Эдвард Х.ГАНДИ НОЧНОЕ БДЕНИЕ





Все. На сегодня хватит. Фрэнк наконец закончил копать.

— Ну вот, — сказал он, прижимая телефонную трубку к уху, чтобы лучше слышать, что скажет Элейн. — Теперь можно привезти сюда спальные мешки и всю ночь лежать под звездами.

Слушая ее вялую речь, он заглянул в прорезь для возврата денег, а вдруг там осталась монета-другая? Но на дне была лишь дохлая муха.

— Да пойми ты, — горячился он, убеждая Элейн, — ты потому и не в настроении, что, как у всякого преподавателя, у тебя в конце весеннего семестра наступило вынужденное безделье. Со мной такое тоже случается. Но зрелище Млечного пути позволит тебе увидеть минувший год в истинном свете. Что ты говоришь? Ты находишь, что это слишком по-плебейски?

Придерживая трубку плечом, Фрэнк пытался вникнуть в смысл надписи на стенке телефонной будки. Какое пособие для психологов! Доска объявлений для анонимов. Тропа разбоя для тех, кто долго ждет ответа. Грубая жизнь. Грубые мысли. Грубое искусство.

Фрэнк снова взглянул на муху. Никаких признаков жизни. Он прислонился к стеклу, но тут же отпрянул, как ужаленный.

— Что? Что ты имеешь в виду? Нет. Это не похоже ни на какое кладбище. Это же не настоящая могила, а просто яма. К тому же единственная на всем Рейвен Хилл.

Ну и жарища в этой стеклянной коробке. Он уже весь покрылся потом. Фотосинтез! Вот бы куда на несколько дней африканские фиалки Элейн! О том, что они увяли, она твердит ему уже не в первый раз. Фрэнк приоткрыл дверь и сделал шаг наружу, надеясь ощутить прохладное дыхание ветерка, но шнур был коротковат. Всегда-то ему не везет.

— Я куплю хлеба и вина, — крикнул он в трубку. — Ладно?

Сделав ради приличия паузу, Элейн, вероятно, чтобы как-то поддержать явно не клеившийся разговор, стала громко рассуждать о солнечной активности, о потеплении на планете, и конечно же, о насекомых — это была ее излюбленная тема.

Фрэнк шагнул вперед и, обняв телефонный аппарат, прислонился к стенке. А что тут еще было делать, в этой чертовой будке? Не прерывая разговора, он стал думать о завтрашнем дне. В конце концов, он мог гордиться собой. Будучи всего-навсего ассистентом преподавателя, он получил всю необходимую документацию, организовал комитет и с жаром взялся за осуществление проекта. Он даже готовил пресс-бюллетени. Пришлось наклеить сотни почтовых марок.

Были и другие заботы. Например, вот это ночное дежурство за городом на вершине Рейвен Хилл. Нужно было присматривать за выемкой. И не потому, что кто-то мог на нее посягнуть. "Ничего подобного, — как заверил его с улыбкой президент университета, — конечно же не случится". Однако подстраховаться на всякий случай не мешало, поэтому требовалось организовать охрану выемки. В поисках выхода из положения Фрэнк решил, что для этой цели лучше всего подошли бы двое — можно, так сказать, продемонстрировать совместные усилия по предотвращению внезапного нападения. Кстати, чем не предлог провести ночь под звездами вместе с Элейн?

Он подумал о ее нежной коже, светящейся в лунном свете, белой и мягкой, так резко контрастирующей с грубой реальностью окружающего мира, и представил, как они вместе пробираются в густом лесу, катаются голыми в траве, и к ее сказочному, вздрагивающему от малейшего прикосновения телу, пристают травинки…

К сожалению, мысль предстать перед Вселенной на краю вырытой ямы не показалась ей достаточно заманчивой…

— Ах, Элейн, как было бы здорово…

Нет, реальность никогда не была и, наверное, не будет в ладу с его пылкими мечтами. Тут даже психиатры не могли ничем ему помочь. Фрэнк, правда, уже давно перестал с ними консультироваться, хотя счета все еще оплачивал.

— Да-а-а, понимаю. В другой раз. Конечно. Ну, до скорого, Элейн…

"Великолепно!" — подумал он, вскакивая в машину, нагруженную всем необходимым.

Мир бесконечен. И этот мир манил его к себе. Фрэнк на полной скорости несся по городу, хотя подобная езда могла очень быстро сказаться на его "понтиаке". Перед крутым склоном холма Фрэнк переключил передачу.

Когда брусчатка мостовой кончилась, он остановил машину. За четверть мили перед вершиной холма дорога была непроезжей. Фрэнк решил — будет лучше, если он вылезет из машины. Крутящиеся с визгом колеса, летящие из-под них камни, надсадный рев мотора и раскачивание в глубокой колее — не под силу его машине. Да и ему самому не доставит удовольствия. Лучше, пожалуй, идти пешком.

Фрэнк тряхнул головой, чтобы избавиться от дурмана гнетущих мыслей. "Слишком много праздных размышлений то о том, то об этом, — упрекнул он себя, взваливая на спину поклажу. — А по сути дела и "то", и "это" в один миг из разумного превращается в нелепость". Он глубже вдохнул настоенный на хвое воздух и зашагал вверх по дороге, туда, где находилась выемка.

Холм густо порос лесом, но его вершину увенчивала поляна, покрытая травой. Фрэнк почти уже добрался до нее, как вдруг почувствовал запах дыма. Он поднял голову и увидел огонек. Это было мерцание небольшого костра на другом конце поляны. Фрэнк сошел с тропы и направился прямо к нему. Подойдя ближе, он услышал потрескивание горящего хвороста. Остановившись за кустом, Фрэнк всмотрелся пристальней и увидел старика в застегнутой на все пуговицы жилетке, сильно поношенных штанах с пузырями на коленях. Старик склонился, чтобы налить себе чашку кофе. Костер он разжег в нескольких шагах от зиявшей чернотой ямы, рядом с которой горкой высилась выкопанная земля. Старик уселся с чашкой кофе и, не глянув в сторону Фрэнка, сказал:

— Под куст, за которым ты стоишь, минут пять назад скользнула змея.

Фрэнк тут же отступил в сторону и почувствовал смущение — так могла вести себя спугнутая перепелка.

— Простите, — сказал Фрэнк, приняв независимый вид, — а вы сами что здесь делаете?

Старик бросил взгляд в сторону. Там, куда он взглянул, Фрэнк увидел фургон — один из тех, которые рекламируют и развозят товар. Фонарь, привлекая внимание насекомых, висел на поржавевшей ручке бортового замка. На борту кузова был едва различим фирменный знак: красные буквы образовывали два полукруга, один внутри другого: "Дж. О.Сейджхорн и его передвижная выставка лекарств".

— Кофейку выпьешь, сынок?

— Что?

— Кофе, говорю, выпьешь? — он резко свистнул, и Фрэнк поневоле попятился, услышав под фургоном какую-то возню. В следующий миг из-под него выползла немецкая овчарка. Собака была красивая, хотя и грязная. Старик стукнул по металлическому кофейнику палкой, и собака прыгнула в кузов машины. Но моментально выскочила обратно, держа в пасти жестяную чашку.

— Садись, сынок, — сказал старик. Он взял у собаки посудину и наполнил ее до краев. — Как тебя зовут?

— Фрэнк. Фрэнк Хендерсон.

— Так, а черный кофе ты, надеюсь, любишь?

— Что?.. Ага, — сказал Фрэнк, выбирая место, где бы примоститься, и не сводя со старика настороженных глаз.

— Та-ак, Сейджхорн — это я, а его зовут Платон. — Пес, услышав свое имя, поднял голову. Фрэнк поочередно кивнул обоим, а Сейджхорн тем временем передал ему кружку.

Выглядел старик чудно. Его длинные волосы и кустистые брови были совершенно седыми, глаза слезились. Он шмыгал носом, а лицо было таким, будто на него постоянно дул сильный встречный ветер.

— Яма что надо, — задумчиво сказал Сейджхорн, показав взглядом на выемку.

— Ага. — Фрэнк, не зная зачем, снова повернулся к фургону. За деревьями он увидел лошадь и почувствовал, как начинает разыгрываться его мальчишеское воображение. Но он все-таки решил не давать волю чувствам.

— Вы приехали, чтобы посмотреть на захоронение? — решился задать он давно мучивший его вопрос.

— Очень может быть. Как только я услышал об этой самой капсуле времени, я тут же сорвался, погрузил лошадь в фургон и на грузовике отправился в Орегон.

Фрэнк смерил Сейджхорна холодным взглядом.

— Захоронение состоится не раньше завтрашнего дня. А вы хотите остаться здесь сегодня?

Сейджхорн глянул на спальник Фрэнка, на его рюкзак.

— Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос. — В тоне его ответа Фрэнк почувствовал недовольство.

— Знаете, я тут вроде смотрителя маяка, — пояснил Фрэнк. — Меня назначили охранять эту выемку, чтобы, не дай Бог, какой-нибудь студент-астроном не выкинул номер.

— Да, это был бы завал.

— Яма вырыта глубоко, как положено, и капсула времени может пролежать в ней долго.

Сейджхорн улыбнулся.

— Так и будет. Это несомненно. Но у меня есть некоторые соображения на тот счет, как определить, будет ли капсула найдена и открыта через тысячу лет после захоронения.

— Мы уже кое-что для этого сделали.

— А точнее?

— Добились правительственной субсидии. Интересны ли вам подробности?

— Фрэнк говорил с воодушевлением, потому что все темы, связанные с капсулой, были его коньком. — И сделали ее не в каком-нибудь металлоремонте.

Эти слова он произнес скороговоркой, отметив целый ряд проблем, с которыми столкнулся субподрядчик, когда ему сказали, что изделие должно пролежать в земле тысячу лет и не разрушиться.

Сейджхорн с явным, чуть ли не детским интересом слушал Фрэнка.

— А что вы сделали для того, чтобы ее не вырыли раньше времени? — спросил он.

Внимание Фрэнка привлекла пролетевшая звезда. Когда он был мальчишкой, он часами мог смотреть на небо, ожидая этого мига. На самом-то деле падучие звезды вовсе не звезды. Теперь-то он это знает. Но все же лучше порою обладать детской верой. Она по крайней мере не так сильно разрушается. Фрэнк взглянул на Сейджхорна, надеясь разглядеть и на его лице следы этой детской веры. Если судить по фургону, одной ногой старик явно стоял в прошлом, а вот где была вторая — это вопрос.

— Для этого мы отпечатали сотни буклетов, в которых описывается местоположение капсулы и содержится просьба не открывать ее до две тысячи девятьсот восьмидесятого года. Фактически — у Фрэнка при одном воспоминании об этом стало сухо во рту, — я всю последнюю неделю только и занимался тем, что рассылал эти буклеты в музеи и в отделы редкой книги всех библиотек мира. Даже в некоторые монастыри отправил послания. Хочу верить, что капсула сохранится и о ней будут помнить.

— Через две недели я смогу узнать, когда ее найдут и откроют.

Фрэнк усилием воли подавил усмешку.

— Каким образом?

— Сейчас покажу. — Сейджхорн встал и направился к своему фургону. По нему скользнул луч фонаря, в свете которого кружились насекомые. Вот он взобрался в кузов, перелез через сиденье и исчез в глубине.

Фрэнк направился вслед за ним, чтобы получше рассмотреть знак, нарисованный на борту фургона, но свет фонаря вдруг изменил направление его мыслей. "Этот кружок света, как ядро атома, — подумал он, — а насекомые и мотыльки — электроны на его многочисленных орбитах". Он отвернулся от света и глубоко вздохнул, чтобы насытить мозг лесным кислородом и обуздать разыгравшееся воображение. Только все без толку. Сквозь просветы в деревьях виднелись далекие огоньки города. Фрэнк всмотрелся в их манящие узоры и различил среди них университетские. Вот и сияющий бульвар Вашингтона, которым он и Элейн не раз проходили вместе по дороге к студгородку, держась за руки и беседуя о своих студентах. В стороне от неонового зарева Манчестерского бульвара была ее улица. А еще немного дальше, там, у границы темноты, должен находиться парк, где он назначал свидания Элейн.

Сейджхорн спрыгнул на землю, фургон скрипнул, словно вздохнул от облегчения.

— Нужно вложить вот это в капсулу времени, — и он протянул Фрэнку маленькую металлическую коробочку.

— Но капсула уже полна. Это и есть ваше изобретение?

— Вряд ли. Для того чтобы говорить с кем-то из будущего, не нужно ничего изобретать. — Его густые белые брови медленно поползли вверх. — Достаточно простой логики.

Фрэнк рассеянно болтал в чашке остатки кофе.

— Логики? — переспросил он. — Чтобы говорить с кем-то из будущего?

— То, что я предлагаю, основано на простейшей теории движения времени. Я как раз об этом читаю лекции. — Он одернул жилетку. — Выступаю в колледжах, на окружных ярмарках, различных фестивалях, рассказываю о методах пограничной медицины, о лекарствах, которые рекламирую. Это придает лекциям пикантность. Впрочем, людей больше привлекают мои карточные фокусы.

— А я-то думал, достаточно фургона, — сказал Фрэнк, кивнув через плечо. — Он ведь может больше всего привлечь внимание людей.

Но Сейджхорн юмора не понял. Фрэнк прокашлялся, чтобы подавить смешок. Они вместе направились к выемке и уселись около нее на землю. От огня шло тепло, и Фрэнк с удовольствием протянул к нему руки. И тут же поднялся и зашумел ветер — сначала в вершинах деревьев, потом за фургоном. Как здорово, если бы здесь сейчас сидела Элейн, а не этот старый чудак. Сейджхорн, вероятно, пытается пробудить в нем любопытство. Но зачем? Фрэнк немного смягчился:

— А в чем состоит ваша теория движения времени?

— В простом допущении того, что среди нас на земле есть люди, путешествующие во времени.

Фрэнк снова стал болтать в чашке остатки кофе. И костер своим потрескиванием словно подтверждал его сомнения.

— В самом деле, — сказал Сейджхорн, — это очень логичная теория, если согласиться с тем, что человек в определенном случае может выполнить то, что задумал. Через тысячу лет он, вне всякого сомнения, откроет секрет передвижения во времени. Он отправится в прошлое узнать, как строились пирамиды, станет свидетелем суда над Сократом и увидит, как распинали Христа. Поэтому вполне логично допустить, что путешественники во времени есть и среди нас, в настоящий момент. Единственная проблема состоит в том, как ввести человека в космос. И у меня есть план, который делает это возможным.

— Понятно. Но какая связь между вашим планом и нашей капсулой времени?

— Эта капсула, если она сохранится тысячу лет, будет открыта обществом, которое уже овладеет способами возвращения в прошлое.

Фрэнк недоверчиво посмотрел на своего собеседника.

— Что, не веришь?

— В способность возвращаться? Сама концепция содержит в себе слишком много противоречий.

Сейджхорн посмотрел на свою металлическую коробочку и потер ее поверхность указательным пальцем, словно очищая от грязи.

— Противоречие — скользкое словечко, сынок. В конце концов, что чему противоречит? — Он задал свой вопрос, словно выпустил при этом изо рта кольцо дыма. Затем он достал из жилета сигару, откусил ее кончик и сплюнул в выемку. — Все зависит от точки зрения.

— Да ну?

— Две с половиной тысячи лет назад Пифагор заявил, что Земля вращается вокруг Солнца. Но кому-то ведь казалось, что вращается Солнце. — Он вытащил из огня обгоревший сучок и прикурил от него. — Так вот, — продолжал он, попыхивая сигарой, — это очевидное противоречие нисколько не смутило Пифагора.

— Можно, конечно, восхищаться этим, но мы с тех пор все же несколько ушли вперед…

— Вот именно! За прошедшие тридцать лет мы продвинулись в науке дальше, чем за всю историю человечества. Мы наблюдаем сейчас геометрическую прогрессию знаний. Научная информация каждые пять лет удваивается. Боже мой, да если такой темп сохранится, то до того как откроют капсулу, мы станем свидетелями удвоения наших знаний в двести раз! Да вот возьми хотя бы самый обычный цент, удвой его двадцать семь раз — и у тебя уже миллион! Всего двадцать семь. А представь себе, что случится после удвоения наших знаний в двести раз. Можешь ли ты без колебаний сказать, что путешествие во времени никогда не осуществится?

— Ладно, — ответил Фрэнк, слишком уставший для упрямого топтанья на ристалище словесных ухищрений. Он начал понимать, что старика ему не переспорить. Сейджхорн, может, и сумасшедший, но теорию свою он защищает умело. — Что там у вас в коробке?

Сейджхорн хмыкнул и потер крышку, словно снимал пыль тыльной стороной ладони.

— Манускрипт, — сказал он. — Манускрипт с чрезвычайно интересным содержанием. Написан на специальной бумаге особыми чернилами и может сохраняться не меньше чем тысячу лет. О приманке на этот крючок я позаботился как следует.

— И что же вы использовали в качестве приманки?

— Чтобы заманить путешественника во времени в открытое пространство, нет ничего лучше, чем другой такой же путешественник, точнее, человек, как бы выброшенный на берег и ожидающий спасения. Конечно, при проведении исследований в этом временном измерении несколько несчастных будет потеряно — тех, кто уже никогда не вернется из своего рейса в прошлое, людей, оставшихся в неизвестности, в какой-нибудь давней эре. Как, скажем, Амелия Эхарт. Я думаю, нечто подобное вполне можно предположить.

— По закону Мерфи.

— Точно. И представь себе, что ты один из таких путешественников, приземлившийся в двадцатом веке. Как еще послать в будущее сигнал о твоем отчаянном положении, если не с помощью капсулы времени?

— В самом деле, как?.. — Фрэнка это заинтриговало.

— Одну минутку, — сказал он после некоторого раздумья. — Если я правильно понял, ваше сообщение дает описание путешественника, застрявшего в нашем столетии. Но наш язык! Разве не подвергнется он за несколько грядущих столетий заметным изменениям? Доступен ли будет нашему путешественнику язык будущего, чтобы послать свой SOS?

— Но ведь автором манускрипта может быть не сам путешественник, а его друг, который знает, как тот сюда попал и хочет помочь ему выжить в этом примитивном столетии. К сожалению, у путешественника лихорадка, и друг беспокоится за его рассудок, боится, что тот сойдет с ума, станет опасен для окружающих. Вот он и шлет сигнал в будущее.

В теории Сейджхорна была убийственная логика. В минуту слабости Фрэнк, пожалуй, мог бы воспользоваться этой логикой. Он поднял голову и взглянул на звезды. Одна из них сияла очень ярко, но он-то знал, что свет пошел от этой звезды тысячи лет назад. Да и самой звезды, скорее всего, давно уж нет. Впрочем, иной раз многого лучше и не знать, храня веру в вечность мироздания.

— Даже поверив в вашу теорию, я не смог бы поместить эту коробочку в капсулу. Туда ничего больше не может войти.

— А ты засунь как-нибудь. Или что-то вынь, а ее вложи.

— Вынуть?! Ради какой-то незрелой теории?

— Я сеятель капсул времени. Я сеял их прошедшие двадцать лет. И теория моя не такая уж… незрелая.

Фрэнк, сам не зная отчего, почувствовал разочарование.

— Так значит, вам уже не впервой?..

— Нет-нет, сынок. Боюсь, что нет. — Он нахмурился, однако тут же лицо его просветлело. — Но твоя капсула должна сохраниться. Так же, как и та, которую "Нотингейл Корпорейшн" зарыла в шестьдесят третьем. Только, — и он метнул взгляд в сторону, — она, вероятно, никогда не будет найдена.

— Значит, вы проверяете вашу теорию на протяжении последних двадцати лет, и она ни разу не подтвердилась?

— Капсула — штука хитрая. Некоторые из капсул будут выкопаны лет через сто-двести. Гораздо раньше, чем наступит век путешествия во времени.

Фрэнку стало жаль старого безумца. Двадцать лет! Интересно, много ли он за это время "насеял" капсул?! Фрэнк не мог не хмыкнуть при мысли о будущих ученых, целым коллективом почесывающих головы при этом "открытии".

— Я бы хотел только одного: быть рядом с теми, кто откроет капсулу и найдет одно из ваших посланий.

— Раньше следующего века это вряд ли произойдет. Конечно, вначале они могут не поверить так же, как и ты.

Фрэнк в притворном удивлении поднял брови.

— Но когда они обнаружат, что вторая, третья, четвертая… — Он замолк и повел рукой, словно показывая, сколько их было, — когда они увидят, что почти каждая из этих продолговатых капсул, захороненных в двадцатом столетии, содержит в себе одно и то же послание, им будет о чем задуматься.

— И вы, конечно, на это рассчитываете?

Сейджхорн уверенно кивнул.

— Точно. Это такая тайна, из которой возникают легенды и мифы. Если мои капсулы времени не сохранятся несколько столетий, то уж одна-две удивительные легенды — наверняка сохранятся.

Выдумка была слишком хороша, чтобы Фрэнк так вот сразу мог от нее отказаться. В ней присутствовали неотразимая логика и определенная глубина. И вдруг до Фрэнка дошло, что его собеседник обладает столь же необузданным воображением, как и его собственное. Это же его друг по несчастью! Не станет ли и он сам лет через тридцать таким же точно стариком, безнадежным мечтателем, одержимым всякими невероятными идеями?

Он машинально взял у Сейджхорна коробочку и в задумчивости начал ее вертеть и пытаться открыть.

— Она запечатана, — сказал Сейджхорн.

— Почему?

— Мера предосторожности. Манускрипт помещен в вакуум.

— Да ну?

Фрэнк снова повертел коробочку в руках. На ней, как на новом садовом инвентаре, был тонкий масляный слой. Фрэнк положил коробочку на землю.

— Интересно бы прочесть, что там у вас написано.

— Самое существенное в манускрипте — время и место нахождения. Подробное описание сбитого с толку путешественника во времени, оставшегося в нашем столетии. Как бы то ни было, я обещаю доставить моего друга в точный день и час в определенное место, где у него будет шанс на спасение. Точное время и место, учти это. Поэтому, когда сообщение будет получено, некоторые путешественники окажутся в кабачке "Рейвен Хилл".

— В кабачке?

— Ну да, там я как раз буду в пять пополудни через неделю, если считать с пятницы. В послании я описал свои приметы. И если мой план сработает, некоторые настоящие путешественники смогут там со мной встретиться.

— И вы таким образом докажете, что они существуют?

— Точно!

Фрэнк поднес чашку с остатками кофе к губам и взглянул на Сейджхорна. Пока что он пожертвовал своими наблюдениями ради подтверждения теории. Теория выдержала, а вот как, интересно, сам старик? Трудно сказать определенно. В лице его и голосе что-то изменилось, а может, у него просто воображение разыгралось? Впрочем, иногда лучше не знать, в чем суть фокуса.

Но вопросы продолжали возникать. Кто этот старик? Откуда он? Чудак он или гений? Внешность еще ни о чем не говорит, у него острый ум, в тупик его не загонишь. Фрэнк чуть выждал и резко спросил:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем вы потратили двадцать лет?..

И вдруг его осенило. К чему весь этот долгий разговор, если они так и не нашли общего языка? Эта мысль на мгновение оглушила его. Неужели реальность обогнала в конечном счете его воображение? Неужели он упустил что-то важное?

Это ему нужно было знать наверняка.

— Ладно, мистер Сейджхорн, — сказал Фрэнк, кашлянув. — Вы меня уговорили.

Сейджхорн улыбнулся, потрепал по холке собаку и поднял свою чашку, будто хотел произнести тост.

— У меня возникла одна мысль, — сказал Фрэнк, подавляя смущение и присоединяясь к тосту. Он отпил кофе и поставил чашку рядом с огнем. — Не знаю, как я об этом раньше не подумал.

— О чем?

Закинув руки за голову и опершись спиной на рюкзак, Фрэнк смотрел на мерцающие звезды. Время отшлифовало их, и они весело блестели в темноте. Некоторые даже подмигивали ему.

— Допустим, действительно был такой путешественник, застрявший в этом столетии. Допустим также, что капсула времени — единственная для него возможность послать сообщение в будущее. И тут возникает вопрос. — Он обернулся к Сейджхорну: каким образом этому несчастному удастся убедить кого-либо вложить послание в капсулу?

Сейджхорн пожал плечами, но от Фрэнка не укрылся лукавый огонек, блеснувший в его глазах.

— Да уж верно найдет какой-нибудь способ, — хитро прищурившись, сказал он.





Загрузка...