Фестиваль фальшивых лун

Всю нашу деревню разнесли. Убили под корень. Понастроили идиотских небоскребов. Противно. Я живу на пятом этаже, не так уж и низко и, созерцая пейзаж, не нахожу в этом апофеозе градостроительства никакой радости.

Какая была дервенька! Какой был милый магазинчик, где продавалось все — от батона до куска сырого мяса. Можно было, впрочем, и жареного купить. С картошечкой, тоже, естественно, жареной.

И — вот ведь самое наслаждение-то! — можно было выпить томатного сока за десять копеек. Соли клади, сколько хочешь. А за одиннадцать — молочный коктейль. Я раздобыла рецепт: Молоко — 100 г, мороженое — 25 г, сироп (шоколадный, кофейный, плодовый натуральный или ягодный натуральный) — 25 г. Приложили таблицу. По выходу, однако, стакана в 200 г (они меряли в граммах, как летчики измеряют количество топлива в тоннах) не получается. Все дело в том, что граммы никогда не удастся перевести в миллилитры.

И пес с ним.

Магазин был архитектуры попросту невероятной. Торговый зал в полуподвале. Нужно было спуститься аж на три ступеньки. Огромная ручка двери, омедненная. Узорчатые прибабахи вокруг креплений. Дизайна в Совдепии не было, говорят. Да идите вы на хуй.

Спустившись, первым делом я, конечно, шла налево, к соковому отделу с тремя конусами на изрядное количество литров и доброй полной тетенькой-продавщицей. Выпивала. Затем шла дальше, к хлебному отделу. Хлеб! Настоящий хлеб, а не эта дурацкая порнография в полиэтиленовых пакетах. Его можно было пощупать вилкой.

Правее была моло́чка. Чего там только не было! Молоко, кефир, ряженка, ацидофилин, сливки, сметана и вообще все, что хочешь. Дальше — отдел консервов. Еще правее, если двигаться по часовой стрелке — рыбный отдел. В ледяном мареве прозрачных холодильников валялись тушки странных, непонятных созданий океана. Подняв морды, мертвые, они словно пытались мне что-то сказать. Это слегка пугало. Я шла дальше, в мясной, а перед ним был колбасный; похоже, мерчандайзер, как принято теперь выражаться, то есть по-русски — товаровед — обладал изрядным чувством вкуса и юмора. Портрет жалкой плачущей свинки в обрамлении сосисок весьма меня забавлял. Дальше было самое что ни на есть натуральное мясо — это меня радовало лишь в эстетическом плане. В нашей семье мясо не очень-то одобрялось. Не могу сказать, что мы были вегетарианцами — нет, конечно, но мясо ели лишь иногда, по праздникам. Это было вызвано отнюдь не экономическими причинами — просто не очень оно нравилось, мясо, вот и все.

А за магазином была самая настоящая деревня — деревянные двухэтажные домишки. Ни много, ни мало, а были, как минимум, две довольно-таки длинных улицы. Может, и три.

О, что это были за улицы!

Хоть у нас и так называемый город, этот деревенский фрагмент вписывался весьма изрядно в архитектурный стиль нашего поселения. Он был, как-то, что ли, органичен. И по-своему красив. Вроде консервов «Завтра интуриста».

Как мне нравилось, разувшись, ходить по этим улочкам. По этим улочкам, ходя обнаженными ногами по холодной земле. Ведь не было никакой современной галиматьи в виде дурацких двадцатипятиэтажных небоскребов в конце перспективы.

Босая, я ощупывала каждый камушек, каждую мелочь на дороге голыми ногами. Мне было очень приятно. Эти деревянные домики... Тогда даже, как рассказывала мама, но я этого, конечно, не помню, некие содержали там кур. Как же, говорила мать, я неоднократно просыпалась от петушиного вопля. Но это еще что! По ее рассказам, маменьки, кое-кто тут баловался и с коровкой. Шутки прочь! Они ее доили. Мне, городской жительнице, все это было малопонятно.

Вот и сейчас мне захотелось разуться. Стянула чулки, да и трусы заодно. Пускай ноги отдыхают...

Любовалась бывшей улицей. Когда-то она имела название. То ли Георгиевская, то ли имени какого-то Джорджа — не помню.

А домишки-то подобломили. Снесли их, короче, на хрен. За двумя остатками домов я могла наблюдать из окна долгие годы, но, в конце концов, снесли и их. После того, как случился пожар. Пожар? Да это был не пожар, а поджог. Дома полыхали неоднократно. Видимо, кому-то из прежних жителей не давала покоя ностальгия. Со знаком минус. Как бы ни приспичило, думаю, не сто́ит оно того — устраивать дешевые теракты.

Было хорошо, светило солнышко. Я любовалась остатками улицы. Как же было забавно — и красиво! — видеть то, что не способны видеть другие. Словно видеть обелиск в восьми километрах отсюда. Такой чудовищно одинокий, заброшенный, всеми забытый скромный памятник, напоминающий о том, что некие довольно толковые парни отдали свои жизни во имя того, что б мы ловили свой маленький кайф. Они не думали об акциях, скидках на колбасу в «Пятерочке». Они просто воевали за то, чтобы мы, сволочи, пользовались благами цивилизации так называемой. И мы будем ими пользоваться, похабно хихикнула я.

Апрель! Самый конец апреля! И эта жалкая парочка домов — вполне симпатичных, впрочем. Я тут живу — здесь, в моем районе. С этой фигней на первом этаже — вот выверт архитектуры! Это надо же додуматься — сделать балконы на первом этаже. То есть привет, друзья, я всегда вам рада. А того, что так называемые друзья могут являться и недругами, архитектор почему-то не учел. То есть, конечно, все-то он учел и был вовсе не таким дураком, как можно сгоряча подумать. Но странно, как-то странно.

Меня утомили собственные размышления. Я решила наслаждаться солнцем.

Солнце! О, как я соскучилась! Ласковое солнышко! Я так стосковалась по тебе за эту дурацкую зиму, черт бы ее побрал. Солнце! Не палящее в июне, не убивающее в июле, не удушающее в августе — то самое апрельское светило.

Мы, однако, северные люди и знаем, как переворачивается погода. После разрыва туч, в котором нет-нет да и проглянет кусочек желто-белого огня, совершенно внезапно начинает падать снег, и нам не остается ничего иного, как, сидя дома, пить горячий чай и перечитывать стихи любимого поэта.

Я вытянула ноги, и это было приятно. Хотя и холодновато. Апрель, чай, еще не лето.

И тут произошло то, чего я опасалась. Туча закрыла солнце. Плотно. Небо, такое красивое, с фактуристами рельефными облаками стало монотонно-серым, не было видно ни одного просвета. Надо бы чесать на хату, подумала я. Не нравится мне такая погода.

Ко всему прочему еще и пошел снег. Вот так шоу.

— Ленка! — я увидела издалека свою подругу.

Походка ее была одновременно кургузой и изящной. Как такое могло получиться? Да кто ж его знает. Ленка подошла ко мне Я чуть не сомлела.

— У меня к тебе вопрос, Лен. Как ты считаешь, есть ли хотя бы одно заведение у нас, где можно потанцевать босиком? Устала я...

Я тоже устала. Было таки холодно.

Варианты? У нас два так называемых Дома культуры, оставшихся с совдеповских времен, клуб полуподвальный, из которого сделали полное дерьмо — когда-то там, еще до наших рождений, пиплы, насилуя гитаришки, мочили конкретный саунд, так им, похоже, казалось. Лавку в конце концов прикрыли, что естественно. Еще был так называемый кинотеатр, переделанный из бывшей церкви — эрзац клуба. Хрен знает; это заведение пытается выполнять те же, опять-таки, задачи, малосвойственные подобной организации, ну и так далее. А Ленка тащится — начиталась, дурочка, книжек о здоровом образе жизни и ходит теперь босиком. Идиотка. Нам пришлось уродиться тезками — имя у нас одно.

Да мне по барабану.

Идти в Дом культуры было как-то беспонтово. Идти во второй — также, он нравился мне еще меньше, чем первый. Короче, не нравился мне что первый, что второй. Разуться я могла бы и дома. А вообще к чему эта суета? Не к чему суетиться, право.

Мы таки пошли.

Мальчишка на третьем этаже надувал луну. Что-то рано, прикинула я.

В прошлом году, по статистике, их было ровно двести. В это число я не верю, хоть убейте. Не получается, как-то не складывается. Верю в сто. Ну в сто пятьдесят максимум. В сто семьдесят. Но в двести?

Надутые луны — кстати, они стоили не таких уж немалых денег — развращали нас. К сожалению, мы занимались похабством — попросту были вынуждены заниматься им. Нас просто трахало по самое некуда!

Ленка стянула носки и приняла непонятное решение. Я почувствовала себя в каком-то дурацком парке, где все получается так, как надо и все находится в полном порядке. Лена, в черном, трогала босыми пальцами ног влажную холодную землю. Мне тоже хотелось снять лишнюю одежду.

Мы сдуру поехали. Автобус был ништячен. Я знала этого контролера. Дом культуры!

В вестибюле Дома культуры настолько было приятно быть босой, что я просто кончила. Залюбовалась стройноногой Ленкой. Мне хотелось лизать ее пальчики. Голые ножки Лены вкупе с тридцатипятиваттными «Корветами» (знала, что «Радиотехнику», аналог, по безналу не дают) возбудили меня так же, как и дурачка Федьку; Ленкины ноги заводили меня все больше. Ленка танцевала. В ее движении была, несомненно, заложена вся суть времен — когда любой из нас осознает, что он не дурак или дурочка, а личность. Танец Лены именно это и выражал. Глупее было только работать на копире.

Ленка тусовалась в толпе, и мне было весьма приятно наблюдать за ней. Вот она наступила голой ножкой на грубый сапог какого-то мачо. Он не оценил. Дурацкие прожекторы вращались, на усилителе самопальной команды не погасал красный огонек перегрузки. Команда называлась в честь какой-то хре́новой звезды, или, может быть, созвездия. А! «Ал-Икс», что за дурацкое название! Нет, чтобы назваться каким-нибудь «Антаресом», или «Марсом» на китайский манер. Лена, мягко переступаяи босыми ногами, уже не отдавала себе отчета в действиях. Танец захватил ее. Голоногой девушке было уже ровным счетом плевать на всю эту паршивую суету, плевать на все, на постройку культового сооружения, на кою она была готова отдать круглую сумму с подачи богатенького папика, замаливающего таким образом грехи.

Ленка захватила меня. И начала кружиться со мной в танце. Мне было приятно. Я тоже стала танцевать. Дэд кэн дэнс. На какой-то миг Ленка притянула меня к себе и прижалась собственным естеством к моему.

Чу! Наступал парад. Мы долго ждали этого момента. Мгновение в раю, как спел один человек.

А вы подумали о тех, кто обеспечил этот рай? О тех, кто втыкал разъемы туда-сюда, о тех, кто выметал мусор после так называемого творческого процесса?

Как это объяснить?

Нам уже ничего не было нужно. Ничего-то нам не хотелось, кроме обладания собой в танце. Что бы ни говорил мой псевдодуховный наставник, мне было так же по кайфу, будто я курнула травы. Я просто млела, как третьеклассница в Доме пионеров.

Мы снова прижались друг к дружке. Вам, парни, этого не понять. Да и не надо.

Мы отдавались танцу. Мертвые это умеют.

Идя домой, я задумалась. Мысли были приятны. Приду домой, отдохну. Вот ведь какое удовольствие — пошел снег...

Я сбросила шузы, приласкала кота, и легла на присобление для сна. Да.

Засыпая, я подумала о Ленке.

Похоже, все было не так уж плохо. Скорее, хорошо. Чао.

А пошли вы все.