Фельдшер XV века

Глава 13

Меня разбудил грохот в дверь. Не стук — а настоящий удар, такой, что изба дрогнула. Я вскочил. Сердце уже знало: что-то случилось. Серьёзное.

На пороге стоял мальчишка, босой, в рубахе нараспашку, лицо в слезах и глине:

— Дядя доктор! Там… там Климов отец… Он ногу разорвал! Крови — море! Он… он теряет!

Я не стал расспрашивать. Схватил сумку и побежал за ним, даже не застёгивая ворот.

Он лежал у сарая, в луже, которая уже перестала быть просто водой. Земля под ним потемнела, запах крови бил в нос, будто это была бойня. Мужик — лет сорока, крепкий, румяный — теперь белый, как снег, только губы посинели.

Нога — почти напополам, резаная по бедру. Коса, старая и тупая, сделала свою работу. Артерия.

Я упал на колени, достал жгут. Перетянул — слишком высоко, но по-другому было нельзя. Кровь всё равно шла, медленно, но не останавливаясь. Рана — рваная, грязная, края обтрепаны. Я зажал, прижёг спиртом, начал работать.

Но глаза у него уже стекленели.

— Эй! Ты тут! — крикнул я.

Он дёрнулся, посмотрел. Без фокуса.

— Жена… — выдохнул. — Скажи, чтоб… не пилила косу…

Я не ответил. Уже не имело смысла. Давление ушло. Пульс — как тень. Спазм. Последний вдох.

Я сидел на коленях, с руками по локоть в крови, когда он умер. Не кричал. Не звал. Просто перестал быть.

Мальчишка стоял сбоку. Потом разревелся.

Я положил руку ему на плечо. Не знаю зачем. Просто, чтобы не быть одному в этот момент.

Я вернулся домой. Не мыл рук — просто стёр кровь о снег, пока шёл. Руки всё равно пахли ею.

Кровь впиталась в ногти, в кожу, в мысли.

В избе было тепло. Пахло сушёной мятой и печёными яблоками. Мир здесь не знал, что где-то рядом человек умер у меня на руках.

Марфа сидела на лежанке, в полусогнутом положении, поправляла повязку.

— Долго… — начала она, но замолчала, как только увидела моё лицо.

Я поставил сумку, присел на лавку, не глядя в её сторону.

— Не успел, — сказал я. — Глубокая резаная. Коса. Бедро. Много крови. Он умер у меня на руках.

Марфа ничего не сказала. Встала, с усилием подошла, села рядом. Тихо. Просто рядом.

— Он был ещё жив, когда я прибежал. Но… глаза уже уходили. Я жгут наложил. Давление не вернулось. Спирт влил. Кровь уже не слушалась. Всё было правильно. Всё как надо. Только поздно.

Марфа положила руку мне на плечо.

— Ты не бог, Дима.

— А для них — почти. Вот и в том-то всё. Почти. Пока я живых вытягивал — шептали, но верили. А теперь, когда не спас — начнут шептать по-другому.

— Пусть шепчут. Пусть боятся. Но ты всё равно останешься тем, кто был рядом. Кто пришёл. Кто не отвернулся.

Я кивнул. Не сразу.

Я сидел с ней, в этой тишине, под треск поленьев и слабое её дыхание.

И понял — мне тоже нужно научиться отпускать.

Позже, когда изба снова погрузилась в вечернюю тишину, я сел за стол. Сумка лежала раскрытая, бинты — в крови, и запах спирта смешивался с дымом от печки. Я достал тетрадь.

Долго смотрел на чистую страницу.

Потом всё-таки написал:

**«День 43.

— Случай:

Клим Трофимов, резаная рана бедра, артериальное кровотечение.

Прибыл на место — поздно.

Потеря крови — критическая.

Смерть — наступила через 7–10 минут после моего прибытия.

— Итог:

Первая смерть. Не от болезни, а от времени.

Не успел.

Не виноват. Но и не смог спасти.

— Реакция окружающих — тревога. Шёпот.

Я — всё ещё человек.

И смертен не только я, но и мои возможности.

— Вывод:

Жгут — сработал, но поздно.

Нужно готовить помощников. Учить.

Каждая минута решает. Один я — не справлюсь».**

Я положил ручку, закрыл тетрадь.

В первый раз за всё это время — почувствовал, что по-настоящему старею. Не телом. Душой.

Но завтра всё равно придут. И я открою дверь.