Из глубины тебя в глаза мне смотрят
глаза ещё не сбывшегося сына.
Во имя этой жизни наши жизни
должны бы, знаю, слиться воедино.
Во имя этих рук, его ручонок,
мои должны бы убивать и строить…
Во имя этих глаз ты спрячешь слёзы,
хотя без слёз больнее будет втрое.
Не надо этого, родная.
Пусть нас не держит никакая сила,
насильно нас с тобой соединяя.
Ни слово, озарённое тобою.
Ни то, чего не высказать словами.
Ни ливень страсти, прошумевший мимо,
ни дрожь твоих ресниц при расставаньи.
Я люблю любовь морских скитальцев:
поцелуют — и прощай.
Обещают возвратиться.
Не вернутся, так и знай.
Что ни порт, ещё невеста…
Манит моря водоверть.
Там в постели белой пены
на себе их женит смерть.
Люблю любовь, где двое делят
хлеб, губы и ночлег.
Любовь, которая на время,
а может — и на век.
Любовь — как бунт, назревший в сердце,
а не сердечный паралич.
Любовь, которая настигнет.
Любовь, которой не настичь.
Не опоить мне больше свои глаза твоими.
Не заживить мне ими пронзительную боль.
Но где б я ни был, буду твои глаза я видеть,
и боль мою повсюду ты понесёшь с собой.
Я был твоим, родная. А ты моей. И значит,
отпущено так много любовью нам двоим.
Я был твоим, родная. И ты была моею.
Другой тебя полюбит. И станет он твоим.
Я ухожу в печали.
Но я всегда печален.
Из края нашей встречи в какой иду я край?
Прощай! — мой сын мне шепчет из-под родного сердца.
И я шепчу: прощай!
© Перевод с испанского С. Гончаренко, 1977