5 В наши дни: Шерон

В Средние века имели обыкновение сжигать еретиков.

Ныне известно, что сжигали не так много и не так часто, как предполагалось. Существовали свои правила; приговоры нередко выносили оправдательные, и чаще всего наказание сводилось к паломничеству и другого рода обязательствам. Чтобы подвергнуться сожжению, человеку и впрямь требовалось постараться. А некоторые именно так и делали, что немало говорит о человеческой природе.

Шерон не знала, что она еретичка, пока не потянуло дымом.

Заведующий ее кафедрой поджег первую вязанку. Он спросил, правда ли, что она работает с теориями переменной скорости света, и она с невинностью и воодушевлением человека, преисполненного святым духом научного исследования, ответила:

— Да. Похоже, что это должно разрешить множество проблем.

Она-то имела в виду космологические проблемы: плоскости, горизонта, лямбды. Но заведующий кафедрой — его звали Джексон Уэллс — был глух к духу и опирался на закон. В данном случае законом было постоянство скорости света. Так сказал Эйнштейн, он ему верил, и этого было достаточно. Поэтому он имел в виду совсем другой род проблем.

— Подобно Ноеву Потопу, я полагаю.

Сарказм сильно удивил Шерон. Можно сравнить это с тем, что она рассуждала бы об автомеханике, а он отпустил шуточку о пиковой даме и бубновом валете. Здесь было что-то не так, и она задумалась, пытаясь понять, что именно. Уэллс принял ее молчание за свидетельство того, что пущенная им стрела угодила в цель, и откинулся в кресле, сложив руки на животе. Он был худощавым мужчиной, закаленным беговой дорожкой, универсальными машинами и академической политикой. Он красил волосы с большим искусством, оставляя такое количество седины, которая выдавала бы в нем умудренность опытом, но не возраст.

Они сидели в его кабинете, и Шерон поразило, как просторно там было. В два раза больший в диаметре и в глубину, чем ее собственный; в нем было вполовину меньше беспорядка. Учебники, расставленные по полкам и выглядевшие как новенькие, фотографии и сертификаты, все строго на своих местах. На его классной доске не было и следа диаграмм, а лишь одни финансовые сметы и таблицы.

Дело было не в том, что Уэллс не думал вообще, просто он думал о других вещах, помимо физики. Финансовые сметы, гранты, сроки пребывания в должности, продвижения, администрация кафедры. Кто-то должен думать об этих вещах. Наука не случается сама собой. Это человеческая деятельность, осуществляемая человеческими созданиями, а каждому цирку нужен свой укротитель. Когда-то, давным-давно, молодой Уэллс написал три исследования об исключительном благе, извлекаемом квантовой механикой из уравнений Максвелла, содержание которых по-прежнему побуждало к написанию докторских диссертаций по всему миру; поэтому не думайте, что он был Krawattendjango — «пижоном в галстуке», как говорят наши детишки в Германии. Немногим дано написать даже одно такое исследование. Быть может, тоска по тем безрассудным денькам и понимание того, что четвертое такое исследование ему не светит, объясняло его реакцию.

— Извините, — сказала Шерон. — Но какое отношение ПСС имеет к Ноеву ковчегу? — Даже тогда она подумала, что это может быть какой-то заумной шуткой со стороны заведующего. Он умел шутить с каменным лицом, а Шерон больше привыкла к клоунам.

— Вы действительно думаете, что сможете доказать учение о недавнем сотворении мира?

Возможно, дело было в серьезном выражении его лица. В улыбке, играющей на его губах. Такое выражение лица, должно быть, было у инквизиторов, когда они передавали своих обвиняемых на милость светского суда. Но Шерон наконец осознала, что он был серьезен.

— Что за учение о недавнем сотворении мира? — спросила она.

Заведующий не верил в подобную невинность. Он думал, что каждый, как и он, приучен к причудам легислатур штата, попечительских советов и прочих источников безумия.

— О том, что Господь создал Вселенную только шесть тысяч лет назад. Не говорите мне, что вы не слышали об этом.

Шерон знала, как Том ответил бы на этот вопрос, и с трудом сдержалась, сказав вместо этого:

— Теперь, когда вы упомянули об этом, я вспомнила, что слышала. — Ей действительно требовалось напоминание. Она потратила большинство из часов ее бодрствования в Джанатпуровом пространстве. Там и не пахло креационизмом, ни недавним, ни каким-либо еще. Это бы смутило их, и они бы провалились в одно из этих ее безымянных измерений.

— Теперь, когда вы упомянули об этом, — передразнил ее Уэллс. Он был известен своим сарказмом в высших сферах университетского образования. Деканы спасались бегством при его приближении. — Нет ничего столь надежно установленного, как постоянство скорости света.

Это было сказано напрасно не только потому, что на самом деле целый ряд вещей был гораздо лучше установлен, но и потому, что для неглупого ученого в опоре на авторитетный аргумент не было ничего надежного. Ни Уэллс, ни Шерон не были воспитаны в религиозном духе, и потому ни один из них не осознавал, что они прибегают к религиозному аргументу, но что-то атавистическое восстало в сердце Шерон.

— Такова нынешняя парадигма, — сказала она. — Но более тщательное рассмотрение данных…

— Вы хотите сказать, пока вы не подгоните данные, чтобы доказать то, что вы хотите! — Уэллс сказал это без малейшей иронии. Кун, возможно, был и неважным философом, но он был прав в отношении холодной, костлявой руки Парадигмы. — Я сам проверил, когда услышал, что вы замышляете, и обнаружил, что на протяжении нескольких десятилетий никаких изменений в вычислениях скорости света не было. — Он откинулся назад в своем кресле и вновь сложил руки у себя на груди, приняв ее молчание за признание сокрушительного характера его возражений.

— Прошу прощения, — произнесла Шерон лишь с легкой дрожью в голосе. — Пара десятилетий? Это все равно что измерять смещение континентов за несколько часов. Попробуйте пару столетий, как я. Вам необходима более длинная шкала, чтобы… — И тут ее мысли понеслись в неожиданном направлении, а память услужливо подавала нужные данные. Уэллс поднял брови во внезапно воцарившейся тишине. Информация была столь необычной и столь полной, что резанула его по ушам. Но, когда он раскрыл рот, Шерон предупреждающе вскинула руку: — Вы знаете, что, когда Бирге в «Nature» в 1934 году сообщил об уменьшении скорости света, он не нашел абсолютно никаких изменений в длине волны?

Уэллс, которому не было известно и первое, равным образом пребывал во тьме относительно второго.

— Вы имеете в виду, когда он сообщил об ошибке в своих измерениях…

— Нет, подождите, — оборвала его Шерон, — это действительно интересно. — Она забыла, что по сути вызвана на ковер в кабинет заведующего. Она обнаружила сверкающий самородок в рудной породе и хотела указать на него всякому, предполагая, что все будут в таком же восхищении, что и она. — Доберитесь до сути дела, Джексон. Скорость света равна частоте, умноженной на длину волны. Поэтому если величина с уменьшается, а длина волны постоянна, то частота тогда должна увеличиваться.

— И?.. — протянул Уэллс Он не был профаном. Он внезапно понял, к чему ведет Шерон.

— И, — сказала Шерон в растущем возбуждении, — атомная частота определяет скорость, с которой тикают атомные часы. Конечно, скорость света была постоянной, поскольку они начали использовать атомные часы для ее измерения. Инструмент регулировался одновременно с предметом, который он измерял! О Боже! Постоянная Планка таковой не является!

Так обычно и происходит с еретиками. Они начинают с того, что ставят под сомнение одну доктрину, а заканчивают тем, что оспаривают вообще все. Не удивительно, что их то и дело сжигали.

Тот скрежет, что слышал Уэллс, было изменением парадигмы. Но шестеренки заржавели.

— Доктор Нэги, — сказал он с гнетущей формальностью. — У вас должность, и я не могу ничего с этим поделать. Но на вашем месте я бы не удивился, если ваш грант не будет возобновлен на следующий семестр.

Таково было предостережение трибунала. Покайся в своей ереси или будешь проклят. Но Шерон Нэги шла по следу чего-то в высшей степени необычного, а Джексону Уэллсу ничего не было известно о Эваристе Галуа. Зная о том, что наутро его ждет дуэль, Галуа потратил свою последнюю земную ночь на то, чтобы записать основы теории алгебраической группы. Ночь доброго сна, и он, возможно, уцелел бы на дуэли; но есть такой тип сознания, который ставит открытие выше самой жизни. Если смерть не устрашила юного Эвариста, что ужасного было в потере финансирования для Шерон? Она была не так молода, как он, но она знала, что такое стиснуть зубы.

* * *

Был уже поздний вечер, когда она покинула университет. Начался учебный год, и она должна была выставить оценки за работы и подготовить вопросы для обсуждения. В этом учебном заведении преподаванию уделялось очень много внимания, и даже его наиболее авторитетные ученые призывались в окопы. Шерон вела два аспирантских семинара и читала курс высшей ступени по структуре Галактики, на который студенты охотно записывались, хотя и считали ее сухарем. В понедельник она начинала в точности с того места, где заканчивала в предыдущую пятницу, и иногда это означало in media res,[174] пока ее студенты, сонные после воскресной вечеринки, косились на лекционную доску и проекции из компьютера, пытаясь вспомнить, откуда были получены выводы.

Именно в процессе подготовки курса по галактической структуре она обратила внимание на еще одну аномалию.

— Эрнандо, — спросила она молодого постдока, который работал вместе с ней. — Почему все машины едут по шоссе на скоростях, кратных пяти?

Эрнандо Келли был из Коста-Рики, «тико», как они себя называли. Он был загорелый, мучительно хорошо сложен и в порядке отдыха лазил по отвесным скалам. Учитывая, что одна рука у него была на перевязи, отвесные скалы иногда побеждали. Шерон посадила его перелопачивать базы данных и собирать результаты. Эрнандо почесал затылок и попытался сообразить, о чем вопрос был на самом деле.

— Кратных пяти… — повторил он, намекая на необходимость подсказки.

— Верно. Машины движутся со скоростью 50, 55, 60, 65 миль и так далее.

— Вы все же не достигли скорости на «Голубом потоке». — Под черными усами показались белые зубы. — То есть почему никто не едет со скоростью 62 мили, или 57, или чем-то в этом роде? — На утвердительный кивок Шерон он помотал головой: — Хорошо, я сдаюсь. Почему?

— Я не знаю, — жизнерадостно призналась она. — Я думала, ты знаешь, поскольку был единственным, кто сказал мне. — Она держала в руках таблицу распространения частоты, одну из дюжины, которые она распечатала в программе «Minitab» из базы данных «галактической империи». «Распределение галактического длинноволнового смещения», гласил заголовок над таблицей. — Замечаешь что-нибудь?

— Ну, да… Она гребневидная. Это означает, что разрешающая способность измерительного прибора ниже, чем масштаб чертежа, отсюда у вас появились пустые ячейки в гистограмме. Я изменю шкалу чертежа.

— Разрешающая способность измерительного прибора, — повторила она.

— Верно… — сказал он, немного насторожившись, ибо в ее голосе ему почувствовались маниакальные нотки.

— Угу-угу, — ответила она. — Квантованные. Длинноволновые смещения квантованы. Галактики разбегаются на определенных скоростях, в величинах этих есть закономерность.

— Почему?

— Я не знаю, — с воодушевлением ответила она. — Это был бы только ответ, а я получила нечто намного более ценное. Я получила проблему.

Келли не видел в этом ничего особенно. Похоже на эту ерунду со скоростью света. Вот это была действительно тяжелая работа, поскольку не вся литература была одинаково ценна. В некоторых сообщениях недоставало исходных данных, некоторые перерабатывали прежние данные, некоторые их просто дублировали. Просто собери все данные, сказала ему Снежная королева. Ага, конечно, нет ничего проще.

Все это было погрешностями измерений, был убежден он. Скорость света, теперь красное смещение. Он видел гребневидные гистограммы, когда работал летом на заводе по обработке цветных металлов в Сан-Хосе. Датчик считывал с отступами в 0,002'', а координатная сетка имела отступ в 0,001''. Нечетные числа не использовались. Он надеялся, что слухи ошибочны, и доктор Нэги не потеряет грант из-за своей религиозной одержимости. Ему нравилось работать со Снежной королевой.

А всего несколько недель спустя Шерон нашла ответ, и весьма впечатляющий.

Загрузка...