Так как уже совершенно стемнело, то все всадники зажгли факелы и осветили поляну фантастическим красноватым светом. Дон Мигель, обведя всех присутствующих взглядом, призывавшим к вниманию, проговорил: — Так как вы нашли бумажник, то мне остается только подтвердить, что ваш брат действительно совершил преступления, в которых вы его обвиняете, но, к счастью, цель его не вполне им достигнута — правда, жена ваша умерла, дон Мариано, но ваша дочь жива; она находится в безопасном месте. Я был так счастлив, что удачно похитил ее из рук палачей, вырвал из ужасной тюрьмы, в которой они зарыли ее живую. Я возвращу вам вашу дочь, дон Мариано, такой же чистой, какой взял из ее могилы.
Дон Мариано после стольких страданий, выпавших на его долю, не вынес этого радостного известия и, всплеснув руками, без чувств упал на траву. Его слуги и несколько мексиканцев бросились помогать ему.
Дон Мигель дал время успокоиться волнению, произведенному падением дона Мариано, потом жестом призвал к вниманию и обратился к осуждаемому:
— Теперь я поговорю с вами, дон Эстебан, — сказал он. — Взбешенный тем, что одна из ваших жертв ускользнула от вас, вы не побоялись преследовать ее до этих мест; зная, что я ее спас, вы подстроили мне засаду, в которой надеялись погубить меня. Настал час свести наши счеты!
Видя, что его брат не может быть более его противником, дон Эстебан снова стал дерзким и хвастливым. При этом восклицании молодого человека он холодно выпрямился и, устремив на него насмешливый взгляд, произнес с иронией:
— Ого! Добродетельный господин, вам бы очень хотелось убить меня, не так ли? Чтобы только я молчал. Уж не думаете ли вы, что я настолько глуп, что поверю прекрасным чувствам, которыми вы так охотно хвастаетесь? Да, вы спасли мою племянницу, это правда, и я поблагодарил бы вас, если бы не знал вас так хорошо.
При этих словах все присутствующие выразили невольное удивление, не укрывшееся от глаз дона Эстебана. Довольный произведенным эффектом, он продолжал выкручиваться из создавшегося опасного положения, приписав всю вину в отравлении матери и в умышленном погребении дочери излишнему старанию угодить ему игуменьи, его родственницы, очень его любившей; при этом он наговорил дону Мигелю разных грубостей.
В конце концов все присутствующие не выдержали такой гнусности и принялись громко выражать удивление и ужас, чем заставили дона Эстебана замолчать; он склонил голову под тяжестью общей хулы.
Тогда поднялся Верный Прицел.
— Кабальерос, — сказал он, — вы слышали обвинение, высказанное против этого человека его братом. В продолжение всей обвинительной речи вы могли заметить его смущение. После этого вы слышали его защиту; мы позволили ему высказаться полностью. Теперь настал час вынести приговор. Приговаривать человека, каким бы негодяем он ни был, очень трудное дело — закон Линча, все вы знаете его так же, как и я, не допускает неопределенных решений: он либо убивает, либо освобождает. Подумайте хорошенько, прежде чем ответить на вопросы, которые я вам предложу, в особенности помните, что от ваших ответов будет зависеть жизнь или смерть этого несчастного… Кабальерос, по вашим разуму и совести, виновен ли этот человек?
Наступило глубочайшее молчание; лица присутствующих стали еще серьезнее, сердца забились сильнее.
Дон Эстебан с нахмуренными бровями, бледным лицом, скрестив на груди руки, но с гордой осанкой, ждал, едва сдерживая волнение.
Верный Прицел подождал несколько минут, после чего снова спросил медленно и торжественно:
— Кабальерос, виновен ли этот человек?
— Да! — в один голос воскликнули все присутствующие. Между тем дон Мариано, благодаря заботам своих слуг,
стал понемногу приходить в себя.
Вольная Пуля наклонился к уху Верного Прицела.
— Прилично ли дону Мариано, — спросил он его тихо, — присутствовать при приговоре его брата?
— Конечно, нет, — живо ответил старый охотник, — тем более, что теперь первый гнев его прошел, и он, вероятно, станет ходатайствовать за него. Но как его удалить?
— Об этом я позабочусь; я провожу его в лагерь мексиканцев.
— Тогда поспешите.
Вольная Пуля, подойдя к Бермудесу, сказал ему несколько слов на ухо, после чего Бермудес с товарищем взяли своего господина под руки и скрылись в чаще.
Дон Эстебан заметил это похищение и понял всю его важность.
— Теперь я пропал! — прошептал он.
Верный Прицел сделал знак, и вокруг как по волшебству воцарилось молчание.
— Какое наказание заслужил виновный? — громко спросил он.
— Смерть! — ответили все присутствующие, словно зловещее эхо.
Тогда, обратившись к приговоренному, охотник торжественно проговорил:
— Дон Эстебан де Реаль дель Монте, явившись в прерии с преступными намерениями, вы подпали под приговор суда по закону Линча. Закон Линча есть закон Божий: око за око, зуб за зуб; он допускает только одно наказание — отплату. Вы приговорили несчастную девушку к погребению заживо и к голодной смерти. Вы также будете погребены заживо и умрете от голода! Но чтобы прекратить ваши мучения, когда вы будете не в силах долее выносить их — видите, мы милосерднее вас, — вы будете зарыты по грудь, а ваша левая рука останется свободной; возле вас положат пистолет, чтобы вы могли раздробить себе череп при чрезмерных страданиях… Я все сказал. Справедлив ли этот приговор? — добавил он, обращаясь к присутствующим.
— Да, — ответили они сдержанно и тихо, — око за око, зуб за зуб!
Дон Эстебан с ужасом выслушал слова охотника. Ужасная казнь, предназначенная ему, поразила его; хотя он ожидал смертной казни, но подобная не приходила ему в голову.
По знаку Верного Прицела два мексиканца принялись рыть яму. При этом зрелище волосы стали дыбом на голове осужденного, холодный пот выступил у него на висках.
Верный Прицел приблизился.
— Сейчас вы будете спущены в яму, — обратился он к нему. — Не хотите ли сделать каких распоряжений?
— Так вы действительно хотите меня так ужасно казнить? — спросил осужденный точно в помешательстве.
— Да, действительно.
— В таком случае вы — хищные звери!
— Мы ваши судьи.
— О! Дайте мне пожить, хотя бы еще один день!
— Вы приговорены.
— Да будьте вы прокляты, демоны в человеческом обличье! Разбойники! По какому праву вы меня убиваете?
— По праву человека, смеющего убить змею! В последний раз спрашиваю вас, желаете вы сделать какие-нибудь распоряжения?
Некоторое время дон Эстебан молчал, потом две тяжелые слезы медленно скатились по его бледным щекам.
— О! — воскликнул он вдруг. — Если бы брат мой был здесь, он спас бы меня!
И потом тихо прибавил:
— О! Дети мои! Любимые мои сыновья, что будет с вами, когда меня не станет?!
— Пора, — заметил охотник.
Дон Эстебан угрюмо взглянул на него.
— У меня два сына, — сказал он, говоря как во сне, — один я у них, один как есть, и я должен умереть! Послушайте, если вы еще не совсем хищный зверь, поклянитесь мне исполнить мою последнюю просьбу!
Охотник почувствовал себя невольно растроганным его скорбью.
— Клянусь вам, — сказал он.
Приговоренный, казалось, старался собраться с мыслями.
— Дайте мне бумагу и карандаш, — сказал он дрожащим голосом.
В руках Верного Прицела все еще был бумажник, поданный ему доном Мариано; он вырвал из него один лист и подал ему вместе с карандашом.
Дон Эстебан горько улыбнулся при виде своего бумажника; взяв поданный ему листок, он торопливо написал несколько строк, сложил бумагу и отдал ее охотнику.
В лице осужденного тотчас же произошла странная перемена: он мгновенно стал спокоен, взгляд его сделался кротким и почти молящим.
— Послушайте, — сказал он, — я полагаюсь на ваше слово; эта записка предназначена для моего брата, я поручаю ему своих детей, из-за них я умираю. Делать нечего! Если они будут счастливы, я могу считать, что достиг своей цели, это все, что мне надо. Брат мой добр, он не покинет несчастных сирот, которых я ему завещаю. Умоляю вас, передайте ему эту записку.
— Она будет в его руках через час, клянусь вам!
— Благодарю. Теперь, — добавил он, гордо подняв голову, — делайте со мной что хотите; я устроил судьбу моих детей, это все, чего я хотел.
Яма была уже готова. Два мексиканца схватили дона Эс-тебана, скрутили его ремнем, оставив свободной одну только левую руку, и, прежде чем он успел сделать какое-нибудь движение, спустили его в яму и засыпали до плеч землей, оставив поверх земли только голову и левую руку. Когда яма была сравнена с землей, один мексиканец подошел к нему и завязал ему рот.
Тогда Верный Прицел положил возле него заряженный пистолет и, сняв шляпу, сказал:
— Дон Эстебан де Реаль дель Монте, люди приговорили вас. Просите у Бога пощады, вам остается надежда только на Него.
Потом охотники и мексиканцы сели на коней, погасили факелы и скрылись в темноте, как легион черных привидений.
Осужденный остался один во мраке.
Вытянув шею, вытаращив глаза, навострив слух, он вглядывался в темноту и слушал.
Чего он ждал? На что надеялся? Он и сам бы не мог ответить на это, но так уж создан человек.
Наконец стих последний шум удалявшихся людей. Дон Эстебан схватил лежавший рядом с ним пистолет и приложил к виску холодное дуло, в последний раз прошептав имена своих детей…