненно важных проблем рабочих. Чартисты организовывали массовые демонстрации, проводили митинги среди рабочих.

В романе «Тяжелые времена» Диккенс изобразил одного из чартистских ораторов, выступавших перед промышленными рабочими: «"О друзья мои, товарищи по несчастью, товарищи по труду, братья и ближние мои! Настал час, когда мы должны слиться в единую сплоченную силу, дабы стереть в порошок наших притеснителей, которые слишком долго жирели потом наших лиц, трудом наших рук, силой наших мышц, грабя наши семьи, попирая Богом созданные великие права человечества и извечные священные привилегии братства людей!" "Правильно! Верно, верно! Ура!" и другие одобрительные возгласы неслись со всех концов битком набитого душного помещения».

Характеризуя настроения доведенных до отчаяния силезских ткачей, герой пьесы Г. Гауптмана говорил: «Задать перцу фабрикантам с превеликим удовольствием согласен. Если бы нам всем да сговориться и действовать согласно, так мы бы такую баню задали фабрикантам, что им бы конец пришел. Не нужно нам для этого ни короля, ни начальства».

В своем романе «Отверженные» Виктор Гюго так описывал настроения в рабочих кварталах Парижа 30-х годов XIX века: «Один рабочий сказал: "Нас триста человек, дадим каждый по десять су – вот вам сто пятьдесят франков на порох и пули". Другой сказал: "Мне не нужно шести месяцев, не нужно и двух. Не минет и двух недель, как мы сравняемся с правительством. Собрав двадцать пять тысяч человек, можно схватиться вплотную". Третий заявил: "Я почти совсем не сплю, всю ночь делаю патроны"».

Порой возмущенные речи говорились в открытую при скоплении людей. Гюго воспроизвел отрывки из подобных выступлений: «Выбор возможен лишь один: действие или противодействие, революция или контрреволюция. Ибо в нашу эпоху больше не верят ни бездеятельности, ни неподвижности. С народом или против народа – вот в чем вопрос. Другого не существует».

Рабочие Западной Европы повсеместно поднимались на борьбу. Восстание рабочих Лиона 1831 года, чартистское движение рабочих в Великобритании в 30-х – 40-х годах XIX века, восстание ткачей в Силезии в 1844 году и другие пролетарские выступления показывали, что промышленные рабочие способны так же решительно выступить против капиталистов, как в течение многих веков выступали крестьяне против помещиков.

Самым крупным выступлением пролетариата Европы в середине XIX века явилось июньское восстание 1848 года в Париже. Поводом для выступления явилось решение правительства Франции закрыть Национальные мастерские, которые были созданы для решения проблемы безработицы, а безработных отправить в провинцию. Массовая демонстрация протеста 22 июня переросла в восстание. Улицы Парижа и его пригородов покрылись баррикадами. К 26 июня восстание рабочих было подавлено.

Расправа с восставшими была жестокой. Значительную часть жертв составляли повстанцы, расстрелянные уже после подавления восстания. В романе «Воспитание чувств» Гюстав Флобер описал, как обращались с заключенными в подвале дворца Тюильри: «Их было там девятьсот человек, брошенных в грязь, сбитых в кучу, черных от пороха и запекшейся крови, трясущихся в лихорадке, кричащих от ярости; а когда кто-нибудь из них умирал, труп не убирали… Когда заключенные подходили к отдушинам, солдаты национальной гвардии, стоявшие на часах, пускали в ход штыки, чтобы не дать им расшатать решетку». Расстреливали задержанных на улице с оружием и просто людей в рабочей одежде. Официальная цифра расстрелянных без суда и следствия – 1500 человек – считается историками сильно приуменьшенной.

Однако поражения рабочих восстаний не приводили к прекращению выступлений пролетариата в различных странах Европы. Растущий антагонизм между пролетариатом и буржуазией привел Карла Маркса и Фридриха Энгельса к выводу о том, что дальнейшее развитие общества зависит от исхода борьбы этих классов. Обращая внимание в «Манифесте» на то, что в ходе преодоления периодических кризисов капиталистического производства буржуазия невольно «подготовляет более всесторонние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства противодействия им», Маркс и Энгельс утверждали: «Орудие, которым буржуазия ниспровергла феодализм, направляется теперь против самой буржуазии. Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, – современных рабочих, пролетариев… Из всех классов, которые противостоят теперь буржуазии, только пролетариат представляет собой действительно революционный класс. Все прочие классы приходят в упадок и уничтожаются с развитием крупной промышленности, пролетариат же есть ее собственный продукт».

Принимая во внимание уже происшедшие выступления рабочего класса, авторы «Манифеста» писали: «Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства. Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество… С развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит прежде всего своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны».

Победа пролетариата, в соответствии с представлениями Маркса и Энгельса, должна была увенчаться установлением диктатуры пролетариата, подобно тому, как прежние революции во Франции, Англии, Нидерландах и других странах венчалась установлением революционной диктатуры буржуазии. Понятие «диктатура пролетариата» Маркс впервые употребил в своей работе «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», написанной в 1850 году. Целью диктатуры пролетариата провозглашалось уничтожение всякой эксплуатации человека человеком.

Определяя свое отношение к идеям классовой борьбы и диктатуры пролетариата, Маркс в письме к Вейдемейеру писал: «1) существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2)…классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3)…эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов», а не «ликвидацию людей», «вредных при строительстве нового общества», как это утверждалось в резолюции ПАСЕ.

Глава 4 Почему рабочие стали бороться за социализм?

Ставя задачи, которые должны быть осуществлены пролетариатом после завоевания власти, Маркс и Энгельс писали в «Манифесте»: «Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил».

В «Манифесте» Маркс и Энгельс определили главные черты нового общественного строя, который должен был прийти на смену капиталистическому: «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Авторы «Манифеста» видели в пролетарской революции также средство прекратить разорительные и кровавые войны, провозглашая принцип братства рабочих всего мира. «Манифест» завершался главным лозунгом коммунистов: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Маркс и Энгельс справедливо оценили возрастающую энергию пролетарских выступлений. Если в первой половине 50-х годов XIX века стачки в Германии (вроде крупной стачки красильщиков Бармена – Эльберфельда в сентябре 1855 г.) были еще исключением, то с 1857 года они становятся постоянным явлением. Бастовали горняки, ткачи, суконщики, печатники, железнодорожные и портовые рабочие, отвоевывая одну за другой уступку у класса буржуазии. Так, забастовка лондонских строителей 1859-1860 гг., продолжавшаяся около года, увенчалась их победой: они добились сокращения рабочего дня с 10 до 9,5 часа.

Правительства различных стран прибегали к судебным преследованиям стачечников. Вплоть до 1864 года во Франции действовал закон Ле Шапелье, рассматривавший коллективное сопротивление хозяевам как уголовное преступление. Там только с 1853 по 1855 г. состоялось 345 судебных процессов над участниками забастовок. В Англии только в 1863 году состоялось 10 393 процесса по делам об участии в стачках. Запрещены стачки были и в Пруссии. Вплоть до 1868 года в Испании все рабочие организации находились вне закона.

Несмотря на эти преследования, рабочее движение становилось все более организованным. Правительства ряда стран Европы были вынуждены отменить запреты на рабочие организации. В других странах рабочие союзы создавались вопреки правительственным запретам. По словам Августа Бебеля, рабочие организации в середине XIX века возникали в Германии «как грибы после теплого летнего дождя».

Оправдывались и надежды основоположников коммунистической теории на силу международной пролетарской солидарности. В ходе лондонской забастовки строителей их поддержали рабочие Франции, Швейцарии и других стран. Международная пролетарская солидарность проявилась и в ходе выступлений рабочих Англии и Франции против вмешательства английского правительства в Гражданскую войну в США. В ноябре 1863 года представители лондонских рабочих направили обращение к рабочим Франции, в котором ставилась задача объединения усилий рабочих различных капиталистических стран в борьбе за повышение заработной платы. Ответ французских рабочих завершался фразой: «Наше спасение в солидарности». С этого года предпринимаются меры по созданию международной организации пролетариата.

Хотя многие участники рабочего движения находились под различным идеологическим влиянием (тред-юнионизма, утопического социализма, прудонизма, мадзинизма), идеи «Коммунистического манифеста» захватывали умы все большего числа членов рабочих организаций. Лондонское коммунистическое просветительное общество немецких рабочих приняло активное участие в создании Международного товарищества рабочих (1-го Интернационала) 28 сентября 1864 года. Будучи членом этого общества, Карл Маркс участвовал в подготовке учредительного манифеста и устава Международного товарищества рабочих. Учитывая, что в состав Интернационала входят представители рабочих организаций разных идейных направлений, Маркс не внес в эти документы упоминания о «диктатуре пролетариата». Однако он добился принятия в программных документах следующих положений: «освобождение рабочего класса должно быть завоевано самим рабочим классом»; «завоевание политической власти стало, следовательно, великой обязанностью рабочего класса».

Провозглашая стратегические цели пролетариата, основоположники коммунистической теории не забывали и о текущих задачах по облегчению невыносимого положения рабочих. С этой целью 1-й Интернационал установил связи с профсоюзным движением. В 1866 году Карл Маркс подготовил «Инструкцию делегатам Временного Центрального Совета по отдельным вопросам», которая была в основном принята на Женевском конгрессе Интернационала. В нем была намечена программа борьбы рабочего класса на несколько десятилетий вперед: за 8-часовой рабочий день, ограничение труда детей и женщин, за развитие трудового политехнического образования, за развитие рабочих кооперативов. В инструкции была предложена схема обследования условий труда и жизни рабочих.

Интернационал и входившие в него организации развертывали активную борьбу за повышение заработной платы, улучшение условий труда, решение наиболее наболевших жизненных проблем рабочих. В монографии «Международное рабочее движение» отмечалось: «Огромным достижением пролетариата Европы и Америки в годы Интернационала были совместные выступления в поддержку стачечного движения… В обстановке нарастающего революционного кризиса сама стачечная борьба европейских рабочих проделала за 5-6 лет эволюцию от разрозненных, случайных забастовок к классовым боям, в которых сотням рабочих, сплотившихся под знаменем Интернационала, противостояла вся власть капитала, опиравшаяся на вооруженную силу буржуазного государства. Стремительный рост классовой солидарности, характеризующий экономическую борьбу пролетариата в эти годы, останется непонятным, если не учесть могучего организаторского воздействия, которое оказывали на массы в каждой стране и их боевой штаб, – Генеральный Совет Интернационала в Лондоне».

Следствием этой борьбы стали: отмена в ряде стран законов, запрещающих рабочие организации, сокращение рабочего дня, повышение заработной платы рабочих в ряде отраслей производства, облегчение условий труда и жизни трудящихся. Таким образом, коммунистическая идеология, разрабатывавшаяся Марксом и Энгельсом с первых же лет ее существования, стала служить орудием борьбы за улучшение жизни миллионов людей и доказала свою гуманистическую направленность.

В то же время Маркс подчеркивал, что реализация экономических требований рабочего класса потребует принятия законодательных решений и таким образом перерастет в политическую борьбу. Одновременно с участием в борьбе за решение сиюминутных насущных требований рабочих Интернационал расширял пропаганду идей построения социализма. В различных странах Западной Европы создавались просветительские рабочие общества, в которых изучались идеи социализма. Идеи построения социалистического, а затем и коммунистического общества, в котором все люди получали равные возможности трудиться и равные возможности удовлетворять свои потребности, раскрывать свои способности, развиваться как личность, вдохновляла тех, кто прежде думал лишь о том, как выжить в условиях беспощадной эксплуатации.

П.А. Кропоткин, участвовавший в рабочем движении Западной Европы с начала 1870-х годов, писал: «Нужно было жить среди рабочих, чтобы понять, какое влияние имел на них быстрый рост Интернационала, как верили они в движение, с какой любовью говорили про него и какие делали для него жертвы. Изо дня в день, из года в год тысячи работников жертвовали своим временем и деньгами, чтобы поддержать свою секцию, основать газету, покрыть расходы по устройству какого-нибудь национального или международного съезда или просто присутствовать на собраниях и манифестациях. Глубокое впечатление произвело также на меня то облагораживающее влияние, которое имел Интернационал. Большинство парижских интернационалистов не пили спиртных напитков, все оставили курение: "Зачем я стану потакать этой слабости?" – говорили они. Все мелкое, низменное исчезало, уступая место величественному и возвышенному».

В 1869 году в Эйзенахе состоялся первый съезд Социал-демократической партии Германии. Принятая на ней программа в основном отвечала положениям марксизма. Ее содержание свидетельствовало о том, что марксистская партия ставит решение задач, в которых были заинтересованы не только рабочие, но и подавляющая часть народа.

Первый раздел программы провозглашал: «Социал-демократическая рабочая партия стремится к учреждению свободного народного государства».

Главные черты «свободного народного государства» были определены в 3-м разделе программы. В нем говорилось: «При агитации от имени Социал-демократической рабочей партии следует подчеркивать следующие ее требования: 1. Введение всеобщего, равного, прямого избирательного права (при тайном голосовании) для всех мужчин, начиная с двадцатилетнего возраста, при выборах в парламент, в ландтаги отдельных государств, в провинциальные, общинные и прочие представительные органы. Избранные представители должны получать достаточное депутатское вознаграждение.

2. Установление прямого законодательства (то есть право народа вносить и отвергать законопроекты).

3. Отмена всех привилегий – сословных, наследственных, а также связанных с собственностью и вероисповеданием.

4. Организация народного ополчения вместо постоянного войска.

5. Отделение церкви от государства и школы от церкви.

6. Обязательное обучение в народных школах и бесплатное обучение во всех общественных учебных заведениях.

7. Независимость судов, введение судов присяжных и ремесленных судов, введение гласного и устного судопроизводства и бесплатного отправления правосудия.

8. Отмена всех законов о печати, союзах и коалициях; введение нормального рабочего дня, ограничение женского и детского труда.

9. Уничтожение всех косвенных налогов и введение только одного прямого прогрессивного подоходного налога и налога на наследство.. Поощрение кооперации со стороны государства и предоставление государственных субсидий свободным производительным рабочим обществам под демократические гарантии».

Эйзенахская программа получила одобрение Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Подобные программы были затем выдвинуты и другими социалистическими, профсоюзными и другими демократическими организациями Западной Европы, Северной Америки, Австралии и других регионов мира. Осуществление этих требований достигалось в упорной борьбе против власть имущих. Как и в период появления «Манифеста Коммунистической партии», социалисты, а также сотрудничавшие с ними рабочие и другие массовые демократические организации были объектами чудовищных обвинений и гонений. Борьба за достижение части этих требований составила целую эпоху преобразований, существенным образом изменивших политические и социальные условия во многих капиталистических странах в сторону их улучшения. Однако ныне забывают, что среди первых руководителей этой борьбы выступали авторы «Манифеста Коммунистической партии» и их единомышленники.

В то же время основоположники коммунистической теории продолжали подчеркивать, что главной целью борьбы рабочего класса является создание социалистического, а затем коммунистического общества. Первая попытка создать такое общество была предпринята в дни Парижской коммуны (18 марта – 28 мая 1871 года). Уже в первые дни своего существования Парижская коммуна упразднила постоянную армию, заменив ее вооружением народа. Церковь была отделена от государства. Был установлен максимум жалованья государственных служащих, равный заработной плате высококвалифицированного рабочего.

Один из руководителей Парижской коммуны, Лео Франкель, написал Карлу Марксу 30 марта 1871 года письмо, в котором просил его прислать указания о необходимых социальных реформах, Франкель указывал: «Если нам удастся осуществить коренное преобразование социальных отношений, то революция 18 марта останется в истории как наиболее плодотворный из всех бывших до сих пор переворотов». Были отменены произвольные штрафы и вычеты из заработной платы рабочих. Часть брошенных предпринимателями предприятий были национализированы и на них была возобновлена работа. Было принято постановление, предусматривавшее обязательный минимум заработной платы. Коммуна выступила за введение обязательного образования. Эти и ряд других мероприятий свидетельствовали о том, что Парижская Коммуна приступила к осуществлению социалистических преобразований.

Поражение Парижской коммуны сопровождалось жестокими расправами с рабочими Парижа. Более 40 тысяч коммунаров были без суда расстреляны и замучены. Общее число расстрелянных, сосланных на каторгу, заключенных в тюрьмы достигло 70 тысяч человек, а вместе с покинувшими Францию в связи с преследованиями – 100 тысяч.

Однако разгром Парижской коммуны не остановил рабочего и социалистического движения в мире. Ф. Энгельс писал в 1878 году: «Движение рабочего класса все более и более выступало на передний план текущей политики». В монографии «Международное рабочее движение» сказано: «Показателем происходящих изменений служило колоссальное по масштабам и силе забастовочное движение. Если раньше стачечная борьба обычно выступала как форма реакции наемных рабочих на нетерпимые условия продажи рабочей силы и возникала лишь при обострении ситуации, то теперь пролетариат многих стран начал воспринимать стачку как обыденную, общепринятую форму противодействия поползновениям капитала…. Отличительной чертой многих забастовок в конце 70-х – 80-х годах были больший размах и длительность… Требования, выдвигавшиеся бастующими в различных странах, во многом совпадали: повышение заработной платы, введение 10-, а затем и 8-часового рабочего дня, социальное страхование на случай болезни, инвалидности и старости, ограничение женского и детского труда, обязательные меры по охране труда, установление ответственности предпринимателей за несчастные случаи на производстве, отмена штрафов, улучшение жилищных условий и т. д… Особое значение имели крупные забастовки. Даже если они и не завершались непосредственной победой рабочих, под их влиянием капиталисты и правящие круги были вынуждены предпринимать определенные шаги в области социального законодательства».

Под давлением выступлений рабочих в ряде капиталистических стран получило развитие фабричное законодательство, отчасти ограничившее безудержное ограбление рабочих. Кое-где были приняты законы, запрещающие выплату заработка продуктами. Были приняты некоторые меры по защите труда детей и подростков. На предприятиях стали появляться обязательные правила санитарии, безопасности труда. Сбывался прогноз Ф. Энгельса о том, что «организация рабочих, их постоянное растущее сопротивление будут по возможности создавать известную преграду для роста нищеты».

Однако, несмотря на достигнутые успехи, условия труда и жизни рабочих в развитых странах Запада оставались тяжелыми. Несмотря на рост реальной заработной платы, рабочие не имели возможности выйти за узкие границы прожиточного минимума. Рабочие первыми страдали от спадов экономического производства, когда они лишались работы и оставались без средств к существованию. В то же время, хотя рабочее время повсеместно сокращалось, в ряде отраслей производства в конце XIX века по-прежнему сохранялся 14-часовой рабочий день. Рабочие семьи жили скученно, нередко в антисанитарных условиях. Во 2-м томе монографии «Международное рабочее движение» сказано: «В Берлине, согласно переписи 1890 г., половина квартир имела только одну отапливаемую комнату… Как правило, в такой комнате жили всей семьей (4-5 человек), а иногда еще и сдавали «угол» одиноким рабочим. Десятки тысяч семей вообще не имели постоянного жилья – вместо него использовались сараи, старые железнодорожные вагоны и т. п.». В Вене большинство рабочих квартир также были однокомнатными, в каждой ютилось по 5-10 человек. Смертность в рабочих районах Вены превышала смертность в буржуазных кварталах города в 3 раза. Перенаселенность рабочих жилищ в чешских землях, «даже по официальным данным городских властей, вдвое превышала допустимый уровень. В одной кровати часто спали по несколько человек, многие не имели кровати вообще и лежали на полу на соломе».

В официальном отчете о состоянии жилых рабочих кварталов Чикаго 1880-х годов говорилось о «полуразрушенных зданиях, в которых ютятся в невообразимой тесноте тысячи рабочих, о несоблюдении элементарных правил устройства и содержания канализации, водопровода, освещения и вентиляции, о нарушении правил противопожарной безопасности и безопасности от несчастных случаев, о полнейшей антисанитарии, об ужасном состоянии канализационных отводов и уборных, о грязных, закопченных комнатах, битком набитых людьми, о плохих и недоброкачественных продуктах, которыми они питаются, о таких же грязных улицах и переулках, о дворах, заваленных гниющим мусором, и с множеством вонючих луж».

Обследования, проведенные в Англии в 1890-х годах, показали, что до 30 % населения и не менее 40 % рабочего класса принадлежали к бедноте. В таких американских городах, как Нью-Йорк и Чикаго, не менее 25 % населения жили ниже «границы нищеты».

Из-за нарушения норм безопасности на производстве тысячи человек погибали, а десятки тысяч становились калеками. О том, что нормы безопасности, охраны труда, особенно женского, далеко не соблюдались на многих видах производства ярко свидетельствовал роман Эмиля Золя «Жерминаль», материал для которого писатель собирал в шахтерском районе.

Рассказывая о рабочем дне своей героини юной Катрин, Эмиль Золя изобразил невероятную тяжесть шахтерского труда. «В шахте Жан-Берт Катрин работала уже целый час, подталкивая вагонетки до 'подставы": она обливалась потом, ей приходилось останавливаться на секунду, чтобы вытереть лицо… Работа шла на глубине в семьсот восемь метров… В этом глубоком штреке… нестерпимую жару поддерживало то, что рядом находилась выработка очень глубокой заброшенной шахты Гастон-Мари, где десять лет тому назад произошел взрыв гремучего газа, вызвавший пожар, – пласт угля до сих пор горел там, за построенной глиняной перемычкой, которую постоянно поддерживали, чтобы пожар не распространился дальше… Уголь горел уже десять лет, накаляя глиняную плотину, как кирпичи в печке до такой степени, что она так и обдавала жаром тех, кто проходил мимо нее. И как раз вдоль этой раскаленной стены, тянувшейся на протяжении ста метров, Катрин и приходилось вести откатку при температуре в шестьдесят градусов. После двух таких путешествий Катрин совсем задохнулась… С трудом загребая лопатой уголь, Катрин наполнила наконец вагонетку, потом покатила ее… Да что это с нею сегодня?… Ноги точно ватные, кости будто размякли. Должно быть, все от духоты. Вентиляция не доходит до такого далекого закоулка. Воздух спертый, да еще из угольного пласта с легким бульканьем и журчанием выбиваются какие-то пары, и подчас их бывает так много, что лампы еле-еле горят; о гремучем газе и говорить нечего – никто на него и внимания не обращает: столько его нанюхаются рабочие, что больше и не замечают. Катрин хорошо знала этот "мертвый воздух", как говорили углекопы, – внизу тяжелые, удушливые газы, вверху легкие – те, которые вдруг вспыхнув, взрывают все выработки, убивают сотни людей единым ударом грома. С детства она много наглоталась гремучего газа, удивительно, почему она сегодня так плохо его переносит, почему у нее так звенит в ушах, так першит в горле».

«Нет больше сил! Сорвать, сорвать с себя рубашку! Ведь это сущая пытка, малейшая складочка режет, жжет тело… И, раздевшись теперь догола, жалкая, несчастная, словно голодная собака, что семенит в грязи по дорогам в поисках пропитания, – она надрывалась, как ломовые клячи, перемазанные по самое брюхо жидкой черной грязью. Она ползла на четвереньках и толкала вагонетку. Но муки не стихали, нагота не принесла ей облегчения… В ушах стоял оглушительный звон, виски как будто сдавило тисками. Она упала на колени… Вдруг лампа потухла. И тогда все полетело в черную бездну; в голове как будто вращался мельничный жернов, сердце сразу остановилось, перестало биться, словно тоже оцепенело от той бесконечной усталости, которая сковала все тело Катрин. Она упала навзничь, задыхаясь в пелене удушливых газов, стлавшихся над землей».

Несмотря на упорную борьбу рабочих за сокращение рабочего дня, до середины 70-х годов его продолжительность составляла в Англии и США 10 часов в среднем, в Германии – от 10 до 12 часов, во Франции и Италии – от 11 до 12, в Голландии – 12, в Испании – от 12 до 13, в Бельгии – от 13 до 14, в Японии – от 12 до 16 часов. Однако у ряда категорий трудящихся рабочий день был еще дольше. Четверть рабочих США трудилась по 11-13 часов ежедневно. Английские железнодорожники работали по 12 часов и более, а порой и по 20 часов подряд. Торговые служащие, включая подростков, трудились по 75-90 часов в неделю.

Требование сократить рабочий день стало главным для многочисленных выступлений пролетариата в 70-х и 80-х годах XIX века. В мае 1886 года в США в ряде крупных городов прошли массовые демонстрации под лозунгами установления 8-часового рабочего дня. 1 мая 1886 года в Чикаго на улицы вышло 40 тысяч рабочих. 3 мая полиция расстреляла забастовщиков у чикагского завода сельскохозяйственных машин Маккормика: 6 человек было убито, 50 ранено. На другой день на площади в Чикаго состоялся митинг против произвола властей. Неизвестный человек швырнул бомбу в полицию, прибывшую на митинг. Один полицейский был убит, несколько полицейских ранено. В ответ власти прибегли к массовым арестам. Восемь руководителей чикагских рабочих были преданы суду. А вскоре 7 из них были приговорены к смертной казни. Через 7 лет губернатор Иллинойса признал, что вина казненных не была доказана. Несмотря на жестокую расправу с чикагскими рабочими и их организаторами, движение за 8-часовой рабочий день продолжало развиваться в США и других странах.

Порой выступления рабочих приобретали революционный характер. В набросках к роману «Жерминаль» Золя так описывал развитие его сюжета: «…Перехожу к рабочим. Вот главные моменты борьбы. Страшная нужда приводит к возмущению, они объявляют забастовку. В это время Компания, сама пострадавшая в связи с промышленным кризисом, хочет еще более понизить заработную плату, результатом чего и является бунт». Намечая содержание пятой части, Золя писал: «Нестройное пение "Марсельезы' , крики: "Хлеба! хлеба!" Искаженные лица, растрепанные волосы, вся сцена происходит при заходе солнца, которое заливает шествие кровавыми лучами; страшная картина восстания, пробуждения, которое когда-нибудь все сметет ("Да здравствует социальная революция! Смерть буржуазии!")».

О том, что роман «Жерминаль» правдиво и глубоко изображал положение рабочих и их конфликты с капиталистами, свидетельствовал не только успех книги Золя (сразу же после выхода романа в свет в 1885 году, он был выпущен несколькими изданиями и был переведен на несколько европейских языков). Выступления шахтеров часто обретали политическую окраску. Забастовка шахтеров в Кармо (Франция) в 1892 году была вызвана увольнением шахтера Кальвиньяка в связи с избранием его мэром города. Против 2800 безоружных шахтеров было брошено 1500 жандармов и солдат. После 80 дней забастовки власти были вынуждены уступить и восстановили Кальвиньяка на работе. Это была первая политическая забастовка рабочих во Франции.

Рабочие во всех странах мира в упорной борьбе добивались признания права на существование своих организаций и на забастовки. Так, в 1875 году английский парламент отменил архаический закон «О хозяевах и слугах». В том же году было узаконено право рабочих на забастовку. В 1884 году французские профсоюзы добились своей легализации. В Италии в 1889 году было признано право рабочих на стачки.

Рабочие постепенно отвоевывали право на участие в парламентских выборах. В Германии это право для рабочих-мужчин было достигнуто лишь в 1884 году. Однако в подавляющем большинстве стран Западной Европы и Северной Америки вплоть до начала XX века в голосовании на парламентских выборах участвовало лишь 10-15 % населения.

Между тем политические требования все чаще выдвигались в ходе забастовок рабочих разных профессий. В мае 1891 года в Бельгии началась забастовка 250 тысяч рабочих (более трети всех рабочих страны) с требованием введения всеобщего избирательного права. Забастовка сопровождалась митингами и демонстрациями. Через неделю после начала забастовки парламент принял закон о введении всеобщего избирательного права, в результате чего число избирателей возросло в 10 раз. Активную роль в организации забастовки сыграла Рабочая партия Бельгии.

К этому времени в Западной Европе уже сложились массовые политические рабочие партии, стоявшие на позициях социализма. В январе 1877 году социал-демократы Германии получили около полумиллиона голосов и 13 мест в рейхстаге. Но уже в октябре 1878 года канцлер Германии Бисмарк добился принятия «исключительного закона, который запрещал деятельность организаций, социал-демократические, социалистические и коммунистические стремления которых имеют своей целью свержение существующего государственного и общественного строя». Организации социал-демократической партии оказались на нелегальном положении, почти все ее газеты были закрыты, запрещены митинги и собрания ее сторонников. Многие руководители партии были высланы из крупных городов или брошены в тюрьмы, некоторые из них эмигрировали. Однако, несмотря на запреты при выборах в рейхстаг в 1890 году, за кандидатов партии проголосовало i 427 тысяч избирателей (19 %). В сентябре 1890 года «исключительный закон» был отменен.

В октябре 1879 года была создана Рабочая партия Франции. В том же году была создана Социалистическая партия Бельгии, затем превратившаяся в Бельгийскую рабочую партию. В странах Западной Европы возникли и другие партии, программы которых строились на основе марксизма (Португалия – 1875 г., Дания – 1876 г., Испания – 1879 г., Норвегия – 1887 г., Швейцария – 1888 г., Швеция – 1889 г., Болгария – 1891 г., Италия – 1892 г., Румыния – 1893 г.; несколько социалистических партий было создано на территории Австро-Венгрии). В США были созданы Социалистическая рабочая партия (1876 г.), а затем Социал-демократическая партия (1897 г.). Социалистические организации стали создаваться в ряде стран Латинской Америки и Японии.

Хотя численность этих партий была невелика и доля их членов была небольшой относительно числа рабочих, они оказывали огромное влияние на умонастроения рабочих пролетариата и особенно на их организованные выступления. К тому же ряды социалистических партий быстро росли. Так, в двух социалистических партиях Германии к 1875 году насчитывалось около 25 тысяч членов, а в 1890 году в единой Германской социал-демократической партии состояло уже свыше 100 тысяч человек.

14 июля 1889 года в 100-летнюю годовщину начала французской революции в Париже открылся Международный рабочий конгресс, на котором собрались делегаты от социалистических партий из 20 стран мира. Это был первый международный съезд марксистских партий после роспуска Интернационала в 1876 г. и смерти Карла Маркса в 1883 году. Хотя Фридрих Энгельс не принял непосредственного участия в Международном рабочем конгрессе 1889 года, он осуществил основную организационную работу по его созыву. Среди собравшихся в Париже преобладали ученики и сторонники К. Маркса и Ф. Энгельса. Поэтому решения конгресса строились на коммунистической теории, разработанной Марксом и Энгельсом.

В резолюции конгресса о международном трудовом законодательстве и охране труда подчеркивалось, что «освобождение труда и всего человечества может быть достигнуто только пролетариатом, организованным как класс и в интернациональном масштабе, который должен завоевать политическую власть с целью осуществления экспроприации капитала и превращения средств производства в общественную собственность». Таким образом, задачи улучшения положения рабочего класса в условиях капиталистического общества увязывались с осуществлением главной цели социалистического движения – достижения победы социализма.

В то же время в резолюции о трудовом законодательстве и охране труда были выдвинуты требования ограничения рабочего дня 8 часами, запрещения детского труда, ограничения труда подростков и женщин, особой регламентации ночных работ и вредных производств, установления обязательного еженедельного дня отдыха, запрещения выдачи заработной платы продуктами и через заводские лавки, создания государственного института фабричных инспекторов. Специальный пункт резолюции требовал «равной оплаты за равный труд для рабочих обоих полов и без различия национальности», а также «неограниченного, полностью свободного права союзов и коалиций». В резолюции подчеркивалось, что осуществление этих требований «абсолютно необходимо во всех странах, где господствует капиталистический способ производства», в целях «противодействия разрушительным влияниям существующего экономического строя».

Хотя конгресс не принял решения о создании новой международной организации социалистических и рабочих партий, по сути, он положил начало созданию 2-го Интернационала. Важным решением, направленным на сплочение рабочего класса всего мира, явилась резолюция конгресса об одновременном проведении во всех странах 1 Мая 1890 года – в память о выступлении чикагских рабочих 1 мая 1886 года. «Это лучшее из того, что сделал наш конгресс», – писал Фридрих Энгельс.

Празднование 1 мая 1890 года превратилось в мощную демонстрацию солидарности рабочих разных стран. В Германии, Франции, Дании на ряде предприятий произошли забастовки. Во многих городах мира произошли массовые демонстрации. В Вене на улицы вышло 100 тысяч человек, в Будапеште – 60 тысяч, в Марселе и Лионе – 40-50 тысяч, в Праге – 35 тысяч, в Рубе, Лилле, Стокгольме, Чикаго и многих других городах – 20-30 тысяч, в Варшаве – 20 тысяч. Несмотря на запреты демонстрации состоялись в Италии. В Испании и Англии День международной солидарности трудящихся отмечался в первое майское воскресенье – 4 мая. В Барселоне в демонстрации участвовало около 100 тысяч человек.

Самая мощная демонстрация состоялась 4 мая 1890 года в лондонском Гайд-парке. Очевидец вспоминал: «Казалось, что все население Лондона устремилось в парк». В демонстрации «участвовали докеры, шедшие в грубой рабочей одежде, похожие на джентльменов наборщики в лайковых перчатках и цилиндрах, работницы из Ист-Энда в пышных нарядах, украшенных перьями». Демонстранты требовали 8-часового рабочего дня. На трибуну митинга поднялся Фридрих Энгельс вместе с Лафаргом, Степняком-Кравчинским, Эвелингом и другими социалистическими деятелями. Позже Энгельс писал: «Насколько хватало глаз, видно было одно сплошное море голов. Присутствовало 250-300 тысяч человек, из них свыше трех четвертей составляли рабочие… Это было самое грандиозное собрание из всех когда-либо происходивших здесь… Чего бы я не дал, чтобы Маркс дожил до этого пробуждения».

На следующий год в майской демонстрации в Лондоне приняло участие уже 500 тысяч человек. На майских митингах и демонстрациях все чаше звучал гимн международного социалистического и рабочего движения – «Интернационал», сочиненный в июне 1871 года французским поэтом-коммунаром Эженом Потье и положенный в 1888 году на музыку композитора Пьера Дегейтера. «Интернационал» был впервые исполнен на рабочем празднике в Лилле в июне 1888 года, а затем переведен на многие языки мира. Теперь в разных странах собрания рабочих-социалистов завершались исполнением песни, в которой звучали слова:

Казалось, что рабочее движение под руководством социалистических партий уверенно идет вперед к новым победам, а торжество международной пролетарской революции не за горами.

Глава 5 Разногласия в социалистическом движении

В августе 1891 года в Брюсселе состоялся новый Международный рабочий конгресс, который затем стал считаться 2-м конгрессом II Интернационала. Еще перед началом работы конгресса в Германской социал-демократической партии вскрылись разногласия с некоторыми молодыми членами партии, которые настаивали на более «решительных действиях» руководства, требовали ознаменовать 1 мая всеобщей стачкой. На конгрессе стало ясно, что не все участники рабочего движения разделяли марксистскую идеологию. Обнаружились резкие разногласия с анархистами. Некоторые из них были удалены с конгресса.

Маркс и его последователи вели борьбу с анархизмом с первых лет своей идейно-политической деятельности. Еще в теоретических работах, написанных до «Коммунистического манифеста», Маркс и Энгельс критиковали анархические взгляды Штирнера, Прудона, а затем во времена I Интернационала боролись с главой анархистского движения М.А. Бакуниным. Анархизм выражал настроения наиболее отчаявшихся слоев трудящихся, стремившихся разом покончить со всеми формами угнетения и немедленного перейти к социалистическому обществу. Анархисты выступали за немедленное уничтожение государства. В своей работе «Государственность и анархия» М.А. Бакунин был категоричен: «Если есть государство, то непременно есть и рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо – вот почему мы враги государства». Критикуя анархизм, В.И. Ленин в то же время писал: «Мы вовсе не расходимся с анархистами по вопросу отмены государства как цели. Мы утверждаем, что для достижения этой цели необходимо временное использование орудий, средств, приемов государственной власти против эксплуататоров, как для уничтожения классов необходима диктатура пролетариата». Однако идея «диктатуры пролетариата» отторгалась анархистами. В своей работе «Государственность и анархия» М.А. Бакунин писал: «Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к теории Лассаля и Маркса, рекомендующей работниками если не последний идеал, то по крайней мере как ближайшую главную цель – основание народного государства, которое, по их объяснению, будет не что иное, как «пролетариат, возведенный на ступень господствующего сословия»».

Следует заметить, что, критикуя принцип «диктатуры пролетариата», М.А. Бакунин справедливо указал на невнимание социалистов Западной Европы к проблемам крестьянства, третирование его исключительно как «мелкобуржуазную стихию». Справедливо обратил внимание Бакунин и на националистическую подоплеку рассуждений ряда социал-демократов о «ведущей» роли германского рабочего класса в грядущей мировой пролетарской революции, установку на то, что Россия являетя оплотом реакции в Европе. Эти ошибочные рассуждения западноевропейских социал-демократов Бакунин использовал для обоснования своего неприятия положения о диктатуре пролетариата. Он писал: «Если пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать? Значит, остается еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому господству. Например, хотя бы крестьянская чернь, как известно, не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии».

Отрицательное отношение к ведущей роли пролетариата проявилось у Бакунина и его последователей в отрицании ими необходимости в текущей политической борьбе рабочего класса. Эту борьбу Бакунин и другие анархисты стремились подменить подготовкой к социальной революции, или, по их терминологии, «социальной ликвидации», осуществляемой узкой организацией революционеров. С начала 1890-х годов ряд анархистов перешел к методам индивидуального террора. Многочисленные покушения, осуществленные анархистами во Франции, Италии, Швейцарии и других странах, привели лишь к дискредитации идей социализма и усилению репрессий против рабочего движения.

К этому времени в рабочем движении выявились разногласия и с теми, кто выступал против революционных методов и социалистических целей борьбы. Прежде всего против них выступала так называемая «рабочая аристократия». Так называли квалифицированных рабочих, заработная плата которых была существенно выше, чем у большинства. В монографии «Международное рабочее движение» говорилось: «Разрыв между высшими и низшими заработками рабочих достигал двух-, трех – и четырехкратной величины. На отдельных предприятиях он мог быть и больше. Так, квалифицированные рабочие-сталелитейщики получали в 5 раз больше, чем подручные, работавшие рядом с ними».

В предисловии к своей работе «Положение рабочего класса в Англии», написанном в 1892 году, Фридрих Энгельс писал: «Организации механиков, плотников и столяров, каменщиков являются каждая в отдельности такой силой, что могут даже, как например, каменщики, с успехом противостоять введению машин. Несомненно, их положение с 1848 года значительно улучшилось; наилучшим доказательством этого служит то, что в течение более пятнадцати лет не только хозяева были чрезвычайно довольны ими, но и они хозяевами. Они образуют рабочую аристократию в рабочем классе; им удалось добиться сравнительно обеспеченного положения, и это они считают окончательным». По различным оценкам, в конце XIX века к «рабочей аристократии» можно было отнести от 1/6 до 1/4 рабочего класса Англии, до 9 % рабочих Германии.

В монографии «Международное рабочее движение» говорилось: «Английской рабочей аристократии свойственно было отождествлять себя в социальном отношении с ремесленниками, мелкими торговцами, с теми, кого принято было относить к "низшему среднему классу". Стремясь выглядеть достаточно «респектабельно», она старалась подражать им в образе жизни, одежде, поведении. Многие рабочие этого круга имели собственные дома, расположенные в сравнительно благоустроенных районах. По своему жизненному стандарту, да и по всему мировосприятию они действительно подчас мало отличались от мелких буржуа». Поэтому неудивительно, что среди этой части рабочего класса очень многие выступали против многих насущных требований рабочего и социалистического движения. Ветеран английского рабочего движения Т. Манн вспоминал, что когда он поставил вопрос на собрании профсоюза механиков о необходимости 8-часового рабочего дня, то из 80 присутствовавших лишь пятеро поддержали это требование.

Идейным выражением мировоззрения рабочей аристократии стал реформизм. Впервые реформистские идеи проявились в теории и практике Фердинанда Лассаля, основателя Всеобщего германского рабочего союза. Лассаль возлагал неоправданные надежды на решение острейших социальных проблем с помощью производственных кооперативов, создаваемых в условиях капитализма рабочими за счет собственных сбережений. Лассаль выдвинул также требование организации производительных ассоциаций прусской монархией. В этом Лассаль видел путь движения к социализму. Поэтому Лассаль выступал против создания профсоюзов и ведения рабочими экономической борьбы.

Впоследствии в германской социал-демократии реформистские взгляды проявились в движении за «государственный социализм». Выразитель этих взглядов Фольмар утверждал, что с отставкой Бисмарка ликвидировано сопротивление реформам. Он считал, что рабочая партия должна направить силы на проведение в жизнь «позитивной программы действий», которая привела бы к постепенному преобразованию общества в социалистическом стиле.

Во Франции выразителями реформистских взглядов, исходивших из возможности нереволюционного перерастания капитализма в социализм, была группа «независимых социалистов» во главе с А. Мильераном. В Англии идеи реформизма проповедовало Фабианское общество, члены которого (например, супруги Вебб, драматург Б. Шоу) не имели ничего общего с рабочим классом. Они выдвигали идеи постепенного достижения социализма путем реформ, проводимых через парламент и муниципальные органы власти.

Наиболее последовательным выразителем реформистских взглядов стал один из видных деятелей германской социал-демократии Э. Бернштейн. Ревизуя краеугольные положения марксизма, в одной из своих статей Бернштейн писал: «Я говорю открыто, что вижу чрезвычайно мало смысла в том, что обычно разумеют под "конечной целью социализма". Эта цель, какова бы он ни была, для меня ничто, а движение – всё». Бернштейн стал главным идеологом ревизионизма.

Отказ части рабочих и социал-демократов от целей пролетарской революции и построения социализма совпал с расширением контактов между правящими кругами капиталистических стран и видными социалистическими деятелями. Свидетельством этого были контакты Лассаля с канцлером Пруссии и Германии Бисмарком. В 1899 году А. Мильеран вошел в состав правительства Франции. Это положило начало течению в среде французских социалистов – «министериализму».

Разногласия в рядах социалистического движения относительно целей и методов борьбы, а также по отношению к существующему строю и правительствам возникли в то время, когда усилилась милитаризация капиталистических стран. Анархисты на 2-м конгрессе II Интернационала требовали «на всякое объявление войны ответить призывом народа к всеобщей стачке», что было нереальным в тогдашней обстановке. В то же время реформисты постепенно отказывались от борьбы с капиталистическим строем и становились на его службу. Эти разногласия показывали, что международное социалистическое движение не является однородным по своим взглядам что служило предвестником грядущих перемен и расколов в его рядах.

Глава 6 Мир вступает в эпоху империалистических войн

К этому времени развитие капиталистических отношений привело к обострению противоречий между капиталистическими государствами в их борьбе за источники сырья, рынки сбыта, политическое влияние в различных регионах мира. Одновременно рост производительных сил нашел выражение в растущей разрушительности средств ведения войны.

Проявлением этих черт развития капитализма в конце XIX века стала Франко-прусская война 1870-1871 годов. Война, в ходе которой Франция потерпела сокрушительное поражение, сопровождалась большим числом жертв с обеих сторон. Кроме того, в монографии французских историков под редакцией Э. Лависса и А. Рамбо отмечалось: «Строжайшими, беспощадными репрессиями (немецким) войскам была гарантирована безопасность от нападений… Вольные стрелки (т. е. французские партизаны. – Примеч. авт.) были объявлены вне военных законов, и те селения, где ими был убит или ранен немец, несли круговую ответственность и карались с крайней строгостью. Абли, Этрепаньи, Шеризи, а также деревни Мезьер, Пармен, Даннемуа и Муаньи в окрестностях Манта были сожжены… Немцы вообще довели систему военного террора до совершенства. Они брали заложников из среды гражданского населения и отсылали их в Германию. Они сажали на паровозы местных нотаблей – мэров, муниципальных советников, крупных землевладельцев, – чтобы удерживать вольных стрелков от покушений на поезда. Мансийских рабочих заставили работать в принудительном порядке, пригрозив в случае отказа расстрелом всех старших мастеров». Комментируя эти слова, советский историк Е. Тарле писал в 1938 году: «Зверства германских войск, организованные и деятельно поощряемые командованием, были планомерной системой терроризирования местного населения. За весь XIX век в 1870-1871 годах впервые над населением проделывались такие неистовства».

Но если такие репрессии в Европе были еще в новинку, то за пределами европейского континента массовые жестокие расправы колонизаторов творились в XIX столетии постоянно и отнюдь не только немцами. Покорение французами Алжира в 1830-1845 гг. осуществлялось вопреки упорному сопротивлению местного населения, во главе которого стоял Абд-аль-Кадир. В ходе колониальной войны французские войска применяли тактику «выжженной земли».

Однако уже в 1848 году вспыхнуло новое восстание против колонизаторов. Центром восстания стал оазис Заача. После захвата оазиса французскими войсками под руководством полковника Карнобера, как сказано в монографии «История XIX века», «победители не пощадили ни одного из защитников Заачи». Е. Тарле добавлял: «Были перебиты даже женщины с грудными детьми. Надо заметить при этом, что Карнобер считался гуманнейшим из всех действовавших в Алжире французских генералов. Можно по этому судить, каковы были не столь милосердные, как он, другие покорители Алжира – Пелисье, Сент-Арно, Бюжо. Эти зверства продолжались в течение всего царствования Наполеона III и несколько даже обострились в начале Третьей республики, в годы завоевания Туниса».

Тарле отмечал: «Время усмирения восстаний 1861-1866 годов было страшным временем идя арабов. Французские солдаты и офицеры забирали буквально всё, что только могли унести, угоняли стада у немирных и у подозреваемых мирных арабских племен. Голод 1867 года был подготовлен этим долгим, систематическим грабежом». В монографии Лависса и Рамбо говорилось: «Множество голодающих толпилось на дорогах, у околиц деревень и городских ворот, всюду оставляя трупы. К голоду присоединился тиф… Погибло до 300 000 арабов».

Завоевание Алжира позволило Франции продолжить экспансию на Восток и в 1881 году захватить Тунис после тяжелой и кровопролитной войны. Последняя треть XIX века ознаменовалась завершением раздела Африки между ведущими колониальными державами Западной Европы. Если к началу 70-х годов европейским державам принадлежало 11 % всей территории Африки, то через тридцать лет свыше 90 % всего континента оказалось в руках восьми европейских стран (Великобритания, Франция, Германия, Италия, Испания, Португалия, Бельгия) вопреки упорному сопротивлению народов Африки.

В течение большей части XIX века и в начале XX века в различных частях Африки одновременно велись колониальные войны. Некоторые из них длились десятки лет. Заплатив сотнями тысяч жизней, африканцы вынуждены были уступить под натиском хорошо вооруженных и хорошо обученных солдат. Захват Африки открыл колонизаторам новые возможности для обогащения за счет использования естественных богатств и установления контроля над торговыми путями. Одновременно колониальные державы стремились завладеть выгодными позициями в военно-стратегическом отношении. На покоренных африканских землях колонизаторы вводили систему эксплуатации, более жестокую, чем в метрополии, не считаясь ни с какими правилами охраны труда и безопасности на производстве.

Стремление капиталистических стран Запада завладеть стратегически важными маршрутами и при этом беспощадно эксплуатировать труд местного населения проявилось в деятельности «Всеобщей компании морского Суэцкого канала». За 10 лет строительства Суэцкого канала (1859-1869), позволившего открыть прямую морскую связь между Атлантическим и Индийским океанами через Средиземное и Красное моря, от непосильного труда и эпидемий погибло 120 тысяч строителей. За каждые три метра канала (его длина составляет 173 километра) заплатили своими жизнями два строителя.

Хотя компания Суэцкого канала стала совместным англофранцузским предприятием, Англия предпринимала усилия для укрепления своих позиций в зоне канала и во всем Египте. В 1881 году англичане подвергли 10-часовому обстрелу с моря Александрию, которая затем была захвачена. В 1882 году ими был захвачен и Каир. С этого времени началась английская оккупация Египта. Захват Египта стал важным звеном в ходе осуществления английского плана установления полосы колониальных владений от Каира до Кейптауна.

Осуществляя этот план, англичане попытались овладеть Восточным Суданом. Упорная борьба в течение 18 лет народов Судана под водительством Мухаммеда Ахмеда (Махди), а после его смерти под руководством его последователей потребовала немалых усилий англичан, сумевших лишь в конце 1898 года разбить восставших суданцев и занять их центр – Омдурман, а также столицу Судана – Хартум. В 7-м томе «Всемирной истории» сказано: «Победители подвергли беззащитный город (Омдурман) страшному разгрому. На стенах Омдурмана и Хартума были выставлены отрубленные головы пленных. Прах Махди извлекли из мавзолея и сожгли в топке парохода».

Тем временем французские колонизаторы продолжили расширять свои захваты на западе континента. Рассказывая о покорении французами Сенегала и земель, расположенных к западу от него, в 50-х годах XIX века, французские историки оценивали захватнические действия под руководством губернатора Сенегала Федэрба как «оборонительные». Комментируя эти слова, Е. Тарле писал: «Не было племени, которое бы раз по десять не просило бы Федрэба о мире, но французский захватчик, проводя свою "великую идею"… не хотел и слышать о каких бы то ни было условиях, кроме полнейшего подчинения французам с наложением дани и с выдачей заложников. "Великая идея" заключалась в том, чтобы успеть захватить Центральную Африку раньше, чем англичане опомнятся и смогут организовать противодействие. Перед ужасами, которым подвергались туземцы Центральной Африки при этом захвате, меркнет всё, что испытали, например, алжирские арабы».

Стремясь создать непрерывную полосу своих владений в Африке от Атлантического до Индийского океана, французские колонизаторы разгромили африканские государства, расположенные к западу от Сенегала. Сопротивление французам в Западном Судане продолжалось полвека и было окончательно сломлено лишь в 1898 году.

Когда англичане двинулись на юг Судана, то обнаружили там, в городе Фашода, французский отряд. Дело чуть не дошло до крупного вооруженного конфликта. В конечном счете французы уступили: им так и не удалось протянуть непрерывную полосу своих владений через Африку с запада на восток. Зато англичане продвинулись в своей экспансии с севера на юг африканского континента.

Только после серии англо-ашантийских войн, войн французских колонизаторов против народов Дагомеи, германских военных походов в Камеруне и Того, Англия, Франция и Германия установили колониальный режим в Западной Африке. В ходе двух войн французские колонизаторы сумели установить колониальный режим на Мадагаскаре в 1895 году, однако сопротивление захватчикам не прекращалось. Лишь в Эфиопии народ этой страны сумел отстоять свою независимость перед лицом агрессии Италии, захватившей к этому времени Сомали и Эритрею.

В захвате африканских земель приняла участие и маленькая Бельгия. По инициативе бельгийского короля Леопольда II была создана Международная ассоциация Конго, преобразованная в 1885 году в Свободное государство Конго. Главой нового государства стал король Леопольд И. Фактически весь бассейн Конго стал бельгийской колонией. Разоблачая жестокость методов эксплуатации Конго, Марк Твен в своем памфлете «Монолог короля Леопольда в защиту его величества в Конго» писал о том, как бельгийские власти облагают «население непомерными, прямо-таки грабительскими налогами, и туземцы, добывая каучук в невероятно тяжких, с каждым днем все более тяжких условиях, не могут заработать даже на налоги и должны сдавать все, что они вырастили на собственных клочках земли; а когда… изнемогая от непосильного труда, голода и болезней, отчаявшиеся люди бросают родной кров и бегут в леса, спасаясь от наказаний… чернокожие солдаты, завербованные» бельгийцами «из враждебных племен, по наущению и под руководством… бельгийцев устраивают облавы, безжалостно убивают их, сжигают деревни».

Марк Твен приводил строки из книги английского священника А.Э. Скривенера, который описал, каким образом местных жителей Конго заставляли собирать каучук. Как писал священник, жителей заставляли выполнять эту работу бесплатно и под угрозой оружия. Тех, кто отказывался идти в лес за каучуком, расстреливали на месте. «Вот падает один, за ним другой, на глазах у жен и товарищей. Поднимается неистовый плач, люди просят отпустить их похоронить убитых, но им не разрешают. Всем немедленно отправляться на работу! Как, без пищи? Да, вот так! Несчастных угоняли в лес, не дав им захватить даже огнива. Многие умерли в лесах с голоду и погибли от непогоды, но еще больше пало жертвами собственных солдат местного гарнизона. Несмотря на все усердие людей, сбор каучука падал, и многим это стоило жизни. Меня водили по всей местности, показывали, где прежде находились деревни их вождя. По точным подсчетам, здесь в радиусе около четверти мили, жило семь лет назад две тысячи человек. Сейчас едва ли насчитывается двести, и они так угнетены и подавлены, что быстро вымирают».

«Неподалеку от дома, где я остановился, прямо на траве, валялось много человеческих черепов, костей и целых скелетов. Я насчитал 36 черепов и заметил также немало скелетов без головы. Подозвав местного жителя, я спросил, что это означает. Он объяснил мне: "Пока белые вели с нами переговоры насчет каучука, солдаты перестреляли столько народу, что нам надоело хоронить, а очень часто нам это даже запрещали; приходилось оттаскивать мертвецов в траву и оставлять там". Но я уже повидал более чем достаточно и не в силах был больше слушать рассказы мужчин и женщин о пережитых ими ужасах. Болгарская резня – пустяки по сравнению с тем, что творилось здесь!»

Британский консул Кейзмент сообщал: «Каждый раз, когда капрал отправляется за каучуком, ему дают патроны, и все не стрелянные он обязан вернуть, а за каждый стрелянный – доставить отрубленную правую руку… В районе реки Мамбонго израсходовано за 6 месяцев 6000 патронов; это означает, что 6000 человек было убито или ранено. Впрочем, даже больше, так как я не раз слышал, что солдаты убивают детей прикладами».

Колониальные захваты и укрепление колониального режима продолжались и в Азии. С конца 1850-х годов французские колонизаторы начали покорять Вьетнам. Однако продвижение колониальных экспедиций в глубь страны было нелегким. Вьетнамцы оказывали упорное сопротивление. В монографии «История XIX века» признавалось: «Французские войска изнурялись в бесцельной погоне за неуловимым врагом, образованный класс находился в состоянии непрерывного заговора, сельская масса… была не уверена в завтрашнем дне и потому держалась если не враждебно, то во всяком случае недоверчиво». Каждый взятый город давался ценой больших жертв как со стороны вьетнамцев, так и французов.

К югу от Индокитая расширяли свои владения в Индонезии голландские колонизаторы. Эдвард Деккер, ставший свидетелем того разбоя, который творили его соотечественники в Голландской Индии, опубликовал в 1860 году книгу «Макс Хавелаар, или Кофейные аукционы Нидерландского торгового общества». К этому времени всем в Голландии было известно, что процветание этой страны в значительной степени обеспечено доходами от кофе, какао, пряностей, сахара, которые везли из Явы, Суматры, Целебеса (Сулавеси). В своей книге Деккер объявлял: «Голландия занимается разбоем. Каждый мешок кофейных зерен – это обездоленная семья. Каждый ящик сахара – умирающие дети».

Хотя разоблачения Деккера вызвали шок в Западной Европе, они не остановили голландских колонизаторов. На севере Суматры голландцы с 1873 года осуществляли завоевание Ачхе, продолжавшееся из-за упорного сопротивления местного населения более 30 лет. Вооруженным путем были покорены острова Бали, Ломбок и другие территории. На завоеванных землях голландцы устанавливали систему эксплуатации труда населения путем введения системы принудительных культур. В пятом томе «Советской исторической энциклопедии» говорится: «Жесточайшая эксплуатация обрекла целые районы Явы на голод, принесла населению бедствия, усугублявшиеся монополией на соль, опиум и т. д., высокими пошлинами на ввозные товары». Восстания индонезийцев против колониального гнета беспощадно подавлялись.

К северо-западу от Индонезии и к западу от Индокитая в Бирме осуществлялась экспансия английских колонизаторов. В ходе трех англо-бирманских войн (1824-1826,1852,1885) захватчикам оказывалось упорное сопротивление. Однако силы были неравными, и к 1885 году Бирма оказалась под властью английских колонизаторов.

Свидетельством непрочности колониального режима стало «сипайское» восстание в Индии против английских колонизаторов (1857-1859 гг.). Колонизаторы беспощадно подавляли восстание. После захвата Алахабада там было казнено 6 тысяч человек. Карательные отряды превращали деревни в развалины, грабили, истязали и вешали крестьян, не считаясь ни с возрастом, ни с полом. Взяв Канпур, англичане казнили 10 тысяч жителей этого города. Когда же англичане после долгой осады овладели Дели, то за этим последовала свирепая расправа над безоружными жителями. Губернатор Бомбейской провинции лорд Эльфинстон писал в частном письме: «Преступления, совершенные нашей армией после взятия Дели, неописуемы. Мы обрушили месть поголовно на всех – и на друзей и врагов». В монографии «История XIX века» сказано: «Все население Дели было на некоторое время изгнано из города; индусам вскоре позволили вернуться, но по отношению к мусульманам обнаружили больше злопамятства. Город и его округ целый год оставался на осадном положении. Здесь было совершено множество казней, часто бесчеловечных: повстанцев привязывали к дулам заряженных пушек, из которых затем стреляли».

В ходе подавления восстания погибли сотни тысяч человек. Многие села и города Индии были обращены в руины. Множество людей лишились имущества. Следствием этой войны явился страшный голод в Индии, погубивший миллионы людей.

Одновременно Англия предпринимала попытка подчинить себе Китай. Еще в конце XVIII века английская Ост-Индская компания стала ввозить в Китай опиум, производившийся в Бенгалии. Распространение наркотика и его продажа англичанами быстро росли (от нескольких тысяч ящиков в год в начале XIX века до 40 тысяч ящиков в 1838 году). Как отмечалось в шестом томе «Всемирной истории», «опиум быстро стал основной и наиболее доходной статьей английской торговли с Китаем. Поскольку эта торговля оказалась для англичан весьма прибыльной, вслед за ними стали ввозить опиум в Китай торговцы США, а также Португалии и других стран… Усиленный ввоз опиума привел к массовому распространения опиокурения в Китае, к разрушению здоровья сотен тысяч китайцев и к утечке из страны огромного количества серебра».

Попытки китайского правительства пресечь торговлю опиумом привели к так называемой первой опиумной войне Англии против Китая (1840-1842 гг.). Вооруженные по последнему слову техники английские войска одерживали победы над плохо вооруженными китайскими войсками. Китай был вынужден подписать в 1842 году кабальный Нанклнский договор, в соответствии с которым Англия получила право на почти беспошлинную торговлю в Китае, а Гонконг был передан Англии на вечное пользование. Китаю была навязана обременительная денежная контрибуция. Продажа опиума в Китай еще более возросла и достигла 55,6 тысячи ящиков в 1851 году.

Посетивший Китай в конце 1853 года русский писатель И. А Гончаров писал, что «за опиум… китайцы отдают свой чай, шёлк, металлы, лекарственные, красильные вещества, пот, кровь, энергию, ум, всю жизнь. Англичане и американцы хладнокровно берут все это, обращают в деньги и также хладнокровно переносят старый, уже заглохнувший упрек за опиум. Они, не краснея, слушают его и ссылаются одни на других. Английское правительство молчит – одно, что остается ему делать, потому что многие, стоящие во главе правления лица сами разводят мак на индийских своих плантациях, сами снаряжают корабли и шлют в Янсекиян… Английское правительство оправдывается тем, что оно не властно запретить сеять в Индии мак, а присматривать-де за неводворением опиума в Китай – не его дело, а обязанность китайского правительства… Бестыдство этого… народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хотя яд!.. Но что понапрасну бросать еще один слабый камень в зло, в которое брошена бесполезно тысяча? Не странно ли: дело так ясно, что и спору не подлежит; обвиняемая сторона молчит, сознавая преступление, и суд изречен, а приговора исполнить некому!» Писатель возмущался тем, что англичане не признают китайцев за людей, «на их же счет обогащаются, отравляют их да еще и презирают свои жертвы!»

Разорение Китая иностранцами при попустительстве, а часто и соучастии местных властей стало причиной так называемого тайпинского восстания 1851-1864 годов. Заняв Нанкин, тайпины разрешили свободный ввоз иностранных товаров в Китай, но запретив торговлю опиумом. Это стало главной причиной второй опиумной войны (1856-1860). На сей раз Англию поддержали Франция и США. В конце октября 1856 года английская эскадра подвергла Гуанчжоу бомбардировке, в результате которого в городе было сожжено около 5 тысяч домов. К военным действиям англичан присоединились и американцы, которые без объявления войны обстреливали форты в Гуанчжоу и истребляли местные деревни.

В 1858 году в Тяньцзине были подписаны англо-китайский и франко-китайские договоры, в соответствии с которыми была легализована торговля опиумом. Однако после того как англичане и французы направили военную эскадру из 19 кораблей по реке Байхэ в нарушение договора, китайцы открыли по ним огонь. В ответ иностранная интервенция была возобновлена. Английская «Дейли телеграф» писала: «Так или иначе, нужно действовать террором, довольно поблажек!.. Китайцев надо проучить и научить ценить англичан, которые выше их и которые должны стать их господами».

В 6-м томе «Всемирной истории» говорится: «В июне 1860 года англо-французские войска развернули военные действия на Ляодунском полуострове и в Северном Китае. Они захватили Тяньцзинь, подвергнув его жителей ограблению и насилиям… Путь на столицу Китая был открыт. Войска, которыми командовал лорд Элгин, разграбили сокровища знаменитого Летнего дворца императоров и затем сожгли его, чтобы скрыть следы своих преступлений». Отвечая английскому капитану Батлеру, назвавшему военную экспедицию в Китай доблестной и почетной, Виктор Гюго сравнил Англию и Францию, которые разграбили и подожгли Летний дворец, с двумя бандитами: «Один из победителей набил карманы, другой, глядя на него, наполнил сундуки; и оба, взявшись за руки, довольные вернулись в Европу. Такова история двух бандитов».

Захваты земель в других частях света сопровождались притоком колонистов из европейских метрополий в эти покоренные земли. Часть рабочих из Парижа после восстания 1848 года вывезли в Алжир, где им предоставили земли, захваченные у арабов. Постоянный приток колонистов направлялся из Великобритании в ее заокеанские владения (Австралия, Новая Зеландия, Канада, Южная Африка и другие страны). Если в 1783 году в этих странах проживало 50 тысяч выходцев с Британских островов и Ирландии, то к середине XIX века их уже было полтора миллиона. С 1846 года по 1870 год более 4 600 000 эмигрантов покинули Соединенное Королевство.

Зачастую эмиграция была вызвана безысходностью положения людей у себя на родине. Так, причиной для массовой эмиграции из Ирландии стал голод. Он был вызван болезнью картофеля, погубившей урожай. В монографии «История XIX века» говорится: «Голодающие питаются травой и мхом, собирают отбросы в городах; на дорогах валяются трупы ирландцев, умерших от недоедания; целыми толпами ирландцы уезжают в Америку. В 1846 году на общее число 130 000 эмигрантов из Соединенного Королевства ирландцев приходилось 110000… В 1847 году была сделана попытка направить поток ирландской эмиграции в Канаду. Несчастные набивались битком на первые попавшиеся суда; дельцы-предприниматели перевозили их на разваливающихся кораблях, без лекарств, без врачей; почти в каждой партии обнаруживалась чахотка, заразные болезни, лихорадка; более шестнадцати процентов эмигрантов умирали на судах или в карантинах, где их выдерживали по прибытии».

Эмиграция была нередко и насильственной. До 1868 года местом ссылки служила Австралия, куда было сослано около 155 тысяч человек, в том числе и за политические преступления (чартисты, участники ирландских восстаний).

Однако многие из колонистов, ставших жертвами политических репрессий, или бежавших от нищеты на родине и с риском для жизни преодолевших дальний путь, оказавшись в колониях, проявляли крайнюю жестокость по отношению к местному населению. Выходцы из Великобритании беспощадно уничтожали местное население Австралии. Если к началу колонизации Австралии число местных жителей (аборигенов) составляло около 300 тысяч человек, то в течение XIX века оно сократилось в 5-6 раз. Оставшихся в живых аборигенов загоняли в резервации. Местное население большого острова Тасмания было уничтожено полностью.

Массовый приток колонистов в Новую Зеландию после обнаружения на Южном острове золота (в 1868 году число выходцев из Европы составило 225 тысяч человек) сопровождался захватом земель местного населения (маори), составлявшего около 300 тысяч человек. В отличие от австралийских аборигенов маори оказали упорное сопротивление пришельцам. В 1848-1872 годах на островах Новой Зеландии не прекращались так называемые маорийские войны, которые, по словам монографии под редакцией Лависса и Рамбо, «были продолжительны и кровопролитны… Число туземцев сильно уменьшилось в результате войны и вызванного ею голода. Одно племя с 18 000 человек сократилось до 2279. В 1867 году общее число туземцев исчислялось в 38 000».

Изгнанием местного населения, его физическим уничтожением было отмечено и продвижение колонистов в Южной Африке. Еще в середине XVII века в ходе колонизации Южной Африки голландскими переселенцами началось оттеснение в пустынные районы и истребление местного населения (бушмены и готтентоты). В конце XVIII века к завоеванию Юга Африки присоединились и англичане, вскоре захватившие Капскую колонию. Однако племя коса оказывало упорное сопротивление колонизаторам. Следствием этого явилась череда так называемых кафрских войн, продолжавшихся более 100 лет (с конца 70-х годов XVIII века до начала 80-х годов XIX века). Обострение противоречий между потомками голландских колонистов (африканеров, или буров) и английскими колонистами привело к массовому перемещению буров на север, что сопровождалось изгнанием ими племен коса, басуто, зулу и других с их земель. Открытие алмазов на берегу реки Оранжевая, а затем золота в Трансваале привело к усилению притока эмигрантов, жаждавших быстрого обогащения. Добыча золота и алмазов стала монопольным делом компании «Де Бирс», во главе которой стоял Сесиль Родс, ставший в 1890 году премьер-министром Капской колонии.

Родс был инициатором продвижения английской колониальной экспансии на север. В ходе военных действий против местных племен в 90-х годах, как признавалось в монографии «История XIX века», «было убито множество туземцев, много их также было задушено дымом в пещерах». Е. Тарле прокомментировал эти слова: «Когда во французской прессе («Журналь де Деба», «Матэн» и др.) выражалось возмущение по поводу варварского удушения туземцев дымом в пещерах, то английские газеты во главе с «Тайме» поспешили напомнить, что англичане в данном случае являются лишь учениками французского генерала Пелисье, который еще в начале сороковых годов изобрел этот способ борьбы с туземцами во время завоевания Алжира. Французы отвечали, что они теперь порицают Пелисье, на что англичане (в «Дейли мейл») ответили: «И мы тоже через пятьдесят лет будем порицать наших генералов». По свидетельству Тарле, в ходе этой войны было истреблено «по скромному подсчету 200 000 туземцев». По словам историка, было осуществлено «планомерно проведенное уничтожение населения, которое молило о мире и пощаде в 1893 году и которое продолжали вырезывать до весны 1897 года».

Продолжалось уничтожение индейского населения и в Америке. В 1840-х годах почти все индейские племена были изгнаны за Миссисипи. В ходе этого изгнания одно из самых больших племен, чироки, потеряло 4 тысячи человек из общей численности в 14 тысяч. Некоторые же племена были поголовно истреблены. Но вскоре и на Западе США началось изгнание индейцев с их земель. Историк Бирд писал: «Против индейцев был предпринят военный поход, который длился четверть века и навсегда разрешил эту давнюю проблему. За это время произошло свыше тысячи вооруженных столкновений, из которых многие были крайне ожесточенными и кровопролитными… Все эти столкновения неумолимо вели к вытеснению краснокожих с земель, на которые зарились фермеры, старатели и строители железных дорог». Американские поселенцы на Западе истребляли стада бизонов, чтобы лишить индейцев пропитания. В итоге индейцы были побеждены и загнаны в резервации.

Продвижение Соединенных Штатов на запад сопровождалось не только войнами против индейских племен. В ходе войны против Мексики 1848 года Соединенные Штаты захватили половину мексиканской территории. В 1863-1887 годах Франция предприняла попытку захватить оставшуюся часть Мексики. Однако марионеточный режим императора Максимилиана I, опиравшийся на французских интервентов, был свергнут мексиканским народом в ходе кровопролитной войны.

В Западном полушарии происходили также войны между освободившимися в начале XIX века бывшими колониями Испании и Португалии. Одной из наиболее кровопролитных стала Парагвайская война 1864-1870 годов, в которой против Парагвая воевали Бразилия, Аргентина и Уругвай. В результате войны Парагвай потерпел поражение, страна оккупирована и 4/5 его населения было истреблено. Историк Кроу писал: «Страна вышла из войны совершенно разоренной; поля были опустошены, мужское население уничтожено, города разрушены; физические силы и дух населения сломлены… Из населения, насчитывавшего в начале войны около 1337 тысяч, в Парагвае после заключения мира осталось всего 220 тысяч и в их числе только 28 750 мужчин. После этого беспримерного разгрома страна так никогда и не оправилась».

Конфликты между странами Латинской Америки и внутренние конфликты в этих странах между противоборствующими политическими группировками в верхах, сопровождавшиеся большим количеством жертв, использовались крупными капиталистическими странами для укрепления своего влияния в этом регионе. В ходе борьбы с Англией и Францией за овладение стратегически важным Панамским перешейком США организовали отторжение от Колумбии провинции Панамы, а затем подписали с правительством этой новой страны договор о строительстве канала, соединившего Тихий океан с Атлантическим. Как и при строительстве Суэцкого канала, число жертв среди строителей было огромным – 60 тысяч человек. Таким образом, на каждые 4 метра канала общей длиной в 81,6 километра приходилось 3 погибших строителя.

Стремясь упрочить свое положение в Карибском море, США развязали в 1898 году войну против Испании, сохранившей часть своих владений в Америке (острова Куба и Пуэрто-Рико в Карибском море). Впрочем, война шла и на Тихом океане, где испанцы владели рядом островов, включая Филиппины. Бывшие испанские владения перешли к США. Хотя Куба получила номинально независимость, фактически она на долгие годы оказалась под американским протекторатом.

Местное население на Филиппинах поддерживало американцев в их войне с испанцами. Однако, когда США попытались установить на островах свой колониальный режим, народ Филиппин не пожелал менять испанское владычество на американское и поднялся на борьбу за независимость. Война против филиппинского народа (1899-1901 гг.) велась с исключительной жестокостью. Американские войска сжигали поселения, опустошали целые районы, беспощадно расправлялись с местным населением. По приказу командующего американскими войсками на Филиппинах генерала Отиса каратели прибегали к массовым расстрелам, а также пыткам пленных и мирных жителей. В своем памфлете «Человеку, ходящему во тьме» Марк Твен привел письмо американского солдата в штат Айова своей матери. В нем говорилось: «В живых мы не оставили никого. Раненых приканчивали на месте штыками».

В другом своем очерке «В защиту генерала Фанстона» Марк Твен писал: «Вспомним, например, о страшных пытках водой, которым подвергали филиппинцев, чтобы вынудить у них признания… о всех тех зверствах, которые наше военное министерство скрывало от нас год или два, и о прогремевшем на весь мир приказе генерала Смита проводить.массовую резню на Филиппинах; содержание приказа было передано печатью на основе показаний майора Уоллера: «Жгите и убивайте, теперь не время брать в плен. Чем больше вы убьете и сожжете, тем лучше. Убивайте всех, кто старше десятилетнего возраста. Превратите Самар в голую пустыню»».

Методы, которые применяли США на Филиппинах, были обычными в колониальных войнах. Новым было, пожалуй, то, что испано-американская война и покорение американцами Филиппин открыли эпоху империалистических войн, когда ведущие державы мира стали делить уже поделенный мир. Одной из первых империалистических войн стала и англо-бурская война (1899—1902 гг.).

Еще задолго до начала этой войны Великобритания и Германия стремились завладеть землями республик Оранжевая и Трансвааль, на которых были открыты огромные запасы золота и алмазов. (К концу XIX века на бурские республики приходилось 28 % мировой добычи золота.) Кроме того, и та и другая держава строили грандиозные планы, исходя из важного стратегического положения бурских республик. В Германии многие видные деятели мечтали о создании «Новой Великой Германии», собираясь соединить германскую Юго-Западную Африку с землями бурских республик. Правящие круги Великобритании и прежде всего министр колоний Джозеф Чемберлен стремились укрепить пояс английских колоний от мыса Доброй Надежды до Порт-Саида.

На первых порах буры одержали успехи в военных действиях против англичан. Однако численный и технический перевес английских войск (у англичан было 450 тысяч солдат; у буров – 60 тысяч) способствовал продвижению англичан в глубь территорий республик. Буры вели против оккупантов партизанскую войну. В ходе войны англичане действовали в отношении белых африканских жителей так же жестоко, как они и другие колонизаторы поступали с представителями «цветных» народов Азии, Африки, Америки, Океании. В ходе контрпартизанских действий против буров англичане стали создавать систему блокгаузов – укрепленных пунктов, находившихся вблизи друг от друга и прикрывавших пути сообщения, главным образом железные дороги. Из блокгаузов велся огонь по любой движущейся цели, и всякий приближавшийся к полотну железной дороги расстреливался на месте. Сменивший в ноябре 1900 г. лорда Робертса на посту главнокомандующего лорд Китченер, прославившийся своим жестоким подавлением движения Махди в Судане, приказал сооружать концентрационные лагери. В эти первые в мире концентрационные лагеря заключали женщин, детей, стариков, находившихся в родстве с повстанцами. Тысячи людей умирали в них от голода и болезней. Только детей, погибших от голода в концлагерях, было свыше 20 тысяч.

Лорд также взял на вооружение тактику «выжженной земли»: фермы буров сжигали, их скот угоняли. Используя свое численное преимущество, англичане методически загоняли отряды повстанцев в загоны из колючей проволоки и принуждали их к сдаче. В конечном счете буры были вынуждены сложить оружие. Так на рубеже XIX и XX веков завершилась одна из первых империалистических войн.

Чтобы оправдать применение самых бесчеловечных методов угнетения других народов или их тотального уничтожения были разработаны расистские лжетеории. Для оправдания практики расизма американский антрополог С.Дж. Мортон и его ученики, фальсифицируя данные науки, выдвинули в 40-х – 60-х годах XIX века «теорию», утверждавшую, что негры представляют особую, примитивную разновидность людей.

Расистские теории активно использовались не только для оправдания национального угнетения и политики геноцида в отношении других народов, но и для обоснования классового господства. В 50-х годах французский социолог А. Гобино объявил причиной социального неравенства антропологические расовые различия. Он провозгласил превосходство германской расы. Развивая взгляды А. Гобино, французский антропосоциолог В. де Лапуж в своих книгах, опубликованных в конце 90-х годов, утверждал, что господствующие классы Франции принадлежат к долихоцефалам (длинноголовым), а трудящиеся – к брахицефалам (короткоголовым). В своих трудах англичанин X. Чемберлен развивал идеи о превосходстве германской расы.

На деле переход к империалистическим войнам знаменовал не расовое превосходство победителей в этих войнах над остальным человечеством, а их моральную деградацию. Говоря о генерале Фанстоне, который был одним из американских карателей на Филиппинах, Марк Твен справедливо обращал внимание на моральное падение тех, кого в США считали «защитниками Отечества» и «патриотами Америки». Писатель с горькой иронией замечал: «Ведь не сам же Фанстон создал свою натуру. Он с ней родился! Она, то есть натура, подбирала ему общество и товарищей по своему вкусу и заставляла водить компанию только с ними, а всех остальных отвергать… Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку… С молодым задором она наблюдала, как гибнут простодушные люди, откликнувшиеся на ее зов, когда она, теряя силы, молила о пище. Без сожаления она читала укор в их гаснущем взоре… Она уполномочила действовать за себя генерала Фанстона, своего верного слугу от рождения; прикрывшись формой американского солдата и шествуя под сенью американского флага, она творила свое черное дело, показывая пример чудовищной неблагодарности и вероломства. И вот теперь она возвращается домой учить наших детей ПАТРИОТИЗМУ! Итак, генерал Фанстон перед нами; он существует, и мы за него отвечаем. Встает вопрос, что нам с ним делать, как бороться с этой катастрофой?»

Моральная «катастрофа», о которой писал Марк Твен, произошла не только с Америкой, но и со всем миром. Однако в тогдашнем мире многие не замечали падения в бездну бесчеловечности, так как внимание общества было зачаровано достижениями промышленного и научно-технического прогресса XIX и начала XX века. XIX век, который открывался как век пара, завершался как век электричества, которое применялось не только в быту, но и в промышленности. С 70-х годов XX века до 1917 года протяженность железных дорог в мире возросла в 4 раза. Тоннаж парового флота с середины XIX века к 1913 году вырос в 33 раза. Был изобретен двигатель внутреннего сгорания и появились первые автомобили. В начале XX века в воздух поднялись первые самолеты, которые держались в воздухе несколько минут, а уже к 1914 году самолеты могли развивать скорость в 200 км в час и лететь на расстояние в 1000 км. В начале XX века люди впервые ступили на Северный и Южный полюса. К началу века в быт развитых стран мира вошел телефон и стал популярным кинематограф. Была изобретена звукозапись. В конце столетия было изобретено радио. На рубеже веков Беккерель открыл сушествование радиоактивности, супруги Кюри получили первые граммы радия из ураносодержащей руды, а Альберт Эйнштейн выдвинул теорию относительности.

Но научно-технический и промышленный прогресс проявлялся и в растущем совершенствовании средств уничтожения людей. Дальнобойность и скорострельность оружия резко возросли. Станковые пулеметы, изобретенные в 80-х годах XIX века, были взяты на вооружение многими армиями мира уже в первые годы XX века. Были созданы автоматические винтовки. Самолеты строились не только для быстрой перевозки людей на дальние расстояния, но и для бомбардировок мирных городов. На верфях закладывались все более мощные боевые корабли. Создание двигателя внутреннего сгорания и электродвигателей позволило наладить производство подводных лодок. В начале XX века были разработаны первые проекты бронированных вездеходных машин на гусеничной тяге, а через десяток лет началось производство первых танков. В различных странах создавались удушливые, слезоточивые, нарывные и другие ядовитые газы. Позже В.И. Ленин констатировал: «Первый раз в истории самые могучие завоевания техники применяются в таком масштабе, так разрушительно и с такой энергией к массовому истреблению миллионов человеческих жизней». В восьми крупнейших государствах мира только за 1908-1913 гг. военные расходы увеличились на 25 %. Только прямые военные государственные расходы в расчете на душу населения превышали затраты на народное образование в Италии и Германии в 4 раза, во Франции – в 5,5 раза, в Англии – в 6 раз.

Учащавшиеся в начале XX века международные кризисы (боснийский 1908 г., марокканский 1911 г.), локальные войны (итало-турецкая 1911-1912 гг.; балканские 1912-1913 гг.) не раз грозили перерасти во всеобъемлющий глобальный конфликт. Первыми жертвами в локальных войнах были люди из простого народа, взятые на военную службу. Только в ходе ливийской кампании 1911-1912 годов Италия понесла потери в 70 тысяч человек. В грядущей мировой войне счет жертв трудящихся стран земного шара пошел бы на миллионы. По этой причине социал-демократические партии всего мира все активнее выступали против милитаризации и предупреждали правящие классы о своем стремлении сорвать исполнение их захватнических планов. На каждом конгрессе II Интернационала принимались резолюции, осуждавшие подготовку к войне, а во многих странах Западной Европы социал-демократы организовывали массовые выступления против милитаризма и подготовки к войне. Деятельность созданных в конце XIX века первых молодежных социалистических организаций (первой была создана в 1886 году организация бельгийской социалистической молодежи «Молодая гвардия») была в значительной степени связана с антивоенной пропагандой и работой среди солдатской молодежи.

Одновременно социал-демократическое движение не прекращало борьбы за решение насущных проблем рабочего класса. Промышленный и научно-технический прогресс не привел к существенному облегчению положения рабочих. Более того, поскольку новая техника использовалась капиталистами прежде всего для извлечения все больших прибылей, ее применение сопровождалось интенсификацией труда рабочих. Это вело к увеличению числа несчастных случаев на производстве. Если в Англии в 1904 году число погибших на производстве составляло 4 тысячи, а число рабочих, получивших увечья, – 115,5 тысячи, то в 1910 году на производстве погибло 4,5 тысячи и 154,5 тысячи получили увечья. В США каждые 16 минут у станка погибал один рабочий.

Хотя под натиском пролетарских выступлений рабочий день в ведущих капиталистических странах сократился, он все еще был достаточно продолжителен. Средняя продолжительность рабочей недели в США в 1910 году составляла 54 часа, а в Европе – 60 часов. Во Франции рабочий день продолжительностью в 10,5 часа был установлен на 37 % предприятий, 12-часовой рабочий день – на 27 % предприятий. При этом рабочие полуремесленного производства продолжали трудиться по 14-18 часов в день.

В ряде стран и ряде отраслей производства рабочие добились увеличения заработной платы. Однако вследствие роста дороговизны реальная заработная плата почти не повышалась, а то и сокращалась. Средняя реальная заработная плата промышленных рабочих всего мира в 1909-1914 годах была почти на 1 % ниже, чем в 1903-1908 годах. И это несмотря на то что, благодаря применению современной техники, производительность труда быстро росла. Заработная плата рабочих по-прежнему едва-едва позволяла им сводить концы с концами. Хотя средняя реальная заработная плата рабочих в США была выше других стран (на 70 % выше, чем в Англии, а зарплата в Германии была на 32 % ниже чем в Англии), она покрывала менее 2/3 официального «минимального» бюджета «здоровья и приличия».

Положение рабочих особенно ухудшалось в периоды промышленных кризисов. Так, во время кризиса 1907-1908 годов компания «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» сократила число рабочих на 45 тысяч, а заработную плату оставшихся на работе уменьшила на 22 %. Даже в периоды подъема производства сохранялась армия безработных. В экономическом цикле 1908-1914 гг. уровень безработицы составлял для Англии 4 %, для США – 10,5 %, для Германии – 2,6 %. В 1908-1914 гг. число безработных в развитых капиталистических странах составляло 4-6 миллионов человек. Это вместе с их семьями означало, что от 15 до 20 миллионов человек пребывали в состоянии крайней нищеты, теряя надежду на выживание.

Сохранявшиеся, а кое-где и обострявшиеся проблемы рабочего класса были причиной нараставших его выступлений против капитала по мере того, как рабочее движение росло и становилось более организованным. К 1914 году в профессиональных союзах состояло 14-16 миллионов человек. В рабочих потребительских кооперативах 23 стран состояло почти 20 миллионов членов.

Значительно возросло число стачек. Так, в Германии в 1910-1913 годах их число увеличилось в 1,6 раза по сравнению в 1908-1909 годами, число их участников возросло в 2 раза, а число забастовочных человеко-дней – в 2,8 раза. В Англии число рабочих дней, потерянных в год в результате забастовок в 1900-1909 гг., составляло примерно 2-3 миллиона, в 1910 и 1911 гг. – примерно по 10 миллионов дней, в 1912 г. – около 41 миллиона, в 1913 г. – 11,6 миллиона. В Португалии в первой половине 1910 г. произошло 85 забастовок, почти столько же, сколько их было за предшествующие 60 лет.

Все чаще забастовщики одерживали победы над предпринимателями. Доля забастовок, которые не имели успеха, снизилась до 19 % (1908 г. – 34 %). В Англии в 1901—1905 гг. забастовщики не добились успеха в ходе половины стачек, в 1906-1909 гг. – в ходе 1/4 стачек, в 1910 и 1912 гг. примерно1/7 стачек потерпели поражение, в 1911 г. – около 1/10, в 1913 г. – около 1/5.

Порой власти прибегали к оружию, чтобы подавить стачечников. Так, в ходе 45-дневной забастовки сталелитейщиков в Маккис-Роксе (США) в 1909 году 13 забастовщиков было убито, а более 50 ранено. В ходе 13-месячной забастовки горняков в Колорадо (США) в 1914 году между стачечниками и войсками происходили настоящие бои. Войска убивали забастовщиков, сжигали их дома. Кровавыми столкновениями ознаменовалась забастовка землекопов в предместье Парижа Дравье в 1908 году. 31 августа 1913 года в Дублине войска стреляли по митинговавшим забастовщикам. Двое было убито, десятки рабочих были ранены.

Рабочие других стран солидаризировались с выступлениями своих товарищей по классу. Дублинская стачка 1913 года вызвала движение солидарности в Англии (сбор средств, посылка пароходов с продовольствием и т. д.). В июне 1911 года произошла международная стачка моряков торгового флота Англии, Бельгии, Голландии.

В ходе своих выступлений рабочие выдвигали нередко и политические требования. Это проявилось в ходе борьбы за демократизацию избирательного права в Германии, достигшей особого размаха в 1910 году, во время всеобщей стачки в 1913 году бельгийских рабочих, добивавшихся пересмотра конституции, в течение выступлений венгерских рабочих за всеобщее избирательное право.

Этими выступлениями рабочих все активнее руководили социал-демократические партии. Их популярность росла. Численность социал-демократической партии Германии (СДПГ) выросла с 720 тысяч в 1910 году до 1 млн 68 тыс. в 1914 году. В ходе голосования в рейхстаг за СДПГ проголосовало 4,25 миллиона избирателей и ее фракция стала самой многочисленной в рейхстаге (ПО депутатов). В рядах Социал-демократической партии Австрии (СДПА) в 1913 году состояло 326 тысяч членов (142 тысячи в австро-немецкой и 184 тысячи в чешской). На первых же выборах, проведенных в 1907 году после введения всеобщего избирательного права, СДПА получила свыше 1 миллиона голосов и 87 депутатских мест. На следующий год СДПА увеличила свое представительство на 2 места и стала крупнейшей партией в рейхсрате. В 1914 году в Социалистистической партии Франции (СФИО) состояло около 77 тысяч членов, то есть в 2 раза больше, чем в 1906 году. Число депутатов парламента возросло с 51 (1910 г.) до 74 (1910 г.) и 103 (1914 г.). Количество членов Итальянской социалистической партии (ИСП) выросло с 29 тысяч в 1912 году до 48 тысяч в 1914 году. ИСП получила более 900 тысяч голосов на выборах 1913 года, при этом в 9 крупнейших промышленных центрах кандидаты ИСП получили до 1/3 голосов избирателей. Число депутатов парламента от ИСП выросло с 41 в 1912 году до 52 в 1914 году. Численность Социалистической партии США увеличилась с 41 тысячи в 1909 году до 150 тысяч к маю 1912 года. За социалиста Юджина Дебса, выдвинутого кандидатом в президенты США на выборах 1908 года, проголосовало 420 тысяч избирателей, а в 1912 году – более 900 тысяч.

В 1914 году в социал-демократических партиях мира состояло уже более 4,2 миллиона человек. В 14 странах мира за социалистов проголосовало 10,5 миллиона человек. Социалисты имели 646 места в парламентах 14 стран и свыше 22 тысячи мандатов в местных представительных органах.

Выступления рабочего класса под руководством социал-демократов в борьбе за свои права, за демократизацию политической жизни, против милитаризации становились все более мощными, более массовыми. О крайнем обострении конфронтации рабочего класса с власть имущими свидетельствовали выступления горняков Англии и Германии. Порой выступления рабочего класса приближались к революционной борьбе за власть.

В ответ на милитаристский и антидемократический курс властей 23 мая 1912 года рабочие Венгрии по призыву социал-демократов двинули свои отряды к венгерскому парламенту в Будапеште под лозунгами «Да здравствует народный парламент!», «Долой классовое господство!», «Долой графскую банду!», «Да здравствует революция!» Это выступление сопровождалось столкновениями с полицией, строительством баррикад. Такие же выступления произошли на следующий день во многих городах Венгрии (Мишкольце, Дьёре, Пече, Братиславе, Кошице, Темишоаре, Араде и других городах). День 23 мая 1912 года вошел в историю Венгрии как «Красный четверг». Выступления в 1909 году трудящихся Каталонии переросли в баррикадные бои с требованиями установления республиканского строя (эти события получили название Кровавая неделя). В 1911 году в ходе выступлений рабочих на улицах Вены развернулись уличные бои. Всеобщая пятинедельная забастовка в Брисбене (Австралия) в 1912 году сопровождалась фактическим захватом рабочими власти, когда без разрешения стачечного комитета не могло работать ни одно государственное учреждение.

Особого накала достигли выступления в Италии в июне 1914 года. Расстрел антивоенной демонстрации 7 июня в Анконе вызвал протесты по всей стране. В считанные часы экономическая жизнь Италии оказалась парализованной. По призыву социалистов, синдикалистов, анархистов, профсоюзных руководителей были закрыты промышленные предприятия, магазины, не работал городской транспорт, было прервано железнодорожное сообщение. На улицах Рима, Милана, Флоренции, Анконы сооружались баррикады. Забастовщики захватывали оружие. Правительственные учреждения подвергались осаде. В выступлениях, продолжавшихся неделю (эти дни стали называться Красной неделей), приняло участие более 1 миллиона человек.

Многие руководители социал-демократического движения были уверены в том, что в капиталистических странах складывается предреволюционная ситуация. Выступая на Магдебургском съезде партии, Август Бебель говорил: «Классовые противоречия не смягчаются, а обостряются. Мы идем навстречу очень, очень серьезным временам». Казалось, что пролетарская революция, о неизбежности наступления которой впервые было сказано в «Манифесте Коммунистической партии» в 1848 году, почти через семь десятилетий была близка к осуществлению.

Совершенно очевидно, что история второй половины XIX и начала XX века доказала правоту идей Маркса и Энгельса о нарастающих противоречиях между постоянно возрастающими созидательными и разрушительными возможностями капиталистических отношений, о противоположности интересов пролетариата и буржуазии и нарастании борьбы между этими классами. Там же, где выступления рабочего класса возглавляли социал-демократы, руководствующиеся коммунистической теорией Маркса и Энгельса, рабочие добивались все больших успехов в отстаивании своих требований, а возможности подавляющего большинства населения для участия в политической жизни существенно расширились. Вопреки апологетическим заявлениям тогдашних властей и обслуживающих их идеологов, грабительский и разбойничий характер тогдашнего капитализма теперь, в начале XXI века, уже многим очевиден. Вопреки тогдашним клеветническим обвинениям, которые выдвигались против социалистов всего мира об их якобы разрушительной деятельности против общества, борьба рабочего класса против невыносимых условий труда и жизни, борьба за демократизацию общественно-политической жизни была справедливой. Однако ныне пытаются забыть, что завоевания рабочих всего мира, демократические перемены в политической жизни многих стран во второй половине XIX и начале XX века стали возможными главным образом благодаря усилиям рабочего движения, направляемого коммунистическими идеями Маркса и Энгельса. Вера рабочих в провозглашенные Марксом и Энгельсом цели – осуществление социалистической революции, а затем создание общества социальной справедливости, общества без классов и эксплуатации – вдохновляли рабочих различных стран на все более активную и решительную борьбу.

Глава 7 Первая мировая война и кризис мировой социал-демократии

Возглавляя массовые партии и другие организации рабочего класса, руководители многих социал-демократических партий постоянно напоминали об окончательных целях борьбы, определенных основоположниками марксизма. О верности марксизму постоянно говорили такие руководители социал-демократических партий и II Интернационала, как К. Каутский (СДПГ), Р. Макдональд (Лейбористская партия Англии), А. Тома (СФИО), Э. Вандервельде (Бельгийская социалистическая партия), О. Бауэр (АСДП). Редактор главного печатного органа Итальянской социалистической партии «Аванти!» Бенито Муссолини в своих передовицах писал о том, что «частная собственность является кражей» и поэтому должна быть ликвидирована по мере того, как «Италия через коллективизацию перейдет к окончательной цели – коммунизму». Однако в разгар «красной недели» редактор «Аванти!», как и ряд других видных руководителей социалистического движения, растерялся и не смог предложить рабочим достаточно ясную программу их борьбы, чтобы добиться ее перерастания в революцию. Выступления миллиона рабочих в Италии в июне 1914 года плохо координировались и в конечном счете выдохлись.

Подъемы рабочего движения не переросли в революции также и потому, что к такому повороту событий не была готова значительная часть рабочего класса стран Западной Европы. Успехи, достигнутые рабочим движением в своей борьбе, успокаивали ее участников, а рост рядов «рабочей аристократии» окончательно расхолаживал их. У многих создавалось впечатление, что переход к социализму может быть достигнут путем постепенной эволюции общества. А определенная часть рабочих, удовлетворенная своим положением, вообще теряла интерес к достижению революционной цели. Эти настроения отражались и в позиции руководства социал-демократии.

То обстоятельство, что предвыборные кампании за завоевание мест в парламенте занимали все большее место в текущей деятельности социал-демократических партий, способствовало и тому, что окончательные цели борьбы пролетариата уходили на второй план, а то и забывались. В 3-м томе монографии «Международное рабочее движение» отмечалось: «Отвергая на словах министериализм, многие социалисты-парламентарии на деле все больше навязывали партии такой курс "левого блока", при котором платой за участие в правительстве являлся отказ от социалистической революционной линии». На конгрессах II Интернационала многие лидеры социал-демократических партий отказывались решительно осудить ревизионизм, фактически отрицавший революционную цель пролетарского движения. На 6-м конгрессе И Интернационала в Амстердаме против резолюции, осуждавшей ревизионизм, выступили лидер АСДП В. Адлер, лидер бельгийских социалистов Э. Вандервельде, один из видных деятелей СФИО Ж. Жорес, а К. Каутский проявил колебания в ходе голосования.

На этом же конгрессе была принята резолюция, которая провозгласила массовую стачку «крайним средством» борьбы. Таким образом, ставилась под сомнение возможность перерастания массовых выступлений пролетариата в вооруженное восстание. В это же время руководители ряда профсоюзов выступали против стачек. Так, в руководстве французской Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) стали говорить, что нужно избегать стачек, разрешая конфликты с предпринимателями путем переговоров.

И все же, несмотря на явные свидетельства отказа от методов решительной борьбы рабочего класса и забвения целей этой борьбы, создавалось впечатление, что социал-демократическое движение, как и во времена «Союза коммунистов» и I Интернационала, готово поднять пролетариев мира на «последний и решительный бой» против капитала. В резолюции 7-го Штутгартского конгресса II Интернационала (1907 г.) говорилось: «В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить и всеми силами стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов». На 10-м Базельском конгрессе (1912) был принят манифест, в котором говорилось: «Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса они не могут развязать войну, не подвергая опасности самих себя… Пролетарии считают преступлением стрелять друг в друга ради увеличения прибылей капиталистов». Начало Первой мировой войны стало суровым испытанием верности социал-демократов принятым антивоенным обязательствам солидарности с рабочими других стран и готовности превратить империалистическую войну в пролетарскую революцию.

Гонка вооружений, ускорявшаяся в течение нескольких десятилетий, а также столкновение противоречий во всех частях земного шара превратили ведущие капиталистические страны мира в два вооруженных противостоящих лагеря. Многочисленные армии были готовы обрушить все более совершенную технику уничтожения людей против друг друга. С началом войны страны Антанты и их союзники (сначала это были: Великобритания, Франция, Россия, Бельгия, Сербия, Черногория) мобилизовали в вооруженные силы 6179 тысяч человек. В их распоряжении было 12 134 легких и 1013 тяжелых орудий. Германская коалиция (на первых порах в ее рядах были лишь Германия и Австро-Венгрия) в рядах вооруженных сил имела 3568 тысяч человек, 11 232 легких и 2244 тяжелых орудий (не считая крепостной артиллерии). Эта масса вооруженных людей и военной техники была предназначена для того, чтобы сеять смерть и разрушение.

Однако в первые дни августа 1914 года мало кто думал о неизбежных мрачных сторонах наступившей войны. Значительная часть населения всех участников войны была охвачена энтузиазмом. В Лондоне, Париже, Берлине, Вене и других столицах воюющих стран восторженные толпы провожали солдат на фронт, уверенные в скором их возвращении победителями в целостности и сохранности. Уверенность в неминуемой победе над врагом в открытом сражении странным образом соединялась с паническими страхами перед тайными происками того же вездесущего врага в тылу.

Американский историк Луи де Йонг писал: «В Германии в начале августа 1914 года немцы думали, что в стране находится много французских и русских агентов, причем некоторые из них носили немецкую форму. Многие немецкие офицеры и солдаты подвергались придиркам и аресту, так как их принимали за переодетых шпионов. В Берлине и других местах иногда задерживали и опрашивали священников и монахинь. Ходили слухи, будто через Германию перевозится огромное количество золота, направляемого из Франции в Россию; в результате проезжавшие автомобили стали задерживать и обыскивать. Наступил момент, когда из-за этого едва не приостановились все военные перевозки. Некоторые офицеры и гражданские лица, отказывавшиеся остановить свои машины или замедлить ход, были убиты или получили ранения. «Самых безобидных людей принимали за шпионов, если они по своей внешности чем-то выделялись из окружающей публики, – писала одна англичанка, являвшаяся супругой немецкого аристократа. Охота за французскими агентами, которые якобы перевозили в Россию золото на самых обычных автомашинах, распространилась и на Австрию».

Шпиономания охватила и страны Антанты. Л. де Йонг писал: «В августе 1914 года, то есть в первый месяц войны, во Франции тоже ходили слухи, будто в Париже и его окрестностях появилось много немецких офицеров во французской форме, пытающихся разрушить мосты. Особенно яростная кампания развернулась против швейцарской фирмы «Магги», работавшей с привлечением немецких капиталов; эта фирма якобы снабжала население Швейцарии отравленным молоком… На первом этапе войны многие попадали под подозрение только потому, что они несколько необычно одевались или разговаривали вполголоса, причем голоса были похожи на немецкие».

В атмосфере шовинистического угара и шпиономании многие европейцы, еще вчера рассуждавшие о единстве европейской культуры, теперь спешили объявить себя лютыми врагами других наций. В этих условиях лидеры многих социал-демократических партий, еще вчера выражавшие солидарность с трудящимися других стран Европы и заявлявшие о своей готовности превратить межимпериалистическую войну в международную пролетарскую революцию объявляли о своей поддержке войны. Депутаты от СДПГ в рейхстаге и депутаты от СФИО во французском Национальном собрании голосовали за военные кредиты. Лидер Бельгийской социалистической партии Э. Вандервельде заявил: «Мы будем голосовать за все кредиты, которые потребует правительство для защиты нации». Вскоре Вандервельде стал министром бельгийского правительства. После начала мировой войны в правительства своих стран вошли лидеры СФИО Ж. Гед, М. Самба и А. Тома, один из лидеров Лейбористской партии А. Гендерсон. В поддержку правительства выступили и лидеры Австрийской социал-демократической партии. Центральный орган партии газета «Арбайтер-цайтунг» писала: «Теперь, когда… немецкое отечество в опасности, социал-демократия выступает на защиту родины… Никогда политическая партия не поступала более возвышенно, чем ныне немецкая социал-демократия».

В первые дни войны Б. Муссолини в своих редакционных статьях осуждал войну, как чисто «капиталистическое дело». Однако уже в ноябре 1914 года он вышел из партии и создал новую газету «Иль пополо д' Италиа», в которой стал призывать к участию Италии в войне против Австро-Венгрии с целью завладеть Триестом, Далмацией и другими землями. А в декабре 1914 года он встал во главе только что созданной группы «фашистов», выступавших за вступление Италии в войну.

Так, в считанные дни распалось международное социалистическое движение, которое до 1914 года постоянно провозглашало свое намерение начать пролетарскую революцию в случае начала мировой империалистической войны. Разумеется, социал-демократы не несли вины за ее развязывание. Но, уступив шовинистическим настроениям, они упустили исторический шанс, когда не только можно было сорвать начало мировой бойни, но и добиться массовых революционных выступлений рабочего класса во многих странах Западной Европы и Северной Америки. Вместо участия в революционных боях против класса капиталистов и их наемников, рабочие стран Европы пошли на поля сражения против своих братьев по классу.

С первых же дней войны стало ясно, что в начавшейся войне правовые нормы и мораль оказались попраны так же, как их уже давно попирали ведущие державы мира в колониальных и империалистических войнах за пределами Европы. 2 августа 1914 года немецкие войска вступили в нейтральный Люксембург, а 4 августа – в нейтральную Бельгию. Историк Барбара Тачмэн в своей книге «Пушки августа» писала, что в ответ на сопротивление бельгийского народа этой наглой агрессии командующий 1-й германской армией генерал фон Клюк с самого начала своего вступления в Бельгию своей армии «счел необходимым принять, говоря его собственными словами, "суровые и безжалостные репрессии", включая "расстрел людей и сожжение домов"». Тачмэн писала: «Сожженные деревни и убитые заложники стали вехами на пути германской армии». В небольшом городке Аэршот было расстреляно 150 жителей. «Число жертв в аналогичных случаях росло, – отмечала Тачмэн, – по мере того, как эти действия повторяла армия фон Бюлова в Арденнах. В городе Динант армией Хауссена было расстреляно 664 жителя. Прибегали к следующей процедуре: жителей собирали на главной площади, женщин отводили в одну сторону, мужчин – в другую. Из мужчин выбирали каждого десятого, или каждого второго, или же забирали всех мужчин, в зависимости от прихоти того или иного офицера. Их вели в ближайшее поле или на пустырь у железной дороги и расстреливали. В Бельгии до сих пор много городов с кладбищами, на которых находятся бесконечные ряды камней. На них стоят надписи с именами и одинаковыми надписями: «Расстрелян немцами»».

Военные действия, репрессии и откровенный грабеж разорили Бельгию. В стране было уничтожено 100 тысяч домов. Из 8800 километров железных дорог уцелело лишь 5150 километров. Из 57 имевшихся в Бельгии доменных печей 26 было разрушено.

Такое же разорение принесла война и всем другим странам, где шли военные действия и хозяйничали оккупанты. В ходе войны только в Северной Франции было уничтожено 23 тысячи промышленных предприятий, 4 тысячи километров железных дорог, 50 доменных печей, 9700 железнодорожных мостов, 290 тысяч жилых домов, а всего разрушено 500 тысяч зданий.

Участник войны Анри Барбюс в своей книге «Огонь» описал, как военные действия уничтожали целые селения: «Мы в Суше. Деревня исчезла. Никогда я еще не видел подобного исчезновения… Среди истерзанных деревьев, окружающих нас, как призраки, всё потеряло первоначальный облик; нет даже обломка стены, решетки, двери, и под грудой балок, камней и железной рухляди странно видеть остатки мостовой: здесь была улица. Это похоже на грязный болотистый пустырь в окрестностях города, куда годами сваливали хлам, всякие отбросы, старую утварь; среди этих разнообразных куч мусора пробираешься очень медленно, с большим трудом. После бомбардировок изменился весь облик местности; даже речонка повернула в сторону от мельницы, течет куда попало и образует пруд посреди маленькой разрушенной площади, где стоял крест. В ямах, вырытых снарядами, гниют огромные, раздувшиеся трупы лошадей; кое-где валяются изуродованные чудовищной раной останки того, что когда-то было человеческим существом».

Средства ведения войны отличались невиданной прежде массовостью поражения и жестокостью. 18 февраля 1915 года Германия объявила неограниченную подводную войну. Помимо военных судов жертвами действий подводных лодок стали многие торговые и пассажирские суда, в том числе и нейтральных стран. В ходе войны помимо 630 боевых кораблей и 1000 вспомогательных судов было уничтожено около 6 тысяч торговых судов, общим тоннажем свыше 13,3 миллиона тонн. Жертвы уничтоженных судов зачастую гибли в море.

22 апреля 1915 года, во время атаки англо-французских позиций у города Ипр, германские войска в нарушение международной конвенции применили отравляющие вещества. Было отравлено 15 тысяч человек, при этом 5 тысяч скончались. После этого боя химические средства стали применяться армиями обеих воюющих коалиций. Многие солдаты гибли от ядовитых газов, другие становились инвалидами на всю жизнь.

Участник войны Эрих Мария Ремарк так описал одну из химических атак: «Глухие хлопки химических снарядов смешиваются с грохотом разрывов. Между разрывами слышно гудение набатного колокола; гонги и металлические трещотки возвещают далеко вокруг: «Газ, газ, газ!»… В эти первые минуты решается вопрос жизни и смерти: герметична ли маска? Я помню страшные картины в лазарете: отравленные газом, которые еще несколько долгих дней умирают от удушья и рвоты, по кусочкам отхаркивая перегоревшие легкие… Моя голова в противогазе звенит и гудит, она, кажется, вот-вот лопнет. Легкие работают с большой нагрузкой: им приходится вдыхать все тот же горячий, уже не раз побывавший в них воздух, вены на висках вздуваются. Еще немного, и я наверное задохнусь… Но вот в нескольких метрах подальше кто-то поднимается с земли… он не падает, он что-то ищет глазами и делает несколько шагов, – ветер разогнал газ, воздух чист. Тогда и я тоже с хрипом срываю с себя маску и падаю. Воздух хлынул мне в грудь, как холодная вода, глаза вылезают из орбит, какая-то темная волна захлестывает меня и гасит сознание».

Возросшая мощь военной техники Первой мировой войны превратила солдата в беспомощное существо. Ремарк писал: «Среди ночи мы просыпаемся. Земля гудит. Над нами тяжелая завеса огня… Блиндаж дрожит, ночь ревет и мечет молнии… Каждый ощущает всем своим телом, как тяжелые снаряды сносят бруствер окопа, как они вскапывают откос блиндажа и крошат лежащие сверху бетонные глыбы… Фронт – это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой – траектории снарядов; мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая. Когда на меня летит снаряд, я могу пригнуться, – и это всё; я не могу знать, куда он ударит, и никак не могу воздействовать на него… Меня могут убить, – это дело случая. Но то, что я остаюсь в живых, – это опять-таки дело случая. Я могу погибнуть в надежно укрепленном блиндаже, раздавленный его стенами, и могу остаться невредимым, пролежав десять часов в чистом поле под шквальным огнем. Каждый солдат остается в живых лишь благодаря тысяче разных случаев. И каждый солдат верит в случай и полагается на него».

Ожидание смерти в ходе артобстрела сменялось атакой, и тогда солдаты деловито готовились к беспощадной схватке, в которой не признают никаких правил, не знают никакой жалости. Война, утверждал Ремарк, уничтожала в солдатах все человеческое: «Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши фанаты не в людей, – какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?… Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы – в дьяволов, и, вселяя в нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы… Мы утратили всякое чувство близости друг к другу, и когда наш затравленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать».

Захват вражеских позиций позволял солдатам завладеть трофейной едой. Ремарк писал: «Трофейная тушенка славится по всему фронту. Она даже является иногда главной целью тех внезапных ударов, которые время от времени предпринимаются с нашей стороны, – ведь кормят нас плохо, – и мы постоянно голодны». Борьба с голодом, как показал Ремарк, это тоже часть солдатских будней, как борьба с вшами и огромными крысами, питавшимися трупами солдат.

Описания боев и фронтовой жизни по другую линию боевых позиций, которое оставил Анри Барбюс в романе «Огонь», мало отличаются по содержанию от романа Ремарка. Французский писатель свидетельствовал: «Вокруг нас дьявольский шум. У меня небывалое ощущение беспрерывного нарастания, бесконечного умножения всемирного гнева. Буря глухих ударов, хриплых, яростных воплей, пронзительных, звериных криков неистовствуют на землей, сплошь покрытой клочьями дыма; мы зарылись по самую шею; земля несется и качается от вихря снарядов… Ружейные выстрелы, канонада. Над нами везде треск или грохот – продолжительные раскаты или отдельные удары. Черная огненная гроза не стихает никогда, никогда. Уже больше пятнадцати месяцев, уже пятьсот дней в этом уголке мира перестрелка и бомбардировка идут непрестанно: с утра до вечера и с вечера до утра. Мы погребены в недрах поля вечной битвы…»

Еще один участник войны, английский писатель Ричард Олдингтон, так рассказал об артподготовке перед наступлением: «Всё происходившее не поддавалось описанию – ужасающее зрелище, грандиозная симфония звука. Дьявол-постановщик этого спектакля был мастером, по сравнению с которыми все другие создатели величественного и ужасного были просто младенцами. Рёв пушек превосходил остальной шум – он был полон мощной, ритмичной гармонии, супер-джазом громадных барабанов. Это был "полёт валькирий", исполненный тремя тысячами пушек. Интенсивный треск пулеметов вёл сопровождающую мелодию ужаса. Было слишком темно, чтобы разглядеть наступающие войска, но Уинтерборн понимал с ужасом, что каждая из этих устрашающих вибраций звука означает смерть и уничтожение. Он думал о рваной линии британских войск, которые, спотыкаясь, бредут вперед в дыму и огне, крошась под напором немецкого защитительного огня и резервной линии пулеметов. Он думал о немецкой линии обороны, уже уничтоженной под беспощадным ливнем взрывов и летящего металла. Ничто не могло остаться в живых в зоне действия этого шторма, разве что благодаря чудесному случаю. Уже за полчаса этой бомбардировки сотни и сотни людей были жестоко убиты, раздавлены, разорваны, раздолблены, раздроблены, покалечены».

Число участников войны увеличилось в ходе войны. На стороне Германии и Австро-Венгрии выступили Османская империя и Болгария. На стороне Антанты – Япония, Китай, Италия и ряд других стран. К концу войны число ее участников достигло 33 (из 59 независимых государств) с населением свыше 1,5 миллиарда человек (что тогда составляло 87 % населения планеты). Военные действия происходили в Европе, Азии, Африке и на островах Тихого океана.

Хотя масштабы военных действий в Африке были гораздо более скромными, чем в Европе, людские потери и там были значительными, главным образом за счет местного населения. Пока Бельгия была оккупирована немцами, ее колониальная армия вела войну в Африке против немецких колониальных войск. В то время как бельгийцы потеряли в африканских сражениях 257 человек, потери конголезцев составили 2,5 тысячи. Число же местных носильщиков, погибших от тяжелого труда в ходе этих кампаний, составило более 20 тысяч человек.

Жертвами мировой войны стало армянское население Турции, которое с апреля 1915 года было подвергнуто геноциду. Уцелевшие в ходе насилий свидетельствовали: «Некоторые жертвы подвергаются целому ряду пыток, производящихся с таким безупречным искусством, чтобы дольше продлить жизнь мученика…» Зверские расправы с армянами под предлогом их сотрудничества с наступавшими российскими армиями привели к уничтожению 1,5 миллиона людей.

Число погибших в ходе этой войны было беспрецедентным в мировой истории. Из 73 515 тысяч мобилизованных всеми воюющими странами было убито и умерло от ран около 10 миллионов человек, ранено и искалечено 20 миллионов. Около 10 миллионов умерло от голода и эпидемий.

Мировая война нанесла огромный урон хозяйству многих стран мира. Сильно сократилось производство гражданских видов продукции. Это порождало товарный голод, повышение цен, спекуляцию. Изнашивалось и не заменялось оборудование на заводах, разрушался транспорт. Пришло в упадок и сельское хозяйство. Сократилось и поголовье скота, особенно лошадей. Реальная заработная плата во многих странах сократилась. В Германии резко сократилось потребление продовольствия: многие страдали от недоедания. Зато прибыли капиталистических предприятий росли. Чистая прибыль 416 германских акционерных обществ выросла в первые два года войны в 1,5 раза. Чистые прибыли американских корпораций США увеличились за годы войны более чем в 2 раза.

Хотя в мире многие осуждали войну, массовой борьбы против войны сначала не велось. Подавляющее большинство руководителей социал-демократических партий выступили либо в поддержку правительств воюющих стран, либо не стали призывать к выполнению антивоенных решений предвоенных конгрессов II Интернационала. Лишь 38 социал-демократов Европы собралось в швейцарской деревне Циммервальд в сентябре 1915 года, чтобы осудить империалистический характер мировой войны. В работе конференции принял участие руководитель Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков) В.И. Ленин. Вопреки позиции большинства социал-демократов мира Ленин и большевики громко заявляли о том, что в ходе войны проявился человеконенавистнический характер капитализма и следует положить конец и бесчеловечной войне, и породившему ее строю.

Полностью забывая о многочисленных жертвах преступной и бесчеловечной бойни, устроенной ради захвата чужих территорий и умножения прибылей капиталистических компаний, нынешние критики Ленина, говоря о его участии в Циммервальдской конференции, обвиняют его в принятии пораженческой позиции и таким образом в предательстве национальных интересов России. На самом деле Ленин и другие участники Циммервальдской конференции лишь подтвердили верность тем принципам, которыми руководствовались коммунисты и социалисты в течение всего своего существования. В принятом конференцией Манифесте говорилось: «Никогда раньше в мировой истории не было более настоятельной, более высокой, более благородной задачи, выполнение которой должно явиться нашим общим делом. Нет таких жертв, нет таких тягот, которые были бы слишком велики для достижения этой цели: мира между народами. Рабочие и работницы! Матери и отцы! Вдовы и сироты! Раненые и искалеченные! Ко всем вам, кто страдает от войны и через войну, ко всем вам мы взываем: Через границы, через дымящиеся поля битв, через разрушенные города и деревни – пролетарии всех стран, объединяйтесь!»

Тем, кто теперь с пеной у рта осуждает тогдашнюю позицию Ленина, стоило бы оказаться на месте героев романов Ремарка, Барбюса, Олдингтона и испытать на себе окопную жизнь, голод, газовые атаки, артобстрелы и другие ужасы Первой мировой войны. Совершенно очевидно, что Ленин и большевики выступали против мирового безумия и варварства, в которые был ввергнут мир по вине тогдашних капиталистических заправил.

Проанализировав характер мировой войны и предшествовавших ей империалистических войн, В.И. Ленин в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма», написанной в 1916 году, утверждал, что противоречия капиталистического способа производства обострились до крайности в период империализма. В статье «Империализм и раскол социализма» Ленин писал: «С одной стороны, тенденция буржуазии и оппортунистов превратить горстку богатейших, привилегированных наций в «вечных» паразитов на теле остального человечества, "почить на лаврах" эксплуатации негров, индийцев и пр., держа их в подчинении при помощи снабженного великолепной истребительной техникой новейшего милитаризма. С другой стороны, тенденция масс, угнетаемых сильнее прежнего и несущих все муки империалистских войн, скинуть с себя это иго, ниспровергнуть буржуазию. В борьбе между этими двумя тенденциями неизбежно будет развертываться теперь история рабочего движения».

В своей брошюре «Социализм и война» Ленин писал: «Нельзя знать, в связи с 1-ой или 2-ой империалистской войной великих держав, во время нее или после нее возгорится сильное революционное движение, но во всяком случае наш безусловный долг систематически и неуклонно работать именно в этом направлении». Было очевидно, что, реалистично оценивая революционный потенциал международной социал-демократии, Ленин не мог наверняка говорить о близости социалистической революции. Выступая в начале января 1917 года на собрании в Цюрихе с докладом, В.И. Ленин заявил о неизбежности революционных потрясений в различных странах мира, включая Россию, но заметил: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции». Но и помимо Ленина, вплоть до начала 1917 года, почти никто в мире не верил в скорую победу социалистической революции.

Краткие выводы

Нет сомнения в том, что обвинения, выдвигаемые авторами резолюции ПАСЕ против коммунизма, имеют одной из задач скрыть жестокие стороны капиталистических отношений, органично им присущие. Беспощадная эксплуатация трудящихся, безжалостное порабощение народов Азии, Африки и Америки, отставших в своем экономическом развитии от Запада, уничтожение миллионов людей в кровавых войнах на протяжении целого ряда столетий свидетельствовали о той цене, которую заплатили угнетенные массы за капиталистический прогресс. «Индивидуальные и коллективные убийства и казни, смерть в концентрационных лагерях, голод, высылки, пытки, рабский труд и другие формы массового физического террора, преследования на этнической или религиозной почве, нарушения свободы совести, мысли и самовыражения, свободы прессы, а также – недостаток политического плюрализма», – эти обвинения, выдвинутые ПАСЕ в своей резолюции, можно переадресовать любой стране, в которой развивался, а затем восторжествовал капиталистический способ производства. В то же время этот перечень обвинений не полностью перечисляет тяжкие преступления, совершенные буржуазией в погоне за прибылями, как до победы буржуазных революций, так и после прихода буржуазии к власти.

Жестокий гнет и преступления, совершаемые капиталистическими режимами, толкали рабочих во всех странах мира к самой решительной борьбе за свои права, против несправедливого и жестокого строя. Борьба коммунистов против капитализма была вызвана не желанием внести конфликт в общественное развитие, а стремлением помочь рабочему классу отстаивать свои права, добиваться лучшей жизни и вести его к окончательной победе над бесчеловечным строем.

За семь десятилетий борьбы за свои идеалы социалисты и коммунисты мира сумели прийти к власти лишь ненадолго в Париже в 1871 году. Поэтому ряд краеугольных марксистских положений о переходе от капитализма к социализму носил лишь теоретический характер. К тому же непоследовательность многих видных деятелей в социал-демократических партиях стран Западной Европы, а затем и целых партий в отстаивании марксистских принципов привела их к сотрудничеству с правящими верхами, проводившими политику жестокой эксплуатации и войн. Постепенное сворачивание борьбы за общество социальной справедливости и отказ от принципов международной солидарности трудящихся всех стран в конечном счете сделало многие социал-демократической партии пособниками правящих кругов ведущих капиталистических стран в развязанной ими Первой мировой войны, войны преступной и бесчеловечной.

В то же время на протяжении большей части семи десятилетий социалистические (социал-демократические) партии, созданные на основе идей марксизма, были авангардом рабочего движения, наиболее последовательными выразителями его интересов. Правота марксистских идей была подтверждена значительными успехами рабочего и социал-демократического движения в отстаивании интересов рабочего класса и укрепления демократии в различных странах мира.

Утверждать же, что в основе коммунистической идеологии и семидесятилетней практики партий, разделявших идеи Маркса и Энгельса, лежало стремление к установлению жестокого репрессивного режима подавления свобод, голода и геноцида, значит полностью искажать историю. Нетерпимость к коммунизму испытывали прежде всего те, кто выступал против рабочего и демократического движения, кто ставил свои корыстные интересы превыше всего, кто был готов ради увеличения своих прибылей сохранять жестокую эксплуатацию трудящихся и бесправие, ввергать мир в бесчеловечные войны. Именно эти силы стали первыми сочинителями и организаторами антикоммунистической пропаганды, которая особенно широко распространилась в XX веке.