Фантастические рассказы

Надпись на лбу

Когда в девять утра Энрико вошел в приемную, там уже находилось семь человек. Он выбрал из груды журналов на столике один, менее растрепанный. Увы, и этот журнал ничем не отличался от тех пустых и скучных изданий, которые неизвестно почему неизменно попадают в приемные и залы ожиданий. Ни один. здравомыслящий человек не в состоянии читать их больше двух минут. В журнале, который перелистывал Энрико, чуть ли не на каждой странице мелькала фотография заместителя министра, разрезающего ленту на очередной выставке. Энрико положил журнал на столик и огляделся.

Неподалеку от двух посетителей, судя по виду пенсионеров, сидела скромно одетая женщина лет пятидесяти. Остальные скорее всего были студенты.

После пятнадцатиминутного ожидания дверь в приемную открылась и на пороге появилась спортивного вида девица в желтом передничке.

— Чья очередь? — спросила она.

Не прошло и четырех минут, как в кабинет был приглашен следующий посетитель. Энрико повернулся к своему соседу-студенту и сказал:

— Похоже, нас здесь не задержат.

Тот с умным видом бросил:

— Как знать.

До чего же доходит человек в своем тщеславии! Даже в обыкновенной приемной многие любят изображать из себя мудрецов. Но студент-всезнайка оказался прав. Перед тем как в кабинет пригласили третьего посетителя, прошло добрых полчаса. Тем временем в приемную явились еще двое. И тут уже Энрико почувствовал себя всезнающим и мудрым — скорее всего потому, что вошедшие, как и он сам какой-то час назад, растерянно оглядывались вокруг.

Бремя тянулось томительно медленно. Энрико почувствовал, что пульс у него участился, а руки почему-то вспотели. Ему казалось, будто он ждет очереди к зубному врачу. Как неприятно ждать! Никогда не знаешь заранее, как себя вести и что говорить.

Энрико никак не удавалось определить, сколько в среднем длится прием каждого посетителя. Одного из пенсионеров, например, и двух минут не держали, а красивого белокурого юношу в очках не отпускали более четверти часа.

Было уже около одиннадцати, когда очередь дошла до Энрико. Девушка в передничке провела его в большой, претенциозно обставленный кабинет. На стенах висели картины абстракционистов и фотографии. Но Энрико не удалось их рассмотреть: чиновник, сидевший за большим столом, любезно предложил ему сесть поближе. Это был сравнительно молодой, высокий, атлетически сложенный мужчина. Над кармашком его пиджака красовалась планка с надписью «Карло Ровати», а на загорелом лбу под ежиком светлых волос голубыми буквами было выведено: «Отдыхайте в Савойе».

— Вы откликнулись на наше объявление в «Курьере», — чиновник доброжелательно взглянул на Энрико. — Вряд ли вы знаете, чем мы занимаемся, но уверен, что мы станем друзьями — независимо от того, придем к соглашению или нет. Мы люди агрессивные и сразу берем быка за рога. Вы, верно, помните, что в нашем объявлении говорилось о работе легкой и хорошо оплачиваемой. Могу только добавить, что речь идет о работе столь легкой, что ее и работой назвать нельзя. Пожалуй, это своеобразное художественное выступление. Что же до компенсации, то предоставляю вам судить самому.

Ровати окинул Энрико оценивающим взглядом.

— Вы нам подходите, — немного погодя сказал он. — У вас открытое, приятное лицо. Его нельзя назвать стандартным, такое лицо нелегко забыть. Мы могли бы вам предложить…

И он назвал такую сумму, что Энрико едва не подскочил на стуле. Он зарабатывал мало, жил очень скромно и умел соразмерять свои желания с реальными возможностями.

Ровати продолжал:

— Вы, очевидно, уже поняли суть дела. Речь идет о новой технике рекламы. — Тут он легонько коснулся пальцем своего лба. — Приняв наше предложение, вы вовсе не обязаны менять свое поведение, вкусы, привычки. Взять, к примеру, меня: я никогда не был в Савойе — ни на отдыхе, ни по делам, да и не собираюсь туда ехать. Если же кто-либо рискнет отпустить невежливое замечание на ваш счет, вы имеете право ответить по собственному усмотрению. Словом, я предлагаю вам продать либо сдать в аренду (назовем это так) свой лоб.

— Продать или сдать в аренду?..

— Выбор целиком зависит от вас. У нас существует два вида контракта: кратковременный и долгосрочный. Названную мною сумму вы получите при трехгодичном контракте. Вам нужно лишь спуститься в наш графический центр, в этом же здании на втором этаже, сделать надпись, получить квитанцию, зайти в кассу, и там вам выдадут чековую книжку. Если же вы предпочитаете контракт на более короткий срок, скажем на три месяца, процедура не изменится, только чернила будут другими; они бесследно исчезнут примерно через три месяца. Но, как вы сами понимаете, в этом случае размер компенсации будет гораздо меньше.

— А в первом случае чернила продержатся все три года? И затем исчезнут, не оставив следов на лбу?

— Нет, дело обстоит не совсем так. К сожалению, нашим химикам пока не удалось создать стойкие дермочернила. Если вы решитесь заключить контракт на три года, то в конце третьего года в графическом центре вам сделают легчайшую безболезненную операцию, и ваш лоб станет таким же чистым, как прежде. Разумеется, если вы откажетесь от продления контракта.

Энрико обуревали сомнения. Конечно, четыре миллиона лир — крупная сумма, но что скажет Лаура?

— Вы не обязаны решать так, сразу, — сказал Ровати, словно прочитав его мысли. — Вернитесь домой, подумайте, посоветуйтесь с близкими, с друзьями. В вашем распоряжении неделя, но не больше. Мы обязаны заранее знать, каковы наши перспективы.

Энрико с облегчением вздохнул. Он спросил:

— А надпись я могу выбрать сам?

— Безусловно. Мы дадим вам пять-шесть вариантов на выбор. Но в любом случае надпись будет состоять из нескольких слов и небольшого клейма.

— Мне хотелось бы знать… Я буду первым?

— Вы хотите сказать, вторым, — Ровати улыбаясь, показал на свой лоб. — Не волнуйтесь, даже не вторым. В одном только вашем городе мы уже заключили… да, восемьдесят восемь контрактов. Так что можете быть спокойны, вам вряд ли придется отвечать на недоуменные вопросы. Согласно нашим предварительным подсчетам, в течение года такого рода реклама получит широкое распространение во всех крупных городах. Более того, она, подобно значкам некоторых привилегированных клубов, станет отличительным признаком общественного положения. Представьте еебе, этим летом только на одном курорте Кортина д'Ампеццо мы заключили двадцать два сезонных контракта в обмен на бесплатное питание и номер в гостинице на август!

К изумлению и, пожалуй, некоторому огорчению Энрико, Лаура не колебалась ни минуты. Она была девушкой практичной и напомнила, что четыре миллиона лир позволят им решить проблему квартиры. К тому же можно получить не четыре, а восемь и даже десять миллионов лир, а это означает мебель, телефон, холодильник, стиральную машину и «Фиат-850».

— Но с чего вдруг десять миллионов? — удивился Энрико.

— Так это же проще простого, — объяснила Лаура. — Я тоже попрошу, чтобы мне сделали надпись на лбу.

А две дополняющие друг друга надписи которые рекламное агентство запечатлеет на лбах жениха и невесты, конечно же, стоят больше двух отдельных надписей.

Энрико не проявил энтузиазма: во-первых, потому что идея исходила не от него, во-вторых, приди она ему на ум, он бы не решился предложить ее Лауре, в-третьих, три года — срок немалый, и ему показалось, что Лаура с клеймом на лбу, словно выбракованный теленок, лишится той нежности и чистоты, что были ей свойственны прежде.

Все же он позволил себя убедить, и два дня спустя будущие супруги явились в рекламное агентство, к Ровати. Они немного поторговались относительно цены, впрочем, без особого ожесточения. Лаура изложила свои доводы мягко, но вполне убедительно. Очевидно, ее чистый, красивый лоб пришелся Ровати по вкусу, ибо они быстро сошлись на девяти миллионах лир. Что касается надписи, то тут выбирать фактически не пришлось. Единственной фирмой, которая намеревалась рекламировать свою продукцию одновременно на двух лбах, была косметическая фирма.

Энрико и Лаура подписали контракт, получили талоны и спустились в графический центр. Девушка в белом халате кисточкой нанесла им на лоб какую-то жидкость с резким запахом, несколько минут продержала их под кварцем, а затем над переносицей нарисовала вертикальную линию и печатными буквами вывела на лбу Лауры «Лиливит — для нее» и на лбу Энрико — «Лилибради — для него».

Свадьба состоялась два месяца спустя. Нельзя сказать, чтобы эти месяцы были для Энрико легкими. На службе ему приходилось буквально каждому объяснять, что к чему. Он предпочел сказать чистую правду, немного, впрочем, погрешив против истины и приписав все девять миллионов лир достоинствам собственного лба. О Лауре он вообще не упомянул. Точную же цифру назвал из боязни, как бы его не упрекнули в том, что он продешевил. Одни сослуживцы одобряли его решение, другие порицали, но никто не выказал ему особых симпатий и, что еще хуже, никто не соблазнился духами «Лилибради», которые рекламировал его большой, красивый лоб.

В душе Энрико боролись два желания: сообщить всем адрес рекламного агентства, и тогда не он один будет «клейменым», и страх, что в таком случае его надпись резко упадет в цене. Когда же три недели спустя он увидел на лбу у своего коллеги Молинари, серьезного, рассудительного человека, объявление «Альновал — это вечно здоровые зубы», на душе у него стало приятнее.

Что касается Лауры, то она не отягощала свою жизнь подобными переживаниями. Дома никто ее ни в чем не упрекнул. Бэяее того, мать сама не преминула отправиться в агентство. Но там ей отказали по причине слишком морщинистого лба. У Лауры почти не было подруг, она уже не училась, но еще не работала, и потому ей нетрудно было держаться подальше от знакомых. Она регулярно заходила в магазины, многие посетители внимательно смотрели на нее, но никто не задавал вопросов.

Свадебное путешествие они решили совершить в машине. А чтобы не останавливаться в многолюдных кемпингах, захватили с собой палатку. По возвращении домой они договорились как можно реже показываться на людях. Однако спустя несколько месяцев от первоначального чувства неловкости не осталось и следа. То ли рекламное агентство Ровати проделало хорошую работу, то ли другие последовали его примеру, но только теперь на улицах, в троллейбусах и автобусах все чаще попадались люди с надписями на лбу, по большей части красивые юноши и девушки, либо же иммигранты. Соседи Энрико и Лауры, молодые супруги Массафра, также побывали в агентстве и теперь гордо расхаживали по улицам, призывая прохожих записываться на заочные курсы профессионального обучения.

Вскоре обе пары подружились и стали вместе ходить в кино, а по воскресеньям — в ресторан. Хозяин ресторанчика всегда оставлял для них столик в правом углу зала. Как-то они заметили, что соседний стол тоже неизменно занимают четверо «клейменых». Нужно ли добавлять, что они быстро познакомились, стали обмениваться впечатлениями о визитах в агентства, обсуждать условия контрактов, выяснять отношения с родными и близкими, делиться планами на будущее.

В кино все они старались сесть справа от входа, так как заметили, что зрители с надписями на лбу предпочитали сидеть именно в этих рядах. По подсчетам Энрико, к ноябрю у каждого тридцатого горожанина уже была какая-нибудь надпись на лбу, чаще всего, как и у них с Лаурой, рекламные объявления.

Как-то в картинной галерее им довелось увидеть элегантно одетого юношу, лоб которого украшала надпись: «Человек — зверь». На виа Ларга им повстречался мужчина с приплюснутым, как у боксера, носом. У него на лбу было написано: «Правопорядок — залог западной цивилизации». В окошке «Феррари» они разглядели мужчину лет тридцати, лоб которого призывал: «Голосуйте, отказавшись голосовать!» В троллейбусе две грациозные девушки-двойняшки открыто выражали свои спортивные симпатии: на лбу одной из них было написано «Милан-Интер 4:0», на лбу другой — «Дзилиоли-душка, жми на педали».

Энрико и Лаура перестали чувствовать себя одинокими. Со временем они даже начали гордиться тем, что были пионерами «фронтальной» рекламы. От своих новых друзей они узнали, что в последнее время агентства стали снижать плату за рекламу. Дело дошло до того, что за надпись в одну строчку (сроком на три года) ни одно из агентств не давало свыше трехсот тысяч лир, а за текст в тридцать слов с соответствующим фирменным клеймом предлагали жалких шестьсот тысяч.

В конце третьего года с момента подписания контракта Лаура обнаружила, что ждет ребенка. Эта новость ее обрадовала, несмотря на то что из-за дороговизны их сбережения таяли как снег. Супруги отправились к Ровати и предложили ему возобновить контракт. Но на сей раз он принял их весьма сухо и предложил смехотворную сумму за рекламу датского полупорнографичсского журнальчика. Посоветовавшись, они решили отказаться и сразу же спустились в графический центр, чтобы свести надписи. Вопреки заверениям девушки в белом халате, на лбу Лауры появились морщинки и он покрылся темными пятнами, как после ожога. А если хорошенько присмотреться, то можно было разглядеть и полосу над переносицей.

Ребенок родился крепким и красивым. Только на лбу у него потрясенные родители увидели надпись: «Пилюли Кавиккьоли — средство от боли».

Малыша отнесли в агенгство. Ровати навел справки и установил, что такой фирмы не значится ни в одном каталоге или списке Торговой палаты. Поэтому он, увы, не имеет возможности заплатить им даже за счет возмещения убытков. Но, будучи человеком отзывчивым, дал им талон, позволяющий свести надпись бесплатно.