Флаг Родины

2. ГРАФ Д'АРТИГАС

Кем же был в сущности граф д'Артигас? Испанцем?.. Его фамилия как будто указывала на это. Однако на корме его шхуны золотыми буквами было написано слово „Эбба“, чисто норвежского происхождения. А если бы графа спросили, как имя капитана „Эббы“ и его помощников, он ответил бы, что капитана зовут Спаде, боцмана — Эфрондат, а кока — Хелим, — удивительно несхожие имена, указывающие на различную национальность членов экипажа.

Можно ли было вывести какое-либо заключение, судя по внешнему виду графа д'Артигаса?.. Вряд ли. Хотя смуглая кожа, черные, как смоль, волосы, изящество осанки и указывали как будто на испанское происхождение, но в общем его облике не хватало многих характерных национальных черт, присущих уроженцам Пиренейского полуострова.

Это был человек выше среднего роста, могучего сложения, не старше сорока пяти лет от роду. Сдержанный и высокомерный, он напоминал знатного индусского раджу с примесью малайской крови. Если он и не был хладнокровным от природы, то во всяком случае старался таким казаться; жесты его были повелительны и речь немногословна. Со своим экипажем он объяснялся обычно на своеобразном смешанном наречии, распространенном на островах Индийского океана и прилегающих морей. Когда же во время морских путешествий ему случалось посещать берега Старого и Нового Света, он совершенно свободно говорил по-английски, и лишь легкий акцент выдавал его иностранное происхождение.

Каково было прошлое графа д'Артигаса, полное загадочных приключений, каково было настоящее, откуда взялось его состояние, по-видимому огромное, позволявшее ему вести роскошную жизнь богатого джентльмена, где находилась его постоянная резиденция или по крайней мере обычная стоянка шхуны, — этого никто не мог сказать, да никто и не решился бы спросить у графа, настолько он держался замкнуто и гордо. Он не походил на человека, способного выдать себя во время интервью даже ловким американским репортерам.

О графе д'Артигасе знали только то, что говорили о нем газеты, сообщая о прибытии „Эббы“ в какой-нибудь порт, чаще всего на восточном побережье Соединенных Штатов, Действительно, шхуна заходила туда почти регулярно, в определенные сроки, чтобы запастись всем необходимым для дальнего плавания. Экипаж „Эббы“ не только возобновлял там запасы продовольствия — муки, сухарей, консервов, свежего и сушеного мяса, телятины и баранины, вина, пива, спиртных напитков, но закупал также одежду, разные инструменты, необходимое снаряжение, предметы роскоши, платя за все щедро, по высоким ценам, долларами, гинеями или любой другой монетой.

Из этого следует, что хотя о частной жизни графа д'Артигаса никто ничего не знал, сам он был хорошо известен во многих портах американского побережья, от Флориды до Нью-Ингленда.

Поэтому нечего удивляться, что директор Хелтфул-Хауса был весьма польщен визитом графа д'Артигаса и принял его чрезвычайно любезно.

В порт Нью-Берна шхуна „Эбба“ зашла впервые. И, вероятно, только каприз ее владельца привел „Эббу“ к устью реки Ньюс. Что могло ему понадобиться в этих местах? Запастись провиантом?.. Нет, ибо берега залива Памлико не могли снабдить шхуну такими обильными запасами, как портовые города — Бостон, Нью-Йорк, Довер, Саванна, Уилмингтон — в Северной Каролине и Чарлстон — в Южной Каролине. В лиманах реки Ньюс и на жалком рынке Нью-Берна не нашлось бы товаров, на которые граф д'Артигас мог обменять свои пиастры и банковые билеты. Административный центр округа Кроуен насчитывал не более пяти-шести тысяч жителей. Торговля там сводилась к вывозу зерна, свинины, мебели и морского снаряжения. Кроме того, несколько недель тому назад, во время десятидневной стоянки в порту Чарлстона, шхуна уже взяла полный груз, готовясь к рейсу в неизвестном направлении.

Неужели таинственный путешественник прибыл сюда с единственной целью посетить Хелтфул-Хаус?.. Что ж, вполне возможно и даже не удивительно, — ведь лечебница пользовалась громкой и вполне заслуженной славой.

Возможно также, что графу д'Артигасу захотелось встретиться с Тома Роком. Широкая известность французского изобретателя оправдывала подобное любопытство. Еще бы! Гениальный безумец, чьи изобретения грозили совершить полный переворот в методах современной военной науки!

И вот после полудня, как указывалось в записке, граф д'Артигас в сопровождении капитана Спаде, командира „Эббы“, появился у ворот Хелтфул-Хауса.

Согласно данным распоряжениям оба посетителя были тотчас приняты и проведены в кабинет директора.

Директор оказал графу д'Артигасу самый любезный прием и вызвался лично сопровождать его, не желая никому уступать чести быть чичероне высокого гостя, за что тот выразил ему горячую благодарность. Во время посещения общих зал и отдельных палат лечебницы директор без устали расхваливал замечательный уход за больными, режим, как он уверял, совершенно недостижимый в домашней обстановке, великолепные условия и блестящие результаты лечения, которые и доставили, по его словам, заслуженную славу Хелтфул-Хаусу.

Граф д'Артигас осматривал все со своим обычным хладнокровием, делая вид, будто с интересом слушает эту неиссякаемую болтовню, вероятно, чтобы лучше скрыть истинную цель своего посещения. Однако, посвятив целый час осмотру лечебницы, он счел уместным прервать хозяина следующим вопросом:

— Не находится ли, сэр, у вас на излечении тот больной, о ком так много говорили в последнее время и который привлекает особое внимание к Хелтфул-Хаусу?

— Вероятно, граф, вы хотите узнать о Тома Роке? — спросил директор.

— Именно… о том французе… об изобретателе, который страдает умственным расстройством…

— Тяжелым умственным расстройством, граф, и, может быть, хорошо, что это так! По моему мнению, человечество ничего не выиграло бы от его открытий, которые только умножают способы истребления, а их у нас и так более чем достаточно…

— Совершенно справедливо, господин директор, я держусь на этот счет того же мнения. Истинный прогресс не в разрушении, и тех, кто идет по этому пути, я считаю злыми гениями науки… А что, ваш изобретатель окончательно лишился рассудка?

— Окончательно?.. О нет, граф, это сказывается только в обыденных житейских делах. Тут он уже ничего не соображает и не отвечает за свои поступки. Однако гений ученого остался невредим, мозговое расстройство его не коснулось, и если бы кто-нибудь согласился на неслыханные требования Рока, я не сомневаюсь, что он выпустил бы в свет новое боевое орудие… в котором нет решительно никакой надобности…

— Решительно никакой, господин директор, — подтвердил граф д'Артигас при молчаливом одобрении капитана Спад».

— Впрочем, граф, вы можете судить об этом сами. Мы как раз подошли к флигелю, где помещается Тома Рок. Его заточение вполне оправдано с точки зрения общественной безопасности, тем не менее он пользуется здесь самым внимательным уходом и всеми заботами, каких требует его состояние. Кроме того, в Хелтфул-Хаусе он огражден от нескромных посетителей, которые могли бы попытаться…

Директор закончил фразу выразительным кивком головы; при этом на губах иностранного гостя мелькнула неуловимая усмешка.

— Скажите, — спросил граф д'Артигас, — разве Тома Рока никогда не оставляют одного?..

— Никогда, граф, никогда. Он постоянно находится под наблюдением смотрителя, вполне надежного человека, который свободно владеет французским языком. В случае если у больного вырвется невзначай какая-нибудь фраза, относящаяся к его открытию, эти сведения будут тут же записаны, и мы увидим, как надлежит ими воспользоваться.

В этот момент граф д'Артигас бросил быстрый взгляд на капитана Спаде, который кивнул в ответ, как бы говоря: «Понимаю!» И действительно, легко было заметить, наблюдая за капитаном, что он с особым вниманием рассматривал часть парка вокруг флигеля N17, все подступы, входы и выходы, — вероятно, с заранее намеченной целью.

Сад, прилегающий к флигелю, тянулся до самой ограды Хелтфул-Хауса, которая опоясывала холм, отлого спускающийся к правому берегу реки Ньюс.

Это был одноэтажный флигель с итальянской террасой наверху. Он состоял из двух комнат и прихожей, окна были забраны железной решеткой. Со всех сторон домик окружали деревья с густой, пышной листвой. Перед фасадом зеленели бархатистые лужайки, украшенные кустами и клумбами пестрых цветов. Весь сад, площадью почти в пол-акра, был в исключительном пользовании Тома Рока, который мог прогуливаться там под надзором своего смотрителя.

Первым, кого увидели, войдя в сад, граф д'Артигас, капитан Спаде и директор, был служитель Гэйдон, стоявший на пороге флигеля.

Заметив служителя, граф д'Артигас начал необычайно пристально его рассматривать, на что директор не обратил никакого внимания.

Уже не в первый раз иностранцы приходили навещать больного из флигеля N17, так как французский изобретатель по справедливости считался любопытнейшим пациентом Хелтфул-Хауса. Однако эти два посетителя неизвестной национальности привлекли особое внимание Гэйдона своим необычным видом. Хотя имя графа д'Артигаса и было ему знакомо, он никогда еще не встречался с этим богатым джентльменом, частым гостем восточного побережья, и не знал, что шхуна «Эбба» бросила якорь в устье реки Ньюс, у подножья холма Хелтфул-Хауса.

— Гэйдон, — обратился к нему директор, — где сейчас Тома Рок?

— Вот он, — ответил смотритель, указывая на человека, который с задумчивым видом прогуливался под деревьями позади флигеля.

— Я разрешил графу д'Артигасу осмотреть Хелтфул-Хаус, и он выразил желание видеть Тома Рока, о котором в последнее время так много говорили…

— И говорили бы гораздо больше, — добавил граф д'Артигас, — если бы американское правительство из предосторожности не заперло его в вашем заведении…

— Необходимая предосторожность, граф.

— Совершенно необходимая, господин директор. Пусть лучше секрет изобретателя угаснет вместе с ним, это будет спокойнее для человечества.

Бросив взгляд на графа д'Артигаса, Гэйдон, не говоря ни слова, направился в глубину аллеи; оба иностранца последовали за ним.

Пройдя всего несколько шагов, посетители оказались лицом к лицу с Тома Роком.

Больной не заметил их приближения и, даже когда они подошли вплотную, не обратил на них внимания.

Между тем капитан Спаде, не возбуждая ни в ком подозрений, тщательно обозревал окрестности и нижнюю часть парка Хелтфул-Хауса, где был расположен флигель N17. Поднимаясь по аллее, он заметил верхушки мачт, видневшиеся над оградой. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы узнать мачты «Эббы» и убедиться, что с этой стороны наружная стена огибала правый берег реки Ньюс.

Тем временем граф д'Артигас внимательно разглядывал французского изобретателя. Здоровье этого человека, еще полного сил, по-видимому, нисколько не пострадало от заключения, длящегося уже полтора года. Но его странная поза, бессмысленные жесты, блуждающий взгляд, безразличие ко всему окружающему слишком явно указывали на полное расстройство умственных способностей.

Присев на скамью, Тома Рок кончиком трости нарисовал на песке аллеи чертеж крепости. Затем, встав на колени, насыпал по краям кучки песку, очевидно, изображавшие бастионы. После этого, сорвав несколько листьев с ближайшего деревца, он воткнул их по очереди в каждую кучку наподобие крошечных флажков; все это он проделал с самым серьезным видом, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих.

Рок играл в детскую игру, но с серьезностью и важностью, не свойственной ребенку.

— Неужели он совсем сошел с ума? — спросил граф д'Артигас, в тоне которого, несмотря на обычную невозмутимость, послышалось разочарование.

— Я предупреждал вас, граф, что от него ничего нельзя добиться, — ответил директор.

— Нельзя ли сделать так, чтобы он обратил на нас внимание?

— Это довольно трудно, — возразил директор, обернувшись к смотрителю. — Попробуйте заговорить с ним, Гэйдон, может быть, на ваш голос он откликнется?

— Мне он ответит, господин директор, будьте покойны, — сказал Гэйдон.

Затем, тронув за плечо своего подопечного, он ласково позвал:

— Тома Рок!

Помешанный поднял голову и взглянул на смотрителя; ясно было, что из всех присутствующих он видел только его, хотя граф д'Артигас, директор и подошедший капитан Спаде стояли тут же, рядом.

— Тома Рок! — повторил Гэйдон по-английски. — Вот два иностранца, которые хотели вас повидать… Они интересуются вашим здоровьем… вашими работами…

Последние слова как будто заставили изобретателя выйти из состояния вялого безразличия.

— Моими работами?.. — переспросил он на английском языке, который знал, как родной.

Схватив камешек и зажав между большим и указательным пальцами, он швырнул его, как мальчишка, в одну из кучек песку и сбил ее. У него вырвался радостный крик.

— Разрушен!.. Бастион разрушен!.. Мое взрывчатое вещество с одного выстрела уничтожило все!

Тома Рок выпрямился, его глаза сверкали торжеством.

— Вы видите, — заметил директор, обращаясь к графу, — его никогда не покидает мысль об изобретении…

— И она умрет вместе с ним, — добавил смотритель.

— Вы не могли бы, Гэйдон, навести его на разговор о фульгураторе?

— Если прикажете, господин директор… я попытаюсь…

— Попробуйте, я думаю, что это заинтересует графа д'Артигаса…

— Разумеется, — подтвердил граф, сохраняя холодное непроницаемое выражение лица и ничем не выдавая волновавших его чувств.

— Должен вас предупредить, что это может вызвать новый припадок, — возразил смотритель.

— Вы оборвете разговор, как только сочтете нужным. Скажите Року, что иностранный гость желает побеседовать о покупке фульгуратора.

— А вы не опасаетесь, что он выдаст свой секрет?.. — вмешался граф д'Артигас.

Он спросил это с такой живостью, что Гэйдон недоверчиво взглянул на него, что как будто нимало не обеспокоило загадочного незнакомца.

— Этого нечего бояться, — ответил смотритель. — У Тома Рока не вырвать его тайны никакими обещаниями! Пока он не получит из рук в руки требуемые миллионы…

— У меня их нет при себе, — спокойно возразил граф д'Артигас.

Гэйдон подошел к больному и снова, как в первый раз, тронул его за плечо.

— Тома Рок, — сказал он, — эти иностранцы хотели бы купить ваше изобретение.

Рок выпрямился.

— Мое открытие?.. — вскричал он. — Мое взрывчатое вещество… мой воспламенитель?

Его нарастающее возбуждение, как и предупреждал Гэйдон, угрожало неминуемым припадком, к которому обычно приводили подобные разговоры.

— Сколько вы за него дадите… сколько? — спросил Рок.

Можно было обещать ему наугад любую сумму, как бы огромна она ни была.

— Сколько… сколько? — настаивал больной.

— Десять миллионов долларов, — отвечал Гэйдон.

— Десять миллионов? — воскликнул Рок. — Только десять миллионов… за фульгуратор, мощность которого в десять миллионов раз превосходит все известные до сих пор снаряды… Десять миллионов… за самодвижущийся снаряд, который при взрыве может разрушить все вокруг на площади в десять тысяч квадратных метров!.. Десять миллионов… за единственный в мире воспламенитель, способный вызвать взрыв невиданной силы!.. Да всех сокровищ земного шара не хватило бы, чтобы оплатить секрет моего снаряда! Скорее я сам откушу себе язык, чем продам фульгуратор за такую цену!.. Десять миллионов, когда он стоит миллиард… миллиард… миллиард!..

Ясно было, что Тома Рок терял всякое представление о реальности, когда с ним начинали вести переговоры. И если бы Гэйдон предложил ему даже десять миллиардов, безумец все равно потребовал бы больше.

Граф д'Артигас и капитан Спаде с самого начала припадка внимательно наблюдали за больным; граф стоял, нахмурив лоб, по-прежнему невозмутимый, капитан покачивал головой, как бы говоря: право, этот бедняга уже ни на что не годен!

Тома Рок вдруг сорвался с места и начал бегать по саду, крича сдавленным от гнева голосом:

— Миллиарды!.. Миллиарды!

— Я вас предупреждал! — сказал Гэйдон, с упреком обращаясь к директору.

Затем он пустился в погоню за сумасшедшим, догнал его, схватил за руку и, не встретив никакого сопротивления, увел во флигель и тотчас запер за собой дверь.

Граф д'Артигас задержался у флигеля, беседуя с директором, между тем как капитан Спаде в последний раз обходил сад вдоль наружной ограды.

— Вот видите, граф, я не преувеличивал, — заметил директор. — Нет сомнений, что болезнь Тома Рока с каждым днем прогрессирует. По-моему, его безумие уже неизлечимо. Пусть даже ему дадут деньги, которые он требует, все равно из него ничего не вытянешь…

— Возможно, — согласился граф д'Артигас, — однако, хотя его денежные претензии и доходят до абсурда, ведь он действительно изобрел снаряд, мощность которого, кажется, безгранична.

— Таково мнение специалистов, граф, но его открытие вскоре погибнет вместе с ним, ибо припадки становятся все тяжелее и повторяются все чаще. Скоро в его душе заглохнет и последнее еще живое чувство — жажда обогащения.

— Зато останется, быть может, жажда мести! — пробормотал про себя граф д'Артигас в ту минуту, когда капитан Спаде догнал его у ворот.