Фартовое дело

ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ

В дачном кабинете Булочки мерно тикали большие напольные часы, похожие на башню какого-то рыцарского замка. Светка сидела в солидном кресле, за письменным столом, на котором лежала приведенная в порядок рукопись генерала Белкина, распечатанная на принтере. Никита стоял сбоку от грозной возлюбленной и не без волнения следил за тем, как госпожа Фомина перелистывает последние страницы. Очень непросто было понять, какое у нее отношение к результатам Никитиной работы. Восторга и ругани не было, но все это могло последовать позже. Восторги Никита перенес бы спокойно и с достоинством, а вот ругани опасался. Обидно все-таки: неделю пыхтел, глаза портил. Но вот наконец Булочка перевернула последний лист. Теперь следовало ждать вердикта. Правда, у Никиты было оправдание: он предупреждал, что работа может оказаться бесполезной и бесперспективной, объяснял малограмотной в вопросах источниковедения Светлане Алексеевне, что изучать реальный объект в его нынешнем состоянии даже не по мемуарам, а по приключенческой повести, сочиненной отставным генералом, довольно легкомысленно. Но все равно было чуть-чуть жутковато.

— Хороший труд, черт побери! — сказала Светка с нескрываемой иронией. — Дедушкины сказки. Трах-бах, все враги убиты, наших пули не берут. Ну а финал — вообще для мексиканского сериала.

— Я ж предупреждал, — осторожно заметил Никита, — зря время потратили.

— Нет, почему же? — изменила тон Светка. — Кое-что тут наверняка правда. И если вчитаться, то об объекте «Лора» можно многое узнать. Только все это надо, как говорится, «привязать к местности». Не хочешь еще разок к нам прокатиться?

— У меня только неделя от каникул осталась… И на фирме, где грузчиком работаю, уже сказали, что в моих услугах может исчезнуть необходимость, если я «болеть» буду.

— Ну, на фирму можешь начхать и положить с прибором. Тебе там тыщу платили? За то, что ты, хиленький такой, им ящики таскаешь? Я тебе буду две платить. Как посткору «Красного рабочего». Хочешь?

— А с университетом как?

— Думаешь, за неделю не управимся?

— Кто его знает… А вообще-то зачем я там, на озере, нужен?

— Страшненько стало?! — осклабилась Светка. — Боишься?!

— Боюсь, конечно, — кивнул Никита. — Мин нельзя не бояться. Они взрываются. Но я не очень понимаю, что я там делать буду. Неужели вы без меня с Механиком не справитесь?

— Ты мне там нужен. Для моральной поддержки. Понял?

— Понял. Что родителям соврать?

— Статьи им показывал?

— Конечно. Видели, радовались. Читали даже, кажется.

— Не сомневались в том, что это ты писал?

— Нет. Наоборот, папа даже сказал, что мне надо над стилем поработать.

— Скажите на милость! Спец нашелся… — хмыкнула Светка. — В общем, ты считаешь, что они убеждены в твоей газетной деятельности?

— Как дважды два.

— Тогда скажешь, что тебя в газету приглашают на совещание посткоров. На неделю как раз. Ну а если придется задержаться — сделаем тебе бюллетень какой-нибудь, для универа. И для родителей тоже. Типа ОРЗ.

— Ты так все просто решаешь…

— А я вообще очень простая, пора бы заметить. И почему я радости в твоих глазах не вижу, а? — Булочка поддела ладошкой Никитин подбородок, заставляя его смотреть в глаза. — Что-то мы кислые какие-то сегодня…

— С чего ты это взяла? — сказал Никита. — Ничего я не кислый.

— А по-моему, я тебе надоела, — поставила диагноз Светка. — Домой хочется, к папочке с мамочкой. В родную пустую кроватку, где никто от тебя ничего не требует… Где нет этой старой бабы, у которой шарики за ролики заехали. Верно?

— Ну чего ты мелешь? — сказал Никита, привлекая Светку к себе. — Просто я сегодня доделывал эту работу над «повестью Белкина» и немного устал. Ты ведь тоже устаешь, целыми днями где-то бегаешь, ездишь. Вечером плюх — и заснула. Будить-то жалко.

— Правда? — спросила Булочка, укладывая голову Никите на грудь.

— Чистая…

Наверно, разговор мог перейти в нечто нежно-интимное, но Светкин телефончик, лежавший на письменном столе, назойливо затюлюкал, и его обладательница, отстранив Никиту, ухватилась за говорящую фигулину.

— Слушаю. Привет, Сергей! Так… Понятно. Хорошо, придется приехать еще сегодня.

Никита догадался, что звонит Серый, и понял, что с минуты на минуту ему прикажут куда-то ехать.

— Неприятности? — поинтересовался Никита. Булочка выглядела озабоченной.

— Пока только осложнения. Но могут перерасти в неприятности. Поблизости от озера несколько раз появлялся один из бывших подручных Хрестного. Третий раз проехался. Это тревожит. Но главное — Серый увидел одного мужика, который может иметь отношение к Парвани. Слышал о таком?

— Да, когда-то Люська рассказывала. Потенциальный покупатель. — Никита из скромности не стал напоминать Светке, что о Парвани она узнала от него.

— Правильно. Конечно, этот товарищ не стал на каждом шагу орать, что он от Парвани. Тем более что он человек не совсем восточный, а почти западный. Короче говоря, французский армянин. Открыл в нашем городе представительство некой парижской фирмы. Косметику продает. Но при этом активно пытался заводить шашни с АОЗТ «Прибой». Там сейчас командует Веня, за которым наблюдает Люсенька. А этот самый месье Жак Саркисян пользуясь тем, что там никто не знает французского, кроме переводчика Миши — того самого, который больше всех знал о переговорах Балясина и Парвани, помнишь? — постоянно пытался с ним пообщаться, так сказать, сепаратным образом. И все время заводил разговор о том, что Парвани готов возобновить контакты.

— А Миша вас проинформировал?

— Миша очень хитрый тип. Он понимал, что если мы сильно засомневаемся в его откровенности, то уберем сразу и быстро. Нам ведь его не надо с поличным брать, как чекистам. У нас все проще и надежнее. Поэтому он нас сразу поставил в известность: Парвани хочет знать, как вышло, что он еще не получил этот клад. Для чего и прислал этого самого Жака. Все это произошло примерно через неделю после того, как ты уехал, и мы еще не знали, что сундуки увезены, а не лежат в болоте. К тому же я была зла на Парвани, который через своего Махмуда нас пытался объехать. В общем, пока суд да дело, Миша — если он, конечно, правду говорит — пытался Жака отшить, утверждая, что ничего не знает. Потом Саркисян стал интересоваться мной — должно быть, собрал кое-какую информацию. А я тогда думала, что мы вот-вот клад вынем и что продавать его все равно кому-то надо. Велела Мише потянуть время. А потом, когда стало ясно, что впустую роемся, решила, что с этим Жаком пора завязывать, а Мишу от этих разговоров отучать. Но тут этот Жак совершенно неожиданно закрыл свое представительство у нас и перекатил в соседнюю область.

— У вас же там друзья теперь… — припомнил Никита.

— Не только они, — хмыкнула Светка. — Там теперь некий Шмыгло прописался, бывший кореш Хрестного, точнее, «шестерка». Нам от этого Шмыгла никакого вреда не было. Он там какую-то фирмочку держит типа автосервиса, разные мелкие делишки делает, грузы развозит, водкой приторговывает, но в особой цене не числится. Вот он-то и появился у нашего озера. Первый раз пять дней назад, потом два дня спустя, а вот сегодня еще раз прокатился. И если первый и второй раз приезжал с другом по кличке Мурзила, то на третий с месье Жаком. Причем переодетый в какое-то рванье. И не подумаешь, что солидный бизнесмен.

— Наверно, приметили, что вы около озера крутитесь, — предположил Никита.

— Мы там крутимся давно, но их это не интересовало. А неделю назад, как ты знаешь, мы Механика упустили. Уже через сутки после этого Шмыгла первый раз прокатился в Малинино и Дорошино.

— Ты считаешь, что им Механик помогает?

— Считаю. Добровольно или нет — неизвестно, но без него они бы туда не стали соваться — это точно. Механика пока никто не видел, но от кого еще Шмыгло мог узнать об озере?

— От ваших ребят, например.

— Кроме Серого, Сани и Маузера, никто не в курсе дела. А они Шмыглу на дух не переносят. Но знают, что, когда еще в Бузиновском лесу работали, Механик пару раз со Шмыглом виделся. И даже помог ему, когда у Шмыгла мотор забарахлил на просеке.

— Как я понял, надо будет уже сегодня к вам ехать?

— Конечно. Прямо сейчас.

РАЗМЫШЛЕНИЯ МЕХАНИКА

Время близилось к полуночи, но Механику не спалось. Все, что произошло с момента бегства из Москвы, прокручивалось вновь и вновь, а голова напряженно обдумывала и осмысляла происшедшие события, пытаясь разобраться, что было сделано правильно, а что нет, какие перспективы свернуть себе шею и есть ли шансы благополучно выкрутиться.

Наверное, за то, что он прихватил с собой Юльку, его многие знакомые посчитали бы дураком. Даже Есаул скорее всего. По уму-разуму девку нужно было придавить сразу же, как только обнаружил в машине, а потом зарыть в сугроб, отъехать, как можно дальше и бросить угнанную машину. Пересесть на электричку и добраться до какой-нибудь станции, через которую ходят дальние поезда. Или на автобус, который отвезет куда подальше. Все это было, возможно, куда более правильно, но почему-то не хотелось упрекать себя за все эти явные ошибки.

На самом деле он прокатился на чужой «шестерке» аж 700 с чем-то километров, имея на борту деваху, которой не должен был верить уже потому, что она со своим пацаном наводила на него Булкиных костоломов и несла ответственность за Есаула. Жив ли Есаул, Механик не знал, но понимал, что если он попался, то проживет недолго. Хотя Механик и убедил Юльку, что, попадись она ментам, ей тут же накрутят кучу статей, особой уверенности в ее хорошем поведении он не испытывал. Потому что эти убеждения действуют на зрелых мужиков, а не на баб, тем более таких молодых, как Юлька. Ведь бабы — Механик считал это непреложной истиной — думают каким угодно местом, только не головой. В любой удобный момент — а таких было сколько угодно! — эта дура могла заорать: «Держите его, это бандит!» Впрочем, она могла вытворить нечто подобное и в каком-нибудь «неудобном» случае. Просто от какой-нибудь внезапно нашедшей тоски по маме или — что еще хуже! — от тоски по своему парню, которого Механик как минимум тяжело ранил.

Тем не менее ничего такого не случилось. Механик спокойно проехал не только по проселкам, но и по солидным шоссе, успешно миновал многие и довольно большие населенные пункты, пообедал и поужинал вместе с Юлькой в придорожных заведениях, пару раз заправился на бензоколонках и даже обменял тысячу долларов в обменном пункте. Сделал он это для того, чтоб заменить свою дубленку с прожженным карманом на менее приметное темно-синее пальто. А потом подумал-подумал и приобрел новую куртку для Юльки. Она обалдела, потому что куртка в отличие от ее старой, обошедшейся в 400 тысяч старыми, стоила почти тыщу рублей новыми, но жеманиться не стала и с удовольствием напялила новый прикид. По ходу путешествия оказалось, что Юльку можно безбоязненно отпускать в туалет не только в лесу, но и в населенных местах.

В общем и целом, прокатавшись больше десяти часов, они приехали в крупный областной город, до которого могли бы по нормальной дороге добраться часа за четыре. Время было позднее, но Механик, героически борясь со сном, все-таки сумел доехать до вокзала. Здесь он скрепя сердце бросил машину и сел с Юлькой в поезд, который привез их рано утром в столицу соседней области. Для удобства и маскировки забрали с собой челноковские сумки, внутри которых оказалось достаточно места, чтобы спрятать рюкзачок и «дипломат». Таким образом, немалая часть примет, которые могли бы дать ментам Тема и Леха — об их судьбе Механик не знал, но был убежден, что недострелил их, а потому опасался, что они дадут показания, — отпадала. Свою простреленную дубленку и потертую куртку Юльки Механик, тщательно проверив карманы, чтоб не оставить ничего лишнего, неподалеку от города бросил в подарок бомжам, гревшимся у костра. А теперь и еще две приметные вещички — «дипломат» с деньгами и рюкзачок, в котором было много всяких интересных для милиции вещей, исчезли с глаз долой. А с клетчатыми клеенчатыми сумками ехал чуть ли не каждый второй. За паспорта, которые предложили предъявить при покупке билетов, Механик немного поволновался, но никто их всерьез не смотрел. Что же касается «шестерки», то Механик оставил ее на стоянке, где стояло десятка три автомобилей, принадлежавших самодеятельным «извозчикам». Можно было не сомневаться, что на нее обратят внимание самое раннее к вечеру.

В поезде с самолетными креслами умудрились даже немного поспать. А рано утром прибыли в другую область. Здесь Механик и Юлька некоторое время просидели на вокзале, дожидаясь автобуса. Пожалуй, это был самый неприятный момент, потому что Механик заметил пристальный взгляд милиционера, дежурившего в зале ожидания. Нервишки заиграли, тем более что милиционер хоть и был в зале один, но был парнем крупным, которому ничего не стоило скрутить маломощного Механика, даже если б тот воспользовался своим кастетом. А поблизости прогуливались еще несколько. Поэтому вариант со стрельбой мог кончиться тем, что они бы в Механике дыр навертели. Слава Богу, что Механик сладил со своими нервами даже тогда, когда заметил, как мент забубнил в рацию, поглядывая в их сторону. Но ничего не случилось. Просто-напросто милиционер загляделся на Юльку.

На автобусе Механик с Юлькой доехали до райцентра, где обитал его друган, о котором он рассказывал Есаулу, излагая свой план вывоза клада с острова. Однако тут их ожидал легкий облом.

Облом происходил от того, что друган, как выяснилось, месяц назад капитально сел и теперь пытался дожить до суда в СИЗО. А легким этот облом оказался потому, что супруга другана, Инга, оказала Механику очень теплый прием. Особенно после того, как он отстегнул ей малость на прожитье и в течение нескольких дней отремонтировал все, что в доме не работало. В частности, насос, которым подавалась вода из колодца. Инга, которой надоело таскать ведра, не только поставила Механику бутылку, но и предложила проживать, пока не надоест. Механику это было без надобности, потому что ему нужен был сам друган, а не его баба и пацанята (таковых было три, один наглей другого, от девяти до тринадцати лет). Тем более что баба, возможно, рассчитывала не только на техническую помощь Механика, но и на его конкретные, мужские услуги. А Механик их оказать не мог в силу известных причин. Правда, баба, была не «прости господи», а относительно скромная, дожидавшаяся, когда Механик сам попросит. Кроме того, она поначалу не могла понять, кем ему доводится Юлька. Механик периодически обзывал Юльку «дочкой» — за время путешествия из Москвы она к подобному обращению привыкла и не возражала, но Инга в это дело поверила только тогда, когда вечером Механик улегся спать в кухне, на раскладушке, а Юльку оставил на диване в гостиной. Конечно, Механик понимал, что ночевать на квартире у жены подследственного стремно, но он здорово утомился, слегка поддал и не боялся, что местные менты захотят проверить личности гостей.

Однако еще до этого состоялась важная встреча, которую теперь Механик оценивал неоднозначно, хотя поначалу даже очень обрадовался, увидев знакомую рожу.

Дело в том, что Ингу решил навестить гражданин Шмыгло. Первоначальная цель визита его была не очень понятна, но, как представлялось теперь Механику, он явился на квартиру к общему знакомому, не зная о приезде Механика. Шмыгло приехал не то передать Инге привет от мужа из тюряги, не то для того, чтоб выяснить, не задавали ли ей каких-либо новых вопросов о жизни и деятельности супруга, а если задавали, то что она на них отвечала. Впрочем, может быть, какая-нибудь добрая душа и сообщила ему о том, что неизвестные, хорошо одетые мужчина и девушка, приехав утром, до сих пор торчат у Инги. Так или иначе, но Шмыгло явно не ожидал встречи с Механиком.

Знакомство у них было, по правде сказать, шапочное. Механик раза два или три видел Шмыгла в свите Хрестного, когда тот посещал мародерский отряд в Бузиновском лесу. Но одна из этих встреч заставила Шмыгла зауважать Механика. Дело в том, что в один из визитов Хрестного на джипе сопровождения «Ниссан-Патрол» что-то полетело. Джип застрял на просеке и запер на ней весь эскорт пахана. А за этот джип отвечал Шмыгло. Хрестный куда-то торопился и пообещал, что отвернет Шмыглу голову, если через полчаса машины не смогут уехать. Шмыгло скис и готовился к большим неприятностям. Но тут из леса вышел Механик, который покопался в кишках самурайской машины, и через десять минут она заработала. Хотя реальное отворачивание головы Шмыглу вряд ли грозило (Хрестный своих людей попусту не изничтожал), у него осталось чувство глубокой благодарности к чахоточному недомерку, который избавил его от крепкого мордобоя и перевода на какую-нибудь малопочетную работу.

Механик первым узнал Шмыгла. Сейчас он сомневался, стоило ли это делать и не стало ли это первым по-настоящему ошибочным шагом в послемосковской эпопее. Но тогда Механик даже обрадовался, увидев, что гражданин, явившийся к Инге, ему знаком и даже кликуху его он помнит. В свою очередь Шмыгло тоже порадовался, что повстречал не какого-то хрена с горы и не переодетого мента, а того самого человечка, который его очень крепко выручил. Лобызаться, конечно, не стали, но вполне дружески поручкались. Шмыгло выставил на стол бутылку, стал утверждать, что должен ее Механику. Конечно, ни от нее, ни от той, что хозяйка принесла, к вечеру ничего не осталось. Пили вчетвером, закуска была хорошая. Пилось и елось душевно, разговор шел бойко и весело, хотя казалось, лицам, сидевшим за столом и видевшим друг друга почти в первый раз, общаться сложно. Ничего серьезно не затрагивали, о делах не говорили, о героическом прошлом не вспоминали. Шмыгло уже поглядывал то на Юльку, то на Ингу, когда появился тоже знакомый Механику мужик по кличке Мурзила (он теперь был у Шмыгла водителем-телохранителем), сообщивший, что Шмыгло срочно нужен. Шмыгло стал прощаться и напоследок сказал, что готов найти Механику жилье в более спокойном месте. А Механик, расчувствовавшись — он уже дошел до хорошей кондиции, — с трудом проворачивая язык, взял да и сболтнул Шмыглу, что, мол, готов с ним, хорошим и душевным человеком, поделиться «Федькиным кладом», который лежит на озере Широком. Никто, кроме «злодейки с наклейкой», за язык не тянул. Да и Шмыгло вроде бы никакого внимания на это не обратил. Он только дал Механику свою визитную карточку с телефоном и адресом офиса. Но самое смешное, что Механик даже утром не вспомнил о том, что проболтался.

Вспомнил он об этом только тогда, когда они с Юлькой, благополучно переночевав у Инги, вернулись на автобусе в город и явились в автомастерскую Шмыгла. Да и то вспомнил не сам, а с подсказки владельца автосервиса. Юля осталась в приемной, где под присмотром секретарши читала журнал «Лиза», а Механик в кабинете Шмыгла вынужден был уже на трезвую голову вести очень конкретный разговор.

Оказывается, вчера, возвращаясь после пьянки, Шмыгло велел своему водиле прокатиться вокруг озера Широкого. У него даже мелькало желание свернуть на просеку и доехать до берега. Но в отличие от Шмыгла водитель соображал, что они при этом могут наехать на мину или, в лучшем случае, увязнуть в снегу. Поэтому водитель просто провез шефа вокруг озера через Малинино и Дорошино. Здесь-то их, кстати, и засек один из ребят Серого. Он, конечно, ничего о кладе не знал, но просто счел нужным доложить, что представитель одной из соседских контор мотается по чужой области. А и Шмыгло, и Мурзила в друзьях у Серого не числились. Серый тут же велел взять Шмыгла на контроль.

По ходу разговора в офисе Шмыгло открыл перед Механиком ужас какие широкие перспективы сотрудничества. Просил он, в общем, немного — 50 процентов. Но за это обещал взять на себя и транспорт, и охрану, и даже переговоры с оптовым покупателем. Механик не был наивной девочкой и хорошо понял, что Шмыгло замочит его сразу же, как только доберется до сундуков. Но упираться не стал. Хорошо понимал, что лучше прикинуться доверчивым дурачком и не выступать раньше времени, тем более что мог с уверенностью предположить, как поступит Шмыгло, если Механик начнет открещиваться от вчерашних слов или откажется сотрудничать. Ясно, что тогда его — а заодно и Юльку — отсюда не выпустят. Затащат в какой-нибудь подвал и начнут помаленьку кости ломать, добиваясь подробного рассказа о том, как забраться на остров и заполучить сундуки, не взлетев при этом на воздух. Потом, конечно, все равно замочат, но только в порядке поощрения за откровенность.

Поэтому Механик сделал вид, будто принял все за чистую монету, и начал объяснять Шмыглу, насколько сложное это дело — доставать клад со здешнего «острова Сокровищ». Он с удовольствием рассказывал малограмотному Шмыглу о немецких противопехотных минах «пильц» и «хольц», которых на острове до фига и больше, о многочисленных МЗП (малозаметных препятствиях), прячущихся под снегом, о ямах-ловушках с бетонным дном, в которое вцементированы полуметровые стальные острия, о стальных плитах, которые могут обрушиться на голову в подземных сооружениях. Кроме того, Механик рассказал Шмыглу о том, как за ним и Есаулом охотились ребята Серого.

От всего этого Шмыгло понял, что дело не такое уж простое, как ему поначалу казалось. Поэтому его первоначальная идея простая и серая: выспросить у Механика, как добраться до золотишка, а потом тихо придавить его вместе с девчонкой и спихнуть в ближайшую прорубь на Снороти, показалась ему до жути наивной. Шмыгло решил, что Механика надо обязательно взять на остров, а также сохранить его до того момента, как сундучки займут должное место в кузове грузовика. После этого от него можно и отделаться. Поэтому Шмыгло, как прикидывал Механик, не стал его торопить по поводу полного раскрытия всех тайн, а пристроил на жительство в уютный пригородный поселок. Там Механику и Юльке отвели теплую рубленую дачку с водопроводом и канализацией, с хорошей печкой и даже с баней. Именно здесь они находились в настоящее время. Хозяин дачи работал в конторе у Шмыгла, и ему особых объяснений давать не требовалось, тем более что на даче он не появлялся с тех пор, как Механик с Юлькой там поселились.

Поселок по зимнему времени был почти пустой, что Механика вполне устраивало. Конечно, он догадывался, что Шмыгло не оставил его тут без присмотра и без охраны, но при таком малолюдстве всех этих граждан оказалось легко вычислить. В первые же два дня Механик рассмотрел, что Шмыгло рассадил своих ребят на трех дачах, граничивших с участком, где обитал Механик, и на даче, находившейся на другой стороне улицы, напротив. Кроме того, на соседней улице на всякий случай периодически дежурила машина. Всего за Механиком приглядывали человек десять, но одновременно на дачах и в автомобиле больше пяти-шести человек не было.

Механик сперва удивился такой постановке дела. Не проще ли было поселить сторожей прямо на даче, ведь тогда можно было вообще ограничиться парой мужиков поздоровее? Обдумывая, отчего Шмыгло так нерационально использует свои кадры, Механик пришел к выводу, что его новый «друг» проверяет «компаньона» на искренность. Формально Механик пользовался полной свободой, мог в любое время сесть в автобус и поехать в город, не говоря уже о том, чтоб прогуляться в поселковый магазин, располагавшийся у автобусной остановки. Тем не менее, едва он выходил за калитку, как кто-либо из обитателей соседних дач тут же собирался прогуляться. Точно так же присматривали и за Юлькой. С другой стороны, Шмыгло опасался вызвать подозрения в собственной искренности, которые неизбежно возникли бы у Механика, если б «охрана» поселилась прямо в доме. Кроме того, Шмыгло, возможно, побаивался и того, что Механик может перевербовать этих охранников, если будет жить с ними в одном доме.

Вся эта система Механика больше забавляла, чем раздражала. Бежать он не собирался, во всяком случае сейчас. Потому что ему не хотелось менять эту симпатичную дачку на какой-нибудь сырой и холодный подвал, где ему начнут без толку кости ломать. Не собирался он и корефаниться с Серым — в этом его Шмыгло тоже мог подозревать, хотя Механик ему откровенно рассказал про то, как они с Есаулом облажали Серого и Булку на «Черном полигоне». Серый этого не простит, а Булка — тем более. Правда, Механик не стал говорить, что Серому для того, чтоб добыть клад, надо узнать от Механика намного меньше, чем Шмыглу.

Вообще-то Механик, на данном этапе, гораздо больше опасался Серого, чем Шмыгла. Хотя Серый и Булка оставались в другой области, по данным Шмыгла, здесь у них были свои ребята. И Шмыгло при неаккуратном ведении дел мог запросто посадить их себе на «хвост». Особенно если будет мотаться вокруг озера. Более того — и это Механик оговорил, отправляясь на дачу, — Шмыглу не стоит часто появляться в поселке, а лучше туда не ездить. Потому что так можно засветить местонахождение Механика. Сам Механик, несмотря на отсутствие формального запрета, тоже не собирался ездить в город, а тем более отпускать туда Юльку.

Эта самая Юлька все больше заставляла Механика испытывать беспокойство. Нет, ничего подозрительного в поведении девчонки он пока не замечал. Она не порывалась убежать, не ныла и достаточно прилично выполняла те хозяйственные поручения, которые на нее возлагались: прибиралась, помогала Механику готовить — полностью доверить ей это дело Механик не решался, — а также стирала и гладила. Словом, вела себя как послушная дочка.

Тем не менее Механик ощущал, что все не так хорошо, как кажется. Девчонке было явно скучно. 22 — это возраст, когда сидеть на заснеженной даче в обществе пожилого и мрачного, к тому же малоразговорчивого мужика — удовольствие ниже среднего. Ясно, что этой удравшей из дому попрыгушке хотелось туда, где шумно и весело, где много бойких и беззаботных пацанов, где можно вволю потанцевать, поорать и повизжать, выпить чего-нибудь не слишком крепкого в баре, потрепаться с такими же юными дурочками, наконец, — в этом Механик почти не сомневался — Юльке надо с кем-то целоваться и трахаться. Жила же она с этим Темой несчастным, стало быть, уже знает, что к чему, и бабская потребность у нее имеется. Недаром еще в самом начале спрашивала, будет он ее трахать или нет. Наверно, если б у Механика все было в порядке, он вполне мог бы эту проблему снять. Хотя бы на время проживания за городом. И было бы меньше беспокойства, если б он часть дурной энергии из этой телки выдоил, а не стал бы размышлять над разницей в возрасте, над тем, что можно ее своим туберкулезом наградить и другими нюансами. Точнее, самого себя за мужское бессилие оправдывать. Однако, увы и ах, он тут был полный пас. Оставалось изображать папочку.

Конечно, никакого рационального объяснения для себя, почему эта дура до сих пор живет, у Механика не было. Только одно — жалко. Шмыгло при встрече в офисе подробно расспросил Механика о том, кем ему доводится эта ссыкуха и не пора ли ему от нее избавиться. Механик вынужден был рассказать почти все как было и приврать, что живет с Юлькой как с бабой. Потому что иначе Шмыгло бы ни хрена не понял, насторожился и повел бы себя как-нибудь не так. Насчет Механиковой импотенции Шмыгло был не в курсе, а насчет прорыва отцовских чувств к чужой девке он просто не способен был врубиться. Конечно, Шмыгло предупредил Механика, что за девку и ее поведение ему, если что, придется ответить, но Механик это и сам знал.

Все зависело от того, сколько еще Юлька вытерпит здешнее скучное сидение. Единственной причиной, по которой она еще не пыталась сбежать, Механик считал страх. Все-таки он достаточно крепко запугал ее тюрьмой, которая ей грозила при попадании в ментуру. Кроме того, он и сам был для нее неплохим пугалом. Наконец, Механик постарался ей доходчиво объяснить, что они тут живут не просто так, а под присмотром и что с ней сделают ребята Шмыгла, если им только покажется, будто она собирается сбежать. Про клад он Юльку, конечно, не просвещал, но она и сама с лишними вопросами не лезла. Все из того же страха.

Тем не менее Механик понимал: эта козявка живет не по уму, а по чувствам. И если сейчас тяга «на волю, в пампасы» у Юльки пересиливалась чувством страха, то только потому, что еще не набрала полной силы. Знай Механик точную закономерность нарастания этой тяги, он бы, наверно, подсчитал на калькуляторе, когда она пересилит страх. Но никаких формул на этот счет не было, а заглядывать в душу Механик не умел. Юлька могла еще месяц сидеть и не рыпаться, но могла и нынешней ночью рвануть отсюда куда глаза глядят. Причем запросто ума хватило бы и с повинной явиться.

Именно поэтому Механик в первый день, когда они только прибыли сюда, отправил Юльку спать на печку, а сам занял старинную никелированную кровать поблизости от выхода из комнаты. Здесь к утру, когда печка остывала, становилось очень даже свежо, что Механику, при его туберкулезе, здоровья не прибавляло, но все же было спокойнее. И Юльку не проспишь, если вдруг в бега ударится, и ежели кто посторонний сунется, тоже. Входную дверь на терраску, пристроенную к дому, Механик держал на запоре, дверь в комнату запирал на ключ, который ночью держал под подушкой. Там же Механик и почти весь свой арсенал прятал — «ТТ», револьвер-самоделку, кастет и гранату. Только финки и сюрикены в рюкзачке оставил. Все три окна с того угла, где стояла кровать, хорошо просматривались, и при любой попытке в них сунуться Механик был готов палить на поражение. К тому же рамы были двойные и на крепких шпингалетах — не разбив стекол, не залезешь.

Опасался Механик, конечно, не бомжей и не шпану, которые не прочь пограбить дачные поселки. Во-первых, побаивался Шмыгла. У того вполне могло проявиться излишнее самомнение — дескать, сам найду сундуки. Остров небольшой, деться им оттуда некуда. А Механика с его девкой удобнее замочить по-тихому. Во-вторых, гораздо серьезнее Механик беспокоился насчет Серого. Этот может отследить дачку и прийти по грешную душу. Наконец, оставались менты, о которых тоже не следовало забывать.

Правда, Механик считал, что Шмыгло прилично организовал связь и отследить ее Серому было бы непросто. Ее осуществляли через жену хозяина дачи. Сам хозяин, как уже говорилось, работал в конторе Шмыгла, и его наверняка могли знать. А вот баба, которая не работала, а моталась по городу и пригородам, торгуя с рук, ни ментам, ни Серому не приглянулась бы. В течение прошедшей недели она дважды приезжала на дачу якобы за картошкой, которую хранили в подвале, а заодно привезла Механику с Юлькой кое-какое бельишко — надо было поменять. Ну а кроме того, передала на словах последнюю информацию от Шмыгла, которая до нее дошла через мужа. Само собой, что ни она, ни муж понятия не имели, о чем речь идет, когда передавали заученные фразы, хотя в них ничего таинственного не было. Например: «Шмыгло просил передать, что покупателя нашел». Или: «С тачкой все на мази. На рыбалку поедем послезавтра». Как говорится, догадайся с трех раз, о чем речь, а Механику все ясно.

О том, кто покупатель, Механик не волновался. А вот о том, что Шмыгло уже послезавтра намыливается на озеро, стоило призадуматься. Потому что именно такой срок, как представлялось Механику, Шмыгло отвел ему для продолжения личной жизни. Хотя кое-какой план действий на случай поездки у Механика имелся, очень многое в нем было писано по воде вилами, так как зависело от обстоятельств, которые можно уточнить только непосредственно на озере. То есть от того, сколько людей поедет со Шмыглом, потащит ли Шмыгло на озеро Юльку или оставит здесь, так сказать, в «заложницах», разоружат ли Механика еще до поездки или сразу по приезде на озеро, в какой машине поедут и так далее. Наконец, было еще одно обстоятельство, которое при одном раскладе могло помочь Механику, а при другом — сработало бы против него.

Обстоятельство состояло в том, вмешается в это дело Серый или нет. Механик был почти убежден, что конспираторских талантов Шмыгла не хватит на то, чтоб обдурить Серого. Если люди Шмыгла начнут крутиться вокруг озера, их запеленгуют. Это может произойти, даже если у Серого нет в команде Шмыгла никаких «засланных казачков». А наличие их вполне вероятно.

Механик просчитывал и этот случай. Вариантов действий Серого было два: выкрасть Механика с дачи или организовать засаду на озере. Второй вариант был предпочтительней. Во-первых, все трудоемкие и опасные работы можно было переложить на плечи Шмыгловой команды, а самим взять готовенькое. Во-вторых, действовать пришлось бы в родной области, где значительно проще найти общий язык с правоохранителями. Наконец, третье и самое важное — не надо было тратить времени на допрос Механика, а просто шлепнуть его вместе с остальными, после того как он передаст Шмыглу клад. Первого варианта Механик, однако, тоже не исключал — человек предполагает, а Господь располагает. У Серого могли найтись свои аргументы в пользу нападения на дачу. А вот самого Механика этот вариант устраивал меньше всего. Тут у него практически не было шансов выкрутиться. Если, конечно, Серому удастся сцапать его живым. Впрочем, если и не удастся, Серый просто подождет до весны. Когда снег сойдет, а трава еще не подымется, он легко разминирует берег, а там, глядишь, и найдет нужную дыру, через которую проберется к сундукам. Шмыгло до этого уже не доживет. Маузер или Саня сделают его из тех самых винтарей, которые им когда-то помог восстановить Механик, или, может быть, достанут что-то поновее.

Естественно, что Механика все это мало успокаивало, он курил, добивая остатки легких, и напряженно ворочал мозгами…

ЗДРАВСТВУЙ, СЕРЫЙ!

Никита Ветров благополучно проснулся на Люськиной даче в Ново-Сосновке, там же, где четыре месяца назад провел одну ночь перед поездкой на Светкин хлебозавод. Только тогда спал один, а сейчас — с Булочкой. Приехали они поздно, около двух часов ночи, пять часов проведя в джипе. Поэтому, едва добравшись до койки, заснули как убитые. А утром Светка куда-то смылась. Поэтому проснулся он в одиночестве. Правда, хорошо выспался и ощущал легкую и приятную лень — не хотелось вылезать из-под одеяла. Никаких тревог Никита не испытывал. Было только непонятно, почему Светка привезла его сюда, а не на хлебозавод. Почему Булочка не притащила его на свою хату, которая, надо полагать, у нее имелась, Ветров догадывался: должно быть, ее расположение было засекречено даже от него. Люськину дачу и хлебозавод он знал с прошлого раза, а расширять его представления о Булочкиной «империи», видимо, пока считалось излишним.

Наверно, если б Никита подольше провалялся в постели, то нашел бы повод чем-нибудь озаботиться. Например, тем, что его, может быть, уже сегодня, потащат туда, где партизанил Юрка Белкин. Туда, где мины, заложенные 55 лет назад, все еще дожидаются своего часа.

Но поваляться подольше не позволили. Появилась Светка, которая скомандовала «подъем».

— Есть хочешь? — спросила она и, дождавшись, пока Никита оденется, потащила его завтракать на первый этаж. Время уже приближалось к одиннадцати. Никита слопал сосиски с кетчупом и выпил чашку кофе. Все это притащила сама Булочка. Светка сидела молча, только изредка поглядывала на часы. Никита так и не понял: то ли ей хотелось показать ему, что он отнимает у нее драгоценное время, то ли она дожидалась кого-то, кто задерживался.

Когда Никита покончил с едой, Светка произнесла:

— Ну, слава Богу!

И опять же Никита не усек: то ли это относилось к тому, что он одолел сосиски, то ли к тому, что во двор въехал «Чероки», на котором, как позже выяснилось, приехал Серый.

Через пару минут он уже поднялся из гаража на первый этаж, оставил кожаное пальто и шапку в гардеробе и прошел в зал. Видно было, что он тут хозяин.

Никита, когда вспоминал Серого, все время видел перед собой крепкого оборванца в «песчанке» нараспашку (несмотря на осень), в мятой армейской панаме, линялой тельняшке и с ушаночной звездой, повешенной вместо креста. К тому же с рукой на перевязи.

Сейчас Серый смотрелся другим человеком. При дорогом галстуке и свежайшей рубашке, в светло-коричневом клетчатом пиджаке и черных брюках, в желтоватых итальянских ботинках, гладко выбритый и по-модному стриженный, он напоминал кого угодно, кроме самого себя прежнего.

— Честной компании! — сказал Серый, протягивая руку Никите. Поручкался он и со своей хозяйкой, почтительно, но без подобострастия.

— Здравствуй, Серый! — не очень приветливо отозвалась Булочка. — На тебя жалоба от Люсеньки поступила. Говорит, что дома не ночуешь, ссылаясь на мои распоряжения. А я что-то не припомню, какие ты вчера вечером получал от меня инструкции. И сегодня с утра по всем телефонам не могла тебя найти. Ты случайно не загулял, а?

— Светлана Алексеевна, — невозмутимо ответил Серый, — сами знаете: моя работа носит такой нехороший характер, что сообщать о ней «всем, всем, всем» вовсе не обязательно. Я ж октябрьских революций не делаю и временные правительства не свергаю.

— Правильно. Но я должна знать, где ты находишься и чем занимаешься. Особенно в ночное время. Поэтому будь добр проинформировать.

— Если можно, с глазу на глаз. Никите Сергеевичу, по-моему, эта информация не должна быть интересна.

— Ладно. Никита, поднимись наверх, подожди в кабинете.

— Лучше наоборот. Мы поднимемся, а он внизу подождет, — возразил Серый.

И Светка согласилась:

— Хорошо. Никита, посиди здесь.

Никита, не обижаясь, потому что отродясь не хотел перегружать голову излишней информацией, остался сидеть за столом. Не прошло и нескольких минут, как появилась Люська. Увидев Никиту, заулыбалась. Вчера, когда Никита со Светкой сюда приехали, Люська встречала, но все были слишком сонные, чтоб вести какие-то беседы.

— Ну, как спалось? — спросила она.

— Здорово, — поспешил сообщить Никита. — Тихо, за окнами снег, воздух чистый, сосны… Вообще классно. Даже не заметил, как Светка убежала.

— Она с утра сама не своя, — доверительно сообщила Люська. — Серый где-то всю ночь мотался. И мобильный отключил. А она еще вчера его требовала на доклад. Сейчас мимо меня прошли, так этот гад даже не поздоровался. Ну, ничего, ему Светка мозги прочистит. А я потом от себя добавлю.

Никита покивал из вежливости. Вообще он чувствовал себя как-то неудобно. Люська, конечно, ему в любви не признавалась, но пара хороших ночей между ними была. И хотя все началось из-за Светкиной прихоти — нравилось Булочке выпендриваться, — Никите с Люськой очень понравилось. А теперь она, стало быть, при Сером состоит. Тоже, наверно, не просто так. Осведомительство Светкой оплачивается.

— Ты на каникулах, да? — спросила Люська.

— Да, — ответил Никита, — отдохнуть приехал.

— Отдохнешь… — хмыкнула Люська. — Светка кого хошь загоняет.

В это время вернулась Светка и, не удостоив Люську взглядом, обратилась к Никите:

— Поднимайся. Будем разговаривать.

Когда Ветров стал подниматься по лестнице, Светка обернулась и сказала строго:

— Крутить с ней — не вздумай! Ноги выдерну! И все остальное тоже. Да еще и Серый морду начистит.

— С чего ты взяла? — проворчал Никита.

— Потому что ты на нее пялился влюбленными глазами. Что было, то прошло, усек? Тогда приказала, а сейчас запрещаю. Смотри у меня!

Дальше объясняться было некогда — дошли до кабинета, должно быть, принадлежавшего покойному Вальте Балясину. Там, перед хозяйским столом, сидел Серый. Морда у него выглядела пасмурной. Похоже, что и впрямь Светуля ему крепко всыпала.

Госпожа Фомина, впустив Никиту, заперла за собой сначала одну дверь, а потом вторую. Обе они были хорошо обиты и не пропускали звук.

— Садись, — Булочка указала Никите на стул напротив Серого. — Будем обсуждать ситуацию. Докладывай, Сергей, не тяни резину, Никита в курсе дела.

Никита именно сейчас подумал, что всем россказням о том, что капитализм помогает людям «выдавливать из себя раба», — цена медный грош. Ни хрена подобного. Может, тем, у кого большие деньги, он и помогает, но тем, у кого их нет, совсем наоборот. Там, на «Черном полигоне», оборванец со звездой на шее был, конечно, не очень приятным, но вполне свободным человеком. А здесь сидел прилично одетый, может быть, еще не потерявший остатков достоинства, но раб. Потому что тем же тоном, каким были произнесены слова: «Докладывай, Сергей», Светка могла бы ему же и приказать: «Эй, Сережка! Рюмку водки, живо!» А вообще-то могла бы и на «вы» обратиться, и даже по отчеству назвать. Потому что Серый, между прочим, был ее лет на семь, а то и на десять старше. И пару лет в Афгане отвоевал, кстати. Надо же какое-то уважение иметь…

Тем не менее Никита вслух ничего не стал говорить. Потому что сам ощущал себя мальчиком на побегушках. Таким, каких просвещенные барыньки то по головке гладили, то пинками гоняли.

— В общем, так, — сказал Серый пасмурным тоном, — Жак Саркисян, по нашим данным, оформил документы на вывоз пятидесяти тонн черного металлолома. Заказаны вагоны транзитом через Азербайджан до станции Астара. Оформил через подставную фирму в соседней области. Потому что нескромно торговцу косметикой заниматься ржавыми железяками. Какой-то сложный бартер получается. Особо занятно, что в нашей области нормальное железорудное сырье гораздо дешевле металлолома. И еще более интересно, что груз направлен для комбината в Исфахане. Потому что тащить его туда из Астары можно только на грузовиках. А это не ближний свет… Короче, похожий заказ был только в октябре месяце, и делал его некий Аскеров Махмуд. Фирма-посредник — та же.

— На какое число был тот заказ? — спросила Светка.

— На следующий день после того, когда нас Есаул с Механиком кинули. А нынешний — на послезавтра.

— Значит, они уже достали сундуки? — удивился Никита.

— Никак нет, — мотнул головой Серый. — У меня патруль вокруг озера мотается на машине с периодичностью в два часа. Кроме того, мы поперек просек бревна положили. Их снегом присыпало, так что сразу видно будет, если кто-то в лес сунется. Да и колеи бы сразу заметили. Снегу там много. За последний год никто на просеки не заезжал. Даже на «Буранах».

— А на лыжах? — прищурилась Светка.

— Четыреста кило? — с сомнением переспросил Серый.

— Десять мужиков по сорок килограмм утянут? Утянут. Сундуки им не нужны. Распихал по рюкзакам — и вывез. Твои гаврики за лыжнями смотрят?

— Нет там никаких лыжней… — Голос Серого прозвучал неуверенно, и Светка тут же вцепилась:

— Уверен?!

— Не ходят через лес. Ни местные, ни приезжие тем более.

— Но ты не ответил: смотрят твои ребята за лыжнями или нет? Или только на просеки глядят?

— Я сам с ними не езжу, — пробормотал Серый. — Могли и просмотреть, конечно…

— Ах, могли все-таки? Так вот, товарищ бывший майор: свой ночной рейд надо было не по моим казино проводить, а у озера. Если они сняли кассу и сумеют ее увезти без нас — стреляйся сам. А сейчас садись в джип, катись туда и проверяй, нет ли там каких следов. Лыжных, санных, собачьих — каких угодно.

— Может, разрешите досказать, Светлана Алексеевна? — мрачно произнес Серый.

— Что тебе надо досказывать? Только быстро!

— Вчера Шмыгло встречался с Саркисяном у него в офисе. Полтора часа беседовали.

— О чем? У тебя же там подслушка поставлена?

— А у них — заглушка… — произнес с досадой Серый. — Французы все-таки. Но кое-что записалось…

Он включил диктофон. Послышались какое-то монотонное гудение, через которое с большим трудом прослушивались звуки, чуть-чуть похожие на человеческую речь: «Бу-бу! Бу-бу-бу-бу бу-бу-бу…»

— Ария клопа из оперы «Не боюсь я ДДТ!» — процедила Светка. — И что из этого поймешь?

— Один парень говорит, что сможет отчистить шумы, — сказал Серый.

— Когда?

— Сегодня к вечеру. Он уже работает…

Светка поднялась:

— Хорошо. Но на озеро ты все-таки поедешь. Все, полный вперед! Жду с отчищенной записью. Но, если окажется, что они эти четыреста килограмм послезавтра на поезд погрузят, будешь станцию штурмовать, понял?!

— Понял, — отозвался Серый и торопливо вышел, пока взбалмошной хозяйке еще что-нибудь в голову не взбрело.

Никита проклинал себя за то, что сдуру брякнул, будто сундуки уже достали, и тем завел Светку. Он только удивился, что у Серого хватило терпения выдержать самодурство Булочки.

— Что, жалко его стало? — произнесла она, должно быть заметив на Никитиной физиономии некую неприязнь к себе. — Скот он, и скот порядочный! Расслабиться, видите ли, решил! Я ему две тыщи в месяц плачу, а он побалдеть собрался. Нас, между прочим, вчера без прикрытия оставил. Вчера сошло, а завтра может не сойти. Потому что против нас не только этот недоделок Шмыгло, но и ребята покруче. А он уверовал, будто вся область наша… Хрестный тоже в это верил, пока Петрович, царствие ему небесное, не разубедил. Гонять их надо, «командоров», чтоб служба медом не казалась.

— Жуткая ты баба, Светка! — произнес Никита. — Ну то, что ты так со мной, — понятно. Я — мальчишка, жизни не знаю, к тому же многим тебе обязан. Но он-то тебя постарше, могла бы и повежливее.

— Скажите, пожалуйста, — проворчала Светка, — святая мужицкая солидарность! Вояки чертовы!

— Ну ты не обижайся, ладно? Я ж просто объясняю… А то разозлишь его, припрешь — пожалеть можешь.

— Это, кисуля, мое дело — как командовать. Я знаю, когда и кого припирать, а когда — ласкать. Да и вообще, мы на эту болтовню зря время тратим… Ладно! Я тебя звала за тем, чтоб ты посмотрел вот эти картинки.

Светка выложила на стол склейку из восьми черно-белых фотографий и три фотографии отдельно. Никита догадался, что все они изображали остров на озере Широком. Но ничего похожего на сооружения объекта «Лора» Ветров при первом взгляде на снимки не увидел. Снег да снег, мохнатые елки-сосны, голые березки-осинки и кусты. Только в одном месте проглянуло что-то напоминающее спираль Бруно, присыпанную снегом.

— Да-а, — разочарованно протянул Никита. — Что-то не очень похоже. По «повести Белкина» я это себе как-то по-другому представлял. А кто снимал?

— Серый со своими ребятами. Помнишь, я рассказывала, после того как здесь Есаул с Механиком побывали, у нас парень подорвался? Ну, Серый решил не рисковать и все обстоятельно изучить. Они прошлись на лыжах по льду вокруг острова и сделали снимки, проявили, отпечатали, склеили — получился круговой вид. Потом Серый сговорился с одним вертолетчиком из областного аэроклуба, тот его провез над островом, и сделали снимки с воздуха. Вот эти, которые отдельно лежат.

— Светик, у тебя карта этого района есть? — спросил Никита. — А то я пока не очень ориентируюсь.

Светка достала из папки лист карты-полукилометровки, наклеенный на марлю, чтоб не рвался на сгибах, а также увеличенный в несколько раз фотоотпечаток с той же карты, изображающий озеро с островом и прилегающую к нему местность. На этом отпечатке, внутри контура, очерчивавшего озера, были тушью отмечены восемь точек, около каждой стояли цифры.

— Вот видишь, — объяснила Булочка, переворачивая склейку, — тут на оборотах проставлены номерки от одного до восьми. Стало быть, фото с номером один снято с точки, помеченой цифрой «один», фото с номером два — с точки номер два, и так далее. Уловил?

— Ага, — кивнул Никита, который в таких подробных комментариях не нуждался. Он больше заинтересовался картой, дававшей возможность как следует представить себе весь район, о котором шла речь в повести Юрия Петровича. То есть разобраться наконец, где находятся Дорошино, Малинино, Лузино и прочие населенные пункты, а заодно рассмотреть все дороги, просеки, речки, болота, располагавшиеся вокруг озера.

Никита сразу нашел Дорошино. Он почему-то думал, будто около этого села должен быть аэродром, и очень удивился, когда обнаружил, что его нет. Поэтому сначала даже спросил у Светки:

— А другого Дорошина нет?

— Нет… — удивилась Булочка. Никита рассказал ей про аэродром, с которого взлетел на перехват Дуськиного «У-2» и навстречу собственной смерти Эрих Эрлих. Светка хмыкнула:

— Вспомнила бабушка Юрьев день! Это ж полевой аэродром был. Запахали его давным-давно.

— Точно! — сокрушенно произнес Никита. — Ну и лопух же я!

Дальше пошло получше. Никита обнаружил Малинино и разобрался в дорогах и просеках.

— Так… — произнес он. — Вот это Немецкая дорога, по которой Механик с Есаулом во второй раз на остров ходили. Сразу видно, что немцы делали, — и сейчас прямая, как линейка. А вот та, которая от малининской дороги, — видишь, извивается?

— Погоди, — спросила Светка, — а тут что за плешка?

— Это, по-моему, тот самый Федюлькин лог. Только тут не показано ответвление…

— Какое ответвление? Это ты в повести вычитал?

— Ну, там же как начинается? Юрка и Зоя ехали на санях через лес по малининской дороге, а потом увидели, как немец напал на советский самолет, и решили, что наш самолет сбили. Они свернули в этот Федюлькин лог…

— Точно! И встретили там Клаву и Дусю. А немцы пригнали танк, и они от этого танка стали удирать. Стоп! Выходит, что через Федюлькин лог можно выбраться к озеру?!

— Ну, это тогда можно было выбраться. А сейчас все это зарасти могло.

— Верно подмечено.

— В общем, можно предположить, что они выбрались к озеру где-то здесь.

— Тогда, выходит, надо посмотреть как это место сейчас выглядит. На схемке это точка номер семь. А вот сама картинка…

Никита поглядел на фотографию. Это была та самая, где между деревьями просматривалось что-то похожее на припорошенную снегом спираль Бруно.

— Да, это где-то тут, хотя неизвестно, куда их конь вынес, может, и немного в стороне. Тут теперь уже здоровенные елки растут. Хотя Белкин писал, что немцы их вырубали.

— За пятьдесят пять лет успели вымахать.

— Но ведь часть ельника немцы порубить не успели… — задумчиво произнес Никита. — Значит, тем елкам должно быть побольше лет, верно?

— Правильно. А вот, смотри, на шестом снимке. Правда, эти больше?

— Точно! — Никита заметил, что елки, сфотографированные с шестой точки, образовывали как бы ступеньку. Словно бы рядом с пятым классом на школьной линейке выстроился девятый.

— Ведь немцы эти елки не дорубили потому, что их этот самый Белкин порезал? А это было недалеко от того места, где они прятались.

— Правильно! Но потом началась стрельба, и они побежали в ту сторону. — Никита указал на снимки 7 и 8. — А позже залезли в канализационный коллектор. Уже потом его немцы взорвали.

— Погоди. Коллектор ведь лежал в траншее, так? Это была такая здоровая труба, они по ней даже не ползли, а шли. Значит, и траншея была никак не меньше, чем два метра глубиной… Вряд ли ее могло замыть…

— Ее могло взрывом засыпать. Немцы взорвали ту часть коллектора, которая уже в земле лежала. А грунт, что прикрывал трубу, сполз в отрезок траншеи, куда еще не успели уложить кольца. Ну а потом все заросло кустами и заровнялось.

— Давай снимки с воздуха посмотрим. Может, там что-то обозначилось…

На первом же снимке Никита разглядел несколько мест, выделявшихся на общем фоне.

— Смотри, по-моему, это доты. Их, конечно, снегом замело, да и кусты наросли, но какие-то прямоугольные контуры просматриваются… Как буква Г. Ясно, что это что-то искусственное.

— Да, правда… — присмотрелась Светка. — А со стороны озера ни черта не разглядишь.

— А вот тут еще и вал видно, — Никита показал на другой снимок. — Вертолет сбоку от острова прошел и снимал как бы сверху наискось. Он тоже зарос со всех сторон. На том снимке, где доты, он незаметен, потому что снимали почти под прямым углом. Сосны здоровые стоят со снегом, и его совсем не видно. Со льда озера тоже ничего не замечается. Снизу вверх просматривается только склон горки и елки. И не видна тень, которую отбрасывает вал. Вот она, видишь?

— Вижу. Только мы эту воздушную съемку затевали не для того, чтобы тени разглядеть. Следы этих друзей искали, Есаула и Механика. А их, как ни странно, незаметно.

— Может быть, замело уже?

— Тогда два дня стояла хорошая, морозная погода. Тень увидел, понял, наверно, что солнце ярко светило.

— Может, просто не разглядели? Или они их замаскировали как-нибудь?

— Вряд ли. Вон, тут даже проволока заметна. Пленка будь здоров, сильная. Вот видишь, это наш парень следы оставил, когда подорвался. Отлично видно. Не говоря уже о воронке и копоти на снегу.

— Стоп! Ты ж говорила, что ваш Маузер там стрелу какую-то в дереве видел? И что предполагали, будто они трос через озеро перебрасывали, а потом на ролике через озеро переезжали?

— Да. И Серый сначала прикидывал так. Однако ты ведь сказал, что стрела не сможет прочно воткнуться в дерево.

— Только забыл, что стрелу можно не только из лука выпустить.

— Думаешь, ее из винтовки выстрелили? Тогда бы наши ребята, которые со стороны Малинина их поджидали, выстрел должны были слышать.

— Винтовки, между прочим, бывают с глушителями.

— Но у них ее с собой не было. По крайней мере когда в поезд садились.

— Разобрать могли и в рюкзак положить.

— Ладно. Но все это относится к переходу через озеро. А дальше?

— Так они если могли сто пятьдесят метров через озеро проехать, то и там, на острове, могли какие-то веревки между деревьями протянуть.

— Но ведь где-то они должны были спуститься? Ведь если не спускаться, то получается, что они клад на деревьях спрятали? Но мы тогда заметили бы хоть что-нибудь. И потом, как же они четыре сундука общим весом в полтонны туда, на деревья, затащили?

— Во-первых, они могли их и не затаскивать, а вытащить оттуда все, разложить в пластиковые пакеты и распихать в дупла.

— Как белочки орешки… — иронически произнесла Светка. — Наивно, по-моему. Судя по тому, какие они в Москве вещицы продали. Там такие фигулины были, которые в сосновое дупло не спрячешь. Тем более что и дупла у сосен не так часто встречаются, как кажется.

— Хорошо, тогда допустим, они спускались прямо с дерева в какой-нибудь люк. Я точно помню, что у Белкина написано, будто они там на какую-то прожекторную площадку через люк поднимались.

— И где эта площадка была?

— Если вот эта загогулина — дот номер четыре, а эта — номер пять, то площадка должна была быть вот тут.

— Ну и где же здесь люк? Тут кусты какие-то…

— А может, он под кустом замаскирован? — не сдавался Никита.

— Но тут дерева нет, дорогой мой. Как же они сюда могли спускаться?

Никита почти сразу нашелся:

— Зато можно было веревку от одной сосны до другой перекинуть. Потом съехать на середину и еще одну веревку привязать вертикально.

— Что-то ты намудрил, по-моему, Никитушка! — усмехнулась Светка. — Неужели эти алкаши тут такой эквилибристикой занимались? Не верится. К тому же Есаула надо краном поднимать — никакая веревка не выдержит.

— Выдержит. Альпинисты знаешь какие здоровенные бывают?!

— Это я пошутила. Просто Есаул неуклюжий как бочка. Не верится, чтоб он мог так лазать по деревьям.

— А Механик?

— Механик, по сведениям Серого, жилистый и ловкий, но тоже не альпинист и не воздушный гимнаст. Зарезать или сюрикеном запустить — точно, он еще может, но чтоб четыреста кило драгоценностей по веревкам перетащить, у него здоровья не хватит. Дыхалка туберкулезная!

— Даже если он эти четыреста килограммов, допустим, на сорок мешочков по десять килограммов разложил? Или на двадцать по двадцать?

— Ты сам-то лазал по веревкам? Знаешь, сколько это сил отнимает? Да еще если больной?! А сколько времени все эти ходки потребуют, даже если их не сорок, а двадцать?!

— Постой! — улыбнулся Никита. — С чего это мы с тобой все о веревках да о веревках? Они же клад когда прятали? Осенью! Еще ни льда, ни снега не было, в озере вода плескалась. А на ней следов не остается…

— Ты, часом, не забыл, что у них грузовик был, а не амфибия? Или, может, Механик со своим туберкулезом в воду нырнул? У нас бы сейчас с ним проблем не было… Я и то удивляюсь, как мы все тогда, как на плоту поплавали и под дождем промокли, воспаление легких не получили. Даже дед Ермолаев выжил.

— Понимаешь, — сказал Никита, — ты не задумалась, отчего они, которые клад уперли, так сказать, внезапно для самих себя, просто сдуру, и уж точно без всякой подготовки, вдруг потащились именно в такое хитрое место, о котором в районе даже местные ни черта не знают?

— «Вопрос, конечно, интересный…» — хмыкнула Светка, процитировав кого-то из эстрадных юмористов. — Может, их Гера просветил?

— Не думаю. Он даже Серому, который был его первым замом, ничего не сказал. И потом, тогда бы они не стали сидеть-дожидаться в палатке, когда Серый приплывет на плоту и погонит их пинками на «Черный полигон».

— Логично. Ну а тебе как это представляется?

— Очень просто. Они же, как ты говорила, грузовик у ребят Тугрика увели, правильно? И тех двоих, что при грузовике, убили — точно?

— Был такой момент… — наморщила лобик Булочка.

— А если они их не сразу убили? Или, допустим, там еще и третий был, которого они с собой взяли, и он им рассказал все, что надо, про это место?

— Тех двоих допросить не могли. Времени было мало. Мы с тобой самое большее через час пришли туда. Но им надо было четыре сундука с прицепа на грузовик перегрузить, а это даже при помощи крана не так уж быстро. Но вот насчет третьего, который мог быть при грузовике, — мысль неплохая.

— Так вот, если этот «третий» был и им показал, куда ехать, то, наверно, мог рассказать, как на остров пробраться, как туда сундуки переправить. А кроме того, я думаю, у них там, в машине, было что-то, на чем можно было груз перетащить. Лодка надувная, например. А может быть, у них плот на берегу озера был заготовлен.

— Ладно… Допустим, что они все это добро перегрузили в мешки, положили на плот, сундуки утопили, а сами переехали на ту сторону. Дальше что?

— А дальше проводник им безопасную тропу показал. И место, где собирались все это прятать. После чего они его ликвидировали. Потом набрали с собой ценностей, сколько могли унести, вернулись в грузовик, угнали его подальше от этих мест и бросили где-нибудь, а сами в Москву махнули.

— Понятно… — пробормотала Светка. — Все толково, кроме одного: как это они решились в чужую нычку добро прятать? Ведь та контора могла об этом узнать? От которой Тугрик приезжал, естественно. Не всех же их на «полигоне» повалили…

— Во-первых, могли и всех. Четырнадцать человек — это не много. А во-вторых, если кто и остался, то мог в панику удариться. «Все пропало, спасайте двор и архивы!» — как сказал Фридрих Второй, король прусский, когда наши наваляли ему при Кунерсдорфе. Ну и наконец: если они узнали, допустим, что их машину обнаружили в Тамбовской области, то они туда разбираться поедут. Уж ни за что не подумают, что это золото у них же и спрячут.

— Но они ведь могли насчет того, третьего, догадаться.

— Если трупа не нашли, то скорее подумали, будто он с Есаулом и Механиком удрал. А они его могли там же на объекте «Лора» и спрятать.

Света еще раз улыбнулась:

— Все-то у тебя просто. Кажется, будто сам с ними воровал. Ладно. Теперь главное — не прозевать на этот раз…

БАННЫЙ ДЕНЬ

Механик проснулся утром с больной головой и тяжким настроением, будто после большой пьянки, хотя не выпил накануне ни грамма. Все от того, что прокурил и промаялся со своими дурными мыслями хрен знает до которого часа. И проспал совсем немного. Никто не будил. Никакого шума и тревоги не было. Юлька мирно посапывала на печке, за окнами только-только начинало светать. Никто по двору не шастал, снег не скрипел, в дверях никто не ковырялся. Тишина и спокойствие. Живи да радуйся.

А Механику отчетливо хотелось застрелиться. Такая тоска напала, такая пустота наехала, что все, начиная с самого себя и кончая всем белым светом, казалось мерзопакостным и не заслуживающим дальнейшего существования. Ненависть, вместившаяся в этот больной и очень маленький организм, была воистину вселенской. Если б под рукой была какая-нибудь кнопка, которая одним нажатием могла бы уничтожить все человечество и даже больше — всю Метагалактику, например, он давно бы ее употребил в дело. Потому что все тут, в этом материальном мире, по мнению Механика, было устроено совершенно не так, как ему хотелось, по каким-то идиотским законам, которые придуманы были исключительно ему во зло. И ничего он, при своих золотых руках и еще не полностью пропитом уме, с этими законами поделать не мог. Они же, эти писаные и неписаные, субъективные и объективные законы делали с ним все, что хотели. Барахтаясь, как муравей в широкой реке, Механик плыл в ту сторону, куда тащило течение. Можно было чуть-чуть сместиться вправо или влево, чуточку приблизиться к недостижимому берегу, но любое дуновение ветерка или совсем незначительная смена течения могли свести на нет все эти усилия.

Все бессмысленно! Можно еще побарахтаться, подрыгать ручками-ножками, побегать по стране. Можно потешить себя мечтой, что удастся выбраться из этой чертовой, хотя и родной страны, где все делается не по разуму, а по маразму. Той страны, которую когда-то был готов защищать, не щадя своей крови и самой жизни. И защищал, между прочим, хотя и за тридевять земель от дома, но понимая, что это надо делать там, если не хочешь, чтоб пришлось воевать у себя на пороге. А его продали, предали, оплевали, обманули и вообще сделали палачом в собственных глазах. И всем стало по фигу, что он человек и хотел жить, как человек. Даже женщине, которую он любил и чьи дети теперь поминали его только плохими словами. Тем более Шмыглу, который сейчас уже подсчитывает бабки, которые получит, перешагнув через Механика. И ведь даже капля совести у гада не шевельнется! Конечно, Механик — одиночка. Ни одна контора за него не вступится, никто не припомнит Шмыглу, что его крутые бабки пришли через заподлянку. Кто такой Механик, кто его видел? Да никто, пустое место.

Но стреляться Механик все-таки не стал. Потому что его смерть опять же ничего не изменит. Ну застрелится, ну чуть-чуть осложнит жизнь Шмыглу. Не сможет с ходу добраться до клада, доберется позже. Заплатит покупателю неустойку, получит навар поменьше. Какая разница? Все равно он, гад, жить будет, а Механика зароют без гроба и памятника. «И никто не узнает, где могилка моя…» Нет, дудки, Механик хотел еще чуток побарахтаться и, если подфартит, как минимум покуролесить.

А потому, пересилив дурное настроение, он встал с кровати, оделся и внезапно решил затопить здешнюю баньку. Отмыться, отпариться и завтра в чистом бельишке выйти на игру. Может, и на последнюю, но с бойцовским настроением, а не готовым покойником.

Когда Механик уже собирался выходить из комнаты, проснулась Юлька и свесила с печки заспанную мордашку.

— Доброе утро… Вы куда?

— Баню топить, — объявил Механик. — Банный день сегодня. Раз чистое белье нам притащили, значит, мыться надо.

— Ух ты! — порадовалась Юлька. — Это хорошо.

А Механик, закрывая за собой дверь, подумал, что ей, дуре, все-таки живется лучше, чем ему, потому что она ни черта не знает и живет одним днем. Знала бы она, что ей завтра предстоит, наверно, не улыбалась бы. И так только благодаря ему эта кукла прожила лишнюю неделю. А могла бы уже неделю пролежать в сугробе у дороги. Может, Шмыгло все-таки помилует ее? Вряд ли. Много знает девка, и отпустить ее никто, кроме Механика, не решится. Но Механик ей уже не хозяин. Раньше надо было отпускать, точнее, гнать в шею. Еще там, в Подмосковье, когда к станции подъехали после встречи со Стахом. Надо же, блин, этот Стах на старика похож, руки нет, ноги нет, а рад тому, что живет… За Механика, бандюгу и убийцу, молится, свечки ставит! Только за то, что тот дал ему возможность не сразу умереть, а калекой остаток жизни доживать. Смех и грех! Сам Механик без всякой балды, сейчас ругал того духа, который плохо целился и попал не в башку, а в ребро шлемофона. На ладонь бы ниже взял — и записали бы Механика в список павших на той войне. И в родной части, где-нибудь в клубе или в штабе, его портрет висел бы на траурной доске вместе с фотографиями остальных пяти офицеров и прапорщиков, которые прибыли в Союз «грузом 200». И сопливые солдатики, глядишь, посматривали на его фотку с уважением. Может быть, кто-нибудь и выпил за упокой души, а Стах с полным правом ставил бы свечки за упокой, как он это делал из-за неверной информации. И жена-стерва, может, была бы о нем лучшего мнения. Во всяком случае, не говорила бы сейчас о нем всякие гадости, и дети росли хоть и при чужом дяде, но с доброй памятью об отце.

Механик рвал бересту с поленьев, раскладывал дрова в топке, чтоб хорошо грели печку и котел. Но в голове продолжали крутиться мысли, такие ненужные сейчас, но отогнать их не представлялось возможным.

Нет, надо было сдохнуть раньше! Опоздал умереть Механик, бывший старший прапорщик Еремин Олег Федорович. Даже имя стал забывать настоящее. Есаул, царствие ему небесное, так и не узнал, хотя был настоящий друг, а не портянка. Все Мех да Мех. Небось думал, что Михаилом зовут, как по липовому паспорту. Что ж за скотская жизнь, а? Почему всех людей, которые Механику жить помогали, валят почем зря, а всякое дерьмо плавает и не тонет? Вот Юлька — глупое сопливое существо, казалось бы, никакой пользы, одни проблемы. Но лично для Механика — очень нужное. Просто потому, что сопит ночью на печке и вообще живет, хоть и не с ним, а около него. Скучает, мается, должно быть, поскольку Механик ей никто, но живет, не убегает, не шипит, не болтает, когда не просят. Как кошка или собачонка, она нужна для уюта. Чтоб Механик не ощущал одиночества. Даже если не знает, о чем с ней говорить.

И вот это существо завтра могут уничтожить. Пристрелить, приколоть, придушить. Просто так, на всякий случай, чтоб Шмыгло мог не беспокоиться о лишних свидетелях. Механику, конечно, тоже мозги должны вышибить, но по делу. Строго говоря, Механик три вышки заслужил, а может, и больше. Правда, все укантованные, если по делу, не лучшие люди были, и может быть, без них на этом свете чище стало. Но жить они хотели и, возможно, вполне добрых и хороших родственников имели, которые потом плакали. Кроме того, Механик их судьбу решал не по идейным соображениям, а по шкурным. Просто жизнь так сводила, что надо было одному гаду загрызть другого. Везло ему, значит, он был прав.

Эх, дернул же черт тогда, в доме у Инги, проболтаться! Ведь знал же, пока трезвый, чем можно щелкать в кругу друзей, а чем нельзя. И в общем, можно было догадаться, в какую петлю сунулся, когда со Шмыглом собрался корефаниться. Лучше было язык себе откусить. Или ментам где-нибудь попасться. Хотя нет. Ментам лучше не попадаться.

Нет, жаль все-таки, что он ум еще не пропил. Был бы совсем дураком — легче было бы. Считал бы сейчас, что Шмыгло — друган до гроба, что он не кинет, не зароет, верил бы ему, как себе или хотя бы как Есаулу. Жил бы сейчас и в ус не дул, считая, что ни ему, ни Юльке ничто не угрожает. И ждал завтрашнего дня с алчным нетерпением, думая, что ему честно отстегнут половину суммы.

Конечно, Шмыгло по-прежнему думает, будто Механик и впрямь алкаш, которому элементарной подозрительности не хватает. Но по жизни сам всех подозревает. И может подстраховаться…

Выгнать, что ли, Юльку? Может, повезет ей убежать отсюда? Нет, ничего не выйдет. «Соседи» добрые не спят. Если даже успеет нырнуть в автобус, то в городе поймают или на вокзале. И уж точно припорют без лишних слов. Да еще и изнасилуют напоследок, чтоб «добро не пропадало». Ну и Механику, как говорится, «режим содержания» изменят. А главное, разоружат.

Нет, видно, Механик сам себе судьбу выбрал, когда посадил эту мартышку в машину. Либо в один день умрут, либо в один день выкрутятся.

Шансов выкрутиться не много. К тому же Юльку скорее всего с ним на остров брать не захотят. Здесь оставят и тихо уберут, едва Механик уедет. Как сделать, чтоб взяли? Что придумать, как соврать? Ничего в голову не приходило. Никаким боком Юлька на этом объекте не нужна. Разве что подсказать Шмыглу, что ее, мол, лучше урыть именно на острове, поскольку там ее никто не найдет лет сто. Может, конечно, он и сам до этого додумается, потому что здесь, в поселке, ее куда труднее спрятать. С другой стороны, там, на острове, тоже никаких гарантий не будет.

Может, рискнуть все-таки? Оставить печку топиться, а самим сбежать? Вдвоем, напролом, белым днем? Фиг получится. Машина на соседней улице стоит и ждет. Мигом достанут. Конечно, Механик может и пострелять от души, но проблемы это не решит. Положат обоих. Ночи дождаться? Тоже не светит. Эти козлы караулят еще сильнее. Нет, кое-какие шансы будут только тогда, когда на остров поедут. Дело будет ночью, место, кроме Механика, никто не знает. Там, и только там.

…Механик пошуровал кочергой, растолок рдеющие поленья в ворох ало-оранжевых жарких углей, отметив с глубоким удовлетворением, что ни одного язычка синего пламени не пробивается, и закрыл вьюшку. Пусть теперь печка греется.

Вернулся в дом. С удивлением отметил, что пахнет кофе и яичницей с ветчиной. Юлька похозяйничала.

— Кушайте, папа Ерема, — сказала она, улыбаясь.

Папа! Черт его дернул тогда припомнить свою малышку, которая вот такой уже стала, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Надо было другое вспоминать: про то, что она на него Булкиных костоломов навела, что из-за нее в конечном счете Механик накрылся. И рука бы поднялась, и не ходила бы тут, не щебетала, не травила душу. Теперь вот самому сдохнуть охота, лишь бы эта птичка еще попорхала по белу свету. А отчего? Самому непонятно.

Юлька выставила на стол сковородку, чашку. Хлеба нарезала.

— Сама-то ела? — спросил Механик.

— Конечно. Баню протопили?

— Так точно. Нажарил здорово. Подожду еще малость и пойду. Буду кости греть.

Механик ел медленно, даже вяло. Все мысли одолевали. Ну почему все против него? И туберкулез хренов, и немощь эта, и рост, и возраст, и жизнь?

— Папа Ерема, — неожиданно произнесла Юлька, — а я вам нравлюсь?

Механик не нашелся поначалу, чего сказать, минуту подумал и пробурчал:

— Когда глупые вопросы задаешь, не нравишься.

— Но зачем вы меня тогда держите?

— Сам не знаю. Для мебели.

— Женщин не для всякой мебели держат. Для кровати прежде всего.

— Мне с тобой в кровати делать нечего, — проворчал Механик, — я тебе в первый день сказал.

— Я помню. Тогда для чего?

— Для печки. Дров не хватит — в топку пихну.

— Не пихнете! — уверенно сказала Юлька. — Пожалеете.

— Вот из жалости и держу. — Произнеся эти слова, Механик уже понял, что произошло то самое, чего он опасался. Заскучала, надоело взаперти сидеть. И то спасибо, что неделю вытерпела.

— А я слышала, — совершенно нахально произнесла Юлька, — что полных импотентов не бывает.

— Бывает. И давай завязывай болтовню. Не дергай меня, а то прирежу на фиг, — пробормотал Механик раздраженно.

— Не верю.

— Приткну — поверишь… — буркнул Механик, понимая, что даже оплеуху ей дать не сможет. Он торопливо доел яичницу, осушил кружку кофе и встал из-за стола.

— Посуду помой, приберись и телик смотри. Я в баню пошел.

Механик прихватил чистое белье и потопал. Душу воротило и перекручивало, вязало узлами и дергало в разные стороны.

Ну вот, дождался! Все-таки прорвало ее. И ведь не стала, стервочка, нудить и говорить, что ей скучно. Начала Механику мозги пудрить. Это под самый финиш, можно сказать. За сутки до того, как им хана наступит. Предчувствует, что ли? Может, послать ее к тем, что напротив? Или к тем, что справа или слева? Пусть трахнут ее от души, если у дуры свербит! Но те могут не понять, подумать на подставу, Механика заподозрить в том, что он их отвлечь хочет или выведать чего-нибудь. Да и самому будет тошно, если они не откажутся…

Протопил он баню и впрямь на совесть. Жар аж в предбаннике чуялся, тем более что на улице морозно было.

Разделся и шагнул из предбанника в самодельную Африку. Эх, парок, ковш на вьюшку! Пш-ш! Сел на лавку, поглядел на себя… Да уж, куда там, герой-любовник! Кожа да кости… Еще вены есть. Мослы торчат на боках, мышцы хоть и крепкие еще, а куриные. Вообще немного до скелета осталось. В Бухенвальде народ упитаннее был. Дистрофик! На ребрах, как на стиральной доске, играть можно. Да еще рост. Юлька-то ведь выше его на полголовы. И крепенькая, сибирская все-таки. Ну что там могло быть, даже если б у него поднималось? Только под угрозой убийства.

Механик с ожесточением принялся мылиться и тереться мочалкой. Какой там к черту веник, еще сдохнешь! И так небось весь этот горячий пар, который он запустил себе в легкие, ему не совсем на пользу.

Намылил голову над тазом, стал скрести ногтями. Плеши не нажил, слава Богу, а толку что? Седину не отмоешь, да и на фиг это нужно. Да, Мех, старый ты хрыч. И нечего слушать то, что эта губошлепка болтает. Она небось даже не соображает, по каким больным местам коготками царапает. Сердце она ему задела. И ноет оно, хоть и не как у инфарктника, но в душевном смысле, пожалуй, больнее…

Из предбанника донесся слабый скрип двери. Не затворил, что ли? Или ветром приоткрыло? Нет, шажки слышны. Ее, Юлькины. Белье себе, что ли, решила принести загодя? Да, что-то зашуршало. Механик, сидя с намыленной головой и зажмуренными глазами, прислушался, ожидая, что вот-вот скрипнет дверца и Юлька уберется из предбанника. Но тут на какую-то секунду холодком повеяло. И дверца скрипнула совсем другая. Не та, что из предбанника на двор, а та, что из предбанника в баню. Неужели?! Ну, бесстыжая!

Шлеп-шлеп-шлеп — босые ножки по мокрому полу. Механик наскоро плеснул себе водой в лицо. Открыл глаза на секунду и тут же зажмурил. Стыдно стало. Нет, не за то, что на голую девку посмотрел, а за себя. За то, что она его, такого как есть, старого заморыша, увидела. Потому что, хотя Механик видел ее всего-навсего пару секунд, самое большее — пять, она словно бы намертво впечаталась в мозг. И даже с закрытыми глазами он продолжал видеть чуть ли не во всех деталях это юное, вовсе не для него предназначенное тело: розовато-белое, гладенькое, с крепкими яблочками грудок, округлыми плечикам, гибкой талией, плавно перетекающей в покатые бедра.

— Зачем пришла? — пробормотал Механик. — Подождать было лень?

— А вам противно, да? Я страшная? Даже глаза зажмурили…

— Ничего я не зажмурил, просто мыло в глаза попало.

— Давайте я вам голову помою? Я осторожненько…

Тут Механик уже не сердитым, а скорее плаксивым голосом взмолился:

— Юлечка, доченька, оставь ты меня в покое, а?! Неужели не понимаешь, когда можно играть, а когда нельзя?

— Я все понимаю. Мне просто жалко вас. Очень-очень. Может, даже больше, чем вам меня… — и Юлька, мягко примостившись на лавку рядышком с Механиком, нежно обвила его мягкой ручкой, положила ему голову на плечо.

Тепло стало Механику. Не коже, конечно — в бане и без того жарко было, — а на душе потеплело.

— Старый я… Старый и злой… — выдавил он. — И пользы от меня никакой. Чего тут жалеть? Ты ненавидеть меня должна. Я твоего Тему ранил. А может, и убил. Я тебя в такое дело втравил, откуда тебе выхода, может, и не будет. Понимаешь?

— Понимаю. Но все равно жалко. Маленький, больной, одинокий… — и Юля провела ладошкой по волосам Механика.

— Вот-вот, — кивнул Механик, — ты еще скажи — старенький! А мои сорок два — это еще не возраст. Другие мужики еще детей вовсю делают…

— Ты ж не виноват в этом, — Юлька потерлась щекой о щетину на щеке Механика. — Это жизнь такая…

— Не ластись ты ко мне. Я ж туберкулезный, дурочка!

— Наплевать… Зараза к заразе не пристанет. Тебе же нравится, верно? Ну скажи, нравится? Только честно!

— Да… — сознался Механик. — А кому такая, как ты, не понравится? Но когда видишь такое яблочко, а ничего не можешь… Конченым человеком себе кажешься.

— Ничего ты не конченый! — жарко шепнула Юля. — Просто голову себе забил. Я тебя вылечу!

— Лучше спину мне потри, — вздохнул Механик сокрушенно.

— Хорошо. Только ты ляг животиком на лавочку, ладно?

Механик послушно улегся, а Юлька — р-раз! — и перекинула через лавку правую ногу. А потом уселась Механику на тощие ноги, привалилась к его костистому заду и мочалкой стала вовсю тереть ему спину.

— Нормально! — похвалил Механик. И хотя у него были опасения, что добровольная банщица не только протрет ему кожу на лопатках, но и мясо до костей сдерет, благо сдирать было всего ничего, но все равно было приятно.

— А теперь вот этой мочалочкой пройдусь… — произнесла Юля, и прежде, чем Механик успел что-то сообразить, уселась ему на спину, уперлась в плечи и стала быстро-быстро тереться низом живота о его позвоночник. Механик охнул. Позвоночник у него, после нескольких подрывов на БМР, был отнюдь не самым здоровым местом. Механик даже услышал, как ему показалось, какой-то хруст. Но уж больно приятен был такой массаж. Каждая клетка в теле Механика на него отзывалась, каждый нерв ему радовался.

Однако Юльке он был, оказывается, еще слаще. Механик и не догадывался, что его позвонки могут быть кому-то в радость. Разыгравшаяся бабенка сперва только дышала жадно, а потом стала повизгивать и стонать. Наконец, особенно громко охнула и упала на Механика животом, крепко стиснув его с боков.

Тут что-то чудесное произошло, хотя и имело скорее всего какое-то материальное, точнее, нейрофизиологическое объяснение. То ли какой-то нерв защемленный освободился, то ли вообще в спинном мозгу чего-то наладилось, то ли, может, в самой башке у Механика что-то сдвинулось в нужном направлении, но только он неожиданно почувствовал, что пропавшая несколько лет назад мужицкая силушка постепенно возрождается! И тот природный инструмент, который, как полагал Механик по неграмотности, наглухо усох на веки вечные, вдруг стал ощущаться! Механик значительно лучше разбирался в железках, моторах и схемах, чем в собственном теле, а потому рассматривал это явление как чудесное.

— Ох ты ж, мать честная! — изумленно пробормотал он.

Юлька между тем, лежа на спине Механика, стала осторожно целовать его шею, плечи, лопатки, поглаживать седоватые волосы и бормотать:

— Маленький мой… Бедненький… Седенький…

Механику было хорошо от этих уже давно позабытых ощущений. Все глупости, переполнявшие башку, будто ветром выдуло. Так и лежал бы сто лет, так и помер бы тут — до того сладко было все это ощущать. Но он очень боялся, что загоревшееся угаснет, и потому попросил каким-то не своим голосом:

— Ну-ка, привстань чуть-чуть, девочка!

И когда она выполнила эту просьбу, перевернулся на спину…

— Ой! — воскликнула Юлька и захихикала.

— Оживила ты меня… — вперив в Юльку отчаянный взгляд, пробормотал Механик, притягивая ее к себе за скользкую спинку. — Я теперь еще поживу! Долго поживу!

ТАИНСТВЕННАЯ ЛЫЖНЯ

«Чероки», в котором сидели Серый и сопровождавшие его Маузер, Саня и Ежик, не торопясь катил по заснеженной дороге. Шел небольшой снег, свободно кружившийся в безветренном воздухе и постепенно оседавший на дорогу, кюветы, на две стены леса по обе стороны от проселка. По правую руку сразу за кюветом стояла изгородь из колючей проволоки в один ряд, и через каждые пятьдесят метров просматривались прибитые к кольям желтые плакатики: «Стой! Опасная зона. Осторожно, мины!» Слева такой проволоки не наблюдалось.

Серый выполнял приказ Булочки — проверял, нет ли какой лыжни или иных следов, ведущих к озеру. Все, кроме Ежика, который вел машину, косили глаза направо, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь признаки «нарушения границы». Проехали уже почти двадцать километров из тридцати, составлявших периметр запретной зоны, но никаких следов не обнаружили. Не только тех, что уводили бы за проволоку, но даже тех, которые хотя бы подходили к ней. Сразу за сугробами, которые отгребли на обочину грейдеры, периодически расчищавшие дорогу, снег имел девственную чистоту и белизну. Должно быть, желающих поискать приключений и пощекотать нервы, катаясь на лыжах по заминированному лесу, было не много. А точнее — совсем не было.

— Ни хрена тут нет, — зевнул Маузер, — у меня аж глаза устали красотами этими любоваться. Дурная у тебя хозяйка, Серега. Не ценит тебя.

— Я этого не говорил, — мрачно произнес Серый. — И от тебя не слышал. Понял, братан?

— Понял… Готов взять обратно. Но работу мы сейчас дурную делаем, это точно. Между прочим, даже если кто-то прошел на лыжах, то мы это можем и не разглядеть. Через полчаса все снегом завалит.

— Не завалит, снег мелкий. А мы уже почти кольцо замкнули. Последние километры проверим — и хватит. Зато могу честно сказать, что ни одного следа не видел, ни одна лыжня в лес не ушла. И спать буду спокойно. Между прочим, я со вчерашнего дня не ложился. За то, кстати, и погорел сегодня.

— Ничего, еще выспишься… — подбодрил Саня. — Мне эта лыжная версия смешной кажется. Если б я хотел вывезти все по-быстрому, то договорился бы с грейдеристом, дал бы ему рублей двести новыми, и он бы мне за полчаса просеку сделал проезжей. Особенно Немецкую дорогу — она как по линейке. Ну а если Шмыгло на это пойдет и кто-то просеку расчистит, мы уже точно знать будем, что он собрался на озеро по делу. А эти лыжные походы по десять человек с сорока килограммами — фигня. Булка мандражирует.

— Дай Бог, — неуверенно произнес Серый.

Дорога в очередной раз стала подниматься в горку и забирать влево, огибая выступ леса. Серый сказал:

— Ну, еще два поворота, и выйдем к исходной.

— Встречная! — предупредил Ежик, увидев легковую машину, выскочившую из-за поворота дороги.

— Из Лузина едет. Нездешняя, — пригляделся Саня. — Чего он тут делает, интересно? Надо номерок на всякий случай запомнить…

— Ты пока свои станционные дела оставь, — посоветовал Серый. — Лучше по сторонам гляди… Если просмотрим и окажется, что они действительно все рюкзаками на лыжах вывезли — Булка не простит.

Когда встречная «девятка» проскочила мимо, Саня сказал:

— Номер-то из соседней области. По-моему, это опять Шмыгло крутился.

— Ты серьезно? — встревожился Серый.

«Чероки» вывернул за поворот, откуда выехала «девятка». Серый уже подумал, а не скомандовать ли ему Ежику, чтоб разворачивался и догонял «девятку», но тут Маузер очень спокойно сказал:

— Вон она, лыжня-то!

— Что ты мелешь? — недоуменно произнес Серый. Он лично никакой лыжни не видел.

— Где? — спросил Саня.

— Сейчас увидишь. Тормози, Ежик!

Ежик затормозил. Серый вопросительно посмотрел на Маузера:

— Братан, за глюки мы не платим. Где ж твоя лыжня?

Вдоль дороги за окаймлявшими ее грейдерными сугробами простирался все тот же чистый снег. Только коготки какой-то птицы оставили цепочку маленьких следов, напоминающую замысловатый китайский иероглиф.

— Не туда смотришь, командир, — невозмутимо произнес Маузер. — Давай выйдем из машины. Малец чуть дальше проехал, отсюда не увидим.

Серый и Саня вышли следом за Маузером. А тот уже шагал по дороге в обратном направлении. Метров в пятнадцати от «Чероки» Маузер остановился. Дождавшись, пока подойдут приятели, он повернулся к обочине, чуть наискосок к тому направлению, куда ехали на машине.

— Смотри по моей руке, — сказал Маузер, — теперь видно? Если по прямой от дороги, будет метров пять. От нас — пятнадцать или двадцать.

— По-моему, тебя зрение стало подводить, — недоверчиво разглядывая синеватую полоску в промежутке между елями, произнес Серый. — Там просто деревце под снегом лежит.

— Деревца обычно с ветками бывают, — не согласился Саня, — разве что кол какой-то отесанный…

— Ну, значит, кол.

— Ни фига, командир! — помотал головой Маузер. — Лыжня это, и, кстати, довольно свежая. Сегодня ночью торили, самое раннее. Снег взрыхленный еще не раздуло.

— Ладно, допустим, лыжня, — порассуждал Серый. — Но где ты, друг дорогой, видел, чтоб лыжня начиналась прямо с чистого места и никаких следов кругом не было? Тут, за проволокой, снега по колено, если без лыж топать. Перед проволокой, может, чуть поменьше, но тоже не асфальт. Либо этот лыжник веса не имел, либо ты обознался.

Аргументы Серого произвели впечатление на Маузера, но тот упрямо продолжил:

— Все равно глянуть надо. Сам же сказал, что хочешь спать спокойно.

— Глянуть, конечно, недолго, — произнес Серый. — Ладно. На коньяк спорим, что это просто кол под снегом?

— На ящик, что это лыжня, — сделал ставку Маузер.

— Санек, разбей! — потребовал Серый.

— За разбивку, между прочим, бутылка полагается, — хмыкнул Саня. — Коньяк какой, армянский?

— Французский, — сказал Серый. — Подлинный! Учти, Маузер, он денег стоит.

— Ладно. Достаем лыжи?

— Достаем. Я валенки снегом набивать не подписывался.

Три пары охотничьих лыж с креплениями на валенки вынули из-под сидений джипа.

— Ежик, сиди в машине, поглядывай. Мы далеко не уйдем, — сказал Серый.

Лыжи, перетащив через «снежный бордюр», нацепили на ноги. Пока не надели их, ноги увязали в снегу по колено. Да и с лыжами погружались в свежую порошу по щиколотки.

— Вот теперь точно лыжня будет! — усмехнулся Серый.

— Лишь бы не воронка… — процедил Саня, в очередной раз бросив неприязненный взгляд на табличку: «Осторожно, мины!»

— Не шути так, ладно? — Серый похлопал его по плечу. — Вероятность почти нулевая. В валенках, конечно, можно до минных усиков провалиться, но на лыжах пройдем и не заметим.

— Ладно, — произнес Маузер нетерпеливо. — Завели политбеседу! Пять метров от дороги пройти, а собираемся, как на неделю.

— Точно. Пройти и убедиться, что ты ящик коньяку проиграл, — ухмыльнулся Серый. — Проволоку проходим, как обычно — две верхние поднять, две нижние прижать.

Так и поступили. Первым прошел Маузер, следом Серый, замыкающим Саня. Маузер довольно уверенно вкатился в один из промежутков между елями и торжествующе сказал:

— Так! Где мой коньяк?

Серый подошел и глянул. Французский коньяк он явно проиграл. С небольшой полянки куда-то в глубь леса, в сторону озера уходила лыжня. Но выглядела она очень странно: лыжня начиналась прямо с ровной снежной целины.

— С парашютом он, что ли, сюда приземлился? — удивился Саня. И даже задрал голову, должно быть, для того, чтоб увидеть парашют, повисший на елке.

— Новый вид спорта, — ухмыльнулся Маузер. — Скайсерфинг на двух лыжах.

— Между прочим, это даже не ночью шли, а утром. Или даже днем, — сказал Серый. — Совсем недавно. И шел один. Трое или даже двое ее бы плотнее накатали.

— Значит, это не Шмыгло, — прикинул Маузер. — Не иначе Механик пожаловал.

— Ну, если Механик, тогда все ясно, — усмехнулся Саня. — Опять придумал чего-нибудь.

— А не сбегать ли за ним, господа предприниматели? — предложил Серый. — Время еще светлое, пожалуй, двух часов хватит, чтоб до озера добраться. По крайней мере такого свежего следа у нас еще не было. Можем и достать…

— Ну да, мы за ним, а он через озеро — и на остров. Пока мы здесь копошимся, он очередную порцию рыжевья снимет — и через Немецкую дорогу на Дорошино. Ищи свищи, — сказал Маузер.

— Надо мужиков на станциях предупредить, — предложил Саня. — Хотя бы в Лузине и в Дорошине.

— Правильно, — одобрил Серый. — Ты у нас за это отвечаешь — тебе и ехать. А мы с Маузером все-таки сходим. Через пару часов подъезжай сюда. У Ежа там рация есть, стоит на моей волне. Отсюда достанет даже до острова, наверно. Если нас тут не будет, вызови меня, мы постараемся далеко не забираться.

— Смотрите аккуратнее. Механик хоть и маленький, но кусачий…

— Постараемся. Если не отзовемся, собирай ребят и по лыжне ищите.

— Догадаюсь как-нибудь. — Саня отправился к машине, а Серый и Маузер двинулись по рыхлой, чуть присыпанной свежим снежком лыжне.

Лес стоял довольно густо, неизвестный лыжник, который пробивал лыжню, вынужден был то и дело сворачивать в сторону, огибая кусты и ельники, а потому лыжня постоянно меняла направление. Серый с Маузером начали ощущать от этого беспокойство.

— Слышь, Серый, он тут такого напетлял, что в темноте не разглядим. Эта ночь, на фиг, без луны будет, а фонарей у нас нет. Так что давай прикинем, может, часок пройдем, а потом обратно?

— Мы еще четверти часа не катаемся. Не торопись. Все равно раньше чем через пару часов Санька не приедет. А скорее всего в Лузино и в Дорошино они только за три часа и успеют. Дорога-то скользковата, быстро не погонишь. А заплутать, если по большом счету, тут негде. Я другого боюсь. Этот Мех, сукин сын, в темноте опасней черта. Той осенью он Гериных корефанов сюрикенами крошил, будто всю жизнь ниндзей проработал. Лысого тоже сюрикеном пришиб — прямо в плешь. У Светки одного пацана зарезал…

— Вот и я про то же.

— Ну ладно. Ровно час идем в ту сторону, а потом обратно. Интересно, удалось твоему пацану отчистить запись?

— Фиг его знает! Но я сказал ему, чтоб он, если что, сразу звонил на хлебозавод по связному и докладывал: «Слоеная рецептура готова».

— Ну, добро…

— Смотри-ка, Механик конфетку сожрал! — Маузер указал лыжной палкой на зеленовато-желтую бумажку, валявшуюся на снегу.

— Ни хрена это не Механик, — задумчиво произнес Серый, — во-первых, он конфет не ест, а курит, как паровоз. А во-вторых, он нигде и ничего не бросает. Бычки особенно. Собирает в карман, а потом потрошит, когда курить нечего, и самокрутки крутит.

— Ты это по Бузиновскому лесу вспомнил? Тогда у него был комбез драный. А он сейчас в дубленке ходит. Может, он как разбогател, так и курить бросил?

— Ну, насчет бычков, конечно, может быть, и так. Но в то, что он курить бросил, — хрен поверю. Такие сперва помирают, а потом бросают.

Прошли еще немного и неожиданно оказались на берегу озера. След лыж по уклону уходил вниз, на заснеженный лед.

— Нет, это точно не Механик! — убежденно заявил Серый. — Тот с Есаулом ни разу по льду не ходил. Специально для того, чтоб следов не оставлять.

За неровной поверхностью озера, покрытой какими-то буграми — не то сугробами, не то торосами, — за призрачно-мутной пеленой снега маячил остров. Большой холм посреди ледяного поля, густо заросший смешанным лесом и кустами, снизу доверху засыпанный снегом. Конечно, никаких сооружений с берега рассмотреть было невозможно. Но лыжня шла в ту сторону. Конечно, был соблазн продолжить путь, но стало заметно темнее.

— Не пора ли нам обратно? — скромно спросил Серый.

— Пора, командир. Ровно за час сюда докатили. По-моему, если ты сейчас госпоже Булочке об этой лыжне доложишь, она на тебя не обидится.

— И я о том же. Ей настолько приятно будет, что она права оказалась, — мигом снисхождение проявит. Разворачиваемся, дуст шоурави!

И они отправились в обратный путь. Дошли за час и с некоторым удивлением увидели, что «Чероки» с Ежиком и Саней стоит на том же месте.

— Вы что, не уезжали, что ли? — спросил Серый.

— Обижаешь, начальник! — осклабился Саня. — Пять минут назад прибыли. В Лузине и Дорошине Механика никто не видел. Если он и приехал, то не с этих станций. Но я ребят предупредил.

— Очень может быть, что это вовсе не Механик, — вздохнул Серый. — Но все равно молодец. Теперь едем к тому пацану, который запись отчищал.

ОПЕРАТИВНЫЕ ДАННЫЕ

Через полтора часа на Люськиной даче в Ново-Сосновке, в бывшем кабинете Балясина, Серый, недовольно косившийся на Никиту, присутствие которого считал излишним, прокручивал отчищенную от шумов и помех запись вчерашней беседы между Шмыглом и Жаком Саркисяном.

Начало беседы было неинтересным. Здоровались, обменивались комплиментами, разговаривали о погоде и о здоровье. Саркисян угостил Шмыгла коньячком. Светка буркнула:

— Туфта! Нашли они твой микрофон и мололи вздор…

— Не спеши, а? — зло сказал Серый. — Я б тебе не стал приносить эту кассету, если б сам ее до конца не прослушал. Сейчас хлебнут по рюмочке и начнут по делу говорить…

Действительно, через пару минут разговор перешел в деловое русло.

— Хорошо сидим, Акоп, верно? — прозвучал голос Шмыгла.

— Верно. Душевный ты человек, приятно общаться. Но, наверно, и делом пора заняться, а? Как думаешь?

— Пора, пора. У меня все на мази. Трейлер готов. Проводник под контролем. А вот как у тебя, я не в курсе. Даже аванса пока не видели.

— Аванс можешь получить сегодня. Он вот в этом «дипломате», — из динамика донесся легкий стук, должно быть, Жак Саркисян, он же Акоп, постучал по крышке кейса.

— И сколько там, если не секрет?

— Сто тысяч гринов, дорогой. Больше господин Парвани давать не хочет. Извини, но я только служащий. Не могу патрону приказывать.

— Ты ему говорил, что мне миллион аванса нужен? — голос Шмыгла был явно раздраженный.

— Говорил, конечно. Но я могу сказать, а он может не согласиться. Верно?

— Верно. Неужели твой шеф не понимает, что может так вообще мимо денег проехать?

— Видишь ли, дорогой, Парвани в глаза не видел, что там лежит, а его уже два партнера на этом кинули. Хрестный кинул, Гера кинул. Ты — третий. Он мне сказал: «Жак, если третий раз меня кинут, лучше сам умри, не заставляй меня жестокости делать!» Уловил, а?

— Не, Акоп, я тебя не понял, что ли? — возмутился Шмыгло. — Было ж ясно договорено — зеленый «лимон». И что это нижняя сумма. Как так можно переигрывать?! У меня, между прочим, этот аванс уже на братву расписан. И на людей, которые нам дело облегчали. А у нас за слова отвечают, не говорю уж — за деньги. То, что тебе здесь крутиться позволяют, это, между прочим, тоже в счет нормального аванса. Я, учти, здесь не Хрестный. Тут выше меня люди есть и много-много круче, такие, которые меня в область вписали только под хорошие гарантии. А ты тут вообще всего ничего — и уже такие фени кидаешь.

— Я понял тебя, Шмыгло. Парвани тоже все понимает. Будет твое добро лежать передо мной — увидишь остальные девятьсот тысяч. Не будет — оставишь себе эту сотню на похороны.

— Акоп, ты странный какой-то, ей-Богу. Я привожу тебе все добро оптом, можно сказать, на вес. Прошу в общей сумме два «лимона». Ты обещал половину вперед или нет?

— Обещал, конечно. Но товара пока нет. Мне его посмотреть надо. Верно? Ты как штаны в магазине покупаешь, а? Сперва цвет, покрой смотришь, размер, потом меряешь и говоришь: «Подходят, выпишите и заверните!» Даже если они всего пятьдесят баксов стоят. А тут — ценности. Может, там одни стекляшки и медяшки лежат. У тебя эксперты есть? Цены знают? Если скажешь, что есть, я тебя нечестным человеком буду считать.

— Механик с друганом без всякой экспертизы в Москве пятьдесят килограмм этих вещей продали и двести тыщ заработали.

— Знаю я, как они заработали. Барыгу застрелили и чемодан унесли. У меня в Москве тоже друзья есть… Короче, дорогой: или ты берешь сто тыщ сейчас, девятьсот получаешь, когда трейлер с барахлом будет у меня в гараже стоять, а остальную половину тебе потом переведут, или считай, что наши дела закончены.

— Не круто ли, Акоп? — спросил Шмыгло с заметной угрозой в голосе.

— Совсем не круто. Ты дилетант. Слышал такое слово, а? Так называют людей, которые не в свои дела суются. Не обижайся, слушай! Ты что, всю жизнь антиквариатом торговал? Нет. Ты запчасти воровал, машины угонял, немножко рэкетом баловался, а главное — Хрестного охранял. И так фигово, что его убили. Допустим, тебе случайно повезло, нашел Механика, он тебе клад обещал показать. Ты даже не знаешь, что в нем лежит, верно? Ты не знаешь, продавец! Ха! И просишь два миллиона баксов у меня, которые за золотой антиквариат еще в советское время два срока сидел. Но и я не эксперт, я только первый оценщик. Могу сказать на глаз, какой пробы золото, настоящий камушек или нет, настоящая жемчужинка или стеклянная. После этого могу прикинуть, сколько стоят эти камни и финтифлюшки, как ты сказал, на вес. А это еще не все. Потом их у Парвани будут совсем умные люди смотреть. Скажут, где сделано, когда, есть ли такие вещи где-то еще или они уникальные, откуда их могли украсть и кто, наконец, сколько за них лет тюрьмы можно получить и сколько денег за них на аукционе можно взять. Может быть, они миллиард стоят, а может, и миллиона за них дать нельзя, понимаешь?

— Нет, — возмущенно произнес Шмыгло, — ну народ, а? Я и так иду на риск, прошу самый мизер. Конечно, я в этом деле лох и меня облапошить можно без проблем. Я даже знаю, что, окажись там все древнее и золотое, редкостное и брильянтовое, хрен от вас дождусь второго «лимона». Даже если сундуки два миллиарда стоят. Но один миллион мне нужен, как хочешь. В руки и уже сейчас.

— Нетерпеливый какой! — прищелкнул языком Саркисян. — Сто тысяч — это очень много. Может, для Парвани не много, а для тебя — очень много. Их тебе сейчас в руки дают, хотя знают, что ты можешь выйти отсюда и мне ручкой помахать. Тебя после этого еще искать десять лет придется. Россия большая, а СНГ еще больше. То, что Парвани разрешил сто тысяч дать, — большое доверие, понимаешь? И я, когда их тебе даю, свою голову подставляю. Между прочим, Булка уже меня ищет, слышал про такую?

— Слышал… — упавшим голосом пробормотал Шмыгло.

— Очень серьезная женщина. И деловая. Хрестный с ней не справился, потому что слишком тебе доверился, верно?

— Там все отлично было! — возмутился Шмыгло. — Просто мои козлы Петровича недорезали. Он и шмальнул по Хрестному. Повезло тогда Булке. И все равно с носом осталась.

— Так вот, дорогой, сейчас ты можешь с носом остаться. Если будешь упираться и ставить условия, я тебе даже ста рублей не дам. Конечно, с Булкой торговаться хуже, у нее в области первый номер, а не шестнадцатый, как у тебя. Но с ней можно договориться. По крайней мере, можно быть уверенным, что она на пустяки не разменяется. Да, ей придется больше заплатить, это точно. Но зато туфту мне не подкинут. А ты, милый, сам от тоски удавишься, если с нулем останешься. Ну, будем дальше говорить или закончим? Берешь сто тысяч в аванс?

— Беру, хрен с тобой… — проворчал Шмыгло.

— Теперь давай согласовывать работу. Трейлер должен прийти ко мне в гараж не позже чем в четыре часа утра послезавтра. Час, может, полтора, буду с тобой вместе смотреть вещи. Затем, если все будет в норме, получишь остаток аванса. А потом, когда товар дойдет до места и эксперты его по-настоящему оценят, получишь еще один «лимон». А может быть, и больше.

— Больше? — иронически спросил Шмыгло. — «Лимон» с копейкой, да?

— Почему? — усмехнулся Саркисян. — Может, два миллиона, а может — десять. Смотря какая настоящая цена у этих вещей окажется. Парвани — если я хорошо попрошу, конечно! — очень щедрым человеком может быть.

— Ты это всерьез говоришь, Акоп?

— Только так, джан.

— А сколько надо, чтоб ты его попросил?

— О! Слушай, ты за всю беседу первый хороший вопрос задал. Приятно услышать было. Отвечаю тоже с удовольствием: если я пробиваю у Парвани чек на пять миллионов — один из них мой. Если на десять — два мои. Двадцать процентов, короче.

— Заманиваешь?! — недоверчиво спросил Шмыгло. — Ты привезешь этот чек, по которому надо получать в каком-нибудь «Хрен-банке» неизвестно за каким бугром, а я посмотрю на него как баран на новые ворота, и отстегну тебе «лимон» в нале. Так, что ли?

— Зачем? Я тебе сделаю приглашение в Париж, возьмем этот чек, спишем с Парвани сумму, потом восемьдесят процентов положим на твой счет, а двадцать — на мой. Простенько и со вкусом.

— Мягко стелешь…

— Я понимаю, не очень верится. Пусть тебя пока эта сотня греет. Ну, давай за то, чтоб тебе завтра «лимон» на руках иметь!

Серый выключил диктофон.

— Дальше ничего интересного. По делу не говорили.

— А о чем? — спросила Светка настырно.

— Так… О женщинах, о вине. Саркисян рассказывал, как четыре дня прожил в борделе, где за ним баба, как за маленьким ребенком, ухаживала. Пеленала в простыни, подгузники наворачивала, из соски кормила. А он, черт мохнатый, «уа-уа» кричал, когда трахаться хотел.

— Маразм какой-то. Значит, завтра в четыре утра Саркисян ждет трейлер у себя в гараже. Вот и вся самая полезная информация. Не густо.

— Ни фига себе! — обиделся Серый. — Да это же все, что надо. До города от озера ехать часа полтора. Стало быть, они должны отвалить с острова где-то в два тридцать. Ну а явятся туда около полуночи. Или чуть раньше.

— Вот именно, — заметила Светка с явным сарказмом, — «чуть раньше»! А ты уверен, что это «чуть» не окажется сегодня вечером? Часиков в семь или в восемь, например? То есть уже через час или два. Да и сейчас уже вполне могут поехать. Ты ж сам сказал, что видел «девятку» с «соседским» номером? И лыжню кто-то на озеро протоптал. Вполне безопасную, должно быть, если вы с Маузером прошли и не подорвались. Может быть, это Механик сделал, раз вы говорите, что эта лыжня как-то по-хитрому начиналась и, если б не Маузер, ее не приметили. А ночкой по этой лыжне носильщики пройдут. Вы их в полтретьего на просеках ждать будете, а они со своими рюкзачками выскочат вот здесь еще часиков в девять! А потом часам к десяти привезут это добро Саркисяну. Я ж четко слышала, он сказал: «Не позже четырех утра», но ведь это может быть и раньше, верно? У тебя сейчас там, у озера, много народу? Не прозевают они, а?

— Во-первых, в городе за конторой Шмыгла отдельно наблюдают, — сказал Серый. — Большая часть его команды сейчас там. Мы их почти всех в лицо знаем. Никого, хотя бы близко похожего на Механика, там не было. А Шмыгло с Акопом говорили про Механика. Значит, он им дорогу указать должен.

— Механик небось уже давно на острове, — сказала Светка. — А ребята твои там попусту торчат. Шмыгло может сам и не поехать, а трейлер и группа, которая на озеро поедет, могут в другом месте собраться. А если засекли твоих ребят, то и обмануть могут. Выведут со двора трейлер и погонят хрен знает куда. Твои обрадуются, попрут за ним, а на самом деле на озеро не трейлер поедет, а какая-нибудь «Газель»-полуторка или вообще «Москвич»-«каблук». Четыреста кило вполне потянет. Ты лучше скажи, что там у озера делается.

— Я же говорил, там три машины и шесть ребят. Саня у своих подопечных бомбил из Лузина технику позаимствовал. Номера местные, сами водилы — тоже. Ментами и близко не пахнет. ГАИ и ДПС на эти проселки приезжают, только если кто-то расшибется и им об этом сообщат. А такое бывает два раза в год, не чаще. Дорог из города — только две. Фактически одна, если на то пошло. Карту можно?

— Пожалуйста, — Светка развернула полукилометровку. Серый взял карандаш и указал:

— Вот это шоссе в город ведет, его самого тут не видно. Вот поворот на Малинино. Недалеко от озера дорога раздваивается. Налево поедешь — попадешь в Малинино, потом в Лузино, на станцию. Направо — выедешь к Дорошину. Но есть дорожка и из Малинина в Дорошино напрямую, с другой стороны озера. Вот тут эта дорога смыкается с той, что мимо Немецкой дороги идет. Получается такое дорожное кольцо вокруг озера. Конечно, из Дорошина можно доехать до города, не выезжая на шоссе. Но только летом, по проселкам. А зимой их никто особо не расчищает, на лошадках ездят в основном. Но все равно, одна машина в Дорошине стоит. Там у Саниного приятеля гаражик теплый, а улица вся на виду. Ездят сейчас не много. Грузовики местные все известны, так что, если чужой через село пройдет, сразу запеленгуют. А вот с другой стороны пришлось машину поставить у выезда на шоссе. Там магазинчик небольшой есть и заправка. Их тоже Санины корефаны держат. По шоссе движение приличное, но все, что сворачивает на Малинино, берут под контроль. А третья машина в Лузине, у станции дежурит. Там Саня сам торчит.

— А Маузер где?

— В городе, за офисом Шмыгла присматривает.

— Связь у тебя с ними есть? Надежная?

— У них между собой — по УКВ. Вполне хватает. А со мной — по радиотелефону с удлинителем. На семьдесят километров достает только так. Но пользоваться аккуратно надо — менты их пеленгуют. Вот он, у меня под правой подмышкой, на приеме. Пока, как видишь, все тихо.

— То-то и оно… — пробормотала Светка.

— Но есть и еще один момент, который резко ослабляет надежду на то, что Шмыгло туда вот-вот пожалует. Если он действительно захочет трейлер или еще какой-то транспорт подогнать к озеру, то может это сделать только по просеке. А на просеках, между прочим, снега по колено. Никто по ним не ходит и не ездит. Плюс поперек них лежат лесины с ветками и сучьями, которые вручную очень трудно сдвинуть. Стало быть, прежде чем загонять на просеку транспорт, они должны эту просеку расчистить. А расчистить ее может только грейдер, которых в районной дормеханизации осталась всего только пара. И оба они работают с базы, находящейся в Лузине, под надзором у Сани. Рядышком со станцией. Как только один или оба куда-то выедут — он поинтересуется, куда и зачем, по наряду или за бутылку.

— А снегоуборочную из города или тот же грейдер Шмыгло не пригонит? — засомневалась Светка.

— Ну, снегоуборочной тут делать нечего, она только с асфальта хорошо скребет. А грейдер из города — это, во-первых, долго, а во-вторых, его ребята с бензоколонки запеленгуют.

Никита во время разговора помалкивал. Во-первых, не хотел вновь подбросить Светке какую-нибудь идейку, из-за которой Серый на него обидится, а во-вторых, ему казалось, что лучше вообще не обращать на себя лишнего внимания. Он поймал себя на том, что откровенно трусит. Ему очень не хотелось сегодня выбираться с этой дачи в темный заснеженный лес, где есть вероятность налететь на мину, а затем ночью переходить по льду — вдруг провалится, хрен его знает?! — наконец, возможно, лезть на остров, где шансов на что-нибудь нарваться больше. Ну а об участии в столкновении со Шмыглом и Кº Никита не мечтал совершенно. Ему романтики в жизни уже хватило по горло.

— Вот увидишь, — услышал он уверенный голос Серого. — Ребята позвонят не раньше полуночи…

Едва Серый произнес эти слова, как у него под мышкой затюлюкало.

— Сглазил… — пробормотала Светка.

— Алло! — отозвался Серый. — Привет, Маузер! Как жизнь?

— У меня — нормально. А вот друзья наши отчего-то сели в джип и поехали. В дачный поселок Знаменку.

— Отдыхать, наверно… — пробормотал Серый недоуменно. — На чем поехали?

— На «Ниссан-Патроле». Впятером, с основным.

— Ладно, присоединись к компании. Только веди себя прилично.

— Я и веду.

— А на хозяйстве остался кто-нибудь?

— Остался, не беспокойся.

— Тогда — счастливо отдохнуть…

Разговор был хорошо слышен и Светке, и Никите.

— Зачем его в Знаменку понесло? — спросила Светка.

— Отвлекает небось, как ты сказала, — проворчал Серый. — А может, они оттуда ехать собираются. Маузер осторожный, не нашухерит.

— Может, они за Механиком заехать решили? — предположил Никита наудачу.

«АХ, ЗАЧЕМ ЭТА НОЧЬ ТАК БЫЛА ХОРОША…»

Трям-м! Трям-м! Трям-м! — ох и досталось же в этот веселый вечер старой пружинной кровати, на которой всю прошлую неделю Механик спал в гордом одиночестве.

На сей раз бедной кровати пришлось взвалить на себя двойную тяжесть — Юльку, а поверх нее еще и Механика. И не просто выдерживать их вес, но еще и испытывать бешеную тряску, которую они производили.

Механик словно переродился. Он ощущал, будто ему не сорок два, а на двадцать лет меньше. Будто он не седоватый, тощий и малорослый мужичонка с больными легкими и сгнившими зубами, с землистым и морщинистым лицом, с торчащими ребрами и мослами, а эдакий молодой бугай с гладким и крепким телом, с румяной откормленной рожей и белозубой улыбкой. Ну и ростом по меньшей мере метр восемьдесят (Механику это казалось очень большим ростом). А все почему? Потому что вернулась к нему по неведомой и загадочной причине самая главная мужская способность. Та, без которой Механик, при всей своей умелости, ловкости и хитрости, помогавшей выживать самому и отправлять на тот свет других, ощущал себя уже наполовину трупом.

Странно, но Механик, ни грамма не выпив, чувствовал себя в том самом приятно-поддатом настроении, которое появлялось у него на непродолжительное время после трех-четырех стопок водки, а затем быстро сменялось апатией или агрессивностью. Он и пил-то только из-за того, чтоб хотя бы пять минут пробыть в этом неустойчивом кайфе. Но в компании с Есаулом было невозможно удержаться от пятой, шестой и так далее. Потому что к Есаулу, при его габаритах, тот же кайф подходил только после бутылки, которая Механика уже валила с ног.

Нет, все было просто прекрасно. У Механика, жадно ерзавшего на сладко стонущей Юльке, мелькали перед глазами разные веселые картинки из того, что совсем недавно было пережито в бане. И как Юлька ему спину терла, и как он ее на себя верхом усадил, и как на четвереньки поставил, и как они вениками друг друга хлопали… Уж никак не думал Механик, что, выбравшись из бани полуживым и разварившимся, как рак в кипятке, он ближе к вечеру еще чего-то захочет. Ан нет, захотел и, не дождавшись ночи, повлек Юльку на кровать. Неторопливо раздел, вдоволь нацеловал и наласкал чистенькое молоденькое тело, перетрогал и перещупал все самое приятное и гладкое, а уж потом осторожно воткнулся в розетку.

И вот теперь Механик, разогнавшись, стремился к финишу. Несся вовсю, словно впереди была золотая олимпийская медаль. А заодно, как это ни странно, мечтал. О том, как вылечится от туберкулеза, отожрется и накачается, вставит себе фарфоровые зубы, а на остатки от тех двухсот тысяч баксов, что лежали в «дипломате», купит себе автомобиль с прицепом-дачей и будет гонять на нем по странам СНГ, а может — и дальнего зарубежья. Само собой, с Юлькой, которую оденет как куклу и увешает золотишком…

Даже забыл, что надо еще как-то пережить поездку на остров, до которой оставалось всего ничего.

Вспомнил об этом Механик только после того, как его вынесло из жаркого безумия в прохладную реальность. Нет, ему не поплохело резко и сразу. Поначалу по-прежнему было хорошо и уютно под теплым одеялом. Он лежал на боку, приятно грея грудь и живот о гладкую спинку голенькой Юльки, положив ладонь на одну из ее припотевших грудок. И вроде бы можно было разнежиться и заснуть, но вот фиг! Откуда-то приползло тревожное и беспокойное ощущение опасности. Оно было хорошо знакомо Механику. Однако раньше Механик переживал только за себя. Бывали случаи, конечно, когда он волновался за жену, детей или подчиненных, но это было так давно, что казалось неправдой. В более близком прошлом Механик приучился к тому, что все против него, что каждый друг может стать врагом. Даже дружа с Есаулом, Механик побаивался, что приятель в один прекрасный момент, под воздействием перепоя или острой алкогольной недостаточности, свернет ему шею из-за того самого клада или вырученных за него баксов. А потому всегда был настороже. И когда Есаул остался там, на московской квартире, в лапах у Булкиных молодчиков, Механик хоть и пожалел другана, но где-то и порадовался — теперь надо только врагов бояться.

Еще утром Механик, размышляя о том, как выкручиваться от Шмыгла, исходил из того, что ежели удастся прихватить с собой Юльку на озеро, то сумеет ее спасти, а если нет — ну что ж, судьба такая. Сейчас все было не так. Механик был готов скорее сам сдохнуть, но Юльку уберечь. И мозги у него стали напряженно, хотя и безуспешно работать, выискивая хоть какую-то зацепку, чтоб можно было уговорить Шмыгла. Но ни фига они додуматься не успели.

Из-за окна донесся приближающийся гул мотора. По вечерам машины в поселок приезжали редко, и это насторожило Механика. Осторожно выбравшись из постели — Юлька уже вовсю посапывала, — Механик, не зажигая света, подобрался к окну, выходившему на улицу, и посмотрел в тот конец улицы, откуда пробивался свет фар. Машина ехала со стороны шоссе, ведущего в город.

Из этого же окна был виден и двор соседнего дома, где обитали Шмыгловы подручные. В нем зажегся свет, скрипнула дверь, и на крыльцо вышел мужик. Похоже, он дожидался эту машину.

Механик все же решил для страховки одеться и разбудить, как ни жалко было, задремавшую Юльку. Отчего-то ему пришла на ум немного тоскливая фраза из некоего романса или песни, которую он когда-то слышал, но ничего, кроме одной строчки, не запомнил: «Ах, зачем эта ночь так была хороша…» Очень жалко будет, если на этой машине их общая смерть приехала.

Сам он оделся быстро, а вот разнежившаяся девка не торопилась.

— Ну, чего там? — произнесла она обиженно.

— Вставай, кулема сибирская! — проворчал Механик. — Гости к нам едут.

— Какие еще гости? — спросила Юлька. — Среди ночи?

— Время детское, девяти нет… — поглядев на часы, произнес Механик. Следующий взгляд он бросил на окно. Автомобиль остановился у соседнего дома, и мужик, дожидавшийся на крыльце, выбежал за калитку. Водитель погасил фары, но и света подфарников оказалось достаточно, чтобы рассмотреть Шмыгла, который вылез из «Ниссан-Патрола» следом за охранником. Из другой дверцы появился Мурзила, морда которого была Механику отлично известна.

Механик думал, что вся эта делегация двинется к нему, однако ошибся. Шмыгло, Мурзила и охранник направились в соседний дом, водитель остался за рулем, а еще один охранник вышел и встал у калитки, привалившись спиной к забору. Мотор машины продолжал работать, должно быть, водитель опасался его заморозить.

— А говорил, к нам… — пробормотала Юлька. — И чего я одевалась?

— Помолчи, а?! — сердито сказал Механик. Его башка напряженно соображала, что это за «необъявленный визит». Тем более что Шмыгло при личной встрече говорил, будто здесь он появляться не будет. Дескать, когда поедем на остров, за тобой заедут. Хозяйка дачи, это Механик точно помнил, передавала, что на «рыбалку» Шмыгло собирался ехать послезавтра. Правда, то «послезавтра» начиналось уже через несколько часов, но Механик никак не предполагал, что его намылят на озеро уже этой ночкой. Рассчитывал на следующую. Впрочем, и сейчас никто не говорил, что приехали ради того, чтоб отвезти его на озеро. Но то, что Шмыгло появился самолично, заставляло думать о каких-то серьезных событиях, которые то ли грядут, то ли уже стряслись. И тут Механику, должно быть, от излишнего напряжения, пришло в голову, будто сейчас Шмыгло прикажет, чтоб Юльку почикали, а его, Механика, повязали и разоружили. И сейчас он зашел к своим «наблюдателям», чтоб проинструктировать, как это проделать без разрушений.

В таких случаях, когда его жизни угрожала опасность, Механик не медлил.

— Пальто надевай, живо! — прошипел он ошеломленной Юльке. — Быстро, дуреха, иначе нам кранты настанут!

Юлька перепуганно сорвалась с места, надела платок, шапку, запахнула куртку. Механик тоже влез в свою обновку, сунул во внутренний карман самодельный револьвер, пихнул за брючный ремень «ТТ» с навинченным на ствол глушителем (он так и под подушкой лежал), проверил кастет, выдернул из рюкзачка (он вместе с Делоновым кейсом, набитым долларами, по-прежнему находился в чреве челноковской клетчатой сумки) гранату «Ф-1» и сюрикен-треугольник. Этого должно было хватить…

— Бери сумку, — прошептал Механик перепуганной Юльке, — и топай следом за мной. Наверно, придется нам еще разок на чужой машине покататься…

— Стрелять будешь? — пролепетала Юлька. — Боюсь…

— Ворочайся быстрее! — оборвал Механик. — Нам секунды остались…

Они не спеша вышли на крыльцо, Механик для спокойствия взял Юльку под руку и медленно вывел за калитку. Охранник, подпиравший забор в пяти метрах от них, посмотрел в их сторону, но позы не изменил. Потому что слышал, как Шмыгло перед высадкой из машины сказал:

— Сперва к нашим зайдем, а потом этих заберем…

Как именно «этих» будут забирать, Шмыгло не сказал, но и не распорядился, чтобы их стрелять при первой попытке выйти со двора на улицу.

Механик неторопливо сделал несколько шагов к машине. Поравнявшись с охранником, спокойным, даже каким-то по-старчески заискивающим голоском спросил:

— Скоро поедем, сынок?

— Не знаю, — лениво отозвался тот, — когда скажут, тогда и поедем.

— Садись в машину, дочка, чего на морозе стоять, — Механик подчеркуто медленно открыл дверцу салона и слегка подтолкнул Юльку, которая при этом очень кстати хихикнула. Может, от того, что Механик ее «дочкой» обозвал, а может, от нервного напряжения. Но это хихиканье сыграло положительную роль. Потому что ни у шофера, сидевшего в машине, ни у охранника, стоявшего у забора, не появилось никаких подозрений. Так или иначе, но и охраннику, и водителю показалось, что от людей, таким образом хихикающих, никаких заподлянок ждать не следует. Что же касается Механика, то каждый из этих двух шмыгловцев мог одной рукой перекинуть его через забор, а то и забросить на крышу той самой дачки, где в данный момент находился сам Шмыгло. Опять же двигался Механик не спеша и говорил по-стариковски. Ну чего опасного от такого ждать? Тем более что он такую симпатичную девчоночку в машину посадил. Правда, водитель все-таки спросил, с улыбкой обернувшись к Юльке и не глядя на Механика:

— Девушка, вы уверены, что вам сюда? Садитесь в машину к незнакомым людям, не страшно?

— Сюда, сюда… — произнес Механик, захлопнув за собой дверь. Кряхтя и бормоча что-то по-стариковски невнятно, Механик примостился за спинкой водительского сиденья, а потом поглядел куда-то вперед, то есть за спину водителя, все еще смотревшего на Юльку, и сказал:

— А лобовое стекло-то треснуло вроде…

Водитель машинально обернулся. В следующую секунду страшный удар кастета проломил ему висок. Юлька испуганно, но приглушенно охнула, а Механик, в момент перевалившись через спинку сиденья, очутился рядом с водителем. Вот он, малый росточек, и пригодился! Правда, случайно надавил на кнопку стеклоподъемника, и стекло правой дверцы поползло вниз… Сдернув кастет на пол кабины, Механик перегнулся через водителя, дотянулся до ручки. Щелк! — левая передняя дверца настежь открылась, и Механик одним толчком выпихнул бедолагу на снег. Краем глаза Механик увидел, что охранник, стоявший у забора, рванулся к машине. Удара, нанесенного водителю, он не заметил — злую шутку сыграли тонированные стекла, — а вот того, как братан выпал, не заметить не мог.

— Э, ты чего! — заорал охранник, подскакивая к дверце с уже опустившимся стеклом, но Механик уже успел выдернуть из-под пальто «ТТ» с глушаком. Дут! Удар пули в лицо отшвырнул охранника к забору. Должно быть, что-то увидели сразу из двух дач — и с той, где находился Шмыгло, и с той, которая была напротив бывшего обиталища Механика и Юльки. Там загомонили и затопотали, но Механик уже круто выворачивал баранку. Хруп! — заднее колесо проехало по выброшенному из кабины водиле, но Механик это за грех не посчитал. В открытое правое окно задувало, и Механик попросил Юльку нажать кнопку. Та, ошеломленная всем происшедшим, сидела ни жива ни мертва.

— Давай нажми! Не дотянуться мне!

Только со второй команды Юлька поняла, что надо делать.

Машина, дежурившая на соседней улице, прозевала. Механик на полном ходу проскочил мимо тех, кто в ней дремал.

— Привет родителям! — злорадно проорал Механик, когда «Ниссан-Патрол» вывернул на шоссе, ведущее в город, и понесся по пустой дороге. Когда Механик проскочил мимо поселкового магазина, где они с Юлькой покупали продукты, то краем глаза увидел еще одну машину — белую «шестерку».

В этой «шестерке» сидели Маузер и трое ребят, незаметно прихвостившиеся к «Ниссану» еще в тот период, когда Шмыгло ехал на нем в эту злополучную Знаменку. Они не разглядели, кто в кабине, но решили последовать за своим объектом.

А Шмыгло, Мурзила и еще трое выскочили за калитку только тогда, когда красные огоньки «Ниссана» уже исчезли за поворотом.

— Падла! — вне себя от ярости заорал Шмыгло. — Ушел! Где тачка?! Тачку давай, скоты!

— Там, за поворотом! — бросил Мурзила, кидаясь на соседнюю улицу, где стояли проспавшие «Жигули»-«копейка».

— Вы двое, — Шмыгло обернулся к «местным», — жмуров приберите! Чтоб ни кровинки на снегу не осталось!

И побежал следом за Мурзилой, а за ним потрюхал уцелевший охранник. Добежав до дежурной «копейки», торопливо втиснулись на заднее сиденье.

— Гони за ним! — прорычал Шмыгло. — Достань его!

— Командир, ты в порядке? — спросил водила «копейки». — «Ниссан» достать на этой жестянке?

— Жми! Может, у переезда встанет, — сказал Мурзила.

«Копейка» выкатила на шоссе. «Ниссана» уже и видно не было, зато просматривалась белая «шестерка».

— А это еще кто? — удивился Шмыгло. — Нездешняя какая-то…

— Может, кто из дачников обзавелся? — прикинул Мурзила. — А прет тоже мощно — под восемьдесят!

— Можно и под сто переть, — заметил водитель. — Только кувыркаться неохота.

— Ни хрена, — яростно выпалил Шмыгло, — лучше, на фиг, кувырнуться, чем их упустить! Ну, Механик, ну, падла! Я к нему как к человеку, а он, сучара, такой финт отломал! Кишки вытяну из гаденыша!

— Ладно болтать, — пробурчал Мурзила. — «Как к человеку…» Мех не дурак, сразу просек, что с ним будет, когда мы товар с острова снимем. Надо было не разводить эту сюсю масю, а конкретно брать его в работу. Прижгли бы пару раз паяльничком — сразу раскололся бы.

— Понимал бы ты, е-мое! — огрызнулся Шмыгло. — Меха надо было именно так делать, как я задумал. Конечно, нажать на него было проще простого. Ну, допустим, скажет он, биомать, как до рыжевья добраться. А как проверишь?! Только на месте. Под стволом туда повести? Нет. Потому что загодя бы знал, что он — труп. Он, может, и согласился бы, но нас на мины завел. Взлетели бы вместе с ним, понял?! Мочить его можно только тогда, когда все золото будет в трейлере лежать.

— А что теперь делать? — ехидно спросил Мурзила. — Он же расколол тебя, как лесной орех, япона мать! Даже если словим его и скажем: «Мех, родненький! Мы на тебя, засранца, за двух братанов зла не держим, только сделай нам золотишко!» — хрен поверит! А под стволом — ты сам сказал, чего будет.

— Попробуем девкой его зажать. Он на эту ссыкуху чуть ли не молится. Если догоним, конечно…

— А если не догоним?

— Тогда сами, без него полезем, понял?!

— Может, без психляндии, а? — поднял бровь Мурзила. — Подождем до весны, когда снег стает и будет видно, что там лежит… Ну а заодно покараулим, что Механик туда без нас не бегал. Может, и попадется где-нибудь.

— Спасибо, корефан, я не знал! Там уже есть сторожа, между прочим, сегодня днем мужики там Серого видели на «Чероки». А это их область, они нам могут такую «стрелку» заделать, если что…

— Так они и сегодня могут заделать, — резонно заметил Мурзила.

— Е-мое, ты еще не понял, что сегодня или никогда?! — раздраженно отмахнулся Шмыгло. — Парвани с Саркисяном просто-напросто с Булкой договорятся, если мы будем тянуть, усек? А Серый ей все это достанет.

— Серому тоже непросто будет. Он тоже дороги не знает.

— Серый, между прочим, в минах кое-что понимает. И Саня, и Маузер. И еще из своего Бузиновского отряда могут подобрать спецов. Если они возьмутся, то за весну там все разминируют. А нас близко не подпустят. Но даже не в этом дело. Мне бабки нужны — и срочно. Я в долгах как в шелках. А мы здесь не свои. Нам крутиться разрешили под вступительный процент, понял? Местная братва до весны не подождет. Счетчик с той недели капать будет, уловил? На счетчике тут месяц держат, не больше. Потом начнут выбивать помаленьку. Голыми в Африку отпустят, а если и тогда не сойдется — на куски порежут.

— Сколько тебе в аванс Акоп дал?

— Мизер. Даже за офис не рассчитаться.

— Меньше двухсот?

— Сотню.

— И все?

— Сказал, что будет полный «лимон», если успеем к четырем утра.

— Во жмот армянский! И ты молчал?

— А толку? На него не наедешь. Себе дороже — мигом потеряем этот заказ… Ну что, Шумахер? — Это уже относилось к водителю. — Достанем мы их или нет?

— Тебе же сказал Мурзила — у переезда. Не раньше.

— Все-таки чья это «шестерка», а? — нервно спросил Шмыгло. — Ты хоть ее достать можешь, Шумахер?

— Ты сам сядь за баранку и погоняй по скользятине! — проворчал Шумахер. — Тем более под горку идем и насыпь впереди. Заюзить и так можно, не разгоняясь. Видел, как впереди шоссе лоснится — сплошняком гололед.

— А чего «шестерка» прет?

— Ты еще спроси, почему твой «Ниссан» не слетел. Резина свежая, шипованая. Вот они и носятся. Хотя гарантии тоже не больно много. Не таких заносило…

…Маузер с беспокойством поглядел назад.

— По-моему, зажимают нас, — заметил он.

— Не похоже, — возразил его водитель. — «Ниссан» идет в отрыв, а «копейка» — за нами. Если б решили зажать, «Ниссан» бы сбавил.

— Хрен поймешь, что у них на уме… — произнес Маузер. — Нелогично все как-то. Если «Ниссан» пошел для отвода глаз, то на хрена за нами машину гнать? Ты как считаешь, Колян?

Колян, сидевший рядом с водителем, хмыкнул:

— Может, у них там свои разборки пошли?

— У Шмыгла это запросто. Бардак, а не контора.

— То-то и оно. С дурной головы еще устроят стрелялку.

— Уж лучше пусть здесь устроят, чем в городе.

— Мне она и здесь без мазы. Может, свернем в сторонку?

— А если это специально, чтоб нас отжать?

— Сейчас горку перевалим, поймем…

Перевалили. Впереди показался переезд, освещенный тусклыми фонарями. Дальше виднелось множество мелких разноцветных огоньков, черные коробки зданий, смутно рисовавшиеся на фоне лилового неба, в котором изредка просверкивали трамвайные искры. А справа от шоссе, там, где в паре километров от переезда мерцали синеватые ртутные лампы на железнодорожной станции, медленно двигался поезд, напоминавший в темноте какое-то светящееся животное.

— Не успеем, — сказал Маузер. — «Ниссан» проскочил, а мы как раз в шлагбаум упремся.

— Зато эти, которые за нами, как раз подскочат.

— Ну, может, у них ума хватит, чтоб не стрелять в трех шагах от ментуры?

… Шмыгло тоже увидел поезд. Шлагбаум уже закрыли, и «шестерка», пыхая белесым выхлопом, стояла, дожидаясь поезда, которому еще метров сто пройти оставалось. «Копейка» осторожно скатилась с горки и очутилась за багажником машины Маузера.

— Булкины, мать их! — с легким испугом произнес Шумахер.

— Четверо, — задумчиво произнес Шмыгло. — Много шума будет.

Маузер через заднее стекло приветливо помахал рукой Шмыглу. А затем в поле зрения экипажа «копейки» как-то невзначай появился стволешник — ворончатое дуло «АКС-74у».

— Если чесанут, запросто всех попишут… — пробормотал Шумахер, понимая, что ему-то, сидящему за баранкой, гарантии выжить не даст никто.

— Надо побазланить немного, — предложил Мурзила.

— Не будут они здесь стрелять, — уверенно произнес Шмыгло. — Тут мусорка в двух шагах. Мигом заловят.

Поезд прогромыхал мимо, но шлагбаум не подняли. Очевидно, с другой стороны должен был подойти встречный.

— «Ждем-с…» — нервно процитировал старую рекламу банка «Империал» Маузер. — Как Александр Васильевич — первой звезды.

— А можем получить… — неинтеллигентно срифмовал Колян.

— «Это вряд ли». — На сей раз Маузер процитировал товарища Сухова. — А вот «Ниссан» оторвался капитально. Нужен он нам или нет, вот в чем вопрос?

— По-моему, если Шмыгло тут, то на хрен не нужен, — убежденно произнес Колян.

— Шмыгло в «копейке», а его «Ниссан» сам по себе катается. Как это понимать? — наморщил лоб Маузер.

— У тебя же корефан есть, который с гаишниками контачит. Пусть тормознут и разберутся, — посоветовал Колян. — Звякни, не поленись!

— Западло это… — произнес Маузер, но все-таки вытащил мобильный.

В «копейке» разглядели, что Маузер взял в руки телефон.

— По-моему, он своих вызывает, — опасливо заметил Шумахер.

— Ладно, — поменял решение Шмыгло, — плохой базар лучше хорошей стрельбы. Крикни им!

— Понял, — отозвался Мурзила и, опустив стекло задней дверцы, высунулся в окно. — Братаны! Может, поговорим в натуре, а?

— А что, проблемы есть?! — тоже высунувшись, спросил Колян.

— Да так, по мелочам, кой-чего… В ста метрах за переездом, устроит? А то тут шумно очень…

— Годится… — отозвался Колян, прежде чем поезд, подкативший к переезду, сделал переговоры невозможными.

К этому времени Маузер уже набрал номер и обменялся приветствиями со своим знакомым.

— Я по делу, Кузен. Тут один дружок меня побеспокоил, не очень хороший, но нужный. У него полчаса назад машину угнали. «Ниссан-Патрол». Номер 23–79. Последний раз видели на переезде, который по дороге на Знаменку. В сторону города ехал. Ладно. Жду звонка.

Встречный поезд удалился, шлагбаум подняли, и обе машины, перекатив через рельсы, проехали метров сто до поворота на пустынную улицу, зажатую между двумя бетонными заборами. «Шестерка» развернулась и притормозила у одного забора, «копейка» остановилась у другого, чуть наискосок от «друзей-соперников».

— Так об чем разговор, мужики? — спросил Колян, выбравшись из «шестерки» и положив локоть на крышу автомобиля.

— Чего на всю улицу орать? — ответил Мурзила, занявший примерно такую же позицию. — Пусть основные сойдутся на центр и тихо потолкуют.

Шмыгло и Маузер неторопливо вылезли из машин и приблизились друг к другу на середине улицы.

— Привет! — сказал Маузер. — Какими судьбами, а?

— Вашими молитвами… — произнес Шмыгло. — Проблемы у нас, гражданин Маузер. И похоже, на сей раз общие.

— Да? Это какие же, корефан? Просвети. Я лично насчет общих проблем еще не слышал. Считал, будто они у нас разные.

— «Ниссан» видел?

— Ну, видел. Угнали, что ли? Сочувствую. Надо было ставить «Клиффорд». Или клизму — тому, кто караулил.

— Тем, кто караулил, уже не поставишь.

— Печально. Но это не ко мне, корефан. Угоны — это твоя специальность. А если у тебя чего-то угнали — плохо.

— А знаешь, кто угнал?!

— Понятия не имею.

— Механик. Твой зема из Бузиновского леса. С девочкой, которую из Москвы привез. В курсе?

Маузер немного изменился в лице. Насчет того, что Механик все это время находился у Шмыгла, он был совсем не в курсе. Наоборот, во время лыжного похода на озеро они с Серым думали о том, что Механик сам по себе действует. А записи переговоров Шмыгла с Саркисяном он не слышал, и Серый, когда он с ним связывался по радиотелефону, на этот счет Маузера не просвещал.

— Так, — сказал Маузер. — Значит, мы с тобой здесь калякаем, а Механик с девочкой на твоем джипе уже полгорода проехал?

— В этом-то и состоит наша общая проблема, браток, — сказал Шмыгло. — Особенно в том, что на этих драндулетах мы его не догоним. А Механик — общечеловеческая ценность.

— Понятно. Стало быть, предлагаешь мне сотрудничество? — спросил Маузер. — И в аванс кладешь Механика?

— Это ж полдела. Я знаю, что у тебя есть хорошие друганы среди местных. Некоторые здесь намного полезнее, чем Серый там. Если ты им Механика тихо сдашь, то дружбу укрепишь и себя выше поставишь. Ну и меня малость поднимешь.

— Мысль хорошая, но сложная. По-моему, ты ее малость не продумал, — сказал Маузер. — Конечно, жест доброй воли шикарный, но уж очень не от хорошей жизни. Думаешь, тебе по счетчику все спишут?

— Скромно надеюсь. Если ты поможешь.

Маузер хотел ответить, но тут Колян высунулся из кабины и сказал:

— Тебя к телефону, кореш! Кузен.

— Извини, Шмыгло. Звонок по делу, срочный. Пять минут. Может, и по твоему делу прояснится…

Шмыгло отошел к своей машине, а Маузер забрался в «шестерку». Колян выдал ему телефон.

— Слушаю. Ага… Так… Понятно. Сейчас порадую. — Маузер гораздо больше слушал, чем говорил. Остальные напряженно прислушивались.

— Ну, что там? — спросил Колян.

— «Ниссан» на Волковысской нашли. Пустой. Насчет Механика с девкой слышали?

— Долетало до ушей… И куда, ты думаешь, он подался? К озеру?

— Понятия не имею. Но Шмыгла надо порадовать, может, и правда, какая-то польза будет.

Маузер вылез, Шмыгло подошел к нему.

— Позаботился я о твоем джипе. Нашли его уже.

— Так быстро? — изумился Шмыгло.

— На Волковысской стоит. В трех шагах от поста ГАИ. Не захотел, видно, на твоем «Ниссане» кататься. Он больше гусеничную технику уважает.

— Поехали, а? — почти заискивающе предложил Шмыгло. — Мне с гаишниками туго толкуется…

— Говорили же тебе — завязывай с угонами. Несерьезная работа. Для мальчиков… Ладно, поехали! Приготовь, однако, тысчонку новыми. Для простоты общения.

Через минуту «шестерка» и «копейка» дружно помчались на Волковысскую.

ТОРМОЗИ ЛАПТЕЙ!

Вначале Механик и не думал бросать «Ниссан». Он даже рассчитывал проскочить на нем через город, а потом рвануть, как говорится, куда глаза глядят. Мощный мотор, крепкая подвеска, свежая шипованая резина, запросто державшая гололед, — Механик давил на газ и не боялся заюзить. И переезд пролетел, что называется, соколом. Юлька всю дорогу молчала, сидела тихо, как мышка.

Но в городе Механик вынужден был сбавить. Опьянение скоростью и силой мотора как-то быстро сошло, подступили трезвые мысли. Он толком не знал, что предпримет Шмыгло, но то, что до переезда за ним гнались две машины, видел. «Ниссан-Патрол» — машина приметная. Таких в городе не так уж и много. И очень может быть, что их водителей и владельцев гаишники наперечет знают. Все-таки тут не Москва, где таких джипов десятки и сотни. Поэтому могут и тормознуть, хотя бы для проверки личности. Задержание обеспечено, учитывая отсутствие прав и доверенности на машину. А если обыщут… Жесткая посадка. К тому же у Шмыгла и его коллег могли быть связи с ГАИ. И в СИЗО могут найти запросто — полная хана.

В общем, проехав пять минут после переезда, Механик решил, что пора спешиваться. Очень кстати он увидел грязноватый полупустой автобус, подкатывающий к остановке, где было с десяток пассажиров. Обогнав его, Механик проехал еще метров триста и остановился неподалеку от следующей, приткнувшись к довольно длинному ряду автомобилей, парковавшихся у какого-то ресторанчика. А после этого, вместе с Юлькой и клетчатой сумкой, которую они несли вдвоем, ухватив за ручки, небыстрым шагом прошел до остановки. Тут и автобус подъехал, куда они с Юлькой благополучно уселись и поехали в неясном им самим направлении. К тому же, когда автобус уже тронулся, Механик обнаружил, что оставил «Ниссан» совсем недалеко — метрах в тридцати от перекрестка, рядом с которым стояла машина ГАИ.

Поэтому Механик в течение всей поездки на автобусе ощущал некую нервозность. Ему казалось, что гаишники из машины могли заметить, как они с Юлькой, выбравшись из джипа, сели в автобус. Да еще и с большой сумкой. Подозрительно, хотя бы на предмет квартирной кражи. Правда, это не совсем по профессии для ГАИ, но сцапать могут. И Механик все поглядывал в окно, не догоняет ли автобус машина с мигалкой. Наконец ему надоело нервничать, и он потянул за руку Юльку.

— Выходим, маленькая!

Юлька покорно вылезла и зашагала рядом с Механиком по темной и пустынной улице. А Механик еще и в проходной двор свернул, очень темный и противный. Чувствовалось, что девчонке страшно и немного дрожь колотит, но она шла, держась рукой за левую ручку сумки. Механик держал правую ручку левой рукой, а правую оставил свободной, чтоб при случае выхватить либо кастет из бокового кармана пальто, либо револьвер из-за пазухи, либо «ТТ» из-за ремня. Тут можно было на шпану нарваться, да и преследователей Механик все еще опасался.

Проходной двор кончился, Юлька облегченно вздохнула. Улица с тусклыми и редкими фонарями, подвешенными на тросах над проезжей частью, показалась ярко освещенной.

Времени было еще немного — девять часов, но народу не наблюдалось. Только на противоположной стороне стояла «Газель» с брезентовым кузовом, около которой, опасливо оглядываясь по сторонам, ходила какая-то толстая баба в пуховом платке и зеленом китайском пуховике, а мужик в потертой кожаной куртке, вяло матюгаясь, копошился в моторе. Что-то у него явно не клеилось.

Странно, но Механик, у которого были все основания не остановиться и топать своей дорогой, отчего-то испытал желание помочь. Может быть, потому, что не мог спокойно смотреть на то, как люди мучаются с техникой.

— Что, хозяин, искра в землю ушла? — спросил он.

— Да хрен его знает! — отозвался мужик. — Не фурычит — и все.

— Разреши взглянуть? — Механик поставил сумку на землю, оставив около нее Юльку, и сунулся к двигателю.

Баба в пуховике, обрадовавшись возможности посудачить, подошла к Юльке и заговорила:

— Час уже стоим тут, в городе этом! Хоть бы кто помог… Мой-то чудик вроде и понимает кой-чего, а вон колупается сколько! Отец-то у тебя соображает в этом или так?

— Он механик, — ответила Юлька, про себя отметив, что баба безоговорочно признала ее за дочку. От этого ей стало как-то и смешно, и немного обидно…

— Инженер? — понастырничала баба.

— Лучше, — ответила Юлька, поскольку точного представления об образовательном уровне Механика не имела.

Возможно, баба и усомнилась бы в этом заявлении, но тут — и десяти минут еще после вмешательства Механика не прошло! — мотор заурчал.

— Слава тебе, Господи! — перекрестилась селянка. — Вот же дал руки человеку.

— Ну, теперь доберешься, — сказал Механик, сунув руки в сугроб и оттирая их снегом. — За город едешь?

— Ага, — сконфуженно произнес мужик. Неисправность была какая-то жутко пустячная, и ему было очень стыдно, что он сам не додумался.

— В Малинино мы едем, — вмешалась баба. — Полста километров отсюда.

Бабу никто за язык не тянул! Но Механик, который еще секунду назад и не вспоминал о кладе, даже больше того, хотел на него по-чапаевски наплевать и забыть, подумал: это судьба!

— Надо же! — просиял он. — А в Дорошино случайно не подвезете?

— Запросто! — щедро предложил мужик, должно быть, прикидывавший, не стребует ли с него Механик бутылку за техническую помощь. — Только в кузов садиться придется.

— Мы не гордые! — сказал Механик. — Полезай, дочка.

Юлька влезла, Механик подал ей сумку, забрался сам.

Устроились на какой-то самодельной скамейке из доски. Хозяйка уселась в кабину к супругу, и «Газель» тронулась с места.

— У тебя там что, родня — в этом Дорошине? — спросила Юлька.

— Нет, — ответил Механик, — дело у меня, немного не доезжая дотуда.

— А-а… — протянула Юлька, будто что-то поняла.

— Страшно было? — участливо спросил Механик, обнимая ее за талию.

— Не успела испугаться. Очень быстро все получилось. А за что ты их? — спросила Юлька. — Они нас убить приезжали?

— Да… — сказал Механик, хотя, по правде говоря, немного сомневался теперь. Черт его знает, ведь не говорил же ему Шмыгло напрямую, что убьет! И в поведении у него особой подлянки не ощущалось. Очень может быть, что он просто забрал бы клад, отстегнув Механику вместо полста процентов десять… Но теперь, как говорится, «снявши голову, по волосам не плачут». Механик приобрел еще одного врага, и даже не одного, а целую кодлу. И теперь, похоже, собрался голову в петлю сунуть. Ведь наверняка Шмыгло первым делом примчится на озеро. У Механика сейчас есть выигрыш во времени. Успеть на озеро раньше Шмыгла, пока тот свой «Ниссан» ищет. Если эта таратайка не поломается, глядишь, за час доберется до озера. Если мобилизовать этих деревенских на погрузку, можно перетащить все с острова за один заход, то есть еще за один час, не больше. А Шмыглу еще долго «Ниссан» искать…

Механик ошибался. Как раз в этот момент «шестерка» и «копейка» подкатили к посту ГАИ на Волковысской. Обе команды скромно остались сидеть в машинах, а Шмыгло с документами на «Ниссан» и тысячей (десятью бумажками с Большим театром) в сопровождении Маузера отправился к ментам.

— Здравствуйте! — вежливо и скромно улыбаясь, произнес Маузер. — Мы по поводу угнанной машины. Нам замначальника городской ГАИ звонил, подполковник Степанов.

— Инспектор ГАИ старший лейтенант Малюгин Алексей Иванович, — представился плотный гаишник. — Вы владелец?

— Нет, вот он, — Маузер пододвинул вперед Шмыгла. — Григорий, не скромничай.

— Попрошу документы на машину, права и паспорт.

Шмыгло подал бумаги, Малюгин поглядел и сказал:

— Так, гражданин Шмыгло… Документы ваши у меня кое-какие вопросы вызывают. Наверно, стоит в отдел проехать и кое-что уточнить. Ну а потом надо еще ряд вопросов задать, по обстоятельствам угона.

— Может, можно обойтись без формальностей? — спросил Маузер. — Стоит ли бумагу переводить? Машина нашлась, стоит целехонькая, даже с ключами… Нашлась быстро. Между прочим, мы вам очень благодарны душевно. А в материальной форме… Техпаспорт поглядите внимательней.

— Ясно, — кивнул инспектор, вынимая тысячу из техпаспорта. — Вижу. Ладно, забирайте машину.

— Кстати, а угонщика не заметили? — спросил Шмыгло.

— Сложный вопрос… — задумчиво произнес гаишник, сунув тыщу в карман, кроме одной сотенной бумажки. Этой бумажкой он слегка пошлепал себя по руке, и Шмыгло достал еще одну такую же.

— Вообще-то видели тут двоих, — сказал инспектор, убрав в карман «Большие театры». — Мужчина ниже среднего роста и девушка с клеенчатой сумкой в синюю клетку. Швейцар ресторана видел, как в автобус садились.

— В какой? — поинтересовался Маузер.

— Вроде бы в четырнадцатый. А может, в двадцать восьмой… — опять задумался гаишник.

— Может, есть более точные данные? — слегка подмигнул Малюгину Маузер. Шмыгло понял и достал двенадцатую сотню.

— Есть такие данные. Автобус четырнадцатого маршрута, а водитель его Семенов Костя. Бортовой номер 89–97. Он, наверно, уже обратно едет. Прокатитесь за ним, может, вспомнит, где их высадил.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант!

— Рады помочь! Долг службы! — козырнул Малюгин.

Шмыгло уселся за руль «Ниссана», к нему перелезли Маузер, Колян и Мурзила. Дружная колонна ринулась от Волковысской по маршруту 14-го автобуса.

— На вокзал он поперся! — прикинул Шмыгло. — Четырнадцатый на вокзал идет.

— А с вокзала куда? В Москву? — спросил Маузер.

— Ну нет! Он наверняка сперва хоть пару кило с острова снимет! Слушай, наверно, тебе надо своим позвонить, а? Чтоб остров прикрыли…

— Смотри, какой ты заботливый стал, Гриня! — порадовался Маузер. — Что ж ты, братан, так долго от нас Механика прятал?! Ведь не поймет нас Серый. И Саня может не понять. А уж Булка тем более.

— Я ж сам сказал…

— Конечно, потому что без нас тебе хрен что светило. Я лично еще войду в понимание, но за других гарантию дать не могу. Ведь если я сейчас позвоню, то через полтора часа на Широкое такой шалман съедется, что лично тебе уже ни хрена не хватит. Боюсь, что и мне тоже. Усек?

— Усек… — с затаенной радостью пробормотал Шмыгло. Он понял главное: Маузер не прочь поиграть сам за себя.

— Так вот. Если мы с тобой своими силами возьмем эту дребедень, то я беру полста процентов от того, что ты получаешь от Жака. Не делай кислую рожу, это очень мало. Мог бы и семьдесят взять, и даже все сто. Но я в отличие от тебя не жадный. Зато ты получаешь отмаз по всем долгам с отключением счетчика. Приятно? Вижу, вижу, что приятно. Ведь сам просил. Во-вторых, постараюсь, чтоб здешний народ тебя поменьше доставал и разрешил играть пошире. В-третьих, сведу с хорошими парнями, которым такие, как ты, нужны. Считай, что кандидатский стаж кончился, и ты в области прописался окончательно. Ну, может, пару банкетов на десять-пятнадцать рыл организуешь.

— Ты это серьезно?

— Вполне. А теперь выкладывай от и до, когда и как ты собирался доставлять Жаку свой груз.

— Этой ночью до четырех утра… — все еще немного сомневаясь в искренности Маузера, произнес Шмыгло. — Ну, мы в Знаменку за Механиком заехали. Он, сука, обещал нас туда провести. Тоже, как и ты, из расчета фифти-фифти. Не знаю, что ему в голову взбрело, только он двух пацанов замочил и упилил на «Ниссане».

— А я знаю, Гриня, что ему взбрело. Ты ведь его, наверно, очень хотел замочить после того, как товар тебе загрузят. Видно, это Меху по телепатии передалось. Кстати, на чем товар везти хотели?

— Условно говоря, на трейлере. Но вообще-то это дача-прицеп. По дешевке купили. Правда, один корпус на шасси, внутри все поломано. Мы ее, конечно, думали восстановить у себя в сервисе, но ближе к лету, сейчас спроса не будет. А тут Механик подвернулся. Сам, сука, предложил половину… Я и не думал его мочить, зря ты мне западлуху шьешь. Это у него мозга за мозгу зашла, как видно…

— Ладно. Хотел ты мочить его или нет — ментам расскажешь, когда отловят. Меня другое интересует. Мы, когда сегодня с Серым и Саней вокруг озера катались, видели, что обе просеки не расчищены и по ним только на танке кататься можно. Из чего Серый сделал такой вывод, что покуда ты грейдер из Лузина не пригонишь, то никаких рейдов за золотишком ждать нечего.

— Ты ж досказать нормально не дал! Я про дачу начал объяснять. Которая трейлер. Так вот, она совсем легкая, если вся начинка вынута: мебель там, плита, умывальник. Фанера и пластик на дюралевых уголках. Колесики от «жигуля», причем только два. Но пол крепкий. Вполне хватит, чтоб триста пятьдесят кило перевезти… Короче, мы под нее поверх колес пристроили два старых виндсерфера, конечно, без мачт и без килей. У Шумахера на даче валялись. Получились классные лыжи. А главное — съемные. Чуть поддомкратил, три гайки завернул — одну надел, то же самое вторую. «Буран» дачу тянет только так по самому рыхлому снегу. Всю эту неделю делали.

— Молодцы! — на сей раз Маузер порадовался почти без иронии. — Ну, допустим, заехали вы на просеку, добрались до острова, сняли кассу, замочили Механика — и на «Буране» в город?

— Нет, конечно. Мы бы этот трейлер к «Ниссану» прицепили, а «Буран» и все остальное — в кузов. Должны были отвезти на дом к Саркисяну. Там он обещал девятьсот тысяч выдать.

— Всего-то? Да ты лох, по-моему…

— Ну, вообще-то он говорил, что после того, как там посмотрят… Добавит малость.

— Добавит он тебе, жди-ка. Разве что девять грамм в подъезде, — хмыкнул Маузер. — Опять ты, Шмыгло, не своим делом занялся. Шел бы лучше на завод, стал бы слесарем хотя бы. Ну что делать, а? Каждый тупарь норовит бандитизмом заняться!

— Слышь, Маузер, — заметил Мурзила, — я все понимаю и крутизну уважаю, конечно, но не надо людей обижать, наверно?

— Тебе слова не давали, — прервал его Колян. — Не обостряй ситуацию.

Мурзила посмотрел на Коляна очень сурово и хотел было то ли сказать, то ли сделать что-то, что прекратило бы спокойное течение беседы, но в это время Шмыгло заорал:

— Автобус! 89–97! Обратно идет! Разворачиваюсь!

Действительно, по встречной полосе мирно шел своим 14-м маршрутом автобус с номером 89–97 на борту.

Без слов поняв маневр Шмыгла, водители «шестерки» и «копейки» сделали, выражаясь по-морскому, поворот «все вдруг», даже, точнее, разворот и за шесть секунд — благо на этой улице ни гаишников, ни ППС не наблюдалось — прижали автобус к тротуару. Конечно, Костя Семенов не очень хотел открывать двери, но, когда ему через стекло показали пушку, решил, что жизнь не стоит выручки за книжечки и проездные билеты. Их общая сумма за эту смену еще и полста тысяч не составила. Пассажиров было всего четверо, и им тоже, мягко говоря, поплохело. Потому что у влетевших в автобус Маузера, Шмыгла, Мурзилы и Коляна было слишком мало интеллекта на рожах.

— Граждане пассажиры! — опасаясь лишнего визга, поскольку трое из четырех были дамами среднего возраста, заорал Маузер. — Это не ограбление и даже, к сожалению, не изнасилование! Просто зададим пару вопросов водиле и тут же отправим машину. Костя Семенов — на выход!

Костя вылез через водительскую дверцу, Мурзила и Колян остались блокировать салон, а Маузер и Шмыгло подошли к Семенову.

— Так, — строго спросил Маузер, — ты не бойся, мы тебя бить не будем. Вспомни, только быстро, где вылезли мужик и девка с клетчатой сумкой, которых ты вез этим рейсом от Волковысской?

— Маленький такой мужик? Метр с кепкой?! — обрадованно припомнил Костя. — Да вот тут и вылезли! Напротив же остановка, если в ту сторону. Вон в тот проходной двор ушли.

— Когда? Сколько времени прошло?

— Полчаса с небольшим…

— Смотри! Не ошибся?

— Ни Боже мой!

— Свободен. По машинам, братва!

«Ниссан», «шестерка» и «копейка» сорвались с места, лихо пересекли улицу, благо, кроме автобуса, других машин не было, и вкатили в проходной двор.

— Ни хрена мы не найдем! — сокрушенно произнес Шмыгло, когда проехали двор. — Ну, забегут они сейчас в подъезд — и шарь по ним, пока кто-нибудь ментов не вызовет.

— Соображалка у тебя неважная, кореш. Думаешь, он знает, что мы за ним погнались? Да ни фига. Просто маханул через двор, и все. Наверно, испугался гаишников на Волковысской. Слишком уж нахально тачку оставил — прямо у них под носом. Наверно, пересядет где-нибудь на другой автобус. Скорее всего попрет в ту же сторону. Ходит он не быстро, дыхалка плохая. Короче, «шестерка» поедет вверх по улице до упора, «копейка» — вниз. А мы тут покрутимся, может, кто-то видел их. Пара приметная, народу не много. Если кто чего увидит — докладываем по рациям и съезжаемся туда.

Так и сделали. «Жигулята» поехали в разные стороны, а «Ниссан» подкатил к ближайшей подворотне, где кучковалось человек пять пареньков, судя по дымку, пыхавших анашу.

— Э, пацанва! — окликнул Маузер. — Ну-ка быстро подошли сюда! А то сам подойду…

Пыхалы не воспротивились. Подошли.

— Какие проблемы, командир? — спросил один, помордастей.

— Не видели тут мужика метр с кепкой и девку?

— Гони стольник — скажем! — Мордастый паренек под кайфом явно не врубился, с кем дело имеет.

— Такой устроит? — Маузер показал «ТТ».

— Понял! — кивнул мордастый. — Уважаю! Говорю забесплатно: мужик и девка были. Помогли какому-то козлу машину завести и поехали вниз. Вот так!

И он махнул рукой в том направлении, куда уехала «Газель».

— Что за машина была?

— Грузовик. Маленький такой. «Уазка», а может, «РАФ».

— Не, Епиха, ты не прав! — вмешался другой пацан. — «Бычок» это был. «ЗИЛ» такой маленький.

— Ты чо, тормоз, что ли? — разобиделся мордастый. — «Бычок» тупорылый, прямо как ты! А это острая морда. «РАФ» это был, братан.

— Может, «Газель»? — спросил Шмыгло.

— Точно! Синяя «Газель»… Или голубая!

— Сам ты голубой, пидор! — Пацаны уже схватились за грудки, и любоваться на их разборку у Маузера не было настроения.

Сперва запросили «копейку», выяснилось, что ей никаких мелких грузовичков не попадалось, а она находится у выезда на Привокзальную площадь. «Копейке» приказали остановиться и подождать, «шестерке» велели возвращаться и ехать к Привокзальной.

Там, на углу, все три машины собрались.

— На вокзале он их высадил, точно говорю! — бормотнул Шмыгло.

— Проверим. Тут Санин корефан бомбил пасет, можно спросить. Если его кадр подвозил, значит, сейчас достанем.

«Ниссан» подкатил к стоянке частников-«извозчиков», и Маузер уверенно выпрыгнул из машины. Шмыгло хотел вылезти, но Маузер его остановил:

— Посиди. Не надо этим мужикам близко показываться, ладно? Вопросов много будет.

Маузер обошел рядок коммерческих ларьков, трижды брякнул в заднюю железную дверцу какого-то торгового павильона. Открыли, однако, не сразу, а поглядев в глазок.

— Здорово, Крым! — Маузер поручкался с небритым детинушкой, загородившим дверной проем.

— Привет! — оскалился тот. — Такие люди — и без охраны!

— С охраной, с охраной! — хмыкнул Маузер. — Дело небольшое есть.

В небольшом помещении, похожем не то на склад, не то на бытовку, на дачном пластиковом столике стояло десяток пивных бутылок и валялось не меньшее число голов от воблы. Три крупных, очень некультурного вида дяди резались в буру, а еще один по-тихому исполнял нечто на гитаре.

— Садись, прими пивка! — радушно предложил Крым. — Ты что-то редко захаживать стал. С Попом, что ли, разошелся?

— Нет, — мотнул головой Маузер, — извини, но я еще на работе. У тебя кто сейчас на воздухе, Свист?

— Так точно, — пробухтел Крым. — А чего надо?

— Сходи к нему со мной, пару вопросов хочу задать. Без тебя неудобно.

— Молодец! Люблю, когда меня уважают.

Крым накинул куртку и вышел с Маузером на площадь, к стоянке.

Свиста нашли быстро, он мерз, но службу нес справно. Приглядывал за водилами, записывал, сколько ходок каждый сделал. Соответственно потом вычислялся объем «профвзноса». Увидев бригадира, торопливо подошел сам.

— Так, — солидно сказал Крым, — сообщи товарищу Маузеру все, что спросит.

— Понял.

— Сюда «Газель» или другой грузовичок такого же класса не подваливал? — спросил Маузер.

— Не-а, — ответил Свист. — Проезжала одна «Газель» мимо.

— Когда проезжала?

— Минут двадцать назад.

— Какого цвета?

— Голубоватая такая. Тент синий.

— Куда поехала?

— На Андреевскую, — указал Свист.

— Не свистишь? Точно здесь не парковалась?

— Какой резон? Поезд только через час. Видишь, бомбил почти нет.

— Спасибо, граждане! — поклонился Маузер и побежал к «Ниссану». Вся автоколонна дружно выкатила на Андреевскую.

— Что за шухер, а? — спросил Свист.

— Не знаю. Мне это по фигу, кореш. И ты не волнуйся.

В «Ниссане» между тем разгорелась дискуссия.

— Надо было вокзал прошмонать, — заявил Шмыгло. — Ну на фига Механику на эту Андреевскую? Ему из города валить надо.

— Поезд только через час, усек? А болтаться по вокзалу он не дурак. Морда протокольная, паспорт хрен знает какой, а по карманам — сплошной криминал. Да и мы достать можем. Он знает, что тут все станционные бомбилы под нашей конторой. Поэтому он транспорт получше нашел. Может быть, прямо до места. Андреевская на шоссе выводит, а оттуда до поворота на Малинино и Дорошино полчаса езды.

— Думаешь, он туда рванул?

— Думаю. Вы хоть там, в Знаменке, нормально за ним приглядывали?

— А что?

— Не мог он загодя все это проработать? С местными скорешиться и прочее? Чтоб машину куда надо подогнали?

— Да что ты! — возмутился Шмыгло. — Наши мужики с четырех сторон сидели. Но самое главное — он же не знал, что я сегодня к нему приеду.

— Вот это последнее — солидно. А насчет «с четырех сторон» — это я уже понял. Механик вас только так уделал.

— Бог с ним. Значит, на озеро едем?

— Так точно. Но сразу хватать не будем. Пусть сперва пройдет на остров, тропочку протопчет. А если он и транспорт себе какой-нибудь надыбает, то дождемся, пока все заберет и уложит в кузов. А потом, как выражались в старину: «Четыре сбоку — и ваших нет!»

— А Серый не помешает?

— Серый ждет от меня доклада насчет того, где ты и что ты делаешь. Для него я покамест из Знаменки не вернулся…

— Через Кузена не доберется? — спросил Колян.

— Кузена он не знает, — ответил Маузер. — А телефончик я отключил. Вот пусть и едет разбираться в Знаменку. Ну а мы тут разберемся по малости…

— А если поедет не в Знаменку, а сюда? — опасливо спросил Шмыгло.

— Тогда будет так, как завещал товарищ Маяковский. «Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ Маузер!»

ВСЕ БОЛЕЗНИ — ОТ НЕРВОВ

Светка, сидя за столом, курила уже десятую кряду «Мальборо-лайт». Никита скромно и молча, стараясь не обращать на себя внимание, перечитывал «повесть Белкина». Серый, постукивая карандашом, смотрел на радиотелефон для «дальней связи». Тот молчал.

— Вызови его еще раз! — потребовала Светка.

— Я же сказал: нельзя по нему часто трезвонить. Это ж нелегалка. И так уже четыре раза выходили. Запеленгуют — не расплатишься. Ребята с машин говорят, нынче здесь — завтра там. А мы тут, в поселке, с места треплемся. Запросто засечь могут.

— Ну и что делать?

— Не знаю. В Знаменку ехать, наверно…

— Очень здорово! — буркнула Булочка. — Ни хрена ничего не зная, за полста километров пилить. А вдруг там Маузера уже пошмаляли?

— Очень может быть… — вздохнул Серый. — Жизнь — она такая… Ну а ты что предложишь? На озеро рвать?

— Не знаю я… — проворчала Светка. — С озера тоже никто не докладывает.

— Да я десять минут назад Сане звонил. Все нормально, никто не появлялся. Даже местные машины. А у Сани прямая связь по УКВ с Дорошином и поворотом с трассы. Мышь не проскользнет.

Светка придавила сигарету и сказала:

— Терпеть не могу торчать где-то далеко и ни черта не знать! Хрен с ним, поехали в Знаменку!

— Не волнуйся ты так! — произнес Серый. — Все болезни от нервов, только сифилис от удовольствия. Возьми своего Никитку, потрахайся, сними стресс!

— В лоб получишь, трепло! — огрызнулась Булочка. — Делать мне больше нечего. Бери два джипа, десять ребят. В Знаменку поедем.

— Убедил на свою голову! — произнес Серый. — Я вообще-то так, от балды насчет Знаменки сказал. Нечего там ловить. Почти три часа прошло, и мы туда по проселкам меньше чем за час не доползем. Маузера действительно могли зажать. Если зажали по-крупному, там уже не поможешь. А вот менты туда, если стрельба была, как раз успели подвалить. Поскольку если Маузера на сухую сделали — минимум четыре трупа. Может, и ОМОН прискакать, а с ними в войнушки играть — я, извини, не подписывался. У Никиты опыта больше — это они в Чечне с ментовскими блоками друг по другу палили…

— Брехня это, — отозвался Никита. — Журналюги наврали. Я такого не видел.

— Ты лучше скажи, как человек с боевым опытом, — насчет «боевого опыта» Серый явно издевался, — куда, по-твоему, ехать надо?

— И скажу, — неожиданно набрался духу Никита. — Наш главный объект — озеро. Стало быть, надо его сторожить.

— Военная кость! — саркастически-одобрительно съязвил Серый. — Вот так вы, блин, «конституционный порядок» и восстанавливали. Сторожили небось любимый город Грозный, а по селам чечены шашлыки кушали и солдатских матерей трахали…

— Ты там был? — сузил глаза Никита. Он чуял, что у него тоже нервы не железные. Сейчас его резанули по живому.

— Я в Афгане был, — рявкнул Серый, — когда ты еще в горшок писал! Я майор, понял? У меня таких ссыкунов, как ты, под началом триста штук в батальоне было!

— Ну и как? — Никиту повело. — Нормализовал ситуацию? Интернациональный долг выполнил?! Небось как замполит мозги всем полоскал, а сам пороха не нюхал?!

— Заткнись! — заорала Светка, обращаясь к Никите, потому что увидела, как лицо Серого багровеет, а глаза наливаются кровью. — Куда ты лезешь?! Он же тебя по стенке размажет! А ты (это уже к Серому относилось) тоже хорош! Зачем пацана теребишь?! Тебе сколько в Афгане было?! Под тридцать, наверно? Тебя пять лет в училище учили, ты уже отслужил до фига, когда туда доехал. А его прямо из школы — в мясорубку! Вояки, е-мое!

— Да что б я позволил недоноску меня, офицера, порохом попрекать?! — Кулачищи у Серого сжались, вены вздулись, глаза стали бычьи, бешеные. В обычное время Никита точно застучал бы зубами со страху, но тут что-то нашло. Такое, как там, в грозненском подъезде, когда он шестерых расстрелял в упор. Разница в весовых категориях между ним и Серым была как между сибирским котом и сибирской лайкой. Но все же не всякая лайка сунется к прижатому в угол коту. Иной раз и глаза побережет от когтей.

— Завязывай, я сказала! — сказала Светка стальным голосом. И в руках у нее откуда-то возник пистолет. Серый поглядел и понял: это не шуточки.

— Садись в кресло! — не сводя дула с Серого, произнесла Булочка. — Сел? Молодец. А теперь повторяй вслух: «Я остыл, я не сержусь, я добрый человек…» Ну!

— Я остыл, я не сержусь, я добрый человек… — повторил Серый и улыбнулся. — Ну ты, Светлана Алексеевна, кого хошь остудишь…

— Ты тоже остыл? — строго спросила Светка у Никиты.

— Остыл… — ответил он извиняющимся тоном. Волна злобы сошла на нет, ему стало стыдно, что он, который всего несколько часов назад внутренне осуждал Светку за то, как она помыкает Серым, сам резанул словом этого мужика. У него ведь такая же боль, как у Никиты, только на десять лет постарше…

— Извини, Серега! — произнес Никита, понимая, что должен сделать это первым. И протянул руку.

— Какое там… — Серый, должно быть, тоже что-то понял. — Ты тоже не обижайся, это я с дури и от нервов. Базар был не по делу.

— Ладно! — подвела итоги Светка. — Самозванцев нам не надо, атаманом буду я. На все, что тут говорилось, — наплевать и забыть. Едем на озеро. Серый, готовь джипы и ребят. Полчаса на сборы! Давай на завод, мы позже подъедем.

— Есть! — ответил Серый почти не в шутку и вышел из Светкиного кабинета. Светка, едва за ним закрылась дверь, тут же заперла ее на замок. Никита удивился.

— Зачем это?

— Не догадываешься?! — подмигнула Светка.

— Догадываюсь… — пробормотал Никита. — Только ты же сама говорила, будто тебе не до этого… Да и я не больно готов.

— Дельную мысль Серый подал, между прочим, — усмехнулась Булочка, обнимая Никиту и поглаживая по спине. — Нервы у всех разыгрались. Вы из-за ерунды чуть не сцепились, на меня ярость нашла… Дернулся бы он на тебя — точно впаяла бы между глаз. Ишь, зверюга афганская, на такого маленького-хорошенького полез!

— Я сам звереныш… — произнес Никита. — Чеченский…

— Ну-ну, не петушись… Вообще оставь эту тему. Сейчас я тебе нервишки успокою. Стой смирненько, ладно?

Светка опустилась на колени, распахнула ширинку на Никитиных брюках, ловко и осторожно вытянула на свет Божий все, что можно. И принялась за известную бабскую работу. Жадно, азартно, посапывая и поглаживая. Никите сразу стало все равно, что еще сегодня успеет приключиться. Он нежно гладил Светку по золотистым волосам, по ушкам с сережками, по щечкам, по шейке и трепет ощущал, волнение, желание, страсть… Даже покачиваться стал чуть-чуть вперед-назад…

— Все, — сказала Светка, поднимаясь с колен. — Готов к труду и обороне!

Она не долго думая сдвинула все со стола на один край и легла спиной на освободившееся место.

— Действуй, действуй! — поторопила сердито. — Времени не вагон!

Никита торопливо задрал ей юбку, спустил тонкие черные трусики с кружевами, растянул коленки, втиснулся…

— Не так немножко, — хихикнула Светка и подняла ноги так, что сапожки с каблучками оказались у Никитиных щек. — Ну, давай! Так! Ухвати меня за ноги, а то скользить буду… Крепче! У-ух! У-ух! Нормально-о…

Все, что стояло на столе, да и сам стол, начало брякать, скрипеть и ходить ходуном. Никите чудилось, будто их возню тут, в кабинете, не только на всей даче слышно, но и на хлебозаводе за километр отсюда. Сначала было как-то неловко, даже стыдно, но потом стало наплевать. Какой-то предел перескочил, когда уже срам срамом не кажется. И, напротив, даже гордость петушиная пробивалась. Мол, все вы, здешние, эту жуткую Светку боитесь, а я ее трахаю, да так, что весь дом трясется!

— Жарь! Жарь! Жарь! — неистово выдыхала Светка, аж зубами поскрипывая и извиваясь на столе. Она взбила свою черную водолазку с кулоном-черепушкой выше грудок, спихнула с них бюстгальтер и стала крутить себе соски, безжалостно мять свои бедные «булочки». И от этого зрелища — свет-то в комнате вовсю горел! — Никита еще крепче распалился.

— А-я-я-а! — Светкины ноги на несколько мгновений напряглись, Никита почуял под руками вместо расслабленно-нежной плоти крепкие мышцы, Булочка выгнулась дугой, чуть ли не на мостик встала, судорожно сжала себе грудь, а Никите — сапогами! — шею. Потом расслабленно раскинулась на столе, ноги сползли вниз и бессильно свесились, а Никита навалился на нее грудью, схватил за плечи и яростно, несколькими страстными рывками и толчками все закончил…

— Ты извини… — пробормотал он, — я опять туда стрельнул…

— Дурачишка ты! — вздохнула Светка. — Неужели еще не понял, а?

— Нет… — удивился Никита.

— Раньше насчет этого надо было соображать, понимаешь? Четыре месяца назад. Осенью, в подвале, на хлебозаводе…

— То есть… Ты залетела, что ли? — вырвалось у Никиты.

— Когда залетают, то аборты делают. А я — забеременела. Рожать хочу, почувствуй разницу. Так что тут у нас, — Светка нежно провела ладонью по потному животику, сделав заметное ударение на словах «у нас», — маленький живет! Ты чего, испугался, да?! Не бойся, я тебя в загс не потащу, алиментов не спрошу. Я сама богатенькая. И вообще мне это пора. У других в тридцать — уже по трое.

— А на животе почти не видно.

— Конечно. Потому что он или она еще совсем клопышечка. Масенький-масенький… Вот такой! — Светка показала согнутый мизинец. — Но потом вырастет, и будет у меня вот такое пузо!

Тут Светка, не поскупившись, обрисовала ладонью такой объем, что в нем на четверых места хватило.

— Ну а пока вот это поцелуй, — приказала она, и Никита приложился губами к пупочку. Булочка погладила его по голове и легонько отпихнула:

— Так. Все, собираемся! Торжественная часть окончена, начинается праздничный концерт!

НЕМЕЦКАЯ ДОРОГА

Механик, провернув в тенте «Газели» аккуратную и очень небольшую дырочку, выставил в нее объектив наблюдательного прибора собственной конструкции. Есаул, впервые увидев эту хреновину, которую Механик изготовил от скуки, когда они обитали в Москве, от щедроты чувств утверждал, что Механику за этот прибор надо присудить аж Нобелевскую премию или хотя бы Государственную (бывшую Сталинскую). К сожалению, пожелания Есаула Нобелевскому комитету остались неизвестными. А прибор был действительно занятным и представлял собой некий гибрид из перископа и фонендоскопа. То есть внешне он был немного похож на фонендоскоп, а по начинке — на перископ. Состоял он из гибкого гофрированного шланга, вроде того, что бывает в душе, только намного тоньше. Внутри шланга располагалась хитрая система линз и призм, самолично отшлифованных Механиком. На одном конце шланга находился окуляр с резиновым наглазником, похожим на лупу, с эластичным ремешком, надевавшимся на голову наискось, как повязка у одноглазого пирата. Этот ремешок удерживал окуляр на глазе, если у Механика были руки заняты. На другом конце шланга имелась стальная насадка с резьбой, на которую навинчивались разные объективы, которых у Механика было штук пять на всякие случаи жизни.

Вообще-то Механик придумывал свой прибор на тот случай, если потребуется заглянуть внутрь какого-нибудь сложного механизма, в такое место, куда трудно добраться и разглядеть, чего надо открутить или закрутить. К одному из объективов он даже присобачил малюсенькую лампочку от какого-то медицинского зонда, так, что можно было подсвечивать. А еще был сверхмалый объективчик, который можно было пропихнуть через замочную скважину. Но на сей раз Механик употребил самый большой объектив.

Юлька чуть-чуть вздремнула. Даже не проснулась, когда грузовичок проехал мимо бензоколонки и небольшого магазинчика, а затем свернул в направлении Малинина, Лузина и Дорошина. При этом кузов заметно накренило, Механика с Юлькой тряхнуло.

После того как поворот остался позади, Механик довольно долго был в напряжении, несколько раз поворачивал объектив своей оптики назад, посматривал, не маячит ли сзади машина. По мере того как грузовичок стал приближаться к развилке, откуда одна дорога шла на Малинино и Лузино, а другая — на Дорошино, Механик вновь почувствовал дискомфорт. Теперь он повернул объектив вперед и напряженно рассматривал дорогу, освещенную только фарами «Газели», пытаясь разглядеть, нет ли чего подозрительного.

Но вот развилка осталась позади, машина свернула на Дорошино. Сейчас должен был наступить самый что ни на есть критический момент. Механик предполагал, что около Немецкой дороги, которая должна была открыться слева, их обязательно будет кто-нибудь ждать.

До просеки оставалось километров пять. Механик поглядывал по сторонам, и ему казалось наивным то, что он задумал. Снегу полно, «Газель» по самый бампер сядет. Да и просека наверняка бревном завалена.

Механик вовсю ругал себя за поспешное решение. И вдруг увидел в свой монокуляр странную картину. Впереди, наискось и поперек дороги, стоял трактор «Беларусь» с бульдозерным ножом и ковшом. Мотор его уныло тарахтел, оглашая тишину леса дребезжащим эхом. Поскольку трактор находился меньше чем в двухстах метрах от Немецкой дороги, у Механика поначалу аж сердце защемило — подумал, что это Шмыгло его просчитал, и сейчас придется последний парад устраивать. Но это только на несколько секунд, потому что уже в следующее мгновение, когда «Газель» остановилась, а ее водитель вылез из кабины, Механик услышал слова водителя «Газели», резко поднявшие ему настроение:

— Вась! Ты чего тут делаешь, япона мать? — спросил водитель.

— С-стою! — сипло ответил некто в телогрейке, хотя на самом деле сидел в придорожном сугробе, комкая в руках ушанку. — Имею п-право! Ик! Б-борис, т-ты н-не п-р-рав!

— Имеешь, имеешь, Вася! — успокоительно произнес владелец «Газели». — Только к обочине бы встал, а то не объедешь тебя никак.

— Д-думаешь, я п-прос-сто т-так?! — Вася попытался привстать, но снова сел в ямку, которую продавил задом в снегу. — Я н-не п-просто т-так… Я ак… Ик! …цию д-делаю! Ик! П-понял?!

— Чего? — удивился «газельщик».

— Ак… Ик! …ц-цию! — ответил Вася. — П-протес-ста… Д-дорогу п-пере… Ик! …крыл. З-зарплату д-даешь! П-понял, Б-борис?!

— Так зарплату ж дали!

— А я ее в-видел?! Н-нинка, п-падла, отобрала! И щ-щеткой — в морду! Ик! С-сука! П-права ч-челове… Ик! …ка г-где?!

Механик понял, что пора вмешаться. Снял свой наблюдательный прибор, спрятал в сумку и сказал Юльке, тряхнув ее, чтоб проснулась:

— Вылезай!

— Приехали уже? — сонно пробурчала Юлька.

— Нет, пересадка будет…

Механик помог Юльке вылезти, выгрузил сумку, подошел к хозяину «Газели» и борцу за права человека. Последний свалился на бок и храпел.

— Вот еще незадача! — из кабины вылезла и хозяйка. — Ну и чего делать теперь?

Муж только развел руками:

— Хрен его знает… Трактор-то я сдвину, конечно, мотор работает. А самого-то куда? Замерзнет Васька-то!

— Чего ему сделается? — поджала губы баба. — Алкаш чертов! Нинку ругает! Да он бы пропил все, если б она зарплату не унесла. Да еще и растеряет, гадский гад!

— Человек все-таки, — заметил Механик. — Жалко будет, если застынет. Может, вы его в кузов заберете?

— Так он наш, малининский, а мы ж в Дорошино едем.

— Да ладно, — умело сыграв благородство, сказал Механик. — Вы уж езжайте домой. А я на тракторе в Дорошино доберусь.

— Верно! — порадовалась хозяйка, довольная тем, что попадет в Малинино раньше. — Сдадим его Нинке, да и дело с концом. А завтра за трактором съездить успеете. Как Васька протрезвеет.

— Не разденут трактор-то? Может, ты его к нам в Малинино лучше отвезешь?

— А ночевать пустите? — не растерялся Механик.

— Запросто! — радушно пригласил мужик. — И сто граммов найдем! За выручку!

— Тебя как звать? — спросил Механик.

— Марьин Борис Васильевич.

— А меня можно просто Олегом называть.

— И в-все р-равно т-ты н-не п-прав! — произнес Вася из сугроба.

— Ладно, решили вопрос! Поднимай! — Марьин с Механиком подняли Васю на руки и затащили в кузов. Сперва было усадили на скамью, но Вася все время норовил сползти на пол.

— Свалится, — заметил Механик, украдкой глянув на светящийся циферблат часов. Время шло неумолимо. Вот-вот мог Шмыгло появиться.

— Тут у меня матрац лежит, — сказал Борис. — Когда под машину лазаю, кладу. Валим его туда.

Когда вылезли, Юлька забралась в кабину трактора и затащила туда сумку, а мадам Марьина заняла законное место в кабине «Газели».

— Ты меня не дожидайся, — сказал Механик Борису. — Кати побыстрее, не мучай машинку. А я не спеша доберусь.

— Дорогу знаешь?

— Не спутаю. Давай с Богом, мы за тобой.

«Газель» зафырчала, развернулась и поехала в обратном направлении.

Когда грузовичок укатил за поворот, Механик стронул с места «Беларусь», развернул ее и потарахтел в сторону Немецкой дороги. Двести метров проехали довольно быстро, но Механику колымага показалась до жути тихоходной. Не проще ли было и впрямь прокатиться в Малинино? Переночевали бы в тепле по крайней мере. А то еще застрянет этот чертов механизм. Опять же очень не хотелось наехать на какую-нибудь противотанковую. Хоть и знал Механик, что вероятность этого очень мала, но все-таки внутренне ежился.

— Мы куда едем? — спросила Юлька, когда Механик, опустив бульдозерный нож, стал разворачиваться поперек дороги.

— Туда! — лаконично ответил он, указывая на заметенную снегом просеку. Откатил немного назад, а затем даванул вперед.

Сугроб, крепко слежавшийся и проледенелый, «Беларусь» спихнула удачно. Мало того что отодвинула с обочины аж до лесины, перегораживающей въезд на просеку, но развалила его, разровняла, да так ловко, что передние, маленькие колеса смогли по этому твердому снегу вкатиться на бревно, когда Механик, опять отъехав назад и подняв нож бульдозера, разогнался и проскочил препятствие. Юлька только ойкнула, когда их пару раз тряхнуло, но здоровенные задние колеса не подвели, а передние не увязли.

— «Гремя огнем, сверкая блеском стали…» — запел Механик, опьяненный успехом, и трактор покатил по Немецкой дороге, освещая ее фарами.

Она и вправду была прямая, провешенная, как по линейке. Даже зарастала, похоже, как-то равномерно, не теряя этой прямолинейности. Словно бы даже деревья и кусты боялись, будто вернутся те любители прямых линий, которые эту просеку прорубили, и начнут изничтожать все, что не вписывается в этот лесной Ordnung.

Механик об этом особо не думал. Ему нравилось, что снег оказался крепче, чем ему казалось, что тракторишко прет, как танк, не увязая и не зарываясь в снег. Он уже думал о том, что впереди, об озере. Лед должен быть крепкий, а трактор не такой уж тяжелый. Вполне можно рискнуть и проехаться по заснеженному льду до самого острова. Конечно, можно оставить трактор на берегу, так оно спокойнее. Но уж больно ловко и быстро можно все прибрать, если подогнать трактор прямо к острову! А если еще выкатить с озера через малининскую просеку, то получится совсем здорово! Можно даже действительно переночевать у Марьиных. Сказать, например, что трактор слегка забарахлил и пришлось лишних полчаса повозиться. Кстати, возможно, лучшего места, чем их домишко, и не найдешь для того, чтоб временно перепрятать вещички.

Надо сказать, что у Механика с того самого времени, как он сел в «Газель», решив, что «это судьба», и до самого последнего момента никакого законченного плана действий не было. Он сегодня, можно сказать, с самого утра делал все по впечатлениям или эмоциям. И с Юлькой все вопреки логике пошло, и захват шмыгловского джипа он осуществил от неосознанных подозрений, переросших в твердое убеждение. И бросил он этот джип, на котором, возможно, здесь, в лесу, удалось бы проехать не хуже, чем на тракторе, тоже от впечатления, что такая опасность угрожает. И в «Газель» сел, толком не зная, что делать с этим грузовиком и с его хозяевами, если они, допустим, упрутся и не захотят ехать на озеро. Связать, прогнать, пристрелить, уговорить? Ну а о том, что «Газель» в лесу должна увязнуть, Механик с самого начала должен был подумать. Но не подумал. Будто наверняка знал, что пьяного тракториста Васю именно в этот час и именно у Немецкой дороги пробьет на «акцию протеста» с «перекрытием» дороги.

Наверно, так получалось потому, что Механик на каждом этапе действовал по известному принципу: «Главное — ввязаться в бой, а дальше увидим, что получится». При этом, «ввязываясь», он был почти уверен, что ни черта из этого не получится.

Так или иначе, но он благополучно проскочил несколько таких этапов. Теперь цель стала очень близкой и почти достижимой. Можно было подумать о том, как, например, погрузить 350 килограммов «вещичек» на трактор, не имеющий прицепа, как это вытащить по малининской просеке, учитывая, что ехать придется не с горы, а в горку, наконец, куда все это везти и где прятать… Ну и совсем малость — как при этом не угодить в лапы ни к Шмыглу, ни к Серому.

Обо всем этом Механик напряженно размышлял, но никаких гарантирующих успех планов не составил. Впрочем, наверно, даже профессиональный аналитик ему ничего подобного не предложил бы. Потому что уж очень много всяких альтернатив было.

— Куда мы едем-то? — спросила Юлька, нарушив течение мыслей Механика. Она, похоже, окончательно проснулась и теперь испытывала большое беспокойство. Механику представилось, что может подумать эта девчонка, и он поспешил успокоить:

— Не бойся. Убивать тебя не собираюсь. Теперь я скорее сам сдохну, чем тебя кому-то отдам. Поняла? Просто сейчас надо будет кое-какие вещички погрузить, а потом отвезем их в Малинино.

— Ворованные?

— Конечно, — ответил Механик. — Нынче, дочка, все ворованное, честно нажитого не бывает.

— Перестань меня дочкой называть, а? Неудобно как-то. Трахаешь меня — и дочкой зовешь…

— Вообще-то, — вздохнул Механик, — в дочки ты мне больше годишься. Наверно, не надо мне было, как говорится, из пепла возрождаться.

— Почему?

— Так. Не поймешь, маленькая еще. Ладно, кончаем разговор. Похоже, мы приехали.

Впереди, метрах в ста от трактора, фары высветили заснеженную поверхность озера.

— Это что, полянка или болото? — спросила Юлька.

— Озеро, — ответил Механик. — А на нем — «остров Сокровищ», там четыре сундука золота, брильянтов, жемчуга и еще хрен знает чего. Правда, пересыпанных в мешки из-под картошки.

— Опять кривляешься, да?

— Сама увидишь… — Механик сейчас думал об одном: съезжать на лед или не съезжать. Ведь даже если лед выдержит сейчас, нет гарантии, что не провалится на обратном пути, когда на тракторе будет еще 350 килограммов. Куда эти килограммы пристроить, Механик уже придумал, а вот крепость льда его смущала. Нет, не хотелось ему ухнуть вместе с трактором и золотишком метра на три под воду. Да еще в морозец, который, чувствуется, уже за минус 20 забрался. В кабине-то тепло, но выходить из нее придется. Сибирячке, которая у него тут сидит, этот мороз, может, и плевым покажется, но Механику не хотелось судьбу испытывать. Его тубик при нем, никуда не делся. А тонуть вовсе не хотелось.

С другой стороны, если оставить трактор здесь, то придется надрываться и таскать эти мешки — их всего пять, но в четырех примерно по 75 кило веса, а в одном, неполном, — 50. Взвалить их на себя тяжко — Есаул-верзила и то кряхтел. А Механик с Юлькой если и сумеют приподнять, то пупки надорвут. Так что придется их волоком волочить с острова, топая по нескольку сот метров туда и обратно. Да не по гладкой дорожке, а по неровному заснеженному льду. Во-первых, можно мешок порвать — в них ведь не только монетки, но всякие там блюда, кувшины, кинжалы даже. А во-вторых, каждая ходка может полчаса времени отнять. Если ходки налегке будут вдвое меньше времени отнимать, все равно получится по 45 минут на мешок. Можно спокойно округлить до часа, потому что еще надо грузить будет, крепить и так далее. Сейчас половина одиннадцатого… Нет, если так — он точно дождется здесь Шмыгла или Серого. Да и горючего у трактора не хватит, чтоб стоять с работающим мотором. Придется глушить, а за пять часов на морозе тарахтелка с гарантией застынет. Дергай потом пускач на здоровье! Нет, надо рисковать!

И Механик стал осторожно съезжать с горы.

— А лед не провалится? — спросила Юлька.

— Типун тебе на язык! — прошипел Механик, потому что передние колеса уже оказались на льду. И бульдозерный нож, в котором несколько сот кило, тоже нависал. Пока ничего. Но выдержит ли лед задние колеса? Да еще ковш с гидравлическими прибамбасами… Ну, Аллах акбар! Въехали и не провалились. Правда, тут, под берегом, может, и мелко. Это со стороны малининской просеки сразу под берегом глубина. Нет, тихо! Лед не трещит, трактор идет, как по бетону. Механик покатил быстрее, но не очень успокоился. Лед, похоже, прочный, но вот снег кое-где целыми барханчиками лежит, и завязнуть в них недолго… Если бы с этой стороны к острову подъезжать — не рискнул бы. Под берегом метрах в пяти от первых кустов сугробы сплошные, а вот с малининской стороны поменьше. Стоп! А это что такое?

Механик увидел в свете фар заметенную поземкой лыжню — две синеватые параллельные полоски, тянущиеся от берега к острову. Ту самую, которую под вечер засекли Серый, Маузер и Саня.

В течение нескольких мгновений у Механика несколько раз сменилось настроение: стало сперва страшно, потом смешно и, наконец, тревожно. Страшно стало от того, что он легко определил, куда подходит лыжня. А подходила она точно к тому месту, куда он сам направлялся. Потом стало смешно, потому что теперь на земном шаре был только один живой человек, который знал, где оно и что там интересного, — сам Механик. Раньше знали Есаул, Гера, Тугрик и Марат. Гера и Тугрик были зарыты в яме, оставшейся от клада на «Черном полигоне», а Марат, с привязанной к ногам ржавой железякой, лежал где-то здесь, на дне озера. Может быть, даже непосредственно под тем местом, где сейчас проехал трактор. Насчет Есаула Механик достоверных сведений не имел, но почему-то был убежден, что его тоже нет на свете. Теперь это убеждение поколебалось.

Неужели Есаул жив? И не только жив, но и раскололся перед подручными Булки? А почему бы и нет? Ведь Механик тоже проболтался Шмыглу, хотя тот его вообще ни о чем не спрашивал. Есаул же попал в крутые руки, в конце концов, он только человек. Вполне мог не выдержать и сломаться. Если тебе неделю подряд будут устраивать пытки с прижиганием сигаретами или паяльником, окунать мордой в наполненную дерьмом парашу или просто лупить по мордасам, запас стойкости может исчерпаться.

Лыжня, однако, была проложена очень странно. Есаул, если б попался, скорее всего повел бы «булочников» через просеки. Теми известными им с Механиком путями, которыми они ходили на остров прежде. И «булочники» уже знали их. Даже ежели б Есаул захотел в Сусанина поиграть, ему бы этого не позволили. Самый удобный путь был через малининскую просеку — он выводил прямо к нужному месту. Немецкая дорога была короче и прямее, но путь по льду до острова был длиннее, к тому же надо было еще и остров обходить. Если, конечно, не пользоваться тем хитрым приспособлением, которое придумал Механик для того, чтоб не оставлять следов на льду озера. И уж если Есаула раскололи, то интересовались бы не тем, как пройти к озеру, а как пробраться на остров, не взлетев на воздух. Соответственно, заставили бы его идти по просеке, а уж потом пустили бы на лед, чтоб он указал «то самое» место. А потом по той же просеке Подогнали бы технику для перевозки клада.

Из всего этого Механик сделал вывод, что лыжню проложил кто-то неучтенный, скорее всего не очень соображающий, что он делает. Потому что этот гражданин прошел за проволоку с надписью «Осторожно, мины!» и шел через лес, где лыжи запросто могли проехаться по какому-то взрывоопасному предмету. Либо он был пьян, либо неграмотен, либо был просто самоубийцей.

Механик остановил трактор и сказал Юльке:

— Сиди здесь и никуда не вылезай. Когда понадобишься, я скажу. Если что случится, бери сумку и иди обратно по нашему следу. А дальше — как Бог даст.

Он вытащил из сумки свой рюкзачок и спрыгнул на лед.

Первым делом Механик подошел к лыжне. Почти сразу понял — на остров прошел кто-то один. Хоть лыжню уже припорошило порядочно, лежала она глубоко, края были почти не заглажены и снег оставался рыхлым не только сверху. Больше того, Механику стало ясно — человек этот прошел здесь не далее чем прошлым утром и… обратно не вернулся. Во всяком случае, не по этой лыжне, потому что острия носков лыж, отпечатавшиеся на краях лыжни во многих местах, указывали только в сторону острова.

Над этим стоило задуматься. Конечно, этот человек мог уйти и не по этой лыжне, пройдя через остров и вновь спустившись на лед с другой стороны. С западной стороны острова ее точно не было, потому что там Механик проехал на тракторе и ничего не заметил. Да и с восточной стороны не просматривался только узкий сектор. Пеших следов, ни свежих, ни заметенных снегом, тоже не наблюдалось. Если за этим типом не прилетел вертолет и не снял его с помощью лестницы или троса, то можно было с уверенностью сказать, что он до сих пор где-то там, живой или мертвый.

Мертвым этот человек мог оказаться по нескольким причинам. Например, по самой простой — заснул и замерз спьяну. Но мог и подорваться на мине. Или в яму-ловушку со стальными остриями угодить. В принципе причины гибели данного гражданина Механику были по фигу, мертвый уже никаких неприятностей причинить не сможет. Кроме одной, которую уже причинил, проложив лыжню через лес и лед озера точно к тому месту, которое Механик и Есаул считали только своим. С тех пор, когда впервые сюда приехали прошлой осенью…

Тогда идея угнать тягач с прицепом и сундуками родилась именно так, как сегодняшняя идея съездить на озеро, — от балды. Увидев, что все побежали помогать Серому, Механик подумал — это шанс. И все! Даже о том, куда везти добычу, не прикидывал. Опять же под газом были. Есаул бутылку в тягаче нашел. Отхлебнули по глотку и сразу подумали, будто им от этого золотишка будет одна прибыль — пуля в лоб. А после второго Механик уже за рычаги ухватился. Наверно, если б Булочка и Серый со своими парнями за ними сразу погнались, Механик с Есаулом далеко бы не укатили. И может, если б их догнали, то они сказали бы, что просто мотор пробовали. И даже сами поверили бы в то, что сказали. Но чем дальше отрывались, тем сильнее хотелось подальше уехать и не возвращаться. О том, почему их не догнали, они не догадывались. Но, когда увидели впереди грузовик, с которого соскочили трое парней, решили, что отдавать им клад не будут. И сделали их: одному Есаул свернул шею, другому Механик горло располосовал, а третьего — Марата — скрутили. И после двух ударов по печени, полученных от Есаула, Марат стал очень разговорчивый. По-быстрому перегрузили сундуки на грузовик, а потом, поскольку время было, решили надурить голову Булке — разворошили гать тягачом и утопили сцепку. Ну а позже Марат указал им дорожку на малининскую просеку. Доехав до воды, перегрузили содержимое сундуков в шесть мешков из-под картошки, а сундуки утопили в озере, благо сразу под берегом было метра два глубины. Надули две резиновые лодки и за два рейса перевезли все на остров. Ну а потом, когда Марат стал не нужен, Механик оглушил его кастетом, а затем добил ударом штыка в глаз. Привязали ему к ногам груз и спихнули с лодки в озеро. Дальше все было проще. Прокатились на грузовике до станции Дорошино, заползли в товарный вагон, добрались до какой-то подмосковной станции, оттуда на электричке — до столицы. Там нашли давнего Есаулова другана по кличке Перебор — ему когда-то в очко очень не везло. Перебор им здорово помог, сделал приличные ксивы, нашел хату, свел с Делоном. Поскольку они тогда, в первый раз, привезли с собой кое-что по малости…

Но все это было в прошлом. Держать клад на засвеченном острове уже нельзя. Надо его забирать или сегодня, или никогда. А там, на острове, кто-то есть. Если он мертвый, то проблем не создаст, но ежели живой… Конечно, алкаш, случайно забредший в лес, — это успокаивающий вариант. Только вот алкаши очень редко на лыжах катаются. Им чаще всего и на ногах стоять трудно.

Механик проверил оружие. Все на месте, никуда не делось. Вперед! Прошел пешочком до того места, где неизвестный лыжник между двумя елочками прошел со льда на берег острова. Фонарика у Механика нет, но дорожку он помнит с осени. Когда снег выпал, другим путем ходили, более хитрым. И сейчас та штука, с чьей помощью они с Есаулом проходили на остров, не оставляя следов, при нем, лежит в рюкзачке, разобранная на части. Только сейчас она не нужна. Следов все равно уже до фига и канителиться с ней незачем, да и некогда. Сейчас главное — все выдернуть побыстрее. Пока Шмыгло или Серый не появились…

ТАМ, ЗА ПОВОРОТОМ…

«Шестерка» Маузера шла впереди, следом катил «Ниссан-Патрол» с трейлером-дачей на буксире, а замыкала эту мощную колонну «копейка». Всех, кто был на этих автомобилях, одолевали то радужные предчувствия, то страхи, то сомнения. И у всех, без исключения, было очень муторно на душе. Почти всем казалось, будто слишком много времени потрачено на то, чтоб забрать этот самый трейлер, который Шмыгло держал не у себя в конторе, а на даче. К тому же оказалось, что «Буран» в него еще не погружен, и пришлось делать это в спешке. Все понимали, что эти лишние сорок пять минут.

Приближался первый, самый сложный момент путешествия на озеро: поворот с большой трассы на Малинино, Лузино и Дорошино, когда предстояло проехать мимо бензоколонки и магазинчика, где располагались Санины ребята.

Все понимали, что если проехать мимо них в едином строю, то ничего хорошего не получится. Поэтому решили, что Шмыгло со своей техникой немного приотстанет, а Маузер возьмет на себя забалтывание наблюдателей.

Все вышло именно так, как задумывалось.

«Шестерка» подкатила к «объекту». Маузер и Колян вышли из машины и неторопливо направились к здешним бойцам, которые сидели в небольшом кафе, размещавшемся напротив поворота на Малинино. Просторные окна кафе выходили на две стороны, и обозревать и сам поворот, и большую дорогу в обоих направлениях было удобно. Сами соглядатаи — четыре крупных молодца из числа охранников здешнего «комплекса» (заправки, магазина и кафе) — приятно проводили вечер. Сидели за столиками, прихлебывали кофеек с мороженым, болтали с симпатичной хозяйкой, лениво поглядывали на дорогу. Их «девятка» стояла рядом с крыльцом кафе, тоже находясь в поле зрения наблюдателей. Так что молодцам не надо было особо утруждаться, чтобы службу нести. Кроме них, в кафе сидели за одним столиком трое поддатых девок из числа так называемых «плечевых» проституток, поджидавших, не заглянут ли в кафе какие-нибудь проезжие «дальнобойщики». Конечно, за неимением клиентуры курвы были не прочь сняться хоть с кем, а потому регулярно подкадривались к бойцам. Но те себя ценили высоко, и лишний сифон им был ни к чему. В общем и целом глядели за дорогой внимательно.

Конечно, приезд Маузера они заметили. Поэтому, когда он появился в кафе, неожиданностью это не стало. Здешний старшой был готов встретить «инспектора».

— Все нормально? — пожимая руку командиру, спросил Маузер.

— Так точно. Проблем нет.

— Много машин на Малинино прошло? Я имею в виду последние два часа?

— Только одна. Борька Марьин с бабой на «Газели» проехал.

— Когда?

— Где-то час с небольшим назад. А за последний час никого не было.

— Ладно, — сказал Маузер, покосившись на «плечевых». — Колян здесь побудет, а мне со всей командой погутарить надо. Тут подсобка есть?

— Сделаем…

Хозяйка пропустила братков за прилавок, открыла небольшую комнатушку без окон. Маузер и четыре молодца прошли в подсобку, а Колян остался на крылечке. Он вытащил рацию, настроенную на Шмыгла, нажал кнопку, вполголоса напел в эфир:

— «И в тот день, когда прощались на вокзале…»

— «…Я тебя до гроба помнить обещал», — отозвался Мурзила с джипа.

— Усе, Гриня, ку-ку! — дал сигнал Колян. «Ниссан» с прицепом и «копейка» рванулись вперед.

В это время Маузер, напустив на себя жуткую строгость, вправлял мозги наблюдателям:

— Ловко вы устроились, пацаны! Сидите в тепле, кайфуете, кофеек пьете… Небось и пивко посасываете, а? Может, и по сто грамм принимаете, раза три в час? Смотрите у меня! Если проскочил кто-то типа Шмыгла или иных козлов, ответите! Надо четко рисовать, когда и кто ехал, на чем. Вот сейчас спросил Безмена, кто проезжал в последние два часа. Кто проехал, он сказал, но на вопрос: «Когда?» — ответ придумал явно от балды, потому что точного времени не записал. Так нельзя, братаны! На сто процентов уверен, что, сидя здесь, ни один из вас номеров разглядеть не может. И за то, что на той «Газели» был Марьин, а не какой-нибудь дядя Вася с автобазы, никто из вас поручиться не может. Я уж не говорю, что вы насчет кузова совершенно не интересовались. А в кузове, между прочим, может находиться кто-нибудь нежелательный. Короче, один из вас должен стоять на повороте и приглядывать. Номера всех машин, сворачивающих с шоссе, — записывать. Морды — просматривать. При каких-либо сомнениях — заводите тачку, догоняйте и досматривайте. И прогревайте ее почаще, пока не замерзла.

Тем временем машины Шмыгла проскочили поворот и умчались в направлении Малинина. Колян, воровато оглядевшись, подошел к «девятке» и быстро впихнул в выхлопную трубу скомканную тряпку, постаравшись затолкать ее как можно глубже. После этого он не спеша поднялся на крыльцо и перенастроил рацию на волну для связи с Саней.

— Поп, Поп, как слышишь? Ответь! — произнес он.

— Нормально слышу. Привет, Колян!

— Маузер сейчас с тобой говорить будет.

— Блин, где вы там шастаете? Булка и Серый связь оборвали. Собрались сюда ехать. Где Маузер?

— Сейчас, подожди секунду, на удобное место перейдем.

Колян прошел в подсобку, где Маузер прочищал мозги охране, и сказал, как было условлено:

— Саня на проводе!

Для Маузера это означало: все в порядке, Шмыгло проехал. Он взял рацию и отозвался:

— Саня, все нормально. Я у поворота на Малинино. Немного посмотрел, как твои тут службу несут…

Безмен и его приятели встревоженно поглядели на рацию.

— Ну и как? — прохрипел Санин голос через эфирные трески.

— Нормально, в общем и целом, — подмигнув Безмену, сказал Маузер.

— Ты сам-то где носишься? Светка обыскалась. Серый сказал, что они сюда едут разбираться.

— Давно?

— Полчаса назад. Приедут сначала в Лузино. Минут через сорок скорее всего. Максимум через час.

— Я у тебя раньше буду, — сказал Маузер, — сейчас выезжаю! Жди!

Поручкавшись с Безменом, очень порадовавшимся, что его не сильно вздрючили, Маузер с Коляном вернулись в «шестерку» и покатили следом за Шмыглом. Согласно уговору, тот должен был ждать их у развилки.

Шмыгло действительно ждал. Они с Мурзилой сидели в джипе, покуривали.

— Нормально вышло… — произнес Шмыгло.

— А не наколет он нас, Гриша? — с опаской спросил Мурзила. — Что-то он больно быстро к нам перекинулся?

— Ни хрена он не перекинулся. Он на себя играет, — уверенно сказал Шмыгло. — Думает, что мы совсем дураки. Рассчитывает, что подловит нас, когда золотишко погрузим. Зря, что ли, насчет Жака интересовался?

— А ты думаешь, Саркисян возьмет у него?

— Как нечего делать! Саркисяну по фигу, ему лишь бы получить все и отправить, чтоб зря за эшелон не платить. А с деньгами еще проще — отдаст ему девятьсот тысяч и забудет, что такой был. Все эти посулы насчет того, что после оценки добавит, — лажа. Но Маузеру и того хватит. Схавает денежки и рванет отсюда подальше.

— Так что, мочить будем?

— Обязательно. Но не здесь, а там, на озере. После того, как с Механиком разберемся. А может, и раньше. Даже лучше чуть-чуть раньше. Если там джип пройдет, поедем на «Ниссане». Колян рядом с тобой поедет, а я рядом с Маузером. Ты с левой хорошо стреляешь, значит, замочишь Коляна, пока он за твоей правой смотреть будет. Остальные — соответственно. Нас больше, сможем «разыграть лишнего», как в хоккее. Ну а если джип не пройдет, то Шумахер поведет «Буран», а мы с тобой и Маузер с Коляном поедем в трейлере. У машин оставим пару ихних и пару наших. Объясни им, что к нашему возвращению маузеровских быть не должно. Как только они начнут стрелять, мы должны сделать Маузера с Коляном.

— А они с собой тех, что на бензоколонке, не прихватят?

— Не прихватят. На фига делить девятьсот на девять, когда можно на четыре?

— Вон, едут, кажется… — Мурзила высунулся в окно и поглядел назад. — Ты прав, кореш, одна машина.

Да, так и было. Маузер в это время раздавал последние ЦУ:

— Это ничего, что их на одного больше. Главное — самим не подставляться. В лес поедем мы с Коляном. Шумахер будет на «Буране», в даче — Мурзила и сам Шмыгло. Мы их точно завалим. А вы должны успеть раньше «своих», если жить хотите. Смотрите за руками: пока они их в карман или под куртку не сунули — они мишень. Валите без угрызений совести, в спину, в затылок — куда придется. Ну и сами, конечно, старайтесь не поворачиваться этими местами. Свалите — долбите в башку контрольные. Чтоб никаких подранков не осталось. Потом берете нашу «шестерку» и ихний «Ниссан», жмете к малининской просеке. Выходить будем оттуда. Если подвалит Булка с Серым и с хорошей кодлой, запомните, как «Отче наш»: мы работали на нее. Конечно, это плохой вариант, но ничего не поделаешь. Тысяч по десять-пятнадцать получим, а может, и больше. Но если кто сдуру вякнет, будто мы сами на себя пахали, — и на себя, и на меня, и на всех остальных решку наведет.

«Шестерка» притормозила слева от «Ниссана». Маузер вылез и пересел к Шмыглу.

— Значит, так, информация к размышлению: «Газель» проехала где-то за час-полтора перед нами. Значит, Механик уже на озере. На какую просеку поехал, неясно. Но есть осложнение. Булка и Серый где-то через полчаса будут в Лузине, а еще через полчаса — здесь. С командой, естественно. Так что надо поторопиться!

— Знать бы, на какую просеку ехать… — произнес Шмыгло.

— Пошлем «шестерку» на малининскую, а «копейку» — к Немецкой. А мы с Коляном здесь вместе с вами останемся.

— Может, наоборот? — предложил Мурзила. — Ваших на Дорошино отправить?

— Нет, — сказал Маузер. — Прикинь: Булка сюда едет с Лузина, так? А если ваша «копейка» ей на дороге попадется, что будет?! По-моему, ни хрена хорошего.

— Ладно, не фига думать, — решительно буркнул Шмыгло. — Ваши — налево, наши — направо.

Когда «жигулята» разъехались, началось напряженное ожидание. Минуты казались часами и даже больше. Первой доложила «шестерка».

— На малининской все чисто. Только лыжня запорошенная поблизости.

— Ладно, возвращайтесь быстрее, — распорядился Маузер.

— Лыж у него не было, — заметил Шмыгло. — Вряд ли успел по дороге купить и крепления поставить…

— Может, он и вовсе не пошел на озеро? — предположил Маузер, но тут из рации послышался голос Шумахера:

— Командир! На Немецкой дороге трактор отметился!

— А «Газели» нет? — спросил Шмыгло.

— Нет.

— Дожидайтесь! — бросил Шмыгло. — Трогай, Мурзила!

— Может, «шестерку» подождем? — спросил Маузер, которому оставаться вдвоем против пятерых шмыгловцев не очень нравился. Но и Шмыглу не хотелось оставаться вдвоем против четверых ребят Маузера. Поэтому он благодушным тоном произнес:

— Да чего там! Догонят…

Маузера это немного успокоило. Тем более что у них с Коляном была в автомобиле более удобная позиция. Мурзила сидел за рулем, Шмыгло рядом с ним, а Колян и Маузер — сзади них. В случае разборки двумя пулями в затылки можно было все прекратить. Маузер даже подумал: а не поторопить ли события? Но Мурзила уже разогнался и стрельбу заводить расхотелось. На шальную можно было грохнуть водителя, а на подмерзшей и слегка обледенелой дорожке лишнее движение рулем могло привести к вылету с трассы вместе с трейлером. Сцепка увесистая, сразу не тормознешь.

К тому же с малининской просеки уже поторапливалась «шестерка». В общем, к Немецкой дороге подкатили вполне дружно.

Следы работы трактора нельзя было не заметить.

— Во напахал! — сказал Шумахер, указывая на свороченные сугробы.

— Где ж он, сукин сын, бульдозер раздобыл? — удивился Шмыгло.

— Это у него проще узнать, — хмыкнул Мурзила.

— Может, поторопимся? — заметил Маузер. — На джипе, пожалуй, не пройти… А до появления Булки сорок минут осталось.

— Верно! — согласился Шмыгло. — Сгружаем «Буран», ставим прицеп на лыжи.

Работа закипела. Откинув заднюю стенку колесной дачи, вшестером вытащили снегоход, домкрат и лыжи. Пока Шумахер опробовал технику, двое шмыгловцев споро установили трейлер на лыжи, сделанные из виндсерферов. Наконец, подцепили дачу к «Бурану» и попробовали сдвинуть с места. «Буран» легко потянул за собой эту пластиковую коробку на лыжах. Правда, через бревно, перегораживающее просеку, их пришлось перетащить на руках дружными усилиями обеих команд.

— Всех не потянет, — сообщил Шумахер. — Максимум четверых. А обратно вообще пешком пойдете.

— Ясно, — кивнул Шмыгло. — Мы с Мурзилой пойдем точно.

— Ну, и мы с Коляном, естественно, — заявил Маузер. — Остальные при машинах останутся.

Четверо остались, четверо влезли в кузов, Шумахер дал газ, и «Буран», выбрасывая снег из-под гусеницы, поволок трейлер по Немецкой дороге. Он катил по промежутку между колеями, оставленными колесами трактора, а лыжи дачи удачно вписались в колеи, даже с четырьмя пассажирами она скользила довольно быстро, пожалуй, побыстрее, чем катилась «Беларусь» Механика.

Те, кто оставался у машин, некоторое время смотрели в ту сторону, откуда виднелся свет фары.

— Ребят, закурить не будет? — спросил один из шмыгловцев, засунув руку под куртку. — По-моему, мои кончились.

— Сейчас закурим! — улыбнувшись, ответил подручный Маузера и выдернул из кармана пистолет. Оранжевая вспышка озарила исказившиеся лица — бах! Снег посыпался с ближних деревьев. Шмыгловец, просивший закурить, ударом пули был отброшен к бамперу «Ниссана», шмякнулся спиной о сварную «бодалку» и осел на снег, судорожным движением выдернув из-под куртки пистолет. Но стрелять он уже не мог, и оружие выпало из руки. Выстрелить успел второй шмыгловец, вовремя отскочив за капот джипа. Пуля вонзилась в грудь того, кто только что сам убил, и он мешком повалился в сугроб. Второй выстрел из-за джипа пришелся в пустоту, потому что уцелевший маузеровец нырнул за багажник «шестерки»… Бах! Бах! — противники обменялись выстрелами. Дзынь! Дзынь! — боковое стекло на левой передней дверце «шестерки» разлетелось на куски, а правая фара «Ниссана» высыпалась наземь, превратившись в осколки.

Эти выстрелы послужили как бы сигналом для тех, кто ехал в трейлере.

— Пошла разборка! — взревел Мурзила, выхватывая сразу два пистолета. Но Колян, сидевший сбоку от него, молниеносным движением бросился вперед и пригнул ему руки к полу. «ТТ» в руках Маузера молниеносно пролаял — и Шмыгло с дырой в середине лба сполз на пол. Почти в ту же секунду Мурзила, выдернув одну рук из Колянова захвата, выпалил ему в живот. Еще через мгновение две пули из «ТТ» разнесли Мурзиле башку. Все произошло так быстро, что Шумахер, сидевший на «Буране», даже не успел отреагировать на стрельбу в трейлере и остановиться. К тому же выстрелы слышались глухо, и за рокотом двигателя Шумахеру они показались такими же далекими, как те, что доносились со стороны дороги.

Маузер, приподняв заднюю стенку дачи, выпрыгнул на дорогу. Мягко, по-кошачьи, приземлился в снег. За тарахтением мотора водитель «Бурана» не расслышал легкого хруста снега под ботинками, но задняя стенка после прыжка Маузера захлопнулась со стуком. Вот только тут Шумахер решил притормозить и, держа в руках пистолет, осторожно двинулся к трейлеру. Но Маузер, дождавшись, когда Шумахер выйдет из-за заднего угла мобильной дачи, вскинул «ТТ» двумя руками — бах! И водила, охнув, ничком упал в снег. Поэтому Маузер без особой опаски подошел к Шумахеру и вогнал ему в затылок пулю. Тот даже не дернулся.

Заглядывать в трейлер Маузер не стал. Хотя, наверно, Колян к тому моменту был еще жив. Потому что несколько раз Маузеру то ли чудились, то ли действительно слышались какие-то звуки, похожие на стоны. Но все равно помочь Коляну Маузер не мог. Разве что бросить все к чертовой матери и отвезти его в больницу. Что тоже не гарантировало его спасения, зато гарантировало внимание ментов.

В общем, Маузер ограничился тем, что подобрал из снега «Макаров» Шумахера и подбежал к «Бурану». Выстрелов со стороны дорошинской дороги больше не слышалось. Маузер не знал, чем там все кончилось, но знал, что теперь у него есть шанс взять все одному. А там — как Бог укажет.

Стрельба на дороге закончилась не потому, что последний шмыгловец был убит, и не потому, что был убит последний соратник Маузера. Просто у шмыгловца остался всего один патрон, а у маузеровца — вообще ни шиша. Но ни тот, ни другой не считали, сколько раз стрелял противник, и к тому же не знали, есть ли у врага запасная обойма. Каждый только знал про себя, что у него такой обоймы нет. А потому и шмыгловец, у которого был его последний шанс, и маузеровец, у которого шансов не было вообще, притихли. Шмыгловец ждал, что его противник высунется из-за продырявленной в нескольких местах «шестерки», а маузеровец рассчитывал, что сюда рано или поздно подъедет Булка. И молил уже об одном — чтоб побыстрее. Ему было уже глубоко плевать на то, сколько ему лично отстегнут, пусть даже и вовсе не отстегивают — лишь бы живым остаться.

Но тут соратник Маузера неожиданно вспомнил, что в «шестерке», на заднем сиденье, всего на расстоянии вытянутой руки, можно сказать, лежит автомат с полным магазином. Его не стали вынимать, чтоб раньше времени не тревожить шмыгловцев, рассчитывая, что можно будет заболтать их, а потом, выбрав момент, покосить одной очередью. Но все пошло другим путем… И вот теперь нужно было достать этот автомат.

Казалось бы, чего проще: открыть дверцу, протянуть руку — и оружие добыто. Но для этого надо было на несколько секунд показаться противнику через стекла машины или в промежутке между передними и задними колесами «шестерки». Чуть-чуть, но обязательно. И это очень не нравилось бойцу Маузера. Тем не менее он все же решился. Взялся за ручку дверцы и осторожно стал ее приоткрывать. Однако замок ее издал-таки предательский щелчок.

А шмыгловец мигом навострил уши. И почему-то подумал, что его противник перезаряжает оружие. Решил, что неприятель произвел щелчок, когда вставлял магазин в рукоять пистолета, и понял, что с последним патроном ему будет нечего делать. Но поскольку рисковать и перебегать от капота джипа к багажнику «Жигулей», чтоб пристрелить противника до того, как он передернет затвор, шмыгловец не решился, то с отчаяния бросился бежать. Но не по дороге, а на просеку, в сторону озера. Может быть, надеясь на то, что где-то там, впереди, Шмыгло с Мурзилой, которые, конечно же, успешно почикали Маузера с Коляном…

Увидев, что «враг бежит, бежит, бежит», маузеровец быстро выдернул из кабины автомат и дал вслед короткую очередь.

— Уй-я! — вскрикнул шмыгловец, раненный в бедро. Он повалился на снег, но пистолета не выпустил. Боль была сильная, но он все же сумел отползти на пару метров от просеки.

Боец Маузера, убежденный, что патронов у противника нет, смело вбежал на просеку. Но тут грохнул пистолетный выстрел. Пуля свистнула мимо, однако сильно напугала маузеровца, и тот в отместку высадил в раненого чуть не треть магазина. А потом, памятуя указания патрона, решил сделать контрольный. Только забыл одно обстоятельство: снег под ползущим проваливается меньше, чем под тем, кто идет по нему в рост. А добираться до трупа ему пришлось, проваливаясь по колено, а на третьем шаге он по пояс ухнул. И для того, чтоб выбраться, ухватился рукой за ближний куст, немного потянув его на себя… Через секунду оглушительный грохот разорвал ночную тишину.

Грохот этот был слышен даже в Лузине. Конечно, не так сильно, как в Малинине или в Дорошине, а поглуше. Даже дежурный районной пожарной охраны его услышал. И подумал, что в каком-то из сел газовый баллон взорвался. Ждал, что кто-нибудь по 01 позвонит. Но никто не звонил. Ни из Малинина, ни из Дорошина. Дежурному райотдела милиции тоже звонков не было. Оба участковых уже крепко спали, и взрыв их не разбудил. Уполномоченный ФСБ по району тоже ждал звонков, но не дождался. У большинства граждан в селах не было телефонов, а те, у кого они были, хоть и слышали не только взрыв, но и предшествующую ему стрельбу, предпочитали не встревать и не искать лишних приключений. Мало кому вздумалось ночью пострелять или повзрывать что-нибудь. Тем более где-то в лесу, а не прямо под окнами у данного гражданина. И уж понятно, никому не хотелось, чтоб этот возможный телефонный звонок стал бы причиной взрыва собственного дома или хотя бы стрельбы по его окнам. Ну а поскольку звонков не было, то все районные службы решили, что произошел самоподрыв взрывоопасного предмета на озере Широком, которые происходили и прежде, примерно раз в полгода. В ЦРБ по поводу взрывных травм никто не обращался, а в сельские фельдшерско-акушерские пункты — тем более. Стало быть, можно считать, что жертв и разрушений нет. Ну и в область докладывать незачем. Тем более среди ночи. Утро вечера мудренее…

В общем, никакая сторонняя сила не могла вмешаться в эту разборку на озере Широком.

ДОТ № 3

Этот взрыв Механик и Юлька услышали, находясь под землей, в бывшем доте № 3.

Хоть Механик и приказал Юльке сидеть в тракторе, она этот приказ не выполнила по самой уважительной причине — сильно напугалась, когда услышала стрельбу и шум мотора с Немецкой дороги. Эти звуки долетели до ее ушей всего через полчаса после того, как Механик исчез за прибрежными деревьями.

Хотя Юлька и затряслась как осиновый лист, но не столько от выстрелов, которые были достаточно далекими, а от нарастающего тарахтения снегохода. Ей было все равно, кто на нем едет, ибо и бандиты, и милиция были одинаково опасны. Юлька не стала дожидаться, пока машина объедет остров и наткнется на нее, у которой много-много денег в сумке. Поэтому она вылезла из трактора, ухватилась за сумку, сильно полегчавшую после изъятия из нее Механиком рюкзачка с железяками, и пошла по его следам на остров.

Вначале лыжня, оставленная неизвестным посетителем острова, и следы Механика шли в одном направлении. Примерно через двадцать метров следы ботинок Механика отвернули вверх по склону, а лыжня продолжилась в прежнем направлении, вдоль берега. Юлька, конечно же, двинулась по следам Механика.

Она благополучно поднялась вверх по склону и добралась до того, что 55 лет назад было прожекторной площадкой, под которой располагался дот № 3. Она увидела открытый люк — круглую дыру посреди пригорка, чья некогда шестигранная форма давно уже не просматривалась через наросшую за полвека почву, толстый слой нетронутого снега и множество кустов, выросших здесь за это время. Следы Механика вели именно туда, к этой дыре. Подойдя ближе, Юлька разглядела рядом с дырой маскировочную заглушку — не то донце, отпиленное от большой бочки, не то специально сооруженную приземистую кадку, в которую был не то посажен, не то просто воткнут, довольно разлапистый куст. С помощью двух прочных проволочных ручек кадку можно было вытащить из шахты, что, должно быть, и сделал Механик.

Преодолев робость, Юлька вытащила зажигалочку, посветила на жерло шахты и увидела скобы, уходящие в бетонную трубу. Внизу тоже был виден тусклый, красноватый свет. Осторожно уцепившись одной рукой за верхнюю скобу, а второй — за край шахты, она слезла в люк, и начала спускаться вниз, стараясь нащупывать ногами нижние скобы.

Юлька очень боялась, когда лезла в шахту. Она ведь не знала, какой она глубины. Но оставаться на тракторе одной, когда где-то тарахтят моторы и грохают выстрелы, было куда страшнее…

В это самое время Механик только-только вытащил первый мешок из канализационного люка, находившегося в доте № 3. Услышав шорох за спиной, он быстро выхватил свой самодельный револьвер, привернул фитилек керосинового фонаря, который они когда-то нашли с Есаулом, отремонтировали и приберегли на всякий случай. Он был готов пристрелить любого агрессора.

— Это я! — очень вовремя пискнула Юлька, уже переставив ногу с нижней скобы на металлическую лесенку, доходившую до пола.

— Ты зачем приползла? — прошипел Механик. — Я тебе где сидеть велел?

— Там стреляют где-то… И машины урчат. Страшно!

— Далеко?

— Где-то на той просеке, через которую ехали…

— Не иначе Серый со Шмыглом встретился… — предположил Механик. — Ну и хрен с ними. Пусть разбираются, нам некогда. Раз уж пришла — помогать будешь!

— А чего делать надо?

— Еще ниже полезешь, — Механик показал Юльке открытый канализационный люк. Над ним возвышалось некое сооружение на четырех ногах, похожее на каркас пирамиды. К вершине этой пирамиды снизу была приделана система блоков по типу морских талей. Через блоки была пропущена капроновая веревка, а лебедку Механик соорудил из катушки для полевого телефонного кабеля, которой когда-то пользовались немецкие связисты. Она хоть и поржавела, но была вполне пригодна для того, чтоб наматывать веревку. Механик только оборудовал ее храповиком и стопором, а кроме того, накрепко привинтил к вцементированной в бетонный пол дота станине от немецкого пулемета.

— Так, — сказал Механик, критически оглядывая при свете фонаря Юлькины дорогие сапожки и куртку. — В этом снаряжении там делать нечего. Измажешься вся. Там хоть и подмерзло все, но грязи до фига.

Юлька только-только разглядела, что Механик, повесив свою приличную одежку на крюк, вцементированный в стену дота, переоделся в свой комбинезон, под который надел ватник, на голову напялил танковый шлемофон, а на ноги обул валенки с галошами. Он решительно расстегнул комбез и приказал:

— Надевай ватник и все прочее.

— А ты?

— Здесь почище. А там в трубу придется метров на пять заползать… Не бойся, не застрянешь. Сам бы полез, но тебе мешок с крюка не снять, да и лебедку медленно крутить будешь. Поживее одевайся!

Пока Юлька копошилась, Механик успел не только переодеться, но и подняться наверх по скобам, глотнуть свежего воздуха и прислушаться. Да, со стороны Немецкой дороги рокотал снегоход, а от дороги донеслось несколько пистолетных выстрелов.

— Работа простая и легкая, — сообщил Механик, когда Юлька стала похожа на такого же маленького танкиста, каким он сам был. — Спустишься по скобам вниз, я тебе туда потравлю вот эту веревку с крючком. Проденешь крючок через горловину любого из мешков, отползешь подальше и скажешь: «Вира!»

— Зачем отползать?

— Чтоб мешком по башке не стукнуло… Отставить! — внезапно оборвал свою речь Механик. Он заметил багровую вспышку, отсвет которой сверкнул в люке, и через несколько секунд над лесом раскатился гул взрыва.

— Ой, что это?

— По-моему, кто-то на мину наступил, — прикинул Механик. — На гранату не похоже, слишком уж грохоту много. Поспешать нам надо, короче, а то небось менты проснулись. Давай лезь! Фонарь тебе на крючке спущу.

Юлька сумела благополучно слезть на пятиметровую глубину и тут же обнаружила, что следом за ней спускается на веревке «летучая мышь», подцепленная за дужку большим крючком.

— Слезла? — гулко спросил Механик сверху.

— Ага! — отозвалась Юлька.

— Лицом к скобам стоишь?

— Да-а! — донеслось со дна колодца.

— Мешки в дыре, которая справа от тебя. Недалеко совсем. Если примерзли — дерни на себя или толкани вперед.

При свете фонаря Юлька увидела, что находится в месте соединения двух горизонтальных бетонных труб и вертикального колодца диаметром примерно по полметра. Стоять в рост можно было только в самом колодце, а в трубы — только ползком заползать. Это было очень страшно. Тем не менее Юлька быстро нашла мешки и цепко ухватилась за горловину ближайшего.

Чтобы выдернуть первый мешок, ей пришлось проползти почти метр по обледенелой темной трубе, а потом еще и крепко дернуть — он действительно примерз к стенкам трубы. Потом, упираясь локтями и коленками в стенки трубы, Юлька вытянула 75-килограммовый мешок в колодец и даже сумела, не разбив головой висящий на крюке фонарь, поставить мешок вертикально. Затем сняла фонарь, поставила его в ту трубу, из которой вылезла, и подтянула веревку с крюком пониже. Проколов острием крюка два слоя мешковины, она подцепила мешок и крикнула:

— Вира!

Механик начал крутить лебедку. В это время Юлька полезла в трубу за вторым мешком. Теперь ей потребовалось пролезть несколько дальше, и возни прибавилось почти на пять минут. Механик помаленьку процесс хронометрировал. Он в одиночку сумел вытащить первый мешок за 35 минут. При помощи Юльки первый мешок он вынул за 20 минут, а второй — за 15. Конечно, Механик в трубе, наверно, орудовал бы побыстрее, но зато лазил бы вверх и вниз с каждым разом все медленнее, поэтому ему казалось, что оставшиеся два мешка, из которых был один совсем легкий — 50 кило, они перетащат за полчаса.

Периодически Механик — пока Юлька цепляла мешки — подходил к люку и прислушивался. Стояла какая-то жутковатая тишина. Никто не стрелял и не взрывал ничего, моторы не урчали. Стало быть, разборки закончились и вот-вот сюда кто-нибудь пожалует… Впрочем, Механик догадывался, что вряд ли кто-то рискнет сунуться в подземелье. Его если на то пошло, будут ждать наверху. А может, уже и ждут там, у трактора. Но Механик не такой человек, чтоб задаром пропадать…

Подняли, с Божьей помощью, и предпоследний мешок. Оставался только маленький, 50-килограммовый. Механик уже прикидывал порядок дальнейших действий, как вдруг из колодца, где только что возилась Юлька, послышался испуганный визг. Причем Механику показалось, будто этот визг быстро удаляется, словно бы девчонку куда-то утаскивают… Механик на секунду растерялся, что с ним бывало крайне редко. Четыре мешка уже лежат тут, наверху. Крышка-кадка с колодца, выводящего на воздух, снята, и поставить ее Механик сумеет только снаружи. Подходи и бери все, что хошь, если он, Механик, сейчас побежит спасать эту дуреху… Тем более что на нее, возможно, напали те, кто через какой-то иной, неизвестный Механику ход пробирались…

Впрочем, растерянность у Механика длилась недолго. Он вытравил до конца всю веревку из своей самодельной лебедки, чтоб крючок лег на дно колодца и не впился ему куда-нибудь, покрепче ухватился за нее руками и ногами, а затем просто съехал вниз. Он надеялся, что все ерунда, просто мешок крепко примерз, и девка испугалась, что не сможет его вытащить. Или неловко повернулась, зацепилась за что-нибудь, а ей показалось, будто она застряла. Испугалась, заорала, фонарь свалила — короче, вся паника выеденного яйца не стоит.

Фонарь стоял на дне как ни в чем не бывало. Но когда Механик, наплевав на свою чистую одежку, улегся ногами в одну трубу и головой в другую, а затем подтянул «летучую мышь» и заглянул туда, куда должна была уползти Юлька, то ничего не увидел. Ни Юльки, ни мешка… По крайней мере там, куда доставал тусклый свет керосинового фонаря. Не испарилась же она в самом деле?! И Механик, разом позабыв о том, что наверху, в доте № 3, лежат 300 килограммов драгметаллов, пополз неведомо куда через трубу полуметрового диаметра…

НА ПОВЕРХНОСТИ

Три черных джипа дружно остановились у въезда на Немецкую дорогу. Трупы на снегу и машины с множеством пулевых отметин положительных эмоций не вызвали.

— Н-да-а… — протянул Серый. — Прохоровка какая-то…

— Только машины не горят, — заметил Никита, сидевший рядом со Светкой.

— Сидите здесь, — сказал Саня, высовываясь из своего «Чероки». — Мы пошарим малость. Моторы не глушите на всякий случай.

Саня с четырьмя бойцами осторожно приблизились к «жигулятам» и «Ниссану», оглядели мертвецов, подобрали стволы. Потом заглянули на просеку, увидели воронку и разодранные тела на том месте, где взорвалась мина. Потом Саня вернулся и подошел к «флагманскому» джипу:

— Живых нет. Трупов четыре. Здесь, на дороге, один наш и один шмыгловский. В лесу еще двое, на мине подорвались. Шмыгла и Мурзилы нет, Маузера с Толяном тоже. На дороге — следы трактора «МТЗ-80» с бульдозером, «Бурана» и какой-то волокуши.

— Машины на ходу? — спросил Серый.

— Вообще-то да, только дырок много. Но шины целы.

— Сможешь их в Лузино отогнать? И вообще тут, на дороге, порядок навести?

— Элементарно, — кивнул Саня. — В Лузине у меня с ментурой все на мази. Лишь бы область не наехала. Там сложнее.

— Поспешай, а то уж больно сильно грохнуло.

— Понял. Надо бы еще малининскую просеку блокировать.

— Сделай. Хотя это, может быть, и лишнее. Народу хватит?

— Вполне. Вряд ли у Шмыгла еще пять человек осталось.

— А мы на озеро сгоняем. По-моему, можно рискнуть — дорожку уже прикатали. Согласны, Светлана Алексеевна?

— Согласна, — произнесла Булочка. — Только не спешите на лед выскакивать. Рано мне еще джипы топить, не по карману.

Серый подмигнул Ежику, сидевшему за рулем «флагманского» «Чероки», и тот решительно направил джип на Немецкую дорогу. За ним последовал второй, а третий с ребятами Сани остался на большой дороге — порядок наводить…

…Маузер сразу после взрыва заглушил мотор «Бурана». Сцепка уже стояла метрах в двадцати от озера. Даже при слабом свете луны след от трактора был хорошо заметен на фоне снега, покрывающего поверхность озера. И Маузер без труда разглядел, что «Беларусь» объехала остров и ушла в направлении малининской просеки. На какое-то время возникла мысль, что на тракторе был вовсе не Механик, а какой-нибудь местный алкаш, решивший спьяну покататься по просекам. А Механик на самом деле укатил на «Газели» в Дорошино, где уже спит давно без задних ног со своей девчушкой.

Проверить можно было только экспериментально. Но Маузер понимал, как просто влететь в неприятности, если имеешь дело с таким типом, как Механик.

Поэтому Маузер слез со снегохода и зашагал вперед по тракторному следу. Но не прошел он и десяти метров, как услышал гул сразу нескольких моторов, прокатившийся где-то за лесом.

Вообще-то это могли быть и менты, и подкрепление, которое кто-то из шмыгловцев, если им, конечно, повезло, мог вызвать по рации. Но, поразмыслив, Маузер отмел оба варианта.

Самое вероятное — приехали Серый и Булка.

В общем, ничего плохого это не предвещало. Если, конечно, не осталось никого, кто смог бы доложить Булке о том временном сговоре, в который вступил Маузер со Шмыглом. Такой мог найтись только среди шмыгловцев. За своих можно было не беспокоиться, сами на себя стучать не будут. Но если и впрямь попался шмыгловец…

Маузер решил, что лучше всего немного подождать. Если что — отцепить трейлер и уйти на «Буране» через озеро и малининскую просеку. А если все нормально — деньги от него не уйдут, хотя теперь, несомненно, придется делиться.

Минут через десять Маузер увидел свет фар. Теперь он уже почти точно знал, что это Серый и Булка, — на крышах «Чероки» стояли блоки с четырьмя малыми фарами, которых не было на «Ниссане» Шмыгла.

Конечно, его несколько раз так и подмывало оседлать «Буран» и дунуть отсюда подальше. Но удержался. Побег — это уже признание вины. Ну а если он и бежать не попытается и рассказать Булке о его измене будет некому? Что тогда могут поставить в вину? То, что не откровенно говорил с поста у поворота на Малинино, — это раз, и то, что притащил с собой шмыгловцев. Но самое главное — то, что не доложил о своем решении идти на озеро… Сейчас, уже после того, как был убит Шмыгло, пришлось немного призадуматься…

Джипы довольно уверенно поспешали по Немецкой дороге. Не увязая и не буксуя. Несколько минут — и Ежик затормозил, не доехав десяти метров до трейлера. Фары неплохо осветили заднюю стенку передвижной дачи, внизу которой отчетливо просматривались заледеневшие потеки крови.

— Выходит, были и тут дела… — произнес вполголоса Серый. — Зря мы, однако, вперед пошли. Надо будет местами поменяться.

— Не сумеем уже, — усмехнулась Светка, — раньше надо было соображать. Просека узкая, не разминуться.

В это самое время из-за прицепа, окончательно убедившись, что это не шмыгловцы подъехали, а свои люди, вышел Маузер.

— Все нормально, — сказал он. — Из моих кто-то еще остался?

— Если только Колян… — дипломатично ответил Серый, выпрыгнув из машины.

— Колян там, — Маузер показал на прицеп-дачу, — вместе со Шмыглом и Мурзилой. В холодном состоянии. А из ихних тоже никого?

— Никого. Может, расскажешь, что и как?

— Я думаю, позже. Механик уже на острове. Протелимся — сбежит.

— Не сбежит. Саня перекроет малининскую просеку. А больше ему на тракторе нигде не проехать. Но вообще-то ты прав. Разбираться будем позже. Заводи «Буран»!

Маузер вернулся к снегоходу, завел мотор и потянул за собой прицеп. Следом малой скоростью потянулись джипы.

— Лед-то выдержит? — спросила Светка с легким опасением в голосе.

— Трактор с бульдозерным ножом и ковшом выдержал, значит, и нас выдержит, — уверенно произнес Серый. — Дистанцию только надо держать. Метров двадцать. Понял, господин Ежик? Не спеши, дай Маузеру оторваться.

Колонна довольно быстро огибала остров.

— Вон, эта самая лыжня! — Серый указал на тонкую темную полоску, пересекающую снежную гладь озера.

— А вот и трактор! — Светка первая увидела неясный силуэт под берегом острова.

Вся техника остановилась рядом с «Беларусью». Маузер слез с «Бурана», подбежал к трактору, для порядка глянул в кабину, а затем потрогал мотор.

— Недавно остановился, — заметил он, когда подошел Серый. — По-моему, Мех еще не успел до своих капиталов добраться.

— …Или уже слинять успел, — предположил кто-то из бойцов.

— Навряд ли… — возразил Серый. — Малининская просека видна, следов в ту сторону не идет. Но на всякий случай кружок объехать надо. Сгоняем на «Буране», Маузер?

— Как скажешь…

Серый подошел к «флагману», из которого вылезли Светка, Никита и Ежик.

— Вы пока побудьте здесь, Светлана Алексеевна. И особо не гуляйте по льду. Механик, конечно, не снайпер, но стрелок отличный. Так что спокойнее будет, если вы в джипе посидите. А мы прокатимся, посмотрим, нет ли тут еще отметок каких-нибудь.

— Ладно, — разрешила Светка. — Только поживее.

Никита с удовольствием залез в джип, где было гораздо теплее, чем на воздухе. Однако настроение у него было тревожное. Вовсе не потому, что он ожидал, будто Механик вот-вот откроет огонь из гранатомета или тяжелого пулемета. Пожалуй, он даже вовсе Механика не опасался. Что-то не нравилось ему в окружающей атмосфере, а вот что конкретно — понять не мог.

Между тем Серый сел на «Буран», за спину к Маузеру, и снегоход, посвечивая фарой, унесся на другую сторону острова.

— Притормози-ка! — крикнул Серый в ухо Маузеру. Тот послушно остановился, подкатив почти вплотную к островному берегу, туда, куда Серый указал взмахом руки.

— Поговорить надо… — Серый вытащил сигареты.

— О чем? — насторожился Маузер.

— О деле, братан. Большом и хорошем, как ни странно. Скажи, дорогой, ты сегодня не на себя случайно работать хотел?

— Хорошо подумал? — спросил Маузер, сжимая в кармане рукоять пистолета. — Я ведь обидчивый.

— А зря обижаешься. У меня тоже появилось желание небольшую самодеятельность организовать. Но в отличие от тебя слегка поделиться со старыми друзьями.

— Серый, — произнес Маузер с недоверием, — может, ты с этими замполитскими приколами завяжешь, а? Булка, что ли, намылила кадровую проверочку устроить? Так зря. Даже если б я и прикидывал заподлянку, то на такую дешевизну не купился бы…

— Недалекий ты, корефан, ей-Богу. Неужели думаешь, что я тебя перед Булкой подставить хочу, а потом с вашей областью, а значит и с Саней в какой-то степени, иметь напряги? В гробу я это видал.

— Трезвая мысль. Только не пойму, что ты вдруг так резко против Булки решил пойти? Это ведь стремно, дорогой. К тому же не западло ли, а? Баба тебя, можно сказать, круто подняла, а ты ее так резко — и через хрен…

— Подняла… Зашестерила она меня, а не подняла.

— Плохо трахал, наверно.

— Я ее вообще не имел ни разу, между прочим. Она мне в этом деле капитально обрубила. Люську подложила в качестве стукачки, а сама вон с недоноском московским лижется. Сегодня, когда я его так слегка воспитать хотел, чтоб борзоту унять, пушку на меня наставила.

— Короче, ты весь в обиде, — сказал Маузер. — А потому решил с ней расплеваться. И жаждешь со мной в долю войти.

— А что, нам надо на эту лярву корячиться? Получить по двадцать тысяч и униженно туфли целовать? Когда там только аванс от Саркисяна за девятьсот заваливает. Да и то это Шмыгло, фуфлыжник, выторговал. По-нормальному поторговаться — можно миллиона три баксов прикупить.

— Ты сколько стволов с собой привез? В смысле тех, которые не в тебя шмалять будут, а в Булку?

— Вопрос по делу. Значит, из тех, кто сейчас на самом озере, — моих пятеро. С Саней на малининской просеке четверо его личных, которые, как он скажет, так и сработают. Он сам на Булку зуб имеет, а если почует, какая деньга прийти может, — однозначно наш. С Булкой остаются трое, не считая этого московского.

— Я бы и московского посчитал. Как-никак парнишка с Чечней дело имел и пару трупов осенью сделал.

— Не возражаю, считай. Хотя он, по-моему, пустой. Общий план такой. Сначала на остров пойдешь ты. С тобой пойдут этот самый москвич, поскольку он этот остров теоретически изучал и много о нем знает, а также двое парней. Один наш и один Светкин. Парень, который с тобой, — в курсе. Покажешь ему большой палец — во! — и он сделает хоть одного, хоть сразу обоих. Но это, само собой, только после того, как общими усилиями найдете Меха с его прошмондовкой и, само собой, — с рыжевьем. По первому выстрелу мы здесь, у машин, делаем остальных, включая Светку. Дальше — все просто.

— Добро… — соображая, насколько искренен Серый, кивнул Маузер. — Ну, давай, гоним туда, а то Светуля заволнуется…

Заволноваться Светка еще не успела. А вот Никите не понравилось, что звук мотора пропал на несколько минут. Что там за остановка такая? Механика, что ли, ловят? Но тут мотор снова заурчал, и меньше чем через пять минут снегоход, обогнув остров, вернулся к тому месту, где стояли машины.

— Нет никаких следов, — доложил Серый. — Ни пеших, ни лыжных. Все, кто на остров заполз, — сейчас там.

— Я даже насчет троса надо льдом прикинул, — добавил Маузер. — Посвечивал на воздух. Похоже, на этот раз Механик не стал канатку сооружать, наверно, решил все забрать, поскольку трактор подогнал.

— Предложения такие, — объявил Серый. — Маузер с Никитой и двумя бойцами пойдут в разведку. Мы с вами, Светлана Алексеевна, и с Ежиком останемся здесь, а еще остальные будут патрулировать вокруг острова на «Буране» и втором «Чероки». На случай, если Механик удрать попытается, ну и на случай ментов.

— Я сама тоже пойду, — тоном, не терпящим возражений, заявила Булочка. — А ты, Серый, останешься здесь.

— Нечего вам там делать, — заметил Маузер. — Вы у нас — как генерал. А генералы в разведку не ходят.

— И правда, — сказал Никита смущенно и вполголоса, — побереги себя…

Светка привлекла к себе Никиту, чмокнула и тихонько проворчала:

— И дернул же черт за язык… Не сказала бы тебе — не переживал бы теперь…

— Но ведь сказала же. Куда теперь денешься? — и Никита тоже поцеловал Светку. Пока обнимались, Светка незаметно для публики сунула Ветрову пистолет и шепнула:

— Аккуратнее, ухо востро держи!

— Давайте поторопимся, — с легким раздражением произнес Маузер. — Все-таки это еще не война. Не надо таких долгих проводов, а?

Впереди, с фонариком, пошел один из тех, кого Серый считал Светкиными охранниками, то есть тех, кто помнил Петровича. Следом двинулся Маузер, за ним — Никита, а замыкающим — один из тех охранников, которых Серый считал «своими», то есть набранными уже после того, как Серый возглавил охранную службу АОЗТ «Света и Кº».

Начали с того, что подошли к трактору и поглядели, где что натоптано. Сразу рассмотрели след от ботинок Механика 38-го размера и примерно того же размера женских сапожек.

— Как, интересно, она в них на острове гулять будет? — искренне удивился Маузер.

— А что сделаешь, когда других нет? — сказал охранник с фонариком.

От трактора направились туда, куда повели следы, все в тот же промежуток между елками, где, кроме следов Механика и Юльки, просматривалась лыжня.

— Старайтесь по топтаному идти, — предупредил Маузер, — и за деревья руками не хвататься. С Механика станется — запросто мог растяжку прицепить где-нибудь.

Никита внутренне с этим согласился. Не завидовал он тому, что шел впереди. Впрочем, чувствовалось, что нервничает не только головной, но и сам Маузер, и даже тот, что шел за спиной у Никиты. Наверно, если б они знали, что после Механика тут благополучно прошла Юлька, то волновались бы поменьше. Но такой информации у них не имелось, думали, что ботинки и туфельки оставили следы в одно время.

Неторопливо дошли до того места, где следы Механика и Юльки свернули на подъем, а лыжня пошла прежним курсом вдоль берега.

— Серый, отзовись! — сказал Маузер в рацию. — Здесь развилка намечается. Мех с бабой в горку полезли, а лыжня прямо идет. Как мыслишь, отработать эту лыжню или нет?

— Не трать время. Лыжник небось просто с дури зашел и на мину налетел где-нибудь. Идите за Механиком, это надежнее. А то еще сами нарветесь. Тем более что вы без лыж и крепче на снег давите. То, что под ним не сработало, под вами хряпнуть может. Да и просто увязнете, время потеряете. Короче, топайте наверх.

— Понял, спасибо. До связи!

Никита порадовался мудрости Серого. Правда, насколько он помнил из сочинения Белкина, вдоль берега, до спирали Бруно мин не было. Но вспоминались ему и лекции ныне покойного Геры из Бузиновского леса насчет тех мин, которые сползают по склону или «выплывают» из-под земли с вешними водами. К тому же спирали он пока не видел и не был уверен, что она сохранилась. А потому черт его знает, где они сейчас находятся — по «эту» или по «ту» сторону…

Впрочем, когда стали подниматься в горку и Никита уже через три-четыре метра пути увидел припорошенный снегом обрывок спирали, ему подумалось, будто и это не четкая граница. За 55 лет эту проржавелую «пружину» могло куда угодно передвинуть. Тем более что извилистая тропка шла то через кусты, то через елки, все время меняя направление, а иногда и спускалась чуть-чуть вниз. Фиг тут поймешь, где чего. Никита мог бы только посмеяться над Светкиной наивностью насчет того, будто можно по старым писаниям генерала Белкина разобраться в здешнем хозяйстве. Слишком уж все изменилось.

Тем не менее по тропке они благополучно добрались до бывшей прожекторной площадки. То есть до зарослей кустарника, посреди которых обнаружилась кадка-крышка с фальшивым кустом и люк, ведущий в дот № 3.

Первым люк обнаружил парень, шедший впереди. Но, естественно, соваться в него он не решился. Маузер знаками показал, что надо отодвинуться от люка подальше и, грубо говоря, не «стоять у Механика над душой». Стараясь не производить лишнего шума, все четверо спустились по тропе вниз, и здесь, в окружении обсыпанных снегом елочек, Маузер решил проконсультироваться с Никитой:

— Это что за дыра?

— Люк, — сказал Никита. — Там у немцев когда-то был дот в форме русской буквы Г, а поверх него — площадка с прожекторами. Сам дот по идее должен быть примерно тут, где мы сейчас стоим. Только он небось уже весь землей зарос, да и снегом его, наверно, капитально засыпало.

— Другого выхода нигде нет?

— Понимаешь, тут под землей порядочно всего понарыто. Что-то взорвано, а что-то осталось. В общем, не угадаешь…

— А надо угадать, кореш. Тебя, как я понял, сюда за этим и взяли. Не больно клево будет, если мы будем здесь над люком торчать, а Мех в это время из какой-то дырки за озером выползет и помашет нам ручкой.

— Про такой ход ничего не известно. Я знаю, что в дотах были канализационные люки, а от них шли трубы, которые сходились в главный коллектор. В общем, через коллектор, трубы и люки можно было попасть в доты. Но коллектор еще немцы взорвали. В сорок третьем году.

— А где этот коллектор был?

— Где-то там, — сказал Никита, — между третьим и четвертым дотами примерно.

— Этот дот под площадкой третий или четвертый?

— Третий.

— А четвертый где?

— Если стоять лицом к горе, то левее по склону. Почти напротив малининской просеки.

— На одном уровне с этим?

— Ты меня спрашиваешь так, будто я тут сам был… — проворчал Никита. — Я только по чужому описанию прикидываю.

— Да чего вы мудруете, пацаны? — вмешался в разговор охранник с фонарем. — Колодец нашли? Нашли. Фуганем туда гранату для страховки — и вниз. Там скобы есть, я приметил.

— Умный, блин! — вздохнул Маузер. — Если дот действительно буквой Г построен, а люк не в самом углу этой буквы находится, то осколки только в одной «палочке» поработают. А другую даже волна не потревожит. Если Механика не заденет, он тебя на этих скобах как куренка заделает. Туда прыгать надо сразу после гранаты. Сколько там глубины на прикид?

— Метра четыре, не меньше, — наморщил лоб Никита, — но даже если б два было, я б с гранатой экспериментировать не стал. Там, внизу, могли случайно ящики с толом остаться…

— Приятно слышать… — буркнул Маузер. — Ну и что можешь предложить в таком разе?

— Я думаю, надо оставить двоих у люка, а нам с тобой сходить по лыжне. По-моему, она может проходить через то место, где был коллектор.

— Ты ж говорил, что его взорвали?

— Понимаешь, тогда немцы взрывом завалили сток, но ведь его и промыть могло, верно?

— Хорошая мысля приходит опосля… Ладно. Усекли момент, братки? — Маузер обратился к охранникам: — Берете люк на контроль, что делать — знаете… А мы — вниз, на лыжню…

Пока спускались по тропке, Маузер вновь вызвал Серого:

— Нашли люк, куда спустились Механик с бабой, оставили там ребят для присмотра. Идем с Никитой на лыжню.

— На фига она вам сдалась?

— Никита считает, что там может еще ход обнаружиться. На месте бывшего коллектора.

— Осторожнее топайте, раз уж надо, — озаботился Серый.

— Возьми фонарик, — Маузер выдал Никите нечто размером с толстую авторучку. — Первым пойдешь, раз такое дело предложил. Опять же ты в валенках, а я в ботинках, тропу топтать удобнее.

Когда Маузер и Никита дошли до лыжни, то первый шаг сделали с опаской. Сделал его Никита и сразу ушел в снег по колено.

— Тут, пожалуй, поглубже, чем на горке, — заметил он.

— Конечно, — согласился Маузер, — все ведь сюда сползает помаленьку… Без лыж тут хреново.

Тем не менее они шли дальше, утопая в снегу, с усилием выдергивая ноги и вновь ставя их на ломкий наст, под которым было сантиметров сорок сыпучего, как сахарный песок, льдистого снега. Маузеру, конечно, было попроще, потому что он топал по следам Никиты, но он был потяжелее и проваливался глубже.

В общем они прошли по лыжне метров двадцать минут за пять. Если мерить по прямой, то, наверно, и на пятнадцать метров не переместились вдоль берега, поскольку лыжник тоже не прямо шел, а то и дело чего-нибудь объезжал, причем, как показалось Никите, постепенно уклоняясь влево, то есть на горку.

Тем не менее, пройдя всего двадцать метров по лыжне через довольно высокий, хотя и не очень густой ельник, Никита и Маузер оказались на краю совсем неглубокой и узкой ложбинки, резко отличавшейся от этого ельника по составу и возрасту деревьев. Тонкие осинки и березки, заполнявшие эту ложбинку, а также совсем маленькие елочки, местами выглядывавшие из-под снега, как бы разрезали монолитный строй больших елок и узкой, неровной полоской тянулись с горки к озеру.

— По-моему, — сказал Никита, — вот это и есть канава бывшего коллектора.

— Что-то не похоже, чтоб по ней можно было в подземелье зайти, — с явным сомнением произнес Маузер. — А где лыжня-то?

Никита посветил и тут же увидел не только продолжение лыжни, но и сами лыжи. Одну целую, вертикально воткнутую в снег, а вторую сломанную, брошенную с досады под куст. Тем не менее, потерпев очевидный крах, лыжник пошел не к берегу озера, а вверх по ложбинке, на горку. Именно в том направлении тянулась борозда глубоких следов.

— Упрямый мужик, однако! — заметил Маузер.

— Смотри, — сказал Ветров, указывая на косое продолговатое углубление на стволе одной из ближних больших елок. — Пуля отметилась в сорок третьем. А вон еще такое же. И на вон той елке — тоже.

— Ну и что?

— А то, что в писанине, которую я читал, про этот обстрел было написано. Из дота номер четыре стреляли вон с того направления, — Никита показал рукой наискосок влево. — А те, в кого стреляли, прятались в этой канаве. И по ней пролезли в коллектор. Улавливаешь?

— Погоди, погоди… — произнес Маузер. — Стало быть, ты хочешь сказать, что мужик, который сюда полез и лыжи поломал, обо всем этом знает, так?

— Я этого еще не говорил, но похоже, что так и есть.

— Ну, тогда стоит за этим корешком прогуляться…

Они спустились в ложбину и двинулись по следам спешившегося лыжника. Здесь снегу было почти по пояс, и тот товарищ, который тут прошел первым, проламывался сквозь наст как ледокол. При этом он помогал себе лыжными палками. Никите и Маузеру здесь пришлось существенно легче, но и они на этом пути потратили немало пота и мата.

— Смотри! — сказал Никита, переводя луч фонарика вправо.

Там, на склоне ложбинки, сквозь ветки кустов и деревьев, из-под снега просматривалась темно-серая железобетонная конструкция, потрескавшаяся от времени и температурных перепадов.

— Это ж кольцо, из которых был коллектор сделан! — Никита вспомнил, что у Белкина было написано насчет этих колец. — Коллектор немцы достроить не успели. Хотели прямо до озера дотянуть, траншею выкопали, но кольца полностью не смогли завезти. А из тех, что завезли, пару штук не успели уложить. Значит, мы уже близко подошли к тому месту, где был вход в трубу…

— Которую, как ты говоришь, немцы подорвали… — хмыкнул Маузер, поглядев на высвеченное Никитой кольцо. — Здоровая хреновина! Полтора метра в диаметре. Механик по такой почти не сгибаясь протопает…

Тропинка-борозда, проторенная лыжником, стала понемногу мельчать. Уже через пять шагов глубина ее уменьшилась до уровня колен. Если б не четко наметившийся подъем, идти бы стало попроще. Сама ложбинка тоже стала сходить на нет. Она все больше сужалась и одновременно сглаживалась. Елки со снежными шапками на ветвях обступали ее все теснее.

Вскоре ложбинка исчезла вовсе, а Никита и Маузер оказались на невысоком пологом бугорке, обросшем молодыми елками и сосенками, явно народившимися не более двадцати лет назад. А вокруг этого бугорка, на склоне большого холма, стояли могучие сосны и ели, которые росли тут и в войну, и задолго до нее. Настоящий столетний товарный лес, а то и перестойный, как выражаются лесники.

— По-моему, это здесь, — сказал Никита. — То место, где немцы коллектор взорвали. Этот бугор — завал.

— Да, похоже… — прикинул Маузер. — Но этот вроде все-таки дальше пошел.

Действительно, след того, кто прошел здесь сутки или больше назад, продолжился и никуда не повернул. Когда прошли еще шагов пять, луч фонарика выдернул из темноты некое бесформенное нагромождение хвойных веток, заваленных снегом. Когда подошли вплотную, то оказалось, что нагромождение образовала огромная ветка высоченной сосны, должно быть не выдержавшая тяжести налипшего снега. Обломившись, ветка вместе со снегом рухнула на молодые елочки. Одни примяла, а другие вовсе поломала, плотно вдавив все это в наст.

— Завал полнейший… — пробормотал Никита.

— Да… — задумчиво произнес Маузер. — Не хотел бы я быть на месте того мужика.

— Ты думаешь, что он там? — Никита указал фонариком на кучу.

— Так точно. След-то дальше не идет. Ни вправо, ни влево, да и если б он напрямик через кучу перелез, то следы бы под завал не уходили.

— А может, он раньше успел пройти? — предположил Ветров.

— Можно глянуть, — сказал Маузер, взял у Никиты фонарик и, ловко взобравшись на груду ветвей и снега, перелез через нее на другую сторону завала и исчез за елочками. Свет фонарика немного пометался где-то там, за мохнатыми заснеженными лапками, а потом Маузер уверенно сказал:

— Нет, пусто. Дальше никто не прошел…

Через секунду после этих слов там, за елками, сверкнула красно-оранжевая вспышка…

ТРОЕ

Механик сидел на пятидесятикилограммовом мешке с драгоценностями, прислонив к себе совсем упавшую духом Юльку, и рассеянно гладил ее по плечику. Думал он, правда, совсем не о Юльке, а о том, как выбраться из того дурацкого, но почти безвыходного положения, в которое они угодили.

До сих пор Механик в подобные положения не попадал. Как правило, все безвыходные ситуации, из которых ему доводилось выкручиваться, сводились к тому, что его крепко зажимали какие-нибудь, условно говоря, «физические лица», которые стремились к тому, чтобы его, Механика, угробить. Так, как, например, было на московской квартире, откуда Механику пришлось уходить, прыгнув с третьего этажа и угнав машину с Юлькой. А были еще и другие истории, где для того, чтоб уйти, надо было кое-кого перевести из живого в мертвое состояние. Так или иначе, но был какой-то реальный противник, с которым требовалось разобраться.

Сейчас никакого противника не было. В смысле такого, которого можно было бы застрелить или зарезать. И даже просто виноватого в том, что Механик с Юлькой так по-дурацки влипли, было найти трудно.

Проще всего, конечно, было обвинить Юльку. Оказывается, когда она полезла за последним, неполным, самым легким мешком, то выяснилось, что мешок этот примерз ко льду, находившемуся на дне трубы. Не намертво, конечно. Просто чуть-чуть прихватило сырую мешковину. Но, когда Юлька ухватилась за горловину и потянула мешок на себя, он не поддался. Наверно, если б Юлька догадалась покрепче упереться коленями в стенки трубы, то следующим рывком отодрала бы мешок ото льда и благополучно утянула бы его в колодец. Однако она решила поступить проще, и укорять ее за это Механик не мог, — взяла да и уперлась в мешок руками, чтобы толчком сдвинуть его с места, а уж потом потащить обратно. И действительно, мешок она сдвинула. От сильного толчка он оторвался от льда и плавно заскользил вниз по трубе под уклон. Юлька, по ее словам, подумала, будто мешок проедет немножко и остановится. Но не тут-то было. Мешок не только не остановился, но, наоборот, заскользил все быстрее и быстрее. Оказывается, уклон трубы стал круче. А фонарь Юльки остался в колодце, у нее за спиной, и разглядеть это ускорение она не сумела. Ни черта не видя, она поползла по трубе, вытянув руки перед собой, так как рассчитывала, что рано или поздно наткнется на остановившийся мешок. Однако она не только до мешка не дотянулась, но и прозевала тот момент, когда уклон трубы увеличился и Юлька сама заскользила следом за мешком. Только завизжать успела с перепугу, но сделать ничего не смогла. Ни зацепиться за что-либо, ни растопырить руки-ноги. Так и съехала следом за мешком в какую-то темную преисподнюю, точнее, в более широкую трубу, где было жутко, холодно и ни зги не видно. К тому же Юлька, разогнавшись, пробкой вылетела из узкой трубы и больно стукнулась коленками о тот самый мешок с драгоценностями, из-за которого все началось. Могла бы и вовсе убиться, если б не ребра танкового шлемофона, которым ее снабдил Механик. Тюкнулась, конечно, головой, но не очень сильно.

Да, Юлька — дура и растяпа. Но разве сам Механик умнее?

Наверно, можно было не соваться очертя голову в трубу, а малость подумать. Сообразить, например, насчет льда и крутого уклона. Например, привязать к веревке лебедки, на которой поднимали мешки, дополнительных двадцать метров шнура, а второй конец — обвязать вокруг пояса. Вполне хватило бы на всю эту искривленную трубу, по которой он, как дурак, съехал следом за Юлькой и мешком. Конечно, сгоряча попробовал сунуться обратно в трубу и полезть вверх. Шиш! Как ни растопыривался, как ни цеплялся — ни хрена не вышло. Уклон-то почти сорок пять градусов. Всего-то метров пять таких. Выше, то есть ближе к колодцу, труба имела намного меньший уклон. Если б удалось туда добраться, зацепиться, выползти наверх, Механик сумел бы все поправить. Привязался бы длинной веревкой, вытащил бы сперва Юльку, потом мешок… Но, увы, все это выглядело почти невозможным. Единственный шанс взобраться на эту подземную горку — попробовать сколоть или хотя бы расцарапать лед в трубе. Конечно, будь при себе у Механика крупная соль — полкило хотя бы! — все можно было бы проделать очень быстро. Но соли, естественно, не было. Правда, был кастет с четырьмя острыми шипами и штыковой заточкой. Но сколько времени уйдет на это ковыряние? Пожалуй, не один час. А здесь, в промерзшем, обледенелом бетоне, долго не высидишь. К тому же четыре 75-килограммовых мешка с ценностями могут и не дождаться. Убегут на ножках. Да еще и растяжку на люке оставят, на случай если Механик все-таки выберется… Эти полста кило ему подарят. В качестве похоронного венка.

«Летучую мышь» Механик, соскользнув по трубе, сумел не разбить. Теперь она благополучно стояла на дне широкой трубы и озаряла неярким красноватым светом пространство диаметром в полтора метра. То есть в эту освещенную полусферу попали только мешок с усевшимися на него Механиком и Юлькой, соответствующий отрезок трубы да еще овальная дыра — выход из трубы, ведущей в дот № 3.

Конечно, Механик подумывал и о том, что не худо попробовать найти другой выход. По большой трубе в принципе можно было прогуляться, чуть-чуть пригнувшись. Только вот куда же топать?

Большая труба тоже имела уклон, хотя и очень незначительный. Механик, хоть и не имел высшего инженерного образования, обучался в школе прапорщиков инженерных войск и имел кое-какие представления о том, как строятся и из чего состоят подземные сооружения. То есть понимал, что находится в канализационном или дренажном коллекторе. А раз так, следовало идти вниз, где этот самый коллектор должен был выйти к озеру.

В общем, Механик решил, что, сидючи на месте, все равно ничего не высидишь. А потому решительно встал с места и сурово сказал Юльке:

— Хватит реветь! Берись за мешок, пошли!

— Куда? — шмыгнула носом Юлька.

— Прямо! — объявил Механик. — Туда, откуда на воздух вылезают.

Он взялся правой рукой за стянутую веревкой горловину мешка, левой за дужку фонаря, подождал, пока Юлька возьмется за горловину с другой стороны, и двинулся вперед.

Шли они, разумеется, пригнув головы, мешок, конечно, тащили волоком. Само собой, топать по льду, намерзшему на дно трубы, надо было осторожно и не спеша, мелкими короткими шажками. Юльке в валенках было немного полегче, чем Механику в ботинках. Иногда ноги все же скользили, но Механик все-таки умудрился поддержать равновесие и не шлепнуться.

Прошли метров двадцать, и справа обнаружилась почти такая же дыра, как та, через которую они угодили в коллектор. Только та была на левой стенке.

Именно тут до ушей Механика долетел слабый, очень тихий звук, пришедший откуда-то издалека. Правда, поначалу Механику показалось, будто это Юлька застонала.

— Не ной! — проворчал он. — Соплями горю не поможешь…

— Да я молчала! — обиженно пробормотала спутница.

— Тогда тихо! Постоим послушаем…

Остановились, навострили уши. Тишина стояла прямо-таки гробовая. В этом насквозь промерзшем подземелье даже вода не капала и крысы не шуршали. Минуту молчания выдержали, две, три… Механик уже подумал, будто его глюки посещают, когда вдруг услышал снова все тот же тихий и отдаленный стон.

— Слышал? — с некоторым трепетом в душе и дрожью в голосе пробормотала Юлька.

— Слышал, слышал… — Механик присел на корточки перед дырой. — По-моему, это отсюда шуршало… Ну-ка еще помолчим!

Еще чуть-чуть выждали — и из боковой трубы долетело нечто более членораздельное.

— С-сюда-а… — именно так воспринял Механик то, что услышал.

— Ой, — пролепетала Юлька совсем испуганно, — а вдруг это… Ну, короче, нечистая…

— Какая ж может быть чистота в канализации! — хмыкнул Механик. — Хотя тут, в общем, особо не пахнет. За полвека отмылось. Ладно, посиди-ка ты тут, а я слазаю на разведку. Садись на мешок, если черт явится — крестись и плюйся во все стороны. Опробованное средство. А фонарь я у тебя заберу, пожалуй…

— Зачем тебе туда? — проныла Юлька. — Там тоже круто, все равно не вылезти, труба небось такая же…

— Понимаешь, девушка, раз кто-то зовет, значит, хотя бы посмотреть надо, кто и что.

— Оле-ег, я с тобой! Страшно…

Механик хотел отматерить Юльку за настырность, но пожалел.

— Ладно. Когда я вползу в трубу, будешь меня в подметки подталкивать. Уловила? А когда обратно поползем, задом наперед, просто вытянись в струнку, голову и задницу не поднимай, руки не растопыривай. Я тебя вытолкну.

Механик вполз в трубу с «летучей мышью» в руках. Лед здесь тоже был, но уклон был совсем небольшой, ползти вверх можно было вполне. Тем более опираясь на Юлькины руки. Она, правда, скорее держалась за ботинки Механика, но все равно какую-то опору создавала.

Труба, однако, оказалась ужас какой длинной. У Механика создалось впечатление, будто она чуть ли не стометровой длины. К тому же никого и ничего, способного издавать членораздельные звуки, фонарь не высвечивал. Впрочем, и самих звуков долгое время не слышалось. Возможно, потому, что Юлька все-таки охала и попискивала, а сам Механик гулко пыхтел и все чаще кашлял. В глубине души он хорошо понимал, что эти переползания по заледенелым трубам ему еще крепко аукнутся, но гнал прочь червивые мысли.

Но сомнений по поводу целесообразности движения по трубе неизвестно на чей голос у него с каждым метром становилось все больше.

Во-первых, раз этот гражданин или гражданка призывает «сюда» неведомо из какой дали, то скорее всего сам влип в неприятность и тоже не знает, как отсюда выбраться. Во-вторых, Механик никаких добрых друзей (за исключением Юльки, конечно) в здешних местах не имел. Зато врагов имел по горло и выше. Вполне могло оказаться, что душевный порыв Механика, как и всякое доброе дело, не останется безнаказанным. Наконец, все эти звуки могли все-таки просто почудиться, а труба заведет их с Юлькой в такую даль от коллектора, что они так и заледенеют в этой трубе, но никогда из нее не выберутся. А то, что бетон и лед все больше выстуживают организм, Механик ощущал вовсю.

Он уже решил, что пора давать задний ход и пятиться, пока силы есть, обратно к коллектору, где хоть не так тесно, как в этой чертовой трубе, как вновь услышал голос.

— Я здесь! Сюда! — на этот раз уже совсем четко и намного громче, чем в прошлые разы, позвал женский голос.

Фонарь Механика для начала осветил поворот трубы вправо. Потом, когда проползли через этот изгиб, тот же голос с явной радостью воскликнул:

— Сюда! Сюда! Я тут! — Должно быть, неизвестная дама или девица разглядела в темноте огонек «летучей мыши».

Механик не любил, когда его видят, а он нет, потому что прекрасно понимал: там, впереди, может быть, его та самая жуткая Булка поджидает, которая Юльку подсылала в качестве разведчицы-наводчицы. Ничего хорошего эта встреча не сулила. Но что-то подсказывало ему — бояться нечего.

И он был прав. Продвинувшись еще метров на пять или шесть, Механик осветил фонарем вертикальный колодец, точно такой же, как в доте № 3. А в колодце, сжавшись в комочек, сидела какая-то соплюха, совсем непохожая на Булку. Хоть и длинная, а на морду даже моложе Юльки. Совсем детеныш какой-то.

— Ты кто? — спросил Механик голосом строгого участкового.

— Анюта… Анюта Белкина… — всхлипнуло дитё и разрыдалось от счастья. Когда Механик протиснулся в колодец, а затем еще и Юлька вылезла — эдакий танкистик чумазый! — Анюта повисла у них на шеях и вовсю разревелась.

Механику фамилия Белкин кое-что говорила. Правда, Белкиных в общем и целом почти столько же, сколько Зайцевых или Сидоровых. Но когда он приподнял лампу — главным образом спасая ее от угрозы быть раздавленной в объятиях, дитё-то было здоровенное, оказывается! — волей-неволей рассмотрел заплаканную мордаху и разглядел какие-то знакомые черты.

— У тебя отчество как? — спросил Механик.

— Андреевна… — прохлюпала носом Анюта.

— А папа случайно не вертолетчик? Не майор Белкин?

— Вертолетчик, — удивленно похлопала глазками Анюта и даже плакать перестала. — Только он уже не майор, а генерал-майор…

— Но в Афгане-то майором был, верно?

— Я не помню, маленькая была. Но он там был, это правда…

— Ладно. После разберемся. Как ты сюда попала-то, а?

— На лыжах пришла…

— Вот оно что! — Механик вспомнил лыжню, которую видел с трактора. — Одна?

— Одна…

— И давно тут прописалась?

— По-моему, вторые сутки.

— Как же ты не замерзла тут?

— У меня чай был в термосе и грелка химическая… Только все уже кончилось… — И Анюта опять заплакала.

Черт побери! Вот уж не думал — не гадал… Должок ведь у него, старшего прапорщика запаса, перед этим генерал-майором нынешним. Именно этот вертушечник снял тогда с сопки Механика и полуживого Стаха с обрубками конечностей, наспех стянутыми самодельными закрутками. Стах вон сейчас за душу Механика свечки ставит, а надо бы — за майора Андрюху Белкина. Механик что, только дотащил до вертушки да поорал диким голосом, что, мол, это не «двухсотый», а еще «трехсотый», — и все. А ведь мог этот Белкин послать его по известному адресу? Мог. Имел полное право, потому что перегруз был четкий. Но он и Стаха увез, и Механика прихватил. Рисковал, горы ведь все-таки, воздух не больно плотный, могли лопасти не потянуть, а духари совсем близко…

Конечно, девка у него, видать, с придурью, небось забаловал батяня-генерал. Механик бы своей Лидуське за такие путешествия точно задницу напорол, не пожалел бы. Даже несмотря на совершеннолетний возраст.

— Ты хоть объяснить можешь, зачем сюда приперлась? — строго спросил Механик.

— У меня тут дедушка партизанил. Они тут целый взвод немцев перебили, — ответила Анюта. — Он об этом книжку написал, только ее еще не издали. А рукопись я прочитала, вот и решила сходить…

— Ты где живешь-то?

— В Москве…

— И батя с дедом тебя сюда пустили?! — изумился Механик. — За четыреста верст с гаком? На заминированный остров?!

— Я сама взрослая, — проворчала девица. — И у меня каникулы… Конечно, надо было папу предупредить. Не сообразила.

— А то, что ты тут загнуться могла, соображала?!

Анюта не успела ответить, потому что бетон колодца ощутимо дрогнул и откуда-то с поверхности донесся тяжкий гул взрыва… Того самого, что прогремел на бугре у заваленного коллектора.

БЕСТОЛКОВЩИНА

На тех, кто оставался у джипов и дожидался вестей с острова, взрыв нагнал страху.

— Господи! — вскричала Светка, выскакивая из джипа и глядя на снежную пыль, клубящуюся там, где только что грохнуло. У машин в это время, кроме Булочки и Серого, находились Ежик, шофер второго джипа и четыре охранника. Все повернули головы в сторону взрыва и принялись тревожно переглядываться.

— Там Маузер и Никита… — пробормотал Серый. — Налетели, похоже…

Он знал, что рация была у Маузера, и очень надеялся, что тот сообщит, что случилось. Разумеется, если это не он подорвался. Здесь, около машин, Серый имел полное преимущество. Против Светки и двух «старых гвардейцев», выученных Петровичем, у него было четверо, считая Ежика, который, правда, еще не был посвящен в заговор.

— Громко шандарахнуло… — сглотнув слюну, произнес Ежик. — Это, пожалуй, и в Малинине, и даже в Лузине слышно было…

— Сматываться надо, — тоном доброго совета заметил один из тех охранников, которых Серый считал «своими». — Один взрыв нам менты простили, а насчет второго и побеспокоиться могут.

— И ФСБ тоже… — поддакнул другой охранник, которого Серый намечал к уничтожению.

— Надо на остров бежать немедленно! — рявкнула Светка. — Серый! Командуй тем, что у люка остались, чтоб лезли вниз! Возьми двоих — и туда же.

— С ума сошла? Механик их по одному положит и не чихнет…

— Ты что, оборзел? — вскинулась Булочка. — Быстро делай, что сказали!

Распалившаяся Светка не шутила, в ее руках молниеносно появился пистолет.

— Остынь! — заорал Серый. — Можешь ты иногда, кроме себя, еще кого-то послушать? Подожди паниковать! Сейчас вызову Маузера, может, это само по себе грохнуло… Не волнуйся, все нормально будет, во!

И он совершенно непроизвольно, безо всякого злого умысла, поднял вверх большой палец. То ли позабыл, что сам установил такой условный знак, то ли решил, будто бойцы, которым он его указал, поймут, что еще рано начинать разборку… А может быть, подумал, что никто из тех, кому он сообщил этот сигнал, его жест не заметит. Действительно, поблизости от него в этот момент находились только Светка и Ежик. Ежика в свой замысел Серый не успел посвятить, а Светку, естественно, и не собирался.

Жест этот действительно разглядели не все. Два охранника, один из которых был Светкиным, и шофер второго джипа все еще глядели в сторону острова. Шофер даже автомат с собой прихватил.

Увидели этот жест те двое, которые стояли лицом к «флагманскому» джипу. Они заметили, что беседа Булочки и Серого резко перешла на повышенные тона. Один из них был «посвященным», отчего решил, что это прелюдия к разборке. И пристально поглядывал на жестикуляцию Серого, уже сжимая в кармане куртки рукоять пистолета. А потому мгновенно отреагировал на «сигнал»…

Выхватив пистолет, он в упор выстрелил, но не в Булочку, а в «старого гвардейца» Светки, которых Серый намечал уничтожить.

«Гвардеец», еще несколько минут назад мирно беседовавший со своим будущим убийцей, только удивленно распахнул глаза и без крика плашмя упал на снег.

Серый был, выражаясь по-футбольному, «не готов к приему мяча». Его пистолет стоял на предохранителе, да и достать его он не успел. Потому что Булочка, мгновенно оценив обстановку, тут же нажала на спуск, и мозги перемудрившего заговорщика брызнули на заснеженный лед…

Тот, что застрелил «гвардейца», такого поворота не ожидал. Он думал, будто Серый все просчитал и тут же после подачи сигнала завалит Булку. Дальше оставалось застрелить еще одного упертого сторонника Светки здесь, а с тем, который на острове, должен был разобраться напарник. Потом все становилось четко и ясно: Серый — пахан, ему и слово, и дело. А тут все пошло наперекосяк. Серый, которого Булкина пуля отшвырнула метра на два и бросила на лед, ничего подсказать уже не мог. Должно быть, его слишком исполнительный подручный успел сообразить, что ошибся и напортачил, но вернуть пули в магазин уже не мог. Теперь надо было шмалять до конца, идти ва-банк…

Тем не менее он замешкался. Светка навскид выпалила в него метров с пяти, промахнулась, но и ему прицелиться не дала. Дзынь! В боковом стекле «флагманского» джипа появилась дырка, окруженная паутинками мелких трещинок, а в обшивке одного из сидений — вмятая пробоина. Ежик ошалело нырнул на пол, не понимая толком, что случилось, но догадываясь, что башку лучше всего убрать.

Светка отскочила за капот «Чероки», и очень вовремя, потому что вторая пуля, которую послал в нее охранник, просвистела как раз там, где она находилась за секунду до этого. В тот же момент коротко протарахтел автомат. Это шофер второго джипа завалил последнего Светкиного «гвардейца». Тот, когда началась стрельба, ни черта не понял и бегом метнулся к острову, но очередь достала его в спину. Булочка осталась одна против троих, не считая Ежика, который выдерживал нейтралитет, лежа на полу кабины.

Однако трое сторонников Серого хорошо понимали, что Булку так просто не возьмешь, и высовываться не спешили, тем более что сам Серый, распростершийся на льду и уже закоченевший, служил хорошим напоминанием, что баба без тормозов. Решили отвлечь ее внимание базаром.

— Светуля! — заорал шофер с автоматом. — Завязывай шмалять, поговорим лучше, а?!

— Пошел ты!.. — огрызнулась Светка и, выставив из-за капота ствол, бабахнула на голос.

Ответили очередью, но тоже не высовывая головы, а потому пули пошли вразброс: пара чиркнула по капоту, одна провернула дыру в боковом стекле и, просвистев над баранкой, вылетела через ветровое. Четвертая пуля, наискось просверлив водительскую дверцу, пролетела в нескольких сантиметрах над Ежиком и впиявилась в любимый Ежиков музон — автомагнитолу «SONY», причем раскурочила не только ее, но и кассету, стоявшую в приемнике. А кассета была личная, не хозяйская, в отличие от джипа и музона. Причем записана на ней была наилюбимейшая для Ежика попса — группа «Балаган лимитед». Он ее всегда ставил, когда хозяйки не было на борту, потому что Светка все эти «Чо те надо…» не переваривала и требовала всяких там «Shampoo» или «Spice girls».

В общем, именно из-за этой кассеты Ежик озверел и решительно перешел на сторону Светки. Выдернув из-под сиденья автомат, он тычком ствола выбил потрескавшееся стекло и от всей души даванул на спуск: та-та-та-та!

Хотя Ежик высмолил по соседскому «Чероки» чуть не полмагазина, среди тамошней публики жертв не оказалось. Зато разрушений — будь-будь! Жалобно зазвенев, рассыпались фары, правый борт украсился десятком дыр, в лобовом стекле тоже парочка отметин засветилась, наконец, передняя покрышка печально засипела. Но самое главное — все трое бойцов за денежные знаки резко нырнули вниз, и даже после того, как Ежик перестал молотить, головы подняли не сразу. А потому не разглядели, как Светка перескочила от джипа за прицеп-дачу и оседлала «Буран». Очень кстати для Ежика в это время на луну нашла очередная тучка, и когда он, прихватив из джипа пару магазинов, кинулся следом за Светкой, попасть в него оказалось не так-то просто. Шофер дал очередь, двое других жахнули из пистолетов — мимо.

Светка завела мотор, но «Буран» пополз еле-еле, в темноте Булка не разглядела, что он все еще прицеплен к трейлеру, — Серый так и не осуществил свою идею насчет патрулирования вокруг острова. Но нет худа без добра — Ежик успел добежать и выдернул шкворень из самодельной сцепки, сооруженной, должно быть, на базе шмыгловского автосервиса. Затем он еще раз стреканул в сторону вражеского джипа, чтоб не слишком торопились, и прыгнул на сиденье за спину к хозяйке. Фыр-р-р-р! Светка крутанула газ до упора, и снегоход резко рванул с места. Сзади запоздало простучала очередь, хлопнуло несколько одиночных выстрелов — но уже все, тю-тю, без толку. «Буран» обогнул остров и оказался там, где его уже не могли достать.

— Они твой джип не заведут? — крикнула Светка Ежику сквозь рев мотора.

— Не-ет! — отозвался тот. — Я свой личный противоугон включил. Час искать будут!

Через несколько минут «Буран» оказался неподалеку от Немецкой дороги. Светка притормозила.

— Куда ж дальше-то? — пробормотала она.

— Как куда? — расслышал этот риторический вопрос Ежик. — К Сане надо ехать, сказать, что эти гады скурвились…

— Сдается мне, что эта троица — Серый, Маузер и Саня — одна компашка! — проворчала Светка. — Паскуды! А я им, дура, поверила… И связи нет, на завод не позвонишь, и менты здесь от Сани кормятся. Черт меня дернул с этим кладом связаться! Будто другого дела нет, япона мать!

Тут она вспомнила, что за всей этой кутерьмой и бестолковщиной про взрыв и про Никиту забыла.

— Нет, — произнесла Светка сквозь зубы, — пока его мертвым не увижу — не уйду отсюда!

— Ты куда? — напугался Ежик, увидев, как Булочка разворачивает снегоход в сторону острова. — Там же мины! Взлетим на фиг!

— Нет там мин! — уверенно произнесла Булочка, отчетливо припомнив то, что было написано про объект «Лора» в повести Белкина. Точнее, тот эпизод, где Юрка расстрелял отступающих немцев из взорванного дота № 5. Правда, она точно помнила, что мин не было на самой дороге, а про то, что по краям, — не знала. К тому же где эта самая дорога пролегала и осталось ли от нее хоть что-нибудь, Светка понятия не имела. Но что поделаешь — любовь зла…

Трое оставшихся при двух искореженных джипах, прицепе с тремя мерзлыми трупами, тремя свежими жмурами и неуклюжем тракторе, который далеко не сразу заведешь, почуяли себя хреново.

— Чего делать-то? — нервно спросил один из охранников, безуспешно пытаясь извлечь огонек из мокрой зажигалки.

— Ноги надо делать… — буркнул шофер с автоматом. — И поживее, пока Булка сюда Саню не привела… Хорошо еще, что с перепугу не на ту просеку рванула, если б через малининскую погнала, то нам и времени на смыв не оставила… А все ты, блин, Кабанище! «Серый „во!“ показал, шмаляй!» А Серый сам и ухом не вел… Булка его в два счета на нас запишет, а Саня нам Серого не простит.

— Ладно тебе! — огрызнулся тот, кого назвали Кабанищем. — Разглядеть можно, кто в кого стрелял…

— Ну да! — саркастически хмыкнул его коллега. — Будет тебе Поп баллистическую экспертизу проводить… Булка с ним натурой рассчитается — он на Серого наплюет.

— Надо, братаны, трактор раскочегарить! — решительно предложил водила. — Может, если дернем напрямки, раньше Булки успеем.

— Ты его два часа заводить будешь, Клизменштейн! — Кабан покрутил пальцем у виска.

— Тогда давай, на хрен, баллоны менять на джипах. Еж, недоделок этот, напоследок и свой прострелил. Что рот раззявил, Щелбан? Работать надо!

— Тихо! Не базлань! По-моему, рация пищит…

Стихли. И в тишине, сквозь отдаленный рокот «Бурана», послышалось слабенькое:

— Серый, Серый, ответь Попу! Прием!

Подбежали к трупу Серого. Рация шуршала из-под куртки. Кабан схватил ее так жадно, будто это был мешок с золотом:

— Поп! Саня! Это Кабан. У нас хреново.

— Где Серый? Дай его…

— Нету Серого, понял? Булка, сука, его уделала.

— А Маузер?

— Хрен поймешь. На остров ушел с москвичом, похоже, накрылись. Грохот был.

— Е-мое! Вы что за фигню развели, козлы?! — прорычал из эфира Саня. — Слышал я ваш грохот! И стрельбу слышал. Меня уже сваты навещали, усек? Десять «лимонов» сняли как с куста… Короче, сидите там тихо, попробую к вам подъехать. Все!

Кабан матернулся и поглядел на товарищей:

— Слыхали? Ща приедет.

— Ну да, — хмыкнул Щелбан, — и наведет всем решку за родных друганов-братанов. Чтоб никому обидно не было.

— Слышь, корефаны, — произнес Клизменштейн, — а где Сыч с Капитоном?

— Их Маузер на горке оставил, Механика поддежуривать. Само собой, когда Механика прищучат, Сыч должен был Капитона мочить…

— Там вроде стрельбы не было. Значит, не разбирались еще.

— А перышки на что? Стрельбу-то нашу они слышали… Ну и сообразили, что разборка пошла…

На самом деле все было совсем не так. Сыч и Капитон в своей засаде уже через десять минут после ухода Маузера и Никиты замерзли как цуцики, несмотря на валенки, ватные штаны и теплые, авиационного образца, меховые куртки. Само собой, что за те полчаса, что прошли до взрыва, они периодически вставали и начинали приплясывать, думая уже не о том, как бы Механика не прозевать, а о том, как бы дуба не врезать.

— Давай на хрен, костерок разведем? — предложил Капитон. — На озере пацаны хоть в машинах греются…

— А что? — согласился Сыч. — Запросто! Пускай Механик увидит… Все равно, если он тут, под люком, давно засек, что мы здесь. Пускай, падла, другой выход ищет или добровольно сдается. Там, в бетоне, небось похолоднее, чем здесь…

Вот тут-то и грохнуло где-то внизу. Холм слегка тряхнуло, воздушная волна смахнула с елок снег, в воздухе закрутилась льдистая метельная круговерть.

— Ни фига себе… — пробормотал Капитон, у которого от близкого грохота заложило уши и посолонело во рту.

Сыч только ошарашенно помотал головой.

Они еще не успели отойти от взрыва, как с озера, где стояли машины, послышались сперва одиночные выстрелы, потом автоматные очереди.

— Во, блин, шмаляют… — с некоторой тревогой произнес Сыч.

— Не иначе, Механик на прорыв пошел, — предположил Капитон. — Он, говорят, хоть и маленький, но крутой до обалдения.

Сыч в отличие от Кабана, по вине которого вся эта мочиловка разыгралась, был мужик более осторожный. У него, конечно, проскочила мыслишка, будто Серый начал разбираться со Светкой и ее людьми. Но он четко помнил, что Серый каждого из своих персонально предупредил: сначала надо взять Механика и выгрузить ценности. Чтоб не мочить народ попусту, очевидно. Поэтому Сыч решил, что пальба все-таки началась из-за Механика. А заодно подумал: не пора ли слазать в эту дыру, из-за которой они с Капитоном мерзнут, и поглазеть, не забыл ли Механик какой-либо товарец.

— Слышь, Капитон, раз такое дело, может, нырнем? — предложил Сыч.

— Чур, ты первый! — ухмыльнулся тот. Хотя, похоже, не очень боялся застать внизу этого жуткого Механика.

— На спичках игранем? Чья короткая — тот лезет.

Капитон вытянул длинную. Сыч перекрестился, взял оружие, фонарик и осторожно слез на скобы. Поначалу, конечно, сердце малость екало. Но когда слез, осветил интерьер бывшего дота, в том числе четыре здоровенных мешка, в которых даже на ощупь чуялся благородный металл, успокоился и крикнул наверх:

— Нету никого, лезь!

Пока Капитон спускался, Сыч разглядел люк, ведущий в дренажную систему, и установленный над ним подъемник. Сразу появилась мысль, что там, внизу, таятся еще какие-то ценности.

— Видал? — горделиво произнес Сыч, указывая Капитону на мешки — будто свое показывал, кровное, трудами нажитое! — и щелкнул по грязной мешковине ногтем. — Звенит!

— Медяшка тоже звенит, — с легким недоверием пробормотал Капитон. — Развяжем один, а?

— А что? Запросто! — Сыч довольно ловко развязал узел, стягивающий горловину мешка…

— Бли-ин… — сдавленно вырвалось у обоих, когда под лучом фонарика тускло блеснул тяжеленный красновато-золотистый чеканный сосуд, похожий не то на вазу, не то на кофейник. А ниже, ребром к горловине мешка, лежало здоровенное блюдо, украшенное бирюзой и еще какими-то камушками.

— Завязывай обратно, — вздохнул Капитон. — А то, ей-Богу, свистну чего-нибудь.

— Точно! — кивнул Сыч, с сожалением завязывая мешок. — Я тоже могу не удержаться. А Серый нам за это сиктым сделает. Давай лучше еще глянем, вон туда…

И он указал на колодец с подъемником.

— А у этого Механика соображалка работает! — уважительно сказал Капитон, разглядывая подъемный механизм. — Ведь эту фигулину ни хрена не стоит сложить, вытащить наверх и над верхним люком установить. И поднимай себе эти мешки дальше тем же макаром. Вдвоем это вообще без проблем.

— Интересно, куда же он отсюда ушел? И мешки бросил… — сказал Сыч недоуменно. — Неужели в эту преисподнюю вылез?

— Может, вон в ту дверь? — предположил Капитон, указывая в самый конец «ножки» буквы Г, форму которой имел дот. Сыч посветил фонарем на облупившуюся краску и ржавчину, на потрескавшийся бетон. Подошли ближе, попробовали покрутить штурвальчик.

— Нет, — покачал головой Сыч, — ни фига это не открыть. Приржавело намертво. И Механик ее тоже не открывал. Сразу чувствуется. Небось с тех пор, как фрицы отсюда свалили, так все и осталось.

— Слышь, а давай попробуем отвернуть, а? — азартно предложил Капитон. — Может, там оружие или барахло какое-нибудь осталось?

— Не смеши. Если что и было, то сгнило и изоржавело все. Да и как откроешь? Это ж броня, биомать, ее и взорвать-то сложно. Граната не возьмет точно.

— Ну, тогда давай вниз слазаем? Может, там еще десять таких мешков лежит?

— Лезь, не возражаю, — ухмыльнулся Сыч. — Если охота мерзнуть… Да и застрять там можно запросто. Механик мелкий, тощий, он где хошь просклизнет. А как ты пролезешь — не знаю.

— Да там труба не уже этого колодца.

— Тебе виднее… Я лично не полезу.

— Хрен с тобой, золотая рыбка. Дай фонарь тогда, что ли?!

— А я тут как буду? Надо к Серому идти доложить насчет рыжевья.

— Луна светит, е-мое, дорожка топтаная, дойдешь.

Тут Сычу отчего-то подумалось, будто Капитону в этот раз фартанет. Хрен его знает, может, тут Механик и впрямь не одну нычку заделал?! Правда, Капитон был человек обреченный, но одному оставаться и гулять по этому чертовому острову не хотелось. Во-первых, еще неизвестно, чем там дело кончилось и кто кого замочил. Не так уж там много народу, чтоб у Механика патронов не хватило. Тем более что он, по слухам, настоящий ниндзя — сюрикены в темноте кидает, подкрадывается бесшумно и горло режет. Хрен его знает, может, он уже почикал там всех? Стрельбы не слыхать уже четверть часа, а сюда, на горку, никто не поднимается. Тут же не Эверест, в конце концов, на который надо две недели забираться?!

— Ладно, — изменил мнение Сыч, — полезем вместе. Бери фонарь, я за тобой…

КОМУ ВХОД, КОМУ ВЫХОД

Никита очнулся от холода. Шапку с него сорвало при взрыве, и снег крепко морозил затылок. Стояла какая-то странная, непривычная тишина. В небе желтел, периодически скрываясь за облаками, серпик луны, отчего здесь, под елками, где лежал Никита, становилось то темнее, то светлее. Когда Ветров пошевелился, то обратил внимание, что не слышит шороха снега. Попробовал встать, отряхнулся. Тоже никаких звуков не расслышал, даже когда охлопывал снег с бушлата. Тело эти хлопки ощущало, а уши не чуяли. Стало быть, оглох. Только что-то вроде звона в ушах прослушивалось. И где-то внутри головы какой-то «трансформатор» гудел, монотонно и нудно.

Вроде бы ничего не болело, крови не наблюдалось. Ноги держали, руки двигались, пальцы шевелились. Поясница гнулась, и Никита смог поднять валявшуюся на снегу шапку. Постепенно в голове начали появляться картинки, кое-что припоминалось, связывалось, склеивалось, выстраивалось в последовательный ряд. Через пару минут или чуть побольше Никита уже достаточно четко понимал, как дошел до жизни такой. Вспомнил, как лазали на горку, на бывшую прожекторную площадку, как нашли люк, ведущий в бывший дот № 3, как спустились вниз до лыжни вместе с Маузером и как добрались сюда по бывшей траншее, отрытой для дренажного коллектора, превратившейся за 55 лет в заросшую лесом ложбинку. Потом нашли брошенные лыжи, пошли по следам лыжника, нашли завал, образовавшийся от падения большущей сосновой ветви с налипшим снегом, на молодые елочки. Кажется, пришли к выводу, что где-то под этим завалом должен лежать и лыжник. Точнее, к этому выводу пришел Маузер, который перелез через завал… А вот потом, должно быть, и грохнуло… Впрочем, грохота Никита не слышал, только вспышку помнил.

Еще через некоторое время до Ветрова дошло, что взрыв был в той стороне, куда ушел Маузер. Скорее всего, подумал, Маузер подорвался на мине.

Лишь после этого Никита сделал несколько шагов, увязая в снегу. Сначала он удивился тому, что наст вокруг ровный и никаких следов, кроме отпечатка его тела, на снегу не просматривается. Потом дошло, что, должно быть, прежде, чем упасть, метров пять пролетел по воздуху, отброшенный воздушной волной. Повезло, что во время этого полета не приложился башкой о дерево и на сучья не напоролся.

Потом Никита выбрался туда, где уже было натоптано. Тут и следы лыжника были, и его с Маузером. Сделав еще пару шагов, увидел на снегу что-то темное, нагнулся, рассмотрел и подобрал фонарик, который был у Маузера. Целехонький, даже стекло не треснуло. Нажал выключатель — горит.

Со светом стало попроще. Ветров двинулся вперед по следам, которые вроде бы сам и оставил, но что-то не узнавал местность. То ли потому, что снег со всех елок сдуло, то ли потому, что сами елки помяло, поломало и забросало ветками, сорванными с других деревьев. А на одной елке увидел человеческую руку со скрюченными пальцами, обрывками обугленной одежды и кусками плечевого сустава… Мозг Никиты как-то спокойно констатировал, что с Маузером, если это его рука, все уже ясно. Впрочем, это могла быть рука и того лыжника, что, по предположением Маузера, лежал где-то под завалом. Завала теперь не было, его разметало в стороны и сосновая ветвь теперь стояла вертикально, навалившись на другую группу елок метрах в десяти от прежнего места. Но все это Никиту не очень удивило.

Гораздо больше его удивило другое. Там, между острыми пеньками от сломанных елочек, просматривалось нечто вроде воронки. Странно, но Никита, несмотря на то что голова еще туго соображала, как-то сразу догадался, что это воронка не от нынешнего взрыва. Тот должен был произойти гораздо дальше отсюда, иначе Ветрову тоже не поздоровилось бы и полетом в снег он бы не отделался.

Никита подошел к воронке, посветил на нее и увидел, что это не просто яма в снегу и мерзлой почве. На дне была неправильной формы дыра, достаточно крупный пролом в нетолстом бетонном своде. Тут Никита почти мгновенно вспомнил о том, что находится над главным дренажным коллектором бывшего объекта «Лора». Мозги начали соображать быстрее, одна мысль потянула за собой другую. Вспомнилось, что следы того, кто поломал лыжи, обрывались именно здесь. Дальше он не пошел, а полез в эту дыру, потому что тогда сюда еще не грохнулась эта огромная сосновая ветвь с доброй сотней килограммов снега, не примяла маленькие елочки и не завалила пролом. Все это произошло уже тогда, когда гражданин, господин или товарищ спустился в коллектор. Наверно, думал, только посмотреть и сразу вылезти, а тут произошел в буквальном смысле «облом» — ветка обломилась, — и экс-лыжник остался там, будучи не в силах распихать то, что закупорило пролом. Конечно, он мог выползти через тот самый люк на прожекторной площадке, но судя по тому, что у люка не было никаких следов, кроме как от ботинок Механика и сапожек его спутницы, посетитель все еще был внутри подземного сооружения. В каком виде, то есть в живом или в свежемороженом, — вопрос другой.

Возможно, именно большое желание уточнить это последнее обстоятельство и привело Никиту к решению спуститься в пролом. Он помнил по описанию Юрия Петровича, что коллектор бы примерно полутораметрового диаметра, а потому не боялся, что придется прыгать туда с большой высоты. Однако он опустился в пролом всего-навсего по грудь, когда ноги уже нащупали довольно прочную опору. Оказалось, что на дне коллектора лежит обломок бетона, поверх него куча смерзшейся почвы, а еще выше — обледенелый спрессовавшийся снег. Должно быть, сперва в бетонной трубе появилась трещина, потом ее разломал лед, проточили дожди, раздвинули корни деревьев, и в конце концов этот кусок бетона провалился вниз. Потом на него обрушилась подмытая дождями почва, а зимой еще и снег насыпался.

Когда Никита слез с этого напластования и огляделся, то увидел, что находится совсем неподалеку от того места, где немецкие саперы взорвали коллектор. Всего в трех-четырех метрах от пролома, бетонная труба была словно бы расколота ударом молота и наглухо завалена осевшим грунтом. Возможно, летом, через этот завал помаленьку фильтровалась вода, собиравшаяся в коллекторе, но сейчас вся она накрепко замерзла.

Как раз в то время, когда Никита спускался в коллектор, к нему вернулся слух. По крайней мере когда он, пригнув голову, двинулся по коллектору, то услышал звук собственных шагов, несмотря на то что валенки, в которые он был обут, особого шума не производили. Правда, идти нужно было осторожно, потому что дно коллектора было покрыто слоем льда, и требовалось кое-какое искусство, чтоб не поскользнуться.

Коллектор уходил вверх с небольшим уклоном, который почти не ощущался при движении. Никита держал фонарь в левой руке, а правую оставил свободной. Во-первых, чтоб схватиться за стенку трубы, если поскользнется, а во-вторых — чтоб побыстрее выхватить пистолет в случае необходимости. Он понимал, что на этот раз встреча с Механиком не обойдется так мирно, как в Москве. И чем дальше уходил от пролома, тем больше ощущал желание вернуться. Фонарь светил не очень ярко, и где-то там, в дальнем конце трубы, кто-то, укрывшись во тьме, мог взять его на мушку. Конечно, мог бы помочь слух, но Никита боялся, что он пропадет опять, и поэтому надеяться на то, что удастся раньше услышать противника, чем тот его увидит, не мог.

Пройдя примерно тридцать метров по трубе, Ветров подумал, что надо возвращаться, идти к Булочке и докладывать ей насчет пролома. В конце концов, даже если ему удастся одолеть Механика, то это все равно придется сделать позже.

Но тут в световое пятно от фонаря попало темное углубление в стенке коллектора. Подойдя ближе, Никита увидел полуметровое жерло сточной трубы. Память перелистала сведения, полученные из сочинения Белкина. Вспомнилось, что Юрка и Клава, которые первыми добежали до этой трубы, проползли по ней чуть ли не сто метров — тут Белкин мог и преувеличить! — и оказались в колодце, выводящем в дот № 4. Именно оттуда они начали уничтожать немцев во всех остальных помещениях объекта «Лора». Но сейчас этот путь, несомненно, вел в тупик. Никита хорошо помнил, что дот № 4 немцы взорвали, так же как и все остальные, кроме дота № 3, который спас от взрыва будущий генерал, перерезав провода, ведущие к электрозапалам, едва ли не за несколько секунд до взрыва.

Никита решил, что надо искать выход из дренажной трубы дота № 3. Если Механик еще не выполз из него, то окажется между двух огней. Правда, из дота № 3 есть еще третий выход, через несколько стальных дверей и коридор, мимо спецпомещения, где прятались Юрка и все его дамы. Ветров попытался припомнить, как выглядела центральная часть острова на тех снимках, сделанных с вертолета, которые ему показывала Булочка. Само собой, что эти картинки выглядели в его памяти очень размытыми и неконкретными. В 1943 году там, если верить Белкину, оставались только груды земли, перемешанной с обломками бетона, да еще земляной вал с колючей проволокой. На снимках с вертолета, сделанных несколько недель назад, просматривались только лес и снег. Только доты кое-как удалось разглядеть из-за их характерной Г-образной формы. Остатки вала тоже рассмотрели. Но все остальное так заросло кустами и елками, что даже зимой, при отсутствии листвы рассмотреть хоть какую-нибудь ямку не удалось. Может быть, если б Никита посидел над этими снимками пару недель или если б на его месте сидел специалист по аэрофоторазведке, то какие-нибудь подозрительные места обнаружились. Но могли и не обнаружиться вовсе. Потому что покалеченные в 1943 году подземные сооружения могли еще в 1950 году завалиться по собственной инициативе, а потом покрыться слоем почвы, обрасти лесом и полностью исчезнуть с лица земли. Соответственно и выход через завал, по которому проскочил Юрка Белкин перед тем, как перестрелять взвод эсэсовцев на льду у Немецкой дороги, мог уже сорок с лишним лет не существовать. Но мог и существовать, только прятаться под какими-нибудь елочками или наметенным на него сугробом. А раз так, то, пока Никита будет подсиживать Механика у дренажной трубы дота № 3 — ее, кстати, еще отыскать надо! — Механик культурно перетащит свои вещички куда ему надо. Может, у него тут еще какой-нибудь транспорт припрятан, кроме «Беларуси».

Ветров пораздумывал немного, посомневался. Наверно, умней всего было топать отсюда обратно, идти по старым следам к озеру и возвращаться сюда с подмогой. Потому что связываться с Механиком один на один — при нем, кстати, еще и девочка есть, которая тоже, возможно, не подарок! — слишком рискованно. Никита здешние места только по детским воспоминаниям генерала знает, которые отражают реальность 55-летней давности, а Механик тут небось все облазил. Кстати, тут еще и лыжник не обнаружился. Вовсе не обязательно, что он тут замерз или от голода помер. Вполне возможно, что он старый друг Механика, с которым они тут рандеву назначили.

В общем, Никита стал снова склоняться к возвращению. И он бы наверняка вернулся, если б его слух полностью не восстановился. Более того, здешняя мертвая тишина этот слух очень сильно обострила.

Сперва Ветров услышал только шорох, долетавший из трубы, около которой он остановился. Поначалу показалось, будто что-то осыпается или просто сквозняк шелестит. Однако уже через секунду стало ясно, что это не так. Кто-то явно ворочался в трубе, скорее всего полз по ней. Правда, очень далеко отсюда.

Никита тут же погасил фонарик, присел на корточки и навострил уши. Рука как-то сама собой ухватилась за пистолет.

Шорохи долетали все отчетливей. И Никита уже совершенно не сомневался, что по трубе кто-то ползет. Несколько раз он слышал какие-то кхекающие звуки, похожие на кашель. А пару раз даже почудилось нечто похожее на голоса. Правда, слов разобрать не сумел.

Все это было очень неожиданно и неприятно. Эта труба, поскольку она находилась слева от Никиты, сидевшего спиной к выходу из коллектора, не могла быть той, что выходила из дота № 3. Дот № 3 нашелся там, где ему и полагалось быть, коллектор тоже. Стало быть, его дренажная труба должна находиться справа от Никиты. А эта ведет к взорванному и заваленному доту № 4, там нет никакого выхода на поверхность. Кто ж там ползает? Духи убиенных эсэсовцев?!

В нормальное время и в нормальном месте Никита, может быть, и похихикал над этой мыслишкой, но тут, в темной бетонной трубе, в нескольких метрах под землей, что-то не хихикалось. Хотя он и понимал, что запросто может добежать до пролома и вылезти из этого замогильного места, все-таки невольная жуть брала. Вместе с тем не было уверенности, что, побежав, он себя не обнаружит. А известно, что стрелять в спину убегающему значительно удобнее, чем тому, кто отстреливается. Эту азбуку Никита помнил.

Неизвестные ползуны явно приближались. То, что они между собой переговариваются, правда, по-прежнему неразборчивым шепотом, было несомненно. И в том, что кхеканье есть не что иное, как сдавленный, но неудержимый кашель, Никита убедился окончательно. Что Механик — запущенный туберкулезник и заядлый куряка, Ветров знал. Здесь, в обледенелых бетонных трубах, и здоровяк, пожалуй, раскашляется, а уж больной-то тем более. Так что шансов на то, что по трубе, все ближе подбираясь к нему, ползет Механик и, соответственно, приближаются самые серьезные неприятности, было больше чем достаточно.

Но тут внимание Никиты отвлек куда более близкий шум. Он долетел из противоположного пролому конца коллектора. Сперва послышался некий резкий, испуганный вскрик, возможно, даже с матом, потом какой-то шелестящий звук, как будто нечто тяжелое съезжало по наклонной плоскости, — Никита, работая грузчиком на фирме, что-то подобное не раз слышал. Правда, он сразу почуял, что съезжает нечто живое, сопящее и матерящееся. Похоже было, что этот гражданин вовсе не собирался никуда ехать, а его насильно спихнули, и он всеми силами пытается упереться, но это у него не получается. Судя по производимому шелесту, его движение ускорялось, а этот мужик уже прямо-таки выл от ужаса, поскольку не представлял себе, насколько глубоко проваливается.

Ветрову было недолго прикинуть, что шум раздается с той стороны, где, по его предположениям, мог находиться выход в коллектор из трубы дота № 3. Метрах в тридцати, может быть, в пятидесяти отсюда.

Это его сильно смутило. Если Механик кашляет в трубе, ведущей от четвертого дота, то кто же скатывается от третьего?

Впрочем, уже через пару секунд он увидел именно там, где ожидал, сноп неяркого света, вырвавшийся из отверстия трубы. Этот свет метался из стороны в сторону, потому что человек, съезжавший по трубе в пустоту, никуда специально не светил, а просто пытался изо всех сил затормозить движение, растопыривал руки-ноги, упирался локтями. Так или иначе, этого у него не получилось, и еще через несколько секунд он вылетел из трубы в коллектор, уронив фонарь и инстинктивно выставив вперед руки. Шлеп! Мужик крепко ткнулся руками в противоположную от дыры стенку коллектора и, наверно, прилично ушиб колени об лед, намерзший на его дне, потому что «уй, бля-а!», которое он испустил при падении, было самым нежным из всего потока слов, которые он произнес после.

Фонарь при падении не разбился, и луч его неплохо осветил всю внутренность коллектора, по крайней мере, на участке от вывалившегося из трубы гражданина до Никиты. Как ни странно, обнаружилось, что, кроме них, в коллекторе, всего в пяти метрах от Ветрова, лежит увесистый мешок из-под картошки с горловиной, туго стянутой веревкой. Должно быть, Никита выключил фонарь еще до того, как смог разглядеть мешок. Кроме того, обнаружилось, что у свалившегося в коллектор человека при себе имеется автомат. Правда, покамест воспользоваться оружием он не собирался и, похоже, просто не мог.

Лицо человека, выпавшего из трубы, оставалось в тени, и Никита его рассмотреть не успел. А потому выхватил пистолет и навел его на нежданного пришельца. Однако тот первым его узнал и обрадованно заорал:

— Москвич! Это я, Капитон, от Булки! Не стреляй!

Теперь Никита вспомнил, это был один из тех парней, которые оставались у люка на прожекторной площадке.

Ветров, обогнув мешок, добрался до Капитона, который, морщась от боли, потирал колени.

— А где второй?

— Не знаю… — простонал Капитон. — Там, в трубе где-то… Ты-то как сюда попал? Где Маузер?

— Подорвался… — ответил Никита.

— А стрельба отчего была?

— Разве была? Я не слышал…

— Ни фига себе! Такая шмалялка завернулась, а он не слышал.

— Я после взрыва оглох, только сейчас отошел, — ответил Никита, косясь назад, на трубу, ведущую к доту № 4. — Слушай, там, в трубе, кто-то есть. Кашляет, слышишь?

— Думаешь, Механик? — Капитон перешел на шепот, а потом навострил уши. Но вместо кашля из трубы четвертого дота донесся вполне отчетливый голос сверху из трубы третьего:

— Капитон! Ты живой, а?

— Сыч! — Капитон заорал в трубу, должно быть не боясь спугнуть или потревожить гипотетического Механика. — Не лезь дальше, там уклон под сорок пять, сорвешься, как я!

— Ты где?

Капитон с досады ответил в ту же рифму, а потом сказал:

— В большой трубе, тут со мной москвич. И еще один мешок. Механик вроде бы где-то кхекает.

— Мешок, говоришь? — Сыч в трубе заворочался, а потом охнул:

— Е-мое! Поехал! Ловите!

— Коз-зел! — заорал Капитон. — Говорил же тебе!

Через десяток секунд Сыч вылетел из трубы, но Никита с Капитоном подхватили его на руки…

…Механик находился уже в двадцати метрах от коллектора. Следом за ним ползла Анюта, а замыкала эту ползучую компанию Юлька. Возню в коллекторе они услышали как раз вовремя.

— Люди! — радостно пискнула Анюта. — Там люди!

— Заткнись! — прошипел Механик. — Там такие люди, что хуже зверей! Тихо!

Само собой, Механик и Юлька никаких комментариев по поводу своего появления в трубе и колодце дота № 4 не давали. Ну мало ли, лазают люди по дренажам в свободное от работы время. Спасатели-любители, спелеологи-самоучки, вольные диггеры планеты Андерграунд. Анюта, впрочем, никаких вопросов типа «А вы-то как здесь оказались?» и не задавала. После того как она в течение полутора суток отсидела в коллекторе и тщетно пыталась выбраться через трубы, ей было хорошо уже от того, что ее хоть кто-то нашел. Сама она тоже толком ничего про себя не рассказывала, да и Механику это было откровенно по барабану. Он и без того имел полон рот проблем, но ими, как говорится, не закусишь.

Он как-то боялся себе признаться, что вся затея вывезти с озера барахлишко накрылась известным местом. Из-за растяпости Юльки и собственной несообразительности. Все-таки еще была какая-то надежда успеть выбраться отсюда, перетащить мешки, прежде чем нагрянет Булка или еще кто-нибудь. Взрыв, грянувший на острове, мог означать только одно: не успел. Кто-то уже залез, подорвался, но, должно быть, чисто по собственной глупости. Более толковые наверняка уже дотопали по следам до люка и нашли мешки, которые Механик словно бы для них поднял из колодца. А сейчас спустились вниз и найдут последний. Все! Механик, конечно, читал роман «Золотой теленок» и мог бы обеими руками подписаться под исторической фразой насчет того, что графа Монте-Кристо из него не получилось и надо переквалифицироваться в управдомы. Смех, но ведь если по большому счету, Механику все эти 350 кило драгоценного антиквариата были на фиг не нужны! У него ж был полный кейс баксов — 250 тысяч без малого! Остался наверху, в сумке. Рюкзачок с инструментами и разными полезными вещами тоже там остался. Юлькино пальто, шапка, дорогие сапожки — опять же там. Зла нет! Остались Механику только «ТТ», револьвер-самоделка, кастет с шипами и лезвиями да еще граната «Ф-1». Чтоб не мучиться. А что? Самое оно! Уткнуться мордой в бетон, положить гранату к макушке, выдернуть колечко и отпустить рычажок. Через четыре секунды — никаких проблем и никаких обид. Ему башку разнесет, девок избыточным давлением достанет с гарантией. «И никто не узнает, где могилка моя…»

Но тут Механику стало очень противно. Ему не себя жалко стало и даже не Юльку. В конце концов, оба они перекати-поле. Поди-ка, отец и мать у Юльки алкаши, про нее и через год не вспомнят. А вот эту, Анютку Белкину, он пожалел. Скорее не ее самое, а Андрюху Белкина, нынешнего генерал-майора. Все-таки Механик и Стах ему были жизнью обязаны. Хоть и паршивой, в общем-то, перекошенной и покалеченной, но жизнью. И, наверно, эту свою дуреху Анну Андреевну он вовсе не для того кормил и воспитывал, чтоб ее какой-то козел от тоски душевной взорвал ни за что ни про что. Тем более если он, Белкин, этого козла с душманской сопки снял и благополучно привез до места.

Механик прикинул. Взрыв был крепкий, громкий. В принципе, должны были его и в Малинине, и в Дорошине, и даже в Лузине слышать. И скорее всего какие-нибудь менты, а то и чекисты сюда нагрянут. Могут, конечно, и полениться, но по идее должны. Все-таки второй взрыв подряд в течение двух часов. Да и стрельба на дороге была (перестрелки на озере Механик не слышал). То есть шухеру больше чем достаточно для заведения уголовного дела. Соответственно те, кто нашухерил, вряд ли здесь захотят задержаться. Не станут они дожидаться, играть в чет-нечет — приедут менты или нет. Скорее всего постараются в течение ближайшего часа отсюда слинять. А что, если попробовать…

Между тем Никита, Капитон и Сыч попритихли. Выслушивали Механика, но из трубы долетали только неясные шорохи.

— Надо идти к машинам, — прошептал Никита. — Из этой трубы ему одна дорога — сюда. Если вы тут покараулите, я сбегаю, приведу ребят, объясню, что в третьем доте никого и можно брать мешки.

— А ты не хитришь случаем? — с подозрением спросил Сыч.

— В каком смысле? — удивился Никита.

— Да в прямом! Мы тут будем Механика караулить, ревматизм наживать, а вы мешочки погрузите — и тю-тю!

— Чудак, — сказал Ветров. — Если такое будет, вы радоваться должны. Вон мешок лежит, видишь? В нем примерно пятьдесят кило. Кто его вам оставит?! Светуля не такая уж щедрая.

— Может, в нем опилки лежат, в мешке этом, — упорствовал Сыч.

— Пошли глянем! — с азартом предложил Капитон.

Подошли к мешку, развязали…

— Бли-ин! — в один голос взвыли Сыч с Капитоном. — Да тут брюлики!

Пока они рассматривали и шевелили при свете фонарика драгоценные камни, жемчужины и золотые монеты, туго наполнявшие мешковину, Никита торопливо побежал к пролому.

— Не, корефан, — сказал Сыч, бросив вслед Никите взгляд, — нас здесь точно не оставят. В тех мешках что — посуда какая-то. А здесь камушки… Их и притырить легче, и вообще…

— Сыч, — осторожно предупредил Капитон, — ты учти, у нас Светуля строгая. Если ты чего-то надумал заныкать — выруби это из башки, понял? Она шмон сделает не хуже, чем на зоне. Поймает хоть с одним камушком — плохо будет.

— Ладно… — Сыч не захотел обострять отношений. О том, что против Булки устроен заговор, он еще не забыл. Капитону так и так выпадает решка. Но сейчас, когда где-то там в трубе прячется Механик, который небось при себе еще мешок брюликов имеет, Капитоша пригодится. Пускай Булкин хахаль бежит побыстрее, докладывает. Там, у машин, их с подругой и чикнут.

РАЗГОВОРЫ ПО-БЫСТРОМУ

Кабан, Щелбан и Клизменштейн шибко нервничали и к тому же мерзли. Они уже успели убрать трупы со льда и забросить Серого с Булкиными «гвардейцами» в трейлер, где отдыхали от бурной жизни Шмыгло, Мурзила и Колян, а Саня Поп все еще не прибыл. Хотя, по правде сказать, ему еще было рано приезжать. Если бы он не стал рисковать, а поехал вокруг озера на Немецкую дорогу, то прибыл бы минут за двадцать, максимум за полчаса при самом фиговом раскладе. Все-таки Немецкую дорогу уже более-менее укатали и прочистили. Но Саня решил поспешить и дунул через малининскую, где «Чероки», не проехав и десяти метров, зарылся в сугробы.

Санина спешка объяснялась одним обстоятельством. Дежурный Лузинского РОВД, которому не понравился второй взрыв, связался по рации с патрульной машиной и велел им съездить к озеру, поглядеть, что и как. Около малининской просеки ментовские «Жигули» притормозили возле Саниного «Чероки». Вот это и были те самые «сваты», о которых шла речь. Саня ментам был хорошо известен, и разговор с ними не носил острого характера. Насчет десяти «лимонов» Саня малость покривил душой. «Сватам» районного масштаба, тем более в таких малых чинах, как эти, он отстегнул по двести долларов на рыло, а рыл было всего четверо. Плюс пришлось, конечно, написать записочку в кафе при бензоколонке — то самое, куда заезжал Маузер перед роковой для него поездкой на озеро, — чтоб стражей порядка обслужили бесплатно и по высшему разряду. Такая щедрость предусматривала, что менты обеспечат Сане три часа невмешательства и спокойной работы, хорошо отдохнут и периодически будут докладывать из кафе в райотдел о том, как они осматривают озеро, выясняя причины взрыва. Ежели Саня не успеет, то придется доплачивать. Вот он и торопился.

Но не зря говорят: поспешишь — людей насмешишь. Саня увяз, и в то время как граждане Кабан, Щелбан и Клизменштейн мерзли, не имея возможности согреться в изрешеченных пулями джипах, от Попа и его бойцов только пар шел — машину вытаскивали, надрывались.

Однако Кабану и прочим все это было по фигу, они устали прыгать вокруг разбитых джипов. «Флагманский» не заводился потому, что «противоугон», который пристроил на нем хитроумный Ежик, ни Клизменштейн, знавший кучу всяких шоферских хитростей, ни тем более остальные найти не могли. А «Чероки» самого Клизменштейна завестись не мог при всем желании — в его мотор попало несколько пуль, которые, удирая, напоследок выпустил Ежик. Что же касается трактора, то оказалось, что Механик унес ручной пускач с собой, и завести «Беларусь» тоже не сумели.

Поскольку в промерзлых машинах с разбитыми стеклами было так же холодно, как на открытом воздухе, решили было разжечь костер. Но это оказалось не так просто сделать.

Во-первых, никому не хотелось соваться в лес, где, разыскивая сушняк, можно было зацепить мину. Во-вторых, не было топора, а были только финки, которыми колоть в живот и резать по горлу удобно, а дрова рубить — нет. Наконец, на льду все больше ветрило, и удержать пламя было большой проблемой.

Троица, поняв, что может и вовсе не дождаться Серого, попробовала решить проблему проще. Сняли с машины Ежика две покрышки, содрали чехлы с сидений, полили их из канистры бензином и уложили под берег. Нарезали веток с прибрежных елок и пихнули их вместе с пробензиненными чехлами внутрь покрышек, после чего подожгли. Бензин загорелся жарко, от покрышек и чехлов пошел чад, стало чуточку теплее…

— Кайф! — возрадовался Кабан, но тут же услышал испуганный вопль Клизменштейна:

— Затаптывай! Затаптывай, блин!

Кабан и Щелбан как завороженные поглядели в ту сторону, куда показывал Клизменштейн. А потом как угорелые рванули на тропу, протоптанную между елок.

Оказалось, что горючее с политых бензином чехлов стекло на лед и загорелось вместе с костром из покрышек. Фук! — и огонь побежал по этой бензиновой дорожке к «флагманскому» «Чероки». Как раз там чехлы поливали бензином из канистры, которую оставили рядышком с бензобаком.

Клизменштейн, сделал несколько неуверенных шагов следом за стремительно бегущим пламенем, понял, что не успеет, и бросился наутек. А огонь уже пробежал свою дистанцию…

Банг! — звонко лопнула канистра, пылающий бензин расплескался под днищем «флагманского» «Чероки», через десяток секунд послышалось гораздо более громкое бам-м! — это взорвался бензобак. Огненная речка проплавила снег и лед, но не потухла и покатилась к «Чероки» Клизменштейна, лизнула покрышки, заплясала под бензобаком, и снова гулкое бам-м! эхом разнеслось по лесу. А от второго «Чероки» поток бензина хлынул в сторону трейлера — ныне колесного морга. Сперва загорелась правая лыжа, потом пламя лизнуло стеклопластиковый борт…

Кабан, Щелбан и Клизменштейн как завороженные смотрели на горящие машины. Костерчики в покрышках казались жалкими свечками по сравнению с буйством огня, которое вызвали незадачливые истопники.

Горели краска кузовов, салоны, сиденья, запаски — все. Огонь топил лед, вода, шипя, превращалась в пар…

— Да уж, наделали фейерверк! — пробормотал Щелбан. — А Булка ведь жива, припомнит… Машинки-то дорогие были.

— Вот именно! — произнес Кабан. — Как говорят — «корабли сожжены», надо срочно идти за Механиковым рыжевьем. Иначе Булка Саню перехватит, и тогда нам точно не жить.

— Может, она его уже и перехватила… — мрачно предположил Клизменштейн.

— Все равно, — упрямо сказал Кабан, — если сейчас возьмем, хоть будет какой-то козырь. Может, Сыч уцелел. Вчетвером даже против шестерых возиться можно…

— Их семеро будет, если с Булкой и Ежом, — поправил Щелбан. — Может, и москвич жив или Капитон.

— Ладно, чего хороните раньше времени? Пошли! Уже согрелись небось!

Решимость Кабана произвела впечатление. Бежать все равно было поздно, да и не на чем. И все трое дружно двинулись в горку…

Никита к тому моменту, как на льду озера взорвались баки автомобилей и заполыхал пожар, шел по старым следам, не рискуя сворачивать. Взрывы и пламя, которое он увидел через просветы между деревьями, зарево, вставшее над верхушками елей, заставили остановиться… Что стряслось? Механик не мог этого сотворить, если он действительно спрятался в трубе, у выхода из которой его поджидают Сыч с Капитоном. Значит, еще кто-то вмешался. Или, может, между своими разборка? Ух, эти бандитские дела! Ух, эта Светка!

Ветров на минуту позволил себе подумать, что, может, будет лучше, если он вернется обратно в коллектор. Ему ужас как не хотелось снова переживать на чужом пиру похмелье. Если Светка снова разругалась с Серым, хотя вроде бы перед поездкой сюда они мирились, то Серый Никиту будет однозначно считать врагом. И должно быть, какие-то верные ему люди здесь тоже есть. Маузер погиб, но есть Саня, а за Саней, надо полагать, вся лузинская группировка. Эх, махнуть бы отсюда подальше.

Вообще-то ему никто не мешал. Можно было попробовать пешочком пройти до Немецкой дороги, а оттуда по шоссе добраться до Дорошина. Там станция, наверно, есть какой-нибудь ночной поезд на Москву. Ехать недолго, к утру дома будет. Хрен с ними, со всеми здешними волками. Пусть сами себе горла перегрызают.

Тем не менее ноги несли его все по той же лыжне, все по тем же следам, которые они с Маузером протоптали. И вот он уже свернул из ложбинки, двинулся к тому месту, где начинался подъем на горку, к бывшей прожекторной площадке и доту № 3…

— Идет кто-то, — прошептал Кабан, жестом приказывая остальной братве присесть за елки. Метрах в десяти слышался скрип снега. Клизменштейн первым увидел идущего с фонариком человека и даже узнал его.

— Москвич! Мочить будем? — прошипел он.

— Не спеши, — осадил Кабан шепотом. — Сперва поговорим немного. Может, и прогуляемся с ним, пусть дорогу покажет… Кто знает, как его зовут?

— Никита, кажется, — припомнил Щелбан.

— Запомните, братки! — Кабан явно захватил лидерство. — Пока я не скажу — на него не дергаться. Насчет пожара объясняем так…

Ветров тоже заметил какие-то шевеления за елочками. Он погасил фонарь и присел за дерево. Пистолет приятно похолодил руку…

— Никита! — позвал Кабан. — Не бойся, мы свои!

— На свет выйдите, — попросил Никита, вновь зажигая фонарь.

Кабан вышел в световой кружок не без опаски, пальцем показав Клизменштейну, чтоб взял на прицел фонарь. Но Никита узнал охранника и убрал пушку, а затем вышел из-за кустов и приблизился к Кабану.

— Что случилось? — спросил Никита, указывая на огонь.

— Разборка вышла… — извиняющимся тоном произнес Кабан. — Серый против Булки возбух, не пойму из-за чего. Должно быть, долю не поделили… В общем, Серый накрылся, а у нас теперь ехать не на чем. Светка поехала на «Буране» с Ежиком. Саню вызывать.

— Ни фига себе… — вздохнул Никита, но, как ни удивительно, всему поверил.

— A у вас-то как? — заботливо спросил Кабан. — Где Маузер? Сыч?

— Маузер подорвался. Взрыв слышали?

— Мать честная… Насмерть?

— На куски разнесло. А Сыч и Капитон Механика караулят. Он в трубе сидит. Прячется.

— А это, из-за чего приехали? Нашлось?

— Нашлось. Четыре мешка наверху, в доте, а один тут, в коллекторе, под землей… Я вообще-то к Светке шел, доложить, что все нашлось.

— Так она, наверно, вот-вот приедет! — расплылся в улыбке Кабан. — Проводи наверх, заберем барахлишко, стащим не спеша, а потом сразу погрузим. Светка только спасибо скажет, возиться-то меньше!

Никита согласился, никакого подвоха он не почувствовал…

На самом деле Светка и Ежик находились вовсе не на пути к Сане и даже не на обратном пути, а совсем в другом месте.

Несмотря на все Ежиковы страхи по поводу мин, Булочка лихо и вполне благополучно въехала на вершину острова-холма. Естественно, от бывшей дороги, по которой немцы возили на остров разные грузы, за 55 лет ни шиша не осталось, кроме неглубокой выемки, заросшей лесом. Тем не менее «Буран» успешно протиснулся между деревьями и проехал между бывшими дотами № 1 и № 5, которые выглядели как вполне естественные бугры, заросшие кустами и елочками. Конечно, никаких следов от ворот, вышек и каких-либо иных сооружений не просматривалось. Может быть, летом и удалось бы разглядеть что-нибудь эдакое, но сейчас, когда все было заметено снегом, даже остатки земляного вала казались всего лишь следствием каких-то естественных процессов. Тем более что эти пять с половиной десятилетий их очень сильно сгладили. И вал, и то пространство, что находилось внутри его, заросли точно таким же лесом, что рос по склонам острова-холма, только, может быть, менее густым и более молодым. Если долго присматриваться, то, может быть, и можно было углядеть среди деревьев какие-то бугры и бугорочки, оставшиеся с того дня, когда немцы подорвали большую часть подземных сооружений и пытались заминировать эту территорию, но им помешал Юрка Белкин. Тогда в этих местах — если верить описаниям из повести — все было разворочено и раскурочено, пожар полыхал. Сейчас — тишь да гладь, елки со снежными шапками да голые кустики. И еще снег, по которому метался луч фары снегохода.

И вдруг снизу, от озера, донеслось и гулко раскатилось: Банг! Бамм! Бамм! После чего над верхушками деревьев засветилось зарево от полыхавших на льду машин. Светка от неожиданности резко дернула руль и, чудом не врезавшись в довольно толстую сосенку, на хорошей скорости вкатилась в здоровенный сугроб.

Тут произошло и вовсе странное: вместо того чтоб просто зарыться в снег, «Буран» прорвал наст и, прежде чем Светка и Ежик успели что-то сообразить, внес своих седоков в темное подземелье. Обледенелое, увешанное здоровенными сосульками, оно напоминало карстовую пещеру, хотя, конечно, сразу было видно, что это не пещера, а бетонированное сооружение.

Снегоход съехал вполне благополучно по пологой горке, скорее всего состоявшей из обросших землей бетонных обломков, поверх которых был наметен солидный слой снега, пропитавшегося водой, просочившейся вниз во время оттепелей, а после снова схваченного морозом. При этом он проехал мимо обледенелого и потрескавшегося, но все еще поддерживающего какую-то плиту бетонного столба и сумел не врезаться в стену.

— Уф-ф! — пробормотала Светка. — Во дела!

— П-повезло… — неверным языком произнес Ежик. Хотя это положение — «повезло» — нуждалось в серьезном доказательстве.

Светка тряхнула головой, чтобы избавиться от испуга и растерянности, а потом наморщила лоб и стала вспоминать, что было на этот счет написано у Белкина.

Именно здесь когда-то располагался лифтовый зал, в который выходили четыре коридора из пяти дотов-бункеров (Светка даже помнила, что у первого и пятого бункеров был общий выход). Сейчас зал был почти полностью завален обрушившимися бетонными плитами и землей. За столбом плиты держались на ржавой арматуре, наклонившись под 40 градусов к земле и упираясь в нее обломанными и искрошившимися краями. Местами через разломы просыпался грунт, за многие годы крепко слежавшийся и даже окаменевший. Свободной осталась лишь небольшая площадка перед стальной дверью со штурвальчиком, ведущей в бункер № 3. То, что именно в этот, а ни в какой другой, можно было прочитать на самой двери. Надпись, конечно, здорово пооблупилась, но разобрать: «Bunker № 3» — оказалось вполне по силам.

Дыра, через которую Светка и Ежик приехали в подземелье, представляла собой метровой ширины и полутораметровой высоты провал, должно быть, тот самый, через который 55 лет назад вылезал после взрыва Юрка Белкин. В него за зиму намело кучу снега и практически заровняло, так что на фото, сделанных с вертолета, разглядеть его было совершенно невозможно.

— Надо вылезать отсюда поскорее! — опасливо поглядывая на здоровенные, заполненные льдом трещины в железобетонных перекрытиях, сказал Ежик. — Тут чихнешь, блин, и все завалится… Раздавит, на хрен, в лепешку.

— Ничего, — с преувеличенным оптимизмом произнесла Светка. — С сорок третьего года продержалось и сейчас не упадет. Давай попробуем дверь открыть…

— На фига? — Ежик, если честно, не знал толком даже того, с чего госпожа Булочка, вместо того чтоб удирать поскорее с озера, где расклад явно не в ее пользу, помчалась на остров, рискуя подорваться. И уж тем более на кой хрен соваться в эти катакомбы?

— Если мы через эту дверь пройдем, сможем добраться до третьего дота. Туда, куда Механик залез.

Ежику только этого не хватало. Соваться в темень, где тебя не только обвал подстерегает, но и пуля с ножиком, — удовольствие маленькое.

— Ты посмотри, — сказал Ежик, указывая на трещины, — тут все на соплях висит. Начнем дверь дергать — столб может хряпнуть, а те плиты, которые сейчас наискосок стоят, так на нас и лягут.

— Ничего, — решительно слезая с «Бурана», упрямо сказала Булочка. Она потушила фару снегохода, зажгла фонарик и пошла к стальной двери. Ежик, чтоб не показаться самому себе трусливой бабой, двинулся следом.

Штурвальчик, когда Светка за него взялась, конечно, не провернулся, но когда Ежик, повесив автомат за спину, решил помочь и не очень сильно дернул за проржавелую железяку, то послышался мерзковатый скрежет, и дверь подалась. Дружно потянули — она открылась. Штурвальчик, оказывается, был не завинчен.

Из черноты открывшегося потянуло стоялым, гниловатым воздухом.

— Ну и местечко! — вздохнул Ежик, когда фонарь осветил коридор. Справа и слева просматривались пустые дверные проемы, заледенелые бетонные стены. Впереди следующая стальная дверь была открыта настежь.

— Идем, не дрейфь! — бодро произнесла Булочка, перешагивая через порог. — Видишь, и дальше ворота открыты…

Ежик двинулся за ней. Они уже подходили к порогу второй двери, когда сзади послышалось гулкое «бумм!», а затем еще и что-то вроде громкого лязгающего щелчка. Это вроде бы сама по себе, то ли от порыва ветра, то ли просто под действием собственной тяжести, захлопнулась первая дверь. Причем не просто захлопнулась. Когда заволновавшийся Ежик вернулся к двери и попробовал ее толкнуть, оказалось, что она не открывается…

Никита в сопровождении Кабана, Щелбана и Клизменштейна довольно быстро добрался до бывшей прожекторной площадки. Тут ничего не изменилось, кадка с фальшивым кустом стояла в стороне, а люк оставался открытым. Никаких следов, указывающих на то, что Механик и его спутница вылезли из дота, не просматривалось. Отличить их было легко: Сыч и Капитон оставили следы от валенок, как и Никита, а у Маузера были ботинки 45-го размера. Механик же имел на шесть размеров меньше, не говоря уже о Юльке, чьи каблучки, на которых она сюда притопала, и вовсе ни с чем нельзя было перепутать.

— Ну что, лезем? — спросил Кабан. — Рискнешь первым, москвич?

— Запросто! — Никита, правда, чуть-чуть сомневался, но все-таки был убежден, что Механика тут нет. И довольно уверенно стал спускаться в люк по скобам. Через пару минут находившиеся наверху услышали:

— Нормально! Нет тут никого, спускайтесь…

Первым спустился Кабан, потом Клизменштейн, Щелбана оставили на стреме.

— Вот они, мешки! — сказал Никита, наводя фонарь. — Эти, по-моему, побольше того, что внизу.

— Да-а, — Кабан попробовал поднять один из мешков. — Пуп надорвешь, пожалуй!

— А это что? — Клизменштейн поднял с пола клетчатую Юлькину сумку и открыл «молнию». Никита посветил, Кабан вытащил из сумки кейс.

— «Дипломат», смотри-ка! И на код не заперт… — Кабан подставил колено и открыл кейс.

— Баксы! — восхитился Клизменштейн.

— Ладно, покамест делить не будем, — решил Кабан. — Надо все вытащить наверх, а там видно будет.

— Между прочим, можно вот эту штуку использовать, — заметил Никита, осмотрев подъемник, стоявший над люком, ведущим в дренажные трубы. — Его сложить можно и поставить там, на площадке, а лебедку здесь крутить. Продеть крючок и без надрыва вытянуть. Наверху двое примут.

— Толково! — похвалил Кабан. Он быстро разобрался в конструкции, сложил подъемник и стал подниматься по скобам. Затем, когда он вновь расставил подъемник, но уже над верхним люком, Клизменштейн, отмотав с лебедки веревку, подцепил на крюк первый мешок. Никита начал крутить ручку, мешок плавно поехал вверх, его подхватили Кабан и Щелбан, оттащили от люка, уложили на снег и отцепили от крюка. Крюк снова спустили вниз, Клизменштейн подцепил второй мешок, Никита вновь взялся за лебедку. В общем, работа пошла.

Когда они поднимали уже четвертый мешок, снизу, от озера, послышался шум мотора.

— Никак, Саня подъехал… — озабоченно пробормотал Кабан.

— Ну, теперь держись! — тихо, чтоб Никита внизу не услышал, пробормотал Щелбан. — Если Булка до него успела доехать — нам хана…

— Не боись, еще не вечер.

— Ага, — хмыкнул Щелбан, — но утро вот-вот наступит.

Действительно, к тому месту, где уже догорали оба джипа и стоял покоробившийся остов трейлера с обугленными скелетами шести человек, источавших освенцимские ароматы, подкатил целехонький, хотя и здорово утомившийся проездом через снега малининской просеки «Чероки» Сани Попа.

— Е-мое-е! — выдохнул Саня, увидев сгоревшие джипы. — Еще делов наделали! Мне точно с ментами не расплатиться.

— Слышь, Поп, — опасливо произнес один из лузинских братков, — а не давануть ли нам на газ? Эти Булка с Серым и Шмыгло с Маузером на весь район шухер навели. «Ниссан», «шестерку» с «копейкой», в которых дырок наверчено, мы отогнали к себе, жмуров по сугробам распихали — ладно. Теперь что, еще одну Прохоровку зачищать? Ради твоего другана старого?! Все это — не наше дело. Это их дела. Пусть сами развязываются.

— Если Булка и вправду Серого почикала — я ее урою, падлой буду! — сказал Саня непреклонно, и браток мигом стих. — Остаешься при машине, а мы на остров, разбираться…

Прежде чем соваться в елки, Саня с тремя коллегами заглянул в машины, в трактор, поглядел на то, что лежало в прицепе.

— Вот он, Серый! — вздохнул Поп, увидев закопченную браслетку с выгравированной фамилией и группой крови. — Да… И черепок насквозь! Ну, сучонка! Попадись ты мне!

Он первым двинулся по натоптанной тропинке. До развилки дошли быстро.

— Куда теперь?

— Я с Джоном наверх, а Лука с Винтом — прямо. Смотрите со следов не соскакивайте, тут мин до фига…

Сыч и Капитон после ухода Никиты стали замерзать.

— Надо было мне идти, — проворчал Капитон, — этот сопляк московский увяз где-нибудь.

— А чего мы тут вообще сидим? Ждем, пока про нас вспомнят? — буркнул Сыч. — Или Механика высиживаем? Тебе он нужен? Мне нет. А мешок — вот он. Дыру, через которую москвич вылез, я запомнил. Берем, выносим — и нет проблем.

Капитон подумал-подумал, посомневался и решил, что жизнь дается человеку один раз, а потому прожить ее надо без ишиаса и радикулита. Здесь, в трубе коллектора, их можно было заработать очень быстро.

— Хрен с тобой! — кивнул он. — Беремся!

Они подхватили мешок и поволокли его по коллектору к пролому, через который двадцать минут назад вылез Никита. Сыч выбрался первым, Капитон, поднапрягшись, поднял мешок, Сыч наверху подхватил, и общими усилиями они выдернули эти полста килограммов из дыры. Затем взялись за горловину мешка и не спеша потащили его по Никитиным следам.

Механик, после того как Сыч с Капитоном протащили мешок мимо устья трубы, в которой он прятался, подобрался вплотную к коллектору и, выставив «полглаза», наблюдал за тем, как они выбираются из пролома. Убедившись, что братки на поверхности, перебрался в коллектор и свистнул в трубу:

— Вылезайте поживее!

Аня и Юлька проползали минут десять и вылезли еле-еле. Механик уже особо не волновался насчет того, что сокровища увезут и все его труды пропадут даром. Наоборот, ему хотелось, чтоб эти козлы побыстрее забрали все и отвалили. Он еще наживет себе, если надо. Сейчас его заботило одно: чтоб девки остались целы. Особенно Анютка. Юлька — это его, ему в случае чего и оплакивать, а вот перед Андрюхой Белкиным даже чисто мысленно и заочно ответ держать не хотелось.

— Вот что, девушки, — сказал он сурово. — Выход отсюда есть, но там, наверху, может быть, очень опасно. Поэтому первым пойду я, а вы следом, на дистанции двадцать метров. Уловили? Тут банда ходит, большая, с автоматами. Пока они отсюда не свалят, нам на озеро лучше не выходить. А на глаза им вовсе попадаться не стоит. Так что не базарить и не пищать. Пока посидите около дыры, а после я вам вот так каркну.

И Механик очень похоже изобразил крик вороны.

Подошли к дыре втроем.

— Откопали, значит, — сонно пробормотала Анюта. — А я только слезла в нее, и — бух! — ее завалило…

— Смотрите не засыпайте, если долго ждать придется! Щиплите, кусайте друг дружку, но не задремлите ради Бога! Иначе не проснетесь, замерзнете намертво. Ясно?!

— Ладно, — кивнула Юлька. — Мы ж не глупые…

В это самое время на бывшую прожекторную площадку подняли клетчатую сумку с «дипломатом» и остатками будильников, Механиков рюкзачок с железяками, Юлькины шикарные сапоги и куртку.

— На фиг вам они? — произнес Никита с неприязнью.

— Как зачем? — в свою очередь удивился Клизменштейн. — Это ж новье! Не ношенное почти. Сапожки — новая тыща, если не больше. Куртка — шестьсот минимум, а то и на девятьсот потянет. Лишние они, что ли?

— Понятно… А что, Клизменштейн — это твоя настоящая фамилия?

— Не-а, — братан тонкого юмора не понял. — Это кликуха такая. Со двора еще. Я после восьмого в медучилище поступил, на медбрата учиться. Рассказал сдуру пацанам во дворе, как на практике клизмы ставить учили. Ну а там был один чувак, прикалываться любил на немецком: «Ванья, вифиль хойте клизмен штеен?» Или как-то в этом духе, я уж забыл, как правильно. Так и оно и прилипло: Клизменштейн да Клизменштейн. Иногда просто Клизмой зовут, для краткости. Раньше обижался, а теперь по фигу.

— Училище-то кончил?

— Выгнали… — Клизменштейн стал подниматься по скобам, а Кабан со Щелбаном в это время тихо обсуждали Никитину судьбу.

— Надо его было там и оставить, — тихо прошипел Щелбан. — На фига он нам теперь?

— А мешки таскать? В них по семьдесят кило, а то и больше. Какая разница, когда и где?

Снизу послышался скрип снега и невнятные голоса.

— Ложись! — Кабан первым залег в сугроб.

— Да это Санька Поп… — угадал Щелбан.

— Заляг, говорю, еще неизвестно, что да как.

Клизменштейн выполз из люка и тут же пристроился с автоматом за кустиком. Никита тоже выбрался наверх и постарался замаскироваться.

Саня и его подручный по кличке Джон поднялись к люку довольно быстро. Кабан их сразу узнал и заторопился навстречу. Поп был явно встревожен и даже вид четырех мешков его не успокоил. Поэтому первый вопрос он задал сердито и с пылу с жару:

— Что у вас за бардак?

— Поговорить надо… — вполголоса сказал Сане Кабан. — Тет-на-тет. Пусть мужики мешки вниз снесут, а мы здесь покараулим…

— Ладно, — холодным голосом произнес Саня. — Может быть, это и правильно.

Джон со Щелбаном ухватили за углы один мешок, Никита с Клизменштейном — другой и поволокли вниз по тропе.

— Так с чего вы там завелись, япона мать? — спросил Саня у Кабана.

— Не знаю, — очень убедительно произнес тот. — Светка базарила с Серым, а потом — шарах его в лобешник! Навылет, мозги по льду размазала. Потом двое мужиков, из тех, что еще при Петровиче ее обслуживали, начали шмалять в нас. Мы — в них. Короче, их завалили, а Светка с Ежиком на «Буране» удрали. Машины пожгла. Они у нее застрахованы, много не потеряет.

— Ладно. А что московский этот, знает?

— Нет, конечно.

— Еще кто-то из ненадежных здесь есть?

— Капитон. Но он тоже пока не в курсе.

— Хреново все это. Если Светуля до хлебозавода доберется и основную кодлу подымет — придется из этой области валить, пока не поздно. Она этот закидон не простит.

— Ну и что? Рыжевье-то у нас! Видишь, какие мешочки! Разве не греют душу?

— Греют, греют… Только, братан, проблем от них будет слишком много.

Рация Сани хрюкнула и доложила:

— Поп, слышишь нас? Это Лука. Мы тут Капитошу с Сычом встретили. Они мешочек несут…

— Понял. Пусть дальше несут и грузят в джип. А вы по-быстрому сюда, наверх чапайте. Поможете вещички таранить. Жду. Да! И еще передайте Капитону, чтоб он, когда груз донесет, поднимался наверх с москвичом. А то у нас на все рук не хватит.

— Сделаем.

Кабан ухмыльнулся и спросил:

— Насчет Капитона с москвичом это по поводу сумки?

— Это по поводу… — Саня нежно провел ребром ладони по горлу.

Механик был вне себя от ярости, когда навстречу Сычу и Капитону вышли еще двое. Ему уже удалось подкрасться к похитителям мешка почти на десять метров, и при свете луны их спины так и просились на мушку «ТТ» с глушаком. Положил бы без проблем, пикнуть не успели бы. Хоть один бы мешок вернул. Как раз тот, в каком было всякое мелкое, но удобное: монеты, камушки, колечки, жемчужинки. И вещички неприметные, и цену имеют. С блюдами, кубками, кумганами и прочей посудой возни много. Громоздкие, тяжелые да и приглядистые. Залететь можно только так. А колечко — поди докажи, что его бабуля в наследство не оставила. Гораздо проще.

Но тут вышли эти двое. С автоматами, с рацией. Внаглую, будто ни ментов, ни каких иных государственных сил уже не водится. И что особенно противно — встали так, что если Механик пальнет в спину первой паре, то его точку мигом засекут. Стеганут пару очередей по елочке, за которой залег Механик, — и срежут под самый корешок. И елочку, и Механика. Защиты за ней никакой, одна маскировка.

Разговор по рации Механик слышал. Немного отлегло от сердца, когда те двое, что вышли навстречу носильщикам, помахали им ручкой и побежали обратно. Если б пошли вперед, разминувшись с теми, кто волок мешок, нарвались на него. У них мешка нет, оружие на изготовку — худо пришлось бы. Одного, может, и завалил бы, но второго — уже навряд ли. Опять же эти носильщики подбежали бы. А у них тоже автоматы. Сделали бы из Механика сито-решето, а потом и за девок принялись, которые в двадцати метрах за Механиком ползут. Этих, может, сразу и не застрелили бы, но жизнь устроили веселую…

Те, что вышли навстречу, скрылись из виду, носильщики пошли вперед, Механик, стараясь не шуршать громче, чем они со своим мешком, перескочил за следующую елочку. Юлька с Анютой перебежали на его место…

Щелбан с Джоном и Никита с Клизменштейном порядочно упрели, пока дотащили с горки тяжеленные мешки и погрузили в джип. Шофер, услышав жалобный писк рессор, заныл:

— Пацаны, если там еще такие — абзац! Пешком пойдете. Не пройдет «Чероки» по просеке… Сколько всего-то?

— Еще три, — сообщил Никита, отдуваясь, — два таких же, а один поменьше.

— Да вы чего? Самосвал нашли, что ли?

— Разбирайся с Саней, наше дело — дотащить, — проворчал Щелбан. — На эту горку гребаную я больше не пойду. Одни горбатятся, а другие, блин, рессорки щупают!

— Без этих рессорок вы хрен уедете! — обозлился водила.

Никита, переведя дух, беспокойно огляделся. Насчет сгоревших машин, стоявших посреди вытопленных пожаром и уже затянувшихся льдом луж, он был в курсе. Насчет того, что Серый какую-то бучу устроил, — помнил. Но все-таки кое-какие сомнения начали грызть и терзать душу. Ему вроде бы объяснили, что Светка с Ежиком поехали за Саней на «Буране». Санин джип стоял здесь, но «Бурана» не было. И Светки с Ежиком тоже. Куда ж они подевались?

— А где хозяйка? — спросил он самым невинным тоном. Хотя и держал при этом взведенный пистолет в кармане.

— Какая хозяйка? — удивился шофер. — Она ж удрала…

Щелбан в отличие от водилы быстро сообразил, что москвича пора мочить.

— Понимаешь, братан… — начал он, тихонько приближаясь к Никите и пытаясь своим ленивым голосом усыпить его бдительность. — Тут такое дело, сразу не объяснишь, в натуре…

Щелбан, конечно, не очень знал, как отнесутся к его инициативе Кабан и особенно Саня. Но они были далеко. А вот реакцию водилы и Джона надо было угадать, поскольку они, толком не зная всех здешних хитросплетений, могли чего-нибудь не понять или понять не так. Например, подумать, что Щелбан жаждет покосить всех присутствующих, хапнуть 150 кило презренного, но очень ценного металла и сделать ноги на здешнем «Чероки». Клизменштейн, конечно, был в курсе, но он стоял слишком близко от Никиты. Поэтому строчить из автомата было попросту стремно. Завалишь москвича, но и Клизме достанется. А Джон, который стоит со спины, врубит очередь Щелбану, да и водила, у которого за ремнем «стечкин», в стороне стоять не будет. История их оправдает, а Щелбан и объяснить ничего не успеет. Именно поэтому Щелбан приближался к Никите, повесив автомат за спину, стволом вниз, а в рукаве держа, до поры до времени, надежную и провереную «выкидуху». Тонкую, отточенную как бритва. Только еще не очень решил, как ее применить: то ли вогнать ее Никите под ребра, то ли полоснуть по шее…

Механик увидел, как те двое, что тащили мешок, остановились у развилки — там начиналась хорошо протоптанная тропка в гору. Там, наверху, слышались голоса. Те, что встретились с «носильщиками», налегке поднимались по тропке и уже отошли достаточно далеко. С озера, кроме урчания мотора «Чероки», доносились неясные разговоры.

«Если не сейчас, то уже никогда! — прикинул Механик, наводя „ТТ“ с глушителем на освещенную луной спину Сыча. — Дальше елки реже стоят, глушак не поможет — услышат».

— Перекурим! — сказал Капитон Сычу. — На хрен спешить? Все равно Лука с Винтом еще не скоро обратно пойдут.

— Да уж дошли почти, — проворчал Сыч. — Донесем до места — отдохнем.

— Это ты отдохнешь, а мне с москвичом еще наверх переть за сумкой какой-то… — Капитон прикурил сигарету.

Дут! — долетело откуда-то сзади.

— И! — Сыч, тоже было сунувший руку в карман за куревом, издал какой-то непонятный горловой звук, а затем сделал попытку повернуться, но почему-то завалился на бок. Капитон не успел еще ничего понять, когда его крепко тюкнуло в лоб и бросило спиной на снег. Пару раз его валенки судорожно дернулись — и замерли. Второго «дут!» он даже не услышал.

Механик выждал секунд десять, не больше. Он молча махнул рукой девчонкам — мол, догоняйте! — а затем сорвался с места и, проскочив десяток метров по утоптанной тропинке, оказался около убитых. Первым делом сдернул с мертвецов автоматы, повесил себе на шею, потом проворно оттащил с тропки Сыча, следом — Капитона. Быстро набросал несколько горстей снега на темные пятна крови.

В это время подбежали Юлька и Анюта. Они, похоже, даже не разглядели, что тут натворил Механик, потому что увидели только мешок, оставшийся на тропе.

— Быстро волоките его за елки! — Механик указал девкам на мешок. — Вон туда! И сидите там тихо!

На льду, около целого «Чероки» и сгоревших джипов, хлопки выстрелов почти не расслышали, а вот короткий вскрик в промежутке между ними внимание привлек.

— Что это? — забеспокоился Джон. — Кто шумнул?

Щелбан, который уже прикинул, что удобнее будет полоснуть Никиту ножом по шее, потому что под ватной курткой у москвича может быть броник, услышав тревожный голос Джона, повернулся лицом к острову. Но при этом Никита краем глаза разглядел, что Щелбан держит пальцы как-то странно, будто придерживает что-то в рукаве. Конкретно неясно что, но, должно быть, такое, чего Никите видеть нельзя…

Лука и Винт были уже на горке, когда туда долетел крик Сыча.

— Капитону передали, чтоб поднялся сюда с москвичом? — спросил Саня.

— Передали. Они там с Сычом надрываются — мешок волокут.

— Сейчас и вы помаетесь. Забирайте вон тот — и вниз!

— Е-мое! В нем сто кило небось!

— Ничего, дотащите! Волоком хотя бы, если шибко хилые…

— Кто-то орал внизу, не слыхали? — спросил Кабан, когда Лука и Винт уже ухватывались за мешок.

— Слышали, — отмахнулся Винт, — по-моему, Капитон Сычу на ногу наступил.

— Осторожнее там, — напутствовал Саня, когда Лука с Винтом стали спускаться по тропке.

— Не боись, не рассыплем! — хмыкнул Лука.

Когда они скрылись за ближними от люка елками, Кабан присел на мешок.

— Всегда мечтал на золоте посидеть! — хмыкнул он.

— Слезь, помнешь чего-нибудь! — буркнул Саня, и тут снизу, из люка, отчетливо донесся металлический лязг и звон.

— Слыхал? — вполголоса спросил Кабан. Саня молча кивнул и навел автомат на люк…

Ежик еще раз безуспешно двинул прикладом по штурвальчику двери.

— Оставь! — проворчала Светка. — Надо искать лом какой-нибудь или монтировку хотя бы. Пошли пошуруем по комнатам.

Они находились в коротком коридорчике-тамбуре, ведущем из склада боеприпасов в дот № 3. Перед тем прошли весь бункер по коридору, миновав четыре открытые бронированные двери. Пятая, выводящая непосредственно в дот, откуда, как помнила Светка, можно было вылезти на прожекторную площадку, оказалась закрытой. На языке у нее уже вертелось: «Мышеловка!» Другая дверь, самая первая из шести, та, через которую они вошли в бункер, тоже не открывалась и открыться не могла, даже если б удалось провернуть штурвальчик. От сотрясения, когда дверь захлопнулась, рассыпались в ржавую пыль какие-то заслонки, удерживавшие в бетонной притолоке толстые, закаленные стопоры. Когда-то эти стопоры, должно быть, можно было убрать нажатием кнопки на каком-нибудь пульте, но теперь, когда электросети в бункере не было, вся эта механика не работала. Ни срубить, ни перепилить их возможности не было.

На последней двери, ведущей в дот, стопоров не было, и потому был шанс открутить штурвальчик.

— Ты по левой стороне, я — по правой, — объявила Светка. — Ищем!

Механик уже слышал шаги и кряхтение тех, кто волок вниз очередной мешок. Он лихорадочно соображал, надо ли их пропустить или замочить. Наконец решил пропустить. Два мешка им не упереть. Тем более что неизвестно, удастся ли трактор завести и оставят ли ему этот трактор… А повалить сразу обоих удастся только из автомата, то есть с шумом и громом. Под глушак эти двое могут и не подставиться, два раза так не везет, как с теми, которые сейчас неподалеку от Механика под елочкой лежат. Ну а коли шумно, так набегут и с озера, и с горки, прополосуют очередями елки — и хана. На себя наплевать, а девок жалко. Пусть тащат. Теперь лишь бы девки не пискнули.

Затаился, дождался… Вот они, волокут мешок. Один из тех, 75-килограммовых. Пыхтят, матюгаются, сами себя только и слышат… Ну вот и прошли мимо, ничего не заметив. Прямо по тому месту, где несколько минут назад лежали трупы. Натоптано было порядочно, разбираться еще в этих следах, делать им больше нечего. Надо его, Механиково, золотишко тащить. Ладно, подавитесь, суки!

У машин напряглись, когда услышали шорох снега и шелест раздвигаемых веток на тропе. Даже автоматы нацелили.

— Да это мы! — гаркнул Лука. — Не дергайтесь! Свои!

Стволы опустились. Лука с Винтом затащили свой мешок в джип.

— А где Капитон с Сычом? — удивился Лука. — Не приходили, что ли?

— Нет, — ответил Щелбан удивленно. — Не было их тут.

— Ну и сачки, япона мать! — сплюнул Винт. — У них мешок совсем легкий, а они его еще не доперли.

— Там кричал кто-то, между прочим, — заметил Никита.

— Точно?

— Конечно! — подтвердил Джон. — Коротко, но громко. И даже хлопало, по-моему, что-то.

— Слышь, москвич! — объявил Винг. — Вас с Капитоном Саня наверх приглашал. Раз Капитона нет, иди один. Там всего один мешок остался и сумка какая-то со шмотками. Донесете втроем. А мы пойдем этих козлов искать… Небось втихаря перекуривают где-то.

— Давай я с москвичом пойду? — предложил Щелбан. Ему было ясно, что Капитона и Никиту приглашали на горку для тихой и не вызывающей лишних пересудов замочки. А у Щелбана отчего-то рука зудела зарезать этого московского. Он очень надеялся, что Саня и Кабан дадут ему возможность отличиться. Любил он это дело, ножом пырять и полосовать. Удовольствие получал.

— Иди, если охота, чтоб припахали! — хмыкнул Винт.

— А я работы не боюсь! — ухмыльнулся Щелбан.

На берег вошли вчетвером и той же группой дошли до развилки тропок. Никита и Щелбан стали подниматься на горку, а Лука с Винтом двинулись дальше, в сторону траншеи коллектора…

Саня Поп и Кабан сидели с автоматами над люком и ждали, напряженно вслушиваясь в тишину.

— По-моему, перестали стучать, а? — сказал Саня.

— Вроде бы. Одно не пойму, кто туда пролезть мог?

— Механик, конечно. Больше некому. Разве что Булка?

— Ну, это навряд ли. Булка с Ежом даванули на Немецкую дорогу. Небось надеялась, что доедет до тебя и по-быстрому на нас натравит. Не хрен бабам в таких делах мужиками командовать!

— Правильно, — согласился Саня. — Я и то капитально удивился на Серого, что он, бедняга, пять месяцев терпел. Понимаю, если б он ее еще трахал от души или имел надежду ее миллионы заполучить. А она гоняла его, как пацана, и спала со всеми, окромя него. Подстилку балясинскую подложила, чтоб та на него ей стучала. Он мне душу открывал, я знаю…

— По-моему, опять стучат… — перебил Попа Кабан.

— Точно-точно… Похоже, будто с отчаянья.

— Понял я, откуда долдонят! — осенило Кабана. — Там, внизу, стальная дверь есть. Похоже, изнутри кто-то ломится.

— Из дота?

— Нет, тогда б звончей грюкало. Наоборот, в дот из двери кто-то ломится.

— Глянем? Если уверен, что в самом доте пусто…

— Чего глядеть, все обшарили…

— А вдруг Механик еще кое-что заныкал? Может, у него еще баксы были?

Тут на площадку поднялись Никита и Щелбан.

— А где Капитон? — спросил Саня.

— Фиг его знает, пропал куда-то, — ответил Щелбан.

— Ну, раз пропал, значит, потащишь мешок с Никитой на пару. А мы тут проверим кое-что, заберем сумочку и догоним. Обратно не возвращайтесь.

Щелбан понял, что заместо работенки перышком ему придется еще один мешок перетащить, и заскучал. Конечно, можно было попробовать припороть москвича и без санкции, но тогда придется одному мешок тащить… Опять же у Сани насчет него свои планы могут быть, скажем, если со Светкой придется торговаться, Никита этот может быть живьем полезен. Поэтому лучше не торопиться. Паханам виднее…

Когда Никита и Щелбан поволокли последний мешок вниз, Саня сказал Кабану, продолжая прерванный разговор:

— Как я понял, корефан, ты не уверен, что внизу пусто?

— Почему? Уверен.

— Ну, тогда полезай.

Кабан понял, что, назвавшись груздем, надо лезть в кузов. То есть в дот, где опять начали стучать по стальной двери. Не без холодка в душе он встал на скобы. Даже подозрение возникло: а не захочет ли Саня исключить из дележки и его с Сычом, Щелбаном и Клизменштейном? Ведь на пятерых побольше получится, чем на девятерых?

Но внизу никого не было. Стук действительно доносился с той стороны ржавой бронедвери.

— Никого, Сань! — поднявшись на лесенку, сообщил Кабан.

Саня быстро спустился вниз и подошел к двери.

— Механик! — заорал он. — Ерема, блин!

Стук не прекратился и даже не изменился. Похоже, там, за дверью, ни фига не слышали. Саня попробовал крутануть штурвальчик, но только руки в ржавчине извозил.

— Подрычажить надо, — посоветовал Кабан, — только вот чем, не знаю…

— А я знаю! — сообразил Саня и, быстро поднявшись по скобам, выдернул одну из четырех стальных ножек раскладного подъемника. — Не хуже монтировки!

Он просунул железяку через штурвальчик, резко дернул… С первого раза ничего не получилось.

— Подмогни! — скомандовал он Кабану. Тот тоже уцепился двумя руками за железную палку.

— И-и — раз! — рявкнул Саня. Послышался ржавый скрежет, и штурвальчик сдвинулся против часовой стрелки. — И-и — два!

— Провернулся, падла! — вскричал Кабан.

— Спокуха! — Саня чуточку качнул уже открывшуюся дверь. — Автомат возьми! Открываю!

— Саня! — обрадованно заорал из-за двери знакомый голос. — Это я, Ежик!

— Отзынь! — тихо шепнул Кабану Саня. — Не маячь пока… Бери сумку с кейсом и топай вниз. Я либо здесь разберусь, либо приведу их к машине.

Кабан вспомнил, что пальбу, в итоге которой были убиты два Светкиных «гвардейца», начал все-таки он, а потому, увидев его персону, Булка и Ежик с ходу начнут стрелять. Он послушно отступил в глубь дота, а затем быстро взобрался вверх по скобам.

Саня открыл дверь и осветил фонариком счастливо улыбающегося Ежика.

— Здорово, корешок! — Саня изобразил приветливую улыбку. — Ты никак сам себя на кичу оформил? Броня крепка — тут он постучал своей «монтировкой» по толстенной двери, — не выломать ни фига! Один паришься?

— Светка тоже здесь, — сообщил Ежик с удовольствием. — Ты ничего не знаешь?

— В смысле? — прикинулся шлангом Саня.

— Разборка получилась… Кабан ни с того ни с сего по своим шмалять начал, Булка Серого грохнула в упор…

— Ладно, — перебил Саня, — ты лучше хозяйку мне покажи, она толковей твоего расскажет.

— Она где-то там… — Ежик неопределенно махнул рукой в сторону лесенки и железной двери, выводящей из бывшего склада боепитания в коридор.

Механик пропустил Никиту и Щелбана, которые тащили очередной мешок. Лука и Винт в это время копошились в лощинке, бывшей траншее коллектора, довольно далеко от того места, где прятались Юлька и Анюта. Механик не мог понять, чего они там ищут и по какой логике. Казалось бы, надо было шуровать там, где следы, а не ворочаться по целине, рискуя нарваться на мину. Он не догадывался, что этим ребятам взбрело в голову, будто Сыч и Капитон нашли еще один мешок и решили его заныкать. В результате они дошли аж до самого пролома, слазили в коллектор пробежались по нему метров двадцать, но потом испугались, что их тут забудут, и стали возвращаться обратно.

Пользуясь тем, что поблизости никого не было, Механик решил поглядеть, что творится на озере, и потихоньку подобрался к берегу, укрываясь за елочками.

Как раз в это время Никита и Щелбан затаскивали в джип четвертый мешок. Луна освещала остовы сгоревших машин и прицепа, действующий джип и фигуры людей. Джон и Клизменштейн покуривали на воздухе, водитель все охал насчет своих рессор, для которых еще 75 кило слишком много. Никита и Щелбан, не обращая внимания на эти стенания, поставили мешок и вышли на воздух.

— Не, Москва, — почти по-дружески произнес Щелбан, — нам с тобой замерзнуть не дадут! Капитально поработали. Аж пар идет. Закурим?

— У меня нету, — сказал Никита.

— Угощаю, — Щелбан выдал Ветрову «мальборину» и щелкнул зажигалкой.

— Кабан идет, по-моему… — заметил Никита.

— Сачок, е-мое, — сплюнул Щелбан. — Сумку тащит с пальтом и сапогами… И «дипломат» с баксами.

Кабан подошел, забросил вещи в джип и подошел к курящим.

— Ну, — сказал он с деланной улыбочкой, — сейчас Саня, Ежик и Булка подвалят. Отдыхать поедем!

— А что они там делают? — скромно спросил Никита.

— Дот немецкий шмонают. Может, найдется что приличное…

— Сыч-то с Капитоном и Лука с Винтом еще не пришли, — заметил Щелбан. — А у Сыча с Капитоном пятый мешок был…

И тут откуда-то из прибрежных кустов послышался истошный женский визг…

ВСЕ ЧЕТКО!

Лука с Винтом наткнулись на Анюту и Юльку совершенно случайно. По-малому делу захотели с устатку. Решили прямо с тропы оросить елочки. А потом увидели следы и сунулись в ельник, осветили фонарем и увидели девчонок, сидящих на мешке и трясущихся от страха. Если б Юлька не заверещала с перепугу, ее бы сразу убили. Она была одета в Механиков комбез и танковый шлем. Запросто могли принять за самого Механика и грохнуть без разговоров. Но, когда она подняла визг, планы у Луки и Винта резко изменились.

— Какие кысочки! — сладострастно взвыл Винт. — И без охраны!

— Где ж ваш кавалер, а? — издевательски спросил Лука. — Слинял и бросил? Ай-яй-яй!

— Не шутят с вами! — резко сменил тональность Винт. — Быстро колитесь, где Мех?

— Здесь! — раздалось у них из-за спины, и прежде чем Санины бойцы успели хоть что-то сообразить, ночную тишину расколола очередь…

У машин все аж подскочили.

— Что за фигня? — испуганно вскрикнул Клизменштейн.

Джон сорвался с места и побежал к прибрежным елочкам, Клизменштейн, чуть помедлив, тоже дернулся за ним. Кабан выразительно мотнул головой Щелбану: мол, мочи москвича, самое оно!

Щелк! — Щелбан выхватил из кармана выкидуху, и из ее головки выскочило тускло блеснувшее в лунном свете отточенное лезвие. А у Никиты в правой руке была только сигарета. Сунул бы руку в карман за пистолетом — и не успел бы вынуть. Но среагировал — отпрыгнул вбок, вправо, и лезвие только наискось резануло по плечу ватной куртки, не достав до тела.

— Порежу! — заорал Щелбан, разъяренный промахом, — он-то на горло нацеливался. Но эффект внезапности уже миновал. На Никиту нашло то припадочное озверение, которое мгновенно превращало его из мирного и опасливого студента в жестокого и беспощадного бойца.

Левая рука наотмашь отшибла в сторону нож, а правая тычком вонзила в глаз Щелбану заостренный уголек сигареты.

— Уй-я-а-а! — взвыл тот, отшатываясь на Кабана. Бац! — у Щелбана от удара в челюсть звонко клацнули зубы, и он слетел с ног, плюхнувшись на лед. Кабан дернул было пушку из кармана, но Никита с разворота долбанул его по руке правой ногой, и пистолет улетел в сторону. Хрясь! Костяшки правого Никитиного кулака крепко чухнули оторопелого Кабана по роже, и он отшатнулся к «Чероки», треснувшись спиной о запаску.

— Братаны! — завопил водила, выскочив из кабины и не врубившись в ситуацию. — Завязывай! С чего завелись-то?

Если б Никита поддался искушению еще разок врезать Кабану, то мог бы поплатиться. Сзади уже вскочил на ноги обезумевший от боли в глазу полуослепший Щелбан и с ревом кинулся на Никиту, выставив вперед двумя руками выкидуху. Ветров отпрыгнул, и Щелбан, не успев притормозить, впорол острие в брюхо Кабану.

— Ы-ы-ы! — разинув рот и скорчившись от боли, захрипел тот и сполз на лед у заднего колеса джипа.

Щелбан, похоже, уже вообще плохо соображал от боли.

— Всех поканаю! — орал он истошно, размахивая ножом из стороны в сторону.

— Козел! — заорал водила. — Своих пишешь!

И наотмашь шибанул Щелбана автоматом по голове. Тот выронил нож и трупом повалился наземь.

— Психи! — произнес Никита, уже начиная было отходить от драки. Но тут откуда-то с острова, в той стороне, куда ушли Джон и Клизменштейн, ударило несколько коротких и еще одна, длинная, очередь. Зеленовато-оранжевые трассеры узким веером прошуршали чуть выше крыши и джипа. Ветров успел плюхнуться на лед, а водила не успел. Его ударило в затылок и в спину, и он грузно повалился на лед.

Никита выдернул пистолет из кармана, перекатился к заднему колесу, около которого выл с пропоротым брюхом Кабан:

— С-суки! Козлы гребаные! Паскуды! Добейте-е-е!

— Что вы полезли-то, обормоты? — спросил Никита.

— Пописать тебя хотели, понял?! Уй-я! — простонал Кабан с искореженным от боли лицом. — Добей же, падла! Не будь садюгой!

— Что я вам сделал-то? — удивленно и даже без особой ненависти спросил Никита.

— Ба-абки, бля-а! Все ба-абки! Клад этот гребаный! Надоело Серому, Маузеру и Сане на вас с этой Булкой пахать! Понял?!

— Понял! — Ярость, уже угасшая было в Никите, закипела с новой силой. — Где Булка?! Говори, рыло, а то скоро не сдохнешь!

— Там они, наверху, в доте… — прохрипел Кабан злорадно. — Беги, может, живой застанешь! Саня ее напоследок трахнуть собирался…

— Понятно… — прошипел Никита и подхватил автомат, который выронил водитель.

Снова протрещало несколько коротких очередей, но на сей раз пули над машиной не свистели. Никита вскочил и рывком перескочил освещенное месяцем пространство. В него не стреляли, он благополучно добежал до начала тропы. Краем глаза увидел справа от себя, поблизости от сожженного джипа, распростертый труп, но не разглядел, чей.

Это был Клизменштейн. Он угодил под огонь Механика. А тот, завалив Клизменштейна, вступил в перестрелку с Джоном, который укрылся за сожженным джипом Ежика и дал несколько очередей по ельнику. Механик не сомневался, понимал, что войнушка, начатая им, — это его агония, возможно, более приятная, чем та, которую ему доведется испытать, умирая от туберкулеза. Надежда была одна — быть убитым раньше, чем Санины головорезы начнут насиловать девок. Ну и, конечно, перестрелять этих гадов побольше, прежде чем патроны кончатся. Вообще-то, перебегая к озеру, Механик приказал Анютке и Юльке бежать обратно в коллектор и прятаться там в длинной трубе дота № 4. Побежали они или нет, Механик не знал минут пять, до тех пор, пока слева от него не послышалась длинная очередь и он не увидел Юльку, которая, отвернув мордочку назад, да еще и зажмурившись, нажимала на спуск автомата, который подобрала после того, как Механик застрелил Луку и Винта. Но именно этими шальными пулями и был убит водитель джипа, вступившийся за Никиту… Механик этого не знал и отобрал у дуры оружие. Патроны были ему самому нужны.

— Я тебе задницу надеру! — прошипел Механик. — Куда я тебе велел идти, засранка?!

— Я с тобой… — пропищала Юлька. — Анька убежала, а я с тобой…

— Смотри, — предупредил Механик. — Если что — пристрелю, как сучку!

Но тут Джон из-за сгоревшего джипа дал несколько очередей, и Юльке с Механиком пришлось прижаться к земле, вдавиться в снег.

В эти-то несколько секунд Никите и удалось сделать перебежку. Если бы Никита собирался воевать с Механиком и Юлькой, то мог бы запросто подобраться к ним с фланга и даже с тыла. Если б, конечно, Механик прохлопал ушами. Но Ветров намеревался не разбираться с ними, а спасать Булочку от Сани. Поэтому он торопливо полез в горку.

А Механику показалось, будто у него больше шансов нет. Он выхватил из кармана гранату, выдернул чеку и кинул между сожженными джипами.

Бу-бух! — грохнуло, конечно, потише, чем та мина, на которой подорвался Маузер, но тоже солидно. Ших! Ших! — несколько мелких осколков, посшибав верхние ветки с елок, долетели аж до горки, просвистев над головой Никиты. А Джона искромсало насмерть.

Механик, едва просвистели осколки, бросился вперед — на полном серьезе рассчитывая, что его тут же и срежут! — но стрелять в него было некому. Когда он обежал изуродованные джипы и подбежал к целехонькому, то еще не верил в удачу. Слишком невероятной она ему казалась, просто невозможной.

Водила, в которого случайно угодила Юлька, вмерз головой в кровавую лужу. Щелбан, которому водила сгоряча проломил голову, уже застыл со скрюченными пальцами. Только Кабан еще дергался в судорогах, но уже и говорить не мог — только хрипел. Механик нажал спуск и вбил умирающему две пули в голову — из милосердия. После этого глянул в джип — четыре мешка, сумка с кейсом, где доллары лежали, Юлькины куртка и сапожки, даже Механиков рюкзачок с инструментами и другими полезными вещами — все это было здесь, в салоне! И ключ был в щитке. А от берега уже бежали Юлька и Анюта. Девчонки тащили последний, тот самый злополучный пятый-проклятый мешок. Да еще и автоматы Винта и Луки несли.

Механик побежал навстречу, помог. Втроем они забросили мешок в салон.

— Ну, лишь бы мотор не застыл! — перекрестился Механик, садясь за руль. А когда мотор завелся, заорал, подняв вверх сжатый кулак: — Аллах акбар!

Развернув джип, Механик газанул в сторону Немецкой дороги, помахав рукой острову:

— Арривидерчи, Рома!

Юлька хихикнула первой, а затем неведомо с чего закатилась не то хохотом, не то истерикой Анюта… Они и не подумали спрашивать, куда и зачем едут. Лишь бы подальше от этого жуткого острова. И что будет потом — их тоже не интересовало.

А вот Механик смеяться не спешил. Сперва потому, что боялся застрять на просеке, после — потому что боялся нарваться на людей Маузера или Шмыгла на дорошинской дороге. И лишь когда джип пронесся мимо бензоколонки, Механик понял: да, ему удалось! Он сделал это! Теперь ему было четко и ясно, куда путь держать — в ту самую мертвую, забытую Богом и людьми деревушку, куда он еще в Москве, вместе с ныне покойным Есаулом, намечал перепрятать клад. Лишь бы эта штатовская скотина, то есть «Чероки», в снегу не завязла!..

…Никита услышал шум джипа, уже находясь метрах в пяти от люка. Но возвращаться не стал — и не потому, что в приметы верил. И в люк полез не раздумывая, не страшась пули.

В самом доте никого не оказалось, но через распахнутые броневые двери откуда-то издалека доносился шум возни, неясные сдавленные крики, и световые отблески.

Еще раз Никита поблагодарил валенки, выданные Светкой для экспедиции на остров, — по гулкому бетону он шагал бесшумно. Он знал, что у Сани тут вряд ли найдется много соратников, но сколько б их ни было, не торопился объявлять им «иду на вы». К нему возвращались расчетливость и здравый смысл.

Ветров проскочил через короткий коридор из дота в бывший склад боеприпасов — тут даже стеллажей теперь не было, — поднялся по ржавой металлической лесенке, прошел мимо бывшего медпункта и продсклада — все это хорошо помнилось по сочинению генерала Белкина.

Дальше должен был находиться коридор, куда выходила дверь того самого «спецпомещения», где проживала штурмбаннфюрер Ханнелора фон Гуммельсбах. А напротив должны были располагаться три двери. Тогда Юрка и его спутницы шли от лифтового зала, поэтому дверь спецпомещения от них находилась слева, а двери недоделанных комнат — справа. Никита шел от дота и потому увидел дверь спецпомещения не там. Во времена Белкина две из трех дверей были навешены, сейчас это были три проема без дверей, да и без косяков.

Впрочем, на долгие воспоминания у Никиты не было времени. Там, в коридоре, шла отчаянная драка не на жизнь, а на смерть. На бетонном полу сиротливо валялись два фонарика, светившие в разные стороны, а прямо перед дверью с телефонным диском на полу ворочалась куча мала из трех тел. Саня, всей тушей навалившись на Ежика, кулаком левой руки колотил Женьку по и без того разбитой морде. Ежик визжал, матерился, но не отпускал рук, крепко стиснувших Сане горло. Саня хрипел, но еще не задыхался. В правой у него была финка, которую он наверняка уже всадил бы Ежику в глаз, в бок или в горло, если б в эту руку не вцепилась руками и зубами рычащая, как пантера, Светка. По руке у Сани текла кровь — похоже, зубастая Булка ему вену надкусила.

Никита долбанул Саню по макушке автоматным прикладом. Крепко, но не насмерть. Поп обмяк и выронил финку, звякнувшую о бетонный пол. В ту же секунду Светка подхватила ее, цапнула за рукоять, левой откинула Сане голову вверх и с яростью полоснула ему по горлу выше кадыка. Ежик еле успел откатиться в сторону от потока хлынувшей крови. А Светке этого было мало. Опрокинув уже бездыханного Саню на спину, она с размаху всадила ему финку сперва в один глаз, потом в другой… С визгом и сладострастным сопением!

— Сучий потрох! Падла! Ублюдок! — выкрикивала она и кромсала лицо Попа ножевыми ударами. — Коз-зел!

— Уймись! — заорал Никита. — Не сходи с ума! Он уже дохлый, соображай!

Светка еще раз ударила труп, всадив нож прямо в рот, и прошипела:

— Отсоси, паскуда!

Потом она оторвалась от своей жертвы, медленно встала на колени, уперлась руками и привалилась лбом к холодной стене. Ее затрясло, а потом начало рвать.

— Отвернитесь вы, недоноски! — простонала она. — Не пяльтесь!

Никита подобрал с полу фонарь, который слишком хорошо освещал Светку, и навел его на Ежика, с трудом поднявшегося на ноги и запрокинувшего голову, чтоб унять кровь, струившуюся из носа.

— Во гад! Во сука! — бормотал Женька. — Подлюка!

Все остальные слова, что у него, что у Светки, были одним сплошным матом.

— Пошли наверх! — предложил Никита. — Снег приложишь, уймешь кровянку…

— Стойте, — сказала Светка, утирая рожу и поднимаясь на ноги. — Надо забрать отсюда кое-что.

— Куда забирать-то будешь? — вздохнул Никита. — Санькин джип угнали, а все остальные сожгли…

— Как в прошлый раз, прямо! — шмыгнув разбитым носом, усмехнулся Ежик, несмотря на свое невеселое состояние. — «Угнали?! Надо было ставить „Клиффорд“!» У меня на «Чероки» стоял… Капитально выгорел?

— Напрочь, оба. И твой, и Клизменштейна.

— Козел! Предатель! — прорычала Светка. — Все продали, все! Так верила им: офицеры, «афганцы», честь и совесть… Суки!

— Когда есть честь и совесть, — хмыкнул Никита, — офицеры в бандиты не идут…

— Тоже верно, — заметил Ежик. — Но так скурвиться — даже по-блатному, по понятиям — западло.

— Золото все позастило… — вздохнула Светка. — Ладно, все-таки надо забрать отсюда один ящичек. Тут, вот за этой дверью. А поедем на «Буране». До Дорошина горючки хватит. Там на какой-нибудь грузовой порожняк сядем или на электричку. В городе звякнем на завод, пришлют машину…

Она вошла в спецпомещение и вынесла плоский стальной чемоданчик форматом с «дипломат», покрытый остатками серо-зеленой масляной краски и ржавчиной, но явно не проржавевший насквозь.

— Где ты это выкопала?

— Там, — махнула Светка в сторону спецпомещения, — в стене был замаскированный сейф. Маскировка от времени обвалилась, стала видна бетонная ниша. А в ней вот эта штука.

— Это не мина? — спросил Ежик опасливо.

— Не похоже, — сказал Никита, — по-моему, просто чемоданчик для секретных документов. Тут даже есть скважина для ключа.

Только после того, как он произнес эту свою предположительную фразу, ему вспомнилась предпоследняя глава из повести генерала Белкина.

— Там, где мы были, в углу, имеется книжный шкаф! — торопливо сообщила Ханнелора. — Вынешь вторую сверху полку. После этого можно будет поднять и откинуть одну из досок в задней стенке шкафа. Она замаскирована под бетон и неотличима от остальной стены. За этой доской — стальной сейф. Ключ от него лежит в пенале, спрятанном в полке, которую ты снимаешь в самом начале. Полка, кажущаяся цельной, на самом деле полая… Внутри сейфа — стальной чемодан. В чемодане — эбонитовая герметизированная коробка, а в ней — три кроваво-красные папки с оттиснутыми на них золотом орлами. На каждой папке — надпись: «Sireng geheim!» — «Совершенно секретно!». Папки толстые, и в них должны быть отпечатанные на машинке документы, схемы сооружений, фотографии различных аппаратов, наклеенные на картон, карты и чертежи. Содержание у всех папок разное, но все они связаны друг с другом. И я бы рассказала, какое, если б мне гарантировали жизнь. Понимаешь?

Конечно, Никита не вспомнил все наизусть прямо по тексту, но основные моменты из этого отрывка запечатлелись четко. Помнил он и о том, что разобраться во всем этом могла только Ханнелора, которую сгоряча застрелил Юрка.

— Ключа, конечно, не нашла? — спросил Никита.

— Почему? Нашла, — ухмыльнулась Светка. — Валялся в трухе среди гнилых досок. Сейф был замаскирован шкафом. Шкаф черви и гниль разъела, а ключ уцелел. Наверно, был из нержавейки. Поржавел сверху, конечно, но вполне крепкий.

И показала парням ключик.

— Может, это как раз, чтоб часовой механизм заводить?! — засомневался Ежик. — Повернем — а оно и бахнет!

— Ладно тебе, — отмахнулась Светка. — Посмотрим…

— Золота там, конечно, не будет, — сказал Никита, подержав чемоданчик за ручку. — Легкий. Для взрывчатки — тоже. Наверняка бумаги, какие-нибудь секреты стародавние. Правда, навряд ли они уцелели. Чемодан не герметичный, тут сырость жуткая, так что давно их плесень съела. Ну а если что-то осталось, то сдашь ты это в особый архив, туда, где челюсть Гитлера лежит. Тебе там скажут «спасибо», но ничегошеньки не заплатят. Потому что все это жутко устарело и абсолютно никому уже не нужно, кроме военных историков. А они у нас народ бедный и неплатежеспособный.

— Все равно возьму, — буркнула Светка, — не хочу с пустыми руками уходить… С паршивой овцы — хоть шерсти клок!

— Да, — хмыкнул Ветров, — клевая логика. Все четко!