Философия свободы

Все мы обладаем осознанием собственной свободы. Джон Локк писал, что для него нет ничего очевиднее того, что он свободен[35]. Сэмюэл Джонсон указывал на то, что мы уверены в собственной способности пошевелить пальцем или не делать этого по своей воле более, нежели мы уверены в том или ином логическом умозаключении[36]. Однако у нас нет никаких гарантий того, что это наше осознание каким-либо образом коррелирует с истинной природой этого мира. Исходя из наших знаний о мире, наша свобода может оказаться самой что ни на есть иллюзией. К примеру, биолог Эдвард Осборн Уилсон утверждал, что так называемая свобода воли не более чем иллюзия, являющаяся продуктом молекулярных процессов[37]. Эта идея имеет много теоретических обоснований. Сэмюэл Джонсон даже утверждал, что «вся теория свидетельствует против свободы воли, весь наш опыт говорит об обратном»[38]. Однако не все так просто. Есть также теории, свидетельствующие в пользу свободы воли, и практический опыт, свидетельствующий против нее. Что же касается утверждения Джонсона о том, что мы шевелим пальцем по собственной воле, то оно было оспорено нейрофизиологом по имени Бенджамин Либет, который провел серию весьма нашумевших опытов, которые, по мнению многих, говорят о том, что мы не шевелим пальцем по собственной воле, напротив, двигательный импульс посылается мозгом до того, как мы принимаем осознанное решение пошевелиться.

Таким образом, наше осознание собственной свободы вовсе не является гарантией того, что мы действительно свободны. Вот я сижу за столом и пишу эту книгу, и я совершенно уверен в том, что я самостоятельно решаю, хочу ли я написать еще одно предложение, или я лучше закончу работать и пойду поиграю со своей кошкой. А когда я принимаю решение написать еще одно предложение, я, конечно же, уверен, что его содержание целиком и полностью зависит от меня: к примеру, я могу, если захочу, написать какую-то мысль, которую считаю заведомо ложной. Мы все рассуждаем примерно так, но может статься, что все мы являемся жертвами самообмана, и наша свобода всего лишь фикция. Этот самообман заключается в том, что мы не осознаем истинных мотивов своих действий.

Шопенгауэр в своей речи «О свободе человеческой воли», за которую он получил приз Королевского научного общества Норвегии в 1839 году, указывает на тот факт, что осознание человеком собственной свободы не может служить доказательством того, что он действительно свободен. Он описывает рабочего, который в конце смены думает, что теперь-то он сам волен решать, чем ему заняться, и вот он хочет прогуляться, или пойти в клуб, или сходить в театр, или, раз уж на то пошло, бросить все и пуститься на поиски новой жизни, чтобы никогда не возвращаться назад. Однако в результате он решает, совершенно свободно, как ему кажется, пойти домой к жене, как он обычно и делает. Шопенгауэр сравнивает этого рабочего с водой в пруду:

$$$«Это все равно, как если бы вода сказала: “Я могу вздыматься высокими волнами (да! Как на море, в шторм), я могу бурно катиться вниз, увлекая за собой все, что попадается мне на пути (да! Как река катится по руслу), я могу низвергаться, бурля и пенясь (да! Как водопад), я могу взвиться в воздух, свободная, как стрела (да! Как в фонтане), я могу, в конце концов, выкипеть и испариться (да! При температуре не ниже 80 градусов); однако я не делаю всего этого и добровольно остаюсь мерцающей гладью пруда”. И подобно тому, как вода может все это лишь тогда, когда случатся условия, обеспечивающие то или иное ее состояние, так и тот человек может сделать все перечисленное лишь при определенных условиях: пока для этого не появится причина, это невозможно. Когда же причина появится, это с неизбежностью должно будет случиться, как с водой в соответствующих условиях»[39].

Вода может принимать все описанные формы, но не сама по себе. Смысл этого сравнения в том, что вода не осознает тех условий, которые необходимы для изменения ее состояния. Эти условия, между тем, являются определяющими для ее поведения. И тот факт, что вода не осознает этих условий, не делает их менее реальными. То же, утверждает Шопенгауэр, верно и для людей. Мое осознание себя свободным является на самом деле недостаточным осознанием тех причин, которые в действительности определяют мое поведение. Можно сформулировать это иначе: не осознавать причины, определяющие наше поведение – это не то же самое, что осознавать, что мы ни от чего не зависим.

Если вдуматься, такое вполне вероятно: мы ведь действительно можем не осознавать тех причин, которые полностью определяют наше поведение. И возможно, что те наши проявления, которые трактуются как признаки сильной воли, в действительности диктуются вовсе не нашей волей[40]. К примеру, эпифеноменалисты трактуют сознание как побочный продукт деятельности мозга. Конечно, среди философов осталось не так уж много эпифеноменалистов, но они есть. Эпифеноменализм утверждает, что хотя нам и кажется, будто наше сознание руководит нашими действиями, на самом деле оно не имеет никакого влияния. Можно сказать, что между мозгом и сознанием есть односторонняя причинно-следственная связь, то есть мозг вызывает определенные явления в сознании, тогда как сознание вообще не может влиять на мозг (или на что бы то ни было). Дэниел М. Вегнер пишет:

$$$«Ощущение того, что мы осознанно желаем совершить действие ‹…› служит своего рода компасом, указывающим сознанию на то действие, которое вскоре произойдет… Таким образом, переживание собственной воли является индикатором, одним из измерительных приборов, которыми мы пользуемся для управления. Подобно показаниям компаса, ощущение потребности в действии рассказывает нам о том, как функционирует судно. Как и показания компаса, эту информацию следует понимать как сознательное переживание, на которое так и хочется навесить ярлык “эпифеноменализм”. Подобно тому, как показания компаса сами по себе не управляют судном, так и сознательные переживания не управляют человеческими действиями»[41].

Нам кажется, что наши решения имеют последствия в окружающем нас физическом мире – даже эпифеноменалисты признают это. Мое ощущение того, что это я, а точнее моя воля, поднимает, к примеру, мою руку, вовсе не служит гарантией того, что все и в самом деле обстоит именно так. Вполне вероятно, что, как пишет Колин Блейкмор, «ощущение воли является лишь уловкой мозга»[42]. И все же правдоподобность этой гипотезы не означает, что она верна. Кроме того, можно возразить, что такие утверждения не научны, а создают лишь видимость науки, поскольку их невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть научными методами. Мы видим корреляцию между ментальными процессами и активностью мозга, но это не доказывает, что наш мозг может думать сам. В лучшем случае это лишь указывает на то, что, когда мы думаем, это сопровождается активностью определенных участков мозга.

Разумеется, мы имеем полное право искать объективные причинно-следственные связи, лежащие в основе того или иного действия, однако было бы неверно отбрасывать при этом всю персональную составляющую, например намерения, или рассматривать эту персональную составляющую исключительно как иллюзию. Объективная и субъективная концепция наших действий выделяют разные их качества, и здесь сложно удержаться от эпистемического дуализма[43]. Ни наши знания об окружающем мире, ни наше осознание себя как мыслящих и обладающих свободой выбора существ не способны дать нам единственно верного ответа на вопрос о том, возможна ли свобода воли. Так что давайте сперва подробнее изучим теоретическую базу детерминизма и индетерминизма, а затем вернемся к этой проблеме.

Детерминизм и индетерминизм

Метафизическая теория детерминизма предполагает, что вещи и события в мире связаны друг с другом посредством неизбывных причинно-следственных отношений. Согласно этой теории, состояние всех вещей во Вселенной в момент времени t является производной от состояния их в предшествующий момент и законов природы. Следовательно, состояние Вселенной в момент, следующий за моментом t, является следствием ее состояния в момент t. Предположив, что мы обладаем полным знанием о состоянии Вселенной в момент t, а также обо всех законах природы, мы в принципе можем предсказать любое событие в будущем, от поведения мельчайших элементарных частиц до движения крупнейших космических тел. Кроме того, мы можем предсказать любое действие любого человека. Это означает, что прошлое и будущее абсолютно симметричны, и будущее так же определенно, как и прошлое. И существует только один возможный вариант будущего. Уильям Джеймс сформулировал это следующим образом: «Возможности, которые не будут реализованы, являются чистыми иллюзиями с точки зрения детерминизма; таких возможностей никогда не существовало»[44].

Теория детерминизма служит выражению одного-единственного условного суждения: «Если… то…». Предполагается, что второй элемент суждения полностью предопределен первым, и связь между первой и второй частью является причинно-следственной связью[45]. С точки зрения модальной логики можно сказать, что в любом логически возможном мире детерминированное событие пройзойдет тогда, когда имели место детерминирующие обстоятельства (причины и законы природы). Согласно теории детерминизма, каждое событие имеет достаточные причины, которые полностью его объясняют. Если у события X имеются достаточные причины, значит, может произойти Х, и ничего кроме Х. Другими словами, детерминизм утверждает, что у каждого события имеются причины. Этот принцип применяется равно широко как в быту, так и в научных исследованиях. Зная причины, которые в достаточной мере служат для возникновения некого феномена, мы считаем, что тем самым объясняем этот феномен. Вопрос лишь в том, можем ли мы обосновать, что в мире действует закон, согласно которому некий набор причин с необходимостью приводит и служит достаточным условием для события Х.

Разумеется, ученые должны иметь возможность применять принцип детерминизма в научных исследованиях как методологический прием, то есть допускать, что у события X есть достаточные причины, поскольку только в этом случае можно дать событию X полноценное объяснение. Однако выводы из такого методологического допущения не следует экстраполировать на онтологию и считать, что мир действительно таков, как мы предположили. Если мы в научных целях пытаемся объяснить каждый феномен при помощи принципа детерминизма, это вовсе не означает, что каждый феномен возможно объяснить подобным образом. Существует огромное количество вещей, которые мы на данный момент объяснить не в состоянии, и мы даже не знаем, какие из этих бесчисленных вещей мы вообще сможем объяснить в будущем.

В «Лекциях о свободе воли» Людвиг Витгенштейн утверждает, что наше понятие о необходимости коренится в том, что мы считаем наблюдаемые нами явления физического мира природными законами, по которым, как по рельсам, движется все вокруг[46]. Необходимость законов следует, как нам кажется, из самого понятия «закон», поскольку систематические отклонения от какого-либо закона заставят нас пересмотреть его так, чтобы он объяснял и всевозможные отклонения. Мы считаем, что в пересмотренном виде закон является описанием некой необходимости, и даже если у нас нет закона, объясняющего некоторые феномены, мы предполагаем, что закон существует, просто он до сих пор не сформулирован, однако он способен объяснить эти феномены, потому что такой расклад, при котором никакого закона, объясняющего их, не существует, мы просто не готовы принять. Витгенштейн утверждает, что в нашем представлении о законах природы скрыт элемент фатализма, словно они записаны в некой книге каким-то божеством. Эта книга «содержит, по всей видимости, непогрешимое описание тех путей, которым должны следовать все события»[47]. Витгенштейн опровергает эту метафору божественных скрижалей и предполагает, что нет никаких эмпирических доказательств существования необходимости, но мы все равно исповедуем веру в нее. Разумеется, мы наблюдаем в мире определенные регулярные соответствия, но даже наблюдая очередное регулярное соответствие, мы можем сказать: «Мир свободен, однако в данный момент он демонстрирует некоторую регулярность»[48]. Детерминистический взгляд на мир обманывает нас, поскольку заставляет нас верить, что что-то произойдет именно так, а не иначе, тогда как Витгенштейн утверждает, что правильнее было бы утверждать: событие может произойти «так или иначе»[49]. Наблюдаемые нами регулярные соответствия не являются доказательством того, что возможен только один исход.

Необходимо отличать эпистемологию от онтологии: то, что мы можем знать о мире, от того, чем мир является. Если теория детерминизма верна, то мы можем предсказать любое будущее событие, однако на практике мы, конечно, не в состоянии делать подобные предсказания. Напротив, даже в контролируемом эксперименте редко удается повторить полученный результат, при том, что производятся те же самые действия тем же самым образом в тех же самых условиях. Даже в лабораторных условиях имеют место вариации. Как отмечает Нэнси Картрайт, законы Ньютона верны только при ceteris paribus – при допущении, что все прочие условия остаются идентичными, а – подобное едва ли возможно в нашем мире[50]. Это означает, что в действительности мы можем давать точные предсказания на основе Ньютоновых законов только при весьма определенных условиях, и нельзя не отметить, что они применимы только на макрофизическом уровне, и только на этом уровне мы можем давать более или менее точные предсказания. На уровне микромира точность наших предсказаний резко падает и становится сопоставимой с точностью наших предсказаний касательно психических и социальных феноменов.

Так что мы можем с уверенностью утверждать, что мы не в состоянии достаточно точно предсказать каждое будущее событие. В мире квантовой физики поведение объектов настолько непредсказуемо, что мы вообще можем говорить только о той или иной степени вероятности. В большинстве научных дисциплин нам удается предсказать события лишь с некоторой степенью вероятности, и разброс ее в разных науках достаточно велик. Даже в пределах физики существуют значительные различия между квантовыми частицами, которые, по всей видимости, не подчиняются принципу детерминизма, и видимыми и воспринимаемыми посредством других органов чувств физическими объектами, которые ведут себя более предсказуемо. Другими словами, в одних областях принцип детерминизма действует, а в других нет. Исходя из наших сегодняшних знаний, можно утверждать, что у теории всеобщего детерминизма нет достаточных научных оснований. Современная наука скорее поддерживает идею всеобщего индетерминизма, при котором отдельные системы проявляют достаточную регулярность, чтобы их можно было счесть детерминированными.

Вопросу о том, поддерживает ли физическая наука детерминизм, долгое время придавали слишком большое значение в том смысле, что многие полагали, будто этот вопрос можно решить при помощи одной лишь физики, не принимая во внимание более высоких онтологических уровней. Я хочу сказать, что высшие онтологические уровни никак нельзя полностью редуцировать до низших, потому что на высших уровнях возникают другие каузальные свойства, так что не только высшие уровни онтологии подвергаются каузальному влиянию со стороны низших, но и наоборот. И даже обладая всей релевантной информацией на низшем уровне, мы не можем объяснить все свойства высшего уровня. Существует много уровней анализа. На каждом из этих уровней имеются свои объекты, законы и понятия. Разные уровни не являются полностью самостоятельными, однако и полностью свести их друг к другу невозможно. Изучение объектов на низшем уровне бесусловно проливает свет на поведение объектов высшего уровня, но лишь в ограниченном объеме. На каждом новом уровне возникают новые каузальные свойства, и этот уровень невозможно объяснить, разложив его на составные части и описав свойства этих частей. Взаимодействие частей целого на высшем уровне как раз и образует основные свойства этого уровня. Когда Денис Нобл собирался вывести математическую модель сердечного ритма для кардиостимулятора, он выяснил, что невозможно решить эту задачу, наблюдая за поведением отдельных молекул – лишь наблюдение за системой в целом, определяющей ритм отдельных ее элементов, помогло ему добиться цели[51]. Свойства целого, разумеется, отчасти являются следствием свойств составных частей, однако и свойства целого в свою очередь устанавливают границы, которыми определяются свойства составляющих. События на низших уровнях приводят к изменениям на высших уровнях, но и события на высших уровнях влияют на то, что происходит на низших. Не только в действиях человека, но и в поведении ряда других животных применимо понятие каузальности, которая действует не только снизу вверх, но и сверху вниз. Это обстоятельство служит камнем преткновения для тех, кто пытается обосновать теорию детерминизма средствами одной лишь физики[52]. Существенная разница между человеком и другими животными состоит не только в том, что люди обладают казуальностью нисходящего типа, поскольку то же самое можно сказать и о некоторых других высших животных, но в том, что люди обладют некоторыми когнитивными способностями, а именно – понятием о нормативных требованиях, которые сообщают людям каузальные свойства, не присущие никаким другим животным.

Впрочем, это различие между людьми и другими животными часто не принимается во внимание, когда речь идет о генетическом детерминизме. Я не планирую подробно обсуждать генетический детерминизм на этих страницах, поскольку исчерпывающим образом написал об этом в другой работе[53]. Может показаться странным, что вопрос о генетическом детерминизме вызывал столько споров, ведь генетический детерминизм по сути не отличается от любого другого вида детерминизма. Если мы считаем, что элементарные частицы определяют наше поведение, то объяснение этого поведения следует искать именно в свойствах элементарных частиц, а намерения действующего лица при этом можно считать иррелевантными. Точно таким же образом генетик, придерживающийся теории детерминизма, будет считать причиной всего свойства генов, и интенции действующего лица в лучшем случае будут сочтены продуктом свойств тех же генов. Не существует никакой принципиальной разницы между различными формами детерминизма. Я считаю, что причина, по которой многих так тревожит генетический детерминизм, заключается в том, что другие формы детерминизма берут за точку отсчета нечто внешнее по отношению к нам самим, внешние причины, тогда как генетический детерминизм затрагивает само наше существо и лишает нас какой бы то ни было самостоятельности, так что для свободы воли просто не остается места.

Тот факт, что некоторые аспекты моей жизни запрограммированы генетически, неоспорим: я родился человеком, а не пандой, поскольку гены моих родителей располагали к рождению именно человеческого детеныша, а не маленькой панды. С другой стороны, уже на этом этапе мы можем заметить, что генетический материал был необходимым, но не достаточным условием для появления на свет такого человеческого детеныша. Соотношение между генами, целыми организмами и окружающей средой таково, что невозможно выделить один из этих факторов в качестве главного элемента. Участок ДНК является решающим элементом каузальной основы возникновения какого-либо свойства, однако он является именно элементом. Вместо модели, в которой каузальность показана в виде стрелочек, которые напрямую ведут от участков ДНК к частям и свойствам целых организмов, мы имеем модель, где каузальные связи идут во всех возможных направлениях. И теперь вы спросите меня, какое отношение все это имеет к свободе. Разумеется, система, в которой каузальность действует во всех направлениях, может быть столь же детерминированной, как и та, в которой действует только восходящая каузальность. И все же мы видим принципиальное различие, поскольку за точку отсчета мы принимаем организм как единое целое, а следовательно, отвергаем представление о том, что гены являются единственным фактором, определяющим поведение организма. По моему мнению, более или менее трезвый взгляд на современную биологию не вносит существенного вклада в решение метафизических вопросов, связанных с теорией детерминизма. И точно так же, как мы не можем предсказать поведение человека исходя из свойств составляющих его организм элементарных частиц, не можем мы и предсказать его поведение исходя из свойств его генетического материала.

Если бы мы действительно могли более или менее точно предсказывать события, это служило бы важным аргументом в пользу теории детерминизма. Однако поскольку предсказания такого рода нам недоступны, этот аргумент отпадает. Мы не можем категорически утверждать, что теория детерминизма ошибочна, поскольку вполне возможно, что однажды человечеству удастся выстроить теории, позволяющие с большей точностью предсказывать события, однако на сегодняшний день реальность такова, что у теории всеобщего детерминизма просто нет достаточных обоснований.

У вас может возникнуть искушение поддержать теорию индетерминизма, которая вкратце состоит в том, что ни одно событие не имеет достаточных причин. Индетерминизм вовсе не предполагает, что происходящее в определенных условиях совершенно произвольно – мы вполне можем говорить о том, что обычно происходит в таких условиях. С точки зрения эпистемологии мы оказываемся в ситуации, когда один и тот же набор исходных условий не обязан приводить к событию Х, а может с тем же успехом привести к Y или Z. Многие видят в этом возможность для человека быть свободным, и первым, кто встал на позицию индетерминизма с целью обосновать понятие свободы, был Лукреций. В поэме «О природе вещей», написанной около середины первого века до нашей эры, он утверждает, что атомы могут немного отклоняться от своих траекторий, и это определяет возможность существования свободы[54].

Никаких научных доказательств всеобщего индетерминизма не существует. Единственным надежным опровержением детерминизма послужил бы эксперимент, в котором действующее лицо сначала делает X, а затем Y при совершенно идентичных условиях, однако это, разумеется, невозможно. Кроме того, индетерминизм вовсе не служит аргументом в пользу свободы и ответственности. Защищая представление о свободе от угрозы, которую представляет собой теория детерминизма, мы пребываем в уверенности, что детерминизм лишает нас контроля над собственными действиями. Однако индетерминизм как таковой вовсе не утверждает, что мы контролируем свои действия, он лишь вносит в схему элемент случайности, а случайность служит свободе не больше, чем строгая причинно-следственная связь. Почему тот факт, что событие не определяется причинно-следственной связью, должен давать нам основания считать, что действующее лицо получает свободу и ответственность? Если бы нам пришлось жить во Вселенной, где внешние объекты и наше собственное тело не следуют законам физики, и любые происходящие события были совершенно случайны, мы были бы далеко не свободны. Мы оказались бы пленниками совершенно непонятной системы, где мы совершенно ничего не можем контролировать. Таким образом, отсутствие предопределенности означает лишь, что все управляется случайностью, а случайность совершенно не подразумевает ни свободы, ни ответственности. Тот, кто попытался бы использовать индетерминизм для защиты понятия свободы, столкнулся бы с необходимостью найти способ показать, как отстутствие предопределенности приводит к тому, что действующее лицо получает контроль, то есть способность произвольно становиться причиной определенных событий.

Многие – вероятно, почти все – современные физики отвергают детерминизм и поддерживают индетерминизм. То же касается и философов, особенно тех, кто занимается философией науки. Среди философов, не работающих с философией науки, особенно физической, многие как раз отдают предпочтение детерминизму. Впрочем, тот факт, что многие физики и/или философы занимают в этом противостоянии ту или иную позицию, имеет не очень большое значение. Вопросы науки и философии решаются не путем голосования.

Большинство философов согласится с тем, что верность или ошибочность теории детерминизма является сложным вопросом. Теория детерминизма не обязательно верна и не обязательно ошибочна. Этот вопрос невозможно решить при помощи только философских аргументов, для его решения требуется прибегнуть к эмпирическим наблюдениям и исследованиям. Однако ни одно эмпирическое исследование не в состоянии дать однозначный ответ. Дать научное обоснование той или иной позиции в принципе не представляется возможным. Это не означает, что научные теории и открытия не имеют никакого значения для проблемы детерминизма. Напротив, они могут дать нам много важной информации, способствующей лучшему пониманию того, как функционирует человек и почему мы поступаем так, как поступаем. И все же они не дадут нам ответа на вопрос. Как сформулировал Патрик Саппес, философ-детерминист может спокойно придерживаться своих взглядов и быть уверенным в том, что его позиция никогда не будет научно опровергнута, но то же самое будет верно и в отношении индетерминизма[55]