Фабрика грез

Глава 19

Элеонор по дороге в аэропорт просмотрела записи и решила, что в самолете будет время отрепетировать речь. Том подготовил полет в Нью-Йорк на частном самолете Говарда Торна, финансиста-мультимиллионера, чей конгломерат «Кондор индастриз» в прошлом году стал единственным крупным держателем пакета акций «Артемис студиос». Так что ей придется выступать перед Торном и еще шестью вельможами с Уолл-стрит, которые на самом деле и есть истинное руководство «Артемис».

Странно, подумала она, мир по своей структуре стал таким же, как в средние века. Реальная власть не принадлежит ни президенту, ни премьер-министру, а теневым фигурам, которые контролируют поток денег. Они вольны девальвировать деньги, разрушить фондовые биржи, позволить мировой экономике подняться или, наоборот, рухнуть.

Джордж Сорос. Билл Гейтс. Кто самый могущественный человек в мире? Может, это Руперт Мердок, подумала Элеонор. Австралиец, который, казалось, скупил половину всех газет на планете, три крупнейшие телесети и киностудию?

Вот перед такими людьми ей предстояло держать слово.

Перед современным вариантом Медичи, итальянского купца, контролировавшего Европу в период Ренессанса. Это будет ее боевым крещением. Элеонор думала, что стать президентом «Артемис» означало оказаться всего в шаге от вершины лестницы власти. И лишь сейчас поняла: на самом деле это низшая ступень.

Она нервничала.

В машине зазвонил телефон. Она подняла его с сиденья.

— Элеонор Маршалл.

— Ты готова? — сквозь треск пробился голос Тома, и она почти увидела улыбку на его лице.

— Вопрос в том, готовы ли они к встрече со мной, — ответила Элеонор.

Голдман засмеялся:

— Правильно, девочка. Я уверен, мы их просто огорошим. Кроме того, поездка в Нью-Йорк будет для тебя каникулами. Передышкой перед тем, как окунуться с головой в дела.

— Уж это точно, — согласилась она. Приятно хоть какое-то время не слышать придирок Джейка Келлера, не думать о проблемах бюджета фильма и особенно о конце месяца, когда предстоит дать ответ Полу. — А где мы остановимся?

— В «Виктрикс», — сказал он. — У тебя будут президентские апартаменты.

— Ха-ха, очень забавно, — ответила Элеонор довольным голосом. «Викгрикс» — самый роскошный отель в Манхэттене, такой же, как «Лэйнсборо» в Лондоне или «Ориентал» в Бангкоке. Эта командировка очень важная, придется немало понервничать, но Том позаботился о комфорте.

— Скоро увидимся. Смотри, не забудь свой портфель на заднем сиденье, — пошутил Голдман.

Элеонор покраснела.

— Том! Это ведь было пятнадцать лет назад.

Он напоминал ей о случае, произошедшем с ней в самом начале работы на студии. Том Голдман был старшим менеджером отдела маркетинга и ее наставником. Он попросил ее привезти его записи по торговым делам. Предстояла важная презентация. Элеонор в ту пору было двадцать три года. Она забыла этот портфель у себя в машине, и Голдман вынужден был импровизировать. Делать вид, будто пустые бумажки перед ним и есть засекреченные проекты. Он говорил не читая. Он заключил сделку, но потом довольно сурово отругал Элеонор. И с тех пор при всяком удобном случае шутливо напоминал о ее промахе.

— Да, да, да. Но от того, кто хоть раз поступил легкомысленно, всегда можно ждать подвоха, — пошутил он. — Ладно, до встречи.

— До встречи, — ответила она и положила трубку.

«Роллс-ройс» плавно ехал по пустынному скоростному шоссе в ранний предрассветный час, и Элеонор Маршалл чувствовала, как на душе светлеет. Итак, Том Голдман в хорошем настроении. Значит, что бы сегодня ни произошло, она может быть уверена: неловкость, которую оба они испытали на приеме у Изабель, забыта. Может, ее стычка с Джейком Келлером сыграла свою роль. Но во всяком случае, если Том шутит, то все в порядке.

Элеонор посмотрелась в зеркальце в салоне машины.

Легкий румянец, губы, обведенные неярким карандашом, тени бледно-розового и песочно-золотистого цвета вокруг глаз. Вчера она рано заснула, выпив снотворное, поэтому глаза не покраснели и кожа не сморщилась, как обычно от недосыпания. И вообще она сегодня выглядела замечательно. От косметического мусса морщинки вокруг глаз и у рта стали менее заметны. Теперь она пользовалась самым последним достижением косметической индустрии — альфа-гидро-окси-увлажнителем. Слава Богу, наконец-то продукция для ухода за лицом стала давать результаты. Сегодня она может сойти за тридцатилетнюю. Иногда жизнь действительно хороша. Даже если она нелегкая.

Через двадцать минут они подъехали к взлетно-посадочной полосе Голдман был уже там и ждал ее.

— Портфель при тебе? Хорошо. Пошли.

Элеонор поблагодарила шофера, взяла у него портфель и сумку и стала подниматься вслед за боссом по трапу.

— Я думал, ты никогда не приедешь, — проворчал Голдман, когда они пристегивали ремни, готовясь к взлету. — Я заждался на холоде. Казалось, простоял там целую вечность.

Она посмотрела на часы:

— Том, я приехала даже на пять минут раньше.

Он отмахнулся; самолет уже катил по взлетно-посадочной полосе.

— Элеонор, я слишком занят. Не беспокой меня всякой чепухой.

Когда самолет набрал высоту, Элеонор встала с места и принялась осматриваться. Это был «Гольфстрим — 4'„. Серьезный самолет, не то что „Астра“ или „Лиар“, на которых летали простые мультимиллионеры. Она знала еще только одного человека, который мог позволить себе «Гольфстрим — 4“.

— Впечатляет, да?

Голдман поднялся, подошел к ней, встал рядом, рассматривая интерьер. Говард Торн отделал салон самолета темно-голубой кожей с золотистыми листочками. Стены обтянуты очень мягким материалом Здесь было все прекрасно и удобно: кожаные кресла, ванная, спальня и кухня.

— Этот малыш стоит двадцать пять миллионов долларов.

А его месячное содержание обходится в сотню тысяч, — объяснил Том. — Я знаю точно, читал в «Вэнити фэр».

Элеонор присвистнула.

— Да, черт побери, довольно дорогая игрушка.

Он кивнул.

— Иногда я думаю: в ту ли игру я играю?

— Я не вижу нигде логотипа компании, — сказала Элеонор, взглянув на молоденьких стюардесс в очень аккуратной сине-голубой форме без всяких значков. — Должна сказать, я удивлена. Не ожидала такого от Говарда Торна.

Голдман хихикнул, забавляясь.

— Да ты шутишь? Это же личный самолет Говарда. У «Кондор индастриз» еще два таких. Они в Далласе, рядом с их нефтяной компанией.

Они сели на низкий диван. Том выложил бумаги на стеклянный кофейный столик, и они углубились в цифры, а стюардессы между тем подавали завтрак. Чай с бергамотом из серебряного сервиза, бутерброды с копченой осетриной, горячие воздушные круассаны, поджаренные хлебцы с мармеладом и клубничным джемом. Элеонор отказалась от омлета, после которого принесли горячие блинчики с сиропом.

— Том, ты растолстеешь, — рассеянно предупредила его Элеонор, поскольку мысли были заняты предстоящим выступлением.

— Чепуха. — Голдман схватил ее за руку и прижал к своей белоснежной рубашке.

— Посмотри, это все мускулы. Чувствуешь?

Он прав, подумала Элеонор, ладонью почувствовав твердую как камень грудь. Он действительно очень мускулистый. Даже больше, чем Пол, несмотря на его диету и активные занятия физкультурой. Вдруг она ощутила прилив желания И быстро отдернула руку, опасаясь, как бы все это не зашло слишком далеко.

— Ну что ж, тебе не удастся сохранить форму, если будешь пичкать себя холестерином, — предупредила она, надеясь, что Том не заметит, как она порозовела.

Том хмыкнул, вонзил вилку во вкусный на вид ароматный омлет с сыром.

— Ты становишься похожей на Джордан, когда так говоришь, — сказал он.

Это не комплимент, подумала Элеонор.

— Может, вы хотите свежую клубнику и шампанское — , мадам? — спросила стюардесса, убирая не тронутую Элеонор тарелку. — У нас есть «Перье», «Боллинджер», «Кристл»…

— Нет, достаточно, — отказалась Элеонор.

Остальную часть полета она занималась выступлением.

Правление «Артемис» располагалось в нью-йоркском офисе студии, занимая два элегантных этажа по Мэдисон-авеню, номер один. Прямо в сердце района Флатирон.

Том и Элеонор почти не разговаривали по дороге туда, и чем ближе подступал час совещания, тем напряженнее становились. Голдман волновался, Элеонор это видела. Он снова и снова просматривал статистические данные, как какая-нибудь нервная домохозяйка, не уверенная, взяла ли с собой удостоверение личности, и каждые десять минут заглядывающая в сумочку — проверить.

«А почему Том так волнуется? — размышляла Элеонор, глядя на запруженное в час ленча шоссе — Он ветеран в этом деле и к тому же знает о планах японцев… А для меня это первое совещание такого уровня, я понятия не имею, что они могут мне предложить. Я еду совершенно вслепую.

Тому надо представить цифры. Хорошие, ясные. Совершенно реальные, которые бухгалтеры несколько месяцев готовили для него. А мне предстоит выступить с бодрыми уверениями, что фильм» Увидеть свет» понравится американской молодежи И мне нечем убедить их Все на эмоционально-ингуитивном уровне. Очень по-женски «.

Она пыталась сообразить, не кроется ли что-то за тревогой Тома.

— А кто выступает первым? — спросила она босса.

— Ты, — твердо заявил он.

— А, прекрасно, — пробормотала Элеонор, и в этот момент лимузин остановился.

Том открыл ей дверь.

— У тебя все получится замечательно.

В вестибюле они представились, и Том повел ее к дальнему лифту.

— Нам на самый верх, но этот лифт идет без остановок.

— Замечательно, — ответила Элеонор, расправляя юбку шелкового бледно-розового костюма от Диора.

— Ты нервничаешь, — заметил Голдман, поглядев на нее.

— Ты очень наблюдательный.

— Слушай, Элеонор, ты участвовала в дебатах в защиту Гарварда, когда тебе было двадцать лет.

Она пожала плечами.

— Между двадцатью и тридцатью восемью я не совершенствовалась в ораторском искусстве.

Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Номера этажей бесшумно проплывали перед глазами. В любую секунду лифт остановится и выпустит их. Внезапно Голдман протянул руку и нажал кнопку» Стоп «.

— Элеонор, посмотри на меня.

Она удивленно подчинилась. Том глядел на нее; его глаза, чернота которых подчеркивалась черным костюмом с Сэвил-роу, смотрели нежно и по-доброму.

— Ты помнишь, когда мы впервые встретились?

— Конечно, — кивнула она, удивляясь, почему он об этом заговорил. — В коридоре, возле столовой. Я бежала, наткнулась на тебя, и ты пролил на себя кофе.

Он кивнул.

— Ты сказала мне» сэр «, извиняясь Но с тех пор ты ни разу не выказывала мне такого уважения Элеонор вспомнила до мелочей ту сцену, как Том и предполагал. Она работала в» Артемис» первую неделю. Долговязая нервная девица, только что из колледжа, которая отчаянно мечтала утвердиться в этом мужском мире бизнеса А тридцатилетний Том Голдман, у которого тогда было гораздо больше волос и меньше стиля, был уже человеком номер два в отделе продаж Она пришла в ужас от того, что он облился из-за нее кофе, и побелела от страха.

Он рассмеялся и пригласил на ленч. Решил, что она довольно мила. К концу ленча Том увидел в ней полезного в будущем помощника. У Элеонор Маршалл есть идеи. Она интеллигентная, энергичная Том Голдман стал ее наставником и другом почти сразу.

— Мы были такими детьми, — покачала головой Элеонор.

— Были. — Он наклонился к ней. — А теперь вспомни, как мы летели сюда сегодня. Вспомни свой последний звонок Майку Овитцу. И как Сэм Кендрик сидел перед тобой, умоляя дать зеленый свет картине Фреда Флореску. Теперь мы не дети, Элеонор. Мы замечательно поработали. Люди отставали от нас в пути, уходили в сторону, тормозили, а мы продолжали идти. И теперь мы руководим всей этой чертовой студией. Не забывай.

Он отпустил кнопку, и лифт двинулся вверх.

— Когда я с тобой познакомился, Элеонор Маршалл, ты была девочкой из колледжа, в джинсах.

Металлические двери с шипением открылись, и Том вышел за ней, вступая в штаб-квартиру студии. Она почувствовала его руку на своем плече — Сегодня ты президент «Артемис».

Она энергично заморгала, не позволяя навернувшимся на глаза слезам пролиться, и посмотрела на Тома Голдмана.

— Мы слишком далеко зашли, чтобы теперь сдаваться, — пояснил Том. — Иди, Элеонор, ты убьешь их всех.

— Мистер Голдман? Мисс Маршалл?

Секретарша средних лет, англичанка в твидовом костюме, шла к ним, бесшумно ступая по ковру коридора.

— Пройдемте, пожалуйста, сюда. Правление готово с вами встретиться.

Они пошли за ней вдоль стен цвета бисквита, на которых висели весьма сдержанные работы импрессионистов, к большим двойным дверям в самом конце коридора. Открыв дверь, женщина вежливо впустила их в комнату для заседаний правления «Артемис».

Элеонор окинула взглядом представшую перед ней сцену. Длинный прямоугольный стол, отполированный так гладко, что в нем отражалось все как в зеркале. Серьезные лица семерых мужчин средних лет, сидящих за столом Говард Тори — единственный директор, с которым Элеонор встречалась наяву Но она узнала всех остальных по фотографиям в ежегодном отчете. Гарри Трастер, Кеннет Рич, Кит Вилсон, Конрад Майлз, Мартин Бернбаум.

Все серьезные люди с Уолл-стрит.

Все интересовались только акциями.

Ей вдруг подумалось: а присутствовала ли когда-нибудь хоть одна женщина на правлении?

— Том, Элеонор, рад видеть вас, — великодушно произнес Говард Торн.

«Что за отвратительный тип?» — подумала Элеонор, мило улыбаясь ему.

— Я знаю, у вас готов доклад. Поэтому почему бы нам сразу не приступить к делу? — Он показал на пустой стул во главе стола. — Ну, кто первый?

Элеонор еще раз оглядела комнату. Фарфоровый кофейный сервиз. Потрясающий вид на центр Манхэттена сверху.

Город лежал внизу, словно сверкающая панорама. И группа финансистов, совершенно не интересующаяся тем, что она собирается сказать. На самом деле они ждут реальных цифр, которые им преподнесет Том.

— Я начну. — Ее голос звучал ясно и уверенно Она прошла к указанному месту, открыла щелчком портфель и не спеша разложила материалы перед собой. Потом обратила лицо к миллионнодолларовой аудитории, к семерым мужчинам. Они обладали властью подвести черту под ее карьерой одним росчерком пера, они могли продать ее студию японцам.

— Джентльмены, — легким тоном сказала она, — меня зовут Элеонор Маршалл, я являюсь президентом «Артемис студиос».