Фамильная честь Вустеров

Глава 6

Я до сих пор жалею, вспоминая тот ужин, что душевные терзания помешали мне по достоинству оценить трапезу, которая при других обстоятельствах доставила бы мне истинное удовольствие. Конечно, сэр Уоткин Бассет – гнуснейшая личность, но закатывает своим гостям настоящие пиры, и как я ни был погружен в свои заботы, очень скоро понял, что у его поварихи талант от Бога. После великолепного супа подали рыбу – пальчики оближешь, потом рагу из дичи в вине и с острым соусом, которого не постыдился бы и Анатоль. Добавьте к этому спаржу, омлет с джемом, восхитительные сардины на ломтиках хлеба, и вы меня поймете.

Конечно, я почти ни к чему не прикоснулся. Как справедливо заметил мудрец, лучше блюдо зелени и при нем никто никого не подсиживает, чем обжираловка и все зверем глядят друг на друга, так что, когда я глядел на Гасси и Мадлен Бассет, которые сидели рядом напротив меня, мне казалось, что я жую вату. Мне было их очень жалко.

Вы ведь знаете, как обычно ведут себя в обществе обрученные. Вечно шепчутся, склонив друг к другу головы, играют в ладушки и заливаются смехом, шутливо поддразнивают друг друга, ловят, увертываются. Однажды я даже видел, как женская половина обрученной парочки кормила мужскую с вилки. Ничего подобного не происходило между Мадлен Бассет и Гасси. Он был бледен как мертвец, она держалась холодно, надменно и отчужденно. Оба катали хлебные шарики и, насколько я мог заметить, за все время не перебросились и словом. Хотя нет, он попросил ее передать соль, и она подала ему перец, он сказал: "Я просил соль", а она процедила: "В самом деле?" – и сунула ему горчицу.

Дживс сказал правду, нет никаких сомнений. Они больше не жених и невеста, это трагедия, но за ней кроется тайна. Я ничего не понимал, как ни бейся, и с нетерпением ждал конца ужина, когда дамы удалятся и я наконец узнаю у Гасси за портвейном, что стряслось.

Однако, к моему изумлению, едва последняя представительница слабого пола вышла в дверь, которую держал перед дамами Гасси, как сам он пулей вылетел вслед и не вернулся, оставив меня в обществе хозяина дома и Родерика Спода. Они сидели рядышком на противоположном конце стола, тихо разговаривали и бросали на меня такие взгляды, будто я – досрочно освобожденный из тюрьмы уголовник, который вломился к ним без приглашения и за которым надо неусыпно следить, иначе прикарманит ложку-другую, и потому довольно скоро я тоже встал из-за стола. Пробормотал, что-де забыл свой портсигар, поскорей из столовой и к себе в комнату. Я надеялся, что рано или поздно сюда обязательно заглянут Гасси и Дживс.

В камине весело горел огонь, и, чтобы не скучать, я пододвинул к нему кресло и открыл детективный роман, который привез с собой из Лондона. Роман был отличный – я в такого рода литературе собаку съел, – полный головоломных улик и загадочных убийств, и я с наслаждением погрузился в перипетии интриги, забыв обо всем на свете, но вскоре дверная ручка повернулась – и кто бы, вы думали, возник передо мной? Родерик Спод собственной персоной.

Ну и ну! Вот кого я меньше всего ждал, а он возьми и ворвись в мою спальню. И вовсе не для того, чтобы извиниться за свое недопустимое поведение на веранде, где он не только угрожал мне, но еще и назвал жалкой козявкой, и за оскорбительные взгляды во время ужина. Какие там извинения! Когда человек хочет извиниться, на лице у него дружелюбная улыбка, а тут улыбкой и не пахло.

Наоборот, таким свирепым я его еще не видел, и мне это так не понравилось, что я сам изобразил на своем лице дружелюбную улыбку. Конечно, я не надеялся умиротворить грубияна, но ни одной мелочью не стоит пренебрегать.

– А, Спод, привет, – доброжелательно сказал я. – Входите. Чем могу быть полезен?

Будто не слыша моих слов, он ринулся к стенному шкафу, бесцеремонно распахнул дверцу и сунул туда голову. Потом так же злобно уставился на меня.

– Я думал, Финк-Ноттл там.

– Как видите, нет.

– Вижу.

– Вы предполагали найти его в платяном шкафу?

– Да.

– В самом деле?

Он промолчал.

– Что-нибудь передать ему, если я увижу его?

– Передать. Скажите, что я сверну ему шею.

– Свернете шею?

– Да. Вы что, глухой? Сверну шею.

Я умиротворяюще кивнул:

– Понятно. Свернете ему шею. Так и передам. А если он спросит почему?

– Он знает – почему. Потому что он мотылек, который порхает по женским сердцам, а потом бросает их, как грязные перчатки.

– Вот как. – Я и понятия не имел, что мотыльки поступают подобным образом. Интересное открытие. – Ну что ж, поставлю его в известность, если случайно встречу.

– Спасибо.

Он ушел, хлопнув дверью, а я стал размышлять. Странно, как все в жизни повторяется. Всего несколько месяцев назад в Бринкли произошел точно такой же эпизод: ко мне в комнату вбежал Таппи Глоссоп и выразил аналогичное намерение. Правда, Таппи, если я не перепутал, хотел вывернуть Гасси наизнанку и заставить его проглотить самого себя, в то время как Спод грозился свернуть ему шею, но суть от этого не меняется.

Я, конечно, сразу понял, что случилось. Именно такого развития событий я и ожидал. Во время полдника Гасси мне рассказывал, что Спод известил его о своем намерении свернуть ему шею, если тот причинит Мадлен Бассет хоть малейшее зло. Несомненно, за кофе Спод что-то узнал от нее и теперь жаждет выполнить угрозу.

А вот что именно произошло – я не имел ни малейшего представления. Судя по воинственному настроению Спода, поступок Гасси не делает моему другу чести. Видно, он здорово опозорился.

Да, скверно, что и говорить; если бы я мог хоть как-нибудь помочь беде, я бы без колебаний бросился на выручку. Однако не видел, куда можно приложить силы, и решил, что кривая вывезет. Вздохнул и снова взялся за свое щекочущее нервы чтение, проглотил несколько страниц, как вдруг загробный голос произнес: "Послушай, Берти". Я задрожал всем телом. Казалось, привидение этого дома подкралось ко мне и дохнуло в затылок.

Я оглянулся и увидел, что из-под кровати вылезает Огастус Финк-Ноттл.

От потрясения язык у меня прилип к гортани, дыхание перехватило, и я лишился дара речи. Я лишь таращился на Гасси, хотя сразу догадался, что он слышал мой диалог со Сподом от первого до последнего слова. Вид у него был такой, будто за ним гонится Родерик Спод и вот-вот схватит. Волосы всклокочены, глаза безумные, ноздри подергиваются – точь-в-точь заяц, убегающий от волка, только, конечно, на зайце не было бы очков в черепаховой оправе.

– Берти, ведь я на волоске висел, – проговорил он срывающимся голосом. Прошелся по комнате на полусогнутых ногах. Лицо было цвета молодой весенней зелени. – Пожалуй, стоит запереть дверь, если ты не против. Он может вернуться. Ума не приложу, почему он не заглянул под кровать. Я всегда считал, что диктаторы очень дотошные субъекты.

Я наконец отлепил язык от гортани.

– Плевать на кровати и диктаторов. Что произошло у вас с Мадлен Бассет?

Он вздрогнул всем телом.

– Прошу тебя, не будем говорить об этом.

– И не проси, будем. Только это меня и интересует. Почему, черт возьми, она разорвала помолвку? Что ты ей сделал?

Он снова вздрогнул. Я видел, что дотрагиваюсь до обнаженного нерва.

– Ей я ничего не сделал, не в том беда, беда в том, что я сделал Стефани Бинг.

– Стиффи?

– Да.

– А что ты сделал Стиффи? Весь вид его выразил смущение.

– Я... э... Понимаешь, я... Поверь, теперь я сознаю, как сильно ошибался, но тогда мне показалось, что это очень удачная мысль... Видишь ли, дело в том...

– Перестань мямлить. Он сделал усилие и взял себя в руки.

– Так вот, Берти, надеюсь, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой перед ужином... Ну, о том, что она, возможно, носит блокнот с собой... Я предположил, если ты по мнишь, что он может быть у нее за чулком... И я хотел, если ты напряжешь память, попытаться...

Я похолодел – до меня дошло.

– Неужели ты?..

– Да.

– Когда?

Его лицо снова выразило нестерпимую боль.

– Перед самым ужином. Помнишь, мы услышали, как она поет народные песни в гостиной? Я спустился туда, она сидела за фортепьяно, совершенно одна... Так мне, во всяком случае, показалось, что она одна... И вдруг меня озарило: вот отличная возможность осуществить... Откуда мне было знать, что Мадлен тоже там, хоть ее и не видно. Она была за ширмами в углу, хотела взять еще несколько народных песен с полки, где у них лежат ноты... и... ну, словом, в ту самую минуту, когда я... короче, в тот самый... миг... Ну, как бы это выразить?.. Когда я, так сказать, приступил к делу, она появилась из-за ширм... и... Ну, ты, конечно, понимаешь... все это случилось так быстро после того, как я в конюшенном дворе вынимал у этой девицы мошку из глаза, что обратить все в шутку было не так-то просто. Мне, во всяком случае, не удалось. Вот и вся история. Берти, ты умеешь связывать простыни?

Столь резкий переход с одной темы на другую ошарашил меня.

– Связывать простыни?

– Я все обдумал под кроватью, пока вы со Сподом беседовали, и пришел к заключению, что выход один: мы должны снять простыни с твоей постели, скрутить и связать их, ты спустишь меня на них из окна. Я читал о таком способе в романах и, помнится, видел в кино. Как только выберусь из дома, возьму твой автомобиль и в Лондон. Что потом, я еще не решил. Может быть, уеду в Калифорнию.

– В Калифорнию?!

– До нее семь тысяч миль. Спод вряд ли кинется за мной в Калифорнию.

Я похолодел от ужаса.

– Ты что же, хочешь бежать?

– Конечно, я хочу бежать. Не теряя ни минуты. Ты разве не слышал, что говорил Спод?

– Но ведь ты его не боишься.

– Еще как боюсь.

– Но ты же сам говорил, что это просто здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл.

– Помню, говорил. Но тогда я думал, что он за тобой охотится. Взгляды меняются.

– Послушай, Гасси, возьми себя в руки. Ты не имеешь права бросить все и убежать.

– А что мне еще остается?

– Как что? Непременно помириться с Мадлен. Пока что ты для этого палец о палец не стукнул.

– Стукнул, и еще как. За ужином, когда подали рыбу. Никакого толку. Облила меня ледяным взглядом и принялась катать хлебные шарики.

Я стал лихорадочно соображать. Выход есть, я в этом уверен, надо только его найти, и через минуту меня осенило.

– Знаешь, что ты должен сделать? Раздобыть этот злосчастный блокнот. Если ты его отыщешь и дашь прочесть Мадлен, его содержание убедит ее, что она заблуждалась относительно мотивов твоего поведения со Стиффи, и увидит, что они чисты, как слеза ребенка. Она поймет, что твои поступки... как это там, сейчас вспомню... вот: твоим советником было отчаяние. Она поймет и простит.

Слабый проблеск надежды вроде бы промелькнул на его искаженном лице.

– Да, может быть, – подтвердил он. – Неплохая мысль, Берти. Кажется, ты прав.

– Успех обеспечен. Tout comprendre, c'est tout pardonner[15] – в этом вся суть.

Надежда на его лице погасла.

– Только как раздобыть блокнот? Где он?

– У нее с собой его не было?

– По-моему, нет. Хотя при сложившихся обстоятельствах мое обследование было, как ты понимаешь, весьма поверхностным.

– Тогда он, наверное, в ее комнате.

– Час от часу не легче. Не могу же я обыскивать комнату молодой девушки.

– Почему не можешь? Когда ты появился, я читал вот эту книгу. Конечно, случайное совпадение – я говорю "случайное", но, может быть, в нем нет ничего случайного, – там как раз была именно такая сцена. Гасси, иди прямо сейчас. Она наверняка просидит в гостиной часа полтора-два.

– Между прочим, она ушла в деревню. Священник рассказывает местным прихожанкам в рабочем клубе о Святой земле и показывает цветные слайды, а она сопровождает его рассказ игрой на пианино. Но все равно... Нет, Берти, не могу. Может быть, так и надо сделать... я и сам понимаю, что надо, но духу не хватает. Вдруг забредет Спод и увидит там меня.

– Что Споду делать в комнате молодой девушки?

– Мало ли какая глупость взбредет ему в голову. От него чего угодно жди. По-моему, он всюду так и рыщет, так и рыщет. Нет. Сердце мое разбито, будущее покрыто мраком, и ничего исправить нельзя, остается смириться с судьбой и начать связывать простыни. Давай, Берти, приступим.

– Никаких простыней я тебе связывать не позволю.

– Черт возьми, ведь речь идет о моей жизни.

– Плевал я. Не желаю быть соучастником в этом трусливом бегстве.

– И это говорит Берти Вустер?

– Ты уже задавал этот вопрос.

– И снова его задаю. В последний раз спрашиваю тебя, Берти, ты дашь мне две простыни и поможешь связать их?

– Нет.

– Тогда я уйду, спрячусь где-нибудь и буду ждать первого пригородного поезда. Прощай, Берти. Ты разочаровал меня.

– А ты меня. Я думал, ты мужчина.

– И не ошибся. Только не хочу, чтобы Родерик Спод вышиб из этого мужчины мозги.

Он опять посмотрел на меня как издыхающий тритон и осторожно приоткрыл дверь. Выглянул в коридор и, убедившись, что Спода поблизости нет, выскользнул из комнаты и испарился. А я снова взялся за детективное чтение. Это был единственный доступный мне способ избавиться от невыносимых терзаний и душераздирающих предчувствий.

Немного погодя я почувствовал, что в комнате появился Дживс. Я не слышал, как он вошел, но ведь он почти всегда возникает незаметно. Он беззвучно перемещается из пункта А в пункт Б, как облако газа.