Фантастика и Детективы, 2014 № 07 (19)

Письмо из России

Мой друг Шерлок Холмс всегда поражал меня проницательностью, однако в тот вечер он превзошел самого себя.

Я возвращался от пациента и по старой памяти заглянул на Бейкер-стрит — в свою бывшую холостяцкую квартиру.

Холмса я застал в его любимом кресле.

Не вынимая изо рта трубки, он указал на диван и снова прикрыл глаза. Зная, что в такие минуты его лучше не беспокоить, я уже собирался было поднять и расправить валявшийся на полу номер «Дейли-газетт» (прочитанные Холмс обычно комкал и отшвыривал), когда на глаза попалась лежащая на столе между нижней челюстью эоантропа и золотой гильотинкой для сигар (откуда она тут — Холмс же отродясь не курил сигар?) рукопись на незнакомом языке. К счастью, ниже следовал перевод:

Текст был небольшим, поэтому я довольно быстро пробежал его глазами.

— Что скажете, друг мой?

Умение Холмса мгновенно переходить от полного покоя к самой кипучей деятельности всегда меня восхищало.

— Без сомнения, перед нами сказка.

— Верно подмечено. Еще?

— Для детей, — после минутного раздумья добавил я.

— А вот здесь, мой дорогой Ватсон, вы ошибаетесь.

— Но…

— Давайте обратимся к фактам. Итак, что мы имеем?

— Пожилую крестьянскую супружескую чету.

— Отлично, — приободрил Холмс.

— По просьбе супруга крестьянка испекла колобок, и они, вероятно, собирались ужинать.

— Они! — азартно подчеркнул Холмс. — Заметьте, Ватсон, они! Крестьянка положила горячий хлеб к окну… Дальше!

— Дальше, собственно, начинается сказочная часть.

— Ничего подобного, Ватсон, дальше начинается вранье!

— Черт возьми, Холмс! — воскликнул я. — Если придерживаться подобной точки зрения, любую сказку придется классифицировать, как вранье!

Не будучи поклонником этого жанра, я тем не менее позволил себе несколько слов в его защиту: напомнил моему чересчур уж практичному другу об аллегориях, о пользе сказок, о заложенной в них скрытой морали.

— Поздравляю, Ватсон, вы только что блестяще подтвердили мою версию этого преступления.

Я вытаращил глаза.

— Читайте, — на этот раз Холмс протянул мне распечатанное письмо:

Я был потрясен. Холмс, всегда с такой щепетильностью подходивший к выбору подлежащих расследованию преступлений — и вдруг заинтересовался подобной безделицей!

По своему обыкновению Холмс не замедлил ответить на невысказанный вопрос.

— Вы неправы, Ватсон. Во-первых, кому еще браться за подобное дело, как не нам, живущим на Пекарской улице! Во-вторых, убийство — далеко не пустяк.

— Убийство… колобка?

— Мой дорогой друг, — улыбнулся Холмс. — Разве не вы только что, столь страстно защищая сказки, вспоминали об аллегории?

— Да, — согласился я, — но какая может быть аллегория в том, что крестьянка испекла колобок?

— Вы абсолютно правы, никакой: начало нашей истории более чем реалистично, зато продолжение… Если бы дело происходило не двести-триста лет назад, а сейчас, то при вскрытии трупа…

— Трупа? — переспросил я, уже окончательно запутавшись.

— Ну, разумеется, — невозмутимо парировал Холмс. — Это же элементарно, Ватсон! В документе четко сказано: крестьянка с трудом наскребла муки, чтобы испечь хлеб. Что это, по-вашему, означает?

— Рискну предположить, что крестьяне испытывали крайнюю нужду.

— То есть попросту голодали. Итак, голодная крестьянка испекла колобок, положила его на окно, чтобы остудить и, вероятно, вышла по каким-то хозяйственным делам. Что делает в это время крестьянин? Пожирает взглядом румяный колобок, вдыхает его аромат, наконец, не выдерживает и съедает, не дождавшись супруги. А теперь представьте, Ватсон, изможденную голодом женщину, которая вместо свежеиспеченного хлеба получила на ужин сочиненную мужем небылицу.

— Небылицу?

Холм придвинул рукопись:

— «Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше…»

— Каково? — продолжал он, поднимая глаза. — Неудивительно, что рука крестьянки сама собой потянулась к ухвату! Совершенно уверен: кроме расколотого черепа, на костях убитого наверняка остались следы ножа. Разделочного ножа, Ватсон!

— О Боже, Холмс, неужели!

— Увы, мой друг, увы, — Холмс сокрушенно покачал головой. — Дикая голодная Россия…

Я мгновенно представил себе бесконечные снега, лютую стужу… До сих пор никому еще не удавалось постичь загадочную русскую душу! А в особенности душу русской крестьянки, которая, как писал один их поэт, «…коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…»

— А вот дальше, Ватсон, и начинается самое интересное, — Холмс опять заглянул в документ. — Кто такие, по-вашему, Заяц, Волк, Медведь и Лиса?

— Э-э…

— Заяц и Волк, мой дорогой друг, по всей видимости, соседи, которые спустя время хватились старика. Медведь, скорее всего, представитель местной полиции — урядник. Или что-то в этом роде. Всех троих крестьянке не составило труда обвести вокруг пальца. А вот Лису… Провести следователя убийце не удалось. Он заставил ее повторить показания несколько раз и, вероятно, на чем-то все же подловил. Вот она аллегория, Ватсон:

— «Спасибо, Колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок», — сказала Лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса — ам его! и скушала».

— Постойте, Холмс, но если уж говорит об аналогиях, то Лиса, насколько мне известно…

— Не забывайте, Ватсон, что перед нами русская сказка. Лиса там является символом хитрости. Так что с аналогией здесь все в порядке, нарушение заключается совсем в другом.

— И в чем же?

Холм откинулся в кресле.

— Будь мистер Игнатьев специалистом в этой области, то сразу бы сообразил, почему, как он выразился, история «выбивается из себе подобных».

Я был весь внимание.

— Перед нами завуалированный рассказ об убийстве и его расследовании. Начало относится к так называемым бытовым сказкам, продолжение — к сказкам о животных. Явное нарушение канона. Встает вопрос, кому и с какой целью понадобилось создавать подобную мистификацию? Крайне интересно. Правда, не уверен, что в России найдется человек, способный… — на мгновение Холмс задумался. — Впрочем, постойте, кажется, один приличный следователь там все же имеется — некто мистер Фандорин…

Теперь, после объяснений моего гениального друга, все встало на свои места. А я в очередной раз убедился в собственной тупости: ведь мы с Холмсом читали один и тот же документ! Неужели я никогда так и не научусь применять на практике его знаменитый дедуктивный метод?

— Знаете, что я вам посоветую, Ватсон? Не публикуйте эту историю: одно дело — частное расследование и совсем другое… Никогда не покушайтесь на великий памятник словесности! — Холмс взглянул на часы. — Если мы чуть-чуть поторопимся, то, пожалуй, еще успеем в оперу. Мадам X как раз сегодня дает концерт…