Фабрика счастливых граждан

На сайте possibilitychange.com тысячи людей делятся вдохновляющими историями о личных изменениях и достижениях перед лицом трудностей, они советуют другим, как начать контролировать свою жизнь. Рекламируются услуги коучей, личных консультантов и книги по самопомощи, любой, кто хочет улучшить свою жизнь и раскрыть секреты счастья, может получить помощь за умеренную плату. Эми Кловер — одна из таких онлайн-коучей. Она рассказывает о своем превращении из депрессивного, одержимого человека в счастливого, и все благодаря осознанию, что все зависит от готовности начать работу над собой, взять под контроль мысли и чувства и перенаправить ситуацию в более позитивное русло.

Эта и многие подобные истории выдвигают несколько основных и взаимосвязанных тезисов, которые мы рассмотрим в этой главе. Во-первых, они показывают, в какой степени счастье стало мерилом достойно прожитой жизни как в моральном, так и в психологическом плане. Достижение счастья теперь рассматривается как кульминация истории личного совершенствования посредством борьбы и самопомощи, а неудачи принято считать возможностями для роста. Эти истории предполагают, что личные усилия всегда и в полной мере окупятся: «Я часто терпела неудачи, но упав, снова поднималась. Семь лет спустя я — жизнерадостный персональный тренер и онлайн-коуч, решительно настроенный помочь вам преодолеть неудачи и приобрести свое счастье». Эту сторону жизни, счастливые, позитивные моменты личных достижений можно и нужно показывать самим себе и другим, в то время как моменты слабости, неудач и страданий нужно оставить себе и скрывать как постыдные признаки нездоровой психики: «Я много пила и принимала таблетки для похудения, чтобы стать более привлекательной, чтобы люди видели только мою внешность (не дай бог, чтобы они узнали, сколько всего во мне на самом деле не так)». Следует отметить тот факт, что Эми публично делится и своими проблемами. Но это не противоречит уже сказанному: с одной стороны, потому что это еще больше укрепляет идею счастья как «борьбы» с самим собой и с обстоятельствами, а с другой стороны, потому что этими проблемами Эми делится задним числом, то есть когда она чувствует, что находится на верном пути к счастью, и когда она может использовать себя в качестве примера самосовершенствования.

Во-вторых, эти истории подчеркивают степень, в которой счастье опирается на общий нарратив самосовершенствования. Счастье направлено на то, чтобы потенциально помочь любому человеку в любой ситуации с помощью одной и той же терапевтической схемы на все случаи жизни: признание проблемы, принятие твердого решения взять ситуацию под контроль, обращение за квалифицированной помощью, если это необходимо, и пересмотр мыслей и эмоций через более позитивную призму, как это сделала Эми. Никто вам не предложит конкретного пути к улучшению ситуации. Люди сами должны понять, как приноровить эту универсальную схему к их жизни и проблемам (будь то зависимость или сложные отношения). Например, ученые и специалисты в области счастья утверждают, что поиск смысла и цели важен для более счастливой жизни, но они никогда конкретно не говорят, что придает этот смысл: каждый должен определить это сам. В этом отношении нарратив счастья лишен конкретного содержания, и поэтому он может быть очень пластичным и мобильным, то есть адаптируемым к самым разным ситуациям и людям. Он может признавать индивидуальные особенности, но не быть чувствительным к ним. Это позволяет счастью стать легко продаваемым нарративом, потенциально подходящим любому, независимо от конкретных обстоятельств.

В-третьих, эти истории исходят из того, что практически каждый человек, независимо от того, насколько он доволен или недоволен жизнью, всегда стремится стать еще счастливее. Счастье изображается как постоянное улучшение хорошего, а не как отсутствие плохого. Оно представляется чем-то постоянным, то есть не как особый момент или конечный этап жизни, а как непрерывный, бесконечный процесс совершенствования личности, в котором человек всегда должен стремиться к более высокому уровню счастья, независимо от того, как он себя чувствует. Предполагается, что всегда есть к чему стремиться. В этом смысле, как мы рассмотрим далее в этой главе, погоня за счастьем затягивает в бесконечный процесс создания себя, основанный на неоднозначном нарративе, который сочетает обещание лучшей версии самого себя с предположением о фундаментальной собственной неполноценности, что ставит человека в положение, когда ему всегда чего-то недостает, хотя бы потому, что полноценное счастье и полноценное развитие личности, в той мере, в какой их принято видеть идеальными горизонтами, всегда будут оставаться недосягаемыми. Этот неоднозначный нарратив позволяет превратить счастье в превосходный товар для рынка, который тесно связывает ненасытность счастьем с постоянным потреблением — эту связь остроумно обобщил Дон Дрейпер, знаменитый главный герой американского телесериала «Безумцы», цитата из которого послужила эпиграфом для этой главы.

Все три аспекта помогают понять, почему счастье, получив свою собственную, отличительную сущность как товар, заняло такое важное место на современном рынке. Сегодня счастье перестало быть просто побочной целью или броским словом в описании других товаров, которые заманивали людей пустыми обещаниями и непродолжительными моментами удовольствия. Теперь оно само превратилось в товар, двигатель экономики, который обещает людям постоянное увеличение их счастья, исходя из того, что наивысшая личная, экономическая и политическая ценность равна наивысшему развитию их «я», а счастье выступает главным мерилом такого развития.

Капитализм XXI века действительно породил гигантскую и мощную экономику счастья. Это не образное выражение. Счастье само по себе стало желанным для всех товаром в глобальной многомиллиардной индустрии, которая возникла и продолжает развиваться вокруг предложения и спроса на огромное количество «эмодуктов» счастья. К ним относятся услуги, терапия и товары, производимые и потребляемые как научные методы и психологические средства управления для личностных преобразований². Они продаются и покупаются на основе общей убежденности, что в счастье нужно вкладываться, поскольку из более счастливых людей получаются не только более здоровые, более адаптивные, самомотивированные и продуктивные люди, но и, самое главное, лучшие граждане.

Такое глубокое внедрение счастья в рынок имеет большое социологическое значение. Рынок превратил его в один из своих центральных товаров, и этот факт легко и в то же время всеохватывающе объясняет, почему повсеместное распространение и влияние счастья усилилось и укрепилось за последние несколько десятилетий. Это работает в обе стороны: счастье стало центральным понятием в определении личной, экономической и политической ценности человека, и это дало потребительскому капитализму бесценное и законное (еще объективное и измеримое, как утверждается) понятие, чтобы превратить его в товар.

Исходя из этого, в данной главе мы приводим аргумент, что счастье стало таким важным и эффективным товаром в современном потребительском капитализме в том числе и потому, что все эти «эмодукты» счастья предлагают не только моменты непродолжительной радости, эскапизма, надежды, уверенности и так далее. Напротив, все эти «эмодукты» более или менее явно преобразуют погоню за счастьем в стиль жизни, склад ума и сердца и в конечном итоге в модель аутентичности, которая превращает граждан неолиберальных обществ в психождан[17]. Мы можем определить понятие «психожданин» как индивидуалистическую и потребительскую субъектность, которая превращает граждан неолиберальных обществ в клиентов, для которых погоня за счастьем стала второй натурой, так как они верят, что их полная функциональность и ценность как личностей тесно связаны с их постоянной самооптимизацией с помощью психологических средств. Как мы уже писали³, эта модель аутентичности не только соответствует экономическим диктатам эмоционального самоконтроля, аутентичности и постоянного самосовершенствования, характерным для капиталистической экономики, она также обеспечивает легитимность этих основных экономических требований, переформулируя и воспроизводя их посредством психологического и эмоционального языка. Таким образом, мы понимаем под счастьем не эмоцию, а специфическую и нормативную модель аутентичности, определяемую, прежде всего, в психологических и эмоциональных понятиях и прочно вплетенную в рынок, который ее и формирует.

Изложенный здесь аргумент перекликается с критическими социологическими исследованиями терапевтической культуры⁴. Он также встречается в предыдущих критических анализах взаимосвязи между счастьем и рынком. Например, такие авторы, как Сэм Бинкли, указывали, что современный психологический дискурс о счастье способствует преобразованию логики экономической политики в логику личной, эмоциональной и телесной практики. Жизнерадостность, оптимизм и «положительные эмоции», которые вызывает у нас счастье, — это отражение в неолиберальном дискурсе предпринимательства, направленное против остатков социального управления. Предрасположенность к оппортунистической погоне за счастливой жизнью отражает призыв неолиберализма к корыстному, конкурентному поведению⁵.

Потом мы рассмотрим, как коммодификация (превращение в товар) счастья в его многочисленных проявлениях связана с основными психологическими характеристиками, которые все эти товары с помощью научных и экспертных знаний создают прототип оптимально функционирующего, счастливого гражданина (или психожданина). Мы предполагаем, что эмоциональный самоконтроль, аутентичность и процветание — это три психологические характеристики, которые точнее всего определяют подобную личность и ее взаимодействие с индустрией счастья. Хотя эти три характеристики тесно взаимосвязаны, мы рассмотрим каждую из них по отдельности.

Управляйте своими эмоциями!

Самоконтроль выделяется как одна из ключевых черт счастливого человека. Счастливые люди — это прежде всего те, кто умеет рационально и стратегически управлять мыслями и эмоциями, чтобы мотивировать себя, упорствовать и добиваться желаемого даже перед лицом неблагоприятных обстоятельств и эффективно действовать, максимально повышая шансы на успех. Авторы книг по самопомощи, коучи, позитивные психологи и многие другие эксперты по счастью сходятся во мнении, что выработка и развитие способности управлять самим собой имеет огромное значение для достижения значимых и желаемых результатов практически в любой сфере повседневной жизни⁶. Например, как пишут Петерсон и Селигман в руководстве по здравомыслию, «счастливее, продуктивнее и успешнее те дети, подростки и взрослые, которые последовательно тренируют механизмы самоконтроля»⁷.

Это предположение стало одним из основных критических вопросов для многих авторов, которые, следуя работам Фуко, утверждают, что настойчивое требование самоконтроля способствует ошибочному, но идеологически согласованному утверждению, что люди могут управлять жизнью по собственному желанию, тем самым делая их более уязвимыми к убеждению, что они несут ответственность за все, что бы с ними ни происходило⁸. Это убеждение только усиливается позитивистским научным дискурсом, который делает самоконтроль индивидуальным навыком, а также психологической чертой, таким образом превращая идеологическое требование в естественный, универсальный атрибут. Ученые, изучающие счастье, действительно предполагают, что люди наделены психологическим или внутренними механизмами, которые позволяют личности полностью управлять собой, особенно если тренировать и развивать эти навыки с помощью правильных психологических техник.

Превратите счастье в привычку

Это предписание создает рынок и подпитывает его обещание расширить возможности людей по самоконтролю, чтобы улучшить их психическое и физическое здоровье, предотвратить болезни, преодолеть стресс, справиться с чувством беспомощности и рационализировать неудачи более позитивным и продуктивным образом. В распоряжении людей имеется целый ряд «научно обоснованных» методик самоконтроля. Как утверждается, они подходят для любых потребностей и ситуаций. К ним относятся методики, направленные на изменение когнитивных стилей, то есть способов рационализации человеком причин своих успехов и неудач⁹, и методики, направленные на частое позитивное самоутверждение¹⁰. Также включены, например, тренинг надежды, который определяется как «мышление, направленное на достижение цели и убеждающее людей, что они могут проложить пути к желаемым целям (стратегическое мышление) и найти необходимую мотивацию для использования этих путей (агентное мышление)»¹¹. Кроме того, сюда же относят практику благодарности и прощения, или культивирование оптимизма, который определяется как «переменная индивидуальных различий, отражающая степень, в которой люди имеют обобщенные благоприятные ожидания от будущего»¹².

Отметим общие особенности всех этих методов. С одной стороны, они специально разработаны для легкого применения. Ни один из методов не направлен на глубокое или структурное изменение психики. Наоборот, они подаются как услуги, сосредоточенные исключительно на практических аспектах, которые люди могут легко понять, контролировать, управлять и изменять. С другой стороны, все эти техники обещают быстрые и ощутимые результаты даже при небольших инвестициях и усилиях. Таким образом, в отличие от тщательного и сложного психологического анализа, эти методы сосредоточены на простых, экономящих время и теоретически доступных рекомендациях по решению проблем и эффективному превращению повседневных недостатков в продуктивные стимулы.

Во-первых, для эффективной коммодификации эти техники стирают любые отсылки к бессознательному. Бессознательное в своей сущности подразумевает отсутствие агентности, предполагая, что определенные аспекты психики недоступны самому индивиду. Оно заменяется идеей о том, что психика полностью познаваема, поддается математическому анализу и широко открыта для манипуляций со стороны самого человека. Во-вторых, эти методы предлагают нетехнический и более разговорный язык о «психике». Используются слова, например, оптимизм, надежда, самоутверждение, благодарность, удовлетворение и т. д., что облегчает использование и понимание методов. Это, в частности, относится к тем случаям, когда люди «сами себе терапевты», то есть им приписывается внутренняя способность к самостоятельному исцелению, а также наиболее полное знание и понимание своих конкретных потребностей, целей, проблем, страхов и т. д. В-третьих, эти техники изображают самоконтроль как легкий процесс, на протяжении которого человек должен избегать любых негативных эмоций, воспоминаний или самооценок и вместо этого должен сосредоточиться на добродетелях, сильных сторонах, положительных чувствах и приятных воспоминаниях, мечтах, ожиданиях и т. д.

В целом задача этих методов — превратить счастье в привычку, полностью утвердившуюся в сознании и доведенную до автоматизма, сделать ее неотъемлемой частью повседневных обязанностей человека. Эта цель постоянно мелькает среди тем, к которым обращаются позитивная психология, коучинг и литература о самопомощи, и ее можно проследить в различных работах: от Сэмюэля Смайлса и Горацио Алджера до Нормана Винсента Пила, от Николаса Хилла до Дэниела Карнеги или Энтони Роббинса, которые настаивали на том, что превратить погоню за счастьем в привычку — самый эффективный способ достижения счастья. Например, эту идею в открытую отстаивает позитивный психолог Соня Любомирски. В своей знаменитой книге она делает следующие выводы.

В рамках такого хода мыслей именно концепции, сочетающие способность к самоконтролю с эффективным управлением эмоциональной жизнью, например «эмоциональный интеллект», определяют счастливого человека. Эмоциональный интеллект как «способность воспринимать и точно выражать эмоции, использовать эмоции в помощь мышлению, понимать эмоции и управлять ими для эмоционального роста»¹⁴ больше не считается оксюмороном. Он получил статус одной из важнейших способностей людей для продвижения практически в любой сфере жизни, приобрел особое значение в мире труда в частности и в рыночной экономике в целом. Такие понятия, как эмоциональный интеллект, выражают гораздо более широкий запрос общества на эмоциональную рациональность, при этом эмоции в полной мере стали индивидуальной ответственностью. В неолиберальных обществах терапевтический этос заботы о себе концентрируется на них и воспринимает эмоции как один из главных источников и психического и физического здоровья, и социальной адаптации, и одновременно источником страданий, неприспособленности, психических и физических расстройств, поэтому от людей требуется стремление к их регулированию и управлению. Соответственно, потребность в управлении эмоциями выступает в качестве одного из ключевых элементов, стимулирующих потребление. Индустрия счастья сформировала и управляет стремлением потребителей не столько повысить статус, а эффективно управлять своей эмоциональной жизнью¹⁵, и это распространяется как на аналоговый, так и на виртуальный рынок. Ниже мы приведем пример.

«Приложение» для вашего счастья

Рассмотрим следующий кейс. Happify с более чем тремя миллионами пользователей англоязычной версии входит в число самых популярных приложений для смартфонов на виртуальном рынке товаров для счастья, который растет в геометрической прогрессии. Подобных приложений с пометками «Здоровье и фитнес», «Благосостояние», «Самопомощь», «Саморазвитие» или просто «Счастье» (например, такие приложения, как Track Your Happiness, Happy Life, Happy Habits: ChooseHappiness, Happier, The H[app]athon) продается все больше. Как и остальные приложения, Happify позволяет в режиме реального времени отслеживать эмоциональное состояние индивидуумов и предоставляет им примеры того, как работать над положительными эмоциями и мыслями, как достичь более высоких целей в различных сферах своей жизни или как повысить уровень счастья. Полный доступ к приложению стоит $14,95 в месяц (по состоянию на конец 2018 года).

Чтобы воспользоваться приложением Happify, нужно зарегистрироваться, указав личные цели, оценив начальный уровень счастья и заполнив сокращенную версию опросника VIA (Values in Action — Ценности в действии), разработанного в 2004 году Селигманом и Петерсоном «руководства по здравомыслию» для выявления сильных сторон. Приложение предлагает несколько направлений, например, «Как легко справиться со стрессом», «Как работающим родителям справиться с нагрузкой», «Как мотивировать себя на успех», «Как найти призвание» и «Как построить крепкий брак». Приложение также рекомендует пользователям несколько «базовых» курсов, например «Как победить негативные мысли». Курс представлен как научно обоснованный метод, созданный Дерриком Карпентером. Этот позитивный психолог-коуч, обладатель степени магистра прикладной позитивной психологии Пенсильванского университета, «учит позитивной психологии и эмоциональной устойчивости всех — от руководителей компаний из списка Fortune 500 до офицеров армии США и домохозяек с детьми». Первые два упражнения в этом курсе — «Подъем» и «Сегодняшние победы». В обоих упражнениях пользователей обучают силе позитива, побуждают задуматься, чем они занимаются, и тренируют сосредоточиваться на недавних достижениях. Курс обещает, что пользователи смогут удвоить свои показатели счастья за нескольких дней, если им удастся преодолеть скептицизм и выполнять инструкции.

По завершении предлагаются другие курсы. Приложение постоянно вознаграждает пользователей баллами счастья за выполнение задач, отслеживает их состояние по мере продвижения и предоставляет ежедневную статистику их «эмоционального фитнеса». В приложении также предусмотрена возможность сопоставления этих эмоциональных показателей с физиологическими данными, например, частотой сердечных сокращений, режимом сна и другими параметрами физической активности, которые фиксируются с помощью дополнительных смарт-часов или акселерометров, встроенных во многие смартфоны. Кроме того, приложение рекомендует пользователям делиться в режиме реального времени эмоциональными и физическими данными с другими пользователями и друзьями из «сообщества», обмениваться советами и рекомендациями, а также участвовать в онлайн-соревнованиях «кто счастливее». Кроме того, у Happify есть специальные наборы премиум-класса в таких категориях, как «Семья и дети», «Любовь и близость» и «Работа и деньги». Одним из наиболее примечательных пакетов является «Бизнес-решения» — специальная программа, направленная на обучение сотрудников положительным эмоциям для повышения их продуктивности, концентрации и вовлеченности в работу. Она обещает работникам «ощутимые результаты в обмен на скромные вложения» благодаря простым упражнениям, изменяющим сознание. На сайте приложения опубликован отзыв одной из пользовательниц.

Примечательно, все эти приложения с гордостью заявляют, что предлагают «эффективные, научно обоснованные решения для улучшения эмоционального здоровья и благополучия в XXI веке»¹⁷. Наука упоминается для весомости. Пробежавшись по сайту, пользователь обнаружит раздел «Эксперты, стоящие за Happify», где такие известные позитивные исследователи, как Барбара Фредриксон или Соня Любомирски, возглавляют длинный список психологов, коучей и социологов, которые ручаются за приложение. В связи с этим сайт заявляет, что «курсы Happify были созданы при участии лучших и величайших умов — экспертов, ученых и практикующих специалистов, которые верят в наше дело и искренне желают улучшить жизнь людей». На самом деле, это взаимовыгодно. Многие исследователи счастья рассматривают подобные приложения для смартфонов как весьма доступные, универсальные и экономически эффективные технологии, которые станут будущим для исследований счастья и поднимут их на новую высоту¹⁸. В 2016 году была запущена платформа Happify Labs, целью которой было «сотрудничество с научными исследователями всего мира для ускорения развития науки в области позитивной психологии и позитивной нейронауки». Платформа, которая уже через год привлекла девять миллионов долларов, имеет доступ к масштабным данным о моделях поведения людей, комментариям, отзывам и личным записям, которые могут быть использованы для научных исследований. В этой связи одной из целей инициативы является предоставление компании возможности объединиться с учеными для проведения клинических испытаний в области поведенческих вмешательств в здоровье с использованием позитивной психологии и нейронаук. У исследователей есть доступ к данным пользователей Happify. Платформа сотрудничает с коммерческими партнерами, чтобы улучшить доступ к недорогим и легкодоступным решениям в области эмоционального здоровья и благополучия. Амбиции новой платформы включают по мере необходимости решения проблем жизнестойкости, осознанности, депрессии, тревожности, хронической боли и аффективных расстройств¹⁹.

Успех Happify и подобных ему эмодуктов в сфере счастья зависит от тесной взаимосвязи между количественной оценкой и коммерциализацией счастья. Независимо от того, является ли счастье самоочевидным благом с точки зрения позитивных психологов и экономистов счастья, если бы счастье оставалось просто качеством или абстрактной ценностью, то не было бы так прочно вписано ни в системы политического учета государств, ни в процессы принятия решений на масштабном уровне, ни в сферу рынка. Чтобы определенная сфера стала управляемой и продаваемой, необходимы не только концепции и методики, позволяющие говорить и размышлять о ней, но и способы определить ее количество, оценить, измерить и посчитать ее эффективность через стоимость²⁰. Измерение позволяет вычислить конкретную отдачу, которую индивидуумы и корпорации могут получить в различных сферах жизни благодаря потреблению и применению счастья. Это также придает товарам видимость достоверности и легитимности. Happify в этом смысле подается пользователям не как забава или развлечение, а с обещанием, что его эффективность научно обоснована. Так, Happify утверждает, что 86 процентов его пользователей продемонстрировали значительный рост счастья уже после восьми недель регулярного использования.

Предполагаемый положительный баланс между вложением и выгодой — еще одна из главных привлекательных сторон, с помощью которых наука и индустрия счастья так мощно внедрили и институционализировали счастье в сферах политики, потребления и организаций. Товары счастья обычно предлагаются в качестве дешевых, взаимовыгодных средств, которые приносят прямые выгоды как потребителям, так и третьим лицам, будь то в форме более эффективных способностей к преодолению трудностей и стратегий их недопущения и, следовательно, экономии денег на психологическом лечении для индивидуумов, или более крепкого психического и физического здоровья и, следовательно, экономии денежных средств для медицинских учреждений и страховых компаний, или более высокие уровни производительности труда, мотивации, включенности в задание и меньше уклонения от работы со стороны персонала и, следовательно, экономии для корпораций, занимающихся вопросами управления и человеческих ресурсов.

Самое главное, что успех такого рода приложений для самонаблюдения подчеркивает не только степень, в которой от человека требуется взять на себя ответственность за состояние здоровья и за чувство благополучия, но и то, насколько охотно люди соглашаются и получают удовольствие от ежедневного мониторинга и управления собой. Неудивительно, что такого рода приложения под предлогом повышения уровня счастья на самом деле являются инструментами для массовой слежки, в которых эмоции, мысли и сигналы тела используются в рамках масштабной статистики для составления профиля, исследования, прогнозирования и формирования поведения людей. Поражает, до какой степени люди готовы заниматься самонаблюдением в интересах крупного бизнеса. Это свидетельствует о том, что индивидуумы в неолиберальных обществах, особенно новые поколения, прочно усвоили мантру, что изучение и управление собственной жизнью и есть та жизнь, достойная затрат и того, чтобы ее прожить. Эта мантра, свойственная сегодня как неолиберальной этике, так и научному и популярному дискурсу о счастье, распространяется и направляется через подобные приложения, которые не только принимают это идеологическое требование как должное (и принимают как должное то, что пользователи уже принимают его как должное), но и превращают самонаблюдение в якобы безобидную игру.

Хотя эти приложения для самонаблюдения могут дать пользователям ощущение, что они полностью контролируют свою психическую и эмоциональную жизнь, то есть делают то, что нужно для здоровья и благополучия, мы утверждаем, что подобные приложения имеют тенденцию оставлять без внимания некоторые важные вопросы. Например, они скрывают тот факт, что побуждают людей к чрезвычайной озабоченности своим внутренним миром и заставляют их постоянно беспокоиться о том, как достичь более высокого уровня контроля над мыслями, эмоциями и телом. Темная сторона этих приложений заключается в том, что они способствуют появлению новых форм неудовлетворенности, связанных с ежедневной проверкой, мониторингом и корректировкой нашего внутреннего состояния. В этом смысле заманчивое обещание полного управления собой легко превращается в угрозу: отказ от постоянного самонаблюдения влечет за собой опасность стать несчастными и неуправляемыми личностями, которые недостаточно заботятся о себе.

Более того, эти приложения скрывают тот факт, что они овеществляют внутренний мир человека. Создается впечатление, будто они с хирургической точностью фиксируют и количественно оценивают психику пользователей, выворачивают их внутреннюю жизнь наизнанку, изображая ее с помощью красочных картинок, цифр, схем и графиков. Но с помощью этих приложений индивиды скорее реализуют свою субъектность и идентичность вместо того, чтобы точно мониторить и управлять собой. Получается, люди не познают себя и не управляют тем, кто они есть на самом деле, а формируют себя в соответствии с определенными предположениями и требованиями к тому, как им следует думать, действовать и чувствовать. Это относится и ко второй рассматриваемой здесь характеристике: аутентичности.

Оставайтесь собой!

Аутентичность — один из основных компонентов в определении счастливой личности. В своей знаменитой книге «Становление личности: взгляд на психотерапию» гуманистический психолог Карл Роджерс дал определение аутентичности в довольно кьеркегоровской и экзистенциалистской манере: «Быть тем, кто ты действительно есть»²¹. Согласно Роджерсу, аутентичность заключается в выражении истинных чувств и мыслей, а не в представлении внешнего фасада одного отношения, в то время как на более глубинном или бессознательном уровне таится нечто другое»²². Процесс становления личности, таким образом, включает в себя два ключевых момента. Во-первых, он подразумевает осознание, что психологические проблемы проистекают изнутри и что они в основном являются вопросом личной перспективы: «Поведение предопределяется не органическими или культурными факторами, а их восприятием. Другими словами, решающим в определении поведения является перцептивное поле индивида»²³. Во-вторых, процесс становления личности подразумевает выявление тех компетенций и навыков, которые кажутся индивиду более аутентичными. Этот аспект был впоследствии развит Абрахамом Маслоу. В книге «Мотивация и личность» Маслоу заявил, что самореализация происходит в результате поиска и применения на практике того, к чему человек способен: «Если человек хочет жить в согласии с собой, музыкант должен заниматься музыкой, художник — писать картины, поэт — сочинять стихи»²⁴. Маслоу утверждал, что люди развиваются как личности, занимаясь тем, что у них получается лучше всего, т. е. развитие способностей и интересов ведет к психологически здоровой и полноценной жизни.

Позитивные психологи во многом опираются на гуманистический подход к аутентичности. По их мнению, аутентичность значит «представлять себя в подлинном виде и действовать искренне», «не притворяться» и «брать на себя ответственность за чувства и поступки»²⁵. Аналогичным образом позитивные психологи утверждают, что люди, действующие аутентично, достигают больших и положительных результатов «благодаря их сосредоточенности на том, что у них получается лучше всего»²⁶. Однако, в отличие от гуманистической психологии и других подобных культурных подходов, существовавших до нее, например, романтизма во второй половине XIX века²⁷, некоторые позитивные либеральные подходы к свободе и индивидуализму в конце XIX века²⁸, а также многие религиозные и нью-эйджевские движения в XX веке, особенно в США²⁹, позитивные психологи дают дальнейшее развитие понятию аутентичности и концептуализируют его как психологическую черту личности, рассматривая ее в эволюционистской и позитивистской перспективе. Они видят в ней постоянную характеристику, уходящую корнями в биологию и поддающуюся измерению, классификации и объективному описанию.

Аутентичность как черта характера

Популярное «руководство по здравомыслию» Петерсона и Селигмана является хорошим примером подхода позитивной психологии к аутентичности. Авторы утверждают, что существует набор из шести универсальных «добродетелей» и двадцати четырех «сильных сторон», которые, по их утверждению, универсальны и глубоко «укоренились в биологии в ходе эволюционного процесса, который отобрал эти аспекты совершенства как средства решения важных задач, необходимых для выживания вида»³⁰. Среди добродетелей и сильных сторон — «креативность», «настойчивость», «самоконтроль», «эмоциональный интеллект», «гражданственность», «лидерство», «надежда» и «духовность». По мнению этих авторов, конкретное и количественное сочетание этих добродетелей и сильных сторон определяет психологические особенности, которые выступают показателями аутентичности в каждом человеке. По мнению Петерсона и Селигмана, все эти добродетели и сильные стороны характеризуются, по крайней мере, тремя качествами. Во-первых, они должны удовлетворять человека, то есть давать ему чувство аутентичности, вселять уверенность и воодушевлять. Во-вторых, они имеют тенденцию приводить к желаемым результатам для тех людей, которые применяют их на практике. В-третьих, как психологические черты, они не зависят от времени и ситуации. Опираясь на эти особенности, позитивные психологи распространили идею, что люди от природы наделены определенным набором внутренних психологических характеристик, которые вызывают «особую манеру того, как их владелец ведет себя, мыслит и чувствует, и она является аутентичной и придает ему сил»³¹.

С этой точки зрения аутентичность представляется как важная черта, которую человеку необходимо развивать и проявлять в общественных и частных сферах повседневной жизни. Позитивные психологи предполагают, что чем более аутентичны люди, тем больше счастья они получат от окружения, отношений, выбора и любых начинаний³². Например, в личной сфере аутентичная жизнь преподносится как синоним психически здоровой жизни. В таком понимании аутентичность обеспечит человеку высокую самооценку и сильное чувство собственной эффективности, а также высокий уровень принятия себя, поскольку он не идет против своей истинной природы. И то и другое принято считать фундаментальными, психологическими буферами для защиты от потенциальной психической уязвимости и проблем в жизни. В социальной сфере аутентичность становится синонимом независимости и самостоятельности. Считается, что она присуща уверенным в себе людям, не боящимся показать свою индивидуальность и образ жизни. Аутентичные личности также считаются более надежными, поскольку они предположительно более «конгруэнтны» и «спонтанны», ведь они не прячутся за фасадом. В сфере труда аутентичность — синоним высокой производительности и успеха, так как аутентичные личности, предположительно, склонны выбирать задачи, к которым они естественным образом предрасположены и готовы.

Важно здесь то, что в экономической сфере аутентичность становится существенней и выступает синонимом выгодности. В этом смысле аутентичность индивидов лежит в основе рынка, который предполагает и одновременно распространяет идею о том, что индивиды формируют себя в соответствии со своими вкусами и предпочтениями. Каждый выбор любого человека в любой момент отражает то, кем он является на самом деле и чего он действительно хочет. Это не означает, что потребители предпочитают подлинные товары подделкам или искусственным конструктам³³, но означает, что любая форма потребления может одновременно выражать и подтверждать выбор, соответствующий их представлению о себе³⁴. Здесь рынок и наука о счастье явно пересекаются. Разница лишь в расставлении акцентов: если рынок определяет аутентичность как акт выбора из множества вариантов, которые кажутся более или менее подходящими для индивида, то позитивные психологи и другие исследователи счастья определяют ее как импульс к тому, что кажется более естественным и приятным. «Если вам хорошо, то просто наслаждайтесь этим» — фраза, которую можно встретить как в рекламе, так и в статье по позитивной психологии, руководстве по самопомощи или дорогостоящем тренинге.

Коммодификация аутентичности: люди как бренды

Поскольку аутентичность принято считать первостепенным запросом общества, а также научной концепцией, необходимой для определения счастливого человека, то она становится неотъемлемой частью индустрии счастья, предлагающей рекомендации, как раскрыть и развить подлинное в каждом из нас. Эти советы приходят с разных сторон и во всевозможных формах. Например, из академической среды, где позитивные психологи предлагают широкий спектр методик, позволяющих людям раскрыть свои внутренние и подлинные способности и помочь с применением их на практике. В этом отношении в распоряжении клиентов имеется целый ряд инструментов, например, ISA (Оценка индивидуальных сильных сторон) и опросник VIA (Ценности в действии), также такие приложения для смартфонов, как Happify, о котором упоминалось ранее. С нашей точки зрения, все эти инструменты — отличные примеры терапевтических услуг, где терапевты и клиенты вступают в отношения взаимного обмена и в которых аутентичность не обнаруживается, а обсуждается и создается совместно.

Как и техники селф-менеджмента, методики аутентичности, направленные на выявление подлинного «я», не затрагивают глубокие психологические проблемы, травмы или негативные аспекты; скорее, они предлагают клиентам мягкий, безболезненный и быстрый процесс самопознания, который фокусируется только на позитивном опыте, воспоминаниях и перспективах. С одной стороны, позитивные психологи Линли и Бернс подчеркивают, что «все вопросы в ISA побуждают людей говорить о своем опыте в целом, о том, что им нравится, о своих успехах, о том, кто они в сущности и когда им лучше всего»³⁵, поскольку клиенты, сосредоточенные на негативных аспектах, склонны сужать фокус, отключаться и уходить в себя. С другой стороны, такие методики, как ISA, обещают, что в течение нескольких терапевтических сессий и последующих сеансов клиенты смогут понять процесс самопознания и работать над собой самостоятельно, взяв эту легкую форму самоанализа за основу: «Помогите клиентам выработать привычку делать то, на чем они хотят сосредоточиться, и позвольте ей создать для них естественный фокус внимания»³⁶.

В профессиональных и популярных областях, таких как коучинг, литература по самопомощи, консультации по трудоустройству или получивший большую популярность селф-менеджмент, советы по аутентичности обычно в основном сосредоточены на обучении людей тому, как превратить символическую ценность их подлинных способностей во внушительный эмоциональный и экономический актив. В этом смысле эти специалисты по профессиональному развитию используют набор методов и инструментов, разработанных позитивными психологами, но подают аутентичность как эффективную форму «личного брендинга» — понятие, которое породило множество книг, журналов, веб-сайтов и обучающих программ, особенно за последние несколько лет. Такие авторы, как Лэйр, Салливан и Чейни, подробно и критически проанализировали историческую эволюцию и социальные последствия этого феномена. По их мнению, личный брендинг следует рассматривать как нечто гораздо большее, чем простую и необходимую стратегию, чтобы проложить себе путь в условиях экономических потрясений и высокой конкуренции на работе. Эти авторы предлагают объяснять личный брендинг как примечательный симптом набирающего силу процесса повышения ответственности, а также как полезную концепцию для легитимации высокоиндивидуализированного профессионального мира, который сильно перекликается с мифом «поработать над собой», присущим неолиберальной идеологии³⁷.

Личный брендинг отлично иллюстрирует коммодификацию аутентичности, точнее, самокоммодификации. Эта концепция определяется как искусство инвестирования в себя с целью повышения шансов на успех, удовлетворение и трудоустройство. Она объединяет принципы разработки и продвижения продукции с идеей аутентичности и направлена на явную самопрезентацию индивида. Личный брендинг представляет человека как торговую марку, которой нужно определить, что отличает ее от других, делает аутентичной и незаменимой, какие сильные стороны и достоинства, своеобразные и выгодные для других, она может предложить, на какие личные ценности других людей она может повлиять — самосовершенствование, амбиции, смелость, социальные способности, креативность и т. д. — и какие стратегии они могут предпринять, чтобы наиболее продуктивно продавать себя как бренд и, следовательно, повысить шансы на успех в работе и бизнесе. Определив характерные черты, человек должен овладеть искусством самовыражения и убеждения, приобрести социальные навыки, которые позволят ему влиять на людей и эффективно управлять отношениями. Бесчисленное количество коучей, консультантов и личных советников на страницах деловых журналов, интернет-сайтов и виртуальных медиа рекламируют свои услуги по созданию конкурентоспособного личного бренда с помощью эффективного маркетинга и собственных аутентичных возможностей, особенно в социальных сетях.

Аутентичность 2.0

В книге «Эффект счастья. Как социальные сети требуют выглядеть идеально любой ценой» Донна Фрейтас подробно анализирует влияние, которое повсеместный дискурс счастья оказал на социальные сети, особенно на более молодые поколения. Среди прочих вопросов Фрейтас документирует масштаб того, насколько глубоко подростки убеждены, что им любой ценой необходимо демонстрировать счастье. Эта идея, по ее словам, выходит за пределы культурных, социальных и расовых границ, касаясь любого представителя новых поколений.

Императив счастья, зафиксированный такими авторами, как Барбара Эренрейх, почти десять лет назад³⁹, похоже, сегодня получил в социальных сетях дальнейшее культурное распространение, особенно среди так называемого цифрового поколения. От молодых поколений традиционно требуется создавать, отбирать и передавать через социальные сети аутентичную и при этом только позитивную версию себя. Действительно, любые промахи в попытке создать позитивный образ для окружающих, включая демонстрацию любых следов негатива, поражения, неудачи или даже политического подтекста, открыто стигматизируются и ограничиваются, а также угрожают чувству собственного достоинства и социальным навыкам самых молодых. Интервью, проведенные Фрейтас в рамках ее исследования, показывают, что озабоченность тем, чтобы показаться счастливым, «настолько чрезмерна среди молодежи, что в конечном итоге ее можно принять за патологию»⁴⁰. В дополнительном опросе, проведенном исследовательницей на более широкой выборке из 884 студентов, 73 процента согласились с утверждением «Я стараюсь всегда казаться позитивным/счастливым во всем, что связано с моим настоящим именем». Более того, по словам Фрейтас, самые молодые представители общества глубоко впитали идею, что аутентичное, хотя и позитивное курирование самовосприятия на самом деле необходимо, поскольку собственный образ воспринимается как бренд, который можно продать. В связи с этим 79 процентов студентов положительно ответили на утверждение «Я осознаю, что мое имя — это бренд, и мне нужно тщательно его развивать». В соответствии с этими результатами один из участников интервью ответил: «Я считаю, что [социальные сети] — это отличный способ маркетинга. Думаю, что через них вы можете продвигать себя. […] Я стараюсь показывать себя в положительном свете»⁴¹.

Эта идея наиболее ярко проявляется на примере растущего движения ютуберов. Также известные как видеоблогеры, самые успешные и популярные ютуберы стали наглядными примерами того, как извлекать выгоду из выявления, определения и создания собственной личности и талантов, продавая свой образ и навыки миллионам людей. Независимо от темы блога, будь то личная жизнь, как красить губы или проходить видеоигры, ютуберы продают себя через малобюджетные видео, снятые в спальне, и это можно назвать их личными брендами. Они продают то, кем они являются, свой голос, свою персону. Именно в этом и заключается их бизнес: получать огромную прибыль от рекламы, выставляя напоказ повседневную жизнь и тем самым коммерциализируя ее. Они делают это, культивируя аутентичный, уникальный и вдохновляющий образ. Позитивная терапевтическая культура проникла и в этот всемирный бизнес. Возникает и ширится новое движение под названием «Лечебное движение видеоблогеров» (ориг. — vlogging cure movement), которое ежедневно пополняется тысячами новых последователей. Все больше и больше ютуберов зарабатывают на том, что делятся личным опытом преодоления проблем и личных расстройств, представляя себя в качестве живого, наглядного примера того, как принять более аутентичную и позитивную позицию даже перед лицом неблагоприятных обстоятельств.

Интересно, однако, что даже сама идея собственной неаутентичности может быть выгодно продана как знак аутентичности. Рассмотрим это на примере PewDiePie, псевдоним Феликса Кьеллберга, 29-летнего шведского геймера и комика с более чем 50 миллионами подписчиков, который собрал 9 миллиардов просмотров по всему миру и чей годовой доход составил 15 миллионов долларов. Сегодня у него своя продюсерская компания. Одна из самых известных фраз PewDiePie — «Не будь собой. Будь пиццей. Все любят пиццу», и она высмеивает требование аутентичности. Эта фраза не только стала чрезвычайно популярной, но и вошла в его книгу с вдохновляющими и смешными цитатами под названием «Эта книга любит тебя», которая вскоре стала бестселлером. Книга была представлена набором «прекрасно оформленных вдохновляющих высказываний, по которым вам стоит прожить жизнь». Несомненно, PewDiePie продает личный бренд, то есть свою аутентичную и уникальную личность и мировоззрение. Также несомненно, что аутентичность продается лучше, даже если быть аутентичным означает высмеивать подлинность как способ определения личного бренда.

Однако, по мнению исследователей и экспертов в области счастья, включая самого Селигмана, хотя аутентичность имеет решающее значение для определения счастливого человека, возможно, ни одна черта не выделяется в качестве определяющей характеристики счастливого «я» больше, чем «процветание» и тесно связанного с ним понятия «саморазвитие». Далее мы займемся анализом определения процветания.

И процветай!

В 2005 году на Селигмана снова снизошло «озарение». На этот раз не в его саду, а во время преподавания на программе «Мастер прикладной позитивной психологии» в Пенсильванском университете, штаб-квартире движения позитивной психологии. По словам Селигмана, разговор с талантливым студентом навел его на мысль, что теория человеческого счастья, которую он лаконично изложил в бестселлере «Аутентичное счастье: применение новой позитивной психологии для реализации вашего потенциала на долгий срок» в 2002 году, игнорирует важность ключевого компонента: личного процветания. Он вынашивал эту идею с 2003 года, с момента работы над предисловием к книге «Процветание: позитивная психология и достойно прожитая жизнь». Это было первое руководство, полностью посвященное этой концепции, под редакцией важных позитивных психологов Кори Киз и Джонатана Хайдта, его опубликовала Американская психологическая ассоциация⁴². По мнению Селигмана, процветание очень важно, поскольку это понятие лучше остальных отражает тесную взаимосвязь между счастьем и личным успехом⁴³. Он считает, что хотя некоторые успехи в жизни могут приносить людям радость и удовлетворение, но истинное счастье достигается только тогда, когда этот успех заслужен и обусловлен развитием собственных аутентичных способностей, что приносит людям истинное ощущение личностного роста. В противном случае, как утверждает Селигман, счастье легко спутать с удовольствием⁴⁴.

В этом смысле концепция процветания помогла позитивным психологам отделить свою научную нишу от экономистов счастья, которые обычно в большей степени сосредоточены на рассмотрении счастья с утилитарной, гедонистической точки зрения. Она также отвечала на критические замечания по поводу идеологического и тавтологического определения счастья как самоочевидного блага. Таким образом, в то время как экономисты счастья продолжали утверждать, что у них нет других внешних объяснений, почему счастье является наиболее широко принятой и универсальной целью для человечества, как это неоднократно утверждал Лэйард, позитивные психологи благодаря второму озарению Селигмана принялись утверждать, что у них есть собственное объяснение: стремление к счастью помогает людям процветать и развиваться до полного раскрытия потенциала и оптимального уровня функционирования, что, в свою очередь, обосновывает, почему одни люди оказываются более здоровыми и более успешными в жизни, чем другие⁴⁵. Однако можно с уверенностью заявить, что это не менее идеологический и тавтологический аргумент, чем доводы экономистов счастья. Счастье, таким образом, считается благом, потому что оно в основном связано не с поиском удовольствия, а с поиском личного роста.

Следуя примеру Селигмана, позитивные психологи вскоре начали утверждать, что процветание является наиболее фундаментальным аспектом определения счастья. «Теперь мне кажется, — сказал Селигман, — что эталоном для измерения благополучия является процветание, и цель позитивной психологии — увеличить его уровень»⁴⁶. Целый ряд новых научных данных, казалось, доказывал, что процветание является наиболее вероятной причиной, почему некоторые люди в конечном итоге живут лучше других. Постоянно процветающие индивидуумы демонстрируют более высокие уровни психического и физического здоровья, продуктивности, более крепкие браки и дружеские отношения, более эффективное преодоление трудностей и меньшее количество симптомов депрессии по сравнению с теми, кто не процветает или не преуспевает⁴⁷. То есть основная причина кроется в том, что люди счастливы не потому, что добиваются большего в жизни, а счастливы и добиваются большего, потому что они процветают. Логика заключается в следующем: чем больше люди процветают, тем лучше они работают и заботятся о самих себе. Тем самым с помощью процветания можно объяснить, почему некоторые общества являются более продвинутыми и развитыми, чем другие. Сам Селигман, например, проиллюстрировал эту идею, заявив, что если такие страны, как Дания, возглавляют рейтинг самых счастливых стран мира, то это потому, что 33 процента ее граждан видят в счастье возможность личностного роста, в то время как такие страны, как Россия, оказались среди стран с самым низким рейтингом, потому что только 6 процентов россиян знакомы с процветанием⁴⁸. Другими словами, общество развивается по мере процветания его граждан, а не наоборот.

Ключевым моментом здесь является идея «постоянного состояния процветания». Личные и социальные преимущества, которые оно якобы несет в себе, на самом деле и в первую очередь связаны с перманентностью. Процветание — это бесконечный процесс: самоцель, а не финал. Именно в этом отношении процветание становится важным понятием (если не самым главным) в определении счастливого человека: оно не только охватывает и формулирует другие важные понятия, например, управление собой (эмоциями и мыслями) и аутентичность (сильные стороны и добродетели), но и наилучшим образом выражает счастье в качестве стремления, основанного на постоянном самосовершенствовании. Эта идея, как мы впоследствии прокомментируем, полностью соответствует требованиям непреодолимого и постоянного стремления к самосовершенствованию, характерного для развитых капиталистических обществ.

Новая порода «счастьехондриков»: self-made личности в бесконечном процессе работы над собой

Как уже говорилось в начале этой главы, погоня за счастьем опирается на неоднозначный нарратив аутентичности, который построен на двух основных принципах, и их следует рассматривать как две стороны одной медали. Во-первых, это проективный нарратив, в котором «я» психологически разворачивается и развивается, стремясь догнать лучшую версию себя. Во-вторых, нарратив фундаментальной неполноценности «я» или постоянного ощущения «нереализованности», в котором людям всегда чего-то не хватает, будь то более эффективных навыков управления собой, более точных знаний о себе или смысла, приверженности, жизнестойкости и позитивного настроя в жизни. В этом смысле люди изображаются как сделавшие себя сами, self-made личности, хотя их «я» никогда не бывают целиком и полностью «завершены», поскольку предполагается, что они всегда могут быть лучше и полноценнее.

Это представляет собой важный парадокс: счастье, основное назначение которого, как утверждается, — создание полноценных и более высокоразвитых «я», должно тем не менее порождать нарратив, в котором нереализованность и постоянная неполноценность определяют это «я». На постоянной незавершенности сконцентрирован нарратив процветания, то есть она инициирует и мотивирует, помогает раскрыться и заставляет работать. Как бы успешно ни жили люди, счастливое «я» должно постоянно преображаться, а значит, нуждаться в советах экспертов, которые помогают людям работать над непрекращающимся проектом по поиску лучшей части себя.

Как уже говорилось ранее, этот парадокс лежит в основе превращения счастья в совершенный, бесценный товар, в частности для рыночной экономики, которая связывает неолиберальный идеал безграничного самосовершенствования с принципом постоянного потребления⁴⁹. Неудивительно, что процветание и саморазвитие ответственны за большую часть индустрии счастья, которая опирается на эту неполноценность для сбыта товаров. Что бы это ни было — продукты и советы по красоте, моде, фитнесу, питанию, сексу, браку, дружбе, деловым или рабочим отношениям или техники и методы самооценки для овладения и улучшения самоуверенности, публичных выступлений, управления стрессом и гневом, релаксации, жизнестойкости, когнитивной гибкости или эмоциональных навыков, — основная идея заключается в том, что не существует никого, кто бы был достаточно привлекательным, достаточно спортивным, достаточно сексуальным, достаточно уверенным, достаточно увлеченным, достаточно здоровым, достаточно хорошим или достаточно счастливым. Всегда нужно соблюдать новую диету, бросить вредную привычку, приобрести более здоровую, попробовать лечение, исправить недостаток, достигнуть цели, пережить опыт, удовлетворить потребность или оптимизировать время. Как отмечают Карл Седерстрём и Андре Спайсер,

Однако, хотя мы соглашаемся с основной массой аргументов Седерстрёма и Спайсера, мы все же утверждаем, что рынок стремится привить потребителям не столько личное совершенство, сколько нормализацию одержимости собственным самосовершенствованием. Конечно, индустрия счастья процветает за счет создания «счастьехондриков»⁵¹, то есть за счет навязывания потребителям чувства, что нормальный и наиболее функциональный образ жизни — это зацикленность на внутреннем «я», постоянная озабоченность исправлением своих психологических недостатков и непрекращающийся интерес к собственному преобразованию и совершенствованию.

Поскольку в пятой главе мы будем развивать идею взаимосвязи между счастьем, нормальностью и функциональностью, то мы проиллюстрируем сказанное здесь на одном примере.

Станьте лучшей из возможных версией себя

«Лучшая из возможных версия себя» (BPS) — популярное упражнение, разработанное в 2006 году позитивными психологами Кенноном Шелдоном и Соней Любомирски. Его можно найти во многих книгах по самопомощи, на курсах с коучами и виртуальных платформах, таких как Happify. А также на платформе, которую позитивные психологи создали для специалистов по счастью, чтобы те могли использовать ее с клиентами, — «Инструментарий позитивной психологии», платформа, где собраны лекции, упражнения, занятия, психологические вмешательства, советы и «карточки действий» с «подробными рекомендациями, как внедрить новые хорошие привычки в вашу жизнь»⁵². Ежемесячная подписка на этот ресурс стоит (в конце 2018 года) 24 доллара. Упражнение на лучшую версию себя состоит из серии пятнадцатиминутных сессий, на которых людям предлагается представить, как выглядят их будущие, наиболее развитые «я»: «“Подумайте о лучшей из возможных версий себя” означает, что вы представляете себя в будущем, после того как все сложится настолько хорошо, насколько это только возможно. […] Думайте об этом как о воплощении ваших жизненных мечтаний и ваших лучших возможностей»⁵³. Согласно Шелдону и Любомирски, это упражнение помогает добиться более высокого уровня счастья, «позволяя познать себя, разъяснить и перестроить приоритеты, лучше понять мотивы и эмоции»⁵⁴. Представление лучшего возможного «я» помогает людям не только определиться с целями и получить проекции будущего, но и осознать, чего им не хватает в настоящем, чтобы изменить его в соответствии со своим идеалом. Однако следует избегать воспоминаний, чтобы не застрять в негативных самооценках и критических суждениях. Наряду с экспериментальными данными, используемыми для доказательства того, что упражнение является «мощной практикой», позволяющей «извлекать долгосрочную эмоциональную выгоду»⁵⁵, Любомирски добавляет свидетельство Молли. Женщина в частном порядке поделилась восторгом от упражнения, которое помогло ей «осознать», что она «могла бы делать больше» для достижения своих целей и что «небольшими усилиями» и упорством она сможет «достичь этой лучшей жизни» для себя. По словам Любомирски,

Это упражнение представляет несколько моментов, которым стоит уделить внимание. Первый — это привычное упрощение, характерное для многих подобных позитивных психологических практик. Существенная разница между важностью, придаваемой позитивными психологами процветанию и самосовершенствованию, и простыми и почти примитивными упражнениями, которые они предлагают для этого, вызывает удивление. Как пятнадцатиминутное письменное задание может на деле улучшить жизни людей? Зачастую эти упражнения кажутся не научными методами, а не более чем здравым смыслом (например, ожидается, что размышление о своих целях заставит человека задуматься о том, как лучше их достичь). Несомненно, с помощью такого упрощения эти задания по самосовершенствованию превращаются в идеальный товар, который обещает значительную психологическую и эмоциональную отдачу, не требуя при этом практически никаких инвестиций как от тех, кто их предлагает, так и тех, кто их потребляет. Многие подобные техники можно принять за эклектичные и несложные «технологии аутентичности»⁵⁷, которые опираются на смесь учений нью-эйдж, схем лечения разговорами, стоицизма и выраженного гуманистического фона, где производимый товар — не что иное, как перформативный акт повествования, в котором индивиды реорганизуют свой опыт по мере того, как им делятся.

Упрощение упражнений на лучшую версию себя и других подобных техник также поднимает вопрос о том, действительно ли эти примитивные задания действуют и почему. Позитивные психологи утверждают, что их техники и упражнения положительно воздействуют на людей, несмотря на критику их эффективности. Монгрейн и Ансельмо-Мэттьюс, например, повторили эксперимент с двумя знаковыми позитивными психологическими упражнениями. Авторы сравнили три группы: группу, выполняющую оригинальные упражнения, контрольную группу, выполняющую упражнение на раннее запоминание, и группу «позитивного плацебо» (с упражнением на позитивное запоминание). Их цель — выяснить, было ли что-то «особенное» в ППУ [позитивных психологических упражнениях], кроме доступа к позитивным самопрезентациям»⁵⁸. В итоге результаты первой группы почти не отличались от группы с плацебо. После исследования было предложено объяснение: если некоторые позитивные психологические упражнения действуют, то это происходит в основном потому, что люди, которые обычно берутся за такие упражнения, уже знакомы с их логикой. Кроме того, у этих индивидов, как правило, высокая мотивация и заинтересованность в том, чтобы стать счастливее. В связи с этим авторы предполагают, что позитивные психологические упражнения работают не для всех, а только для тех «искателей счастья», которые уже верят в них.

Другое возможное объяснение может заключаться в том, что эти виды упражнений поразительно индуктивны. Поскольку в них как данность принимается утверждение, что людям никогда не стать настолько хорошими, насколько они могли бы быть, то тех, кто выполняет эти упражнения, независимо от того, верили ли они в них ранее или нет, призывают принять это самое предположение за истинное. Инструкции по выполнению упражнений BPS, представленные Шелдоном и Любомирски, действительно, предвзяты в пользу их собственной гипотезы, следовательно, они побуждают людей считать, что (как и предполагают позитивные психологи) они не настолько развиты, насколько могли бы быть и что простое представление или письменное описание лучшей версии себя может дать значительные положительные результаты.

Стоит также отметить негативные последствия, к которым могут привести эти предположения и убеждения. Процветание отлично иллюстрирует, как счастье порождает страдания, как мы уже это проанализировали⁶⁰. С одной стороны, это связано с тем, что, в то время как цель процветания — саморазвитие — определяет здоровых, нормальных и эффективно функционирующих личностей, на деле получается широкий спектр хронически нездоровых, ненормальных и дисфункциональных «я»⁶¹. Саморазвитие подобно миражу на горизонте, недосягаемой цели без дедлайна. Аналогичным образом призыв постоянно стремиться к более высоким уровням процветания порождает парадоксальный эффект. Индивидуумы могут чувствовать себя обремененными этим императивом, с одержимостью интерпретируя и оценивая, способствует ли их собственному процветанию все, что они делают, думают и чувствуют. В этом отношении погоня за счастьем не может быть ни противоядием от страдания, ни процветанием как противоположностью не-самореализации, поскольку те же самые нарративы, которые продвигают понятия счастья и самосовершенствования, порождают нарративы страдания и постоянной неполноценности и строятся на них.

Таким образом, с этой точки зрения кажется, что превращение погони за счастьем в образ жизни не всегда приносит обещанные и ожидаемые многими положительные эффекты. Напротив, постоянное стремление к личному росту и совершенствованию может быстро стать изнурительным, навязчивым и в конечном счете принести разочарования. Сколько поколений уже убеждали, что решение их проблем заключается в развитии их истинного «я», но их попытки отыскать его не приносили никаких результатов?