Фейсбук 2018

Финальная сцена возвращает нас к первым эпизодам, связывая две части картины. Первую - черно-белую - историю женщины, потерявшей мужа. И вторую - цветную - историю человека, теряющего самого себя и всякую связь с миром. Начальный и заключительный эпизоды картины - скрытая, но почти полная рифма. И там, и там - смерть, и свадебная роза героя превращается в похоронную, и мат случайной попутчицы в метро, вызвавший такое негодование наших целомудренных начальников, звучит как плач, как заклинание над покойником. Частная вроде бы история женщины, потерявшей мужа, перерастает в символическую историю общества, впавшего в сон, в летаргию, в умирание. В этом обществе обезображено все, даже то, что традиционно свято, даже кладбище, показанное Муратовой как ярмарка тщеславия, как дикий симбиоз трагического, "черного" и фарсового. Бесконечные, одна за другой, надгробные стелы, эта прихотливая смесь фаюмского портрета и фотокарточки с фестончатым обрезом, кому-то когда-то дорогой, но увиденной как бы брошенной в заплеванном подъезде, где ближе к ночи в ведре пищевых отходов шевелится и шуршит домовитая крыса.

Изощренный орвелловский поп-арт - Доска почета, яркая,

с раскрашенными фотопортретами, похожими на то, что предлагает в электричке, трогая вас за плечо, глухонемой коробейник.

Очередь за рыбой, увиденная с надмирной, научно-популярной отстраненностью, как бы жизнь подводного царства, эти перетекания и кипения, эти замирания и всасывания, эти плавно-неотвратимые алые щупальца продавщицы, захватывающие и отбрасывающие, единовластно повелевающие актом общественного пищеварения. Взгляд из глубины - к золотым звездам решетки высокого железнодорожного моста, к защитным его сеткам, к скрещенным в мучительном поцелуе парам. И взгляд в сторону - к цепляющейся о выступы кирпичной стены лестнице и к жалкой фигуре на ней.

И все вместе - мост, лестница, целующиеся пары, очередь, монтажно стыкуемый с ней коридор - закручено одним пластическим движением и озвучено одним истошным воплем: «Колю убили». И несется этот вопль над безумными, о чем-то спорящими, зачем-то ругающимися людьми, над сладострастными ртами целующихся пар, над сладострастными лбами дерущихся за рыбу, над двумя тетками в огромном пустынном коридоре: одной - неподдельно-простонародной и другой - поддельно-мхатовской, с головы до ног увешанной, как елка, блестящей рождественской канителью.

Вопль «Колю убили» - еще одна смерть, на сей раз остающаяся за кадром. Невнятная никому, потому что и смерть обесценилась в этом обесцененном мире. Не говоря уж о писательских упражнениях главного героя, школьного учителя, типичного среднего интеллигента, который, как уже было сказано, постепенно и даже естественно теряет связь с жизнью. Этот естественный переход из жизни в сон, из сна в смерть, в котором утрачивается все человеческое, - самое трагичное в фильме Муратовой.

Единственная абсолютная ценность здесь - животные: ни

в чем не повинные кошки и собаки. И люди здесь человечны, поскольку похожи на животных. И чем больше похожи, тем человечнее. Замечательна в этом смысле толстуха-завуч, вроде бы совсем пещерное создание, куда менее просвещенное, чем главный герой. Все в ней тотемно-первобытно: и посадка, и повадка, и манера говорить какими-то нечленораздельными горловыми звуками, и манера есть - как собака из миски. И мир ее души, и мир ее жилища - все вроде бы должно вызывать отталкивание. Нежный олеографический пейзаж в затейливой, покрытой «бронзовкой» раме, и нежные розы под ним. Плотно забитые курчавым рисунком обои, тесно сомкнувшиеся пузатые чашки и хрусталь, хрусталь, хрустальные туловища и ножки рюмок. Одиноко притулившийся возле хрустального ствола грязноватый пупсик. Стиль, который пучит от недостатка «квадратного метра». «Советский людовик», луисез, возросший на борще и сибирских пельменях, мечта о чем-то прекрасном:

Хас-Булат удалой!

Бедна сакля твоя;

Золотою казной

Я осыплю тебя.

Саклю пышно твою

Разукрашу кругом,

Стены в ней обобью

Я персидским ковром...

И надо всем этим Кира Муратова вовсе не хихикает: толстуха-завуч вдруг оказывается едва ли не самым симпатичным персонажем ее картины. И она, пожалуй, духовнее учителя со всеми его писательскими экзерсисами. Крах самодовольной интеллигентской утопии, на мой взгляд, - одна из тем «Астенического синдрома».

Февраль 1990.

Устал от собственной писанины, залез на прямую линию Путина, но ни читать, ни смотреть никаких сил нет. Залез, чтобы выяснить, помянул ли он Киру Муратову. Нет. Не скорчил постной рожи, не вздохнул приторно, не сказал, что весь народ понес невосполнимую утрату - надо полагать, у него художники такого уровня мрут, как мухи, и за 26 сроков своего бесконечного правления можно было и соскучиться. В случае с Муратовой еще то удивительно, что она - великий русский режиссер, живший и работавший в Одессе, и вот он случай сказать про русский мир, который в ее фильмах отражался полвека - не придуманный пропагандой наспех, а настоящий, подлинный и самый что ни на есть единый. Такая редкая удача вчера приплыла в руки, прости господи. Но ее даже не заметили. А вы говорите, они циники. Нет, это как-то иначе называется. Ведь все перекрывает вопрос, кто такая Кира Муратова? Не делегат, не депутат, не лауреат. Культура это Мединский, а тут как поминать, зачем, кого? .

Лучшие русские фильмы за последние полвека сделала Кира Муратова - от "Коротких встреч" и "Долгих проводов" до "Астенического синдрома", "Трех историй" и "Настройщика". Муратова умерла, эта беда случилась пару часов назад, еще 6 июня, в день рождения Пушкина. Для русского кино Кира Муратова, как Пушкин, ей было подвластно абсолютно все, и абсолютно все у нее становилось художественным. Я когда-то попробовал про это сказать, описывая финал "Долгих проводов". Последние четыре минуты с мимом на фоне простыни, с песней на стихи «Белеет парус одинокий», со зрительным залом, забитым, взволнованно дышащим, с трогательным партикулярным мальчиком, вытаскивающим героиню Шарко из скандала, с требовательным ее в скандал возвращением, с торжественным стоянием посреди него, как на сцене, со сталинской гипсовой вазой, рядом с которой только и можно сесть, с огнями иллюминации, с париком, стащенным с хорошо уложенной головы, это такое сочетание искренности, фальши, сценичности, деланности и подлинности, что слезы сами катятся из глаз. Тут весь театр и все кино разом.

Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит еще желанье,

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

1818

Двести лет назад эти стихи написаны, ровно двести лет, а как вчера. Завтра у автора день рождения. Всех с главным праздником!

Петрову-Водкину 140 лет, по этому поводу в Русском музее сейчас открыта огромная юбилейная выставка. Рассказывая о ней у себя в фейсбуке, Митя Волчек, мною ценимый и нежно любимый, вспомнил слова Сомова, тоже ценимого и нежно любимого: «Петров-Водкин все тот же скучный, тупой, претенциозный дурак. Все то же несносное сочетание неприятных чистых голубого, зеленого, красного и кирпичного тона».

Сомов, конечно, нам всем родной, страшно милый и вообще интеллигентское и мартышкинское наше все, но Петров-Водкин раз в 588 его талантливее и крупнее. Неужто и наши инвективы против какого-нибудь нынешнего пещерного мудака через сто лет будут выглядеть столь же жалко?

Чтобы не зацикливаться на этой грустной мысли, запощу-ка я "Новоселье (Рабочий Петроград)" Петрова-Водкина - рабочий Петроград тут заселился в один из дворцов на Дворцовой набережной с главным в городе мифологическим видом на Петропавловскую крепость, при этом герои погружены в себя, они то ли спят, то ли грезят, то ли вообще умерли и очутились в зазеркалье. Новоселье это, сильно смахивающее на реквием, создано в 1937 году. По-моему, это одна из самых великих русских картин ХХ века.

Наткнулся в ленте на чудесный мемуар, Евгений Левкович вспоминает:

"Сидим, в общем, в «Жан-Жаке» на веранде. Лето, тепло. Знакомые проходят мимо, подсаживаются, выпивают, уходят – а мы сидим, болтаем. Ночь уже. И тут Бабченко замечает какая-то пара (тоже мимо проходили). Садятся к нам. Женская часть пары оказывается американкой, но довольно сносно говорящей по-русски. Приехала в Москву на неделю в командировку. Не успели толком представиться, как Бабченко говорит ей: «У меня, между прочим, чёрный пояс по кунилингусу». Вообще он всегда так с женщинами знакомится, причём вне зависимости от присутствия рядом сопровождающего (вот как за это никто до сих пор не убил, объясните мне?). Женщины либо смеются, либо смущаются, либо хмурят брови, но дальше этого дело, естественно, не идёт. А тут американка эта, спокойно так, по-деловому, посмотрев на часы (сразу видно – человек из страны победившего капитализма) говорит: «Пошли. Моя гостиница как раз рядом». Никогда я не видел Бабченко таким смущённым. Допил, не расплатился – и к жене уехал)".

Великая история. В ней сегодня весь Бабченко со своим убийством, воскрешением, пресс-конферансом с СБУ, плясками на гробах доктора Лизы и детей, сгоревших в Кемерово. Может, раньше было что-то другое, не знаю, но сейчас везде и во всем один черный пояс по гав-гав-гав, заливистому, облизывающемуся, и ничего кроме.

Про ханжество нынешнее и былых времён, про разные изгибы.

Этот пейзаж из любимейшей "Смерти Прокриды" Пьеро ди Козимо я давно хотел поставить, но по техническому своему кретинизму никак не мог скадрировать, а тут, несколько месяцев назад, возвращаясь из центра Хуахина к себе в апартаменты, шел берегом океана уже в ночи, в воде отражалось звездное небо, тютчевская пылающая бездна, и словно из нее в телефон вдруг посыпались великие картины, одна за другой: Татьяна Левина - сердечное ей спасибо! - бродила в этот час по Национальной галерее в Лондоне, где было 5-6 вечера, и делилась впечатлениями, снимая и посылая фотографии. Среди них был и пейзаж из "Прокриды".

"В то время когда весь мир обсуждает опасности, исходящие от манипуляций общественным мнением при помощи fake news (причем Запад и его союзники представлены в этих обсуждениях исключительно жертвой), Украина создает ложную новость глобального масштаба с привлечением мировых новостных агентств, печатных и электронных СМИ, официальных спикеров и социальных сетей. В самом деле, тот самый фейсбук, которому пришлось отдуваться за неразборчивость в отношении российских выдумок, верифицировал смерть публичной персоны и создал, по милости СБУ, траурный аккаунт, по сути – виртуальный памятник живому человеку.

В тот самый момент, когда мировое сообщество вспомнило о важности правды в политике, Украина поставила его перед неприятной необходимостью принять навязанную релятивизацию лжи: есть хорошие и плохие фейковые новости, в зависимости от того, они против нас или за.

Сама Украина давно решила для себя, что жертва агрессии имеет право на ограничение свобод и военные хитрости, а дегуманизация противника и абсолютизация представленного им зла в общественном мнении расширяет границы дозволенного. Однако не факт, что даже сочувствующий внешний мир готов пойти за ней так же далеко. Операцию украинских спецслужб уже осудили «Репортеры без границ», представитель ОБСЕ по свободе СМИ, ассоциация журналистов-расследователей OCCRP и редакторы ведущих западных СМИ".

Это Баунов о вчерашнем - как всегда, умнее, точнее и глубже всех.

Про историю с убийством, оплакиванием и воскресением Бабченко уже пишут, что это обычная инсценировка, позволяющая назвать заказчика. Не очень понимаю, как этот заказчик может быть доказательно обнаружен, ведь на любой уй с винтом найдутся свои закоулки: тут слово против слова, ваша дама бита. Кто сказал, что это наемник кровавого режима, это артист незалежного драмтеатра. Я сейчас не про то, что было на самом деле, а про то, что нет никакого "на самом деле", оно утонуло. В прекрасном некрологе про Бабченко Сапрыкин говорит, что сейчас "эпоха постправды, в которой истины как бы не существует или до нее невозможно докопаться". Увы, так. К тому же Бабченко не частное лицо, убийство которого можно беспроблемно имитировать, хотя и тут есть свои ручейки и пригорки: у убитого жена, у убитого мать, у убитого шесть приемных детей; рассказать им заранее правду - значит, поставить под удар операцию, не рассказывать правды - значит нанести удар по жене, по матери, по детям. Но Бабченко, повторяю, не частное лицо, и ложная его гибель имела огромный публичный резонанс, миллионы людей вздрогнули, пришли в ужас, разрыдались, не находили себе места, кинулись делиться своим горем с близкими, испытали катарсис и лучшие чувства. И что теперь выяснилось? - что горе их фейк, и ужас фейк, и оплакивание, и сама смерть фейк. Все давно знали, что фейк отныне царствует в политике, безраздельно владеет пропагандой, но личное горе, но смерть героя, но оплакивание, но катарсис, но лучшие чувства, над ними фейк не властен. Уй, - сказал Бабченко, еще как властен, и опустил своих плакальщиков мордой прямо в унитаз. Зачем? - спрашивается. Чтобы выйти на заказчиков? Не знаю, чего здесь больше, глупости или жестокости. Узнав про убийство Александра Второго, Салтыков-Щедрин назвал его "актом преступного идиотизма". Великое это определение верно у нас на все времена и для всех областей бывшей Российской империи.

"Его упертость, непримиримость и сознание собственной правоты были как будто не из сегодняшнего времени. Его легко представить в старообрядческом скиту или на какой-нибудь крестьянской войне эпохи Реформации, причем на любой из сторон. Сейчас понятно, как будет разыгрываться дальше расследование его убийства: стороны конфликта бесконечно будут сваливать вину друг на друга, выясняя, кому это больше на руку, коллективному Путину или всемирному анти-Путину. Так устроена эпоха постправды, в которой истины как бы не существует или до нее невозможно докопаться — но для Бабченко она, безусловно, была, и он готов был ради нее идти до конца. Он был человек войны, который однажды начал воевать против самой войны. И война ему за это отомстила".

Это из Сапрыкина о Бабченко на "Медузе" (ссылку дам в первом коменте). Даже не знаю, кто еще сегодня может так написать - без дикого пафоса, без фальши, без истерики ненависти, идущей сейчас с обеих сторон, а, выпав из любого хора, по-одинокому умно и трезво, абсолютно правдиво и додумав, договорив все до конца, но при этом с той сдержанностью и даже молчаливостью, к которой обязывает смерть. Прекрасный некролог (насколько такое выражение вообще уместно). Учитесь все.

А вообще все это не шутки. Я уже писал некоторое время назад, когда в Манеже покоцали работы Сидура, что музеям пора закрываться. Либо партия и правительство отказываются от борьбы за скрепу, за мораль и нравственность, за беспрерывно оскорбляющихся в своих чувствах, говорят им "цыц", либо музеи должны вывешивать табличку "Киоск закрыт", просто обязаны это сделать: экспозиция находится под перманентной угрозой, как революция по Троцкому. История про порезанную сегодня картину Репина, она про это. Про то, что борьба за скрепу и русская культура все дальше расходятся друг с другом. Борьбе за скрепу нужен великий царь-государственник, покоривший Казань, победивший оппозицию, всех подчинивший, все разгромивший, при нем сладко молчали и жопой кверху мели бородой: вот оно, счастье. То, что он все кровью заливал, до кучи сына убил и митрополита Филиппа, не хорошо, наверное, но этого как бы и не было, вон, глядите, сын умер по дороге в Санкт-Петербург, куда его отец лечиться возил, или на обратном пути, не суть. Суть в том, что путь этот совсем не тот, что у русской культуры. И кому надо посторониться? Русской культуре, вестимо. Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с скрепою в руке.

Многострадальную третьяковскую картину "Иван Грозный и сын его Иван" сегодня утром снова порезали, как в 1913 году, на этот раз "нанесены серьезные повреждения; холст прорван в трех местах в центральной части работы на фигуре царевича". Картина уже на реставрации, и мы все уповаем, что ее спасут. Ненавистник Репина задержан, им оказался 37-летний житель Воронежа, возмущенный тем, что художник исказил исторические факты. Ну да, оклеветал царя и Родину, ведь известно, что Иван Грозный своего сына вовсе не убивал, а, наоборот, возил на лечение в Санкт-Петербург - сам губернатор России так сказал, он врать не будет, и памятник царю воздвиг, а детоубийцам монументов не ставят. Правильно рассудил сумасшедший с скрепою в руке, разумно. И не его надо судить, а тех, кто эту скрепу придумал и ему вручил. Они - главные убивцы и есть. Они сегодня изувечили великую картину Репина, национальное достояние, наше все.

У Аркадия Ипполитова на Троицу, в воскресенье 27 мая, в Москве лекция. Арзамас устраивает и Ленинская библиотека, а значит Наталья Самойленко (Natalia Samoilenko) , поклон ей, любовь и благодарность. В изобразительных искусствах Ипполитов великой знаток в разных областях, но по гравюре он к тому же главный специалист номинально - хранит ее в Эрмитаже. Так что это редкая лекция - приходите!

Большая печаль те, кто отслеживает, кому вы ставите лайки, и приходит к вам с претензиями, они туши свет, сливай воду и водятся не только среди рукопожатников, унылых людей с прекрасными лицами, но и среди самых вдохновенных мордоворотов. Сегодня нельзя объединяться ни по какому былому почтенному признаку, любая типовая общность нынче поганая - политическая, идеологическая, национальная, региональная, конфессиональная, социальная, сословная, цеховая, гендерная, сексуальная - в лучшем случае, она пустая, ни о чем, но, как правило, дико пошлая и людоедская. Только частные лица, пасьянс из имяреков, танец Матисса, чистый восторг. Только личная склонность, от сердца к сердцу, душа в душу, главная перверсия.

С тех пор прошло еще два года. Значит уже два с половиной года без сигарет. А ведь курил по три пачки в день, - просыпаясь, с закрытыми глазами шарил по тумбочке, чтобы утро сразу наполнилось дымом и смыслами, курил даже за супом - глоток борща, глоток водки, глоток дыма, бог любит троицу - и все думал, как же опустеет мир, если брошу курить, и чем взамен наполнить день? - едой разве что, какой ужас, я же и так не влезаю ни в двери, ни в кресла. Но бросил курить и ведь живу. Лучшее, что сделал за последнее время, и даже не потолстел.

Лента моя наполнена впечатлениями от вчерашней свадьбы. Никакой каннский фестиваль, да что там фестиваль, ни одно преступление кровавого режима не имело такого резонанса, как женитьба английского принца на простой голливудской звезде. Сказка о Золушке во всей своей непосредственности.

Среди безостановочных ми-ми-ми восторгов встречаются и ми-ми-ми соображения - про то, как далеко ушла британская корона по реформаторскому пути, проложенному Дианой. Не оспаривая высокой оценки покойной принцессы и ее роли в новейшей истории, хочу заметить, что подобные реформы занимали человечество задолго до рождения Дианы, и на этот счет имеется великое количество мыслей и действий, и даже некоторый их симбиоз. Так князь Салина, герой прекраснейшего "Леопарда", романа Лампедузы и фильма Висконти, говорил, кстати, тоже в связи с женитьбой, своего племянника на красивой и вульгарной дочке буржуя: "Все должно измениться, чтобы все осталось по-прежнему". Великий аристократический девиз. Вчера мы видели его в действии.

З1 год назад тоже проходил Каннский фестиваль, и там выдалась сильная конкурсная программа. Было "Небо над Берлином" Вима Вендерса, ставшее сразу культовым, и было два настоящих шедевра - "Навострите ваши уши" Стивена Фрирса и "Живот архитектора" Питера Гринуэя. Еще были "Очи черные" Никиты Михалкова, их, кажется, выставила Италия. Нашу страну, тогда называвшуюся Советским Союзом, представляла художественно не выдающаяся, но политически важная картина Тенгиза Абуладзе "Покаяние", антисталинский триллер, перегруженный лобовыми назидательными метафорами. "Покаяние", однако, получило Гран-при. Говорят, этого добился Элем Климов, предложивший на Золотую пальмовую ветвь французский фильм "Под солнцем сатаны", достойный и, на мой взгляд, рядовой, который никем никак не рассматривался. Понятно, что французу Иву Монтану, возглавлявшему жюри, неожиданное предложение Климова весьма полюбилось, и он алаверды отфутболил Гран-при "Покаянию". Вендерс со своим "Небом над Берлином" утешился менее важным призом за режиссуру, а два настоящих шедевра остались безутешны: прекраснейший фильм "Навострите ваши уши" получил периферийный и считайте оскорбительный приз композитору за вклад, а гениальный "Живот архитектора" не получил вообще ничего. Но все кончилось хорошо. Михалкова не обидели, сыгравший у него Мастрояни получил приз за лучшую мужскую роль, "Небо", "Уши" и "Живот" остались в истории кино, а "Покаяние" - в истории перестройки: после политически важного каннского приза политически важная картина Абуладзе начала свое политически важное шествие по всему Советскому Союзу. Великий, великий Элем Климов. Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри - не вы!

P.S. Меня тут упрекнули в том, что я пишу недостаточно прозрачно. Ok, скажу прямее.

Каннские пальмовые ветви вручали за великое искусство - Висконти и Феллини, Бергману и Бунюэлю, - это было более полувека назад. В последние несколько десятилетий такое случается все реже и реже, художественность - давно не главный критерий, различные политические соображения оказываются существенней. Усматривать в этом что-то позорное или порочное глупо, так теперь жизнь устроена. Каннский фестиваль, да и другие международные кинофестивали про политику, про господствующие сегодня общественные приоритеты. Я не видел фильма Кирилла Серебреникова "Лето", но высоко ценю его как режиссера и верю, что сделанная им работа прекрасна. В любом случае, мне хотелось, чтобы фильм "Лето" получил важный приз - всякая поддержка Серебренникову сейчас необходима. И мне очень жаль, что среди нас нет такого умного, сильного и любящего свою страну игрока, каким был Климов.

Теперь прозрачно, друзья?

Все-таки нынешняя власть великая мастерица тянуть кота за хвост, чтобы в конце концов прийти к самому ожидаемому и тошнотворному решению.

А я уже шею вымыл и заготовил такие волшебные стихи:

Мединского убрали.

Отечество, ликуй!

Конец твоей печали:

Ему отрежут нос.

Но стихи не пригодились, нет у власти чувства гармонии.

Говорят, казаков, которые били нагайками людей, наградили не пряником, а плеткой, - самих побили нагайками. Это сделали их же вожди, услышав, видимо, от главного вождя про дремучее охранительство: поняли, начальник, бить каждого встречного не але, будем бить по справедливости. Про суд, который один может казнить или миловать, им не рассказали, так далеко борьба с дремучим охранительством пока не зашла.

Лет 15 назад, когда турки рвались в Европу, у них была статья, уголовно карающая супружескую измену, но только неверных жен, Анну Каренину - на нары, тоже способ спасти женщину от поезда. Но Европе почему-то это не понравилось. Поняли, - сказали турки, - нужно гендерное равенство, будет вам оно. И распространили статью также на неверных мужей. И сели ждать, когда их примут в Европу. Наши, впрочем, тем отличаются от турок, что давно таких глупостей не ждут.

Вчера в одной из дискуссий зашла речь о том, когда было больше нетерпимости - при советской власти или нынче. Я по этому поводу рассказал историю, которую давно хотел записать.

В конце восьмидесятых, еще при советской власти, был в гостях у друга, а у него как раз в это время случился роман жизни, тридцать лет прошло, они до сих пор вместе. Дело происходило в Питере, неподалеку от Площади Мужества, называемой в народе Площадью Мужеложства. Я засиделся допоздна и пошел ловить такси, друг с обретенным бойфрендом отправились меня провожать.

Ехать от них в центр, куда мне надо было попасть, можно было по-разному, и я в поисках машины все время перебегал с одной стороны на другую, пока друзья мои стояли на месте и целовались. Они прижимались друг к другу под фонарным столбом, шел снег, и он так красиво на них падал, что я боковым зрением это отметил и навсегда запомнил. Но я был не единственным зрителем.

Напротив них через дорогу какая-то девушка "не нашего круга" ловила такси, как и я. Она вглядывалась вдаль, пытаясь разобраться в картинке, но метель портила ей видимость, и в какой-то момент девушка не удержалась и спросила: "Скажите, я правильно вижу - это ведь два парня?". Я ответил, что да. "Поверьте, я никого не осуждаю, - сказала она раздумчиво, - но в мои вологодские мозги это не укладывается".

На всю жизнь запомнил гениальное ее выражение и часто его использую. Хорошая была девушка, очень хорошая и, поверьте мне, совсем не редкая для Москвы и Питера конца восьмидесятых. Водились тогда такие, а теперь не водятся. Ну, почти не водятся. И это самая большая беда, случившаяся при Путине - исчезновение такой девушки, пропажа раздумчивой неуверенности в себе. Для изживания гомофобии, ксенофобии, любой нетерпимости это лучшее подспорье. Либерализм, европеизм, гуманистические ценности и пр. немаловажные подробности - все, что мы любим, с этого начинается.

Эта странная комбинация из венского Кунстхисторишес, я ее на днях там видел. Она образована из "Шубки" Рубенса и картины австрийской художницы Марии Лассниг, писанной сорок пять лет назад. Они стали в пару на выставке The Shape of Time, которая соединяет старую живопись из музейного собрания с работами 19, 20 и даже 21 века из пришлых коллекций. Такие пары сейчас раскиданы по всей постоянной экспозиции Кунстхисторишес.

Про "Шубку" и живопись Лассниг друг мой Аркадий Ипполитов сказал, что "австриячка рядом с Рубенсом это современное издание по гигиене половой жизни рядом с рукописью Платона". Очевидно, что устроители выставки не страшатся такой аналогии. Для них она не "боже, какое падение", а знатная эволюция, случившаяся с женщиной за четыре столетия: будучи объектом у Рубенса, она стала субъектом у Лассниг. На место женщины, которую вожделеют, пришла сама-сама-сама. Такая метаморфоза.

Рыхлая плоть Рубенса, затягивающая и вязкая, словно созданная для сладострастия, ямочки целлюлита, в которых можно пропасть, тело парадно обнаженное, когда нагота становится шубкой, прикрытием, покровом, культурным слоем, про что, собственно, и написана картина. Целлюлит как культурный слой.

У Лассниг нагота простая и честная, безыскусная, как обвисшие груди. Голый человек на голой земле, без покровов и шубок, без парада, без прошлого, его тут нет, без культурных слоев, их нет тоже, они отринуты и забыты. Человек, как он родился, у которого ничего нет и не было. Зато у него что-то будет, по крайней мере, есть на это надежда.

Алексея Малобродского, почти год сидящего в тюрьме до суда, а значит, ни в чем не виновного, мучают заключением в камере, потом дважды обнадеживают (само следствие просит перевести его под домашний арест) и дважды хрясь мордой об стол (суд отказывает следствию). Сердце этого не выдерживает, у подсудимого случается инфаркт, и его отправляют в больницу, где сегодня ночью приковали наручниками к кровати. Только не говорите мне, что таков закон: я догадываюсь. И судья вчера отказала из-за уважения к праву, а из-за чего же еще - решение предыдущего суда ведь не вступило в силу, какая тут апелляция? И высокая власть (Песков, Собянин, сам Путин) может только сердечно желать Малобродскому здоровья, но вмешиваться не смеет - у нас же независимый суд, закон есть закон. Закон в России такой мощный старик, которого все с трепетом чтут, никогда не обходят. Помилуйте, как такое возможно? Поэтому у меня только один вопрос. Вот я - мирный человек, тихий: мне не нравится и никогда не нравился вождь подростков, Муссолини вконтакте, любимый также интеллигенцией; я не хожу ни на какие митинги и терпеть не могу революции и восставший народ. Зачем, за что меня туда толкают?

Надо, наверное, высказаться на актуальную тему, обсуждаемую последние полгода, тем более, что она вряд ли заглохнет. К тому же мне тут напомнили мою статью двадцатилетней давности про фильм "Человек-слон", в которой восславлялась политкорректность, и спросили, не кажется ли мне, что статья эта устарела, ведь нет больше торжества силы, есть, наоборот, торжество слабости и культ жертвы, культ человека-слона, жертва стала главным героем, человек-слон рулит, и пора не его защищать от мира, а мир от него. Такой задали вопрос.

Отвечаю.

Статья про фильм "Человек-слон" была написана, исходя из той аксиомы, что каждый человек в каком-то смысле слон, что он или крив, или кос, или не очень белый, или не вполне гетеросексуальный, что он в чем-то выпадает из любой, самой резиновой нормы, что всякое большинство состоит из меньшинств, и их хотя бы только поэтому не следует чморить. Странно чморить самих себя.

Я, честно говоря, не понимаю, что здесь может устареть. Волга впадает в Каспийское море, дважды два четыре. Это в какой-то момент всеми усваивается и не нуждается в повторении, чего, к великому сожалению, в данном случае не произошло, я сейчас про Россию говорю, в которой мы живем. С отношением к меньшинствам у нас дела обстоят не лучше, а хуже, чем 20 лет назад. Разве стало меньше ксенофобии или гомофобии? Ничуть. Их стало больше, и они сделались агрессивнее. И более агрессивно насаждается норма – то, что ею объявляется, то, что за нее выдается. Человеку-слону четко указали на его место в клетке. Никакого культа особости у нас нет, и культа слабости нет тоже, есть культ самой простецкой силы, которой положено цвести и пахнуть.

Но поскольку мы живем в глобальном мире, параллельно с культом силы возникают разные, ветром надутые кампании, и это само по себе хорошо, а не плохо, что плохого в ветре? - без него дышать нечем. Однако перенесенные в Россию под копирку, эти кампании становятся дико уязвимыми. К ним и так есть вопросы, мне вот борьба с Кевином Спейси кажется вполне чудовищной, но мы сейчас говорим про Россию. Депутаты-рукосуи отвратительны, конечно, как и все остальные рукосуи-начальники, и даже поболее: собственная неприкосновенность позволяет им безнаказанно прикасаться к другим, тут гадко не только действие - его символичность едва ли не хуже, она гадостность усиливает.

Но депутаты эти сделали столько зла (один закон Димы Яковлева, обрекший больных сирот на смерть, чего стоит), что требовать увольнения одного из них за то, что он не там, где надо, провел рукой, это как? Требуем исключить Чикатило из наших рядов, он дергает девочек за косичку. И еще спасибо, что на это требование плюнули с высокой фабричной трубы, а если бы – о, ужас! – его б исполнили, в каком идиотском виде оказались бы требующие. Мне очень жаль парламентских корреспонденток, к которым приставали на работе, повторяю для глухих: очень жаль, но презумпции невиновности мне было бы жаль больше. Парламентские корреспондентки могут развернуться и уйти из Думы, и они, в конце концов, вместе с коллегами-журналистами это сделали, что было абсолютно правильным решением – уйти самим из поганого места, а не требовать увольнения обидчика.

Требовать можно только суда: презумпция невиновности не может развернуться и уйти, как журналисты, это было бы сущим несчастьем. Если есть наказание, значит, должно быть доказанное преступление, а перед этим следствие, суд, состязание сторон, иначе это партком, даже если он заседает в Голливуде. В России новейший голливудский партком соседствует с традиционно-скрепным, Милонова и Мизулину ведь никто не отменял. Ширнармассы исповедуют именно их. Нет, у нас не культ слабости пришел на место культа силы, не один партком сменил другой, есть ксенофобно-гомофобный рев в исполнении стадионов, а рядом раздаётся просвещенный писк про харассмент, кулуарно фейсбучный, - такая сложилась гармония.

И в День Победы, нежный и туманный,

Когда заря, как зарево, красна,

Вдовою у могилы безымянной

Хлопочет запоздалая весна.

Она с колен подняться не спешит,

Дохнет на почку, и траву погладит,

И бабочку с плеча на землю ссадит,

И первый одуванчик распушит.

Анна Ахматова, 1945 год.

Всех с Днем Победы, каким он был в сорок пятом году!

Какие-то разнузданные люди в маньчжурских папахах, с георгиевскими лентами в петлицах курток, ходили по ресторанам и с настойчивой развязностью требовали исполнения народного гимна и следили за тем, чтобы все вставали. Они вламывались также в частные квартиры, шарили в кроватях и комодах, требовали водки, денег и гимна и наполняли воздух пьяной отрыжкой.

Tatiana Dachevskaja напомнила. Это из рассказа Куприна "Гамбринус", написанного в 1907 году.

Опять забрались на Крите в горы, попали там на неведомую дорогу, где перед нами встала лошадь с явным намерением остановить эту авантюру. Но мы ее не послушались и час потом блуждали над пропастью. Сияло солнце, в его лучах жарко пылали алые ядовитые олеандры. Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю. К бездне солнечной это тоже относится.

В коментах Татьяна Толстая пишет: «Что ж ее так постригли, ироды!» А бант, а чулки, а платье, а жилетка, а карман, а то немыслимо мерзкое, что из него торчит? Здесь все пушинка к пушинке, ни одного пёрышка. И так было везде - в Москве, как во Львове. И от всего вокруг, и, в первую очередь, от себя чувство безнадежной неловкости. Ей же лет 10, этой несчастной? - мне было тогда столько же, и я очень хорошо это чувство помню. Советский Союз, который мы потеряли. Широко шагает Первомай. Всех с праздником!

Вчера, перепрыгивая на машине через бездны и хребты Крита, забираясь все выше в горы, туда, где только птицы и тучи, вечно холодные, вечно свободные, мы вдруг увидели вдоль дороги помидоры и перцы, собранные в кучи, вдохновенно раскиданные кем-то на одинаковом расстоянии друг от друга. Если это прагматическое уничтожение урожая, то к чему такие красоты? - все уж слишком продумано по пластике, по ритму, по пятнам, по цвету. Но если это художественная акция, то не продумано главное - кто ее увидит, какие ценители стекутся на этот пустынный вернисаж? Ни то не получается, ни это, ни прагматика не выходит, ни эстетика. Выходит мифология. Опять Гиппомен соревнуется со своей Аталантой, опять она хочет догнать его и пронзить копьем, а он опередить кровожадную возлюбленную и взять ее в жены. И опять Афродита спешит Гиппомену на помощь, объясняя, как задержать быстроногую Аталанту, но тремя раскиданными яблоками нынче никого не остановишь, нужны груды плодов - плотных, лопающихся, перезрелых: алое на золоте под самыми небесами.

Когда отменили статью про мужеложство в российском УК, один умный человек сказал мне, что либералы отняли у него порок, тайну и драму, три кита, на которых держалось напряжение его эроса, выдав взамен разрешение на бжик-бжик, кому оно нужно. Это была, шутка, разумеется, но понятно, что табу дано не только для того, чтобы ему подчиняться или, наоборот, его ниспровергать, но и как источник наслаждения. В эстетике от табу одна польза, без них - печаль. Dmitry Volchek тут выставил витрину магазина для новобрачных в Висбадене, где консервативный немецкий китч присягает ЛГБТ. А это ведь тот самый вкус, уютный и блевотный, которому вдохновенный гей-арт так плодотворно противостоял. Казалось, нет ничего более полярного, а они неразрывно слились. Торжество прав человека привело к поражению по обе стороны фронта - и всемирной мизулиной, и свободолюбивых меньшинств: скрепа гемютлиха отныне в их руках. А это прелесть что такое, конечно, но ведь не чаша Грааля и даже не перо Жар-Птицы, друзья мои.

Друзья спрашивают, что с крышей. Показываю. Андрюша поехал за бензопилой и альпинистами, а я, выйдя гулять с собаками, обнаружил поваленную ураганом секцию забора. Собаки тоже оценили новинку. Многократно уже сбегавшая хаска была у меня на поводке, трехлапый Миник далеко уйти не может, а свободолюбивый пёс Максик рванул в образовавшуюся дырку, только пятки сверкали. Я надел калоши и кинулся в деревню с криком «Макс! Макс!», но все впустую, конечно. Через час он смилостивился и вернулся сам. Это был рассказ про то, как я провёл утро. Теперь жду альпинистов с ценником и молю Бога о том, чтобы взял деньгами.

Только запостил текст о Риме с чудесными стихами Кузмина - «спинной хребет согнулся и ослаб над грудой чужеземного богатства» - как согнулся и ослаб спинной хребет моего дома: на него рухнула вековая ель, выкорчеванная из земли налетевшим ураганом. И в ту же минуту погас свет, которого нет до сих пор во всей деревне. Что произошло с домом, понять в темноте невозможно, дерево лежит на крыше, но есть надежда, что она не пробита, а только помята, - падая, ель увлекла за собой юную тонкую липу, которая и взяла на себя основную силу удара, такая липовая жертвенность. Чего она стоит, станет ясно завтра, когда можно будет хоть что-то разглядеть, а пока сидим при свечах и пьём водку - люди веселы, собаки спокойны, жизнь продолжается.

Вчера был день рождения Гитлера, завтра - Ленина. В груде апрельского мусора, ровно посередине, в самой сердцевине - бриллиант. Сегодня день рождения Рима. Лучше всех по-русски о нем написал Михаил Кузмин. Всех с праздником, с главным городом!

Нагая юность с зеркалом в руке

Зеленые заливы отражает,

Недвижной пикой змея поражает

Золотокудрый рыцарь вдалеке.

И медью пышут римские законы

В дымах прощальных пламенной Дидоны.

Какие пристани, Эней, Эней,

Найдешь ты взором пристально-прилежным?

С каким товарищем, бродягой нежным,

Взмутишь голубизну седых морей?

Забудешь ты пылающую Трою

И скажешь: "Город на крови построю".

Всегда ограда - кровь, свобода - зверь.

Ты - властелин, так запасись уздою,

Железною ведешься ты звездою,

Но до конца звезде своей поверь.

Смотри, как просты и квадратны лица, -

Вскормила их в горах твоя волчица.

И, обречен неколебимой доле,

Мечта бездомников - домашний гусь

(Когда, о родичи, я к вам вернусь?),

Хранит новорожденный Капитолий.

Пожатье загрубелых в битве рук

Сильней пурпурных с подписью порук.

Спинной хребет согнулся и ослаб

Над грудой чужеземного богатства, -

Воспоминание мужского братства

В глазах тиранов, юношей и пап.

И в распыленном золоте тумана

Звучит трубой лучистой: "Pax Romana".

Володин тут предложил ввести уголовную (!) ответственность за исполнение санкций США на территории России. Понятно, что это пропагандистское гав-гав-гав, но Председатель Думы все-таки не хер из телевизора, а важный государственный хряк, и ему по должности положено понимать, что если вводится новое наказание, значит, уже есть и новое преступление, или его надо нафантазировать, хоть как-то формализовать и описать. Что значит "исполнять санкции США на территории России"? Не покупать товаров и услуг у Дерипаски и Вексельберга? Не купил товар - исполнил санкцию? Власть собирается продавать населению акции разорившихся компаний по твердым государственным ценам, как при Брежневе, а "не будут брать, отключим газ"? То есть, посадим - газ отключали полвека назад, власть тоже развивается и совершенствуется.

Сюжет с Телеграмом, который никак не могут закрыть, это Колобок, наша главная сказка. Он по коробу скребён, по сусеку метён, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон; он от дедушки ушёл, он от бабушки ушёл, он от зайца ушёл, он от волка ушёл, от медведя ушёл. Так и Телеграм - от Роскомнадзора ушел, от суда ушел, от провайдеров ушел. И даже если им щас подавится гадина-лиса, гимн свободолюбию все равно случился. К тому же власть с придуманной ею скрепой идет против народа, для которого лиса плохая, а колобок хороший. Не лиса, а колобок про важные национальные ценности. Про то, чтобы покатиться со свистом, - какой русский не любит быстрой езды, про волю и простор, про счастье уйти ото всех и про то, что съесть героя не всегда доблесть. И Телеграм про то же.

от война на Украине — про что она? Конечно, у нее есть внешние источники, кто бы спорил, но все ведь не сводится к тому, что "русские идут" или "американка гадит". Внутренняя коллизия существенна. Одна часть народа рвется в Россию, где никого не ждут, в ту Россию, которой нет, а на самом деле хочет вернуться в Советский Союз. Другая часть народа рвется в Европу, где никого не ждут, в ту Европу, которой нет, а на самом деле хочет вырваться из Советского Союза. И с той и с другой стороны Советский Союз — он в центре этой идеальной симметрии, он — главный, он рулит, он густо сеет смерть. Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. И тридцать лет не отпускает.

Лекарства - не сыр, и мастерство местного производителя лучше оттачивать таким образом, чтобы миллионы соотечественников остались живы. Понятно, что санкции и контр-санкции это война, но даже на войне Красному кресту уступают, а не преграждают дорогу. Скорой помощи не чинят препятствий. Лекарства, дискриминируемые по национальному признаку, это скорая помощь, попавшая под запрет, объявленная вне закона.

Спички, крупы и соль, которыми тут запасались всю неделю, вряд ли могли пригодиться ядерной зимой, обещанной к воскресенью, но все равно хорошо, что это не удалось проверить: истеричное ожидание войны, слава Богу, оказалось напрасным, можно с чистой совестью продолжить писать в фейсбук. А то тут общественность опять разделилась, что даже и удивительно: два альфа-самца меряются пиписками, как можно быть на чьей-то стороне? Самое время отвернуться и смотреть на закат. Но нет, ряды болельщиков только множились. Болельщики Путина еще два года назад были к тому же яростными болельщиками Трампа, объясняя всем, какой он глыба и матерый человечище, не то, что мелкая прошмандовка Хиллари. А теперь он супостат и изверг, дьявол во плоти, вот такая метаморфоза. Но с болельщиками Трампа случилась метаморфоза не менее знатная, они ведь тогда были его ненавистниками, и какими! Хиллари - ужас, возможно, говорили они, но ведь Трамп это ужас!ужас!ужас! - расист, шовинист, сексист, весь мир подвергнет харассменту. А теперь самый страшный из возможных харассментов видится благословенным. И те, и другие изменчивы и прихотливы, как тургеневская Ася, какой смысл искать логику в политических аргументах? Лучше отвернуться и смотреть на закат, даже если это конец света. И даже если это конец света - особенно.

Прочел в дневнике остроумной подруги: "У меня пол-ленты говорит об ударе Трампа по Сирии завтра; вторая половина собирается шить пестрые платья из ситца". И у меня так: одни пишут про очередной Карибский кризис, ждут обмена ядерными ударами и гибели человечества, а другие обсуждают прическу Валентины Петренко, подвергнутую мощной аналитике на сайте сплетник.ру - полмиллиона просмотров, больше, чем у Людмилы Путиной, Светланы Медведевой и Алины Кабаевой вместе взятых. И это не про то, что одни полны смертельных предчувствий, а другие пусты и легкомысленно щебечут. Нет, прямо наоборот - все дышат в унисон: в минуты роковые надо обрести почву под ногами. Платья из ситца - вечная ценность, доступная каждому, прическа сенатора - образ прекрасного, не колеблемый ветрами.

P.S. Алена Солнцева спрашивает в коментах: "Почему старая прическа Петренко, которую уже лет десять как показывают при каждом удобном случае, вдруг стала новостью? У нас что, больше вообще нечего обсуждать? Я действительно задумалась, в чем причина?"

И я задумался. Ответ, кажется, один: это главное культурное событие последнего десятилетия, переживаемое соборно всей нацией, сплотившее ее перед лицом врага.

Мертвый Христос и Ангелы, субботний сюжет, в живописи не самый популярный, зато почти всегда самый выразительный, у св. Луки есть такой рассказ: "Некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив". Сюжет "Мертвого Христа и Ангелов" разыгрывается до этого, Христос еще мертв, и твердого "Он жив" ни у кого пока нет, даже у Ангелов, но это знание всякий раз проступает через "мертв", смерть уже не страшна, уже не тотальна, уже обратима, Лазарь уже Четырехдневный и, главное, мы знаем, "что только-только распогодь, смерть можно будет побороть усильем Воскресенья".

Про это наше знание сюжет "Мертвого Христа и Ангелов", всякий раз это важнейший момент в любой из трактовок. Великая картина Мессины, три работы Джованни Беллини, одна лучше другой, ученый Мантенья и мучительный Козимо Тура, потом Россо, сладострастный и в смерти, и в Воскресении, Веронезе, Гверчино, и после всех старых итальянцев, мистических и пластических, равно прекрасных и глубоких, обожаемых, не менее обожаемый Эдуард Мане, тоже мистический и пластический, равно прекрасный и глубокий, но у которого Христос - какой-то шахтер, как утверждала фраппированная критика, и этот шахтер вписан в Большой стиль, заданный ренессансом, и хотя он мертв, конечно, но он жив, и все будут живы, ведь все спасутся, все - «смерть! где твое жало?! ад! где твоя победа?!», Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех.

Недавно погиб артист Евгений Сапаев, он снимался у Михалкова в "Утомленных солнцем-2" и в "Солнечном ударе", потом решил поменять пол, а заодно жизнь и судьбу, уехал в деревню, где родился, жил там в девичьем обличии, но на несчастье свое вернулся в Москву и был до смерти избит встречными, которым не понравился вид трансгендера. Похоронили его как бездомного, и даже родные не знают, где находится могила. Одна из заметок об этом заканчивается восклицанием: "Так кто в современном российском обществе достоин большего порицания: человек, решивший сменить пол, или тот, кто его за это убил? Вопрос остается открытым".

Какое порицание, про что вопрос, почему открытым? - убийцы нормальные мужики, чего там, они очистители воздуха, прекрасные люди, в сущности, достойны только восхищения. Вот Никита Михалков, у которого Сапаев снялся не в одном, а в двух фильмах, и, видимо, чем-то приглянулся режиссеру, был, может быть, важен ему и дорог, сейчас не проклинает убийц, не обличает убийство, ничего я об этом не слышал, молчит Никита Сергеевич со скорбным достоинством. Молчание - знак согласия.

Все основные «Ники» - и за фильм, и за сценарий, и за режиссуру, и за главную мужскую/женскую роль - достались «Аритмии» Бориса Хлебникова, с чем я его сердечно поздравляю. Противостоявшая ей «Нелюбовь» Андрея Звягинцева не получила вообще ничего. Академики проголосовали за то, каким хотят видеть русское кино сами, а не за то, каким его ценят на международных кинофестивалях. Россия для внутреннего пользования одержала разгромную победу над Россией на экспорт, что у нас, как известно, не к добру. При этом "Аритмия", на мой взгляд, гораздо больнее, человечнее, драматичнее, чем "Нелюбовь". А значит, она и более художественная - на мой взгляд, для внутреннего пользования, а другим не располагаю. И голосовал я, как проголосовало большинство. Так что вслед за княгиней Мягкой из "Анны Карениной" должен сказать: я бы и рад не согласиться с общим мнением, но в данном случае не могу.

Тридцать лет фильму Сергея Соловьева "Асса", Медуза вспомнила, там у них тест игровой и статья Долина, кому интересно, пусть почитает. У меня тридцать лет назад тоже был текст про "Ассу", огромный, как тогда писали, он в книжку "Весна Средневековья" вошел, кому интересно, пусть почитает. А здесь приведу из него фрагмент с описанием соловьевского мира:

Из естественной триады «Прошлое — Настоящее — Будущее», вне которой любой социум не может нормально существовать и развиваться, сталинская эпоха знала только одно Будущее, брежневская — только одно Настоящее. «Асса» — первая историческая картина об эпохе застоя посвящена брежневскому, все собой заполнившему, вне начала и конца Настоящему, обезумевшему выморочному Настоящему, одному и тому же дню, длившемуся два десятилетия подряд, его ужасу, его скуке, его фантасмагории и его поэзии.

Один и тот же повторяющийся день прокручивал одно и то же, обесценивая в конечном счете любые, самые ясные слова, стирая любые, самые яркие лица. Человек-оборотень, на вид один, в душе другой, а по сути третий, — череда несовместимых масок, зыбкий мир тотального Настоящего. Выхолощенные знаки бульварного романа — «старый любовник», «трепетная содержанка», «романтический воздыхатель» — единственное, за что можно уцепиться в этом ирреальном мире. Характеры — фантомы, человеческая сущность — мираж. Поэтому, исходя из обычной логики, мы ничего не поймем и ничего не объясним. Можно еще смириться с тем, что крупный гангстер когда-то закончил иняз и печатался в «Юности». Труднее, но все-таки можно смириться и с тем, что он, отдыхая от бандитских дел, читает Эйдельмана и сентиментально цитирует Пушкина. Но невозможно поверить, что среди мафиози его кличут Сваном — по имени одного из героев романа Пруста, который — как ни верти — не самый подходящий источник для кличек. И вместе с тем это и есть реальность — не плоское жизнеподобие, а именно реальность, фантасмагорическая, абсурдная, выморочная — какая была.

Медсестра из Орла с манерами московской кинозвезды, «звезда» местного отеля с милицейскими погонами, капитан ВВС, который оказывается бандитом, бандит, который оказывается оперативником КГБ, русский негр в зимней Ялте, южные пальмы под русским снегом — весь этот противоестественный мир не только естествен, а даже на редкость гармоничен. Виртуозная камера Павла Лебешева словно упивается его цельностью, его законченностью, его — страшно выговорить — красотой.

В нехитрой эстетике нашего соцарта, который сейчас завоевывает экран со всей атрибутикой — с парадами, лозунгами, портретами, речами и стукачами,— образ брежневского застоя был бы решен иначе. На той же ялтинской, но летней, разумеется, эстраде стояла бы пергидрольная блондинка с тремя подбородками и фиксами, в кремпленовом платье и под лозунгом «Коммунизм — неизбежен!» пела бы песню Пахмутовой «Надежда». Получилось бы немножко смешно, немножко грустно, но, в сущности, значительно хуже, чем было в оригинале. Беда соцарта в том, что в его основе лежит тот же анекдот, который был в сталинском или брежневском подлиннике, только вторичный и умозрительный. Как у Шекспира, не получится — смешнее и страшнее, чем у Пырьева, все равно не сделаешь. Соцарт сплошь и рядом оказывается беднее пародируемых им образцов.

Используя элементы соцарта, Соловьев эстетизирует свою зимнюю Ялту и таким образом уходит от анекдота. Он множит условности и вводит в действие лилипутов. Крашеные, ряженые, игрушечные лилипуты, поющие зимой на летней ялтинской эстраде для двух с половиной человек «Сильву» («Помнишь ли ты, как улыбалось нам счастье?»), включают в себя и ту певицу с «Надеждой», но есть в них и нечто большее.

В лилипутах с их крашеным, ряженым, игрушечным улыбающимся счастьем — вся тоска зимней Ялты, где постоянно длится один и тот же без конца повторяющийся день. Дешевые, по два рубля, койки в облупившихся бутафорских домах и шикарные апартаменты в дорогих гостиницах. Тир. Ресторан. Ипподром. Ботанический сад. Обшарпанная имперская красота. Шторм. И на берегу тошнит, как на палубе,— то ли от тоски, то ли от скуки, то ли от ненависти:

И матрос, на борт не принятый,

Идет, шатаясь, сквозь буран.

Все потеряно, все выпито!

Довольно — больше не могу...

А берег опустелой гавани

Уж первый легкий снег занес...

В самом чистом, в самом нежном саване

Сладко ли спать тебе, матрос?

В статье дальше про Гребенщикова, поющего "Город золотой" Волохонского-Хвостенко, про "Перемен мы ждем, перемен", а я сейчас читаю и думаю, что за тридцать лет ничего к этому миру не добавилось, вообще ничего, и Сергея Соловьева, дорогого Сережу, конечно, можно поздравить с тем, что он снял в каком-то смысле главный фильм времени, за три десятилетия не устаревший ни на йоту, но можно ли поздравить с этим нас? - ведь до сих пор длится этот без конца повторяющийся день и будет длиться дальше, но перемен мы ждем, перемен, а матрос, на борт не принятый, идет, шатаясь, сквозь буран, и было ли хоть что-то другое в нашей жизни, или оно нам только показалось?

Мальчики да девочки

Веточки да вербочки

Понесли домой.

Не в точности, как у Блока, зато в лесу нарвали, прямо сегодня, в Вербную субботу - наши дачные преимущества перед жителями Москвы и гостями умученного города.

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.

Красиво сказал Михаил Юрьевич, но неправдоподобно, нет тут жизненности, как положить камень в протянутую руку? - не понимал я, и напрасно. Запросто. Вот есть блоггер Бабченко, говна кусок, он каждый свой пост заканчивает реквизитами. Как жаль, что на аккуратно выставляемый им счет нельзя положить камень. Есть у высокотехнологичной современности свои нелепые изъяны.

Прочитал гимн рукосуйству в исполнении Вит.Тов. Третьякова. Какое же он чмо - самодовольное и закомплексованное разом. И ведь это было всегда очевидно - четверть века назад ровно также, как и сегодня. Пора журналистам осваивать новую молитву и, просыпаясь, благодарить Господа за то, что не создал их Третьяковым.

Пишу сейчас мемуар, где вспоминаю, в частности, рисунок Ренато Гуттузо, виденный мною в одном московском доме. Погуглил Гуттузо и снова убедился, что он прекрасный художник. Понять это в юности мешало его всесоветское признание, он был коммунист и член нашей Академии художеств. Ну, а по понятиям совриска его вообще не существовало: какой-то полный отстой. А сейчас смотрю на его "Распятие", писанное в 1941 году, там и "Снятие с Креста" Россо и "Герника" Пикассо, маньеризм и модернизм, настоящее и прошлое так соединяются друг с другом, как только в очень большом искусстве бывает.

В ответ на высылку русских дипломатов из Лондона в Москве закрывают Британский совет, то есть, рвут не финансовые или деловые, важные для правильных пацанов, а гуманитарные связи, кому они сдались, в самом деле. Но это делает рутинную игру в симметрию не совсем рутинной. Симметрия спущена в унитаз: врагом становится культура. Оно и правильно, зреть нужно в корень. Но коли так, почему не зрят? Почему ограничились Британским советом? Где указы про изъятие из библиотек Диккенса, про закрытие залов с Гейнсборо, про заглушку Перселла? Но и это преступные полумеры. Корень в языке, он источник зла. И чтобы англичанка перестала успешно гадить, чтобы мы стали неуязвимы, надо покончить с языком, прежде всего, в школах - запретить английский язык. Так победим!

На счёт предстоящих выборов есть две логики, то есть, их, конечно, гораздо больше, но две логики доступны мне.

Первая состоит в том, что голосовать не надо, и не потому, что так повелел Навальный, мне вот совершенно безразлично, что там повелел малосимпатичный шумный деятель. Идти на выборы не надо потому, что нет никаких выборов, есть процедура легитимации Начальника родины на девятнадцатый год его самодержавного правления, неловкая процедура, стыдная и фальшивая, гибридные выборы, такая декорация, как внутренний заём, зачес поредевших волос, жидких останков на неумолимую плешь. Гораздо честнее было бы побрить голову наголо, поменять конституцию, законодательно учредить абсолютизм, ввести должность Пожизненного президента, Лидера нации, Черта лысого, как хотите, так его и называйте, только не говорите, что у нас, как в Германии, не тычьте в нос Ангелу Меркель: немецкий канцлер зависит от коалиций и парламента, от СМИ и общественного мнения, а наш в 21 веке не зависит ни от чего, ни от кого, зато все зависят от него - и Дума, и правительство, и суды, и церковь, и судьба России, и само провидение. Какие тогда выборы? - помилосердствуйте!

Но есть и другая логика. Вот закроются избирательные участки, начнут объявлять итоги, вы полезете за ними в компьютер в надежде на что? Вы каких желаете результатов, какой неожиданности? Про себя я твёрдо знаю: хочу, чтобы какой-то вменяемый процент, чем больше, тем лучше, получила Ксения Собчак. А раз так, следует посильно вложиться в чаемую неожиданность - это будет только логично.

Спрашивается, почему это вообще важно? - у нас же абсолютизм, незыблемость Одного, про что ворох других кандидатов? Но как раз при абсолютизме, когда неистово цветет подковерная жизнь, враждебные друг другу кланы трактуют знаки и подают Начальнику свои интерпретации. Именно при абсолютизме, скупом на общественные проявления, так вырастает значимость дворцовой семиотики. Хорошего в этом мало, но мы ведь не про ценности режима рассуждаем, их можно игнорировать, а про его манеры - их полезно учитывать.

Объединяя обе логики, я бы сказал так: никаких выборов 18 марта не будет, но своего рода референдум состоится, и важно, в какой последовательности расположатся друг за другом противоположные знаки - Грудинин, Жириновский, Собчак. В отличие от Явлинского, который тридцать лет кряду на всех выборах агитирует за своё оскорбленное самолюбие, Собчак тут единственная, кто представляет русский европеизм, и хорошо, чтобы он получил процент, отличимый от статистической погрешности. По моим понятиям, хорошо.

Ну, а выводы делайте сами, дорогие друзья, они могут быть разными.

Всех с выходными!

Мне не очень милы фильмы режиссера Звягинцева, not in my line, как говорил Вронский, и «Нелюбовь», по-моему, не слишком великая, не оглушительно, но я бы, конечно, присоединился к поздравлениям с Оскаром, как присоединился к поздравлениям с Сезаром, французским аналогом голливудского приза, очень, кстати, почетным и никогда не достававшимся русскому кино.

Во Франции получилось, а в Америке нет, бывает по-всякому, в чем проблема? Проблему увидели в политической корректности, которой страдает Оскар, в том, что он предпочёл «Нелюбви» «Фантастическую женщину», раз она про трансгендеров. Дорогие мои, говорить так не только пошло, но, хуже того, неточно. Политическая корректность или, говоря сегодняшним языком, ценности глобального мира, это то, что у режиссера Звягинцева как раз имеется, и даже в высшей степени, с чем у него нет никаких проблем. Со сценарием проблемы всегда есть, с чувствами режиссерскими - ох, тоже, облиться слезами над вымыслом Звягинцева технически невозможно, мудрено сопереживать муляжам, обличаемым в животных страстях, но с глобальными ценностями тут полный порядок. Это, собственно, то, что отличает Звягинцева от всех остальных русских режиссеров: он из глобальных ценностей соткан. Словом, в шорт-листе на Оскар «Нелюбовь» была на своём месте. Девки спорили на даче, чей духовный мир богаче; оказалось, что богаче у хозяйки этой дачи - фантастической женщины.

Я в Хуахине с двумя давними приятелями, один из которых - он химик, он ботаник, то есть, нефтяник, конечно, или что-то в этом роде, позволяющее зарабатывать, но и ботаник тоже и даже в первую очередь, все знающий про флору, я каждой весной консультируюсь с ним по радостно-майским проблемам садоводства. А впереди лето и целых пять месяцев счастья. Быстрый ум, непререкаемый тон, птичий нос, прыгающая походка - бесценный мой друг Тихон Борисович.

Где нефть, там и газ, где флора, там и фауна: в океанических рыбах и гадах, везде, во всем мой друг первейший эксперт, он знает и про тех, кто плавает в водах, и про то, что плавает в супе, а разнообразие в хуахинских едальнях величайшее. Но и сбои тоже случаются: о, горе, нет сегодня акульих плавников. Как так, почему нет, чем же тогда насытиться? - Тихон Борисович в растерянности. Но справились с этой драмой: в меню есть устрицы, есть разные креветки, есть кальмары, есть крабы всех видов, есть божественные гребешки, есть по всякому приготовленные рыбы - встаёшь из-за стола, распираемый, распинаемый обжорством. И тут наступает новая драма.

Пожорочные наши находятся внутри рынка в нескольких шагах от океана, а торгуют на рынке снедью, в океане добываемой: на прилавке во льду лежит акула, едва шевеля хвостом в предчувствии неминуемой гибели. Скоро ей в кастрюлю кипеть среди трав и листьев, с чесноком и перцем, имбирём и лимонником. Тихон Борисович в отчаянии: акулу надо спасать. Как спасать, зачем? - вы же сами сейчас страдали из-за отсутствия в меню акульих плавников: если каждый начнёт спасать эту тварь, плавники из меню исчезнут навсегда. Но Тихон Борисович легко отшвыривает такие плоские софизмы. Это кошачья акула, ей 200 миллионов лет, ее надо спасать! немедленно!! заверните!!! «Минуточку, - урчит довольный продавец, вынимая акулу изо льда - мы ее взвесим и разделаем, все для вас, килограмм восемьсот, вот». «Нет!!! - стонет Тихон Борисович - ничего не делайте, отдайте так. Сколько я должен? - 240 бат, возьмите». И, схватив пакет с акулой, он бежит к океану, где тайские дети, играющие на пляже, будут с ужасом и отчаянием наблюдать, как 240 бат, вильнув хвостом, уходят в воду.

Зато кошачья акула расскажет всему океану, как лежала петрашевкой во льду, приговорённая к казни, как страшно ожидание смерти, как зачитан был приговор и преломлена шпага, но появился вдруг спаситель с птичьим носом и прыгающей походкой, чудесный Тихон Борисович.

Какая у этой басни мораль?

Лучшие наши порывы всегда с прыгающей походкой. Они бессмысленны и напрасны. Но они все равно лучшие. Или даже: они потому и лучшие. Бессмысленность и напрасность этому только способствуют.

Я вторую неделю в Хуахине, живу не в центре и каждый вечер, возвращаясь домой, хожу по темному своему океану ногами в воде, шесть километров, счастье. Но и вчера, и сегодня я шёл под грохот канонады, обитатели прибрежных отелей, сидя за столиками, баловали себя манго фрешем и салютом. Чистая публика, даже не преимущественно, а абсолютно русская, вчера, надо полагать, отмечала 23 февраля - нелепый праздничек, но отчего ж не отметить? Но сегодня уже 24 февраля, а салют был пуще прежнего. Вот это лучшая наша традиция - отмечать 24 февраля или 25-ое, или 28-ое: какой день случится, такой и праздновать. Со всем смирением, как Господь велел.

А про само 23 февраля прекрасно сегодня написал Лев Лурье :

Сто лет «белым лебедям».

23 февраля – День защитника отечества. В этом году – 100 лет событиям, к которым приурочен один из главных российских календарных праздников. Как говорил Александр II: «Россия — государство не торговое и не земледельческое, а военное, и призвание его — быть грозою света». Большинство мужчин прошло армию, торжество укоренено и естественно. Выбор самой даты случаен и даже абсурден.

С ноября 1917 в Бресте шли переговоры о мире с Германией. Большевики как могли валяли дурака, затягивали дискуссию в надежде на неминуемую всемирную революцию. Немцам - надоело. 16 февраля германское командование прерывает перемирие . Немцы начали наступление из Эстонии и Латвии в направлениях Нарвы и Пскова.

Попытки большевистских отрядов остановить кайзеровские войска закончились быстрым и позорным поражением. 24 февраля без какого-либо сопротивления рейхсвер вошел в Псков. Перед отступлением красноармейцы грабили прохожих и лавки. Зам. Председателя Псковского Совета Клейнешехерта, уговаривающего прекратить грабежи, растерзали солдаты. Утром 25 февраля псковское купечество организовало оккупантам торжественную встречу с хлебом-солью. «Словно светлый праздник у нас сегодня» - говорили уставшие от комиссародержавия псковичи.

Выдали немцам 140 большевиков. Их расстреляли.

25 февраля немцы подошли к Нарве. Комендантом города был назначен пресловутый Павел Дыбенко, нарком флота, признанный вожак балтийских «братишек». После продолжавшегося пару часов боестолкновения кронштадты отступили. На станции Вейнмарн они обнаружили две цистерны со спиртом и пока не допили все – не просыхали.Гоняли

состав по железной дороге и поливали пулеметным огнем пассажиров, ожидавших поездов на платформах. Ленин объявил Дыбенко вне закона, . Мольбы гражданской жены «героя Нарвы» - Александры Коллонтай спасли Дыбенко от неминуемого расстрела.

14 марта руководителем Красной армии становится Лев Троцкий. Через пять лет именно он заявляет: «23 февраля 1918 года, под напором врагов рабочее и крестьянское правительство провозгласило необходимость создания вооружённой силы». На самом же деле декрет о создании Красной армии появился еще 19 января. После низвержения Троцкого новый нарком Клим Ворошилов опроверг придуманную тем дату: .« Приурочивание празднества годовщины РККА к 23 февраля носит довольно случайный и трудно объяснимый характер и не совпадает с историческими датами».

В конце 1930-х годов, когда договор о ненападении с Германией еще не был заключен, немцы справедливо считались наиболее очевидными противниками в будущей войне. Поэтому придуманный Троцким праздник вспомнили. В «Кратком курсе Истории КПСС» - своеобразном сталинском катехизисе провозглашалось: «Под Нарвой и Псковом немецким оккупантам был дан решительный отпор. Их продвижение на революционный Петроград было приостановлено. День отпора войскам германского империализма стал днём юбилея молодой Красной Армии». Как мы видели это не соответствует действительности.

100 лет назад была фактически создана не Красная, а Белая армия. В ночь на 23 февраля 1918 года добровольцы во главе с генералом Алексеевым

двинулись из Ростова в направленннии Екатеринодара. В строю шло 2120 офицеров, 1067 рядовых ( из них 437 юнкеров и кадет, 148 врачей и сестер милосердия). Пешком шагал генерал Корнилов с солдатским мешком за плечами. На тележке ехал престарелый Алексеев, в чемоданчике — армейская казна. Вязли в снегу городские дамы, цепляясь за набитые повозки, брели старики. С отрядом-армией следовал обоз с женщинами и детьми.

Начинался героический Ледовый поход, в котором Добровольческой армией последовательно будут руководить генералы Алексеев, Корнилов , Деникин. Всю зиму 1918 года , как писал Антон Деникин, «По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия — малая числом, оборванная, затравленная, окружённая — как символ гонимой России и русской государственности. На всем необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трёхцветный национальный флаг — это ставка Корнилова».

23 февраля хорошо бы помянуть не матросов и краногвардейцев, позорно сдавших Псков и Нарву, а уходившую в донские степи горстку героев.

Как писала сыну Марина Цветаева: «. — Где лебеди? — А лебеди ушли.

— А вороны? — А вороны — остались.

— Куда ушли? — Куда и журавли.

— Зачем ушли? — Чтоб крылья не достались.— А папа где? — Спи, спи, за нами Сон,

Сон на степном коне сейчас приедет.

— Куда возьмет? — На лебединый Дон.

Там у меня — ты знаешь? — белый лебедь»…

Умер поэт Виктор Ширали. 50 лет назад, в 1968 году, когда ему было 23, Ширали написал такое стихотворение:

Как ночь бела,

Белей лица во тьме,

Не видно губ, где распустился смех,

Лишь розовое ушко светит сбоку,

Затейливей, чем русское барокко.

В неясном Петропавловском соборе

Куранты бьют зарю,

Ночь вытекает в море,

И золоченый ангел на шпицу

Подносит солнце к влажному лицу.

Ровно полвека прошло, а стихи по-прежнему свежие и по-прежнему прекрасные.

Тем и будет помянут.

Владимир Путин за шесть лет заработал более 38,5 млн рублей. Такая ленинская скромность. Коммерсант сообщает, что "в собственности Путина находится квартира в Санкт-Петербурге площадью 77 кв. м и гараж на 18 кв.м., а также в его пользовании находится квартира в Москве на 153,7 кв. м. Кроме того, он владеет двумя автомобилями ГАЗ М21 — 1960 года выпуска и 1965 года выпуска, «Нивой» (2009) и прицепом «Скиф» (1987)". Прицеп "Скиф" и два автомобиля ГАЗ это, положим, антиквариат, но "Нива" 2009 года была выпущена и, наверное, приобретена при президенте Медведеве. Видимо, премьер Путин почувствовал тогда потребность в экономии. Деньги, конечно, главная национальная идея, но задачи прибедняться она не отменяет. И еще в позапрошлом веке сказано: российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления.

Колхозная природа классики это и есть главный внутренний сюжет советского ар деко.

Парк Монрепо в Выборге, его сейчас вырубают, один из лучших, виденных мною в жизни. Там прекраснейшие старинные деревья, им нет цены, и уничтожают их ради того, чтобы на пустом месте создать блевотный новодел, как в петербургском Летнем саду. На это взяты огромные деньги, тысячная часть которых могла бы спасти брошенные церкви по всей России, дырявые, гибнущие, в том числе, храм Николая Львова под Москвой, в Теплом, великое русское палладианство, от него остались жидкие руины. А это ведь "наше все", как и Монрепо. Друзья, я понимаю, что бесконечно обсуждать мединского-шмединского нам привычнее, сам грешен, но давайте хоть что-то придумаем, ведь так и останемся в истории людьми, при которых "наше все" погибло.

Прочел тут, что у Мединского есть роман про смуту, из него кто-то состряпал пьесу, может, сам автор, не суть. Суть в том, что пьесу эту собирается ставить Малый театр. Извините, но выступлю дураком с мороза. Может, Малый театр не в ведении Минкульта? А если в ведении, разве тут нет конфликта интересов? Понимаю, что суммы не великие, не пацанские, это спектакли, а не реставрация со стройкой, к тому же воровство в театре про Седьмую студию, а Мединский защищает скрепу, это даже школьникам известно. И все-таки. Всякое безобразие должно свое приличие иметь, или уже не обязательно?

Мерзко во всех запретах еще и то, что даже продвинутая публика считает нужным сделать оговорку: а фильм вообще-то говно. Фильма никто не смотрел, но оговорка бежит паровозом впереди премьеры. Весь прошлый год мы слышали о том, какое говно никем не виденная "Матильда", теперь будем слушать про "Смерть Сталина". Дорогие друзья, фильмы вообще говно - как правило, исключения редки, тут нет информационного повода. Информационный повод возникает вместе с запретом, прямо запрещенным Конституцией. Цензура запрещена Конституцией, предлагаю сосредоточиться на этом, остальное от лукавого.

Гнусность этого начинания, прежде всего, в том, что в музеи ходят бедные люди. Остальные статистически ничтожны. Бедным музеи нужны, бедным музеи важны. Лондон, в котором музеи (лучшие в мире!) бесплатны, да будет всем примером. Блаженны нищие духом. $25 за билет - плевок в заповедь.

Явился еси днесь вселенней, и свет Твой, Господи, знаменася на нас, в разуме поющих Тя: пришел еси и явился еси, свет неприступный.

У Кустодиева святочная открытка и великая картина: свет неприступный тут повсюду, во всем.

С Крещением!

И прекрасный Юрий Каракур с рассказом про елку. Этот сюжет у нас актуален до Крещения, а сам автор актуален всегда: Юрий Каракур - из лучших писателей сегодня, очень рекомендую. А вообще в фейсбуке нынче легко делать журнал: расшарил одного автора, другого, третьего, пятого, главное не ошибиться с текстом, и журнал готов, ну, не журнал, конечно, но альманах самого высокого качества.

Рождество это не только свет, воссиявший в вертепе, не только чудо, сразу распознанное пастухами и волхвами, но и всенародный праздник, святки на две недели с песнями-танцами, гаданиями-колядованиями, пьянкой-гулянкой, важной, степенной и полностью безбашенной, когда все вокруг ликует и деревья в снежном уборе. От Рождества до Крещения, а, в сущности, и до Масленицы. Прекрасный Кустодиев этот прекрасный мир лучше всех изображал. И - внимание на вывеску! - Путин тут был и сто лет назад, увы - да, в самом центре как самый важный, неотъемлемый. Только почему-то С. Путин. Почему С.? Думаю, для загадочности.

Но, несмотря на это, всех праздником!

Я уже двадцать лет не смотрю телевизора, нет у меня этого гаджета ни дома, ни на даче, но фейсбук полон ссылками, прошел по одной из них и увидел Пугачеву с новой песней, которую она тут спела под оливье. Едет в автомобиле, а уверяет в том, что летает. Поет почти без голоса, но выглядит моложе, чем полвека назад - с копной непокорных волос, с нежной гладкой кожей. Я был ребенком, когда она взлетела, теперь я дедушка, а она все парит, упакованная, как прежде и даже лучше, но почему-то с крохотным голоском. Есть в этом какая-то ужасная драма. Не голодает же она, право слово, зачем тогда лезть в телевизор, выставляя себя на поругание? «Не прячьте моих морщин, они слишком дорого мне достались», - говорила Анна Маньяни. Морщины - защита, буквальная, ведь они - щит, объем и свидетельство, что была жизнь и в ней миллион алых роз, и не алых тоже. Без них - только юность, стеклянная, пластмассовая, идеально плоская, ткнешь, а там пусто, ничего нет.