Флаг родины: романы

ГЛАВА 1 Хелтфул-Хаус

На визитной карточке, которую получил в тот день — 15 июня 189… года — директор лечебницы Хелтфул-Хаус, не было ни герба, ни короны и стояла одна только фамилия:

Под фамилией, в нижнем углу карточки, был написан карандашом следующий адрес:

«На борту шхуны „Эбба“, якорная стоянка Нью-Берна, залив Памлико».

Столица Северной Каролины, одного из сорока четырех штатов Америки, довольно крупный город Роли, расположена в глубине страны, на расстоянии около ста пятидесяти миль от побережья. Этот город стал административным центром именно благодаря своему местоположению, так как в промышленном и торговом отношении другие города ему не уступали или даже превосходили его; таковы, например, Уилмингтон, Шарлотт, Фейетвилл, Идентон, Вашингтон, Солсбери, Тарборо, Галифакс, Нью-Берн. Этот последний город расположен в низовьях реки Ньюс, впадающей в залив Памлико, обширную морскую лагуну, защищенную как бы естественным молом — грядой островов и островков у Каролинского побережья.

Директор Хелтфул-Хауса никогда не угадал бы, зачем ему вручили визитную карточку, если бы не приложенная записка, в которой граф д'Артигас просил разрешения посетить его лечебницу. Знатный гость, выражая надежду, что директор любезно согласится принять его, собирался прибыть после полудня в сопровождении капитана Спаде, командира шхуны «Эбба».

Желание проникнуть за ограду столь знаменитого в те годы лечебного заведения, весьма модного среди богатых американцев, казалось совершенно естественным со стороны иностранца. Там побывало немало посетителей с менее громким именем, чем граф д'Артигас, и никто не скупился на похвалы директору Хелтфул-Хауса. Поэтому директор поспешил дать просимое разрешение, ответив, что почтет за честь принять графа д'Артигаса в стенах своей лечебницы.

Хелтфул-Хаус обслуживался первоклассным персоналом и привлекал для консультаций самых знаменитых врачей. Это было частное лечебное заведение, независимое от других госпиталей и больниц, подчиненное лишь общему государственному надзору. Там был комфорт, образцовый порядок и в сочетании со здоровым климатом создавались все условия, которые требуются в санаториях подобного рода, предназначенных для богатой клиентуры.

В самом деле, трудно было найти более приятное местоположение для санатория, чем в Хелтфул-Хаусе. На склоне холма расстилался парк площадью в двести акров с роскошной растительностью, которой изобилует Северная Америка на широтах, соответствующих Канарским островам и Мадейре. Нижняя часть парка спускалась к широкому устью реки Ньюс, где постоянно веяли свежие ветерки с залива Памлико и морские бризы, перелетавшие через узкую береговую косу.

Хелтфул-Хаус, предоставлявший богатым пациентам идеальный уход и прекрасные гигиенические условия, предназначался главным образом для лечения хронических болезней; однако администрация не отказывалась принимать и больных с умственным расстройством, если только заболевание их не было неизлечимым.

Как раз теперь, вот уже полтора года, там содержался под особым наблюдением весьма знаменитый пациент; это обстоятельство привлекало к Хелтфул-Хаусу всеобщее внимание и, возможно, объясняло также и визит графа д'Артигаса.

Человек, о котором идет речь, был француз лет сорока пяти, по имени Тома Рок. В том, что он душевнобольной, не могло быть никаких сомнений. Однако врачи-психиатры пока еще не констатировали у него полной потери умственных способностей. В обыденной жизни он вел себя как человек ненормальный, — это было совершенно очевидно. Но Тома Рок вновь становился разумным, проницательным, логичным, когда обращались к его научной мысли, к его гению, — а, как известно, гениальность часто граничит с безумием. Несомненно, его психика и нервная система были сильно расстроены. Любое раздражение приводило его к неистовым и буйным припадкам. Больной страдал потерей памяти, болезненной рассеянностью, неспособностью сосредоточить внимание на окружающем. Тома Рок превращался мало-помалу в жалкое существо, лишенное разума, не умеющее обходиться без посторонней помощи, утратившее природный инстинкт, которым обладают даже животные, — инстинкт самосохранения, и его нельзя было спускать с глаз, как малого ребенка. Поэтому служителю флигеля N17 в нижней части парка Хелтфул-Хаус, где помещался больной, поручено было присматривать за ним днем и ночью.

Обычно сумасшествие, если оно не безнадежно, лечат посредством морального воздействия. Медицина здесь бессильна, ее беспомощность давно уже признана специалистами. Можно ли было с успехом применить моральное воздействие к болезни Тома Рока? В этом позволительно усомниться, даже если больной находится в спокойных и благотворных условиях Хелтфул-Хауса. В самом деле, вечное беспокойство, резкая смена настроений, раздражительность, нелепые причуды, уныние, апатия, отвращение и к серьезным занятиям и к развлечениям — все эти симптомы болезни были налицо. Ни один врач не мог бы здесь ошибиться, и, казалось, никакие лекарства не способны были исцелить больного или улучшить его состояние.

Правильно сказано, что безумие — это чрезмерная субъективность, то есть такое душевное состояние, когда человек всецело поглощен внутренней работой и не интересуется внешними впечатлениями.

У Тома Рока это безразличие ко всему доходило до крайности. Углубленный в самого себя, он жил весь во власти навязчивой идеи, которая и довела его до помешательства. Способно ли какое-нибудь событие, какой-нибудь внешний толчок снова вернуть его к жизни? Это казалось маловероятным, хотя и не невозможным.

Теперь следует объяснить, при каких обстоятельствах француз Рок покинул Францию, зачем приехал в Соединенные Штаты и почему американское правительство сочло необходимым и благоразумным заключить его в эту лечебницу, где за ним должны были наблюдать и тщательно записывать все, что могло вырваться у него во время припадков безумия.

Полтора года тому назад морскому министру в Вашингтоне вручили просьбу об аудиенции от лица Тома Рока, который желал сделать ему важное сообщение.

Едва услышав это имя, министр сразу понял, в чем дело. Хотя он и знал, какого рода будет сообщение и какие требования за ним последуют, он ни минуты не раздумывал и немедленно согласился дать аудиенцию.

В самом деле, Рок был настолько известен, что в интересах вверенного ему дела министр обязан был, не колеблясь, принять посетителя и ознакомиться с предложениями, которые тот хотел сделать ему лично.

Тома Рок был изобретателем, гениальным изобретателем. Несколько важных открытий уже доставили ему громкую известность. Благодаря ему проблемы, считавшиеся до того времени чисто теоретическими, получили практическое применение. Его имя прославилось в науке. В ученом мире он занимал одно из первых мест. Мы увидим дальше, как неудачи, разочарования, даже оскорбления со стороны газетных писак довели его до помешательства и чем была вызвана необходимость поместить его в лечебницу Хелтфул-Хаус.

Последнее его изобретение, военный снаряд, носило название «фульгуратор Рок». Это мощное оружие, по его словам, настолько превосходило все созданные прежде, что государство, обладающее им, стало бы неограниченным властелином всех континентов и морей.

Мы, к сожалению, хорошо знаем, с какими неодолимыми препятствиями сталкиваются изобретатели, когда хотят продвинуть свое изобретение, в особенности если они пытаются предложить его министерским комиссиям. Множество широко известных примеров еще свежо в нашей памяти. Бесполезно распространяться на эту тему, ибо в делах такого рода много закулисных тайн, много темного и труднообъяснимого. Что же касается Тома Рока, следует признать, что, подобно большинству своих предшественников, он предъявлял столь чрезмерные требования, назначал за свое новое оружие столь неслыханную цену, что с ним просто невозможно было вести переговоры.

Его упорство объяснялось тем, — и мы должны это отметить, — что при распространении прежних изобретений, давших плодотворные результаты, его уже не раз бессовестно обманывали. Ему никогда не удавалось получить вознаграждение, на которое он по справедливости мог рассчитывать, и характер его мало-помалу ожесточился. Тома Рок сделался подозрительным, никому не доверял, ставил невыполнимые условия, настаивал, чтобы ему поверили на слово, и заранее, до всяких испытаний, запрашивал такую огромную сумму, что его требования казались всем неприемлемыми.

В первую очередь француз предложил «фульгуратор Рок» Франции. Комиссии, которой было поручено ознакомиться с его предложением, он объяснил в общих чертах, в чем оно состояло. Дело шло об особом самодвижущемся снаряде, снабженном новым взрывчатым веществом, который приводился в действие с помощью воспламенителя также совершенно новой системы.

Когда этот снаряд, пущенный из некоего неведомого орудия, разорвется хотя бы на расстоянии нескольких сот метров от намеченной цели, то получится такое сильное сотрясение воздушных слоев, что любое сооружение в зоне десяти тысяч квадратных метров — крепостной форт или военный корабль — будет совершенно уничтожено. Изобретение Рока было основано на том же принципе, что и ядро пневматической пушки Залинского, уже испытанной в ту пору, но результаты, полученные Роком, превосходили ее по крайней мере во сто раз.

Если орудие Тома Рока действительно обладало такой мощью, оно могло бы обеспечить его родине полное военное превосходство как в наступлении, так и в обороне. Однако не преувеличивал ли он эту мощь, хотя и прекрасно зарекомендовал себя прежними изобретениями? Этот вопрос могли разрешить только пробные испытания. Но Рок наотрез отказывался проводить испытания, пока не получит миллионов, которые требовал за свой фульгуратор.

Очевидно, еще в ту пору умственные способности Тома Рока пришли в расстройство. Он уже не обладал ясным сознанием и здравым рассудком. Чувствовалось, что он ступил на путь, который постепенно приведет его к настоящему безумию. Согласиться на предложенные им условия было немыслимо, на это не пошло бы ни одно правительство.

Французская министерская комиссия прервала переговоры, и все газеты, даже самые оппозиционные, должны были признать, что это решение правильно. Правительство окончательно отвергло предложения Рока, не опасаясь, что какое-либо другое государство согласится их принять.

Нечего удивляться, что в глубоко потрясенной душе изобретателя, при его все возраставшей болезненной замкнутости, чувство патриотизма мало-помалу ослабело и, наконец, «совсем заглохло. К чести человеческой природы следует еще раз повторить, что в то время Рок был уже душевнобольным. Он сохранил ясность мысли во всем, что непосредственно касалось его изобретения. Тут он нисколько не утратил своего гениального дарования. Зато в самых обыденных жизненных мелочах его психическое расстройство усиливалось с каждым днем, и он становился почти невменяемым.

Итак, Тома Рок получил отказ. Может быть, следовало принять меры, чтобы он не предложил своего изобретения другим… Об этом вовремя не подумали, и напрасно.

Случилось то, что должно было случиться. Под влиянием болезненной раздражительности патриотическое чувство, присущее каждому гражданину, который ставит интересы своей родины выше своих собственных, угасло бесследно в душе оскорбленного изобретателя, Он вспомнил о других государствах, пересек границу, забыл незабвенное прошлое и предложил свой фульгуратор Германии.

Германское правительство, ознакомившись с неслыханными требованиями Тома Рока, тоже отказалось принять его предложение. В довершение всего военное министерство только что провело испытания нового баллистического снаряда и решило пренебречь изобретением французского ученого.

Тогда гнев изобретателя обратился в ненависть, лютую ненависть против всего человеческого рода, — в особенности после новой неудачной попытки договориться с советом адмиралтейства Великобритании. Англичане, как люди практические, не сразу оттолкнули Рока, они пытались прощупать его и сторговаться с ним. Но Рок и слышать ничего не хотел. Его секрет стоит миллионы, он должен получить эти миллионы, или же секрет останется при нем. В конце концов адмиралтейство прервало с ним всякие переговоры.

Вот при каких обстоятельствах, в то время как его умственное расстройство усиливалось с каждым днем, Рок сделал последнюю попытку и обратился к правительству Соединенных Штатов, — это произошло года за полтора до начала нашего повествования.

Американцы, еще более практичные, чем англичане, не стали торговаться, ибо, полагаясь на славную репутацию французского химика, верили в исключительную мощность „фульгуратора Рок“. Справедливо считая Рока гениальным ученым и объясняя его странности болезненным состоянием, они приняли особые меры, рассчитывая расплатиться с ним позднее по умеренной цене.

Так как Тома Рок обнаруживал явные признаки помешательства, власти сочли благоразумным, в интересах самого изобретателя, запереть ученого в больницу.

Как известно, Рока поместили не в сумасшедший дом, а в лечебницу Хелтфул-Хаус, где имелись все необходимые условия для излечения его болезни. И тем не менее, несмотря на самый заботливый и внимательный уход, цель до сих пор не была достигнута.

Повторим еще раз, — здесь важно подчеркнуть эту особенность, — Тома Рок, несмотря на свою невменяемость, приходил в сознание всякий раз, как речь заходила о его изобретениях. Он оживлялся, говорил твердо и авторитетно, как человек, уверенный в себе, и невольно внушал уважение. В порыве красноречия ученый описывал изумительные качества своего фульгуратора, его поистине необычайную разрушительную силу. Что же касается взрывчатого вещества и воспламенителя, входящих в их состав элементов, секрета их изготовления, — об этом он хранил молчание, и ничто не могло заставить его проговориться. Раз или два, во время буйного припадка, тайна, казалось, готова была сорваться у него с языка, и врачи уже приняли меры предосторожности… Но напрасно. Хотя Рок и утратил инстинкт самосохранения, он все также бдительно охранял свое открытие.

Флигель N17 в парке Хелтфул-Хауса находился в саду, окруженном живой изгородью, где Тома Рок мог прогуливаться под наблюдением своего смотрителя. Последний жил в том же флигеле, спал в одной комнате с пациентом и охранял его днем и ночью, не отлучаясь ни на час. Во время галлюцинаций, которыми обычно страдал больной, при переходе от бдения ко сну, смотритель подстерегал его бессвязные слова, прислушиваясь даже к бреду спящего. Этого человека звали Гэйдон. Узнав вскоре после заточения Тома Рока, что в Хелтфул-Хаусе требуется служитель, хорошо знающий французский язык, он предложил свои услуги и был приставлен к новому пациенту в качестве смотрителя.

В действительности же Гэйдон был французским инженером по имени Симон Харт, уже несколько лет состоявшим на службе в одной из химических фирм в Нью-Джерси. Это был человек лет сорока, с широким лбом, с суровым и решительным лицом; во всем его облике чувствовалась энергия и вместе с тем сдержанность. Весьма сведущий в различных вопросах, касающихся современного вооружения, а также изобретений и усовершенствований, способных увеличить его мощь, Симон Харт был знаком со всеми открытиями в области взрывчатых веществ, количество которых достигало в ту пору более тысячи ста, и потому не мог не оценить по достоинству такого человека, как Тома Рок. Веря в силу и значение фульгуратора, он не сомневался в том, что изобретатель владел секретом снаряда, способного совершенно изменить условия как оборонительной, так и наступательной войны на суше и на море. Он знал, что безумие пощадило научные идеи больного, что в частично расстроенном мозгу еще брезжило сознание, еще горело пламя, пламя гения. Тогда Симон Харт подумал: если во время припадка ученый выдаст свой секрет, то изобретением француза может воспользоваться не Франция, а чужая страна. И он тут же принял решение наняться служителем к Тома Року, выдав себя за американца, в совершенстве владеющего французским языком. Под предлогом неотложной поездки в Европу он уволился со службы и переменил имя. Короче говоря, благодаря удачному стечению обстоятельств его предложение было принято, — и вот уже пятнадцать месяцев Симон Харт состоял смотрителем при пациенте Хелтфул-Хауса.

Его решение свидетельствовало о редкой самоотверженности, о высоком патриотизме, ибо работа больничного сторожа весьма тягостна для такого интеллигентного и образованного человека, как Симон Харт. Не надо забывать, что инженер никоим образом не собирался присвоить открытие Тома Рока в случае, если бы удалось его выведать, и вовсе не претендовал на причитающееся ученому денежное вознаграждение.

Итак, Симон Харт, или, вернее, Гэйдон, уже пятнадцать месяцев жил бок о бок с сумасшедшим, наблюдая за ним, подслушивая и даже пытаясь задавать вопросы, но так ничего и не добился. Впрочем, теперь он более чем когда-либо был убежден в важности открытия Рока, а потому больше всего боялся, как бы психическое расстройство его подопечного не перешло в полное безумие и как бы после буйного припадка помешательства тот не унес с собой в могилу секрет фульгуратора.

Таково было положение Симона Харта, такова была задача, которой в интересах своей родины он посвятил себя целиком.

Между тем даже после стольких огорчений и разочарований, благодаря могучей натуре Тома Рока, его физическое здоровье не было подорвано. Нервный горячий темперамент помог ему устоять против всевозможных сокрушительных ударов. Средний рост, большая голова, широкий выпуклый лоб, волосы с проседью, взгляд то блуждающий, то живой, внимательный и властный, когда он увлекался любимыми идеями, густые усы, нос с трепещущими ноздрями, крепко сжатые губы, словно боявшиеся, что с них сорвется запретная тайна, сосредоточенное выражение, как у человека, который долго боролся и полон решимости продолжать борьбу, — таков был изобретатель Тома Рок, заточенный в одном из флигелей Хелтфул-Хауса, не сознающий, быть может, что он стал узником, и находившийся под надзором инженера Симона Харта, принявшего имя смотрителя Гэйдона.

ГЛАВА 2 Граф Д'Артигас

Кем же был в сущности граф д'Артигас? Испанцем?.. Его фамилия как будто указывала на это. Однако на корме его шхуны золотыми буквами было написано слово „Эбба“, чисто норвежского происхождения. А если бы графа спросили, как имя капитана „Эббы“ и его помощников, он ответил бы, что капитана зовут Спаде, боцмана — Эфрондат, а кока — Хелим, — удивительно несхожие имена, указывающие на различную национальность членов экипажа.

Можно ли было вывести какое-либо заключение, судя по внешнему виду графа д'Артигаса?.. Вряд ли. Хотя смуглая кожа, черные, как смоль, волосы, изящество осанки и указывали как будто на испанское происхождение, но в общем его облике не хватало многих характерных национальных черт, присущих уроженцам Пиренейского полуострова.

Это был человек выше среднего роста, могучего сложения, не старше сорока пяти лет от роду. Сдержанный и высокомерный, он напоминал знатного индусского раджу с примесью малайской крови. Если он и не был хладнокровным от природы, то во всяком случае старался таким казаться; жесты его были повелительны и речь немногословна. Со своим экипажем он объяснялся обычно на своеобразном смешанном наречии, распространенном на островах Индийского океана и прилегающих морей. Когда же во время морских путешествий ему случалось посещать берега Старого и Нового Света, он совершенно свободно говорил по-английски, и лишь легкий акцент выдавал его иностранное происхождение.

Каково было прошлое графа д'Артигаса, полное загадочных приключений, каково было настоящее, откуда взялось его состояние, по-видимому огромное, позволявшее ему вести роскошную жизнь богатого джентльмена, где находилась его постоянная резиденция или по крайней мере обычная стоянка шхуны, — этого никто не мог сказать, да никто и не решился бы спросить у графа, настолько он держался замкнуто и гордо. Он не походил на человека, способного выдать себя во время интервью даже ловким американским репортерам.

О графе д'Артигасе знали только то, что говорили о нем газеты, сообщая о прибытии „Эббы“ в какой-нибудь порт, чаще всего на восточном побережье Соединенных Штатов, Действительно, шхуна заходила туда почти регулярно, в определенные сроки, чтобы запастись всем необходимым для дальнего плавания. Экипаж „Эббы“ не только возобновлял там запасы продовольствия — муки, сухарей, консервов, свежего и сушеного мяса, телятины и баранины, вина, пива, спиртных напитков, но закупал также одежду, разные инструменты, необходимое снаряжение, предметы роскоши, платя за все щедро, по высоким ценам, долларами, гинеями или любой другой монетой.

Из этого следует, что хотя о частной жизни графа д'Артигаса никто ничего не знал, сам он был хорошо известен во многих портах американского побережья, от Флориды до Нью-Ингленда.

Поэтому нечего удивляться, что директор Хелтфул-Хауса был весьма польщен визитом графа д'Артигаса и принял его чрезвычайно любезно.

В порт Нью-Берна шхуна „Эбба“ зашла впервые. И, вероятно, только каприз ее владельца привел „Эббу“ к устью реки Ньюс. Что могло ему понадобиться в этих местах? Запастись провиантом?.. Нет, ибо берега залива Памлико не могли снабдить шхуну такими обильными запасами, как портовые города — Бостон, Нью-Йорк, Довер, Саванна, Уилмингтон — в Северной Каролине и Чарлстон — в Южной Каролине. В лиманах реки Ньюс и на жалком рынке Нью-Берна не нашлось бы товаров, на которые граф д'Артигас мог обменять свои пиастры и банковые билеты. Административный центр округа Кроуен насчитывал не более пяти-шести тысяч жителей. Торговля там сводилась к вывозу зерна, свинины, мебели и морского снаряжения. Кроме того, несколько недель тому назад, во время десятидневной стоянки в порту Чарлстона, шхуна уже взяла полный груз, готовясь к рейсу в неизвестном направлении.

Неужели таинственный путешественник прибыл сюда с единственной целью посетить Хелтфул-Хаус?.. Что ж, вполне возможно и даже не удивительно, — ведь лечебница пользовалась громкой и вполне заслуженной славой.

Возможно также, что графу д'Артигасу захотелось встретиться с Тома Роком. Широкая известность французского изобретателя оправдывала подобное любопытство. Еще бы! Гениальный безумец, чьи изобретения грозили совершить полный переворот в методах современной военной науки!

И вот после полудня, как указывалось в записке, граф д'Артигас в сопровождении капитана Спаде, командира „Эббы“, появился у ворот Хелтфул-Хауса.

Согласно данным распоряжениям оба посетителя были тотчас приняты и проведены в кабинет директора.

Директор оказал графу д'Артигасу самый любезный прием и вызвался лично сопровождать его, не желая никому уступать чести быть чичероне высокого гостя, за что тот выразил ему горячую благодарность. Во время посещения общих зал и отдельных палат лечебницы директор без устали расхваливал замечательный уход за больными, режим, как он уверял, совершенно недостижимый в домашней обстановке, великолепные условия и блестящие результаты лечения, которые и доставили, по его словам, заслуженную славу Хелтфул-Хаусу.

Граф д'Артигас осматривал все со своим обычным хладнокровием, делая вид, будто с интересом слушает эту неиссякаемую болтовню, вероятно, чтобы лучше скрыть истинную цель своего посещения. Однако, посвятив целый час осмотру лечебницы, он счел уместным прервать хозяина следующим вопросом:

— Не находится ли, сэр, у вас на излечении тот больной, о ком так много говорили в последнее время и который привлекает особое внимание к Хелтфул-Хаусу?

— Вероятно, граф, вы хотите узнать о Тома Роке? — спросил директор.

— Именно… о том французе… об изобретателе, который страдает умственным расстройством…

— Тяжелым умственным расстройством, граф, и, может быть, хорошо, что это так! По моему мнению, человечество ничего не выиграло бы от его открытий, которые только умножают способы истребления, а их у нас и так более чем достаточно…

— Совершенно справедливо, господин директор, я держусь на этот счет того же мнения. Истинный прогресс не в разрушении, и тех, кто идет по этому пути, я считаю злыми гениями науки… А что, ваш изобретатель окончательно лишился рассудка?

— Окончательно?.. О нет, граф, это сказывается только в обыденных житейских делах. Тут он уже ничего не соображает и не отвечает за свои поступки. Однако гений ученого остался невредим, мозговое расстройство его не коснулось, и если бы кто-нибудь согласился на неслыханные требования Рока, я не сомневаюсь, что он выпустил бы в свет новое боевое орудие… в котором нет решительно никакой надобности…

— Решительно никакой, господин директор, — подтвердил граф д'Артигас при молчаливом одобрении капитана Спад».

— Впрочем, граф, вы можете судить об этом сами. Мы как раз подошли к флигелю, где помещается Тома Рок. Его заточение вполне оправдано с точки зрения общественной безопасности, тем не менее он пользуется здесь самым внимательным уходом и всеми заботами, каких требует его состояние. Кроме того, в Хелтфул-Хаусе он огражден от нескромных посетителей, которые могли бы попытаться…

Директор закончил фразу выразительным кивком головы; при этом на губах иностранного гостя мелькнула неуловимая усмешка.

— Скажите, — спросил граф д'Артигас, — разве Тома Рока никогда не оставляют одного?..

— Никогда, граф, никогда. Он постоянно находится под наблюдением смотрителя, вполне надежного человека, который свободно владеет французским языком. В случае если у больного вырвется невзначай какая-нибудь фраза, относящаяся к его открытию, эти сведения будут тут же записаны, и мы увидим, как надлежит ими воспользоваться.

В этот момент граф д'Артигас бросил быстрый взгляд на капитана Спаде, который кивнул в ответ, как бы говоря: «Понимаю!» И действительно, легко было заметить, наблюдая за капитаном, что он с особым вниманием рассматривал часть парка вокруг флигеля N17, все подступы, входы и выходы, — вероятно, с заранее намеченной целью.

Сад, прилегающий к флигелю, тянулся до самой ограды Хелтфул-Хауса, которая опоясывала холм, отлого спускающийся к правому берегу реки Ньюс.

Это был одноэтажный флигель с итальянской террасой наверху. Он состоял из двух комнат и прихожей, окна были забраны железной решеткой. Со всех сторон домик окружали деревья с густой, пышной листвой. Перед фасадом зеленели бархатистые лужайки, украшенные кустами и клумбами пестрых цветов. Весь сад, площадью почти в пол-акра, был в исключительном пользовании Тома Рока, который мог прогуливаться там под надзором своего смотрителя.

Первым, кого увидели, войдя в сад, граф д'Артигас, капитан Спаде и директор, был служитель Гэйдон, стоявший на пороге флигеля.

Заметив служителя, граф д'Артигас начал необычайно пристально его рассматривать, на что директор не обратил никакого внимания.

Уже не в первый раз иностранцы приходили навещать больного из флигеля N17, так как французский изобретатель по справедливости считался любопытнейшим пациентом Хелтфул-Хауса. Однако эти два посетителя неизвестной национальности привлекли особое внимание Гэйдона своим необычным видом. Хотя имя графа д'Артигаса и было ему знакомо, он никогда еще не встречался с этим богатым джентльменом, частым гостем восточного побережья, и не знал, что шхуна «Эбба» бросила якорь в устье реки Ньюс, у подножья холма Хелтфул-Хауса.

— Гэйдон, — обратился к нему директор, — где сейчас Тома Рок?

— Вот он, — ответил смотритель, указывая на человека, который с задумчивым видом прогуливался под деревьями позади флигеля.

— Я разрешил графу д'Артигасу осмотреть Хелтфул-Хаус, и он выразил желание видеть Тома Рока, о котором в последнее время так много говорили…

— И говорили бы гораздо больше, — добавил граф д'Артигас, — если бы американское правительство из предосторожности не заперло его в вашем заведении…

— Необходимая предосторожность, граф.

— Совершенно необходимая, господин директор. Пусть лучше секрет изобретателя угаснет вместе с ним, это будет спокойнее для человечества.

Бросив взгляд на графа д'Артигаса, Гэйдон, не говоря ни слова, направился в глубину аллеи; оба иностранца последовали за ним.

Пройдя всего несколько шагов, посетители оказались лицом к лицу с Тома Роком.

Больной не заметил их приближения и, даже когда они подошли вплотную, не обратил на них внимания.

Между тем капитан Спаде, не возбуждая ни в ком подозрений, тщательно обозревал окрестности и нижнюю часть парка Хелтфул-Хауса, где был расположен флигель N17. Поднимаясь по аллее, он заметил верхушки мачт, видневшиеся над оградой. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы узнать мачты «Эббы» и убедиться, что с этой стороны наружная стена огибала правый берег реки Ньюс.

Тем временем граф д'Артигас внимательно разглядывал французского изобретателя. Здоровье этого человека, еще полного сил, по-видимому, нисколько не пострадало от заключения, длящегося уже полтора года. Но его странная поза, бессмысленные жесты, блуждающий взгляд, безразличие ко всему окружающему слишком явно указывали на полное расстройство умственных способностей.

Присев на скамью, Тома Рок кончиком трости нарисовал на песке аллеи чертеж крепости. Затем, встав на колени, насыпал по краям кучки песку, очевидно, изображавшие бастионы. После этого, сорвав несколько листьев с ближайшего деревца, он воткнул их по очереди в каждую кучку наподобие крошечных флажков; все это он проделал с самым серьезным видом, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих.

Рок играл в детскую игру, но с серьезностью и важностью, не свойственной ребенку.

— Неужели он совсем сошел с ума? — спросил граф д'Артигас, в тоне которого, несмотря на обычную невозмутимость, послышалось разочарование.

— Я предупреждал вас, граф, что от него ничего нельзя добиться, — ответил директор.

— Нельзя ли сделать так, чтобы он обратил на нас внимание?

— Это довольно трудно, — возразил директор, обернувшись к смотрителю. — Попробуйте заговорить с ним, Гэйдон, может быть, на ваш голос он откликнется?

— Мне он ответит, господин директор, будьте покойны, — сказал Гэйдон.

Затем, тронув за плечо своего подопечного, он ласково позвал:

— Тома Рок!

Помешанный поднял голову и взглянул на смотрителя; ясно было, что из всех присутствующих он видел только его, хотя граф д'Артигас, директор и подошедший капитан Спаде стояли тут же, рядом.

— Тома Рок! — повторил Гэйдон по-английски. — Вот два иностранца, которые хотели вас повидать… Они интересуются вашим здоровьем… вашими работами…

Последние слова как будто заставили изобретателя выйти из состояния вялого безразличия.

— Моими работами?.. — переспросил он на английском языке, который знал, как родной.

Схватив камешек и зажав между большим и указательным пальцами, он швырнул его, как мальчишка, в одну из кучек песку и сбил ее. У него вырвался радостный крик.

— Разрушен!.. Бастион разрушен!.. Мое взрывчатое вещество с одного выстрела уничтожило все!

Тома Рок выпрямился, его глаза сверкали торжеством.

— Вы видите, — заметил директор, обращаясь к графу, — его никогда не покидает мысль об изобретении…

— И она умрет вместе с ним, — добавил смотритель.

— Вы не могли бы, Гэйдон, навести его на разговор о фульгураторе?

— Если прикажете, господин директор… я попытаюсь…

— Попробуйте, я думаю, что это заинтересует графа д'Артигаса…

— Разумеется, — подтвердил граф, сохраняя холодное непроницаемое выражение лица и ничем не выдавая волновавших его чувств.

— Должен вас предупредить, что это может вызвать новый припадок, — возразил смотритель.

— Вы оборвете разговор, как только сочтете нужным. Скажите Року, что иностранный гость желает побеседовать о покупке фульгуратора.

— А вы не опасаетесь, что он выдаст свой секрет?.. — вмешался граф д'Артигас.

Он спросил это с такой живостью, что Гэйдон недоверчиво взглянул на него, что как будто нимало не обеспокоило загадочного незнакомца.

— Этого нечего бояться, — ответил смотритель. — У Тома Рока не вырвать его тайны никакими обещаниями! Пока он не получит из рук в руки требуемые миллионы…

— У меня их нет при себе, — спокойно возразил граф д'Артигас.

Гэйдон подошел к больному и снова, как в первый раз, тронул его за плечо.

— Тома Рок, — сказал он, — эти иностранцы хотели бы купить ваше изобретение.

Рок выпрямился.

— Мое открытие?.. — вскричал он. — Мое взрывчатое вещество… мой воспламенитель?

Его нарастающее возбуждение, как и предупреждал Гэйдон, угрожало неминуемым припадком, к которому обычно приводили подобные разговоры.

— Сколько вы за него дадите… сколько? — спросил Рок.

Можно было обещать ему наугад любую сумму, как бы огромна она ни была.

— Сколько… сколько? — настаивал больной.

— Десять миллионов долларов, — отвечал Гэйдон.

— Десять миллионов? — воскликнул Рок. — Только десять миллионов… за фульгуратор, мощность которого в десять миллионов раз превосходит все известные до сих пор снаряды… Десять миллионов… за самодвижущийся снаряд, который при взрыве может разрушить все вокруг на площади в десять тысяч квадратных метров!.. Десять миллионов… за единственный в мире воспламенитель, способный вызвать взрыв невиданной силы!.. Да всех сокровищ земного шара не хватило бы, чтобы оплатить секрет моего снаряда! Скорее я сам откушу себе язык, чем продам фульгуратор за такую цену!.. Десять миллионов, когда он стоит миллиард… миллиард… миллиард!..

Ясно было, что Тома Рок терял всякое представление о реальности, когда с ним начинали вести переговоры. И если бы Гэйдон предложил ему даже десять миллиардов, безумец все равно потребовал бы больше.

Граф д'Артигас и капитан Спаде с самого начала припадка внимательно наблюдали за больным; граф стоял, нахмурив лоб, по-прежнему невозмутимый, капитан покачивал головой, как бы говоря: право, этот бедняга уже ни на что не годен!

Тома Рок вдруг сорвался с места и начал бегать по саду, крича сдавленным от гнева голосом:

— Миллиарды!.. Миллиарды!

— Я вас предупреждал! — сказал Гэйдон, с упреком обращаясь к директору.

Затем он пустился в погоню за сумасшедшим, догнал его, схватил за руку и, не встретив никакого сопротивления, увел во флигель и тотчас запер за собой дверь.

Граф д'Артигас задержался у флигеля, беседуя с директором, между тем как капитан Спаде в последний раз обходил сад вдоль наружной ограды.

— Вот видите, граф, я не преувеличивал, — заметил директор. — Нет сомнений, что болезнь Тома Рока с каждым днем прогрессирует. По-моему, его безумие уже неизлечимо. Пусть даже ему дадут деньги, которые он требует, все равно из него ничего не вытянешь…

— Возможно, — согласился граф д'Артигас, — однако, хотя его денежные претензии и доходят до абсурда, ведь он действительно изобрел снаряд, мощность которого, кажется, безгранична.

— Таково мнение специалистов, граф, но его открытие вскоре погибнет вместе с ним, ибо припадки становятся все тяжелее и повторяются все чаще. Скоро в его душе заглохнет и последнее еще живое чувство — жажда обогащения.

— Зато останется, быть может, жажда мести! — пробормотал про себя граф д'Артигас в ту минуту, когда капитан Спаде догнал его у ворот.

ГЛАВА 3 Двойное похищение

Полчаса спустя, граф д'Артигас и капитан Спаде шли по обсаженной вековыми буками дороге, которая тянулась вдоль ограды Хелтфул-Хауса над правым берегом реки Ньюс. Они сердечно распростились с директором, заявившим, что он был весьма польщен их визитом, и поблагодарили его за любезный прием. Сотня долларов, оставленная на прощанье в пользу служащих лечебницы, свидетельствовала о великодушии графа д'Артигаса. Если благородство измеряется щедростью, то этот чужеземец был благороднейший человек, — кто мог в этом сомневаться?

Выйдя за железные ворота Хелтфул-Хауса и очутившись на склоне холма, граф д'Артигас и капитан Спаде обогнули ограду парка, такую высокую, что перелезть через нее нечего было и пытаться. Граф погрузился в раздумье, а его спутник, привыкший ожидать, пока хозяин не обратится к нему первый, хранил молчание.

Граф д'Артигас, остановившись посреди дороги, смерил взглядом высокую стену, за которой виднелся флигель N17.

— Ты успел за это время обследовать местность? — спросил он.

— Конечно, успел, ваше сиятельство, — отвечал капитан Спаде, делая ударение на титуле.

— Ничего не упустил?

— Ничего из того, что нам нужно. До флигеля легко добраться, ведь он стоит недалеко от ограды, и если вы настаиваете на своем плане…

— Настаиваю, Спаде…

— Несмотря на психическое расстройство Тома Рока?..

— Несмотря ни на что, и если нам удастся его похитить…

— Это уж мое дело. Ручаюсь, что, как только стемнеет, я проникну за ограду парка Хелтфул-Хауса, а затем в сад павильона номер семнадцать, и никто меня не заметит…

— Через решетку главного входа?

— Нет, с этой стороны.

— Но ведь с этой стороны высокая стена, и если даже ты перелезешь через нее, как ты перенесешь Тома Рока? А вдруг сумасшедший позовет на помощь… или окажет сопротивление… или сторож подымет тревогу?

— Не беспокойтесь ни о чем. Мы просто войдем и выйдем через эту дверь.

И капитан Спаде показал на узкую дверь в стене в нескольких шагах от них; вероятно, этот выход предназначался для слуг, когда им надо было зачем-нибудь спускаться к берегу Ньюса.

— Отсюда мы проникнем в парк, — продолжал капитан Спаде, — и нам не придется тащить за собой лестницу.

— Но дверь заперта…

— Ее можно отпереть.

— Разве внутри нет засовов?

— Я успел их отодвинуть, когда гулял по саду, а директор ничего не заметил.

Приблизившись к двери, граф д'Артигас спросил:

— Как же ты ее отопрешь?

— А вот ключ, — ответил капитан Спаде.

И показал ключ, который успел вытащить из замка, после того как отодвинул засовы.

— Лучше не придумаешь, Спаде, — сказал граф д'Артигас, — теперь устроить похищение, вероятно, будет не слишком трудно. Вернемся на шхуну. Около восьми часов, когда стемнеет, ты сядешь в шлюпку и возьмешь с собой пятерых матросов…

— Да… пять, человек, — ответил капитан Спаде. — Этого довольно, даже если проснется сторож и нам придется его прикончить…

— Прикончить? — переспросил граф д'Артигас. — Пожалуй, если это будет необходимо. Но я предпочел бы захватить его тоже и доставить на борт «Эббы». Кто знает, не выведал ли он у Рока часть его тайны?

— Это верно.

— Кроме того, Рок привык к нему, а я не хочу ни в чем нарушать его привычек.

При этих словах граф д'Артигас усмехнулся так выразительно, что капитан Спаде сразу понял, какая роль предназначена смотрителю Хелтфул-Хауса.

Итак, план двойного похищения был разработан и, по-видимому, имел все шансы на успех. Если только за остающиеся до сумерек два часа никто не заметит, что из двери вытащен ключ и засовы отодвинуты, — капитану Спаде с матросами легко удастся проникнуть за ограду парка Хелтфул-Хауса.

Следует отметить, что за исключением Тома Рока, находившегося под особым наблюдением, остальные пациенты лечебницы не требовали специального надзора. Они размещались в палатах главного здания или во флигелях, расположенных в верхней части парка. Все складывалось так, что Тома Рок и смотритель Гэйдон, захваченные поодиночке, не смогут ни оказать серьезного сопротивления, ни даже позвать на помощь и станут жертвами похищения, которое подготовил капитан Спаде по приказу графа д'Артигаса.

Иностранец и его спутник направились к маленькой бухте, где их ожидала шлюпка с «Эббы». Шхуна стояла на якоре в двух кабельтовых от берега со свернутыми парусами в желтоватых чехлах, аккуратно принайтованными к реям, как это делается на яхтах. На кормовом флагштоке не было никакого флага. Только на гафеле грот-мачты алел красный вымпел, слегка колеблясь от дуновения стихающего восточного бриза.

Граф д'Артигас и капитан Спаде сели в шлюпку. Две пары весел в несколько минут доставили их на шхуну, и они по трапу поднялись на борт.

Граф д'Артигас тут же спустился в свою каюту на корме, а капитан Спаде направился к носу судна, чтобы отдать последние распоряжения.

Дойдя до бака, он перегнулся через фальшборт, ища глазами какой-то предмет, плавающий на поверхности в нескольких саженях от шхуны.

Это был небольшой буек, который покачивался на легких волнах, вызванных морским отливом.

Мало-помалу начинало смеркаться. Неясные очертания Нью-Берна постепенно таяли на левом берегу излучины реки. Лишь черные силуэты домов вырисовывались на горизонте, еще озаренном длинной огненной полосой закатных облаков. На противоположной стороне небо заволакивали тучи, но они стояли высоко, и казалось, нечего было опасаться дождя.

К семи часам в Нью-Берне там и сям засветились окна в разных этажах домов; мерцающие огоньки нижних кварталов города отражались в реке длинными зигзагами, едва колеблясь от стихающего к вечеру бриза. Рыбачьи лодки медленно возвращались в бухточки залива; одни, растянув паруса, ожидали последнего дуновения ветра, другие шли на веслах, рассекавших воду четкими мерными ударами, гулко разносившимися далеко вокруг. Проплыли два парохода, выбрасывая из труб снопы искр и клубы черного дыма, взбивая воду могучими лопастями колес, между тем как балансир паровой машины подымался и опускался над спардеком, ревя, как морское чудовище.

В восемь часов вечера граф д'Артигас появился на палубе шхуны в сопровождении пожилого господина лет пятидесяти.

— Пора, Серкё, — сказал он.

— Я скажу Спаде, — ответил Серкё.

В эту минуту к ним подошел капитан.

— Готовься к отплытию, — обратился к нему граф д'Артигас.

— Все готово.

— Постарайся, чтобы в Хелтфул-Хаусе не подняли тревоги и никто не мог заподозрить, что Тома Рока и его сторожа перевезли на борт «Эббы»…

— Где их, кстати, и не найдут, если придут искать, — вставил Серкё.

При этих словах он пожал плечами и весело расхохотался.

— Все равно, лучше не возбуждать подозрений, — возразил граф д'Артигас.

Шлюпку снарядили. Капитан Спаде с пятью матросами спустился в нее. Четверо гребцов взялись за весла. Пятый, боцман Эфрондат, которому было поручено сторожить шлюпку, занял место у руля, рядом с капитаном Спаде.

— Желаю успеха, Спаде, — с улыбкой крикнул Серкё, — действуй без шума, как влюбленный, который похищает свою красавицу…

— Есть… лишь бы только Гэйдон…

— Нам нужны и Рок и Гэйдон, — приказал граф д'Артигас.

— Будет сделано! — крикнул в ответ капитан Спаде.

Шлюпка отвалила от шхуны; моряки провожали ее взглядом, пока она не исчезла в темноте.

Следует отметить, что, ожидая ее возвращения, на «Эббе» не делали никаких приготовлений к отплытию. По-видимому, и после похищения ее владелец не собирался покинуть якорную стоянку Нью-Берна. Впрочем, как могла шхуна выйти в открытое море? В воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка, к тому же через полчаса должен был начаться прилив и погнать волны на много миль вверх по течению реки Ньюс. Поэтому шхуне незачем было сниматься с якоря.

«Эбба» находилась в двух кабельтовых от берега, но в сущности могла бы подойти поближе, так как глубина моря была здесь не менее пятнадцати — двадцати футов, что облегчило бы погрузку на борт по возвращении шлюпки. Если этого не сделали, значит у графа д'Артигаса были причины не отдавать такого приказа.

Шлюпка прошла расстояние до берега за несколько минут, никем не замеченная.

Берег был безлюден, пустынна была и затененная огромными буками дорога, огибавшая парк Хелтфул-Хауса.

Закинув на берег дрек, шлюпку прочно ошвартовали. Капитан Спаде и четыре матроса высадились, оставив боцмана на корме, и быстро исчезли в густой тени деревьев.

Добравшись до ограды парка, капитан Спаде остановился, а матросы выстроились по обе стороны двери.

После приготовлений, сделанных во время дневного визита, капитану Спаде оставалось лишь вставить ключ в замочную скважину и толкнуть дверь, — если только за это время кто-нибудь из слуг не заметил, что засовы отодвинуты, и не запер их снова.

В этом случае похищение было бы трудно совершить, даже если бы удалось перебраться через стену.

Первым делом капитан Спаде приложил ухо к створке двери.

Не слышно было ни шума шагов, ни движения возле флигеля N17. Ни один листок не шелестел на ветвях буков, окаймлявших дорогу. Стояла мертвая тишина, словно в открытом поле в безветренную ночь.

Вынув ключ из кармана, капитан Спаде осторожно вставил его в замочную скважину. Ключ повернулся, и от слабого толчка дверь отворилась.

Значит, ничто не изменилось с тех пор, как они покинули Хелтфул-Хаус.

Удостоверившись, что около флигеля никого нет, капитан Спаде проскользнул в сад; матросы вошли вслед за ним.

Дверь только притворили, чтобы на обратном пути капитан и его спутники могли сразу выбежать из парка.

В саду, затемненном высокими деревьями и густым кустарником, стоял такой мрак, что, если бы не ярко освещенное окно, было бы трудно разглядеть флигель.

Это окно, без сомнения, выходило из комнаты, которую занимали Тома Рок и служитель Гэйдон, ни днем, ни ночью не покидавший вверенного ему пациента. Капитан Спаде был убежден, что оба они находятся там.

Капитан и его четыре спутника осторожно двинулись вперед, стараясь не споткнуться о камень, не наступить на ветку, чтобы шум не выдал их присутствия. Приблизившись к флигелю, они подошли к боковой двери, как раз возле окна, сквозь занавески которого пробивался свет.

Но как же проникнуть в спальню Тома Рока, если дверь заперта? Вот о чем размышлял капитан Спаде. Раз у него нет ключа от двери, пожалуй, придется разбить стекло в окне, повернуть рукой шпингалет, прыгнуть в комнату и, внезапно набросившись на Гэйдона, лишить его возможности позвать на помощь. В самом деле, иного способа нет.

Правда, такое дерзкое нападение представляло известную опасность. Капитан Спаде ясно отдавал себе в этом отчет; он предпочитал действовать хитростью, а не силой.

Но у него не было выбора. Граф д'Артигас велел похитить Тома Рока вместе с Гэйдоном, и надо выполнить его приказ любой ценой.

Подкравшись к окну, капитан Спаде поднялся на цыпочки и сквозь щель в занавеске окинул взглядом комнату.

Гэйдон находился там, у изголовья Тома Рока; у больного, по-видимому, все еще продолжался припадок. Смотритель ухаживал за ним под наблюдением какого-то третьего лица.

Это был один из врачей Хелтфул-Хауса, которого директор срочно послал во флигель N17.

Присутствие врача могло, разумеется, только усложнить задачу и затруднить похищение.

Тома Рок, совсем одетый, полулежал в кресле. В эту минуту он казался спокойным. После припадка, постепенно утихавшего, должно было, как всегда, наступить длительное оцепенение и забытье.

В ту минуту, когда капитан Спаде, приподнявшись на носках, заглянул в окно, врач как раз собирался уходить. Капитан расслышал, как он уверял Гэйдона, что ночь пройдет спокойно и его помощь больше не потребуется.

С этими словами доктор направился к двери, находившейся, как мы помним, рядом с окном, у которого притаились капитан Спаде и его подручные. Если не спрятаться, не укрыться в ближайших зарослях, то пришельцев может заметить не только врач, но и смотритель, собиравшийся его проводить.

Прежде чем оба появились на крыльце, матросы по знаку капитана Спаде рассеялись в темноте, а сам он распластался у стены. Лампа, по счастью, осталась в комнате, и его не было видно.

Прощаясь с Гэйдоном, врач сказал, остановившись на верхней ступеньке крыльца:

— Это был один из самых тяжелых припадков, которые перенес наш больной!.. Еще два или три в таком роде, и он потеряет последние остатки разума!

— Право, не понимаю, почему директор не запретит посетителям доступ во флигель? — заметил Гэйдон. — Ведь это некий граф д'Артигас своими разговорами довел нашего пациента до такого состояния.

— Я обращу на это внимание директора, — обещал доктор.

Он спустился по ступенькам крыльца, и Гэйдон пошел проводить его вверх по аллее, оставив дверь флигеля полуоткрытой.

Когда оба удалились шагов на двадцать, капитан Спаде поднялся с земли, и матросы подбежали к нему.

Не следовало ли воспользоваться этим случайным стечением обстоятельств, чтобы проникнуть в спальню, схватить Тома Рока, погруженного в забытье, и затем дождаться возвращения Гэйдона?

Однако, обнаружив исчезновение Рока, смотритель бросится его искать, позовет на помощь, подымет тревогу… Прибежит врач, проснутся служащие Хелтфул-Хауса… капитан Спаде не успеет добраться до ограды, выбежать из двери и запереть ее за собой…

Впрочем, ему некогда было раздумывать. Шум шагов по песку аллеи указывал, что Гэйдон возвращается обратно к флигелю. Самое лучшее теперь напасть на него врасплох, заглушить его крики прежде, чем он успеет поднять тревогу, лишить его возможности защищаться. Вчетвером-впятером легко будет справиться с ним и вытащить за ограду парка. Похитить же Тома Рока будет совсем не трудно, ибо несчастный безумец даже не поймет, что с ним произошло.

Между тем Гэйдон, обогнув кустарник, подходил к крыльцу. Но не успел он поставить ногу на ступеньку, как на него набросились четыре матроса, повалили на землю, заткнули рот, чтобы заглушить его крики, наложили повязку на глаза и так туго скрутили по рукам и ногам, что он не мог пошевелиться.

Двое матросов остались сторожить его, а капитан Спаде и двое других ворвались в комнату.

Тома Рок, как и предполагал капитан, находился в таком состоянии, что шум борьбы даже не вывел его из забытья. Он полулежал в кресле с закрытыми глазами, и, если бы не прерывистое дыхание, его можно было бы принять за мертвого. Связывать его и затыкать ему рот не было никакой необходимости. Два матроса подняли больного, один за плечи, другой за ноги, и донесли до шлюпки, которую остался сторожить боцман.

Все было проделано в несколько минут.

Капитан Спаде покинул комнату последним, предусмотрительно потушив лампу и плотно затворив за собой дверь. Теперь можно было надеяться, что похищение обнаружат не раньше завтрашнего утра.

Тем же способом и без всяких затруднений перенесли Гэйдона. Двое матросов подняли его на руки, прошли через сад, огибая кустарники, и донесли до наружной стены.

В этой части парка, всегда пустынной, царил еще больший мрак. На склоне холма даже не было видно освещенных окон верхних строений и флигелей Хелтфул-Хауса.

Подойдя к двери, капитан Спаде без всякого труда отворил ее.

Первыми вышли за ограду те двое, что тащили связанного смотрителя. Вслед за ними двое других вынесли на руках Тома Рока. Капитан Спаде вышел последним и запер дверь на ключ, решив бросить его в реку, как только сядет в шлюпку.

Никто не попался им по дороге, никто не встретился на берегу.

В двадцати шагах от ограды они нашли боцмана Эфрондата, который поджидал их, сидя на откосе.

Положив Тома Рока и Гэйдона на корму, капитан Спаде с матросами уселись в шлюпку.

— Выбирай дрек и отваливай! Живо! — скомандовал капитан Спаде.

Боцман повиновался и, оттолкнув шлюпку от берега, вскочил в нее последним. Две пары весел опустились в воду, и лодка понеслась к «Эббе». Сигнальный огонь на фок-мачте указывал место стоянки шхуны, которая за двадцать минут перед этим развернулась на якоре под влиянием морского прилива.

Через две минуты шлюпка пристала к борту «Эббы».

Граф д'Артигас стоял, опершись на фальшборт около трапа.

— Готово, Спаде? — спросил он.

— Готово.

— Обоих?

— Обоих… и сторожа и охраняемого.

— В Хелтфул-Хаусе ничего не подозревают?

— Ничего.

Трудно предположить, что Гэйдон, у которого были завязаны глаза и уши, мог узнать голос графа д'Артигаса и капитана Спаде.

Следует заметить, кроме того, что ни его, ни Тома Рока не подняли сразу на палубу шхуны. Шлюпка долго покачивалась и терлась бортом о корпус судна. Прошло добрых полчаса, прежде чем Гэйдон, сохранивший все свое хладнокровие, почувствовал, наконец, что его поднимают и затем опускают куда-то в трюм.

Казалось бы, совершив это дерзкое преступление, «Эбба» должна была поскорее сняться с якоря, выйти из устья, пересечь залив Памлико и устремиться в открытое море. Тем не менее на борту судна не делалось никаких приготовлений к отплытию.

Однако разве не опасно было оставаться на месте после двойного похищения, совершенного этим вечером? Неужели граф д'Артигас так ловко спрятал своих пленников, что их не смогут обнаружить при обыске полицейские агенты Нью-Берна, если им покажется подозрительной стоянка «Эббы» по соседству с Хелтфул-Хаусом?

Как бы там ни было, но час спустя после возвращения шлюпки матросы в кубрике, граф д'Артигас, Серкё и капитан Спаде в своих каютах, — словом, все, кроме вахтенных на баке, спали глубоким сном на борту шхуны, неподвижно стоявшей в тихих водах устья Ньюса.

ГЛАВА 4 Шхуна «Эбба»

Лишь на следующий день «Эбба» не спеша начала приготовления к отплытию. С набережной Нью-Берна можно было видеть, как матросы под командой Эфрондата мыли палубу, освобождали паруса от чехлов, разбирали фалы и поднимали шлюпки, собираясь сняться с якоря.

В восемь часов утра граф д'Артигас еще не показывался на палубе. Его приятель, инженер Серкё, как называли его на шхуне, тоже не выходил из своей каюты. Что же до капитана Спаде, то он давал команде различные распоряжения, свидетельствующие о скором отплытии.

«Эбба» была замечательно построенным быстроходным судном, хотя ни разу не участвовала в гонках яхт ни в Северной Америке, ни в Великобритании. Высокие мачты, большая парусность, длинные реи, глубокая осадка, обеспечивавшая высокую остойчивость даже при поднятых парусах, устремленный вперед нос, узкая корма, прекрасно обрисованные ватерлинии — все указывало на ходкость и отличные мореходные качества судна, способного выдержать любую штормовую погоду.

И действительно, даже при свежем ветре шхуна «Эбба» легко шла в бейдевинд со скоростью до двенадцати миль в час.

Правда, парусники всегда зависят от капризов погоды. Когда наступает штиль, им поневоле приходится стоять на месте. Хотя они и превосходят паровые яхты своими мореходными качествами, зато не имеют двигателя, обеспечивающего им безостановочное движение.

Казалось бы, это доказывает явное превосходство тех судов, которые одновременно соединяют в себе преимущества парусности и гребного винта. Но, очевидно, граф д'Артигас не разделял этого мнения, предпочитая для своих морских путешествий парусную шхуну, даже когда плавал за пределами Атлантического океана.

В это утро дул легкий западный бриз. Таким образом, пользуясь попутным ветром, «Эбба» легко могла выйти из устья Ньюса, пересечь лагуну Памлико и достичь одного из узких протоков, соединяющих залив с открытым морем.

Между тем прошло два часа, а «Эбба» все еще покачивалась на якоре; начавшийся отлив натягивал ее якорную цепь. Развернувшись из-за сильного течения, шхуна стояла теперь носом к устью Ньюса. Небольшой буек, который накануне колыхался у левого борта, должно быть, за ночь убрали, так как его не было видно среди плещущихся волн.

Внезапно на расстоянии мили раздался пушечный выстрел. Над береговой батареей взвился легкий дымок. В ответ послышалось несколько залпов из орудий, установленных на длинной цепи островов, со стороны открытого моря.

В эту минуту на палубе появился граф д'Артигас и инженер Серкё.

Капитан Спаде подошел к ним.

— Пушечный выстрел… — сказал он.

— Мы этого ожидали, — отвечал инженер Серкё, пожимая плечами.

— Это значит, что служащие Хелтфул-Хауса заметили пропажу, — продолжал капитан Спаде.

— Без сомнения, и эти выстрелы означают приказ закрыть все выходы в море.

— Какое нам до этого дело? — спросил граф д'Артигас самым спокойным тоном.

— Решительно никакого, — отвечал инженер Серкё.

Капитан Спаде был прав, говоря, что к этому времени исчезновение Тома Рока и его смотрителя было обнаружено.

Действительно, дежурный врач, совершая ранним утром обычный обход, вошел во флигель N17 и нашел комнату пустой. Он тотчас же доложил об этом директору, который распорядился обыскать весь парк. После тщательного осмотра выяснилось, что хотя дверь в наружной стене у подножия холма и была заперта, но ключа в замочной скважине не оказалось и вдобавок засовы были отодвинуты изнутри.

Несомненно, именно через эту дверь, вечером или ночью, и было совершено похищение. Но кто его совершил? Все терялись в догадках; ни на кого не падало ни малейшего подозрения. Знали только, что накануне вечером, между семью и половиной восьмого, один из врачей лечебницы посетил Тома Рока, у которого был сильнейший нервный припадок. Оказав ему помощь и оставив больного в бессознательном состоянии, врач вышел из флигеля, а служитель Гэйдон проводил его до конца боковой аллеи.

Что произошло потом?.. Никто не знал.

Об этом двойном похищении сообщили по телеграфу в Нью-Берн, а оттуда в Роли. Губернатор Северной Каролины послал депешу с приказом не выпускать из залива Памлико ни одного корабля, не произведя на нем самого тщательного обыска. Другая депеша предписывала крейсеру береговой охраны «Фалькону» принять на себя выполнение этого задания. В то же время было приказано взять под строгое наблюдение города и деревни во всем штате.

Поэтому, как увидел граф д'Артигас со шхуны, в двух милях к востоку от устья реки «Фалькон», выполняя приказ, начал приготовления к отплытию. Однако за час с лишним, нужный ему, чтобы развести пары, шхуна успела бы, не опасаясь преследования, уйти на большое расстояние.

— Поднять якорь? — спросил капитан Спаде.

— Конечно, раз ветер попутный, но спешить незачем, — ответил граф д'Артигас.

— Это верно, — подтвердил инженер Серкё, — все равно все выходы из залива Памлико уже взяты под наблюдение, и ни одному кораблю не удастся избежать визита этих джентльменов, столь же любопытных, сколь и бесцеремонных…

— Не беда, снимайся с якоря, — приказал граф д'Артигас. — После того как офицеры крейсера или таможенные чиновники произведут обыск на борту «Эббы», запрет будет снят, и меня крайне удивит, если мы не получим пропуска на выход.

— И притом с бесчисленными извинениями, с пожеланиями счастливого плаванья и скорейшего возвращения! — добавил инженер Серкё, закончив фразу раскатистым смехом.

Когда новость об исчезновении Тома Рока дошла до Нью-Берна, тамошние власти прежде всего задались вопросом, что это такое — побег или похищение? Но так как побег был невозможен без содействия Гэйдона, то первое предположение отвергли. По отзывам директора и администрации смотритель Гэйдон не вызывал ни малейшего подозрения.

Итак, это было похищение, и легко себе представить, какое волнение происшествие вызвало в городе. Как? Исчез французский изобретатель, находившийся под строгой охраной, и вместе с ним исчез секрет фульгуратора, которым никто еще не сумел овладеть?! Не вызовет ли это весьма серьезных последствий?.. Неужели для Америки безвозвратно потеряна тайна нового снаряда? Если предположить, что похищение совершено в пользу другого государства, не удастся ли этому государству, захватив в свои руки Тома Рока, добиться от него тех сведений, которых не смогли получить Соединенные Штаты?.. А разве можно предположить, что похитители действовали в пользу какого-нибудь частного лица?..

Поэтому розыски производились во всех округах Северной Каролины. Было установлено особое наблюдение на дорогах, железнодорожных линиях, во всех городах и поселках страны. Что касается моря, то все гавани на побережье были закрыты, от Уилмингтона до Норфокла. Ни одно судно не было избавлено от осмотра офицерами или чиновниками таможни и при малейшем подозрении его следовало тотчас задержать. Не только «Фалькон» разводил пары, но еще несколько катеров, крейсирующих в водах лагуны Памлико, готовились согласно предписанию обследовать залив и обыскать от рубки до трюма все торговые суда, парусные яхты, рыболовные баркасы, как стоявшие на якоре, так и те, что готовились выйти в море.

Тем не менее шхуна «Эбба» явно собиралась сняться с якоря. По всей видимости, графа д'Артигаса нисколько не беспокоили ни строгие предписания властей, ни грозившие ему неприятности, в случае если бы на борту шхуны обнаружили Тома Рока и смотрителя Гэйдона.

К девяти часам последние приготовления были закончены. Команда вращала брашпиль, выбирая якорную цепь через бортовой клюз, и как только якорь отделился от грунта, матросы быстро подняли паруса.

Несколько минут спустя, поставив два кливера, стаксель, фок и грот, «Эбба» взяла курс на восток, огибая левый берег реки Ньюс.

В двадцати пяти километрах от Нью-Берва русло реки делает крутой изгиб и почти на таком же расстоянии, расширяясь, поворачивает к северо-западу, Миновав Кротон и Хавлок, шхуна достигла этой излучины и направилась к северу, держась у левого берега. В одиннадцать часов утра, при попутном ветре, не встретив по пути ни крейсера, ни парового катера, «Эбба» прошла стрелку острова Сидар, за которым открывается лагуна Памлико.

Это обширное водное пространство раскинулось на сотню километров между островами Сидар и Роудок. Со стороны моря оно ограничено естественным молом в виде цепочки длинных узких островов, которые тянутся с юга на север от мыса Лукаут до мыса Гаттерас и далее до мыса Генри, лежащего на широте Норфолка — одного из городов штата Виргиния, граничащего с Северной Каролиной.

Лагуну Памлико освещает множество маяков, установленных на островах и островках; они облегчают судоходство в ночное время. Эго надежное убежище для судов, стремящихся укрыться от бурь Атлантического океана, и прекрасная якорная стоянка.

Лагуна Памлико сообщается с океаном несколькими проливами. Немного дальше маяка на острове Сидар открывается пролив Окракок, за ним пролив Гаттерас, несколько севернее еще три пролива, носящие названия Лоджер-Хед, Нью-Инлет и Орегон.

Из этого описания ясно, что шхуне удобнее всего было пройти через пролив Окракок, и, чтобы не менять галса, она, надо полагать, направлялась именно туда.

Правда, эту часть залива контролировал крейсер «Фалькон», который осматривал торговые суда и рыбачьи баркасы, лавирующие у выхода из лагуны. Но все равно теперь все уже были оповещены о приказе властей и каждый проток находился под наблюдением сторожевых кораблей, не говоря о батареях, установленных у выхода в море.

Находясь на траверсе Окракока, «Эбба», однако, не приближалась к нему, по-видимому, нисколько не избегая паровых катеров, крейсирующих по заливу Памликэ. Казалось, красавица яхта просто вышла на утреннюю прогулку и беззаботно плывет вдоль берега, направляясь к проливу Гаттерас.

Должно быть, граф д'Артигас по причинам, известным ему одному, намеревался выйти в море именно через этот пролив, так как шхуна, сделав поворот в четверть румба, направилась к нему.

До этой минуты к «Эббе» не приближались ни офицеры с крейсера, ни агенты из таможни, хотя шхуна вовсе не старалась скрыться. Впрочем, ей все равно не удалось бы обмануть их бдительность.

Может быть, власти признали за «Эббой» особые привилегии и решили избавить ее от обыска? Может быть, графа д'Артигаса считали слишком высокой особой, чтобы задержать его шхуну хотя бы на час?.. Нет, вряд ли. Ведь об этом иностранце, ведущем роскошную жизнь баловня судьбы, в сущности ничего не было известно: ни кто он такой, ни откуда прибыл, ни куда направляется.

Шхуна легким и быстрым ходом продолжала свой путь, скользя по спокойной глади залива Памлико. Утренний бриз развевал поднятый на гафеле флаг, — красное полотнище с золотым полумесяцем в углу.

Граф д'Артигас сидел на корме в плетеном кресле, какие обычно встречаются на частных яхтах. Он беседовал с инженером Серкё и капитаном Спаде.

— Что-то господа офицеры американского морского флота не торопятся почтить нас своим визитом, — заметил инженер Серкё.

— Пусть приезжают, когда захотят, — отозвался граф д'Артигас тоном полнейшего безразличия.

— Они, вероятно, поджидают «Эббу» у входа в пролив Гаттерас, — сказал капитан Спаде.

— Пусть подождут, — заявил богатый яхтсмен со своим обычным невозмутимым и высокомерным видом.

Предположение капитана Спаде, по всей вероятности, было правильным, так как «Эбба» явно направлялась к указанному проливу. Если «Фалькон» до сих пор не двинулся ей наперерез, значит он собирается перехватить ее у самого входа в пролив. Там, перед выходом из лагуны Памлико в открытый океан, шхуна не могла бы воспротивиться осмотру.

Как ли странно, ничто не указывало, что граф д'Артигас стремится избежать подобного осмотра. Неужели Тома Рока и Гэйдона так ловко спрятали на борту шхуны, что агенты не смогут их обнаружить?..

Однако граф д'Артигас, возможно, чувствовал бы себя не так уверенно, если бы знал, что крейсеру и таможенным катерам приказано подвергнуть «Эббу» особенно тщательному обыску.

В самом деле, приезд в Хелтфул-Хаус иностранного гостя привлек к нему внимание. Вначале у директора не было никакого повода заподозрить истинную цель его визита. Однако пациент и смотритель исчезли через несколько часов после отъезда графа, а с тех пор никто не посещал флигеля N17 и никто не общался с Роком. Все это казалось подозрительным, и администрация лечебницы склонялась к мысли, что иностранный посетитель несомненно замешан в этом деле. Разве не мог спутник графа д'Артигаса, осмотрев местоположение и дорогу к флигелю, отодвинуть засовы, вынуть ключ из двери, вернуться с наступлением темноты, проникнуть за ограду парка и совершить похищение, даже без особого труда, так как шхуна «Эбба» стояла на якоре всего в двух или трех кабельтовых от берега?..

Все эти подозрения, в начале расследования зародившиеся у директора и служащих лечебницы, еще усилились, когда шхуна снялась с якоря, вышла из устья Ньюса и устремилась к выходу из залива Памлико.

Поэтому, по приказу властей Нью-Берна, крейсеру «Фалькон» и таможенным паровым катерам было предписано следить за шхуной «Эббой», задержать ее прежде, чем она проникнет в пролив и подвергнуть самому тщательному осмотру, обыскав все каюты, рубку, камбуз и трюмы до последнего уголка. Шхуну нельзя выпускать из бухты, пока офицеры не удостоверятся лично, что ни Тома Рока, ни Гэйдона действительно нет на борту.

Граф д'Артигас, конечно, не мог предполагать, что подозрения падали именно на него и что за его яхтой приказано установить особое наблюдение. Впрочем, если бы даже он об этом и знал, разве такого властного надменного человека могли обеспокоить подобные пустяки?

Около трех часов пополудни шхуна, находившаяся на расстоянии менее мили от пролива Гаттерас, начала лавировать, держа курс на середину пролива.

Обыскав несколько рыболовных баркасов, собиравшихся выйти в море, «Фалькон» стал на страже у входа в пролив. «Эбба» отнюдь не пыталась пройти незамеченной или ускорить ход, чтобы уклониться от осмотра, обязательного в тот день для всех судов в заливе Памлико. Простому паруснику все равно не уйти от преследования военного корабля, и если бы шхуна не подчинилась приказу лечь в дрейф, ее скоро принудили бы к этому двумя-тремя выстрелами береговых батарей.

В эту минуту от крейсера отвалила шлюпка с десятью матросами и двумя офицерами; налегая на весла, они помчались наперерез «Эббе».

Со своего кресла на корме граф д'Артигас спокойно наблюдал за этим маневром, покуривая отличную гаванскую сигару.

Когда шлюпка приблизилась на расстояние полкабельтова, один из матросов встал и начал махать сигнальным флажком.

— Приказ остановиться, — сказал инженер Серкё.

— Да, в самом деле, — кивнул граф д'Артигас.

— Приказ подождать…

— Что ж, подождем.

Капитан Спаде немедленно отдал распоряжение лечь в дрейф. Кливер, стаксель и грот были вынесены на ветер, тогда как над фоком был поднят фор-марсель.

Шхуна убавила скорость и стала на месте, лишь отлив слегка сносил ее по течению.

Гребцы налегли на весла, и шлюпка с «Фалькона» сошлась борт о борт с «Эббой», зацепившись багром за ванты грот-мачты. Со шхуны тут же спустили штормтрап; два офицера и восемь матросов поднялись на борт, оставив двоих гребцов сторожить шлюпку.

Команда шхуны выстроилась на баке судна.

Старший по чину офицер — лейтенант морской службы — подошел к владельцу «Эббы», который поднялся с кресла ему навстречу, вот какими вопросами и ответами они обменялись:

— Я имею честь говорить с графом д'Артигасом, владельцем шхуны?

— Да, сэр.

— Ее название?

— «Эбба».

— Кто ею командует?

— Капитан Спаде.

— Ее национальная принадлежность?

— Индо-малайская.

Офицер поднял глаза на флаг шхуны; тут граф д'Артигас в свою очередь задал ему вопрос:

— Могу ли я узнать, сэр, чему я обязан удовольствием видеть вас у себя на борту?.

— Мы получили приказ осмотреть все корабли, которые стоят на якоре в лагуне Памлико или собираются выйти в море, — ответил лейтенант.

Он не счел нужным сообщать, что «Эббу» было приказано обыскать более тщательно, чем какое-либо другое судно.

— Надеюсь, граф, что вы не намереваетесь противиться…

— Конечно нет, сэр, — ответил граф д'Артигас. — Моя шхуна в вашем полном распоряжении от верхушки мачты до трюма. Я хотел бы только спросить, почему корабли, находящиеся сегодня в заливе Памлико, подлежат такой строгой проверке?

— Не вижу причин оставлять вас в неизвестности, граф, — ответил офицер.

— Губернатору Северной Каролины сообщили о злостном похищении, совершенном в Хелтфул-Хаусе, и власти желают удостовериться, что похищенных не привезли ночью на какое-нибудь судно…

— Да что вы! — воскликнул граф д'Артигас, разыгрывая удивление. — А кого же это похитили из Хелтфул-Хауса?

— Одного изобретателя, сумасшедшего, который стал жертвой преступников вместе со своим сторожем…

— Сумасшедшего, говорите вы?.. Уж не о французе ли Тома Роке идет речь?

— Именно о нем.

— Тот самый Тома Рок, кого мы с капитаном Спаде видели вчера при посещении лечебницы?.. с кем я беседовал в присутствии директора?.. с ним еще случился сильнейший припадок перед нашим уходом?..

Офицер внимательно наблюдал за иностранцем, стараясь уловить что-либо подозрительное в его поведении или в словах.

— Это просто невероятно! — прибавил граф д'Артигас таким тоном, словно в первый раз слышал о похищении из Хелтфул-Хауса. — Сэр, — продолжал он, — мне понятно, насколько обеспокоены власти исчезновением такого человека, как Тома Рок, и я одобряю принятые меры предосторожности. Мне незачем уверять вас, что на борту «Эббы» нет ни французского изобретателя, ни его сторожа. Впрочем, вы сами можете в этом убедиться, произведя на шхуне самый тщательный обыск. Капитан Спаде, будьте любезны проводить господ офицеров.

С этими словами, холодно поклонившись лейтенанту «Фалькона», граф д'Артигас снова уселся в кресло и вновь закурил свою сигару.

Оба офицера и восемь матросов в сопровождении капитана Спаде тут же приступили к обыску.

Первым делом они спустились через люк в кормовую каюту — роскошно обставленный салон с панелями из дорогих сортов дерева, богатой мебелью, изящными безделушками, коврами и дорогими штофными обоями.

Нечего и говорить, что салон, прилегающие каюты и спальня графа д'Артигаса были обысканы со всем старанием, на какое только способны опытнейшие полицейские агенты. К тому же капитан Спаде ревностно помогал офицерам в их поисках, не желая допустить, чтобы на владельца «Эббы» падало хоть малейшее подозрение.

Из салона и кормовых кают офицеры перешли в комфортабельно устроенную столовую. Они обыскали кладовые, камбуз, каюты капитана Спаде и боцмана на носу судна, затем кубрик команды, но нигде не нашли и следов Тома Рока и Гэйдона.

Оставался трюм и подпалубные помещения, требующие особенно внимательного осмотра. Открыв люки, капитан Спаде зажег два фонаря, чтобы облегчить розыски.

В трюме были обнаружены цистерны с водой, всевозможная провизия, ящики вина, бочонки спирта, джина, водки и виски, пивные бочки, запасы угля, — всего в изобилии, как будто шхуна готовилась к дальнему плаванью. Пробираясь среди грузов, пролезая в щели между тюками и ящиками, американские моряки спустились до внутренней обшивки, до самого днища… Но их труды пропали даром.

Не оставалось сомнений, что графа д'Артигаса напрасно заподозрили как соучастника в похищении пациента Хелтфул-Хауса и его сторожа.

Обыск, длившийся около двух часов, не дал никаких результатов.

В половине шестого, добросовестно обследовав все внутренние помещения и получив полную уверенность, что там не спрятаны ни Тома Рок, ни Гэйдон, матросы и офицеры «Фалькона» поднялись на палубу. Снаружи они осмотрели переднюю палубу, шлюпки и, никого не найдя, пришли к убеждению, что «Эббу» заподозрили напрасно.

Офицерам ничего не оставалось, как распрощаться с графом д'Артигасом, и они направились к нему.

— Простите за беспокойство, граф, — сказал лейтенант.

— Помилуйте! Вы обязаны были повиноваться приказу и исполнить данное вам поручение, господа…

— К тому же это простая формальность, — любезно добавил офицер.

Легким кивком головы граф д'Артигас выразил согласие с этим объяснением.

— Я уже говорил вам, господа, что не принимал никакого участия в этом похищении.

— Мы вполне убедилась в этом, граф. Нам пора возвратиться на крейсер.

— Как вам угодно. Имеет ли теперь право моя шхуна свободно выйти в море?

— Разумеется.

— До свиданья, господа офицеры, до свиданья, — ведь я частый гость в здешних местах и не замедлю сюда вернуться. Надеюсь, что к моему возвращению вы найдете преступных похитителей и водворите Тома Рока обратно в Хелтфул-Хаус. Это весьма желательно в интересах Соединенных Штатов и, думаю, в интересах всего человечества.

После этих слов офицеры вежливо откланялись графу д'Артигасу, который небрежно кивнул им в ответ.

Капитан Спаде проводил незваных гостей до штормтрапа, и они, спустившись в шлюпку вместе с матросами, вернулись на крейсер, поджидавший их в двух кабельтовых.

По знаку графа д'Артигаса капитан Спаде приказал снова поднять паруса. Ветер свежел, и «Эбба» быстрым ходом направилась к проливу Гаттерас.

Полчаса спустя, миновав пролив, шхуна вышла в открытый океан.

В течение часа она держала курс на ост-норд-ост. Но в нескольких милях от берега, как это обычно бывает, бриз, дующий с суше, затих. Паруса заполоскались на мачтах, руль перестал слушаться рулевого, и «Эбба» замерла неподвижно на гладкой поверхности моря при полном штиле.

Казалось, шхуна на всю ночь потеряла возможность продолжать свой путь.

Капитан Спаде не покидал наблюдательного поста на носу судна. Со времени выхода в море он беспрестанно переводил взгляд с левого борта на правый, словно стараясь разглядеть какой-то предмет, плавающий на поверхности.

Внезапно он крикнул громким голосом:

— Убрать паруса!

Выполняя команду, матросы поспешили взять на гитовы и подтянули спущенные паруса к реям, даже не закрыв их чехлами.

Не собирался ли граф д'Артигас дожидаться здесь рассвета и заодно утреннего бриза? Однако в таких случаях суда обычно остаются под парусами, чтобы воспользоваться первым дуновением попутного ветра.

В море спустили шлюпку, и в нее сел капитан Спаде с матросом, который, гребя кормовым веслом, направил ее к некоему предмету, выплывшему на поверхность саженях в десяти от левого борта.

Это был небольшой буек вроде того, что покачивался на волнах реки Ньюс, когда «Эбба» стояла на якоре у берега Хелтфул-Хауса.

Подтянув буек вместе с прикрепленным к нему швартовым, шлюпка подплыла с ним к носу шхуны.

Спущенный с борта по команде боцмана буксирный конец прикрепили к швартовым. Затем капитан Спаде с матросом вернулись на палубу шхуны, и шлюпку подняли на борт.

Почти тотчас же буксирный конец натянулся, и «Эбба» со свернутыми парусами помчалась на восток со скоростью не менее десяти миль в час.

Спустилась ночь, и огни американского побережья вскоре погасли на туманном горизонте.

ГЛАВА 5 Где я? (Записки инженера Симона Харта)

Где я?.. Что произошло со мной после внезапного нападения у входа во флигель?

Проводив врача, я собирался подняться на крыльцо, вернуться в комнату, запереть дверь и снова дежурить у изголовья Тома Рока, как вдруг на меня набросились какие-то люди и сбили меня с ног… Кто они такие? Я не мог их видеть — мне завязали глаза. Я не мог позвать на помощь — мне заткнули рот кляпом. Я не мог сопротивляться — меня связали по рукам и ногам… Вскоре я почувствовал, что меня схватили, пронесли около сотни шагов… подняли вверх, опустили… положили куда-то…

Но куда? Куда?

А Тома Рок, что случилось с ним? Не на него ли покушались неизвестные вместо меня? Вполне правдоподобная гипотеза. Ведь для всех я только служитель Гэйдон, а не инженер Симон Харт; о моей истинной профессии, о моей истинной национальности никто не подозревает, а кому мог понадобиться простой больничный служитель?

Очевидно, покушение было совершено на французского изобретателя. Вероятно, его похитили из Хелтфул-Хауса, надеясь вырвать у него тайну фульгуратора.

Однако я строю предположения в уверенности, что Тома Рок исчез вместе со мной… Так ли это… Да… Конечно, так… На этот счет не может быть сомнений. Не похоже, что я попал в руки грабителей, хотевших совершить только кражу… Те поступили бы совсем иначе. Лишив меня возможности позвать на помощь и похитив Тома Рока, они просто бросили бы меня где-нибудь в углу сада и не стали бы запирать… туда, где я нахожусь.

Но где? Все тот же неразрешимый вопрос, — вот уже несколько часов как я бьюсь над ним!

Как бы то ни было, со мной случилось необычайное приключение. Чем оно окончится, к чему может привести, — не знаю, даже гадать не смею. Во всяком случае, я постараюсь запомнить минута за минутой все мельчайшие подробности этого темного дела, а потом, если будет возможность, стану ежедневно записывать свои наблюдения… Как знать, что сулит мне будущее и не удастся ли мне в новых условиях раскрыть, наконец, секрет фульгуратора Рока? Если в один прекрасный день я окажусь на свободе, необходимо, чтобы люди узнали эту тайну, а также обнаружили, кто виновник или виновники преступного покушения, грозящего такими страшными последствиями!

Я беспрестанно возвращаюсь к тому же вопросу, надеясь, что какая-нибудь случайность поможет мне разрешить его.

Где я нахожусь?..

Припомним все по порядку.

Когда меня вынесли за ограду Хелтфул-Хауса, я почувствовал, что меня осторожно кладут на скамью какой-то лодки, накренившейся на бок, должно быть, шлюпки небольших размеров…

Почти сейчас же лодку снова качнуло, как будто в нее внесли еще одного человека. Можно ли сомневаться, что это был Тома Рок? Ему-то не стоило затыкать рот, завязывать глаза, спутывать его по рукам и ногам. Он, вероятно, был схвачен еще в состоянии прострации, не способный сопротивляться, не в силах даже понять, что он стал жертвой нападения. Доказательством того, что я не ошибся, служит характерный запах эфира, который я почувствовал, несмотря на повязку. Ведь вчера, перед уходом, доктор дал больному несколько капель эфира и, — я отлично помню, — когда Рок метался в припадке, немного этой быстро испаряющейся жидкости пролилось ему на платье. Значит, нет ничего удивительного, что запах сохранился, и я ощутил его. Да… в шлюпке, рядом со мной лежал Тома Рок. А вернись я во флигель на несколько минут позже, я бы уже не нашел там больного…

Меня мучает мысль… почему это графу д'Артигасу пришла злополучная фантазия посетить Хелтфул-Хаус? Если бы мой пациент не встретился с ним, ничего бы не случилось. Разговор об изобретении и довел Рока до этого на редкость тяжелого припадка. Главная вина лежит на директоре, который не внял моим предостережениям. Если б он послушался меня, к больному не пришлось бы вызывать врача, я бы запер дверь во флигель и покушение бы сорвалось…

О том, какую выгоду может принести похищение Тома Рока частному лицу или одному из государств Старого Света, не стоит и говорить. На этот счет, мне кажется, я могу быть совершенно спокоен. Никому не удастся добиться того, чего я не мог добиться за эти полтора года. На той стадии умственного расстройства, на какой находится мой соотечественник, всякая попытка выведать его секрет обречена на неудачу. В самом деле, его состояние с каждым днем ухудшается, безумие прогрессирует, скоро будут поражены даже те области мозга, которые до сих пор оставались нетронутыми.

Впрочем, сейчас речь идет не о Роке, а обо мне самом; вот что со мной произошло дальше.

Качнувшись несколько раз с боку на бок, лодка пошла на веслах. Переезд длился не более минуты. Затем я почувствовал легкий толчок. Очевидно, стукнувшись носом о корпус судна, шлюпка стала с ним рядом. После этого послышался шум и движение. Кто-то ходил, разговаривал, отдавал команду. Я не мог разобрать слов сквозь плотную повязку, но смутно слышал гул голосов, длившийся минут пять-шесть.

Прежде всего мне пришла в голову мысль, что меня перенесут со шлюпки на борт корабля и запрут в глубине трюма до тех пор, пока корабль не выйдет в открытое море. Разумеется, пока судно плывет в водах лагуны Памлико, ни Тома Рока, ни его смотрителя не могут выпустить на палубу.

И в самом деле, меня, все еще связанного, схватили за нога и за плечи. Как ни странно, судя по ощущению, меня не подымают через борт на палубу, но напротив, опускают вниз. Уж не хотят ли бросить меня в море, утопить, чтобы избавиться от неугодного свидетеля?.. На миг меня пронзила эта мысль, и я содрогнулся с головы до ног. Невольно я глубоко вздохнул, вобрав в легкие побольше воздуха, которого мне скоро не будет хватать…

Но нет! Меня бережно опустили на пол, показавшийся мне холодным, как металл. Затем положили навзничь и, к моему величайшему удивлению, развязали стягивавшие меня веревки. Шум шагов вокруг меня стих. Через минуту я услышал стук захлопнувшейся двери.

Где же я? где? и есть ли тут еще кто-нибудь? Я срываю повязку с глаз и вытаскиваю кляп изо рта…

Вокруг темнота, полная темнота. Ни щелочки, ни малейшего проблеска света, как бывает даже в наглухо запертых комнатах.

Я зову… кричу долго и настойчиво… Никакого ответа. Голос мой звучит глухо, словно теряется в звуконепроницаемой среде.

Кроме того, мои легкие вдыхают горячий, тяжелый, душный воздух, мне скоро станет трудно, невозможно дышать, если в помещение не откроют доступ свежему воздуху.

Тогда я протягиваю руки и стараюсь определить на ощупь, где я нахожусь.

Я заперт в каком-то чулане величиной не больше трех-четырех кубических метров, обитом листовым железом. Проводя рукой по стенам, я определяю, что они скреплены заклепками, как водонепроницаемые переборки на кораблях.

Ища выхода, я нащупываю на одной из стен что-то вроде дверной рамы, петли которой выдаются на несколько сантиметров. Дверь отворяется, должно быть, вовнутрь, и, вероятно, меня внесли в это тесное помещение именно через нее.

Приложив ухо к двери, я ничего не слышу. Полный мрак и мертвая тишина, странная тишина, нарушаемая лишь гулом металлического пола, когда я по нему ступаю. Не доносится никаких привычных на море звуков, ни журчания воды вдоль корпуса корабля, ни плеска волн, струящихся за кормой. Не чувствуется даже легкого покачивания, хотя в устье Ньюса прилив всегда вызывает заметное волнение.

Но почему в сущности я решил, что это тесное помещение находится на корабле? Правда, меня доставили сюда на лодке, и переезд длился не более минуты, однако действительно ли я плыву сейчас по водам Ньюса? В самом деле, разве не могла шлюпка, вместо того чтобы отвезти меня на судно, ожидавшее ее на реке у подошвы холма Хелтфул-Хауса, пристать к берегу в другом месте? В таком случае меня, может быть, высадили на сушу и заперли в каком-нибудь подземелье? Это объяснило бы полную неподвижность моей темницы. С другой стороны, откуда здесь эти металлические переборки, скрепленные заклепками, откуда легкий запах соленой воды, своеобразный запах, присущий всем морским судам, в природе которого я не могу ошибиться?..

Со времени моего заточения прошло, как мне кажется, часа четыре. Значит, сейчас должно быть около полуночи. Неужели я останусь здесь до утра? Хорошо, что я пообедал в шесть часов, как это принято в Хелтфул-Хаусе. Голода я не чувствую, но меня сильно клонит ко сну. Надеюсь, однако, у меня хватит силы воли не заснуть… Я не поддамся сну… Надо отвлечься каким-нибудь внешним впечатлением! Но чем же? Ни один звук, ни один луч света не проникает в этот железный гроб… Терпение! Может быть, мое ухо уловит хоть какой-нибудь шум, пусть еле слышный. Я напряженно прислушиваюсь, я весь обращаюсь в слух. Затем стараюсь поймать хоть какое-нибудь движение, колебание, покачиванье — я должен его ощутить, если только я не на твердой земле. Допустим, что судно еще стоит на якоре, должно же оно отплыть… или… иначе я не могу понять, зачем же нас похитили. Тома Рока и меня?..

Наконец… нет это не ошибка… Я чувствую легкую бортовую качку и убеждаюсь, что я не на суше… еле заметное колебание без толчков и перебоев. Скорее скольжение по водной поверхности.

Будем рассуждать хладнокровно. Я нахожусь на борту какого-то корабля, парусника или парохода, который стоял на якоре в устье Ньюса, ожидая исхода дерзкого нападения. Меня перевезли сюда на шлюпке; однако, повторяю, у меня не было ощущения, будто меня подняли через борт на палубу. Может быть, меня внесли через боковой люк в корпусе корабля? Не все ли равно в конце концов! Спустили меня в трюм или нет, — во всяком случае я на судне, которое покачивается на волнах.

Вероятно, мне скоро вернут свободу и Тома Року тоже, если его упрятали так же старательно, как и меня. Под свободой я разумею возможность выходить ка палубу, когда мне вздумается. Однако это произойдет не раньше, чем через несколько часов, так как нас не выпустят наружу, пока судно не выйдет в открытое море. Если это парусник, ему придется ждать бриза, попутного бриза, дующего с суши ранним утром, когда оживают все парусники в заливе Памлико. Правда, если это паровое судно…

Нет! На борту парохода я неизбежно почувствовал бы запах угля, смазочного масла, дым из кочегарки. И затем я ощущал бы работу винта, вращение лопастей, сотрясение машины, толчки поршней…

Так или иначе, самое лучшее — запастись терпением. Ведь только завтра меня выпустят из этой дыры. К тому же, если мне и не вернут свободы, то хоть принесут поесть! Право, непохоже на то, что меня решили уморить голодом. Тогда уж гораздо проще было бы утопить меня в реке, чем переносить на корабль. Да и чем я опасен для них в открытом океане? Моих криков о помощи никто не услышит. Мои протесты будут бесполезны, мои упреки и обвинения — еще бесполезнее!

И потом, зачем я мог понадобиться этим преступникам? Для них я просто Гэйдон, больничный служитель — ничтожество. Им надо было похитить из Хелтфул-Хауса именно Тома Рока. А меня… меня прихватили впридачу просто потому, что в эту минуту я входил во флигель…

Во всяком случае, что бы ни случилось, кто бы ни были виновники этого темного дела, куда бы они меня ни везли, я твердо решил одно: по-прежнему играть роль служителя. Никто, решительно никто, не должен подозревать, что под личиной Гэйдона скрывается инженер Симон Харт. Это сулит два преимущества: во-первых, беднягу сторожа никто не станет остерегаться, а во-вторых, так будет легче раскрыть этот тайный заговор и расстроить планы преступников, если мне удастся спастись.

Но что за мысли! Прежде чем бежать, надо сначала прибыть на место назначения. О побеге я успею еще подумать потом, когда представится подходящий случай. До тех пор самое главное, чтобы никто не знал, кто я такой, и клянусь, никто этого не узнает.

Вот теперь уж нет никаких сомнений — мы отплываем! Итак, первое мое предположение было правильным. Однако если корабль, на котором мы плывем, не пароход, то это и не парусное судно. Его несомненно приводит в движение какой-то мощный механизм. Правда, я не слышу характерного стука паровой машины, заставляющей работать колеса или гребной винт, должен признать также, что судно не сотрясается от толчков поршней в цилиндрах. Скорее это непрерывное равномерное вращательное движение, которое производит двигатель неизвестной системы. Ошибиться невозможно: судно обладает особым двигателем. Но каким?

Не работает ли здесь одна из появившихся в последнее время турбин, которые, действуя внутри подводной трубы, призваны вскоре заменить гребной винт, так как лучше преодолевают сопротивление воды и сообщают большую скорость судну?

Через несколько часов я получу представление об этом новом способе судоходства и о непонятном, таинственном двигателе.

Не менее удивительно и то, что здесь совершенно не ощущается ни бортовая, ни килевая качка. Залив Памлико обычно не бывает таким спокойным. Достаточно одних приливов и отливов, чтобы вызвать постоянное волнение на его поверхности.

Правда, в эти часы мог наступить штиль, — ведь береговой бриз, помнится, стих с наступлением вечера. Нет! Все равно это кажется мне необъяснимым, так как на любом судне, приводимом в действие двигателем, независимо от скорости движения, всегда ощущается легкое дрожание корпуса, а я этого совершенно не чувствую.

Все эти мысли неотступно преследуют меня. Несмотря на неодолимое желание заснуть, несмотря на гнетущее оцепенение, охватившее меня в этом спертом воздухе, я твердо решил не поддаваться сну. Я буду бодрствовать до утра, хотя бы утро настало для меня не раньше, чем в мою камеру проникнет дневной свет. Мне мало отворенной двери, я буду ждать пока меня освободят из этой дыры и выведут на палубу…

Я сажусь на пол в углу и прислоняюсь к стене, — ведь здесь нет даже скамьи. Но почувствовав, что веки слипаются и меня одолевает дремота, — тут же вскакиваю на ноги. В ярости начинаю бить в стену кулаками, звать на помощь… Напрасно я расшибаю руки о стальные заклепки обшивки: на мои крики никто не приходит.

Нет!.. Это недостойно. Я же дал слово держать себя в руках, и вот с самого начала теряю самообладание и веду себя глупо, как ребенок…

Отсутствие килевой и бортовой качки несомненно доказывает, что корабль еще не вышел в открытое море. Быть может, вместо того чтобы пересечь залив Памлико, он пошел вверх по течению Ньюса?.. Нет!.. Зачем ему забираться в глубь страны? Выкрав. Тома Рока из Хелтфул-Хауса, похитители без сомнения намеревались увезти его из Соединенных Штатов, — вероятно, на один из далеких островов Атлантического океана или в какой-нибудь порт Старого Света. Значит, наш корабль не идет вверх по короткому руслу реки Ньюс. Мы находимся в водах лагуны Памлико во время мертвого штиля.

Пусть так! Но, выйдя в открытое море, корабль не может избежать качки, всегда ощутимой даже при полном безветрии на судах средних размеров. Разве только я нахожусь на борту крейсера или броненосца… а это совершенно невероятно!

Вдруг мне почудилось… В самом деле, я не ошибаюсь… Снаружи слышится шум… шум шагов. Шаги приближаются к железной переборке, к той стене, где находится дверь моей камеры… Вероятно, это кто-нибудь из команды. Отопрут ли мне дверь наконец! Я прислушиваюсь… Люди разговаривают, я слышу голоса, но не могу разобрать им слова. Они говорят на совершенно непонятном языке… Я зову, я кричу… Никакого ответа!

Мне остается только ждать, ждать, ждать! Я твержу это слово, и оно отдается в моей больной голове, словно удары колокола!

Попробуем высчитать, сколько прошло времени.

Судно снялось с якоря не меньше четырех-пяти часов тому назад. По-моему, сейчас уже далеко за полночь. К несчастью, в этой кромешной тьме мои карманные часы не могут мне помочь.

Итак, если мы плывем около пяти часов, корабль должен был уже выйти из залива Памлико, через проток Окракок или Гаттерас — безразлично. Стало быть, он уже ушел на добрую милю в открытое море. И, однако, я не ощущаю никакой качки.

Вот что необъяснимо, вот что невероятно!.. Полно… Неужели я ошибся? Неужели я поддался обману чувств? Разве я не заперт в глубине трюма на некоем неведомом корабле?

Проходит еще час, и вдруг судовые машины прекращают работу. Я совершенно убежден, что теперь судно стоит неподвижно. Неужели оно прибыло на место назначения? В таком случае мы зашли в какой-нибудь порт на побережье, к северу или к югу от залива Памлико. Однако мало вероятно, что, похитив Тома Рока из Хелтфул-Хауса, преступники собираются тут же высадить его на берег. Тогда похищение неизбежно обнаружится, и виновники рискуют попасть в руки американской полиции.

Впрочем, если корабль прибыл на стоянку, я вскоре услышу лязг якорной цепи, пропускаемой через клюз, а когда отданный якорь коснется грунта, последует толчок… Я жду этого толчка, я его почувствую… Это должно случиться скоро… всего через несколько минут.

Я жду… я напрягаю слух.

На судне царит томительная, тревожная тишина. Невольно задаю себе вопрос, есть ли здесь живые существа, кроме меня?

Я чувствую, как мною овладевает странное оцепенение… Воздух отравлен… Мне не хватает дыхания… Грудь давят какая-то тяжесть, и я не в силах сбросить ее.

Пытаюсь бороться… Невозможно… Воздух накалился до того, что я принужден растянуться на полу и скинуть с себя верхнюю одежду. Веки мои тяжелеют, смыкаются, я чувствую полный упадок сил и, наконец, забываюсь глубоким тяжелым сном…

Сколько времени я спал? Не знаю. Ночь теперь или день? Понятия не имею. Прежде всего я замечаю, что мне стало легче дышать. Воздух, наполняющий легкие, уже не отравлен углекислотой.

Значит ли это, что помещение проветрили, пока я спал? Неужели дверь отпирали? Неужели кто-то входил в эту тесную камеру?

Да, и тому есть доказательство.

Моя рука случайно натыкается в темноте на какой-то предмет — сосуд с жидкостью, распространяющей приятный аромат. Я подношу его к пересохшим губам; меня так мучит жажда, что я готов выпить даже соленой морской воды.

Это эль, превосходный эль, — я выпиваю залпом целую пинту — он освежает меня, подкрепляет мои силы.

Однако если тюремщики не дали мне умереть от жажды, не обрекли же они меня, надеюсь, на голодную смерть.

Нет… в углу оставлена корзинка, а в ней круглый хлеб и кусок холодного мяса.

Я принимаюсь за еду, ем с жадностью, и силы мои постепенно восстанавливаются.

Значит, меня не бросили на произвол судьбы, как я боялся. Какие-то люди входили в мою темную конуру и впустили в дверь свежего воздуха, кислорода, без которого я бы задохнулся. Кто-то позаботился о том, чтобы я мог утолять голод и жажду до тех пор, пока меня не освободят.

Как долго продлится мое заточение? Несколько дней? или месяцев?

Впрочем, я не могу ни сосчитать, сколько времени я спал, ни определить, хотя бы приблизительно, который теперь час. Правда, я позаботился завести свои карманные часы, но это часы без боя. Попробую нащупать стрелки… Да, мне кажется, часовая стрелка стала на цифре восемь… вероятно, сейчас восемь часов утра.

В чем я действительно уверен, так это в том, что судно стоит на месте. Внутри не ощущается ни малейшего сотрясения, — по-видимому, двигатель бездействует. Между тем время идет, тянется, проходят бесконечные томительные часы, и я спрашиваю себя, неужели мои тюремщики дожидаются ночи, чтобы снова войти в камеру, проветрить ее, оставить провизию, пока я сплю… Да, они хотят воспользоваться моим сном.

На этот раз я твердо решил бороться с дремотой. Я даже притворюсь спящим… и кто бы ни вошел, я заставлю его ответить на мои вопросы!

ГЛАВА 6 На палубе

Наконец-то я на свежем воздухе и могу дышать полной грудью. Наконец-то меня выпустили из душной каморки и вывели на палубу корабля… Окинув взглядом морскую даль, я нигде не вижу земли. Ничего, кроме круговой линии горизонта, ничего, кроме моря и неба! Нет! Не видно даже смутных очертаний материка на западе, с той стороны, где тянется на тысячи миль побережье Северной Америки.

Заходящее солнце озаряет косыми лучами водную гладь океана… Сейчас, должно быть, около шести часов вечера… Я смотрю на циферблат… Да, шесть часов тринадцать минут.

Вот что произошло за эту ночь, ночь на 17 июня.

Как уже было сказано, я ждал, чтобы отперли дверь моей камеры, твердо решив не поддаваться сну. Я не сомневался, что день уже наступил, но время тянулось, и никто не приходил. От провизии, которую мне принесли, не осталось ни крошки. Я начал страдать от голода, но не от жажды, так как сохранил немного эля.

Вскоре я почувствовал легкое покачивание корпуса судна. Очевидно, шхуна снова вышла в море, проведя ночь на стоянке, должно быть в какой-нибудь пустынной бухте у берега, так как раньше я не ощущал характерных толчков, обычных при бросании якоря.

Было шесть часов, когда за металлической переборкой раздались шаги. Войдет ли кто-нибудь ко мне? Да. Ключ щелкнул в замке, и дверь отворилась. Свет фонаря рассеял глубокий мрак камеры, в которой я провел долгие часы заточения.

Вошли два человека, но я не успел рассмотреть их лица. Схватив меня за руки, они завязали мне глаза плотной тряпкой, так что я ничего не мог видеть.

Что означала эта мера предосторожности? Что со мной собирались делать? Я попробовал вырваться. Меня крепко держали. Я задавал вопросы. Никакого ответа. Двое неизвестных обменялись несколькими словами на незнакомом мне языке, — на каком, я не мог определить.

Положительно, со мной обращаются слишком уж бесцеремонно! Правда, в их глазах я просто служитель сумасшедшего дома, стоит ли считаться с таким ничтожеством! Однако я далеко не уверен, что с инженером Симоном Хартом обращались бы более почтительно.

На этот раз мне все же не заткнули рот кляпом и не связали по рукам и ногам. Меня просто крепко держат, чтобы я не мог убежать.

Минуту спустя меня выводят из камеры и вталкивают в тесный коридор. Под ногами гулко звенят ступени железного трапа. Затем мне в лицо ударяет свежий ветер, и я жадно вдыхаю его сквозь повязку.

Тут меня подымают и ставят на пол, на этот раз не металлический, а деревянный; должно быть, это палуба корабля.

Наконец матросы отпускают меня. Я свободен. Прежде всего я срываю повязку с головы и оглядываюсь вокруг.

Я стою на палубе шхуны, которая идет полным ходом, оставляя за кормой длинный пенистый след.

Я принужден ухватиться за бакштаг, чтобы не упасть, так солнечный свет ослепляет меня после двухдневного заточения в полной темноте.

По палубе ходят человек десять матросов с грубыми, суровыми лицами самого разнообразного типа; мне трудно определить их национальность. Впрочем, они почти не обращают на меня внимания.

Что до шхуны, то, мне кажется, ее водоизмещение не более двухсот пятидесяти — трехсот тонн. Широкий корпус, высокие мачты и большая площадь парусности должны обеспечить ей быстрый ход при попутном ветре.

На корме за рулем стоит матрос с загорелым обветренным лицом. Держась за ручки штурвального колеса, он правит шхуной, делая резкие повороты.

Мне хотелось бы узнать название этого судна, напоминающего своим видом яхту. Написано ли оно на корме, или на носу судна?

Обратившись к одному из матросов, я спрашиваю:

— Что это за корабль?

Никакого ответа, — можно подумать, что он даже не понимает меня.

— Где капитан?

Матрос не отвечает и на этот вопрос.

Я направляюсь к носу судна. На баке подвешен судовой колокол. Может быть, на медной стенке колокола высечено название шхуны?

Нет, ничего.

Вернувшись на корму, я задаю тот же вопрос рулевому.

Бросив на меня угрюмый взгляд, он пожимает плечами и, расставив ноги, выравнивает шхуну, сильно накренившуюся на левый борт.

Я оглядываюсь, чтобы узнать, нет ли здесь Тома Рока. Его нигде не видно… Неужели его нет на борту? Это очень странно. Зачем было похищать из Хелтфул-Хауса одного служителя Гэйдона? Никто ни разу не заподозрил, что на самом деле я инженер Симон Харт, да если бы даже это стало известно, зачем я мог понадобиться похитителям и чего они от меня хотят?

Раз Тома Рока нет на палубе, значит его заперли в одной из кают; лишь бы только с ним обращались повежливее, чем с его бывшим смотрителем!

Что такое? Как это я сразу не заметил! Каким же образом движется эта шхуна? Паруса убраны все до последнего, бриз стих… редкие порывы ветра, дующего с востока прямо в лоб, только препятствуют ходу судна… И тем не менее шхуна быстро несется вперед, слегка зарываясь носом и рассекая фор штевнем волны, струящиеся белой пеной вдоль ватерлинии. Длинный волнистый след тянется далеко за кормой.

Значит, это паровая яхта? Нет! Между грот— и фок-мачтой не видно никакой трубы. Может быть, это судно с электрическим двигателем, снабженное аккумуляторами или гальванической батареей большой мощности; они-то и приводят в движение гребной винт и сообщают кораблю подобную скорость?

Право же, нельзя иначе объяснить его движение. Во всяком случае, судно несомненно движется при помощи Гребного винта, и я смогу в этом удостовериться, наклонившись над гакабортом; тогда мне останется только выяснить, какая же механическая сила приводит его в действие.

Рулевой не мешает мне приблизиться, смерив меня насмешливым взглядом.

Перегнувшись через борт, я смотрю…

Никаких признаков бурлящей клокочущей струи, которую обычно вызывает вращение винта… Ничего, кроме ровного следа за кормой, тянущегося на три-четыре кабельтовых, как за простым парусным судном.

Какой же двигатель придает шхуне такую удивительную скорость? Как я уже говорил, ветер скорее встречный, и море лишь слабо колышется.

А все-таки я узнаю, в чем дело! Во что бы то ни стало! И, пользуясь тем, что команда не обращает на меня никакого внимания, я возвращаюсь на нос.

Около носового люка я встречаю человека, лицо которого кажется мне знакомым. Облокотившись на борт, он смотрит на меня и дает мне подойти… Он как будто ждет, что я с ним заговорю.

Я припоминаю… Это он сопровождал графа д'Артигаса во время его посещения Хелтфул-Хауса. Да, конечно, я не ошибся.

Значит Тома Рока похитил этот богатый иностранец, значит я нахожусь на борту его яхты «Эбба», хорошо известной в восточных портах Северной Америки… Ну, что ж! Человек у люка должен объяснить мне то, что я имею право знать. Насколько помню, они с графом д'Артигасом говорили по-английски. Он поймет меня и не сможет уклониться от ответа на мои вопросы.

Я полагаю, что это капитан «Эббы».

— Капитан, я вас видел в Хелтфул-Хаусе, — говорю я. — Вы меня узнаете?

Он оглядывает меня с ног до головы, не удостаивая ответом.

— Я смотритель Гэйдон, сторож Тома Рока, — продолжаю я, — и хочу знать, зачем вы меня похитили и привезли на шхуну?

Капитан прерывает меня жестом; вместо ответа он подает знак стоящим на баке матросам.

Те подбегают, хватают меня за руки и, не обращая внимания на мои протесты, насильно тащат вниз по лестнице в люк.

В сущности это не лестница, а вертикальный трап со ступенями из железных прутьев, вделанных в переборку. Я спускаюсь на площадку, откуда несколько дверей ведут в кубрик, капитанскую каюту и прилегающие помещения.

Неужели меня снова запрут в ту же темную камеру в глубине трюма?..

Повернув налево, меня вводят в каюту, освещенную иллюминатором; он открыт, и в него врывается свежий ветер. Мебель каюты состоит из койки с застланной постелью, стола, кресла, умывальника и шкафа.

Стол накрыт на один прибор. Мне остается только сесть за стол, после чего я обращаюсь с вопросом к поваренку, который, поставив передо мной кушанья, собирается уходить.

Еще один глухонемой! Или этот негритенок просто не понимает английского языка?

Когда дверь за ним затворилась, я с аппетитом принялся за еду, отложив все вопросы на будущее в надежде, что когда-нибудь все же получу на них ответ.

Правда, я опять взаперти, но на этот раз в несравненно лучших условиях, которых меня, надеюсь, не лишат до прибытия в гавань.

Мои мысли вертятся вокруг одного: совершенно ясно, что именно граф д'Артигас подготовил похищение, что он его зачинщик, и французский изобретатель несомненно находится на борту «Эббы» в какой-нибудь не менее комфортабельной каюте.

Кто он такой, этот граф, собственно говоря? Откуда взялся этот иностранец? Захватив Рока в свои руки, он, видимо, хочет любой ценой завладеть секретом фульгуратора? Это весьма правдоподобно. В таком случае надо быть начеку и не выдать себя; если обо мне узнают правду, я потеряю всякую надежду получить свободу.

Сколько мне нужно решить загадок, сколько раскрыть тайн — происхождение графа д'Артигаса, его планы на будущее, курс, которым следует шхуна, место ее обычной стоянки… и, наконец, необходимо понять, почему судно без парусов и без винта плывет со скоростью не менее десяти миль в час!..

С наступлением вечера холодный ветер дует в иллюминатор каюты, и я прикрываю его. Так как дверь заперта снаружи, я почитаю за лучшее растянуться на койке и заснуть под легкое покачиванье таинственной шхуны, плывущей по волнам Атлантического океана.

На следующее утро я просыпаюсь с зарей, одеваюсь, привожу себя в порядок и жду.

Мне приходит в голову проверить, заперта ли дверь каюты.

Нет, не заперта. Толкнув ее, я взбираюсь по трапу и выхожу из люка.

Матросы моют палубу; на корме стоит капитан с каким-то незнакомцем. Мое появление нисколько не удивляет его, и он кивком головы указывает на меня своему собеседнику.

Этого человека я еще никогда не встречал. На вид ему лет пятьдесят; у него черная борода и волосы с проседью, тонкое насмешливое лицо, живые умные глаза. По типу он напоминает эллина, и я убеждаюсь в его греческом происхождении, когда капитан «Эббы» называет его Серкё, — инженер Серкё.

Что касается самого капитана, его зовут Спаде — имя, по-видимому, итальянское. Грек, итальянец — разноплеменная команда, набранная со всего света на шхуну с норвежским названием, — все это, право же, кажется мне подозрительным.

А сам граф д'Артигас с его азиатским типом и испанской фамилией — откуда он взялся?

Капитан Спаде вполголоса разговаривает с инженером Серкё, наблюдая за рулевым, который правит, как будто вовсе не сверяясь с показаниями компаса, установленного в нактоузе у него перед глазами. Скорее он следит за сигналами матроса на носу судна, который жестами указывает ему то лево руля, то право руля.

Там, возле носовой рубки, я вижу Тома Рока. Он смотрит на необозримый пустынный океан, без единой полоски земли на горизонте. Двое матросов, стоя рядом, не спускают с него глаз. Ведь от помешанного можно всего ожидать, — он способен даже выброситься за борт.

Я еще не знаю, разрешат ли мне общаться с моим бывшим пациентом.

Я направляюсь к нему; капитан Спаде и инженер Серкё зорко следят за мной.

Приблизившись к Тома Року, который меня не замечает, я становлюсь рядом с ним.

Тома Рок не трогается с места и, кажется, не узнает меня. Оживленный, с горящими глазами, он смотрит в морскую даль, с наслаждением, полной грудью вдыхая живительный соленый воздух. Он радуется атмосфере, насыщенной кислородом, и яркому солнечному свету, льющемуся с безоблачного неба, он купается в его лучах. Сознает ли он перемену в своем положении? Не успел ли уже позабыть и Хелтфул Хаус, и флигель, где его держали под надзором, и смотрителя Гэйдона? Вполне возможно. Прошлое изгладилось из его памяти, он весь в настоящем.

По-видимому, Тома Рок и здесь, на палубе «Эббы», среди океана, остается все тем же помешанным, за которым я ухаживал полтора года. Его психическое состояние не улучшилось, рассудок вернется к нему только, когда речь зайдет о его изобретениях. Графу д'Артигасу известна это особенность по опыту, и, очевидно, он именно на нее и рассчитывает, надеясь рано или поздно выведать у изобретателя его тайну. Но как он думает воспользоваться этой тайной?

— Тома Рок! — зову я.

Услышав мой голос, он вздрагивает, но, мельком взглянув на меня, отворачивается.

Я беру его за руку, пожимаю ее. Он быстро выдергивает руку, так и не узнав меня, отходит в сторону и направляется на корму, где стоят инженер Серкё и капитан Спаде.

Любопытно, заговорит ли Тома Рок с кем-нибудь из них и станет ли отвечать на вопросы, после того как не откликнулся на мой зов?

В эту минуту на его лице мелькнул проблеск мысли; его внимание несомненно привлек необъяснимый ход шхуны.

Действительно, он переводит взгляд на мачты и свернутые паруса «Эббы», которая быстро несется по гладкой поверхности моря.

Повернув назад, вдоль правого борта, Тома Рок останавливается там, где должна бы находиться труба судна, будь «Эбба» паровой яхтой, — труба, изрыгающая клубы черного дыма.

То, что поразило меня, озадачило и его… Так же как и я, он не может найти объяснения и тоже спешит на корму, чтобы увидеть работу винта.

За бортом шхуны резвится стая дельфинов. Несмотря на быстрый ход «Эббы», эти проворные животные без труда обгоняют ее, прыгая, кувыркаясь, играя в родной стихии с изумительной легкостью.

Не обращая на них внимания. Тома Рок наклоняется над фальшбортом.

Инженер Серкё и капитан Спаде, боясь, что он свалится в море, спешат к нему и, крепко схватив за руки, уводят обратно на палубу.

Мой опытный глаз замечает, что Тома Рок находится в состоянии сильнейшего возбуждения. Он кружится на месте, жестикулирует и, ни к кому не обращаясь, выкрикивает бессвязные слова…

Совершенно ясно, что у него скоро начнется припадок, как в последний вечер во флигеле Хелтфул-Хауса, припадок, имевший тогда роковые последствия. Надо бы подойти к нему и увести его в каюту; быть может, скоро и меня позовут туда для ухода за больным.

Инженер Серкё и капитан Спаде не спускают с него глаз, вероятно желая посмотреть, что будет дальше. Вот что делает Тома Рок.

Подойдя к грот-мачте и убедившись, что на ней нет парусов, помешанный толкает ее, обхватывает обеими руками и трясет, точно хочет свалить. Затем, видя, что его усилия напрасны, он перебегает к фок-мачте и также пытается сломать ее. Его нервное возбуждение все возрастает. Непонятное бормотанье сменяется нечленораздельными криками…

Внезапно бросившись к вантам левого борта, он хватается за них. Боюсь, что он взберется сейчас по веревочной лестнице и поднимется на марс фок-мачты… Если его не остановить, он может упасть на палубу, а если судно накренится, — сорваться в море.

По знаку капитана Спаде подбежавшие матросы хватают Рока, напрасно пытаясь оттащить его от вантов, в которые он вцепился изо всех сил. Во время припадков силы больного удесятеряются, — мне это хорошо известно: чтобы справиться с ним, мне часто приходилось звать на помощь санитаров.

На этот раз матросам шхуны — крепким, здоровым ребятам — удается быстро укротить несчастного безумца. Его сбивают с ног и кладут на палубу, крепко держа за руки, несмотря на яростное сопротивление.

Теперь нужно только унести его в каюту, уложить на койку и оставить в покое, пока не кончится припадок. Так и поступают по приказанию какого-то нового лица, появившегося на палубе.

Услышав голос этого человека, я оборачиваюсь и узнаю его.

На палубе стоит граф д'Артигас с суровым лицом и высокомерной осанкой, такой же, каким я видел его в Хелтфул-Хаусе.

Я тотчас же подхожу к нему. Я непременно должен добиться объяснения, и я его потребую!

— По какому праву, сударь?.. — спрашиваю я.

— По праву сильного! — отвечает граф д'Артигас.

И удаляется на корму, в то время как Тома Рока уносят в каюту.

ГЛАВА 7 Два дня плавания

Возможно, если потребуют обстоятельства, мне придется открыть графу д'Артигасу, что на самом деле я инженер Симон Харт. Как знать, не станут ли со мной лучше обращаться, чем обращались со служителем Гэйдоном? Во всяком случае, это надо хорошенько обдумать. Я твердо убежден, что владелец «Эббы» велел похитить французского изобретателя в надежде захватить в свои руки «фульгуратор Рок», которого ни в Старом ни в Новом Свете не пожелали купить за баснословную цену, запрошенную автором. Поэтому, если Тома Рок откроет свой секрет, пожалуй, мне лучше по-прежнему иметь к нему доступ, оставаться при больном в качестве санитара и выполнять свои прежние обязанности. Да, я не должен упускать возможности все видеть, все слышать… и, кто знает? узнать, наконец, то, что мне не удалось открыть в Хелтфул-Хаусе!

Куда же теперь идет шхуна «Эбба»? Вот первый вопрос.

Кто такой граф д'Артигас? Вот второй вопрос.

Первый несомненно разрешится через несколько дней, принимая во внимание необычайную скорость этой фантастической яхты с таинственным двигателем, систему которого я в конце концов непременно разгадаю.

Насчет второго вопроса я не уверен, что его удастся когда-либо разрешить.

Действительно, этот загадочный незнакомец, по-моему, имеет особо веские причины скрывать свое происхождение, и, боюсь, никакие приметы не помогут мне определить его национальность. Хотя граф д'Артигас свободно говорят по-английски, как я убедился во время посещения им Хелтфул-Хауса, все же в его говоре слышится жесткий вибрирующий акцент, несвойственный северным народам. За время моих странствий в обоих полушариях я не слышал ничего похожего на этот акцент, кроме разве особой жесткости произношения, характерной для малайских наречий. И в самом деле, судя по его смуглой, почти оливковой коже с медным отливом, черным, как смоль, вьющимся волосам, глубоко запавшим глазам, жгучему взгляду неподвижных зрачков, высокому росту, широким плечам, крепким мускулам, свидетельствующим о большой физической силе, вполне возможно, что граф д'Артигас принадлежит к одной из рас Дальнего Востока.

Я подозреваю, что д'Артигас — фамилия вымышленная, так же как и графский титул. Хотя его шхуна носит норвежское название, сам хозяин отнюдь не скандинавского происхождения. Он нисколько не похож на уроженцев северных стран, спокойных, белокурых, с добродушными лицами и светло-голубыми глазами.

В конце концов кто бы он ни был, этот человек велел похитить Тома Рока и меня вместе с ним, причем несомненно с какой-то преступной целью.

Далее, действовал ли он в пользу иностранной державы, или в своих собственных интересах? Намерен ли он один использовать новое изобретение и имеет ли возможность и средства это осуществить? Вот третий вопрос, на который я езде не могу ответить. Из того, что я увяжу и услышу в дальнейшем, мне, может быть, удастся разрешить эту задачу, перед тем как я убегу отсюда, если только побег будет возможен.

«Эбба» продолжает идти прежним ходом, приводимая в движение своим таинственным двигателем. Я могу свободно разгуливать по палубе, не заходя, однако, дальше носового люка перед фок-мачтой.

Один раз я попытался было подойти к бушприту и посмотреть, перегнувшись через борт, как форштевень рассекает волны. Но вахтенные матросы, очевидно выполняя заранее отданный приказ, не пропустили меня, и один из них крикнул хриплым голосом на ломаном английском языке:

— Назад! Назад! Вы мешаете маневрам!

Однако никаких маневров не производилось.

Поняли ли они, что я старался разгадать, какого рода механизм приводит в движение шхуну? Вероятно, поняли, и капитан Спаде, присутствовавший при этом, несомненно догадался, что я пытаюсь проникнуть в тайну нашего странного плавания. Даже простого больничного сторожа должно удивить, что судно без парусов, без гребного винта развивает такую скорость. Словом, по той или иной причине, мне запрещен вход на носовую палубу «Эббы».

К десяти часам попутный северо-западный ветер свежеет, — и капитан Спаде дает команду боцману.

Боцман, со свистком в зубах, тотчас же приказывает поднять грот, фок, кливер и стаксель. Матросы выполняют команду с не меньшей расторопностью и дисциплиной, чем на любом военном корабле.

«Эбба» слегка накреняется на левый борт, и ход ее заметно ускоряется. Мотор, однако, не перестает работать, ибо даже при таком положении парусов шхуна не могла бы идти с подобной быстротой. Тем не менее паруса увеличивают ее скорость благодаря свежему ровному ветру, дующему в одном направлении.

Небо ясно, облака на западе, поднимаясь все выше, постепенно рассеиваются, и море сверкает в потоках солнечных лучей.

Теперь моя основная задача выяснить, куда направляется корабль. Я немало плавал по морям и умею определять скорость судна. По моим расчетам «Эбба» делает десять — одиннадцать миль в час. Курс ее остается прежним, что легко проверить, взглянув на компас, установленный в нактоузе перед рулевым. Смотрителю Гэйдону запрещено ходить только на носовую часть судна, но не на корму. Мне не раз удавалось бросить быстрый взгляд на компас, стрелка которого неизменно указывает на восток, или, говоря точнее, на ост-зюйд-ост.

Таким образом мы пересекаем Атлантический океан, оставив далеко на западе побережье Северной Америки.

Я стараюсь припомнить, какие острова или группы островов встретятся нам в этом направлении, на пути к берегам Старого Света.

Северная Каролина, оставленная нами двое суток тому назад, лежит на тридцать пятой параллели; если продолжить эту параллель к востоку, она, насколько помню, пересекает африканский берег приблизительно на уровне Марокко. На той же широте в трех тысячах миль от Америки расположены Азорские острова. Неужели «Эбба» направляется туда и ее обычная стоянка находится у одного из островов этого архипелага, принадлежащего Португалии? Нет, я не могу принять подобную гипотезу.

Впрочем, на той же тридцать пятой параллели, гораздо ближе Азорских островов, всего в тысяче двухстах километрах от побережья, расположена группа Бермудских островов, принадлежащих Англии. Если граф д'Артигас взялся похитить Тома Рока для какой-либо европейской державы, то, вероятнее всего, эта держава — Соединенное королевство Великобритании и Ирландии. Хотя, по правде говоря, не исключена возможность, что он затеял дело в своих собственных интересах.

Три или четыре раза за этот день граф д'Артигас выходит на палубу; стоя на корме, он внимательно изучает горизонт. Как только в море появляется парус или дымок парового судна, он долго смотрит на него в сильную подзорную трубу. Надо добавить, что он не удостаивает замечать мое присутствие на палубе.

Время от времени к нему подходит капитан Спаде, и они обмениваются короткими фразами на языке, которого я не могу ни понять, ни определить.

Охотнее всего владелец «Эббы» беседует с инженером Серкё, который, по-видимому, пользуется его особым расположением. Этот инженер довольно словоохотлив, менее угрюм и замкнут, чем его спутники; любопытно, какое положение он занимает на шхуне? Может быть, это личный друг графа д'Артигаса, друг, который сопутствует графу в морских путешествиях, деля с ним завидную жизнь богатого яхтсмена?.. Так или иначе, это единственный человек, относящийся ко мне если не с симпатией, то хотя бы с некоторым интересом.

Что касается Тома Рока, то его не видно с самого утра, и он, должно быть, лежит взаперти у себя в каюте, еще не оправившись от вчерашнего припадка.

Я убедился в этом, когда около трех часов пополудни, задержавшись у входа в люк, граф д'Артигас знаком подозвал меня к себе.

Не знаю, чего он от меня хочет, но отлично знаю, что я ему скажу.

— Долго ли продолжаются припадки Тома Рока? — спросил он по-английски.

— Иной раз по двое суток, — ответил я.

— Что нужно с ним делать?

— Оставить его в покое, пока он не заснет. После крепкого ночного сна приступ кончается, и Тома Рок возвращается к своему обычному состоянию.

— Хорошо, смотритель Гэйдон, если потребуется, вы будете по-прежнему ухаживать за больным, как в Хелтфул-Хаусе.

— Ухаживать за больным?

— Да… на борту шхуны, до тех пор пока мы не приедем.

— Куда?

— Туда, куда мы прибудем завтра после полудня, — ответил граф д'Артигас.

«Завтра… — подумал я. — Значит, мы держим путь не к африканскому берегу и даже не к Азорским островам. Остается предположить, что „Эбба“ бросит якорь у Бермудских островов».

Граф д'Артигас уже поставил ногу на верхнюю ступеньку трапа, когда я в свою очередь задал ему вопрос.

— Сударь, я хочу знать, я имею право знать, куда мы едем и…

— Здесь у вас нет никаких прав, смотритель Гэйдон. Ваше дело — отвечать, когда вас спрашивают.

— Я протестую!

— Протестуйте, — холодно ответил надменный иностранец, бросив на меня недобрый взгляд.

С этими словами он спустился в люк, оставив меня вдвоем с инженером Серкё.

— На вашем месте я бы смирился, смотритель Гэйдон, — сказал тот, насмешливо улыбаясь. — Когда человека захватили в тиски…

— Он имеет право кричать, я полагаю…

— Какой смысл, раз никто не может вас услышать?

— Меня услышат позже…

— Позже… этого долго ждать! Ну что же, кричите сколько угодно!

После этого иронического совета инженер Серкё удалился, оставив меня одного с моими мыслями.

Около четырех часов дня в шести милях к востоку показался большой корабль, идущий нам навстречу. Он быстро приближается и растет у нас на глазах. Из двух его труб вырываются клубы черного дыма. Несомненно, это военный корабль, так как на грот-мачте развевается узкий вымпел, и хотя на гафеле не видно флага, я как будто узнаю крейсер американского флота.

Интересно, будет ли «Эбба» согласно обычаю салютовать крейсеру, когда мы поровняемся с ним.

Очевидно, нет, ибо в ту же минуту шхуна меняет курс с явным намерением избежать встречи.

Подобный маневр со стороны подозрительной яхты ничуть не удивляет меня. Но я крайне поражен тем, как капитан Спаде производит этот маневр.

В самом деле, подойдя к брашпилю на баке, капитан останавливается у небольшого сигнального аппарата, вроде пульта, передающего на пароходах команду в машинное отделение. Лишь только он нажимает одну из кнопок аппарата, «Эбба» делает поворот в четверть румба к юго-востоку, а матросы ослабляют шкоты парусов.

Очевидно, был отдан некий приказ механику неведомой машины, управляющей движением шхуны при помощи неведомого двигателя, система которого мне пока еще неизвестна.

В результате этого маневра «Эбба» уклоняется в сторону от крейсера, который продолжает идти, не изменяя курса. Да и ради чего стал бы военный корабль преследовать парусную яхту, не вызывающую никаких подозрений?

Однако «Эбба» поступает совершенно иначе, когда около шести часов вечера с левого борта появляется второй корабль. На этот раз капитан Спаде, подав команду в аппарат, ложится на прежний курс и, вместо того чтобы избежать встречи с судном, идет на восток, прямо ему наперерез.

Час спустя оба корабля находятся всего на расстоянии трех-четырех миль друг от друга.

Ветер к тому времени совершенно стихает; команда встречного корабля, трехмачтового торгового судна, спешит убрать верхние паруса. До утра на ветер рассчитывать не приходится, и завтра, при таком штиле, трехмачтовик несомненно окажется на прежнем месте. Что касается «Эббы», она продолжает идти на сближение при помощи своего таинственного двигателя.

Капитан Спаде, разумеется, приказывает тоже спустить паруса, и команда под наблюдением боцмана Эфрондата выполняет приказ с такой же изумительной быстротой, как на гоночных яхтах.

Тут капитан Спаде подходит к правому, борту, где я стою, и без церемоний приказывает мне спуститься в каюту.

Приходится повиноваться. Однако прежде чем покинуть палубу, я успеваю заметить, что боцман вовсе не торопится зажигать сигнальные огни, тогда как на трехмачтовом судне уже горит зеленый огонь на правом борту и красный — на левом.

Для меня ясно, что шхуна намеревается пройти незамеченной мимо встречного корабля. Ход ее несколько замедлился, но направление не изменилось.

По моему расчету «Эбба» со вчерашнего дня ушла на восток миль на двести.

Вернувшись в свою каюту, я чувствую какое-то смутное беспокойство. На столе меня ждет ужин, но, едва притронувшись к пище, я ложусь на койку, встревоженный, сам не знаю почему, и напрасно стараюсь заснуть.

Такое томительное состояние продолжается около двух часов. Тишину нарушает лишь мерное покачиванье шхуны, журчание воды, струящейся вдоль корпуса, да легкие толчки при поворотах судна на гладкой поверхности спокойного моря.

В моей голове теснятся тревожные мысли, воспоминания обо всем, что произошло за последние два дня, и я никак не могу успокоиться. Итак завтра, после полудня, мы пристанем к берегу. Завтра, на суше, я снова возьмусь за свои обязанности по уходу за больным Тома Роком, «если это потребуется», как сказал граф д'Артигас.

Когда меня впервые заперли в глубине трюма, я заметил, в какой момент шхуна вышла в море из залива Памлико; теперь — около десяти часов вечера — я чувствую, что она остановилась.

Чем вызвана эта остановка? Когда капитан Спаде приказал мне уйти с палубы, никакой земли не было видно на горизонте. По пути нашего следования на картах нанесены лишь Бермудские острова, а в наступающих сумерках сигнальщики на мачтах едва ли могут их заметить раньше, чем мы пройдем еще пятьдесят — шестьдесят миль.

К тому же «Эбба» не только легла в дрейф, но стоит совершенно неподвижно. Едва ощущается легкое, равномерное бортовое покачиванье. Даже зыбь почти не чувствуется. Ни малейшее дуновение ветра не рябит гладкой поверхности океана.

Мои мысли обращаются к торговому судну; оно стояло от нас не больше чем в полутора милях, когда я спускался в каюту. Если бы шхуна продолжала идти ему наперерез, она бы уже поровнялась с ним. Теперь же расстояние между двумя кораблями не должно превышать одного-двух кабельтовых. Трехмачтовое судно легло в дрейф при заходе солнца, и его не могло отнести к западу. Без сомнения, оно на прежнем месте, и, будь ночь посветлее, я бы увидел его через иллюминатор каюты.

Мне приходит в голову, что сейчас представляется удобный случай, которым следует воспользоваться. Почему бы не попытаться убежать, раз всякая надежда быть отпущенным на свободу для меня потеряна? Правда, я не умею плавать, но неужели, бросившись в море со спасательным кругом, я не доплыву до трехмачтовика, если мне удастся обмануть бдительность вахтенных матросов?

Значит, надо прежде всего выйти из каюты и подняться по трапу… Ни в кубрике, ни на палубе «Эббы» не слышно никакого шума… Должно быть, в этот час команда уже спит… Рискнем…

Я пробую отворить дверь каюты, но она заперта снаружи. Этого следовало ожидать.

Придется отказаться от плана побега, сулившего, впрочем, мало надежды на успех.

Самое лучшее — уснуть, ибо если я не утомлен физически, то сильно измучен нравственно. Меня преследуют неотступные вопросы, запутанные противоречивые мысли… Хоть бы забыться сном!..

Должно быть, мне это удалось, так как я внезапно просыпаюсь от какого-то странного шума, шума необычного, — такого я еще ни разу не слышал на борту шхуны.

За стеклом иллюминатора, обращенного на восток, занимается рассвет. Я смотрю на часы. Они показывают половину пятого утра.

Первым делом надо узнать, тронулась ли в путь «Эбба».

Нет, конечно, — ни на парусах, ни при помощи мотора. Иначе я чувствовал бы знакомое покачиванье и дрожание корпуса судна; в этом я не мог бы ошибиться. Кроме того, море, по-видимому, так же спокойно на восходе солнца, как было вчера на закате. Если «Эбба» и шла на парусах, пока я спал, то сейчас во всяком случае она стоит неподвижно.

Странный шум происходит от беготни и топота ног на верхней палубе, — слышатся шаги людей, нагруженных тяжелой ношей. В то же время мне кажется, что такой же шум и суета доносятся из-под пола моей каюты, из трюма, сообщающегося с палубой через большой люк позади фок-мачты. Я различаю также какое-то трение и царапание вдоль корпуса шхуны, над ватерлинией. Может быть, к судну пристали шлюпки? Может быть, матросы грузят или выгружают товары?

Однако трудно предположить, что мы причалили к берегу. Граф д'Артигас сказал, что «Эбба» не прибудет к месту назначения раньше чем через сутки. А вчера вечером, как я уже говорил, она находилась еще на расстояния пятидесяти — шестидесяти миль от ближайшей земли — Бермудских островов. Немыслимо представить себе, что шхуна повернула обратно на запад и приблизилась к американскому побережью, — расстояние слишком велико. Вероятнее всего, судно стояло на месте всю ночь. Перед сном я заметил, что шхуна остановилась, и сейчас она по-прежнему не двигается.

Остается ждать, пока мне разрешат подняться на палубу. Дверь каюты, как я только что убедился, все еще заперта. Неужели меня не выпустят, когда настанет день? Не думаю.

Проходит час. В иллюминатор проникает свет зари. Я выглядываю наружу. Море заволакивает легкий туман, который быстро рассеется при первых солнечных лучах.

Окинув взглядом пространство на полмили кругом, я нигде не вижу трехмачтового парусника; должно быть, он стоит с противоположной стороны «Эббы», с левого борта.

Но вот раздается скрип в замочной скважине, и ключ поворачивается. Распахнув дверь, я взбегаю по железному трапу и выхожу на палубу в ту минуту, когда матросы закрывают носовой люк.

Я ищу глазами графа д'Артигаса. Его здесь нет, он еще не выходил из каюты.

Капитан Спаде и инженер Серкё наблюдают за погрузкой каких-то тюков, которые, по-видимому, вытащили из трюма и переносят на корму. Этим и объяснялись, вероятно, шум и суета, которые я слышал, когда проснулся. Раз команда выносит товары из трюма, значит мы скоро прибудем на место… Мы уже недалеко от порта, и, может быть, через несколько часов шхуна станет на якорь.

Позвольте… а где же парусник, стоявший рядом, за левым бортом? Ведь со вчерашнего вечера не было ветра, значит он должен был остаться на прежнем месте…

Я обращаю взгляд в его сторону…

Трехмачтовое судно исчезло, море пустынно, не видно ни одного корабля, ни одного парусника ни на севере, ни на юге, вплоть до самого горизонта.

Подумав, я могу найти этому лишь одно объяснение, правда требующее оговорок; должно быть, пока я спал, «Эбба» все-таки продолжала рейс и прошла большое расстояние, оставив позади трехмачтовый парусник: только поэтому я и не вижу его рядом со шхуной.

Конечно, мне и в голову не приходит спросить об этом ни капитана Спаде, ни даже инженера Серкё; они все равно не удостоили бы меня ответом.

В эту минуту капитан Спаде, подойдя к сигнальному аппарату, нажимает одну из кнопок верхнего ряда. Почти тотчас же «Эбба» сотрясается от сильного толчка. Затем, не поднимая парусов, она снова пускается в путь на восток с поразительной, необъяснимой скоростью.

Два часа спустя у кормового люка появляется граф д'Артигас и занимает свое обычное место у гакаборта. Капитан Спаде и инженер Серкё о чем-то совещаются с ним вполголоса.

Все трое, поднеся к глазам подзорные трубы, обозревают линию горизонта с юго-востока на северо-восток.

Нет ничего удивительного, что и я пристально вглядываюсь вдаль в том же направлении, но, не имея подзорной трубы, не могу ничего рассмотреть в просторах океана.

После завтрака мы все поднимаемся на палубу, за исключением Тома Рока, не выходившего из каюты со вчерашнего дня.

В половине второго сторожевой матрос с марса фок-мачты подает сигнал, что видна земля. «Эбба» мчится, с такой необычайной быстротой, что, надеюсь, скоро и мне удастся увидеть очертания берега.

Действительно, часа через два милях в восьми от нас вырисовываются смутные контуры земли. По мере того как шхуна приближается, очертания становятся все яснее. Это гора или по крайней мере возвышенность. Над ее вершиной, вздымаясь к небу, клубится дым.

Вулкан в этих широтах?!. Так неужели же это…

ГЛАВА 8 Бэк-Кап

По моим расчетам «Эбба» не могла встретить в этой части Атлантического океана другого архипелага, кроме Бермудских островов. Я делаю такой вывод, во-первых, зная расстояние, отделяющее нас от американского побережья, и, во-вторых, курс, взятый нами по выходе из залива Памлико. Шхуна неизменно шла курсом ост-зюйд-ост, и пройденное расстояние, судя по скорости хода, составляет приблизительно девятьсот или тысячу километров.

Между тем шхуна продолжает идти вперед, не снижая скорости; граф д'Артигас с инженером Серкё стоят на корме подле рулевого. Капитан Спаде переходит на нос.

Интересно, проплывем ли мы мимо этого одинокого островка, не заходя туда?

Вряд ли, так как наступает день и час, назначенные для прибытия на место стоянки.

Все матросы уже выстроились на палубе в ожидании команды, а боцман Эфрондат готовится отдать якорь.

Не позже двух часов я буду знать, высадимся мы здесь или нет. Наконец-то я получу первый ответ на один из множества вопросов, занимающих меня с тех пор как шхуна вышла в океан.

Однако трудно поверить, что место стоянки «Эббы» находится именно на одном из Бермудских островов, среди английских владений — если только граф д'Артигас не похитил Тома Рока по заданию Великобритании; впрочем, эта гипотеза маловероятна.

Тут я вдруг замечаю, что этот загадочный человек весьма пристально наблюдает за мной. Хотя он и не может заподозрить, что перед ним инженер Симон Харт, его все же интересует, как я отношусь к этому приключению. Ведь беднягу сторожа Гэйдона ожидающая его судьба должна тревожить не меньше, чем любого джентльмена, будь он даже владельцем этой странной парусной яхты. Признаюсь, меня немного беспокоит настойчивость, с какой он меня разглядывает.

Ах, если бы граф д'Артигас мог знать, какая догадка меня сейчас осенила, — ручаюсь, что он не поколебался бы тут же выбросить меня за борт!..

Рассудок подсказывает мне, что надо быть осторожнее и осмотрительнее, чем когда-либо.

В самом деле, не вызывая ни в ком подозрений, — даже в инженере Серкё при всей его проницательности, — я внезапно приоткрыл уголок таинственной завесы. Неожиданная догадка отчасти пролила свет и на мою будущую судьбу.

При приближении «Эббы» очертания острова, или, вернее, островка, к которому она держит путь, все более четко вырисовываются на светлом фоне неба. Солнце, миновав зенит, клонится к закату и ярко озаряет островок своими лучами. Он стоит особняком, во всяком случае ни к северу, ни к югу от него не видно других островов архипелага.

По мере того как расстояние сокращается, остров вырастает на глазах, и кажется, будто линия горизонта за ним постепенно опускается.

Этот островок, весьма необычного строения, по форме очень похож на опрокинутую чашку, над которой вздымаются черные клубы дыма. Вершина горы — или, если угодно, донышко чашки, — возвышается над уровнем моря, вероятно, на сотню метров, а склоны обрываются в море правильными крутыми гранями, такими же голыми и бесплодными, как утесы у ее подножия, о которые разбиваются волны прибоя.

Благодаря одной замечательной природной особенности мореплаватели узнают маленький островок уже издали, — эта особенность — сквозная скала с западной стороны. Через естественную арку, образующую как бы ручку опрокинутой чашки, прорываются бурные пенистые волны и проникают лучи солнца, когда оно восходит над горизонтом. Всем своим видом островок вполне оправдывает данное ему название Бэк-Кап[1].

Так вот, я запомнил этот островок, я сразу узнал его! Он расположен на краю Бермудского архипелага. Это «опрокинутая чашка», на которой мне довелось побывать несколько лет тому назад… Нет, я не ошибаюсь! Я не раз взбирался на эти известковые скалы, я обогнул подошву горы с восточной стороны. Да, это Бэк-Кап!

Будь у меня поменьше выдержки, я вскрикнул бы от удивления… и радости, а это вызвало бы вполне понятное подозрение у графа д'Артигаса.

Вот при каких обстоятельствах мне пришлось исследовать Бэк-Кап во время пребывания на Бермудских островах.

Этот архипелаг, расположенный примерно в тысяче километров от Северной Каролины, состоит из нескольких сотен островов и островков. В центре его шестьдесят четвертый меридиан пересекается с тридцать второй параллелью. После кораблекрушения англичанина Ломера, который разбился у здешних берегов в 1609 году, Бермудские острова перешли во владение Великобритании, вследствие чего население ее колоний увеличилось на десять тысяч человек. Англия решила присоединить, или, вернее, захватить, эту группу островов не ради производства хлопка, кофе, индиго, аррорута и других товаров. Здесь было весьма подходящее место для морской базы среди океана, недалеко от Соединенных Штатов. Захват не вызвал никаких протестов со стороны других держав, и с тех пор Бермудскими островами управляет британский губернатор при участии местного совета и генеральной ассамблеи.

Главные острова архипелага носят названия Сент-Дейвидс, Сомерсет, Гамильтон, Сент-Джорджес. На этом последнем острове имеется порт и город того же названия, ставший столицей архипелага.

Самый крупный из островов не превышает двадцати километров в длину и четырех в ширину. Не считая островов средней величины, архипелаг представляет собою скопление островков и рифов, рассыпанных на площади в двенадцать квадратных лье. Хотя на Бермудах прекрасный, здоровый климат, зимой в Атлантическом океане бушуют неистовые бури, и подступы к островам опасны для мореплавателей.

Главный недостаток архипелага — отсутствие рек и родников. Благодаря обильно выпадающим дождям жители восполняют нехватку воды, собирая ее для своих надобностей в водоемы. Для этого они сооружают обширные цистерны, которые частые ливни щедро наполняют водой. Конструкция их поистине достойна всяческого восхищения и делает честь человеческому гению.

Интересуясь этими замечательными работами и желая ознакомиться с устройством водоемов, я предпринял путешествие на Бермудский архипелаг.

В то время я работал инженером в одном из учреждений штата Нью-Джерси. Взяв отпуск на несколько недель, я поехал в Нью-Йорк, а оттуда отправился пароходом на Бермудские острова.

И вот, во время моего пребывания в большом порту Саутгемптон на острове Гамильтон, там произошло странное явление природы, весьма заинтересовавшее геологов.

В один прекрасный день в порт Саутгемптон приплыла целая флотилия рыбачьих лодок с рыбаками, их женами и детьми.

Уже больше пятидесяти лет как семьи эти поселились на восточном побережье Бэк-Капа. Они построили там деревянные хижины и каменные домики. Рыбакам было чрезвычайно удобно жить на самом взморье, в местах богатых рыбой и особенно благоприятных для китобойного промысла, так как к Бермудским островам, особенно в марте и апреле, приплывает множество кашалотов.

До сих пор ничто не нарушило покоя здешних жителей и не мешало их мирному промыслу. Условия жизни не казались им слишком суровыми благодаря близости и удобству сообщения с островами Гамильтон и Сент-Джорджес. На прочных баркасах, оснащенных парусами наподобие тендеров, рыбаки вывозили, богатый улов и привозили взамен все необходимое для своих семей.

Почему же они вдруг покинули родной остров, решив, как вскоре стало известно, никогда больше туда не возвращаться? Это объяснялось тем, что их жизни на Бэк-Капе с некоторых пор стала угрожать опасность.

Два месяца тому назад рыбаков поразил, а затем и встревожил глухой гул и грохот, доносившийся из недр Бэк-Капа. В то же время из вершины горы — иначе говоря, со дна опрокинутой чашки — начали вырываться дым и пламя. До сих пор никто не подозревал, что островок этот вулканического происхождения и вершина его образует кратер, так как никто не мог взобраться по крутым скалистым склонам. Но теперь не оставалось сомнений, что Бэк-Кап огнедышащая гора и что жителям поселка угрожает извержение вулкана.

В течение двух месяцев не раз повторялись подземные толчки и удары, сотрясавшие весь островок; длинные языки пламени взвивались над верхушкой горы — в особенности по ночам, — и где-то в глубине раздавался ужасающий грохот; все эти признаки неопровержимо свидетельствовали о работе плутонических сил в недрах острова, предвещая в недалеком будущем извержение вулкана.

Страшась неминуемой катастрофы на узкой прибрежной полосе, на которой даже негде было бы укрыться от потоков лавы, опасаясь к тому же возможности полного разрушения Бэк-Капа, жители поселка, не долго думая, обратились в бегство. Погрузив все имущество на рыбачьи лодки, они переправились в порт Саутгемптон в поисках пристанища.

Известие о том, что бездействующий много веков вулкан на западном краю архипелага начинает пробуждаться, вызвало панику на Бермудских островах. Одних эта новость испугала, в других пробудила любопытство. Я принадлежал к последним. Кроме того, важно было исследовать на месте это таинственное явление и проверить, не преувеличивали ли рыбаки его возможных последствий.

Бэк-Кап выступает из воды отдельным массивом к западу от архипелага и соединяется с ним причудливой цепочкой из мелких островков и рифов, неприступных для мореплавателей с восточной стороны. «Опрокинутую чашку» не видно ни с острова Сент-Джорджес, ни с острова Гамильтон, так как вершина ее не превышает сотни метров.

Тендер из порта Саутгемптон доставил меня и нескольких путешественников на побережье, где еще стояли покинутые хижины бермудских рыбаков.

Внутри скалы по-прежнему раздавался гул, а над кратером клубились пары.

Не оставалось никаких сомнений: древний вулкан Бэк-Капа снова пробудился под действием подземного огня. Можно было опасаться, что со дня на день произойдет извержение со всеми его последствиями.

Тщетно пытались мы взобраться наверх к кратеру вулкана. По крутым, гладким, скользким склонам, без выемок и выступов, которые могли бы служить опорой для ног, по неприступным кручам, обрывающимся в море под углом в 75–80 градусов, всякое восхождение было немыслимо. Я никогда не видел ничего бесплоднее этих суровых скал, лишь кое-где поросших редкими пучками дикой люцерны.

После многих безуспешных попыток вскарабкаться на вершину, мы решили обойти остров кругом. Но за исключением приморской полосы, занятой рыбачьим поселком, берег у подножия скал был совершенно непроходим из-за обвалов и осыпей, загромождавших его с севера, с юга и с запада.

Итак, исследователи острова принуждены были ограничиться этим далеко недостаточным осмотром. Во всяком случае, глядя на дым и огонь, вырывавшиеся из кратера, слушая глухие раскаты и взрывы, сотрясавшие порою недра горы, мы могли только одобрить решение рыбаков покинуть остров, которому грозили гибель и разрушение.

Вот при каких обстоятельствах я посетил когда-то Бэк-Кап, и нет ничего удивительного, что, едва увидев причудливые очертания островка, я сразу узнал его.

Нет! Повторяю, — графу д'Артигасу вряд ли доставило бы удовольствие, что смотритель Гэйдон знает этот островок, особенно если «Эбба» бросит там якорь; впрочем, на нем ведь нет гавани, — вот почему это кажется мне невероятным.

Пока шхуна приближается к берегу, я рассматриваю Бэк-Кап, куда ни один из бермудских рыбаков так и не пожелал вернуться. Рыбачий поселок совершенно заброшен, и я не могу понять, зачем «Эбба» выбрала здесь место для стоянки.

Впрочем, граф д'Артигас со спутниками, может быть, вовсе и не думает высаживаться на побережье Бэк-Капа? Если даже шхуна и найдет временное убежище между утесами в какой-нибудь узкой бухте, вряд ли богатому яхтсмену придет в голову избрать своей резиденцией эти бесплодные скалы, ничем не защищенные от бурь Атлантического океана. Жизнь на этих суровых берегах подходит для бедных рыбаков, но никак не для графа д'Артигаса, инженера Серкё, капитана Спаде и экипажа шхуны.

До Бэк-Капа остается не более полумили; он нисколько не похож на другие острова архипелага с холмами, покрытыми густой зеленью. Лишь кое-где в извилинах и трещинах между камнями торчат кустики можжевельника да чахлые хвойные деревца, составляющие основную растительность Бермудских островов. Прибрежные скалы у подножия острова покрыты густыми гирляндами водорослей, выброшенных прибоем, а также слоем бесчисленных волокнистых саргассо, из Саргассова моря, огромное количество которых наносит течением к рифам Бэк-Капа.

Единственные живые обитатели одинокого острова это птицы — снегири, «mota cyllas cyalis» с синеватым оперением, морские чайки и бакланы, которые тучами кружатся над островом, стрелой проносясь сквозь клубы пара, вырывающиеся из кратера.

На расстоянии двух кабельтовых от берега шхуна замедляет ход и застопоривает (это подходящее слово!) перед узким проходом среди нагромождения скал, едва выступающих из воды.

Неужели «Эбба» рискнет пройти этим опасным извилистым фарватером?..

Нет, вероятнее всего, после остановки на несколько часов, — хоть мне и непонятно для какой цели, — шхуна снова возьмет курс на восток.

Во всяком случае не видно, никаких приготовлений к длительной стоянке. Якоря остаются на крамболах, якорные цепи не готовы к отдаче, шлюпки не спущены.

В эту минуту на носу появляется граф д'Артигас с инженером Серкё и капитаном Спаде, и тут начинается маневр, совершенно для меня необъяснимый.

За левым фальшбортом, почти у фок-мачты, я замечаю плавучий буек, который матросы подтягивают к носу шхуны.

Вскоре вокруг этого места прозрачная вода забурлила, потемнела, и из глубины поднялась какая-то черная масса. Неужели это огромный кашалот вынырнул на поверхность подышать воздухом?.. Не потопят ли он «Эббу» ударом своего страшного хвоста?..

Нет! Теперь мне все понятно! Я знаю, какой механизм сообщает шхуне без парусов и без винта такую изумительную скорость! Вот он выплывает наверх, неутомимый двигатель, который провел «Эббу» на буксире от американских берегов до Бермудского архипелага. Он здесь, он колышется на волнах рядом с ней. Это подводная лодка, невидимый буксир, «tug»[2]с гребным винтом, приводимым в действие током либо от аккумуляторов, либо от распространенной в последнее время гальванической батареи.

Над рубкой подводного буксира, обшитого листовой сталью и напоминающего по форме длинное веретено, помещается площадка с люком посредине, ведущим во внутреннее помещение. Над площадкой спереди возвышается перископ, оптический прибор с чечевицеобразными стеклами, сквозь которые можно освещать электричеством морские глубины. Сейчас, освободившись от балласта воды в резервуарах, подводная лодка всплыла на поверхность. Люк на площадке теперь откроется, и свежий воздух провентилирует все внутри. Вполне возможно, что, погружаясь в воду днем, подводная лодка по ночам всплывала и буксировала «Эббу», оставаясь на поверхности.

Однако здесь возникает новый вопрос. Если подводная лодка приводится в движение электрическим током, ее должна снабжать энергией какая-то электрозарядная станция. Где же находится этот источник электрической энергии? Не на островке же Бэк-Кап, надо полагать?

Кроме того, непонятно, зачем шхуна прибегает к помощи подводного буксира? Почему на ней самой не установлен двигатель, как на многих парусных яхтах?

Однако мне некогда предаваться размышлениям или, вернее, искать объяснение всем этим необъяснимым загадкам.

Подводная лодка становится рядом с «Эббой». Люк открывается. На площадку выходят несколько матросов — весь ее экипаж; по-видимому, капитан Спаде держит с ней связь при помощи электрического сигнального аппарата на носу шхуны, соединенного с буксирным судном подводным кабелем. Именно с «Эббы» подается команда, каким курсом следовать.

Тут ко мне подходит инженер Серкё-и говорит одно слово:

— Пересадка.

— Куда? — спрашиваю я.

— Туда… на буксир, живо!

Как всегда, мне приходится повиноваться, и я спешу перелезть через фальшборт.

В эту минуту на палубу поднимается Тома Рок в сопровождении одного из матросов. Он кажется очень спокойным, равнодушным ко всему на свете и без всякого сопротивления пересаживается на буксирное судно. Когда мы сходимся у отверстия люка, к нам присоединяются граф д'Артигас и инженер Серкё.

Капитан Спаде с командой остается на шхуне, за исключением четырех матросов, которые садятся в только что спущенную на воду шлюпку. Они берут с собой длинный трос, очевидно, чтобы провести «Эббу» на буксире между рифами. Значит, тут, среди скал, существует бухта, где яхта графа д'Артигаса может надежно укрыться от бурь океана? Значит, именно здесь ее якорная стоянка?

Лишь только «Эбба» отходит от буксирного судна, как трос, крепящий ее к шлюпке, натягивается и, проплыв полкабельтовых, матросы швартуют ее к железным причальным кольцам, вделанным в скалу. После этого, выбирая трос, они медленно и осторожно подтягивают шхуну к причалу.

Пять минут спустя «Эбба» исчезает за грядой прибрежных скал, и теперь с открытого моря не видно даже верхушек ее мачт.

Кто на Бермудских островах догадается, что здесь, в потаенной бухте, находится стоянка парусной шхуны? Кому в Америке придет в голову, что известный во всех портах побережья богатый яхтсмен скрывается на одиноком островке Бэк-Кап?

Через двадцать минут шлюпка с четырьмя гребцами возвращается обратно.

Очевидно, подводная лодка дожидалась только их, чтобы отплыть… но куда?

В самом деле, экипаж шлюпки поднимается на площадку, машину включают, гребной винт начинает вращаться, ударяя лопастями по воде, и буксирное судно в надводном положении, таща за собой шлюпку и огибая рифы с юга, направляется к Бэк-Капу.

В трех кабельтовых открывается новый проход, ведущий к острову, и лодка входит в него, лавируя по извилистому фарватеру. У подошвы горы двое матросов по команде вытаскивают шлюпку на узкий песчаный берег, защищенный от волн и бурунов; здесь она может спокойно лежать, пока «Эбба» снова не выйдет в плаванье.

Как только оба матроса возвращаются на борт, инженер Серкё знаком велит мне спуститься вниз.

Трап с железными перекладинами ведет во внутреннее помещение, набитое всевозможными тюками и ящиками, которым, должно быть, не нашлось места в перегруженном трюме шхуны. Меня вталкивают в боковую каюту, дверь запирают, и я снова оказываюсь в заточении среди полной темноты.

Я тотчас же узнаю эту камеру. Именно здесь я провел долгие часы после того, как меня похитили из Хелтфул-Хауса, именно отсюда меня выпустили на палубу, когда шхуна вышла из залива Памлико в открытое море.

Нет сомнения, что с Тома Роком поступили так же, как со мной, что его тоже заперли где-нибудь в другой каюте.

Раздается гулкий удар, стук захлопнувшегося люка, и подводная лодка немедленно начинает погружаться.

Действительно, я чувствую, что мы опускаемся вниз по мере того как ее резервуары заполняются водой.

Затем движение сверху вниз сменяется движением вперед, и подводная лодка скользит в морских глубинах.

Три минуты спустя она останавливается, и мне кажется, что мы всплываем на поверхность.

Снова раздается металлический стук, — на этот раз люк открывается.

Дверь моей камеры отпирают, и я быстро взбегаю на палубу.

Я оглядываюсь кругом.

Подводная лодка проникла в самый центр острова Бэк-Кап.

Так вот где находится таинственное уединенное убежище, в котором живут граф д'Артигас и его спутники, порвав все связи с человечеством!

ГЛАВА 9 В глубине пещеры

На другой день я без всякой помехи произвел первую разведку обширной пещеры Бэк-Капа.

Какую тревожную ночь провел я, осаждаемый странными видениями, и с каким нетерпением ждал утра!

По приезде меня отвели в грот, находившийся шагах в ста от того места, где подошла к берегу подводная лодка. В этом гроте, размером десять на двенадцать футов, горела электрическая лампочка; едва я очутился внутри, как тяжелая дверь захлопнулась за мной.

Нет ничего удивительного в том, что пещера освещается электричеством, ведь этим светом пользуются и на борту подводного буксира. Но где же добывают электрическую энергию?.. Откуда она берется?.. Неужели внутри этого огромного грота устроен целый завод со всем оборудованием — динамомашинами, аккумуляторами?..

В моей камере оказался стол, уставленный яствами, постланная на ночь койка, плетеное кресло и шкаф с несколькими сменами белья и платья. В ящике я нашел бумагу, чернильницу, перья. В правом углу стоял столик с туалетными принадлежностями. Все кругом блестело чистотой.

Свежая рыба, мясные консервы, хлеб из первосортной муки, эль и виски — таково было меню этой первой трапезы. Но ел я без всякого аппетита, как говорится, через силу: нервы мои были слишком напряжены.

Необходимо все же взять себя в руки, победить волнение и тревогу, обдумать все хладнокровно. Я хочу раскрыть тайну горстки людей, зарывшихся в недрах Бэк-Кара… и я ее раскрою.

Итак, граф д'Артигас обосновался внутри островка. Эта пещера, о существовании которой никто не подозревает, служит ему приютом, когда он не плавает на своей «Эббе» у берегов Нового, а может быть, и Старого Света. Здесь находится открытое им неведомое убежище, куда ведет лишь подводный ход — «ворота», зияющие на глубине двенадцати — пятнадцати футов под поверхностью океана.

Почему этот человек бежит от других людей?.. Что таит в себе его прошлое?.. Если имя д'Артигас и графский титул лишь присвоены им, как я сильно подозреваю, то почему он скрывает свое подлинное лицо?.. Не изгнанник ли он, или беглец, который предпочел это место ссылки всякому другому?.. Или, может быть, это злодей, зарывшийся в недоступной глазу норе, чтобы пользоваться полной безнаказанностью и избежать кары за свои преступления?.. Я вправе строить всевозможные догадки по поводу этого подозрительного человека, и я пользуюсь этим правом.

И тут передо мной встает все тот же вопрос, на который я не в силах дать удовлетворительного ответа. Зачем Тома Рока похитили из Хелтфул-Хауса при известных нам обстоятельствах?.. Не надеется ли граф д'Артигас вырвать у изобретателя тайну фульгуратора и употребить этот снаряд для защиты Бэк-Капа, если по воле случая его тайное убежище будет обнаружено?.. Допустим, но ведь колонию Бэк-Капа нетрудно взять измором, ибо одной подводной лодки недостаточно, чтобы обеспечить снабжение пиратов!.. Да и шхуне не вырваться из окружения, кроме того, приметы ее тотчас же сообщат во все морские порты!.. К чему же послужит тогда изобретение Тома Рока в руках графа д'Артигаса? Положительно ничего не понимаю.

Около семи часов утра я вскакиваю с постели. Хоть я и не могу выбраться из пещеры, но по крайней мере камера моя не заперта. Ничто не мешает мне покинуть ее, и я открываю дверь…

В тридцати метрах от меня тянется скалистый выступ, нечто вроде набережной, уходящей вправо и влево.

Несколько матросов с «Эббы» как раз выгружают товары из трюма подводного буксира, пришвартованного к небольшому каменному молу.

Мои глаза постепенно привыкают к тусклому свету, разлитому по пещере; он проникает в нее сверху, так как посередине свода зияет довольно большое отверстие.

«Вот откуда, — думаю я, — вырываются эти пары или, точнее, дым, указавший нам на близость Бэк-Капа за три-четыре мили от островка».

Целый рой мыслей мгновенно проносится у меня в голове.

«Так значит Бэк-Кап не вулкан, как все считают и как я сам считал до сих пор… Оказывается, пары, языки пламени, замеченные несколько лет назад, иного происхождения… Гул, так испугавший бермудских рыбаков, был вызван отнюдь не борьбой подземных сил… Эти явления создавались искусственно… по воле властелина островка, пожелавшего отпугнуть жителей, поселившихся на побережье. И графу д'Артигасу это удалось… Он остался единственным хозяином Бэк-Капа. При помощи взрывов и дыма горящих водорослей, вырывавшегося из мнимого кратера, граф д'Артигас создал легенду о существовании вулкана, о его неожиданном пробуждении и неминуемом извержении, которого, однако, до сих пор не произошло!..»

Так, очевидно, и было в действительности, причем даже после бегства бермудских рыбаков над вершиной Бэк-Капа продолжал клубиться густой дым.

Между тем становится все светлее, проблески дня проникают в мнимый кратер по мере того, как солнце поднимается над горизонтом. Теперь я могу довольно точно определить размеры этой пещеры. Вот, впрочем, данные, которые я получил впоследствии.

Островок Бэк-Кап имеет форму почти правильного круга; длина его окружности равна тысяче двумстам метрам, а площадь внутри каменной чаши — пятидесяти тысячам квадратных метров, или пяти гектарам. Толщина стен у основания — от тридцати до ста метров.

Следовательно, за вычетом стен, пещера занимает почти все внутреннее пространство скалистого массива, возвышающегося над поверхностью океана. Что касается подводного туннеля, по которому мы проникли внутрь Бэк-Капа, то, по-моему, он достигает в длину метров сорока.

Эти цифры, хотя и не вполне точные, позволяют судить о размерах пещеры. Но как бы велика она ни была, напомним, что в Старом и в Новом Свете существуют пещеры гораздо обширнее, ставшие предметом всестороннего спелеологического исследования.

В самом деле, в области Крайна, в графствах Нортумберленд и Дербишир, в Пьемонте, на Пелопоннесе, на Балеарских островах, в Венгрии и Калифорнии встречаются пещеры больших размеров, чем Бэк-Кап. То же можно сказать об известных пещерах на юге Бельгии и о Мамонтовой пещере в Кентукки в Соединенных Штатах Америки. В ней насчитывается двести двадцать шесть залов с куполообразными сводами, семь речек, восемь водопадов, тридцать два провала неизвестной глубины и подземное море площадью в пять-шесть квадратных лье, которое еще не вполне исследовано.

Я знаю Мамонтову пещеру в Кентукки, ибо бывал там, как и тысячи других туристов. Главный из ее залов послужит мне для сравнения с пещерой Бэк-Капа. Как и в Мамонтовой пещере, своды покоятся здесь на колоннах различной формы и величины, которые придают ей вид готического собора с притворами, боковыми приделами, клиросами, хотя это сооружение природы и лишено гармонии, свойственной церковной архитектуре. Единственная разница между двумя пещерами заключается в том, что в Кентукки высота свода достигает ста тридцати метров, а в Бэк-Капе не более шестидесяти, да и то в самом центре, возле круглого отверстия, через которое вырываются наружу клубы дыма и языки пламени.

Есть еще одна чрезвычайно важная особенность: в большинство упомянутых мной пещер легко проникнуть, вот почему рано или поздно все они были открыты.

Иначе обстоит дело с Бэк-Капом. На картах этой части Атлантического океана Бэк-Кап обозначен как островок, принадлежащий к группе Бермудских, и никому не могло прийти в голову, что внутри этого скалистого массива скрыта огромная пещера. Чтобы найти ее, надо было туда проникнуть, а чтобы проникнуть, требовалась подводная лодка, вроде той, какой владеет граф д'Артигас.

Я думаю, что только случай помог этому странному яхтовладельцу обнаружить подводный туннель и основать внутри островка Бэк-Кап свою подозрительную колонию.

Осматривая водное пространство внутри пещеры, я замечаю, что размеры его весьма невелики — всего каких-нибудь триста — триста пятьдесят метров в окружности. Собственно говоря, это небольшое озеро, окруженное отвесными скалами, зато оно прекрасно подходит для стоянки подводного буксира, ибо, как я узнал впоследствии, глубина его не менее сорока метров.

При взгляде на расположение и структуру этого грота сразу становится ясно, что он образовался благодаря работе морских волн и относится к пещерам, как нептунического, так и плутонического происхождения. Таковы, например, гроты Крозон и Моргат в заливе Дуарнене во Франции, пещера Бонифаччо на побережье Корсики, пещера Торгатен в Норвегии, высота которой не менее пятисот метров, таковы, наконец, известняковые пещеры в Греции, гибралтарские пещеры в Испании и туранские в Кохинхине. Словом, их строение указывает на то, что они появились в результате двойной работы геологических сил.

Островок Бэк-Кап состоит по большей части из известняковых скал. Они полого поднимаются от берега озера к стенам пещеры, разделенные полосками мелкого песка; кое-где торчат желтоватые кустики камнеломки, жесткие и густые. Ближе к воде камни покрыты толстым слоем саргассовых и других водорослей; одни из них высохли, другие, еще мокрые, распространяют вокруг себя терпкий запах моря. Очевидно, течением их принесло через подводный ход и выбросило на берег озерка. Впрочем, это не единственное топливо, употребляемое для многочисленных нужд колонии Бэк-Капа. Я вижу целую гору каменного угля, очевидно, доставленного на борту подводного буксира и шхуны. Но, повторяю, густой дым, вырывающийся из кратера островка, получается от сжигания большого количества высушенных водорослей.

Продолжая прогулку, я обнаруживаю на северном берегу озерка жилища этой колонии троглодитов, — разве окружающие меня люди не заслуживают такого наименования? Эта часть пещеры очень удачно названа «Ульем». Действительно, в толще известняковой стены рукою человека выдолблено несколько рядов ячеек, в которых и ютятся эти осы в человеческом образе.

В восточной части строение пещеры совсем иное. Здесь высятся, переплетаются, множатся, разбегаются в разные стороны сотни естественных колонн, поддерживающих высокие своды. Настоящий лес каменных стволов, теряющихся в самом темном конце пещеры. Между этими колоннами извиваются, пересекаясь, тропинки, ведущие в глубину Бэк-Капа.

Сосчитав ячейки улья, нетрудно определить, что число спутников графа д'Артигаса достигает восьмидесяти, а может быть, и ста человек.

Этот странный граф как раз появился перед одной из ячеек, расположенной особняком; к нему только что подошли капитан Спаде и инженер Серкё. Обменявшись несколькими словами, все трое спускаются к берегу и останавливаются возле мола, к которому пришвартован подводный буксир.

Выгрузив товары, человек двенадцать матросов перевозят их в лодке на другой берег, где в стене пещеры высечены помещения для складов колонии Бэк-Капа.

Отверстия туннеля не видно под водой. Вчера я заметил, что, подплыв к островку, буксиру пришлось опуститься на несколько метров ниже уровня океана. Значит, пещера Бэк-Капа отличается в этом отношении от таких пещер, как Фингалова или Моргат, вход в которые всегда открыт даже во время прилива. Существует ли какой-нибудь другой искусственный или естественный выход на берег моря?.. Вот что необходимо выяснить.

Островок Бэк-Кап поистине заслуживает свое название. Он действительно очень похож на огромную опрокинутую чашку. Причем не только по внешнему виду, но, оказывается, и по внутреннему строению, хотя никто об этом не знает.

Как я уже говорил. Улей расположен на северном, мягко закругляющемся берегу озерка, то есть влево от подводного туннеля. На противоположном берегу устроены склады, где хранятся всевозможные товары: бочки вина, водки, пива, ящики с консервами, множество тюков с клеймами различных стран. Можно подумать, что здесь собраны по меньшей мере грузы двадцати кораблей. Немного дальше за дощатым забором высится довольно внушительное строение, назначение которого не трудно угадать. От высокого столба над ним расходятся в разные стороны толстые медные провода, питающие током мощные электрические фонари под сводами пещеры, а также маленькие лампочки в каждой ячейке Улья. Немало фонарей подвешено также между естественными колоннами, что позволяет освещать самые темные закоулки пещеры.

Передо мной встает вопрос: разрешат ли мне свободно разгуливать внутри островка Бэк-Кап?.. Надеюсь, что да. Для чего графу д'Артигасу стеснять мою свободу, запрещать мне ходить по его таинственным владениям?.. Разве я не пленник, заключенный в этой пещере? И можно ли выбраться отсюда иначе, чем через туннель?.. Ведь пройти по этому ходу, постоянно скрытому под водой, немыслимо.

Но даже, если предположить, что мне удастся выбраться по туннелю, разве мое исчезновение не будет тут же обнаружено?.. Десять матросов выедут на подводном буксире, высадятся на берег островка и обыщут каждый камень, каждую ямку… Меня тотчас же схватят, водворят обратно в Улей и на этот раз уж, наверно, лишат свободы передвижения…

Итак, приходится бросить всякую мысль о побеге до тех пор, пока такая попытка не будет иметь серьезных шансов на успех. Но если только представится благоприятный случай, я ни за что его не упущу.

Расхаживая вдоль Улья, я имею возможность разглядеть некоторых сообщников графа д'Артигаса, добровольно ведущих однообразное существование в глубине Бэк-Капа. Их не менее сотни, если судить по числу ячеек Улья.

Никто не обращает на меня внимания. Я замечаю, что колонисты Бэк-Капа, очевидно, набраны отовсюду понемногу. В их внешности нет ни одной общенациональной черты; этих людей нельзя отнести к североамериканцам, европейцам или обитателям Азии. Цвет кожи у всех разный, от белого до медно-красного и черного, но черного не африканского, а скорее австралийского. Короче говоря, большинство, по-моему, — малайцы, так как этот тип встречается среди них очень часто. Прибавлю, что граф д'Артигас несомненно уроженец голландских островов западной части Тихого океана, что инженер Серкё по происхождению левантинец, а капитан Спаде — итальянец.

Но если колонисты Бэк-Капа не связаны национальными узами, то их объединяет, конечно, общность низменных инстинктов и привычек. Что за подозрительные физиономии, что за свирепые выражения лиц! Поистине, эти молодчики похожи на дикарей! Видно, что у них жестокий нрав, что они никогда не обуздывали своих страстей, не останавливались ни перед какими крайностями. В голову мне невольно приходит мысль, что после ряда преступлений, краж, поджогов, убийств и вооруженных нападений, совершенных сообща, они решили искать пристанища в глубине этой пещеры, так как уверены, что здесь им обеспечена полная безнаказанность… В таком случае граф д'Артигас всего лишь главарь шайки злодеев, Спаде и Серкё — его подручные, а Бэк-Кап — притон пиратов…

Я все больше убеждаюсь, что это именно так. Меня весьма удивит, если окажется, что я был неправ. К тому же наблюдения, сделанные во время этого первого осмотра, лишь подтверждают мое мнение и оправдывают самые мрачные догадки.

Во всяком случае, кто бы ни были спутники графа д'Артигаса и по каким бы причинам ни собрались здесь, по-видимому, они беспрекословно признают его неограниченную власть. Но если суровая дисциплина держит этих людей в узде, то существуют, очевидно, какие-то преимущества, вознаграждающие их за добровольное рабство. Какие же?

Обогнув ту часть озерка, куда выходит подводный туннель, я добираюсь до противоположного берега. Как я уже заметил раньше, здесь устроены склады товаров, которые шхуна «Эбба» привозит из каждого рейса. Обширные углубления, вырытые в стенах пещеры, могут вместить и действительно вмещают изрядное количество тюков и ящиков.

За складами находится электрическая станция. Проходя мимо ее окон, я замечаю внутри аппараты новейшего изобретения, негромоздкие, усовершенствованные. Нет и следа паровых машин, работающих на угле и обладающих такими сложными механизмами. Как я и думал, здесь применяют гальванические батареи высокого напряжения, питающие током лампы пещеры и динамомашины буксира. Электрический ток используется, очевидно, и для различных хозяйственных надобностей, для отопления Улья и приготовления пищи. Я замечаю также, что ток подведен к находящимся поблизости перегонным кубам, служащим для добычи пресной воды. Колонистам Бэк-Капа не приходится собирать обильную в здешних местах дождевую воду. В нескольких шагах от электрической станции виднеется круглый водоем, совершенно такой же, как тот, что я осматривал на Бермудских островах, но значительно меньших размеров. Действительно, там требуется обеспечить водой население в десять тысяч человек… здесь же всего какую-нибудь сотню…

Я еще не знаю, как называть этих людей. Конечно, у главаря их, графа д'Артигаса, да и у них самих имеются веские причины прятаться в недрах островка Бэк-Кап, — это ясно, как день. Но что это за причины?.. Когда люди укрываются в стенах монастыря с намерением отгородиться от всего человечества, такой поступок еще можно понять. Но, по правде сказать, спутники графа д'Артигаса нисколько не похожи ни на бенедиктинцев, ни на картезианцев!

Продолжая свою прогулку по лесу каменных стволов, я добрался до конца пещеры. Никто меня не задержал, никто со мной не заговорил, никто, по-видимому, даже не заинтересовался моей особой. Эта часть пещеры Бэк-Капа чрезвычайно любопытна и напоминает по красоте самые чудесные гроты Кентукки и Балеарских островов. Само собой разумеется, нигде здесь не чувствуется рука человека. Всюду видна лишь работа природы, и с удивлением, почти с ужасом, думаешь о геологических силах, способных создать такие грандиозные постройки. По эту сторону озерка довольно темно, так как сюда почти не проникает свет из кратера. Зато вечером, при свете электрических ламп, пещера, вероятно, представляет фантастическое зрелище. Но, несмотря на все свои поиски, я нигде не обнаружил выхода на волю.

Следует отметить, что на островке нашли пристанище многочисленные птицы: бакланы, чайки, морские ласточки, обитающие на побережье Бермудских островов. Здесь, очевидно, за ними никогда не охотились, и птицы размножаются на приволье, нисколько не боясь соседства с человеком.

Впрочем, на Бэк-Капе есть и другие животные. Недалеко от Улья устроены загоны для коров, свиней, овец, домашней птицы. Итак, питание колонии должно быть не только обильно, но и разнообразно, если прибавить ко всему этому еще продукты рыбной ловли, которой поселенцы занимаются как снаружи, среди прибрежных скал, так и во внутреннем озерке, где водятся рыбы самых разнообразных пород.

Словом, достаточно взглянуть на обитателей Бэк-Капа, чтобы убедиться, что они живут в полном довольстве. Это все сильные, крепкие люди, похожие по внешности на моряков, опаленных тропическим солнцем, люди, полной грудью вдыхавшие воздух океанских просторов, в жилах которых течет здоровая кровь. Среди них нет ни детей, ни стариков, одни лишь мужчины в возрасте от тридцати до пятидесяти лет.

Но почему эти люди согласились вести такой странный образ жизни?.. Неужели они никогда не покидают своего убежища внутри островка Бэк-Кап?..

Возможно, я вскоре это узнаю.

ГЛАВА 10 Кер Каррадже

Отведенная мне каморка расположена в ста шагах от жилища графа д'Артигаса — одной из последних ячеек в этом ряду Улья. Тома Рока поместили не со мной, но я полагаю, что его комната находится тут же рядом. Для того чтобы служитель Гэйдон продолжал ухаживать за бывшим пациентом Хелтфул-Хауса, наши камеры должны быть смежными… Надеюсь скоро узнать, так ли это.

Капитан Спаде и инженер Серкё живут отдельно, поблизости от особняка д'Артигаса.

Особняк?.. Да, почему бы не назвать так это жилище, отделанное с известным вкусом? Искусные руки обтесали камень и создали затейливо украшенный фасад с широкой дверью. Свет проникает в дом через окна, пробитые в известняке, в них вставлены рамы с цветными стеклами. В доме много комнат, столовая и гостиная с огромными витражами; все устроено так, что свежий воздух в избытке поступает в помещение. Обстановка состоит из мебели самого различного происхождения; клейма на ней указывают, что она вывезена из Франции, Англии, Америки. Очевидно, ее владелец любит смешение стилей. Кухня и службы помещаются в соседних ячейках, позади Улья.

Выйдя к вечеру из своей комнаты с твердым намерением «добиться аудиенции» у графа д'Артигаса, я увидел, что он поднимается от берега озерка к Улью. То ли граф меня не заметил, то ли хотел избежать встречи, но он ускорил шаг, и мне не удалось его догнать.

«Он все же должен меня принять!» — сказал я себе.

Я торопливо подхожу к особняку и останавливаюсь перед только что захлопнувшейся дверью.

Какой-то дюжий верзила, очевидно, малаец, так как кожа у него очень темная, тотчас же вырастает на пороге. Он что-то кричит грубым голосом, очевидно, требует, чтобы я ушел прочь.

Я не подчиняюсь этому приказанию и дважды настойчиво повторяю по-английски:

— Доложите графу д'Артигасу, что я прошу немедленно меня принять.

С таким же успехом я мог бы обратиться к скалам Бэк-Капа! По-видимому, этот дикарь не понимает ни слова по-английски и отвечает мне лишь угрожающим криком.

Мне, приходит в голову мысль силою ворваться в дом и самому позвать графа д'Артигаса, да так громко, чтобы он не мог меня не услышать. Но такая попытка лишь привела бы в ярость малайца, который, наверно, обладает богатырской силой.

Итак, я откладываю до другого раза объяснение, которое мне рано или поздно обязаны дать.

Я иду вдоль Улья в восточном направлении и невольно задумываюсь о Тома Роке. Удивительно, что я не видел его целый день. Не случился ли с ним новый припадок?

Это мало вероятно. Если бы Тома Рок заболел, граф д'Артигас тотчас вызвал бы к нему служителя Гэйдона — ведь он сам говорил мне об этом.

Не прошел я и ста шагов, как увидел инженера Серкё.

Этот насмешник как всегда в прекрасном настроении и на этот раз весьма любезен. Завидев меня, он улыбается, вовсе не пытаясь избежать встречи. Если бы он знал, что я его коллега — впрочем, инженер ли он сам? — то, быть может, обходился бы со мной с большим уважением… Но я остерегусь сообщать ему свое имя и звание.

Инженер Серкё остановился, глаза его блестят, губы складываются в ироническую усмешку, он здоровается со мной, сопровождая свои слова учтивым поклоном.

Я холодно отвечаю на его любезное приветствие, но он делает вид, что не замечает этого.

— Да благословит вас святой Ионатан, господин Гэйдон! — произносит он своим веселым звучным голосом. — Надеюсь, вы не жалеете о том, что счастливый случай привел вас в эту чудеснейшую… да, прекраснейшую из всех пещер, хоть она известна менее других на нашем сфероиде!..

Признаюсь, что ученое слово в разговоре с простым служителем меня несколько удивляет, но я кратко отвечаю:

— Я не стал бы ни о чем жалеть, господин Серкё, если бы, осмотрев эту интересную пещеру, имел возможность выйти из нее.

— Как! Вы уже собираетесь нас покинуть, господин Гэйдон… и вернуться в этот унылый Хелтфул-Хаус?.. Вы даже не успели хорошенько осмотреть наши великолепные владения, полюбоваться бесподобными красотами, созданными природой без всякого участия человека…

— С меня вполне достаточно того, что я видел, — заявляю я, — и, если вы говорите со мной серьезно, то я так же серьезно отвечаю, что больше ничего не желаю здесь видеть.

— Полноте, господин Гэйдон, позвольте вам заметить, что вы не успели оценить всех преимуществ жизни в этом месте, которому нет равных на земле!.. Тихое, спокойное существование без всяких забот, обеспеченное будущее, материальные условия, каких нигде не найти, ровный здоровый климат: в пещере вы защищены от жестоких бурь, опустошающих острова Атлантического океана, от зимней стужи и от летнего зноя!.. Смена времен года почти не влияет здесь на погоду! Нам не приходится опасаться ни гнева Плутона, ни ярости Нептуна!

Эта ссылка на мифологию кажется мне более, чем неуместной. Ясно, что инженер Серкё издевается надо мной. Разве смотритель Гэйдон слышал когда-нибудь о Плутоне или о Нептуне?

— Вполне возможно, сударь, — говорю я, — что здешний климат вам нравится, что вы оценили по достоинству все преимущества жизни в глубине острова…

Я чуть не проговорился, чуть было не произнес название Бэк-Кап… но вовремя спохватился. Какую беду навлек бы я на себя, если бы меня заподозрили в том, что мне известно название островка, а следовательно, и его местоположение на западе Бермудского архипелага?

Вместо этого я говорю:

— Но если здешний климат мне не нравится, ведь я имею право переменить его…

— Действительно, имеете право.

— Я требую, чтобы меня отпустили отсюда и дали возможность вернуться в Америку.

— Мне нечего вам возразить, господин Гэйдон, — отвечает инженер Серкё, — ваше требование вполне резонно. Заметьте однако, что мы живем здесь в полной независимости, не подчиняемся ни одному иностранному государству, не покоряемся ничьей власти, не принадлежим ни к Старому, ни к Новому Свету… А эти преимущества ценит каждый человек с гордой душой и отважным сердцем… Кроме того, какие величественные образы прошлого возникают у всякого образованного человека при виде этих гротов, словно созданных рукою богов. В таких пещерах бессмертные небожители вещали некогда свои пророчества устами оракула Трофония…

Положительно инженер Серкё питает слабость к мифологии! Сперва Плутон и Нептун, а теперь Трофоний! Черт возьми! Уж не воображает ли он, что больничный служитель знает, кто такой Трофоний?.. Ясно, этот насмешник продолжает издеваться надо мной, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ответить ему в том же тоне.

— Я только что хотел войти в этот дом, — продолжаю я отрывисто, — он принадлежит, если не ошибаюсь, графу д'Артигасу, но меня не пропустили…

— Кто же, господин Гэйдон?..

— Какой-то человек, находящийся в услужении у графа.

— По всей вероятности, он получил строгий приказ, касающийся вашей особы.

— Желает или не желает граф, но ему придется меня выслушать…

— Боюсь, что добиться этого будет трудно, даже невозможно, — заявляет, улыбаясь, инженер Серкё.

— Почему?

— Потому что графа д'Артигаса здесь нет.

— Вы смеетесь надо мной!.. Я только что видел его…

— Тот, кого вы видели, господин Гэйдон, вовсе не граф д'Артигас…

— Кто же он в таком случае?..

— Пират Кер Каррадже.

Это имя было произнесено резким голосом; инженер Серкё тут же ушел, и мне даже в голову не пришло задерживать его.

Пират Кер Каррадже!

Да!.. Для меня имя Кера Каррадже — настоящее откровение!.. Это имя мне знакомо и вызывает целый рой воспоминаний!.. Оно сразу объясняет то, что казалось необъяснимым!.. Теперь я понимаю, в руки какого человека попал!..

Собрав воедино то, что я уже знал, и то, что мне сообщил в Бэк-Капе сам инженер Серкё, я могу рассказать следующее о прошлом и о настоящем этого Кера Каррадже.

Восемь или девять лет тому назад корабли, плававшие в западной части Тихого океана, подвергались бесчисленным вооруженным нападениям, пиратским набегам, отличавшимся неслыханной дерзостью. Под предводительством грозного капитана там орудовала шайка злодеев, собравшихся со всего света: дезертиры из колониальных гарнизонов, беглые каторжники, матросы, покинувшие свои корабли. Ядро этой шайки составляли подонки населения Европы и Америки, отчаянные головорезы, которых привлекли в Новый Южный Уэльс на юге Австралии открытые там богатые золотые россыпи. Среди этих золотоискателей находились капитан Спаде и инженер Серкё, люди, порвавшие со своей средой; вскоре их тесно связало сходство характеров и стремлений.

Оба были образованны, решительны и, конечно, добились бы успеха на любом поприще благодаря своим незаурядным способностям. Но, не имея ни совести, ни убеждений, они хотели лишь одного — разбогатеть любыми средствами, будь то спекуляция или азартная игра, хотя прекрасно могли достигнуть того же упорным честным трудом. Вот почему они пустились на самые рискованные авантюры, то богатея, то разоряясь, как большинство проходимцев, сбежавшихся в поисках наживы в страны, где было найдено золото.

На золотых приисках Нового Южного Уэльса подвизался в то время человек небывалой отваги, один из тех смельчаков, которые ни перед чем не отступают, даже перед преступлением, почему и пользуются неограниченной властью над людьми с необузданными страстями и дурными наклонностями.

Этого человека звали Кер Каррадже.

Несмотря на все предпринятые розыски, никому не удалось установить ни происхождение, ни национальность, ни прошлое этого пирата. Но хотя сам он избежал преследований, его имя, — по крайней мере то, которое он присвоил себе, — облетело весь свет. Имя Кера Каррадже произносили с отвращением и ужасом, ибо оно принадлежало существу легендарному, невидимому, неуловимому.

Я имею все основания считать, что Кер Каррадже малаец. Впрочем, не все ли равно. Несомненно одно: его не зря считали грозным корсаром, вдохновителем бесчисленных нападений, совершенных в водах далеких морей.

После нескольких лет, проведенных на австралийских приисках, где он познакомился с инженером Серкё и с капитаном Спаде, Керу Каррадже удалось захватить корабль, стоявший в Мельбурнском порту в провинции Виктория. Под его началом собралось человек тридцать негодяев, число которых вскоре утроилось. В этой части Тихого океана, где морской разбой — занятие пока еще легкое и, скажем прямо, прибыльное, Кер Каррадже разграбил огромное количество судов, перебил их экипажи и совершил множество набегов на острова, которые колонисты были не в силах защитить. Хотя пиратский корабль Кера Каррадже под командой капитана Спаде бывал не раз замечен, однако никому не удавалось его захватить. Казалось, это судно обладает даром исчезать в нужную минуту среди лабиринта островов, где Кер Каррадже знал все ходы и выходы.

Ужас царил под этими широтами. Англичане, французы, немцы, русские, американцы напрасно посылали свои суда, чтобы поймать корабль-призрак, он появлялся неизвестно откуда и исчезал неизвестно куда, совершив новые грабежи и убийства. В конце концов власти потеряли всякую надежду изловить и покарать морских разбойников.

В один прекрасный день все эти преступления прекратились. О Кере Каррадже не было больше ни слуху ни духу. Покинул ли он Тихий океан?.. Занялся ли морским разбоем в другом месте? Неизвестно. До поры до времени все было тихо. Очевидно, несмотря на груды золота, растраченные на оргии и кутежи, богатство пиратов не иссякло, и теперь Кер Каррадже со своими дружками спокойно пользовался плодами совершенных злодеяний, спрятав награбленные сокровища в каком-нибудь надежном, никому не известном месте.

Куда же исчезла шайка злодеев?.. Все поиски были тщетны. Вместе с опасностью прошли и страхи; вскоре стали забываться и пиратские набеги, ареной которых служил Тихий океан.

Я рассказал то, что было прежде, теперь расскажу о том, чего никто никогда не узнает, если мне не удастся бежать из пещеры Бэк-Капа.

В самом деле, когда злодеи покинули воды Тихого океана, они обладали огромными богатствами. Они потопили свой корабль и разбрелись по свету, заранее условившись встретиться в Америке.

В это же время инженер Серкё, человек, хорошо знающий свое дело, и весьма искусный механик, специально изучавший системы подводных лодок, предложил Керу Каррадже построить подводное судно и возобновить свою преступную деятельность в новых условиях, гораздо более спокойных для корсаров и опасных для их жертв.

Кер Каррадже тотчас же понял все преимущества плана своего сообщника; денег у него было достаточно, оставалось только претворить эту идею в жизнь.

На шведских верфях в Гетеборге для так называемого графа д'Артигаса построили шхуну «Эбба», а на верфь Крампс в Филадельфии он передал чертежи подводной лодки — заказ, не вызвавший ни малейших подозрений. Впрочем, как мы скоро узнаем, подводное судно графа тут же погибло вместе со всем экипажем.

Итак, по чертежам инженера Серкё и под его личным наблюдением построили подводное судно, использовав при этом последние новшества науки кораблестроения. Ток, вырабатываемый гальваническими батареями последнего образца, питал динамомашину, приводя в движение вал гребного винта и сообщая судну необычайную скорость.

Само собой разумеется, что никто не признал в графе д'Артигасе бывшего пирата Кера Каррадже, а в инженере Серкё ближайшего его сообщника. Графа знали как знатного и богатого иностранца, который уже целый год посещал на своей «Эббе» порты Соединенных Штатов, ибо шхуна была спущена на воду много раньше подводной лодки.

Постройка этой лодки заняла не меньше полутора лет. Зато когда она была готова, то вызвала восхищение всех, кто интересовался подводной навигацией. Новое судно графа д'Артигаса оказалось гораздо лучше подводных лодок Губэ, Жимнота, Зэдэ и прочих столь усовершенствованных типов подводных кораблей нашего времени. Все в нем было превосходно: форма, внутреннее устройство, система вентиляции, оборудование, остойчивость, быстрота погружения, управляемость, легкость маневрирования в надводном и подводном положении, необычайная скорость, высокое напряжение гальванической батареи, ток которой превращался в механическую энергию.

Во всех этих качествах нетрудно было убедиться, ибо вслед за несколькими весьма удачными опытами в четырех милях от Чарлстона провели специальное испытание подводной лодки, на которое были приглашены многочисленные американские и иностранные суда — военные, торговые, яхты и т. д.

Нечего и говорить, что «Эбба» находилась тут же, имея на борту графа д'Артигаса, инженера Серкё, капитана Спаде и всех матросов, за исключением шести человек, назначенных управлять новым подводным судном, под командой механика Гибсона, весьма смелого и ловкого англичанина.

В программу этого окончательного испытания входили маневры не только на поверхности океана, но и под водой, где лодка должна была пробыть больше часа, а затем снова всплыть возле буя, установленного в нескольких милях от берега.

В назначенный час, едва только крышка верхнего люка закрылась, судно проделало ряд маневров на море, и как показанная им скорость, так и быстрая перемена галсов вызвали у зрителей вполне заслуженное восхищение.

Затем, по сигналу с «Эббы», оно стало медленно погружаться и вскоре исчезло у всех на глазах.

Некоторые корабли направились к тому месту, где лодка должна была всплыть.

Прошло три часа… подводная лодка все не показывалась. Никто не знал самого главного, а именно, что по приказу графа д'Артигаса и инженера Серкё судно, предназначенное служить невидимым буксиром «Эббы», всплыло на много миль дальше. За исключением людей, посвященных в эту тайну, все решили, что подводная лодка погибла из-за пробоины в корпусе или неисправности машины. На борту «Эббы» прекрасно разыграли отчаяние, вызванное этим горестным событием, тогда как на других судах скорбь была вполне искренней. Произвели промеры глубин, послали водолазов для обследования пути, якобы пройденного судном. Все поиски оказались тщетными, не оставалось сомнений, что лодка погребена в пучине Атлантического океана.

Два дня спустя граф д'Артигас вышел в море, а через двое суток встретил свой подводный буксир в условленном месте.

Вот каким образом Кер Каррадже стал владельцем замечательной подводной лодки, которая должна была нести двойную службу: тянуть на буксире шхуну и нападать на другие суда. Обладая грозным средством разрушения, о существовании которого никто не подозревал, граф д'Артигас возобновил свои пиратские набеги, уверенный теперь в полной безопасности и безнаказанности.

Все эти подробности я узнал от инженера Серкё, который очень гордился своим детищем и к тому же был вполне спокоен, что пленник пещеры Бэк-Капа никогда не раскроет ее тайны. Нетрудно понять, какой страшной силой обладал теперь Кер Каррадже. По ночам его подводный буксир нападал на встречные суда, экипажам которых и в голову не приходило остерегаться безобидной яхты. Он таранил вражеский корабль, затем шхуна брала его на абордаж, а пираты истребляли людей и грабили товары. Вот почему в морском вестнике под рубрикой «пропал без вести» стали вновь появляться многочисленные названия судов, вселяя отчаяние в сердца.

После отвратительной комедии, разыгранной в Чарлстонской бухте, Кер Каррадже целый год разбойничал в Атлантическом океане у берегов Соединенных Штатов. Его богатства неизмеримо возросли. Излишки награбленных товаров продавались на далеких рынках, и в руки пиратов рекой текло золото и серебро. Но у них не было тайного убежища, чтобы прятать сокровища в ожидании дележа.

Случай пришел им на помощь. Исследуя морские глубины возле Бермудских островов, инженер Серкё и механик Гибсон обнаружили у основания островка Бэк-Кап подводный туннель, ведущий в глубину горного массива. Где бы мог найти Кер Каррадже убежище, лучше скрытое от посторонних глаз?.. Вот каким образом этот островок, служивший некогда приютом рыбакам, стал пристанищем шайки опасных преступников.

Под высокими сводами пещеры Бэк-Капа началась новая жизнь графа д'Артигаса и его сообщников, которую мне и довелось наблюдать. Инженер Серкё построил там электрическую станцию, оборудованную без машин, ибо их заказ за границей мог вызвать подозрения; он ограничился лишь гальваническими батареями, для которых не требуется ничего, кроме металлических пластинок и химических растворов, а ими «Эбба» запасалась во время стоянок в портах Соединенных Штатов.

Теперь нетрудно угадать, что произошло в ночь с девятнадцатого на двадцатое июня. Если несмотря на, Штиль трехмачтовое судно наутро бесследно исчезло, значит подводный буксир напал на него, шхуна взяла на абордаж, и оно было разграблено и потоплено вместе со всем экипажем… Товары его уже находились на борту «Эббы», когда корабль погрузился в пучину Атлантического океана!..

Понимаю теперь, в руки каких разбойников я попал, нечем все это кончится?.. Удается ли мне когда-нибудь вырваться из тюрьмы Бэк-Капа, разоблачить самозваного графа д'Артигаса и освободить моря и океаны от пиратской шайки Кера Каррадже?..

Но как бы ни был грозен Кер Каррадже, разве он не станет во сто раз опаснее, если овладеет «фульгуратором Рок»?.. Да, несомненно! Если он будет применять это новое средство уничтожения, — ни одно коммерческое судно, ни один военный корабль не избегнут гибели.

Долго меня преследуют тягостные мысли, вызванные именем Кера Каррадже. Мне приходит на память все, что я когда-то слышал о знаменитом пирате: его жизнь в те времена, когда он разбойничал в Тихом океане, многочисленные экспедиции, снаряженные против него морскими державами, бесплодность всех этих попыток. Так, значит, это он виновник необъяснимой гибели судов, исчезнувших за последние годы у берегов Северной Америки… Кер Каррадже не пропал бесследно, а лишь переменил театр военных действий… Люди думали, что избавились от него, а корсар продолжал совершать разбойничьи набеги в этой оживленной части Атлантического океана, с помощью подводной лодки, которую считают погребенной на дне Чарлстонской бухты…

«Теперь, — говорил я себе, — мне известно подлинное имя и подлинное убежище знаменитого корсара: Кер Каррадже и Бэк-Кап! Но если Серкё произнес в моем присутствии имя Кера Каррадже, то сделал это, вероятно, с разрешения главаря пиратов… Не дал ли он мне этим понять, что я должен навсегда отказаться от надежды получить свободу?..»

Инженер Серкё несомненно заметил, какое впечатление произвело на меня это имя. После разговора со мной он направился прямо к жилищу Кера Каррадже, очевидно, с намерением рассказать ему о нашей беседе.

После долгой прогулки по берегу озерка я уже собирался вернуться в свою камеру, когда услышал сзади чьи-то шаги. Я обернулся.

Передо мной стоит граф д'Артигас в сопровождении капитана Спаде. Он испытующе смотрит на меня. Тогда в порыве возмущения, позабыв об осторожности, я кричу:

— По какому праву вы держите меня здесь, сударь! Вы похитили меня из Хелтфул-Хауса, чтобы ухаживать за изобретателем Роком, но я отказываюсь служить ему и требую, чтобы вы меня отпустили…

Главарь шайки пиратов не делает ни одного движения, не произносит ни единого слова.

Не помня себя от гнева, я продолжаю:

— Отвечайте же, граф д'Артигас, впрочем, ведь я знаю, кто вы, — отвечайте, Кер Каррадже…

И он отвечает:

— Граф д'Артигас и Кер Каррадже одно и то же лицо, точно так же, как служитель Гэйдон и инженер Симон Харт, а Кер Каррадже никогда не вернет свободы инженеру Харту, которому известна его тайна!..

ГЛАВА 11 Прошло пять недель

Положение ясно. Кер Каррадже знает, кто я… Ему это было уже известно, когда он приказал похитить Тома Рока вместе с его служителем…

Как он открыл это, как узнал то, что мне удалось скрыть от всего персонала Хелтфул-Хауса, как выяснил, что обязанности служителя при Тома Роке исполняет французский инженер?.. Понятия не имею, но это факт.

Очевидно, у Кера Каррадже есть возможность добывать сведения, которые несомненно стоят ему очень дорого, но зато приносят огромную пользу. К тому же, когда человек такого склада хочет добиться поставленной цели, денег он не жалеет.

Отныне Кер Каррадже или, вернее, его сообщник, инженер Серкё, заменит меня подле изобретателя Тома Рока. Добьется ли он большего, чем я?.. Дай бог, чтобы этого не случилось, чтобы цивилизованный мир был избавлен от такого ужасного несчастья!

Я не ответил на последнюю фразу Кера Каррадже. Она сразила меня подобно выстрелу в упор. Однако я не пал духом, как, быть может, ожидал самозваный граф д'Артигас.

Нет! Я прямо посмотрел ему в глаза: они метали молнии, но я не опустил взгляда. Я скрестил руки на груди так же, как и он. А меж тем моя жизнь была целиком в его власти. Подай он только знак, и я упал бы к его ногам, убитый выстрелом из револьвера… Мое тело бросили бы в озерко, и через подводный ход его унесло бы течением в открытое море…

После этой сцены меня оставили, как и прежде, на свободе. Никаких мер против меня не было принято. Я мог гулять сколько вздумается среди известняковых колонн, добираться до конца пещеры, у которой — увы, это более чем достоверно! — нет иного выхода, кроме подводного туннеля.

Я вернулся в свою ячейку на краю Улья, обуреваемый тревожными мыслями, под впечатлением того нового, что произошло со мной. Я говорил себе: «Пусть Керу Каррадже известно, что я инженер Симон Харт, но по крайней мере он не должен догадываться, что я знаю точное местоположение островка Бэк-Кап».

Что касается плана поручить Тома Рока моим заботам, полагаю, что граф д'Артигас никогда о нем серьезно не помышлял, прекрасно зная, кто я такой. В общем, я жалею об этом, ибо изобретатель несомненно станет предметом настойчивых домогательств, инженер же Серкё пустит в ход все средства, чтобы выведать состав взрывчатого вещества и воспламенителя и использовать их в своих мерзких целях во время пиратских набегов… Да! Лучше бы мне оставаться служителем Тома Рока… как в Хелтфул-Хаусе, так и здесь.

Прошло две недели, но я ни разу не встретил своего бывшего подопечного. Никто, повторяю, не мешает мне ежедневно совершать прогулки. Я свободен от всяких забот о материальной стороне жизни. Еду мне приносят с величайшей аккуратностью из кухни графа д'Артигаса — никак не могу отвыкнуть от этого имени и титула и мысленно все еще величаю так Кера Каррадже. Правда, я очень невзыскателен в отношении пищи, но во всяком случае было бы несправедливо выражать малейшее недовольство по этому поводу. Стол не оставляет желать ничего лучшего благодаря запасам, возобновляемым при каждом новом рейсе «Эббы».

К счастью, меня не лишили возможности писать в эти долгие часы безделья. Вот почему я не только рассказал в своем дневнике все, что случилось после моего похищения из Хелтфул-Хауса, но и продолжаю вести изо дня в день свои записи. Я буду делать это до тех пор, пока у меня не вырвут пера из рук. Бог даст, дневник поможет со временем раскрыть тайну островка Бэк-Кап.

С пятого по двадцать пятое июля. За эти две недели ни одна из моих попыток увидеться с изобретателем не увенчалась успехом. Очевидно, приняты меры, чтобы вырвать его из-под моего влияния, каким бы ничтожным оно ни было. Я надеюсь только на то, что граф д'Артигас, инженер Серкё и капитан Спаде напрасно потратят время и силы, пытаясь овладеть его тайной.

Три или четыре раза — насколько мне известно — Тома Рок и инженер Серкё прогуливались вместе по берегу озерка. По моим наблюдениям, изобретатель довольно внимательно слушал своего собеседника. Инженер Серкё провел его по всей пещере, показал электрическую станцию, подробно — объяснил устройство подводного буксира… Судя по всему, психическое состояние Тома Рока улучшилось с тех пор, как он покинул Хелтфул-Хаус.

Року отвели отдельную комнату в «особняке» самого Кера Каррадже. Не сомневаюсь, что злодеи ежедневно пытаются склонить его на свою сторону, особенно инженер Серкё. Если Року предложат за изобретение назначенную им самим баснословную цену (вряд ли он отдает себе отчет в стоимости денег), устоит ли он против соблазна?.. Ведь пираты могут ослепить его огромным количеством золота — своей добычей за долгие годы морского разбоя!.. При своей болезненной неуравновешенности не поддастся ли изобретатель на уговоры, не откроет ли состав фульгуратора?.. Тогда останется только доставить все нужное в Бэк-Кап, и Тома Рок получит полную возможность заниматься своими химическими опытами. Снаряды же и остальное оборудование нетрудно изготовить на любом американском заводе, заказав все в разное время и по частям, чтобы не возбуждать подозрений… При мысли о том, какие беды может натворить столь грозное оружие в руках пиратов, волосы у меня становятся дыбом!

Эти мучительные мысли не дают мне ни минуты покоя, они гложут мне сердце, подтачивают здоровье. Хотя в пещере Бэк-Капа воздух необыкновенно чист, у меня бывают приступы удушья. Толстые стены пещеры-Словно давят меня всей своей тяжестью. Кроме того, я чувствую себя отрезанным от людей, как бы живущим за пределами нашей планеты в полном неведении того, что происходит в мире!.. Ах, если бы можно было бежать через отверстие, зияющее над озером в своде пещеры, выбраться на вершину островка… и спуститься на его побережье!..

Двадцать пятого июля утром я вижу, наконец, Тома Рока. Он один на противоположном берегу. Со вчерашнего дня я не встречаю Кера Каррадже, инженера Серкё и капитана Спаде и спрашиваю себя, не отправились ли они в какую-нибудь «экспедицию» на борту своей шхуны?..

Направляюсь к-изобретателю, внимательно разглядывая его, прежде чем он успел меня увидеть.

Лицо его серьезно, задумчиво, в нем нет ни малейших признаков безумия. Он идет медленно, опустив глаза и не глядя по сторонам; под мышкой он держит небольшую доску с каким-то чертежом.

Вдруг он поднимает голову, делает шаг вперед и узнает меня.

— Ах, это ты… Гэйдон!.. — кричит Тома Рок. — Я вырвался из твоих лап!.. Я свободен!

В самом деле, он должен считать себя более свободным в Бэк-Капе, чем в Хелтфул-Хаусе. Но мой вид пробуждает в нем неприятные воспоминания, а это может вызвать припадок… В необычайном возбуждении Тома Рок продолжает:

— Да… это ты… Гэйдон!.. Не подходи… не подходи ко мне!.. Ты хочешь схватить меня… опять засадить под замок… Не бывать этому никогда!.. У меня есть друзья, они меня защитят!.. Они могущественны, богаты!.. Граф д'Артигас дает мне деньги!.. Инженер Серкё мне помогает!.. Они займутся моим изобретением! Мы создадим здесь «фульгуратор Рок»… Убирайся!.. Убирайся прочь!..

Тома Рок вне себя от ярости. Он говорит все громче, размахивает руками и вытаскивает из кармана пачки долларов и кредитных билетов. На землю падают золотые монеты, английские, французские, американские, немецкие. Откуда у него эти деньги, если не от Кера Каррадже, в обмен за проданную тайну изобретения?..

На шум, вызванный этой неприятной сценой, прибегают несколько человек и останавливаются неподалеку, наблюдая за нами. Затем они хватают Рока и увлекают за собой. Не видя меня больше, изобретатель перестает сопротивляться и вновь обретает душевный покой.

Двадцать седьмое июля. Два дня тому назад, спустившись ранним утром на берег озерка, я дошел до конца небольшого каменного мола.

Подводного буксира нет на обычной стоянке у подножия скал, не видно его нигде и в другом месте. Впрочем, ни Кер Каррадже, ни инженер Серкё в тот день не уехали, как я предполагал, — я видел их мельком вчера вечером.

Однако есть все основания полагать, что сегодня они вместе с капитаном Спаде и его матросами отправились на буксире в бухточку, где стоит шхуна, и в настоящее время «Эбба» находится в открытом море.

Не задумали ли злодеи новый пиратский набег?.. Вполне возможно. Но возможно также и другое: Кер Каррадже, превратившийся на борту своей яхты в графа д'Артигаса, решил отправиться в какой-нибудь пункт на побережье, чтобы запастись там химическими веществами, необходимыми для изготовления «фульгуратора Рок»…

Если бы я мог спрятаться на борту подводного буксира, незаметно проскользнуть в трюм «Эббы» и укрыться там до прихода в какую-нибудь гавань!.. Тогда, быть может, я сумел бы вырваться из плена… и избавить мир от этой шайки пиратов!..

Вот какие мысли неотступно преследуют меня… Бежать… бежать во что бы то ни стало!.. Но побег возможен лишь через туннель на борту подводного буксира!.. Не безумие ли думать об этом?.. Да!.. безумие… А между тем как же иначе выбраться из Бэк-Капа?..

Пока я размышляю об этом, на воде метрах в двадцати от мола появляется пенный след, и на поверхность озерка всплывает буксир. Почти тотчас же крышка люка откидывается, и из него выходит механик Гибсон с несколькими матросами. Другие пираты выбегают на скалы, чтобы принять конец швартова и подтянуть судно к причалу.

Значит, на этот раз «Эбба» отправилась в плаванье без буксира, который лишь доставил Кера Каррадже и его спутника на борт шхуны и вывел ее в открытое море.

Все это лишь подтверждает мою догадку, что поездка предпринята с единственной целью добраться до одного из американских портов, где граф д'Артигас купит необходимые ему химические вещества и закажет снаряды на каком-нибудь заводе. Затем, в заранее назначенный день, буксир выйдет из туннеля, встретится со шхуной, и Кер Каррадже вернется в пещеру Бэк-Капа…

Положительно все удается этому злодею, и дело двигается быстрее, чем я предполагал!

Третье августа. Сегодня произошло неожиданное событие, местом действия которого стало наше озерко, — событие очень любопытное и, очевидно, очень редкое.

Около трех часов пополудни вода в нем забурлила, затем на две-три минуты все успокоилось, после чего то же самое повторилось на середине озера.

Человек пятнадцать пиратов, заметив это непонятное явление, спустились на берег, глядя на воду с удивлением и даже, как мне показалось, со страхом.

Буксир не мог вызвать волнения в озере, так как он преспокойно стоит у причала. А предположение, что другой подводной лодке удалось проникнуть сюда через туннель, кажется по меньшей мере маловероятным.

Почти тотчас же на противоположном берегу раздаются крики. Другие пираты что-то объясняют первым на непонятном для меня наречии, и, обменявшись десятком гортанных фраз, все поспешно бегут к Улью.

Не заметили ли они под водой какое-нибудь морское чудовище?.. Не побежали ли за оружием, чтобы его убить, или за рыболовной снастью, чтобы его изловить?..

Я угадал, ибо минуту спустя пираты возвращаются на берег, вооруженные ружьями с разрывными пулями и гарпунами на длинных веревках.

В самом деле, это кит, или, вернее, китообразное из породы кашалотов, которых так много водится возле Бермудских островов; он пробрался через туннель и теперь барахтается в глубине озерка. Если животному пришлось искать убежища внутри Бэк-Капа, то не значит ли это, что его преследовали, что за ним гнались китобои?..

Проходит несколько минут, и вот кашалот поднимается на поверхность воды. Его огромная блестящая зеленоватая туша мелькает среди пены, можно подумать, что животное борется с каким-то опасным противником. Когда кашалот выплывает, две громадные струи с оглушительным шумом вырываются из его водометных отверстий.

«Если животное приплыло сюда через туннель, спасаясь от китобоев, — говорю я себе, — значит поблизости от Бэк-Капа находится судно… быть может, всего в нескольких кабельтовых от берега… Лодки китобоев, очевидно, подошли с запада к самому острову, лавируя между рифами… А у меня нет никакой возможности установить с ними связь…»

Даже если мои предположения справедливы, разве я могу пробраться к китобоям через толстые стены пещеры?..

К тому же я вскоре узнаю причину появления кашалота, Дело вовсе не в преследующих его китобоях, а в стае акул, огромных пятнистых акул, которыми кишит море у Бермудских островов. Я без труда различаю их в воде. Их штук пять или шесть, они поворачиваются, ложатся на бок, открывая огромные пасти с двумя рядами острых зубов, похожих на зубья пилы. Эти хищники напали на кашалота, который может защищаться лишь ударами хвоста. Кашалот уже получил огромные раны, вода становится красноватой, он ныряет, всплывает, плещется в воде, безуспешно пытаясь отбиться от страшных врагов.

И все же не прожорливые акулы выйдут победителями из борьбы. Добыча ускользнет от них, ибо человек со своими орудиями могущественнее, чем они. Здесь, на берегу, собралось немало соратников Кера Каррадже, которые ничуть не лучше этих акул, так как пираты и морские хищники стоят друг друга! Разбойники пытаются захватить кашалота, ведь он — ценная добыча для Бэк-Капа!..

В этот миг кашалот приближается к причалу, где стоят малаец графа д'Артигаса и несколько других наиболее крепких пиратов. Малаец вооружен гарпуном на длинной веревке. Он размахивается и бросает его с поразительной силой и ловкостью.

Кашалот, тяжело раненный в левый бок, быстро уходит под воду, сопровождаемый акулами, которые ныряют вслед за ним.

Веревка гарпуна разматывается на пятьдесят — шестьдесят метров. Остается лишь потянуть за нее, и раненое животное выплывет из глубины, чтобы испустить дух на поверхности озера. Это и делает малаец со своими приятелями осторожно, не спеша, чтобы не вырвать гарпун вместе с мясом, и вскоре кашалот появляется у стены пещеры, близ отверстия туннеля.

Раненное насмерть огромное животное неистовствует, бьется в страшной агонии, изрыгает целые столбы пены, воздуха и воды, смешанной с кровью. Вдруг яростным ударом хвоста кашалот выбрасывает на скалы бьющуюся в предсмертных судорогах акулу.

От толчка гарпун выскакивает из бока кашалота, и тот опять уходит в глубину. Когда он в последний раз появляется на поверхности, хвост его с такой силой бьет по воде, что в озере образуется огромная впадина, обнажая верхнюю часть туннеля.

Акулы набрасываются на свою добычу, но под градом выстрелов одни гибнут, другие спасаются бегством.

Нашла ли стая акул подводный ход, сумела ли выбраться из пещеры и уплыть в открытое море?.. Вполне возможно. Тем не менее лучше несколько дней не купаться в озерке. Что касается кашалота, то двое пиратов вскочили в лодку, чтобы пригнать его к берегу. Когда тушу вытащили на мол, малаец, как видно, не новичок в этом деле, занялся ее свежеванием.

Зато теперь я точно знаю, в какое именно место пещеры выходит отверстие туннеля… Оно находится в западной стене, всего лишь в трех метрах от поверхности воды. Однако к чему мне в сущности эти сведения!..

Седьмое августа. Вот уже двенадцать дней, как уехали граф д'Артигас, инженер Серкё и капитан Спаде. Ничто пока не предвещает скорого возвращения шхуны. Однако я заметил, что буксир стоит наготове, словно пароход под парами, и его гальванические батареи все время работают под наблюдением механика Гибсона. Если шхуна «Эбба» не боится посещать порты Соединенных Штатов среди бела дня, то, вероятнее всего, она предпочтет подойти к Бэк-Капу вечером. Поэтому я полагаю, что Кер Каррадже и его спутники вернутся ночью.

Десятое августа. Вчера вечером, часов около восьми, как я и предполагал, подводная лодка, погрузившись в озеро, выбралась из туннеля как раз вовремя, чтобы взять на буксир «Эббу», и, проведя ее по фарватеру в бухту, доставила обратно экипаж шхуны и всех пассажиров.

Выйдя сегодня утром из своей комнаты, я вижу Тома Рока и инженера Серкё, которые спускаются к озеру, оживленно беседуя. О чем они говорят, легко догадаться. Я стою шагах в двадцати от них и наблюдаю за своим бывшим подопечным.

Глаза изобретателя блестят, морщины на лбу разглаживаются, лицо преображается в то время, как инженер Серкё отвечает на его вопросы. Рок не может устоять на месте от нетерпения и поспешно направляется к причалу.

Инженер Серкё идет вслед за ним, и оба останавливаются на берегу, возле буксира.

Матросы, занятые выгрузкой товаров, только что поставили на скалистый берег десять ящиков средней величины. На ящиках красной краской выведены какие-то буквы, которые Рок рассматривает с величайшим вниманием.

Инженер Серкё приказывает переправить ящики — каждый из них вмещает примерно один гектолитр — на склады, расположенные на левом берегу озерка. Пираты тотчас же грузят их в лодку и перевозят.

По-моему, в этих ящиках упакованы химические элементы, которые при соединении или смешивания должны дать взрывчатое вещество и воспламенитель… Снаряды же, очевидно, заказаны на каком-нибудь американском заводе. Когда они будут готовы, шхуна отправится за ними и привезет на островок Бэк-Кап…

Итак, на этот раз «Эбба» вернулась без награбленных товаров, не запятнав себя новыми пиратскими набегами. Но каким страшным оружием будет владеть Кер Каррадже для нападения и обороны на море! Ведь, по словам Тома Рока, его фульгуратор может сразу уничтожить весь земной шар!.. Как знать, не сделает ли он когда-нибудь такой попытки?..

ГЛАВА 12 Советы инженера Серкё

Принявшись за работу, Тома Рок проводит целые дни в сарае, превращенном в лабораторию на левом берегу озерка. Никто не входит туда, кроме него. Уж не хочет ли он работать один над своими препаратами, никому не сообщая их состава?.. Вполне возможно. Условия применения «фульгуратора Рок», насколько я знаю, весьма просты. В самом деле, такого рода снаряд не требует ни пушки, ни мортиры, ни катапульты, как ядро Залинского. Снаряд Рока самодвижущийся; сила, вызывающая это движение, заключена в самом фульгураторе, и всякий корабль, находящийся в зоне его действия в момент взрыва, может погибнуть от одного лишь чудовищного сотрясения воздушных слоев. Кто справится с Кером Каррадже, если в руки к нему попадет такое разрушительное средство?..

С одиннадцатого по семнадцатое августа. Всю эту неделю Тома Рок работал без передышки. Каждое утро он отправляется в свою лабораторию и возвращается оттуда лишь к ночи. Я даже не пытаюсь подойти к изобретателю или заговорить с ним. Хоть Тома Рок по-прежнему равнодушен ко всему, что не касается его дела, разум изобретателя, по-видимому, прояснился. Да и почему бы не возродиться теперь его дарованию? Разве этот талантливый человек не добился полного удовлетворения своих запросов?.. Разве он не осуществляет теперь давным-давно задуманный план?

Ночь с семнадцатого на восемнадцатое августа. В час ночи меня внезапно будят звуки выстрелов, доносящихся снаружи.

«Не нападение ли это на Бэк-Кап?.. — думаю я. — Быть может, шхуна графа д'Артигаса вызвала подозрение властей, и преследователи-настигли ее у наших скалистых беретов?.. Не пытаются ли они уничтожить островок из орудий?.. Неужели справедливое возмездие настигнет злодеев прежде, чем Тома Рок создаст свое взрывчатое вещество, прежде чем снаряды будут доставлены на Бэк-Кап?..»

Оглушительные залпы следуют один за другим через довольно правильные промежутки времени. Мне приходит в голову мысль, что стоит только потопить «Эббу», как у пиратов порвется всякая связь с внешним миром и снабжение островка станет невозможным…

Правда, достаточно и подводного буксира, чтобы доставить графа д'Артигаса в любой пункт американского побережья, а денег на постройку новой яхты у него хватит с лихвой… Пусть так!.. Но даст бог, Бэк-Кап будет разрушен до того, как Кер Каррадже воспользуется «фульгуратором Рок»!..

На следующий день, с первым проблеском зари, я выбегаю из своей комнаты…

Около Улья не заметно ничего нового.

Пираты занимаются своими обычными делами. Буксир стоит у причала. Я вижу Тома Рока, идущего в свою лабораторию. Кер Каррадже и инженер Серкё спокойно прохаживаются по берегу озерка. Никакого нападения этой ночью не было… И, однако, меня разбудил гул близкой стрельбы…

Тем временем Кер Каррадже направляется к себе домой, а инженер Серкё подходит ко мне, как всегда насмешливо улыбаясь.

— Ну как, господин Симон Харт, — спрашивает он, — привыкаете понемногу к новой обстановке? Оценили ли вы по достоинству все преимущества нашей волшебной пещеры?.. Отказались ли, наконец, от надежды вернуть себе свободу… бежать из этого очаровательного убежища… и покинуть, — продолжает он, напевая старинный французский романс:

Стоит ли сердиться на этого балагура?.. Я отвечаю с полным спокойствием:

— Нет, сударь, я не отказался от этой мысли и все еще надеюсь, что вы вернете мне свободу…

— Полноте, господин Харт, разве мы в силах расстаться с таким уважаемым человеком, как вы, да вдобавок с дорогим коллегой! Ведь, слушая бредни Тома Рока, вы могли открыть хотя бы часть его тайны… Вы просто шутите!..

Гак вот по какой причине злодеи держат меня в пещере Бэк-Капа… Они полагают, что изобретение Рока мне отчасти известно… Надеются, что заставят меня говорить, если изобретатель откажется открыть свой секрет… Вот почему меня похитили вместе с ним… и до сих пор еще не бросили в озеро с камнем на шее!.. Знать это небесполезно!

— Отнюдь не шучу, — говорю я в ответ на последние слова инженера Серкё.

— Допустим, — продолжает мой собеседник. — Но если бы я имел честь быть инженером Симоном Хартом, то рассуждал бы следующим образом: принимая во внимание, во-первых, личность Кера Каррадже, причины, побудившие его выбрать столь таинственное убежище и необходимость уберечь эту пещеру от нескромных глаз не только в интересах графа д'Артигаса, но и в интересах его соратников…

— Сообщников, хотите вы оказать…

— Сообщников, будь по-вашему!.. Принимая во внимание, во-вторых, что вам известны подлинное имя графа д'Артигаса и тайна «несгораемого шкафа», в котором спрятаны его богатства…

— Богатства, награбленные и запятнанные кровью, господин Серкё!

— Пусть так!.. Но вы должны понять, что вопрос о вашем освобождении никогда не будет решен так, как вы того желаете…

Спорить в этих условиях бесполезно, и я меняю тему разговора.

— Могу ли я узнать, — спрашиваю я, — как вам удалось выяснить, что служитель Гэйдон и инженер Симон Харт одно и то же лицо?

— Не вижу причин скрывать это от вас, дорогой коллега… Чистая случайность… Мы были связаны с заводом, на котором вы работали, и узнали, что вы ушли оттуда при довольно странных обстоятельствах… Между тем, побывав в Хелтфул-Хаусе за несколько месяцев до посещения графа д'Артигаса, я встретил вас там… и узнал…

— Вы?..

— Да, собственной персоной, и с той минуты я дал себе слово, что вы будете нашим спутником на борту «Эббы»…

Не могу вспомнить, чтобы я видел этого Серкё в Хелтфул-Хаусе, но, возможно, он говорит правду.

«Надеюсь, — подумал я, — что придет день, когда эта причуда вам дорого обойдется!»

— Если не ошибаюсь, — неожиданно спрашиваю я, — вам удалось убедить Тома Рока продать секрет фульгуратора?..

— Да, господин Харт, за миллионы… Впрочем, эти миллионы сами плывут нам в руки!.. Вот почему мы не поскупились, и теперь у Тома Рока карманы битком набиты золотом!..

— Но на что ему эти миллионы, если он не свободен, если не может уехать и воспользоваться ими?

— Такие соображения ничуть не волнуют изобретателя, господин Харт!.. Этот гениальный человек не думает о будущем! Он живет только настоящим… Пока там, в Америке, по его чертежам делают снаряды, он возится здесь с химическими препаратами, ведь мы в изобилии снабдили ученого всем необходимым. Хе… хе… Что за превосходная выдумка этот самодвижущийся снаряд, самостоятельно развивающий все большую скорость благодаря особому, постепенно разгорающемуся пороху!.. Это изобретение вызовет коренной переворот в способах ведения войны!..

— Оборонительной войны, господин Серкё?

— А также и наступательной, господин Харт.

— Естественно, — отвечаю я.

И, не давая инженеру Серкё опомниться, прибавляю:

— Итак… то, чего никто не мог добиться от Рока…

— Мы добились без особого труда…

— Заплатив ему…

— Баснословную цену… и к тому же играя на одной струнке, весьма чувствительной у этого человека…

— Какая же эта струнка?

— Жажда мести.

— Кому же он хочет мстить?

— Всем, кого считает своими врагами: тем, кто старался обескуражить его, лишить веры в свои силы, кто отказывал ему, прогонял, заставлял переезжать из страны в страну, выпрашивая деньги за свое выдающееся изобретение! Теперь всякий патриотизм угас в его душе. У Тома Рока осталась лишь одна мысль, одно страстное желание: отомстить людям, отказавшим ему в признании… и даже всему человечеству!.. Право, господин Харт, ваши правительства в Европе и Америке совершили непростительную оплошность, не пожелав дать настоящую цену за «фульгуратор Рок»!

Инженер Серкё с воодушевлением описывает мне различные преимущества нового взрывчатого вещества; по его словам, оно не идет ни в какое сравнение с тем, которое добывается из нитрометана путем замены одного из трех атомов водорода атомом соды, — открытие, весьма нашумевшее в последнее время.

— А какая разрушительная сила! — продолжает инженер Серкё. — В этом отношении «фульгуратор Рок» похож на ядро Залинского, только он во сто раз сильнее и не требует специального аппарата для метания; ведь у него, фигурально выражаясь, имеются собственные крылья!

Я жадно слушаю, надеясь узнать хотя бы часть тайны. Но нет. Инженер Серкё не проговаривается.

— Открыл ли вам Тома Рок состав своего взрывчатого вещества? — спрашиваю я.

— Да, господин Харт, — уж не прогневайтесь, — и скоро мы получим и спрячем в надежном месте огромные запасы «фульгуратора Рок».

— Но не подвергаете ли вы себя опасности… постоянной опасности, накапливая так много этого вещества?.. Ведь достаточно простой неосторожности, и взрыв уничтожит островок…

И опять название острова чуть не сорвалось у меня с языка. Узнай пираты, что Симону Харту известно не только подлинное имя графа д'Артигаса, но и местонахождение Бэк-Капа, и они найдут, пожалуй, что их пленник слишком много знает.

К счастью, инженер Серкё не заметил, как я прикусил себе язык.

— Нам нечего опасаться, — отвечает он. — Взрывчатое вещество Рока воспламеняется совершенно особым способом. Ни сотрясение, ни искры не могут вызвать взрыва…

— А разве Рок не продал вам также секрет своего воспламенителя?..

— Нет еще, господин Харт, но сделка состоится в ближайшее время! Итак, повторяю, опасности нет никакой, и вы можете спать совершенно спокойно!.. Тысяча чертей! Нам вовсе неохота взлететь на воздух вместе с пещерой и всеми нашими сокровищами! Если дела пойдут и впредь так же хорошо, то через несколько лет мы разделим полученные, доходы; надо думать, они будут весьма велики, и доля каждого составит вполне приличное состояние, которое он будет тратить по собственному усмотрению… после ликвидации фирмы «Кер Каррадже и K°»! Прибавлю к этому, что доноса мы боимся не больше, чем взрыва… ведь вы один могли бы донести на нас, дорогой господин Харт! Вот почему я советую вам, как человеку практичному, примириться со своей участью, покориться неизбежности и набраться терпения, до ликвидации фирмы… Тогда мы решим, как с вами поступить в интересах нашей общей безопасности!

Надо сознаться, в словах инженера Серкё нет ничего обнадеживающего. Правда, до тех пор многое может измениться. Из этого разговора следует запомнить одно: хотя Тома Рок и продал свое взрывчатое вещество фирме «Кер Каррадже и K°», он все же сохранил в тайне состав воспламенителя, без которого взрывчатое вещество стоит не больше, чем придорожная пыль.

Однако прежде, чем закончить этот разговор, я должен высказать инженеру Серкё одно соображение, по-моему достаточно веское.

— Сударь, — говорю я, — вам известен теперь состав взрывчатого вещества, что ж, превосходно. Но скажите, действительно ли оно обладает той разрушительной силой, которую ему приписывает изобретатель?.. Ведь это взрывчатое вещество никогда еще не испытывали?.. Не купили ли вы такой же безобидный порошок, как щепотка табака?

— Мне кажется, господин Харт, что вы лучше осведомлены на этот счет, чем стараетесь показать. Тем не менее я весьма признателен за интерес, который вы проявляете к нашему делу: поверьте, вам совершенно незачем беспокоиться. Прошлой ночью мы проделали ряд решающих опытов. При помощи всего нескольких граммов этого вещества огромные каменные глыбы превратились в прах.

Речь идет, очевидно, о взрывах, которые я принял ночью за выстрелы.

— Итак, дорогой коллега, — продолжает инженер Серкё, — смею вас заверить, что мы застрахованы от всяких неожиданностей. Действие этого взрывчатого вещества превосходит все ожидания. Нескольких тысяч тонн «фульгуратора Рок» было бы достаточно, чтобы уничтожить наш сфероид и рассеять его осколки в мировом пространстве, как это случилось с планетой, распавшейся на части в зоне между Марсом и Юпитером. Можете не сомневаться — фульгуратор уничтожит любой корабль на расстоянии, значительно превышающем дальнобойность самых мощных орудий, а поражаемое им пространство достигает доброй мили… Слабое место изобретения заключается в трудности регулировать наводку; чтобы изменить ее, требуется пока еще довольно длительное время…

Инженер Серкё умолкает, как человек, который боится оказать лишнее, и после паузы добавляет:

— Словом, господин Харт, я кончаю наш разговор тем же, с чего я начал. Покоритесь неизбежности!.. Примиритесь без задних мыслей с этой новой для вас жизнью!.. Наслаждайтесь спокойными радостями нашего подземного существования!.. Здесь можно сберечь здоровье, если оно в порядке, восстановить силы, если они подорваны… Последнее как раз и произошло с вашим соотечественником!.. Да… Покоритесь своей участи. Это самое разумное, что вы можете сделать!

После чего сей любитель бесплатных советов покидает меня, дружески помахав на прощанье рукой, как человек, чье доброе отношение нельзя не оценить. Но сколько иронии сквозит в его словах, жестах, взгляде, и представится ли мне когда-нибудь возможность отомстить ему за все?..

Во всяком случае, я узнал из нашего разговора, что обращаться с фульгуратором довольно сложно. Изменить наводку и расширить поражаемое пространство длиною в милю, вероятно, не легко, и корабль, находящийся вне этой зоны, избежит действия взрыва… Если бы я мог уведомить об этом тех, кому грозит ужасная опасность!..

Двадцатое августа. Прошло два дня, но ничего нового не случилось. В своих ежедневных прогулках я забираюсь в самые дальние уголки Бэк-Капа. Вечером, когда свет электрических ламп озаряет длинную анфиладу арок, невольно испытываешь почти религиозное благоговение, созерцая чудеса природы в этой пещере, ставшей моей темницей. Впрочем, я не теряю надежды отыскать в окружающих меня толстых стенах какую-нибудь не замеченную пиратами щель и бежать через нее на волю!.. Правда… когда я выберусь наружу, мне придется ждать, чтобы в виду островка прошло какое-нибудь судно… К тому же о моем побеге тут же станет известно… Меня не замедлят схватить… если только… да… шлюпка… шлюпка «Эббы», спрятанная в глубине бухточки!.. Если бы мне удалось захватить шлюпку… проскользнуть среди рифов… добраться до Сент-Джорджеса или Гамильтона…

Вечером, часов около девяти, выйдя прогуляться, я растянулся на песке у подножия одной из естественных колонн, метрах в ста от Улья, на восточном берегу озерка. Вскоре я услышал поблизости шум шагов, а затем чьи-то голоса.

Я сжался в комок, стараясь спрятаться за массивным основанием колонны, и прислушался…

Мне знакомы эти голоса. Они принадлежат Керу Каррадже и инженеру Серкё… Вот оба пирата остановились и беседуют по-английски — на языке, принятом на Бэк-Капе, так что я понимаю все, что они говорят.

Речь идет о Тома Роке или, точнее, об его фульгураторе.

— Через неделю, — замечает Кер Каррадже, — я думаю выйти в море на «Эббе» и вскоре привезу из Виргинии разные детали, они, наверно, уже готовы на заводе…

— А когда мы их получим, — отвечает инженер Серкё, — я займусь здесь устройством установок для фульгуратора. Но прежде надо проделать одну работу, на мой взгляд, совершенно необходимую…

— А именно? — спрашивает Кер Каррадже.

— Надо пробить стену пещеры.

— Пробить?..

— О, всего лишь узкий проход, не шире, чем нужно для одного человека, нечто вроде коридора. В случае надобности мы без труда завалим его камнями; выход же наружу будет незаметен среди скал.

— К чему это, Серкё?..

— Я часто думал о необходимости иметь еще один ход сообщения с внешним миром… Неизвестно, что ждет нас в будущем…

— Но ведь стены пещеры чрезвычайно массивны, да и порода здесь очень твердая… — замечает Кер Каррадже.

— С несколькими крупинками взрывчатого вещества «Рок», — отвечает инженер Серкё, — я берусь превратить скалы в мельчайшую пыль, которая разлетится от одного дуновения!

Легко понять, как заинтересовал меня этот разговор.

Итак, они собираются проделать, помимо подводного туннеля, новый ход сообщения между пещерой и побережьем Бэк-Капа… Как знать, не представится ли мне тогда случай спастись бегством?

Едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как Кер Каррадже ответил:

— Решено, Серкё! В самом деле, если придется когда-нибудь защищать Бэк-Кап, мы сумеем помешать судам подойти к островку… Правда, наше убежище не так легко открыть, тут врагам может помочь лишь случай… или донос…

— Нам нечего опасаться ни того, ни другого, — заверяет сообщника инженер Серкё.

— Со стороны наших товарищей — согласен, но со стороны этого Симона Харта…

— Симона Харта! — восклицает инженер Серкё. — Но сперва ему надо бежать… а из пещеры Бэк-Капа не убежишь!.. К тому же Симон Харт — славный малый, и, признаюсь, он меня интересует… Ведь он — мой коллега и, как мне кажется, знает об изобретении Тома Рока больше, чем следует… Я думаю, что в конце концов мы с ним поладим и будем беседовать о физике, механике, баллистике как настоящие друзья…

— Пусть так! — милостиво соглашается граф д'Артигас. — Но как только мы овладеем всей тайной, лучше будет отделаться от…

— Время терпит, Кер Каррадже…

«Но потерпит ли бог, негодяи!» — думаю я, стараясь успокоиться: сердце мое неистово бьется.

И, однако, на что мне надеяться, кроме скорого вмешательства провидения?..

Тут разговор заходит о другом, и Кер Каррадже замечает:

— Теперь, когда мы знаем состав взрывчатого вещества, Серкё, нам надо во что бы то ни стало вырвать у Рока секрет воспламенителя…

— Что правда, то правда, — отвечает инженер Серкё, — и я стараюсь изо всех сил. К несчастью, Рок очень несговорчив. Он не хочет и слышать об этом. Впрочем, он уже изготовил несколько капель воспламенителя для испытания взрывчатого вещества, а теперь приготовит и побольше, когда мы вздумаем пробить каменную стену.

— А для наших морских экспедиций?.. — спрашивает Кер Каррадже.

— Терпение!.. Еще немного, и в наших руках окажутся все громы и молнии фульгуратора…

— Ты в этом уверен, Серкё?..

— Вполне уверен… если только мы не поскупимся, Кер Каррадже.

На этом разговор закончился, и оба пирата удалились, по счастью, так и не заметив меня. Если инженер Серкё готов вступиться за коллегу, то граф д'Артигас, по-видимому, относится ко мне менее благожелательно. При первом же подозрении меня бросят в озерко, и если я выберусь из туннеля в открытое море, то лишь в виде бездыханного трупа, уносимого отливом.

Двадцать первое августа. Сегодня инженер Серкё начал обследовать пещеру, желая выбрать такое место для нового туннеля, чтобы снаружи никто не мог заподозрить о его существовании. После тщательных изысканий было решено пробить северную стену пещеры в двадцати метрах от первых ячеек Улья.

Не дождусь, когда туннель будет окончен. Кто знает, не удастся ли мне воспользоваться им для побега?.. Ах, если бы я умел плавать, то попытался бы бежать через подводный ход, ведь теперь мне точно известно, где он находится. Во время недавнего сражения между кашалотом и акулами, когда воды озерка отхлынули от стены пещеры, верхняя часть туннеля обнажилась… Я его видел… Но открывается ли он во время сильных отливов?.. В полнолуние или в новолуние, когда уровень воды в море особенно низок, возможно, что… не премину в этом убедиться!

К чему мне это? Не знаю, однако я не должен ничем пренебрегать, лишь бы вырваться из пещеры Бэк-Капа.

Двадцать девятое августа. Сегодня утром я присутствовал при отплытии подводного буксира. Очевидно, он направляется в один из американских портов, чтобы получить там уже готовый заказ.

Граф д'Артигас разговаривает несколько минут с инженером Серкё, который, кажется, не собирается его сопровождать. По-видимому, он дает своему дружку какие-то распоряжения. Уж не обо мне ли идет речь? Затем, сойдя на площадку подводного судна, он спускается вниз в сопровождении капитана Спаде и матросов «Эббы». Как только люк закрыли, буксир погружается, и по гладкой поверхности озера пробегает лишь легкая рябь.

Часы текут, день подходит к концу. Подводное судно не вернулось, значит оно ведет на буксире шхуну… а быть может, и топит встречные суда…

По всей вероятности, шхуна недолго пробудет в плавании, так как достаточно и недели, чтобы совершить путешествие туда и обратно.

К тому же погода благоприятствует «Эббе», если судить по полному безветрию в пещере. Ведь на широте Бермудских островов август — самое хорошее время года. Ах, если бы только я мог найти какую-нибудь трещину в этих толстых стенах и выбраться из своей темницы!..

ГЛАВА 13 Плыви с богом!..

С двадцать девятого августа по десятое сентября. Прошло тринадцать дней, а «Эбба» еще не вернулась. Неужели она направилась не к берегам Америки?.. Не задержал ли шхуну какой-нибудь пиратский набег?.. Мне кажется, однако, что у Кера Каррадже была лишь одна забота: привести составные части фульгуратора. Правда, завод в Виргинии мог запоздать с выполнением заказа…

Впрочем, инженер Серкё не проявляет нетерпения. При встрече со мной он, как всегда, напускает на себя добродушный вид, но у меня есть основания ему не доверять. Коллега подчеркнуто любезно осведомляется о моем здоровье, настойчиво советует примириться со своей участью, называет меня «Али-Баба», уверяет, что на земном шаре нет места очаровательней этой сказочной пещеры из «Тысячи и одной ночи», говорит, что я живу здесь на всем готовом, не платя ни налогов, ни поборов, и что даже в благословенном княжестве Монако люди не знают такого беззаботного существования…

Слушая ироническую болтовню инженера Серкё, я чувствую, как порой вся кровь бросается мне в лицо. С трудом преодолеваю искушение кинуться на этого негодяя, на этого насмешника и задушить его… Меня тут же убьют… Ну и пусть… Не лучше ли такой конец, чем жить долгие годы среди презренных злодеев, обосновавшихся в этой мрачной пещере?

Но все же рассудок берет верх, и я только пожимаю плечами.

В первые дни после отплытия «Эббы» я лишь мельком видел Тома Рока. Запершись в лаборатории, он занимается своими бесконечными опытами. Если изобретатель использует все предоставленные в его распоряжение химические элементы, то у него будет чем взорвать не только Бэк-Кап, но и все Бермудские острова впридачу!

Я по-прежнему цепляюсь за надежду, что Тома Рок не согласится открыть состав воспламенителя, не выдаст своей последней тайны, несмотря на все усилия инженера Серкё… Не будет ли обманута и эта надежда?..

Тринадцатое сентября. Сегодня я убедился воочию в огромной силе взрывчатого вещества и увидел также, как используют воспламенитель.

Утром пираты начали пробивать в намеченном месте туннель, чтобы установить сообщение с побережьем островка.

Под руководством инженера Серкё они прежде всего принялись долбить стену пещеры у основания — задача весьма сложная, так как известняк не уступает здесь по крепости граниту. Сначала работали кирками; пираты владели ими мастерски, и все же, если бы, кроме кирки, у них ничего не было, этот тяжелый труд затянулся бы надолго, ведь стены пещеры имеют внизу не мене двадцати — двадцати пяти метров толщины. Но благодаря «фульгуратору Рок» пробить скалу разбойникам удастся довольно быстро.

Я был просто поражен тем, что увидел. Прокладка туннеля в горной породе, которая едва поддается кирке, оказалась делом чрезвычайно легким.

Да, нескольких граммов взрывчатого вещества было достаточно, чтобы раздробить камень, раскрошить его, превратить в почти невесомую пыль, которая рассеивается, как дым, от малейшего дуновения! Да, повторяю, эти пять — десять граммов порошка взорвались с грохотом, похожим на выстрел артиллерийского орудия из-за сильнейшего сотрясения воздуха, и пробили углубление размером в целый кубический метр.

При первом опыте, хотя была использована лишь микроскопическая доза взрывчатого вещества, пираты, находившиеся поблизости, упали навзничь. Двое были тяжело ранены, а самого инженера Серкё отбросило взрывом на несколько шагов и довольно сильно ушибло.

Опишу, как обращаются с этим веществом, обладающим невиданной до сих пор разрушительной силой.

В горной породе пробивают шурф длиной в пять сантиметров, имеющий в сечении десять квадратных миллиметров. Затем в него закладывают несколько граммов взрывчатого вещества, даже не затыкая отверстия снаружи.

Тут на сцену выступает Тома Рок. В руке он держит небольшую стеклянную трубку, содержащую голубоватую маслянистую жидкость, которая при соприкосновении с воздухом очень быстро свертывается. Изобретатель капает в шурф всего одну каплю этой жидкости и не спеша отходит в сторону. В самом деле, требуется известное время — около тридцати пяти секунд — для завершения реакции воспламенителя и взрывчатого вещества. А затем происходит взрыв такой разрушительной силы, что, — подчеркиваю, ее можно считать неограниченной, и во всяком случае она в тысячи раз превосходит все, что нам до сих пор известно.

Легко поверить, что в этих условиях толстая стена будет пробита за какую-нибудь неделю.

Девятнадцатое сентября. С некоторых пор я наблюдаю приливы и отливы, которые здесь очень ощутимы; дважды в сутки через подводный канал течение устремляется то в озерко, то обратно в океан. Несомненно, что любой предмет, находящийся на поверхности воды, будет подхвачен отливом и унесен в открытое море, если только отверстие туннеля хоть немного выступит из воды. Но ведь уровень воды бывает ниже всего в период равноденствия!.. Что ж, в этом нетрудно убедиться, так как осеннее равноденствие скоро наступит. Послезавтра двадцать первое сентября, а сегодня, девятнадцатого, я уже видел, как при малой воде обнажилось верхнее полукружие туннеля.

Сам я не могу проплыть через подводный туннель, но разве брошенную в озерко бутылку не унесет течением во время отлива?.. Если же поможет случай, — правда, случай, граничащий с чудом, — бутылку подберет какой-нибудь корабль, проходящий поблизости от Бэк-Капа… Или же волны выбросят ее на берег одного из Бермудских островов… А если бы в бутылке находилась записка…

Эта мысль не дает мне покоя. Но тут же возникают сомнения: ведь бутылка может разбиться о стенки туннеля или по выходе в океан о прибрежные скалы… Да… но если ее заменить герметически закупоренным бочонком, вроде тех, что прикрепляют к рыболовным сетям? Бочонок не такой хрупкий, как бутылка, у него больше шансов достигнуть открытого моря…

Двадцатое сентября. Сегодня вечером я незаметно пробрался на один из складов, где лежат груды награбленных вещей, и нашел там маленький бочонок, вполне пригодный для моего замысла.

Тщательно спрятав бочонок под одеждой, я возвращаюсь в Улей и забираюсь в свою ячейку. Затем, не теряя ни минуты, принимаюсь за дело. Бумага, чернила, перо — у меня ни в чем нет недостатка, вот почему я уже три месяца регулярно веду этот дневник.

Беру лист бумаги и пишу.

Таково содержание моей записки. В ней имеются необходимые сведения об островке, нанесенном на все современные карты, и об обороне Бэк-Капа, которую, быть может, предпримет Кер Каррадже, а также совет действовать без промедления. Я приложил к записке план пещеры, с указанием местонахождения подводного туннеля, озерка, Улья, жилища Кера Каррадже, моей комнаты и лаборатории Тома Рока. Но будут ли подобраны эти бумаги каким-нибудь кораблем?..

Наконец, завернув свое письмо в большой кусок просмоленного полотна, я вложил его в обитый железом бочонок длиною в пятнадцать и шириной в восемь сантиметров. Как я в этом убедился, он не пропускает воду и вполне выдержит удары о стенки туннеля или о прибрежные скалы.

Правда, вместо того чтобы попасть в надежные руки, бочонок будет, возможно, подхвачен приливом, выброшен на скалистый берег островка и найден матросами «Эббы», когда шхуна станет на якорь в глубине бухточки… Если подписанный мною документ, разоблачающий графа д'Артигаса, попадет в руки Кера Каррадже, мне уже не придется мечтать о побеге из Бэк-Капа: судьба моя будет тут же решена…

Наступила ночь. Легко догадаться, с каким лихорадочным нетерпением я ждал ее! По моим наблюдениям, уровень воды в озерке бывает ниже всего вечером, без четверти девять. В это время верхняя часть туннеля обнажается сантиметров на пятьдесят. Этого расстояния вполне достаточно, чтобы бочонок свободно проплыл по туннелю. Я собираюсь к тому же бросить его в воду на полчаса раньше, чтобы течение, устремляющееся из озерка в море, успело подхватить его.

Около восьми часов вечера выхожу из своей комнаты среди сгущающейся темноты. На берегу ни души. Я направляюсь к стене пещеры, где находится туннель. При свете последней электрической лампочки, горящей в этой части пещеры, замечаю, что над поверхностью озера выступает полукруглый свод туннеля, в который бурно устремляется поток воды.

Спустившись со скалистого берега к самому озеру, я бросаю в воду бочонок с драгоценным документом: в нем моя последняя надежда!

«Плыви с богом! Плыви с богом!» — повторяю я, как говорят обычно наши французские моряки.

Маленький бочонок сперва покачивается на месте, потом его прибивает обратно к берегу. Мне приходится с силой оттолкнуть бочонок, чтобы его подхватило течением…

Действительно, не проходит и двадцати секунд, как он исчезает в туннеле…

Да… Плыви с богом!.. Да сохранит тебя небо, мой милый бочонок!.. Да защитит оно всех тех, кому угрожает Кер Каррадже! И пусть обрушится на эту шайку пиратов кара людского правосудия!

ГЛАВА 14 Сражение «Суорда» с подводным буксиром

Всю эту ночь я провел без она, неотступно следуя в мыслях за своим драгоценным бочонком. Сколько раз мне казалось, что он разбился о скалы или же его занесло волнами в соседнюю бухточку и выбросило на берег… Весь я покрылся холодным потом… Нет, туннель, наконец, пройден… бочонок благополучно проплыл между рифами… отлив несет его в открытое море… Великий боже! А что, если волны опять прибьют бочонок к островку, увлекут его в туннель и… с наступлением утра я снова увижу его в озерке…

Я поднимаюсь на заре и спешу к берегу…

Ни одного предмета не плавает на спокойной глади озерка.

В следующие дни работа по прокладке нового хода продолжалась по-прежнему. Двадцать третьего сентября, в четыре часа дня, инженер Серкё приказал взорвать последнюю скалу. Сообщение с морским берегом установлено — это всего лишь узкий коридор, по которому приходится идти, согнувшись в три погибели. Снаружи отверстие нового туннеля теряется среди прибрежных скал, и в случае необходимости ничего не стоит завалить его.

Нечего и говорить, что отныне проход будет строго охраняться. Без разрешения никто не войдет по нему в пещеру и не выйдет из нее… Итак, побег с этой стороны невозможен…

Двадцать пятое сентября. Сегодня утром подводный буксир неожиданно появляется на поверхности озерка. Граф д'Артигас, капитан Спаде и команда шхуны выходят на берег. Приступают к выгрузке товаров, привезенных на «Эббе». Я вижу ящики с сушеным мясом и консервами, бочки с вином и водкой, несколько тюков для Тома Рока. Вместе с ними пираты вытаскивают и складывают на земле какие-то металлические части круглой формы.

Тома Рок присутствует при выгрузке. Глаза его возбужденно блестят. Схватив одну из этих частей, он внимательно рассматривает ее и с довольным видом кивает головой. Я замечаю, что радость уже не проявляется у него в бессвязных словах и восклицаниях, а сам он ничем больше не напоминает бывшего пациента из Хелтфул-Хауса. Я даже спрашиваю себя, не излечился ли изобретатель окончательно от своего предполагаемого помешательства?..

Наконец Тома Рок садится в лодку, служащую для внутреннего сообщения по озеру, и вместе с инженером Серкё едет в лабораторию. Через час весь груз подводного буксира уже переправлен на другой берег.

Кер Каррадже обменялся лишь несколькими словами с инженером Серкё. Немного позже они опять встретились и долго беседовали, прохаживаясь вдоль Улья.

Закончив разговор, оба направились к новому проходу в стене и вошли в него друг за другом в сопровождении капитана Спаде. Как жаль, что я не могу пробраться туда вслед за ними!.. Как жаль, что не могу вдохнуть полной грудью воздух морских просторов, который доходит до пещеры Бэк-Капа, потеряв всю свою живительную силу!..

С двадцать шестого сентября по десятое октября. Прошло две недели. Под руководством инженера Серкё и Тома Рока все это время велись работы по изготовлению снарядов. Потом занялись сооружением пусковых установок. Это обычные козлы, к которым приделаны своего рода желоба с изменяемым углом наклона. Такую установку легко поместить не только на палубе «Эббы», но и на площадке буксира, конечно, когда он держится на поверхности воды.

Так, значит, Кер Каррадже станет властелином морей, плавая по ним на своей утлой шхуне!.. Ни один военный корабль не пересечет поражаемую зону и не приблизится к «Эббе». Она же останется вне досягаемости для любых вражеских снарядов!.. Только бы моя записка попала в надежные руки… только бы люди узнали о существовании пещеры Бэк-Капа!.. Тогда удастся если не уничтожить этот притон разбойников, то по крайней мере взять его измором!..

Двадцатое октября. К своему крайнему удивлению, я не вижу сегодня утром буксира на обычном месте! Припоминаю, что как раз накануне были возобновлены элементы его гальванических батарей, и я еще тогда подумал: пираты хотят быть наготове. Если буксир вышел в море теперь, когда существует новый ход сообщения, то не иначе, как для пиратских набегов. В самом деле, на Бэк-Капе сейчас нет недостатка ни в снарядах, ни а химических веществах, необходимых Року.

Между тем наступил период осеннего равноденствия. Частые бури проносятся над Бермудскими островами. Штормы свирепствуют на море. Это чувствуется по всему: ветер с силой врывается сверху в мнимый кратер Бэк-Капа, клочки тумана, смешанного с дождем, вихрем кружатся внутри обширной пещеры, разгулявшиеся на озере волны обдают брызгами и пеной прибрежные скалы.

Но действительно ли шхуна покинула бухточку Бэк-Капа?.. Не слишком ли это хрупкое суденышко, чтобы выйти в море в такую непогоду, даже при помощи подводного буксира?

С другой стороны, буксир вряд ли ушел в плавание без шхуны, хотя ему нечего опасаться волнения, — ведь он без труда избежит его, опустившись на несколько метров ниже поверхности океана!..

Не знаю, чем объяснить исчезновение подводной лодки — тем более что плавание ее, очевидно, затягивается, так как она не вернулась даже к вечеру.

На этот раз инженер Серкё остался в Бэк-Капе. Уехали только Кер Каррадже, капитан Спаде и команды буксира и «Эббы»…

Жизнь в нашей колонии заживо погребенных по-прежнему течет среди удручающего однообразия. Я часами сижу, забившись в свою ячейку, размышляю, надеюсь, отчаиваюсь, все туманнее представляя себе, что сталось с бочонком, брошенным мной на произвол судьбы, и веду этот дневник, который, вероятно, не переживет меня…

Тома Рок без устали работает в лаборатории над своим воспламенителем. Я все еще тешу себя надеждой, что он ни за какие деньги не продаст секрета этой жидкости… но в глубине души знаю, что он, не колеблясь, отдаст свое изобретение на службу Кера Каррадже.

Прогуливаясь около Улья, я часто встречаю инженера Серкё. Он всякий раз охотно разговаривает со мной… правда, по-прежнему в шутливо-дерзком тоне.

Мы беседуем обо всем понемногу, но редко говорим о моем положении, — ведь стоит мне пожаловаться, как я навлекаю на себя насмешки.

Двадцать второе октября. Сегодня я решился спросить у инженера Серкё, действительно ли шхуна ушла в плавание с подводным буксиром.

— Да, господин Симон Харт, — ответил он. — Правда, погода стоит собачья, и волны в открытом море разгулялись не на шутку, но вы можете не беспокоиться о нашей дорогой «Эббе»!..

— Плавание шхуны затянется?

— Мы ждем ее обратно через двое суток… Это последнее путешествие графа д'Артигаса перед наступлением зимних бурь, скоро ни одно судно не выйдет в море под этими широтами.

— Эта поездка увеселительная… или деловая? — отваживаюсь я спросить.

Инженер Серкё отвечает, улыбаясь:

— Деловая, господин Харт, вполне деловая! Наши снаряды уже готовы, и как только установится хорошая погода, мы возобновим нападения…

— На злополучные суда…

— Не столько злополучные… сколько богато нагруженные!

— Это же морской разбой! Надеюсь, вы не всегда будете пользоваться безнаказанностью! — не выдерживаю я.

— Успокойтесь, дорогой коллега, успокойтесь!.. Вы же прекрасно знаете, что никто никогда не откроет нашего убежища, никто никогда не проникнет в тайну островка Бэк-Кап!.. К тому же обращаться, с этими снарядами проще простого, а сила их так велика, что мы без труда уничтожим любое судно, если оно приблизится на известное расстояние к островку…

— При условии, — возражаю я, — что вы купите у Тома Рока состав его воспламенителя, как купили секрет фульгуратора…

— Сделка уже состоялась, господин Харт, — разрешите успокоить вас на этот счет.

Из категорического заявления инженера Серкё можно было бы заключить, что несчастье совершилось, если бы не его неуверенный тон; словам этим, по-видимому, все же нельзя вполне доверять.

Двадцать пятое октября. Какое страшное происшествие! Не понимаю, как я остался жив!.. Просто чудо, что я могу опять сесть за дневник, прерванный два дня тому назад!.. Улыбнись мне счастье, и я был бы свободен!.. Находился бы в эту минуту в одном из ближайших портов — в Сент-Джорджесе или Гамильтоне… Тайна Бэк-Капа была бы раскрыта… Приметы «Эббы» стали бы известны во всех портах мира, и пиратская шхуна нигде не могла бы появиться. Снабжать Бэк-Кап продовольствием стало бы невозможно. Бандиты Кера Каррадже были бы осуждены в пещере на голодную смерть!..

Вот, что произошло.

Двадцать третьего октября, около восьми часов вечера, я вышел из Улья в состоянии непонятного нервного возбуждения, словно предчувствуя приближение какого-то важного события. Напрасно я искал успокоения во сне. Меня мучила бессонница, и я, наконец, покинул свою комнату.

За пределами пещеры Бэк-Капа, очевидно, бушевала непогода. Ветер врывался в кратер, вздымая волны на поверхности озерка.

Я спустился на берег возле Улья.

Было холодно, сыро. Кругом ни души. Все трутни Улья забились в свои ячейки.

Только один человек охранял туннель, хотя из предосторожности его наружный вход был завален камнями. Как я заметил, часовой со своего поста не мог видеть побережья озерка. На берегу справа и слева горело по одному фонарю, и в глубине пещеры, между колоннами, царил полный мрак.

Я наугад пробирался в темноте, когда мимо меня прошел какой-то человек.

Я узнал Тома Рока.

Изобретатель шел медленно, погруженный, как всегда, в свои мысли; воображение его неустанно работало, ум неустанно решал какие-то проблемы.

Не представился ли мне удобный случай поговорить с изобретателем, открыть то, что ему, по всей вероятности, неизвестно… Он не знает… не может знать, в чьи руки попал… Он не подозревает, что граф д'Артигас не кто иной, как пират Кер Каррадже… Не представляет себе, что продал часть своего изобретения разбойнику. Надо объяснить Року, что он никогда не воспользуется полученными миллионами… Так же, как и я, он никогда не покинет пещеры Бэк-Капа, ставшей нашей тюрьмой… Да!.. Я постараюсь вызвать в нем чувство человечности, опишу несчастья, в которых он будет виновен, если откроет свою последнюю тайну…

Тут нить моих размышлений оборвалась, ибо кто-то с силой схватил меня сзади.

Двое людей крепко держали меня за руки, в то время как третий вырос передо мной.

Я хотел было позвать на помощь.

— Ни звука! — сказал по-английски незнакомец. — Вы Симон Харт?..

— Откуда вы меня знаете?..

— Я видел, как вы вышли из своей комнаты…

— Кто вы?..

— Лейтенант британского военного флота Дэвон, с корабля «Стэндард», стоящего в Бермудах.

Я задыхался от волнения, не мог выговорить ни слова.

— Мы прибыли, чтобы вырвать вас из рук Кера Каррадже и увезти вместе с вами французского изобретателя Тома Рока… — пояснил лейтенант Дэвон.

— Тома Рока?.. — пробормотал я.

— Да… Подписанный вами документ был подобран на берегу возле Сент-Джорджеса…

— В бочонке, лейтенант Дэвон?.. Я бросил его в это озерко…

— Да, из вложенной в него записки мы узнали, что островок Бэк-Кап стал пристанищем Кера Каррадже и его шайки… Кер Каррадже, мнимый граф д'Артигас, совершил двойное похищение в Хелтфул-Хаусе…

— Ах, лейтенант Дэвон…

— Не будем терять ни минуты… Надо воспользоваться темнотой…

— Одно слово, лейтенант Дэвон… Как вы проникли в глубину Бэк-Капа?..

— На подводной лодке «Суорд», уже полгода находящейся на испытании в Сент-Джорджесе…

— На подводной лодке?..

— Да, она ждет нас у подножия скалы.

— Ждет… здесь!.. — повторил я.

— Но скажите, господин Харт, где буксир Кера Каррадже?..

— Ушел в плавание… вот уже три недели…

— Кер Каррадже не в Бэк-Капе?..

— Нет… но должен вернуться со дня на день, с часу на час…

— Впрочем, не все ли равно, — ответил лейтенант Дэвон. — Речь идет не о Кере Каррадже… Нами получен приказ увезти Тома Рока… и вас, господин Харт… «Суорд» не уйдет из этого озерка, не захватив вас обоих… Если я не вернусь в Сент-Джорджес, там поймут, что я потерпел неудачу… и предпримут новую попытку.

— Но где же «Суорд», лейтенант?..

— С этой стороны… под защитой берега, там его не видно. Благодаря вашим указаниям мы без труда нашли подводный туннель… «Суорд» благополучно миновал его… Десять минут назад он всплыл на поверхность озерка… Взяв с собой двух людей, я сошел на берег… Я видел, как вы вышли из комнаты, обозначенной на вашем плане… Знаете ли вы, где Тома Рок?..

— В нескольких шагах отсюда… Он только что прошел в свою лабораторию…

— Да поможет нам бог, господин Харт!

— Вы правы, лейтенант Дэвон! Да поможет нам бог.

Лейтенант, двое матросов и я направились по тропинке, огибающей озеро. Пройдя шагов десять, мы заметили Тома Рока. Броситься на него, заткнуть ему рот кляпом, прежде чем он успел крикнуть, связать, прежде чем он сделал хотя бы одно движение, перенести его туда, где стоял на причале «Суорд», — все это заняло не больше минуты.

«Суорд» — подводная лодка водоизмещением не более двенадцати тонн, следовательно, она и по размерам и по мощности значительно уступает подводному буксиру Кера Каррадже. Две динамомашины, питаемые током аккумуляторов, заряженных двенадцать часов назад в Сент-Джорджесе, приводят в движение ее гребной винт. Но как ни мала эта лодка, мы вполне можем выбраться на ней из нашей тюрьмы и вернуть себе свободу, ту самую свободу, на которую я уже перестал надеяться!.. Наконец Тома Рока удастся вырвать из рук Кера Каррадже и инженера Серкё!.. Теперь негодяи уже не воспользуются его изобретением!.. Ничто не помешает военным кораблям подойти к островку, произвести высадку, а их экипажи ворвутся в проход и возьмут в плен пиратов!..

Мы никого не встретили, пока двое матросов переносили Тома Рока. Затем все спустились по трапу «Суорда»… Крышка верхнего люка захлопнулась… Отсеки наполнились водой… Лодка ушла в глубину озера… Мы были спасены…

«Суорд» разделен на три части водонепроницаемыми переборками. Первое помещение, предназначенное для аккумуляторов и двигателей, занимает пространство от среднего бимса до кормы. Второе, отведенное штурману, находится посредине судна; над ним торчит перископ с двояковыпуклыми стеклами, через которые проходят лучи электрического фонаря, освещая путь подводной лодке. Третье, носовое помещение, отвели Тома Року и мне.

Моего спутника освободили от душившего его кляпа, но, разумеется, оставили связанным, хотя он вряд ли понимал, что происходит.

Нам не терпелось скорее выйти а море, чтобы прибыть в Сент-Джорджес той же ночью, если не встретится никакого препятствия на пути…

Притворив за собой дверь, я вошел во второе помещение, где находились лейтенант Дэвон и рулевой.

В кормовом помещении трое людей, в том числе и механик, ожидали команды лейтенанта, чтобы пустить мотор.

— Лейтенант Дэвон, — сказал я, — мне кажется, Тома Рок вполне обойдется без меня… И если я могу быть вам полезен, чтобы найти вход в туннель…

— Да… оставайтесь подле меня, господин Харт.

Было тридцать семь минут девятого. Лучи электрического фонаря, проходя через перископ, смутно освещали водяную толщу перед «Суордом». От скалы, у которой мы стояли, следовало пересечь все озеро. Найти вход в туннель будет нелегко, но мы, конечно, преодолеем это затруднение. Мы отыщем подводный коридор, и довольно скоро, даже если придется обойти под водой всю пещеру. Затем, пройдя тихим ходом по туннелю, чтобы не задеть его стенок, «Суорд» поднимется на поверхность моря и направится в Сент-Джорджес.

— Как глубоко мы опустились? — спросил я лейтенанта.

— На четыре с половиной метра.

— Не стоит опускаться ниже, — сказал я. — По наблюдениям, сделанным мною во время равноденствия, мы находимся как раз против оси туннеля.

— Прекрасно! — ответил лейтенант.

— Да, прекрасно. — И мне показалось, что само провидение глаголет устами офицера… В самом деле, провидение не могло бы избрать лучшего исполнителя своей воли.

Я внимательно посмотрел на лейтенанта при свете фонаря. Это человек лет тридцати, сдержанный, спокойный, решительный — настоящий английский офицер со своей словно врожденной невозмутимостью. Он, по-видимому, не более взволнован, чем если бы находился на борту «Стэндарда», и действует с необыкновенным хладнокровием, я бы сказал даже с четкостью механизма.

— Проходя через туннель, — заметил лейтенант, — я определил его длину — метров сорок…

— Да… от одного конца до другого, лейтенант Дэвон, метров сорок, не больше.

Очевидно, это определение правильно, ибо ход, пробитый в скале, имеет около тридцати метров в длину.

Механику отдали приказ включить мотор. «Суорд» двинулся вперед очень медленно, чтобы не натолкнуться на подводную скалу.

Порой «Суорд» так близко подходил к берегу озера, что тот стеной надвигался на нас, смутно чернея впереди в лучах судового фонаря. Поворот руля тотчас же изменял направление. Но если управлять подводной лодкой трудно в открытом море, то насколько осложняется эта задача в маленьком озере!

Прошло пять минут, но «Суорд», плывший на глубине четырех-пяти метров, еще не достиг отверстия туннеля.

— Лейтенант Дэвон, — предложил я тогда, — не лучше ли нам подняться на поверхность, чтобы легче было определить, где находится туннель?

— Согласен, господин Харт, и если вы можете точно указать это место…

— Могу.

— Отлично.

Из предосторожности электрический фонарь был выключен, и подводные глубины погрузились во мрак. По приказанию лейтенанта механик пустил в ход насосы, и «Суорд», освободившись от воды, начал медленно подниматься.

Я остался в кабине штурмана, чтобы осмотреться и определить наше положение сквозь стекла перископа.

Наконец «Суорд» остановился, его корпус выступал над водой не более, чем на фут.

При свете лампы, висевшей на берегу, я узнал Улей.

— Где мы?.. — спросил лейтенант Дэвон.

— Мы взяли слишком к северу… Туннель в западной стене пещеры.

— На берегу никого нет?

— Ни души.

— Тем лучше, господин Харт. Мы останемся на поверхности. Затем, когда, по вашим расчетам, «Суорд» подойдет к туннелю, я прикажу погружаться…

Действительно, это было лучшее решение. Штурман отвел подводную лодку от берега, к которому мы слишком приблизились, и направил прямо к туннелю. Для этого достаточно было слегка повернуть румпель, и, движимый гребным винтом, «Суорд» взял нужное направление.

Когда судно было метрах в десяти от западной стены пещеры, я скомандовал остановиться. Как только подача тока прекратилась, «Суорд» замер на месте. Краны были открыты, резервуары наполнились водой, и лодка стала медленно погружаться.

Включили фонарь перископа, и он осветил на темном фоне стены какой-то черный круг, не отражавший его лучей.

— Вот… вот туннель! — воскликнул я.

Неужели эта дверь выведет меня из темницы?.. Ведь там в открытом море меня ждет свобода!..

«Суорд» медленно приближался к отверстию туннеля…

Боже, какое ужасное несчастье! И как я выдержал такой удар судьбы?.. Как сердце мое не разбилось?..

Неясный свет мелькнул сквозь толщу воды метрах в двадцати перед нами в глубине туннеля. Он двигался прямо на нас. Это могло быть только одно: фонарь подводной лодки Кера Каррадже.

— Буксир!.. — крикнул я. — Лейтенант… буксир возвращается в Бэк-Кап!..

— Ход назад! — скомандовал лейтенант Дэвон.

И «Суорд» подался назад в тот миг, когда он должен был войти в туннель.

Еще оставалась надежда на спасение: лейтенант быстро выключил фонарь, и капитан Спаде с матросами могли не заметить «Суорда»… Быть может, они пройдут мимо… Быть может, наше судно сольется с темной массой воды… Быть может, с буксира не увидят его?.. А когда подводная лодка Кера Каррадже станет у причала, «Суорд» продолжит свой путь и незаметно проскользнет в туннель…

Гребной винт «Суорда» завертелся в обратном направлении, мы отошли к южному берегу пещеры… Еще несколько мгновений, и «Суорду» останется только выключить мотор…

Нет!.. Капитан Спаде заметил подводную лодку, собиравшуюся проникнуть в туннель, и отдал приказ преследовать ее в глубине озера… Выдержит ли наша хрупкая лодка нападение мощного подводного буксира Кера Каррадже?..

Тут лейтенант Дэвон обратился ко мне:

— Возвращайтесь к Тома Року, господин Харт… Закройте за собой дверь, а я запру дверь, ведущую в кормовое отделение… Если на нас нападут, «Суорд», возможно, не затонет благодаря этим водонепроницаемым переборкам…

Пожав руку лейтенанту, сохранившему все свое хладнокровие перед лицом грозной опасности, я вернулся в носовое отделение, где оставался Тома Рок… Закрыл дверь и стал ждать в полной темноте.

Я ощущал или, точнее, угадывал маневры «Суорда», пытавшегося уклониться от встречи, с буксиром; он то устремлялся вперед, то кружил на месте, то опускался. Иногда он делал резкий поворот, чтобы избежать удара, иногда поднимался на поверхность озера или же уходил в самую его глубину. Пусть читатель попробует представить себе схватку этих двух подводных лодок, двигавшихся под взбаламученной поверхностью воды, словно два морских чудовища неравной силы и величины!

Прошло несколько минут… Я уже начал думать, что погоня прекратилась и «Суорд» миновал, наконец, туннель…

Но тут неожиданно произошло столкновение… Толчок не показался мне особенно сильным… Однако ошибиться было невозможно: «Суорд» атаковали с правого борта возле кормы… Но выдержал ли удар его стальной корпус?.. А если нет, то вода залила, быть может, лишь одно помещение?

Почти тотчас же второй удар отбросил нас в сторону, на этот раз с огромной силой. Нападающее судно приподняло своим тараном «Суорд», и тот, словно треснув пополам, стал опускаться все ниже и ниже. Затем я почувствовал, что нос судна поднялся, и оно камнем пошло ко дну под тяжестью воды, заполнившей его кормовой отсек…

Внезапно Тома Рок и я полетели друг на друга, не успев ухватиться за переборку. Наконец последовал еще один толчок, раздался треск пробитой металлической обшивки, «Суорд» лег на дно и застыл в полной неподвижности…

Что произошло потом?.. Не знаю, так как потерял сознание.

Я узнал впоследствии, что долгие часы пробыл без чувств. Помню лишь последнюю мысль, мелькнувшую у меня в голове:

«Пусть я умру, но по крайней мере Тома Рок и его тайна умрут вместе со мной… и пираты Бэк-Капа не уйдут от возмездия за свои преступления!»

ГЛАВА 15 Ожидание

Придя в себя, я увидел, что лежу на койке в своей комнате, где, оказывается, нахожусь уже целых тридцать часов.

Я не один. Возле меня сидит инженер Серкё. По его приказанию мне была оказана необходимая помощь, больше того, он сам ухаживал за мной — не как за другом, полагаю, а как за человеком, от которого ждут важных разоблачений с тем, чтобы потом отделаться от него, если того потребуют интересы шайки пиратов.

Я еще очень слаб и не могу встать на ноги. Ведь я чуть не задохнулся в тесном помещении «Суорда», погребенного на дне озерка. В состоянии ли я отвечать на вопросы, которые инженеру Серкё не терпится мне задать?.. Да… но надо быть начеку.

Прежде всего мне хотелось бы знать, что сталось с лейтенантом Дэвоном и экипажем «Суорда»? Неужели храбрые англичане погибли во время столкновения?.. Или же они остались целы и невредимы, как и мы, ибо, я полагаю, что Тома Рок тоже уцелел после двух столкновении буксира с «Суордом»?..

— Объясните мне, что произошло, господин Харт? — задает первый вопрос инженер Серкё.

Я тут же решаю, что лучше всего не отвечать, а самому задавать вопросы.

— Что с Тома Роком? — спрашиваю я.

— Он в добром здоровье, господин Харт… Что же произошло?.. — настойчиво повторяет он.

— Прежде всего скажите мне, — говорю я, — что сталось с ними… с теми?..

— С кем это?.. — переспрашивает инженер Серкё, бросая на меня подозрительный взгляд.

— С людьми, которые накинулись на меня, на Тома Рока… связали нас… потащили куда-то… заперли… Куда? Зачем? Я так и не понял.

По зрелом размышлении я решил, что самое лучшее утверждать, будто в тот вечер я подвергся неожиданному нападению и не успел ни разглядеть нападавших, ни понять, куда они меня притащили.

— Вы скоро узнаете, что сталось с этими людьми… — отвечает инженер Серкё. — Но прежде объясните, как все произошло…

По угрожающему тону его голоса, когда он в третий раз повторяет тот же вопрос, я догадываюсь, в чем меня подозревают. Однако у него нет никаких оснований обвинять меня в связи с внешним миром, ведь бочонок с моей запиской не попал в руки Кера Каррадже… Нет, этого несчастья не случилось: бочонок был передан бермудским властям… Значит, такое обвинение не имеет под собой никакой почвы.

Поэтому я ограничиваюсь следующим рассказом: накануне, около восьми часов вечера, я прогуливался по берегу озерка, где встретил Тома Рока, направлявшегося в лабораторию. Неожиданно трое людей накинулись на меня сзади. Заткнув мне рот кляпом и завязав глаза, они куда-то потащили меня; спустили в какую-то дыру вместе с другим человеком; он все время стонал, и я узнал по голосу своего бывшего подопечного… Мне пришло в голову, что мы находимся на борту какого-то судна… очевидно, это был буксир, вернувшийся из плавания… Затем мне показалось, что он ушел под воду… Вдруг от сильного толчка я упал навзничь, куда-то провалился, стал задыхаться… и вскоре потерял сознание… Больше я ничего не помню…

Инженер Серкё слушает меня с величайшим вниманием, глаза его смотрят сурово, лоб нахмурен, хотя у него нет никаких оснований усомниться в моих словах.

— Вы утверждаете, что на вас напали три человека?.. — спрашивает он.

— Да… и я подумал, что это ваши люди… Я не видел, как они подошли… Кто они?

— Иностранцы, которых вы, очевидно, узнали по говору?

— Они не произнесли ни слова.

— Вы не знаете, кто они по национальности?..

— Не знаю.

— Вам не известно, с какими намерениями они проникли в пещеру?

— Понятия не имею.

— А что вы об этом думаете?

— Что думаю, господин Серкё?.. Повторяю, я решил, что двум или трем вашим пиратам было поручено бросить меня в озеро по приказанию графа д'Артигаса… что такая же участь ожидает и Тома Рока… что, овладев, по вашим же словам, всеми тайнами изобретателя, вы пожелали отделаться от нас обоих…

— Неужели, господин Харт, такая мысль могла прийти вам в голову?.. — спрашивает инженер Серкё, но без своей обычной иронии.

— Да… но я тут же отказался от нее. В самом деле, сбросив повязку, я увидел, что нахожусь в одном из отделений буксира.

— То был не буксир, а похожая на него подводная лодка, она проникла сюда через туннель…

— Подводная лодка?!. — восклицаю я.

— Да… и в ней были люди, получившие приказ похитить вас и Тома Рока…

— Похитить нас? — повторяю я, продолжая разыгрывать крайнее изумление.

— А теперь, — говорит инженер Серкё, — скажите, что вы думаете обо всем этом?

— Что я думаю?.. По-моему, здесь может быть только одно объяснение. Если тайна вашего убежища не была открыта — я не допускаю возможности предательства или неосторожности со стороны кого-нибудь из ваших товарищей, — то все произошло совершенно случайно: подводная лодка, находясь в пробном плавании поблизости от островка, неожиданно обнаружила вход в туннель. Пройдя через него, она поднялась на поверхность озерка. Экипаж лодки, очень удивленный тем, что очутился в пещере, да еще населенной, захватил первых попавшихся обитателей… Тома Рока… меня… других, быть может… ведь я не знаю…

Инженер Серкё угрюмо смотрит на меня. Чувствует ли он всю неправдоподобность гипотезы, которую я стараюсь ему внушить? Подозревает ли, что я знаю больше, чем хочу сказать?.. Как бы то ни было, он делает вид, что соглашается со мной, и добавляет:

— Вероятно, все так и случилось, как вы говорите, господин Харт. Когда же чужое судно подошло к туннелю, в нем появился наш подводный буксир, и произошло столкновение… столкновение, которое и погубило пришельцев. Но мы не такие люди, чтобы покинуть своих ближних в беде… К тому же ваше исчезновение с Тома Роком было почти тотчас же обнаружено… Следовало во что бы то ни стало спасти две столь драгоценные жизни. Мы принялись за дело. Среди наших людей есть прекрасные водолазы… Они спустились на дно озерка… подвели тросы под корпус «Суорда»…

— «Суорда»? — переспрашиваю я.

— Да, мы прочли это название на носу судна, после того как подняли его на поверхность… Как мы обрадовались, найдя вас обоих, правда, без сознания, но еще живых, как были счастливы, когда удалось привести вас в чувство!.. К сожалению, офицеру, командовавшему «Суордом», и его экипажу уже не требовалась наша помощь… При столкновении судно получило две пробоины, вода залила кормовой и средний отсек, и люди, находившиеся там, заплатили жизнью… за случайность, которая, по вашим словам, привела их в наше тайное убежище.

При известии о смерти лейтенанта Дэвона и его спутников сердце мое болезненно сжалось. Но мне надо держать себя в руках, оставаться верным своей роли. Ведь этих людей я не знал… не мог знать… Главное, не дать никакого повода заподозрить себя в связях с командиром «Суорда». Ведь неизвестно, действительно ли инженер Серкё считает случайностью появление «Суорда» в пещере и нет ли у него тайных причин, чтобы соглашаться до поры до времени с придуманным мною объяснением?

Итак, неожиданная возможность вырваться на свободу потеряна… повторится ли еще раз такая удача? Во всяком случае, теперь стало известно, кто такой граф д'Артигас и чего следует опасаться со стороны Кера Каррадже, ведь моя записка попала в руки английских властей на Бермудских островах. Как только выяснится, что «Суорд» не вернулся из плавания, будут приняты новые меры против островка Бэк-Кап, откуда мне, конечно, удалось бы бежать, если бы не это злосчастное совпадение — встреча подводного буксира с «Суордом» в ту самую минуту, когда тот входил в туннель.

Я веду свой прежний образ жизни и, не внушая ни малейшего недоверия, свободно разгуливаю по пещере.

Последнее происшествие не имело дурных последствий для Тома Рока. Умелый уход спас ему жизнь так же, как и мне. В полном расцвете сил и таланта изобретатель вновь принялся за работу и проводит целые дни в лаборатории.

Из своего недавнего путешествия «Эбба» привезла какие-то тюки, ящики, множество вещей с клеймами различных стран. Очевидно, за последнюю экспедицию пираты ограбили немало судов.

Работы по изготовлению установок для пуска снарядов идут полным ходом. Количество снарядов уже доходит до пятидесяти. Если бы Кер Каррадже и инженер Серкё намеревались только преградить доступ к островку, им бы вполне хватило трех-четырех снарядов, чтобы поразить любой корабль, случайно подошедший на слишком близкое расстояние. Не собрались ли разбойники всерьез оборонять Бэк-Кап после такого вполне резонного рассуждения:

«Если появление „Суорда“ в водах озерка дело случая, то в нашем положении ничто не изменилось, и ни одной державе, даже Великобритании, не придет в голову разыскивать „Суорд“ под скалистым панцирем островка. Если же каким-то непонятным образом стало известно, что Бэк-Кап служит убежищем Керу Каррадже и прибытие сюда „Суорда“ было только первой попыткой нападения на островок, то следует ожидать новых действий: будь то обстрел или высадка. Тогда прежде, чем покинуть Бэк-Кап и перевезти в другое место наши богатства, следует использовать „фульгуратор Рок“ в целях обороны».

По-моему, негодяи вполне могли развить эту мысль, задав себе ряд таких вопросов:

«Нет ли прямой связи между раскрытием тайны Бэк-Капа, как бы оно ни произошло, и двойным похищением из Хелтфул-Хауса?.. Известно ли, что Тома Рок и его служитель заключены в пещере Бэк-Капа?.. Известно ли, что это похищение было совершено в интересах пирата Кера Каррадже?.. Подозревают ли американцы, англичане, французы, немцы, русские, что всякая попытка взять островок штурмом заранее обречена на провал?»

Ответив утвердительно на эти вопросы, Кер Каррадже должен понять, что как бы велика ни была опасность, от нападения на Бэк-Кап никто не откажется. Необходимость уничтожить этот пиратский притон диктуется интересами высшего порядка — долгом человеколюбия и заботой об общественном благе. Прежде корсар Кер Каррадже и его сообщники разбойничали в западной части Тихого океана, теперь они опустошают западную, часть Атлантического океана… Надо любой ценой покончить с морскими разбойниками!

Во всяком случае, обитатели пещеры Бэк-Капа должны быть настороже, даже если их опасения преувеличены. Действительно, отныне они организовали строжайшую охрану островка. Благодаря новому ходу пираты могут нести караульную службу на морском берегу, не пользуясь подводным туннелем. Смены по двенадцать человек день и ночь наблюдают за горизонтом, спрятавшись за низкими прибрежными скалами. Появление корабля, приближение к островку даже небольшой лодки будет тотчас же замечено.

Ничего нового не случилось за эти дни, которые чередуются с убийственным однообразием. Однако в колонии Бэк-Капа нет прежней уверенности. В ней царит какое-то неясное гнетущее беспокойство. Пираты боятся, что с морского побережья каждую минуту может раздаться крик: «Тревога! Тревога!» После случая с «Суордом» положение сильно изменилось. Вот почему в Англии и других цивилизованных странах люди должны навек сохранить память о храбром лейтенанте Дэвоне и о его отважных матросах, пожертвовавших жизнью ради блага человечества!

Несмотря на мощные средства обороны, гораздо более надежные, чем любое минное заграждение, Кер Каррадже, инженер Серкё и капитан Спаде, по-видимому, находятся в сильной тревоге, которую напрасно пытаются скрыть. Вот почему они так часто совещаются между собой. Не собираются ли злодеи покинуть Бэк-Кап, захватив с собой все награбленные богатства? Ведь если убежище пиратов обнаружено, их рано или поздно уничтожат или возьмут измором.

Достоверно мне ничего не известно. Главное же, никому даже в голову не приходит, что я мог переправить через туннель бочонок с запиской, по воле провидения подобранный на Бермудских островах. Ни разу — подчеркиваю это — инженер Серкё не намекнул мне на такую возможность. Нет! Никто меня не подозревает, более того, я даже не кажусь им подозрительным. В противном случае меня уж давно отправили бы вслед за лейтенантом Дэвоном и экипажем «Суорда» на дно озерка — я достаточно хорошо знаю характер графа д'Артигаса, чтобы не сомневаться в этом.

Теперь под здешними широтами ежедневно свирепствуют сильнейшие зимние бури. Штормы дико завывают над скалистой вершиной островка.

Резкие порывы ветра проносятся среди известняковых колонн, наполняя пещеру странным гулом, напоминающим звуки гигантского органа. Временами вой ветра достигает такой силы, что вполне мог бы покрыть залпы целой эскадры. Спасаясь от непогоды, множество морских птиц залетают в пещеру и в редкие минуты затишья оглушают нас своими резкими криками.

В такую злую непогоду шхуна не могла бы выйти в море. Впрочем, в этом нет никакой надобности, так как колония Бэк-Капа обеспечена до весны всем необходимым. Полагаю, кроме того, что граф д'Артигас поостережется разъезжать теперь на своей «Эббе» вдоль американского побережья, где ему, пожалуй, не окажут почестей, подобающих богатому и знатному иностранцу, а устроят встречу, достойную пирата Кера Каррадже!

Да, если появление «Суорда» было началом кампании, предпринятой против островка во имя закона и общественной безопасности, то теперь, по-моему, перед колонией Бэк-Капа должен встать один чрезвычайно важный вопрос.

И вот однажды я решился выведать мнение инженера Серкё на этот счет, но крайне осторожно, чтобы не возбудить подозрений.

Мы прогуливались поблизости от лаборатории Тома Рока. Разговор длился уже несколько минут, когда инженер Серкё упомянул о необъяснимом появлении в озерке английской подводной лодки. На этот раз, как мне показалось, он склонялся к мысли, что действия «Суорда» были направлены против шайки Кера Каррадже.

— Я не согласен с вами, — отвечаю я, желая навести разговор на интересующий меня вопрос.

— Почему же?..

— Потому что, будь ваше убежище известно, вскоре последовала бы новая попытка проникнуть в пещеру или уничтожить Бэк-Кап.

— Уничтожить!.. — восклицает инженер Серкё. — Уничтожить островок!.. Это было бы безумием при тех средствах обороны, которыми мы располагаем.

— Но о них никто не знает, господин Серкё. Ни в Старом, ни в Новом Свете неизвестно, что похищение из Хелтфул-Хауса дело ваших рук… что вам удалось договориться с Тома Роком и купить его изобретение…

Инженер Серкё ничего не возражает на это замечание, на которое, впрочем, нечего возразить.

— Итак, — продолжаю я, — эскадра, посланная морскими державами, заинтересованными в уничтожении островка, без колебания приблизилась бы к нему… засыпала бы его снарядами… Раз этого до сих пор не случилось, значит и не случится, — по-видимому, о Кере Каррадже ничего неизвестно… Согласитесь, такое предположение как нельзя более вам на руку…

— Согласен, — отвечает инженер Серкё, — однако чему быть, того не миновать. Известно им это или нет, но стоит военным кораблям приблизиться на четыре-пять миль к островку, и они пойдут ко дну, не успев даже открыть огонь из своих орудий!

— Согласен, — говорю я в свою очередь, — ну, а потом?..

— Потом?.. По всей вероятности, другие не осмелятся повторить попытку…

— Пусть так! Но тогда, корабли могут окружить вас за пределами поражаемого пространства, а «Эбба» не войдет больше ни в один из тех портов, где бывала раньше, как яхта графа д'Артигаса!.. Как же вы обеспечите в таком случае снабжение островка?

Инженер Серкё молчит.

Этот вопрос, очевидно, давно волнует его, но ответа на него он так и не нашел… Мне кажется, что пираты надумали покинуть Бэк-Кап…

Между тем Серкё чувствует, что мне удалось припереть его к стене, и, не желая признаться в этом, говорит:

— У нас еще останется подводный буксир, и он заменит шхуну…

— Подводный буксир!.. — восклицаю я. — Но если известны тайны Кера Каррадже, то надо думать, известно и о существовании подводной лодки графа д'Артигаса.

Инженер Серкё подозрительно смотрит на меня.

— Господин Симон Харт, — говорит он, — мне кажется, вы заходите слишком далеко в своих умозаключениях…

— Я, господин Серкё?..

— Да… и я нахожу, что вы говорите обо всем этом, как человек, знающий больше, чем следует!

Тут я сразу прикусил язык. Мои рассуждения, очевидно, навели собеседника на мысль, что я как-то причастен к последним событиям. Инженер Серкё не спускает с меня глаз, он сверлит меня своим горящим, взглядом, старается проникнуть в мозг…

Однако я не теряю самообладания и совершенно спокойно отвечаю:

— Видите ли, господин Серкё, я по специальности инженер и привык логично рассуждать обо всех явлениях жизни. Вот почему я сообщил вам выводы, к которым пришел. А принять или не принять их в расчет, это уж ваше дело.

На этом мы расстались. Но я был слишком неосторожен и мог навлечь на себя подозрения, которые нелегко будет рассеять…

Из этого разговора я все же вынес ценное сведение: пространство, поражаемое «фульгуратором Рок», достигает четырех-пяти миль… Не бросить ли мне, когда наступит весеннее равноденствие… еще один бочонок с запиской?.. Однако надо ждать долгие месяцы, прежде чем отлив обнажит верхнюю часть туннеля!.. Да и дойдет ли по назначению вторая записка так же удачно, как и первая?..

Непогода продолжается. Шквалы налетают с неистовой силой — явление, обычное в зимнее время на Бермудских островах. Наверно, разбушевавшееся море и задерживает поход против Бэк-Капа… Ведь лейтенант Дэвон сказал, что в случае неудачи будет предпринята другая более серьезная попытка покончить с разбойничьим притоном. Рано или поздно дело правосудия должно свершиться, и островок Бэк-Кап будет уничтожен… пусть даже мне не суждено пережить этого возмездия!

Как обидно, что я не могу выйти хотя бы на минуту из пещеры и вдохнуть полной грудью живительный воздух океанских просторов!.. Увы, я лишен возможности окинуть взором далекий морской горизонт!.. Всеми силами души я хочу лишь одного: проскользнуть в проход, выбраться на побережье, спрятаться среди скал… Кто знает, не я ли первый увидел бы тогда дымки эскадры, идущей к островку?..

К несчастью, это желание неосуществимо, ибо часовые стоят день и ночь у обоих концов туннеля. Никто не может войти в него без разрешения инженера Серкё. Если я попытаюсь сделать это, меня запрут в Улье, а может быть, и того хуже…

Мне кажется в самом деле, что после нашей последней беседы инженер Серкё переменился ко мне. Его насмешливый взгляд стал теперь недоверчивым, подозрительным, испытующим и таким же жестким, как взгляд Кера Каррадже!

Семнадцатое ноября. — Сегодня во второй половине дня в Улье неожиданно поднялся ужасный переполох, Пираты выбегают из комнат… отовсюду несутся крики.

Я вскакиваю со своей койки и поспешно выхожу на берег озерка.

Все бегут к проходу в стене, около него стоят Кер Каррадже, инженер Серкё, капитан Спаде, боцман Эфрондат, механик Гибсон и малаец, находящийся в услужении у графа д'Артигаса.

Нетрудно догадаться, чем вызвана вся эта суета, ибо стража вбегает в пещеру с криками «тревога»!

На северо-западе замечены военные корабли, они полным ходом идут к Бэк-Капу.

ГЛАВА 16 Еще несколько часов

Как потрясла меня эта новость, какое невыразимое волнение охватило все мое существо!.. Развязка приближается, я это чувствую… Только бы она соответствовала требованиям цивилизации и гуманности!

До сих пор я вел свой дневник день за днем. Теперь следует записывать события час за часом, минута за минутой. Как знать, не откроет ли мне Тома Рок своей последней тайны, не удастся ли убедить его в том, что это необходимо?.. Если мне суждено погибнуть во время нападения на остров, дай бог, чтобы на моем трупе нашли дневник об этих пяти месяцах заточения в пещере Бэк-Капа!

Кер Каррадже, инженер Серкё, капитан Спаде и несколько других пиратов немедленно заняли наблюдательные посты на побережье островка. Чего бы я не дал, чтобы иметь возможность последовать за ними, спрятаться между скалами, следить за кораблями, замеченными в открытом море…

Час спустя Кер Каррадже возвращается с товарищами в Улей, оставив на берегу человек двадцать наблюдателей. В это время года дни очень коротки, и до завтрашнего утра пиратам, по-видимому, нечего опасаться. Кроме того, зная о средствах обороны Бэк-Капа, осаждающие вряд ли помышляют о высадке и не отважатся на ночной штурм.

Вплоть до вечера шли работы по размещению установок для пуска снарядов. Шесть штук перенесли по проходу, пробитому в стене, и поставили в различных точках побережья.

После этого инженер Серкё зашел в лабораторию Рока. Не хочет ли он сообщить изобретателю о том, что происходит… сказать ему, что к Бэк-Капу приближается эскадра… убедить его использовать фульгуратор для обороны островка?..

Ясно одно: штук пятьдесят снарядов, заряженных взрывчатым веществом, благодаря которому их траектория намного превосходит траекторию снарядов самых дальнобойных орудий, готовы совершить свое разрушительное дело.

Кроме того, Тома Рок изготовил несколько склянок воспламенителя и, я уверен, не откажется помочь шайке Кера Каррадже!

Между тем наступила ночь. В пещере царит полумрак, так как сегодня горят только лампочки в комнатах Улья.

Я возвращаюсь к себе домой: сейчас мне лучше всего не попадаться на глаза пиратам. В этот час, когда эскадра приближается к Бэк-Капу, подозрения, внушенные мною инженеру Серкё, могут снова ожить…

Но не изменят ли направления замеченные в море корабли? Не пройдут ли они мимо Бермудских островов и не скроются ли за горизонтом?.. Сомнение на миг закрадывается мне в душу… Нет… нет!.. К тому же по пеленгу, взятому капитаном Спаде, — он сам только что сказал об этом, — корабли остались в виду островка.

Какой стране они принадлежат?.. Быть может, англичане сами снарядили эту экспедицию, чтобы отомстить за гибель «Суорда»… А возможно, к ним присоединились и корабли других стран. Я ничего не знаю… ничего не могу знать!.. Да и не все ли равно?.. Важно одно: этот разбойничий притон должен быть уничтожен, пусть даже я погибну под развалинами или же паду геройской смертью, как доблестный лейтенант Дэвон и его отважный экипаж!

Приготовления к обороне ведутся планомерно, хладнокровно, под наблюдением инженера Серкё. Видимо, пираты убеждены в том, что им удастся потопить нападающих, как только те вступят в поражаемую зону. Их вера в «фульгуратор Рок» непоколебима. Злодеи считают, что корабли бессильны против них, и не думают ни о грозящих им опасностях, ни о будущих трудностях.

По моим предположениям, установки для пуска снарядов должны быть размещены в северо-западной части побережья, но направлены в разные стороны, чтобы снаряды летели на север, на запад и на юг. Что касается восточной части островка, то, как известно, она защищена подводными скалами, которые тянутся до ближайших островов архипелага.

Около девяти часов вечера я решаюсь выйти из своей камеры. Вряд ли на меня обратят внимание, и, быть может, я незаметно проберусь среди сгустившейся темноты. Если бы только мне удалось проскользнуть в туннель, выбраться на берег моря, спрятаться за какой-нибудь скалой!.. Просидеть там до рассвета!.. А почему бы нет? Ведь Кера Каррадже, инженера Серкё, капитана Спаде и остальных пиратов нет в пещере: они заняли наблюдательные посты на морском берегу!..

Вокруг озерка ни души, но вход в туннель охраняет малаец графа д'Артигаса. Все же я выхожу из Улья и без определенной цели направляюсь к лаборатории изобретателя. Я думаю только о Тома Роке, о моем соотечественнике!.. Я все больше убеждаюсь в том, что ему ничего неизвестно о появлении эскадры вблизи островка Бэк-Кап. Очевидно, инженер Серкё лишь в последнюю минуту поставит его перед необходимостью совершить акт жестокой мести…

Тогда меня внезапно осеняет мысль: я должен сказать Тома Року об ответственности, которую он берет на себя; в последний решающий час открыть ему, кто эти люди, заставляющие его выполнять свои преступные планы…

Да… я попытаюсь… и да поможет мне бог тронуть эту душу, восставшую против людской несправедливости, и пробудить в ней заглохшую любовь к родине!

Тома Рок работает в лаборатории. По всей вероятности, он один, так как никого не допускает к себе, когда занят приготовлением своего воспламенителя…

Я решительно направляюсь к лаборатории и, проходя по берегу озерка, замечаю, что буксир по-прежнему стоит на причале у небольшого мола.

Добравшись до места, я решаю из предосторожности проскользнуть между первыми рядами известняковых колонн, чтобы приблизиться к лаборатории сбоку; таким образом я заранее увижу, нет ли там кого-нибудь, кроме Тома Рока.

Как только я углубился под темные своды пещеры, яркий свет блеснул над озерком. Это горит электрическая лампочка в лаборатории, и лучи ее падают сквозь узкое оконце, пробитое в фасаде здания.

За исключением этой светлой точки весь южный берег погружен во мрак, тогда как на противоположной, северной стороне слабо светятся окна Улья. Наверху, в широком отверстии свода, над темной водой озерка тихо мерцают звезды. Небо чисто, буря улеглась, порывы ветра не проникают более в пещеру Бэк-Капа.

Подойдя к лаборатории, я крадусь вдоль стены, приподнимаюсь, заглядываю в окно и вижу Тома Рока…

Изобретатель один. Голова его ярко освещена. Морщины на лбу стали глубже. Лицо немного осунулось, но во всем его облике чувствуется спокойствие и полное самообладание. Нет, передо мной уже не помешанный из флигеля N17 Хелтфул-Хауса! Неужели он совсем выздоровел и теперь нечего опасаться, что его разум снова помутится во время одного из припадков?..

Тома Рок только что положил на полку две стеклянных трубки, а третью держит в руке. Он рассматривает на свет наполняющую ее прозрачную жидкость.

Меня охватывает страстное желание ворваться в лабораторию, схватить эти склянки, разбить их… Но ведь ученый успеет приготовить новую порцию жидкости!.. Лучше поступить так, как я решил раньше.

Я открываю дверь, вхожу.

— Тома Рок!.. — говорю я.

Он ничего не видит, не слышит. Я повторяю:

— Тома Рок!..

Изобретатель поднимает голову, оборачивается, смотрит на меня…

— Ах, это вы, Симон Харт!.. — отвечает он спокойно, даже равнодушно.

Значит, Тома Рок знает мое настоящее имя. Инженер Серкё, видно, не преминул сообщить ему, что в Хелтфул-Хаусе за ним ухаживал не служитель Гэйдон, а Симон Харт.

— Вы знаете?.. — спрашиваю я.

— Да, и не только это, мне известно также, с какой целью вы выполняли обязанности смотрителя!.. Да! Вы надеялись выманить хитростью тайну, за которую ни одно правительство не хотело мне заплатить настоящую цену!

Тома Рок знает, кто я, и, пожалуй, это лучше, принимая во внимание то, что я собираюсь ему сообщить.

— Итак, ваша затея не удалась, Симон Харт, а что до этой жидкости, — продолжает он, встряхивая стеклянную трубочку, — никто еще ничего не узнал… и не узнает!

Как я и подозревал. Тома Рок не открыл состава своего воспламенителя!..

Глядя ему прямо в глаза, я отвечаю:

— Вы знаете, кто я, Тома Рок… Но известно ли вам, у кого вы находитесь?..

— Я здесь у себя! — кричит он.

Так вот, что ему внушил Кер Каррадже!.. В Бэк-Капе изобретатель считает себя дома… Он думает, что богатства, собранные в пещере, принадлежат ему. Если на Бэк-Кап готовится нападение, то это для того, чтобы украсть его сокровища… он будет их защищать… он имеет на это право!

— Тома Рок, выслушайте меня… — продолжаю я.

— Что вам нужно, Симон Харт?..

— Эту пещеру, куда нас с вами привезли, занимает шайка пиратов…

Тома Рок не дает мне договорить, — не знаю даже понял ли он меня, — и заявляет с горячностью:

— Повторяю, все собранные тут сокровища — цена моего изобретения… Они принадлежат мне… За «фульгуратор Рок» эти люди мне заплатили все, что я пожелал. А ведь мне всюду отказали… даже в моей собственной, да и в вашей стране… теперь я не дам себя ограбить!

Что можно ответить на эти безрассудные слова?.. Но я не сдаюсь.

— Тома Рок, — спрашиваю я, — помните ли вы Хелтфул-Хаус?

— Хелтфул-Хаус?.. Куда меня заперли, поручив служителю Гэйдону шпионить за мной… похитить мою тайну…

— Я никогда не думал лишить вас плодов вашего труда, Тома Рок… Я ни за что бы не взялся за такое дело… Но вы были больны… ваш разум помутился… такое изобретение не должно было погибнуть. Поверьте… Если бы во время припадка вы выдали свою тайну, вам одному достались бы деньги и слава!

— Неужели, Симон Харт? — презрительно отвечает Тома Рок. — Деньги и слава… вы сообщаете мне об этом немного поздно!.. Вы, может быть, забыли, что меня заперли в сумасшедший дом… под предлогом безумия… да! под предлогом, так как разум никогда не покидал меня, ни на минуту, и вы сами можете в этом убедиться: взгляните только на все, что я создал с тех пор, как получил свободу…

— Свободу!.. Вы считаете, что вы свободны, Тома Рок!.. Ведь в стенах этой пещеры вы еще больше отрезаны от мира, чем в Хелтфул-Хаусе!

— Если человек живет у себя дома, — возражает Тома Рок, и от гнева голос его звучит все громче, — он может уйти, уехать, когда ему заблагорассудится!.. Стоит мне сказать одно слово, и все двери откроются передо мной!.. Это жилище мое!.. Граф д'Артигас отдал мне Бэк-Кап в полное владение со всеми накопленными здесь богатствами!.. Горе тем, кто нападет на островок! У меня здесь есть чем встретить и уничтожить всех врагов до единого, Симон Харт!

И, говоря это, изобретатель лихорадочно размахивает стеклянной трубкой.

Тогда, не в силах больше сдерживать себя, я кричу:

— Граф д'Артигас обманул вас, Тома Рок, так же как и многих других!.. Под этим именем скрывается опаснейший разбойник, потопивший множество кораблей в Тихом и Атлантическом океане!.. Это закоренелый преступник… гнусный Кер Каррадже…

— Кер Каррадже! — повторяет Тома Рок.

Я спрашиваю себя, произвело ли это имя хоть какое-нибудь впечатление на изобретателя, напомнило ли оно ему все преступления знаменитого пирата? Во всяком случае, впечатление оказалось мимолетным.

— Я не знаю Кера Каррадже, — говорит Тома Рок, указывая мне на дверь. — Я знаю лишь графа д'Артигаса…

— Послушайте, Тома Рок, — продолжаю я, стараясь в последний раз убедить его, — граф д'Артигас и Кер Каррадже одно и то же лицо!.. Да, этот человек купил у вас тайну изобретения, но лишь с одной целью: безнаказанно творить свои преступления и совершать все новые злодейства. Да… главарь пиратов…

— Вы говорите «пираты»… — кричит Тома Рок, раздражение которого увеличивается по мере того, как мои доводы становятся убедительнее. — Пираты — это те, кто посмел преследовать меня даже в этом убежище, кто подослал сюда «Суорд»… Серкё мне все рассказал… Они хотели похитить из моего дома то, что принадлежит только мне… справедливую плату за мое изобретение…

— Нет, Тома Рок, пираты — те, кто заключил вас в пещере Бэк-Капа, кто хочет использовать ваш талант для своей обороны. Поверьте, они отделаются от вас, как только овладеют вашей тайной!

Тома Рок прерывает меня. По-видимому, он уже не слушает того, что я говорю… Он следит за нитью своих мыслей, а не моих: его преследует одно неотступное желание, умело раздутое инженером Серкё, желание отомстить, в котором сказывается вся его ненависть.

— Бандиты — те, кто оттолкнул меня, не пожелав выслушать… — продолжает он, — эти люди дали мне испить до дна горькую чашу несправедливости… сколько раз они оскорбляли меня своим презрением и грубыми отказами… Они гнали меня из страны в страну, я же нес им непобедимость, превосходство, всемогущество!

Вот она, вечная история изобретателя, которого никто не хочет слушать; завистники и бездушные люди отказывают ему в средствах, необходимых для опытов, не желают платить требуемую сумму за изобретение… Да, правда, но я знаю также, сколько написано на этот счет нелепостей и преувеличений.

Собственно говоря, сейчас не время спорить с Тома Роком… Я понимаю одно: мои доводы не оказывают никакого влияния на эту ожесточенную душу, на это сердце, где после бесконечных разочарований скопилось столько ненависти, на этого несчастного человека, обманутого Кером Каррадже и его сообщниками!.. Открыв Тома Року подлинное имя графа д'Артигаса, разоблачив перед ним шайку пиратов во главе с Кером Каррадже, я надеялся вырвать изобретателя из-под их влияния, показать, на какое преступление его толкают… Я ошибся!.. Он мне не верит!.. Не все ли ему равно, как зовут этого человека — д'Артигас или Кер Каррадже!.. Разве не Тома Рок полновластный хозяин Бэк-Капа?.. Разве не он владеет всеми богатствами, накопленными здесь после двадцати лет убийств и грабежей?..

Я чувствую себя бессильным перед его глубокой нравственной слепотой, не знаю, как подойти к этому озлобленному человеку, как тронуть душу, не сознающую всей тяжести своей ответственности, и постепенно отступаю назад, к двери лаборатории. Мне остается только уйти… Будь что будет, я не властен предотвратить ужасную развязку, до которой осталось всего несколько часов.

К тому же Тома Рок больше не обращает на меня внимания… Должно быть, он уже забыл о моем существовании, забыл весь наш разговор. Он снова занялся своими опытами и не замечает меня…

Есть только одно средство предотвратить неизбежную катастрофу… Я должен броситься на Тома Рока… обезвредить его… ударить… убить… Да!.. убить. Это мое право… верней, мой долг…

У меня нет оружия, но я вижу вон там на полке инструменты: резец, молоток… Почему бы мне не размозжить ему голову?.. Как только он будет убит, я разобью эти склянки, и изобретение погибнет вместе с изобретателем!.. Корабли подойдут к берегу… обстреляют Бэк-Кап из своих орудий… произведут высадку!.. Кер Каррадже и его сообщники будут уничтожены все до единого… Можно ли колебаться, если убийство одного человека даст возможность покарать стольких преступников?..

Я направляюсь к полке… Стальной резец лежит совсем близко… Протягиваю руку, чтобы взять его…

Тома Рок оборачивается.

Я опоздал… Последует борьба… А борьба не обойдется без шума… Крики будут услышаны… Поблизости бродят пираты… Я слышу, как скрипит песок на берегу под тяжестью чьих-то шагов… Мне остается только бежать, не то меня схватят…

И все же я пытаюсь в последний раз пробудить у изобретателя чувство патриотизма.

— Тома Рок, — говорю я ему, — близ островка появились корабли… Они собираются уничтожить этот притон пиратов!.. Быть может, на одном из них развевается французский флаг?..

Тома Рок смотрит на меня… Он не знал, что на Бэк-Кап готовится нападение, я первый сказал ему об этом… Он морщит лоб… взгляд его загорается…

— Тома Рок… неужели вы посмеете открыть огонь по флагу своей родины… по трехцветному флагу?

Изобретатель поднимает голову, лицо его нервно передергивается, он презрительно машет рукой.

— Как!.. вы выступите против своей родины?..

— У меня больше нет родины, Симон Харт! — восклицает он. — У отвергнутого изобретателя нет больше родины!.. Его отечество там, где он нашел себе приют! У меня хотят отнять все мое достояние… я буду защищаться… Горе… горе тому, кто посмеет напасть на меня!..

Он бросается к двери лаборатории и с шумом распахивает ее.

— Вон!.. вон!.. — кричит он так громко, что его, вероятно, слышно на том берегу возле Улья.

Нельзя терять ни секунды, и я убегаю.

ГЛАВА 17 Один против пяти

Целый час я бродил под темными сводами Бэк-Капа, меж колонн, похожих на стволы деревьев, дошел до самого отдаленного конца пещеры. Сколько раз я искал здесь какой-нибудь ход, трещину, щель, чтобы выбраться на берег моря. Но все мои поиски были напрасны.

В моем теперешнем состоянии меня преследуют какие-то странные видения: стены пещеры становятся все массивнее, все толще… надвигаются на меня… грозят раздавить…

Сколько времени длилась эта галлюцинация?.. Не знаю.

Я очутился, сам того не ведая, возле Улья, против своей комнаты, где мне уже не найти ни отдыха, ни сна… Можно ли спать в таком лихорадочном волнении, спать, когда близится развязка драмы, грозившей затянуться на долгие годы…

Но какова будет эта развязка для меня?.. Чего мне ждать от нападения на Бэк-Кап, ведь я не помог атакующим, не обезвредил Тома Рока?.. Фульгуратор готов поразить неприятеля, едва лишь его корабли войдут в опасную зону, и все они погибнут, даже если снаряды и не попадут в них…

Как бы то ни было, я вынужден провести остаток ночи в своей камере. Пора вернуться в нее. Настанет день, и я решу, что делать. Кто знает, не дрогнут ли этой ночью скалы Бэк-Капа от гула взрывов, не обрушится ли «фульгуратор Рок» на корабли прежде, чем они успеют стать на якорь возле островка?..

Тут я в последний раз окидываю взглядом окрестности Улья. На противоположном берегу блестит огонек… только один… Это горит лампа в лаборатории, и ее отражение колеблется в глубине озерка.

Всюду пустынно, на молу ни души… По-видимому, в Улье тоже никого не осталось, так как пираты заняли боевые посты на морском берегу…

Тогда, повинуясь непреодолимой силе, вместо того чтобы вернуться домой, я крадусь вдоль стены пещеры, напрягая слух, вглядываясь в темноту, готовый забиться в первую попавшуюся щель при шуме шагов или звуке голосов…

Я дохожу, наконец, до прохода в стене…

Всемогущий бог!.. Никто не охраняет его… Ход свободен…

Не рассуждая, я проскальзываю в его темное отверстие… Пробираюсь ощупью в полном мраке… Вскоре прохладная струя воздуха бьет мне прямо в лицо! Это свежий живительный морской воздух, о котором я мечтал в течение долгих пяти Месяцев заточения, и я жадно, полной грудью, вдыхаю его…

На противоположном конце туннеля виднеется клочок неба, усеянного звездами. Ничья тень не заслоняет этот просвет… быть может, мне удастся выбраться из пещеры…

Бросившись ничком на землю, я ползу медленно, бесшумно.

Добираюсь до выхода, осторожно высовываю голову, смотрю…

Никого… никого!

Прижимаясь к прибрежным скалам, переползаю на восточный берег островка, недоступный с моря из-за длинной гряды рифов. Здесь не должно быть охраны. Я прячусь в небольшом углублении, метрах в двухстах от того места, где на северо-западе клочок суши выдается в море.

Наконец-то… я выбрался из пещеры — я еще не свободен, нет, но это начало освобождения.

На самом конце мыса неподвижно стоят часовые, их силуэты почти сливаются с прибрежными скалами.

Небо чисто, и звезды ярко блещут, как это бывает в холодные зимние ночи.

Далеко на северо-западе светится узкая полоска: это мачтовые огни кораблей.

На востоке небо начинает светлеть, и я заключаю, что сейчас около пяти часов утра.

Восемнадцатое ноября. — Стало уже достаточно светло, и я могу продолжить свой дневник; прежде всего я подробно описал посещение лаборатории Тома Рока — возможно, это будут последние строки, начертанные моей рукой…

Теперь по мере развертывания событий я стану заносить в эту тетрадь все их перипетии.

Утренний ветерок вскоре разгоняет легкий влажный туман, окутавший море… Я различаю, наконец, корабли… Их всего пять, и они выстроились в боевом порядке на расстоянии не меньше шести миль, следовательно, вне досягаемости для снарядов Рока.

Итак, одно из моих опасений рассеялось: ведь я боялся, что, пройдя мимо Бермудского архипелага, корабли возьмут курс на Антильские острова или направятся к берегам Мексики. Но нет! Они стоят здесь неподвижно… ожидая утра, чтобы атаковать Бэк-Кап…

В этот миг берег островка ожил. Несколько пиратов появилось из-за скал. Часовые, стоявшие на мысу, отошли назад. Оказывается, вся шайка в сборе.

Разбойники не укрылись в пещере, прекрасно зная, что корабли не могут приблизиться настолько, чтобы обстрелять островок из своих орудий.

Я спрятался поглубже в расщелине между скалами и не боюсь, что меня здесь заметят: вряд ли кто-нибудь вздумает направиться в эту сторону. Впрочем, может произойти досадный случай, если инженер Серкё или кто-нибудь другой пожелает проверить, нахожусь ли я в своей комнате, и запереть меня там… Хотя в сущности чего им меня бояться?..

В двадцать пять минут восьмого Кер Каррадже, инженер Серкё, капитан Спаде выходят на мыс и наблюдают оттуда за северо-западной частью горизонта. Сзади них стоят шесть установок для самодвижущихся снарядов. Под действием воспламенителя снаряды вылетят из своих гнезд, опишут длинную кривую и разорвутся, вызвав чудовищное сотрясение воздуха.

Тридцать пять минут восьмого… несколько дымков поднимаются над кораблями; они собираются приблизиться к островку Бэк-Кап, где их ждет верная гибель.

Дикие вопли радости, громовые возгласы «ура», скорее похожие на рев диких зверей, вырываются из глоток бандитов.

В эту минуту Серкё отходит от Кера Каррадже и, оставив его с капитаном Спаде, направляется к отверстию туннеля, очевидно, для того, чтобы вызвать Тома Рока.

Получив от Кера Каррадже приказ обстрелять вражеские корабли, вспомнит ли Тома Рок о моих словах?.. Поймет ли весь ужас совершаемого преступления?.. Откажется ли повиноваться?.. Нет, не откажется… я в этом более чем уверен!.. К чему тешить себя несбыточными надеждами?.. Разве изобретатель не убежден, что он здесь хозяин?.. Он несколько раз повторил это… он верит тому, что ему внушили… На него нападают… он будет защищаться!

Между тем пять кораблей идут тихим ходом, держа курс прямо на островок. Быть может, там полагают, что Тома Рок еще не открыл своей последней тайны пиратам Бэк-Капа, — так оно и было, когда я бросил бочонок в озеро. Если же командиры собираются произвести высадку, то стоит кораблям войти в поражаемую зону шириною в милю, как от них не останется ничего, кроме бесформенных обломков, плавающих по волнам!

Вот и Тома Рок в сопровождении инженера Серкё. Выйдя из туннеля, оба направляются к той установке для снарядов, которая наведена на головной корабль.

Там ждут их Кер Каррадже и капитан Спаде.

Насколько я могу судить. Тома Рок совершенно спокоен. Он знает, что ему делать. Ни малейшее сомнение не закрадывается в душу этого несчастного, ослепленного ненавистью человека!

В его руке блестит стеклянная трубочка, наполненная жидкостью воспламенителя.

Изобретатель вглядывается в ближайший корабль, находящийся милях в пяти от берега.

Это крейсер средней величины водоизмещением не более двух с половиной тысяч тонн.

Флаг спущен; но, судя по конструкции, корабль принадлежит нации, к которой ни один француз не питает особой симпатии.

Четыре остальных корабля идут сзади.

Крейсер, видимо, получил приказ первым атаковать островок.

Пусть же корабль откроет огонь из всех своих орудий, раз пираты дают ему возможность подойти к островку, и да поразит первый его снаряд Тома Рока!..

Пока инженер Серкё внимательно следит за ходом крейсера, Тома Рок становится возле установки фульгуратора. Все три снаряда начинены взрывчатым веществом, которое под действием воспламенителя сообщает им огромную движущую силу, но без вращения, присущего гироскопическим ядрам Тюрпена. Впрочем, достаточно снарядам Рока разорваться в нескольких сотнях метров от корабля, чтобы мгновенно поразить его.

Время настало.

— Тома Рок! — кричит инженер Серкё.

Он указывает изобретателю на крейсер. Тот медленно направляется к северо-западному мысу, до которого осталось каких-нибудь четыре-пять миль…

Тома Рок кивает в знак согласия, показывая жестом, чтобы его оставили одного перед установкой фульгуратора.

Кер Каррадже, капитан Спаде и другие отходят шагов на пятьдесят.

Тогда Тома Рок откупоривает стеклянную трубочку, которую держит в правой руке, и наливает по нескольку капель жидкости в отверстие каждого снаряда.

Проходят сорок пять секунд — время, необходимое для завершения реакции, — сорок пять секунд, в течение которых мне кажется, что сердце мое остановилось…

Раздается оглушительный свист, и все три снаряда, описывая сильно вытянутую кривую метрах в ста над поверхностью воды, перелетают за корму крейсера.

Неужели они не попали в цель, и опасность миновала?

Нет! Подобно дискообразным гранатам майора артиллерии Шапеля или австралийским бумерангам, снаряды Рока сами возвращаются обратно.

Почти тотчас же раздается чудовищный взрыв, можно подумать, что на воздух взлетел целый склад мелинита или динамита. Сотрясение воздушных масс ощущается даже на островке Бэк-Кап, почва и та ходуном ходит под ногами…

Я вглядываюсь…

Крейсер исчез! Разнесенный в щепы, он пошел ко дну. Это похоже на действие снаряда Залинского, только сила взрыва «фульгуратора Рок» в сотни раз больше.

Что за дикие вопли радости испускают бандиты, выбегая на мыс! Кер Каррадже, инженер Серкё, капитан Спаде застывают на месте, словно не веря собственным глазам!

Тома Рок стоит тут же, скрестив руки; глаза его мечут молнии, лицо сияет торжеством.

Глубоко презирая Тома Рока, я все же понимаю переживания изобретателя, к ненависти которого примешивается чувство удовлетворенной мести!..

Теперь стоит другим судам приблизиться к островку, и они затонут так же, как и крейсер. Их ждет неминуемая гибель, ни один из них не избегнет своей участи!.. И хотя с их уходом исчезнет моя последняя надежда, пусть лучше они обратятся в бегство, скроются в открытом море, откажутся от бесполезного нападения!.. Заинтересованные государства сумеют договориться и уничтожить островок иными средствами!.. Они окружат Бэк-Кап плотным кольцом кораблей, и пираты умрут от голода в этой пещере, как хищные звери в своем логове!..

Но я знаю, военные корабли наступают, даже если им грозит верная гибель. И эти корабли, не колеблясь, тоже двинутся вперед, хотя бы им суждено было найти могилу в глубине океана!

В самом деле, их экипажи оживленно обмениваются сигналами. Почти тотчас же черный густой дым заволакивает горизонт, но северо-западный ветер относит его в сторону и ясно видно, что все четыре корабля снялись с места.

Один из них опережает остальных, он идет полным ходом, спеша приблизиться к островку, чтобы открыть огонь из крупнокалиберных орудий…

Пренебрегая опасностью, я вылезаю из своей норы… Смотрю во все глаза… Лихорадочно жду, хоть я не в силах предотвратить надвигающуюся катастрофу…

Этот корабль, который растет, увеличивается у меня на глазах, — крейсер, приблизительно такого же водоизмещения, как и первое судно. На его гафеле нет флага, и я не могу определить, какой стране он принадлежит. По-видимому, крейсер идет на всех парах, чтобы пересечь поражаемую зону, прежде чем с островка снова откроют огонь. Но ему не избежать разрушительной силы снарядов Рока, ведь они могут поразить его и с кормы…

Тома Рок стоит перед второй установкой фульгуратора; крейсер приближается к тому месту, где нашел гибель его предшественник, скоро и он тоже погрузится в морскую пучину.

Ничто не нарушает окружающей тишины, лишь легкий ветерок дует с моря.

Внезапно на борту крейсера раздается барабанный бой… трубят горны. Их медный голос доносится до меня.

Я узнаю этот голос, так звучат горны моей родины… Боже правый!.. К берегу приближается французский корабль, он опередил остальные, и французский изобретатель сейчас потопит его!..

Нет… Этому не бывать!.. Я брошусь к Тома Року… крикну ему, что это французское судно… Он его не узнал… он узнает…

В этот миг, по знаку инженера Серкё, Тома Рок поднимает руку, в которой держит стеклянную трубку…

Горны звучат еще громче, салютуя флагу… Его полотнище взвивается, полощется на ветру… Это трехцветное знамя, его цвета — синий, белый, красный — ярко выделяются на фоне неба.

Но… что же происходит?.. Да, понимаю!.. Узнав французский флаг, Тома Рок останавливается как громом пораженный!.. По мере того как флаг поднимается, рука изобретателя опускается… Он пятится… Прикрывает глаза рукой, словно для того, чтобы не видеть трехцветного полотнища…

Всемогущий боже!.. Значит, любовь к родине не угасла в сердце этого озлобленного человека, раз оно забилось при виде родного флага!..

Я взволнован не меньше его!.. Пренебрегая опасностью, — не все ли мне равно теперь? — я ползу вдоль гряды скал… Мне хочется быть подле Тома Рока, чтобы поддержать его, подбодрить!.. Хотя бы это стоило мне жизни, я в последний раз обращусь к нему во имя родины!.. Я крикну: «Ты же француз, а на этом корабле развевается трехцветный флаг!.. Ты же француз, а по морю к тебе приближается клочок Франции!.. Ты же француз, неужели у тебя хватит духу совершить преступление против своей страны?..»

Но моего вмешательства не требуется… Сейчас нечего опасаться нервного припадка, какие у него бывали прежде. Тома Рок вполне владеет собой.

Увидев флаг, он понял… он отпрянул назад…

Несколько пиратов подходят к изобретателю, они хотят подвести его к установке фульгуратора… Он отталкивает их… отбивается.

Подбегают Кер Каррадже и инженер Серкё… Они указывают ему на быстро приближающийся корабль… Приказывают выпустить снаряды.

Тома Рок отказывается.

Капитан Спаде и остальные разбойники вне себя от ярости угрожают изобретателю, осыпают его бранью… ударами… хотят вырвать у него стеклянную трубку…

Тома Рок бросает ее на землю и топчет каблуком…

Смертельный страх овладевает злодеями!.. Крейсер вышел из поражаемой зоны, снаряды начинают падать на островок, дробят скалы, а пираты даже не могут открыть ответный огонь…

Но где же Тома. Рок?.. Быть может, он убит снарядом?.. Нет… в последний раз я замечаю его в тот миг, когда он бросается в туннель…

Кер Каррадже, инженер Серкё и все остальные бегут вслед за ним, чтобы спрятаться в недрах Бэк-Капа…

Нет… я ни за что не вернусь в пещеру, пусть меня лучше убьют на месте! Я сделаю последнюю запись, и, когда французские моряки сойдут на берег, я…

(На этом обрывается дневник инженера Симона Харта.)

ГЛАВА 18 На борту «Громовержца»

Вскоре после неудавшейся попытки лейтенанта Дэвона, получившего приказ проникнуть на борту «Суорда» в пещеру Бэк-Капа, английские власти убедились в гибели отважных моряков. В самом деле, «Суорд» так и не вернулся на Бермудские острова. Разбился ли он о подводные скалы, стараясь найти вход в туннель? Или его захватили пираты Кера Каррадже? Этого никто не знал.

Лейтенант Дэвон получил приказ похитить Тома Рока прежде, чем будут готовы снаряды, руководствуясь во время экспедиции указаниями, данными в документе, который был найден в бочонке на морском берегу возле Сент-Джорджеса. Как только французский изобретатель будет взят в плен, — а с ним, конечно, и инженер Симон Харт, — Тома Рока передадут в руки бермудских властей. После чего корабли, посланные к островку Бэк-Кап, могут не опасаться «фульгуратора Рок».

Но когда по прошествии нескольких дней «Суорд» не вернулся из плавания, власти решили послать вторую экспедицию, на этот раз более внушительную.

В самом деле, следовало учесть, что прошло около двух месяцев с того дня, как Симон Харт вложил свою записку в бочонок. Быть может, Кер Каррадже владел теперь всеми тайнами Тома Рока?

По соглашению, заключенному между морскими державами, было решено послать к Бермудским островам пять военных кораблей. Так как в глубине скалистого массива Бэк-Капа существовала обширная пещера, следовало пробить ее своды, как стены бастиона, огнем мощной современной артиллерии.

Соединившись в Чесапикском заливе, в штате Виргиния, корабли эскадры взяли курс на Бермудские острова, куда и прибыли вечером семнадцатого ноября.

На следующий день крейсер, получивший приказ идти в атаку первым, двинулся вперед. Он был еще на расстоянии четырех-пяти миль от островка, когда три снаряда, пущенные с берега, перелетели за его корму, а затем, описав полукруг, вернулись обратно и разорвались в пятидесяти метрах от корабля, который затонул в течение нескольких секунд.

Действие этого взрыва, сопровождавшегося чудовищным сотрясением воздуха, воды, суши, было мгновенным; таких результатов еще не удавалось добиться ни с одним взрывчатым веществом. Четыре корабля, оставшиеся позади, ощутили, несмотря на расстояние, толчок огромной силы.

Из этой внезапной катастрофы следовало сделать два вывода.

Во-первых, пират Кер Каррадже уже получил в свое распоряжение «фульгуратор Рок».

Во-вторых, новый снаряд действительно обладал той разрушительной силой, какую ему приписывал изобретатель.

После гибели головного крейсера с других судов были спущены шлюпки, чтобы подобрать всех оставшихся в живых: некоторые моряки еще держались на воде, уцепившись за обломки.

После обмена сигналами корабли полным ходом направились к островку Бэк-Кап.

Французский военный корабль «Громовержец», как наиболее быстроходный, опередил всех остальных, хотя они и старались не отставать от него.

«Громовержец» прошел около полумили по зоне, только что подвергшейся действию взрыва, каждую минуту рискуя погибнуть от новых снарядов. Пока артиллеристы наводили на островок крупнокалиберные судовые орудия, над крейсером взвился трехцветный флаг.

С капитанского мостика офицеры видели шайку Кера Каррадже, рассыпавшуюся по прибрежным скалам.

Представлялся благоприятный случай уничтожить злодеев, а затем разгромить из орудий их убежище. «Громовержец» тут же дал первые залпы, за которыми последовало поспешное бегство пиратов в глубину Бэк-Капа…

Несколько минут спустя раздался оглушительный грохот, все вокруг содрогнулось, — казалось, небесный свод обрушился в пучину Атлантического океана.

На месте островка осталась только груда дымящихся скал, которые катились в разные стороны, сталкиваясь, налетая друг на друга, как камни во время обвала. Вместо опрокинутой чашки из воды торчали лишь осколки вдребезги разбитой чашки. Вместо пещеры появилось нагромождение рифов, на которые, пенясь, набегали огромные валы: после взрыва море грозно разбушевалось…

Какова же была причина этого взрыва?.. Может быть, пираты нарочно вызвали его, видя, что оборона невозможна?

«Громовержец» получил лишь легкие повреждения от разлетевшихся во все стороны осколков скал. Командир приказал спустить шлюпку, и экипаж направился к тому, что уцелело от островка.

Высадившись на скалы под командованием своих офицеров, матросы обследовали остатки Бэк-Капа, слившиеся с грядою рифов, которая тянулась по направлению к Бермудским островам.

Были подобраны страшно изуродованные трупы, разбросанные руки и ноги, кровавое месиво вместо человеческих тел… От пещеры не осталось и следа. Все было погребено под развалинами.

На северо-западном краю утеса было найдено только одно нетронутое взрывом тело… Хотя человек этот едва дышал, еще оставалась надежда вернуть его к жизни. Он лежал на боку, судорожно сжимая в руке какую-то тетрадь с недописанной строчкой…

Это был французский инженер Симон Харт. Его тут же переправили на борт «Громовержца». Но, несмотря на все усилия, пострадавшего никак не могли привести в чувство.

Однако благодаря дневнику, который он вел вплоть до взрыва пещеры, удалось отчасти восстановить то, что произошло за последние часы существования Бэк-Капа.

Впрочем, Симону Харту суждено было одному пережить эту катастрофу, все остальные обитатели пещеры получили вполне заслуженную ими кару. Как только Симон Харт оказался в состоянии отвечать на вопросы, он рассказал о своих догадках, которые, по-видимому, мало в чем расходились с действительностью.

Потрясенный до глубины души при виде трехцветного флага, осознав, наконец, что он собирается совершить преступление против собственной родины, Тома Рок бросился в пещеру и добежал до склада, где хранилось огромное количество взрывчатого вещества. Затем, прежде чем пираты успели ему помешать, он вызвал чудовищный взрыв, уничтоживший островок Бэк-Кап.

Так погибли Кер Каррадже, его шайка и Тома Рок, унесший в могилу тайну своего изобретения!

1896 г.