Фейерверк страсти

10

Крессида почувствовала, что не может больше здесь оставаться. Уверенность, что ее преследователь явно ненормальный человек, окрепла. Девушка допускала, что это могла быть Арабиа, способная на безрассудные поступки, Арабиа, поведавшая чересчур много лживых историй о Люси.

Но у Крессиды оставались сомнения, она все еще не могла поверить, что это проделки Арабии. Старая леди была обаятельной, загадочной и яркой личностью. Крессиде очень уж не хотелось думать, что все это время та притворялась, стараясь стать ее другом, и в то же время совершала отвратительные поступки.

Все, что произошло в доме, вполне под силу Арабии, но только не преследование на улице. Как могла старая женщина стремительно преследовать в тумане молодую девушку? Ведь под конец Крессида уже бежала, но преследователь не отставал ни на шаг. А вдруг «шутили» разные люди? Нет, все проделки дело рук одного человека, который ненавидит ее, или ревнует, или психически не здоров.

Если Арабиа ни при чем, то Крессиде лучше не покидать Дом Дракона и в случае необходимости защитить старую леди. Только вот как узнать, в кого вселился дьявол?

Крессида услышала осторожный стук в дверь. С некоторым трепетом она открыла дверь и обнаружила на пороге Даусона, бледного и взволнованного.

— Мисс Баркли, вы не могли бы пойти взглянуть на мою маму, она заболела, — выпалил юноша на одном дыхании.

— Конечно, Даусон. Но я мало что понимаю в болезнях. А что случилось?

— У нее рези в животе. — Парень был явно напуган.

— Похоже на аппендицит, — заочно вынесла вердикт Крессида. — Думаю, мисс Глори будет больше полезна, чем я.

— Но мама просила, чтобы пришли вы, — возразил Даусон, отступая, и Крессиде пришлось следовать за ним.

Ее познаний в медицине и в самом деле едва хватало на оказание первой помощи, а миссис Стенхоп надеялась на Крессиду, словно на дипломированного специалиста. Девушка вошла в комнату, где лежала больная. Тусклый свет ночника падал на измученное бледное, покрытое капельками пота лицо маленькой женщины. Воротничок пестрой фланелевой ночной рубашки топорщился вокруг тонкой шеи.

— Сейчас я немножко лучше чувствую себя, — прошептала миссис Стенхоп, когда Крессида подошла ближе.

— Что я могу сделать для вас? Может, послать за доктором?

Миссис Стенхоп слабо покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Вы уверены, что с вами все будет в порядке?

— Абсолютно, — решительно прошептала миссис Стенхоп и сделала знак Даусону подать ей блокнот и карандаш. Трясущейся рукой больная написала: «Я пила чай с миссис Болтон».

Пока Крессида читала, миссис Стенхоп пристально наблюдала за ней. Видя, что сообщение не произвело впечатления, Даусон решил вмешаться:

— Ма думает, будто она что-то съела у миссис Болтон, и поэтому у нее расстроился желудок.

— Ах, какая жалость, — посочувствовала Крессида.

Миссис Стенхоп лихорадочно строчила в блокноте: «Даусон дал мне противоядие. Он немного разбирается в таких вещах. Счастье, что он оказался дома».

Миссис Стенхоп с гордостью посмотрела на своего долговязого сына, который самоуверенно улыбнулся.

— У меня есть средства от кашля и простуды, головной боли и ревматизма, а также от расстройства желудка. Конечно, правильно выбрать противоядие гораздо сложнее, но, думаю, я справился с задачей.

Крессида, до которой наконец дошло, зачем ее позвали, едва сдерживала гнев. Как эта жалкая пара — миссис Стенхоп, слабая и болезненная, и Даусон, несносный и самодовольный, — смеет обвинять Арабию в отравительстве! Кто дал им право даже намекать на это!

— Если вы говорите, что чувствуете себя лучше, я, пожалуй, пойду, а вы немного поспите.

— Нет, подождите! — Миссис Стенхоп снова схватилась за блокнот и поспешно написала: «Я просила вас прийти, потому что вы должны знать об этом. — Она выразительно посмотрела на Крессиду и продолжила: — Вы должны опасаться миссис Болтон больше, чем кто-либо из нас. Я хотела предостеречь вас».

Крессида вырвала листок из блокнота и сердито скомкала его.

— Я не верю этому!

— Ма говорила, что ее угостили тортом с ликерной пропиткой, — встрял Даусон, — у него был подозрительный привкус.

— Думаю, вы несправедливы! — воскликнула Крессида. — Простите, но я отказываюсь верить, что Арабиа чудовище. Возможно, вам, миссис Стенхоп, не следует есть жирное.

Ей показалось, что и мать, и сын смотрят на нее с сожалением. Неужели они говорят правду? Невыносимо даже думать об этом. Крессида направилась к двери, а Даусон крикнул ей вслед:

— Вы должны нам верить, мисс Баркли. Разве вас не заперли в комнате Люси? Вспомните! Так поступить с вами мог только совершенно рехнувшийся человек. Надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю?

— Понимаю, и все же думаю, что ваше заключение ошибочно. Я сейчас же поднимусь к Арабии и съем кусок этого торта.

— Мисс Баркли, мисс Баркли! Мы хотели предупредить вас для вашего же блага. Вы должны верить нам…

Крессида не могла больше слушать. Сейчас Даусон начнет сыпать медицинскими терминами, после чего мать прошепчет с гордостью, что Даусон неординарно мыслит. Крессида закрыла дверь квартиры этой жалкой и более чем странной пары и медленно побрела к Арабии.

Конечно, эта леди способна на странные поступки. Чувство вины после смерти Люси не покидало ее, и она могла слегка тронуться умом.

Но почему ее злоба распространилась на безобидную миссис Стенхоп? Если верить мисс Глори, Арабиа способна на что угодно ради развлечения, даже на самые бессмысленные и дикие поступки. Но ведь попытку отравления нельзя назвать развлечением! Нет, просто миссис Стенхоп чересчур подозрительна и делает из мухи слона. У нее расстроился желудок из-за жирного торта, а Даусон, увлеченный химическими опытами и кичащийся познаниями в области медицины, внушил матери, что ее отравили.

Довольная результатами своих умозаключений, Крессида постучалась к Арабии и тут же услышала ее грудной голос, приглашающий войти.

Комнату заливал розовый свет. Арабиа возлежала на разноцветных подушках, украшающие ее руки, шею и голову драгоценности переливались всеми цветами радуги. Возможно, она и правда немного сумасшедшая, но это чудесное сумасшествие. Крессида поняла, что обожает эту женщину, не может ей ни в чем отказать и готова остаться с ней до самой ее смерти.

Может, у меня тоже не все в порядке с головой? Ведь я, как и Арабиа, обожаю оригинальные вещи, перемены в жизни, так же безрассудна и непрактична.

— Моя дорогая! — обрадовалась Арабиа. — Я знала, что вы скрасите старухе одиночество, и даже принарядилась к вашему визиту. — Она расправила парчовую юбку и похвасталась: — Я приобрела эту ткань на багдадском базаре. Это было сто лет назад, однако ей нет износу. Шейх восхищался моим нарядом… Но какое значение это имеет сейчас! Расскажите скорее, как прошел сегодняшний день. Мистер Маллинз не обижает вас? А не то я заберу свои часы назад. Вы голодны? Не поужинаете ли со мной? Будет горячий шоколад. И обойдемся без мисс Глори. Она марширует, словно солдат на плацу.

— С удовольствием выпью горячего шоколада и, если позволите, попробую вашего ликерного торта.

Арабиа с умилением посмотрела на нее.

— Где вы слышали о моем ликерном торте? Кто-то уже сообщил вам, что это мой фирменный десерт? Конечно, дорогая, вы отведаете это лакомство. Один момент, я только поставлю чайник.

Арабиа направилась на свою кухню, зазвенела посуда, донеслись обрывки песни. Этим вечером Арабиа действительно пребывала в прекрасном настроении — не потому ли, что наслаждалась своей выходкой по отношению к миссис Стенхоп?

Наконец Арабиа с подносом, на котором дымились две чашки горячего шоколада, появилась перед Крессидой.

— После полудня я пила чай с этой жалкой Стенхоп, — заметила она, сервируя стол. — Я должна быть добра к ней, но, боже мой, ее каракули в блокноте… А говорить с ней — все равно что развлекать мраморную статую!

Крессида от души рассмеялась. Арабиа чудесна, восхитительна!

— Я надеялась хоть немножко позабавиться, — продолжала Арабиа, — ведь всегда можно найти способ расшевелить собеседника. Но нет! Невозможно! Стоит ли тратить время на чтение банальных фраз в ее блокноте? Доктор запретил ей разговаривать, по-видимому, чтобы избежать операции на горле. На самом деле, я думаю, мир не много потерял от того, что миссис Стенхоп лишилась голоса. Дорогая, вот обещанный торт! — Арабиа торжественно передала гостье тарелку с огромным куском бисквита с кремом. — Угощайтесь, он пропитан ликером. Это приведет вас в хорошее расположение духа. Торт сделал маленькую Стенхоп очень разговорчивой.

— Миссис Стенхоп не очень хорошо чувствует себя, я только что была у нее, — вскользь заметила Крессида и принялась за торт. Вряд ли он отравлен, если Арабиа по первой же просьбе принесла его. Это подтверждало, какую чушь несла миссис Стенхоп.

— Чему же удивляться? Она буквально набросилась на торт, будто не ела три дня, и даже выскоблила тарелку. Знаете, муж оставил ее — трудно винить его в этом, не правда ли? — и миссис Стенхоп тяжело в одиночку поставить на ноги своего долговязого мальчишку. Вот почему я дала им квартиру. Я иногда поддамся сочувствию, а потом жалею об этом. Ешьте, пожалуйста, торт. Если вам понравится, я приготовлю его для вечеринки в вашу честь.

— Торт превосходный, — искренне похвалила Крессида. Когда десерт был съеден, а шоколад выпит, она осторожно спросила: — Арабиа, вы рассказали мне о Люси правду?

— С чего бы мне лгать? — надменно осведомилась пожилая леди.

— Я без конца думаю о причине смерти Люси, — упорствовала Крессида. Ей вспомнилась свадебная фотография, найденная в магазине. Почему Люси должна была умереть так таинственно и трагически, если была действительно счастлива, выйдя замуж?

Арабиа торопливо заговорила.

— Я похоронила прошлое. Пусть моя дочь не та девушка, которую можно назвать совершенно непорочной. Это было трагическое стечение обстоятельств. Но что может быть ценнее, чем жизнь? Я сильно любила ее и, когда она умерла, испытала такой удар и такое горе, что чуть не сошла с ума. И тогда я придумала сказку, что могу начать жизнь сначала. Люси была чудная, нежная и невинная, пока… Но я не хочу говорить об этом. С сегодняшнего дня эта тема объявляется запретной.

— Но, Арабиа, я хочу знать…

Арабиа подошла к Крессиде и приложила палец к ее губам.

— Ни слова больше, дорогая. Я не позволю Люси войти в вашу жизнь. Вы очень напоминаете ее, и я путаю настоящее с прошлым. Однако вы — это вы, и не надо жить с мыслью об умершей. Я приняла твердое решение — уберу все из комнаты Люси. Не надо было делать там музей. Мистеру Маллинзу понравились кое-какие вещи, например, ночник, который я подарила Люси на семнадцатилетие. Вы обратили на него внимание? Он украшен маленькими фигурками из мейсенского фарфора. Помню, Люси пришла в восторг от ночника и… Нет, нет, не будем больше об этом.

— Пожалуйста, продолжайте, мне интересны ваши воспоминания.

Арабиа решительно покачала головой. Ее морщинистое старческое лицо вдруг утратило свою нежность и теперь выражало упрямство и скрытность.

— Люси это не вернет.

— Вы не хотите рассказать мне о ней чуть больше? Или о Ларри? Люси была влюблена в Ларри или нет?

— Думаю, да, но чувства девушек непостоянны. И изменчивы.

— А ребенок?

— Я же просила! Держите язык за зубами! — Впервые Арабиа рассердилась на Крессиду. Почему? В самом деле хотела навсегда вычеркнуть Люси из памяти или боялась, что Крессида узнает слишком многое?

— Но я хотела написать рассказ о ней, — улыбнулась девушка. — Это была бы захватывающая история: бальное платье, красные розы, незаконченный дневник, приглашение, на которое она не ответила, мужчина, которого она любила…

— Вы хотите знать, как умерла Люси, но поймите, это расстраивает меня. Мы будем говорить о других вещах. Хотите еще торта? — Крессида мысленно отметила, что чувствует себя прекрасно. — Я собираюсь изменить завещание, — продолжала Арабиа светским тоном.

Крессида с опаской взглянула на собеседницу и получила в ответ теплую дружескую улыбку.

— Так глупо оставлять деньги чужим людям. Вы позволите дать вам немного денег?

— О нет! Пожалуйста, не надо!

— Почему? Это доставит мне удовольствие.

— Нет. Том никогда не разрешит мне взять их.

Арабиа игриво погрозила пальцем:

— Боюсь, Том слишком деспотичен. Вы в самом деле влюблены в него?

— Конечно…

— Неужели вы думаете, что Том способен открыть вам жизнь, полную чудесных неожиданностей? Вы на перепутье, дитя мое. Да-да, я Права. Так что долой Тома и его мнение!

— Но могут возникнуть… недоразумения с вашими родственниками, — робко заметила Крессида, вспомнив о предупреждении Джереми.

— Но я одна в целом свете! — победно воскликнула Арабиа. — Нет ни кузенов, ни племянников, ни сводных сестер или незаконнорожденных детей. О каких неприятностях может идти речь, позвольте спросить? Послушайте, дорогая, вы сделаете меня счастливой, если примете деньги. Я обожаю доставлять удовольствие приятным мне людям.

— Я тоже, — прошептала Крессида, уже зная, что не сможет отказать старой леди. После смерти Арабии она распорядится ими так, как обещала Джереми, иначе и быть не может. К тому же Арабиа выглядит вполне здоровой и бодрой, бог даст, проживет еще лет десять — пятнадцать, а за это время она может не один раз пересмотреть завещание.

— Решено! — захлопала в ладоши Арабиа. — Завтра я позвоню своему адвокату. Спасибо вам, милочка, за прелестный, прелестный вечер. А теперь пора спать.