Федоскины каникулы

Очередь

— Завтра наша очередь, — сказала тетя Настя, — а послать некого.

Федос думал, что очередь — это очередь в магазине или на автобусной остановке. Выяснилось — совсем не то. Нужно было гнать на пастбище коров со всей деревни. Пасти их весь день, а вечером пригнать домой. Так делали все дворы по очереди. Поэтому и называлось «очередь». Теперь дошла она до семьи лесника.

— Кого бы послать? — ломала голову тетя Настя. — Я с коровами занята, Микола на ферме, Марыля машину бросить не может. Об Андрее и речи нет.

— А дядя Петрусь? — подсказал Федос.

— Ему в лесу рано утром быть надо: по дрова люди приедут.

— Тогда меня отправьте.

— Что ты, деточка! Не твоя это работа за коровами ходить.

— Но ведь есть же пастухи и моих лет!

— Есть-то есть…

— Я справлюсь, — упрямо сдвинул брови Федос. — Сергея в помощники позову.

— Разве что так — вдвоем… До обеда. И только. А потом Петрусь из лесу вернется, подменит.

Сергей охотно согласился. Его мама тоже не возражала.

Чтобы утром не искать друг друга, ребята решили заночевать в одном месте. На сеновале.

Тетя Настя дала им две подушки. А овчины хватило одной на троих.

Сергея положили между Миколой и Федосом. Перед сном Микола тронул Сергея за плечо:

— Ты у нас на сеновале впервые. Значит, присягу принять должен.

— Что?

— То. Повторяй за мной: «Я, Сергей, лучший из людей… Обещаю…»

— Обещаю.

— «Не вскакивать, не брыкаться, в стороны не бросаться…» Повторяй!

— Не вскакивать, не брыкаться, в стороны не бросаться… — эхом отозвался Сергей.

— «Ночью не петь, чужих снов не смотреть».

Сергей снова повторил, но сказал:

— Хватит. Я тебе не попугай.

Разбудили пастушков ни свет ни заря, когда солнце еще не взошло. Выпили они по кружке парного молока. Сергей перекинул через плечо пастушью сумку с завтраком. И — пошли.

Тети Насти дома уже не было: на ферму отправилась. Дядя Петрусь со двора корову выгнал. Рогуля медленно плелась по дороге, время от времени утыкаясь мордой в придорожную траву.

— Готовы, пастухи?

Ответили дружно, вместе:

— Угу!

Дядя Петрусь дал Федосу длинный кнут из сыромятной кожи. Сергей взял прут.

— Погоняй.

Прохладное росистое утро бодрило. Радовало и волновало новое, непривычное слово «пастух». И это ведь не игра, а самая настоящая работа. Которую доверили потому, что выполнить ее больше некому. Федосу захотелось и вид обрести серьезный — взрослый.

Постоянного пастуха в селе не было. Пасли коров два человека. И выгоняли одновременно с двух концов деревни.

Подошли к первым хатам.

— Вы-го-няй! — изо всех сил затянул Сергей.

— Вы-го-няй! — повторил Федос, которому не хотелось отставать от товарища.

Коровы после ночи шагали лениво, часто останавливались, мычали. Стадо росло, увеличивалось возле каждого двора. Сергей взял у Федоса кнут и, громко хлопая им, покрикивал время от времени:

— Куда, Зорька? Ах ты, Рябая! Назад! Я тебе покажу!

По всему было видно, что Сергею гнать коров на пастбище не впервой. Федос завидовал ему и старался во всем подражать.

Дядя Петрусь помог выгнать коров за околицу и вернулся домой.

Тетя Манефа, вместе с которой ребятам довелось пасти стадо, была женщина в годах, с сухим, в оспинах, лицом, огрубевшими сильными руками. Белый платок, длинное черное платье, на которое был наброшен полинялый мужской пиджак, и, наконец, резиновые сапоги — все это придавало ей вид человека строгого. Шагала она по-мужски: широким шагом.

— Городской? — спросила она у Федоса.

— Ага, — ответил он.

— К леснику приехал, — уточнил Сергей. — На лето.

— Лето, считай, отпето… У меня тоже в городе дочка. На заводе, а сын на море служит… Ну, принимайте вправо от дороги, на овсяное жнивье. Трава там больно хороша.

Коровы неторопливо передвигались по овсяному полю. Овес давно уже был сжат и вывезен. Жнивье укрылось зеленым ковром сочной молодой травы.

Казалось Федосу, что вот-вот случится что-то страшное: то ли буря разыграется и разгонит стадо и пастухам придется, рискуя жизнью, спасать скот, то ли начнется гроза, хлынет проливной дождь с громом и молнией и туго придется и людям, и коровам. Но только ни бури, ни ливня не предвиделось: ярко светило солнце, погода была сухая, теплая. Начало припекать.

Тетя Манефа села завтракать прямо на меже. Развязали и ребята свою пастушью сумку. С аппетитом ели сало с большими ломтями хлеба. Макали в соль мясистые помидоры.

— Вот всегда бы так вкусно было! — сказал Федос, с удовольствием разжевывая рыжую корку домашнего хлеба.

— Захотел! Так только в лесу и в поле бывает!

Запили молоком из зеленых бутылок.

— Хотя бы волк из лесу выбежал и на коров бросился! — вздохнул Федос.

— Где ты у нас волка, чих на него, увидишь? Их давно здесь нет.

— Жалко. А то бы я… Вот так! Так! Так! — Федос вскочил и начал стегать кнутом направо и налево.

— Осторожно, я же не волк, — сказал Сергей, отодвигаясь.

Оказалось, что в обед скотину не гонят теперь по дворам. Просто подводят поближе к деревне. И женщины с ведрами, накрытыми марлей, приходят доить. Когда подошли к дому лесника, вышла и тетя Настя с дядей Петрусем. Тетя — доить корову, дядя — подменить пастушков.

— Не уйду, — насупился Федос.

— До вечера будем пасти, — сказал Сергей.

Тетя Манефа, которая вернулась из дому (ребята отпустили ее глянуть на свое хозяйство), услышала этот разговор и поддержала мальчишек:

— А что? Пусть себе пасут. Не очень-то устали. Кто сызмалу сумку пастушью не потаскает, тот до старости света белого не узнает.

Дядя Петрусь молча оставил ребятам приготовленные для себя харчи и ушел.

На этот раз коров пустили по ржавой стерне. Сами уселись под одним из стогов соломы, которые торчали по всему полю перевернутыми горшками. Играли в «ножички». Сергей научил. Подолгу смотрели, как плывут облака.

— Ты кем хочешь стать? — спросил Федоса Сергей.

— Я?

— Ты.

— Сперва хотел моряком. Потом таксистом, лесником, трактористом…

— А я сперва продавцом хотел быть. Лимонад, конфеты, пряники — все вкусное продавать. А теперь, как ты, передумал: агрономом хочу. Хороший агроном знаешь что может?

— Что?

— Землю скатертью-самобранкой сделать. Вот что!

Вечером, когда пригнали коров и Федос пришел домой, дядя Петрусь спросил:

— Ноги гудят? Тяжело?

— Ага, — признался Федос и сел на скамейку.

— Зато молоко, которое сегодня на столе у всей деревни, люди пьют благодаря вам, пастухам.

Радостная улыбка появилась на усталом лице Федоса.