POV Арина
- Богдан, не обижай брата!
Соединяю ладошки вместе и кричу с лавочки, откуда наблюдаю за младшими братьями, которые толкают друг друга на горке. Артёмка фырчит и что-то пытается доказать, а Богдаша, как всегда, не многословен и в ход пускает силу. За это мама часто ставит его в угол. Он обижается еще сильнее на братишку-близнеца, выражая недовольство нечаянным шлепком или подножкой. Я пытаюсь никого из них не обидеть и выслушать каждую сторону, но мой голос против маминого не имеет веса.
Богдан вроде успокаивается, уступая брату, а я в это время смотрю на экран смартфона. Мама должна была позвонить еще полчаса назад. Мы все вместе хотели сходить в торговый центр за обновками для братишек, да и мне пора сменить гардероб. Вряд ли родители позволят купить то, что мне хочется, но и на том спасибо.
Чтобы не томиться в ожидании, набираю матери. Идут длинные гудки. Она не берет трубку. Тогда звоню отцу, но и с его телефоном та же песня. Сердце начинает работать не в том режиме, и я прикусываю губу изнутри. Снова набираю маме. Когда та не отвечает на десятый раз, решаю больше не сидеть на месте.
Университет недалеко, и сегодня они оба там. Мама пошла следом за отцом, чтобы занести какие-то бумаги, а папа все хлопотал с какой-то докторской или докладом. Я не вникала в детали. До начала учебного года осталось несколько дней, но родители уже вовсю погрязли в работе. Мне же оставалось смотреть за четырёхлетними шалопаями, которые постоянно что-то творили, стоило лишь оставить их без присмотра.
– Мы за мамой?
Богдан всегда нетерпеливый. Хочет все знать и задает кучу вопросов. С Артёмом проще, вроде. Ведь иногда из него приходится вытягивать ответы.
– Да, Богдаш, за мамой.
– А мы в игловую пойдем?
Светлые бровки сходятся вместе. Он такой забавный сейчас. Киваю вместо слов и веду их за собой. Университет встречает нас пустыми коридорами и светлыми стенами. Мама хочет, чтобы после школы я стала их студенткой. Я вроде и не против, хотя моего мнения никто не спрашивает. Каждому из детей Бельских уготована дорога по стопам родителей. Мне это вдалбливали в голову с раннего детства. Папа был помешан на работе, и мама слепо следовала за ним.
Охранник на входе в здание записал нас в журнал и пропустил к родителям. Я знала, куда идти. На второй этаж в двадцать первый кабинет. Здесь преподавал папа. Следовательно, и мама должна быть с ним. Аудитории по соседству.
Братишки шли за мной и снова препирались, поэтому я забыла постучать в дверь и попросту ее открыла. Порог переступить не успела. Только ладошками прикрыла мальчишкам глаза.
- Не смотрите.
Произнесла шепотом, чувствуя, что мир вокруг закружился. Не могла поверить своим глазам. Быстро хлопнула дверью и оттянула мальчишек назад.
– Мы же маму искали.
Загундел Богдаша, дергая меня за юбку.
– Али-и-ин…
– О, вы здесь, – мамин голос был веселым, – у меня тут проблемка нарисовалась. Сейчас папе вашему скажу…
– Нет, мам!
Я резко повернулась к ней, но остановить не успела. Она уже потянула за ручку.
Следующие минуты показались настоящим адом, потому что мама влетела в аудиторию и орала, словно ее режут. Я сначала окаменела, а потом все же утянула братишек в сторону, чтобы они не видели кошмара, который творился в кабинете между родителями и молодой девушкой. Меня всю трясло от увиденного и услышанного, и я не знала, как реагировать на то, что сейчас происходило. Увожу Богдашу с Тёмой на первый этаж, надеясь, что вскоре все закончится. Руки трясутся. Ноги превратились в желе. Я не слышу ничего, кроме тех ужасных слов, которые родители бросают друг другу.
Охранник смотрит на нас с немым вопросом в глазах, а дальше и вовсе становится хуже. Вниз прибегает какая-то женщина в очках, зовет местного секьюрити, и они уходят наверх.
Моё сердце бахается о пол. Лицо полыхает. Мальчишки дергают меня за руки, а я не могу ничего сказать. Весь организм напрягся в ожидании. Звуки пролетают мимо, и все, что мне удается, это шикнуть на близнецов. Если Артёмка тут же надувается, прекращая всякие действия, то Богдан вырывает руку из моей и начинает топать ногами. Разрываясь от разных эмоций, отвожу их к окну и прижимаю к себе.
– Мы дождемся маму и пойдем.
Посматриваю в сторону лестницы и сглатываю остатки слюны. В горле пересыхает, и не только от жары. Внутри что-то не намеренно, но верно рвется. Даже наше утренние посиделки за столом всей семьей превращаются в фарс. Неужели папа так мастерски играл любовь к маме? Ведь сколько себя помню, у них были нежные теплые отношения, ни одной ссоры, лишь маленькие боевые схватки на наш счет. На счет детей. И все.
От воспоминаний и осознания реальности по телу пробегает дрожь. Казалось, каждая клеточка во мне пыталась отторгать действительность. Так же не может быть? Все это не с нами? Мой дурной сон?
Я даже зажмурилась с удвоенной силой, до белых мушек перед глазами, но, когда открыла глаза, ничего не изменилось. Я по-прежнему находилась в коридоре университета и обнимала братишек. Уловив движение около лестницы, сразу направилась туда, взяв Богдашу и Артёмку за руки. Сейчас они молча следовали за мной и не задавали вопросов, от чего в голове звенела тишина и стук маминых каблуков.
Мои глаза увеличились вдвое, а то и втрое, когда я ее увидела. Всегда собранная и примерная преподавательница английского языка сейчас была похожа на заядлую хабалку. Глаза горели злостью, прическа растрепалась, волосы торчали в разные стороны, и она не стремилась поправлять платье. Просто шла вперед и ничего не видела. Нас в том числе.
Пришлось догнать ее. Только никакие слова на ум не приходили, и мы молча вышли из университета. Вот там-то я и не выдержала.
– Мам? – Она шла вперед и не услышала меня. – Мам?
– Что?! – Слишком резко обернулась и выкрикнула мне в лицо, а я от неожиданности сделала шаг назад, прижимая мальчишек к себе.
POV Кирилл
– Кирюша, почему ты вещи не собираешь?
Глаза бабули превращаются в щелки, когда она входит в мою комнату и останавливается около большой спортивной сумки на полу. Дверки шкафа открыты. Несколько футболок валяются на полу вместе с брендовыми джинсами. Я же лежу на кровати и таращусь в потолок, заткнув уши наушниками. Биты совпадают с ударами сердца. Оно готово выпрыгнуть из груди. Часто бьет по ребрам, оставляя в костях трещины. Рок – единственное, что сейчас спасает от эмоций. Они слишком ядовитые. Жалящие. Не щадят. Так бьют по нервам, что я сжимаю кулаки.
– Кирилл?
Она подходит ближе и срывает к чертям последнюю надежду на успокоение. Хочу обратно вернуть звук, но она отбирает у меня телефон и бросает его на кресло, стоящее рядом. Из груди тут же вырывается хриплый выдох. Дальше смотрю в потолок. Ровный светлый натяжной потолок. Ремонт отличный. Сын постарался.
– Отец скоро приедет. Ты же знаешь, как он отреагирует.
– Знаю.
– Тогда почему намеренно его злишь?
Вот тут я резко подрываюсь на ноги, возвышаясь над бабулей чуть ли не на голову. Ее мои резкие движения не пугают, наоборот, начинает топать ногой и складывает руки на груди.
– Наверно, потому что он меня в ссылку отправил и лишил средств связи.
Тычу пальцем в бесполезный телефон, в котором была лишь одна нормальная функция – музыка. Любимый родитель перекрыл мне доступ в интернет, звонки и смс. Я был один целое лето, если не считать бабули, которая изо всех сил старалась скрасить мое одиночество. Наедине с мыслями и воспоминаниями.
– Ты же его понимаешь, Кирюша, – бабушка тяжело вздыхает и принимается убирать мои вещи в сумку, пока я, как бык, раздуваю ноздри в ожидании матадора, – ты был не в себе. Мог попасть в неприятные ситуации из-за эмоций.
– Я уже это слышал, – сжимаю кулаки крепче прежнего и иду к выходу, – если думаете, что тюрьма помогает избавиться от чувства вины, то ошибаетесь.
– Это было не мое решение, Кирилл.
Выпрямляется и смотрит на меня, сминая футболку пальцами, и вроде я должен разговаривать с ней иначе, а не могу. Крошит меня внутри. Лава извергается раз за разом. Не могу справиться. И никакие три месяца одиночества не сотрут из памяти моего косяка. Не избавят от последствий.
– Но ты и против ничего не сказала.
Кидаю, выходя в коридор. Залетаю в кухню и наливаю себе воды. Осушаю стакан и слышу, как шины шуршат по асфальту. Медленно подхожу к приоткрытому окну. Смотрю вниз и вижу, как из тонированной тачки выбирается отец. Прямая спина. Резкие отшлифованные движения. На глазах очки. Меня кроет моментально. Он, словно чувствует и поднимает голову вверх. Мы сталкиваемся взглядами. Меня окатывает горячей волной эмоций. Стакан лопается в руке. Осколки падают на пол. Боли не ощущаю. Даже не моргаю. В ушах зашкаливает пульс. Картинки перед глазами меняются отнюдь не радостные. Кадр за кадром на репите. Убивает. И сжечь бы пленку, но некому...
POV Арина
Наша семья всегда казалась мне образцовой. Мама с маниакальным стремлением к идеалу. Папа с вечным рвением достичь высот ради нас, а теперь вся картинка рассыпалась на мелкие частички. И вроде нужно попытаться собрать их, но все проходит мимо, не имея желания нагнуться и внести свою лепту. В тот день дома разразился настоящий скандал. Папа вернулся вечером, и мама его поджидала с чемоданом в руках. Нам было строго-настрого запрещено высовываться из комнаты. Наверно, матери хотелось убрать проблему, в данном случае отца, с глаза долой, и тогда всем непременно стало бы легче. Но не стало...
– Алин? – Богдаша дергает меня за рукав платья и приводит тем самым в чувство, ведь я то и дело возвращаюсь в тот вечер. – Бабушка ждет, да?
– Да, – киваю и провожу пальцами по ручке, – приехали. Выбираемся, мальчики!
Стараюсь не показывать, как плохо на душе. Беру сумки, которые мне подает таксист и с тяжелым вздохом провожаю машину взглядом. Я бы долго смотрела вдаль, но мальчишки не дают расслабиться. Дергают с двух сторон, и я растягиваю по лицу улыбку.
После ругани с отцом по поводу имущества нам пришлось собрать вещи. Не знаю, почему родители не нашли компромисса. Только папа кричал о том, что хочет жить счастливо, и ему нужно жилье, да и мама отчаянно рвала глотку за нашу жилплощадь. Крики и оры не прекращались до полуночи, и если братишки мирно уснули, то я слышала каждую фразу родителей. И это было больно. От слез сдерживали Богдан и Тёма, сопящие под боком. Папины слова попадали точно в цель, и я не могла представить, как в это мгновение себя чувствовала мама.
Из комнаты я так и не вышла. Спала от силы пару часов, а утром узнала, что мы переезжаем к бабушке в пригород. Эти новости радости не вызвали. У меня на носу новый учебный год. Добираться до школы далеко. Садик близнецов тоже остается здесь, в самом центре города, и такие изменения добавляли ложку дегтя в бочку с тем же дегтем. Сладенького не намечалось.
Я переживала и не могла этого показать. Просто не имела права. Мама запихала нас в такси и даже не обняла мальчишек, хотя всегда это делала. Их она заботой не обделяла. Я же списала такое отношение на расстройство от предательства отца и старалась компенсировать братишкам отсутствие улыбающейся матери. У меня не было времени оценить масштаб произошедшего, потому что последующие полдня ушли на разбор наших вещей и обустройство у бабушки в квартире.
Она много улыбалась. Накормила нас пирогами с вишней, а потом и наваристым домашним борщом. Мамы так и не было. Я беспокоилась и не находила себе места. Никогда не видела ее такой. Она всегда тщательно следила за своим внешним видом, а то, что я увидела утром, меня обескуражило. Блеклая. С хвостом вместо кудрей. В футболке и шортах. Мама совсем на себя не была похожа. Это зрелище разрывало душу и вынуждало заламывать пальцы. Я долго ждала ее, но задремала, читая братишкам сказку.
Не знаю, сколько по времени длился мой сон, но проснулась я от тихих голосов, доносившихся со стороны кухни. Бабушка чуть ли не шептала, а мама нет-нет, да повышала тональность. Я поднялась и аккуратно соскользнула с постели, чтобы не разбудить мальчиков. Даже без лишнего шума прокралась к кухне на цыпочках и замерла, прикусив губу.
- Я не знаю, что делать. Не знаю. Он уже притащил ее в нашу квартиру...
Кажется, я даже дышать перестала. Только руку прижала к губам, чтобы не издавать ни звука. Пульс стремительно набирал обороты, отдавая ударами в районе висков, но я стояла за дверью дальше.
– Успокойся, – бабушка шептала ровным голосом, не выдавая своих эмоций, – все решится. Обрубать нужно на холодную голову, а у тебя сейчас каша. И скажи, зачем ты уволилась? Ты на что детей кормить собираешься? Эта гордость твоя не уместна.
– Я не смогу работать с ним вместе...
– Не реви! Вон, чаю выпей!
– Мама...
– Все! Там трое за стеной сопят, а тебя ждали. Расквасилась тут, – скрипнул стул, и я инстинктивно напряглась, пытаясь слиться с стеной, но не помогло. – Чего спряталась? – Бабушка вышла в коридор, поймав меня на подслушивании. – Заходи. Будем разговаривать. Чай, не пять лет уже, а восемнадцать будет. Бегом за стол!
Впервые я не была рада тому, что меня сочли взрослой и допустили к семейному совету. Хотя права голоса, как оказалось, я так и не имела. Мама поставила меня перед фактом. У папы теперь есть другая женщина, и нам придется смириться с тем, что прошлой семьи нет сейчас и в будущем не будет. Если до этого момента картинка из аудитории терялась среди суеты, то в тот момент, сидя за столом, я осознала, что жизнь не станет прежней.
Изменения вступили в силу уже на следующий день. Богдан и Артём стали моей ответственностью в полной мере. Мама отправилась на поиски работы, а я возилась с братьями. Бабушка лишь маяковала, когда нам нужно поесть, и спешила потискать близнецов.
Мне же пришлось даже разговор с Соней отложить, потому что мальчишки не давали нормально пообщаться с подругой. Соня была моей одноклассницей и строчила смски, пытаясь узнать, почему я не такая общительная с ней, как обычно. Мне же не хотелось поднимать тему отношений с родителями и переездом к бабушке. Я писала неоднозначные ответы. Может, при встрече мы обсудим случившееся, но не сейчас. Я сама не могла понять, что именно творится в душе. Я любила обоих родителей и не знала, как отнестись к предательству отца. Даже думать об этом не хотела, отвлекаясь на Богдашу и Тёму.
Мама снова поздно вернулась домой. Меня удивило, что, вместо печали, на ее лице светилась радость. Мы снова собрались за столом в кухне, где она огорошила меня «радостным» известием.
– Света оказалась настоящим кладом, – мама говорила со странным блеском в глазах, – одним звонком решила наши проблемы.
Именно в этот момент мое сердце начало стучать чаще. Видимо, сработала интуиция. Я смотрела на родительницу и не моргала. Бабушка же расслаблено размешивала сахар в чашке с чаем.
POV Арина
Лицей, в которой меня определила мама, прославился на весь город его пафосными учениками и ученицами. В большинстве своем они представляли собой детей высокопоставленных лиц. Если простые смертные и оказывались в стенах этого учебного заведения, то не просто так. По знакомству, как мама, или за n-ю сумму. Так повелось, и систему вряд ли можно сломать.
Я знала, как могут относиться богатые детки к другим, менее статусным ровесникам. Смотрели они свысока. При удобном случае норовили задеть, да побольнее, показывая свою значимость. Соревнования и олимпиады между учениками из разных школ показывали это и не раз.
Наверно, по этой причине я не могла найти себе места и кусала губы, пока мама активно готовила нас к новой жизни. С подругой поговорить мне так и не удалось, ведь родительница навесила на меня обязанностей, да и подготовка к учебе вышла на первое место. Мне выдали форму. Длинную юбку. Боже, прости... Мама и раньше не баловала меня приличными вещами, но тут окончательно добила. Плиссированная бордовая юбка ниже колен скрывала все, что только можно. Блузка закрывала тело по самый подбородок. Из всех возможных вариантов она выбрала «безопасный» по ее мнению.
Мои попытки возразить были отметены на корню. Сразу. Я даже сути не успела донести.
Обувь мы обновить не успели, и в итоге, самый праздничный день, по мнению матери, начался с опоздания. Я пыталась себя успокоить тем, что нужно смягчить для матери удар от измены отца, помогать и не показывать вида, как внутри все лопается. А там не просто лопалось. Рвалось с хрустом. Громко. Я ждала, что папа позвонит и узнает, как у меня дела, что с близнецами, но он молчал. И я не решалась набрать ему. Хотя вечерами долго смотрела на экран телефона с зависшим над кнопкой пальцем.
Эти чувства нельзя было отнести к определенной категории. Я не злилась на него. Мне было больно. Обидно. Только если мама готова была растерзать отца при встрече, то я хотела поговорить. Узнать, за что он так с нами?
Мысли добивали и занимали слишком много места, а еще страх... Перед первым учебным днем среди новых ребят. Я со старыми-то с трудом общалась, а тут и вовсе не представляла, чем все обернется.
Сегодня бабушка занялась близнецами, а мы спешно сели в такси и поехали в лицей. По пути матери звонила та самая Света, о которой я раньше не слышала. Мама нервничала, но старательно лепила улыбку на лицо. Я тоже старалась не паниковать, вот только когда увидела здание, внутри все дрогнуло. На автомате шагала за гордой родительницей и, в конце концов, не выдержала. Надежда, как говорят, умирает последней.
– Мам, а это обязательно?
Перекидываю сумку на другое плечо, смещая центр тяжести. Тереблю пальцами толстую лямку, пытаясь успокоить частое сердцебиение, когда мы переступаем порог лицея. В отличие от старой школы, где я училась раньше, здесь даже пахнет иначе. Свежестью и роскошью.
Уж про обстановку и говорить нечего. Идеальные коридоры, по которым мы вышагиваем, напоминают европейские университеты. Чистота. У окон диванчики. По пути замечаю несколько кулеров с водой. Очень много растений в горшках. От каждой детали потеют ладони, а пальцы крепче сжимают лямку сумки.
– Обязательно. Так будет лучше для всех нас. – Она, как монетки, чеканит каждое слово, пока я слушаю цокот ее каблуков. – Сама видела, что происходило… – Мама шумно выдыхает и останавливается, бросая на меня расстроенный взгляд. – Я теперь вам и папа, и мама. Если ты мне не поможешь, то я одна не справлюсь. – Горло эмоциями сжимает, но дальше настаивать на своем я не могу и не имею права, поэтому ограничиваюсь скупым кивком и видимостью спокойствия. – Вот и хорошо. – Нежные пальчики стряхивают пылинки с моего плеча, после чего мамин взгляд меняется на профессиональный, отточенный годами практики. – Пойдем. Нина Павловна тебя ждет. С ребятами как раз познакомишься. Новая жизнь у нас теперь, понимаешь?
Понимаю… От этого и страшно. Только мама разворачивается на каблуках и шагает дальше к приоткрытой двери. Мое сердце в одно мгновение делает резкий скачок. Давление повышается. Наверно, именно так себя чувствуют гипертоники. Внезапные приливы. Аритмия. Мокрые ладони. Будь рядом медик, отправил бы на лечение, но мне дорога прописана лишь в ад. Билет только на входе. Назад, боюсь, пути нет. Мама не позволит.
Делаю несколько шагов и стою за ее спиной. Порог кабинета не переступаю. Утыкаюсь взглядом в свои простенькие лодочки на ногах. Светлые. Бежевые. На одном царапина от камушка. Ничего не слышу из-за гула в ушах. Всему виной волнение. Оно не дает мыслить ясно. Толкает в эмоциональный омут. Только бы все было хорошо. Только бы…
– Ребята, – незнакомый голос заставляет выровнять спину, как по команде, – рада представить вам новую ученицу, – мама резко отходит в сторону, и я вынуждена на ватных ногах пройти вперед, – ваша одноклассница, Арина Бельская.
Бух… Перестаю чувствовать пальцы, когда поднимаю взгляд. С десяток пар глаз впиваются в меня разом. Мурашки по коже бегут и не оглядываются, а сердце раненым зверем рассекает по грудной клетке, пока не звучит насмешливый голос.
– Не-е-е, она не Бельская, а бледная.
Холодею мигом. Перед глазами появляется пелена, но сказавшего вижу. Шепотки и смешки отрезвляют. Поворачиваю голову в сторону двери и понимаю, вот и все. Мамы нет рядом. Я одна перед десятком богатых деток. Это конец…
POV Кирилл
Возвращаться домой всегда хорошо. Так должно быть. Это вполне естественно. Жаль, не в моем случае.
В квартире, где я вырос, мне не рады. Стоило только переступить порог и кинуть спортивную сумку на пол, как вокруг заискрило высоковольтное напряжение. Я знал, где находится его источник, но не спешил показываться на глаза.
Это все равно, что добровольно прийти во двор, в котором тебя несколько месяцев назад избила толпа недалеких гопников. Без поддержки и помощи. Одному. С четким осознанием, что вновь коротнет. Сильно приложит.
Я несколько минут стою у порога и вслушиваюсь в каждый звук. Они громкие. В коридоре на стене тикают часы. В кухне жужжит кофемашина. Значит, она там. Сглатываю и думаю, как пройти мимо и остаться незамеченным.
Вот только отец все портит. Входит следом и оповещает ее о нашем прибытии громким хлопком двери. Мышцы в миг ловят напряг. Это в последнее время их нормальное состояние. Я уже забыл, когда был расслаблен.
– Мы дома.
Кидает ключи на тумбочку и идет к двери, за которой не слышно ответа. Я особо и не жду. На предка намеренно не обращаю внимания. На автомате сжимаю кулаки. Как себя вести после случившегося, не представляю. Да и нужно ли?
Подхватываю сумку и иду в свою комнату. Сердце падает в ноги, а к лицу приливает кровь, когда прохожу мимо кухни. Аромат кофе успевает пощекотать ноздри, но я скрываюсь в четырех стенах. Будто это спасение. Снова сумка с вещами летит на пол. Бабуля наверняка все собрала. Я не видел, пока убирал осколки. Разбирать не буду. Не планирую долго здесь задерживаться. Поправляю повязку на руке и иду к кровати.
Приземляюсь на нее и смотрю перед собой на стену с кубками. Многочисленные награды за первые и вторые места в соревнованиях. Подающий надежды чемпион, а так налажал. Потираю гудящие виски и прикрываю веки. Хуже мыслей ничего нет. Даже физическая боль не способна так травмировать. Мясо на то и мясо. Заживает. Срастается. С душой и совестью так не получается.
Дверь скрипит, и я задерживаю дыхание. Голову не поднимаю, так и сижу на кровати, прикрывая глаза руками. Слышу шаги и стук. Кажется, от нехватки кислорода лёгкие лопнут, но все проходит. Опускаю руки и поднимаю голову. Ушла.
По всей комнате разлетается запах любимого латте. На столе кружка. Моя. Любимая.
Привез из Франции. Сувенир. Теперь он не приносит восторга и напоминает лишь о том, как легко все можно испортить и невозможно исправить.
***
Не выхожу из комнаты до самого вечера, благо до него остается не так много. Хожу вокруг кружки с латте и потираю лицо руками, чтобы перестать рефлексировать по каждому поводу. Не получается. Меня триггерит. Раз за разом.
Напрягает все. Кубки. Фотки. Интерьер. Каждый чертов предмет в этой комнате, за пределами которой она наверняка ждет, когда я выйду.
И надо бы, но я не могу.
Открываю окно и оцениваю масштаб трагедии. Можно было бы на соседний балкон попасть, только велик риск сорваться и превратиться в мокрое место на парковке. Черт!
Закрываю створку и сажусь на подоконник, который хуже горячих кирпичей жжет стратегически важное место. Не могу находиться в этом доме. Меня ломает. Все косточки выкручивает. С парадного мне вряд ли удастся выйти незамеченным, поэтому остается наворачивать круги по комнате и думать о своем плохом поведении.
– Кирилл?
Батя не выдерживает первым. Приоткрывает дверь и холодным взглядом пригвождает меня к полу. Я замираю.
– Ужин на столе. Мы ждем.
Скрывается так же быстро, как и появился, а я, будто облитый холодной водой, стою посреди комнаты, слушая, как сердце начинает работать с перебоями. От мысли о том, что придется сидеть с ними за одним столом, по венам точно не кровь бурлит, а кислота. Никогда не был трусом, а тут накрывает. Кажется, испариной покрывается все тело. Несколько раз подхожу к двери и тут же одергиваю себя.
Проще на соревнованиях среди чужих людей. Знаешь, что никто не поможет и не вытянет.
А тут...
Эмоционально не вывожу.
Еще раз наворачиваю круг по комнате и все-таки открываю дверь. Слышу тихие голоса из кухни и иду туда. Пихаю руки в карманы штанов. Не хочу, чтобы видела результат моих очередных психов. Как только появляюсь в поле их зрения, пульс меняет частоту. Все замолкают, а я иду вперед, не поднимая глаз. Сажусь на свое место и принимаюсь за еду. Одной рукой. Получается плохо. Я все-таки не левша, да и с ее стороны исходят странные вибрации.
Ощущаю взгляд каждой порой. Становится мерзко от самого себя. Своими же чувствами захлебываюсь и не замечаю, как правой рукой тянусь к стакану с соком, чтобы убрать сухость во рту и пресный вкус еды.
– Кирилл? Что это?
Перехватывает мою кисть. Легкое движение. До боли родное и нежное. Считаю удары сердца, но не выдерживаю. Поднимаю глаза.
В такие же смотрю. Если в том же духе продолжится, то без дефибриллятора не обойдусь. По длинным ресницам пробегаю взглядом и вниз. Сглатываю, когда вижу подрубцевавшийся шрам во всю щеку. Кислород перехватывает. Отдергиваю руку и резко подскакиваю. В глазах матери вижу страх вперемежку с жалостью.
– Кирилл.
Отец медленно поднимается, а я от них отшатываюсь. Хочется воздуха. Да побольше. Вылетаю в коридор. Батя тормозит уже около двери. Путь преграждает. Она за спиной. Смотрит. Чувствую. От этого становится еще хуже.
– Никуда не пойдешь.
– Мне надо. Хватит меня держать на цепи, как псину.
– Не говори ерунды. Мы ужинаем. Пытаемся начать все заново, сын.
Усмехаюсь. Заново? Да вы шутите?!
– Заново не получится, – киваю на дверь, - пусти.
– Валера внизу. Если надумаешь...
– Я понял.
– У тебя полчаса. Потом, чтобы был дома. Валера...
– Валера на хвосте и при удобном случае вырубит. – Улыбка идиотская ползет на лицо, но отец отходит, позволяя выйти из квартиры. – Я понял, начальник.
POV Арина
– Как с одноклассниками? – мама с настроением уминает кекс в столовой и смотрит на меня. – Что с аппетитом, Арин?
Передо мной и первое, и второе, даже десерт какой-то навороченный. Жаль, что кусок в горло не лезет, потому что неподалеку от нас сидят девчонки из моего класса. Марина, чтоб ее, звезда, Ларионова, и ее подружки – Инга Лоцман и Карина Остаманова. С первого же дня они меня затроллили. Если остальные просто перешептывались о моей одежде и внешности в целом, то эта тройка лошадей издевалась на всю катушку. Первое, что прицепилось ко мне, кличка Бледная, которой меня одарил Максим Острапольский. Благо своих «фанатов» я узнала уже в первые минуты нахождения в классе. Этого парня, прихвостня Марины, я запомнила по насмешливой улыбке и остроумным фразочкам, которые он выдавал каждые пять минут.
Все смеялись.
Все.
Кроме меня.
Мне было совсем не до смеха. Первые несколько минут внутри властвовал настоящий Армагеддон. Органы менялись местами от волнения и нервов, а потом, наконец, наступил момент осознания, что мама не пойдет на уступки, и моя участь предопределена. Теперь этот зверинец стал моим классом.
– Арин?
Мама дотрагивается до моей руки и заставляет выйти из транса, в котором я пребываю уже который день по счету. Нет. Я никогда не выделялась среди сверстников. Родители покупали мне серую блеклую одежду. Вроде как учебное заведение, а не подиум. Ты сюда пришла учиться. Не мальчиков покорять. Да. Но иногда складывалось впечатление, что мама намеренно меня уродует этими шмотками, чтобы на меня никто не обращал внимания. И они бы не смотрели, вот только новенькую без толстого кошелька и объемного банковского счета сложно не заметить. Я была блеклым пятном на красочной картине. Та самая белая ворона среди разукрашенных павлинов.
– Ничего. Мам, я устала. Домой пойду, а потом за мальчиками.
Поднимаюсь, сгребая сумку с книгами и тетрадями, и быстрым шагом направляюсь к выходу. Мама и возразить не успевает, оставаясь сзади. Мне же хочется скорее уйти из лицея, каким бы хорошим он не был. Пока передвигаю ноги по коридору, троица успевает обойти меня с другой стороны.
– Ой, – Марина «случайно» задевает мою сумку, от чего та падает на пол, и всё её содержимое катится по полу, – Бледная, смотри, куда прешь!
Я сжимаю челюсти и опускаюсь вниз, чтобы собрать тетради и книги, но Марина специально пинает одну из них. Поднимаю голову и с презрением гляжу на эту убогую. Злюсь, как и все нормальные люди в подобной ситуации, но одергиваю себя. Лезть в драку в нашем положении сейчас неприемлемо. Маму не хочется подводить.
– Смотри, – пшикает Карина, а я принимаюсь скидывать вещи в сумку, – точно он.
– Ага. Вернулся. Маринка, смотри, – подключается Инга, – он. Надо же... После такого я думала, его в Америку отправят к деду.
Даже знать не хочу, про кого они так перешептываются. Чувствую, как щеки становятся алыми от ненависти к богатым деткам. Все одинаковые. Лишь бы высмеять слабого. На большее ума не хватает.
– Повезло тебе, Бледная.
Марина усмехается и в последний раз отталкивает от меня последнюю книгу, за которой я тянусь и замираю, потому что чужие смуглые пальцы оказываются проворнее и накрывают ее первыми, задевая мои. Одергиваю руку и тут же сталкиваюсь с заинтересованным взглядом. Глаза-хамелеоны скользят по моему лицу. Изучают. Книга оказывается перед носом. Вокруг – подозрительная тишина. Я и сама не знаю, как реагировать на то, что незнакомый парень помогает мне. Удивительно, если учитывать, где мы находимся.
– Ларионова, – его голос вызывает во мне настоящий взрыв, и, чтобы не показать, насколько сильный, я поднимаюсь и спешу к выходу, даже не поблагодарив парня, – а ты когда так осмелела?
***
– То есть, – Соня задумчиво накручивает прядь светлых волос на палец и смотрит в сторону игровой площадки, где беснуются мои братья, – он тебя от этих крыс спас, а ты даже имя его не узнала?
– Спас – слишком громко сказано, – пожимаю плечами, стараясь не думать о парне, который умудрился наехать на Ларионову, да и не знаю я, что там было после, может, он ее по голове погладил и выписал премию, – там все одинаковые. Добрых и бескорыстных я еще не встретила.
– Не знаю, – подруга тяжело вздыхает, пока я слежу за задиристым Богдашей, – не все же такие стремные, как эта Марина.
– Возможно, но проверять я не хочу. Мне всего девять месяцев помучаться, и я помашу им ручкой. Не хочу искать друзей или подруг. Все мы потом разбежимся по разные стороны, и я точно не в их пафосной компании.
Вытягиваю ноги перед собой и изучаю новые кроссовки, которые мама мне купила в качестве утешительного приза за испорченную жизнь. На ее лице теперь часто блистала улыбка, и, наверно, это многого стоит. Только почему-то мне от ее хорошего душевного состояния не лучше. Меня будто за шкирку вытащили из зоны комфорта и кинули в дальний угол, чтобы не укрылась и не добралась до спасительного круга. Ужасное и не передаваемое ощущение.
– Конечно, не моё дело, – начинает вдруг Соня издалека, привлекая внимание, – но ты с отцом после всего общалась?
Отрицательно качаю головой и разрываю зрительный контакт с подругой. Желание с ним поговорить никуда не исчезло. В груди еще теплилась надежда на то, что он про нас вспомнит, а те слова о другой женщине в нашей квартире – всего лишь повод позлить маму.
Глупо. Но мне хотелось так думать.
– Даже не знаю, что тебе сказать.
Соня чуть ли не шепчет, а я отворачиваюсь.
– А тут нечего говорить, Сонь. Все и так понятно.
Храбриться получается лучше всего. Жизнь изменилась, а я так и не успела под нее подстроится. У бабушки было хорошо. Мы с мамой по очереди спали в комнате с близнецами. То она читала им сказку на ночь, то я. Своего пространства у меня не было. Общая комната с мальчишками. Сыр-бор в голове из-за их постоянных игр и споров.
POV Арина
Его слова набатом звучат в голове. Бегают от уха до уха и превращают мое лицо в яркий флаг. Кожа горит, и я усиленно прячу глаза ото всех, уткнувшись по самые уши в учебник. Мало помогает, потому что объект моей тахикардии сидит рядом. Кажется, я даже его пульс слышу, или это мой так бешено скачет?
Незнакомый мне парень вальяжно раскинулся на стуле, запихав карандаш за ухо, скрестил руки на груди и внимательно смотрит на преподавателя по литературе. Я пару раз скосила на него взгляд и больше старалась не смотреть. Мне казалось, что он следит за моими нервными брыканиями, кроме этого, за спиной раздавалось недовольное сопение. Ларионова...
Урок прошел словно в тумане. Я все время отвлекалась на малейшее движение поблизости.
Все из-за его слов.
Кто будет обижать красивую девочку, будет наказан.
Глупо думать, что фраза адресована мне, но... Тогда кому?
Вспоминала ситуацию в коридоре, когда он, Кирилл, помог мне, а еще наехал на Марину, и тешила себя тем, что этот богатенький мальчик не намерен меня гнобить или...
Впервые я волновалась из-за отношения парня ко мне. Я его даже не знаю, а переживаю о том, что он вдруг перейдет на другую сторону, показав себя с хорошей стороны.
После окончания урока Кирилл закидал все принадлежности в рюкзак и быстро вышел из кабинета, ответив на телефонный звонок. Я же будто в замедленной съемке следила за тем, как он выходит из помещения.
– Можешь не пускать слюни, Бледная, – в плечо больно бьет костлявая ручка Ларионовой, – он – мой. – Шепчет мне на ухо, брызгая ядом. – Ты не потянешь.
– Подотри, – Инга посмеивается и тычет ноготком на уголок губ, – во-о-от здесь, а то пузырятся.
Эта троица громко смеется, проходя между партами, и лишь Марина бросает на меня злобный взгляд через плечо. В классе остаемся лишь я и мальчишка в очках, чье имя я так и не запомнила. Он то и дело поглядывает на меня. Я максимально абстрагируюсь. Не хочу общения с одноклассниками. Хватает того, что сейчас имею, а подруга у меня есть, Соня.
– Бельская, – я даже вздрагиваю от того, что парнишка подходит ко мне и поправляет очки на носу, – ты бы не выводила из себя Маринку. Она маленько того... – Он замялся, поправляя лямку рюкзака на плече. – Чокнутая и помешанная на Бойце.
– Каком Бойце?
– Смешно, – усмехается одноклассник, но замечая, что я остаюсь серьезной, прокашливается, – ты с ним сидела. Кирилл Бойцов.
– Это ее личные проблемы, – продолжаю убирать в сумку принадлежности и закидываю ее на плечо, – пусть бегает за ним, или еще что... Я тут не причем.
– Я бы так не сказал.
Останавливаюсь около парты и внимательно всматриваюсь в парня напротив. Ему неловко. Глаза отводит, но с места не сдвигается. Наверно, ищет во мне подвох, как и я в нем.
– К чему ты клонишь?
– Ничего против Кира не имею, но, – он снова поправляет очки, – ты бы держалась от него подальше.
– Почему?
– Те, кого он выбирает, обычно очень страдают, да и... Не совсем простой Бойцов наш. Проблемный.
Я еще долго подвисаю на словах одноклассника. Пашка Степной. Не поленилась и навострила уши на следующем занятии, потому что он меня по фамилии и имени называл, а я... Стыдно стало.
Все бы ничего, но Бойцов снова сел со мной рядом. Не разговаривал. Нет. Давил энергетикой. От него исходило что-то удушающее и притягивающее одновременно. Слова
Паши не выходили из головы.
Проблемный...
И что в нем проблемного? Симпатичный парень. Даже очень. Приветливый. Разговаривал со мной без зазнайства. Не так, как другие. И сел не просто так поближе ко мне. При нем Марина не открывала рот. Только зверем смотрела и громко пыхтела за спиной.
Может, это и не к добру, но пока Кирилл рядом, Ларионова держит язык за зубами. Конечно, я помнила ее угрозы, но сейчас они ушли на второй план.
Ерзать на стуле стало привычным делом. Все время казалось, что Бойцов на меня смотрит. Сама же я глядела лишь перед собой – то в тетрадь, то в учебник. Мысли путались, и я ловила себя на мысли, что очень хочу на него посмотреть. В глаза-хамелеоны, которые были очень красивыми. По крайней мере, мне так показалось.
В тот день я не ожидала, что произойдет нечто ужасное. В столовой, перед уроком физкультуры, как всегда, села с мамой. Она что-то говорила, а я старалась жевать и кивать, хоть пища до сих пор для меня не имела вкуса. Наверно, нет ничего хуже этих ощущений, что кто-то готов плюнуть в спину. Не думала, что троица решится сделать это перед мамой, но негативные вибрации ощущала каждой клеточкой.
В раздевалку я вошла первой, быстро переоделась и пошла в зал. Урок прошел на лайте. Физрук был занят обсуждением важных вопросов с завучем, а мы бесцельно работали с мячами. Кто-то играл, а другие, как я, просто стучали им о стену. Вот только убирать пришлось мне и Паше. С тем лишь отличием, что он вызвался добровольно, а мне буквально приказали. Еще одно негласное наследие «беднячков» – убирать за мажориками. И вроде крепостное право отменили давно, но здесь, в лицее, о нем, я думаю, знали учителя. Даже не просто знали, а активно использовали.
– Не стоило, – сказала ему, когда все пошли на выход, – я бы и сама справилась.
– Вот это ты зря, Бельская, – усмехнулся Павел и поправил очки, на его лице снова блуждала полуулыбка, и создавалось впечатление, что он маскирует за ней какую-то печаль, – одной тебе оставаться не рекомендую.
– Из-за Марины?
– В том числе. – Степной быстро собирал мячи, успевая отвечать мне. – У нас учеников не так много, поэтому все по компаниям, и тот, кто сам по себе, для них – мишень.
– Я уже поняла. – Пожала плечами, изображая равнодушие. – Тогда почему ты помогаешь мне?
– Ну-у-у, – Пашка почесал затылок и потупил взор, пока я осматривала зал на предмет незамеченных мячей, – ты вроде хорошая.
– Вроде?
– Не такая, как другие девчонки.
Степной странно растягивал слова, а я улыбалась. Говорил он искренне, разбавляя гнетущую атмосферу вокруг.
POV Арина
Я очень хотела остаться и все объяснить директору, но мама активно названивала мне и в панике просила забрать близнецов. Нужно было сделать это пораньше, и, кроме меня, просить некого. У мамы оставалась пара занятий, а бабушка ушла по своим делам. Неприятное ощущение усиливалось и не отпускало, но пришлось послушать родительницу и поторопиться в сад за ребятами. По словам матери, они трудно адаптировались к новой обстановке, и воспитатели оставляли их сначала на час, а потом дольше и дольше.
В этом я им завидовала. Мне на принятие новых одноклассников не давали таких поблажек. Хотя в данный момент я не отказалась бы от руки помощи. Особенно от маминой, но ей было не до меня. Она погрузилась с головой в работу и взяла репетиторство, поэтому возвращалась домой поздно вечером, и нам не всегда удавалось поговорить. Время было лишь во время обеденного перерыва в столовой лицея, но там не то, что разговаривать, есть было невозможно.
Я долго вертелась в постели рядом с Богдашей и Тёмой, прокручивая в мыслях случившееся. По коже то и дело бежали неприятные мурашки. Что бы сделали одноклассники, если бы не Бойцов? Дальше бы издевались надо мной? Ведь никто больше и слова против не сказал...
От обиды по щеке стекла пара слезинок, которые я тут же вытерла сжатыми в кулаки пальцами. Нельзя сейчас раскисать. Я и так многое спускаю с рук привилегированным деткам. Проще не замечать, потому что одна против них я точно не выстою. Тем более, лицей – их территория с начальных классов.
Возвращаться туда не хотелось. Я бы лучше перешла на домашнее обучение, и очень жаль, что мама этого не допустит. Так и погрузилась в беспокойный сон, от которого меня отвлекла активная тряска за плечо. Я еле разлепила веки и смотрела в темноту. Мама склонилась надо мной и кивала на дверь. Борясь со сном, поднялась и пошла следом за ней.
– Что-то случилось, мам?
Я все еще жмурилась от яркого света в кухне, а родительница качала головой.
– Он тебе ничего не сделал?!
Полушепот-полукрик заставил проснуться моментально. Я выровняла спину и сжала верх пижамы пальцами. Кажется, ладони со скоростью света стали влажными.
– Кто?
– Бойцов ваш! – мама подошла ближе и схватила мое лицо ладонями, чтобы я смотрела ей в глаза, от этого мое сердце в груди подпрыгнуло, а может, всему виной ее дрожь, которая передавалась через теплые пальцы. – Что произошло в раздевалке?! Инна Владимировна мне ужасов наговорила. Арина, что этот мальчик сделал с тобой?!
– Он... – я захлопала ресницами и растерялась от маминого напора. – Мам, он меня не трогал.
– Что? Как?!
Мама продолжала высматривать в моих глазах что-то, но я продолжала стоять в напряжении, никаким движением не реагируя на её зрительную экзекуцию.
– Почему покрываешь его? – родительница опустила руки и прищурилась, словно я сейчас сморозила чушь. – Он избил одноклассника.
– Нет, мама... Все не так было...
Она отвернулась от меня и подняла руку вверх. Жест понятен. Не хочет меня слушать.
– Кирилл меня защи...
– Прекрати! Арина!
Резко прошипела мама, поворачиваясь ко мне и упираясь ладонями в спинку стула.
– У этого парня такой послужной список, что твоя защита – грош цена. Не знаю, чем он тебя запугал, но не смей, – она подошла ближе, – слышишь? Не смей с ним общаться!
– Нет, мама... Вы всё не так поняли.
Чуть ли не застонала я, пока сердце кровью обливалось. Мама ведь меня даже выслушать не захотела!
– Арина, – она убрала мою руку со своей, в которую я вцепилась мертвой хваткой, – не водись с этим мальчишкой. Там в голове ни одной хорошей мысли. Я видела его личное дело, и уж поверь матери, проблем от него будет больше, чем твой юный мозг может переварить.
Она не стала меня слушать. Я несколько раз попыталась донести до нее правду, но мама уперлась и не хотела ничего слушать, обвинив Кирилла во всех грехах. Я же вернулась в постель совершенно разбитой. Моя совесть кричала, что так нельзя, и я должна что-то сделать. На ум не приходило ничего стоящего, кроме того, что нужно пойти к директрисе и попробовать объяснить ей, как все было. Терять мне все равно нечего. Большего унижения, чем в раздевалке для мальчишек, вряд ли возможно испытать.
Как же я ошибалась...
Утром мамуля со мной не удосужилась заговорить и ушла раньше обычного. Я не понимала такого отношения, но списывала на навалившиеся проблемы с отцом. Мама всегда была резковатой, если доказывала свою позицию, но если до было мягко, то сейчас, после, она сама на себя не была похожа. Меня это пугало. И еще больше переживаний добавляло отсутствие отца в нашей жизни.
В лицей я вошла с гулко колотящимся сердцем и вместо того, чтобы идти на урок, направилась к кабинету директора. Я там ни разу не была, благодаря стараниям матери, и сейчас жутко переживала, поправляя свою длинную юбку. Вокруг пролетали ученики, а я так и стояла в коридоре, пока не прозвенел звонок. Лишь после этого немного осмелела и постучала.
Инна Владимировна сидела за столом и что-то внимательно читала. Увидев меня, она отложила бумаги и нахмурилась.
– Бельская? Ты почему не на уроке? Что случилось?
Ее тон был отнюдь недружелюбным, но я все-таки переборола себя и переступила через порог в кабинет, тихо прикрыв за собой дверь.
– Здравствуйте, – запоздало произнесла я, сминая пальцами ткань юбки все сильнее и сильнее, пока лицо стремительно краснело, – Инна Владимировна, я хотела поговорить про Кирилла...
– Да? – женщина откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. – Что же ты мне хочешь рассказать, Арина? Мы все выяснили вчера. Не знаю, что ты можешь ещё добавить, но предполагаю.
– Кирилл меня защитил.
– Очень интересно. И от кого же?
Вот это было сложнее всего. Если я скажу про козни Ларионовой, то она меня сожрет вместе со своими приспешницами. Даже нервно сглотнула прежде, чем шумно выдохнуть и вновь посмотреть директрисе в глаза.