Эвтаназия, или Последний парад

Зимняя Одесса напоминала серую кошку под проливным дождём…

Промозглый февральский ветер хлопнул массивной дверью старой гостиницы. Двое лощёных евроидов в длинных пальто бизнес-класса прошествовали к стойке администратора, где некто невразумительный в потёртой кожанке клянчил «место под солнцем».

— Но вы понимаете, что я провёл двадцать часов в дороге? Неужели так трудно поселить меня сейчас? Я устал, я спать хочу!

— Мужчина, — невозмутимо перекладывала бумажки с места на место молодая, но уже строгая барышня с шикарными признаками женского пола, — я вам русским языком повторяю: — Щас мы сменимся — и вас положат! Пересменка!

— Алекс Гурин и Майкл Риесма, — положил два голландских паспорта на стойку Алекс и добавил, — у нас зарезервирован «люкс».

— Заполните бланки, плиз, — протянула бумажки Алексу девушка и вся, как бы взбодрилась, все её формы напряглись в ожидании иностранного вмешательства.

Оно последовало незамедлительно.

Алекс протянул барышне десять «евро» и ласковым голосом пропел:

— Заполни сама, солнышко! Я и в школе писал с оши — п - ками, а теперь своё имя по-русски не напишу. Отвык…

— Привыкайте, — стрельнула глазками администратор, — мы ж к вашему английскому приспосабливаемся!

Она открыла паспорта приезжих и стала выписывать оттуда необходимую информацию.

— Я вам дам за это урок английского, — хитро прищурился Алекс, — новая система: — «Ленгвидж он зе пиллоу!»

— Это, как? — напряглась в надежде барышня. — Вы на что намекаете?

— Я не намекаю, я настаиваю! — облизнул глазами выступающие прелести барышни Алекс, — Как у вас кормят в ресторане, вкусно?

— В Париже вкуснее, — незамысловато обозначила правила игры барышня.

— Вы часто бываете в Париже? — игриво вскинул брови Алекс.

— О, — вмешался в разговор Майкл, — у фас замешательний укус, тефушка! Я тоше люблю Парис! Мы можим тута ехать на уик-энд!

— Шо туда ездить? — шевельнула могучим бюстом красавица-одесситка. — Кафе за углом!

Кожаный страдалец возмущенно запыхтел и придвинулся к стойке.

— Девушка, — просипел он, — так вы дадите мне номер?

— Мужчина, — потемнела глазами дива, — номера дают у цирке! Вы что, не видите, я же занятая!? Дам людям, потом дам и вам!

— Так я же был раньше! — возопил несчастный, взывая к справедливости.

— А ещё раньше — был Адам! — поправил мужику завернувшийся воротник курточки Алекс. — У нас резервейшен!

Под тяжестью иностранного слова мужик обмяк и отошёл в сторону.

Барышня сняла трубку и вызывала подмогу: — Галина Степановна! Сто пятый готов? Забирайте!

Она протянула иностранцам паспорта и игриво сообщила: — Вода будет в восемь.

— Ф каком смысле «путет ф осем»? — повернулся к Алексу Майкл. — Пошему в путущем фремени?

— А у нас всё — в будущем времени! — рассмеялась красавица. — Вы ж в Одессу приехали! Это ж, вам же ж, не Париж!

— Идём, идём, — потянул партнёра за рукав Алекс, — в восемь дадут, в восемь тридцать выключат!

Они двинулись по длинному коридору вдоль высоченных дверей, номерки на которых были замазаны той же белой краской, что и выкрашены двери.

— Почему в такой красивой гостинице — запах конюшни? — недоумённо втягивал воздух ноздрями Майкл. — И что она сказала про воду в будущем времени?

Алекс разглядел нужный номер и отворил двери.

Посреди огромного номера стояла пожилая горничная со шваброй в руках.

— Ой, какие красивые хлопчики! Вам кровати сдвинуть? — заботливо поинтересовалась она.

— Мы что, похожи на «голубых»? — поставил вопрос ребром Алекс.

— Ша, ша! — забеспокоилась горничная. — Я ничего про вас не сказала! Голубые, оранжевые, лишь бы в кармане были зелёные! Просто рядом спать теплее!

— А что, иначе теплее в Одессе не делают? — осмотрелся вокруг Алекс.

— В Одессе делают усё иначе, хлопчики! — мгновенно отреагировала одесситка. — Заказать вам грелку?

— О, мамочка, — передёрнулся от холода Алекс, — несите две! А то у меня уже насморк!

— А шо их носить — сами придут! — двинулась к выходу горничная, — Вам так шоб в теле, или как вобла, без икры?

— Мамаша, вы про что? — врубился Алекс. — Вы про девочек?

— Так вы ж сами сказали что вы — не «голубые»! — искренне возмутилась горничная. — Потом будете меня гонять туда-сюда за водкой и барышнями! Закажите на вечер всё сразу.

— Вау, — всплеснул руками Майкл, — какой сервис!

— А, — махнула рукой горничная, — с вами всё ясно! Порожняк! Я вам сейчас одеяла верблюжьи принесу.

Алекс отворил двери туалета и возопил: — Боже, что за вонь?

— А шо вас это беспокоит? — ласково улыбнулась горничная. — Вы же только что сами сказали, что у вас насморк! Так вам одеяла нести?

— И чай тоже! — протянул бумажку горничной Алекс. — Много чаю! Море чаю!

— Так шоб и помыться? — догадалась горничная и поспешила выполнять обещанное.

— Алекс, — улёгся на кровать в пальто Майкл, — куда ты меня привёз?

— В Одессу, — расправил плечи Алекс и проникновенно запел: — «Одесса — мой город родной…»

По одесским улицам гулял шестиметровый лимузин.

Майкл угрюмо посматривал за окно, и никак не разделял восторгов Алекса по поводу увиденного.

— Посмотри, оперный театр! — зазывал приятеля на экскурсию Алекс. — Лучше чем Большой!

— Алекс, — простонал Майкл, — твоя ностальгия доведёт меня до инсульта! Чем хуже Амстердам?

— Сравнил, — обиженно буркнул Алекс, — ты же там не родился!

— Именно там и родился Майкл Риесма! — многозначительно поднял палец Майкл. — Именно там мне пришла в голову идея нашего бизнеса!

— Врёшь, Мишка — ехидно улыбнулся Алекс, — ты ещё в Виннице у бомжей квартиры отнимал.

— Тихо, тихо! — прошипел Майкл. — Какая Винница? Я чистокровный голландец! У меня настоящая королевская родословная!

— Только хвост бубликом, — хохотнул Алекс.

Лимузин подкатил к ресторану «Дежавю Ле Мер» и промёрзшие «голландцы» окунулись в советское прошлое. Сочные пионерки с красными галстуками на груди четвёртого размера и юбками стартовой длины захлопотали вокруг иноземцев.

В это же время в ресторане появился важный господин в гражданском костюме, но с выправкой морского офицера.

Алекс шепнул несколько слов на ухо официанточке, при этом нежно погладив её пальчиком по ручке. Пионерка стремительно рванула к важному господину и указала ему правильный курс.

— Рад вас видеть, Пётр Иванович, — встал и протянул руку Алекс. — Мой партнёр, Майкл. Он тоже голландец, но по-русски говорит едва-едва.

— Приветствую, — ответил Пётр Иванович и ответил крепким рукопожатием обоим. — По-русски голландцев ещё Пётр Первый говорить учил.

— Фи бутете — Пьётр Фторой! — сострил Майкл.

— Что будем пить? — поинтересовалась официантка.

— Всё, — заказал Алекс и погладил её по выпуклой икре крепкой ножки. — Для начала: три «водки-мартини».

Пётр Иванович не проявил интереса к выпивке, а сразу перешёл к делу. Он достал бумаги и положил их перед голландскими гостями.

— Мы нашли подходящее судно. Старый крейсер, давно стоял на приколе. Соответствующее решение о передаче его благотворительному фонду в аренду — перед вами. Судно можно привести в порядок в течение полугода. Добавите денег — за два-три месяца.

— А побыстрее? — заёрзал Алекс. — Наш клиент — штука капризная. Того и гляди — сам окочуриться.

— Можно и побыстрее, — пожал плечами Пётр Иванович, — но скорость…

— Оплачивается! — завершил великий постулат Алекс и протянул собеседнику пластиковую карточку. — Вот карточка от вашего счёта в «Банко ди Италио», работает по всему миру. Вся сумма уже там.

— Отлично, — спрятал карточку в карман Пётр Иванович, — добавите на этот счёт сто тысяч. За ускорение.

— И перестройку! — поднял обе руки вверх Майкл.

— Что с экипажем? — продолжил деловую часть беседы Алекс.

— Есть у нас на примете кандидатура капитана, — как-то нерешительно произнёс Пётр Иванович, — он знает корабли этого класса. Конечно, он уже давно на пенсии. Но команду наберёт, если только…

— Что? Добавим денег? — насторожился Алекс.

— Если протрезвеет! — развёл руками Пётр Иванович.

— Да как же мы пойдём в море с алкоголиком? — забеспокоился Алекс. — Он же нас утопит.

— Он — не алкоголик, — возразил Пётр Иванович, — он цикличный пьяница. Входит в запой — и выходит. Важно поймать правильный цикл. Но мы постараемся. Разрешите откланяться? — вытянулся во весь свой рост Пётр Иванович. — Извините, много работы.

— Мы на связи! — вытянулся по-военному и Алекс.

— Вольно! — улыбнулся Пётр Иванович и удалился широким строевым шагом.

— Так вам три «водки-мартини», или две? — поинтересовалась пионерка, выставляя три бокала на стол.

— Нас же трое! — указал на себя, Майкла и саму официантку Алекс.

— Я на работе, — покачала головой пионерка.

— А после работы? — положил ей руку на попку Алекс. — Кстати, мне нужна секретарша в офис? Не хотите попробовать?

— Грудь солью мазать? — ухмыльнулась пионерка и упорхнула от навязчивого клиента.

— Что она сказала про грудь? — переспросил Майкл.

— Миша, не парь мозги! — поднял бокал и выудил оттуда оливки Алекс. — Этот анекдот вошёл в энциклопедию советского юмора. За нас! Одну сторону парохода мы уже покрасили!

Весеннее солнце выманило из одесских подворотен остатки коренных одесситов, которые вместе с котами и бездомными собаками грелись на скамейках парка, что на Дерибасовской.

— Маня, вы когда последний раз были в порту?

— Когда? Когда ещё Нёма не уехал.

— Нёма. А кто такой Нёма?

— Фаня, побойтесь Бога и соберите мозги! Нёма — это ваш третий муж!

— А шо вы кричите? Я сама знаю! А что он вам сдался, мой третий муж?

— Он не мне сдался, он сдался милиции.

— Шо вы такая злопамятная? Подумаешь, человеку дали два года.

— Нёме дали восемь. Два дали его двоюродному брату, — поправил Фаню интеллигент в очках с соседней скамейки.

— А как звали брата?

— Фаня, его брата звали Гоша, и это был ваш четвёртый муж!

— Так он же умер в прошлом году!

— Так при чём здесь порт?

— Какой порт? Моего Нёму посадили на восемь лет, Гоша умер, а меня должен её порт волновать!

— Фаня! — приподнялась со скамеечки Маня, — ваш Нёма отсидел и улетел в Нью-Йорк первым самолётом! И все нормальные люди тоже давно улетели! Только мы, две дуры, здесь остались.

— Я тоже остался, — заметил интеллигент.

— Витя, — покачала головой Маня, — и чем вы гордитесь? Я вам предлагала, женитесь на мне по-хорошему — я бы вас вывезла! А вы — ни себе, ни людям! Уже давно жили бы в приличной стране!

— О, я таки вспомнила! Там стоит крэйсэр!

— О чём вы говорите, Фаня? — подозрительно посмотрела на Фаню Маня. — Крэйсэры уехали вместе с Нёмой.

— А соседка говорит, — упорствовала Фаня, — что он стоит в порту!

— Говорите и вы!

Интеллигент оторвался от газетки и провёл разъяснительную работу.

— Девушки, слушайте сюда! Тут всё написано, я вам прочитаю!

— Витя, а вы что, ещё видите? — не удержалась Фаня.

— Говори громче, — подсказала Маня, — он плохо слышит.

— «Голландский благотворительный фонд ЭВТАНАЗИЯ готовит кругосветный круиз на специально оборудованном корабле для желающих увидеть мир и совершить процедуру эвтаназии. Бывший крейсер «Минск» прибыл в одесский порт и через два месяца отправится в первый рейс»

— Маня, а что это за процедура? — поинтересовалась Фаня. — «Эвта» — что? Это обрезание?

— Вы почти угадали, Фаня! — засмеялся Витя. — Обрезают все ваши болячки, делают укол — и вы тихо засыпаете. Тут есть цитата из голландского законодательства: — «Эвтаназией называется всякое действие, направленное на то, чтобы положить конец жизни той или иной личности, идя навстречу ее собственному желанию, и выполненное незаинтересованным лицом»

— По собственному желанию, — задумчиво поправила шляпку Маня, — эти голландцы, по-моему, правы. Кому нужна одинокая старость?

— О чём вы говорите? — недоумевала Фаня. — Кто делает уколы? Это бесплатно?

— Бесплатным бывает только сыр в мышеловке, — грустно улыбнулся Витя и поглядел на Маню.

Она смотрелась в маленькое зеркальце и подводила губы помадой. В контражуре весеннего солнца Вите показалось, что кожа Мани набухла вместе с почками деревьев, в глазах пропал тусклый свет старости, морщины расправились, и вся она задышала весной.

— Маня, — подсел к ней поближе Витя, — а вы действительно согласны выйти за меня замуж?

— А? — округлила глаза Маня и посмотрела на Виктора почти с ужасом.

— Я думаю, что в одиночку следующую зиму не переживу, — покачал головой Витя. — А так… Есть о ком заботиться, есть кому заботиться.

— Витя, — положила под язык таблетку нитроглицерина Маня, — в нашем возрасте такими вещами не шутят.

— А я и не шучу! — произнёс Виктор и взял Маню за руку. — Переезжай ко мне, у меня двухкомнатная. А твою сдадим… Будет на что лекарства покупать!

— Маня, — занервничала Фаня, — о чём вы там шепчетесь? Ты хочешь ехать, я знаю!

— Ша, — заплакала Маня счастливыми слезами, — я не еду, я переезжаю!

Бывший крейсер советских военно-морских сил «Минск» сиял на солнце свежевыкрашенными бортами и огромной надписью по борту «JEUTANAZIJA».

Старое имя корабля ушло в прошлое безвозвратно вместе с его военноморским стажем, а новое имя обещало жизнь загадочную.

Высокий седой капитан в ладно пригнанной форме обходил выстроившихся в шеренгу моряков. Огромный грушевидный нос алого цвета, испрещённый синими прожилками, намекал на пристрастие бравого капитана к алкоголю, но других признаков порока не наблюдалось: подтянут, строен, бодр.

Моряки в шеренге, в большинстве своём, выглядели как старые бомжи. Капитан внимательно вглядывался в лицо каждого из них. Вязкое облако перегара висело над шеренгой грозовой тучей и глаза капитана обещали гром и молнию ещё до первой майской грозы.

— Луценко? — вспомнил он фамилию одного из моряков.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! — встрепенулся Луценко. — А как вы меня узнали? Столько лет прошло…

— Разговорчики! — отрезал капитан. — Чтобы к вечеру был похож на первого помощника капитана, а не на хер собачий!

— Есть, товарищ капитан первого ранга! — попытался вытянуться в струнку Луценко и чуть не упал. Его поддержали двое других и он, всё же, вытянулся «во фрунт».

— Где Нечитайло? — громко спросил капитан.

Искомый моряк вышел из второй шеренги и совершенно по-граждански поздоровался:

— Здравствуйте, Николай Николаевич!

— Ну, здравствуй, Валера! — протянул ему руку Николай Николаевич. — Чем занимался на пенсии?

— Пока ходили «купцы» и «туристы» — водил их в Бургас, а потом — на паромах.

— Компьютер освоил?

— А куда денешься! Жизнь…

— Разве это жизнь, — кашлянул маленький кучерявый старикашка, — мусорная куча.

— Это кто? — прищурился капитан.

— По моему, Гузь, — присмотрелся Нечитайло.

— Помполит? — подошёл капитан поближе. — Что я слышу от комиссара?

— Кончились комиссары, — пожал протянутую руку Гузь, — остались деклассированные элементы.

— Отставить, — мягко похлопал его по плечу капитан, — мы ещё живы. Давай, помполит, наводи порядок в умах. Слушай мою команду! — громко пробасил капитан. — Все в длительной завязке!

Он тяжело вздохнул и добавил: — Я тоже.

Строй моряков недоверчиво загудел.

Отставить! — рявкнул Николай Николаевич. — Всем привести себя в порядок! Приступить к своим обязанностям согласно штатного расписания с двадцати четырёх часов сегодняшнего дня! Предупреждаю: судно теперь гражданское, но дисциплина — военная! За употребление спиртного — сразу на берег. По местам!

В кают-компании, переоборудованной под офис, непрерывно срабатывали факс-машины, трезвонили телефоны, и бойкие барышни отвечали на вопросы желающих попасть в число участников первого круиза.

— Слушаю вас, да, пожалуйста, ещё остались каюты первого класса. Нет, извините, второй класс уже разобрали. Только если кто-то откажется. Записываю…

— Какая шутка, девушка? Всё абсолютно законно! Корабль принадлежит голландскому фонду и в нейтральных водах на нём действуют законы Голландии! Нет, вы не можете — несовершеннолетних мы не принимаем!

— Я ничем вам не могу помочь! Если у вас квартира не приватизирована, то вы не можете её завещать фонду.

— Мужчина, я вам ещё раз объясняю — вы не можете отправить в круиз жену, если она не напишет заявление по собственному желанию! И тёщу не можете! Тогда записать вас? Хорошо.

Майкл, сидя за центральным компьютером, вводил в программу имена тех, кто соответствовал условиям контракта. Когда на экране выскочила цифра «10.000» он откинулся на спинку кресла и тихо произнёс: — Десять тысяч… Фантастика! И третья мировая не нужна.

— Термин "эвтаназия", — восторженно докладывал Алекс группе посетителей, — впервые употреблен Френсисом Бейконом в XVII столетии для определения "легкой смерти", а с XIX века стал означать "умертвить кого-либо из жалости".

— Значит, речь идет о преднамеренном убийстве? — вопрошала экскурсовода очкастая, но очень длинноногая зануда.

— Речь идёт об облегчении ненужных страданий! — томно улыбнулся барышне Алекс. — Мы поможем положить конец невыносимым страданиям тем, кто живёт "нечеловеческой" жизнью, или жизнью "не достойной самого человека".

— Следовательно, — упорствовала длинноногая, — эвтаназия является прямым нарушением Божьего закона. У Бога есть план в отношении каждого человека, он выражается в понятии Божественного Провидения. Если человек вторгается в этот план, хочет присвоить себе роль Бога, то тем самым он посягает на Его власть.

— Вы из какой газеты? — проворковал Алекс, подойдя поближе к очкастой.

— Я независимый журналист! — приняла вызывающую позу журналистка.

— Девушка, — отодвинула умницу в сторону полная старушка, — вы тут не одна! У нас есть вопросы и поважнее! Комнаты отдельные?

— Все каюты будут оборудованы под гостиничные номера в три — четыре звёздочки, — не отрывал взгляда от журналистки Алекс, — в каждом порту прибытия предусмотрены экскурсии, дегустация национальных блюд и напитков.

— Извините, — поинтересовалась старушка, — а для диабетиков будет отдельное меню?

— Для диабетиков? — улыбнулся Алекс. — А у нас не будет диабетиков. Главная цель нашего круиза — забыть обо всех болячках, получить максимум удовольствия — и достойно, и безболезненно умереть!

— То есть, — упорствовала старушка, — если мне станет совсем плохо…

— Сначала, — взял её за руку Алекс и улыбнулся ослепительной улыбкой, — сначала, вам станет очень хорошо! Ну, а потом — ещё лучше!

Алекс подтолкнул старушку в каюту и все увидели загадочное кресло, вокруг которого стояли огромные ёмкости с жидкостью.

— Вы садитесь в это кресло, — уселся в кресло Алекс, — нажимаете вот эту кнопочку.

Он потянулся к кнопочке и нажал её.

Раздалась чарующая музыка, замигали огни светомузыки, вокруг головы Алекса появилось облачко дыма.

— И так, до самого конца, — произнёс Алекс, с искренним восхищением глядя на журналистку.

Экскурсанты зажали носы и рванули из каюты прочь.

Не шелохнулась только длинноногая очкастая журналистка.

— А вы, почему не убежали? — выключил подачу газа и встал с кресла Алекс. — Вы не боитесь смерти?

— Мне кажется, — поправила очки длинноногая, — это всё наглый прикол!

— А если я вам докажу, что это очень серьезно? — закрыл двери каюты Алекс и нажал кнопку подачи газа. Прозрачный дымок стал заполнять каюту.

— Ну, и что вы чувствуете? — проворковал Алекс. — Страшно?

— Ничуть! — сняла очки журналистка. — Близость смерти, где-то, даже возбуждает!

— Значит, всё работает правильно! — Алекс усадил журналистку на колени и сделал музыку громче.

Людмила Геннадиевна Рудина, преподаватель русского языка и литературы сто первой школы города Санкт-Петербурга (на пенсии), встала по обычаю в пять утра. Она прошлёпала войлочными тапочками по длинному коридору огромной питерской квартиры, оставшейся от покойного мужа-академика, зашла в огромную кухню, поставила огромный старинный чайник на плиту и зажгла конфорку.

В кухне стало как-то сразу теплее.

За окном проявлялось серое апрельское утро, по Неве шёл серый ладожский лёд, у ларька под окном мелькали серые тени страждущих, которым синюю жидкость для мойки стёкол отпускали всенощно посиневшие от холода тётки.

Один из мужиков поднял глаза то ли к Богу, то ли к окну Людмилы Геннадиевны, его губы зашевелились, и она словно услышала и увидела покойного мужа:

— Кое-кто предпочитает похмеляться водкой, но пить «палёнку» дело дорогое и рискованное! А жидкость — производства фабричного! И шибает крепче, и дешевле.

— Петя, — увещевала мужа Людмила Геннадиевна, — ты же академик, Герой Соцтруда, Лауреат Государственной премии СССР, человек, чьими мозгами были построены секретные объекты страны!

— Секреты проданы, страна разворована.

Петя проглотил стакан суррогата и закончил мысль:

— Почему смерть изображают с косой? Она должна являться с нашей пенсией в руках!

Людмила Геннадиевна вздохнула и задёрнула занавесочку.

Ленивый таракан на стене презрительно шевельнул усами и вальяжно двинулся к щели в кухонном шкафу, минуя хитроумные тараканоловки, висящие во всех углах.

Людмила Геннадиевна вздохнула ещё тяжелее, взяла со стола газету и свернула её в орудие убийства.

Но таракан оказался счастливчиком.

В процессе свёртывания бумаги в трубочку, профессиональный глаз учительницы выхватил из множества газетных заголовков странное иностранное слово, выписанное огромными буквами — «эвтаназия».

Забыв про таракана, Людмила Геннадиевна развернула газету, достала из кармана очки и постаралась понять, в каком контексте употребили газетчики очередное чужеродное словечко. Её, как и всякого русского интеллигента, просто убивала вопиющая безграмотность, воцарившаяся в русском языке, а более всего — нашествие иностранщины.

Она пробежала глазами статью и села на табурет у стола.

Прочитала ещё раз.

Потянулась к телефонному аппарату, но взгляд её упал на старинные настенные часы, и она поняла, что звонить ещё рано.

Людмила Геннадиевна прошла по коридору в кабинет мужа, подошла к старинному письменному столу и взяла со стола его фотографию.

— Это выход, Петя, — сказала она ему, — сама я никогда не смогу этого сделать. Да и грех это великий. А это — выход.

Она поцеловала Петю в глаза и заскользила войлочными тапочками по дубовому паркету в кухню, где засвистал Соловьём-разбойником облезлый чайник.

Весть о необычном круизе заполонила все средства массовой информации и стала предметом обсуждения всех популярных телешоу.

Андрей Малахов орал срывающимся голосом о безнравственности затеи, а вслед за ним зрители в студии орали на Андрея, друг на друга, совершенно позабыв, о чём они орут.

Лена Ханга философски вопрошала покупателей путёвок на необычный круиз о мотивах их решения, а кошковидная Дана Борисова намекала известному бизнесмену на то, что он напрасно решил сменить радости грешной жизни на вечный покой.

— Ну, почему, ну, почему, такой ещё не старый, ещё не совсем лысый, такой богатенький миллионщик, вы решили уйти из жизни?

— Устал, — грустно признался бизнесмен, — надоело. Сначала в тебя стреляют, ты стреляешь. Потом тебя сажают, или ты сажаешь… Деньги в России приносят только несчастье.

— И что же вы решили делать с этими проклятыми деньгами? — насторожилась Дана.

— Я решил отдать их тому, кто ответит мне на два вопроса: — «Что делать?» и «Кто виноват?».

— Я знаю, что делать! — оживилась томная Дана.

Прагматичная Лена мудро посмотрела в камеру и заметила: — После рекламной паузы мы узнаем, как с помощью больших денег ответить на два вечных вопроса русской интеллигенции.

Не обошлось и без политики. Тут же, у «соловьёвского барьера» сошлись Новодворская и Жириновский. Новодворская отстаивала свободу выбора личности в России, Жириновский усмотрел в происходящем попытку НАТО уменьшить численность населения в бывших советских республиках и предложил: желающих совершить процесс эвтаназии расстреливать на месте. Новодворская, в полемическом задоре, заявила, что и сама бы отправилась в столь экзотический последний путь, но не нажила достойной квартиры. Жириновский тут же предложил ей деньги на билет или любую из многочисленных квартир ЛДПР.

Лолита, совершенно без комплексов, предложила всем женщинам отправить в круиз своих опостылевших мужей, а самим пойти в гарем к братьям Запашным, братьям Пономаренко, и вообще — к любым братьям.

Всех ведущих украинских шоу-вумен-менов интересовали другие аспекты: насколько подобные акции снизят потребление газа в стране, повлияют они, или нет на очередные выборы, и можно ли отправить в круиз весь российский Черноморский флот.

— Великолепно, — перескочил с одного канала на другой Майкл, — лучшей рекламы и не придумаешь. Так где же этот миллионщик из передачи?

— Ты в своём уме? — пожал плечами Алекс. — Передача в записи. Даночка знает, что нужно делать с проклятыми деньгами! Классный пиар мужик себе соорудил! И всё — благодаря нам!

— Надо бы с него за это денег получить? — пробурчал Майкл.

— Послушай, — закончил пересматривать очередную пачку документов Алекс, — а может, мы не только центровые квартиры брать будем? Вот, смотри, звезда эстрады, Гала просится в поход — предлагает дачу на Рублёвке.

— Гала? — широко открыл глаза Майкл. — Что это ей приспичило?

— Неудачную пластическую операцию сделали, у неё теперь не только глаза, но и рот не закрывается! Вынуждена ходить под паранджой.

— Почему? — удивился Майкл. — Ходила бы себе с открытым ртом.

— Миша, — укоризненно покачал головой Алекс, — ты пошляк! Ты представляешь, что её ждёт на московских улицах?

— Гут, гут, — рассмеялся Майкл, — берём дачу! Она на пару лимонов потянет.

— Так, — перечитывал бумаги Алекс, — завтра у нас встреча с депутатом Госдумы.

— А при чём здесь Госдума России? Порт украинский, флаг голландский!

— Ты не понял! — он просит принять на борт жителей двух деревенек. Захотел себе именье построить, а они там ещё не все повымерли — болтаются у него под ногами. Схема такая: они передают свои земельные участки благотворительному фонду, а мы передаём ему оперативное управление участками. Он строит жилой комплекс для ветеранов Чернобыля и спокойненько вселяется туда с женой, детьми и любовницами. Затем приватизирует комплекс, а вместе с ним — и землю.

— У него что, и любовницы — удостоверения ветеранов имеют? — ехидно заметил Майкл.

— У него не родившиеся внуки удостоверения имеют, — цинично подтвердил надёжность схемы Алекс.

— А куда мы его народ денем? Всё забито!

— А грузовой трюм? — выложил козырную мысль Алекс.

— Ну, эта схема ему будет дорого стоить! — потёр руки Майкл.

— Ничего, денег в Москве немеряно. — Алекс набрал номер телефона и клацнул зубами. — Ну, где же ты ходишь, моя тигрица? Ты уже в джакузи? Лечу, лечу, моя птичка!

— Орёл, — покачал головой Майкл и добавил, — стервятник!

На экстренном совещании в штаб-квартире Интерпола в Брюсселе собрались руководители Бюро всех стран Восточной Европы и руководитель Особой группы по городу Одесса, комиссар Георгис Константидис.

— Что у вас там происходит, комиссар? — строго поинтересовался Начальник отдела Стран Восточной Европы, — По нашим сведениям, в Одессе намечается массовая эвтаназия?

— Нечто в этом роде, — доложил Константидис, — но не в самой Одессе. Клиенты едут из всех больших городов. Два голландских гражданина советского происхождения взяли в аренду крейсер и предложили желающим совершить на нём кругосветное путешествие.

— А при чём здесь эвтаназия? — поинтересовался чешский комиссар.

— Над судном поднят голландский флаг, и оно автоматически подчиняется голландским законам, — пояснил Георгис, — и каждый желающий может в нейтральных водах совершить эту небезызвестную вам процедуру ухода из жизни.

— И много желающих? — поправил очки польский комиссар. — Откуда деньги у людей на такой круиз?

— Вот тут-то и начинается схема! — гордо поднял палец вверх Константидис. — В качестве платы за кругосветный круиз, законную эвтаназию и похороны по морскому обряду, они принимают завещания на квартиры и земельные участки в пользу благотворительного фонда от старых, одиноких, больных и просто ненормальных. Квартиры все в хороших районах, в больших городах. По условиям договора, в случае смерти владельца квартиры — она становится собственностью фонда.

— А если владелец не захочет умирать? — спросил венгерский комиссар.

— Если владельцы квартир изменят своё решение и захотят вернуться домой, то возникнет проблема, которую фонду нужно будет решать. И решить её законным способом будет очень трудно.

— Нашего человека внедрили? — поинтересовался Начальник отдела.

— Ищем кандидатуру, — доложил Константидис.

В порту собирались толпы одесситов. Они любовались давно забытым зрелищем военного корабля на рейде и комментировали всё происходящее с одесской точки зрения.

— И шо, они пойдут в кругосветку на этом корыте? Де стоко солярки наберут?

— Ай, бросьте мне говорить! Какая кругосветка? Выйдут в нейтральные воды, сделают всем харакири и вернутся за следующей партией!

— А с какой они партии начали?

— А с какой у нас теперь начинают? С коммунистической!

— Вход по партбилетам? Так я тебе свой дам!

— Не, я таки да думаю, шо это новый фильм: «Броненосец Потёмкин — 2»!

— Ага, а на мостике стоит Эзейнштейн!

— Почему на мостике? Я здесь стою!

— Люсик, вы шо, его родственник?

— Здрасьте! Троюродный внук!

Отец Евлампий вторгся в толпу зевак и заговорил страстно и искренне:

— Люди! Побойтесь Бога! Жизнь христианина есть жизнь сына, который принимает все, что посылает ему Отец. Для христиан смерть такова, какой ее посылает им Бог, в тот момент и таким образом, как это Ему угодно! Остановите грешников и сами спаситесь от греха смертного!

Он истово перекрестил высокого чеченца с большой бородой.

— Что делаешь? — отодвинулся тот. — Не видишь — я мусульманин! Или тебе справку показать?

Чеченец сделал выразительное движение к своим штанам и Евлампий отвернулся от него в сторону.

— На меня, батюшка, тоже не смотрите! — предусмотрительно поднял руки Эйзенштейн. — У меня такой же документ!

— Бог один! — возразил Евлампий. — Мы, грешные, можем не углядеть истину, а Бог — он всё видит!

Заметив некоторый интерес в глазах публики, отец Евлампий достал из-под рясы кружку и протянул мирянам.

— Жертвуйте на Храм Господен, ибо только молитва истинно поможет душе вашей!

Неблагодарные миряне поспешили отвернуться, и отец Евлампий удвоил свои усилия:

— Эвтаназия от Сатаны! И она есть прямым посягательством на понятие всего святого, она оскверняет и жизнь, и смерть, она отвергает самого Бога!

— Уважаемый, — остановил его один из зевак, — вам с таким голосом нужно работать пароходной сиреной!

— А что ты думаешь? — поддержал его второй. — Думаешь до Бога легко докричаться?

Зычный баритон Евлампия доносился до палубы корабля, где покачивались в шезлонгах Алекс, Майкл и три топ-модели.

— Как нам этого попа заткнуть? — задумчиво произнёс Алекс. — Третий день орёт, того и гляди народ распугает.

— Пусть орёт! — махнул рукой Майкл. — Мест свободных — почти нет.

— А имидж? — зашагал по палубе Алекс. — Кстати, что будем делать с этой миллионершей из Нью-Йорка? Она претендует на каюту-люкс.

— Какого чёрта ехать из Америки в Одессу, — развёл руками Майкл, — если у них это можно сделать в штатах?

— Ты не понимаешь! А ностальгия? Увидеть Одессу — и умереть!

— А что она платит?

— Отдаёт кондо в комплексе Ошеана, на Брайтоне. Цена — полтора лимона.

— За такие деньги я ей свою каюту уступлю, — усмехнулся Майкл и обернулся в сторону отца Евлампия, громыхавшего с берега пушечным голосом.

— Может ему денег на Храм дать? — нашёл простое решение вопроса Алекс.

— Да включи ты музыку погромче! — нашёл ещё более рациональное решение Майкл.

«На теплоходе музыка играла…» — понеслось над гладью Чёрного моря.

Три топ- модели лениво и цинично танцевали перед Алексом и Майклом.

Огромный киевский ресторан был закрыт для посетителей.

По ресторану расхаживали розовые фламинго и пара павлинов, которых отгоняли от небольшой группки в центре ресторана официанты в белых фраках.

На эстрадной площадке тихо напевал Саша Розенбаум, а рядом ждал своей очереди Гарик Кричевский.

Человек десять мужчин в костюмах от «Версачи» восседали вокруг уставленного деликатесами стола, и пили чифир из металлических кружек.

Наколки на руках с энциклопедической точностью повествовали о степени заслуг каждого из присутствующих перед воровским миром — люди все были уважаемые.

— Смотрящим будет Череп, — отхлебнул чайку седой. — Общак не обижай, живи по понятиям.

— Не гони, Корень, — вытер скупую мужскую слезу Череп, — ты ещё оклемаешься! Не время тебе… Ты же последний на всю страну «в законе»!

— Тихо, пацан, — аккуратно поставил кружку на стол Корень, — мне решать. Уходить нужно вовремя. Никогда менты и фраера не увидят Корня в инвалидном кресле!

Ветераны зоны подняли стаканы, и выпили до дна.

Розенбаум и Кричевский запели дуэтом.

Нечитайло взбежал на мостик и доложил капитану Кожанову:

— Николай Николаевич! Тут неувязочка вышла.

— Что такое?

Подоспевший Гузь пояснил:

— Стали мы открывать оружейные погреба, а там — полный боекомплект!

— То ли забыли вояки, то ли прошляпили, — предположил Луценко.

Капитан задумался, посмотрел на моряков и отдал распоряжение:

— Шум не поднимайте. Если начнутся разборки — рейс задержат. Выйдем в открытое море — сами решим вопрос.

Звук подвесного двигателя привлёк внимание всех, кто стоял на мостике.

— Вам чего здесь нужно, девушка? — капитан Кожанов недоумённо смотрел на маленькую узкоглазую девчушку, которая ловко карабкалась по штормтрапу на борт с пришвартовавшейся моторной лодки. В лодке сидели два старика в меховых чунях, с охотничьими ружьями за спиной.

— Мне? — подтащила за собой меховую сумку девчушка. — Мне нужен хозяин, однако.

— Хозяин чего, однако? — усмехнулся капитан.

— Хозяин лодки! — уверенно отвечала девчушка.

Гузь, Луценко и Нечитайло дружно рассмеялись.

— Ну, я хозяин лодки, капитан Кожанов, — представился капитан.

— Нет, ты — капитан. А мне нужен тот, кто начальник эвтаназии.

— А, — покачал головой капитан, — зачем это тебе начальник эвтаназии? Тебе ещё жить и жить!

— Нельзя мне жить, я чукча, — девчушка махнула рукой старикам и те отошли на малых оборотах.

— Э, куда это они? — забеспокоился Нечитайло — Ты что это, сдурела? Эй, мужики, вы куда? А-ну, назад! Заберите её отсюда!

— Назад не будет, — строго возразила девушка, — они домой пошли.

— Куда — домой? — не понял Луценко.

— На Чукотку, — пояснила девушка, — меня привезли — и назад.

Чукчи прибавили оборотов, и лодка пошла быстрее.

— Вот, это на билет, — девчушка вытряхнула из мешка гору песцовых шкур, — сама стреляла.

— Да чего же ты хочешь? — никак не мог взять в толк Луценко. — Сюда молодым нельзя! Здесь собираются т, кому жизнь надоела!

— Мне надоела. — Положила руку на грудь девчушка. — Нет жизни. Все чукчи кончились, замуж не выйду.

— Как это кончились? — возмутился Нечитайло — Да у вас там сейчас Абрамович такую жизнь устроил!

— Абрамович — не чукча, — возразила девчушка, — я спрашивала. Абрамович хороший, а чукчи нет. Кого спрошу: — «Ты чукча?» Все говорят: «Нет! Ты что, сдурела? Я не чукча!». Значит я — последняя чукча. Я уйду — анекдоты кончатся, сказки останутся. В сказках чукча умный, сильный, охотник, мужчина. А сейчас — чукча глупый. Не хочу жить глупым чукчей.

Капитан переглянулся со своими матросами и покачал головой.

— Ситуация, — снял фуражку Кожанов. — Тебя как зовут?

— Маша, — спокойно представилась последняя чукча.

— Да, — Гузь приподнял шкурку и встряхнул её, любуясь переливами меха, — довели народы Севера — полный песец!

Чукотская лодка высоко задрала нос и ушла в только ей ведомом направлении.

— Ушли, — почесал затылок Нечитайло, — куда её теперь девать?

— Ну, Маша, — принял решение капитан, — давай так сделаем: мы тебя пока что, на камбуз пристроим, а там — видно будет.

Георгис Константидис и высокий седой мужчина аристократичной внешности прогуливались возле гостиницы «Лондонская».

— Напрасно, напрасно вы отвергаете наше предложение! — нервничал Константидис. — В конце концов, вас никто не заставляет изменять собственное решение! Но вы же врач, вы же давали клятву Гиппократа! Мы уверены, что готовится чудовищное преступление! Вы обязаны попытаться спасти тех, кого ещё можно спасти!

— Для чего? — поднял брови собеседник. — Если люди не видят смысла в этой жизни — зачем им мешать? Тем более что есть такой редкий шанс — уйти красиво и достойно.

— И вам не жаль этих людей? — пошевелил усиками Константидис.

— Мне вообще не жаль людей. — Спокойно улыбнулся собеседник. — Люди — это тупиковая ветвь цивилизации.

— Ну, хорошо! — взорвался темпераментный грек. — Но вы, всё равно не попадёте на круиз без нашей помощи! Нет у вас ни денег, ни престижной квартиры! Это раньше вы были знаменитым хирургом, а нынче ложку не можете держать пальцами! Жена ушла, дети забыли думать о старом папочке, друзья исчезли, как привидения! Вы никому не нужны, доктор Баринов! Кроме нас…

Мужчина остановился, грустно улыбнулся, и согласился:

— Вот здесь — вы правы. Но в сыщики я не гожусь. Не те, извините, принципы. Будьте здоровы!

Мужчина вежливо раскланялся и пошёл в обратную сторону.

— Когда пойдёте собирать милостыню, — крикнул ему вслед Константидис, — становитесь у горбольницы. Там вас многие будут узнавать.

Баринов остановился, развернулся и подошёл вплотную к Георгису.

— Что я должен делать?

— Боже мой! — обрадовался Георгис и от волнения забыл русский язык. — Как это по-русски? «Сообщать», «информировать», «контактировать»…

— Стучать, — поправил его седой.

— Ну, зачем вы так? — огорчился Константидис — Считайте, что вы — профессиональный разведчик. И в том случае, если вы поймёте, что происходит нечто незаконное — вы должны просто позвонить к нам вот по этому мобильному телефону.

— А если всё будет в соответствии с законом? — сжал побледневшие губы Баринов.

— Ну, — развёл руками Георгис, — тогда становитесь в очередь последним!

— Никогда не думал, — вздохнул доктор Баринов, — что в конце жизни стану Штирлицем.

— Штирлиц, так Штирлиц, — потёр руки Константидис. — Нужна убедительная биография. Никто не поверит, что всемирно известный хирург решил… Ну, вы сами понимаете.

— Кто не поверит? — рассмеялся Баринов.

— Эти очень не простые ребята! — многозначительно поднял палец Константидис. — Легенда будет такая: вы — оперный певец! Солист Венской оперы! Потеряли голос, работу, славу… Ну, и так дальше. Мы за ваш билетик квартирку в Вене заложим.

— В Вене? — поднял брови доктор Баринов. — Как я любил этот город. Я оперировал там жену градоначальника. Мне за это подарили «Мерседес»!

— На котором теперь ездит ваша жена, — сочувственно покачал головой Константидис.

— И, заметьте, не одна, — весело улыбнулся Баринов и негромко, но правильно запел мелодию вальса Штрауса. Константидис радостно её подхватил, и они запели слаженным дуэтом.

Капитан Кожанов, Нечитайло, Гузь, Луценко сидели в капитанской каюте у стола. Перед ними стояла запечатанная бутылка водки, рядом с ней расположились солёные огурчики, ломтики розового сала, душистый ржаной хлеб и бутылка «Кока-Колы».

— Ну, — тихо отдал приказ капитан, — за встречу!

Он закрыл глаза, и все последовали его примеру.

Капитан сглотнул слюну, словно хряпнул сто грамм, выдохнул, открыл глаза и потянулся за огурчиком.

Все остальные тоже зашевелились, Нечитайло налил себе в кружку «Кока-Колы» и потянулся к кружке Луценко.

— Я не запиваю, — накрыл кружку ладонью Луценко.

Гузь положил кусочек сала на хлебную горбушку, но вспомнил, что кусать ему нечем, и протянул бутерброд Луценко.

— После первой — не закусываю! — отказался тот.

— Так, между первой и второй… — засуетился Нечитайло.

Капитан взял бутылку в руки, поглядел сквозь жидкость на свет лампы и сказал: — Слеза. Чистая «менделеевка».

— Ух, — передёрнул плечами Нечитайло, — вот шибает!

Капитан поставил бутылку в центр стола и произнёс: — За тех, кто не с нами.

Они все вновь закрыли глаза, проглотили свои кадыки и шумно выдохнули.

— Вот теперь — закусим, — отломил маленький кусочек хлеба Луценко и шумно «занюхал».

— И сразу, вдогонку, — закрыл глаза капитан Кожанов. — За тех, кто в море!

Закончив ритуальное действо, моряки принялись закусывать и вести неспешную беседу.

— Ты нам скажи, Николаич, — обсосал сальную шкурку Гузь, — ты что про всё это дело думаешь?

— Ничего не думаю, — уклончиво ответил капитан. — Наняли на работу — уже радость. Так бы уже сгорел от водки.

— И что, мы, в самом деле, пойдём в кругосветку? — недоверчиво покачал головой Нечитайло. — Это ж где сил взять на такую работу? Молодым не выдюжить, а тут — пенсионеров набрали.

— Обещали добрать команду в Турции, — откусил огурчик капитан.

— Этого нам ещё не хватало! — возмутился Луценко. — Нашли моряков!

— А что, — несмело поинтересовался Нечитайло — мы и вправду будем пассажиров… Того.

— Что — «того»? — буркнул Гузь.

— Ну, — вздохнул Нечитайло, — за борт.

— Скажут — будем! — хмыкнул капитан. — По первому требованию пассажира ему обязаны сделать эту… Эвтаназию. Ну, а потом — по морскому обычаю.

— А скажи, Николаич, — облизал пальцы Гузь, — только не темни. Ты себе тоже «место под солнцем» заказал?

Моряки сурово смотрели на капитана.

— Ты, Николай Николаич, пойми, — встрял в паузу Луценко, — мы второго дембеля не переживём. А другого такого случая может и не быть…

— Так что, если что, — пододвинулся к капитану Нечитайло, — мы с тобой!

— И давно вы так решили? — прокашлялся капитан.

— Сразу, — коротко отрапортовал Гузь, — только нам платить-то нечем. Квартир мы так в этой жизни и не дождались.

— Ничего, — улыбнулся капитан, — нам, морякам, льготы положены. Ну, ещё по одной — и отбой! За нас, за флот!

Они дружно зажмурились и вдохнули по последней.

В день отхода в круиз в Одесском порту творилось нечто невообразимое.

Ещё затемно начали грузить жителей двух деревенек со всех их скарбом и живностью. Козы и бараны упирались и не хотели подниматься по трапу, а их хозяева смирно двигались к своему последнему пристанищу.

К трапу пробился отец Евлампий и стал призывать верующих опомниться.

— Восстаньте духом своим, люди! Не на ковчег спасительный ступаете, на лодку дьявольскую! Прямым ходом она вас в Ад доставит!

— Дык, если прямым, — отмахнулся от надоедливого батюшки длиннобородый старикашка с молочным бидоном в руках, — тык оно и к лучшему! Всё одно нас китаец забодает!

— Какой такой китаец? — недоумевал Евлампий. — Откуда у вас китайцы?

— С востоку, — пояснил длиннобородый.

— И вы, — возмутился Евлампий, — свою землю, исконно русскую, китайцу отдаёте?

— Дык, не мы отдаём, — громыхнул бидоном старик, — барин!

— Какой барин? — изумился Евлампий. — Всех бар ещё в прошлом веке повыбили!

— Дык, мы и попов повыбили, а ты, вот, здеся! — хитро усмехнулся старик.

Евлампий хотел развить патриотическую тему, но его вежливо подхватили под руку менты и увели в неизвестном направлении.

Зябко ежась под холодным майским ветерком и шумно отхлёбывая горячий кофе, депутат Госдумы лично наблюдал за погрузкой.

— Кута тетей потефали? — демонстрируя иностранный акцент, поинтересовался Майкл. — Ни отной молотенькой тефочки!

— Какие теперь дети в деревне? — буркнул депутат. — Старики да козы.

Земля пустует! Вы уж смотрите, — повернулся он к Майклу, — если всё пройдёт нормально, я вам заказов на пол-России организую! Почистим Родину от балласта!

— А кто короф тоить бутет? — поинтересовался Майкл.

— А китайцы на что? — допил кофе депутат.

— Сунь в чай — высунь сухим! — похлопал депутата по плечу Алекс и проводил глазами огромного быка, которого опускали в трюм с помощью крана.

Луценко, Гузь и Нечитайло контролировали посадку у металлодетектора.

Пилы, косы, вилы, топоры отнимались у пассажиров и отправлялись на хранение в трюм. Завидев деда с металлическим бидоном и змеевиком в руках, Луценко поспешил к нему со следующими словами: — Аппарат ты, батя, прихватил правильный! А вот из чего самогон гнать будешь?

— Хоть из табуретки! — гордо выпрямил голову дед. — У меня и без дрожжей бродит! Если томатная паста есть…

— Вобще-то не положено, батя, — оглянулся Нечитайло вокруг.

Гузь и Луценко увидев его сомнения, немедленно отвернулись и сделали вид, что заняты по горло.

— Ну, давай, дед, — подтолкнул деда в спину Нечитайло, — только корабль не взорви!

С рассветом подоспели телевизионщики и зеваки.

Все телеканалы России, Украины, многих европейских стран транслировали прямые репортажи о начале беспрецедентной акции коллективной эвтаназии.

Одесситы толпились на пристани, и майское солнышко поливало их ультрафиолетовыми очередями.

Духовой оркестр играл старинные печальные вальсы, и многие отъезжающие радостно вальсировали друг с другом.

Среди танцующих долгое время метался отец Евлампий, но его снова скрутили два мента. Они отвели Евлампия подальше и пригрозили физическим воздействием.

— Ты, батя, пойми! — втолковывал ему сержант незаметно для окружающих, ткнув Евлампия кулаком «под дых». — Мы люди маленькие. Нам сказано — убрать тебя, мы приказ выполняем.

— Креста на вас нет, — согнулся пополам Евлампий, — меня даже комсомольцы не смели трогать! Прости их, Господи, неразумных.

— Будешь оскорблять, — насупился сержант, — пасть порвём!

По трапу поднимались старики и старушки, того кто не мог идти самостоятельно — вкатывали на креслах и несли на носилках. Многие из них не понимали, что с ними происходит, но им тут же приходили на помощь родственники, соседи, и просто добрые люди.

— Присмотрим мы за вашим фикусом, Мария Антоновна! — подталкивали кресло по трапу ещё не старые муж и жена. — И за свет, и за газ заплатим! Мы же столько лет рядом прожили… По-соседски!

— Поливайте не чаще, чем раз в месяц! — наставляла соседей Мария Антоновна. — Чтобы листья не пожелтели! Я вернусь — проверю!

Пара вкатила старушку на палубу, и запыхавшийся сосед поспешил к Алексу, который прищурившись на солнышке, маячил на палубе.

— Это что значит — вернусь? — дёрнул он Алекса за рукав. — Мы же вам заплатили полную стоимость квартиры! По рыночной, между прочим, цене!

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — успокоил его Алекс, — мало ли что несёт старый человек!

— Ну, смотрите, — вытер испарину сосед, — а то мы и в суд!..

— Расслабься, — подтолкнул соседа Алекс в спину, — фикус не забудь полить.

— Скажите, — проявилась рядом с Алексом весьма «прикинутая» мадам, — Я могу оставить бабушке свой мобильник? Он будет там работать?

— Там — он работать не будет! — пошутил Алекс.

— Я имею в виду — в море! — строго заметила мадам.

— Не думаю, — покачал головой Алекс, — а зачем вам это?

— Ну, знаете, не чужого человека отправляем, — подобрала слово мадам, — в круиз… И потом, вы не знаете бабушку, она была профсоюзным лидером. Она говорит двадцать четыре часа в сутки!

— А когда же она спит? — удивился Алекс.

— Почти никогда, — вытерла слезу мадам.

— Как я вас понимаю, — взял просительницу под руку Алекс, — оставьте мне ваш номер, я вам лично перезвоню.

— Правда? — вытерла слёзы мадам. — Только не зовите её к телефону!

— Хотите выпить кофе? — промурлыкал Алекс. — У меня в каюте?

— В такую минуту? — заволновалась мадам.

— Именно в эту минуту, когда все чувства обострены, все нервы обнажены, — крепко прихватил её за талию Алекс.

— Мне без сахара, — томно пробормотала мадам, и они скрылись в каюте Алекса.

— Перпетум мобиле, — проводил их завистливым глазом Майкл и занял смотровую позицию.

Доктор Баринов и Людмила Геннадиевна подошли к трапу одновременно.

— Прошу вас, — вежливо пропустил перед собой учительницу доктор.

— Благодарю вас, — не менее вежливо отреагировала учительница.

— Вы кого-то провожаете? — поинтересовался Баринов, следуя за ней по трапу.

— Себя, — усмехнулась Людмила Геннадиевна.

— Извините, — замялся Баринов, — вы так прекрасно выглядите, я не мог подумать.

— Спасибо, — продолжила свой путь учительница, — вы тоже не в инвалидном кресле. Вероятно, случаются надломы не только внешние, но и внутренние…

— Как точно вы сказали. — Грустно улыбнулся Баринов. — Позвольте представиться: — Баринов Андрей Андреевич! Певец! Бывший…

— Все мы тут, — подобрала слово Людмила Геннадиевна, — бывшие…

Три шикарных «Мерседеса» остановились у самого трапа, и оттуда вышла женщина во всём чёрном, с огромной шляпой на голове.

— Гала! — выдохнула толпа.

Вслед за Галой из машины появились красавец-супруг, за ним — известный стилист, ещё — знаменитый танцовщик, известный тенор и Верка Сердючка. Все были одеты — по случаю, в чёрное. Только у Верки в чёрном корсете торчала алая роза.

Лицо Галы было закрыто густой вуалью, но толпы поклонников, конечно же, узнали своего кумира и с воплями и криками — «Не уходи, Гала!»- рванулись к звезде. Дюжие охранники окружили звезду плотным кордоном, и она двинулась к трапу, раздавая на ходу автографы тем, кому удалось протиснуть ручонку сквозь частокол мышц.

Её безутешный супруг картинно упал на колени и рыдал, протягивая руки вслед уходящей навсегда любимой. У него тоже начали просить автографы, и он совместил два дела: одной рукой раздавал автографы, а второй — тянулся вслед уходящей звезде.

Сердючка швырнула розу вслед подружке, подскочила к духовому оркестру, и над всей Одессой понеслось бессмертное: — «Харашо, всё будет харашо!»

Воспользовавшись суматохой и общим психозом, отец Евлампий сбежал от ментов, протиснулся сквозь поредевшую охрану трапа и скрылся в первом попавшемся трюме.

Неожиданно оркестр сменил пластинку и грянул «Владимирский централ» Все увидели, что к кавалькаде «звёздных» машин присоеденились «Лексусы», «БМВ» и «Майбах» с депутатскими номерами.

Корень вышел из машины, коротко, по-братски обнялся с братанами, раздвинул толпу плечом и медленно взошёл по трапу.

На входе его остановили, потому что металлодетектор заорал как бешенный.

— Вот, блин, — сообразил в чём дело Корень и стал выбрасывать прямо за борт пистолеты, ножи, отмычки и прочие рабочие принадлежности, случайно забытые в карманах.

Когда он достал паяльник, то Нечитайло спросил с недоумением: — А это на кой хрен?

— Орехи колоть, — усмехнулся Корень и положил паяльник в карман.

В толпе провожающих возник водоворот, и из этого омута вылетела супер современная инвалидная коляска на электрическом ходу. Аппаратом руководила сияющая радостной улыбкой дама преклонных лет, но с запасом энергии в глазах.

Дама лихо взлетела по трапу и представилась: — Хелло, гайс! Как дела? Я немного задержалась — не могла не взглянуть в последний раз на Дюка!

— Вы госпожа Зарецкая? Из Нью-Йорка? — вежливо поинтересовался капитан.

— Ирина Петровна! — протянула ему руку госпожа Зарецкая. — А как вы догадались?

— По выражению лица, — усмехнулся капитан, — у жителей США оно резко отличается от всех остальных жителей Земли.

— Точно, — обрадовалась Зарецкая, — мне уже говорили, что у американцев лица жизнерадостных идиотов! Но прошу не забывать — я американка из Одессы!

— А где ваши остальные вещи? — поинтересовался капитан, глядя на небольшой рюкзак Зарецкой.

— Зачем мне лишнее? Я буду брать обновки в каждом новом порту! А гроб вы мне и так выдадите!

Госпожа Зерецкая весело расхохоталась и покатилась по палубе, здороваясь с каждым встречным.

— Америка, — почесал в затылке Нечитайло.

Капитан Кожанов доложил Алексу лично:

— Посадка окончена! Опоздавших нет! Отходим?

— Поехали! — махнул рукой изрядно помятый Алекс. — На Истанбул! Я обязательно к вам перезвоню, — закричал он дамочке спускающейся по трапу.

— Я буду ждать, — пролепетала та губами, освободившимися от помады, и заковыляла на полусогнутых прочь, забыв попрощаться с бабушкой.

— По местам стоять! — зычно приказал Кожанов. — Отдать швартовые!

JEUTANAZIJA медленно отошла от причала.

Ревела сирена, блеяли бараны, мычали коровы, кричали люди на палубе и на пирсе. Духовой оркестр грянул «Прощание славянки», братки выхватили из карманов пистолеты и стали палить в воздух, муж Галы пытался прыгнуть с пирса вслед за кораблём, но стилист и тенор ласково удержали его от неразумного поступка.

Прыгнул танцовщик.

— Вот так и в гражданскую уходили, — помахала платочком вслед кораблю Фаня.

— Как вы можете это помнить, Фаня? — поинтересовалась Маня. — Вам же тогда было всего пять лет!

— Такое не забывается, — грустно улыбнулась Фаня, — не последние люди России уходили.

Русский крейсер украинского флота под голландским флагом взял курс на турецкий Истанбул.

Крейсер неспешно уходил в открытое море.

Пассажиры осваивались в тесных кубриках и пытались выяснить, где находятся каюты первого класса. Гузь и Луценко объясняли особо непонятливым, что каюты первого класса — это те, которые с видом на море. А те, которые с видом в коридор — каюты второго класса. Спорить ни у кого не было сил, и пассажиры принимали действительность такой, как есть.

Команда готовилась к ужину.

В ресторане накрывались столы, на камбузе кипели котлы.

Маша — чукча помогала коку и его подручным: она ловко разделывала рыбу всех сортов и размеров с такой скоростью, что повара только восхищённо переглядывались.

Людмила Геннадиевна Рудина прогуливалась по палубе и всё пыталась заглянуть в иллюминатор каюты, в которой была установлена смертоносная машина. Здесь она столкнулась нос к носу с Корнем, и, увидев боевую раскраску на его руках, испуганно прижалась к двери каюты.

— Ты чё шарахаешься? — обиженно посмотрел на неё Саша Корень. — Если нервы слабые — пей зелёнку!

— Извините, — пролепетала Рудина и представила себе, как летит с корабля за борт. — Извините, я просто хотела вас пропустить…

— Без очереди? — вдруг расхохотался Корень. — Нормальный базар.

Он заглянул в иллюминатор зловещего помещения и спросил у Рудиной:

— Когда хаза отпирается?

— Не знаю, — пролепетала Людмила Геннадиевна и бросилась навстречу появившейся рядом фигуре Баринова: — Вы не знаете, когда хаза отпирается?

— Простите, — удивленно посмотрел на Рудину Баринов, — я не совсем понял вас…

— Спокойно, товарищи, все по местам, — подкатилась на своём кресле Ирина Петровна Зарецкая, — вы помните анекдот про стюардессу и чашечку кофе?

— Докладывай, — разрешил Корень.

Услышав дружный хохот группки, собравшейся у похоронной каюты, Кожанов вышел на мостик и прислушался.

— Анекдоты травят! — услышал он голос Нечитайло за спиной. — Тоже мне, самоубийцы!

— Дай сигнал к ужину, — распорядился капитан Кожанов и над палубой раздался перезвон пароходных склянок.

Услышав мелодичный перезвон, отец Евлампий выбрался из своего укрытия. Отовсюду доносились скоромные запахи — жареного, пареного, тушёного.

Работа кипела, и запахи этого кипения доводили отца Евлампия до обморочного состояния. Он хотел поблагодарить Господа за перст направляющий его, раба Божьего, но сосредоточиться на молитве не смог — мешало урчание желудка. Осторожно пробираясь по палубе Евлампий заглядывал в ярко освещённые окна кают.

Пассажиры ужинали.

За одним из столиков устроились Людмила Геннадиевна и Баринов.

— Я и не ожидал, что окажусь в столь элитном салоне, — оглядывался вокруг Баринов.

— Видимо и вы отдали собственность не хуже моей, — внимательно вчитывалась в меню Людмила Геннадиевна.

— Да, как вам сказать, — замялся Андрей Андреевич. — Не будем об этом! Все мы готовы отдать самое дорогое, что у нас есть ради одного. Вернуться хоть на миг в молодость… У меня сейчас такое чувство, что у меня отпуск и я еду на курорт!

— А меня вы выбрали объектом курортного романа? — заподозрила учительница Баринова.

— М-да, — поперхнулся водой Андрей Андреевич, — кажется, я уже с курорта вернулся. Он вежливо приподнялся: — Если я вам столь сильно досаждаю…

— Простите, простите, Бога ради! — неожиданно положила свою руку на его руку Людмила Геннадиевна. — Совсем одичала. Я, знаете ли, после смерти мужа совсем в затворницы записалась. Школа — магазин — дом, дом — магазин — школа. Думала в монастырь уйти… А тут — такой случай.

— Это вы меня извините, — очень тихо проговорил Баринов, — я тоже давно с девушками не кокетничал. Совсем из формы вышел.

Людмила Геннадиевна искренне рассмеялась и предложила: — Давайте выпьем вина!

Мимо них пролетела на электрокресле Ирина Петровна Зарецкая и громко поздоровалась со всем рестораном: — Хэлоу, эврибади! Всем хорошего вечера, а кому повезёт — и ночи!

Все сидящие в ресторане переглянулись и улыбнулись.

Маша в меховых одеяниях вынесла огромное блюдо сырой рыбы и села за свой столик.

Зарецкая зычно позвала её к себе: — Эй, красавица! Что это ты в одиночку ужинаешь? Накорми голодную старушку!

Маша посмотрела на Зарецкую, подошла к её столику и тихо сказала:

— Ты это есть не будешь, однако.

— Почему? — округлила глаза Зарецкая. — Я всё буду есть!

— Это едят только чукчи, — настаивала Маша.

— Ой, как интересно! — захлопала в ладоши жизнерадостная американка. — Давай сюда!

Маша поставила блюдо перед Ириной Петровной.

Ирина Петровна подозрительно обнюхала рыбу, оторвала кусочек руками и прожевала красивыми фарфоровыми имплантатами.

— Сашими, — определила она, — но я больше люблю суши! К этой рыбке нужно пивка! Принеси бутылочку «Саппоро»!

Маша вежливо кивнула головой, и пошла искать пиво «Саппоро».

— А мне чайку покрепче, — бросил Маше вслед из-за своего стола Корень и подмигнул Зарецкой. — Не возражаете?

— Попробуй вам возразить! — вызывающе бросила ему в ответ Зарецкая и достала из сумочки газету. — «В числе пассажиров зарегистрирован «вор в законе» Саша Корень, что настораживает. Возможно, вся эта комбинация — дело рук преступного сообщества». Она протянула Корню газету: — И ваш портрет! Вы что, собираетесь нас грабануть?

— А что у вас брать, уважаемая? — Корень взглянул на фотографию и громко рассмеялся. — Блин, это ж я ещё до Воркуты!

— И ещё один вопрос! — не унималась американская миллионерша. — Что означает «вор в законе»?

— У! — махнул рукой Корень. — Долго объяснять. Ну, по-вашему: прокурор, адвокат и судья в одном лице. Только взяток не берёт.

— Так это самая высокая должность в стране! — изумилась Зарецкая.

— Ну, не гони, — скромно возразил Корень, — есть ещё президент.

Отец Евлампий перебежал к следующему иллюминатору и увидел одинокую Галу в собственной каюте, которая ужинала, не снимая вуали. Она наклонилась над бокалом красного вина и из-под вуали в бокал капали бриллиантовые слёзы.

Звезда тихо напевала мелодию одного из своих шлягеров, только вместо слов было слышно: — А-ааа, а-ааа, аа-а, аа-аа!

В следующей каюте Евлампий обнаружил главных злодеев — Алекса и Майкла.

— Ну, — потирал руки торжествующий Алекс, — заседание продолжается! Когда начнём мочить публику?

— Прекрати свои дурацкие шуточки, — отодвинулся от Алекса Майкл, — ты хочешь простудиться в тюрьме? Пусть сами вымрут, как мамонты. Наша задача незаметно свалить с парохода в Истанбуле. А в Средиземном море их уже встретят…

— Это кто будет? — оживился Алекс. — Аль Кайеда?

— Что, кроме Аль Кайеды людей нет? — отхлебнул глоток виски Майкл, — Да ко мне очередь стояла на переговоры! Их уведут в Южную Америку

— А зачем нам сваливать? — развёл руками Алекс. — Лучше всё увидеть своими глазами!

— Ты с ума сошёл! — вскочил на ноги Майкл. — Не дай Бог кому приспичит, и станут требовать эвтаназии?

— Это в первый месяц? — покачал головой Алекс. — Наш народ пока своё не выпьет и не съест — в петлю не полезет!

— Так на кормёжке разоримся. — Остановил Алекса Майкл. — Нет, наша станция — Истанбул. У нас большая работа по реализации недвижимости!

— Ты гений, Мишка! — налил и себе виски Алекс. — А что с ними там, в Южной Америке?

— Всё, — ухмыльнулся Майкл, — акулы, крокодилы, анаконды, пираньи. Полный туристический набор.

Голландские парни сдвинули стаканы, и выпили до дна.

— Господи, — прошептал отец Евлампий, — вразуми меня, Господи! Ничего не понимаю…

Тяжёлая рука Нечитайло легла на плечо шпиона в рясе, и отец Евлампий приготовился к самому худшему. Он медленно поднялся, поцеловал крест и произнёс: — За тебя, Господи, приму муки, как ты за нас принял!

— Ты, батюшка, как сюда попал? — вполне дружелюбно поинтересовался Нечитайло. — Неужто без билета пролез?

— Каюсь, согрешил, — повернулся к нему отец Евлампий, — не корысти ради, а жалея ближних, которые как заблудшие овцы идут на заклание Сатане!

— Тише, тише, батюшка, — приложил руку к губам Нечитайло, — а то будешь первым! Пойдём в народ! Ты ж, небось, с самого утра в засаде?

— Спасибо тебе, Господи! — перекрестился отец Евлампий. — Всё видит зоркое око твоё.

Нечитайло провёл отца Евлампия по множеству ступенек в трюм, и перед ними открылась благостная картина крестьянского вечера.

Бабки помоложе заканчивали доить коров, деды подкидывали корм свиньям, козам и загоняли в курятники птицу. Бабки постарше накрывали на стол: на белую скатерть выставлялись миски с дымящейся картошкой, огурцами, помидорами, квашеной капустой. Жареная свининка шипела на огромных сковородках, а длиннобородый дед сливал в бидон из-под молока яблочный сок из бумажных пакетов.

Завидев отца Евлампия, все дружно принялись приглашать его за стол, а дед-самогонщик стыдливо прикрыл бидон тулупом. Отец Евлампий благословил трапезу, все уселись за стол и вопросительно посмотрели на деда-самогонщика. Тот, достал огромный бутыль с прозрачной жидкостью, но, в свою очередь, посмотрел вопросительно на Нечитайло.

— Ну, — сглотнул слюну Нечитайло, но преодолел минутную слабость — приятного вам аппетита!

Бросив последний взгляд на бутыль, он нашёл в себе силы отвернуться и уйти на палубу.

Зарецкая допивала пятую бутылку пива «Балтика № 9» и доедала огромную рыбину.

Маша смотрела на неё изумлёнными и пьяными глазами, ибо и ей пришлось выпить пива за компанию с весёлой американкой.

— Ты, однако, совсем как чукча, — икнула Маша, — чукча пока всю рыбу не съест — не встанет.

— Вот чукчей меня ещё никогда не называли! — расхохоталась Ирина Петровна и потребовала от оркестра. — Эй, гайс, музыку!

Оркестр послушно приступил к музыкальной части программы.

Сытые, пьяные и счастливые старики и старушки стали выползать в центр зала и разбиваться на пары.

— Прямо как у Пушкина, — проговорила Людмила Геннадиевна, — пир во время чумы.

— Я бы даже сравнил с Маркесом, — хмыкнул Андрей Андреевич, — «Сто лет одиночества». Жизнь и смерть, всё рядом, одно дополняет другое…

— Приятно общаться с читающим человеком, — отметила кругозор Баринова его собеседница.

— Может, потанцуем? — неожиданно предложил Баринов. — Когда ещё доведётся.

— Не могу, — извинилась Людмила Геннадиевна, — поверьте. Столько эмоций, я отвыкла от этого. Пойду отдыхать.

— Вас проводить? — вежливо привстал Баринов.

— Ни в коем случае! — поспешила раскланяться Людмила Геннадиевна и ушла к себе.

Баринов вышел на палубу и закурил. Он услышал, что из трюма доноситься стройное хоровое пение.

Народ пел.

Андрей Андреевич увидел мелькнувшую тень женщины в шляпе и невольно двинулся вслед. Гала, а это была именно она, быстрыми шагами подошла к каюте, где была установлена адская машина и вошла туда.

В иллюминаторе вспыхнул свет.

Баринов осторожно подкрался к каюте и заглянул внутрь.

Гала подошла к креслу, перекрестилась, села в кресло и нажала кнопку.

Машина вздрогнула и стала выплёвывать тучки сизого дыма.

Баринов рванул двери каюты на себя, но они оказались заперты наглухо.

— Остановитесь! Что вы делаете! — отчаянно кричал Андрей Андреевич. — Помогите! Помогите же кто-нибудь!

Баринов выхватил из кармана мобильный телефон, стал нажимать кнопку и кричать громким голосом:- Алло? Вы слышите меня? Интерпол? Какой Штирлиц? Да, да, Штирлиц! На корабле началась эвтаназия!

Вопли Баринова донеслись до Алекса и Майкла, куривших неподалёку. Они швырнули сигары за борт и бросились к месту событий.

Рядом с Бариновым уже толпились матросы, пассажиры, Гузь, Луценко. Все суетились, но никто не мог открыть каюту.

— Она убила себя! Она убила себя! — кричал Баринов в трубку мобильника. — Интерпол? Вы слышите меня?

— Ты же голос потерял, артист? — подскочил к нему Алекс и попытался вырвать трубку из рук Андрея Андреевича.

Баринов схватил Алекса за ворот рубахи и уронил при этом свой аппарат на палубу. Майкл быстро подобрал мобильник.

— Антихристы! — вырвался из подполья отец Евлампий. — Душегубы! Покайтесь в прегрешениях своих и вернитесь в лоно Господа нашего!

Толпа пассажиров закричала страшными голосами и вокруг Алекса и Майкла замелькали сжатые кулаки. Моряки выстроились в шеренгу и сдерживали пассажиров.

— Ша, ша, успокойтесь, — оторвал руки Баринова Алекс, — никто никого не убивал! В машине — выставочный дезодорант! Газ ещё не заряжали! А, чёрт, как же открыть, ключ не найду!

— Отвали, — Корень говорил негромко, но матросы и пассажиры расступились как по приказу маршала. Корень подошёл к двери, положил руки на замок и дверь отворилась.

Из двери вылетело облако душистого дыма и все невольно отшатнулись. Евлампий решительно шагнул в каюту и все рванули за ним.

Звезда сидела в кресле неподвижно.

Отец Евлампий начал молитву, но Алекс перебил его на полуслове:

— Уйди, опиум, — ещё успеешь!

— Кала, — обратился Майкл к артистке по имени, — как фи сепя чуфствуете?

— Где я? — раздался голос знакомый всей стране. — Я уже в аду?

— Ни в коем случае! — облегчённо вздохнул Алекс. — Это следующая остановка.

— Пропустите, пропустите меня к ней, — пробивался Баринов сквозь толпу, — пропустите врача!

Он пробился к звезде и отдал приказ тоном, не терпящим возражений: — Освободить помещение! Всем выйти вон! Ей нужен воздух!

— Молитва ей нужна, — дёрнул за руку Баринова Евлампий.

— Батюшка, — уважительно, но строго посмотрел на священнослужителя доктор Баринов, — вы помолитесь на палубе, а она пусть подышит!

— Я жива? Как это жестоко, — произнесла Гала и зарыдала.

Матросы вытеснили всех зевак из каюты, но сквозь них просочились Алекс, Майкл, Зарецкая, Рудина и Корень.

— Граждане господа! — успокаивал пассажиров капитан Кожанов. — Расходитесь по каютам, всё в полном порядке!

— Так у вас эта штука не работает? — поинтересовалась Зарецкая у Алекса, указывая на кресло.

— У меня — штука работает! — успокоил её Алекс. — Только самодеятельности не нужно! Всему своё время!

— Ты, шелупень голландская, гляди мне, — Корень заглянул Майклу в глаза, — если это развод на лоха — то я парень старомодный, и паяльник у меня с собой.

Он достал из кармана паяльник и примерил его к области применения.

Майкл побледнел и прошепелявил: — Если хотите упетиться — пошалуста! Я могу зарятить рабочую смесь!

— Повременим до отбоя, — спрятал паяльник Корень.

— Господи, как это страшно, — пошатнулась Людмила Геннадиевна, но капитан Кожанов подхватил её вовремя под руку.

— Господа хорошие, в чём дело? — взорвался Алекс. — Вы забыли, зачем вы все отправились в круиз? Я вам сейчас напомню условия контракта! Её никто не заставлял делать это в первый же вечер, но это — её выбор! А если кто из вас передумал — милости прошу! В первом же порту мы посадим вас на обратный рейс! И доживайте себе на здоровье до полного Альцгеймера!

— А квартира? — с надеждой спросила Рудина.

— А квартира уже не ваша! — ласково улыбнулся Алекс. — Мы свою сторону покрасили честно!

Смысл слов дошёл до сознания пассажиров, и они стали молча расходиться по каютам.

— Я не понял, — указал Алекс Майклу на Баринова, — какой он врач? Он же певец!

— Сейчас мы разберёмся, кто он такой, — Майкл протянул Алексу аппарат Баринова, из которого раздавался голос Константидиса:

— Интерпол слушает! Штирлиц, я Мюллер! Вы слышите меня, Штирлиц? Что происходит?

— Интерпол?! — испуганно прошептал Алекс.

— Тихо свалить не удалось, — прошептал в ответ Майкл, — запускаем план «Би».

Громким голосом и без всякого акцента Майкл доложил в мобильник: — Докладываю, Мюллер! Круиз используется для контрабанды украинских ракет и боеприпасов! Приготовьтесь к встрече в Истанбуле!

— Я так и знал. — Спокойно произнёс Константидис и нажал на клавишу компьютера. — Тревога!

По всем отделениям Интерпола понеслась тревожная информация. Информация обрабатывалась, посылалась на согласование в Брюссель, в Пентагон и Кремль. (В Киев не дозвонились.) Согласованные приказы понеслись в турецкое бюро Интерпола.

Экран компьютера на столе турецкого комиссара вспыхнул, но в этот момент юная танцовщица мелко-мелко затрясла бедрами, и комиссар отшвырнул компьютер прочь. Он жадно затянулся дымком из кальяна и его глаза впились в вожделенную жопку.

— Это же совершенная ерунда! — подняв вуаль звезды, Баринов рассматривал лицо Галы. — Элементарно задет лицевой нерв! Если бы тут была операционная…

— Уважаемый, — обиженно произнёс Луценко, — вы забываете, корабль, в прошлом, военный. Здесь прекрасная операционная! Только доктора не захватили. Думали — не понадобится.

— На стол! — громовым голосом рявкнул Баринов.

— Есть, на стол! — вытянулся Луценко.

Он отдал распоряжение, и матросы принялись чётко выполнять приказы: одни готовили операционную, другие укладывали Галу на носилки, третьи бежали неизвестно куда, но быстро.

Алекс и Майкл старались держаться в стороне, наблюдая за происходящим.

— А он её не зарежет? — тихо спросил Майкл.

— Не наше дело, — успокоил его Алекс, — пусть за своего стукача Интерпол отвечает.

— Ты гений, Алик, — пожал ему руку Майкл.

— Мы оба — гении. — Скромно согласился Алекс. — Но попа проморгали! Эй ты, опиум для народа! — крикнул он отцу Евлампию. Иди сюда и покажи свой билет!

Евлампий мгновенно растворился в народе.

— Ты, Маша, меня не бросай, — прижалась Зарецкая к чукче, — мне одной страшно. Ты не смотри, что я весёлая. Я уже старая…

— Не бойся. — Погладила Маша Зарецкую по голове. — Ты не старый. У тебя зубы есть. Зубы кончаются — чукча своих отвозит в тундру. Винтовку даёт, один патрон даёт. Если старый вернулась — ещё год живёт. А тут — тундра нет.

— Весь мир — тундра, — погладила Машу по руке Зарецкая.

Они вошли в опустевший ресторан.

Саша Корень сидел на эстраде и виртуозно наигрывал душераздирающие мелодии на аккордеоне.

Капитан Кожанов успокаивал Людмилу Геннадиевну, а та, всё не могла прийти в себя.

— Понимаете, — объясняла она, — как найти в себе силы сделать это ещё раз! Я не представляю себе…

— Среди вас нет медсестры? — заглянул в ресторан Гузь. — Это же надо, среди пассажиров ни одного медработника!

— А что нужно? — подсуетилась Зарецкая.

— Нужен человек, не боящийся крови! — пояснил Гузь. — Помочь нужно в операционной! Медсестра нужна!

— Корень свернул меха аккордеона и встал: — А медбрат тебе подойдёт?

— Маша крови не боялась! — выступила вперёд чукча. — Маша всегда помогала: кто рожал, кого медведь порвал!

— Ну, тогда за мной, — облегчённо вздохнул Гузь и повёл помощников в операционную.

— Зарецкая налила себе стакан коньяка и залпом выпила.

— Капитан Кожанов тяжело застонал и отвернулся.

— Вам плохо? — забеспокоилась Людмила Геннадиевна.

— Что вы, замечательно, — проговорил капитан и заскрипел зубами.

— Вы не любите пьющих? — догадалась Людмила Геннадиевна.

— Терпеть не могу, — искренне сознался капитан.

— Как я вас понимаю, — вздохнула Людмила Геннадиевна.

Операция длилась около четырёх часов.

Баринов с удивлением посматривал на свои руки: почти уничтоженные артритом руки подчинялись ему как в молодости!

Маша промокала кровь на лице звезды и пот на лице Баринова, Гузь следил за состоянием Галы по приборам, а Корень подавал необходимые инструменты. Несколько раз он путался от напряжения и вместо скальпеля подавал паяльник, но Баринов терпеливо поправлял его: — Я сказал — скальпель!

Когда Баринов стал накладывать швы, Маша взяла у него иголку из рук и стала делать это значительно аккуратнее и быстрее.

— Ты где это так научилась? — удивился Баринов.

— Это всякий чукча умеет, — скромно ответила Маша.

— Ясное дело, — произнёс Корень и схватился за спину.

— Присядьте, — помог ему Баринов и провёл рукой по позвоночнику, — у вас межпозвоночная грыжа?

— Ты что, моё дело видел? — удивился Корень.

— Я своё дело знаю, — Баринов швырнул резиновые перчатки в мусорник, — следите за давлением!

Он вышел на палубу с сигаретой в руках.

Светало.

Все пассажиры судна, вся команда, отец Евлампий и даже Алекс с Майклом молча смотрели на Баринова. Он выдержал паузу, закурил сигаретку и ещё раз взглянул на молчаливый строй.

— Будет петь! — громким голосом объявил Баринов.

Могучее русское «ура» покатилось над зеркальной гладью Чёрного моря.

Комиссар турецкого отделения Интерпола отодвинул в сторону одну спящую девушку, повернул на бок вторую, третья проснулась сама, ласково улыбнулась ему и призывно протянула руки. Комиссар дотянулся до компьютера — экран загорелся. Комиссар прочитал информацию, грязно выругался по-турецки и бросился из спальни вон.

Девушки проснулись от криков и ругани, и одна из них, потянувшись, сказала подругам: — І чого б я, оце, зранку так матюкалась?

— Турок, мать би його так, — сказала вторая и обняла цветастые подушки, вышитые чёрно- красными петушками.

Все турецкие телеканалы транслировали арест международных контрабандистов.

Армейские джипы, бронетранспортёры и танки заняли боевые позиции в порту Истанбула. Всех пассажиров, команду, коров, коз, курей и быка вывели на пристань и окружили цепью автоматчиков.

Алекс и Майкл давали интервью корреспонденту Евроновостей:

— О том, что за нашей спиной готовиться операция по контрабанде оружием, — расслабленно сообщал Алекс, — мы поняли только в море! Но нам удалось связаться с Интерполом и предупредить бюро о готовящемся преступлении!

Он показал заветный телефон.

— Хэлло, Мюллер! — игриво произнёс Алекс в камеру.

Оператор попытался наехать покрупнее на Майкла, но тот немедленно надел тёмные очки.

— Какие сволочи, — усмехнулся Константидис глядя на экран телевизора, — как же они вычислили Штирлица? Ведь такая легенда была.

— Вертолёт готов! — подсуетился его помощник.

— Вылетаем! — вскочил на ноги Константидис.

В двухместную винтокрылую машину долго втискивался отряд спецназа.

В одном из портовых складов турки быстро организовали импровизированный концлагерь и запихнули туда всех, кроме Кожанова, Алекса и Майкла.

Отец Евлампий успокаивал паству, обходя всех перепуганных людей, и даже животные переставали нервничать, услышав голос батюшки.

— Господь не оставит нас, — утешал отец Евлампий паству, — молитесь и кайтесь за помыслы ваши грешные!

Баринов, Маша, Корень, Зарецкая и. Ломила Геннадиевна не отходили от звезды, приходящей в себя после операции. Лицо её теперь было закрыто не вуалью, а белыми бинтами, но было видно, что рот у Галы закрыт.

Нечитайло, Луценко и Гузь организовали работу команды по помощи тем, кто в ней нуждался, а сами собрались на совет.

— Ну, — поставил вопрос ребром Гузь, — что делать будем?

— Этих петухов голландских увезли как героев! — тяжело вздохнул Луценко.

— Так и Николаича, вроде, куда-то увезли, — заметил Нечитайло.

— Знаем мы, куда увезли Николаича, — покачал головой Гузь, — хоть бы не убили.

В этот момент они увидели, что Корень поманил пальцем одного из охранников, тот подошёл поближе и вдруг стал крепко, по-братски обнимать пахана.

— Дружба народов? — удивился Нечитайло.

— Мафия бессмертна, — усмехнулся Гузь.

— Эй, мореманы! — поманил командиров корявым пальцем Корень и те подошли поближе.

— Нужно тему перетереть, — веско заметил Корень, — тут свои пацаны нарисовались. Будем думать, как ноги делать.

— Мы без капитана — никуда, — осторожно заметил Луценко.

— Не бычься, краб! — усмехнулся Корень. — Мы сейчас забьем стрелку с твоим капитаном.

Капитана Кожанова допрашивали по-турецки.

Его слегка били, обливали водой, поглаживали остриём кинжала по сонной артерии, набрасывали удавку на шею и совали его пальцы в электрическую розетку.

Капитан принимал всё как должное, улыбался, и приговаривал: — Вы бы что-то новенькое придумали.

— Ты что, жить не хочешь? — делал страшные глаза офицер- переводчик. — Почему непонятно говоришь? Мы тебя будем долго-долго, мелко-мелко нарезать, потом сделаем джайро и собакам скормим! Говори, кому вёз оружие?!

— Тебе в подарок, — улыбнулся капитан.

Офицер- переводчик хотел ударить его ногой в пах, но тут раздался звонок и офицер достал мобильник. Он выслушал сообщение, что-то сказал охране по-турецки, и охрана быстро вышла из камеры.

Переводчик повернулся лицом к Кожанову — на лице его сияла добрая улыбка.

— Водку будешь пить? — ласково спросил он.

Кожанов тяжело вздохнул: — Садюга. Таки придумал новенькое!

— Ладно, ладно, — успокоил его офицер, — не нервничай! Не хочешь водки — кофе дам! Что же ты сразу не сказал, что уважаемых людей возишь?

Вертолёт с героями-голландцами приземлился во дворе огромной чайханы. Спустившись по каменным ступеням в прохладный подвал, они попали в фантастический мир восточных ковров, золота, оружия, серебряных подносов и волнующих запахов.

Алекса и Майкла угощали по-королевски: уложили на ковры, поставили рядом кальяны и выпустили из засады танцовщиц.

— Вот она — награда героям! — заёрзал Алекс и вцепился зубами в мундштук кальяна.

— Ты сильно не затягивайся, — шепнул ему Майкл. — И не вздумай расслабляться! Нужно когти рвать отсюда, пока Интерпол не разобрался что к чему. Сдаётся мне, что пилот говорит по-русски.

— Вот и побеседуй с ним, — расстроился Алекс и отодвинул от себя кальян. — У меня уже сутки бабы не было! Никакой личной жизни!

Восточные гурии окружили героев крупными признаками большого секса.

По ночному Истанбулу пронеслась кавалькада машин.

Машины остановились возле склада лагеря, из передней вывели Кожанова и передали его из рук в руки Корню.

Охрана лагеря закурила и отвернулась в сторону.

Корень по-братски обнялся с переводчиком, тот шепнул ему пару слов на ухо, сел в первую машину и кавалькада умчалась прочь.

Весь лагерь не спал, капитана окружили со всех сторон, обнимали, целовали, отец Евлампий перекрестил его истово и забормотал молитву.

— Боже мой, — ощупала синяки на шее капитана Людмила Геннадиевна, — вас пытали?

— Ну, что вы, — отшутился Кожанов, — попал в страстные объятия Гюльчатай!

— Командир, — похлопал по плечу капитана Корень — нужно уходить. Только без шума…

— Без шума? — оглянулся вокруг Кожанов. — Это всё сейчас как замычит и как заблеет.

— Ты, мил человек, о живности не беспокойся, — подошёл к Кожанову старик с самогонным аппаратом в руках, — мы тут останемся на хозяйстве. Мы люди мирные, старые, дык, нас турок не тронет. А на корабль мы больше не хотим идтить. Качаить! У меня брага не всходить!

— Правильный базар, — согласился Корень, — нечего вам в эту разборку влазить. Нам на корабле ещё потолковать кое с кем придется.

Корень сунул руку в карман, достал оттуда паяльник, вздохнул, покачал головой и заткнул его за пояс.

— Можно вас на минуточку? — отозвала его в сторону Зарецкая. Она достала из сумочки маленький пистолет и протянула Корню: — Я думаю, это может вам сейчас пригодиться.

— Путёвая ты баба, — благодарно пожал ей руку Корень, — соображаешь, Америка!

— Становись! — приказал капитан, и команда построилась в две шеренги.

— Кто с нами? — спросил Кожанов, обратившись к народу. — Кто не с нами — того турецкие власти депортирую сразу домой.

— У нас выбора нет! — подошёл к нему Баринов. — Больной нужны срочные перевязки и активное медикаментозное лечение. Нам нужно попасть на корабль.

— Одну минуточку! — подъехала на кресле Зарецкая. — Я с вами!

— Госпожа Зарецкая, — попытался отговорить Зарецкую Кожанов, — может лучше вы сразу — на самолёт и в Нью-Йорк?

— Какой Нью-Йорк? — возмутилась Ирина Петровна. — Мы, американцы, на половине пути не останавливаемся! Машенька, ты со мной?

— Машенька с тобой, — кивнула чукча.

— Извините, — выступила вперёд Людмила Геннадиевна, — могу ли и я быть вам чем-то полезна?

— Людмила Геннадиевна, — попытался остановить её Кожанов, — значительно безопаснее остаться на берегу!

— Вы забываете, что русские женщины думают не о себе в таких ситуациях! — в глазах Людмилы Геннадиевны заблестели слёзы.

— Извините, — вздохнул капитан, — ну, если вы так ставите вопрос!

Он галантно поцеловал руку школьной учительницы из Санкт-Петербурга.

Все вокруг заулыбались, Людмила Геннадиевна шагнула в строй, а Баринов ревниво произнёс: — Ах, я не танцую, я не танцую…

JEUTANAZIJA стояла с приглушёнными огнями на якоре в десяти кабельтовых от берега.

— Эх, не люблю ночных заплывов, — начал стаскивать с себя ботинки Гузь, но Маша остановила его движение прикосновением руки.

— Тихо, однако, — строго сказала Маша и издала странный звук.

Через несколько секунд со стороны моря раздался ответный звук и к берегу бесшумно подошли три лодки с меховыми чукчами.

Корень и Кожанов удивлённо переглянулись, но разбираться с чудом не стали. Моряки погрузились в лодки и замерли, удерживая баланс перегруженных суденышек.

Лодки скользнули по акватории порта к кораблю и замерли у якорной цепи.

— Да, — тихо прошептал Корень стоящему рядом Кожанову, — не те годы. Мы теперь без лифта туда не поднимемся.

— Сможешь? — Повернулся Кожанов к Маше.

— Однако, — презрительно сощурилась Маша и по-обезьяньи ловко вскарабкалась на палубу по цепи.

Через минуту с борта упали штормтрапы.

Мелькнули тени взбирающихся по трапам моряков. Корень достал из кармана пистолет.

— А без этого не получится? — взял его за плечо Кожанов.

— Можно и без этого, — спрятал пистолет в карман Корень и достал из-за пояса паяльник, — а без этого — никак.

В этот момент сверху раздался голос Нечитайло:

— Никого здесь нет! Пусто!

— Молодец, Мустафа! — спрятал паяльник в карман Корень. — Без второго слова!

Высоко задрав носы, чукотские лодки растворились в темноте.

Вертолёт взмыл в ночное небо, и пилот обернулся к Алексу.

— Куда летим? — на чистом русском языке спросил он.

— Нужен частный самолёт! — перекричал шум двигателя Алекс, отсчитывая деньги. — Двухместный.

— Права есть? — поинтересовался пилот.

— На мотоцикл с прицепом, — ткнул ему пачку денег Алекс.

На место улетевшего вертолёта тут же приземлился другой, маленький. Из него выскочил Георгис Константидис, его помощник и долго выбегали спецназовцы.

Они сбежали вниз по ступенькам, и перед ними открылась картина, описывать которую невозможно, неприлично и безнравственно. Георгис поморщился, переступая через тела и телища. Он долго пытался отыскать голландцев, но тщетно. Зато, он нашёл комиссара турецкого отделения Интерпола. Тот, в начале, растерялся от неожиданного визита, но быстро пришёл в себя и набросил на плечи красивый халат.

— Вах, Георгис, рад тебя видеть!

— Где они?

— Все под охраной — в порту!

— За мной! — громко скомандовал Георгис и все девушки послушно повскакивали на ноги. — Да не вы, — махнул рукой грек и турчанки попадали на свои места.

Майское утро озарило верхушки корабельных мачт.

Ревущие «джипы» подлетели к складу, из которого выбежали навстречу охранники и стали что-то кричать, указывая пальцами на корабли.

— Что? — повернулся к комиссару-турку Константидис. — Что они говорят?

— Аллах Акбар, — произнёс турок и тоже указал на корабли.

Георгис присмотрелся и увидел…

«JEUTANAZIJA» уходила в открытое море!

— Задержать! — завопил Георгис. — Где ваша охрана? Я вас всех под суд отдам! Болваны! Бездельники!

— Тихо, тихо, — загорелись неожиданным блеском глаза турка, — ты аккуратнее, Георгис. Не забывай, ты в Турции. Здесь у нас греческий акцент не любят.

Словно подтверждая слова турецкого комиссара, офицер-переводчик достал из-за пояса ятаган и стал грязно ругаться по-гречески. Затем он подбежал к воротам склада, отворил их настежь и оттуда стали выходить русские люди во главе с отцом Евлампием. Они как завороженные смотрели вслед набирающему ход кораблю.

Над судном гордо развевался Андреевский флаг.

На верхней палубе выстроилась команда, приложив руки к бескозыркам.

Саша Корень с аккордеоном в руках стоял на палубе и над гладью залива летели давно забытые слова: — «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг»…

Корабли, стоящие на рейде, уважительно приветствовали русский флаг протяжными гудками.

Вертолёт Константидиса пронёсся над головами оставшихся на земле.

Отец Евлампий увидел, что к нему направляется офицер-переводчик и пошёл к нему навстречу.

— Сын мой, — обратился к нему священнослужитель, — хоть ты и басмурманин, но должен понять меня душой и сердцем! Невинных людей вы арестовали, а злодеи гуляют на свободе! Понимаешь меня?

— Понимаю, — спокойно ответил офицер, чем до смерти перепугал Евлампия.

— Господи, твоя воля! — перекрестился радостно батюшка. — Он по-русски говорит!

— Давай домой! — похлопал Евлампия по плечу офицер.

— Домой? — обрадовался Евлампий, но тут же осёкся. — А как же мы туда попадём? Мы люди грешные, по воде, аки посуху не пройдём. Может, посадите нас на какой паром…

К ним подтянулись люди, овцы и коровы, а бык просительно заревел, перекрывая корабельные гудки.

— Не посадим, — посмотрел на толпу турок, — берегом иди. Мост перейдёшь — и на восток!

— На восток? — уточнил Евлампий. — Ну, и на том спасибо!

— Докладывайте, — сурово нахмурился командующий Черноморским российским флотом.

— Крейсер «Минск», — докладывал офицер, — переданный при разделе флота Украине, был отдан в аренду голландскому благотворительному фонду…

— Знаю, знаю, — поторопил офицера адмирал, — отдан в аренду с полным боекомплектом! Что с кораблём? Арестован турками?

Офицер замялся, но всё же рискнул доложить: — Извините, товарищ адмирал, но по последним сводкам «Минск» поднял русский флаг и ушёл в Средиземное море.

— Русский флаг? — вскинул брови адмирал. — Кто командует кораблём?

— Капитан Кожанов, — доложил офицер, — отставной офицер российского флота.

— Кожанов, — вспомнил адмирал, — Николай Николаевич. Ну, тогда держись Европа.

— В каком смысле, товарищ командующий? — растерялся офицер.

— Усилить наблюдение! — отдал приказ адмирал. — Докладывать обо всех манёврах корабля! Свяжись с космическими войсками — пусть включают свои гляделки.

— Слушаюсь, товарищ адмирал, — вытянулся офицер и закрыл папку с докладом.

Камера спутника-шпиона наехала на Чёрное море, затем приблизилась к Истанбулу, выделила красавец-мост соединяющий Европу и Азию и обнаружила там необычное зрелище.

По мосту в восточную часть города Истанбула шествовала маленькая часть народонаселения России. Шли чинно, не спеша, подгоняли овец, коров и быка. Клетки с курами ехали на крыше полицейских машин, сопровождавших необычную колонну. Самогонный аппарат пришлось разделить на две части: бидон на детской коляске толкал перед собой дед- самогонщик, а змеевик — нёс сам Евлампий. Встречные машины мигали фарами, турецкие верноподданные вываливались из окон своих автомобилей и кричали по-русски:

— Девки есть? Где русский девки? Девки где?

— Где, где, — обернулся к туркам дед-самогонщик и зарифмовал.

Вертолёт Интерпола завис над кораблём и Кожанов отдал приказ принять машину.

Моряки отсигналили пилоту и тот аккуратно посадил машину в центр вертолётной площадки. Вокруг вертолёта собрались все, кому удалось уйти на корабле из турецкого плена. Константидис выскочил первым и долго ждал, пока из вертолёта выбегали спецназовцы. Потом комиссар достал из бокового кармана нагрудный знак и, вытянув его перед собой словно пистолет, направился к капитану.

— Корабль арестован! Немедленно прикажите возвращаться в Истанбул!

Спецназовцы начали занимать боевые позиции. Один из них толкнул плечом

Зарецкую, и та немедленно отреагировала на это.

— А ты это видел? — ткнула она спецназовцу в нос американский паспорт. — Только посмейте нас тронуть!

— Спокойно, госпожа Зарецкая, — обернулся Константидис. — Мы не трогаем честных американских граждан, нас интересуют международные аферисты.

— Вы бы представились, мистер, — спокойно отреагировал Кожанов.

— Начальник специального отдела Интерпола по городу Одесса, комиссар Георгис Константидис! — почти прорычал комиссар.

— Константидис, значит? — улыбнулся Кожанов, — Вы, господин Константидис, начальник одесского отдела? Вот в Одессе и будете командовать. А мы сейчас в нейтральных водах!

— Ты свою пушку спрячь! — включился в разговор Корень и Георгис увидел мелькнувший пистолет в руке с живописной татуировкой. — Есть вопросы — давай решать, но спокойно, без базара. — На глазах у Константидиса пистолет превратился в паяльник, а потом — снова в пистолет. Нам терять нечего — мы эту стрелку сам знаешь — зачем забили.

— Вы понимаете, что будете отвечать за укрывательство преступников? — спрятал нагрудный знак в карман Георгис.

— Это вы о чём? — развёл руками Кожанов. — Они от вас сбежали, а мы виноваты? Да я бы их сам с удовольствием повидал…

— Вы хотите сказать, — насторожился Константидис, — что Гурина и Риесмы нет на корабле?

Ты, Жора, совсем плохой, — постучал себя по лбу паяльником Корень. — Неужели ты думаешь, что эти пацаны дожили бы здесь до твоего визита?

— Так, где же они? — растерянно спросил Константидис.

— Ищи, мент, ищи, — спрятал паяльник за пояс Корень, — нам стучать западло.

— Извините, — не выдержал Константидис, — что у вас там за поясом?

— Томагавк, блин! — выдернул из-за пояса своё оружие Корень и метнул его в пожарный щит. Паяльник перевернулся несколько раз в воздухе и воткнулся в дерево ржавой головкой.

Все вокруг, включая спецназ, зааплодировали Корню. Обстановка несколько разрядилась и все вздохнули с облегчением.

— А почему вы не идёте домой, в Одессу? — повернулся к капитану Георгис.

— Извините, но у нас запланирован кругосветный тур, — вмешалась в беседу Зарецкая. — Мы за это, между прочим, деньги заплатили!

— Да вас же ни в один порт не пустят! — пояснил комиссар. — Куда же вы пойдёте?

— По маршруту. — Поправил фуражку капитан. — Вокруг света.

— Андрей Андреевич, — подошёл к Баринову Георгис, — ну, вы-то понимаете, что это бред сумасшедшего? Садитесь со мной в вертолёт, я вас отправлю в Вену. Вам теперь Интерполовская пенсия полагается, страховка медицинская…

— В Вену? — ошалело переспросил Баринов. — Страховка? Пенсия?!

Он обернулся к стоящим позади и сразу увидел глаза Людмилы Геннадиевны. На лицах остальных членов команды не отражалось эмоций, а вот на лице питерской училки появилась лёгкая язвительная усмешка.

— Мюллер, — засмеялся Баринов, — я должен извиниться, но Штирлиц из меня не получился. И потом, у меня тут больная. Я остаюсь.

— Боюсь, что Колумб из вас тоже не получится! — комиссар похлопал Баринова по плечу и направился к вертолёту. Спецназовцы дождались своего времени и стали усаживаться в вертолёт, прикрывая друг друга по уставу.

— Может вы ещё и «Весёлого Роджера» поднимете на мачте? — прищурился напоследок Константидис.

— Мы подумаем, — отпарировал капитан, — вам же сказали — нам терять нечего.

Машина вспорхнула над средиземноморской гладью и понеслась в сторону Турции.

Кожанов посмотрел на свою команду, усмехнулся и отдал приказ: — Всем приступить к службе согласно новому штатному расписанию! — Матрос Баринов — в санчасть, матрос Корень…

— Я в законе, — развёл руками Корень, — работать не могу!

— А паяльник зачем? — хитро улыбнулся Луценко

— Это не работа, — пояснил Корень, — это хобби!

— В море — не работают, Саня, в море пашут! — подбодрил Корня Нечитайло.

— Бери гармошку в руки, — предложил Кожанов, — и на мостик! Будешь вперёдсмотрящим!

— Без второго слова, — развернул меха инструмента Корень, — смотрящий — это моя тема!

— Извините, товарищ капитан, — втиснулась в диалог мужчин Людмила Геннадиевна, — а женщинам, простите, что прикажете делать?

— Наша на камбуз, — пояснила Маша Рудиной, — я службу знаю!

— Я вам сегодня такую рыбу зафарширую! — потёрла руки Зарецкая.

— По местам! — скомандовал капитан Кожанов.

Есть! — дружно откозыряли моряки.

Алекс буквально влип в экран большого телевизора в огромном зале Ереванского аэропорта.

Элегантная ведущая Евроновостей новостей с увлечением поведала телезрителям о том, что украинский корабль под голландским флагом, арестованный накануне в порту Истанбула, продолжил своё путешествие вокруг света под российским флагом.

— Прямого рейса на Питер нет, полетим через Москву, — подошёл к нему Майкл с билетами в руках.

— Ты послушай что говорят! — обернулся к нему Алекс. — Это корыто отпустили из Истанбула!

— Как? — вскричал Майкл. — Куда смотрит этот Интерпол, в конце концов?! Они возвращаются в Одессу?

— Нет! — торжественно произнёс Алекс. — Они продолжили кругосветное путешествие!

— Гениально! — облегчённо выдохнул Майкл. — Попутного им ветра!

— И хорошего шторма, — молитвенно воздел руки к небу Алекс.

К вечеру отряд Евлампия пересёк город и вышел на большую дорогу.

— Кудыть идём, Евлампий? — дёрнул батюшку за руку самогонщик.

— На восток, домой! — отвечал Евлампий, упрямо меряя широкими шагами турецкую землю.

— Мы-то, ничего, — продолжил дед, — а коров подоить нужно. Вон, гляди, пятак земли с кустами, речка! Давай тут заночуем!

— Тоже верно, — остановился Евлампий, — как же людей-то устроить? Под открытым небом спать?

— Это ты не беспокойся, — забрал у него змеевик из рук дед, — мы сейчас шалаши соорудим, костерок разведём, яйца поджарим, молочка попьём — и всё ладно будет! Ты, давай, Евлампий, помолись за нас, а мы пошли шалаш строить!

Дед заспешил к своим, и весь отряд свернул с дороги на обочину.

— Вот он, русский человек! — с гордостью произнёс Евлампий и перекрестился. — Господи, скажи мне, отчего ты так устроил мир? За какие грехи караешь простого человека, а злодеям всё прощаешь? Не упрекаю тебя, Господи, а смиренно спрашиваю?

В турецком зиндане Константидис вёл допрос пилота — пособника голландцев.

— Говори! — орал на него офицер — переводчик. — Куда улетели гяуры?

Константидис с ужасом увидел, как разлетаются в сторону зубы пилота после удара в челюсть.

— Я их высадил на аэродроме, — прошепелявил пилот, — они наняли самолёт.

— Куда они собирались лететь? — отрывисто поинтересовался Константидис.

— Говори, собака! — офицер снова ударил пилота по лицу.

— Ну, вы продолжайте, — сдерживая рвотный рефлекс, поспешил к выходу комиссар Интерпола, — я вас подожду в кабинете.

Офицер проводил его до двери и быстро вернулся к пилоту.

Он достал из кармана горсточку фарфоровых зубов и протянул несчастному: — Положи в рот! Когда вернётся — я тебе их выбью! И сразу сознавайся

— Крови дай, — засунул зубы в рот пилот. — Так что ему сказать?

— Скажи ему, — офицер протянул пилоту бутылку с красной жидкостью, — что они смотрели карту Афганистана! Ты только на меня не плюйся! Кто мундир стирать будет?

— Угу, — кивнул головой пилот и с трудом проговорил, — ты, тоже, поосторожней! Больно же!

Майкл и Алекс широко и свободно шагали по Невскому проспекту. На пересечении Невского и Литейного они свернули, подошли к старинному питерскому дому и оценили его величие.

— Да, — заглянул в бумаги Майкл, — не плохо жили совковые училки.

— У неё муж был академиком, — пояснил Алекс.

Они поднялись на третий этаж, открыли двери квартиры Людмилы Геннадиевны и прошлись по огромной безжизненной квартире.

— Ну, что, за сколько поставим? — плюхнулся на старый диван Майкл.

— Давай, чтобы побыстрее, — задумался Алекс, — отдадим за двести тысяч.

— Ты с ума сошёл! — возмутился Майкл. — Это же тебе не Одесса! Это Санкт-Петербург! Не меньше чем за триста!

— Ну, как скажешь, — согласился Алекс. — Между прочим, в Нью-Йорке проблема. Адвокат этой старухи требует официального подтверждения смерти клиентки.

— Это действительно проблема, — задумчиво потёр лицо Майкл, — официальное подтверждение нужно всем. Нужно было сразу с турками договориться. Мы тут тоже ничего продать не сможем без бумажки. Но мы, пока, и не будем продавать!

— Не понял? — Алекс внимательно посмотрел Майклу в глаза. — Ты и здесь что-то придумал?

— А ты во мне сомневался? — самодовольно улыбнулся Майкл. — Для начала, мы сдадим эти квартиры в ренту. Сто квартир, в среднем по две тысячи долларов в месяц — совсем неплохой заработок.

— За дачу на Рублёвке и пятёрочку в месяц поднимем! — осенило Алекса. — Плюс — налоги с депутата!

— Но это всё — меры временные! — поднял вверх палец Майкл. — Вопрос с клиентами нужно решать кардинально! Если сами не утонут, то придется…

— Ты что, бомбить их будешь? — усмехнулся Алекс.

— Почему я? — возразил Майкл — Найдутся люди.

Отряд спецназа во главе с Георгисом прочёсывал деревни Афганистана и Пакистана.

Комиссар Константидис, абсолютно неотличимый от пуштуна, долго беседовал со стариками, прохожими, торговцами на базаре, полицейскими, показывал им фотографии голландцев, но афганцы и пакистанцы только руками разводили. Наконец, они вывели из какого- то дома Осаму бен Ладена, но Георгис отмахнулся от него, и Осаму увели обратно в дом.

Утренняя благодать пробудила отца Евлампия.

Солнечные лучи пробивались сквозь листву шалаша. Отец Евлампий радостно потянулся и услышал голодное урчание в животе: — Дал Бог день, даст и пищу.

Странный шум привлёк его внимание, и он поспешил выглянуть из своего убогого укрытия.

Увиденная картина потрясла его: вокруг импровизированного стойбища кипел базар!

Русские бабки и турецкие тётки шумно торговались, спорили, смеялись. В обмен на свежие яйца, молоко, сметану, покупательницы предлагали турецкие дублёнки, кофты, кожаные курточки и пальто.

Тут же прохаживались водители огромных большегрузных грузовиков, которые, как оказалось, ночевали поблизости на большой площадке.

Несколько дедов покрепче красили расположившуюся рядом заправку, а один, с умным видом ковырялся в двигателе огромного старого бензовоза.

Возле одного из шалашей сгрудилась группка мужиков, несколько турков и водителей. Евлампий заподозрил неладное и направился к шалашу. Навстречу ему вышел здоровенный детина — водитель с бутылкой самогона в руках и на родном языке приветствовал Евлампия.

— Ну, батя, вас сам Бог послал! Они же сами не пьют и нам втридорога наливают! А мне ещё погрузки двое суток в порту ждать!

Вслед за детиной из шалаша выглянул дед-самогонщик.

— Ты когда же это успел? — дёрнул за руку самогонщика Евлампий.

— Дык, замесил на посадке, а гнал этой ночью! Чуть рановато выгнал, всего-то литров восемь и вышло. Думал, хватит на хозяйство, турок, он же не пьёт, он дурь свою курить. А тут водилы наши набежали! Вот, последнюю литру продал. Эх, мне бы ёмкость приличную… Вот бы такую бочку прикупить! — дед показал на бензовоз. — Я бы такой бузинес наладил…

Евлампий хотел что-то сказать Богу, но так и не решил что. Махнул рукой и направил стопы свои к небольшой речушке.

В этот миг двигатель старого бензовоза заревел страшным звуком, машина окуталась облаками солярного дыма. Все, кто работал на заправке, бросились от неё подальше и попадали в канаву.

Услышав странный звук, русский бык перестал щипать травку, повернул голову в сторону бензовоза и издал не менее угрожающий рёв.

Клубы дыма рассеялись, и турки стали подходит ближе к ожившей машине. Они удивлённо переговаривались, одобрительно хлопали деда-механика по плечу и разводили руками по сторонам.

Хозяин заправки вылез из канавы последним, стал орать на деда-механика и активно жестикулировать руками. По всем его жестам становилось понятно следующее: что дед- механик полный (пи-и-и), что старый бензовоз может взорваться к (пи-и-и), что он, хозяин заправки предлагает деду-механику сесть за руль этого (пи-и-и) бензовоза и отогнать этот (пи-и-и) бензовоз.

— Куда гнать-то? — переспросил механик.

Турок ответил на чистом русском языке.

Русская деревня поднялась и стала собираться в дорогу.

— Докладывайте, — сурово нахмурился командующий Черноморским российским флотом.

— Крейсер «Минск», — докладывал офицер, — следует в сторону порта Хайфа. Его пытались арестовать представители Интерпола, но в связи с отсутствием на борту непосредственных организаторов афёры, Интерпол оставил судно в покое.

— Знаю, знаю, — поторопил офицера адмирал, — Интерполовцы уже весь Афган перевернули, а голландцы по Питеру, да по Москве гуляют. Израильтян предупредили о визите?

Офицер замялся, но всё же рискнул доложить: — Извините, товарищ адмирал, но приказа не было!

— Да вы в своём уме? — вскинул брови адмирал. — Военный корабль под русским флагом идёт на Хайфу, а вы ждёте приказа? Вы понимаете, какой может быть скандал?! Немедленно связаться с Хайфой!

Погода просто баловала путешественников.

Благодатное майское солнце щекотало выставленные под его лучи бледные послезимние лица.

Небольшая команда пассажиров держалась вместе, группируясь вокруг выздоравливающей Галы. Людмила Геннадиевна читала звезде на память Ахматову и Гумилёва, Корень чистил пистолет, а шустрая Маша учила Зарецкую набрасывать верёвочную петлю на оленьи рога. Оленя изображал Баринов, он держал руки над головой и носился по кругу. Но как он не старался проскочить мимо ловкой охотницы, ему это не удавалось. Петля, пущенная сноровистой чукчей, каждый раз затягивалась на его руках.

— О, кей! О, кей! — пыталась повторить её движения Зарецкая, но у неё ничего не получалось.

— Однако, убежал олень, сиди голодная! — комментировала Маша упражнения Зарецкой.

Реактивные истребители-бомбардировщики израильских ВВС пронеслись над судном на бреющем полёте, затем появились штурмовые вертолёты, а на рейде замаячили корабли береговой охраны.

— Какое шоу! — радостно поглядывала в небо Зарецкая. — Как нас красиво встречают!

— Совершенно как во время парада на Неве в день военно-морского флота! — поддержала её восторг Рудина.

— Однако, — поёжилась Маша, — громко очень.

— А вам этот рёв не мешает? — засмеялся Баринов и поправил вуаль на лице Галы, сидевшей в кресле-качалке.

Гала погладила его руку своей рукой и красивым низким голосом произнесла: — Мне доктор, сейчас ничего не мешает.

Людмила Геннадиевна, увидев движение Баринова, язвительно заметила: — Ну, вы, батенька и для курортника гуляка! — она саркастично поджала губы и отвернулась в сторону.

— Я же врач, — смущённо заметил Баринов, — это моя обязанность.

— Не нравиться мне эта суета, — хмыкнул Корень глядя в сторону капитанского мостика.

Там всё пришло в движение.

— Товарищ капитан, — подошёл к Кожанову Луценко, — сдаётся мне, что нас не ждали.

— Того и гляди ракетой шарахнут, — согласился с Луценко Гузь.

— Что там берег? — спросил капитан у штурмана.

— Да я никак не могу объяснить этим, — сдержался Нечитайло, — лоцманам, кто мы и что мы! Не принимают они от нас гражданский нотес! Что мне, в штаб Черноморского флота звонить?

Кожанов встал, вышел из рубки и закурил.

— Почему так нервничает наш красавец-капитан? — удивилась Зарецкая.

— Судя по базару, он не может забить стрелку с берегом, — догадался Корень. — Можем пролететь, как фанера над Хайфой.

— Что вы говорите? — забеспокоилась Зарецкая. — Ни в коем случае! Меня там ожидает куча родственников! Вы понимаете, что в следующий раз они меня уже не увидят!

— Ну, что Нечитайло, — повернулся к штурману Кожанов, — куда нас компас зовёт?

— Думаю, — сосредоточенно смотрел на экран компьютера Нечитайло, — через Суэцкий канал, в Красное море, а там — индийский океан. Места знакомые.

Кожанов махнул рукой, крикнул с мостика Зарецкой: — Не пускают нас на свидание с вашей роднёй! Уходим огородами…

— Капитан! — Зарецкая рванула на своём электромобиле к капитанскому мостику. По ступенькам машина не проехала, но американка неожиданно вскочила на ноги и резво взбежала на мостик.

— Господин капитан! — улыбалась всеми имплантатами Зарецкая, но руки её дрожали мелко-мелко. — Если у вас есть проблема договориться с Израилем — то дайте трубочку мне!

Кожанов с удивлением взглянул на неё, пододвинул микрофон переговорного устройства и сказал:

— Плиз!

Израильский офицер оторвал ухо от трубки и доложил: — Некто Зарецкая Ирина Петровна требует к телефону генерала Зарецкого.

— Одну минуточку, — проговорил генерал Зарецкий, — я на связи с командующим Черноморским флотом.

— Она ругается на четырёх языках! — испуганно доложил офицер. — Она говорит, что вычеркнет вас из памяти и из списка наследников!

— Спасибо за звонок, господин адмирал, примем как лучших друзей, — торопливо поблагодарил собеседника генерал и схватил в руки вторую трубку. — Тётя Ира? — обалдело переспросил он. — Ты откуда звонишь, с Брайтона? С какого корабля? А что ты там делаешь? Командуешь? Тихо, тихо, кто знал, что ты купила себе русский крейсер? Предупреждать нужно! Да заходи, кто тебе мешает, тётя Ира!

Истребители качнули крыльями, и ушли на аэродромы, а на подошедших кораблях береговой охраны вывесили приветственные семафоры.

— А можно узнать, — снял фуражку и вытер платком макушку капитан, — что вы им сказали, госпожа Зарецкая?

— Я не могу это повторить, — смутилась Зарецкая, — это наше, семейное.

Она поискала рукой кнопку управления креслом и вдруг поняла, что стоит на своих ногах.

— А! — испугалась она и закричала — Кто это сделал? Кто меня поставил на ноги?!

Зарецкая покачнулась, и к ней бросились на помощь все, кто был рядом.

Баринов взбежал по трапу и принялся успокаивать перепуганную Ирину Петровну: — Ничего страшного! Так бывает! У вас случился нервный стресс и в результате включились участки мозга, которые были поражены после инсульта.

— Вы шутите? — со слезами на глазах смотрела на Баринова как на господа Бога Зарецкая. — Значит, я смогу ходить?

— Очевидно, да, — улыбнулся Баринов, — только поначалу не нужно злоупотреблять этим. Ваша мышечная система не готова к этому, мы должны провести курс физиотерапии и приготовить ваш организм к нормальной жизни.

— К жизни? — улыбнулась Зарецкая. — Но мы же все собрались на тот свет?

— В общем, вы, где-то, правы, — кашлянул Баринов, — но у вас есть повод изменить намеченный маршрут.