Флетч & Co

Глава 1

– Я тебя вызывал?

– Нет, Френк, я...

– Все равно, я хотел пригласить тебя, – Френк Джефф, главный редактор, сложил конкурирующее издание, «Кроникл газетт», – сказать тебе нечто малоприятное.

– Мне, мелкой козявке?

– Не хотел бы ты махать лопатой восемь часов в день, пять дней в неделю, может, захватывая и субботы?

Флетч уставился на свои теннисные туфли, утопающие в ковре на полу кабинета Френка Джеффа. Сквозь порванный верх левой туфли виднелись три пальца. Из правой высовывался только мизинец.

– Не хотелось бы мне посвятить этому свою жизнь, Френк.

– Не хотелось бы, значит? А чему, собственно, ты намереваешься посвятить свою жизнь?

– Журналистике.

– А что есть журналистика, юный Флетчер?

– Умение заканчивать предложения обращениями? Особенно вопросительные?

– Именно это я только что и сделал, не так ли? – Взгляд Френка за толстыми линзами очков обежал заваленный бумагами стол. – Именно это.

– Френк, я хотел поговорить с вами насчет...

Френк открыл лежащую на столе папку.

– Я покопался в твоем личном деле. – Папка не поражала толщиной. – Для журналистики ты подходишь. Впрочем, тебя возьмут и в землекопы. Вот я и гадаю, чему ты отдашь предпочтение?

– Вы копались в моем личном деле? Френк, вы же наняли меня давным-давно.

– Три месяца тому назад. Ты помнишь, что подвигло меня на этот подвиг? Я – нет.

– Я могу принести много пользы, Френк. Я...

– Возможно, я думал, что газете необходима свежая кровь, этакий юный диссидент, который встряхнет сложившийся жизненный уклад, посмотрит на рутинное под новым углом, заставит остальных оторвать глаза от борозды и оглядеться.

– Как я мог это сделать, Френк, если вы полностью сковали мою инициативу?

– Наоборот, я предоставил тебе оперативный простор.

– А настоящего дела не дали.

– Для начала я определил тебя в отдел редактуры.

– Придумывать заголовки – удел поэтов, Френк.

– И держал тебя там, несмотря на протесты твоих сослуживцев.

– Я случайно пролил лимонад на клавиатуру компьютера.

– На этом твои подвиги не закончились.

– Я же постарался исправить причиненный урон. Купил этому парню пару хирургических перчаток. Чтобы у него не прилипали пальцы.

– Но ты дал заголовок «Губернатор шутит».

– А почему он не может пошутить? Я подумал, что читателя это заинтересует.

– И заголовок прошел в двух выпусках, прежде чем его сняли.

– Наверное, этот заголовок приглянулся и выпускающему номера. Конечно, ничего особенного в нем нет, но и плохого тоже.

– Потом я поручил тебе писать некрологи.

– Вы же знаете, что я хочу писать о спорте, Френк. Потому-то я и зашел к вам сегодня.

– Не самая трудная работенка – писать некрологи. Берешь телефонную трубку, слушаешь, что тебе говорят, сочувственно вздыхаешь, проверяешь некоторые факты.

– С проверкой фактов у меня получается. Френк взял из папки листок бумаги. Его рука дрожала. Он прочитал: «Рут Милхолланд мирно скончалась сегодня, ничего не достигнув за свои пятьдесят шесть лет». Твоя работа?

– Это факт, Френк. Я проверял.

– Флетчер, тебе поручили писать некрологи для того, чтобы потом мы могли их опубликовать.

– Я неоднократно задавал ее сестре один и тот же вопрос: «Сделала она хоть что-нибудь?» Сестра говорила и говорила, а я внимательно слушал. Эта дамочка, Рут Милхолланд, не окончила ни школу, ни колледж, не выходила замуж, не рожала детей, никогда не работала. То есть за пятьдесят шесть лет она абсолютно ничего не добилась. Наконец, я сам начал задавать вопросы ее сестре. Связала она кому-нибудь свитер? Поджарила сковороду картошки? Хотя бы себе? Ее сестра отвечала отрицательно: «Нет, нет, за всю свою жизнь Рути не ударила пальцем о палец». Что же я должен писать? Ее сестра согласилась со мной, что мои слова полностью соответствуют действительности. Я проверял, Френк. Рути даже не обращалась в органы социальной защиты, не получала водительского удостоверения, ни разу не была в парикмахерской.

– Флетчер...

– Разве в некрологах можно писать неправду? Если кто-то получил Нобелевскую премию, в некрологе мы обязательно упоминаем об этом. А если кто-то действительно ничего не добился в жизни, почему мы должны это скрывать? Ничегонеделание – это тоже образ жизни, Френк. И читатели должны знать, что среди нас есть и такие.

– Рути осталась даже без некролога, – Френк взял другой листок. – Тогда мы перевели тебя на свадебные объявления. Всего делов-то: записать несколько слов, которые говорят тебе по телефону. Тут даже не нужно ничего проверять, потому что само событие еще не произошло. Твое первое свадебное объявление гласило:

«Бракосочетание Сары и Роланда Джеймсон, двоюродных брата и сестры, состоится в среду в присутствии только членов семьи».

– Динамично, – прокомментировал Флетч.

– Динамично, – согласился Френк.

– Точно.

– Точно.

– Ничего лишнего.

– Абсолютно ничего лишнего.

– И полностью соответствует действительности.

– Наверное, потребовались немалые усилия, чтобы вызнать истину.

– Да нет. Когда позвонила мать новобрачной, я спросил, почему у жениха и невесты одна и та же фамилия.

– И она ответила без запинки?

– Немного помялась.

– Она сказала, что они двоюродные брат и сестра?

– Она сказала, что их отцы – братья.

– И ни жениха, ни невесту не усыновляли или удочеряли, так?

– Френк, я проверял. За кого вы меня принимаете?

– Я думаю, ты – неопытный журналист.

– Если законы журналистики применимы к спорту, политике и преступности, почему нельзя пользоваться ими в некрологах и свадебных объявлениях? Газеты должны предлагать читателю объективную информацию. Кстати, по воскресеньям мы выделяем столько места под свадебные объявления. Почему бы нам не печатать объявления о разводах?

– Флетчер...

– Новости – всегда новости, Френк.

– Ты думал, что некрологи и свадебные объявления, написанные в жестком, полном конкретики стиле, помогут тебе перебраться в отдел спорта, так?

– Правда, она всегда правда, Френк.

– Придет день, Флетчер, и ты станешь жертвой такого же правдолюбца, – Френк оторвал взгляд от стола и посмотрел на Флетча. – Ты женишься в субботу?

– Да. В следующую субботу.

– Почему?

– У Барбары выходной день.

– Если вы не собираетесь заводить детей, бракосочетание гарантирует лишь одно: адвокаты выдоят тебя досуха.

– Вы не верите в истинную любовь?

– Истинная Любовь бежала в Саратоге в субботу. Резво начала, хорошо держалась на дистанции, а пришла в забеге последней. Полагаю, ты хочешь взять отпуск. По случаю медового месяца.

– Барбара на это рассчитывает. Я зашел к вам и по этому поводу.

– Ты еще не отработал года. Некоторые, кстати, полагают, что ты вообще не работал.

– Френк, сколь часто выпадает в жизни медовый месяц?

– Не спрашивай меня об этом. Где ты так загорел?

– Вчера участвовал в Сардинальском пробеге.

– Твои волосы выглядят так, словно они еще не финишировали.

Флетч улыбнулся.

– Есть интересный материал.

– В твоих волосах?

– В связи с пробегом. Вы что-нибудь знаете о «Дружеских услугах Бена Франклина»?

– Кажется, нет.

– Это компания, специализирующаяся на здоровье и проституции.

– Не понял.

– Вы им звоните, и томный женский голос отвечает: «Дружеские услуги Бена Франклина. Вам нужен друг?» И с такой интонацией, что последняя фраза трактуется однозначно: «Ты хочешь, друг?»

– Вы часто им звоните?

– Коллеги-журналисты как-то разыграли меня. Попросили заказать пиццу по телефону и дали этот номер. Девушка пыталась договориться со мной о встрече, а я все спрашивал, есть ли у них анчоусы и сладкий перец. Скорее всего, она приняла меня за извращенца. Попробуйте как-нибудь позвонить сами.

– Мне нужен друг.

– Поэтому я заглянул к ним. Большая фирма. Тренажеры, массаж, сауна. Прекрасные девушки. Все в великолепной физической форме. Постоянно ее поддерживают, знаете ли.

– Так в чем суть?

– Вчера они участвовали в пробеге. Все. Целый эскадрон девушек по вызовам. Бежали по улицам. В центре города. В обтягивающих теннисках. С надписью на груди: «Вам нужен друг?» И на спине – «Бен Франклин». Кстати, все финишировали.

– И что мы должны об этом написать? Можешь не говорить, постараюсь догадаться сам, – Френк потер лоб. – «ПРОСТИТУТКИ БЕГАЮТ ТР...

– Трусцой.

– «ДЕВУШКИ ПО ВЫЗОВАМ КОНЧАЮТ НА БЕГУ»?

– Подумайте, какие у них ноги, Френк.

– Я уже возбудился.

– Они рекламировали свое дело, Френк.

– Ты тоже финишировал?

– Конечно. Следом за ними. Если репортер изучает какой-то вопрос, ему не след останавливаться на полпути.

– Вот ты и держался позади.

– Вы, однако, не уловили главного.

– Не уловил?

– Эти девушки по вызовам использовали спортивное мероприятие для рекламы своего бизнеса.

– Итак, несколько проституток пробежались вчера по городским улицам. А почему бы и нет? Закон этого не запрещает. Они были в футболках с рекламой их фирмы. К их клиентуре добавилось несколько похотливых старичков, затесавшихся среди зрителей. Никак не возьму в толк, что тут интересного.

– Сегодня вы напечатали их фотографии. В спортивном разделе. На старте и на финише. Спереди и сзади.

Френк побледнел.

– Мы напечатали?

– Вы.

– О господи! – Френк подхватил с пола утренний номер «Ньюс трибюн» и раскрыл на спортивных страницах.

– Это и есть самое интересное.

– Ты хочешь сказать, что мы влипли в историю.

– Отрекламировали фирму, поставляющую девушек по вызовам. Бесплатно. Вам еще не звонил архиепископ? И окружной прокурор не беспокоил? Рекламодатели тоже не жаловались?

– Черт! Кто-то специально подложил нам такую свинью.

– Френк, спортивный раздел вы должны поручить мне.

– Ты только посмотри на подписи под фотоснимками. «Зрители не оставили без внимания красоту и прекрасную физическую форму сотрудниц компании „Дружеские услуги Бена Франклина“, участвовавших вчера в Сардинальском пробеге». «Сотрудницы „Бена Франклина“ финишируют в арьергарде бегунов в том же составе, что ушли со старта»... Я этого не переживу.

– Они никуда не торопились.

– Ты, судя по всему, тоже.

– Вы же учили меня никогда не забегать вперед.

– Подниматься спозаранку и приходить на работу... – Френк уже раскрыл конкурирующее издание «Кроникл газетт».

– В «Газетт» фотоснимков девушек нет, Френк. Ни спереди, ни сзади. Они фотографировали победителей. Там собрались ярые последователи установившихся канонов журналистики. Отметают все изыски.

Френк откинулся на спинку. Он напоминал боксера в перерыве между раундами.

– Почему я должен начинать неделю с разговора с тобой?

– Чтобы влить в свою жизнь свежую кровь. Немножко встряхнуться. Взглянуть на рутинное под новым углом. К примеру, на раздел спорта.

– У тебя есть галстук?

– Конечно.

– Я никогда не видел тебя в галстуке.

– На нем подвешен один конец доски для серфинга.

– Полагаю, ты не шутишь. А на чем подвешен второй?

Флетч посмотрел на свои джинсы.

– На поясе, который мне кто-то подарил.

– Я решил в этот уик-энд, что дам тебе еще один шанс, – Френк взглянул на часы.

– Вы хотите поручить мне спортивный репортаж?

– Нет. Почему-то все хотят, чтобы сотрудник являл собой сплав молодости, энергии и опыта. Такое сочетание встречается крайне редко.

– Полицейская операция? Отлично.

– Я подумал, что мы можем попытаться стесать для тебя кой-какие острые углы.

– Законодательное собрание штата? Мне это по силам. Только дайте аккредитационную карточку.

– Да, тебе не хватает опыта, внешнего лоска. Костюм у тебя имеется, не так ли?

– Суд! Черт, вы хотите, чтобы я вел колонку «Из зала суда»? Я знаю, как работает суд, Френк. Просто удивительно, сколь мало законности в тамошних деяниях. Я...

– Светская хроника.

– Светская?..

– Светская хроника. Ты так быстро определяешься с достижениями покойников, без труда находишь двоюродных братьев и сестер, желающих пожениться. Такая наблюдательность незаменима, когда пишешь о светском обществе.

– Под светским обществом вы подразумеваете высший свет?

– Высший свет, низший свет, ты понимаешь, стиль жизни. Все эти пустячки, которые так близки сердцу среднего класса, составляющего основу наших читателей.

– Френк, я не верю в светское общество.

– Это не беда, Флетч. Общество не верит и в тебя, Флетч.

– У меня не получится.

– Очень даже получится, особенно, если ты причешешься.

– Милые старушки, разбавляющие чай водкой?

– Хайбек. Дональд Эдвин Хайбек.

– Он играет за «Красные крылья»?

– Если б ты читал не только о спорте, то наверняка знал бы о том, что Дональд Эдвин Хайбек – один из лучших юристов нашего города.

– Он ведет интересный процесс?

– Хайбек позвонил мне вчера вечером и сказал, что он и его жена после долгих раздумий решили пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею. Тебе небезразлично искусство, не так ли?

– Пожалуй, покер мне больше по сердцу.

– Он хочет, чтобы материал этот был подан очень тактично. Понимаешь? Никаких экскурсов в его прошлое, никаких подробностей личной жизни.

– Френк, вы не будете возражать, если я сяду?

– Конечно, конечно. Я забыл, что вчера тебе пришлось бежать тихим шагом.

Флетч уселся на ковер.

– Устраивайся поудобнее.

– Благодарю. Ла-ди-да, филантропия.

– Добавь еще пару строчек, и, возможно, получится песня, которая возглавит хит-парад.

– Френк, вы хотите, чтобы я, Ай Эм Флетчер[1], написал учтивую, слащавую, полную слюней статью о некоей семейной паре, решившей пожертвовать музею искусств пять миллионов клочков туалетной бумаги?

– Учтивую, да. Почему нет? Семейная пара хочет сделать благое дело, поделиться с другими своим богатством. И нет нужды вставлять в статью строчку о том, что миссис Хайбек разбавляет чай водкой. Пора тебе учиться учтивости. Между прочим, я не вижу тебя за краем стола.

– Я исчез.

– Нет уж, появляйся вновь. В десять часов ты встретишься с Хайбеком в кабинете издателя. Жаль, что твоя доска для серфинга висит на галстуке и поясе.

– О Боже! Когда подготовка материала для статьи начинается со встречи с главным героем в кабинете издателя, нет никакого смысла идти туда.

– Тебе надо набираться опыта.

– Не стану я писать эту статью.

– Флетч, я уверен, что из тебя получится отличный канавокопатель. Если в руках лопата, совсем не обязательно носить галстук, пояс, расчесывать волосы. Я могу устроить так, что ты покинешь нас к пятнице, так что вы с Люси сможете растянуть ваш медовый месяц на любой срок.

– Тогда придется ужать его до уик-энда. На большее мне не хватит денег. И ее зовут Барбара.

– Извини, перепутал. Воскресенье с Барбарой. Вторник с мозолями на руках.

– Френк, а почему бы этому Хайбеку не написать статью самому? За эту привилегию он выкладывает пять миллионов долларов.

В кабинет всунулся Хэмм Старбак. При виде Флетча, сидящего на полу со скрещенными ногами, брови его взлетели вверх. Потом он перевел взгляд на Френка.

– Веселенькое у нас утро.

– Это точно, – кивнул Френк. – Сначала фотоснимки на спортивных страницах газеты, потом вот Флетч на полу.

– Френк, Дональд Хайбек должен зайти к вам?

– Не ко мне. Его примет Джон. Как только он придет, сразу проводите его в кабинет издателя.

– Он не сможет прийти.

– Почему? Он позвонил?

– Нет. Сидит убитый на нашей автостоянке.

– Что ты хочешь этим сказать?

– В темно-синем кадиллаке. С дыркой от пули в виске.

Флетч вскочил на ноги.

– Моя статья!

– Полагаю, мы должны поставить в известность полицию.

– Сначала отправьте на стоянку фотографов, – распорядился Френк.

– Уже отправили.

– И Биффа Уилсона. Он еще не приехал в редакцию?

– Я связался с ним по рации. Он на автостраде.

– Бифф Уилсон! – вскричал Флетч. – Френк, вы поручили эту статью мне.

– Ничего я тебе не поручал, Флетчер.

– Хайбек, Дональд Хайбек. Разве не я должен был брать у него интервью в десять часов?

– Флетчер, окажи мне одну услугу.

– Все что угодно.

– Сгинь. С этого момента ты переходишь к Энн Макгаррахэн, в отдел светской хроники.

– Может, я найду галстук в машине,

– И я только что принял жизненно важное решение, – Френк говорил, обращаясь к своему столу.

– Какое же? – полюбопытствовал Флетч.

– По понедельникам я больше не прихожу на работу с раннего утра.

Глава 2

– «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Доброе утро.

– Привет, «ха» в кубе.

– «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Чем я могу вам помочь?

– Мистера Чамберса, пожалуйста.

– Извините, сэр. Вас не затруднит повторить фамилию?

– Мне нужен мистер Чамберс. – Глянув на зал городских новостей редакции «Ньюс трибюн», едва ли кто мог подумать, что все до единого журналисты знали о происшествии на автостоянке у здания редакции. Знали они о том, что мистер Хайбек сидит в машине с пулей в виске? Несомненно. В газетной редакции, в отличие от любой другой конторы, процесс перехода слуха в факт проистекает исключительно быстро, естественно, если слух подтверждается. Журналисты интересуется теми сведениями, которые можно использовать в статьях, над которыми они работают. А все остальное или откладывается в долгий ящик, или просто отбрасывается за ненадобностью. – Олстон Чамберс. Такой молоденький. Юрист-интерн или практикант, уж не знаю, как вы таких зовете. Ветеран морской пехоты и джентльмен.

– Да, сэр. Ну, конечно. О. Чамберс.

– Наверное, он бродит по коридорам, не имея собственного стола.

– Одну минуту, сэр. – В трубке раздались далекие гудки. – Извините, что сразу не поняла, о ком идет речь. У мистера Чамберса нет клиентов.

– Чамберс слушает.

– Как мрачно это звучит.

– Никак Флетчер?

– Он самый.

– Я мечтал о том, что ты пригласишь меня на ленч. Мне надо отсюда выбраться.

– Приглашаю. В час дня у «Маноло»?

– Хочешь обсудить свое бракосочетание? Спросить совета, как избежать этой церемонии? Барбара попрежнему настаивает на субботе?

– Нет, нет, да. Сейчас говорить не могу, Олстон. Хочешь услышать последнюю новость?

– Барбара беременна?

– «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Фирма, в которой ты служишь.

– Ты и так все знаешь. Мизерное жалованье и горы дерьма, в которых приходится копаться.

– Дональд Эдвин Хайбек?

– Один из старших партнеров, местный светоч юридической науки.

– Дональд Эдвин Хайбек на работу сегодня не выйдет. Я подумал, что ты можешь вызваться заменить его.

– Что-то я тебя не понимаю. Почему не выйдет? Это что, шутка?

– Его застрелили.

– Слушай, не болтай ерунды.

– Для него это не ерунда.

– Где? Когда?

– На автостоянке «Ньюс трибюн». Несколько минут тому назад. Мне надо идти.

– Интересно, оставил ли он завещание?

– С чего это тебя заинтересовало?

– Адвокаты славятся тем, что не пишут завещания.

– Олстон, я бы хотел, чтобы за ленчем ты рассказал мне о Хайбеке. Все, что знаешь.

– Тебе поручили готовить статью?

– Думаю, да.

– А кто-нибудь еще так думает?

– Буду готовить ее, пока мне не прикажут заняться чем-то другим.

– Флетч, ты же женишься в субботу. Сейчас тебе совсем ни к чему пополнять ряды безработных.

– Жду тебя в час дня у «Маноло».

Глава 3

– Он это сделал сам? – Через плечо Биффа Флетч заглядывал на переднее сиденье кадиллака.

Мужчина лет шестидесяти привалился к подлокотнику. Его левая нога высовывалась из дверцы, почти касаясь земли.

Бифф медленно повернул голову, чтобы посмотреть на Флетча. Взгляд его толковался однозначно: плебеям не след первыми заговаривать с патрициями.

– Или его застрелили?

Не отвечая, Бифф Уилсон выпрямился. Подождал, пока Флетч шагнет в сторону, чтобы дать ему пройти. Несмотря на жару, он был в пиджаке и при галстуке, хотя чуть распустил узел. В ушах у него росли волосы.

Бифф направился к трем полицейским, стоящим у черно-белой патрульной машины. Двое были в форме, третий – в штатском.

– Мы знаем, кто его нашел? – спросил их Бифф.

«Мы знаем?» – спросил себя Флетч.

Самый молодой из троицы полицейских не сводил взгляда с Флетча.

Три автомобиля взяли синий кадиллак в кольцо. Зеленый седан детективов в штатском, черно-белая патрульная машина с открытой передней дверцей, включенным радио и мигающим на крыше красно-синим маячком и служебный автомобиль с надписью «Ньюс трибюн» по бокам и на багажнике. На нем прибыл Бифф Уилсон. В салоне работало радио, на крыше мигал синий маячок.

Полицейский постарше заглянул в записную книжку.

– Сотрудница «Ньюс трибюн» Пилар О'Брайен. Бифф сплюнул на асфальт.

– Никогда о такой не слышал.

– Наверное, чья-то секретарша.

– Она позвонила в полицию?

– Она поставила в известность охранника у ворот.

– И он позвонил копам?

– Нет, – покачал головой полицейский. – Он позвонил в отдел городских новостей.

По лицу Биффа проскользнула улыбка.

– Все хотят подняться на ступеньку выше.

– Ваши фотографы уже все отсняли, – заметил полицейский постарше.

– Они ничего не трогали, – добавил молодой. – Я за этим проследил. Сфотографировали его сбоку и через ветровое стекло. Но не прикасались ни к машине, ни к жертве.

– Пистолет нашли? – спросил Бифф.

– Пока нет. Возможно, завалился под сиденье, – ответил детектив в штатском. – Где же медики? Хочется выпить кофе.

– Дональд Э. Хайбек, – прочитал полицейский постарше еще одну запись в своей книжке. – Кто-нибудь знает, зачем он сюда приехал?

– Да, – кивнул Бифф. – На встречу с Джоном Уинтерсом, издателем. В десять утра. Хайбек и его жена собираются, вернее, собирались, пожертвовать пять миллионов художественному музею. Вот они и намеревались обсудить, как об этом написать.

– Как ты об этом узнал, Бифф? – спросил детектив.

– Как я узнаю обо всем, Гомес? – И Бифф вновь сплюнул.

– Я знаю, что лучше тебя репортера нет. Только вчера вечером я говорил это своей жене.

Бифф пожал плечами.

– В машине есть радиотелефон. Хэмм Старбак сообщил мне, что Дональда Хайбека застрелили на нашей автостоянке. Я спросил, а каким ветром его занесло в «Ньюс трибюн»? Естественный же вопрос, не так ли?

– Потому-то я и задал его тебе. – Гомес снял пиджак и закатал рукава рубашки.

Автостоянку заливали яркие солнечные лучи. Молодой полицейский то и дело поглядывал на Флетча.

– Пять миллионов долларов. – Полицейский постарше вытер лоб рукавом. – Подумать только, отдать пять миллионов долларов!

– Ты на такое не способен? – спросил Бифф.

– В субботу я отдал племяннице и ее новому мужу старый диван, что стоял в кабинете. Так этот поганец даже не приехал за ним. Мне пришлось везти его к ним самому.

– Как мило с твоей стороны.

– Только не пиши об этом в газете.

– А почему бы Биффу не написать об этом? – улыбнулся Гомес.

– Действительно, почему? Щедрость надо поощрять. Я вот в пятницу наградил своего сына синяком под левым глазом.

– А вот и твои конкуренты, Бифф, – Гомес кивнул в сторону ворот.

Там стояли две машины из «Кроникл газетт».

– Уже в воскресенье я понял, как мне его недостает, – продолжил полицейский постарше. – Пришлось смотреть футбол, сидя на стуле. А я потянул спину, ворочая этот чертов диван.

Молодой полицейский дернул Биффа за рукав, указал на Флетча.

– Он с тобой?

Бифф пренебрежительно глянул на Флетча: криминальные репортеры не якшаются с мелкой сошкой.

– Нет.

– Он работает в «Ньюс трибюн»?

– Не знаю, – сказал Бифф громко. – Может, я его и видел. Кто-то же чистит у нас корзинки для мусора.

– Не знал, что в «Ньюс трибюн» есть корзинки для мусора, – вставил Гомес. – Я думал, отсюда его вывозят грузовиками.

У ворот охранник всячески препятствовал прибытию репортера и фотографа «Кроникл газетт» на место преступления.

– Ты еще не попил кофе? – спросил Бифф Гомеса.

– Только две чашки.

– А ведешь себя так, словно не пил ни одной.

– За завтраком приходится пить растворимый.

– Где-то я его видел, – гнул свое молодой полицейский. – Совсем недавно. Может, фотоснимок.

Бифф вновь удостоил Флетча взглядом,

– На страничке юмора.

Обе машины «Кроникл газетт» прорвались на автостоянку. Без мигающих маячков на крыше или потрескивающих раций.

– Только ничего не трогайте, – предупредил их молодой полицейский.

– Заткнись, – ответствовал репортер «Кроникл газетт», заглядывая в салон кадиллака. Фотограф уже снимал, следя за тем, чтобы спина, руки или голова репортера не угодили в кадр.

– Кто он? – спросил репортер.

– Личность еще не установлена, – ответил Бифф.

– Сотрудник «Ньюс трибюн»?

– Возможно, – кивнул Бифф. – У нас полредакции ездят на кадиллаках. Свой я сегодня отдал сыну. Ему надо что-то отвезти в школу.

– Охранник должен знать, кто это, – заметил репортер. – Он, наверное, назвался, когда въезжал на автостоянку.

– Вот и спроси его, – посоветовал Бифф.

– Ты об этом пишешь, Бифф? – спросил репортер.

– Произошло это на его территории, – заметил Гомес.

– Конечно, конечно, – покивал репортер. – Пожалуй, из этого можно кой-чего выжать. «Убийство на автостоянке газеты для семейного чтения». Неплохой, по-моему, заголовок.

– Это Хайбек, – прояснил ситуацию фотограф. – Дональд Хайбек, адвокат. Богач. Живет в Хейтс.

– Да, – репортер вновь глянул на покойника. – А что он тут делает?

– Естественный вопрос, – пробормотал Бифф.

– Однако личность убитого еще не установлена, – вставил Гомес.

– Давно ты работаешь на «Ньюс трибюн», Гомес? – спросил репортер.

– Ничего нельзя сказать наверняка до прибытия экспертов, – твердо заявил Гомес.

– Как будто ты не эксперт. – Репортер прошел к своей машине и заговорил по радиотелефону.

– А вот и они. – Гомес взглянул на ворота, к которым подъехал микроавтобус. – Не выпить ли нам кофе, Бифф?

Бифф с сомнением посмотрел на здание редакции.

– Кофе тут неважнецкий.

– Я попрошу Марию сварить нам что-нибудь особенное.

– О, да. Я и забыл, что жена твоего брата работает в нашем кафетерии.

– Так я тебе и поверил. Ты сам устроил ее туда.

Флетч попятился от кадиллака, чтобы не мешать экспертам.

– Ты здесь работаешь? – спросил его молодой полицейский.

– Нет, – покачал головой Флетч. – Я посыльный. Привез мистеру Уилсону его верхнюю челюсть.

Молодой полицейский подался вперед.

– Верхнюю челюсть?

– Вчера вечером чем-то испачкал ее. В лаборатории эту гадость отдирали от зубов почти час.

– Однако.

Полицейский постарше смотрел сквозь ветровое стекло на Дональда Эдвина Хайбека.

– Готов поспорить на мой старый диван, что мне он дороже, чем этому парию пять миллионов долларов.

Глава 4

– Информационная служба «Ньюс трибюн». Пожалуйста, назовите ваш регистрационный номер и фамилию.

– Семнадцать девяносто дробь девять, – сказал Флетч в радиотелефон. Он мчался в Хейтс. – Флетчер.

– Вы мне раньше не звонили.

– Редко покидал здание редакции.

– У меня для вас несколько сообщений.

– Мне нужен адрес мистера и миссис Дональда Эдвина Хайбека. Они живут в Хейтс.

– Двенадцать триста тридцать девять, Полмайр-драйв.

– Где это?

– Узенькая улочка в северо-западу от бульвара Вашингтона. Таких улочек там много. Вам лучше всего остановиться на пересечении бульвара с Двадцать третьей улицей и спросить, куда ехать. Все равно вам поворачивать на Двадцать третью.

– Спасибо.

– Теперь насчет сообщений. Звонила Барбара Ролтон. Хочет, чтобы вы пригласили ее на ленч. Ей нужно кое-что с вами обсудить.

– Наверное, придется решать, сколько у нас будет детей.

– Поверьте моему опыту, сначала покушайте, а уж потом переходите к этому сложному вопросу.

– Благодарю за ценный совет.

– Вы и представить себе не можете, как много денег уходит на кормление ребенка в первые два месяца его жизни.

– По-моему, сущие гроши. Что он может съесть. Немного орехового масла да пару стаканов апельсинового сока.

– Ха.

– Не понял.

– Ха.

– Сколько стоит ореховое масло?

Наклейка на заднем бампере идущей впереди машины гласила: «НАГЛОСТЬ ОТКРЫВАЕТ ВСЕ ДВЕРИ».

– Еще одно послание вам, Флетчер. От Энн Макгаррахэн, редактора светской хроники. Она просит, чтобы вы прибыли к ней, как только дадите о себе знать. Ваше прежнее задание отменено.

– Неужели?

– Так что вам и не нужен этот адрес в Хейтс.

– Еще один вопрос. Кто такая Пилар О'Брайен?

– А почему вас это интересует?

– Разве это ответ?

– И все-таки, почему вас это интересует?

– Случайно услышал о ней. Она работает в «Ньюс трибюн»?

Ответ последовал после короткой паузы.

– Вы с ней говорите.

– Правда? Так это вы обнаружили Хайбека этим утром?

– Кого?

– Убитого на автостоянке.

– Это его фамилия? Я подумала, что вы спросили адрес...

– Забудьте об этом, ладно?

– Как я могу? Если репортер, о котором я слышу впервые, спрашивает адрес...

– Пожалуйста, забудьте об этом. Я у вас ничего не спрашивал.

– Миссис Энн Макгаррахэн...

– Я ей позвоню. Расскажите мне, что вы увидели на автостоянке.

– Мне не разрешено говорить с репортерами до того, как меня допросит полиция. А потом я смогу сказать лишь то, что говорила им.

– Вы, я вижу, знаете наши правила.

– Так распорядился мистер Старбак.

– Когда вы подошли к машине, дверца была открыта или закрыта?

– Ответить я не могу.

– Это важно.

– Возможно, поэтому я и не могу ответить.

– Вы видели пистолет?

– Как ваша фамилия... Флетчер. Могу я сказать миссис Макгаррахэн, что вы возвращаетесь в редакцию?

– Конечно. Так ей и скажите.

– Не могли бы вы подсказать мне, как проехать на Полмайр-драйв?

Взгляд мужчины, стоявшего за прилавком винного магазина на углу бульвара Вашингтона и Двадцать третьей улицы, переместился с Флетча на «датсан 300 ZX», оставленный им у тротуара с работающим двигателем, затем вновь вернулся к хозяину автомобиля. Глушитель датсана прогорел, а потому двигатель громко урчал и на холостых оборотах.

– Я ищу дом двенадцать триста тридцать девять по Полмайр-драйв, если таковая существует.

Глядя Флетчу в глаза, мужчина за прилавком начал насвистывать мелодию «Марша полковника Боуджи».

– Мне поворачивать на Двадцать третью улицу?

Мужчина вытащил из-под прилавка пистолет сорок пятого калибра. Наставил его на Флетча.

– О Господи! – воскликнул Флетч. – На меня наехал винный магазин.

Тут мускулистые черные руки обхватили Флетча сзади, прижав его собственные руки к бокам.

– Послушайте, я же только спросил, как проехать на нужную мне улицу.

Перед собой он по-прежнему видел дуло пистолета.

– Роза! – крикнул мужчина с пистолетом в руке. – Вызови копов!

– Я починю глушитель! – По-своему истолковал столь странное поведение сотрудников магазина Флетч. – Обещаю!

– Скажи, что нас пытаются ограбить! – добавил мужчина за прилавком.

– Я же только спросил, куда мне ехать, – повторил Флетч.

– Оружия у него нет, – пробасил голос за его спиной.

Мужчина за прилавком посмотрел на руки Флетча, затем на карманы его джинсов.

– Позвольте заметить, что, стреляя из пистолета такого большого калибра, вы прострелите не только меня, но и того парня, что стоит позади.

Дуло пистолета дрогнуло. Железная хватка черных рук ослабла.

– И страховку ему не заплатят! – крикнул Флетч и подался спиной назад, толкая держащего его парня.

Попятились они максимум на метр, потому что потом напоролись на высокую стойку с бутылками. Бутылки, естественно, посыпались вниз, разбиваясь об пол, тут же запахло бурбоном.

Черные руки исчезли с груди Флетча.

– Я порезался! – завопил негр.

Сидя на его коленях, Флетч, не поворачиваясь, врезал ему сначала одним локтем, потом другим. Негр охнул, а Флетч спиной толкнул его я грудь.

Бутылки все еще падали со стойки. Одна больно ударила Флетча в левое колено. На полу образовалась лужа бурбона.

Мужчина с пистолетом уже вышел из-за прилавка, стараясь встать так, чтобы пуля, пронзив Флетча, не попала в негра.

Флетч покатился по усеянному осколками и залитому бурбоном. полу к двери.

Вскакивая на ноги, толкнул дверь.

Она уже открылась, когда прогремел выстрел. Стекло разлетелось вдребезги.

Усаживаясь за руль, Флетч крикнул: «Если не знаете, как проехать на Полмайр-драйв, так бы и сказали!»

И свернул с бульвара Вашингтона на Двадцать третью улицу.

А на бульваре уже выли сирены патрульных машин.

Глава 5

– Миссис Хайбек?

Седовласая дама в платье в цветочках и зеленых теннисных туфлях сидела на металлическом стуле с прямой спинкой у бассейна. У ее ног лежала красная сумочка.

– Да. Я миссис Хайбек.

Она посмотрела на Флетча, и ее нос чуть дернулся, как у кролика.

– Ай Эм Флетчер. Из «Ньюс трибюн». Я должен был встретиться с вашим мужем в десять часов.

– Его здесь нет.

Нажав на кнопку звонка у калитки, Флетч еще раз оглядел дом и участок. 12339, Полмайр-драйв. Уютный кирпичный особняк, утопающий в рододендронах, но уж никак не жилище тех, кто мог, не моргнув глазом, отвалить пять миллионов на благотворительность.

И никто не поспешил к калитке, чтобы впустить его.

Блуждая между рододендронов, Флетч нашел седовласую даму, сидящую у бассейна.

– Никто не знает, где он, – продолжала миссис Хайбек. – Дональд блуждает по миру. Это единственное, что можно сказать о нем с полной определенностью. Дональд блуждает. – Она протянула руку и схватила пальцами что-то невидимое. – Блуждает.

– Могу я поговорить с вами?

Она вновь дернула носиком.

– Молодой человек, вы очень-очень пьяны.

– Нет, мадам. Разве я похож на пьяного?

– От вас разит спиртным.

Флетч наклонил голову к плечу, понюхал тенниску.

– Это мой новый дезодорант. Вам нравится?

– Это одорант.

– Он называется «Бух»!

– Он называется бурбон. От вас разит бурбоном.

Флетч вновь понюхал тенниску.

– Ужасно, не правда ли?

– Запах бурбона. я отличаю сразу. Ваш бурбон. – из дешевых.

– Позаимствовал его на распродаже, знаете ли.

– Слышала я о вас, журналистах. – В серых глазах миссис Хайбек стояла грусть. – Дональд однажды рассказал мне о знакомом журналисте, который наполнял бурбоном. постельную грелку. Своим коллегам он говорил, что нашел способ облагородить пьянство. Лежа в постели, потягивал бурбон через клапан грелки. К сожалению, через три месяца он уже не мог добраться до кровати и спал на полу. – Миссис Хайбек сложила руки на коленях. – До двухспальной кровати.

Флетч глубоко вздохнул. Он чувствовал, что вульгарный смех оскорбит миссис Хайбек.

Посмотрел на бассейн. На другой стороне мужчина в сомбреро поливал цветочную клумбу.

– Дело в том, что произошло это случайно.

– Люди всегда находят предлог для того, чтобы напиться. Хорошие новости, плохие новости, никаких новостей.

– Нет, действительно случайно. Я зашел в винный магазин на пересечении бульвара Вашингтона и Двадцать третьей улицы, и как раз в тот момент упала стойка с бутылками бурбона. Меня и одного из работников магазина окатило бурбоном. с головы до ног.

Ее грустный взгляд задержался на лице Флетча.

– Я не пил. Честное слово. Позвольте мне присесть?

– Хорошо, – с неохотой согласилась она. Флетч сел на второй металлический стул. Миссис Хайбек сидела в тени большого зонтика, Флетчу досталось место под солнцем.

– Так вернемся к пяти миллионам, миссис Хайбек...

– Пяти миллионам, – повторила она.

– ...Которые вы и ваш муж решили подарить музею искусств.

– Да-а-а? Расскажите мне об этом.

– О чем?

– Об этом.

Флетч смутился.

– Я надеялся, что рассказывать будете вы.

Миссис Хайбек выпрямилась.

– Да, мой муж и я решили пожертвовать пять миллионов музею искусств.

– Мне это уже известно. Ваш муж адвокат?

– Мой муж блуждает. Далеко-далеко. И всегда блуждал, знаете ли. Это все, что можно о нем сказать.

– Понятно. – Поневоле Флетч задумался, а сколько водки выпила миссис Хайбек с утренним кофе. – Он – старший партнер в юридической фирме «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– Я говорила ему не делать этого, – миссис Хайбек нахмурилась. – Три фамилии, начинающиеся с буквы «х». Более того, со слога «ха». – Все еще хмурясь, она посмотрела на Флетча. – Вы со мной согласны?

– Конечно. Звучит неестественно.

– Создает дисгармонию. Ощущение, что партнеры никогда не могут прийти к единому выводу. В чем-то сойтись.

– Да, – не стал спорить Флетч.

– Не говоря уж о том, что, произнося «Хайбек, Харрисон и Хаулер», люди слышат, возможно и подсознательно, «Ха, ха, ха». В действительности же они говорят «Хай, ха, хау». Что еще хуже.

– Гораздо хуже, – Флетч вытер со лба пот.

– Я хотела, чтобы он взял четвертого партнера, – продолжила миссис Хайбек. – По фамилии Бурк.

– Ясно. И что, мистер Бурк не захотел присоединиться к фирме?

Миссис Хайбек ответила пренебрежительным взглядом.

– Дональд сказал, что у него нет знакомых с такой фамилией.

– Понятно.

– По крайней мере, среди адвокатов. Не нашлось ни одного адвоката с фамилией Бурк.

– А среди ваших знакомых нет адвоката с фамилией Бурк? – полюбопытствовал Флетч.

– Нет, – без запинки ответила миссис Хайбек. Под жаркими солнечными лучами пропитанная бурбоном. одежда Флетча быстро высыхала. От паров бурбона. голова у него шла кругом. Будто он сам приложился к грелке с бурбоном.

– Ваш муж консультировал корпорации?

– Нет. С корпорациями он не работал. Все время спорил в суде.

Глаза ее по-прежнему переполняла грусть.

– Я знаю, что он считался одним из лучших криминальных адвокатов.

– Это точно, – согласилась миссис Хайбек.

Флетч шумно выдохнул.

– Миссис Хайбек, у вас или вашего мужа были иные источники доходов, помимо гонораров за судебные процессы и доли прибыли, причитающейся вашему мужу, как старшему партнеру фирмы «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– «Хай, ха, хау».

– То есть, было ли у вас личное состояние или вы получили наследство...

– Мой муж всегда носит черные туфли, – прервала его миссис Хайбек. – В Хейтс черные туфли встретишь не часто. Он не любил кричащих нарядов, в каких щеголяют многие криминальные адвокаты.

Флетч почел за благо промолчать, ожидая продолжения.

– Вам представляется, что мужчина, отдающий предпочтение черным туфлям, не склонен к блужданиям, не так ли?

Вновь Флетч выдержал паузу, прежде чем заговорить.

– Не то, чтобы я пытаюсь вторгнуться в вашу личную жизнь, миссис Хайбек...

– Нет у меня никакой личной жизни. – Она уставилась на свои зеленые теннисные туфли.

– Просто я стараюсь осознать, что означает для вас и вашего мужа решение пожертвовать пять миллионов долларов музею искусств? Наверное, это практически все, что он заработал за свою жизнь.

– Молодой человек, меня от вас тошнит.

– Простите.

– От вас дурно пахнет. Вы вроде бы трезвы, но от вас несет бурбоном. От этого запаха кружится голова, я боюсь, что меня сейчас вывернет наизнанку.

– Извините. Но у меня точно такие же ощущения.

– И что же мы будем с этим делать?

Флетч оглянулся на дом.

– Может, мне принять душ.

– Если вас, как вы говорите, облили бурбоном., вам нет смысла принимать душ, а затем надевать пропитанную бурбоном. одежду. Этот мерзкий запах никуда не исчезнет.

– Логично, – кивнул Флетч. – Очень логично.

– Почему бы вам не прыгнуть в бассейн? Благо, он под боком.

– Это я могу. – Флетч начал выгружать содержимое карманов. – В одежде.

– Зачем вам прыгать в бассейн в одежде?

– Чтобы вымыть из нее запах бурбона.

– Но ваша одежда намокнет. Неужели вы хотите целый день ходить в мокром?

– Сегодня жарко.

– Жаркость не имеет никакого отношения к мокрости.

– Жаркость?

– Так, бывало, говорила моя дочь. Когда была маленькая. Жаркость. Неудивительно, что она вышла замуж за поэта. Как же его зовут...

– Я не знаю.

– Том Фарлайф.

– Ясно. Я как раз собирался задать несколько вопросов о ваших детях.

– У них все в полном порядке, благодарю. Очевидно, вам надо раздеться перед тем, как прыгнуть в бассейн.

– Тогда я буду без одежды.

– А мне-то что? Я – мать и бабушка. Мне без разницы. Это частный бассейн. – Она глянула на садовника. – Это Педро. Он тоже возражать не будет. Если вид голого мужчины ему неприятен, не следовало ему идти в садовники.

– Вы абсолютно правы.

Миссис Хайбек встала.

– Раздевайтесь. Я отвернусь, чтобы вы могли сказать своей подружке, что голым вас видела только мать, когда меняла вам подгузники. На прошлой неделе, не так ли?

Флетч уже развязывал шнурки.

– Одежду оставьте на стуле. После того, как прыгнете в бассейн, скажите «хоп». Я возьму ее, постираю в машине, а затем высушу в сушилке.

– Как вы любезны, – Флетч поднялся, стянул через голову тенниску.

– Хоп! – громко крикнула миссис Хайбек и помахала рукой садовнику.

Тот поднял голову и посмотрел на нее из-под сомбреро. Ничего не сказал, не взмахнул рукой.

Флетч снял джинсы и трусы, прыгнул в бассейн.

Наслаждаясь прохладой воды, смывая с себя запах бурбона., доплыл под водой до противоположного бортика, повернул назад. Вынырнул, вскинул голову, крикнул «хоп».

Миссис Хайбек уже несла к дому его одежду. И свою красную сумку.

Глава 6

– Эй!

Кричали вроде бы издалека, но Флетч, все еще плавающий в бассейне, безошибочно определил, что обращались к нему. А потому несколькими энергичными гребками добрался до торца бассейна, ухватился рукой за бортик, поднял голову.

На бортике стоял Бифф Уилсон, по-прежнему в пиджаке и при галстуке.

– Хоп! – приветствовал его Флетч.

– Боже, это ты, – ответил Уилсон.

– Нет, – покачал головой Флетч. – Я – Флетчер. В двух метрах позади Биффа держался лейтенант Гомес.

– Ты кто? Флетчер?

– Да, сэр.

– Ты был на автостоянке «Ньюс трибюн»?

– Да, сэр.

– Как ты так быстро оказался здесь?

– Не останавливался по пути, чтобы выпить кофе.

– Ты надоумил молодого полицейского спросить, вставные ли у меня зубы?

– Вставные что?

Бифф засунул большой палец правой руки под передние верхние зубы, чтобы продемонстрировать, какие они у него крепкие.

– Встафные зупы!

– Да что вы, Бифф. Всем же ясно, что они у вас свои.

Бифф искоса глянул на Гомеса, затем вновь повернулся к Флетчу.

– Работаешь ты в «Ньюс трибюн» или нет?

– Работаю. Сэр.

– И чем ты занимаешься?

– Меня только что перевели в отдел светской хроники.

– Светской хроники. – По тону Биффа чувствовалось, что он ни в грош не ставит тех, кто пишет о светском обществе. – А что ты делаешь здесь?

– Здесь?

– Здесь. В доме Дональда Эдвина Хайбека.

– Плаваю, сэр.

Тут Бифф взорвался.

– Он плавает с голым задом!

– Мне поручили в десять утра взять интервью у Дональда Хайбека в связи с тем, что он и его жена решили пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.

– Но ты же знал, что Дональд Хайбек мертв! Я видел тебя на автостоянке!

Флетч пожал плечами.

– При подготовке статьи часто приходится преодолевать неожиданные препятствия.

Бифф побагровел.

– Он плавает с голым задом в бассейне убитого!

Своим деянием Флетч, похоже, оскорбил его до глубины души.

Лейтенант Гомес приблизился к краю бассейна.

– А что ты делал после приезда сюда?

– Брал интервью, вернее, пытался взять интервью, у миссис Хайбек.

У обоих мужчин округлились глаза.

– Ты видел миссис Хайбек? – спросил Гомес.

– Да.

– Расскажи нам о миссис Хайбек, – вмешался Бифф. – Как она выглядит?

– Лет шестидесяти. Седые волосы. Зеленые теннисные туфли. Странная дама.

Бифф и Гомес переглянулись.

– Сынок, – Бифф тяжело вздохнул, – почему ты плаваешь с голой задницей в бассейне Хайбека через два часа после его убийства?

– От меня плохо пахло, моя одежда...

– Что? – переспросил Гомес.

– Видите ли, по пути сюда на меня наехал винный магазин. Я буквально выкупался в бурбоне, так что от меня действительно разило...

Бифф наступил на руку Флетча, которой тот держался за бортик.

Флетч вырвал руку и, естественно, ушел под воду.

Когда он вынырнул, Бифф и Гомес по-прежнему стояли у самой кромки воды.

Флетч схватился за поручень лесенки, до которого Бифф не мог достать ногой.

– А в чем, собственно, дело?

– Да ни в чем, – ответил Бифф. – Непонятно, чему мы удивляемся. Почему бы репортеру «Ньюс трибюн» не плавать с голым задом в бассейне убитого через два часа после его смерти?

– По-моему, это обычное занятие для репортеров светской хроники.

– Возможно, – ответил Бифф. – Но я не знаком с их привычками.

– А где твоя одежда? – спросил Гомес.

– Ее унесла миссис Хайбек.

– Ее унесла миссис Хайбек, – повторил Бифф и тяжело вздохнул.

– А где она? – спросил Флетч. – Разве не она впустила вас в дом?

– В дом нас впустила кухарка, – пояснил Гомес. – Она только что пришла из магазина.

– Вы не говорили с миссис Хайбек?

– Миссис Хайбек нет дома, – отрезал Гомес.

– Нет дома? А где моя одежда?

– Полагаю, ответ на этот вопрос интересует нас всех, – усмехнулся лейтенант Гомес.

– Она не могла уйти с моей одеждой! – воскликнул Флетч.

– Может, миссис Хайбек подумала, что пяти миллионов долларов музею будет мало, – усмехнулся Бифф. – И решила добавить к ним костюм бродяги последней четверти двадцатого века.

Гомес расхохотался.

– В общем-то я ничего из нее не выудил, – заметил Флетч.

– Не выудил, значит. Зато она выудила у тебя одежду.

– Честно говоря, мне показалось, что у нее не все дома. Странная женщина, можете мне поверить.

– Странная? Она вытряхнула тебя из одежды и смылась с ней, а ты говоришь, что она странная?

– Хватит, Бифф, – насупился Флетч.

Флетч увидел, как садовник поднялся, перешел к другой клумбе, вновь присел.

– Тебе тут делать нечего, и ты это знаешь, – Бифф одарил Флетча суровым взглядом.

– Статью о пожертвовании никто не отменял. Кто должен ее готовить?

– Твоя фамилия Флетчер? – решил удостовериться Бифф.

– Начинается с буквы F.

– Сгинь с моих глаз, Флетчер, и не попадайся мне на пути.

Голый, мокрый, Флетч подошел к садовнику.

– Вы не знаете, где я могу найти полотенце?

Садовник посмотрел на него. Куда более молодой, чем ожидал Флетч.

Медленно садовник выпрямился. Снял рубашку из плотной джинсовой ткани, протянул Флетчу.

– Большое вам спасибо. Вы меня очень выручили. Эти парни сказали мне, что кухарка уже пришла. – Он обернул рубаху вокруг талии, как полотенце. – Я верну ее вам, как только раздобуду какую-нибудь одежду. Отличный вы парень. Отдали ближнему последнюю рубаху.

Садовник опустился на корточки и вновь занялся клумбой.

– А вы не подскажете мне, куда пошла миссис Хайбек?

– La senora no as la senora.

– Что?

– La senora no es la mujer, la esposa.

– Что? Эта дама – не жена? Да вы говорите по-английски лучше, чем я. Что вы хотите этим сказать?

– Вы имели в виду женщину, с которой разговаривали, так? – спросил садовник.

– Так.

– Это не миссис Хайбек.

– Не миссис...

– Миссис Хайбек молода и красива. – Садовник начертил на земле силуэт женской фигуры. – С такой вот фигурой. Блондинка.

– Она сказала, что она – миссис Хайбек.

– Это не так.

– Она – кухарка?

– Кухаркой здесь испанка. Пятидесяти лет. Она живет в двух кварталах от меня.

– Так кто же она?

– Не знаю, – покачал головой садовник. – Никогда ее не видел.

Появление Флетча в кухне Хайбеков вызвало визг служанки, испугавшейся невесть откуда взявшегося незнакомца в набедренной рубашке.

Когда Флетч поднимался по лестнице, из гостиной вышел Бифф Уилсон.

– Я только что говорил с Френком Джеффом. Он назвал тебя придурком, не способным понять, что от него требуется. Тебе ведено немедленно убираться отсюда и прямиком ехать к Энн Макгаррахэн, редактору отдела светской хроники.

– Все понял. Ехать, и прямиком, – ответил Флетч и двинулся дальше.

– Что ты забыл на втором этаже? – крикнул вслед Бифф.

– Я припарковал там свой автомобиль.

Флетч протянул рубашку садовнику.

– Извините, что не возвращаю ее вам выстиранной, высушенной и отглаженной. Именно так я остался без одежды. Ее пообещали выстирать и высушить.

Садовник выпрямился, взял рубашку, надел. Покачал головой, оглядев Флетча.

Флетч пожал плечами.

– Пришлось позаимствовать костюм из гардероба Хайбека. Ему он все равно не потребуется.

– Костюм на низенького толстяка.

– Я взял пояс и галстук. Последний для того и нужен, чтобы отвлекать взгляд от всего остального, не так ли?

– В таком наряде вам только танцевать буги-вуги.

– Премного благодарен за комплимент. Кухарка наорала на меня.

– Я слышал, как она визжала.

– А что бы было, не одолжи вы мне свою рубашку.

– Наверное, дом рухнул бы от ее крика.

– Где вы выучились так хорошо говорить по-английски?

– Эс-ша-би-ха.

– Эс-ша-би-ха?

– Да. – Садовник вновь занялся клумбой. – В средней школе Беверли-Хиллз.

Глава 7

– Бутик Сесилии. Сесилия слушает. Вы все-таки решили купить галифе?

– Я как раз думаю над этим, – сказал Флетч в трубку радиотелефона.

– Они как раз входят в моду, сэр. Еще месяц, и их будет носить вся страна. Я уверена, что жена будет вам очень признательна, если вы купите ей галифе сейчас. Такая предусмотрительность очень ценится женщинами.

– Вы, разумеется, правы, но я еще не женат. – Он остановился на красный сигнал светофора на пересечении Двадцать третьей улицы и бульвара Вашингтона. Посмотрел на винный магазин. Осколки с пола убрали, разбитое стекло входной двери заменили куском фанеры. Магазин, несомненно, подготовился к атаке на очередного посетителя. – Могу я поговорить с Барбарой Ролтон?

Сесилия замялась.

– Продавцам не положено разговаривать по телефону в рабочее время. Я могу передать ей все, что вы скажете.

– Отлично. Передайте ей, что звонил Флетчер. К сожалению, сегодня я не смогу пригласить ее на ленч. И, пожалуйста, скажите, что я обязательно куплю ей галифе, только у «Сакса».

– А вот и я, – представился Флетч.

– А вот и кто? – спросила Энн Макгаррахэн, редактор отдела светской хроники «Ньюс трибюн», высокая, широкоплечая женщина сорока с небольшим лет. Она сидела за столом, слишком маленьким для ее габаритов, в отдельном крошечном кабинете.

– Я думал, что в отделе светской хроники знают всех.

– Всех, кто хоть что-то собой представляет, – Энн улыбнулась. – Так что позвольте повторить, кто вы?

– Ай Эм Флетчер. – Флетч посмотрел на засохший папоротник в горшке на подоконнике. – Никто. Недостойный вашего внимания. Могу я идти?

– Где вы были?

– Переодевался. – Флетч расправил лацканы пиджака Дональда Хайбека. – Френк сказал, что на работу надо ходить в костюме и при галстуке.

Энн уставилась на него поверх очков.

– Это костюм? Это галстук?

– Материал хороший.

– Не стану спорить. Похоже, вы вкладывали деньги в материал, а не в портного.

– Я похудел.

– И выросли. Штанины у вас на полфута короче ног.

– А вы слышали, что в следующем месяце в моду войдут галифе? Как видите, я в курсе современной моды.

– Я вижу. Ваши рукава больше похожи на панталоны. Из них руки торчат по локоть.

– Я готов к освещению событий светской жизни.

– Молодые женщины называют вас Флетч, не так ли?

– Если вообще замечают меня. – Флетч сел на стул с деревянной спинкой.

– Почему они не зовут вас по имени?

– Ирвин?

– А что плохого в Ирвине?

– Звучит, как насмешка.

– У вас есть второе имя, не так ли?

– Морис.

– Я знаю многих милых мужчин, которых зовут Мори.

– Я не вхожу в их число.

– Ладно. Вы – Флетч. Энергичное имя. Звучит, как глагол.

– Скорее, как соединительный союз.

– Хорошо, соединим наши усилия на благо читателей. Френк Джефф не только предупредил меня о вашем пренебрежении подобающей журналисту одеждой. Он также указал, в чем должно заключаться ваше первое задание.

– Я и так это знаю.

– Правда?

– Да. Подготовка статьи о пяти миллионах, пожертвованных Дональдом Хайбеком и его женой художественному музею. Я должен досконально выяснить все подробности. Так?

– Разумеется, нет.

– Я получил его сегодня утром.

– Разве не Дональда Хайбека убили этим утром на автостоянке?

Флетч пожал плечами.

– И что? Статья от этого только выиграет.

– Мы и так нашли вам интересную тему, Флетч. С подачи Френка. Впрочем, он упомянул, что идея принадлежит вам.

– Мне? Идея статьи по отделу светской хроники?

– Мы уже выходим за рамки светской хроники, Флетч. Конечно, мы пишем об обществе. Но стараемся охватить все, что может заинтересовать читателя. Особенно женщин.

– Потому-то я и упомянул о галифе.

– Мы должны писать не о моде, а о стиле жизни. Не только о красоте, но и о здоровье.

– Правильно, для женщины красота – залог здоровья.

– Вы бы изумились, узнав, о чем хотят писать в наши дни молодые журналистки. – Энн Макгаррахэн взяла со стола несколько сцепленных скрепкой листков. – Вот статья, в которой сравниваются достоинства и недостатки искусственных членов. С фотографиями, как я понимаю, предоставленными фирмами-изготовителями. Как вы думаете, Флетч, нужно нам публиковать статью об искусственных членах?

– Э...

– Какой, по-вашему, лучший искусственный член на свете?

– Я вам не скажу.

– Почему?

– Я лицо заинтересованное. Неразрывно с ним связан. У меня субъективное мнение.

– Понятно. – Энн с трудом удалось сдержать улыбку. Она бросила скрепленные листки на стол. – Да, тяжела доля редактора. Наверное, нет нужды говорить, что статья уже не один день лежит на моем столе.

– Об искусственных членах?

– Да.

– Я уверен, что вы найдете, как ею распорядиться.

– Сами видите, круг наших интересов очень широк. Нас заботят не одни старушки, сдабривающие по утрам чай водкой.

– Этот Френк слишком много говорит.

– Так вы еще не догадались, каким будет ваше первое задание? А я так на это рассчитывала.

– Что-нибудь насчет приспособлений для секса? Я понял, вы хотите, чтобы я написал, какие виды приспособлений рекомендуют ведущие гинекологи города.

– Вчера вы участвовали в Сардинальском пробеге.

– О, нет!

– Вы не участвовали?

– Признаюсь, было такое.

– Френк сказал, что вы бежали позади группы женщин и не смогли заставить себя обогнать их.

– О Господи!

– Эти самые женщины получили широкую рекламу на спортивных страницах «Ньюс трибюн», – с этими словами Энн Макгаррахэн раскрыла спортивный раздел утреннего выпуска «Ньюс трибюн» и посмотрела на два больших фотоснимка, на двух соседних страницах, друг напротив друга. На первом, сфотографированные спереди, женщины начинали бег, на втором, со спины, заканчивали. – Очень симпатичные девушки, несомненно, много внимания уделяющие своему здоровью.

– Да уж, никаких лишнего жира или дряблой кожи.

– По какой-то, неведомой мне причине Френк воспринял публикацию этих фотоснимков на спортивных страницах как личное оскорбление. К тому же у меня такое чувство, что аккурат в это самое время он получает в своем кабинете приличную взбучку от некоторых влиятельных, но консервативно ориентированных жителей нашего города.

– Какая трагедия.

– «Дружеские услуги Бена Франклина». Фирма услуг, – Энн вроде бы цитировала написанное в газете. – Флетч, почему эти услуги так расстроили Френка?

– Вы подшучиваете надо мной?

Энн оторвалась от газеты и посмотрела на Флетча.

– Эти услуги как-то связаны с мужчинами?

– Подозреваю, что да.

– Расскажите мне, чем конкретно они занимаются.

Флетч буквально вжался спиной в деревянную спинку.

– Они поставляют девушек одиноким мужчинам, если те скучают дома или им не с кем пойти в ресторан. По-моему, вы и так это знаете.

– Ага! Тут есть о чем писать.

– О чем? Да и кто будет публиковать статью о...

– Как я только что отметила, наш раздел ориентирован на женщин, их интересы, здоровье, заработки...

– Это же семейная газета!

– Я рада, что вы это понимаете. Ваше журналистское расследование должно быть подано очень тактично.

– Вы хотите, чтобы я провел расследование в борделе?

– Кто лучше вас с этим справится?

– Я женюсь, в субботу!

– Вы уже сдали анализ крови?

Флетч глубоко вдохнул, но Энн подняла руку, предлагая ему помолчать, и продолжила:

– Я вижу здесь новый аспект: проститутки, вынужденные поддерживать превосходную физическую форму. Тут прослеживается определенная связь с серией напечатанных нами статей о выращивании экологически чистых овощей. Как функционируют «Дружеские услуги Бена Франклина»? В чем причина их увлечения спортом? Как им удается развлекать мужчин, не употребляя спиртного и не прикасаясь к сигаретам? Если они не наркоманки, то почему остаются проститутками? Сколько денег они зарабатывают? – Энн все еще не опускала руку. – И самое главное, кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина»? Кто получает прибыль?

Флетч выдохнул, но ничего не сказал.

– Я уверена, здесь есть о чем писать, – закончила Энн.

– Лучше всего послать туда одну из ваших журналисток, чтобы она попыталась получить место в «Дружеских услугах Бена Франклина».

– Да, но идея принадлежит вам, Флетч. Френк сам это сказал. Мы не вправе отнимать ее у вас и передавать кому-то другому. Разумеется, мы можем послать и женщину для сбора дополнительной информации.

– У меня же в субботу свадьба.

– Сами видите, как мало у нас времени.

– Энн...

– Кроме того, – Энн сложила газету, – я думаю, Френк полагает, что такая статья, разумеется, правильно поданная, снимет его с крючка, на который он попал из-за этих фотоснимков в разделе спорта. – Она наклонилась вперед. – На страницах светской хроники пишут не только о веяниях моды и сортах печенья. И статья эта вам вполне по плечу, Флетч.

Флетч смотрел на окно.

– Ваш папоротник засох.

– Мне нравится коричневый папоротник, – Энн по-прежнему смотрела на Флетча. – Навевает мысли о вечном.

– О Боже!

– Мне нравится, что вы будете работать в моем отделе, юный Флетчер. По крайней мере, вы не станете жаловаться, что у вас украли сумочку.

– Я волнуюсь совсем не из-за сумочки, – Флетч поднялся.

– Интересно, что вы принесете в клювике...

– Вы просите принести что-то в клювике, загнав меня в угол.

– И еще, Флетчер...

– Да, мадам?

– Остерегайтесь Биффа Уилсона. Не стойте у него на пути. Он раздавит вас, как асфальтовый каток. Злобный, злопамятный тип. Я-то знаю. В свое время он был моим мужем.

– Флетч, с вами хотят поговорить. – Молодая женщина, сидевшая за столиком у двери кабинета Энн Макгаррахэн, звякнула многочисленными браслетами. – Линия триста три. Оригинальный костюмчик. Боитесь, что вас тут изнасилуют?

– Слушаю, – сказал Флетч в трубку.

– Привет, – ответила Барбара. – Я в ярости.

– С чего бы это?

– Зачем ты подкалывал мою хозяйку?

– А что я такого сказал?

– Галифе у Сесилии – больная мозоль. Она закупила слишком большую партию.

– Поэтому она и не подозвала тебя к телефону?

– Таковы наши правила. Телефон служит для деловых переговоров, а не для болтовни сотрудников.

– Но я жених ее лучшей продавщицы.

– А почему мы не можем встретиться во время ленча?

– У нас тут аврал.

– Сегодня понедельник, Флетч. В субботу у нас свадьба. Нам есть что обсудить, знаешь ли.

– Слушай, я уже договорился о ленче с Олстоном. Мы же хотим, чтобы он был у нас шафером, не так ли?

– Это не самое главное. У нас совсем мало времени и масса проблем. Ты должен мне помочь.

– Только этим я и занимаюсь.

– В прямом смысле, помочь. Ты только подумай, что нам предстоит. Синди говорит...

– Барбара! Остынь! Не дави на меня!

– Почему нет?

– Потому что не прошло и двух минут, как одна дама проехалась по мне, словно асфальтовый каток. По сравнению с ней ты – надувной пуфик.

– Так почему бы тебе не жениться на ней?

– Я бы женился, да она решила использовать меня для другого.

Глава 8

– Добрый день, Олстон, – Флетч уселся за столик напротив своего приятеля.

– Добрый день, – кивнул Олстон. – Я пью пиво.

– Наслаждайся.

– А ты хочешь пива? – После кивка Флетча Олстон дал знак официанту. – Два пива, пожалуйста, – затем Олстон смахнул с рукава пиджака невидимую пылинку. – Флетч, увидев тебя на тротуаре, я не мог не обратить внимания на твой костюм...

– На что?

– На твой костюм.

– Меня перевели в отдел светской хроники.

Олстон широко улыбнулся.

– Называется твой костюм «К чертям светское общество»?

– Хорошее название. Гармонирует с засохшим папоротником и мыслями о вечном.

– Вижу, и у тебя было жаркое утро. Тебе наконец-то всыпали за тот заголовок?

– Заголовок?

– НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ СПАСАЕТ ЖИЗНЬ ДОКТОРУ.

– Его никто и не заметил. – Официант принес пиво. – Иногда мне кажется, что в «Ньюс трибюн» никто, кроме меня, не понимает, что есть новости.

– Я повесил этот заголовок на стену.

– Мы должны во всем видеть светлую сторону, Олстон.

– Конечно. У тебя есть Барбара.

– Барбара только что отчистила меня.

– Не может быть.

– С утра мне досталось от Френка Джеффа, главного редактора, Биффа Уилсона, ведущего криминального репортера «Ньюс трибюн», Энн Макгаррахэн, редактора отдела светской хроники, и, наконец, от моей невесты, Барбары Ролтон. А сегодня только понедельник, самое начало недели.

– В таком костюме, уж не знаю, зачем ты его надел, тебя никто не будет воспринимать серьезно.

– И это еще не все. – Флетч снял пиджак, повесил на спинку стула. – На меня наехал винный магазин. Открыл по мне стрельбу.

– Такое случается не только с тобой. Как-то мой дядя очень спешил и...

– И я взял интервью у милой, правда, странноватой старушки, которая выдала себя совсем за другого человека.

– Ты брал интервью у самозванки?

– Выходит, что да.

– Узнал что-нибудь интересное?

– У меня сложилось впечатление, будто она говорила лишь то, что я хотел услышать.

– То есть находила ответы в твоих вопросах? – уточнил Олстон. – С самозванцами иначе и быть не может.

– Она сняла с меня одежду. И убежала вместе с ней.

– Все это произошло в одно утро?

– А у меня были такие удобные теннисные туфли.

– Флетчер, ты уверен, что сможешь выжить, выпорхнув из-под крылышка морской пехоты Соединенных Штатов Америки?

– Первые шаги в жизни всегда даются нелегко, Олстон.

Олстон поднял высокий стакан с пивом.

– За молодых.

– Никто не воспринимает нас всерьез.

– А мы серьезный народ.

– Так оно и есть. Серьезно настроенные серьезные люди.

– Господа, желаете что-нибудь заказать? – полюбопытствовал подошедший официант.

– Да, – кивнул Флетч. – Как обычно.

– Сэр, – ручка официанта застыла над блокнотиком. – То, что обычно для вас, абсолютно незнакомо мне.

– То есть я должен сказать вам, что я буду есть?

– Вы можете сохранить это в тайне, сэр. У меня только убавится работы.

– Я же сидел за этим самым столиком на прошлой неделе.

– Я рад, что вы вновь почтили нас своим присутствием, но не запомнил, что вы соизволили откушать.

– Это «Маноло», не так ли?

Официант глянул на корочки меню.

– Совершенно верно, сэр.

– Сандвич с ореховым маслом, ломтиками банана и майонезом на хлебце из непросеянной ржаной муки.

– Ага, действительно, уникальный заказ. Как я мог такое забыть. А что желаете вы, сэр? – он повернулся к Олстону.

– Сандвич с ливерной колбаской и сельдереем на ржаном хлебце. И un peu кетчупа.

– Спасибо тебе, Господи, еще один уникальный заказ. – И официант поспешил на кухню.

– Даже этот чертов официант не воспринимает нас всерьез, – вздохнул Флетч.

– Никто не воспринимает молодых всерьез. Это привилегия стариков.

– Но мы с тобой не такие уж молодые. Ветераны войны. Ты – юрист, я – репортер.

– Люди по-прежнему относят нас к категории неприметных серых мышек.

– Может, потому, что мы – симпатичные парни?

– В этом костюме ты просто неотразим, Флетч.

– Я знал это, как только натянул его на себя.

– Этим утром меня вызвали в кабинет Хаулера. Старшего партнера. Видишь ли, я должен сидеть на совещаниях, разумеется, не произносить ни слова, не смеяться, не выказывать иных эмоций, не таращиться на кого-либо из присутствующих.

– Такие условия поставили тебе при приеме на работу?

– Именно так. От меня требуется лишь одно – слушать. Притворяться, что меня вроде бы и нет. Я должен изучать методы работы моих более опытных коллег, посредством которых они не только получают баснословные гонорары, но платят жалованье нам, их братьям меньшим, шоферам служебных мерседесов.

– Действительно, такому стоит поучиться.

– Ты прав. Кроме того, присутствие на совещаниях пеонов, вроде меня, необходимо и для того, чтобы они представляли себе объем предстоящей им черновой работы.

– Ты хочешь сказать, что старшие партнеры нисходят лишь до руководящих указаний?

– Представь себе, что у Хайбека, Харрисона и Хаулера появился новый клиент...

– Ха-ха-ха.

– Послушай, я еще не закончил.

– Мне следовало сказать: «Хай, ха, хау»? Или ты подумал, что я смеюсь?

– Как я мог?

Официант принес сандвичи.

– Вот ваша еда.

– Благодарю, – кивнул Флетч.

– Значит, так, – Олстон проверил количество кетчупа, убедился, что его не больше, чем он заказывал, и продолжил: – Этому новому клиенту в ночь с субботы на воскресенье полиция помешала вытащить из дома в Хейтс столовое серебро, музыкальный центр и прочие дорогостоящие игрушки. Причина, заставившая этого господина обратиться к Хайбеку, Харрисону и Хаулеру, заключалась в том, что дом, серебро, музыкальный центр и прочие дорогостоящие игрушки не являлись его собственностью.

– Грабитель.

– Причем один из лучших специалистов в своей области.

– Каким образом он оказался в то утро не в зале суда?

– Прибыл к нам прямиком с судебного заседания, после того как ему хватило ума попросить и, соответственно, получить первую из несомненно многих отсрочек рассмотрения дела по существу.

– Его выпустили под залог...

– Который составил весьма скромную сумму, внесенную им самим. И он привел веский довод, убедивший судью, что оставлять его в суде просто невозможно. Видишь ли, этот господин в тот день намеревался отвести своего пятнадцатилетнего пса к дантисту.

– Дантист заранее назначил ему время?

– Естественно.

– Судья не мог помешать столь милосердному деянию.

– Мало того, теперь суд будет расположен в его пользу.

– Это еще почему?

– Потому что он сказал нам, вернее, мистеру Хаулеру, что в то самое время, когда судья решал, отпустить его под залог или нет, собака в ожидании визита к дантисту так громко выла от боли, что сосед застрелил ее.

Флетч покачал головой.

– Не следовало полиции мешать ему. – Он посолил свой бананово-майонезный сандвич. – Скажи мне, он позвонил дантисту, чтобы предупредить, что не сможет привести пациента?

– Этого он нам не сказал.

– Я удивлен, что мистер Хаулер, старший партнер процветающей юридической фирмы, согласился принять обычного грабителя. Зачем ему такой клиент?

– Эх, Флетч, ты слишком невинен, чтобы знать, как работают юридические фирмы и как вершится закон.

– Мне кажется, кое-что я да знаю.

– Держу пари, ты думаешь, что юридические конторы оказывают адвокатские услуги.

– Разве это не так?

– Это далеко не основное направление их деятельности.

– Не основное?

– Нет. Главное для них – дойка клиента.

– Этому учат на юридическом факультете?

– Нет. Потому-то новички, такие как я, несколько лет работают в юридических фирмах за минимальное жалование. За это время мы должны обучиться методам работы, благодаря которым юридические фирмы и держатся на плаву.

– Так что означает «дойка» клиента?

– Когда клиент стучится в дверь юридической фирмы, да еще такой известной, как «Хайбек, Харрисон и Хаулер», первейшая задача фирмы – выяснить, сколько денег можно с него получить, не за конкретный процесс, а вообще. Таковая оценка требует немалого опыта и отменной интуиции.

– Не понимаю, как соотносятся состояние клиента и затраты на конкретный процесс, из-за которого он и обращается в юридическую фирму.

– Допустим, у нас предельно простой случай. Но старший партнер, который проводит первое собеседование с клиентом, выясняет, что клиент богат. Что бы ты сделал на его месте?

– Отправился бы в суд, вооруженный соответствующими положениями закона.

– Сразу видно, что ты дилетант. Надо начинать доить клиента. Старший партнер, придя к выводу, что клиент богат, решает, какую часть его состояния должна получить фирма в уплату за свои услуги, независимо от сложности дела. Ты даже представить себе не можешь, как талантливый адвокат может запутать самое простое дело различными отсрочками, неправильно поданными петициями, неудачными вопросами и так далее, и так далее. Цель-то одна – растянуть процесс на максимально долгий срок, чтобы получить с клиента все, до последнего пенни. А когда, несмотря на все усилия юридической фирмы, процесс таки завершается, клиент еще и благодарит фирму, обычно не отдавая себе отчета, что стал куда беднее.

– Извините, господин адвокат, но разве это не грабеж?

– В юридической практике это есть не что иное, как создание солидной репутации.

– Господин адвокат, а что происходит, если на первичном собеседовании старший партнер убеждается, что с деньгами у клиента не густо?

– Возможны три варианта. Первый: клиента убеждают, что с его делом вполне справится более дешевая, не такая престижная юридическая фирма. Эта фирма, кстати, выплачивает первой, рекомендовавшей клиенту обратиться к ней, определенный процент с полученного от бедного клиента гонорара.

– Богатые становятся богаче.

– А бедные, как всегда, в дерьме. Второй: если дело может получить определенный общественный резонанс, выставив фирму в наилучшем свете, клиента могут обслужить бесплатно. В этом случае дело решается в суде максимально быстро и эффективно. Задействуются все связи. Заключаются необходимые негласные сделки. Весь процесс занимает минимум времени, затраты стремятся к нулю при полном удовлетворении претензий клиента.

– А престиж фирмы только растет.

– Я знакомлю тебя с внутренней политикой средней юридической фирмы. Вроде «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Теперь ты знаешь, как некоторые адвокаты относятся к закону.

– Ты просто лишил меня невинности.

– Третий вариант – аккурат тот, что использовал Хаулер сегодня утром. О чем я и пытался тебе рассказать.

– Если человек, выбравший для себя карьеру адвоката, – болван, то как изволите называть тех, кто стал старшим партнером в фирмах типа «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– Теперь ты понимаешь, что насилие далеко не всегда является алогичным решением проблемы.

– И это решение открывает для себя все большая часть населения. Ты слышал жалобу: «В суде ничего не добьешься».

– Раз или два, – признал Олстон. – Так вернемся к третьему варианту. Итак, взломщик из зала суда проследовал к мистеру Хаулеру.

– А не означает ли вышесказанное, что взломщик, у которого достаточно денег, чтобы оплатить услуги «Хайбек, Харрисон и Хаулер», совсем и не взломщик?

– Многие взломщики могут позволить себе услуги «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Этот взломщик – не исключение, а, скорее, правило. Очевидно, кто-то должен представлять их в суде.

– У них те же права, что и у остальных граждан.

– И опасная профессия. Адвокат может потребоваться им в любую минуту.

– Особенно после того, как они вламываются в очередной дом.

– Вот и мистер Хаулер, выслушав нового клиента-взломщика, объяснил ему, что многие его коллеги пользуются услугами «Хайбек, Харрисон и Хаулер» на постоянной основе, внося ежегодный задаток. Этакую страховку, знаешь ли. К примеру, продолжил мистер Хаулер, если бы многоуважаемый взломщик внес этот задаток до злополучной ночи, когда полиция помешала ему закончить успешно начатое дело, адвокат фирмы «Хайбек, Харрисон и Хаулер», хотя бы и я, уже ждал бы в участке, куда его доставили после ареста, и ему не пришлось бы самому вносить залог.

– И каков этот задаток?

– Десять тысяч долларов. Немного, если учесть, что от сидящего в тюрьме взломщика пользы нет никому. Ни его семье, ни друзьям, ни экономике страны, ни даже «Хайбек, Харрисон и Хаулер». В тюрьме он не может зарабатывать на жизнь.

– Олстон, будь у парня уже в субботу десять тысяч долларов, полез бы он в чужой дом в ночь на воскресенье?

– Речь не об этом. У него и не будет этих десяти тысяч. Их получит юридическая фирма. А уж потом этот парень будет зарабатывать на жизнь, не опасаясь серьезных неприятностей. Душевное спокойствие, Флетчер, стоит любых денег.

– Это мне известно.

– Так что мистер Хаулер сказал нашему взломщику, что тот может рассчитывать на всемерную поддержку «Хайбек, Харрисон и Хаулер», если через десять дней, к следующему судебному заседанию, принесет десять тысяч долларов. Если нет, он, мистер Хаулер, может порекомендовать несостоявшемуся клиенту более дешевую фирму, естественно, с меньшими возможностями, которая и будет представлять в суде его интересы.

– А где же взломщик, у которого нет за душой и двух центов, добудет за десять дней десять тысяч долларов?

– Догадайся.

– Ты шутишь.

– Я не шучу.

– Ты хочешь сказать, что старший партнер известной юридической фирмы посылает взломщика на очередное дело?

– Понимаешь, мы хотим, чтобы нашими клиентами были только профессионалы.

– Разве мистер Хаулер, как адвокат, не призван стоять на страже закона?

– Призван, разумеется. Добавлю, что он еще и любящий дедушка, души не чающий во внучатах.

– И взломщик согласился?

– Естественно. Что будет с его семьей, если он загремит за решетку? Так что покрепче запирай двери.

– Другими словами, взломщик теперь работает на «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– Если он хочет и дальше заниматься любимым делом, ему необходимо обеспечить и тех, кто гарантирует профессиональную защиту его прав.

– А если его снова арестуют?

– Новая работа, новые гонорары «Хайбек, Харрисон и Хаулер».

– Олстон, меня от всего этого тошнит.

– Я уверен, что сандвич тут ни при чем. Ореховое масло, банан и майонез не могут вызвать несварение желудка. Как-нибудь я и сам закажу такой же.

– Честное слово, я потрясен. Во-первых, твой начальник, этот Хаулер, наверняка уже знал о том, что его партнер застрелен на автостоянке. И это известие, однако, не помешало ему проводить собеседование с клиентом.

– Собеседование заняло лишь четверть часа. После того как клиент проглотил наживку, его перебросили к адвокату пониже рангом. Мы тоже должны отрабатывать жалованье. И шоферам мерседесов надо платить.

– Олстон, ты хочешь купить мерседес?

– Мое честолюбие не простирается так далеко.

Глава 9

Подошел официант.

– Господа будут пить чай, кофе или предпочтут молочный коктейль?

– А какие у вас коктейли? – спросил Флетч.

– Ванильный, шоколадный.

– А клубничного нет? – поинтересовался Олстон. – Я бы выпил клубничный коктейль.

– Клубничного нет, – вздохнул официант.

– Тогда я выпью кофе, – решил Флетч.

– А я пива, – не разделил его выбор Олстон. – И на этот раз положите мне вишенку, ладно?

– Кофе и пиво с вишенкой, – кивнул официант.

– Олстон, я бы хотел знать все, что только возможно, о Дональде Хайбеке. Все, что ты сможешь выудить из архивов своей достопочтенной конторы.

– Видишь ли, я только раз пожал ему руку, в тот самый день, когда меня взяли на работу. Низенького роста, толстый.

– Это я и так знаю. – Флетч поправил пояс.

– Считается одним из лучших криминальных адвокатов страны.

– Важная подробность. Неудивительно, что человек со столь широкими связями в преступном мире умирает на автостоянке, получив пулю в лоб.

– Наоборот, удивительно, – возразил Олстон. – Он-то, похоже, мог не опасаться преступников. По моему разумению, все окрестные злодеи носили его на руках.

– Кофе. Пиво с вишенкой. – Официант поставил чашечку перед Флетчем и высокий стакан, наполненный пивом, с вишенкой на дне перед Олстоном.

Флетч уставился на стакан.

– Он действительно положил в пиво вишенку.

– Я о том и просил.

– И ты собираешься ее съесть?

– Вижу, ты положил глаз на мою вишенку.

– Извини.

– Допустим, это заказное убийство. За голову Хайбека назначили вознаграждение. Но кто согласится убить его, если он успешно защищал всех мало-мальски известных убийц?

– Слушай, работа есть работа.

– Насколько я знаю, профессиональные убийцы не любят иметь дело со знакомыми, пусть и не питают к ним теплых чувств. Они боятся, что полиция выйдет на них, проверяя связи покойного.

– Мог же кто-то обидеться на Хайбека. Решить, что тот защищал его неудачно, вследствие чего ему и накрутили срок. К примеру, я бы поискал бывшего клиента Хайбека, который только что вышел из тюрьмы. А в камере сидел, копя злобу на Хайбека.

– Сомневаюсь, что найдется такой человек.

– Должен найтись. Не мог же Хайбек выигрывать все процессы.

– Так или иначе, победа всегда оставалась за ним. Как-то раз мистер Харрисон, другой наш старший партнер, сказал мне буквально следующее: «Вы можете совершить массовое убийство на глазах многочисленных свидетелей, в том числе полицейских, но мы гарантируем, что в тюрьму вы за это не попадете. Полиция или окружной прокурор допустят какую-нибудь техническую ошибку, то ли при аресте, то ли при представлении доказательств».

– Он так и сказал?

– Так и сказал.

– Какой ужас.

Олстон пожал плечами.

– У среднестатистического полицейского курс юридической подготовки составляет шесть недель. Среднестатистический криминальный адвокат учится больше шести лет, включая стажировку в юридической фирме. А окружные прокуратуры недоукомплектованы и загружены сверх всякой меры.

– Так как же людям удается попасть в тюрьму?

– Они не нанимают «Хайбек, Харрисон и Хаулер».

– Олстон, Хайбек не мог выиграть в суде абсолютно все процессы, в которых участвовал.

– Если не все, то девяносто девять из ста, готов с тобой поспорить. А те клиенты, которые сели-таки за решетку, получили минимальные сроки. Как тебе известно, подсудимый может признать себя виновным, выторговав при этом весьма выгодные условия, – Олстон отпил пива. – Но я посмотрю.

– Хайбек был богат?

– Очень богат. Его не волновало, где взять денег на очередной мерседес.

– Достаточно богат, чтобы пожертвовать музею пять миллионов долларов?

– Разве есть такие богачи?

– Потому-то этим утром я и узнал о его существовании. Он приехал на встречу с издателем «Ньюс трибюн», Джоном Уинтерсом. Хайбек намеревался объявить, что он и его жена жертвуют музею пять миллионов долларов, но хотел, чтобы эта информация была подана тактично, не привлекая излишнего внимания к его личной жизни.

– Разумеется, он не был самым популярным адвокатом в здешних краях, но рекламы никогда не чурался.

– Подозреваю, раньше он никому не жертвовал пять миллионов.

– Огромные деньги. – Олстон жевал вымоченную в пиве вишенку.

– Что происходит, когда кто-то жертвует пять миллионов?

– Его приглашают на ленч. По меньшей мере.

– Нет, серьезно.

– Его зачисляют в филантропы. Представляют добрым, щедрым дядюшкой, радеющим о всех и каждом.

– Таким ты представляешь себе Дональда Хайбека?

– Нет. Как я уже тебе говорил, мы встречались лишь однажды. Но доброты и щедрости я в нем не заметил.

– Он – партнер юридической фирмы, которая уберегает убийц от тюрьмы и посылает взломщиков на новые кражи.

– В этой стране, Флетч, каждый гражданин имеет право на защиту.

– Перестань, Олстон. Не все же юридические фирмы работают так же, как «Хайбек, Харрисон и Хаулер».

– Не все. Но многие.

– Мог ли Хайбек заработать столько денег, будучи всего лишь адвокатом?

– О, да. За всю жизнь. Столько, и еще больше.

– Намного больше?

– Точно не скажу.

– Почему он решил пожертвовать пять миллионов?

– Наверное, не смог найти им иного применения. Когда тебе за шестьдесят...

Флетч скорчил гримасу.

– Думаю, у него были дети, которые уже выросли. Внуки. Дама, выдававшая себя за миссис Хайбек, у которой утром я брал интервью, упоминала детей и внуков. Садовник в доме Хайбеков сказал, что настоящая миссис Хайбек – молодая женщина. Какая-то неувязка.

– Чувство вины. Может, Хайбек пытался таким образом искупить тот вред, что нанесли обществу его действия.

– Если исходить из твоих слов, он только и делал, что отмывал вину других. Профессионально.

– Да, но он старел, начал задумываться о вечном.

– С молодой женой? Непохоже. И дом его не такой, как у тех, кто может пожертвовать пять миллионов долларов. Я хочу сказать, если у тебя есть сто миллионов, оторвать от себя пять – сущий пустяк. Ничего не изменится, ритм жизни не нарушится. Но отдавать пять миллионов, если всего их шесть, при молодой жене, внуках...

– Кто из вас, господа, хотел бы оплатить счет? – прервал рассуждения Флетча официант.

– Он, – Олстон указал на Флетча.

– Нет, – покачал головой Флетч. – Отдайте счет ему.

– Ты же пригласил меня на ленч, – напомнил Олстон.

– Потому что ты попросил меня об этом.

– Может, счет оплатить мне? – вмешался официант. – Все-таки я удостоился чести обслужить вас.

– Дельная мысль, – кивнул Флетч.

– Да уж, тогда нас обслужат на все сто процентов, – поддакнул Олстон. – Официант сделает все, что только в его силах.

– Похоже, раньше такое не приходило вам в голову, – заметил официант.

– А как же чаевые? – задал Флетч риторический вопрос. – Тут возникает нравственная дилемма. Можно самому заплатить за собственную работу, но как давать себе чаевые?

– О-о-о, – официант оглядел стоящие прямо на улице столики. – Как хорошо работать в ресторане, куда ходят взрослые. Ресторане с четырьмя стенами.

Олстон повернулся к Флетчу.

– Я заплачу по счету, если ты ответишь мне на один вопрос.

– Хоть на десять.

Олстон расплатился, проводил официанта взглядом.

– Ты только посмотри, за ленчем мы поговорили о филантропии, убийстве, юрисдикции, но все одно, официант отнесся к нам без малейшего уважения.

– Никто не уважает молодых, – тяжело вздохнул Флетч. – Ни главные редакторы, ни криминальные репортеры, ни редакторы отделов светской хроники, ни работники винных магазинов...

– Ты забыл про невест.

– Ни невесты.

– Добавь к перечисленному и официантов.

– Теперь, раз ты заплатил по счету, позволь задать тебе вопрос.

– Я заплатил, чтобы задать вопрос тебе.

– Ты будешь моим шафером?

– Когда?

– В субботу утром. Как только проснешься.

– Ты купил этот костюм к свадьбе?

– Не нравится?

– Серый цвет тебе не идет.

– Барбара говорила, что на церемонию бракосочетания мы должны прийти голышом.

– В чем мать родила?

Флетч кивнул.

– По ее мнению, этим мы честно признаем, что женитьба есть соединение двух тел, мужского и женского.

– Ты уверен, что хочешь жениться на Барбаре?

– Нет.

– Впрочем, даже голым ты выглядишь лучше, чем в этом костюме.

– Так ты будешь моим шафером?

– Мой вопрос таков: где ты взял этот костюм? Я не хочу даже заходить в магазин, в котором тебе его продали.

– Я думал, ты его узнал.

– С чего мне его узнавать?

– Ты, возможно, уже видел его.

– Пожарные гидранты обычно обходятся без костюмов.

– Прогуливаясь по коридорам «Хайбек, Харрисон и Хаулер».

Глаза Олстона широко раскрылись.

– Хайбек? Это костюм Хайбека?

– Вижу, в тебе проснулось уважение к костюму.

– Ты украл костюм покойного?

– Можно сказать и так.

– Флетч, я тревожусь за тебя.

– Так ты будешь моим шафером?

– Флетч, дружище, тебе и шагу нельзя ступить без адвоката. Особенно, когда речь идет о твоей свадьбе.

Глава 10

– Френк?

Стоящий у писсуара главный редактор подпрыгнул от неожиданности.

– А, это ты. Красивый костюм. Только почему он ссохся на тебе?

– Я еще не пригласил вас на свою свадьбу?

– О, Господи, нет.

– Она назначена на субботу.

– Что за день суббота? – Френк уже мыл руки.

– Конец недели. Между пятницей и воскресеньем.

– Ага. Тот самый день, когда я стараюсь держаться подальше от сотрудников редакции.

От писсуаров Флетч проследовал за Френком к раковинам.

– Я прошу вас изменить ваше решение.

– Какое решение?

– Я и близко не подойду к этому заведению.

– Какому заведению? Тому, где регистрируют новобрачных?

– Френк, – Флетч потряс руками над раковиной, стряхивая с них воду, – я женюсь в субботу. А вы посылаете меня провести расследование в борделе.

– Доскональное расследование, – Френк вытер руки бумажным полотенцем.

– Это что, шутка?

– Пока еще нет. Но думаю, этот случай войдет в анналы истории.

– Хорошо ли отыгрываться на молодых?

– Флетч, тебе необходимо набираться опыта. Или это не так?

– Только не такого. Особенно перед свадьбой.

– Перестань. Ты просил работу, настоящую работу. Вот ты ее и получил.

– Публичный дом в качестве свадебного подарка.

– Я дал тебе шанс. Покажи, на что ты способен.

– Как смешно.

– Мы хотим, чтобы ты максимально серьезно отнесся к этому поручению, парень. Разберись со всем. До мельчайших подробностей. Нам нужен полный отчет. И каждый вывод необходимо подкреплять доказательствами.

– Вы кое о чем забыли.

– О чем я забыл? – Френк бросил взгляд на ширинку.

– Мой расходный счет.

– Мы понимаем, что без расходов не обойтись.

– Да, но я представлю очень детальный расходный счет.

– Для редакции это будет внове.

– Внесу в него все позиции. Напишу, сколько я потратил в «Дружеских услугах» и на что именно.

– Расходный счет ни у кого не вызывает вопросов, если представленный материал стоит затраченных на него денег.

– Френк, я напишу порнографический расходный счет.

Френк открыл дверь в коридор.

– Может, мы опубликуем и его.

– А что скажет издатель?

Выходя из мужского туалета, Френк обернулся.

– Догадайся сам, парень.

Глава 11

– Чтоб мне так жить, – проворковала Красавица в широкополой шляпе, – вы, должно быть, Флетчер.

Стоя в дверях ее маленького кабинета, Флетч нахмурился.

– Почему вы так решили?

– Ваш костюм, дорогой, ваш костюм, – Амелия Шарклифф, ведущая в «Ньюс трибюн» колонку светской хроники, без бюстгальтера, сидела за компьютером. Улыбка ее прежде всего говорила о том, что не далее как десять секунд тому назад обожаемую Амелию пригласили на вечеринку. И действительно, ее постоянно куда-то приглашали. Все хотели видеть ее у себя. Для некоторых светские приемы составляли суть жизни. А каждый или каждая из них мечтал увидеть хотя бы одно или два предложения о своей вечеринке в колонке Амелии. – Я так много слышала о вас, о вашем возбуждающем наряде...

– Возбуждающем? – Флетч посмотрел на костюм Хайбека.

– Уж не хотите ли вы сказать, будто не знаете, что делаете? Это же гениально. Ни один модельер до этого не додумался.

– Гениально?

– Флетчер, дорогой, посмотрите, как вы одеты, – Амелия оглядела Флетча с головы до ног, не выпуская при этом из поля зрения телефонный аппарат. – Этот серый деловой костюм мал вам как минимум на три размера. Вам, разумеется, это известно?

– Да, раз или два мне говорили об этом.

– Брюки до колен, рукава едва прикрывают локти, в талии можно убрать пару ярдов.

– В нем не запаришься, не так ли?

– Это точно. Основополагающий принцип моды, дорогой мой, если вы прислушаетесь к старушке Амелии, хотя это и не обязательно, состоит в том, чтобы носить одежду, вызывающую у других людей желание снять ее с вас.

– И мне это удалось?

– С блеском. Сразу видно, сколь неудобно вам в этом костюме.

– Так оно и есть.

– Достаточно одного взгляда, чтобы возникло неодолимое желание сорвать с вас этот костюм.

– Но сначала надо выключить кондиционер, не правда ли?

– И вы поощряете это желание. Пиджак и рубашка вам узки в груди и плечах. Пуговицы держатся на последнем издыхании. Ваше тело буквально рвется из одежды.

– Значит, я оказался на гребне моды?

– Так оригинально. Как вы называете этот стиль?

Флетч пожал плечами.

– Заимствованный.

– Заимствованный. – Пальчики Амелии забегали по клавиатуре. На дисплее высветилось несколько слов. – Я это использую.

– Вы слышали о галифе?

– Что именно?

– Они вот-вот войдут в моду. Бутик Сесилии готов предложить их всем желающим.

– Галифе, дорогой, давным-давно вышли из моды.

– Однако.

Амелия в какой уж раз глянула на телефон.

– А теперь скажите мне, чем я обязана вашему визиту, не считая, разумеется, стремления познакомить меня с тенденциями молодежной моды?

– Хайбек. Дональд Эдвин. Еще не начал собирать о нем материал, но надеюсь, что вы укажете мне, в каком направлении двигаться.

Амелия потупила взор.

– Вы имеете в виду нечистоплотного криминального адвоката, которого этим утром застрелили на нашей автостоянке?

– Совершенно верно.

– Дорогой, он не имеет ни малейшего отношения к светскому обществу. Такого, как Дональд Эдвин Хайбек, могут застрелить где угодно, что, собственно, и произошло.

– Но он вроде бы намеревался пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.

Амелия Шарклифф заговорила после долгой паузы.

– У меня сложилось впечатление, что этот материал готовит Бифф Уилсон.

– Да, конечно, – кивнул Флетч. – Я лишь исследую социальные аспекты случившегося.

– Социальные аспекты убийства? А разве есть иные?

– Вы же знаете, пять миллионов долларов.

– Он действительно отдал пять миллионов долларов художественному музею?

– Как раз сегодня собирался объявить об этом.

– Что ж, людям свойственна благотворительность.

– Вы говорите, что Хайбек не принимал активного участия в жизни светского общества?

– Разумеется, существование таких, как Хайбек, ни для кого не составляет тайны. Их знают, но, как бы это сказать... предпочитают общаться с ними лишь по телефону, да и то в исключительных случаях. Допустим, если кто-то ночью застрелит чьего-то мужа, приняв его за чьего-то любовника, а потом пожелает оправдаться тем, что стрелял в ночного грабителя, для этого нужно кому-то позвонить, не так ли?

– Полагаю, что да.

– Конечно, таких людей надо знать достаточно хорошо, но регулярно приглашать их на обед? Нет. Их присутствие может вызвать у мужа определенные мысли.

– Да уж.

– Хайбекам этого мира доверять нельзя. В конце концов, нанимая такого Хайбека, мы хотим, чтобы он лгал за нас. Именно для этого, не так ли? Ложью Хайбеки зарабатывают на жизнь. Но разве мы хотим, чтобы Хайбеки лгали нам, за нашими обеденными столами? Или, что более важно, разве мы хотим, чтобы они лгали другим людям о том, что говорилось за нашими обеденными столами?

– С этим вроде бы все ясно, – кивнул Флетч. – А сколь богат был Хайбек? Мог он пожертвовать пять миллионов?

– Понятия не имею. Возможно. Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.

– Можете в этом не сомневаться, – заверил Амелию Флетч.

– Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.

– А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило...

– Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.

– Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.

– Вы разбираетесь в живописи?

– Немного.

– Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.

– Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?

– Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.

– Что он хотел получить взамен?

– Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»

– И тогда светское общество примет его в свои ряды?

– Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.

– Как интересно!

– Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. – Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.

– Понятно, – Флетч попятился к двери. – Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?

– Да, – кивнула Амелия. – Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?

– Что произошло?

– Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.

– Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.

– Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.

– Энн выходила замуж второй раз?

– Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?

– А Бифф Уилсон?

– Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб, который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе...

– Признаюсь, есть.

– Выкладывайте.

– Я женюсь в субботу.

– На ком?

– На Барбаре Ролтон.

– Никогда о ней не слышала.

– Она продает галифе. У Сесилии.

– Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?

– Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.

Глава 12

– Эй, что вы делаете за моим столом?

– Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.

– После вас он, наверное, взбесится, – Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. – «Хайбек», – прочел он вслух название файла. – Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?

– Мы все работаем на одну газету.

– Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы – ради своего, а Бифф Уилсон – ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.

Флетч выключил компьютер.

– Я из любопытства.

– Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.

– У меня нет своего компьютера. – Флетч поднялся, собрал исписанные листки.

– Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.

– Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.

– Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! – закричал он через зал городских новостей другому репортеру. – Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.

– Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.

– Вон!

– Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?

С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники – в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.

И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.

С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.

Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.

– А вы встречались с Томом Фарлайфом? – задал ответный вопрос Мортон.

– Нет.

– Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, – промурлыкал Мортон. – А может, и нет.

– Я только слышал о нем.

– Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? – полюбопытствовал Мортон.

Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.

– Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?

– Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.

– Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.

Мортон улыбнулся.

– Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.

– Пожалуй, что нет.

– Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.

– Вполне возможно. Это так просто.

– Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера.

– Том Фарлайф живет здесь, не так ли?

– Да. Преподает в местном университете. Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.

– Он – зять Дональда Хайбека?

– Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?

– Да.

– Потрясающе.

– Что-что?

– Вы не читали стихи Фарлайфа?

– Не припоминаю.

– Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.

В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.

– Вот вам «Нож. Кровь». Можете подержать его у себя.

На обложке нож глубоко вонзился в человеческое тело. Кровь обагрила кожу и оставила пятно на белой простыне.

– Это книга стихов? – изумился Флетч. – Больше похоже на старомодный детектив.

– Поэзия эта необычная. Без сентиментальности.

– Спасибо за книгу.

– Чтение идет только на пользу, – Мортон улыбнулся. – Расширяет кругозор.

– Полагаю, вы лично никогда не сталкивались с Дональдом Хайбеком? – спросил Флетч, перелистывая книгу.

– К сожалению, сталкивался, – Мортон сложил руки на груди и отвернулся от Флетча. – Сын моей сестры угнал автомобиль и сбил человека. Случилось это достаточно давно. Алкогольное опьянение, кража чужого имущества, убийство, и все это в восемнадцать лет.

– Я искренне вам сочувствую.

– Ужасная история. Обычный мальчик, в меру раздраженный, недовольный жизнью, родителями, в одну ночь полностью потерял контроль над собой, – Мортон говорил, по-прежнему стоя спиной к Флетчу. – Мы наняли Дональда Хайбека. Как я понимаю, к нему обращаются, когда другого выхода не остается.

– За любую цену?

– Да. За любую цену.

– И что произошло с мальчиком?

– Обвинение в алкогольном опьянении сняли сразу же. Хайбек доказал, что полиция допустила нарушения при взятии анализа крови на содержание алкоголя. Обвинение в угоне сменилось использованием автомобиля без разрешения владельца. Подозреваю, Хайбек подкупил хозяина автомобиля, чтобы тот сказал, что знаком с мальчиком и этот угон – недоразумение. А вину за убийство переложили на изготовителей автомобиля. Как оказалось, у этой модели и раньше отмечались какие-то дефекты в конструкции рулевого привода, – Мортон вздохнул. – Мой племянник получил три месяца условно, не проведя за решеткой ни одного дня.

– Странно, что его еще не признали «Лучшим гражданином месяца».

Мортон повернулся к Флетчу.

– Нам до сих пор стыдно. Когда процесс закончился, моя сестра и я ощутили себя преступниками, словно не мой племянник, а мы преступили закон.

– Наняв Хайбека?

– Я думаю, способствовав попранию справедливости. Условный срок не сломал моему племяннику жизнь. Теперь он учительствует в Сан-Диего, женат, у него трое детей. Но, вы понимаете, я не могу думать о нем, не испытывая чувства вины.

– Хайбек оставил вашу сестру без гроша?

– Практически да. Ей пришлось продать новый дом, второй автомобиль, снять все свои сбережения и даже принять мою помощь.

– И что вы подумали сегодня утром, узнав, что Хайбек убит?

– Я думаю об этом весь день. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа... – Мортон тяжело вздохнул. – Я вижу душу Хайбека, спешащую покинуть тело, чтобы защитить в суде того, кто его убил...

– Разумеется, за деньги.

– Да. Ради денег он превращал закон в посмешище. Можно презирать его за это. Можно ненавидеть. Но, когда решалась судьба Билли, мы заплатили деньги с радостью. Эти деньги позволили не ломать ему жизнь, дали второй шанс, которым он, к счастью, воспользовался. Я не знаю, сколько клиентов Хайбека последовали примеру Билли, а сколько осталось на свободе, чтобы снова грабить и убивать.

– Еще раз спасибо за книгу.

– Если увидитесь с Томом Фарлайфом, потом скажете мне, стоит ли брать у него интервью.

– Когда же у тебя закончится рабочий день?

– Никогда, – Флетч сидел за пустующим столом в отделе городских новостей, делая выборку из обширного компьютерного досье Хайбека.

– Что у нас сегодня? – спросила Барбара на другом конце провода. – Свадебные объявления? Некрологи? Или заголовки к статьям, написанным другими?

– Слушай, я изо всех сил пашу на тебя. Пытаюсь убедить Амелию Шарклифф вставить в свою колонку строчку о галифе, которые можно купить в бутике Сесилии.

– Любая помощь сгодится. Мне осточертело их носить.

– Ты носишь галифе в магазине?

– Да. Роскошные галифе. Идея такова: покупательница, заходя в магазин, видит меня в галифе и восклицает; «О, дорогая, они божественны!» – и покупает пару себе или дочери.

– Идея срабатывает?

– Нет. Меня оглядывают с головы до ног, думая, а смогу ли я кого-нибудь обслужить в таком наряде. Увидимся в коттедже?

– Так далеко ехать?

– Он в моем распоряжении лишь на несколько дней. До свадьбы.

– Почему ты не перебралась в мою квартиру после того, как съехала со своей? Все было бы гораздо проще.

– Разве плохо пожить неделю в коттедже на берегу океана?

– А эту ночь мы не можем провести в моей квартире? Тогда мне не придется мотаться туда и обратно.

– Слушай, мне же платят за то, что я приглядываю за коттеджем. Пусть немного, но деньги-то нам нужны, так?

– Так. Просто я хотел бы остаться в городе и кое-что выяснить.

– Я слышала, этим утром кого-то угрохали на вашей автостоянке.

– Это точно.

– Какого-то адвоката.

– Совершенно верно.

– Одного из тех, чьи фамилии постоянно мелькают в газете. Современного Перри Мейсона. Убийства, наркотики.

– Его фамилия Хайбек. Дональд Эдвин Хайбек.

– Вот-вот. Интересная история. То есть я думаю, что интересная. С нетерпением жду утренней статьи Биффа Уилсона.

Флетч промолчал.

– Флетч, ты занялся расследованием убийства Дональда Хайбека?

– Знаешь, так получилось, что мне поручили встретиться с ним, но...

– Тебя уволят.

– Ты, я вижу, в меня не веришь.

– Ты написал слишком мало брачных объявлений, чтобы тебе поручали подготовку такого сенсационного материала.

– Мне и не поручали. Я намереваюсь посидеть в сторонке, понаблюдать, как идет расследование.

– Чтобы ты просто сидел? Да такое невозможно!

– Ну, может, посидеть не получится.

– Кто-нибудь знает, что ты суешь нос в чужие дела?

– Барбара...

– Флетч, в субботу мы женимся. Во-первых, у тебя нет времени для этой работы. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы, вернувшись после медового месяца, ты пошел в редакцию, а не на биржу труда. Я уверена, что за это время Сесилия не успеет распродать галифе.

– Успокойся. Если я найду что-нибудь интересное, заслуживающее внимания, ты думаешь, газета откажется от этих материалов?

– Флетч, редакция не поручала тебе этого расследования. Вот и держись от него подальше. В газете свою делянку оберегают так же ревностно, как и везде.

– Ты права, меня озадачили другой проблемой.

– Какой же?

– Сейчас я не хотел бы говорить об этом.

– Почему?

– Потому что это не такой уж большой шаг от свадебных объявлений и некрологов. Статья о путешествиях. Возможно, она выльется в медицинскую статью.

– Что-то я тебя не понимаю.

– Дело в том, что я еще не занялся этой статьей. Я пишу ее для отдела светской хроники.

– Флетч, мне-то казалось, что отделы светской хроники уже с полвека как ликвидированы в наших газетах.

– Ты понимаешь, что я имею в виду: жизнь наших сограждан, домашний уклад, привычки в одежде, повседневные заботы и тревоги...

– С тревогами ты, конечно, справишься.

– Несомненно. Каждому есть о чем тревожиться. И я пользуюсь своим новым статусом, пытаясь протолкнуть упоминание о галифе Сесилии в колонку Амелии Шарклифф.

– Молодец. Когда ты приедешь в коттедж?

– Как только освобожусь.

– А поконкретнее?

– Мне надо сделать несколько выписок из досье и позвонить в одно место.

– Только в одно?

– Да.

– Этот звонок не имеет отношения к Хайбеку?

– Не волнуйся. С Хайбеком он никак не связан. Касается другой статьи. О заботах и тревогах.

После короткого колебания Флетч нажал клавишу, и принтер начал распечатывать отобранные материалы из досье Хайбека.

Затем снял трубку внутреннего редакционного телефона и трижды повернул диск.

– Кэрридайн, – ответил мужской голос.

– Джек, это Флетч.

– Кто?

– Флетчер. Я работаю в «Ньюс трибюн».

– Вы уверены? – в голосе ведущего автора финансового отдела звучало любопытство. – О, да. Вам мы обязаны заголовку, появившемуся на страницах газеты пару месяцев тому назад? Как же он звучал... Ага, вспомнил. «Уэстерн Кэн Со» сидит на своем богатстве».

– Да, это мой заголовок.

– Ваш, значит? Конечно, мы тоже были молоды, в свое время.

– Не понимаю, почему вы так на него набросились.

– Потому что все мы видели его не один раз. Вы хотите попросить прощения, Флетчер, или у вас есть ценная информация по зарубежному долгу Соединенных Штатов?

– Вы знаете человека, которого убили этим утром?

– Хайбека? Нет. Я его не знаю. Виделся с ним однажды на деловом ленче.

– Кое-кто утверждает, что он был очень богат.

– Как вы отличаете просто богатого от очень богатого?

– Он собирался пожертвовать пять миллионов долларов.

– Позвольте в этом усомниться. Он – работяга. Высокооплачиваемый, но работяга. Едва ли у него были какие-либо доходы, кроме заработка. Что у него за душой? Партнерство в процветающей юридической фирме. Сколько это приносило, год за годом? Плюс гонорары. Возможно, он удачно вкладывал деньги, но, думаю, я бы знал об этом. Наследства он не получал. Если б он женился на состоятельной наследнице, эти сведения не прошли бы мимо нас.

– А как насчет мафии?

– Вы думаете, он был связан с мафией?

– Криминальный адвокат.

– Несомненно, среди его клиентов были и мафиози. Но мафия не обогащает никого, кроме мафии. Несмотря на все, что о ней пишут, главная проблема мафии – отмывание денег. В этом мафия сталкивается с такими трудностями, что я просто не понимаю, зачем им грести деньги лопатой.

– И каким состоянием владел Хайбек этим утром, когда его убили?

– Чисто умозрительно?

– Естественно.

– Работая всю жизнь, уклоняясь в разумных пределах от уплаты налогов, не вкладывая деньги в рискованные предприятия, в лучшем случае он мог иметь на банковском счету пять миллионов долларов.

Флетч собрал в стопку листы с распечатками, сверху положил полученный от Мортона Рикмерза томик стихов Тома Фарлайфа «Нож. Кровь».

Долго не решался снять трубку и набрать номер заведения, в котором, как он когда-то думал, продавали пиццу.

Ему ответил молодой дружелюбный женский голос.

– «Дружеские услуги Бена Франклина». Вам нужен друг?

Отбросив мысли об анчоусах и перчиках, Флетч ответил:

– Возможно.

– Мы оказываем эскорт-услуги. В любое время, двадцать четыре часа в сутки. Как у вас дома, так и у себя. Но прежде всего скажите, кто рекомендовал вам «Бена Франклина».

Флетч шумно глотнул.

– Мой отец.

– У вас есть какие-то проблемы? – после короткой паузы спросила девушка.

– Абсолютно никаких.

– Хороший парень, ваш отец.

– Да, старик у меня молодец.

– Не хочет оставлять вас одного в большом городе, да?

– Он не хочет... чтобы я обзавелся друзьями... от которых потом не смог бы отделаться.

Внезапно его бросило в жар.

– Понятно. Как фамилия вашего отца?

– Он не пользовался вашими услугами. Я хочу сказать, сам.

– А я в этом далеко не уверена. Так как его фамилия?

– Джефф. Арчибальд Джефф. Да хватит о нем. Меня зовут Флетчер Джефф. И приеду к вам я. Надеюсь, что приеду.

– Ладно, Флетчер. А почему бы вам не приехать? Мы проверим, как у вас со здоровьем.

– У меня все в порядке, благодарю.

– Мы в этом не сомневаемся. Но под здоровьем мы подразумеваем все. Таких друзей, как мы, у вас никогда не было. Мы позаботимся о вас. Вы делаете зарядку, не так ли?

– Я? Да.

– Мы проверим у вас упругость кожи, мышечный тонус. Покажем, как достичь сексуальной удовлетворенности через физические упражнения. Повторяю, таких друзей у вас не было.

– Это я уже понял.

– С нами вы пройдете весь путь, от подтягиваний через углубленное дыхание до экстаза.

– Экстаз! Это прекрасно.

– Вы не верите?

– Просто раньше я не слышал, чтобы слово «экстаз» использовалось в предложении.

– Раньше вы не звонили в «Дружеские услуги Бена Франклина».

– Во всяком случае, за чем-либо без сыра.

– Простите?

– Не обращайте внимания.

– Вы хотите приехать прямо сейчас?

– Сейчас не могу. Меня ждут. Может, завтра?

– Почему бы и нет. В какое время?

– В одиннадцать часов.

– Утра?

– Да. Я хочу, чтобы вы проверили мне упругость кожи.

– Флетчер Джефф. Одиннадцать утра. Будем рады вас видеть. А вы, надеюсь, порадуетесь, увидев нас. – И за щелчком последовали гудки отбоя.

Флетч положил трубку.

Несколько раз глубоко вдохнул, выдыхая через нос.

Глава 13

– Потрясающе!

– Эти мухи меня достали.

– К черту мух! Ты только послушай.

Сидя на пляже в купальнике, Барбара почесывала локоть одной рукой, а спину – другой.

– Флетч, как только солнце скатывается к горизонту, эти мухи оккупируют пляж.

– Разве можно сравнить мух с тем, что ты сейчас услышишь, – Флетч привалился спиной к пляжной сумке Барбары и начал декламировать:

Барбара более не почесывалась, хотя над ней попрежнему вились мухи.

– Тошниловка какая-то.

– Написано сильно.

По красному от лучей заходящего солнце телу Барбары пробежала дрожь.

– Мерзопакость.

Флетч провел пальцем по ее бедру.

– Но суть ты уловила.

– Очень уж натуралистично.

– Но не без иронии.

– А что ты мне читал? – Барбара чуть повернула руку Флетча, держащую книгу, чтобы взглянуть на обложку.

– Поэму Тома Фарлайфа «Нож. Кровь».

– Это поэзия? Я-то представляла ее несколько иначе.

– Насколько я понял, услышанное тобой называется Поэзией насилия. Фарлайф – создатель этого направления. Он его и развивает.

– А где ты взял эту книгу? На слете рокеров?

– Возможно, Фарлайф – зять Дональда Хайбека.

– Я бы предпочла в зятья Аттилу, предводителя гуннов.

Флетч перекатился на живот.

– Конечно, у него чувствуется сентиментальность.

– Я бы лучше читала Браунинга.

– Во всяком случае, он сумел охарактеризовать и плоть, и нож.

– Сумел. Но почему, Ирвин, ты привез с собой книгу стихов зятя Хайбека в день убийства самого Хайбека?

Флетч потянулся.

– Любопытная поэма.

– Захватывающая! – В голосе Барбары слышался сарказм. – И вся книга такая?

– Я прочитаю тебе еще одно стихотворение. – Он потянулся к лежащему на песке томику.

– Только не перед ужином, – Барбара поднялась. – Мухи и сатанинские стихи. Ты привез что-нибудь из еды?

– Да. В машине есть сухие крендельки с солью.

– Великолепно. А куда ты заезжал по пути сюда? Ты приехал в одних плавках.

– Я знаю, как подают на стол крендельки,

– Да брось ты. Я купила бараньи ребрышки. Уж, наверное, пользы от них больше, чем от крендельков.

– А я пока поплаваю, – Флетч встал. – Смою песок.

– Ты расскажешь мне о своем новом задании? – Барбара держала пляжную сумку под мышкой, словно футбольный мяч. – Оно никак не связано с людьми, умирающими с пулей в виске?

– Обязательно, – рассеянно ответил Флетч и зашагал к воде.

Глава 14

– Так какое тебе дали задание? – Барбара стояла у плиты в фартуке, надетом поверх купальника. Флетч жевал кренделек.

– Бен Франклин.

Снаружи стемнело. В коттедже Барбара зажгла все лампы.

– Почему-то мне кажется, что Бен Франклин не так уж интересен читателям.

Флетч нашел большой бумажный пакет, в котором Барбара привезла бараньи ребрышки, картофель, фасоль и молоко. Засунул в него костюм Дональда Хайбека, рубашку, галстук, подтяжки, носки и туфли.

– Есть тут бечевка?

– Посмотри вон в том ящике. – Она указала на нижний ящик комода. – Так что нового можно сказать о Бенджамине Франклине?

– Сторонник здорового образа жизни. Очень современный взгляд. – Флетч обвязал пакет бечевкой. – Изобретатель. Дипломат. Большой ценитель женщин, да еще и бизнесмен. Он был хорошим бизнесменом, не так ли?

– Ты любишь ребрышки позажаристей?

– Если ты начинаешь задавать такие вопросы, лучше не подходи к плите.

– Я собираюсь позвонить твоей матери. – С этими словами Барбара села за стол, поставив перед собой и Флетчем полные тарелки.

– Что я натворил на этот раз?

– Надо же пригласить ее на свадьбу. Показать, что нас порадует ее приезд.

– Я ей писал. Не думаю, что она сможет позволить себе эту поездку. Ты знаешь, она бедная писательница. Я хочу сказать, она писательница и она бедна. Если же мы оплатим ей дорогу из Сиэтла и обратно, у нас не останется денег на медовый месяц.

– И все же, ее сын женится.

– Голый? – спросил Флетч. – Ты по-прежнему хочешь, чтобы нас расписывали голышом?

– Нет. – Барбара отправила в рот ложку картофельного пюре. – Я не смогу избавиться от лишних восьми фунтов.

– Ага, – улыбнулся Флетч, – значит, тебе есть, что скрывать.

– Я еще раз хочу спросить о твоем отце.

– Что именно?

– Все.

– Он умер при родах. – Флетч пожал плечами. – Так мне всегда говорила мать.

– Современная американская семья. – Барбара вздохнула и посмотрела на свое отражение в окне.

– Да и зачем это только нужно?

– Что нужно?

– Олстон спросил, уверен ли я, что хочу жениться. После того, как я предложил ему быть шафером на нашей свадьбе.

– Олстон работает в юридической фирме Хайбека, не так ли?

– Да.

– Ему там нравится?

– Не очень.

– И что ты ответил?

– Не помню.

– Адвокаты всегда задают трудные вопросы. Такая у них работа. Тем самым они пытаются доказать собственное превосходство. Создают иллюзию, что они не зря требуют столь высокие гонорары.

– Френк Джефф сказал сегодня, что жениться надо только в одном случае – если хочешь заводить детей.

– Он прав. Почти.

– Мы собираемся заводить детей?

– Конечно. – Барбара опустила глаза, разглядывая деревянные доски пола. – Но сначала мы должны поднакопить денег. Зарабатываем мы немного. Твою профессию не назовешь высокооплачиваемой. А у меня вообще нет профессии. Дети стоят дорого.

– От кого-то я это уже слышал.

– Чем ты сегодня занимался, собирал аргументы против женитьбы?

– Сегодня я повсеместно распространял известие о нашем субботнем бракосочетании, и все спрашивали меня: «Зачем?» – Барбара вскинула глаза на Флетча. – То есть в большинстве своем люди удивлялись нашему намерению.

– Должно быть, это не очень хорошие люди.

– Тут я с тобой согласен.

– И все потому, что у многих других семейных пар не складываются отношения.

– Есть у нас критерии, определяющие, из чего должны складываться семейные отношения?

– Я думаю, наше бракосочетание имеет смысл.

– Я тоже.

– Мы можем поддерживать друг друга.

– Точно. Сегодня я пытался помочь тебе выбраться из сесильиных галифе.

– Строить семью, создавать свой образ жизни.

– Особенно с этими паршивыми заданиями, которые я получаю от редакции.

– Оберегать друг друга, понимать с полуслова. Вместе стариться. Иметь на все одну точку зрения. Делиться общими воспоминаниями.

– Все правильно. А ты знаешь хоть одну такую пару?

– Это не означает, что у нас так не получится.

– Совершенно верно.

– Я считаю, мы должны пожениться.

– Я тоже.

Зазвонил телефон.

– Кто это? – спросила Барбара.

– Я просил Олстона позвонить. Возможно, он кое-что выяснил насчет Дональда Хайбека.

– Хайбек, – Барбара поднялась и понесла свою тарелку к раковине. – Ты сумасшедший.

– Да, – встал и Флетч, подошел к телефону, снял трубку. – Есть немного.

Глава 15

– Неприятно это признавать, старина, но ты, возможно, прав.

– Разумеется, прав. – Флетч уселся в кресло у телефона. – Насчет чего?

– Я старался изо всех сил, чтобы, не попавшись с поличным, раздобыть интересующую тебя информацию. Свои усилия я сконцентрировал на последнем из законченных процессов Хайбека, текущем судебном процессе, в котором он занят, и тут ты, похоже, попал в десятку на установлении личности клиента Хайбека, который только что вышел из тюрьмы, возможно, горя желанием прострелить череп Хайбека.

– Такой клиент только один?

– Сначала последний закончившийся и текущий процессы. Ты, несомненно, познакомился с ними по газетным репортажам.

– Да, проштудировал их сегодня.

– То есть тебе известно, что сейчас Хайбек защищает председателя комитета жилищного строительства законодательного собрания штата, обвиненного в незаконной деятельности. Точнее, в получении взятки.

– Да.

– Конкретное обвинение состоит в том, что он взял пятьдесят три тысячи пятьсот долларов от архитектурной фирмы, получившей контракт на проектирование нового корпуса тюрьмы в Уилтоне.

– Надеюсь, что этот сенатор законодательного собрания поручил им спроектировать для него личную камеру с окнами на юг.

– Сомневаюсь, что он знаком с этим проектом. Все эти маневры выше моего понимания. Я имею в виду политические маневры. Да еще Хайбек порядком замутил воду. Забросал суд различными запросами и петициями. Никак не могу понять, почему судьи мирятся с этим безобразием.

– Хайбек просто старается, чтобы общественность забыла про этот процесс за лавиной более свежих новостей, не правда ли? Пройдет какое-то время, и на сенатора перестанут злиться. Нам же надоедает читать об одном и том же. Всех, в том числе и судей, охватит безразличие. Так?

– Так. И журналистам надо бы хоть раз написать об этой закулисной игре. Отреагировать на затяжку процесса. Потребовать, чтобы суд принял незамедлительное решение.

– Слушаюсь, сэр.

– Наверное, тебе небезынтересны записки Хайбека, касающиеся этого процесса?

– Еще бы.

– Первая гласит: «Обеспечить слушание дела судьей Кэрроллом Свэнком».

– Понятно. Суть в том, что в далеком, туманном прошлом судья Свэнк что-то задолжал сенатору Шоебауму.

– Логично. Причем о должке этом практически никто не знает. Журналисты не смогли так глубоко копнуть.

– Или в сейфе сенатора Шоебаума хранятся материалы, компрометирующие вышеупомянутого судью Свэнка.

– Судьи, конечно, хотели бы казаться поборниками справедливости, но жить они должны, как прагматики.

– При случае я обязательно использую эту фразу.

– Вторая запись, также почерком Хайбека, еще более любопытна. Слушай: «Шоебаум признает, что общая сумма полученных им взяток составляет восемьсот тысяч долларов. Естественно, неуказанных в налоговой декларации. Ориентировочный гонорар по этому процессу – пятьсот тысяч долларов». Обе записи я обнаружил на первых страницах досье. Затем идут материалы самого дела, копии петиции, поданных Хайбеком, ответы суда.

– И он намеревался оттягивать слушания, пока дело не попадет к судье Свэнку?

– А уж там-то он без особых хлопот добился бы нужного приговора.

– Сенатор же в настоящее время отдыхает на Гавайях.

– Да. Бедняга думает, что он выйдет из этой передряги свободным и богатым.

– Наполовину он прав.

– Мне представляется, что Шоебаум не из тех, кто хотел бы проветрить мозги Хайбеку.

– Согласен с тобой.

– Другие клиенты, чьи интересы защищает в суде Хайбек, а их больше двадцати, для нас не представляют ни малейшего интереса. Дела эти ведет мелкая сошка, такие же чернорабочие, как и я. Воровство, непреднамеренные убийства, незаконное получение страховки, десять похищений детей родителями, когда после развода проигравшая сторона выкрадывает собственного ребенка.

– Так много?

– Это процветающий бизнес. Если я надумаю уйти из «Хайбек, Харрисон и Хаулер», то займусь именно этим. Чувствую, что смогу принести там больше пользы.

– Тебе виднее, я не специалист в подобных вопросах.

– Плюс весьма забавное дело молочника.

– Я когда-то знал одного хитроумного молочника.

– Этот не менее хитроумный. Вот что он учудил. Первым делом взял для своей жены норковое манто. Напрокат. В кредит.

– Любящий муж.

– Затем привел закутанную в норковое манто жену в автомобильный салон, торгующий роллс-ройсами и арендовал один из них на месяц. В кредит.

– И ценитель хороших машин.

– Усадил жену в манто в роллс-ройс, поехал в Палм-Бич и снял маленький особняк.

– Красиво жить не запретишь. В том числе и молочникам.

– Имея в своем распоряжении жену в манто, роллс-ройс и особняк, он пошел в местный банк и получил ссуду в полмиллиона долларов. Наличными.

– Однако.

– И бросил свою работу.

– Действительно, чего работать, если на хлеб и так хватает. Да и на молочко остается.

– Он вернул автомобиль и манто, отказался от аренды особняка. И укатил в Небраску.

– На полмиллиона долларов в Небраске можно купить много коров.

– Даже банк особо не суетился, поскольку в первые три года молочник исправно выплачивал проценты из полученных пятисот тысяч долларов.

– Дальше можешь не говорить. Его обвинили в том, что он слишком хорошо усвоил американские традиции.

– Но деньги кончились, и банк решил посчитаться с ушедшим на покой молочником.

– А почему Хайбек взялся за это дело? Едва ли молочник мог заплатить ему.

– Хайбек взялся. И как только банк услышал об этом, его правление задрожало мелкой дрожью. Фирма «Хайбек, Харрисон и Хаулер» купила несколько акций банка и пригрозила последнему полным разоблачением. Обвинения в некомпетентном управлении и неразборчивости при выдаче кредитов вполне могли привести к аннулированию банковской лицензии. В конце концов, Флетч, банк выдал кредит в полмиллиона долларов молочнику!

– О-го-го. Значит, банк проглотил потерю пятисот тысяч долларов за вычетом уплаченных молочником процентов?

– Это еще не все. Два совладельца банка, они же члены правления, выкупили у фирмы «Хайбек, Харрисон и Хаулер» принадлежащие ей акции банка по цене, существенно превосходящей их рыночную стоимость.

– Да, в юриспруденции мне еще есть чему доучиться. Скажи, Олстон, это называется «решить вопрос во внесудебном порядке»?

– Это называется держать банк за яйца и подергивать за них.

– Я-то думал, это шантаж. Правда, я не слушал лекции на юридическом факультете.

– На юридическом факультете тебе подтвердили бы, что это шантаж.

– На сей момент мне известно, что «Хайбек, Харрисон и Хаулер», будучи юридической фирмой, ведет активную деятельность в таких сферах, как кражи со взломом, шантаж, манипулирование судьями... чем еще вы зарабатываете на жизнь?

– Лучше не спрашивай.

– Ты уверен, что остальные юридические фирмы хоть чем-то отличаются от «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– Абсолютно не уверен.

– А что молочник?

– Переехал в Нью-Йорк, где стал...

– Молочником!

– Нет. Психоаналитиком. За три года в Небраске он получил диплом, дающий ему право вникать в проблемы других людей и брать за это деньги.

– Держу пари, он нашел работу по призванию.

– Согласен с тобой.

– Шагнул вверх по социальной лестнице, Олстон.

– Да, американская мечта, ставшая явью.

– И все благодаря удачному использованию кредита.

– А иначе зачем его брать.

– Наверное, и банку пришлось ужесточить кредитную политику. Так что эта история всем пошла на пользу.

– Последний из завершившихся процессов Хайбека начал слушаться около года тому назад, – сменил тему Олстон.

– Дело падшего доктора.

– Да, доктора, организовавшего из своих пациентов сеть распространителей наркотиков. Доктор и сам уже давно «сидел на игле».

– И Хайбек добился его освобождения, обвинив Бюро по борьбе с распространением наркотиков в использовании нечестных приемов для сбора доказательств.

– Именно так. Но сначала он прочитал цикл лекций, со ссылками на многочисленные источники, об абсолютной конфиденциальности отношений пациент – врач. То есть, врача нельзя осуждать на основе показаний пациентов, превращенных им в наркоманов.

– Скажи мне, Олстон, и какую плату получила юридическая фирма «Хайбек, Харрисон и Хаулер» за участие в этом процессе?

– Власти так и не смогли найти партию героина стоимостью в миллион долларов.

– Святой Боже! Кражи, шантаж, торговля наркотиками... Почему никто не подаст в суд на твою фирму?

– Кто посмеет? Я вот сейчас говорю с тобой, а у самого поджилки трясутся.

– Я это понимаю, Олстон.

– Возможно, твоя догадка относительно давнишнего клиента Хайбека верна. Один как раз вышел на свободу в прошлый вторник. Малоприятный тип. Отсидел одиннадцать лет. И я ума не приложу, почему Хайбек вообще взялся за это дело?

– Никаких записей?

– Все материалы, за исключением микрофильма с приговором суда, находятся в архиве в Неваде. Мне до них не добраться.

– Должно быть, на то есть причина.

– Растлитель детей. Отпетый подонок. У него были две дрессированные немецкие овчарки. Он приходил на детскую площадку или школьный двор и привлекал маленьких детей собаками. Собаки уводили детей в какой-нибудь укромный уголок, а там этот сукин сын делал с ними, что хотел.

– О Боже!

– Многие дети дали показания. Взрослые тоже. Взяли его при свидетелях. Полагаю, занимался он этим достаточно долго. Рассчитывал, что собаки всегда прикроют его уход. Но не мог предугадать, что двое негров не испугаются немецких овчарок и расшибут им головы.

– И он получил одиннадцать лет?

– Чувствуется, что усилия Хайбека не пропали даром.

– Одиннадцать лет.

– То были тяжелые для него годы, Флетч. Растлителей детей в тюрьмах не любят. На коктейль, во всяком случае, не приглашают.

– Как его зовут?

– Феликс Габо. Перепробовал много профессий. Водил рейсовые и школьные автобусы, работал на такси. Жил с сестрой-калекой в Сан-Игнатиасе. Сейчас ему сорок один или сорок два года.

– Если с таким обвинением Хайбек вытащил его из тюрьмы через одиннадцать лет, у него нет оснований стрелять в Хайбека.

– Он чокнутый, Флетч. Я хочу сказать, что только чокнутый может выдрессировать собак для таких дел. И наверняка видит в Хайбеке своего злейшего врага.

– Олстон, у меня возникла другая идея. Допустим, кто-то убил или искалечил твоего близкого родственника. Скажем, сына или брата. А Хайбек или вообще увел убийцу от наказания, или благодаря ему тот получил срок условно. Не возникнет у тебя желания посчитаться с Хайбеком?

– Повтори еще раз.

– Сегодня мне рассказали об одном деле, которое вел Хайбек. Пьяный юноша угнал машину и сбил человека. Стараниями Хайбека он получил три месяца условно. Что можно сказать о жене, родителях убитого? Нет у них оснований злиться на Хайбека?

– Скорее, они захотят отплатить той же монетой пьяному подростку.

– Но не Хайбеку?

– Для этого надо быть шибко умным. Поначалу, в гневе, люди хотят, чтобы преступник понес заслуженное наказание. Когда же суд не наказывает преступника должным образом, полагаю, у многих возникает желание лично воздать преступнику по заслугам.

– Но, при здравом размышлении...

– При здравом размышлении они начинают винить во всем правоохранительную систему, законодательство или судопроизводство.

– То есть, по твоему убеждению, ни у кого не возникает мысли, что именно усилиями адвоката защиты преступники остаются на свободе?

– Какой-нибудь умник может до этого додуматься.

– Умник, который сумеет разглядеть определенную систему в действиях Хайбека.

– И, возможно, у него есть личные основания недолюбливать Хайбека.

– К тому же он понимает, что легальными способами с Хайбеком не справиться.

– Да, такой человек мог бы прострелить Хайбеку голову. Но, Флетч, тут самое время вспомнить о теории вероятности. Хайбек защищал преступников более тридцати пяти лет. Число родственников жертв, наблюдавших, как Хайбек отправляет громил и убийц не в тюрьму, а на морской пляж, должно исчисляться сотнями, если не тысячами.

– Полагаю, что так. – Флетч взял со столика книгу «Нож. Кровь». – И потом, я уже знаю, кто убил Хайбека.

– Умница ты наш, – вздохнул Олстон. – Почему ты сразу не сказал мне об этом? Вместо того, чтобы так долго говорить с тобой по телефону, я бы мог побегать трусцой.

– Побегать ты еще успеешь. – Флетч неспешно переворачивал страницы.

– Я не хочу, чтобы меня ограбил молочник.

– Слушай. – И Флетч начал читать:

– Мой Бог! – ахнул Олстон. – Что это?

– Стихотворение, называющееся «Идеальный воин».

– Мы с тобой понимаем в этом поболе, не так ли, дружище?

– Понимаем ли?

– Там нет места танцующим красавцам.

– Нет.

– Кто может писать такое дерьмо? Меня прямо-таки зло берет.

– Если я не ошибаюсь, хотя полной уверенности пока нет, это стихотворение написано зятем Дональда Эдвина Хайбека.

– О, тот, кто его написал, способен на все.

– Я прочитал Барбаре другое его стихотворение, «Нож. Кровь», и она заспешила с пляжа в коттедж, готовить ужин.

– Я думаю, ты прав. Тебе нет нужды продолжать поиски убийцы Хайбека, зная, что у этого стишка есть автор.

– Я думаю, с ним стоит поговорить.

– Значит, твой редактор хочет, чтобы ты вел это расследование?

– Нет, Олстон, не хочет.

– Пытаешься проявить себя?

– Если я откопаю что-нибудь интересное, откажется ли газета от этого материала?

– Понятия не имею.

– Я собираюсь жениться. Мне надо самоутверждаться. Пока я лишь подшучиваю над газетой. А газета отвечает мне тем же.

– Ты рискуешь.

– Какой тут риск? Если я ничего не нарою, никто ни о чем не узнает.

Глава 16

Барбара, завернувшись в полотенце, подошла к креслу, в котором сидел Флетч.

– Ты хочешь знать, почему мы женимся?

– Мне постоянно задают этот вопрос.

Полотенце упало на пол.

Она стояла перед ним, словно только что высеченная из мрамора статуя.

– Это тело и твое тело, двигающиеся в унисон, в совокуплении и без оного, всегда полагаясь друг на друга, вместе они или порознь, будут определять нашу жизнь сегодня, завтра и все последующие дни.

Флетч откашлялся.

– Я слыхивал поэзию и похуже. Недавно.

– Не пора ли нам в постель?

– Полагаю, ты права. – Флетч поднялся, думая о том, что ждет его завтра. – Теперь или никогда.

Глава 17

Барбара вошла в спальню с опущенной головой, не отрывая взгляда от газеты.

– Черт побери, – проворчал лежащий в кровати Флетч. – Когда ты возьмешься сторожить дом в следующий раз, пожалуйста, первым делом проверь, есть ли шторы в спальне.

– Бифф Уилсон попал на первую полосу.

– Естественно.

– Вернее, туда попал Хайбек.

– Солнце и то еще не встало!

– Хочешь послушать? – Барбара села.

– Да.

– «Известный всей стране криминальный адвокат, партнер юридической фирмы «Хайбек, Харрисон и Хаулер», Дональд Эдвин Хайбек, шестидесяти одного года, вчера утром найден застреленным в собственном синем кадиллаке последней модели на автостоянке «Ньюс трибюн».

– Окна выходят на запад, а в комнате еще до зари светлее, чем в церкви по воскресеньям.

– «Полиция полагает, кавычки, что это типично гангстерское убийство, кавычки закрываются».

– Гангстерское, как же!

– «Партнеры мистера Хайбека, Чарлз Харрисон и Клод Хаулер, еще до полудня выступили с совместным заявлением».

– Держу пари. Бросили все дела и занялись заявлением.

– «В ушедшем от нас Дональде Хайбеке адвокатский корпус потерял одного из самых блестящих своих представителей. Благодаря глубокому пониманию и неординарному толкованию законов, особенно в криминальных процессах, Дональд Хайбек был образцом для своих коллег. Мы скорбим о смерти нашего партнера и близкого друга, последовавшей при столь подлых и необъяснимых обстоятельствах. Выражаем наши глубокие соболезнования вдове Дональда, Жасмин, его сыну Роберту, дочери Нэнси, в замужестве Фарлайф, и внукам».

– Неординарное. – Флетч скорчил гримасу. – Впервые я слышу, чтобы это слово означало преступное.

– Он был преступником? – спросила Барбара.

– Когда вчера я назвал Хайбека криминальным адвокатом, мои собеседники, похоже, восприняли это как шутку.

– Здорово они пишут. «При столь подлых и необъяснимых обстоятельствах».

– Адвокаты – единственные люди на земле, которые могут утверждать, что слова означают не то, что они означают. А означают они то, что от них хотят господа адвокаты. Глубокое понимание закона! Ха-ха! Он только и делал, что насиловал закон.

– Вижу, у тебя сформировалось особое мнение, Флетч.

– Я слышу то, что слышу.

– Не позволяй своему особому мнению взять вверх. Есть и другие, не менее эффективные способы поставить крест на собственной карьере,

– Ты права.

– «Жена Хайбека, Жасмин, спала до обеда после успокоительного укола, сделанного врачами, а потому ничего не смогла сказать о постигшем ее горе».

– Должна быть первая миссис Хайбек. О ней что-нибудь есть?

– Не нахожу. Ни Харрисон, ни Хаулер не собираются публично высказывать свое мнение о причинах смерти Хайбека, чтобы не мешать полицейскому расследованию.

– Гангстеры не имеют отношения к этому убийству.

– «Согласно Джону Уинтерсу, издателю «Ньюс трибюн», Дональд Хайбек приехал на встречу с ним, назначенную на десять часов утра. Он хотел посоветоваться, как лучше объявить о пяти миллионах, которые мистер Хайбек намеревался пожертвовать городу. «Мне не довелось лично знать Дональда Хайбека, – сказал нам Джон Уинтерс, – но вся редакция „Ньюс трибюн“ скорбит о случившемся и выражает соболезнование его родственникам и друзьям».

– Мудрый Джон Уинтерс. Даже в смерти держит скользкого адвоката на расстоянии вытянутой руки. Амелия Шарклифф говорила, что никто не решался причислить Дональда Хайбека ни к друзьям, ни к врагам. Полагаю, она права.

– «Тело мистера Хайбека обнаружила сотрудница редакции Пилар О'Брайен, когда приехала на работу. Лейтенант полиции Франсиско Гомес заявил, что в мистера Хайбека стреляли только один раз, с близкого расстояния, из пистолета еще не установленного калибра. На месте преступления пистолет не нашли».

– Это не гангстерское убийство.

– «Выпускник местного университета, Дональд Хайбек многие годы читал лекции на юридическом факультете...» Далее идет перечисление громких процессов, выигранных Хайбеком, – Барбара перевернула страницу. – Тут еще много чего написано. Хочешь, чтобы я все прочла?

– О процессах я прочитал еще вчера. Даже я знаю, как писать некрологи.

– Я думаю, его зятя, Фарлайфа, должны немедленно арестовать, приговорить к тюремному, заключению и бросить в камеру. – Барбара сложила газету.

– Ты полагаешь, Хайбека убил Фарлайф?

– Том Фарлайф написал поэму, которую ты прочел мне вчера вечером. Разве этого недостаточно, чтобы отправить его за решетку? Человека, который пишет такие стихи, нельзя оставлять на свободе.

– Его убили не гангстеры.

– Я должна спросить, почему ты долдонишь одно и то же?

– Ты спрашиваешь?

– Да.

– Для того чтобы въехать на автостоянку «Ньюс трибюн», необходимо остановиться у ворот, показать охраннику какой-нибудь документ, удостоверяющий личность, и сказать, зачем приехал. Но войти и выйти можно беспрепятственно. Хайбек поставил машину в дальнем конце автостоянки. И я просто не могу поверить, чтобы профессиональный наемный убийца подъехал к воротам, представился охраннику, проследовал на автостоянку, сделал свое грязное дело, а затем отбыл в неизвестном направлении. И едва ли профессиональный убийца станет парковать машину неподалеку от автостоянки, чтобы пройти через ворота, прострелить Хайбеку голову и спокойно ретироваться. Профессиональный убийца разделался бы с Хайбеком совсем в другом месте.

– Странно, что никто не слышал выстрела.

– Пистолет малого калибра стреляет тихо, так что на открытой автостоянке таких размеров услышать его невозможно.

Барбара вытянулась рядом с ним на кровати.

– Наверное, мне пора отправляться в путь. – Флетч приподнялся. – Уже пора.

– Еще рано.

– Откуда ты знаешь? Мне столько надо сделать. Причем далеко не все, что хочется.

– Не забудь, что сегодня мы обедаем с мамой. Она хочет поговорить с нами о свадьбе.

Флетч взглянул на часы.

– Мы действительно проснулись очень рано. Полагаю, время у нас есть.

– Я знаю, – Барбара закинула руки за голову. – Для того я и раздвинула шторы до твоего приезда.

Глава 18

– Доброе утро, – поздоровался Флетч с женщиной среднего роста, в фартуке, открывшей дверь дома 12339 по Полмайр-драйв в Хейтс. Ее глаза сузились, как только она узнала во Флетче человека, который пробежал по кухне днем раньше в одной рубашке, обернутой вокруг бедер. Флетч широко улыбнулся: – Я совсем не такой плохой, как могло показаться.

– Что вам угодно? – спросила кухарка.

– Я лишь привез этот сверток. – Он протянул пакет с одеждой Хайбека. – И, если возможно, хотел бы повидаться с миссис Хайбек.

Кухарка взяла пакет. Бечевка заметно провисла.

– Миссис Хайбек отдыхает.

Из пакета выпал черный ботинок Дональда Хайбека.

– Ой-ой, – Флетч наклонился, поднял ботинок, положил его поверх пакета.

Кухарка отвернула голову, поскольку ботинок едва не уперся ей в нос.

– Еще один вопрос. Вчера у бассейна сидела пожилая женщина. С седыми волосами, красной сумкой, в зеленых теннисных туфлях. Вы знаете, кто она?

Кухарка молча смотрела на Флетча поверх ботинка Дональда Хайбека.

– Она назвалась миссис Хайбек, – добавил Флетч. – И вела себя как-то странно.

– Я не говорю по-английски, – ответила кухарка. – Не понимаю ни единого слова.

– Так я и думал.

Усаживаясь за руль, Флетч посмотрел на дом. Занавеска на втором этаже качнулась, прикрывая щель, через которую кто-то наблюдал за ним.

Глава 19

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы смогли уделить мне несколько минут, – начал Флетч.

Его удивило, что куратор музея современного искусства вообще согласился принять его, заявившегося без предварительной договоренности в половине десятого утра. Он-то ожидал, что кураторы приходят на работу попозже, а их занятость не позволяет общаться с некоей личностью, одетой в тенниску и джинсы, пусть даже чистые, только что выстиранные, и новые теннисные туфли, утверждающей, что прибыла она из газеты.

И уж, конечно, он представить себе не мог, что куратор музея будет сидеть за столом в клубной бейсболке «Детройтских тигров». На столе, рядом с громадным манускриптом и несколькими папками, лежали бейсбольные перчатка и мяч.

– Так вы из «Ньюс трибюн»? – переспросил куратор Уильям Кеннеди.

– Да. Мне поручили подготовить материал о пяти миллионах долларов, которые Дональд и Жасмин Хайбек собирались пожертвовать музею. Дама в Попечительском совете сказала мне, что пожертвование предназначалось именно этому разделу музея.

– Я рад, что мне представилась возможность поговорить об этом.

– Вы из Детройта? – спросил Флетч.

– Нет, – Кеннеди снял бейсболку и посмотрел на надпись. – Совершенство восхищает меня. В любой форме.

– Понятно.

– Я также собираю видеокассеты Нуриева, Мухаммеда Али и Майкла Джексона. Записи Карузо, Маккормак, Эрролл Гарнер и Эрика Клэптона. Вы полагаете, это странно?

– Эклектично.

– Я абсолютно счастлив. – Кеннеди потянулся к бейсбольной перчатке. – И не знаю человека, который бы меня недолюбливал.

– Я тоже.

– Вы что-нибудь коллекционируете?

– Да, – кивнул Флетч. – Человеческие характеры.

– Какая интересная идея.

– Я не использую людей, лишь коллекционирую их характеры. В старости мне будет что вспомнить.

– Потому-то вы и журналист?

– Полагаю, что да. Впрочем, есть и другие причины.

– И у вас нет таких проблем с хранением коллекции, как у меня.

– Во-первых, мне хотелось бы удостовериться, что мистер и миссис Дональд Хайбек собирались пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.

– Я в этом не убежден. – Кеннеди подбросил бейсбольный мяч и поймал его в перчатку. – А если бы они действительно принесли нам письмо с таким предложением, я не уверен, что мы приняли бы эти деньги.

Брови Флетча взлетели.

– Разве музей не берет деньги из любого источника?

– Источник нас не волнует. За пятнадцать лет работы в музее я ни разу не видел, чтобы музей отказывался от денег, даже если это были грязные деньги, только потому, что ему не нравился даритель. Помните давнюю байку про Марка Твена? К нему пришел священник и сказал; что гангстер предложил ему деньги для починки крыши храма. «Так чего вы колеблетесь? – спросил Марк Твен. „Это же „грязные“ деньги“, – ответил священник. „Совершенно верно, – согласился писатель. – Но ни у вас, ни у меня других денег нет“.

– Вы коллекционируете и хорошие истории?

– Если удается.

– Следует ли из ваших слов, что вы полагаете деньги Хайбека грязными?

Кеннеди пожал плечами.

– Мы знаем, что он ловкий адвокат.

– Под ловким вы подразумеваете преступный? Мне кажется, вы коллекционируете облагороженные синонимы прилагательного «преступный».

– Часто вы слышали об адвокатах, угодивших за решетку? – спросил Кеннеди.

– Да нет.

– Врачи болеют, а вот адвокаты практически никогда не садятся в тюрьму.

– Но почему музей может отказаться от денег?

– Из-за условий, которыми сопровождается пожертвование. Позвольте объяснить. – Рукой в перчатке Кеннеди взял со стола бейсболку и надел на голову. Другой рукой положил мяч на стол. – На прошлой неделе Хайбек позвонил моему секретарю, чтобы договориться о встрече со мной. К моему неудовольствию, секретарь решила этот вопрос положительно. Мы не гонялись за деньгами Дональда Хайбека. Мы понятия не имели, что он интересуется искусством или нашим музеем. Поэтому я подозревал, что он хочет уговорить меня выступить экспертом на одном из его процессов.

– А соглашаться вам не хотелось?

– Нет. Разумеется, я выступал в суде экспертом. Но лишь когда чувствовал, что меня не используют как пешку, когда полностью доверял той стороне, что приглашала меня. Я полагал, что лишь в этих случаях мои знания могут способствовать установлению истины.

– Дональду Хайбеку вы не доверяли?

– Я ничего о нем не знал, кроме того, что почерпнул из газетных статей и телевизионных репортажей. И тем не менее у меня сложилось впечатление, что ему теми или иными способами удается уберечь от тюрьмы людей, которым там самое место. Лично я с ним никогда не встречался.

Флетч не мог не отметить стремление многих подчеркнуть, что они никогда не встречались с Хайбеком, а если и встречались, то по чистой случайности.

– Хайбека пригласили в музей, но не на ленч, – продолжал Кеннеди. – Он приехал в прошлую среду, сел в кресло, в котором сейчас сидите вы, и чертовски удивил меня, заявив, что хочет пожертвовать музею пять миллионов долларов.

– И каким был ваш первый вопрос?

Кеннеди на мгновение задумался.

– Я спросил: «Ваши собственные деньги?» – У меня сразу возникло ощущение, что тут не все чисто.

– И он подтвердил, что намеревается пожертвовать свои деньги?

– Да. Потом я сказал ему, предельно вежливо, что никогда не слышал о его интересе к искусству вообще и к нашему музею в частности. Он ответил, что давно интересуется искусством, более того, отметил, что в нашей коллекции современного искусства имеется обширный пробел.

– Благодаря чему сразу завладел вашим вниманием.

– Несомненно. Мне не терпелось услышать, что он подразумевает под «обширным пробелом». У нас не лучшая в мире коллекция современного искусства, но достаточно большая и удачно подобранная, стараниями моего предшественника и вашего покорного слуги. – Кеннеди вновь подкинул и поймал мяч. – Он высказал пожелание: все пять миллионов долларов надобно потратить на современное религиозное искусство.

– Загадочно, – после короткой паузы прокомментировал Флетч.

– Именно так. Знаете вы или нет, но современного религиозного искусства практически не существует. Я хочу сказать, что все искусство религиозно, не так ли? По-своему, разумеется, в том числе и языческое искусство. Искусство представляет человека в его отношении к природе, самому себе, своим ближним, Богу. Не все оно служит поклонению, но каждое произведение истинного искусства, по моему разумению, есть веское подтверждение природы нашего существования.

– И как же вы ему ответили?

– Вежливо спросил, чем мы должны пополнить нашу коллекцию? Он менторским тоном разъяснил мне, что именно мы – эксперты по современному искусству и он отнесет свои деньги в другое место, если нам кажется, что мы не сможем приобрести высокохудожественные произведения современного религиозного искусства.

– Вроде бы он сам решил отдать деньги, а все равно капризничает.

– Подождите, я рассказал вам еще не все. Мягко, без нажима, я постарался убедить мистера Хайбека, что сам приложил бы все усилия, чтобы приобрести высокохудожественные произведения современного религиозного искусства, если б услышал о их существовании. Разумеется, иконопись, как и нищие, всегда с нами. В некоторых церквах установлены оригинальные кресты и, соответственно, иконостасы, отчего интерьер приобретает современный вид. Но, если не считать высокохудожественным произведением распятого на кресте Христа с женской грудью, в этой области ничего нового нет. И мы, искусствоведы, критики, кураторы, считаем, возможно, ошибочно, что все тут уже сказано. – Кеннеди высоко подбросил мяч и поймал его. – В тот момент я осознал, что читаю бедняге лекцию, а он пришел ко мне совсем не за этим. И я спросил, почему, собственно, он хочет пожертвовать такую большую сумму?

– Вопрос, волнующий всех.

– Полагаю, ответ вас поразит. Поерзав в кресле, совсем как свидетель на его перекрестном допросе, Хайбек пробормотал, что жизнь его подошла к концу, он подводит итоги, а так как всем на него наплевать, он и решил избавиться от своего состояния и... – Кеннеди высоко подкинул мяч, наклонился вперед, чтобы поймать, – ...остаток дней провести в католическом монастыре.

Тут Кеннеди бросил мяч Флетчу.

– Фантастика, – выдохнул Флетч, ловя мяч.

– Я предполагал, что вас это изумит. Теперь вы понимаете, почему я с радостью принял вас этим утром. Ситуация более чем странная.

– Да, кто бы мог подумать?

– Люди не перестают удивлять, не так ли? Так что ваша коллекция будет пополняться и пополняться.

– Он хотел стать монахом?

– Да. Так он сказал. Католическим монахом. Келья, молитвы, посты, все как полагается.

– Он всегда ходил в черных ботинках.

– Простите?

– Не обращайте внимания.

– Тем не менее мы провели совещание, обсудили предложение Хайбека. Никто не знал, что и думать. А вчера, по дороге на ленч, Я услышал по радио о смерти Хайбека. И в прошлую среду, говоря, что его жизнь кончена, Хайбек не подозревал, сколь близок он к истине.

– Если он хотел пожертвовать пять миллионов долларов и уйти в монастырь, почему он просто не отдал все деньги монастырю или церкви?

– Я его спросил. Он ответил, что слишком стар, чтобы стремиться к получению прихода. И потом, пришлось бы многому учиться. А ему нужен мир и покой монастыря. Он сказал, что устал говорить, спорить, умолять. Вы в это верите?

– А коллекция религиозного искусства будет воздействовать на публику лучше, чем он.

– Получается, что так. Он надеялся, что такая коллекция пробудит религиозные чувства у большего числа его современников, чем те проповеди, которые он мог бы прочитать. Если я правильно его понял.

Флетч по высокой дуге кинул мяч Кеннеди.

– Я не могу этого осознать.

– Он сказал, что у него останется чуть больше миллиона долларов, которые он и отдаст монастырю.

– А как же его жена? Дети? Внуки?

– Их он не упомянул. Лишь сказал, что всем на него наплевать. – Кеннеди бросил мяч Флетчу.

– Музей в роли церкви, а?

– Музей в чем-то и есть церковь. А может, просто церковь.

– И на чем вы расстались?

– Я был так потрясен его предложением, что посоветовал ему вновь хорошенько все обдумать. И обсудить эту идею с женой, детьми, деловыми партнерами.

Флетч подкинул мяч под самый потолок.

– Куратор в роли священника?

– Или психоаналитика. И я пообещал, что мы обговорим его предложение. Пояснил, что мы не сможем принять от него пять миллионов долларов, если он не снимет своего условия насчет религиозного искусства. Мы не считаем возможным брать деньги на условиях, которые мы не в силах выполнить. – Кеннеди вновь бросил мяч Флетчу. – Если же, сказал я ему, он сумеет оформить пожертвование таким образом, что мы будем использовать деньги по своему усмотрению, но в первую очередь приобретать произведения современного религиозного искусства, то мы, скорее всего, их возьмем.

Флетч вернул мяч куратору.

– Будучи адвокатом, он не сомневался, что сможет выразить словами любую мысль.

– Вероятно. В статье о его убийстве, которую я прочитал на первой странице вашей газеты, говорилось, что он приехал на встречу с издателем, чтобы объявить о своем решении пожертвовать пять миллионов долларов.

– Мне сказали, что пожертвование предназначалось музею.

– Вы написали эту статью в утреннем выпуске?

– Нет. Бифф Уилсон.

Кеннеди подбросил мяч, поймал его в перчатку.

– Написано хорошо.

– Да, – согласился Флетч. – Для некролога.

Глава 20

В крошечной приемной «Дружеских услуг Бена Франклина» молодо выглядящая, эффектная женщина, сидящая за маленьким деревянным письменным столом, оглядела Флетча с головы до ног.

– На углу поверните налево, потом в середине квартала снова налево и попадете в переулок.

– Экстаз!

– Наш служебный вход слева. – Поверх розового спортивного костюма белела нитка жемчуга. – На двери табличка с названием нашей фирмы.

– Потрясающе!

Женщина нахмурилась.

– Вы посыльный, не так ли? – строго, словно регистратор в библиотеке, спросила она.

– А что я должен был принести? – полюбопытствовал Флетч.

– Простыни, полотенца.

– Я принес только себя.

– Себя?

– Да. Со всеми частями тела. Головой, плечами, бедрами, коленными чашечками. И тем, что между ног. – Флетч шумно глотнул.

– Вам назначено? – Она открыла ежедневник. – Вы не похожи...

– На кого?

Женщина еще раз пробежалась взглядом по тенниске, вылинявшим джинсам, новеньким белоснежным теннисным туфлям.

– На тех, кто обычно приходит сюда.

– В музее меня приняли в таком виде с распростертыми объятьями.

– Ваша фамилия?

– Джефф.

– О, да. Флетчер Джефф. – Карандашом она поставила птичку рядом с его фамилией.

– Эта фамилия вам не знакома?

– Мы не обращаем внимания на фамилии.

– Фамилию Джефф следовало бы знать.

– С вас сто пятьдесят долларов.

– Отлично. Я заплачу! – Он выложил на стол семь двадцаток и десятку. – Только выпишите мне квитанцию.

Женщина недоуменно глянула на него.

– Наши клиенты не просят выписывать квитанцию.

– Я прошу.

– Я выпишу ее перед вашим уходом.

– Почему не сейчас?

– Возможно, вам придется доплатить за дополнительные услуги.

– Какие?

На лице женщины отразилось раздражение.

– Чаевые. Мало ли что еще.

– Понятно.

– Вы не женаты, не так ли?

Флетч покачал головой.

– Нет, мадам. Никто не будет рыться в моих карманах.

– Вы ничем не больны? – Ее глаза широко раскрылись. – Вы готовы поклясться, что ничем не больны?

– Похоже, попасть сюда сложнее, чем в частную школу в Новой Англии.

– Я спросила вас о болезнях.

– Ветряная оспа.

– Ветряная оспа!

– Переболел в девятилетнем возрасте, – Флетч показал на оспинку на левом локте. – Сейчас чувствую себя лучше.

Женщина нажала клавишу на интеркоме.

– Синди? К тебе клиент.

– Ах, Синди! – воскликнул Флетч. – Я надеялся, что это будет Синди. Кому охота в такую рань иметь дело с Зза-Зза, Квини или Бо-Бо.

– Где-то я вас видела. – Женщина, похоже, разговаривала не с ним, а с собой. – И недавно.

– Я мотаюсь по городу. Этакий вертопрах.

– Синди, это Флетчер Джефф.

В дверях стояла женщина лет двадцати с небольшим. В сшитых по фигуре нейлоновых шортах, теннисных туфлях и носках. Остроконечные, загорелые, как и все тело, груди, плоский живот, руки и плечи спортсменки. Черные волосы и широко посаженные глаза того же цвета.

Глядя на Флетча, она скорчила гримаску.

– Доброе утро, Синди, – Флетч опять шумно глотнул. – Я рад, что сегодня ты пришла на работу пораньше.

С улицы в приемную вошла еще одна женщина. В белых слаксах и широкой красной рубашке.

Направляясь к столу, она смерила взглядом Флетча, стоявшего посреди приемной, коротко глянула на Синди.

– Марта! – выкрикнула она. В голосе явно ощущалась обида.

– Ничего не могла поделать, Карла, – ответила женщина, сидевшая за столом.

– Ты сказала, что этим утром я могу поспать подольше.

– Я также советовала тебе не надевать красное. Этот цвет не сочетается с твоими волосами.

– Я знаю, – Карла хихикнула. – Мужчины на улице отворачиваются, увидев меня в красном.

Синди мотнула головой в сторону уходящего вглубь здания коридора. Флетч последовал за ней.

Бок о бок они шагали по мягкому ковру меж отделанных дубовыми панелями стен.

– Ты – коп? – спросила Синди.

– Нет.

– А я надеялась, что коп, – пробормотала Синди. – Пора вывести эту лавочку на чистую воду. – Она замедлила шаг. – Окажи мне одну услугу, а?

– Все, что угодно.

– Если хочешь, выведи их на чистую воду. Попробуй. Только так, чтобы я осталась в тени, ладно?

– С чего ты решила, что я – коп?

– В конце недели я отсюда ухожу. И лишние неприятности мне ни к чему.

– Если я коп, то ты уродина.

Комплимент Синди понравился. Она улыбнулась. Выдвинула тяжелый, встроенный в стену ящик, достала еще одни нейлоновые шорты.

– Эти подойдут. Талия тридцать?

– Так точно.

Синди бросила ему шорты.

Открыла дверь в левой стене коридора и ввела Флетча в ярко освещенную комнату. Комплекс силовых тренажеров. Стены – сплошное зеркало. Зеркала на потолке. В одном месте зеркало заменяло даже напольный ковер.

Флетч встал на зеркало, посмотрел вверх, огляделся. В вывешенных под углом зеркалах на потолке он увидел себя в совершенно необычных ракурсах. В зеркалах по стенам бессчетно повторялся его силуэт.

Синди закрыла дверь в коридор.

– Где ты так загорел?

– Лицом?

– И всем остальным. – Она пересекла комнату, открыла дверь ванной, вошла в нее, тут же вернулась, бросила Флетчу полотенце.

Флетч все еще изумленно оглядывался, лицезрея свои многочисленные отображения.

– Вижу, тебе понравилось, дорогой.

Шорты он держал в одной руке, полотенце – в другой.

– Прими душ. Помойся с мылом. Переоденься в шорты и возвращайся.

Флетч молча прошествовал в ванную.

Когда он вошел в комнату, Синди стояла у маленького бара, смешивая какой-то напиток. Посмотрела на Флетча.

– Какие витамины ты принимаешь?

– П.

– Никогда о таком не слышала.

– Он есть во всех лучших сортах пива. Синди сунула ему в руку бокал, в другую – пять оливок.

Флетч понюхал напиток.

– Что ты тут намешала?

– Апельсиновый сок.

– Хорошо. – Он уже жевал оливки.

– Белковая пудра.

– Похоже, здоровью не повредит.

– Немного дрожжей.

– Тоже полезно.

– И щепотка толченого лосиного рога.

– Я очень на это рассчитывал.

– Способствует повышению потенции, знаешь ли.

– Что-нибудь еще?

– Все.

– Фирменный коктейль?

– Пей, дорогой. Хуже от него не будет.

Флетч пригубил напиток.

– Вы не пробовали торговать этой бурдой? – Ощущение у него было такое, словно в горло сыпанули пыли. – Эликсир Бена Франклина.

– Не думай об этом. – Она взяла у него пустой бокал и поставила в бар.

Затем повела Флетча к тренажерам.

– Ты знаешь, как ими пользоваться? Разумеется, знаешь. Ложись на спину. Будешь выжимать штангу. Я думаю, начнем со ста двадцати фунтов. Не возражаешь?

– Попробуем.

Флетч лег спиной на скамью. Согнув колени, упершись ступнями в пол.

Взглянув вверх, увидел себя, затылок и плечи Синди. В зеркале на потолке.

– Выжимай, – скомандовала она.

Он выжал штангу от груди.

– Отлично. Как самочувствие?

– Лучше не бывает.

– Повтори восемь раз подряд. Медленно.

Она оседлала Флетча, усевшись на бедра, положила ладони на нижнюю часть живота, так, чтобы большие пальцы рук касались друг друга.

Когда он выжал штангу, вдавила ладони в мышцы живота.

Такого божественного ощущения он еще не испытывал.

Флетч застонал от удовольствия.

– Не бросай ее. Стони громче.

Флетч осторожно опустил штангу, посмотрел Синди в глаза.

– Не останавливайся. Восемь раз подряд. Дыши глубже.

Флетч выжимал штангу и дышал.

На третьем жиме ступни заскользили по ковру, ноги выпрямились.

Синди не свалилась с его бедер. В зеркале он видел, что она зацепилась голенями за ножки скамьи. При каждом жиме она надавливала ладонями на живот Флетча.

– Дыши.

– И это тоже необходимо?

После восьми жимов она легонько провела пальчиками по шортам.

– Со здоровьем у тебя полный порядок. Я так и думала.

Флетч вновь согнул ноги в коленях.

– Я оботру твой пот.

Синди наклонилась вперед и улеглась на Флетча. Их груди и животы соприкоснулись. Затем и ее бедра легли на бедра Флетча. Она покачалась на нем. Но, как только, подчиняясь непреоборимому импульсу, он попытался обнять Синди, она соскользнула с Флетча.

Указала на турник.

– Теперь сюда.

– И кто только сказал, что физические упражнения скучны? – задал Флетч риторический вопрос.

Они двинулись по ярко освещенной комнате, вместе с бесчисленными отражениями в зеркалах, создавая впечатление, что идут не два человека, а целый легион.

– Возьмись за перекладину.

Поднявшись на цыпочки, Флетч вытянулся в полный рост и обхватил ладонями перекладину.

– Теперь подтянись. – Она наблюдала, как он подтягивается, опускается. – Еще раз.

По ходу его второго подтягивания Синди подпрыгнула, схватилась за перекладину. Их тела соприкоснулись.

Подтягивались они вместе, глаза в глаза. Вместе и опустились, вновь подтянулись.

– Не опускайся, – потребовала Синди.

Флетч застыл, касаясь подбородком перекладины.

Ногами Синди обвила его бедра, отпустила руки.

Повисла на нем. Обхватила шею руками.

– Теперь вниз. Медленно.

Открыла рот и острыми зубками куснула Флетча в шею.

Мышцы Флетча грозили разорваться. Кожа на плечах натянулась, как на барабане.

Едва его пальцы коснулись пола, колени подогнулись. Переплетенные, они рухнули на пол.

Синди рассмеялась.

– Не всем такое по силам.

Он обнял Синди. Плечи его горели огнем.

Она поцеловала Флетча в шею. Туда, где укусила.

– Я слизываю твою кровь, – и хихикнула.

– У нас уроки физкультуры проходили иначе.

– Просто ты посещал не ту школу.

– Я подозревал это с давних пор.

– Переходим к следующему снаряду.

– А я выдержу?

– Это уж моя забота.

Синди еще не высвободилась из его объятий, когда открылась дверь в коридор.

Синди подпрыгнула. В изумлении уставилась на женщину, застывшую в дверном проеме.

Глава 21

– Что за игру ты затеял? – спросила Марта. Они сидели в ее кабинете в «Дружеских услугах Бена Франклина». Марта в кресле за письменным столом, Флетч напротив, на жестком стуле с деревянной спинкой.

– Игру? – переспросил Флетч, посмотрев вниз. Дышал он все еще тяжело, тело блестело от пота, а на желтых шортах имелась некая выпуклость, ясно показывающая, что известная часть его тела пребывает в крайне возбужденном состоянии. – Госпожа, я страдаю!

Марта нажала на интеркоме три клавиши.

– Синди? Переоденься и приходи сюда.

– Пожалейте меня! – воскликнул Флетч. С неохотой последовал он за Мартой по темному, устланному ковром коридору в ее кабинет. Пружинистая походка Марты скрадывала сексуальное покачивание ее бедер.

– Через минуту все придет в норму.

– Я в этом не уверен. Боюсь, таким я останусь навсегда!

– А разве тебе этого не хочется?

Кабинет украшала миниатюрная статуя Венеры Милосской. На стене висели цветные фотографии женщин-культуристок.

На столе Марты лежала стопка банкнот, похоже, те самые, семь двадцаток и одна десятка.

– Меня изгоняют из «Дружеских услуг Бена Франклина»? Разве вы мне не друг?

– Я спросила, что за игру ты затеял?

– Я – обычный парень с горячей кровью, пожелавший посвятить это утро спорту.

– Черта с два. – Пальцы Марты перебирали жемчужины ожерелья. – Я вспомнила, где видела тебя.

– Я знаю! Я тоже вспомнил. В воскресенье, в церкви святого Ансельма.

– Насчет воскресенья ты прав. Тебе что-то нужно. Думаю, я догадалась, что именно.

– Вы правы. – Наклонившись вперед, упершись локтями в колени, Флетч закрыл лицо руками. – В столь неприятную ситуацию я попадал только раз, когда родители Сью Энн Марчисон вернулись из кино раньше положенного и застали нас на кушетке.

– Я видела тебя в воскресенье. Ты участвовал в Сардинальском пробеге.

– Тогда меня тоже не поняли. Вышвырнули за дверь. В холодную ночь. Я едва не отморозил...

– Ты бежал следом за моими девушками.

– Я пробежался бы и сейчас. – Флетч поднялся.

– Сядь!

– Я должен двигаться!

– Ты должен отвечать на мои вопросы! Я спрашиваю, почему ты бежал за ними всю дистанцию, от старта до финиша?

Флетч вновь опустился на жесткий стул.

– Потому что я – похотливый старикашка.

– Я спросила, почему?

– Потому что был похотливым в молодости.

– Ты все еще молод. Здоровый, сильный парень.

– Меня сейчас разорвет.

– Ты симпатяга. Мне представляется, что некоторые женщины возбуждаются, лишь посмотрев на тебя.

– Некоторые женщины возбуждаются, взглянув на морковку.

– Сто пятьдесят долларов. – Марта кивнула на стопку банкнот. – Ты можешь получить все, что хочешь, может, даже больше, чем хочешь, не прошагав и одного квартала.

– Вы не станете возражать, если я незамедлительно этим и займусь?

– Пожалуйста, сядь. Подозрения зародились у меня сразу, как только я тебя увидела. Сто пятьдесят долларов – большие деньги. И это лишь первый взнос, без стоимости многих услуг.

– Вы знаете, как остудить пыл клиента, а?

– Как только ты вошел, я поняла, что такие, как ты, не выкладывают столько денег ради сексуального возбуждения.

– Я наслаждался. Меня ждал экстаз, но вы открыли дверь.

– И тут я вспомнила, где видела тебя раньше. Спрашиваю еще раз, почему в Сардинальском пробеге ты бежал за моими девушками до самого финиша?

– Хорошо. Я признаюсь. Меня очень интересуют газетные объявления. Особенно, рекламные. Я изучаю ваш метод. Он оказался весьма эффективным. Реклама принесла вам известность.

Губы Марты изогнулись в некоем подобии улыбки.

– Послушай...

– Разве я не видел надпись «Дружеские услуги Бена Франклина» на спортивных страницах? Вчера. Два больших фотоснимка. Девушек сняли спереди и сзади. В «Кроникл газетт»?

Тут уж Марта заулыбалась.

– «Ньюс трибюн».

– Совершенно верно. И реклама эта обошлась вам в стоимость дюжины футболок. Превосходный результат.

– Так ты шпион.

У Флетча округлились глаза.

– Я шпион? – Он понизил голос до шепота. – Вы хотите сказать, я из Китая?

– Ты следил за нами. Не так ли? Потому-то в воскресенье и бежал следом за девушками. А сегодня заявился сюда. Ты изучаешь особенности нашего бизнеса.

– О, так вы о промышленном шпионаже. Значит, меня заслали не из Китая, а из Японии.

– Выяснив, как мы ведем дела, ты собирался открыть собственное заведение, предлагающее те же услуги.

– Я? Да вы посмотрите на меня. Как в моем возрасте добыть деньги, которых хватит, чтобы открыть гимнастический зал наслаждении?

– Этого я не знаю, но ты здесь.

– Я понятия не имею, сколько стоят все эти тренажеры, но думаю, что недешево. А еще зеркала. Освещение, ванные. Лосиный рог.

– Кто-то может выдать тебе кредит.

– Да что вы, леди. В мои годы мне не получить кредита даже у молочника.

По телу Марты пробежала дрожь.

– Не называй меня леди.

– Как скажете. Извините.

– Итак, что привело тебя сюда, Флетчер Джефф?

Флетч разглядывал пальцы ног.

– Думаю, теперь вы уже обо всем догадались. – Флетч почти уверовал, что его раскрыли, но надежда всегда умирает последней.

– Ты хотел бы получить работу, – самодовольно изрекла Марта.

– Вы правы, – без запинки ответил Флетч.

– Мне приходится проявлять осмотрительность. – Марта откинулась на спинку кресла.

– Я понимаю.

– В нашем деле нужно держать ухо востро.

– Естественно, – поддакнул Флетч. – Как же без этого. У меня те же проблемы.

– Надо притереться, проверить друг друга, прежде чем выкладывать карты на стол.

– Это точно.

– Ты, разумеется, рассчитывал, что унесешь с собой эти сто пятьдесят долларов. – Она подняла стопку банкнот. – Вот они.

Флетч взял деньги.

Марта на мгновение задумалась, затем продолжила:

– На сегодня мы выделяем для женщин только два зала три дня в неделю. Во вторник, среду и четверг, когда число клиентов-мужчин уменьшается. Не волнуйся. За эти три дня ты заработаешь больше, чем где бы то ни было, за исключением, может быть, нейрохирургии. У женщин, разумеется, отдельный вход, но приходят они за тем же. Основной принцип прост: секс приносит гораздо большее удовлетворение после интенсивной физической нагрузки. Ты понимаешь, эти упражнения на тренажерах всего лишь прелюдия. – Слушая Марту, глядя на нее, Флетч думал, сколь похожа она сейчас на Френка Джеффа, вот так же сидящего за столом и разъясняющего ему основные принципы журналистики. – Когда дело подойдет к главному, мы, разумеется, не станем требовать, чтобы ты использовал свой личный, я бы сказала, интимный, инструментарий. – Марта хохотнула. – За исключением, пожалуй, пальцев. В отличие от женщин, мужчины не могут пропустить через себя всех желающих. Наши клиентки это понимают. У нас есть специальные приспособления. Вибраторы, искусственные члены, которые я нахожу вполне достойной заменой. Есть даже один член-вибратор на широком кожаном ремне, который ты можешь надеть на себя, если женщина не внушает тебе отвращения. За это, разумеется, полагается дополнительная плата. – В дверь постучали. – Заходи, дорогая.

Синди открыла дверь, вошла, прислонилась к дверному косяку. В кроссовках, белых носках до колен, короткой юбочке, светло-синей блузке с закатанными рукавами. Бесстрастно посмотрела на Марту.

– Поздоровайся еще раз со своим новым коллегой, дорогая. – Марта встала. – Флетчер Джефф теперь работает в «Дружеских услугах Бена Франклина». Я хочу, чтобы ты пригласила его на ленч, Синди, и рассказала о наших успехах и проблемах.

Теперь Синди смотрела на Флетча.

В горле у него пересохло.

– Он нашел к нам оригинальный подход, – добавила Марта. – Он понимал, что не может просто прийти и попросить взять его на работу, так как наверняка получил бы отказ. Он оказался крепким орешком, который я расколола с большим трудом. – Она засмеялась. Он полицейский, спрашивала я себя. Шпион? Копы не послали бы такого молодого парня. И в его возрасте никому не под силу организовать работу такой фирмы, как наша. Сексуальная патология? Судя по тому, что я видела через зеркало, наблюдая за вами, в этой области у него полный порядок.

– В вас умер детектив, – заметил Флетч, поднимаясь со стула. Колени его дрожали.

Марта обошла стол, приблизилась к нему, обняла за талию.

– Именно такой парень нам и нужен, чтобы увеличить число клиенток. Не так ли, Синди?

– Конечно. – Синди по-прежнему смотрела на Флетча. – Полагаю, что да.

– Красавец мужчина. Такого я и искала. – Рука ее спустилась ниже, на ягодицу Флетча. – Ты для нас находка. Добро пожаловать на борт нашего корабля. Ты можешь начать работать в любой день.

– Благодарю.

– Расскажи ему все, Синди. Объясни, что к чему.

Флетч повернулся к Синди.

– С твоего разрешения, я сначала приму душ.

– Нет вопросов.

– Идите, дети мои. Сегодня за ваш ленч платит фирма. Но помните, пища должна быть богата белками, с минимумом жира и углеводов. – Вернувшись за стол, Марта широко улыбнулась Флетчу. – Для тебя, Флетчер, моя дверь всегда открыта.

Глава 22

– Раньше такого не случалось, – Синди покачала головой. – Чтобы Марта просто открыла дверь и ворвалась в зал? Я и представить себе не могла, что такое возможно. – Они шли от ее машины к столикам уличного кафе «Маноло». – Конечно, я сразу поняла, что ты не такой, как все. Странный какой-то. Помнишь, я спросила, не коп ли ты?

– Ты попросила вывести на чистую воду «Дружеские услуги», а тебя не трогать.

– На тот случай, что ты – коп. Закрытая дверь создает нужный настрой. Ты знаешь, что должна контролировать клиента, не надеясь ни на кого, кроме себя.

– И удовлетворять его запросы, не так ли?

В руке Флетч нес свернутые джинсы и тенниску. Когда он начал одеваться, Синди вошла в ванную и дала ему шорты и новую тенниску. – Марта хочет, чтобы ты переоделся. Она говорит, что ты понимаешь значение рекламы.

Тенниску и шорты спереди украшала надпись «ВАМ НУЖЕН ДРУГ?», сзади – «БЕН ФРАНКЛИН».

Синди предложила поехать на ленч к «Маноло». Флетч попытался отговорить ее, но Синди заявила, что это самое модное кафе.

Превратившись в шагающий рекламный щит, Флетч надеялся лишь на то, что немногие понимают истинный смысл слов, написанных на его груди и спине.

Марта, несомненно, порадовалась бы, увидев его в таком наряде на улицах города. Он сам обеспечивал себе работу.

– Разумеется, Марта может наблюдать за нами, когда ей этого хочется.

– Зеркала с обратной стороны обычные окна?

– Не все. Некоторые – да.

– А как же уединение с клиентом?

– Наружный контроль необходим. С ним чувствуешь себя в безопасности. Вдруг попадется какой-нибудь извращенец или псих.

– А извращенцы попадаются часто?

– Нет, но если возникает ощущение, что клиент может взбрыкнуть, нажимаешь специальную кнопку, и за твоим залом устанавливается постоянное наблюдение.

– Понятно.

– Марта к тому же продает места, есть и камеры.

– Что?

– За большими зеркалами, в одном или двух залах установлены кресла для зрителей. Старых, толстых, отталкивающих. Тех, кто скорее будет смотреть, а не участвовать.

– Мужчин и женщин?

– Конечно. За сеанс Марта берет с каждого сто баксов.

– А вы устраиваете для них представление.

– Нам это нравится. Особенно, если клиент – молодой, крепкий мужчина. Вроде тебя. Марта, кстати, могла пригласить тебя в пятницу. Забесплатно. Я бы тебя обслужила, но при зрителях.

– И я ничего бы об этом не знал?

– Естественно. Только порадовался бы, что не нужно платить ни цента.

– А тебе от этого какой толк?

– Больше денег. И потом, зрители вдохновляют.

– Может, вы выступаете и перед настоящими зрителями?

– Конечно. Марта посылает нас на вечеринки. Мы делаем это на полу, после обеда. Парень и девушка, две девушки, два парня. Старички возбуждаются, а нам – развлечение. Впрочем, увидишь сам. И чаевые превосходные.

– Ты упомянула камеры.

– Да, они необходимы. Чтобы избежать осложнений. Камеры стоят за маленькими зеркалами в каждом зале. Видеокамера и обычная. Мы снимаем всех клиентов.

– Зачем?

– Иногда они напиваются, злятся, раздражаются. Клиенты везде одинаковы. Они жалуются, угрожают. Если они действительно становятся опасными, Марта посылает им фотографии или видеокассету. Это их успокаивает. Не потому, что они стесняются того, чем занимаются в зале. Просто на фотографиях они такие уродливые и неуклюжие, с толстыми, отвислыми животами, волосатыми задницами...

– И фотографии иной раз используются для шантажа, не так ли?

– Конечно. Особенно, если клиент перестает быть клиентом, а мы знаем, кто он такой. Тот, кто входит в дверь «Дружеских услуг Бена Франклина», навсегда оставляет там часть самого себя.

– Приобретает друга по гроб жизни.

– Это прибыльный бизнес.

– Да. Ваша контора может потягаться с солидной юридической фирмой.

– Ой, смотри, свободный столик!

– Итак, – усевшись, Флетч вытянул ноги, – ты – проститутка с золотым сердцем.

Руки он сложил на груди, чтобы закрыть от чужих глаз надпись на тенниске.

– Не думаю, что золотое сердце хорошо качает кровь. Я предпочитаю хранить золото в другом месте.

– И много золота ты добыла у Бена Франклина?

– Достаточно, чтобы покинуть это заведение. Марта еще ничего не знает. Пожалуйста, не говори ей. Мы хотим преподнести Марте сюрприз, в конце недели. Пятница – мой последний рабочий день. В субботу мне надо уладить кой-какие дела, а в воскресенье мы сматываемся в Колорадо. Навсегда.

– Вы хотите сбежать.

– Совершенно верно.

– Если ты зарабатываешь так много золота...

– Конечно, не следует мне этого говорить. Ты только поступаешь на службу, я – ухожу. Вроде бы я должна тебя подбадривать, но... Ты, возможно, мне не поверишь, Флетч, но «Дружеские услуги Бена Франклина» – препоганенькое местечко.

Флетч попытался изобразить на лице изумление.

– Я сыта им по горло, – продолжала Синди. – Помнишь блондинку, что вошла в приемную, когда ты был там, и начала качать права?

– Да.

– Это Карла. Ее аж затрясло от зависти, потому что ты стал моим клиентом. Кстати, в это утро ее и не ждали.

– Она имеет право выбора клиентов?

– Она имеет право выбирать все. Часы работы, залы, клиентов.

– Более опытным полагаются привилегии. Так заведено в любой конторе.

– Более опытным! Она здесь три месяца, а я – два с половиной года, с самого открытия.

– Трения между сотрудниками – обычное явление. А чем она, собственно, лучше тебя?

– Разве ты не слышал, что сказала Марта? Она, видите ли, хотела, чтобы Карла поспала в это утро подольше. Догадайся, кто выбрался из двухспальной кровати, в которой спала Карла, и на цыпочках вышел из спальни?

– Просвети меня.

– Марта.

Официант, обслуживавший Флетча днем раньше, узнал его. Огляделся в тщетной надежде найти другого официанта, с неохотой подошел к столику.

Синди наклонилась к Флетчу.

– Мне без разницы, кто, где и как работает, – с жаром воскликнула она. – Но никто не должен получать преимущества только потому, что спит с боссом.

Флетч откашлялся, посмотрел на официанта.

– Рад видеть вас живым и здоровым, – пробурчал тот.

– Благодарю.

– Так что будет «как обычно» сегодня? Мне не терпится услышать. Кроме того, я уверен, что шеф-повар этой ночью не сомкнул глаз, вспоминая ваш вчерашний заказ, а с утра дрожит на кухне мелкой дрожью, предчувствуя, что вы появитесь и сегодня.

– Ты ел здесь вчера? – спросила Синди.

– И память об этом сохранится в наших сердцах, мисс. Мы даже попросили ресторанного критика из «Ньюс трибюн» обходить наше кафе стороной, пока этот удивительный клиент не выедет за пределы штата или не отойдет в мир иной в приступе икоты.

– Всего-то я заказал... – Флетч повернулся к Синди.

Официант поднял руку, призывая его не продолжать.

– Пожалуйста, сэр. Не повторяйте, я этого не переживу. Услышав вчера ваш заказ, я до сих пор сам не свой. Как жить без веры, что каждый следующий день будет лучше предыдущего?

– Как по-твоему, он оскорбляет меня? – спросил Флетч у Синди.

– О, нет. Я думаю, он пытается объяснить тебе преимущества пищи быстрого приготовления, вроде гамбургера или пиццы.

– То есть молодым следует ограничить свой рацион упомянутыми тобой блюдами?

– Естественно, – Синди посмотрела на официанта. – Не волнуйтесь, сегодня заказывать буду я.

– О, восславим Господа нашего! Наконец-то и на вас нашлась управа. – Последнее относилось к Флетчу.

– Принесите ему пять яиц, сваренных вкрутую.

Официант от изумления едва не потерял дар речи.

– И всего-то?

– Еще шоколадный гоголь-моголь, – пробормотал Флетч.

– Да, – кивнула Синди. – Видите ли, он получил новую работу, требующую строгой диеты.

– Ему это не интересно, – вставил Флетч.

– А что принести вам, мисс?

– Банановый сплит, три шарика мороженого, взбитые сливки, зефир и жареные орешки.

– Не много ли натощак? – с завистью спросил Флетч.

– Хочу устроить своему желудку маленький праздник.

Флетч повернулся к официанту.

– К вашему сведению, эта молодая женщина накормила меня с утра толченым лосиным рогом.

– Я мог бы и догадаться, – вздохнул официант.

– Ерунда, – махнула рукой Синди. – Где сейчас найдешь лося? Скорее всего, то был толченый коровий рог.

– О, Господи, – официант возвел очи горе. – Куда подевались милые молодые люди, которые говорили: «Пожалуйста, коку и гамбургер»?

– Официанты не питают ни малейшего уважения к молодым, что бы они ни говорили, – пробормотал Флетч.

– Как меня теперь называть? – спросил Флетч, посасывая через соломинку принесенный в высоком стакане шоколадный гоголь-моголь. – Юноша по вызовам?

– Вы проститутка, сэр, как и все мы, и, пожалуйста, не забывайте об этом, – Синди взяла со стола ложку. – Иначе потеряешь контроль над собой, над клиентом. Такая уж профессия. Контроль терять нельзя ни при каких обстоятельствах. Это опасно.

– Как же мы дошли до жизни такой? – спросил Флетч Синди.

– Полагаю, воспитывали нас одинаково. Как и многих, если не всех американцев. – Ложкой она добавила в вазочку с мороженым взбитых сливок, насыпала орешков, положила зефир. – Мы выращены, как сексуальные объекты, не так ли? Иначе для чего все эти витамины, педиатры, диеты? Почему родители и учителя заставляли нас заниматься спортом? Чтобы вырабатывать философский взгляд на вещи, учиться, как надо выигрывать, а как-проигрывать? Чепуха. Родители и тренеры протестовали, жаловались и ругались с судьями и друг с другом куда больше нас. Ради нашего здоровья? Как бы не так. Много твоих друзей закончило школу без серьезных травм ног, спины, шеи? – Синди зачерпнула полную ложку сплита и отправила в рот. – Постоянно будь на свежем воздухе, но предохраняй кожу от прямых солнечных лучей, так советовала мне мамочка. Лосьоны утром и вечером. Цель одна – идеальная форма ног, рук, плеч, плоский живот, нежная упругая кожа.

– Я – сексуальный объект? – переспросил Флетч.

– Именно так, брат мой. В твоем воспитании основное внимание уделялось философии? Культуре? Теологии? Помнится, я, тринадцатилетняя, прибежала из школы, влетела в дом со словами: «Мама, мне поставили А по математике!», – а мама рассеянно ответила:

«Да, дорогая, но я замечаю, что твои волосы блестят не так, как раньше. Каким шампунем ты пользуешься?»

Флетч молча ел яйца.

– На кого указывали нам, как на героев? – вещала Синди. – На учителей? Математиков? Поэтов? Нет. Только на тех, кто мог похвастаться прекрасным телом, на спортсменов и кинозвезд. Именно у них постоянно брали интервью на телевидении. Но разве они рассказывали, каким потом даются им быстрые секунды или как они перевоплощаются в роль, которую играют? Нет, их спрашивали о сексуальной жизни, о том, сколько раз они вступали в брак, с кем и почему разошлись в последний или предпоследний раз. Престиж, Флетч, определяется числом людей, которых ты можешь завлечь в свою постель.

– В результате ты стала проституткой.

– Разве не к этому все шло?

– Ты, похоже, зришь в корень.

– Думаю, да

– Тебе нравится банановый сплит?

Синди уже съела добрую половину.

– Очень.

– Заметно.

– Очень нравится, – повторила она.

– Но, Синди, меня мучает совесть... делать это... ты понимаешь... за деньги.

– А делать этого мне практически не приходится. В зале тренажеры изматывают клиента донельзя. Усталость и возбуждение срабатывают за меня. Надо лишь пару раз дернуть их за член, они и кончат. А потом еще извиняются, что не смогли сдержать себя и теперь мне, цитирую, «не удастся получить удовольствие». Когда же меня посылают на ночь, сопровождать клиента, я, главным образом, сижу в барах и ресторанах, наблюдая, как старичок медленно напивается. И слушая его. Обычно им только это и нужно. А когда он полностью отключается, я волоку его в номер, раздеваю и укладываю в постель. Утром он думает, что прекрасно провел время, наслаждаясь с чудесной девушкой. Хотя на самом деле ничего не было. Все это у тебя впереди. И с мужчинами я трахалась, наверное, реже, чем вон та секретарь.

Синди мотнула головой в сторону молодой женщины, сидевшей за соседним столиком с мужчиной средних лет. На столе, помимо бокалов и тарелок, лежали блокноты, ручки, стопка листов бумаги и калькулятор.

– Только платили мне побольше, – добавила Синди.

– Может, тут дело в эмоциях. Как я должен воспринимать тот факт, что мне будут платить за физическую близость? Меня это тревожит.

– Все это дерьмо, в которое нас с головой окунули психоаналитики. Позволь спросить, у кого отношения с клиентом более интимные, у проститутки или психоаналитика?

– Э...

– Я могу повторить все их тезисы. Осознание вины. Проститутки испытывают безмерную потребность любви, но мы не знаем, что есть любовь. Единственный, доступный нам, способ оценить себя – назначить цену нашим склонностям, чувствам. Это в полной мере относится и к психоаналитикам, не так ли? Они просто говорят о нас то, что с полным основанием могли сказать о себе. Я на них не в обиде. Они тоже должны зарабатывать на жизнь. Я лишь хочу, чтобы они не наделяли нас тем комплексом вины, что мучает их самих.

– Но, Синди, после двух с половиной лет у «Бена Франклина» сможешь ли ты полностью, без остатка, отдаться мужчине, испытать истинное наслаждение?

– Я и не хочу. У меня такого не было. И не будет. – Она доела сплит и принялась за мороженое. – Меня, похоже, принимают не за ту, кто я есть. И не только меня. Я говорила тебе о своей подруге, настоящей подруге. Она тоже работает у «Бена Франклина». Мы обе заработали здесь деньги. На следующей неделе мы сматываемся в Колорадо. Купим там ферму по разведению собак и заживем в счастье и согласии.

– Вы любите друг друга?

– Естественно. Так что близость с мужчиной для меня ничто. Ни эмоционально, ни морально. В любом значении этих слов. На мужчин мне плевать. Лечь в постель с мужчиной для меня все равно, что сходить в туалет. – Вазочка с мороженым быстро пустела. – Исходя из того, как меня воспитывали, съесть мороженое – куда больший грех, чем переспать с мужчиной или мужчинами. Или всей футбольной командой. – Синди отправила в рот очередную порцию мороженого. – А мороженое приличное.

– Для меня все иначе, – заметил Флетч.

– Полагаю, что да. Но это твои проблемы.

Тут Флетч заметил направляющуюся к кафе женщину в знакомой желтой юбке, которая хорошо сочеталась с не менее знакомой темно-синей блузкой с короткими рукавами.

Синди потянулась, расправившись и с мороженым.

– Но в основе и у тебя, и у меня лежит одно и то же. Во всяком случае, мне так кажется. Из меня стремились создать безмозглое, бескультурное, прекрасное тело, сексуальный объект. При этом мне говорили, что мужчины – грубые агрессоры, а делать детей нехорошо. По натуре я не спортсменка. И не актриса.

Флетч выпрямил спину. Под столиком поставил ноги так, чтобы в любой момент сорваться с места. Взглядом измерил расстояние между столиком и дверью ресторана «Маноло».

– И когда пришло время самой зарабатывать на жизнь, – продолжала Синди, – что мне оставалось? Притворяться, что у меня семь пядей во лбу? Или, хуже того, изображать из себя рабочего муравья?

Приближающаяся к ним женщина заметила Флетча.

Затем и Синди.

– О, нет, – простонал Флетч.

– Я делаю то, что должна делать. И стала той, кем должна была стать, – заключила Синди.

– Флетч! – воскликнула женщина.

– Э...

Синди обернулась. Лицо ее осветилось радостью.

– Барбара! – Она вскочила со стула, бросилась женщине на шею.

Барбара обняла Синди. Флетч встал.

– Барбара...

Когда пыл радостных повизгиваний и объятий утих, Барбара посмотрела на Флетча. Она все еще держала Синди за руку.

– Я не знала, что вы знакомы.

Глава 23

– У тебя на шее засос. – Барбара сверлила Флетча взглядом.

Официант принес к столику третий стул, облегченно вздохнул, услышав, что им не нужно ничего, кроме счета, и отошел.

– Отметина страсти. Утром, когда ты уходил, его не было.

Флетч коснулся пальцем того места, куда укусила его Синди.

– Я...э...

Брови Синди сошлись у переносицы. Она явно не понимала, что, собственно, происходит.

– И одет ты не так, как утром. – Барбара положила руку на свернутые джинсы и тенниску. – Где ты взял эти шорты?

Флетч сложил руки на груди.

– И что написано на твоей тенниске? – Барбара наклонилась и убрала его руки. – «Вам нужен друг?» Что это значит? – Она взглянула на его колени. – И на шортах та же надпись.

– Да, – с достоинством признал Флетч.

– Ты что, нашел новую работу?

– Откуда вы знаете друг друга? – Ушел от ответа Флетч.

– Мы дружим со школы, – ответила Барбара.

– Правда? Вы – давние подруги?

– Да.

– Близкие?

– Я говорила тебе о Синди. Именно она посоветовала мне выйти за тебя замуж.

– Ага! – кивнул Флетч.

– Флетч! – воскликнула Синди, ударив себя ладонью по лбу. – Так ты – Флетч?

– Почему ты не в галифе? – строго спросил у Барбары Флетч.

– Хо-хо-хо, – рассмеялась Синди. – Я переоделась перед тем, как пойти на ленч. Меня мутит от этих жутких штанов.

– Так за этого Флетча ты выходишь замуж в субботу? – спросила Синди.

– За него, – Барбара положила руку на колено Флетчу. – Флетч, тебе, по-моему, очень жарко. Ты вспотел. У тебя красное лицо. Может, тебе нехорошо?

– Хо-хо-хо, – вновь начала смеяться Синди.

– Мой Бог, – простонал Флетч.

– А как вы познакомились? – спросила Барбара.

– Хо-хо-хо, – смеялась Синди,

– Я... э... мы...

– В этом есть что-то забавное? – спросила Барбара.

– Вроде бы нет.

– Хо-хо-хо, – смеялась Синди.

– Я очень надеюсь, что после свадьбы Флетч будет уходить и возвращаться домой в одной и той же одежде.

– Хо-хо-хо, – давилась смехом Синди.

– Барбара, – говорил Флетч медленно, серьезно, – у нас с Синди деловое знакомство.

– Хо-хо-хо. – На глазах Синди от смеха выступили слезы.

Секретарь и мужчина средних лет, сидевшие за соседним столиком, неодобрительно посмотрели на них: шум мешал продуктивной работе.

– Деловое знакомство? – переспросила Барбара.

– Деловое, – подтвердил Флетч. – А теперь, Барбара, дорогая, если...

– Барбара, дорогая! – смеясь, воскликнула Синди. Не понимая, чем вызван смех Синди, Барбара повернулась к Флетчу.

– Между прочим, по радио передали, что кто-то признался в убийстве Дональда Хайбека.

Флетч аж подпрыгнул.

– Кто?

– Мужчина по фамилии Чайлдерс. Сегодня утром он сам пришел в полицию и заявил, что убил Дональда Хайбека. Клиент Хайбека...

– Я помню, – прервал ее Флетч. – Судебный процесс завершился два или три месяца тому назад. Его обвиняли в убийстве собственного брата.

– А сегодня он признался, что убил Хайбека.

– Но его оправдали, я хочу сказать, суд решил, что брата он не убивал.

– Так что тебе больше нет нужды расследовать убийство Дональда Хайбека. И ты можешь сосредоточится на порученной тебе статье.

– Могу, – мрачно согласился Флетч.

– Мы поженимся в субботу, потом у нас будет медовый месяц, а после возвращения тебя, возможно, снова возьмут на работу.

– Возможно.

Синди разом перестала смеяться. Посмотрела на Флетча, словно увидела его впервые.

– Ты – репортер!

Флетч развел руками.

– Совершенно верно.

– Из «Кроникл газетт»? – полюбопытствовала Синди.

– Из «Ньюс трибюн».

– Что происходит? – Барбара недоуменно переводила взгляд с Флетча на Синди.

– Успокойся, – улыбнулась Синди. – Теперь мне все ясно!

– Боюсь, что да, – кивнул Флетч.

– Ты написал что-нибудь такое, что я могла прочесть?

– Воскресный выпуск. Ты читала «ЧУДАКИ ОТ СПОРТА НА ФИНИШНОЙ ПРЯМОЙ»?

– Да. Конечно, читала. Основная статья спортивного раздела. Очень хорошая. Ты ее написал?

– Только придумал заголовок, – не стал преувеличивать своих заслуг Флетч.

– Понятно.

Официант подал счет Флетчу.

– Вы становитесь нашим постоянным клиентом, сэр. Но счет взяла Синди.

– За нас платит фирма. – Она вновь рассмеялась.

– Откушали, можно сказать, за счет заведения.

– Синди, мы собирались расписаться на обрыве, над океаном. Я тебе говорила? В субботу обещают хорошую погоду.

Синди расплатилась наличными.

– Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с мамой? – спросила Флетча Барбара.

– Сегодня на обед у меня будет моя голова на тарелке, – мрачно ответствовал Флетч.

– Синди, за углом есть магазин спортивных товаров. В витрине выставлен отличный горнолыжный костюм. Ты понимаешь, для нашего медового месяца. Пойдем со мной, посмотришь, как я в нем выгляжу.

– С удовольствием. – Синди оставила официанту щедрые чаевые.

Обе женщины встали из-за стола. Флетч остался сидеть в глубоком раздумье.

– До свидания, Флетч, – попрощалась с ним Барбара. Флетч не ответил.

– До встречи, Флетч! – весело воскликнула Синди.

– Увидимся на твоей свадьбе! В субботу!

Глава 24

– Добрый день! Добрый день! – Флетч громко постучал о косяк открытой двери. Из бунгало доносился шум телевизора, прерываемый детским плачем, детскими воплями и треском какой-то механической игрушки.

– Добрый день! – выкрикнул Флетч.

Крыльцо являло собой кладбище сломанных игрушек. Самокат с согнутой стойкой, трехколесный велосипед без двух задних колес, раздавленная пластмассовая кукла, плита, угодившая под топор дровосека.

Женский голос в телевизоре произнес: «Если ты расскажешь Эду все, что тебе известно обо мне, Мэри, будешь гореть в аду жарким пламенем».

На кухне женщина крикнула: «Прекрати этот вой, Ронни, а не то я тебе как следует всыплю».

– Спокойно, спокойно, Нэнси, – мужской голос. – Надо же докормить ребенка. Дети должны есть. Иначе откуда у них возьмутся силы.

Бунгало ассистента профессора Томаса Фарлайфа находилось в восьми кварталах от университетского городка. В ряду соседских домов, не так уж давно выкрашенных, с пожухлой травой на лужайках, дом Фарлайфов выделялся серыми потеками на стенах, разбитым окном да бесколесным, ржавым, когда-то желтым фольксвагеном, застывшим как памятник перед домом на вытоптанной лужайке, на которой не осталось ни травинки.

По пути к дому Фарлайфов Флетч включил радио. Из выпуска новостей он почерпнул дополнительную информацию. К сообщению о признании Чайлдерса, об этом ему сказала Барбара, добавилась любопытная подробность: выслушав упомянутое признание, полиция тут же освободила Чайлдерса.

Флетч встал на порог и закричал что есть мочи: «Эй! Добрый день!»

Из кухни появилась женщина.

– Кто вы?

– Флетч.

– Кто? Я вас не знаю. Заходите.

Флетч вошел в холл-коридорчик.

– Вы студент?

– Я из «Ньюс трибюн».

– Том на кухне. Не знаю, проверил ли он вашу работу. – Она повела Флетча на кухню. – Так вы говорите, ваша фамилия Тербун?

В доме пахло мокрыми ползунками, подгоревшей едой, сбежавшим молоком и пылью.

– Я из газеты.

На кухне гремел телевизор, по полу ползал приводимый в движение батарейкой игрушечный танк, здесь же, компанию кипам белья, мусорным ведрам и книгам составляли пятеро детей, все моложе семи лет. Двое в ползунках, трое в трусиках. Каждый, похоже, этим утром выкупался в воде, в которой чуть раньше вымыли посуду.

Низкорослый, лысый мужчина кормил ребенка, сидящего на высоком стульчике. Он коротко глянул на Флетча. Глаза у него были удивительные, светло-светло синие. Цвет глаз передался четверым детям, но не того оттенка.

– ...перевозка партии разрывных пуль... – донеслось из телевизора.

Женщина выключила телевизор, и теперь на кухне грохотал лишь танк, преодолевающий препятствия на полу, с криками дрались двое детей на полу да вопил ребенок поменьше, посаженный на драную подушку у стены.

– Ронни, – обратилась женщина к вопящему мальчишке, – перестань орать, а не то получишь по зубам. Угроза действия не возымела: вопли продолжались.

– У вас есть машина? – спросила женщина Флетча.

– Да. Вы – Нэнси Фарлайф?

– Он приехал к тебе? – полюбопытствовал мужчина.

– Да нет, ему нужен ты, Том. Насчет какой-то работы.

– Я приехал к вам обоим, Нэнси. Я из газеты.

– А-а-а, – протянула она. – Насчет убийства отца. – На ней была широкая, землистого цвета юбка и зеленая, в грязных пятнах, блуза. Белые, не знающие загара руки и ноги, обвислый живот, волосы, висевшие слипшимися прядями. – Сказать мне вам нечего, но нужно кое-куда съездить.

– Я вас отвезу.

– Наша машина сломалась, – пояснил, не отходя от стола, мужчина. – Разбилась. Kaput. Порушилась.

– Мне следовало съездить вчера.

– Да, да, – покивал мужчина. – Принести Бобби благую весть.

– Присядьте, – Нэнси сбросила со стула на пол стопку газет и телефонный справочник. – Я только переоденусь. – Она оглядела свою одежду. – Том, стоит мне переодеваться?

Ребенок на подушке перестал плакать. На его лице появилось решительное выражение.

– Будь всегда в одном и том же, дорогая.

Решительный ребенок поднялся с подушки. Пересек кухню. Схватил танк и вышвырнул его в окно.

Теперь трое детей орали и дрались друг с другом. Наиболее эффективным средством борьбы они полагали вырывание волос. При удачном результате крики становились пронзительнее.

– Я только переоденусь, – решила Нэнси.

Флетч выглянул в окно кухни. Во дворе танк атаковал сломанную детскую коляску.

– Чух, чух, чух, чух! – пыхтел Том Фарлайф. – А теперь паровозик подходит к тоннелю. Открываем тоннель! – Ребенок открыл рот, Том отправил в него ложку пюре. – Отлично. Чух, чух, чух, чух. – За первой ложкой последовала вторая. Миска уже практически опустела.

– Социальная защита! – процитировал Флетч. – Тротуары города! Дорога без жалости! Ограбленные старушки!

– Ага! – Ребенок доел пюре, и Том вытер ему рот заскорузлой тряпкой. – Вы знакомы с моими стихами.

– Вы называете их поэзией насилия?

– Именно так! – Том вытащил ребенка из высокого стульчика и осторожно опустил на пол.

Подошел к самому младшему из детей, лежащему в пластмассовой колыбельке у самой плиты. Принес его вместе с колыбелькой, поставил ее на стол.

– Ваши стихи не такие, как у всех.

– Да, не такие. – Том пытался открутить крышку бутылочки с молочной смесью. – Почему бы вам не назвать их прекрасными?

Он передал бутылочку Флетчу, тот справился с крышкой и вернул бутылочку Тому.

– Подходит ли к ним эпитет «прекрасные»? – спросил Флетч.

– Почему нет? – Том закрепил на бутылочке соску. – Чух, чух, чух. – Младенец открыл рот. Том вставил в него соску. – В насилии есть красота. Она привлекает людей.

Держа бутылочку у рта младенца, Том посмотрел на пол, где возились и дрались уже четверо его детей. У одного из царапины на руке текла кровь. Второй заработал свежий фонарь под левым глазом.

– Потому-то у меня так много детей, – продолжил Том Фарлайф. – Посмотрите на их ярость. Разве она не удивительна? Ничем не сдерживаемое насилие. Я жду не дождусь того времени, когда они станут подростками.

– Возможно, ваши мечты осуществятся. И сколько из них, по-вашему, выживет?

– Вас тоже влечет насилие.

– Не то чтобы очень.

– Вы смотрите футбол?

– Да.

– Разве футболисты не насильники? – Ни у одного мужчины Флетч не видел таких мягких, пухлых рук. – Человека окружает насилие. Вот этот инструмент человеческого общения, – Фарлайф указал на телевизор, – каждый день обрушивает на нас больше насилия, чем большинство людей видит за всю жизнь. Не на экране, а наяву. Почему нас так тянет к насилию?

– Насилие завораживает, – ответил Флетч. – Людям хочется смотреть на насилие, обрушивающееся на других. Наверное, потому, что они представляют себя в роли насильников.

– Красота. Завораживающая красота насилия. Абсолютная ирония. Почему ни один поэт до меня не узрел этого?

– «Узкие, перетянутые поясом бедра, располосованные автоматным огнем. Каждая пуля, рвущая кожу, выворачивающая плоть, отбрасывает тело, отрывает его от ног. И вот идеальный воин кланяется своей смерти, поворачивается и падает», – процитировал Флетч.

– Прекрасно.

– Я это все видел.

– И это прекрасно. Признайтесь, – Том Фарлайф наклонил бутылочку. – «Он убит, но погиб не зазря. Его смерть – его жизнь. И он идеал и в этом».

– Какой курс читаете вы в университете?

– Творчество Джефри Чосера. Еще сравнительный анализ произведений Джона Драйдена и Эдмунда Спенсера. А также английский для первокурсников.

– Вы знакомите их с «Кентерберийскими рассказами»?

– Да, – Том поднял бутылочку, в которой осталось несколько капель, снял соску, допил их сам.

Младенец заплакал.

Том отнес бутылочку к раковине и вымыл ее.

– Вы проявили насилие по отношению к вашему тестю?

– Да, – кивнул Том. – Я женился на его дочери. Он нам этого не простил.

– Он ни разу не приезжал, чтобы посмотреть на внуков?

– Нет. Я сомневаюсь, что он знал, сколько у нас детей и как их зовут. Жаль. Он бы оценил их по достоинству.

Флетч наблюдал, как один из отпрысков Фарлайфа бросил морковку в голову другого.

– Думаю, что да.

– В Дональде Хайбеке не было ни грана честности.

– Вы живете в нищете, а ваш тесть – мультимиллионер.

– Убил ли я своего тестя? – Низкорослый, пухленький мужчина повернулся к раковине спиной и вытер руки листом газеты. – В этом не было бы иронии.

– Вы уверены?

– Безусловно. Невинность жертв обращает в поэзию происходящее с ними. А я – поэт.

– Вы знали, что он собрался пожертвовать все свое состояние музею?

– Нет.

– Если он умер без завещания, а такое, как я понимаю, среди адвокатов скорее правило, чем исключение, ваша жена унаследует столько денег, что вы сможете полностью переключиться на поэзию. Разумеется, при условии, что он не распорядился своим состоянием иначе. Так вы говорите, поэты – люди непрактичные?

– Не все, – Том Фарлайф улыбнулся. – Нельзя брать в расчет тех, кто печатается в «Атлантик» и получает Пулитцеровские премии. Они достаточно практичны, чтобы убить человека. Но уж, конечно, вы не обвиняете самого непопулярного поэта страны в практицизме?

На кухню вернулась Нэнси Фарлайф. В балетных тапочках, длинной черной юбке и блузке, когда-то белой, но посеревшей от многочисленных стирок. Она даже попыталась причесаться.

– Можем ехать? – спросила Нэнси.

Флетч встал, не зная, куда теперь занесет его судьба.

– Мортон Рикмерз, редактор отдела книг «Ньюс трибюн», хотел бы взять у вас интервью, мистер Фарлайф. Вы не против?

– Видишь, – Том Фарлайф улыбнулся жене, – я уже пожинаю плоды сенсационного убийства твоего отца. – Он повернулся к Флетчу. – Разумеется, нет. Готов принять его в любое время. Я сделаю все, чтобы способствовать росту своей непопулярности.

Глава 25

– Можно оставлять его с детьми? – Флетч застегнул ремень безопасности.

– А почему вы спрашиваете? – Нэнси последовала его примеру.

– Ваш муж находит красоту в насилии. Дети бьют друг друга у него на глазах.

– Детям с ним лучше, чем со мной. У него больше терпения.

– Вернее, выдержки. – Флетч повернул ключ зажигания. – Куда едем?

– Монастырь святого Томаса, в Томасито.

– Томасито? – Флетч уставился на Нэнси. – Да туда же сто километров!

– Не меньше.

– Я думал вас подвезти до центра.

– Мой брат в монастыре, – Нэнси смотрела прямо перед собой. – Монастырь закрытый. Едва ли он узнает, что отец мертв. Я должна с ним переговорить. Иначе мне туда не попасть.

– Ваш брат монах?

– Монах, монах. Полагаю, Том мог бы сложить об этом замечательную поэму. Монах, монах./ Зарыться в нору, / Лишь бы отрезать/ Себя от отца. Не слишком складно?

– Не слишком.

– Полагаю, поэзию лучше оставить мужу. Я же буду рожать маленьких чудовищ.

Флетч включил первую передачу, отпустил сцепление, машина тронулась с места.

– Извините за шум. Глушитель прохудился.

– Мне без разницы.

– Вы католичка?

– Я? Разумеется, нет. Уход Боба в монастырь – его личная инициатива. Не имеющая ничего общего с семьей, я хочу сказать, с нашим воспитанием. Подозреваю, он пытается искупить грехи своего отца. Хотя они и не переходят к сыну. Он подобрал себе занятие по душе.

Флетч выехал на автостраду и прибавил скорость.

– Человек, беседовавший с вашим отцом на прошлой неделе, сказал мне, что он собирается уйти в монастырь.

Нэнси вытаращилась на Флетча.

– Мой отец? – Она рассмеялась. – Я знаю, что газеты печатают только вымыслы.

– Это правда. Во всяком случае, в том, что мне это сказали, сомневаться не приходится.

– Возможно, мой отец ушел бы в монастырь, услышав трубу Судного дня. На него это похоже. Ловкий адвокатский ход.

– Он стареет.

– Ему чуть больше шестидесяти.

– Может, у него пошатнулось здоровье.

– Это хорошо. Если кто и заслужил проказу, так это он.

– Вы никогда не были близки?

– Эмоционально? Не знаю. В детстве я его практически не видела. Черный костюм и черные туфли, выходящие из дому и входящие в дом. Духовно? Когда я выросла, я поняла, что он превращал правосудие в посмешище. Растаптывал веру в закон. Ради денег. Он не верил ни в добро, ни во зло, ни в справедливость, ни в заповеди Господни, на которых зиждется наша жизнь. Он сам решал, что хорошо, а что плохо, невзирая на социальные последствия. А цель была одна – набить деньгами карманы. Я не знаю более асоциального и аморального человека, чем мой отец. Если б он не получил юридического образования, то стал бы маньяком-убийцей. – Нэнси сухо рассмеялась. – Мой отец – монах.

– Ваш муж воспевает насилие, – напомнил Флетч.

– Разве вы не видите разницы? Мой муж – учитель. Поэт. Жертвуя собой, он указывает на красоту насилия. Оно нас привлекает. Он заставляет нас бороться с насилием в себе. Показывает нам, кто мы есть. Его поэзия не была бы столь доходчивой, если бы не отражала истину.

– Что значит, жертвуя собой?

– Перестаньте. Люди переходят на другую сторону улицы, если видят, что он идет навстречу. За три года нас ни разу не пригласили на вечеринки, которые постоянно устраивают на факультете. Большая часть коллег мечтает о том, чтобы его уволили. В другое место учителем его уже не возьмут. Мы кончим на паперти. И все для того, чтобы Том мог высказать собственную точку зрения. Не о природе насилия, но о человеческой сущности. Разве вы этого не понимаете?

– Так или иначе, человек, которому я верю, сказал, что ваш отец собирается пожертвовать пять миллионов долларов музею. С тем чтобы на эти деньги музей приобрел высокохудожественные произведения современного религиозного искусства. Остатки своего состояния он хотел передать монастырю, в который намеревался и уйти.

Нэнси пожала плечами.

– Наверное, на то были причины. Полагаю, кто-то собрал на него компромат. Министерство юстиции. Департамент налогов и сборов. Или Ассоциация американских адвокатов. Думаю, после того, как дым рассеялся, вы нашли бы моего отца вместе с его сексапильной, безмозглой женой под защитой какого-то религиозного или культурного фонда, при деньгах, которые по закону отнять у него никто бы не смог.

– Возможно, вы правы. Но вы знали, что ваш отец выражал желание избавиться от своего состояния?

– Я прочитала об этом в газете. Сегодня утром. После того, как его убили.

– А ранее вы об этом не подозревали?

– Нет.

Какое-то время они ехали молча, слушая льющуюся из радиоприемника музыку. Первым заговорил Флетч.

– Вчера в доме вашего отца я встретил женщину лет шестидесяти, с седыми волосами, в цветастом платье и зеленых теннисных туфлях. Я спросил, она ли миссис Хайбек, и получил положительный ответ. О вашем отце она сказала, что он носил черные туфли и вечно блуждал. Фирму «Хайбек, Харрисон и Хаулер» она называла «Хай, ха, хау».

– М-м-м.

– Это ваша мать?

– М-м-м, – Нэнси заерзала на сиденье. – То, что написано на ваших шортах, правда? Вы можете быть другом?

– Смысл этой надписи несколько в ином. – Флетч поменял только тенниску, так как надеялся, что последняя, надетая навыпуск, скроет рекламу «Бена Франклина».

– Вы угадали, – продолжила Нэнси. – Пока я росла, мать с отцом игнорировали друг друга. Я тоже его не интересовала. Став постарше, я начала презирать его. Блестящий адвокат. Дерьмо собачье. Он был преступником. Когда он избавился от матери, засадил ее в дурдом, между нами произошел полный разрыв. Я никогда не заговаривала с ним первой, никогда не заходила к нему. Извините. Поначалу я не сказала всю правду. Я ненавидела этого сукиного сына.

– Однако.

– Не было никакой нужды выбрасывать маму из ее дома. Запирать в клинику, какими бы мягкими ни были тамошние порядки. Ее просто мучило одиночество.

Флетч вспомнил, как миссис Хайбек жаловалась, глядя на свои зеленые теннисные туфли, что ее ни на минуту не оставляют одну.

– Да, одиночество, – повторила Нэнси. – Год за годом отец оставлял ее в доме. Никто не хотел знаться с ней. Сначала она пыталась бывать на людях, что-то делать, даже записалась в Цветочный клуб. Другие дамы этого не хотели. А потом папочка выиграл очередной сенсационный процесс, добившись оправдательного приговора для какого-то насильника. Газеты, конечно, вопили, а мамины цветочные композиции не взяли на выставку. Ее телефон никогда не звонил. Потом, я уже была подростком, мама устроилась продавщицей в цветочный магазин. Но папаша быстро это прекратил. Бедная, несчастная душа. Она плесневела в доме. Разговаривала сама с собой. Накрывала стол к ленчу, обеду, на шесть, восемь, двенадцать персон. К ней никто не приходил. – Слезы текли по щекам Нэнси, но голос звучал ровно, без дрожи. – Что я могла поделать? Проводила дома как можно больше времени. Бывало, за день она посещала шестерых парикмахеров, только ради общения с людьми. Сожгла себе волосы. Целыми днями ходила по торговым центрам, покупая все, что попадет под руку, газонокосилки, стиральные машины, полотенца. Как-то за одну неделю к нам привезли двадцать стиральных машин. Когда ее собирали в «Агнес Уайтейкер Хоум», выяснилось, что у нее две тысячи пар обуви. Она любила болтать с продавщицами.

Флетч свернул с автострады на шоссе к Томасито.

– Она часто уходит из клиники?

– Почти каждый день. Поначалу персонал бил тревогу. Звонили мне. Полагаю, звонили отцу. Ругали ее, когда она возвращалась. Но она не обидит и мухи. У нее нет ни денег, ни кредитных карточек. Я понятия не имею, как ей удается передвигаться по городу. В погожие дни она гуляет в парках, ходит по магазинам, прикидываясь, будто хочет что-то купить, забредает в свой прежний дом и сидит у бассейна.

– Да, там мы вчера и встретились.

– Для Жасмин она, должно быть, Призрак первой жены. – Нэнси рассмеялась. – Страшного ничего в ней нет. В моем доме она появляется два или три раза в неделю. Сидит и смотрит телевизор. Сидит и смотрит на детей. Рассказывает им какие-то фантастические истории. О том, как в лесу она подружилась с большим черным медведем, который научил ее ловить рыбу. Дети ее обожают.

– Она любит детей?

– Откуда мне знать? Но она постоянно приходит.

– И вы думаете, что эту женщину не следовало отправлять в психиатрическую клинику?

Нэнси нахмурилась.

– Я думаю, ее не следовало долгие годы держать в изоляции. Изгонять из общества. Выбрасывать из собственного дома. Когда за ней стали замечать странности, отец мог бы уйти с работы. Они переехали бы в другой город, начали новую жизнь. Или, если дело зашло слишком далеко, отец мог бы нанять маме сиделку, чтобы ей было с кем поговорить. – Нэнси помолчала. – Мой отец избавился от нее, потому что хотел жениться на этой безмозглой Жасмин.

– Жасмин вы, разумеется, не любите.

– Не люблю? – Нэнси повернулась к Флетчу. – Я ее жалею. Ее ждет то же, что случилось с моей матерью. – Вновь долгая пауза. – Утром я слышала по телевизору, что кто-то сознался в убийстве моего отца.

– Да, – кивнул Флетч. – Стюарт Чайлдерс. Клиент вашего отца. Обвиненный в убийстве родного брата. Оправданный судом два или три месяца тому назад.

– И что?

– Полиция незамедлительно отпустила его. Не понимаю, почему.

– К чему вы клоните, друг?

– Я не думаю, что это гангстерское убийство, – ответил Флетч. – Хотя «Ньюс трибюн» высказала такую версию.

– Вы думаете, это моя работа?

– Кто-то из близких родственников мог узнать, что ваш отец собрался или хотя бы сказал, что собрался пожертвовать музею и монастырю все свое состояние, из чистых или корыстных побуждений. Кстати, на прошлой неделе ваш отец сказал, что в семье всем на него наплевать.

Нэнси фыркнула.

– Полагаю, это правда.

– Вот кто-то и решил покончить с ним до того, как деньги уплывут из семьи. Вы, ваш муж, ваша мать, ради вас и ваших детей, вторая жена вашего отца.

– Вы не понимаете Тома.

– Он, возможно, известный поэт, интеллектуал. Но где он был в понедельник утром?

– В университете.

– Когда у него начинаются занятия по понедельникам?

Нэнси замялась.

– В два часа дня.

– Понятно.

– Нищета важна Тому. Общество должно презирать его самого, стихи, которые он пишет. Он мученик, жертвующий собой ради поэзии.

– Но вы-то воспитывались не в нищете, – заметил Флетч. – Ваш папочка, возможно, не подбрасывал вас на коленке, но обеспечивал вам и набитый холодильник, и чисто прибранный дом, и плавательный бассейн во дворе. Плюс множество стиральных машин.

– Откровенно говоря, друг, от моего отца мне не нужно ни цента. Людей по-прежнему грабят, убивают, насилуют, потому что мой отец берет их деньги.

– Ax, красота насилия! – воскликнул Флетч. – У вас пятеро детей, ползающих по грязному полу. Вы сами говорите, что того и гляди окажетесь на паперти. Немногие матери хотят, чтобы их дети голодали, а тут возникает неплохая альтернатива.

Нэнси ответила не сразу.

– В понедельник утром я была дома с детьми.

– Отличные свидетели. А других нет?

– Нет.

Флетч притормозил, как только они проехали щит-указатель с надписью «МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО ТОМАСА». Свернул с шоссе направо.

– На стоянке «Ньюс трибюн» дежурит охранник. Проверяет машины. И мне представляется, что человек, знавший о намерении вашего отца приехать в понедельник утром в редакцию «Ньюс трибюн» и объявить о своем решении пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею, мог зайти на стоянку, пристрелить его, когда он вылезал из своего кадиллака, и спокойно уйти, ни у кого не вызывая подозрений.

Они ехали по узкой дороге, окруженной лесом.

– Кто, мама?

– Она ходит, где ей вздумается. И имеет свою точку зрения на многие события. Что ей терять? Ее уже при знали невменяемой.

– Вы не упомянули Жасмин.

– Я еще не встречался с Жасмин. Между прочим, ваш отец нанял кухарку.

– Хорошо. Жасмин есть с кем поговорить. Я сомневаюсь, что она может поджарить яичницу.

– Молодая жена, которую муж вознамерился оставить без цента...

На холме высилось внушительных размеров здание, построенное в испанском стиле.

– Деньги уничтожат образ, который создал себе Том. Моя мать ни на чем не может сосредоточиться, а подготовка убийства требует времени и терпения. Мне же столь безразличны отец и его деньги, что убивать его я бы не стала.

– Значит, остается Роберт. – Флетч зарулил на усыпанную гравием автостоянку и заглушил двигатель.

– Теперь вы вообще несете чушь.

– Я подожду вас здесь.

Нэнси взялась за ручку дверцы и застыла, глядя прямо перед собой.

– Мне очень вас жаль. Для вас обоих это тяжелая встреча. Я подожду.

– Нет. Пойдемте со мной, друг. А то у меня мурашки бегут по коже, когда я вхожу в монастырь.

Глава 26

– Раньше вы бывали в монастыре? – Роберт Хайбек взял Флетча под локоть и увлек к скамье без спинки на другой стороне маленького дворика.

– Нет, – ответил Флетч. – Тишина здесь оглушающая.

– Я услышал шум вашей машины, – улыбнулся Роберт.

Флетча и Нэнси Хайбек отвели в прохладную, небольших размеров комнату для гостей. Там они сели на деревянную скамью.

Несколько минут спустя к ним вышел аббат. Не поздоровался, не сел рядом. Нэнси объяснила, что приехала, чтобы сообщить брату о смерти отца. Аббат кивнул и вышел, так и не произнеся ни единого слова.

Пока они ждали, Нэнси рассказала Флетчу, что женщины допускаются лишь в эту комнату да в прилегающий к ней дворик, окруженный высокими стенами. Последний раз она приезжала к Роберту шесть лет тому назад, после рождения первого ребенка. А с той поры писала раз в году, на Рождество, никогда не получая ответа.

Ждали они чуть больше сорока пяти минут.

Войдя, Роберт улыбнулся и протянул руку сестре. Не обнял ее, не поцеловал. И ничего не сказал.

Нэнси представила Флетча, как друга.

– Вы – квакер? – спросил Роберт, глянув на шорты Флетча.

– Я? Нет.

Белую, до щиколоток, рясу Роберта перетягивал черный пояс. Сандалии на босу ногу. Заметно поредевшие волосы. Растущая островками, словно подвергшаяся нашествию стаи саранчи борода. Устремленный вовнутрь взгляд.

Следуя за ними, Нэнси выкладывала брату новости последних лет.

– У меня теперь пятеро детей, Роберт. Том попрежнему преподает в университете. Он стал известным поэтом. Мама все еще в «Агнес Уайтейкер Хоум». Физически она вполне здорова. Мы часто видимся.

Роберт сел, на скамью. Нэнси опустилась рядом. Флетч, скрестив ноги, уселся на вымощенную каменными плитами площадку перед скамьей.

– Роберт, у меня ужасная новость. – Несмотря на все сказанное в машине, Нэнси заплакала. – Папа мертв. – Рыдания вырвались из ее груди. – Его убили, застрелили на автостоянке. Вчера.

Роберт молчал, уйдя в себя. Не посмотрел на Нэнси, не взял за руку, не обнял. Никак не выразил своих чувств,

Отчаянно пытаясь взять себя в руки, Нэнси вытерла глаза подолом юбки.

Наконец Роберт вздохнул.

– Понятно.

– Не знаю, что делать с похоронами, – всхлипнула Нэнси. – Жасмин... Партнеры... Роберт, ты пойдешь на похороны?

– Нет. – Он положил руку на скамью и оглядел маленький дворик с таким видом, словно хотел встать и уйти. – Здесь мы привыкли к смерти... цветы... домашние животные... Смерть сама приходит к нам... И нет нужды ходить к ней.

– Вы собираетесь когда-нибудь покинуть монастырь? – спросил Флетч.

– Зачем?

– Вы хоть выезжаете за его пределы?

– Иногда я езжу на грузовике на рынок. Или в пикапе к дантисту.

– А один вы куда-нибудь ездите?

– Один я не бываю никогда. Я ношу Спасителя в своем сердце.

Нэнси накрыла руку Роберта своей.

– Что бы мы ни думали о нем, Роберт, это ужасно. Так трудно осознать, что кто-то убил его. Достал пистолет и оборвал его жизнь. Встал перед ним и застрелил.

– О, Великая Самонадеянность! – воскликнул Роберт. – Откуда в людях такая уверенность, что все они имеют право умереть естественной смертью, от старости? Ведь причиной смерти многих, очень многих становятся несчастный случай, насилие, война, болезни, голод...

Нэнси посмотрела на Роберта, потом на Флетча. Убрала руку.

– Да... ваш отец умер насильственной смертью, – подал голос Флетч.

– Вроде бы убийство – деяние, которым кто-то поправляет Бога, – Роберт улыбнулся. – Мы должны верить, что это так. Но нет. Нельзя поправить совершенство.

Нэнси дрожащими руками расправила подол юбки.

– Роберт, вчера утром ваш отец приехал в «Ньюс трибюн» на встречу с издателем, Джоном Уинтерсом. Он хотел посоветоваться, как лучше объявить о своем намерении пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею. Музей, кстати, не горел желанием брать эти деньги, потому что ваш отец выставил жесткое условие – тратить их исключительно на произведения современного религиозного искусства.

На лице Роберта отразился интерес.

– Более того, – добавил Флетч, – ваш отец сказал куратору музея, что собирается передать остаток своего состояния монастырю, в который хочет уйти монахом.

Брови Роберта взмыли вверх, он уставился на Флетча.

Потом губы превратились в тонкую полоску, глаза закрылись. Сцепив руки, Роберт наклонил голову.

Нэнси и Флетч переглянулись.

– Вы сердитесь? – спросил Флетч.

– Этот человек, – процедил Роберт сквозь зубы.

– Может, он искал путь к вам? Своему сыну.

Теперь уже глаза Нэнси вылезли из орбит.

– Этот человек, – повторил Роберт.

– Вы верите тому, что я вам сказал?

Роберт долго молчал, пытаясь совладать с нервами.

– Невозможно, – наконец выдавил он из себя. – Нэнси писала мне, что мой отец, избавившись от матери, заточив ее в психушку, взял новую жену.

– Жасмин, – вставила Нэнси.

Глаза Роберта открылись. Мученическое выражение ушло с его лица.

– Полагаю, она не умерла?

– Нет, – ответила Нэнси.

– Нельзя развестись с женой, чтобы уйти в монастырь, – отчеканил Роберт.

– Однако, – вырвалось у Флетча.

– Значит, это ложь. Как и вся жизнь отца. Даже будь он свободен, требуются месяцы, если не годы, наставлений и размышлений, открывающих путь к Богу.

Флетч разглядывал каменную плиту между ногами.

– Он собирался пожертвовать монастырю более миллиона долларов.

Роберт посмотрел на Флетча, но ничего не сказал.

– Роберт, вы должны верить в искупление грехов, – обратился к нему Флетч. – Неужели вы и представить себе не можете, что ваш отец способен так круто изменить свою жизнь в шестьдесят, шестьдесят один год?

– Мой отец, – слова давались Роберту с трудом. – Мой отец потратил жизнь ради того, чтобы обойти закон. Самым коротким путем. А в рай коротких путей нет. Нельзя обойти законы божьи.

Нэнси хохотнула.

– Роберт, неужели ты не можешь простить?

Роберт повернулся к сестре.

– А ты можешь?

– Нет. Нельзя простить того, что он сделал с матерью.

– Конечно, никому не доступна воля Божья, – продолжал Роберт. – Возможно, этот человек умер, прощенный Им. Но я в этом искренне сомневаюсь.

По выражению лица Роберта Флетч понял, что тот не хотел бы оказаться в компании отца ни в монастыре, ни в раю.

– Что он сделал с матерью, – повторил Роберт. – Что он сделал со всеми нами.

– А что он сделал? – спросил Флетч. Глаза Роберта мрачно вспыхнули. Таким же огнем горели они у людей, населяющих полотна Эль Греко.

– Он научил нас тому, чему нельзя учить ни детей, ни общество: если складно лгать, можно остаться безнаказанным, даже сотворив зло. И вы думаете, что человек с такими жизненными принципами может прийти к Богу? – По телу Роберта пробежала дрожь. – Всю сознательную жизнь я провел, стараясь отделиться от этого мерзкого принципа. Он может уничтожить общество. И погубить душу. – Роберт попытался улыбнуться Флетчу. – Неужели вы верите, что такой человек способен на искреннее раскаяние?

Флетч почувствовал, что ответа от него не ждут.

– То, что он сделал с нами, непростительно, потому что он развратил нас сверх всякой меры.

Флетч встал. А Роберт продолжал говорить, глядя на свои мозолистые руки.

– И неважно, кто убил его. Нас всех убивает наша жизнь, наш образ жизни. Разумеется, он умер насильственной смертью. Но он сам постоянно поощрял насилие. Мы все жертвы самих себя. – Встала и Нэнси. – Важно лишь одно: умер ли он, прощенный Господом. Хотя я в это не верю и убежден, что он будет ввергнут в геенну огненную, обреченный на вечные муки. Но мы этого никогда не узнаем. Такой была его жизнь и такой же стала его смерть, все осталось сокрыто между его Создателем и им самим.

– Пусть меня привело сюда трагическое известие, я рада, что повидала тебя, Роберт. – Нэнси одернула юбку.

Роберт не поднялся со скамьи, не ответил.

– Ну, хорошо, постарайся обрести душевный покой. – Она двинулась по дорожке. Флетч последовал за ней.

Выйдя из комнаты для гостей, Флетч повернулся к Нэнси.

– Пожалуйста, подождите меня. Пересек холл и вошел в маленькую приемную, заставленную шкафами с какими-то папками. Из нее через открытую дверь попал в богато обставленный кабинет, где за внушительных размеров столом сидел аббат. Услышав шаги Флетча, аббат оторвался от чтения какого-то документа и поднял голову.

– Извините за непрошеный визит.

Аббат молча ждал продолжения.

– Отец Роберта, Дональд Хайбек, не просто умер, его убили. – Лицо аббата осталось бесстрастным. – Нам важно знать, приезжал ли к вам Дональд Хайбек, говорил ли с вами?

Аббат задумался, стоит ли ради Флетча отрываться от мыслей о вечном, но все-таки ответил.

– Да, недавно Дональд Хайбек приезжал ко мне. Да, мы с ним говорили.

– Один раз или больше?

Аббат смотрел на открытую дверь за спиной Флетча.

– Приехав к вам, встречался он также и с Робертом?

– Насколько мне известно, Роберт не знает, что его отец приезжал сюда.

– Роберт был здесь в понедельник утром?

– В понедельник утром? Полагаю, что да.

– Могу я узнать, о чем вы говорили с Дональдом Хайбеком?

– Нет.

– Вас могут вызвать в суд для дачи показаний.

– Мой адрес у вас есть. Вы всегда найдете меня в монастыре.

Нэнси ждала Флетча в машине.

– Хочется выпить пива, – сказала она, как только Флетч завел двигатель. – От этой святости у меня сохнет в горле.

Глава 27

– Бутик Сесилии. Говорит Сесилия. Вы решили заказать галифе?

– Добрый день, – поздоровался Флетч. – Сегодня утром я хотел заказать одну пару для моей жены. Но у вас на складе не оказалось нужной расцветки.

– Не может быть!

– Специальный заказ. Зелено-белые галифе с черными полосами. Вертикальными на бедрах и горизонтальными на коленях.

– Таких у нас действительно нет.

– Естественно. Я понимаю. У вас маленький магазин. Не можете же вы держать на складе галифе всех мыслимых и немыслимых расцветок.

– Мы стараемся, – заверила его Сесилия.

– Я говорил с продавщицей, ее зовут Барбара, и обещал позвонить днем, чтобы сообщить точный размер, который носит моя жена.

– Должно быть, с Барбарой Ролтон.

– Вас не затруднит подозвать ее к телефону?

– Одну минуту.

– Слушаю? – раздалось в трубке чуть позже.

– Привет, дорогая.

– Флетч? Как тебе удалось добраться до меня?

– Я солгал. Думаю, невелик грех. Я себя прощу. Если люди настолько испорчены, что хотят слышать ложь, нельзя отказать им во лжи.

– Где ты?

– В единственном баре Томасито.

– Томасито? И что ты там делаешь?

– Пью теплое пиво.

– Пиво ты мог найти где-нибудь и поближе.

– Слушай, Барбара, сегодня я не смогу пообедать с тобой и твоей матерью. У меня масса дел.

– Ты обещал.

– Пообедаем завтра. Я обещаю.

– До свадьбы у нас останется только два дня.

– Клятвенно обещаю.

– Флетч, по радио передали, что полиция освободила человека, сознавшегося в убийстве Дональда Хайбека.

– Я слышал.

– Тогда я все поняла. Потому ты и в Томасито! Потому задержишься сегодня допоздна! В субботу у нас свадьба, но ты твердо решил вылететь с работы из-за этого Хайбека.

– Барбара, в «Ньюс трибюн» мне поручили подготовку другой статьи. Этим я и занимаюсь.

– Статьи о путешествиях. А какое отношение имеет к ней Синди?

– С Синди можно уйти далеко. Ей понравился лыжный костюм?

– Костюм она одобрила. Я его купила. Синди отлично разбирается в спортивной одежде.

– В этом я не сомневаюсь. Барбара, ты знаешь, чем Синди зарабатывает на жизнь?

– Да. Она работает в каком-то оздоровительном салоне. Диета, тренажеры, массаж. Поэтому я и удивилась, увидев, что она ест банановый сплит. Конечно, она вправе есть что угодно, но не должна подавать дурной пример таким, как я.

– Иногда можно позволить себе послабление.

– Название салона я, правда, забыла. Расположен он где-то в центре. Полагаю, пользуется популярностью.

– Слушай, а она, часом, не «розовая»?

– Синди? Лесбиянка? Ни в коем разе. Я постоянно вижу ее с мужчинами.

– Это уж точно.

– Синди – очень хороший человек.

– Согласен с тобой. Увидимся вечером.

– Ты приедешь в коттедж?

– Обязательно. Но поздно. И задерни, пожалуйста, шторы в спальне.

– Разве тебе не нравится вставать пораньше?

– Нравится, но не так же рано.

Глава 28

– Эй! Черт побери! Откройте! – Флетч вновь забарабанил в дверь. Вновь оглянулся. Вновь дернул за ручку. Вновь прочитал табличку на двери:

Он уже собрался бежать дальше, но в последний раз стукнул в дверь кулаком.

– Эй!

Дверь открылась.

За ней, на бетонном полу, стояли зеленые теннисные туфли.

– Я увидела вас через окно, – сообщила ему миссис Хайбек. – Вам лучше войти.

Флетч переступил порог и быстро закрыл за собой дверь.

– Почему вас преследовал полицейский? – спросила миссис Хайбек.

– Если б я знал! – Флетч глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул. – Только я поставил автомобиль у тротуара, в пяти кварталах отсюда, как этот коп выскочил из патрульной машины, что-то закричал, побежал за мной. Его напарник застрял в пробке. Спасибо, что впустили меня.

– Вы намного его опередили, – в голосе миссис Хайбек слышалось восхищение. – Разумеется, вы одеты для бега. Если полицейским вменено в обязанность гоняться за людьми, почему они не носят шорты и спортивную обувь?

В темном холле, где они стояли, ее цветастое платье казалось особенно ярким.

– Я не знаю вашего имени.

– А зачем вам оно? – Миссис Хайбек повернулась и вывела его через другую дверь в коридор. – Я вас ждала, но вы припозднились. Скоро нас позовут ужинать. Еще рано, я понимаю, но в больницах стараются кормить нас все три раза, не выходя за пределы восьмичасового рабочего дня. В результате часть больных очень толстые, другие очень худые. И никто не сможет обогнать полицейского.

Коридор привел их в большую комнату.

Трое печального вида мужчин смотрели телевикторину. Еще один мужчина, в строгом, деловом костюме, при галстуке, сидел за столиком для бриджа, задумавшись над сданными ему картами. Стулья трех других игроков пустовали, но перед ними лежали карты. У дальней стены молодая женщина в джинсах и футболке работала на компьютере.

Флетч и миссис Хайбек сели у окна, из которого просматривалась вся улица.

– Меня зовут Луиза, – соблаговолила представиться миссис Хайбек.

– А как обращаются к вам друзья?

– Нет у меня друзей. И не было, с той поры, как я вышла замуж. Знакомые моего мужа нас не любили. Никто из них. Ваши шорты спрашивают, нужен ли мне друг. Да, очень был нужен, в свое время. Как чашка чая в пустыне. Я уверена, вы меня понимаете. Чашки этой я не получила, но все как-то устроилось само по себе. И чашка эта стала вроде бы уже и ни к чему. – Она подняла с пола большой бумажный пакет и положила Флетчу на колени.

В пакете, аккуратно сложенные, лежали его джинсы, тенниска, трусы и носки. Под ними прощупывались теннисные туфли.

– Вы выстирали мою одежду!

– Я же обещала.

– Мои любимые теннисные туфли!

– Они издавали такой забавный звук, когда вертелись в сушилке. Словно верблюд, бегущий во весь опор.

Флетч уже снимал новые теннисные туфли, чтобы надеть старые, дырявые. Миссис Хайбек наблюдала, как он шевелит вылезшими из дыр пальцами.

– В этих вы могли бежать от полицейского еще быстрее, – отметила миссис Хайбек. За окном полицейский стоял у бордюрного камня, уперев руки в бока. – Мой муж всегда носил черные туфли. Так или иначе, ему удавалось блуждать в черных туфлях.

К тротуару подкатила патрульная машина, подобрала полицейского, покатила дальше.

– Понятия не имею, с чего этот коп бросился за мной, – покачал головой Флетч. – Может, следовало остановиться и спросить, но у меня сегодня еще столько дел.

– Ваше прибытие всегда запоминается. Мне это нравится. Вчера от вас разило бурбоном. Сегодня за вами гнался полицейский. В этом вы ни на кого не похожи.

– А вам удаются уходы. – И Флетч, зашнуровывая теннисные туфли, напомнил миссис Хайбек, что днем раньше она ретировалась с его одеждой.

– О, да, – легко согласилась она. – После того, как тебя выгоняют из собственного дома, потому что ты доставляешь слишком много хлопот, уходить становится очень просто. Все равно, что отказаться от чашки чая.

– Чая, – кивнул Флетч. – Понятно.

– Извините, что не могу вас чем-нибудь угостить. Всем этим людям, что одеты в белое, не платят за то, чтобы они что-то приносили. – Крупный мужчина в белом халате как раз стоял на пороге комнаты отдыха. – Об этом они заявляют, как только ты попадаешь к ним. Оплачивается лишь их стояние над душой да гримасы. – Она скорчила гримасу столбу в белом халате. Тот ее и не видел. Его глаза налились кровью. – Пшел вон! – крикнула ему миссис Хайбек. – Иди накрывать стол к ужину.

Хорошо одетый игрок в бридж положил свои карты, пересел на соседнее место, взял карты, что лежали перед ним.

– Если хотите, я буду чашкой чая, – предложил Флетч.

Она улыбнулась, показывая, что понимает шутку.

– Скажите, теперь вы знаете, что ваш бывший муж умер? – мягко спросил Флетч.

Миссис Хайбек рассмеялась. Хлопнула себя по колену.

– Теперь он действительно стал бывшим.

Флетч не знал, смеяться ли ему тоже или погодить.

Он откашлялся.

– Сегодня я виделся с членами вашей семьи.

– Вы пытались выяснить, кто убил Дональда? – весело воскликнула миссис Хайбек.

– Я старался собрать материал для статьи. Пожалуйста, поймите...

– Дональда понять нельзя. Ни тогда, ни теперь. Если б он сам сказал мне, что он мертв, я бы подождала некролога, прежде чем поверить.

– Некрологам тоже не всегда можно верить, – заметил Флетч.

– Я бы надеялась, что тот, кто его написал, получил информацию не только от Дональда или его фирмы.

– Он умер. Его застрелили. На автостоянке одной из газет.

– Наверное, в это время где-то заседали присяжные.

– Что вы хотите этим сказать?

– Дональд всегда привлекает к себе внимание, если знает, что по какому-то процессу присяжные собираются вынести выигрышное для него решение. Он говорит, что это положительно сказывается на бизнесе.

– Он не застрелился, – уточнил Флетч. – Пистолет не нашли.

– Он ушел. Ушел в черных туфлях.

– Да, похоже, что так. Скажите, как часто вы приходите в дом, где жили раньше? Садовник вас не знает.

– Не слишком часто. Обычно я не захожу туда, не убедившись, что в саду никого нет. Я привыкла к тому, что дом пуст. Иногда появляется Жасмин. Выходит из дому и садится рядом со мной. Мы беседуем. Она уже знает, что жить с Дональдом более одиноко, чем одной. Он блуждает.

– В черных туфлях. Чем отличался вчерашний день?

– Вчерашний день? Дайте подумать. О, да, Дональда застрелили.

– Я имел в виду, почему вы остались у бассейна, несмотря на присутствие садовника?

– Было так тепло.

– Когда мы встретились, вы уже знали, что Дональд убит?

– Мне об этом известно. Точно не помню, когда я узнала о его смерти, до встречи с вами или после. Ваш вид, правда, меня удивил. Вы не были пьяны?

– Нет.

– От вас так разило спиртным.

– Вы знали о намерении Дональда пожертвовать музею пять миллионов до того, как я сказал вам об этом?

– Я постирала вашу одежду. Бампи-бампи-бам! Так гремели теннисные туфли в сушилке. Словно бегущий верблюд.

Игрок в бридж переместился на следующий стул.

– Как вы ездите по городу?

– По-разному.

– Расскажите, как попадаете к дочери, в свой...

– Я сажусь в пустой автомобиль. Когда приходит владелец, из магазина или откуда-то еще, я прошу отвезти меня в нужное мне место. Они отвозят.

– Всегда?

– Всегда. Я – седенькая старушка в цветастом платье и зеленых теннисных туфлях. С чего им отказывать? Бывает, что сначала мы заезжаем в другое место. Секрет в том, что я никуда не спешу. Иногда я попадаю в такие места, где иначе никогда бы не побывала.

Флетч нахмурился.

– Ваша дочь сегодня поступила точно так же.

– Правда? Я не объясняла ей, как это делается. Она не спрашивала. Но у нее, бедняжки, тоже нет денег.

– Сегодня вместе с вашей дочерью я ездил в монастырь святого Томаса и говорил с Робертом.

– Этот грешник!

– Почему вы так его называете?

– Вы не слышали о грехе пренебрежения?

– Нет.

– Роберт пренебрег жизнью, уйдя в монастырь. Подозреваю, он скорее бы сел в тюрьму, но знал, что отец это предотвратит, каким бы тяжким ни было совершенное им преступление. Я думаю, некоторым людям хочется сидеть в тюрьме. Вы согласны?

– Застрелив отца, он одним выстрелом убил бы двух зайцев, так?

– Именно так.

– Ваш сын, монах, сказал мне, что не будет горевать, если его отец попадет в ад.

– О, мы все относились к Дональду точно так же. А вы?

– Мне не довелось познакомиться с ним.

– Не жалейте об этом.

– Нэнси плакала, когда говорила Роберту, что их отец мертв.

– Нэнси! Я воспитала ее такой милой девушкой, а она стала шлюхой.

– Неужели?

– Вышла замуж за своего колледжского профессора. Как там его зовут?

– Том Фарлайф.

– Вчера вы не знали его имени. Сегодня знаете. Видите? Знаний у вас прибавилось.

– Если и прибавилось, то ненамного.

– Я стараюсь, чтобы его имя получило известность.

– Довольно странный человек, не правда ли?

– О, он душка. Очень добр ко мне. Публикует мои стихи.

– Что?

– Да, публикует. Разумеется, под своей фамилией.

Флетч наклонился вперед.

– Что?

– Я вижу, вам нравится узнавать новое.

– О чем вы говорите?

– Об этой маленькой книжице, «Нож. Кровь». В ней собраны мои поэмы.

Флетч вытаращился на седенькую старушку, сидящую на стуле в комнате отдыха «Агнес Уайтейкер Хоум».

– Вам действительно нравится играть со словами?

– Очень нравится, – подтвердила миссис Хайбек.

– Хай, ха, хау.

– Хорошие поэмы, не так ли?

– Я вам верю. Поэзия насилия, написанная...

– Несколько критиков, рецензировавших эти поэму, охарактеризовали их именно как поэзия насилия. Возможно. Но скорее, поэзия истины и красоты. Я не люблю ярлыков.

– Ваше авторство полностью меняет смысл этих стихов.

– Правда? Такого быть не должно.

– Меняется точка отсчета. «Тротуары города, – процитировал Флетч. – Дорога без жалости!/ Ограбленные старушки!» Если думаешь, что написал это молодой мужчина, стихотворение кажется жестоким. Если узнаешь, что автор – шестидесятилетняя женщина...

– Я не сильна в литературной критике. Я знаю, что Тому нужны публикации, чтобы остаться в университете. Его собственные стихи блуждают, как Дональд, в черных туфлях. Никогда не могла понять, о чем они. Естественно, их никто не печатал. Тогда я дала ему свои поэмы. Ему нужно кормить пятерых моих внуков.

– Мой Бог! Жизнь безумна.

– Любопытная мысль.

– Том ведет себя так, словно сам написал эти поэмы.

– Все правильно. Это секрет, знаете ли. Даже Нэнси ни о чем не догадывается. Вы упомянули точку отсчета. Кто будет публиковать стихи старушки, живущей в дурдоме? Том – университетский профессор. Если он принесет стихи в издательство, их хотя бы прочтут. Так? И с этим ничего не поделаешь.

– Если люди настолько испорчены, что хотят слушать ложь, нельзя отказать им во лжи.

– Том работает сейчас над вторым сборником. Я помогаю. Ему нелегко, знаете ли. Когда каждый день читаешь пятидесятиминутные лекции, практически невозможно писать короткими, сжатыми строками, в которых каждое слово несет огромную смысловую нагрузку, да еще сохранять четкий ритм. Вы так не думаете?

– Я в этом ничего не понимаю.

– А вот я, с другой стороны, живу в тишине. Тишине такой глубокой, что, когда в нее вторгается звук, я осознаю истинное его значение, не только слышу его, но чувствую, пробую на вкус, рассматриваю со всех сторон. Я одна, и он один, мы отделены от окружающего мира. Тома, в его суетной жизни, с пятью детьми, звук отторгает. Я же холю и лелею звук и выражаю его словом, полностью ему соответствующим. Я думаю, что указала Тому доселе неведомый ему источник прекрасного. С его глаз словно спала пелена. И очень скоро некоторые стихотворения будут выходить из-под его пера, – Луиза Хайбек оглядела комнату отдыха. – А еще скорее наступит время ужина.

– Мне говорили, что Дональд Хайбек решил обратиться к религии, – сменил тему разговора Флетч.

– Дональд всегда был очень религиозен.

– Никто, похоже, этого не замечал.

Луиза Хайбек пожала плечами.

– Он был лжецом, – продолжал Флетч. – Хорошо оплачиваемым лжецом, профессиональным лжецом. Вы сами говорили, что не поверили бы ему, если б он сказал вам, что умер.

– Лжец жаждет правды куда больше, чем мы. Лжец верит, что правда есть что-то особенное, загадочное, мистическое, мифологическое, недостижимое, требующее долгих, упорных поисков. Для остальных правда очевидна и ясна, как простое четверостишие.

– Вы мне поверите, если я скажу, что Дональд хотел уйти в монастырь?

– О, да. Это так на него похоже. Именно так он бы и поступил. Он все время читал религиозные трактаты, сборники проповедей и тому подобное.

– Как получилось, что дети этого не знали?

– Они ничего о нем не знали, кроме того, что читали в газетах. Никто не знал. Газетные публикации отбивали охоту узнать о Дональде что-либо еще.

– Он готовил себя к служению Господу?

– Конечно. Именно этим он и занимался по вечерам. Потому-то я никогда его не видела. И дети не видели. И не знали его.

– Послушайте, но Дональд Хайбек засадил в дом для умалишенных очень необычную даму, которую мы оба знаем.

– Да, – кивнула Луиза Хайбек. – Меня. Дональд поступил правильно. Жить здесь интереснее, чем с ним. Я могу наблюдать, как едят другие люди. У меня есть – она оглядела комнату, – компания. Я прихожу и ухожу, когда мне вздумается. Люди меня подвозят. Разговаривают со мной. Я рассказываю им истории о Перу. Дональд был прав и в другом: я покупала слишком много газонокосилок и стиральных машин.

– Вы побывали в Перу?

– Нет, но они зачастую понятия не имеют, на каком континенте находится эта страна.

– Миссис Хайбек, ваш сын – монах, который не может обрести душевный покой. Ваша дочь и внуки живут в нищете. Ваш зять – толстый самозванец.

– При чем тут Дональд?

– Дональд мог бы им помочь, постараться их понять, сблизиться с ними.

Луиза Хайбек долго смотрела в пол.

– Дональд блуждал в поисках Бога. Я ненавидела его за это. – В глубине здания мелодично прозвенел гонг. – Дональда застрелили, прежде чем он успел уйти из своей, полной лжи жизни.

– Вы застрелили его?

Она улыбнулась.

– По крайней мере, я знаю, где он сейчас.

Другие обитатели клиники спешили к двери.

– Пойдемте, – встала и Луиза. – Я выведу вас через запасный выход. Это проще, чем выходить через приемную. Вас не записали при входе, так что может возникнуть путаница.

В коридоре она посмотрела на Флетча.

– Стирая вашу одежду, я полюбила вас.

У раскрытой двери Флетч обернулся.

– Вы не станете возражать, если я как-нибудь приглашу вас на чашку чая?

Луиза Хайбек покачала головой.

– Сомневаюсь, что меня будет мучить жажда.

Глава 29

Флетч несколько раз позвонил, подождал, но дверь дома 12339 по Полмайр-драйв так и не открылась. Солнце уже садилось. Холодало. На подъездной дорожке не стояли машины, на двери не висел венок. Луиза Хайбек осталась в доме для умалишенных. Роберт Хайбек терзался в монастыре. Нэнси Хайбек жила в нищете с мужем, самозванным поэтом. Дональда Хайбека убили.

А Жасмин?

Флетч отступил от двери и посмотрел вверх, на окно, в котором в прошлый раз качнулась занавеска.

Занавеска качнулась и теперь.

Флетч широко улыбнулся, помахал рукой и направился к автомобилю, стоящему у тротуара.

Когда он садился за руль, дверь дома 12339 по Полмайр-драйв открылась. В проеме возник женский силуэт.

Флетч захлопнул дверцу и зашагал обратно к дому,

Она спустилась со ступенек. Дверь за ее спиной захлопнулась.

– О, черт, – воскликнула женщина. – Как же я попаду в дом?

– Вы Жасмин?

Она кивнула. Вблизи женщина выглядела старше, чем издалека. Толстый слой косметики на лице, выщипанные брови, крашеные волосы.

– Моя фамилия Флетчер. Я работаю в «Ньюс трибюн».

– Как же мне попасть в дом?

– Кухарки нет?

– Мне нечем ей платить. Она ушла.

– А почему вы вышли на улицу?

– Из любопытства. – Наряд Жасмин ни в коей мере не напоминал траурный: желтый, с глубоким вырезом пуловер, зеленые брючки, туфельки на шпильках. – Утром вы оставили здесь ворох одежды. Это же одежда Дональда.

– Извините, что не смог почистить ее перед тем, как привезти сюда.

– Одежда как-то связана с расследованием убийства?

– Нет.

– Я так и подумала. Дональд ушел в другом костюме.

– Я понимаю. Но это тоже его одежда. Я просто вернул ее.

– Вот и хорошо. – Объяснение, похоже, полностью ее устроило. Она оглянулась на дом. Куда больше волновала ее захлопнувшаяся дверь.

– Жасмин, я в недоумении.

– Мы тоже.

– Дональд говорил вам, что собирается пожертвовать пять миллионов долларов музею?

– Нет.

– Не говорил?

– Ни разу. Музею? Вроде бы в утренней газете написано, что он хотел отдать деньги какому-то человеку.

– Он обсуждал с вами религиозное искусство? Показывал вам какие-либо картины, скульптуры?

– Никогда. Религиозное искусство? Я думала, что религиозными могут быть только люди.

– Он говорил с вами о религии?

– Нет. В последнее время он читал толстые книги, вместо того чтобы спать. Большие романы.

– Он говорил вам о посещении монастыря в Томасито?

– В котором находится его сын? Нет. И я там никогда не была.

– Он намекал, что собирается уйти в монастырь?

Ее глаза широко раскрылись.

– Нет!

Посмотрел на дом и Флетч.

– Вы правы. Мы все в недоумении.

– Он и так жил, как монах, – добавила Жасмин. – Читал ночи напролет. «Война и мир». «Братья Карамазовы».

Флетч весь подобрался.

– Не творить зла? Что-то в этом роде. Уйти и не творить больше зла?

– Да, – кивнула Жасмин. – Что-то он такое говорил. Два или три раза. – Она пожала плечами. – Я никогда не понимала, что он говорит. Когда он-таки говорил со мной.

– Он не собирался уйти вместе с вами?

– Нет. С какой стати?

– Вы же Жасмин Хайбек, не так?

– Нет. Газета в этом ошиблась.

– Вас зовут Жасмин?

– И да, и нет. Мы неженаты. Дональд не разводился со своей первой женой. Вы с ней встречались?

– Да, – услышал Флетч свой голос.

– Странная дама. Хотя и очень милая. Приходит, садится, долго молчит, а потом неожиданно спрашивает: «Жасмин, что вы думаете о слове „синий“? Я отвечаю, что вообще не думаю об этом слове. А она добавляет: „Синий Дональд синеет в синем костюме“. Странно, не правда ли?

– Я уже не так недоумеваю, как раньше.

– Это хорошо.

– Вы жили здесь как его подруга?

– Вроде бы ничего другого мне не оставалось. – Она переступила с ноги на ногу. – Может, вы подскажете мне, что делать дальше.

– Готов попытаться.

Она шагнула к Флетчу.

– Видите ли, я включена в Федеральную программу защиты свидетелей.

– О?

– Я давала показания на суде в Майами со стороны обвинения. Подсудимых я знала, хорошие парни, денег у них куры не клюют. Но у них начались неприятности, и прокуратура сказала, что я могу им помочь, если буду свидетельствовать против них, или сама окажусь за решеткой. А я не делала ничего плохого. Взяла только какие-то драгоценности у Пита... – она подняла руку с перстнем на среднем пальце, – меха. Так что я ответила: «Нет проблем», – а потом долго ходила в суд, отвечала на какие-то глупые вопросы. К примеру, видела ли я, что на фабрике, где рубят коку, женщины работали голыми? И теперь меня охраняет федеральное правительство. Как по-вашему, мне нужно звонить в Вашингтон?

– А при чем здесь Дональд Хайбек?

– Ни при чем. Я находилась в кабинете одного адвоката в Майами, когда туда случайно заглянул Дональд. В то время после завершения процесса меня хотели отправить в Сент-Луис. Моя подруга рассказала мне, что в Сент-Луисе печатают библии и там ужасно влажно, так что эта перспектива совсем меня не устраивала. Дональд пригласил меня в ресторан. А через два дня я приехала с ним сюда. Но официально мы неженаты. И мое настоящее имя, естественно, не Жасмин.

– Естественно.

– Думаю, такого имени нет ни у кого.

– Скорее всего, вы правы.

– Я хочу сказать, есть у вас хоть одна знакомая женщина с именем Жасмин?

– Вы первая.

– Потому-то я его и выбрала. Если уж я должна изменить имя, то надо выбрать что-то удивительное. Вы поступили бы так же?

– Скорее всего, да.

– Так что мне теперь делать, после смерти Дональда? Звонить в Вашингтон или как?

– Кто из федеральных сотрудников занимался с вами в Майами?

– В этом-то и беда. Фамилии его я не знаю. А звали его Том или Джон.

– А партнеры Хайбека? Они знали, что вы подпадаете под Федеральную программу защиты свидетелей?

– Думаю, что нет. Для них я – вторая миссис Хайбек. Когда мы встречались, очень нечасто, со мной они не разговаривали. Ну, может, обращались с просьбами, вроде: «Жасмин, принесите мне, пожалуйста, виски с содовой». Пит и его парни были куда галантнее. По крайней мере, они знали, что я женщина, вы понимаете, что я хочу этим сказать? Они относились ко мне, как к равной. И я рада, что уехала с Дональдом до того, как закончила давать показания.

– Ясно, – Флетч разглядывал торчащие из теннисных туфель пальцы. – И вы сидите здесь без денег, без друзей...

– Да. Мне нужен друг.

– Вы не вдова Дональда Хайбека, даже не Жасмин...

– Я была бы мисс Никто, если б дважды не выходила замуж.

– Дональд хоть говорил, какое будущее уготовил он вам после его ухода в монастырь?

– Я понятия не имела, что он собирается уйти в монастырь. Наверное, это желание возникло у него внезапно. Была у меня такая подружка. Ей вдруг приспичило записаться в «Корпус мира».

– Я думаю, вам следует связаться с кем-либо из федеральных чиновников в этом городе.

– Я уже собиралась поговорить об этом с почтальоном.

– Вам перезвонят и скажут, что нужно делать.

– А как я доберусь до телефона? – Она оглянулась на дом. – Дверь-то заперта. Там остались мои меха.

Флетч вместе с ней двинулся к дому.

– Дом оснащен охранной сигнализацией? Что-то я ее не заметил.

– Нет никакой сигнализации. Глупость, не правда ли? Криминальный адвокат живет в доме без охранной сигнализации. Следовало бы ему знать некоторых из моих знакомых.

– Об этом можете не беспокоиться, Жасмин. Я уверен, что он знал их всех.

Глава 30

– Чья это задница торчит из кустов? – раздался голос Френка Джеффа. – А на заднице написано «Дружеские услуги Бена Франклина»!

В темноте, сидя в кустах у здания редакции «Ньюс трибюн», Флетч подумал, а не вжиться ли ему в роль страуса. Уткнуться головой в землю и, таким образом, полностью скрыться из виду.

Однако он встал и повернулся. Увлеченный поисками, он и не заметил, что оказался под одним из фонарей.

– Добрый вечер, Френк. Собрались домой?

– О, так это ты! – насмешливо воскликнул Френк Джефф. – Ты не думаешь, что на этой неделе мы перебарщиваем с бесплатной рекламой?

– Есть немного?

– Тогда почему ты торчишь у здания «Ньюс трибюн», рекламируя проезжающим водителям дружеские услуги?

Большой конверт и карандаш, которые Флетч захватил из машины, лежали на земле под одним из кустов.

– Я их не рекламирую, Френк.

– А что же тогда ты делаешь?

– Ищу пистолет, Френк.

– Какой еще пистолет?

– Не свой, Френк.

– Ты забрался в кусты поблевать?

– Нет, Френк.

– А как движется твоя статья о борделе? Что ты сделал помимо того, что подрядился его рекламировать?

– Я как раз хотел поговорить с вами об этом, Френк.

– Себя ты уже выставил напоказ. А как с ними?

– Френк, я думаю, подготовка статьи займет больше времени, чем мы ожидали.

– Ага, вижу ты, парень, увлекся.

– Произошло нечто неожиданное... придется...

– Ты понял, что статью надо готовить с чувством, с толком, с расстановкой? Плохо ли поразмять косточки за счет редакции. Ах, Флетч, как бы я хотел, чтобы все сотрудники «Ньюс трибюн» относились к работе с таким энтузиазмом! Я знал, что задание тебе понравится.

– Я действительно активно работаю...

– Молодец!

– Беда в том, что эта девушка, Синди...

– Теперь, готов поспорить, ты задумался, а с какой стати тебе жениться в эту субботу.

– Видите ли, Барбара...

– Дерзай, Флетч, успехов тебе. Но только учти, что издатель и я хотели бы, чтобы сверху у тебя была голова, а не задница.

– Хорошо, Френк.

– Спокойной ночи, Флетч.

– Спокойной ночи, Френк.

Глава 31

– Лейтенант Гомес на месте?

Перегородка в дежурной части полицейского участка была достаточно высокой, чтобы прибывший по какому-то делу законопослушный гражданин чувствовал себя жалким червяком.

– А чего ты спрашиваешь? – пробурчал сержант.

– Я хотел бы поговорить с ним. И кое-что ему передать.

– Оставь мне. Я прослежу, чтобы он получил твою посылку.

На стоящей на столе табличке Флетч прочитал:

«СЕРЖАНТ ВИЛЬГЕЛЬМ РОМ».

– И все-таки я бы хотел с ним переговорить. Он в участке?

– А что у тебя в конверте? – Сержант Ром усмехнулся, заметив надпись на шортах Флетча.

– То, что я хочу ему передать?

– Не знал, что в борделе есть посыльные. Это хорошо. Что в конверте, красавчик? Порция триппера для лейтенанта? Это ему не впервой.

– Пистолет.

– Из него стреляли?

– Думаю, что да.

– Я ему его передам.

– Так лейтенанта нет? – Сержант взял конверт и ощупал его содержимое. – Не сотрите отпечатки пальцев, – предупредил Флетч.

– Не волнуйся, – хмыкнул сержант.

– По крайней мере, позвольте мне написать ему записку.

– Пиши, красавчик. – Сержант взял какой-то бланк с пустой оборотной стороной, ручку и пододвинул их к Флетчу. – Пиши что хочешь, жеребец. Мы обожаем признания. Если их представляют, адвокатам иногда не удается добиться освобождения своих подзащитных.

– Почему вы освободили Стюарта Чайлдерса?

– А тебе что до этого?

– Просто любопытно.

– Стюарта Чайлдерса освобождают всегда. Он приходит сюда раз в день. Бывает, что и два. Сознается в любом убийстве, о котором сообщают по радио. А также в ограблении, поджоге и агрессивном поведении. Ему, наверное, очень понравилось в суде. И вновь хочется сыграть роль обвиняемого.

Флетч написал:

Лейтенант Гомес!

Орудие убийства Дональда Хайбека вы искали без особого усердия. Наличие охранника, проверяющего машины, въезжающие и выезжающие со стоянки «Ньюс трибюн», указывает на то, что убийца вошел, а потом вышел со стоянки. Я представил себе путь убийцы после рокового выстрела, вышел на улицу и нашел этот пистолет в кустах перед фасадом здания редакции «Ньюс трибюн». Пистолет я поднял карандашом, который всунул в кольцо у спускового крючка, так что вы сможете снять все отпечатки пальцев. Жду также результатов баллистической экспертизы. Скажите вашему приятелю, Биффу Уилсону, что всегда рад содействовать в его благородном деле. Ему явно требуется помощь при написании некрологов.

И. М. Флетчер.

– Ты что, пишешь автобиографию? – полюбопытствовал сержант, не обращая ни малейшего внимания на плачущую негритянку, что стояла в метре от Флетча. – Хотелось бы знать, что вы, проституты, такого делаете, чтобы вам платили. Мне вот никто не предлагал за это деньги.

Флетч протянул ему сложенную вчетверо записку.

– Положите ее, пожалуйста, в конверт.

– Не волнуйся, жеребец. Я о ней позабочусь. – И положил записку на конверт с пистолетом.

– Пожалуйста, – повторил Флетч, – это очень важно.

– Конечно, жеребец, конечно. А теперь вали отсюда, а не то я упеку тебя в камеру, где тебе придется делать все то же самое, но только забесплатно.

Глава 32

– Что это вы тут делаете?

Барбара и Синди сидели в шезлонгах на открытой веранде коттеджа. На маленьком круглом столике стояли высокие стаканы, полупустая бутылка виски и ведерко со льдом,

– Банановый сплит утром и шотландское виски вечером. – Флетч покачал головой. – Синди, ты потеряешь форму.

Синди потянулась.

– Пустяки. Я скоро выхожу из дела.

– Да, да, – покивал Флетч. – Ты же собираешься разводить собак.

Над океаном поднялся серпик луны. Мимо коттеджа спешил на юг ярко освещенный лайнер.

– Выпей с нами, – предложила Барбара.

– Да, у тебя же был трудный день, – поддержала ее Синди. – Утром ты нанялся на вторую работу, потом деловой ленч...

– Ты не знаешь и половины того, что я переделал сегодня.

– Думаю, для тебя это был день разочарований, – ввернула Барбара.

– Конечно, разочарований, – согласилась с ней Синди. – Утром успешно пройти интервью с работодателем, чтобы быть полностью разоблаченным за ленчем.

Женщины рассмеялись.

В кухне Флетч наполовину наполнил стакан водой.

– Бедный Флетч, – вздохнула Барбара. На веранде он добавил к воде виски и льда. – Он так разочаровался в жизни, что поехал в Томасито, чтобы выпить.

– Теплого пива, – пробормотал Флетч. – Есть что-нибудь из еды?

– Ничего, – ответила Барбара. – Ты же отменил обед с мамой.

– Мы тоже не ели, – заметила Синди.

– Уже десять часов.

– Мы говорили, – пояснила Синди. – Я рассказывала историю своей жизни.

– Может, тебе съездить за пиццей? – предложила Барбара.

Флетч сел на стул.

– Итак, Синди... Ты порушила мои надежды получить работу? Открыла глаза Марте? Сказала ей, что я не проститут, но честный журналист, решивший показать всем, чем занимается фирма «Дружеские услуги Бена Франклина»?

– Я об этом думала. Много думала о том, как же мне поступить. Сегодня днем я не могла полностью уделить свое внимание клиентам. Увидев, что я контролирую ситуацию не так, как должно, один тип едва этим не воспользовался. Пришлось инсценировать несчастный случай, чтобы остудить его пыл. Одна из штанг свалилась ему на нос. – Одета Синди была так же, как и на ленче, в короткой юбочке и блузке. – Впрочем, ничего страшного не произошло. Ни капли крови не упало на ковер.

– Ты держала наготове полотенце, – предположил Флетч.

– Полотенце у меня всегда наготове. Мужчины вечно брызгаются какой-либо жидкостью.

Барбара отпила виски.

– Сказала ты Марте или нет? – настаивал Флетч.

– Я решала, то ли сказать Марте, кто ты такой, и вывести тебя на чистую воду, то ли сказать Барбаре, кто я такая, и послать Марту ко всем чертям.

– Трудное решение, – Флетч наблюдал за Барбарой. – Значит, ты сказала Барбаре, своей давней подруге, кто ты такая, чем зарабатываешь на жизнь... и так далее?

– Да.

– И как ты восприняла откровения Синди? – спросил Флетч Барбару. Та ответила не сразу.

– Кажется, я ее поняла. И куда больше удивилась самой себе.

– В каком смысле?

– Как я могла дружить с человеком и так мало знать о нем? Поневоле задумаешься, неужели я такая бесчувственная? – Барбара уставилась в стакан, что держала в руке. – Объяснить это трудно. Понимаешь, теперь я начинаю задумываться, а какой ты на самом деле, Флетч, за кого я через три дня выхожу замуж? Чего я о тебе не знаю? Могу ли я доверять своим чувствам?

– Глупости все это, – вставила Синди.

– Сегодня я тоже кое-что узнал о некоторых людях. О чем и подумать не мог. Можно сказать, добавил несколько интересных экспонатов к моей человеческой коллекции.

– Мы вот идем по жизни, думая, что он или она именно такие, какими мы их видим. Извините, если я не очень ясно излагаю. А потом, в одну минуту, за стаканом виски выясняется, что у них совсем другая жизнь, другие мысли и вообще, они совсем не такие, как ты их себе представлял.

– Я думаю, – добавила Синди, что благодаря психоанализу, заботе о здоровье, тенденциям моды и страсти американцев к общепринятым нормам поведения, которых на самом деле не существует, люди думают, что они хотят любить своих ближних.

– Все это мать предрассудков, – изрекла Барбара. – А экономика – их отец.

– Мы должны любить в людях отличия, – заметила Синди.

– Если б мы были, какими видят нас люди, – внес свою лепту в дискуссию Флетч, – у нас бы ничего не оставалось для себя, не так ли?

– Да, – хихикнула Синди. – Лицемерие – последний бастион личной жизни.

– Да, – Барбара подняла стакан. – Немного выпивки, и мы уже философствуем.

– По существу, выбор передо мной и не стоял, – Синди вернулась к прежней теме. – В пятницу я ухожу из «Бена Франклина». И я не против того, чтобы напоследок насолить «Дружеским услугам».

– Чтобы Марте жизнь с Карлой не казалась медом...

Синди улыбнулась Флетчу.

– Ничто человеческое нам не чуждо. Не об этом ли мы все время говорим? – Она бросила в свой бокал два кубика льда. – Тем более, это не дело. Люди не должны делать карьеру в постели босса.

Барбара хихикнула.

– Синди, ведь речь идет о публичном доме! Извини, старушка, но это смешно.

– Надо бы тебе знать, что в нашем деле сексу практически нет места, – отпарировала Синди.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Так что же ты решила? – спросил Флетч.

– Я решила помочь тебе с этой статьей. Давай разоблачим «Бена Франклина».

– Отлично!

– Пусть это будет мой свадебный подарок тебе и Барбаре. Я-то собиралась подарить вам колли после вашего возвращения из свадебного путешествия.

– Колли! – воскликнула Барбара. – Если Флетч вылетит с работы, мы не сможем прокормить даже себя!

– Говори, что тебе нужно, – повернулась Синди к Флетчу.

– Главное, узнать, кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина».

– Фирме, которая называется «Лесная нимфа, инкорпорейтед».

– Это замечательно.

– Нимфы тут очень кстати, – засмеялась Барбара.

– А кто владелец «Лесной нимфы»? – спросил Флетч.

– Понятия не имею.

– Нимфоманки, – предположила Барбара. – Кто же еще?

– Это надо узнать. Также меня интересует перечень предоставляемых вами услуг и стоимость каждой из них.

– Это я могу сказать тебе прямо сейчас.

– Пожалуйста, не надо, – замахала руками Барбара. – Не портите мне аппетит.

– Потом я хочу, чтобы ты написала мне о представлениях, которые показывают зрителям, сидящим за зеркалами. О том, что клиенты зачастую не знают, как их используют. И описание эскорт-услуг, то есть свидетельство того, что вы, по существу, девушки по вызовам. Особое внимание надо уделить шантажу клиентов, видеокамерам...

– Видеокамеры! – воскликнула Барбара. – Лицемерие – последний бастион личной жизни.

– Послушай, – Флетч посмотрел на Барбару, – неделю тому назад ты хотела, чтобы на церемонию бракосочетания мы прибыли голыми.

– Я пошутила.

– Неужели?

– Я думала, что смогу сбросить восемь фунтов.

– Ты сможешь добыть все это завтра? – спросил Флетч Синди.

– Я постараюсь.

– Пицца! – воскликнула Барбара. – Очень хочется пиццы.

Синди взглянула Флетчу в глаза.

– А как насчет полного списка наших клиентов.

Флетч не отвел взгляда.

– Почему нет? Проституция не может существовать без тех, кто жаждет платить за ласки.

– Ты опубликуешь их фамилии?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я представлю их для публикации.

– Понятно, – вздохнула Синди. – Как ни крути, в этом мире правят мужчины.

– Ты привезешь нам пиццу, Флетч? – гнула свое Барбара. – Мне с перчиками. Анчоусов что-то не хочется.

Глава 33

– Мы вам звонили, – улыбнулся Флетч продавцу. – Три пиццы, заказывала Ролтон.

Ответной улыбки продавца он не дождался.

– Будут готовы через несколько минут, – пробурчал тот.

Продавец взял с прилавка телефонный аппарат, набрал номер, отвернулся.

Еще шесть человек ожидали пиццу. Четверо мужчин, двое в шортах, один в рабочем комбинезоне, один в деловом костюме. Юноша в смокинге. И девушка в шортах, топике и лиловых туфлях на высоком каблуке. С помадой на губах и накрашенными ресницами.

– Вы не боитесь испачкать пиццей ваш смокинг? – спросил один из мужчин в шортах юношу. Тот что-то затараторил по-французски.

– О, – только и сказал мужчина. Флетч открыл холодильник и достал упаковку с шестью банками «7-Up» .Поставил ее на прилавок.

– Шварц! – позвал продавец. Юноша в смокинге заплатил за пиццу и ушел. Затем получил пиццу мужчина в рабочем комбинезоне. После него мужчина в шортах. Вошла женщина в белоснежной теннисной юбочке и попросила заказ на фамилию Рамирес. Из дверей выпорхнула девушка на высоких каблуках, унося с собой пиццу.

– Мы же позвонили полчаса тому назад, – сказал Флетч продавцу. – Заказ на фамилию Ролтон. Вновь продавец хмуро глянул на него.

– Через несколько минут все будет готово. Получил пиццу мужчина в деловом костюме. Вошли двое полицейских. Патрульная машина застыла напротив двери. Фамилия, на которую они заказывали пиццу, названа не была. Они посмотрели на продавца. Тот кивнул на Флетча.

Копы бросились на него, схватили, развернули. Мгновение спустя он лежал на прилавке, уткнувшись в него лицом. Один из копов держал его за шею, второй обыскивал.

– Что он сделал? – спросил мужчина в шортах.

Глаза женщины в теннисной юбочке широко раскрылись. Она отступила на шаг.

– Он грабил магазин, – ответил полицейский.

– Ничего он не грабил! – воскликнул мужчина. – Он стоял здесь четверть часа.

– Он собирался ограбить магазин.

– Он назвал фамилию! И ждал, пока ему приготовят пиццу!

Флетчу завернули руки за спину. На запястьях защелкнулись наручники.

– Он ограбил много магазинов, – пояснил полицейский. – Винных магазинов, закусочных. Получив пиццу, он бы ограбил этот магазин.

– Понятно, – протянул мужчина.

– Даже грабитель должен есть, знаете ли, – добавил второй коп.

– А на меня он производит хорошее впечатление, – гнул свое мужчина в шортах. – Быстрый, подвижный. Если б он успел выбежать, вы бы его не поймали.

– Однако поймали, – усмехнулся коп.

– Ваша фамилия Ролтон? – спросил мужчина Флетча.

– Нет.

– Тогда мне все ясно, – кивнул мужчина. – Он назвался Ролтоном. Вымышленная фамилия.

– Его фамилия Лиддикоут, – прояснил ситуацию коп. – Александер Лиддикоут.

– Тоже, небось, вымышленная фамилия, – предположил мужчина.

– Рамирес! – позвал продавец.

Женщина в теннисной юбочке заплатила за пиццу.

– Пошли, – копы подтолкнули Флетча к двери. Подождали, пропуская женщину с пиццей.

– А нельзя ли нам взять с собой мою пиццу? – спросил Флетч. – Я поделюсь с вами.

– Незачем, – ответил коп. – Мы только что перекусили в китайском ресторанчике.

Флетча усадили за заднее сиденье, дверца захлопнулась.

Сами копы уселись впереди. Тот, что сидел рядом с водителем, посмотрел на часы.

– Одиннадцать сорок. Если мы повезем его в центр, то до двенадцати нам никак не смениться. – А что в нем такого особенного?

– Приказано доставить его в центральный участок.

– Ну вот, – вздохнул коп-водитель, поворачивая ключ зажигания. – Мы уже заменяем такси.

– Вы могли бы и не ехать так далеко, – подал голос с заднего сиденья Флетч. – Я не Лидди как его там. Удостоверение личности у меня в бумажнике.

– Где ж ему еще быть, – пробасил коп с сиденья пассажира. – Поехали, Олф.

– Вы поймали не того парня.

– Двенадцать лет я в полиции, – ответил коп, – и не было случая, чтобы мы ловили, кого надо. Если, конечно, послушать пойманных.

Патрульная машина тронулась с места.

– Мы не прочитали ему его права, – заметил водитель.

Второй коп обернулся.

– Ты знаешь свои права?

– Конечно.

– Это хорошо. Он знает свои права, Олф.

– Вы и так жестоко наказали меня, – воскликнул Флетч. – Заставили пятнадцать минут нюхать пиццу, но не дали съесть ни кусочка.

– Скажи это своему адвокату.

Патрульная машина набрала скорость.

– Следующая остановка – гильотина, – пробормотал Флетч.

Глава 34

– Флетчер!

Флетч, лежащий на койке в провонявшей антисептиком камере, облегченно вздохнул. Охранник открыл дверь и выкрикнул его фамилию. Теперь-то с недоразумением будет покончено. Он сможет вернуться в свою квартиру и выспаться.

Он встал. По его расчетам, часы должны были показывать около четырех утра.

Примерно три часа он пролежал на своей койке, слушая, как двое мужчин попеременно блевали, старик что-то верещал, а еще один мужчина распевал похабные песни... В соседней с ним камере двое проститутов жарко спорили о мастерстве каких-то парикмахеров. Один даже спросил Флетча, как получить работу в «Дружеских услугах Бена Франклина». Флетч ответил, что не знает, потому что он там всего лишь вышибала. В камере компанию Флетчу составлял мужчина средних лет, с округлым животиком, в белых брюках и сандалиях, представившийся учителем. Предыдущим днем он, по его же словам, зарезал студента. На его брюках темнели пятна крови. Поведав Флетчу о совершенном преступлении, он свернулся калачиком на койке и заснул.

– Выходи, – приказал охранник. – Быстро.

– Я свободен?

Вслед за охранником, по коридору между камерами он направился к стальной двери.

В камеру его посадили, как Александера Лиддикоута, обвиняемого более чем в двадцати вооруженных ограблениях. Фотографии Лиддикоута смотрели на него с плакатов с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Флетч не мог не отметить отдаленного сходства между собой и преступником. При заполнении протокола Флетч обратил внимание дежурного на удостоверение личности, лежащее в бумажнике, на водительское удостоверение, на карточку представителя прессы. Дежурный даже не взглянул на фотографии, но добавил в протокол обвинение в краже бумажника с документами Ирвина Мориса Флетчера.

По другую сторону стальной двери Флетч повернул направо, к ступеням в дежурную часть и на улицу.

Охранник схватил его за локоть.

– Сюда, пожалуйста.

Они пошли налево, мимо многочисленных кабинетов. В большинстве двери были открыты. В кабинетах работали люди.

В конце коридора они остановились перед закрытой дверью. Охранник открыл ее своим ключом. Включил свет.

Вся обстановка состояла из длинного стола и шести стульев. В дальней стене темнело забранное решеткой окно.

– Подождите здесь, – распорядился охранник.

– Почему вы не освобождаете меня?

Дверь за охранником захлопнулась.

Флетч выключил свет, улегся на стол и заснул.

Вспыхнул свет. Первым делом Флетч увидел открытую дверь.

Лейтенант Гомес стоял у стола.

– Везде устраиваешься, как дома, не так ли?

Флетч сел.

– Который час?

Его знобило.

– Половина шестого утра. Тюремный бассейн откроется только через полчаса. Сейчас его чистят для тебя мэр со своими заместителями. Они знают, что поутру ты любишь поплавать голышом.

– Рад вас видеть, – Флетч остался сидеть на столе. – Рано вы приходите на работу.

– Расследую серьезное преступление. Убийство Дональда Эдвина Хайбека. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Да. Что-то читал в газете, – Флетч зевнул и потер глаза. – Пистолет вам передали?

– Какой пистолет?

– Который я оставлял для вас вчера вечером. У дежурного, с запиской.

– Какой пистолет? – повторил Гомес.

– Я думаю, это пистолет, из которого застрелили Хайбека. Я нашел...

Гомес смотрел на дверь.

На пороге возник Бифф Уилсон, чисто выбритый, но, как обычно, в мятом костюме.

– О, привет, Бифф, – воскликнул Гомес. – Принес кофе?

Бифф хмыкнул.

– Полагаю, когда-то я тоже был шустряком. Был ли я шустряком, Гомес?

– Никогда, – покачал головой лейтенант. – Ты всегда вел себя, как херувим.

– Скорее всего, ты прав, – Уилсон вошел, притворил за собой дверь. – Я даже не помню, а как поступают с шустряками?

– В полиции мы обычно лишаем их яиц, – подсказал Гомес. – У всех репортеров есть яйца?

Бифф приблизился к столу.

– Привет, парень. Слышал, тебя упекли за решетку?

– Досадная ошибка, – пожал плечами Флетч. – Меня приняли за грабителя, Лиддикоута. Вероятно, плакаты с его физиономией висят во всех винных магазинах, пиццериях...

Бифф повернулся к Гомесу.

– Мы можем еще какое-то время держать его здесь по этому обвинению?

– Какое-то, да.

– Не можете, – возразил Флетч. – Дежурный уже проверил документы, что лежали в моем бумажнике. Потому-то вы и узнали, что я арестован, не так ли?

– Бумажнике? – переспросил Бифф Гомеса.

– Бумажника при нем не было, – ответил лейтенант. – Лишь украденные часы. Бифф кивнул Флетчу.

– Мы говорили о пистолете, – напомнил Флетч. Бифф посмотрел на Гомеса.

– Каком пистолете?

– Пистолете, который я нашел, – ответил Флетч. – Около редакции «Ньюс трибюн». Вчера вечером я оставил его у сержанта Вильгельма Рома с просьбой передать пистолет лейтенанту Гомесу.

– Хороший мальчик, – Бифф погладил ногу Флетча. – Очень хороший мальчик.

Флетч убрал ногу.

– Мышцы. – Пальцы Биффа впились в голень Флетча. – Посмотри, какие мышцы, Гомес.

Флетч спрыгнул со стола и отступил на пару шагов.

– А что написано у него на шортах? – Бифф прищурился. – Я так далеко не вижу. Название какой-то команды?

– Дружеские услуги Бена Франклина, – ответил Гомес.

– Футбол, – покивал Бифф. – Я думаю, речь идет о футбольной команде.

– Это совсем другая история, – покачал головой Флетч.

– Мне бы хотелось знать, что ты выяснил, – усмехнулся Бифф.

– Много чего. Вы пишете отвратительные некрологи, Бифф.

– А почему ты так решил, Лиддикоут?

– Во-первых, Жасмин и Дональд Хайбек неженаты. Он не разводился со своей первой женой.

– Да? Что еще?

Флетч перевел взгляд с Гомеса на Уилсона, вновь покачал головой.

– Что еще? – повторил Бифф.

– Вы уже поговорили с Габо?

– С кем?

– С Феликсом Габо. Растлителем малолетних. Бывшим клиентом Хайбека. Выпущенным из тюрьмы на прошлой неделе.

– А ты с ним поговорил?

– Еще нет.

– Ты всю неделю путаешься у меня под ногами, парень. Пообщался со всеми членами семьи Хайбека. Даже с сыном-монахом. Ты воруешь мой хлеб. Зачем тебе это нужно, Лиддикоут?

В какой уж раз Флетч покачал головой.

– Это не гангстерское убийство, Бифф. Вы взяли не тот след.

– А ты разбираешься в этом лучше меня, так? Газета поручила тебе это расследование?

– Только ту его часть, что касается музея.

– Ага, музея. Ты что-нибудь понимаешь, Гомес?

– По-моему, он несет чушь.

– Я думаю, его стоит потерять. – Бифф повернулся к Гомесу.

– Мы его потеряем, – заверил его лейтенант.

– Такое случается, парень. – Теперь Бифф смотрел на Флетча. – Дежурный, бывает, ошибается, заполняя ворох необходимых бумаг.

– Конечно, – улыбнулся Гомес. – Сегодня же отправим его в дурдом. А дней через десять все и прояснится, если о нем кто-то да вспомнит.

– А что вы выгадаете? – удивился Флетч. – Несколько дней. Или вы думаете, что я буду молчать?

– Да кто будет винить нас за бюрократическую ошибку? – удивился Бифф. – Я вообще не появлялся в это утро в участке. Да и ты еще не приходил, не так ли, Гомес?

– Я никогда не прихожу так рано.

– А шустряк-то наш хорош. Его не испугало наше предложение отдохнуть несколько дней в дурдоме. А может, подвесим ему что-нибудь посерьезнее? Чтобы отделаться от него навсегда. Так что у вас делают с шустряками? Я забыл.

– Обычно, Бифф, если уж бьешь человека, надо ударить его так, чтобы он не смог дать сдачи.

– Ясно, – Уилсон не повышал голоса, но Флетч видел, как на его висках пульсируют вены. Да и глаза недобро блестели. – Где-то я уже это слышал. Давай порадуем его таким обвинением, чтобы он не смог дать сдачи. Значит, так. Его арестовали, как Александера Лиддикоута. При обыске в дежурной части у него в кармане нашли кокаин. Ты поделишься своим, Гомес?

– Ради такого дела, конечно, – кивнул лейтенант.

Флетча прошиб пот.

– И все потому, что я покусился на ваше расследование, Бифф?

– Потому что ты шустряк. В журналистике шустрякам не место. Так, Гомес?

– Ты вот всегда был паинькой, – ответил лейтенант.

– Мы играем по правилам, парень, – продолжил Бифф Уилсон. – Ты получишь срок за владение, а может, и за распространение наркотиков, Флетчер, и я сомневаюсь, что Джон Уинтерс или Френк Джефф поручат тебе подметать пол в редакции «Ньюс трибюн». Да и едва ли тебя возьмут в какую-то другую газету.

– Что я должен сказать? – спросил Флетч. – Извиниться и пообещать, что теперь буду хорошим мальчиком?

– Слишком поздно, – отрезал Бифф. – Я решил, что ты шустряк. От тебя надо отделаться.

– А если я пообещаю уйти добровольно?

– Ты и так уйдешь. За казенный счет. Мы об этом позаботимся.

Флетч рассмеялся.

– Неужели вы думаете, что я не вернусь, Бифф?

Бифф посмотрел на Гомеса.

– Может вернешься. Может – нет. Кого это волнует?

– Вас-то должно волновать.

– С чего ты так решил? В тюрьме ты проведешь несколько лет, и я не уверен, что тебе удастся выйти из нее на своих двоих. Это не пустая угроза. Обыденный факт, – Бифф повернулся к Гомесу. – Выясни, о каком он говорил пистолете. Где у тебя кокаин?

– В шкафчике раздевалки спортзала.

– Принеси. Потом поднимемся в твой кабинет и перепишем протокол задержания этого парня.

– У меня есть хороший кофе. Выпьем по чашечке.

– Не откажусь.

– О Боже! – воскликнул Флетч. – Бифф, вы это серьезно?

– А ты решил, что я шучу?

– Энн Макгаррахэн предупреждала, что вы – дерьмо.

– Уж она-то знает. Она допустила большую ошибку, выйдя за меня замуж. Все так говорят.

Гомес рассмеялся.

– Благодаря тебе у нее так и не было детей, Бифф?

– Пришлось приложить руку. Дамочка не любила, когда ее трахали, пропустив перед этим рюмку виски. Запах ей, видите ли, не нравился.

– Господи! – простонал Флетч.

– Полагаю, парень, больше я тебя не увижу. – Бифф направился к двери. – И сожалеть об этом, пожалуй, не буду.

– Бифф...

– В камеру тебя отведут, – добавил Гомес, следуя за криминальным репортером. – Понаслаждайся одиночеством. Когда еще тебе доведется побыть одному.

– Мы напишем такой протокол, что комар носа не подточит. – Бифф держал дверь открытой, пропуская лейтенанта. – Мы с Гомесом в этом деле доки.

Флетч остался один в залитой светом комнате. Хлопнула закрывшаяся дверь. Шаги Биффа и Гомеса затихли в коридоре. Из камер доносились крики.

Ему вспомнилась Луиза Хайбек.

Флетч посмотрел на грязное, забранное решеткой окно. Несмотря на прутья, к стеклу крепился датчик охранной сигнализации.

Голые стены покрывала светлая краска.

Зеленые теннисные туфли, седые волосы и цветастое платье...

Безумный мир. Флетч подошел к двери и повернул ручку. Толкнул дверь.

Она открылась.

Флетч выглянул в коридор. Пусто.

С гулко бьющимся сердцем он миновал коридор, поднялся по лестнице.

У перегородки, разделяющей дежурную часть надвое, никого не было.

Негритянка, плакавшая прошлым вечером, теперь спокойно сидела на скамье. Сержант за столиком читал спортивный раздел «Ньюс трибюн».

В конце концов он оторвался от газеты и посмотрел на Флетча.

– Лейтенант Гомес и Бифф Уилсон пьют кофе в кабинете лейтенанта, – отчеканил Флетч. – Они хотят, чтобы вы послали кого-нибудь за пончиками с сахарной пудрой.

– Понятно, – сержант снял трубку и трижды повернул диск. – Лейтенант хочет пончиков, – сказал он в трубку. – Нет, кофе у него есть. Ты же знаешь Гомеса. Если в чашке жидкость, это не кофе.

– Пончики в сахарной пудре, – напомнил Флетч.

– Посыпь пончики сахарной пудрой, – добавил сержант.

Глава 35

– Информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, ваш регистрационный номер и фамилию.

– Привет, Пилар. Как поживаешь?

– Доброе утро. Это Мэри.

– Доброе утро, Мэри.

– Регистрационный номер и фамилию, пожалуйста.

С урчащим от голода желудком, прижав к уху трубку радиотелефона, Флетч мчался в своей машине к своему дому.

– Семнадцать девяносто дробь девять. Флетчер. Держа путь к автобусной остановке, Флетч оглядывался по сторонам в надежде найти открытый кафетерий или закусочную, где бы он мог позавтракать. И тут он вспомнил, что у него нет ни цента. Полиция облегчила его карманы, забрав бумажник и ключи. Тут же в голову пришла забавная мысль: ограбь он закусочную, содеянное приписали бы Лиддикоуту.

Его машина осталась на стоянке у пиццерии. Пришлось добираться туда на попутках. Сначала его подвез мужчина средних лет, продающий музыкальные инструменты. Он пытался уговорить Флетча приобрести саксофон. Потом он оказался в микроавтобусе, набитом подростками. Несмотря на ранний час, они передавали друг другу самокрутку с марихуаной и почти докончили бутылку белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины Флетч добрался в начале десятого. Завел мотор, напрямую соединив проводки, ведущие к аккумулятору и стартеру, и поехал домой.

– Вам несколько посланий, – сообщила ему Мэри. – Звонила некая Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.

– Правда?

– Нас это, кстати, не удивляет.

– Говорите, Мэри, я слушаю. – От голода у него болела голова, от яркого солнечного света – глаза.

– Она просила передать следующее: «Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты прощен. Позвони».

При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.

– Ну? – спросила Мэри.

– Что, ну?

– Вы съели всю пиццу?

– Мэри, это глубоко личный вопрос. Пожалуйста, не задавайте таких вопросов.

– Значит, съели. Я думаю, вы расправились с пиццей в одиночку. Как это ужасно, кто-то ждет, что ему принесут пиццу, а ее лопают совсем в другом месте.

– Мэри, вы сегодня завтракали?

– Да.

– А я нет.

– Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?

– Есть еще что-нибудь для меня?

– Я бы вас не простила. Да. Энн Макгаррахэн хочет, чтобы вы с ней связались. Вам ведено передать следующее: «Флетч, я понимаю, что вы очень заняты, но, пожалуйста, позвоните мне. Остерегайтесь Би-у и других социальных болезней».

– Ясно.

– Что такое Би-у?

– Мэри, это еще один личный вопрос.

– Я никогда не слышала о Би-у.

– Вам повезло.

– Я думала, что знаю все о социальных болезнях. То есть, знаю их все.

– Отлично. Мне нужен адрес Феликса Габо. – Он продиктовал имя и фамилию по буквам. – Он живет в районе Сан-Игнатиас.

– Вы не собираетесь просветить меня насчет Би-у?

– Мэри! Держитесь подальше от Би-у.

– Но я должна знать, как уберечься от этой социальной болезни.

– Не суйте нос в чужие дела, и все будет в порядке.

– О, вот этого мы себе никогда не позволяем. В районе Сан-Игнатиас живет только один человек с фамилией Габо. Звать его Тереза.

– Этот адрес мне и нужен. Феликс живет у сестры.

– 45447, Туиг-стрит. Дом в полквартала на запад от автомобильного салона, расположенного на углу.

– Благодарю. И еще, мне нужен адрес Стюарта Чайлдерса. – Вновь он продиктовал имя и фамилию по буквам.

– Это отвратительно. Тот, кого интересуют такие сведения, заслуживает Би-у.

– Мэри...

– 120, Китинг-роуд. Район Хэрдон-Эпартмент.

– Отлично.

– Я не должна этого говорить, но недавно звонил мистер Уилсон. Он тоже хотел знать этот адрес.

– Какой адрес?

– В районе Сан-Игнатиас. Терезы Габо.

– Мэри, вы уже подцепили Би-у.

– О, не говорите этого.

– Будьте осторожны, Мэри. Би-у может затаиться надолго и проявиться, когда его не ждешь.

– Вы говорите с автоответчиком. – Флетч снял трубку после третьего звонка. – В данный момент я не могу подойти к телефону, так что...

– Флетч! – прокричала Барбара. – У тебя нет автоответчика!

– Ты, разумеется, права, – вздохнул Флетч. Помимо автоответчика у Флетча не было и многого другого. С кушетки, купленной у старьевщика, он мог лицезреть красочные плакаты, какие обычно висят в туристических агентствах: Канья, жемчужина итальянской Ривьеры, Косумель, в восточной Мексике, Белиз, Найроби, Рио-де-Жанейро. Флетч надеялся, что со временем он заменит плакаты приличными фотографиями. А в глубине души мечтал о том дне, когда переедет в квартиру куда больших размеров и сможет украсить стены копиями картин Эдгара Артура Тарпа-младшего, воспевшего в своих полотнах Дикий Запад.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. – На треснувшей тарелке, стоящей на обшарпанном кофейном столике, осталось лишь несколько крошек от плотного завтрака: яичница с ветчиной на четыре яйца плюс пачка вафель. – А почему ты спрашиваешь?

– Ты уехал за пиццей в одиннадцать вечера! И так и не вернулся!

– О, Господи. Не вернулся! Ты уверена?

– Ты даже не позвонил!

– Я не съел пиццу! Ни единого кусочка!

– Ты попал в аварию или случилось что-то еще?

– Что-то еще. А как тебе удалось мне позвонить? Или Сесилия распродала-таки галифе?

– Она послала меня в аптеку. Мы едва не умерли с голоду.

– Ты потеряла лишние восемь фунтов?

– Думаю, что да.

– А что вы с Синди делали?

– Легли спать. Что еще мы могли делать? Мы ждали тебя до часа ночи.

– Синди осталась на ночь?

– Естественно. Мы же пили виски. Она не могла сесть за руль.

– Это точно.

– Я не ожидала от тебя такой безответственности. Ты мог бы и позвонить.

– Думаешь, что мог?

Подвешенная к потолку, поперек комнаты висела его гордость – доска для серфинга.

– Мы переволновались. Я позвонила в пиццерию. Мужской голос ответил, что никакой Флетчер у них не появлялся.

– Мы же заказывали пиццу на фамилию Ролтон.

– О, да. Я забыла. Где ты провел ночь?

– Длинная история. Ты не будешь возражать, если я расскажу ее тебе при встрече?

– Она связана с Хайбеком?

– Полагаю, что да. – Флетч посмотрел на пустую тарелку. Головная боль исчезла.

– Ты прочитал статью Биффа Уилсона в утреннем выпуске?

– Да. – Экземпляр «Ньюс трибюн» лежал на кушетке. В статье не было ни слова о пистолете, из которого, возможно, стреляли в Хайбека и который передали в полицию прошлым вечером.

– Уилсон напирает на то, что Хайбека убила мафия, так как он слишком много знал.

Флетч вздохнул.

– Может, он прав.

– Скажи мне, Флетч, сколько лет он ведет в «Ньюс трибюн» криминальный раздел?

– Много.

– У него, наверное, везде свои люди.

– Наверняка.

– Я хочу сказать, люди, которые делятся с ним информацией: полицейские, бандиты, стукачи. Вероятно, его выводы небезосновательны.

– Возможно.

– Так что напрасно ты бодрствовал всю ночь. Толку от этого чуть. А вот из редакции ты вполне можешь вылететь.

– Слушай, Барбара, мне надо побриться, принять душ и ехать на работу.

– Съешь всю пиццу и хорошенько выспись. И я выйду за тебя замуж.

Флетч скинул газету на пол.

– А я бы на твоем месте крепко подумал.

– Слишком поздно. Решение принято. Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с моей мамой?

– Как я мог об этом забыть?

– В шесть вечера в коттедже. Если ты опять подведешь меня, она очень обидится, это я тебе гарантирую.

– Я все понял.

– Ты приедешь?

– Обязательно.

– Отлично. Между прочим, Синди попросила позвонить ей ровно в половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.

– Хорошо.

– Флетч, сегодня среда.

– Уже?

– Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.

– Можешь не волноваться.

– Мне пора на работу.

– Мне тоже.

Глава 36

– Я из «Ньюс трибюн», – представился Флетч женщине, открывшей дверь квартиры на первом этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Женщина сидела в инвалидном кресле-коляске. – Вы Тереза Габо?

Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.

– Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.

– До меня из «Ньюс трибюн» к вам никто не приезжал?

Тереза покачала головой.

В автосалоне по сниженным ценам продавались шестиместные седаны. Флетч оставил машину у самого угла и прошагал полквартала, шурша валяющимися на тротуаре газетами и отбрасывая пустые банки из-под пива. Входя в подъезд, он едва не упал, споткнувшись о ноги спящей на полу женщины.

Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его датсан не привлек внимание патрульных машин.

Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.

– А кто-нибудь у вас был? Полиция?

Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.

– Я ищу Феликса Габо.

В ее взгляде мелькнуло удивление.

– Ему тоже не нужна газета.

Флетч переступил порог.

– Мне надо с ним поговорить.

В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.

Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.

Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.

Флетч присел на краешек матраца.

– Что вы делали, выйдя из тюрьмы?

– Купил это кресло. – Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. – Купил этот матрац. – Взгляд упал на матрац. – Купил пива. – В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. – Теперь меня насыщает только пиво. – Над воротником рубашки нависали складки жира. – У меня все нормально. Первая неделя на воле.

– Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.

– Да. Но она страдала, – Феликс указал бутылкой на другую комнату. – Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? – Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. – И вы называете это законом? – Флетч воздержался от комментариев. – Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?

– А вы сделали что-то плохое?

На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.

– Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?

– Больной.

– Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?

– На суде вы не просили признать вас невменяемым.

– На суде я не произнес ни слова! – Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. – Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? – Флетч покачал головой. – Он цепенеет. Потрясен тем, что такое могло случиться с ним. Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном им. Все эти люди говорят, говорят, говорят о нем и о том, что он сделал. Все, о чем они говорят, ни в малейшей степени не похоже на то, каким он кажется себе. Его мутит от их слов. Он лишается дара речи.

– Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?

– Мистер Хайбек. Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил так много. Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог бы объяснить.

– Вы могли бы объяснить растление детей?

– Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.

– Как вы расплатились с Хайбеком? Как вы смогли нанять такого дорогого адвоката?

– Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.

– Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?

– Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: «Я твой адвокат». Он ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить, почему я стал таким плохим. Он не позволил судье задать мне хоть один вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то, другое, третье. – Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. – Каждый день газеты писали о моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда. Они охотились за моей сестрой. Сводили ее с ума своими расспросами. Показали дом, где мы жили. Рисовали карты. Показывали детские площадки и школьные дворы, куда я приходил с собаками и встречался с детьми. – Феликс по-прежнему плакал. – Газеты – дерьмо! Они едва не затравили мою сестру.

– Я начинаю кое-что понимать.

– Вы узнали о суде из газеты?

– Ваш процесс – единственный, который проиграл Хайбек. Проиграл с треском. Впрочем, мог ли он рассчитывать на иной исход? Растлитель детей...

– Почему он так поступил? Почему так затягивал процесс? Почему говорил сам? Почему не позволил мне все им рассказать?

– Он использовал вас для рекламы. На вашем примере хотел показать, что и Хайбек может проиграть большой процесс. Благодаря вам его фамилия каждый день появлялась на первых полосах газет. Непонятно мне другое, почему вам дали только одиннадцать лет?

– Очень даже понятно! После всех этих издевательств, которые изо дня в день терпела моя сестра по милости газет и телевидения, Хайбек поднялся на одном из заседаний и заявил: «Ваша честь, мой клиент признает себя виновным по всем пунктам».

– Не предупредив вас?

– Нет! Он вообще не разговаривал со мной. А мне было что сказать. Я не собирался причинять детям вред. Я их любил!

– Вы любили их, подманивая собаками.

– Конечно! Дети любили собак. Они всегда-всегда подходили к собакам.

– Вы выдрессировали собак уводить детей в укромный уголок.

– Послушайте, вы бывали на школьных дворах? Дети всегда играют в укромных уголках. Собаки не уводили их туда. Они звали собак к себе.

Флетч нетерпеливо взмахнул рукой.

– Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-то вас обвинять.

– Я это понимаю. Просто мне надо выговориться. Видите ли, когда я впервые попал в тюрьму, тамошний психиатр потратил на меня массу времени. Я испытывал вину перед сестрой. Мы были маленькие, и я толкнул ее под колеса автомобиля отца, когда тот дал задний ход. Тогда-то она и стала калекой. Отец обезумел. Он ушел от нас, и больше мы о нем не слышали. Видите? Я старался искупить свою вину перед маленькими детьми. Я их любил. Старался любить.

– Все это сказал вам психиатр?

– Помог мне разобраться в себе. Я был болен. Мне было что сказать в суде. Хайбек все испортил, и меня бросили за решетку.

Флетч покачал головой.

– Почему вы так растолстели в тюрьме?

– Меня не брали в рабочие бригады. Никто не хотел работать рядом со мной. Меня отправили на тюремную ферму. Они знали, кто я такой. Из газет, – Феликс Габо уже не плакал, а рыдал. – Если мистер Хайбек собирался заявить суду, что я во всем виновен, почему он не сделал этого сразу, почему позволял газетам так долго мучить мою сестру?

– За это вы и убили Хайбека.

– Я никого не убивал! – Красные от слез глаза Феликса Габо сердито блеснули. – Меня надо было изолировать от общества. Собак убили. Я заслужил наказание!

– Но не ваша сестра.

Феликс указал на себя обеими руками.

– Могу я выйти на улицу и кого-то убить? Я же конченый человек.

– Вы же злы на Хайбека.

– Я выхожу на улицу только по делу. Купил матрац, кресло. Они мне необходимы. Какой сегодня день?

– Среда.

– Завтра четверг. Я должен отметиться в полиции. Вы съездите туда со мной?

– Я? Нет.

– Моя сестра не сможет поехать. Это в центре.

Флетч встал.

– Вам обязательно надо отметиться в полиции.

– Вы не сможете поехать со мной?

– Нет.

– А что вы сделаете для моей сестры?

– Кажется, я уже слышал этот вопрос.

– Неужели вы появились здесь лишь для того, чтобы выслушать историю моей жизни?

– Я хотел услышать ваше признание в убийстве Дональда Хайбека.

– Кто вы?

– Ай Эм Флетчер.

– Вы не из службы социального обеспечения?

– Я же сказал, что я из газеты. – Флетч уже стоял у двери. – Вы не расслышали?

Глаза Феликса Габо вылезли из орбит. Он попытался подняться.

– «Ньюс трибюн», – добавил Флетч.

Габо упал в кресло. Перебросил бутылку из левой руки в правую.

Флетч попятился. В другой комнате наткнулся на инвалидное кресло-каталку Терезы Габо.

Бутылка разбилась о дверной косяк.

– Мой брат не любит газеты, – пояснила Тереза Габо.

– Я понимаю.

– Винит их во всем.

В полквартала от дома Габо Флетч едва успел сесть за руль, как на Туиг-стрит свернула машина Биффа Уилсона, с мигалкой, антенной и надписями «Ньюс трибюн» на капоте, багажнике и по бокам. Остановилась она у дома 45447.

Глава 37

555-2900.

Часы показывали половину первого.

В этот день Флетчу следовало избегать многих мест. Во-первых, собственной квартиры. Во-вторых, редакции «Ньюс трибюн». Да и езда по улицам без водительского удостоверения и регистрационного талона на автомашину, отобранных прошлой ночью полицией, таила в себе немалую опасность. Его могли арестовать и как Александера Лиддикоута, грабителя, и как Ирвина Мориса Флетчера, распространителя наркотиков.

Поэтому, как только Бифф Уилсон вылез из своей машины, застегнул пиджак и скрылся в подъезде дома 45447 по Туиг-стрит, Флетч заехал на стоянку салона, торгующего подержанными автомобилями. Поставил «датсан 300 ZX» в первый от улицы ряд. Соседние машины были больше по размерам, чище и новее.

Никто из продавцов не удостоил автостоянку своим присутствием. Несомненно, в этот момент они подкреплялись кофе и сандвичами, чтобы, набравшись сил, радовать покупателей ослепительными улыбками и беспрерывной болтовней.

Флетч снял картонную табличку с ветрового стекла соседней машины и подсунул под дворник своей. На табличке значилось: «ПРОДАЕТСЯ. $5000, И ЭТОТ АВТОМОБИЛЬ ВАШ».

Под прикрытием таблички Флетч мог не только спокойно говорить по телефону, но и наблюдать за домом 45447 по Туиг-стрит.

Синди сняла трубку после первого звонка.

– Флетч?

– У тебя все в порядке?

– Конечно. Почему нет?

– Извини, что не смог привезти пиццу.

– Разве можно ждать от мужчин чего-то иного? Договариваются с женщинами, а потом уходят от них, игнорируя прежние обещания. Даже если речь идет о пицце. Меня это не удивляет. Разумеется, Барбару твой поступок задел. Жаловалась она и на голод.

– Слушай, Синди, не надо на меня сердиться. Если б ты знала, что со мной произошло...

– Не хочу я слышать никаких оправданий. Мужчины не способны говорить женщинам правду. Нельзя требовать от змеи, чтобы она исполнила оперную арию.

– Тебе, похоже, не раз доводилось сталкиваться со змеями.

– Я обижаюсь не за себя, Флетчер. За Барбару.

– Для бракосочетания необходимы как жених, так и невеста. Так что стоит ли обращать внимание на мелкие недоразумения?

– Нам приходится выполнять все, что пожелает левая нога мужчины. Потому-то на свете мало счастливых жен. Но так уж устроен мир, не правда ли?

– Ты делаешь это для того, чтобы досадить Марте?

– Во многом, да.

– Где ты находишься?

– Не твое дело.

– Синди, я лишь хочу убедиться, что ты в полной безопасности. И тебя никто не подслушивает.

– Не волнуйся, не подслушивает.

– Хорошо. Кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина»?

– Как я и говорила, «Лесной нимфе, инкорпорейтед». Сегодня утром я порылась в бумагах в кабинете Марты. Она сегодня сидела в приемной. Нашла упоминание о двух других корпорациях. Одна называется «Кангуэлл скрю», вторая «Лингман тойз, инкорпорейтед».

– И какая же связь между этими тремя компаниями?

– Точно не знаю. Разобраться не успела. Но мне представляется, что «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз» – инвесторы, владельцы «Лесной нимфы».

– А кто руководит этими компаниями?

На Туиг-стрит Бифф Уилсон выскочил из подъезда дома 45447. Захлопнул за собой дверь. Оглядываясь, сбежал по ступенькам.

– Марта. Президент «Лесной нимфы». Вице-президент «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз». Президент «Кангуэлл скрю» – Мариэтта Рамсин.

Дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит вновь открылась. Феликс Габо, с зажатой в руке бутылкой, переступил порог. Габариты его поражали воображение.

Феликс бросил бутылку вслед убегающему Биффу Уилсону.

Бутылка угодила Биффу в ухо. Упала на тротуар и разбилась.

– Забавно, – прокомментировал Флетчер.

– Президент «Лингман тойз» – Ивонн Хеллер. Начальник финансового отдела во всех компаниях один – Джей Демарест. Я его знаю.

– Правда?

Открылось окно на нижнем этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Из него высунулась Тереза. Она трясла рукой и что-то кричала в спину Биффа.

– Да. Постоянно приходит к нам. Пользуется всеми благами, никогда ни за что не платит. Получает все, что требует.

– И что ты можешь о нем сказать?

Феликс Габо тем временем собирал с тротуара осколки бутылки.

– За те два года, что я его знаю, физические упражнения изменили его в лучшую сторону. Я говорю о спортивной форме. Ему чуть больше тридцати. Он не женат.

– Кто ж будет жениться, имея таких друзей?

– Что?

Прижав руку к ушибленному уху, Бифф повернулся, чтобы броситься на Феликса.

Феликс швырнул осколки в лицо Биффу.

– Ничего.

– Я бывала с ним, знаешь ли. Эскорт-услуги. Когда он приглашал друзей к обеду.

– И что у него за друзья?

Под крики брата и сестры Габо Бифф Уилсон загрузился в машину.

– Неудачники. Ты понимаешь, что я имею в виду? Люди, которые ничего не могут сделать как следует.

– Ты думаешь, что Джей Демарест – истинный владелец компаний?

У Биффа никак не заводилась машина. Наконец включились мигалки на крыше.

– Я думаю, он ведет бухгалтерский учет и заказывает лосиные рога. Козел отпущения.

– Ему обеспечивают хорошую жизнь, чтобы при необходимости он взял всю вину на себя, отведя удар от настоящих хозяев.

Теперь Феликс набросился на машину. Пнул левое заднее крыло. Да так сильно, что на нем появилась приличных размеров вмятина. Затем его кулаки забарабанили по багажнику. Его форма также начала меняться.

– Да. Я думаю, он и Марта – наемные работники. Взревел двигатель машины Биффа.

– Когда ты сможешь узнать все остальное?

С поврежденными багажником и левым крылом, с включенными мигалками машина рванула с места.

Камень, который Феликс уже держал в руке, полетел следом и разбил заднее стекло.

Поворачивая за угол, Бифф Уилсон едва не врезался в проезжающий автобус.

– Да, нелегка репортерская жизнь, – вздохнул Флетч.

– Что?

Тереза и Феликс Габо все еще что-то кричали и махали кулаками вслед уже скрывшейся за углом машине.

– Когда ты сможешь узнать все остальное?

– Давай договоримся о встрече, и к этому времени я все подготовлю. Перечень услуг и их стоимость я уже написала. У меня есть фамилии и адреса некоторых клиентов. А также фотографии и видеокассеты.

– Отлично. А Марта там есть?

– Конечно. Ей тоже нравится иной раз поразмяться.

– Джей Демарест?

– Естественно. Думаю, Марта запечатлела его на пленку на случай, если он взбрыкнет. Милая дама, не так ли? Все они друг друга стоят. Настоящий гадючник.

– Я не хочу подвергать тебя риску, Синди.

– Не волнуйся. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Тут ты права. Я найду тебя по этому номеру?

Окно и дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит закрылись. Тереза и Феликс Габо ретировались в грязь и зловоние своей квартирки.

– Да. Я могу выйти, но обязательно вернусь сюда. Только не звони мне в «Бен Франклин».

– Как я могу? Марта спросит, когда я приступлю к работе.

По улице мимо Флетча медленно проехала патрульная машина.

– Рад, что ты позвонил, – воскликнул Олстон Чамберс. – Я пытался разыскать тебя. Твоя квартира не отвечает, коттедж не отвечает, телефон в машине тоже не отвечает. В редакции понятия не имеют, где тебя искать. У меня есть для тебя новости. Кстати, где ты сейчас?

– В данный момент прячусь на стоянке салона по продаже подержанных автомобилей, изображая манекен, сидящий за рулем «датсана 300 ZX».

– Как же я не догадался об этом?

– Хочу попросить тебя о паре услуг, дружище.

– Не много ли ты от меня требуешь? Я же уже согласился быть твоим шафером. В субботу, не так ли?

– Я же пытаюсь выяснить, кто убил твоего босса.

– Об этом на фирме никто и не вспоминает. Холоднокровные мерзавцы. «Хайбек, Харрисон и Хаулер» заинтересуется убийцей Дональда Хайбека лишь в одном случае: если им придется защищать его или ее в суде, при условии, что он или она достаточно богаты или этот процесс послужит хорошей рекламой. Кстати, кто убил Дональда Хайбека?

– Ты всегда любил задавать прямые вопросы.

– Этому меня учили на юридическом факультете.

– Я не знаю, кто убил Дональда Хайбека. Пока я пообщался с членами его семьи, я пришел к выводу, что каждый мог это сделать, если бы знал, что Хайбек намерен разделить свои деньги между музеем и монастырем.

– Монастырем? Что ты такое говоришь?

– Я забыл. Мы с тобой давно не разговаривали. Поверишь ты мне или нет, но получается, что лжец один рассказал правду.

– И никто ему не поверил?

– Разумеется, нет. Хайбек действительно хотел пожертвовать пять миллионов долларов музею. А в газету он собирался обратиться для того, чтобы под нажимом прессы заставить музей принять его дар с обещанием потратить эти деньги на создание коллекции современного религиозного искусства. Так что мне и «Нью трибюн» в замысле Хайбека отводилась роль пешек.

– Единожды в жизни сказанная правда не превращает человека в монаха.

– Я уверен, что Дональд Хайбек хотел уйти в монастырь. Мои безумные и прочие, столь же ненадежные, источники информации убедили меня в этом. Долгие годы он готовил себя к этому. Он не развелся со своей первой женой, хотя она уже долгие годы находится в частной психиатрической клинике. Возможно, таким образом Дональд пытается найти путь к сердцу сына. А может, ими обоими движет одно и то же чувство. Возможно, сын, думая, что бунтует против отца, интуитивно угадал его заветное желание. И, разумеется, Хайбек не лгал, говоря, что всем на него наплевать. Так оно и было. Кроме того, Хайбек читал русские романы, с иконами на каждой странице, главная идея которых, особенно у Достоевского, – уход от мира.

Последовала долгая-долгая пауза.

– Послушай, Флетч...

– Да, Олстон?

– Ты также уверен, что в своем расследовании пользуешься абсолютно законными методами?

– Естественно. А какие тут могут быть сомнения?

– Я не слышал, чтобы полиция считала уликой перечень прочитанных жертвой книг.

– И напрасно. Образ мыслей человека наиболее полно характеризуется книгами, которые он читает.

– Вернемся к фактам. Ты знаешь, что Хайбек и Жасмин не расписаны?

– Дональд и Луиза не разводились. Я знаю, что Жасмин не стала миссис Хайбек. Я знаю, что ее настоящее имя совсем не Жасмин. Вот мы и подошли к первой услуге, о которой я хочу попросить тебя, дружище.

– А кто же тогда эта Жасмин?

– Она думает, что все происходящее с ней напрямую связано с Федеральной программой защиты свидетелей. Она давала показания на суде в Майами, когда Дональд Хайбек увез ее.

– До того, как закончился ее допрос?

– Естественно. Вероятно, Хайбек убедил ее, что больше ее ни о чем спрашивать не будут, она вольна ехать, куда ей вздумается, а он, помимо прочего, лицо официальное. С умом у Жасмин не густо. Она поверила Хайбеку, потому что он адвокат, говорил с ней по-доброму да и пришел в дорогом костюме.

– Дорогие костюмы – его слабость, – промурлыкал Олстон.

– Так тебя не затруднит связаться с кем полагается, чтобы о ней позаботились? Возможно, ее показания все еще интересуют суд в Майами.

– И это ты называешь услугой? Конечно, позвоню. Всегда готов помочь государству в борьбе с преступниками. Моя новость такова: Дональд Хайбек оставил завещание. Оно написано пять лет тому назад и с тех пор не менялось.

– То есть его завещание юридически законно?

– Да. Согласно воле Дональда Хайбека, все его состояние отходит детям Нэнси Хайбек и Томаса Фарлайфа по достижении ими совершеннолетия.

– Однако. Теперь у детей сапожника есть сапоги. Вернее, будут.

– В том, что все состояние завещается внукам, нет ничего удивительного.

– Ты не видел, как эти внуки дрались из-за игрушечного танка.

– Паршивцы?

– Получив деньги, они погонят такую волну насилия, что мир ахнет.

– Отлично. Похоже, всем им потребуются адвокаты.

– Не без этого.

– А ты не думаешь, что их папочка, певец насилия, укокошил дедулечку?

– Том Фарлайф способен лишь на то, чтобы швырнуть комком земли в бродячего кота.

– Повтори, пожалуйста.

– Насилие не присуще Тому Фарлайфу. Он получает его от своих родственников по линии жены.

– А я думал, что ты прижал его к стенке. Значит, никто из родственников не убивал Хайбека?

– Убить мог любой. Включая Луизу, Нэнси, даже Роберта, монаха. Все они относились к покойному одинаково. Реакция на его смерть у всех одинаковая: «Ну и черт с ним». Но есть сомнения. Одно серьезное, второе – не очень. Серьезное состоит в том, что никто, похоже, не знал, что перед самой смертью Дональд Хайбек решил лишить их наследства в пользу музея и монастыря. Разумеется, трудно доказать, что люди знают, а чего – нет. Но и заподозрить их во лжи нелегко, учитывая, что Луиза в дурдоме, Нэнси в нищете, а Роберт в монастыре, и все в один голос твердят, что ничего не знали о намерениях Дональда Хайбека.

– Адвокат никогда никому не верит, это аксиома.

– И второе сомнение, транспорт. Поверишь ли ты, но в наши дни ни у кого из них нет машины. Автомобиль Фарлайфов ржавеет перед домов. Роберта изредка вывозят из монастыря. Луиза садится в чужие машины и ждет, пока не появится хозяин и не отвезет, куда ей нужно. А ведь при подготовке убийства временной фактор едва ли не главное. Я не думаю, что убийца въехал на стоянку «Ньюс трибюн» на автомобиле. Но как он или она добрался без него до редакции?

– Извини, что напоминаю тебе об этом, Флетч, но существуют и другие направления расследования. Надеюсь, ты хоть что-то оставил полиции. Не мне, возможно, это говорить, но неплохо бы обратить внимание на партнеров.

– Ты прав. Но семья прежде всего. Именно родственников Дональд Хайбек лишал наследства. Это ли не повод для убийства?

– Его нынешние и бывшие клиенты...

– Да, я виделся с Габо. Хайбек использовал его в рекламных целях. По словам Габо, сломал жизнь не только ему, но и его сестре. Габо ненавидит Хайбека. Но я не думаю, что он способен на убийство. Тюрьма раздавила его.

– Стюарт Чайлдерс.

– Вот-вот. Расскажи мне о нем. Сколь вескими были улики, доказывающие его вину в смерти брата.

– Более чем веские, но, к сожалению, полученные со слов самого Стюарта. Досье у меня на столе. Я предполагал, что оно тебя заинтересует. Ага, вот оно. Ричард был на два года старше Стюарта. Настоящий плейбой. Не работал ни дня, не женился, сосал деньги из родителей, завсегдатай яхт-клуба, разбивал не меньше одной машины в год. В последней аварии погибла девушка, которая ехала вместе с ним. Время от времени ему предъявлялись обвинения в хранении наркотиков, вандализме, даже в поджоге. Он пытался поджечь лодочный ангар. Всякий раз родители помогали ему избежать наказания.

– Нанимая фирму «Хайбек, Харрисон и Хаулер»?

– Совершенно верно. Иначе как бы я узнал об этом.

– Родители богаты?

– Ты же слышал о «Чайлдерс иншуренс». Самая большая, старейшая богатейшая страховая компания в местных краях.

– Расположена на Городском бульваре, так?

– Там находится центральное отделение. Стюарт, с другой стороны, был хорошим сыном. Послушный, трудолюбивый. Не доставлял никаких хлопот. Окончил колледж с отличием. С шестнадцати лет каждое лето работал в «Чайлдерс иншуренс». После окончания учебы занял в фирме достойное место.

– Хороший сын, плохой сын, какая проза.

Пока Флетч произносил эти слова, мимо него на малой скорости проехала еще одна патрульная машина.

– После аварии, в которой погибла девушка, мама и папа Ричарда Чайлдерса выставили его за дверь, сказав, что больше он не получит ни цента. Устраивайся, мол, сам, ищи работу, зарабатывай на жизнь.

– Но Ричард избрал другой путь.

– Естественно. Вместо этого он начал шантажировать младшего брата. Или попытался это сделать.

– А в чем провинился Стюарт?

– Получил диплом с отличием обманным путем. Заплатил ассистенту профессора, чтобы тот написал за него выпускную работу. Ричард, конечно, и дня не проучился в колледже, но был хорошо знаком с ассистентом,

– И мысль о том, что родители подумают, будто он ничуть не лучше своего брата, свела Стюарта с ума.

– Так он и сказал.

– Кто сказал?

– Стюарт. Ричарда нашли мертвым на тротуаре, четырнадцатью этажами ниже лоджии его квартиры. В комнатах остались многочисленные следы борьбы: перевернутые столы, стулья, разбитые стекла. Эксперты обнаружили в квартире отпечатки пальцев Стюарта. Как, впрочем, и других людей. Ричард знался бог знает с кем, а потому в протоколе записали, что убийца неизвестен.

– Я знаю, что Стюарт сознался.

– Совершенно верно. Пришел в полицейский участок после полудня и сказал, что хочет сделать признание. Ему зачитали его права, препроводили в отдельный кабинет, включили диктофон, затем попросили подождать, пока машинистка не отпечатает признание, которое он и подписал.

– И тут на сцене появился Дональд Хайбек.

– Чайлдерсы вызвали Хайбека, как только узнали, что их младший сын отправился в полицейский участок, чтобы признаться в убийстве старшего брата. Первым делом Хайбек распорядился, чтобы у Стюарта проверили содержание алкоголя в крови. Вероятно, перед тем, как пойти признаваться, Стюарт выпил для храбрости не меньше кварты джина.

– То есть признание не имело юридической силы?

– Копы не только знали, что он выпил, они еще подносили ему виски, чтобы он говорил, не останавливаясь. А последнюю стопку дали перед тем, как он взял ручку, чтобы подписать отпечатанный текст.

– Неужели они так глупы?

– Слушай, копы всегда пытаются добиться максимум возможного до появления адвоката. Тут-то они обычно и допускают ошибки.

– In vino veritas не есть догмат юриспруденции?

– В досье почерком Хайбека записано: «В суде давать Стюарту успокоительное».

– Его накачивали транквилизаторами?

– Так точно.

Флетчу вспомнились слова Феликса Габо: «Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда?.. Он цепенеет. Потрясен тем, что такое могло случиться с ним... Он лишается дара речи».

– Суд не счел признание Стюарта доказательством его виновности. И хотя оба брата не были друзьями, Хайбек резонно заявил, что нельзя обвинять человека в убийстве только потому, что отпечатки его пальцев обнаружены в квартире убитого. Тем более, что там хватало и отпечатков пальцев других людей, личности которых не были установлены следствием.

– Ты говорил, что каждый имеет право на защиту.

– Естественно.

– Даже если человеку это не надо?

– Ну, не знаю. Во всяком случае, Хайбек честно отработал свой гонорар.

– Но Стюарт Чайлдерс сознался в убийстве!

– Перестань, Флетч.

– Что значит, перестань?

– Флетч, разве можно верить всему, что ты сам говоришь в крепком подпитии?

– Несомненно!

– Если бы я в это верил, то сейчас не разговаривал бы с тобой. Или ты со мной.

– Разве in vino нет истины?

– Нет, конечно. Особенно, если вино поступает из полицейского погребка.

– Я сдаюсь. – У края автостоянки появился мужчина. Увидев сидящего за рулем Флетча, он широко улыбнулся. – Но для проформы поеду к Чайлдерсу. Копы его слушать не станут.

– Может, он признается в каждом преступление, что совершается в городе, ради того, чтобы выпить на халяву?

– Я переговорил со всеми психами. Поговорю и с этим.

– Кстати, мне есть, что тебе рассказать.

– Ничего не хочу слышать.

– Тебе же нравятся истории про адвокатов.

– Уже нет.

– Я помню, что в старину, когда мой дедушка был адвокатом в Южной Калифорнии, они брали не за время работы, но за конкретный процесс. Поэтому подпиливали на несколько дюймов передние ножки стульев, на которые садились клиенты. Ты понимаешь, чтобы клиенты наклонялись вперед, быстрее излагали свое дело и сматывались.

– А что тут интересного? Такие стулья стоят теперь в кафе быстрого обслуживания.

– Когда же адвокаты перешли на почасовую оплату, они купили новые стулья и отпилили уже задние ножки. Понимаешь? Чтобы клиент усаживался поудобнее, расслаблялся и не спешил уйти из конторы.

Улыбающийся мужчина, несомненно, продавец салона подержанных автомобилей, стоял уже рядом с датсаном Флетча.

Пока Олстон смеялся над своей историей, Флетч откашлялся.

– Теперь насчет второй услуги, дружище...

– Да?

– Для меня это очень важно. Меня интересует, как связаны между собой компании «Лесная нимфа», «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз». А самое главное, кто их владелец.

– Я сейчас же это выясню.

– Можешь не спешить. Я могу подождать минут пятнадцать-двадцать.

– Зачем ждать, если можно все узнать сразу.

– Разве «Хайбек, Харрисон и Хаулер» не припасли для тебя другой работы?

– Нет. Я уволился час тому назад.

– Что?

В трубке раздались гудки отбоя: Олстон Чамберс положил трубку. Последовал его примеру и Флетч.

– Как вам нравится этот автомобиль? – тут же спросил продавец, наклонившись к окну.

– Нравится что? – переспросил Флетч.

– Этот автомобиль. Хотите его купить?

– Я его ненавижу, – Флетч повернул ключ в замке зажигания (к счастью, в квартире нашлись запасные ключи). – Вы только послушайте, как он гремит. Надо менять этот чертов глушитель.

К полному изумлению продавца, он тронул машину с места и вырулил с автостоянки на улицу. Табличка «ПРОДАЕТСЯ» слетела с ветрового стекла и приземлилась на асфальт неподалеку от ног продавца.

Глава 38

– Вы из «Ньюс трибюн»? – Стюарт Чайлдерс, сидящий за широким столом в деловом костюме и галстуке, выглядел очень молодо. Крепкий, здоровый парень, пусть и с мешками под глазами. Скорее всего, от недосыпания. Он постоянно кусал губы.

– Да. Моя фамилия Флетчер.

– Полагаю, вы пришли сюда не за страховкой.

– Нет. Швейцар вашего дома сказал, что я найду вас на работе.

– Наверное, Бог услышал мои молитвы. – Стюарт Чайлдерс достал из верхнего ящика стола пистолет двадцать второго калибра. Положил его перед собой. – Если меня не арестуют за убийство до пяти вечера, я пущу себе пулю в лоб.

– Серьезная угроза. – Флетч сидел на стуле напротив Чайлдерса. – Когда боги хотят наказать нас, они отвечают на наши молитвы.

Размеры кабинета не впечатляли, но стены были отделаны настоящим деревом, а пол устилал турецкий ковер.

– Вы хотите выяснить, кто убил Дональда Хайбека, не так ли? – спросил Чайлдерс.

– Это работа полиции и суда, – ответил Флетч.

– Полиции! – пренебрежительно фыркнул Чайлдерс. – Суда! Боже ты мой!

– Мне нужен материал для статьи, – пояснил Флетч. – Я журналист. Моя задача – понять, каким был Дональд Хайбек и что привело его к трагическому концу.

– И далеко вы продвинулись?

– Да. Многое уже прояснилось.

Чайлдерс разглядывал пистолет.

– Дональда Хайбека убил я.

– Вы это уже говорили.

– Полиция не стала меня слушать.

– За последние два месяца вы признавались во всех преступлениях, что совершались в городе.

– Я знаю. Это была ошибка.

Флетч пожал плечами.

– Мы все ошибаемся.

– Но вы не думаете, что мы все нуждаемся в наказании? – Кусая губы, Чайлдерс ждал ответа, но Флетч молчал. – Если б нас наказывали за наши деяния, мы, по крайней мере, могли бы жить в мире с собой, умирать естественной смертью. – Он провел пальцами по пистолету. – Пуля в висок – не лучший выход.

По-прежнему Флетч молчал.

– Что вам известно о смерти моего брата?

– Я знаю, что вы, напившись, сознались в его убийстве. Я знаю, что во время суда Хайбек держал вас на таблетках.

– Да. Транквилизаторы. Хайбек говорил, что всегда дает их клиентам. Я понятия не имел, какие они сильные. Перед глазами у меня все плыло, словно я смотрел на происходящее из окна быстро несущегося поезда. – Зубы Чайлдерса не оставляли в покое его губы. – Я убил своего брата.

– Думаю, так оно и было.

– Разве такое прощается? – Воззрился Чайлдерс на Флетча. – Ричард сказал, что будет шантажировать меня, сосать из меня деньги, чтобы продолжать разгульный образ жизни. Если б я и согласился платить, у меня не было уверенности, что он будет держать язык за зубами. Потому что он обожал мучить меня, моих родителей. Моя ошибка в том, что я испугался. На самом деле мир не рухнул бы, узнай мои родители правду о моей дипломной работе. Да, мне написал ее ассистент профессора. За деньги. И ничего ужасного в этом нет. Но я поехал к Ричарду. Убивать его я не собирался. Разговор как-то сразу перешел на крик, мы носились друг за другом по квартире. Оказались на лоджии. Внезапно лицо его исказилось. Он подался назад. Перевалился через ограждение. Упал вниз.

– Признаетесь вы очень убедительно.

– Я пришел в себя после окончания процесса. Вернулся в свою квартиру. Каждый день ходил на работу. Все говорили мне, что дело закрыто, а жизнь продолжается. Но разве я мог так жить? Для меня дело не закрылось. Мои родители знали, что я получил диплом с отличием нечестным путем. Один их сын умер. Второй его убил. Родители знали и это. Я погубил все их надежды. С тем же успехом я мог убить и их, – Чайлдерс помолчал. – Родители нанимали Хайбека, чтобы спасти меня от тюрьмы. Но не полегчало бы у них на душе, если б их единственный оставшийся сын взял на себя ответственность за им содеянное?

Вновь Флетч предпочел не отвечать на заданный вопрос.

– Вы же пришли за материалом для статьи.

– И вы начали признаваться.

– Да. Начитавшись о каком-нибудь громком преступлении, я шел в полицию и говорил, что совершил его я. Поначалу меня слушали. Но улики против себя мне приходилось придумывать. Это была ошибка. Улики не выдерживали проверки. Так что верить мне перестали.

– Вы уверены, что вам не хочется еще раз сыграть главную роль в суде? – Чайлдерс одарил Флетча укоризненным взглядом юной актрисы, обвиненной в том, что она красива. Некоторым это нравится.

Чайлдерс вздохнул и посмотрел на пистолет.

– Стюарт, вас не могли вновь судить за убийство брата.

– Я знаю. Поэтому я убил Хайбека.

– В это трудно поверить.

– Почему?

– Брата вы убили импульсивно, под влиянием момента. Два брата, никогда не ладившие между собой, слово за слово, замелькали кулаки, лоджия, неловкое движение. Все достаточно ясно и объяснимо. И совсем другое дело – подготовить и осуществить убийство человека, который не позволил вам понести наказание за первое преступление.

– Неужели? Вероятно, вы правы, – Чайлдерс коротко глянул на Флетча. – После того, как отнял одну жизнь, отнимать следующие уже легче.

– Это расхожее выражение. Люди, убившие в гневе, импульсивно, редко совершают подобное вторично. Объект их ненависти уже мертв.

– Разве я не мог перенести свою ненависть с брата на Хайбека?

– Не сдавайтесь, Стюарт. Ищите логичное объяснение.

– Кто сказал, что убивший под влиянием момента не может пойти _на второе убийство, уже тщательно подготовленное?

– А с чего вам готовить убийство Хайбека? Этот сукин сын спас вас.

– Да, спас! – Чайлдерс наклонился вперед. – И этот сукин сын знал, что я виновен! Он воспрепятствовал свершению правосудия.

– Ради вашего блага! Вы же вышли из зала суда свободным человеком!

Чайлдерс откинулся на спинку кресла.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в юриспруденции, но считаю возможным назвать Дональда Хайбека соучастником убийства. Он стал им, добившись моего освобождения. Или я не прав? Подумайте об этом.

Флетч задумался.

– Сколь часто становился он соучастником убийств, уводя преступников от заслуженного наказания?

– Возможно, вы пришли к правильному выводу, – пробурчал Флетч.

– Что, что?

Флетч вспомнил свои слова о Роберте, сказанные им Луизе Хайбек: «Застрелив отца, он одним выстрелом убил бы двух зайцев, не так ли?» И ее ответ: «Именно так».

– Хорошо, Стюарт. Допустим, вы застрелили Хайбека, чтобы понести заслуженное наказание. Как получилось, что вы покинули место преступления? Почему вас не нашли стоящим над еще теплым трупом с пистолетом в руке? Чайлдерс улыбнулся.

– Вы поверите, если я скажу, что мне приспичило помочиться?

– Нет.

– Застрелите кого-нибудь, и вы узнаете, что происходит в такой момент с вашим мочевым пузырем, – говорил Стюарт бесстрастно, словно обсуждал с клиентом пункты страхового полиса. – Я намеревался подождать. Я думал, что кто-то услышит выстрел. Я застрелил Хайбека в дальнем конце автостоянки. Там, где он поставил машину, когда он открыл дверцу и собрался вылезти из кабины. Рядом не было ни души. Охранник у ворот говорил с водителем въезжающего на стоянку автомобиля. Я его видел. Я ждал. А мочевой пузырь грозил лопнуть. Так как арест обычно занимает немало времени, мне не хотелось напустить в штаны. Поэтому я вошел в здание редакции и спросил охранника, можно ли пройти в туалет.

– Почему вы вновь не вышли на автостоянку? Там кучковались полицейские, фотографы, репортеры. Им было бы небезынтересно увидеть вас на месте одного из ваших преступлений.

– Мне стало нехорошо. Закружилась голова.

– Это понятно.

Стюарт что-то невнятно произнес.

– Что, что? – теперь переспросил Флетч.

– Мне захотелось выпить. Пропустить несколько рюмок перед тем, как сдаться полиции.

– Вы хотели опять напиться перед признанием, не так ли? Ради чего, Стюарт?

– Я хотел совладать с нервами. Пришел домой, выпил виски, принял ванну, выспался. Утром позавтракал. И пошел в полицейский участок, чтобы сознаться в убийстве. – Чайлдерс пожал плечами. – По-моему, так и должен вести себя джентльмен. Во всяком случае, так меня воспитали.

Флетч покачал головой.

– Как вы узнали, что в понедельник, около десяти утра, Дональд Хайбек окажется на автостоянке «Ньюс трибюн»?

– Я этого не знал. К решению убить Хайбека я пришел в выходные дни. Поэтому в понедельник утром поехал к его дому. Добрался туда где-то в половине восьмого. Подождал, пока он выедет из гаража на своем синем кадиллаке. Последовал за ним. Он подъехал к воротам автостоянки. Пока он говорил с охранником, я припарковался у тротуара и зашел на автостоянку. Это была его первая остановка после выезда из гаража. Когда он открыл дверцу кадиллака, я его убил.

– А затем вам приспичило помочиться?

– Я сидел в машине с семи утра! А потом, когда я помочился, мне скрутило живот. Ноги не держали. Голова раскалывалась. – Чайлдерс потер подбородок. – Мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Неужели это непонятно?

– Ну, не знаю. Если исходить из ваших слов, вы хотели, чтобы вас поймали, но при этом убежали. Доказательств того, что вы были на месте преступления, нет. Вы привели лишь два неопровержимых факта, что Хайбек приехал на синем кадиллаке и его убили, когда он вылезал из кабины. Но об этом писали в газете.

– Ничего не поделаешь, мои слова лишь подтверждают истину.

– Вы признались лишь после того, как смогли прочесть в репортаже Уилсона о подробностях убийства.

Чайлдерс смотрел на пистолет.

– Ладно, Чайлдерс, что вы сделали с орудием убийства?

– Вы знаете?

– Нет.

– И я не знаю.

– Вы не знаете, что сделали с пистолетом?

– Не знаю. Когда я пришел домой, пистолета при мне не было. Я пытался вспомнить. Но...

– Вы хотели помочиться.

– Пытался восстановить цепь событий...

– Естественно.

– Я не мог войти в здание «Ньюс трибюн» с пистолетом в руке. Должно быть, я забросил его в кусты.

Флетч пристально смотрел на него.

– В кусты перед зданием?

– Скорее всего.

– Что это был за пистолет?

– Двадцать второго калибра.

– Стюарт, ваш пистолет двадцать второго калибра лежит перед вами.

– Я купил его вчера вечером. А тот, из которого я стрелял в Хайбека, был у меня много лет. Я получил его в подарок от отца, когда мне исполнилось шестнадцать, – Чайлдерс улыбнулся. – Ричарду он пистолет не дарил.

– О, мой Бог!

– Что?

Флетч встал.

– Почему полиция не нашла пистолет? – спросил Чайлдерс.

– Почему вы не нашли пистолет? – задал Флетч встречный вопрос.

– Я пытался. Полазил по кустам. Там его не было.

Флетч указал на пистолет, что лежал на столе.

– Могу я его взять?

Чайлдерс накрыл пистолет рукой.

– Не пытайтесь, если не хотите получить пулю в лоб.

– О, нет, – усмехнулся Флетч. – Зачем заставлять вас лишний раз признаваться?

Глава 39

– Слушаю, слушаю, – Флетч услышал жужжание радиотелефона, еще открывая дверцу датсана.

– Говорит информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, вашу фамилию и регистрационный номер.

– О, привет, Мэри.

– Это Пилар. Регистрационный номер, пожалуйста.

– Семнадцать девяносто дробь девять.

– Мистер Флетчер, вас и Биффа Уилсона приглашают на совещание в кабинете главного редактора в три часа дня.

– Какая для меня честь.

– Да уж, пожалуйста, приезжайте.

Флетч взглянул на часы на приборном щитке. Два двадцать.

– Боюсь, не успею.

– Мистер Джефф просил передать следующее:

«Приходи в мой кабинет ровно в три или можешь вообще не появляться в редакции».

– В жизни постоянно приходится делать выбор.

– Как видите, не только вам, но и «Ньюс трибюн». Ваше последнее слово?

– Нет проблем. И ЭТО ВСЕ, ЧТО ОН НАПИСАЛ.

То и дело поглядывая на часы, Флетч сидел в припаркованной у тротуара машине и думал. Когда стало ясно, что к трем часам успеть невозможно, он завел двигатель и неспешно покатил к своей квартире.

– Олстон, я понимаю, что у тебя нет времени... – На малой скорости Флетч все еще ехал домой.

– Наоборот, дружище, времени у меня сколько угодно. Как только я объявил об уходе из фирмы, появилась дама и забрала с моего стола все бумаги. Даже материалы того дела, с которым я работал. Представляешь себе?

– Да, конечно. Ты уволился. Расскажи, почему?

– Я учился на адвоката не для того, чтобы становиться преступником. Полагаю, тут никто бы не возражал, уйди я сейчас домой и вернись только в пятницу, за последним чеком. Может, я так и сделаю. Давай встретимся в «Маноло» и выпьем пива?

– Олстон, я не ожидал, что на моей свадьбе в субботу будет хоть один безработный.

– Главное, не говорить об этом официанту. Между прочим, старина, о свадебном подарке от шафера можешь не беспокоиться. Ты его обязательно получишь, но с некоторой задержкой.

– Разве не я должен тебе подарок? За то, что ты согласился стать моим шафером?

– И я его получу?

– Боюсь, что и здесь задержки не избежать.

– Но уж свадьба состоится в назначенный срок?

– Да, – Флетч остановил машину, чтобы воробышек смог исследовать лежащий на асфальте окурок сигары. – Состоится.

– Между прочим, последний час я не разгибаясь работал на тебя, задействовав немалые резервы фирмы «Хайбек, Харрисон и Хаулер». Не волнуйся, оплатить эти услуги ты не сможешь.

– Это правда.

– Теперь насчет интересующих тебя компаний... Ты готов?

– Начинай.

– «Лингман тойз» и «Кангуэлл скрю», похоже, существуют с единственной целью: владеть напополам «Лесной нимфой, инкорпорейтед». «Лингман тойз» и «Кангуэлл скрю», в свою очередь, принадлежат «Параска стимшип компани». Эта типичная корпоративная схема, призванная гасить нездоровое любопытство посторонних. Смысл в том, чтобы развести подальше владельцев фирмы «Дружеские услуги Бена Франклина» и саму фирму, попросту, бордель... – По тротуару женщина в шортах и топике прогуливала серого пуделя. Высоко обрезанные шорты не скрывали пухлых ягодиц женщины. Олстон перечислял фамилии чиновников компаний. Упоминались, главным образом, Джей Демарест, Ивонн Хеллер, Марта Холсам, Мариэтта Рамсин. Женщина зашла в фотомастерскую.

– Олстон, уймись. Скажи лучше, кому принадлежит «Параска стимшип компани»?

– Четырем женщинам. – Олстон начал называть имена и фамилии. Флетч резко затормозил на желтый свет. Водитель идущей следом машины возмущенно нажал на клаксон.

– Что ты сказал? Повтори!

Рядом остановилась патрульная машина. Полицейский всмотрелся в лицо Флетча. Олстон повторил.

– Пока, Олстон! – Флетч бросил трубку на колени и вдавил в пол педаль газа.

Проехал на красный свет, развернулся на перекрестке, вновь проехал на красный, но уже в противоположном направлении. Патрульная машина повторила его маневр.

– Лейтенанта Франсиско Гомеса, пожалуйста. Срочно. Ситуация критическая.

В последнем Флетч не кривил душой. Теперь уже две патрульные машины мчались за ним по городским улицам. И его попытка обогнать их, одновременно разговаривая по радиотелефону, тянула на тринадцатый подвиг Геракла.

– Кто звонит?

– Бифф Уилсон, – без запинки ответил Флетч. Он включил левый поворотник и повернул направо из левого ряда. Сбросить с хвоста преследователей ему не удалось, но на перекрестке тут же образовалась пробка.

– Да? – Гомес говорил так, словно разговор длился уже минут пятнадцать.

– Гомес, у Биффа Уилсона крупные неприятности.

– Кто это?

– Флетч, он же Лиддикоут. Помните нас?

– Дерьмо собачье! Где ты?

– Как, разве вы не знаете? – резким поворотом руля Флетч загнал датсан в переулок посередине квартала. – Я думал, у полиции повсюду глаза и уши.

– Что ты несешь? И с чего такой шум? Полицейские сирены, визг тормозов.

– Да, полиция обеспечила мне почетный эскорт. Я спешу, знаете ли. Лаборатория установила, чьи отпечатки пальцев остались на пистолете?

– Каком пистолете?

– Который я оставил вам. О котором говорил.

– Мало что ты говорил. Многие хотят выдвинуться на наших костях.

– Вы еще не связывались с лабораторией?

– Ты ничем не лучше Чарлза, нет, Чайлдерса, Стюарта Чайлдерса. Хочешь поиграть в полицейских и воров. Только тебе охота быть полицейским, а ему – вором.

– Да и результаты баллистической экспертизы, несомненно, уже готовы.

На какое-то время Флетч обрел мир и покой, свернув на улицу с односторонним движением, естественно, навстречу идущим машинам.

– У меня ордер на твой арест, Флетчер. Незаконное владение и распространение наркотиков. Вещественные доказательства лежат на моем столе.

– С нетерпением жду встречи с ними. – На углу Флетча заметили три патрульные машины. И устремились к его датсану. – Вы меня не поняли, Гомес? Ваш приятель Бифф попал в передрягу.

– Неужели?

– Сейчас он в кабинете Френка Джеффа. Можно сказать, на ковре. Ему грозит увольнение.

– Не болтай ерунды.

– Вы же знаете, какие за ним водятся грешки.

Гомес промолчал.

Флетч включил фары и вклинился в середину похоронного кортежа. Три патрульные машины пронеслись мимо, безо всякого уважения к усопшему.

– Ему нужна ваша помощь, – продолжил Флетч. – Результаты баллистической экспертизы и выводы дактилоскопической лаборатории по этому пистолету. Немедленно.

– Неужели?

– С чего мне вам лгать, – Флетч выключил фары и свернул в проулок. – Получив результаты, сразу же звоните в «Ньюс трибюн». Попросите соединить вас с кабинетом Френка Джеффа. Бифф в кабинете Френка.

В двух кварталах впереди патрульная машина замерла на перекрестке. Заметив датсан Флетча, устремилась к нему, включив сирену и мигалку.

– Гомес, вы хотите, чтобы Биффа вышибли из редакции?

В трубке раздались гудки отбоя.

Флетч бросил ее на колени. Он уже видел крышу здания «Ньюс трибюн». Три патрульные машины неумолимо настигали его.

Еще два поворота отделяли Флетча от желанной цели...

Глава 40

– Эй, тут нельзя оставлять машину! – крикнул охранник в вестибюле редакции «Ньюс трибюн», известный внезапными вспышками гнева.

Флетч, словно и не слыша, проскочил мимо него. Заехав двумя колесами на тротуар, он бросил машину прямо перед центральным входом.

Обернулся он, уже ступив на эскалатор, уносящий его в зал городских новостей.

– Что?

Стоя у эскалатора, охранник смотрел на входную дверь.

– Почему ревут сирены?

– Я вас не слышу, – ответил Флетч. – Слишком много сирен.

В коридоре он столкнулся с Нортоном Рикмерзом.

– Вы виделись с Томом Фарлайфом? – спросил Рикмерз. – Стоит брать у него интервью?

– Нет, – качнул головой Флетч. – Он – седовласая дама в зеленых теннисных туфлях.

Мортон наморщил лоб.

– Как скажете.

Через стеклянную дверь кабинета Френка Флетч видел самого Френка, сидящего за столом, и Биффа Уилсона, устроившегося в кресле. Цветом лиц они вполне могли составить конкуренцию охраннику в вестибюле. в данный момент, несомненно, общающемуся с полицейскими.

– Ты припозднился, – заметила секретарь Френка.

– Все относительно, – философски ответил Флетч. Вошел в кабинет, закрыл за собой дверь.

– Добрый день, Френк. Как мило с вашей стороны пригласить меня заглянуть к вам. – Глаза Френка пробежались по тенниске и джинсам Флетча, дырявым теннисным туфлям. – Добрый день, Бифф. – Лицо Биффа закаменело. Он отвернулся. Правое ухо распухло и горело огнем. – У вас не ухо, а царский рубин, – прокомментировал Флетч. От стекла, брошенного Биффу в лицо, на коже остались многочисленные царапины. – Вам повезло, что стекло не попало в глаза. – Бифф зыркнул на Флетча, но тот уже повернулся к Френку. – Это еще что. Видели бы вы машину «Ньюс трибюн», на которой ездит Бифф. Вмятины в корпусе, разбитое заднее стекло. Едва ли за нее много дадут даже в салоне подержанных автомобилей.

– Откуда ты это знаешь? – прорычал Бифф.

– Я репортер, – Флетч сел на стул. – Так вот, Френк, имею честь доложить вам, что миссис Хайбек не сдабривает чай водкой. Более того, бедняжке не дают и чая. Я получил хороший урок. Нельзя начинать готовить статью, заранее составив мнение о ее предмете. Так, Бифф?

– Я удивлен, что ты таки появился, – разлепил губы Френк.

– Френк, с минуты на минуту у вас зазвонит телефон. Лейтенант Франсиско Гомес попросит передать трубку Биффу. Он знает, что Бифф в вашем кабинете. Я бы хотел, чтобы вы выслушали все то, что он хочет сообщить Биффу.

– Это же надо! – Бифф положил ногу на ногу. – Теперь этот умник учит вас жизни.

Через окно в кабинете Френка, выходящее в зал городских новостей, Флетч увидел шестерых полицейских, петляющих между столами.

– Что между вами произошло? – Несмотря на багрянец лица, Френк пытался сохранить хладнокровие. – Флетч, Бифф рассказал мне такое, чему я не могу поверить. Везде, где он только не побывал, готовя материал по убийству Хайбека, ты уже успел напакостить. Плавал с голым задом в бассейне Хайбека, так расстроил его сына, монаха, что тот отказался встречаться с Биффом, разозлил еще одного подозреваемого до такой степени, что этот подонок забросал Биффа бутылками из-под пива. – Флетч заулыбался. – Это не смешно. Тебе не поручалось расследование убийства Хайбека. Энн Макгаррахэн и я высказались на этот счет предельно ясно. Нет нужды прилагать такие титанические усилия лишь ради того, чтобы вылететь из редакции.

– Я не потерплю, чтобы какие-то молокососы путались у меня под ногами, – прорычал Бифф. – Особенно такие умники.

Френк улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Я думал, что ты сожжешь лишнюю энергию, готовя статью о борделе. А вместо этого вчера вечером ты сказал мне, что не сможешь написать ее.

– Теперь смогу.

– Ты же сказал, что тебе не хватает времени. Наверное, потому, что ты тратил его, идя по стопам Биффа.

Через окно Флетч видел Мортона Рикмерза, разговаривающего с одним из полицейских. Мортон Рикмерз указал на кабинет Френка.

– Достаточно, – Бифф Уилсон приподнялся. – Не будем терять времени. Выгоните этого сукиного сына и позвольте мне вернуться к работе.

– Вам нравятся наглецы, Френк? – спросил Флетч. – Мне нет.

Френк хохотнул.

– Бифф был в «Ньюс трибюн» всю сознательную жизнь. А сколько ты работаешь у нас? Три месяца? Он – лучший криминальный репортер. И имеет полное право заниматься своим делом.

– Он наглец, – гнул свое Флетч. – Я не люблю наглецов.

– И начал параллельное расследование только потому, что он наглец? – спросил Френк. – Черта с два. Ты пошел по его следам, потому что решил, что сможешь обставить его. Как мало ты смыслишь в нашем деле.

– Я его обставил.

– Естественно, – хмыкнул Бифф. – И можешь поставить точку в расследовании убийства Хайбека? Как бы не так.

– Да, могу.

Френк пристально смотрел на Флетча.

– Два дня тому назад, в понедельник, я сказал тебе, Флетч, что твоими выходками мы сыты по горло. Я думал, что поручил тебе настоящее дело, статью о борделе Бена Франклина...

– Я готов написать и ее. – Флетч изучал молчащий телефон на столе Френка.

– Конечно, готов. – Бифф скорчил гримасу. – Скажи нам, кто убил Дональда Хайбека, умник. Нам не терпится услышать твою версию. Держу пари, член семьи. Безумная Луиза? Безмозглая Жасмин? Дочурка Нэнси бросила пять своих оборвышей в мокрых ползунках и отправилась убивать папашку? Или ее муж, никчемный поэт? А еще лучше, монах, Роберт. Расскажи нам, как монах убил своего отца. За это ухватятся все газеты.

Телефон на столе Френка по-прежнему молчал. Флетч глубоко вдохнул.

– Дональда Хайбека убил Стюарт Чайлдерс.

Бифф расхохотался.

– Блестяще! Готов спорить, он сам признался тебе в этом.

– Да, – кивнул Флетч. – Признался. – Бифф продолжал смеяться. – Пришлось его выслушать. Иногда лжецы говорят правду.

Френк посмотрел на зал городских новостей.

– А что тут делают копы?

Шестеро полицейских обступили секретаря Френка.

– Преступник есть жертва собственного преступления, – сказал Флетч Биффу. – В чем, я думаю, вам вскорости предстоит убедиться.

Зазвонил телефон. Секретарь, занятая спором с полицейскими, не смогла взять трубку.

Так что отвечать пришлось Френку.

– Слушаю!.. Кто это? – Он посмотрел на Биффа. – Лейтенант Гомес... Да, Бифф у меня... Нет. – Взгляд на Флетча. – Я ему все передам, лейтенант... Пистолет? Хорошо... Пистолет двадцать второго калибра. Зарегистрированный на Стюарта Чайлдерса... – Бифф поднял голову. – Отпечатки пальцев Стюарта Чайлдерса... – Френк злобно глянул на Биффа. – Баллистическая экспертиза... Дональда Хайбека убили из этого пистолета... Будьте спокойны, я все передам... – Френк медленно положил трубку.

Откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди. Посмотрел на Биффа, на Флетча, вновь на Биффа.

Бифф сидел, выпрямив спину, на краешке кресла, готовый сорваться с него в любую минуту.

Шум за дверью усиливался. Двое полицейских спорили друг с другом. Оба показывали пальцем на Флетча.

Повысила голос и секретарь.

– Ладно. – Бифф поправил левую штанину. – Подготовку материалов по убийству Хайбека я веду в тесном контакте с лейтенантом Гомесом. – Бифф откашлялся. – Потому он и звонил мне.

– Ты даже не знал, что звонит именно он, – заметил Френк.

На помощь секретарю прибыл Хэмм Старбак. Встал между полицейскими и дверью в кабинет Френка.

Флетч наклонился вперед.

– А теперь, Френк, насчет Бена Франклина...

– Заткнись! – рявкнул Бифф. Френк изогнул бровь.

– Рассказывай, – приказал он Флетчу.

– «Дружеские услуги Бена Франклина» принадлежат «Лесной нимфе, инкорпорейтед». Которой, в свою очередь, владеют две компании, «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз». – Френк переводил взгляд с Биффа на толпу перед дверью кабинета, но одновременно и слушал. – У «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз» один хозяин – «Параска стимшип компани», совладельцами которой являются четыре женщины: Ивонн Хеллер, Анита Гомес, Мариэтта Рамсин и Аврора Уилсон.

Лицо Биффа Уилсона побагровело.

За дверью кричали все, даже Хэмм Старбак.

Френк смотрел на телефон.

– Анита Гомес. – Он глянул на Биффа. – Аврора Уилсон. – Френк придвинулся к столу. – Гомес и Уилсон. Похоже, вы действительно работаете в тесном контакте. – Он потянулся к телефону. – Теперь я понимаю, как фотоснимки этих блядей попали в понедельник на страницы спортивного раздела.

– Сукин ты сын! – взорвался Бифф.

– Матт? – Френк уже говорил по телефону. – Френк Джефф. Выпиши чек на выходное пособие для Биффа Уилсона. Я хочу, чтобы к пяти часам ноги его здесь не было... Да, он уволен. Далее ни он, ни его компании не будут прикрываться «Ньюс трибюн».

Бифф вскочил. Пальцы его сжались в кулаки.

– Сукин ты сын! – повторил он.

Шагнул к Флетчу, ударил.

Флетч успел отпрянуть, свалился со стула, покатился по ковру.

Дверь открылась. Первым вошел Хэмм Старбак.

– Извините, Френк, но копам нужен Флетч. – Он посмотрел на лежащего на ковре Флетча. – С чего это ты предпочитаешь стульям ковер?

Бифф уже стоял над Флетчем. Согнулся, схватил руками за шею.

– Александер Лиддикоут! – Крикнул один из полицейских. – Я его узнал, когда остановился перед светофором!

– Ты не сверил номера! – закричал второй. – А мы сверили. Он – Ирвин Флетчер, разыскиваемый за хранение и распространение наркотиков.

– Помогите! Полиция! – хрипел Флетч.

– Вооруженное ограбление...

– Ты что ли спал на утреннем инструктаже?

– Кокаин...

– Слушай, Флетч, – Френк обошел стол, присел рядом с Флетчем, которого душил Бифф Уилсон. – Статья об убийстве Хайбека, включающая признание Чайлдерса и его арест, нужна мне для утреннего выпуска. Гомес сказал, что его арестуют до вечера. Разумеется, об аресте напишут и другие газеты, но подноготная этой истории появится только у нас. Со ссылкой на то, что он признался в убийстве репортеру «Ньюс трибюн». Продолжение мы дадим в субботу.

– Г-р-р-р! – Флетч пытался разжать руки Биффа.

– Прекрати! – Френк стукнул Уилсона по плечу.

– Он нарушил все правила дорожного движения! – воскликнул третий полицейский. – Кто бы он ни был, мы его арестуем. Да еще машина у него с пробитым глушителем.

– А уж для воскресного выпуска, – продолжал Френк, – мне нужна большая аналитическая статья о проведенном тобой расследовании, со всеми фактами. Она должна лежать у меня на столе в субботу, в шесть вечера.

Хэмм Старбак, до того безучастный зритель, приступил к решительным действиям. Ибо лицо Флетча, до того красное, сначала побелело, а потом начало синеть. Обхватив Биффа сзади, Старбак сцепил руки у него на груди. Поднял.

Бифф приподнялся, не отпуская шею Флетча. Флетч завис над ковром.

Шестеро полицейских кричали друг на друга.

Звонил телефон.

Встал и Френк.

– Теперь о «Бене Франклине». Я думаю, мы должны дать разоблачительную статью в воскресенье. Порадуем читателей. А в пятницу и субботу напечатаем о ней короткие сообщения. Разожжем их интерес. То есть все материалы, включая фотографии, должны быть у меня в субботу, к двум часам дня.

Хэмм наконец оторвал Биффа от Флетча.

Шея Флетча освободилась.

Флетч рухнул на ковер, ударился головой.

– Ты сможешь это сделать? – спросил Френк.

– Я женюсь в субботу, – просипел Флетч, жадно ловя ртом воздух.

– Он женится! – Френка аж передернуло. – Выветрился из молодежи репортерский дух.

Он оглядел кабинет.

В одном углу Хэмм Старбак все еще боролся с Биффом Уилсоном.

Пятеро копов никак не могли договориться друг с другом насчет Ирвина Флетчера, кокаина, Александера Лиддикоута, вооруженных ограблений и нарушений правил дорожного движения. Двое уже достали дубинки.

Шестой полицейский, наклонившись, пытался надеть наручники на руки Флетча.

Флетч растирал шею.

Репортеры в зале городских новостей следили за происходящим в кабинете Френка.

– Что тут, черт возьми, происходит! – взревел Френк. Схватил за руку полисмена с наручниками. – Прекратите! Он мне нужен. – Полицейский выпрямился. – О Боже! – продолжал Френк. – Кто позволил полиции вламываться в редакцию?

– Газете нужна свежая кровь, – процитировал с пола Флетч. – Этакий юный диссидент, который встряхнет сложившийся жизненный уклад...

Над ним склонилась секретарь Френка Джеффа.

– Флетчер, тебя к телефону. Звонит женщина, требует тебя к телефону. Говорит, по очень срочному делу.

– ...Посмотрит на рутинное под новым углом. – Флетч поднялся. – Заставит остальных оторвать глаза от борозды и оглядеться. – Флетча качало. – В этом было мое предназначение, не так ли, Френк? Потому-то меня и взяли в редакцию? – Шестеро полицейских что-то говорили Френку, одновременно и каждый свое.

Среди репортеров, наблюдавших за захватывающим зрелищем, была и Энн Макгаррахэн. На ее губах играла улыбка.

Хэмм Старбак что-то втолковывал Биффу Уилсону. Бифф дважды согласно кивнул. Хэмм отпустил его.

Поправив пиджак, затем вновь сжав пальцы в кулаки, Бифф направился к двери, огибая спорящих копов.

– Бифф! – крикнул ему вслед Флетч, растирая шею. – Я знаю хорошего адвоката! Он с удовольствием займется твоим делом!

– Она сказала, что ее зовут Барбара Ролтон, – добавила секретарь.

Френк тем временем обратился ко всем полицейским.

– Послушайте, парни, сейчас он не может пойти в полицейский участок. Он нужен мне здесь. – Френк коротко глянул на Флетча, взявшего трубку с телефонного аппарата на его столе. – С вами пойду я. И улажу возникшие недоразумения.

– Привет, Барбара! – прокрякал Флетч. – Я не смогу пообедать с твоей мамой. Ни сегодня, ни завтра. Ни в пятницу. Абсолютно невозможно. У меня по горло работы. Постараюсь увидеться с тобой в субботу. Подожди, – Флетч прикрыл ладонью микрофон. – Френк?

В углу кабинета тяжело дышал Хэмм Старбак. Френк, окруженный полицейскими, посмотрел на Флетча.

– Я насчет статьи о «Бене Франклине». – Флетч потер шею. – Нужно ли упоминать о причастности к этому заведению Биффа Уилсона, только сегодня уволенного из «Ньюс трибюн»?

– Обязательно. – Френк усмехнулся. – Выдай этому наглецу на полную катушку.

Глава 1

В полученном письме более всего удивила Флетча подпись: «Флетч».

Глава 2

– Обещаешь ли ты, Ирвин Морис Флетчер, любить, чтить, служить, поддерживать во всем том, в чем мужчина должен поддерживать женщину... – проповеднику приходилось кричать. Внизу, под обрывом, ветер рвал пену с гигантских волн, которые Тихий океан гнал на скалы. В паре миль от берега небо соединялось с водой стеной дождя, – ...беречь, уважать, поощрять в начинаниях, отказываясь от всего того, что не идет на благо семейной жизни, до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

– Кто это написал? – спросил Флетч.

– Я, – ответила Барбара, удерживая обеими руками юбку, которую ветер стремился надеть ей на голову. – Я хотела обсудить с тобой текст, но ты не дал мне такой возможности.

– Давай обсудим его сейчас.

Позади них, у самого обрыва, с которого открывался прекрасный вид на бушующий океан, стояли гости, подняв воротники, придерживая шляпы.

– Прошу тебя, ответь да, – попросила Барбара. – Обсудить вышесказанное мы еще успеем.

– Этого-то я и боюсь.

– Он говорит да, – сказала Барбара проповеднику.

Проповедник посмотрел на Флетча.

– Ты говоришь «да»?

– Полагаю, что да.

– А ты, Барбара Ролтон, обещаешь быть верной и надежной женой этому мужчине?

– Да.

Проповедник, держа перед собой листки бумаги, начал бубнить текст, распечатанный на принтере. Какие-то кролики построили хижину в лощине. Весеннее половодье смыло ее. Они построили другую хижину на голом холме. Ветры перевернули ее...

Наблюдая за приближающейся грозой, Флетч думал о том, что их и гостей может смыть в океан.

Церемония бракосочетания планировалась на два часа дня. Аккурат к этому сроку Флетч положил все необходимые материалы для воскресного выпуска на стол выпускающего редактора, побрился в мужском туалете и опоздал на собственную свадьбу лишь на сорок минут. – Не ожидал увидеть вас здесь, – приветствовал он Френка Джеффа, главного редактора «Ньюс-Трибюн».

– Не вы ли говорили мне, что по субботам сотрудники редакции для вас не существуют.

– Последние три дня я только и делал, что заменял тебя в судах и полицейских участках, – ответил Френк Джефф. – Вот я и подумал, а не потребуюсь ли я для того же и на твоей свадьбе.

– Еще немного, и так бы оно и вышло, – на обзорной площадке стояли также два пикапа. Рядом с ними – раскладные столы. Один – уставленный закусками, второй – пластиковыми стаканчиками, бутылками, ведерками со льдом. – С меня сняли все обвинения? Могу я ехать в аэропорт, не опасаясь ареста?

Френк отпил из стаканчика, что держал в руке.

– Думаю, твоя сегодняшняя статья об убийстве адвоката удалась. Материалы для воскресного выпуска готовы?

– Да, Френк.

– Завтра «Бена Франклина» выведут на чистую воду?

– Так точно, Френк. Статья и фотографии на столе выпускающего редактора.

– С понедельника ты работал днями и ночами.

– Не без этого.

– Ты какой-то полусонный.

– Френк...

– Счастливого медового месяца, – улыбнулся Френк. – Тебе необходимо отдохнуть.

– Спасибо, что пришел, Флетч, – поблагодарил его Олстон Чамберс. – Неприятно, знаешь ли, быть шафером на свадьбе без жениха.

– Если во время медового месяца ты натолкнешься на интересный материал, – продолжил Френк, – сразу же звони в редакцию. Похоже, журналистское расследование – твой конек.

Олстон оглядел джинсы и теннисные туфли Флетча.

– Не успел переодеться?

– Олстон, я здесь, я побрился, меня не выгнали с работы, я собираюсь в свадебное путешествие.

– Я имею в виду лавины. Оползни, – Френк осушил стаканчик. – Землетрясения. Авиакатастрофы. Крушения поездов.

– Я же оставил для тебя кое-какую одежду в отделе городских новостей. Тебе ее не передали?

– Нет.

– Массовые убийства, – перечислял Френк. – Акты терроризма, к примеру, взрывы бомб в аэропортах.

Олстон взял Флетча под локоть.

– Твоя нареченная, заметив, что ты уже здесь, хочет, чтобы ты встал рядом с ней перед святым отцом. Без этого не обходится ни одно бракосочетание.

– Обязательно позвони, если встретишь что-то особенное, – напутствовал Флетча главный редактор.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, – сказал Флетч и матери.

Искусственный цветок на длинном стебле, украшающий ее шляпку, больно ударил Флетча по глазу, когда Жозефина Флетчер наклонилась вперед, чтобы поцеловать сына.

– Я ни за что в жизни не пропустила бы твою первую свадьбу.

– Я рассчитываю, что она будет и единственной.

Она неопределенно помахала рукой.

– После этого ты абсолютно самостоятелен.

– После чего?

Жози оглядела его одежду.

– Ты одевался для пикника на берегу океана?

На ней было платье из натурального шелка.

– Я работал.

– Мать Барбары полагала, что ты так и не появишься. Такое случалось с тобой не один раз.

– Где она? Я же ни разу ее не видел.

– Так она и сказала. Вон она, в галифе.

– Естественно.

Жози оглядела кусты.

– Не вижу только, где она припарковала своего слона.

– Слона?

Синди взяла Флетча под другой локоть.

– Проповедник говорит, что разверзнется ад, если ты сейчас же не подойдешь.

Флетч повернулся и пожал ей руку.

– Я тебе так благодарен, Синди. Ты помогла Барбаре подобрать костюм для нашего медового месяца. Ты помогла мне сохранить работу.

Синди взяла за руку молодую женщину, стоявшую рядом с ней.

– У меня такое чувство, что это не только твоя свадьба, но и моя.

– Так оно и есть, – Флетч пожал руку молодой женщине. – Счастья вам.

– Флетч, – вмешался Олстон, – эта особа говорит, что ей необходимо познакомиться с тобой прямо сейчас. Ее зовут Линда.

– Возможно, я выбрала не самое удачное время, – Линда вытащила рубашку из джинсов Флетча и ладонями сжала под ней его талию, – но я тебя люблю.

– Вы же никогда не видели меня.

– А сейчас вижу. И мне все ясно. Я безмерно тебя люблю, – по глазам чувствовалось, что говорит она на полном серьезе.

– Олстон, сколько ты заплатил этой особе, чтобы она отговорила меня от женитьбы?

Олстон вздохнул. Флетч посмотрел на Линду.

– Я собираюсь жениться.

– Правда? – ее руки поползли вверх.

– Потому-то мы все собрались здесь, – ветер усилился. – Что иное могло привести нас в это ужасное место?

– Я думал, свадьба должна навевать романтичные мысли, – заметил Олстон.

– Когда ты возвращаешься из свадебного путешествия?

– Через две недели. Мы покатаемся на лыжах в Колорадо.

– Ничего не сломай.

– Я постараюсь.

– Потому что я стану твоей следующей женой.

– Правда?

– Я так решила, – твердо заявила Линда. – Полагаю, ты мог бы не утруждать себя женитьбой на Барбаре.

– О Господи, – вздохнул Олстон. – Второй твоей свадьбы я не переживу.

– Она это серьезно?

– Позвони мне, когда вернешься. Я работаю с Барбарой.

Олстон уже тащил Флетча к невесте и проповеднику.

– Какая красивая, – пробормотал Флетч.

– Барбара? – переспросил Олстон.

– Линда.

– О-о-о, – простонал Олстон.

Ветер столь усилился, что Флетчу пришлось кричать, обращаясь к женщине в галифе.

– Добрый день, мама Барбары! Как поживаете?

Женщина оценивающе оглядела его.

– Кто вы такой?

Флетч засовывал рубашку в джинсы.

– Не волнуйтесь. Сына вам содержать не придется.

– О, мой Бог!

– И я рад с вами познакомиться.

Оказавшись перед проповедником, Флетч ущипнул Барбару за ягодицу.

Она скорчила гримаску.

– Ты сумел-таки выкроить минутку.

– Слушай, на этой неделе я написал две потрясающие статьи, – Флетч пожал руку проповеднику.

Неподалеку от него стоял мужчина, которого Флетч не знал. Стоял он в одиночестве, ни с кем не общаясь, лишь наблюдая за происходящим. Средних лет, в брюках и рубашке цвета хаки, в синем галстуке и кожаной куртке на молнии. Со светло-голубыми глазами. В руке он держал запечатанный конверт.

– Мне только что предложили жениться, – Флетч поделился с Барбарой последней новостью.

– Ты серьезно обдумываешь это предложение? – спросила Барбара.

Невеста была в полуботинках, лосинах, толстой юбке и свитере. С букетом цветов.

– Милый букетик, – отметил Флетч.

– Это незабудки. Олстон вовремя вспомнил о них.

Флетч оглянулся на пикапы и столы со снедью.

– Кто-то позаботился и о выпивке с закуской.

– Олстон.

Флетч посмотрел на Олстона.

– Похоже, я не ошибся в выборе шафера.

Олстон пожал плечами.

– Других дел у меня не было. Я теперь безработный адвокат.

– Олстон также запаковал твои вещи. Вместе с лыжами отвез в аэропорт. Сдал их в багаж.

Флетч посмотрел на Синди.

– Чувствуешь, какой я окружен заботой?

– Без Олстона и Синди... – остаток фразы унес ветер.

Олстон коснулся руки проповедника, предлагая ему начать.

– Сэр?

Проповедник улыбнулся.

– Я привык ждать до тех пор, пока жених и невеста не перестанут спорить. В этом случае бракосочетание проходит веселее.

– Погода... – заметил Олстон.

Проповедник глянул на океан.

– Мрачная.

Конец истории о кроликах растворился в реве ветра, хотя проповедник уже не говорил, а кричал. Флетчу осталось лишь гадать, удалось ли кроликам построить хижину.

Ветер чуть стих, словно для того, чтобы они услышали главные слова проповедника: «Пользуясь правом, данным мне правительством штата Калифорния, я объявляю вас мужем и женой. То, что соединяет Бог, не под силу разъединить человеку».

На нос Флетчу упала увесистая капля.

Тут же между женихом и невестой возникла Линда и поцеловала жениха в губы.

Синди уже целовала Барбару.

Обнимая Флетча за шею, Линда сказала: «До следующего раза, дружок».

Проповедник целовал Барбару.

Олстон пожал руку Флетчу.

– Я занимаюсь разводами.

Мать Барбары целовала Барбару. Мужчина средних лет, одетый в хаки, пробился к Флетчу сквозь толпу. Протянул ему конверт.

– Благодарю, – улыбнулся мужчине Флетч.

Тут же по конверту забарабанили капли дождя. Олстон целовал Барбару.

В конверте лежали два паспорта, два авиабилета, пачка денег и письмо.

– Барбара, – позвал Флетч.

Френк Джефф целовал Барбару. Мужчина в хаки уже садился в спортивный автомобиль. Так и не сказав ни слова.

– Барбара...

«Дорогой Ирвин!

Что за имя подобрала тебе мать. Услышав, кем тебе быть – Ирвином Морисом, я сказал себе: «Я ничем не смогу ему помочь. С таким именем он станет или чемпионом, или олухом».

Какой ты на самом деле?

Мне любопытно.

Полностью выпав из твоей жизни, я решил не нарушать заведенного порядка неожиданным появлением на твоей свадьбе.

А тебя не разбирает любопытство?

В конверте свадебный подарок, которым ты можешь распорядиться по своему усмотрению. Ты имеешь полное право взять деньги, сдать билеты, а на вырученную сумму купить новобрачной фарфоровый чайный сервиз или что-то еще. Возможно, на твоем месте именно так я бы и поступил. Если же тебя хоть немного интересует, а какой же твой отец, ты и твоя жена можете навестить меня в стране, где я живу. Транжирить деньги – всегда удовольствие, знаешь ли.

Учитывая, что ты тоже сделал первый шаг на пути к отцовству (во всяком случае, женился), я подумал, что наша встреча может пройти достаточно мирно.

Если вы прилетите в Найроби, я заказал номер для тебя и Барбары в отеле «Норфолк».

Возможно, там мы и увидимся.

Флетч».

Дождь размазывал чернила по бумаге.

– Барбара!

Дождь превратился в ливень. Гости бежали к своим машинам. Цветок на шляпке Жозефины колотил ее по лицу. Официанты набрасывали пленку на раскладные столы.

– Что это? – спросил Олстон.

Стодолларовые банкноты выскальзывали из ослабевших пальцев Флетча и падали на асфальт. Олстон, согнувшись, подбирал их.

Барбара залезала в кабину вместе с матерью.

– Где находится Найроби? – Флетч протянул Олстону намокшее письмо.

– Найроби? Восточная Африка? Кения? – читая письмо, Олстон старался прикрыть его от дождя и ветра своим телом. – Флетч! Твой отец!

Машины одна за другой выруливали на дорогу и уезжали. Жозефины Флетчер нигде не было видно. Уехали даже пикапы с выпивкой и закуской.

– Флетч, письмо от твоего отца! Ты всегда говорил, что он умер.

– Он всегда считался умершим.

Вместе они смотрели на расплывшиеся чернила на мокром листке.

– Впрочем, какая разница. В шесть вечера ты улетаешь в Денвер.

Флетч заглянул в конверт.

– Тут билеты на лондонский рейс, вылет в половине восьмого.

На площадке осталось лишь несколько машин.

– Олстон, где остановилась моя мать?

– В «Хэнли мотор корт». В Колдуэлле, прямо у шоссе.

– Ты думаешь, она поехала туда?

– Естественно. Мы же вымокли до нитки.

Флетч взял у Олстона мокрое письмо и засунул в конверт.

Струи воды бежали по лицам друзей.

Флетч побежал к машине. Поскользнулся на мокрой траве. Упал, приземлившись на конверт.

Глава 3

– Твой отец умер при родах.

– Чьих?

– Твоих.

Они стояли у двери в номере Жозефины Флетчер в «Хэнли мотор корт». Она переоделась в слаксы, блузку и пуловер. С Флетча капала вода.

В руке он сжимал грязный конверт.

– Ты всегда так говорила.

– Тебе надо принять горячий душ.

– И это тоже.

– Тебе я всегда рекомендовала холодный душ, – Жози открыла дверь в ванную, зажгла свет. – Ты весь в грязи, мокрый, взъерошенный и, сынок, ты выглядишь более уставшим, чем Хилари на вершине Эвереста. Что ты с собой делаешь?

– Работаю. Женился. Ничего особенного.

– Ни то ни другое тебе не на пользу. Впрочем, для этой свадьбы ты оделся, как надо. Знай я, что меня ждет, я бы пришла в купальнике.

– Твое шелковое платье промокло насквозь.

Жози подошла к нему. Протянула руку к конверту.

– Ты думаешь, что получил письмо от своего отца? В день свадьбы?

– Да, я так думаю, – он положил грязный конверт на комод.

– Как интересно. Волнующе. Для нас обоих. Но прежде позволь спросить: твоя свадьба закончилась?

– Свадьба – да, а семейная жизнь – нет.

– Значит, вся эта толкотня на обрыве под дождем и называлась свадьбой?

– Мы не предусмотрели запасного варианта. На случай плохой погоды.

– Лишь час тому назад ты женился на очаровательной девушке по имени Барбара. Ты получил, или думаешь, что получил, письмо с того света. Однако, какой бы волнующей ни казалась тебе весточка от отца, не считаешь ли ты, что в этот особенный миг твоей жизни ты должен находиться рядом с женой?

– Она поймет.

– Напрасно ты так уверен, сынок, – Жози погрустнела. Повернулась к окну, по которому стекали струйки дождя. – Любовь и понимание никоим образом не соотносятся друг с другом. Я любила твоего отца. Я его не понимала. Почему? Потому что в нем было слишком много мужского, а во мне – женского? Возможно, сейчас так много разводов именно потому, что современный тезис: «Мужчины и женщины могут понять друг друга» в корне неверен? Как женщина, однако, я могу заверить тебя, что в некоторых случаях присутствие мужчины рядом с женщиной для нее крайне важно, – она вновь повернулась к Флетчу. – К примеру, в день свадьбы. И при других значительных событиях.

Флетч указал на конверт.

– Насколько я понимаю, это письмо от отца. Ты же всегда отделывалась от меня одной глупой фразой: «Твой отец умер при родах». И не говорила ничего больше, какие бы вопросы я тебе ни задавал. Раньше меня этот ответ удовлетворял. Сейчас – нет.

– Тебе любопытно?

Флетч глубоко вздохнул.

– В определенной степени.

– Так вот что я тебе скажу. Получив это письмо, вроде бы от него, ты поступаешь точно так же, как поступил он в аналогичной ситуации.

– В каком смысле?

– Оставил свою невесту одну в день свадьбы.

– По отношению к тебе он вел себя точно так же?

– Как только мы расписались, он удалился в противоположный конец аэродромного ангара, чтобы снять, починить и поставить на место двигатель самолета, на котором мы собирались улететь в свадебное путешествие.

– Вы поженились в аэродромном ангаре?

– Теперь ты знаешь, как на крутом обрыве над океаном ветер и дождь уносят те нежные слова, которые так жаждет слышать женщина. И подумай, что можно услышать в алюминиевом ангаре аэродрома, с тридцатисекундными интервалами между взлетами и посадками.

Флетч улыбнулся.

– Ты уверена, что вышла замуж?

– А ты уверен, что женился?

– Он хотел убедиться в безотказности мотора перед тем, как пригласить невесту на борт самолета.

– Тогда я тоже вроде бы так думала, потому что любила и старалась понять.

– А теперь ты думаешь иначе?

– К самолету он ушел с одной целью – избежать поздравлений, похлопываний по плечу, шуток, вопросов о нашем будущем, на которые ему пришлось бы отвечать со всей серьезностью, – она прищурилась. – А что делаешь ты?

– Мой редактор, Френк Джефф, говорит, что я – мастер журналистского расследования.

– Сегодня у тебя свадьба.

Флетч пожал плечами.

– Обычный рабочий день.

– Почему мужчины считают делом чести увиливать от самых волнительных моментов в жизни, с головой уходя в работу?

– Бытует мнение, что стремление мужчины к работе адекватно его половому потенциалу.

Жози улыбнулась.

– Давно я уже не слышала подобных изречений.

– Я прочел об этом буквально на днях.

– А почему бы тебе не сказать, что работа для мужчины не более чем способ избежать эмоциональной ответственности?

– Хорошо. Согласен. Тебе виднее. Но больше тебе не удастся избежать ответа на мой вопрос.

Жозефина Флетчер покраснела.

– Твое любопытство, тайна твоего отца не стоят и двух минут в день твоей свадьбы.

Флетч дрожал всем телом.

– Я в этом не уверен.

– Иди в душ, – распорядилась Жозефина. – Барбаре не понравится, если весь медовый месяц ты будешь чихать. Хоть это и мотель, здесь есть сушилка для одежды. Только непонятно, зачем она людям, привыкшим жить за ветровым стеклом. Полотенца в ванной.

– Ты знаешь, меня тоже разбирает любопытство, – сказала Жози, когда он передавал ей одежду. – Покажи мне, пожалуйста, что ты получил, как ты думаешь, от своего отца?

Завернувшись в полотенце, Флетч прошел к комоду.

– Билеты до Найроби, это в Кении, деньги и письмо.

– Понятно, – кивнула Жози. – Будь он жив, он, скорее всего, поселился бы в Африке. Так я, во всяком случае, думала. Могу я взглянуть на письмо?

Флетч вытащил из конверта мокрый, посиневший листок и протянул матери.

Жози взяла его обеими руками. Посмотрела на смытые дождем буквы, губы ее дрогнули.

– О, Ирвин. Разве ты не видишь? Тут же ничего не написано.

Глава 4

– Грустно все это, знаешь ли. Проводить день свадьбы с матерью, – Жози покачала головой.

Они сидели за маленьким круглым столиком. Ленч им принесли в номер после звонка Жози в бюро обслуживания. За окном по-прежнему лил дождь.

– Так и хочется сказать: «Видишь, что натворил твой отец?» Первая весточка от него, и ты реагируешь неестественным, но столь типичным для него поступком.

– Это я уже слышал.

Флетч впился зубами в сандвич, и капелька майонеза упала на полотенце, обернутое вокруг его талии.

– Неужели ты не можешь хотя бы позвонить Барбаре?

– Не знаю, где ее искать.

– Ты только что сказал мне, что твой конек – журналистское расследование. Уж ее-то найти ты сможешь, я в этом не сомневаюсь.

– Я попросил Олстона, моего шафера, передать ей, что мы встретимся в аэропорту.

– И что все это означает? – Жози откусила от сандвича такой крохотный кусочек, что у майонеза просто не было возможности пролететь мимо рта.

– Мне нужно подумать.

Ее глаза широко раскрылись.

– Неужели ты действительно собрался в Найроби?

Флетч пожал плечами.

– Другой возможности не представится.

– О, Ирвин! Этот человек не замечал тебя всю твою жизнь. Мы думали, что он мертв. А стоило ему щелкнуть пальцами, как ты готов забыть про свое свадебное путешествие и лететь на другой конец света, чтобы повидаться с ним.

– Это и будет нашим свадебным путешествием. Возможно, Африка понравится Барбаре.

Флетч помнил, что никогда не был «пупом земли» для Жозефины Флетчер. На первом месте всегда стояли ее детективные романы. Он называл их дефективными. Продавались они ни шатко ни валко, а потому ей приходилось писать их один за другим. Над ее романами часто подшучивали. Говорили, что все ее книги – один и тот же многократно переписанный роман. Добавляли, что издатель заставляет раз за разом переписывать его, пока она не принесет удобоваримый вариант. Выдуманные Жози убийства и прочие ужасы оседали в многочисленных библиотеках страны, но обеспечивали вполне сносное существование, крышу над головой и кусок хлеба. За это Флетч не испытывал к матери ничего, кроме благодарности.

Жози Флетчер жила в мире, где вымышленные персонажи обретали реальность, а настоящие люди забывались, расплываясь в туманной дымке. Герои ее романов редко завтракали, обедали и ужинали в один день, не знали, что такое ссадина на локте, «фонарь» под глазом или сломанные пальцы. Они никогда не ходили в магазины, чтобы купить брюки взамен порванных.

В детстве и юности самостоятельности Флетчу хватало с лихвой. Иной раз он мог бы и поступиться немалой ее частью.

И тем не менее в день свадьбы он сидел в номере мотеля со своей матерью, ел сандвич и выслушивал ее удивленные восклицания, вызванные тем, что письмо отца разожгло его любопытство. Никогда ранее она ничего не говорила ему об отце.

Так что интересовали его и сам отец, и их с матерью, отношения. Причем не только в данный момент, но всю сознательную жизнь.

– Почему?

– Что, почему?

– Почему ты никогда не рассказывала мне об отце, о вашей совместной жизни?

– Причиной тому страх и чувство справедливости.

– Страх?

– И твое мужское начало, сынок, с которым я никак не могла свыкнуться. Матери все знают. Ты рвал брюки на заборах с тех пор, как тебе исполнилось девять лет.

Флетч покраснел.

– Мужчины не рождаются девственницами, знаешь ли.

– Ты не родился, это точно.

– Мужчине нечего отдать, кроме своей энергии, – рассмеялся Флетч.

– О, Господи.

– Что же поделаешь, если энергия бьет из меня ключом.

– Вот, значит, как теперь это называется.

– Могу я съесть твою картошку?

– Конечно. Энергию надо подпитывать.

– Я съел пиццу в три часа утра. То ли поужинал, то ли позавтракал.

– Что бы я ни писала в последних главах, не все загадки имеют решения. Как матери объяснить сыну, что она не понимает мужа, отца? Что она попала в непонятную для нее ситуацию?

– Может, начать с первой главы?

– И мне хотелось, чтобы все было по справедливости. Я могла выложить тебе все, что думаю о твоем отце, мое замешательство, боль, изумление, но его-то рядом не было, он не мог высказаться в свою защиту, изложить свою точку зрения на происшедшее. Знаешь, я любила его.

– Ты могла бы сказать, что он бросил тебя, а не умер.

– Я этого не знала, клянусь тебе, – Жози побледнела. – И сегодня ты показал мне всего лишь чистый лист бумаги...

Флетч наблюдал, как пальцы матери разминают остаток сандвича.

– Ты знаешь, что нам пришлось объявить твоего отца умершим по прошествии семи лет с его исчезновения. Иначе я бы никогда не вышла замуж за Чарлза.

– Я его помню.

– Он пробыл с нами недолго, не так ли? Как и Тед.

– Ты оставила себе фамилию Флетчер.

– Я и печаталась под этой фамилией, ее носишь и ты. Ни Чарлз, ни Тед, ни... Никто из них не шел ни в какое сравнение с твоим отцом, – она вытерла глаза бумажным полотенцем. – Именно немыслимость твоего отца я и любила. Если этот чистый листок что-то да значит, если он действительно куда-то уехал, я с радостью уехала бы вместе с ним.

– Но ты говоришь, что не понимала его.

– Да кто может кого понять? Эти идиоты постоянно спрашивают меня, почему я пишу детективы. Возможно, потому, что не могу разгадать загадку собственной жизни. Вот и выдумываю запутанные ситуации и предлагаю для них выдуманные же решения. Как говорится, сублимация в чистом виде.

– Писатели обладают неконтролируемым стремлением контролировать стремление. Где-то я это прочел. И запомнил, стараясь понять тебя.

– Удачи тебе.

Флетч коротко глянул на остатки ее сандвича.

– Глава первая, – напомнил Флетч. – А я пока подумаю, куда нам лететь. В Денвер, штат Колорадо, или в Найроби, Кения?

– Не знаю, что тебе и посоветовать.

– Глава первая, – повторил Флетч.

– Глава первая, – кивнула Жози. – Школа. Штат Монтана. Я была красоткой, отличницей.

– Эту книгу я читал. Несколько раз. А он был местной знаменитостью. Президентом класса, капитаном футбольной команды.

– Совсем и нет. Его едва не вышибли из школы.

– Извини. Значит, не та книжка.

– Он гонял на мотоцикле с форсированным двигателем по грязному двору ранчо своих родителей. Парень, кстати, был умный. Однажды на уроке английской литературы дал блестящий анализ сонету Шекспира. Учитель поставил ему А с двумя плюсами и прилюдно похвалил Уолтера. Уолтер же чуть не лопнул от смеха. Потом рассказал всем, что «шекспировский» сонет написал сам, а затем, соответственно, и проанализировал его. Учителю эта выходка Уолтера едва не стоила работы.

– Ага, – кивнул Флетч. – Значит, папаша писал под Шекспира.

– Когда его за это выгнали...

– Выгнали за это?

– Отстранили от занятий. В то время целью обучения являлось повиновение, а не свободомыслие. Неужели все так изменилось? Короче, Уолтер без разрешения взял самолет на соседнем ранчо...

– Он умел летать еще в школе?

– Никто об этом не подозревал. Первым делом он несколько раз облетел здание школы. Аккурат, когда шли занятия. А потом перешел к бомбометанию. Сбросил на школу книгу, называвшуюся «Избранные пьесы Шекспира». Добился стопроцентного попадания. Разбил световой люк над лестничным колодцем. Книга и стекла пролетели все три этажа, до самого низа.

– И у тебя никогда не возникало желания рассказать мне об этом человеке?

– Неуправляемый тип. Ты вот упомянул футбол. Как-то в субботу во время игры он выехал на поле, стоя на сиденье мотоцикла. Перехватил пас, сел, и с ревом проехал через ворота, зажав мяч под мышкой.

– А в тюрьме ему доводилось сидеть?

– Доводилось. Такой красивый, такой... – Жози пожала плечами, – ...энергичный. С задатками общего любимца, но на самом деле все его ненавидели. Потому что он насмехался над нашими «святыми коровами». Над школой, оставив учителя в дураках со своим «шекспировским» сонетом. Над футболом, сказав: «Если единственная цель – вынести мяч с поля через ворота, лучше сделать это на мотоцикле». Он приходил на школьные танцы выпивши и танцевал столь активно, что остальные расходились по домам.

– Танцевал с тобой?

– К моему неудовольствию, да.

– Как могла такая примерная девочка, как ты, якшаться с хулиганом?

– Может, я чуть-чуть понимала его. А потом, между двумя особами, сильными женским и мужским началом, всегда возникает какая-то связь. Наверное, это особый вид энергии. Ты со мной согласен?

– Ты говоришь о сексуальном влечении?

– Его не изгнали из общества. Когда пошли такие разговоры и настоящие пьяницы и бандиты начали открыто говорить, что он – один из них, Уолтер надел костюм и галстук, пошел в местную «малину» – жуткий, грязный кабак в восьми милях от города – и затеял ссору, о которой, я думаю, говорят по сей день. Он высмеял всех.

– Сколько ему тогда было лет?

– Поверишь ли, пятнадцать.

– Как ты могла ничего мне о нем не рассказывать?

– Энергичный, – продолжала Жози. – Умный, красивый и энергичный. Делал все по-своему, ни у кого не спрашивал дозволения. Не каждого выгоняют как из школы, так и из притона. Я его боготворила.

Жози потупила взгляд.

– И поженились мы, как говорится, через труп моего отца. Я рассказывала тебе, что твой дед умер от сердечного приступа, когда я заканчивала школу.

– Да. Надо бы отметить этот факт в моей медицинской карте, ежели доведется ее заводить.

– Уолтер получил место пилота. Возил фермеров, горных инженеров, разнообразное оборудование. Опрыскивал поля. Иногда я понятия не имела, где он находится. Работа его постоянно зависела от погоды, – Жози налила кофе себе и Флетчу. – Я сразу забеременела. Я думала, что ребенок нам необходим, мы оба его хотели. Тогда мне и в голову не приходило, что такие решения не принимаются спонтанно. Мы купили жилой трейлер. Мне казалось, что мы счастливы.

– Откуда ты могла знать, что думает он?

Жози вздохнула.

– Все говорили, что этот парень, Уолтер, раз он женился и готовится стать отцом, обязан бросить летать и ездить на мотоциклах. То есть перестать быть Уолтером. В то время я полагала такие разговоры естественными. Он, теперь я это понимаю, воспринимал их иначе.

– Перейдем к главному – ко мне.

– Ты родился на десять дней раньше срока. Уолтер обещал, что во время родов будет со мной. А оказался на другом конце штата. Моя мать позвонила ему, чтобы сообщить радостную новость. Он сказал, что немедленно вылетает домой. Над штатом проходил грозовой фронт, и ему советовали немного обождать с вылетом. Он поднялся в небо. И не прилетел.

– Разбился в авиакатастрофе?

– Прошло семь лет, прежде чем мы смирились с его смертью. После того как весной растаял снег, начались поиски его самолета. Ничего не нашли.

– Он умер при родах.

– Загадочная фраза, прошу извинить меня за нее. Я всегда полагала, что это лучший ответ. Я подразумевала под ней следующее: он садился в самолет, отрывался от взлетной полосы, летел в кромешной тьме над штатом Монтана к жене и сыну, думая о них. Ты понимаешь? Мне хотелось верить, что в самолете он думал о нас. Это мне казалось самым важным, независимо от того, жив он или мертв.

– Может, и понимаю. Самую малость.

– Кем был Уолтер? Кто он теперь?

– Моя одежда, наверное, высохла.

Жози пристально посмотрела на Флетча.

– Куда ты полетишь?

– Не знаю.

– А когда узнаешь?

– В аэропорт дорога длинная.

Глава 5

– Могу и я поцеловать новобрачную?

Флетч решил, куда полетит, лишь когда вошел в здание аэропорта с грязным конвертом в руке и увидел Барбару и Олстона, стоящих у регистрационной стойки.

– Где ты был? – спросила Барбара.

– Куда ты уехала?

– Куда уехал ты?

– Я не знал, где тебя искать.

Олстон закатил глаза.

– Синди и ее подруга улетели? – спросил Флетч.

– Да, – кивнула Барбара.

– А где наш багаж?

– Улетел.

– Утром я все проверил, – добавил Олстон. – Так что можешь не беспокоиться.

– Улетел, значит?

– Улетел.

– Нам он понадобится.

– О нет. До него уже не добраться.

– Посадка вот-вот закончится, – напомнила Барбара.

– Значит, багаж еще не улетел.

Олстон посмотрел на часы.

– Мы не летим? – спросила Барбара.

– Летим, – Флетч повернулся к Олстону. – Ты ей ничего не сказал?

– И не собирался.

– В Колорадо мы не летим, – пояснил Флетч.

– Зато летит наш багаж.

– Надо снять его с самолета.

Олстон ударил себя ладонью по лбу.

– Лыжи!

– Пошли, – распорядился Флетч.

– Билеты у меня, – пристроился к нему Олстон. – Сдай их. Багажные квитанции тоже у меня. Получи багаж.

– Мы не летим? – повторила Барбара.

– Летим. Олстон, багаж надо перекинуть к стойке «Бритиш эйр» в международной секции аэропорта.

– Изменился рейс? – спросила Барбара.

– Мы меняем самолет.

– Но летим в Колорадо?

– В Лондон.

– В Лондон, что в штате Колорадо?

– В Кению.

– В Лондон, который в Кении?

– В Найроби, столицу Кении.

– Найроби! Кения!

– В Африке.

– Африка!

– Восточная Африка.

– Восточная Африка...

– Разве ты не говорила, что последуешь за мной хоть на край света?

– Никогда. Ты не можешь найти даже пиццерию в Малибу.

Барбара резко ускорила шаг, обогнала Флетча, заступила ему дорогу. Глаза ее сверкали.

– Флетч! Что происходит?

– Мы летим в Лондон. Потом в Кению.

Олстон продолжал шагать.

– Скажи мне, что происходит!

– Мы получили свадебный подарок. Билеты до Найроби, столицы Кении.

– От кого? Скажи мне! Флетч! Газета отправила тебя в командировку? Во время нашего медового месяца?

– Нет, нет! Ничего подобного.

Олстон, с билетами и багажными квитанциями в руках, уже объяснял ситуацию представителю административной службы аэропорта. Удовольствия от беседы представитель не получал.

– Ничего у тебя не выйдет!

– Не выйдет чего?

– Не буду я сидеть в паршивом номере паршивого отеля, пока ты будешь носиться вокруг, выискивая материал для своей газеты! Не для того я еду в свадебное путешествие.

– Говорю тебе, эта поездка – подарок! Свадебный подарок. Мы отлично отдохнем.

– Как бы не так. Подарок от газеты!

– Нет. Не от газеты.

– Кто еще мог оплатить тебе поездку в Африку?

Представитель административной службы стоял, приложив к каждому уху по телефонной трубке, продолжая при этом слушать Олстона.

– Мой отец.

У Барбары округлились глаза.

– Твой отец?

– Полагаю, что да.

– Ты не ответил «да» на вопрос проповедника, теперь говоришь: «Полагаю, что да». То есть ты полагаешь, что путешествие в Африку – свадебный подарок твоего отца?

– В определенной степени.

У стойки Олстон с жаром убеждал представителя административной службы.

– У тебя никогда не было отца. Или отцов было четверо.

– Какая разница.

– Какой отец?

– Тот, что умер.

– Ты получил наследство?

– Нет. Поговорим об этом позже. Сейчас нет времени.

– У нас не было времени поговорить и о свадьбе.

– Но мы поженились, не так ли? Свадьба прошла на высшем уровне. Без единой заминки.

Барбара покачала головой.

– Из твоей затеи ничего не выйдет.

– Еще как выйдет.

– Я не могу лететь в Кению.

– Потому что мы не делали прививок?

– У меня нет паспорта!

– Это не проблема, – Флетч сунул руку в грязный конверт. – Держи, – и передал ей паспорт.

Олстон уже шел к ним, широко улыбаясь.

– Олстон, мы не делали прививок, – обратился к нему Флетч.

– Они вам нужны только из медицинских соображений. Их отсутствие не является препятствием для въезда в страну.

– Как хорошо иметь рядом квалифицированного юриста.

– Это точно, – Олстон посмотрел на Барбару. – Не забудьте: я занимаюсь и разводами.

– Откуда взялась эта фотография? – Барбара рассматривала свой паспорт.

Флетч заглянул ей через плечо.

– Отличная фотография.

– Слушайте сюда, – Олстон раскладывал авиабилеты и квитанции. – Ваши билеты в Колорадо аннулированы. Но я не уверен, что смогу получить за них деньги.

– А багаж с самолета снимут?

– Это же мой зеленый свитер, – сказала Барбара своей фотографии на паспорте.

– Сейчас административная служба как раз этим и занимается. Ваш багаж перекинут в международную секцию, на стойку «Бритиш эйр», погрузят в самолет, вылетающий в Лондон, а там перетащат в другой, до Найроби.

Флетч убрал паспорт Барбары в грязный конверт.

– То есть мы не узнаем, с нами ли наш багаж, пока не доберемся до Найроби?

– Там же лыжи, – вставила Барбара.

– Разделить багаж невозможно, – Олстон покачал головой. – И так путаницы хватает с лихвой.

– Может, у тебя в голове что-то и перепуталось, – фыркнула Барбара. – А вот у меня – нет.

Олстон посмотрел на часы.

– Пора перебираться в международную секцию. Надо предупредить их, что вы летите в Найроби через Лондон.

– Пошли, – Флетч ухватил Барбару за локоть.

– В Африке мы не сможем кататься на лыжах, – упиралась та. – А в нашем багаже только лыжные костюмы. Ничего, кроме них.

– Барбара, мы опаздываем.

– Куда?

– В международную секцию, – пояснил Флетч.

– К стойке «Бритиш эйр», – уточнил Олстон.

Они ускорили шаг.

– Мы летим в Лондон, – добавил Флетч.

– А вам еще надо пройти паспортный контроль, – напомнил Олстон.

– Потом в Найроби, – продолжил Флетч.

– Флетч! Я сказала маме, что позвоню ей из Колорадо.

– Нет времени.

– Сегодня вечером!

Флетч подтолкнул Барбару к вращающейся двери.

– В семейной жизни не соскучишься! – воскликнул он, вслед за Барбарой миновав вращающуюся дверь, отделявшую международную секцию аэропорта.

Глава 6

– Моя мама хотела лишь познакомиться с тобой. Ничего больше, – Барбара застегнула ремень безопасности.

– Мы с ней познакомились. На свадьбе.

– Но она-то хотела увидеться с тобой до свадьбы.

– Так оно и случилось. Она была в галифе, так? Помоему, она удивилась, увидев меня.

– Скорее, обиделась. Всю прошлую неделю она ждала нас к обеду. Ты не соизволил явиться. Ни единожды.

– Я работал. Разве я не говорил тебе, что у меня есть работа?

– А теперь ты тащишь меня на другой конец света повидаться с твоим отцом.

– Возможно.

– Что значит, «возможно»?

– Он славится тем, что исчезает в самый важный момент, – застегнув ремень, Флетч откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

– Ты что, собрался спать? – возмутилась Барбара.

– Барбара, у меня слипаются глаза. Я уже не помню, когда спал в последний раз.

Барбара вздохнула.

– И сколько лететь до Найроби?

– Два дня.

– Два дня!

– Две ночи? Может, и три дня.

– Флетч, проснись! Убери голову с моего плеча. Послушай, стюард объясняет, что нужно делать, если самолет рухнет на воду.

– Ничего особенного, – пробормотал Флетч. – Мы вместе попадем на тот свет.

– О мой Бог! Половина восьмого вечера, а он уже спит! В нашу первую брачную ночь!

– Дело в том, что я и представить себе не мог, что мой отец жив.

Много-много часов спустя, они сидели в ужасной тесноте в самолете, летящем из Лондона в Найроби. Ни одного пустого места. Сиденья узкие, прижатые друг к другу. Ручная кладь, торчащая из-под каждого сиденья.

– А твоя мать? Она знала, что он жив?

– Думаю, она убедила себя в его смерти. Чтобы сохранить чувство самоуважения. Чтобы не сойти с ума. Чтобы вновь выйти замуж, ей пришлось через семь лет после его исчезновения обратиться в суд, который и признал его умершим.

– Для того, чтобы обращаться по такому делу в суд, надо верить, что человек умер.

– Но наверняка-то она не знала. Когда я задавал ей вопросы о нем, ты понимаешь, в детстве, она всегда отвечала уклончиво, неопределенно. И убедила меня, что не следует тратить время на подобные разговоры.

– Может, и не следовало.

– Она говорит, что любила его.

– Что еще она рассказывала тебе?

– Она говорила: «Слушай, мы были женаты только десять месяцев, и я никогда не понимала его».

– А что следовало после этого?

– «Как будет по буквам слово «лицензия»?»

– Это еще зачем?

– Видишь ли, она писала детективные романы. И не знала, как пишутся многие слова[2]. А потому просила, меня заглянуть в словарь. Таким образом ей удавалось избавиться от моего присутствия.

– И что ты знал о своем отце?

– Я знал, что он был летчиком. Я знал или думал, что знал о его гибели в авиакатастрофе, случившейся вскоре после моего рождения. Или перед самым моим рождением. Я знал, что при родах его рядом с мамой не было. Я не подозревал, что, родив сына, она ждала мужа, который так и не объявился. Ребенок верит тому, что ему говорят.

– И ты никогда не видел фотографию отца?

Флетч порылся в памяти.

– Никогда. Странно, не правда ли? Если б отец умер, в доме должны были остаться его фотографии.

– И их не было бы при малейшем шансе за то, что он жив и бросил вас обоих.

– Значит, мысль об этом никогда не оставляла мою мать.

– Скорее всего, так оно и было. Под сиденьями впереди них тоже что-то лежало. Вытянуть ноги они не могли.

Вместо того, чтобы поболтаться в Хитроу[3] восемь часов, ожидая рейса в Найроби, или снять номер в гостинице и поспать, Флетч и Барбара отправились в Лондон. Гардероб Флетча ограничивался лишь джинсами и рубашкой, а потому Барбара настояла на покупке свитеров. Перекусили они в какой-то забегаловке. Купили несколько книг. Заблудились. В аэропорт им пришлось возвращаться на такси.

– Тот мужчина подошел ко мне после того, как проповедник объявил нас мужем и женой и все, кроме жениха, целовали новобрачную, и протянул мне этот конверт.

– Я его не видела.

– Он приехал раньше меня, можешь мне поверить. Не произнес ни слова. Просто отдал конверт и ретировался.

– Может, он и есть твой отец?

– Будь он моим отцом, мать узнала бы его.

– Прошло столько лет.

– И все же... Они знали друг друга со школы.

– Твоя мать могла не заметить его. Много людей, плохая погода, он мог встать за кустами...

– И никогда не знаешь, кого видит мать – реальных людей или персонажей своих книг.

– Совершенно верно, – кивнула Барбара. – Должно быть, она очень обижена.

– И еще больше удивлена.

Барбара улыбнулась.

– Тайна, которую не может раскрыть Жози Флетчер. Лучше не будем говорить об этом ее поклонникам. И что было в конверте?

– Билеты, паспорта, десять банкнот по сто долларов и письмо.

– Ты не показал мне письмо.

– Не на что там смотреть, – Флетч сунул руку под сиденье и вытащил конверт. – Дождь смыл чернила.

Он протянул Барбаре изжеванный листок.

– Как грустно, – она смотрела на листок. – Твоя мать могла бы узнать почерк. А с чего ты решил, что оно от твоего отца?

– Там была подпись: «Флетч».

– А как его настоящее имя?

– Уолтер.

– Уолтер. Пожалуй, имя Уолтер-младший тебе бы подошло.

– С фамилией Флетчер сочетаются далеко не все имена.

– Так что было в письме? – Барбара вернула листок.

– Кстати, он проехался по моим именам, – Флетч убрал конверт. – Они ему не нравятся, ни Ирвин, ни Морис. Их дала мне мать, без его ведома или согласия, так что он не имеет к их выбору ни малейшего отношения.

– Что ты такое говоришь?

Флетч откинулся на спинку сиденья.

– В письме черным по белому написано, что моя мать дала младенцу, то есть мне, имена, которые ему не нравились, с которыми он не хотел иметь ничего общего. Ребенок стал больше ее, чем его, и он не мог заставить себя знаться с кем бы то ни было по имени Ирвин Морис.

– Ты тоже не можешь.

– Но я – то здесь. Никуда не исчез.

– Ты постоянно исчезаешь.

– Он написал, что ему «любопытно» повидаться со мной, и спросил, «любопытно» ли мне встретиться с ним.

– Так и написал, «любопытно»?

– Да. Но билеты в Найроби и обратно стоят недешево.

– Может, он богат?

– Может, он предлагает выход из этой щекотливой ситуации. Он написал, что я могу не приезжать, если на то не будет моего желания. Что я могу сдать билеты, получить деньги и купить тебе фарфоровый сервиз.

– Фарфоровый сервиз, – промурлыкала Барбара. – Я бы от него не отказалась.

– Сервиза ты не получишь, зато увидишь Кению.

– Может, письмо совсем и не от твоего отца, – Барбара попыталась усесться поудобнее. – Может, кто-то хочет, чтобы ты на некоторое время покинул страну. Из-за тех материалов, что ты опубликовал в газете.

– Полагаю, такое возможно.

– Кому-то нужно, чтобы ты не мог дать показания в суде или что-то в этом роде.

– А может, мои коллеги по редакции собрали деньги и купили авиабилеты в Африку, чтобы избавиться от меня. А обратные билеты окажутся фальшивыми.

– Может, мы никого там и не встретим.

– И это возможно.

– Но тебе «любопытно».

– Конечно.

Флетч продолжал смотреть на Барбару.

– Я пытаюсь донести до тебя одну мысль.

– Я знаю, – кивнул Флетч. – Какую?

– Я думаю, что ничего, кроме любопытства, от тебя и не требуется.

– Чтобы потом я не испытывал разочарования?

– Да. Именно к этому я и клоню.

Глава 7

– Jambo[4], – приветствовал их чиновник таможни в аэропорту Найроби. Он не отрывал глаз от двух пар укрытых чехлами лыж, которые нес Флетч.

– Jambo, – вежливо ответил Флетч.

– Habari[5]? – невысокого росточка, пухленький, лысеющий, в отглаженных рубашке и брюках, чиновник посмотрел на Флетча.

– Habari, – эхом откликнулся Флетч.

– Значит, вы уже бывали в Кении?

– Никогда. И в Африке мы впервые.

– Так и должно быть, – чиновник хохотнул. – Весь мир говорит на суахили[6].

– Я должна снять свитер, – шепнула Барбара Флетчу.

Две пары лыж в пластиковых чехлах привлекли внимание таможенника к Барбаре и Флетчу. Надо отметить, что лыжи заинтересовали многих. И теперь эти люди окружили Флетча, Барбару и лыжи. Двое из любопытствующих были в полицейской форме. С поясов каждого свешивались дубинки и наручники. Один держал в руке автомат.

Таможенник оторвал взгляд от лыж, чтобы мельком просмотреть паспорта, которые протянул ему Флетч.

– Приехали в Кению по делам или отдохнуть?

– Отдохнуть, – ответила Барбара. – Мы только что поженились. Несколько дней тому назад. Уже миллион лет, как женаты.

Тут Флетч впервые услышал фразу, наиболее популярную у жителей Кении: «О, я вижу».

Таможенник что-то черкнул в своем блокноте.

– Что за оружие вы везете с собой? – он указал на чехлы. – Очень уж длинные ружья.

– А, вы об этом, – Флетч прошелся взглядом по лыжам. – Для стрельбы с гор.

Таможенник забеспокоился.

– Специально для стрельбы с гор? Разве есть такие ружья?

– Это лыжи.

– Лыжи... Момбаса[7]?

– Момбаса, – повторил Флетч.

– Я катался на лыжах в Момбасе, за катером, – таможенник согнул ноги в коленях, присел, вытянул перед собой руки, словно держась за воображаемый трос. – Но те лыжи были короткими. Может, их длина зависит от размера ноги? – он посмотрел на ноги Флетча и Барбары. – Вроде бы нет.

– Это горные лыжи.

– О, я вижу. Чтобы кататься на снежных склонах. Иногда это показывают по телевизору. Поэтому они такие длинные, так? Вы в Кении проездом? Направляетесь куда-то еще?

Флетчу не терпелось попасть в туалет.

– Вроде бы нет.

– А куда вы поедете после Кении?

– Домой. Обратно в Штаты.

– Вы вернетесь в Соединенные Штаты Америки? С лыжами?

Флетч посмотрел на галерею для встречающих в надежде, что кто-нибудь их там ждет.

– Да.

Таможенник задумался.

– Вы всегда путешествуете с горными лыжами? Даже на экваторе?

– Нет.

– Все немного запуталось, – вмешалась Барбара.

– О, я вижу.

– В аэропорту. Нам пришлось брать лыжи с собой.

– В аэропорту вы не знали, что летите в Африку? Сели не на тот самолет?

– Мы знали, – ответил Флетч. – И сели в тот самолет.

– Вы знали, что делаете, взяв горные лыжи в Африку только для того, чтобы увезти их домой?

– Получается, что да, – Барбара коротко глянула на Флетча. – Мы привезли горные лыжи в Африку.

– Снег есть на горе Кения, – глубокомысленно заметил таможенник, – но на самой вершине. И лыжных экскурсий у нас не проводится. Может, вы привезли горные лыжи в Африку, чтобы их продать?

– Мы не можем их продать, – покачала головой Барбара. – Лыжи мы одолжили у друзей.

– О, я вижу. Вы одолжили лыжи, чтобы свозить их в Африку и обратно.

– Флетч, – обратилась Барбара к мужу, – этот джентльмен хочет знать, почему мы привезли горные лыжи в Экваториальную Африку.

– Подожди, я только сниму свитер, – Флетч приставил лыжи к Барбаре и стянул через голову купленный в Лондоне свитер. – Жарко.

– Возможно, у кого-нибудь из местных может возникнуть желание украсить лыжами стену, – таможенник, похоже, рассуждал сам с собой. – Если у кого-то такие большие стены, почему нет?

– Поначалу мы собирались в Колорадо, – пояснил Флетч. – Кататься на лыжах.

– И вы не успели покинуть самолет, когда он приземлился в Колорадо.

– Он там не приземлялся, – ответила Барбара. – Иначе я позвонила бы маме.

– Знаете, нам довольно затруднительно объяснить, почему мы прибыли в Кению с горными лыжами, – добавил Флетч. – Так уж получилось.

Таможенник почесал затылок.

– С моей работой не соскучишься.

– Мы обязаны увезти их обратно, – подчеркнула Барбара. – Это лыжи наших друзей.

– Раз уж они здесь, я бы хотел на них взглянуть.

– Разумеется, – Флетч расстегнул молнию одного чехла. Полицейский с автоматом отступил на шаг, взял оружие наизготовку. – Смотрите. Ничего, кроме лыж.

Таможенник, похоже, удивился.

– А это... – его руки нырнули в чехол. – Это лыжные палки?

– Совершенно верно.

Таможенник вновь что-то записал в блокнот.

– Горные лыжи такие громоздкие. Не очень удобно возить их с собой, зная, что не удастся использовать их по назначению.

– И очень утомительно, – добавила Барбара.

– Мне они очень нравятся, – Флетч застегнул молнию.

– Могу я взглянуть на ваш багаж? – просил таможенник.

– Конечно, конечно, – Флетч отдал лыжи Барбаре и раскрыл свой большой рюкзак. Сверху лежала книжка с игривым названием «Как и где трахаться». – О Господи, – он вспомнил, что книжку сунул в рюкзак Олстон. Быстро он убрал книгу.

Таможенник провел рукой по нейлону лыжных брюк Флетча.

– Какой хороший материал. Совсем как женская кожа. Вы носите эти брюки?

Флетч шумно глотнул.

– Когда катаюсь на лыжах.

– О, я вижу. Это лыжные брюки?

– Да.

Рука таможенника зарывалась все глубже и глубже.

– Одежда, словно с Луны.

– Мы земляне, – возразила Барбара.

– В такой одежде катаются на лыжах, – добавил Флетч.

– Ваш мешок набит лыжной одеждой, – подвел итог осмотра таможенник.

– Похоже, что так, – согласился Флетч.

– Если люди приезжают в Кению отдыхать, обычно они привозят с собой шорты. Пиджаки из легкой ткани. Соломенные шляпы, защищающие от солнца. Купальные костюмы. Туристские ботинки.

– О, я вижу, – Флетч быстро вбирал в себя местные привычки.

Таможенник знаком показал, что рюкзак можно закрывать.

– Боюсь, вам не слишком понравится отдых в Кении, если вы не откажетесь от намерения покататься на горных лыжах.

Флетч бросил «Как и где трахаться» в рюкзак, застегнул молнию.

– Отдыхать – не работать.

Глава 8

Флетч протянул Барбаре стодолларовый банкнот.

– Пойди, пожалуйста, в пункт обмена валюты и обменяй сотенную на местные деньги.

Как только они прошли таможенный контроль, пятеро мальчуганов схватили лыжи и потащили их к выходу. Мужчина подхватил их вещи. Остальные просто кричали: «Такси!»

– А ты куда?

– В туалет. Нам нужны деньги на такси.

– А какой курс обмена?

– Примерно один к одному.

– Хорошо.

В туалете был только один мужчина. Худощавый, в костюме и рубашке защитного цвета. Лысеющий. С тонкой полоской усов. Он мыл руки.

Сидя в кабинке, Флетч видел коричневые ботинки мужчины. Вода лилась в раковину.

Дверь в туалет открылась. В поле зрения Флетча попали черные ботинки под темными брюками. Коричневые ботинки повернулись. Мужчины заговорили на языке, который Флетч не понимал. Их голоса едва прорывались сквозь шум бегущей воды. Затем один мужчина закричал. Закричал и второй. Теперь они кричали оба. Ноги задвигались все быстрее. Вперед, назад, в сторону, словно в каком-то танце. Черный ботинок ударил по щиколотке над коричневым. Потом черные ботинки повело вправо. Коричневые устремились к двери. Вода все текла.

Флетч вышел из кабинки, подтягивая джинсы. Прижал одну руку к животу, вторую – ко рту.

Кровь на зеркале, белых раковинах, на полу.

Человеческое тело в углу, прижавшееся к стене. Неестественно повернутая голова. Белая рубашка с огромным кровяным пятном. Кровь на темных брюках. Отвалившаяся челюсть, остекленевшие глаза.

Вода бежала в раковину. В ней лежал нож. В красной воде.

Руки Флетча не смогли остановить неизбежного. Он шагнул к ближайшей от двери раковине. Его вырвало. Он смыл блевотину водой. Его снова вырвало.

Вымыв раковину второй раз, Флетч плеснул холодной водой себе в лицо, вытер мокрой рукой шею.

Обмотав руку подолом рубашки, открыл дверь.

С гулко бьющимся сердцем, на негнущихся ногах, направился к стоянке такси, на ходу заталкивая рубашку в джинсы.

Глава 9

За стенами аэропорта Найроби ослепительно сияло солнце. Барбара показывала шоферу такси, как прижать лыжи рюкзаком, чтобы они не вывалились из багажника. Вокруг стояло много людей. Всех их интересовала проблема транспортировки лыж в багажнике такси.

Флетч прямым ходом направился к машине. Открыл дверцу, плюхнулся на заднее сиденье. Опустил стекло. Глубоко вдохнул сухой, теплый воздух.

Наклонившись к окошку, Барбара пристально смотрела на мужа.

– Нас отвезут в «Норфолк» за сто семьдесят шиллингов. Деньги я поменяла в отделении банка, прямо в аэропорту, – глаза ее сузились. – Что с тобой? Что случилось?

– Залезай в машину.

Она села рядом.

– Не можешь привыкнуть к изменению часового пояса?

– Закрой дверцу.

– Ты ужасно выглядишь. Флетч, что произошло?

– Я только что видел, как убили человека, – тихо ответил он. – Зарезали ножом. Насмерть. Кровь, – он прикрыл глаза рукой. – Везде кровь.

– Мой Бог! Ты это серьезно? – Барбара придвинулась к нему. – Где?

– В мужском туалете.

Она тоже говорила тихим голосом.

– Что значит, ты видел, как убили человека? Какой кошмар.

Шофер такси пытался закрепить незакрывающуюся крышку багажника. Флетч сидел, закрыв глаза, опустив голову, растирая пальцами виски.

– Когда я вошел в туалет, какой-то мужчина мыл руки над раковиной. Я прошел в кабинку. Пока я там сидел, вошел второй мужчина. Они начали кричать друг на друга. Под дверью я видел, как задвигались их ноги. Затем последовал громкий крик одного, – Барбара положила руку на плечо Флетча. – Я выскочил из кабинки. Второй мужчина, которого я не видел раньше, скрючился в углу, мертвый. Кровь лилась из-под его ребер. Выпачкала рубашку, брюки, пол, стены, раковину. Его открытые, остекленевшие глаза смотрели на дверь. Вода так и бежала в раковину, над которой первый мужчина мыл руки. В воде лежал нож. Во все еще красной воде.

– Ты уверен, что он умер?

– Он не мигал.

– Мой Бог, Флетч, что же нам делать? – через закрытое стекло она посмотрела на здание аэропорта.

– Не знаю. Что мы можем сделать?

– А что ты уже сделал?

– Проблевался.

– Это заметно.

– В другую раковину. Потом все смыл,

– Какой ты у нас чистюля, – она взяла его руку в свои. – Ты думаешь, об этом еще никто не знает?

Флетч оглядел стоящих у такси людей.

– Похоже, что нет. Их по-прежнему интересуют наши лыжи.

– Мы должны кому-то сказать, – она протянула руку к дверце.

– Подожди, – Флетч перехватил ее руку. – Дай подумать.

– А о чем тут думать? Случилось ужасное. Убили человека. Ты это видел. Ты должен об этом сказать.

– Барбара, подожди.

– Ты сможешь опознать убийцу? Мужчину, который был в мужском туалете до твоего прихода?

– Да.

– И как он выглядел?

– Среднего возраста. Худощавый. Редеющие, песочные волосы. Тоненькая полоска усов. Рубашка, брюки, пиджак цвета хаки.

– О чем они говорили?

– Не знаю. Другой язык. Скорее всего, португальский.

– Флетч, мы должны кому-то сказать.

– Барбара, ты не думаешь...

– О чем тут думать? Ты видел, как убили человека.

– Мы только что прибыли в Кению. Мы не знаем, какие здесь порядки. Из-за лыж, нашего лыжного гардероба во время таможенного досмотра мы выглядели как клоуны.

– Действительно, ситуация забавная.

– Да. И пресса обязательно отметит, что мы вели себя неестественно. Словно не до конца понимали, где мы и почему.

– Так оно и было. Во всяком случае, со мной.

– Я знаю. Я видел подобные заметки. Барбара, мы привлекли внимание двух вооруженных полицейских. Или солдат.

– Привлекли.

– Что мы делаем в Кении?

– Что мы делаем в Кении с лыжами?

– Мы приехали, чтобы встретиться с моим отцом. Докажите. Вот размытое дождем письмо-приглашение. Но прочесть-то его нельзя! Позиция у нас слабенькая.

– Но ты просто известишь власти о совершенном убийстве!

– Я не хочу иметь ни малейшего отношения к убийству. Это не Калифорния. Мы только что прибыли в чужую страну. Мы не знаем, какие здесь порядки. Я вхожу в туалет. Вижу там человека. Живого. А потом выхожу и говорю полиции, что в туалете покойник. И ты думаешь, кто-нибудь поверит, что я тут ни при чем? Перестань, Барбара. Что бы ты подумала на их месте? Я пролетел полсвета не для того, чтобы, ступив на землю, оказаться за решеткой, в наручниках и ножных кандалах.

– Кто-нибудь видел, как ты заходил в мужской туалет?

– Откуда мне знать?

– Или выходил?

– Барбара...

– Ты прав. Пока полиция не поймает настоящего убийцу, лучшего подозреваемого, чем ты, ей не найти.

– А причиной стычки могла быть пустяковая ссора. В аэропортах такое не редкость.

– И у тебя нет доказательств того, что в туалете был третий мужчина?

– Только мое слово. А можно ли верить на слово тому, кто прибыл на экватор с лыжами и теплой одеждой, размахивая смытым дождем приглашением от человека, много лет тому назад признанного в Калифорнии умершим?

– Действительно, позиция шаткая.

– Почва просто уходит из-под ног.

– Флетч, не слишком ли быстро разворачиваются события?

– Да уж. Тут не до развлечений, на которые мы так надеялись.

Барбара вновь посмотрела на здание аэропорта.

– Почему твой отец не встретил нас? Он же пилот! И должен знать, где находится аэропорт!

Флетч не ответил. Лишь шумно выдохнул.

– У тебя воняет изо рта. Как от старого кота. Тебя все еще тошнит?

– Как хорошо, что «Бритиш эйр» не переусердствовала с завтраком.

Шофер прошел мимо окна Флетча.

– Барбара, в присутствии шофера ничего об этом не говори. У него наверняка отличный слух.

Барбара вздохнула.

– Как скажешь.

Прежде чем завести двигатель, шофер повернулся и посмотрел на Флетча.

– Jambo.

– Habari, – выдохнул Флетч.

Шофер наморщил лоб.

– Mzuri sana[8].

– Моему мужу нехорошо, – пояснила Барбара. – Наверное, что-то съел.

Тут Флетч впервые услышал еще одно любимое слово кенийцев.

– Жаль.

И как мог Флетч увидеть то, что он видел, в стране, где все, включая высоких, широкоплечих водителей такси, говорили столь певуче, мелодичными, бархатными голосами: «О, я вижу, жаль». Чистенький туалет за несколько секунд залила кровь. Словно из куриного яйца вылупилась змея. Флетч потер глаза ладонями, стирая образ мужчины, сидящего в луже крови, с залитой кровью рубашкой, с немигающими, уставившимися на дверь глазами.

– Черт! – вырвалось у Барбары. – Твой отец не встретил нас в аэропорту.

– Похоже, что нет, – согласился Флетч. Набирая скорость, такси миновало группу людей, садящихся в автобус. Из-за автобуса вышел мужчина, которого Флетч видел в туалете, с редеющими волосами, тонкой полоской усов. Убийца. Пиджак он снял и нес его на руке. Кое-где на брючинах темнели еще влажные бурые пятна.

– Эй, постойте.

Такси замедлило ход. Шофер посмотрел на Флетча в зеркало заднего обзора.

– Тебя опять тошнит? – участливо спросила Барбара.

Мужчина, убийца, стоял, взявшись за ручку припаркованной у тротуара машины. Оглядываясь.

Флетча действительно едва не вырвало.

– Поехали, – распорядилась Барбара. – Он оклемается.

Такси выехало с площади перед аэропортом.

– Тебе уже лучше? – Барбара взяла Флетча за руку.

– Да. Это шок. Я не ожидал увидеть такое.

– А кто ожидал? – она сжала его руку. – Добро пожаловать в Африку.

– И вообще, как нас сюда занесло?

– По приезде в горнолыжный комплекс в Колорадо каждого угощают чашкой горячего шоколада.

– Почему-то мне представляется, что подобный прием организован без участия Кенийского туристического бюро.

– Это точно. Но я ожидала, что нас встретит твой отец. Он знал, когда мы прилетаем. И его помощь пришлась бы кстати.

Вновь Флетч шумно выдохнул.

От аэропорта в Найроби они ехали малой скоростью, и Флетч начал проявлять все больший интерес к окружающей действительности.

А водитель то и дело с беспокойством посматривал на поднимающуюся крышку багажника.

Лыжи, высовывающиеся из багажника такси, следующего в Найроби, привлекали всеобщее внимание. Другие водители улыбались Флетчу и Барбаре; обгоняя, нажимали на клаксоны, махали руками, показывая, что ценят хорошую шутку. Пешеходы показывали на лыжи пальцами. Некоторые знали, что торчит из багажника, другие прикидывались, что знали. Но, так или иначе, два синих чехла, торчащих, словно слоновьи бивни, из багажника «мерседеса», являли собой запоминающееся зрелище.

Когда они выехали на кольцевую дорожную развязку, Флетч заметил слева от себя детский парк, утыканный шестами с огромными дорожными знаками:

«Стоп», «Железнодорожный переезд», «Жди», «Иди», «Внимание».

– Здешние люди любят своих детей, – заметил Флетч.

Барбара хмуро посмотрела на него.

– Детей любят везде.

– Мне не доводилось видеть городского парка, пред назначенного для обучения детей правилам дорожного движения.

Такси притормозило перед U-образным поворотом и подъехало к парадной двери отеля «Норфолк».

– Не может быть, – ахнула Барбара.

– Что, не может? Какая красота.

Отель выглядел, как охотничий домик эпохи Тюдоров[9], перенесенный под жаркое экваториальное солнце. Широкая крытая веранда – бар-ресторан – занимала никак не меньше половины фасада здания.

– Посмотри на этих людей, – фыркнула Барбара.

– А что такое?

– Да ничего, – отмахнулась Барбара. – Какие у меня проблемы? Разве что вылезти из машины на глазах у всех этих людей в компании молодого человека, которого, в этом едва ли у кого появится сомнение, только что вывернуло наизнанку, положить лыжи на плечо и войти в отель в тропиках. Пустяки.

– Ладно, – Флетч начал выбираться из кабины. – Оставайся здесь. Я пришлю тебе яйцо всмятку.

– Или мы окажемся в кенийской тюрьме или в дурдоме, – Барбара последовала за ним.

– Расплатись с водителем, Барбара. Деньги у тебя.

– Я дам ему чаевые и попрошу забыть и простить нас.

Лыжи вытащил из багажника здоровяк-швейцар, занес в вестибюль и приставил к стене. С таким видом, будто ему приходилось таскать их по пять раз на дню.

На веранде несколько человек поднялись, подошли к окаймляющему ее парапету, кивнули Флетчу и Барбаре. В их взглядах читалось не столько любопытство, сколько недоумение.

Глава 10

– Слушаю? Короткая пауза. – Это мистер Флетчер?

– А говорю я тоже с мистером Флетчером? – вопросом на вопрос ответил Флетч.

Вновь пауза.

– Это мистер Карр. Вы все наверху?

– Кто все?

– Ваш отец с вами? С вами и вашей женой, в вашем номере?

– Я его не видел. Ни в Кении, ни в Америке.

– О. Мы собирались встретиться здесь, на веранде лорда Деламера. Выпить, познакомиться. Я-то полагал, что старик захочет, чтобы я приехал в аэропорт. Но я его понимаю. Первая встреча отца с сыном.

Барбара принимала душ.

– Вы понимаете куда больше, чем я. Флетч уже раскрыл свой рюкзак, достал бритвенные принадлежности.

– Я заказал столик на веранде. Он появится. Две пары лыж стояли у стены рядом с окном. В окно Флетч видел бесчисленные цветочные клумбы.

– Я сейчас спущусь, – пообещал Флетч. – Как я вас узнаю?

– Вы сразу заметите двух достойных джентльменов с бокалами в руках, не сводящих глаз с двери.

Флетч хохотнул.

– Отлично. Но вам все-таки придется чуть-чуть подождать. Последние несколько месяцев мы не вылезали из самолетов. Так что вы не захотите знаться со мной, если я не приму душ и не побреюсь.

– Понятно, – рассмеялся и Карр. – Значит, за нашим столиком грязнуль не будет.

– Ты слышал, что звонил телефон? – Барбара вышла из ванной, завернутая в полотенце.

– Да, – сбросив рубашку, Флетч направился в ванную с бритвенными принадлежностями.

– Звонил твой отец?

– Нет.

– Полиция?

– С какой стати? Друг моего отца, которого тот пригласил, как я понимаю, для моральной поддержки. Они будут ждать нас внизу, на веранде.

– А почему не позвонил твой отец?

– Он еще не приехал. Барбара!

– Да, дорогой?

– Если уж мы решили пожениться...

– Мы уже поженились.

– Или мне придется отрастить бороду, или я должен видеть свою физиономию в зеркале.

– Ты же сказал, что я могу принять душ первой.

– Зачем заполнять ванную паром? Разве обязательно принимать душ с закрытой дверью? – в ванной стоял параллельный телефон. – В каком столетии ты живешь? Кто сейчас закрывает дверь, принимая душ?

– Тут очень сухой воздух. Пар сейчас исчезнет.

Флетч протер зеркало полотенцем.

– Я ужасно выгляжу.

– Это точно, – кивнула Барбара. – Я и пыталась избавить тебя от лицезрения собственной физиономии.

– И правильно, – он уже брился.

– А как ты себя чувствуешь?

– Ноги не дрожат. Думаю, выживу.

– Если тебе нехорошо, ты можешь прилечь. А с этими людьми... со своим отцом встретишься завтра.

– Это еще почему?

– Одного стресса на день более чем достаточно. Не так ли говорил Аристотель?

– Аристотель сказал: «Сегодня очень хороша жареная баранина».

– Слишком уж ты все осовремениваешь.

Когда он вышел из душа, Барбара не сменила полотенца на другой наряд, но все вещи лежали на полу, кровати, стульях, креслах. Свитера. Лыжные ботинки. Лыжные очки. Перчатки. Коробка с лыжными мазями.

Чувствовалось, что Барбара в замешательстве.

– А где моя одежда? – спросил Флетч.

– В прачечной.

– Какой прачечной?

– Пришел какой-то человек и спросил, не надо ли чего постирать. Я дала ему твою одежду.

– Какая ты великодушная.

– И свою тоже. Все, что было на нас в самолете.

– А другая одежда у меня есть? Которую можно носить?

– Нет, – честно призналась Барбара. – И у меня тоже. Практически ничего, – она обвела комнату рукой. – Только лыжное снаряжение.

– Даже джинсов нет?

– Я сказала Олстону, что не хочу видеть тебя в джинсах в наш медовый месяц. Или теннисных туфлях. Только в лыжном костюме.

– Великолепно.

Он присел на краешек кровати. Лег, не отрывая ступней от пола. В окружении свитеров и лыжных брюк.

– Ты все еще мокрый.

– Я не простужусь.

Барбара сняла с себя полотенце. Вытерла им Флетча, с плеч до щиколоток.

– Ты забыла про пятки, – заметил Флетч.

– Подними ноги. Остальное, я вижу, и так стоит.

Барбара опустилась на колени. Он положил ноги ей на плечи.

– Каланча. Флагшток. Башня, – она покачала указанный предмет. – Ничего похожего не сыскать. Твердый и гибкий.

– Насколько мне известно, таких штучек многие миллионы.

– Это единственный, за который я ухватилась.

– Тут ты права.

– И что мне с ним делать?

– Что хочешь. При необходимости я отращу другой.

– М-м-м-м-м-м.

– Мой отец...

– Где мои теннисные туфли? – спросил Флетч.

– Я отдала их мужчине из прачечной. Сомневаюсь, что тебе их вернут.

Флетч стоял посреди комнаты. Он принял душ второй раз и теперь вода капала на пол.

– Наверное, они уже набрались, – Барбара лежала на каких-то лыжных одеждах, сброшенных на пол и смотрела в потолок.

– Кто?

– Твой отец и его приятель. Расслабились. Ты тоже расслабился.

– Я подумал, что он может и подождать. Барбара перекатилась на бок, согнула одну ногу.

– Ты куда лучше выглядишь. Даже порозовел.

– Барбара, мне придется пойти на первую в жизни встречу с отцом в лыжном костюме в Экваториальной Африке. Какой цвет ты порекомендуешь, зеленовато-синий или ярко-желтый?

– Лучше синий. Событие почти что официальное.

– Лыжные ботинки!

– Мне пойти с тобой?

– А как ты думаешь?

– Я думаю позвонить маме. Она наверняка волнуется. Я же обещала позвонить ей из Колорадо.

– Может, мне действительно лучше спуститься к нему одному?

– А моральная поддержка тебе не нужна?

– С моралью у меня все в порядке, – Флетч уже натягивал зеленовато-синие, плотно облегающие нейлоновые брюки.

– Она небось обзвонила все авиалинии, полицию, больницы, морги. Наверное, от волнения не находит себе места.

– Да, я как-то не подумал. Нужно было попросить Олстона перезвонить ей.

– И что бы он ей сказал? «Добрый вечер, миссис Ролтон. Флетч увез вашу дочь в Африку. Кажется, хочет продать ее в один из тамошних гаремов», – Барбара вновь улеглась на спину. – О Господи. А что скажу я? «Привет, ма. Со снегом тут негусто. Мы в Африке».

– Какой из этих свитеров самый тонкий?

– Надень красный.

– По-моему, я в нем спарюсь.

– Закатай рукава. «Мы попали не куда собирались, а совсем в другое место, перелетев через два континента, разделенные безбрежным океаном».

– Просто скажи ей, что у тебя все в порядке. Вытянув ноги, она оторвала их от пола и держала на весу, тренируя мышцы живота.

– Ты не намерен обратиться в полицию?

Флетч как раз надевал лыжные ботинки.

– Не будем валить все в одну кучу. Сначала надо встретиться с отцом.

– »Эй, мам! Помнишь мои ярко-зеленые шорты? Не могла бы ты переслать их мне в Найроби?» Может, начать с этого?

– Звучит неплохо, – покончив с ботинками, он присел и поцеловал Барбару.

Она пробежалась пальцами по выпуклости между ног.

– М-м-м-м. Приятное ощущение, даже через материю.

– И таможеннику понравился материал.

– Странные здесь таможенники.

У двери Флетч обернулся.

– Так ты скоро спустишься?

Барбара перекатилась на живот.

– Конечно. Я же сказала, что присоединюсь к вашей мужской компании.

Глава 11

Только один достойный джентльмен, с высоким стаканом в руке, не отрывал взгляда от двери, когда Флетч появился на веранде лорда Деламера в лыжных ботинках, лыжных зеленовато-синих брюках, красном свитере (с закатанными рукавами) и солнцезащитных очках. Во всяком случае, только у этого джентльмена при виде Флетча глаза вылезли из орбит и отвисла челюсть.

Остальные удостоили Флетча лишь мимолетным взглядами, продолжая непринужденную беседу.

Мужчина приподнялся, и Флетч направился к нему.

Мужчина протянул руку.

– Я – Карр. Четырехдверная модель.

– Мой отец еще не подошел? – спросил Флетч, пожимая протянутую руку.

– Не представляю себе, что могло с ним произойти, – мужчина вновь сел.

Пива в его бокале практически не осталось. Сидел он за круглым столиком в окружении трех пустых стульев. Флетч устроился напротив.

– У вас ослепительный наряд, – отметил Карр. – Потрясающий. Такую, значит, одежду носят сейчас американцы?

– Когда катаются на лыжах, – уточнил Флетч высказанное Карром предположение.

За соседним столиком сидели двое пузатых мужчин в рубашках с короткими рукавами, лысеющие, с раскрасневшимися физиономиями, длинными усами. За другим – женщина в черном, в черной же широкополой шляпе. Ее кавалер был в двубортном синем блейзере, белой рубашке, красном галстуке. С напомаженными волосами. Еще за одним – шестеро студентов, юношей и девушек, белых и черных, одетых в обрезанные джинсы и тенниски. Рядом с ними о чем-то беседовали два бизнесмена. Их брифкейсы стояли на полу. А белизна воротников и манжет прекрасно гармонировала с чернотой кожи и костюмов. На другом конце веранды за столиком сидели три женщины в ярких сари. Большинство остальных посетителей ресторана отдавали предпочтение рубашкам цвета хаки, с длинными или короткими рукавами.

– Вы играете на гитаре? – спросил Карр.

– Нет, – ответил Флетч. – Не дал Бог таланта.

Сам Карр был в шортах, гольфах и рубашке с короткими рукавами того же цвета хаки. Крупный, среднего возраста мужчина, широкоплечий и мускулистый. Редеющие, светлые волосы. Загорелое лицо, с конопушками на носу, ясные, чистые глаза.

– Как вам понравился «Норфолк»? – спросил Карр.

– Такое ощущение, будто его действительно построили в пятнадцатом веке.

Карр хохотнул.

– Это точно. В не столь уж давние годы всадники, пропылившись в пути, мучимые жаждой, подъезжали к бару прямо на лошадях. Тогда на веранде был бар, а не дорогой ресторан. Из-за большой потери жидкости спиртное било им в голову, и они начинали палить в потолок, не осушив и первого стакана, – он вновь хохотнул. – Я уж и не упомню, сколько раз меня выбрасывали отсюда.

– Я понимаю, – впрочем, Флетч позволил себе усомниться в достоверности последней фразы Карра.

– Красный, белый, синий.

Флетч глянул на зеленовато-синие брюки, красный свитер.

– А где белый?

– Это вы.

– О, да. Я забыл.

– Jambo, – обратился к Флетчу молодой официант.

– Jambo. Habari?

– Habari, bwana.

– Mzuri sana.

– Мой бог! – воскликнул Карр. – Вы говорите на суахили.

– Почему нет? – Флетч посмотрел на часы. – Я здесь уже два с половиной часа.

Карр ответил долгим взглядом, потом повернулся к официанту.

– Beeri mbili, tafahadhali, – он взял со стола стакан. – Baridi.

– Baridi, – повторил Флетч. Карр рассмеялся.

– Молодец! – официант отошел. – Американцы никогда не жаловали иностранные языки.

Флетч смотрел на университет Найроби, располагавшийся на другой стороне проспекта Гарри Туку.

– Мой отец говорит на суахили?

– Да, конечно, И еще на бог знает скольких языках. Приходится, знаете ли, если летаешь на маленьких самолетах по всему миру. Здесь девяносто процентов населения говорит по-английски, девяносто – на суахили и девяносто – на языке, по крайней мере, одного племени.

– А вы?

– Что, я?

– Вы можете говорить на английском, американском, южноафриканском и, я полагаю, австралийском. Так?

– Только не на австралийском. Для этого требуется слишком много усилий. Я – кениец. Поменял английский паспорт на кенийский и нисколько об этом не сожалею. Живу здесь и очень этим доволен. Очень демократичная в национальном вопросе страна, знаете ли.

– Вы – пилот?

– Пока еще летаю.

– Мужчина, появившийся на моей свадьбе в прошлую субботу, не произнес ни слова, но передал мне конверт с авиабилетами. Мне показалось, что он пилот, – Флетч потел. Свитер колол кожу. – Невысокого роста, в хаки, синий галстук.

– Интернациональное братство пилотов.

– А где вы летали?

– Латинская Америка, Индия, Америка. Опять же, Африка.

– Контрабанда?

– Не по моей части.

– А мой отец?

– Он тоже этим не занимается.

Официант принес высокий стакан с пивом. Флетч взял стакан со словами: «Благодарю, bwana». Карр улыбнулся. Поставил свой недопитый стакан на поднос официанта.

– Как поживает мой отец? – спросил Флетч.

– У всех нас бывали лучшие дни.

– Он, должно быть, богат.

– Почему вы так решили?

– Билеты на двоих, тысяча долларов, этот отель. Набегает приличная сумма.

– Если разделить на все ваши годы, получится не так уж и много. Вы от него что-нибудь получали?

– Никогда.

– Вы прилетели только из-за его богатства?

– Нет, в основном из любопытства.

– Он небогат.

– А как он узнал, что я женюсь? Точное время, место... Я сам едва успел приехать.

Карр внимательно изучал свои мозолистые ладони.

– Полагаю, ваш отец постоянно был в курсе того, что происходило с вами.

– Я ему ничего не писал.

– Получал о вас самую разнообразную информацию. Я видел у него ваши фотографии.

– Мои?

– На школьном дворе. На улице. В футбольной форме. На пляже.

– Все эти старикашки, что фотографировали меня!

– Полагаю, пилоты.

Флетч широко улыбнулся.

– Все эти годы я думал, что меня снимают исключительно из-за моей фотогеничности.

– Полагаю, вы никогда не видели его фотографии?

– Нет.

– А что вам говорили?

– Меня убедили, что он мертв. Суд признал его мертвым, когда я пошел во второй класс. А в прошлую субботу выяснилось иное. Оказывается, моя мать всегда допускала, что он жив. Полагаю, она не хотела, чтобы я сорвался с места и отправился на поиски отца, а потом вернулся разочарованный, с пустыми руками.

Глаза Карра широко раскрылись. Он покачал головой.

– Вне всякого сомнения – это миссис Флетчер.

В дверях стояла Барбара, в лыжных ботинках, зеленовато-синих брюках и красном свитере с закатанными рукавами.

Глава 12

– Три кролика и, полагаю, пиво для дамы, – заказал Карр.

– Кролика, – повторила Барбара. – Американцы не едят кроликов.

Чуть раньше Карр предложил перекусить, раз уж они в ресторане.

Не успел официант отойти, как к столику подошел какой-то мужчина. Карр коротко представил его Барбаре и Флетчу, а потом заговорил с мужчиной о каких-то коробках с образцами посуды, которые мужчина просил доставить в Китале[10].

– Это твой отец? – прошептала Барбара.

– Его приятель. Тоже пилот. Фамилия Карр. Имени он не назвал.

– А где твой отец?

– Он не знает. Мне кажется, он недоволен. Его призвали для моральной поддержки, а мой старик не явился. Но он пытается изобразить радушного хозяина.

Разговор о коробках с посудой тем временем завершился.

– Кролик Питер, – промурлыкала Барбара. – Питер Трусохвостик. Братец Кролик.

– Мое имя – Питер, – повернулся Карр к Флетчу. – Но люди зовут меня Карр.

– Питер, – повторил Флетч.

– Я не могу есть Питера Трусохвостика, – подвела итог своим рассуждениям Барбара.

– Что? – переспросил Карр, словно не расслышав ее.

– Где отец Флетча? – выпалила Барбара.

Карр коротко глянул на дверь. Тяжело вздохнул.

– Если бы я знал.

– А вы не можете позвонить ему?

– Это не Европа, – покачал головой Карр. – И не Штаты. Если человек не приходит на встречу, маловероятно, чтобы он оказался рядом с телефоном.

– Я позвонила маме, – Барбара повернулась к Флетчу.

– И что ты ей сказала?

– Буквально следующее: «Я в Найроби, в Кении, в Восточной Африке, провожу медовый месяц с моим обожаемым Флетчем, у нас все в полном порядке, извини, что не смогла позвонить из Колорадо и заставила тебя волноваться».

– Вы уловили суть, – покивал Карр. – Проще дозвониться до другого континента, чем до дома на соседней улице.

– И что она ответила?

– Она подумала, что я шучу. И сказала: «Этот парень, за которого ты вышла замуж, он хоть когда-нибудь бывает там, где ему положено быть? Какой-то он странный. Так жить нельзя, Барбара».

Карр пытался уловить выражение глаз Флетча сквозь солнцезащитные очки.

Флетч снял очки и положил их на стол.

– Она сказала, что я должна незамедлительно вернуться домой и развестись с тобой.

– Каковы твои планы?

– Сначала я хотела бы что-нибудь съесть. Но только не кролика.

– Сразу не поворачивайтесь, но к нам идет мужчина, на которого стоит взглянуть, – прервал их дискуссию Карр.

Мужчина надвигался на столик, как авианосец. Ростом под семь футов, весом за триста фунтов[11]. Огромная, абсолютно лысая голова. Мужчина и Карр кивнули друг другу.

Сел он за столик у самого поручня, на ярком солнце, лицом к двери. Достал газету и разложил ее на столе.

Мгновенно официант принес ему бутылку пива и высокий стакан.

– Обычно он не приходит раньше четырех часов, – заметил Карр.

– Кто он? – спросил Флетч.

Карр помедлил с ответом. Официант как раз расставлял тарелки.

– Его фамилия Дьюис. Дэн Дьюис.

– И чем он занимается?

Барбара внимательно разглядывала свою тарелку.

– Это не похоже на кролика.

– Преподает в школе.

– Держу пари, его ученики обращаются к нему «Bwana».

– Естественно, – кивнул Карр.

Барбара ткнула ножом принесенное ей блюдо.

– Сыр.

– Гренок с сыром, – уточнил Флетч.

– Эти кролики из сыра, – и Барбара набросилась на еду.

Официант отошел.

– Он стреляет в людей, – добавил Карр. – По ночам. Только по ночам.

Барбара едва не подавилась.

– В плохих людей. Бандитов. Некоторые говорят, что он работает на полицию. Убивает тех, против кого полиция не может собрать достаточно улик, чтобы передать дело в суд, людей, на которых, по мнению полиции, нет смысла тратить время и деньги. Судить, содержать в тюрьме, вешать.

– Он просто выходит на улицу и стреляет в людей?

– Стреляет он по одному разу. Из пистолета сорок пятого калибра. В затылок. Всегда точно.

Глаза Барбары вылезли из орбит.

– И он преподает в школе?

– Математику.

Барбара посмотрела на Флетча.

– Если он...

– Пожалуйста, не продолжай, – мягко оборвал ее Флетч.

Пока они ели, Флетч то и дело поглядывал на гиганта, читающего газету. Его лысая голова напоминала булыжник, который пришлось бы объезжать, попади он на дорогу.

– Вы работаете в газете? – спросил Карр.

– Да.

– Это хорошо. И что для газетчика самое важное?

– Быстрые ноги.

– И какая вам выгода от этой работы?

– Могу рассчитывать на роскошный некролог.

Карр повернулся к Барбаре.

– А вы?

– Я работаю в бутике. Продаю галифе.

– Галифе? Мой бог, странная у вас, американцев, мода.

– Как самочувствие? – спросил Карр, когда их тарелки опустели.

– Жарко, – пожаловалась Барбара.

Флетч оттянул горло свитера.

– Жарко.

– Здесь совсем не жарко, знаете ли, – возразил Карр. – Мы на высоте пять тысяч футов над уровнем моря.

– Склоны, однако, совсем сухие. И не хватает снега.

– Я имел в виду ваше общее самочувствие. Смену часовых поясов и так далее.

– У меня тело, словно чужое, – пожаловалась Барбара.

– День мы переживем, – добавил Флетч. – Надо сразу переходить на местное время, а не то мы не сможем перестроиться до отъезда.

Карр на мгновение задумался.

– Раз уж ваш отец так и не появляется... Как бы это сказать? Вы же репортер.

– Его здесь нет. И это не новость.

– Мне нужно съездить в одно место. По своим делам, – неожиданно лицо Карра покраснело. – Вы, я вижу, люди непредубежденные. То есть вас не смущает тот факт, что английский – не единственный в мире язык, а есть еще и суахили. Вы даже пытаетесь выучить несколько слов, – Барбара пристально смотрела на Карра, не понимая, к чему тот клонит. – У меня назначена встреча. Необычная встреча, – он вздохнул. – Ваш отец вот не пришел, а я не прийти не могу, – он почесал ухо. – Меня ждет местная колдунья.

– Колдунья, – повторил Флетч.

– Колдунья, – повторила Барбара.

– У меня возникли трудности, – Карр не смотрел ни на Флетча, ни на Барбару. – Кое-что никак не получается. Вот мне и нужно разобраться, в чем тут дело.

Барбара посмотрела на Флетча.

– Колдунья.

– По-моему, интересно, – отреагировал Флетч.

Карр глянул на часы.

– Ждать Флетча бессмысленно. Я хочу сказать, другого Флетча. Вы можете поехать со мной. Посмотрите окраины Найроби.

– А вы уверены, что мы не помешаем?

Карр рассмеялся.

– Нет, не уверен. Но что за жизнь без риска?

Барбара повернулась к Флетчу.

– Я думаю, если другой Флетч даже и появится здесь, у нас нет желания дожидаться его. Во всяком случае, сейчас.

Карр встал.

– Пойду за «лендровером». Оставил его неподалеку. У Национального театра. Я подъеду через несколько минут.

Глава 13

– Быстрее, – подгоняла Барбара Флетча. – Я кое-что хочу.

Они взбежали по лестнице на второй этаж.

– Что?

Они прошли мимо залитого солнцем дворика с разбитым в нем японским садом.

– Сними с меня эту одежду.

– Барбара, нет времени. Этому милому человеку надоело нас ждать еще утром. Он выпил почти все пиво, пока мы трахались.

– Ты расскажешь Карру о том, что видел утром в аэропорту?

– Я об этом думаю, – Флетч вставил ключ в замочную скважину. – Колдунья!

На комоде стояла новая пара теннисных туфель. Рядом лежала записка:

«Дорогой мистер Флетчер!

К огромному нашему сожалению, во время стирки ваши теннисные туфли превратились в лохмотья, а потому мы заменили их на новые. Приносим Вам извинения.

Управляющий отеля «Норфолк».

– Мои дырявые теннисные туфли! Какая жалость!

Барбара через его плечо прочитала записку.

– Как мило с их стороны, – в руке она держала ножницы.

– А что ты собираешься делать?

– Раздевайся.

– Раздеваться?

– Я не могу носить эту одежду. Я не могу видеть тебя в этой одежде. Нельзя же ходить на экваторе в таком виде.

– Моя жена нападает на меня с ножницами! Мы не прожили вместе и недели!

– Сними эти брюки, а не то я обрежу их прямо на тебе!

– Помогите! Дэн Дьюис! Спасите меня! В моем номере бандит!

Глава 14

Залитая ярким послеполуденным солнцем усадьба нежилась в деревенском покое.

Барбара и Флетч стояли во дворе, у деревянного забора.

Карр застыл перед колдуньей; его крепкие, мускулистые руки висели, как плети.

Она сидела на земле у входа в дом со стенами из перевитых прутьев, обмазанных глиной. Вытянув перед собой босые ноги, укрытые до колен черной юбкой. Голову знахарки украшала турецкая феска.

Ее муж, в дышащих на ладан шортах и пиджаке, без рубашки, сидел рядом на низком стульчике, не сводя с нее глаз, готовый выполнить любое указание.

Вместе эти почтенные старички весили никак не больше ста фунтов.

На другой стороне двора кучковались трое юношей в рваных шортах. Двое пьяно покачивались. У третьего неестественно ярко сияли глаза.

Старушка колдунья мелом нарисовала вокруг себя треугольник. Часть линии прошла не по земле, а по темной тряпке, что лежала сбоку. Тем же мелом забелила себе виски.

Затянула немелодичную песню – молитву или заклинание.

Муж протянул ей вазу с узким горлом. Раз за разом она вытряхивала из вазы на ладонь бусинки, бросала их на темную тряпку, передвигала, смотрела, как они ложатся относительно друг друга. Что-то побормотала, попела, собрала бусинки, бросила их в вазу, потрясла ее, вновь начала раскидывать бусины по тряпке.

Муж с неослабным вниманием следил за всеми ее манипуляциями.

По двору прошествовала курица.

По дороге в Тика, где жила колдунья, Карр в основном молчал.

Он ждал их у отеля в «лендровере». Улыбнулся, увидев, что зеленовато-синие штаны Барбары и Флетча превратились в шорты. Из красного свитера Барбара сделала Флетчу безрукавку с глубокими вырезами по бокам. Лыжные ботинки сменили новые белые теннисные туфли. Носки, правда, пришлось оставить шерстяные: других просто не было. Барбара надела одну из теннисок Флетча и резиновые сандалии.

– Этот наряд получше, – прокомментировал увиденное Карр. На выезде из Найроби они остановились в таверне «Синий пост» и выпили по чашке бульона в саду у небольшого водопада.

– Этот бульон целебный, – заметил Карр. – Излечивает все. Расстройство желудка. Разбитое сердце. Даже помогает адаптироваться к смене часовых поясов. Очень популярен. Варится из костей, – он обвел рукой окружающие холмы, – различных животных. С добавлением лекарственных трав. И еще бог знает чего, – от бульона першило в горле. Но, выпив его, Флетч действительно почувствовал прилив сил.

Карр проскочил нужный поворот, и ему пришлось сдать назад. Где бы они ни ехали, помимо легковушек и грузовиков по обеим сторонам шоссе они видели непрерывный поток людей в темных, из дешевой ткани брюках, рубашках, платьях, босых, идущих по обеим сторонам дороги. Им постоянно встречались стайки школьников, в особой форме: шорты, носки, ботинки (туфли), рубашка (блузка). Часто мужчина шел с ребенком или несколькими детьми. Карр свернул на проселок, петляющий по полю, засеянному кукурузой.

Совершенно невидимая с шоссе, посреди поля стояла маленькая деревушка, полдюжины расположенных на значительном расстоянии друг от друга хижин с коническими, из пальмовых листьев, крышами и обмазанными глиной стенами, каждая – окруженная крепким забором.

Колдунья вышла и села у двери как только они появились. О приезде Карра она, несомненно, знала заранее. Карр знаком предложил Барбаре и Флетчу отойти к забору. А сам встал перед колдуньей.

Внезапно третий юноша, с блестящими глазами, решительно направился к Флетчу и Барбаре. Втиснулся между ними. Они подвинулись. Юноша присел на корточки, лицом к колдунье и Карру.

Потом дернул Флетча за носок.

Флетч посмотрел вниз.

– Я – Джеймс, – представился юноша. – Сядьте.

Флетч согнул колени, но долго сидеть на корточках, как Джеймс, не смог. А потому опустился на пятую точку, сложив ноги по-турецки.

Точно так же поступила и Барбара.

Последовал их примеру и Джеймс. Одно его колено легло на ногу Флетча, второе – Барбары.

Флетч указал на жену.

– Барбара.

На себя.

– Флетч.

Глаза Джеймса широко раскрылись. Взгляд его уперся во Флетча, ушел в сторону. Затем Флетч услышал уже хорошо знакомое: «О, я вижу. Жаль».

– Что ты видишь?

– Я знаю о твоем отце, – пояснил Джеймс. – Потому-то и предложил тебе сесть. Видишь ли, такие дела занимают много времени, – он повернулся к Барбаре. – Будь осторожней, не обгори на солнце.

Барбара сидела спиной к забору. И подвинуться в какую-либо тень не могла.

– Ты знаешь, о чем спрашивает ее этот человек? – прошептал Джеймс, обращаясь к Флетчу.

Карр что-то сказал колдунье после того, как та нарисовала мелом треугольник и забелила виски.

– Он что-то говорил, но я ничего не понял.

– Он сказал, что пытается кое-что найти. И просит, чтобы она указала, где это находится.

– А зачем она намазала мелом виски? – спросила Барбара.

Джеймс посмотрел на нее так, словно она спросила, всегда ли солнце встает на востоке.

– Чтобы общаться со своими предками через богов на вершине горы Кения.

– О, я вижу, – откликнулся Флетч.

– Белое олицетворяет снег.

– Мел для нее – снег, – кивнула Барбара. Сидя у забора, под экваториальным солнцем, Флетч спросил: «А видела ли она настоящий снег?».

– Я сомневаюсь. Она гадает по бусинкам. Пять бусинок – мужчина, три – женщина, две – дом. Что-то в этом роде. Точно не знаю. Каждая бусинка означает что-то свое. Все очень сложно.

– Нужно много времени на то, чтобы этому выучиться, – изрекла Барбара.

– Выучиться, да, – согласился Джеймс. – Но она, видите ли, колдунья.

– Ты хочешь сказать, что она этому не училась?

– Конечно, училась. Но выучиться этому нельзя, если нет особого дара.

Джеймс вырвал выцветший от солнца волосок из ноги Флетча. Пристально разглядывал его, зажав между пальцами. Потом перевел взгляд на ноги Барбары. Вновь уставился на волосок.

– Забавно, должно быть, побыть белым.

Флетч услышал голос Барбары.

– Я ни у кого не видела такой черной кожи, как у тебя. Про тебя можно сказать, что ты очень черный, совсем как у нас про некоторых говорят, что у них очень белая кожа.

– Во мне нет крови белых, – ответил Джеймс. – Наверное, в Англии или Америке, или в другой стране, откуда вы приехали, негры совсем и не чернокожие. В них есть часть белой крови. Вам нравится быть белыми?

– Возражений нет, знаешь ли, – ответил Флетч.

Джеймс сдул волосок с пальцев.

– Я еще не решил, каким лучше быть, белым или черным.

– Тебя действительно зовут Джеймс? – спросил Флетч.

– А что?

– Это же не африканское имя, не так ли?

– И вы бы предпочли называть меня... – Джеймс запнулся, как бы придумывая имя. – ... Джума?

– Конечно. Почему нет?

– Вот и отлично. Должно быть, у вас уже есть знакомые Джеймсы, так что теперь вы не спутаете меня с ними.

– Это точно, Джим-Боб, – улыбнулась Барбара.

Джума хохотнул.

– Колдунья только что сказала этому человеку: «Ты ищешь то, чего не терял».

Действительно, старушка и Карр о чем-то говорили. Впрочем, до Флетча долетали лишь обрывки непонятных слов.

– Карр согласился?

– Карр сказал, что ищет какое-то место. Потерянное всеми давным-давно.

Карр наклонился над колдуньей. Старушка протянула к нему сложенные ладони. Карр плюнул в подставленную ему емкость. Флетч посмотрел на землю.

– Может, мне следует спросить у нее, где мой отец?

– Твой отец не потерялся, – ответил Джума. – Он здесь, в Кении, Флетч. Я его знаю.

– И что ты о нем знаешь?

– Он пилотирует самолеты. Я его видел. Карра я тоже видел. Я везде побывал.

– Ш-ш-ш, – призвала к тишине Барбара.

– Она говорит, что он найдет это место, – прошептал Джума, – но поиски будут сопряжены с трудностями. Тамошние мертвецы хотят, чтобы он нашел это место, ибо тогда их будут помнить, – он прислушался. – Она говорит, что он должен идти далеко-далеко на юг, где есть холмы, и искать реку.

Карр оглянулся, посмотрел на Флетча. Лицо его сияло.

– Вот оно, мумбо-юмбо, – пробормотала Барбара.

– Сколько тебе лет? – спросил Флетч.

Вновь Джума помедлил, словно придумывая ответ.

– Тридцать семь.

– Понятно, – кивнул Флетч.

Джума внимательно слушал. Положил руку на колено Флетча.

– Она говорит о тебе, – колдунья смотрела на бусинки, которые катала по тряпке. И разговаривала, похоже, с ними. – Она спрашивает, почему ты не подходишь.

Наморщив лоб, Карр смотрел на Флетча. Джума подтолкнул его.

– Вставай. Иди. Она хочет что-то тебе сказать.

Флетч поднялся. Отряхнул шорты от пыли. Пересек двор, встал перед колдуньей.

– Она желает знать, почему вы не говорили с ней, – пояснил Карр.

– У меня и в мыслях не было обидеть ее. Хорошо. Где мой отец?

Карр не успел сказать и двух слов, как старуха перебила его, обращаясь не к Флетчу, а к бусинкам.

Когда она замолчала, Карр перевел: «Она говорит, что вопроса у вас нет, но что-то вы должны сказать, или вам будет худо».

– Как это, худо?

Колдунья заговорила вновь.

– Она считает, что вы должны поговорить с ней. Вы таскаете ящик камней, который будет становиться тяжелее и тяжелее, пока у вас не подломятся ноги.

– У меня сильные ноги.

– Вы знаете, о чем она говорит?

– Возможно.

– Она говорит, что вы должны бросить этот ящик с камнями или уйти, потому что она не хочет видеть ваши подгибающиеся ноги.

Флетч посмотрел на двух парней, пьяно качающихся в солнечных лучах. Посмотрел на Барбару и Джуму, сидящих рядышком у забора, словно школьники, знающие друг друга с младенчества. Посмотрел на старушку, сидящую на земле у двери своей глинобитной хижины.

Посмотрел Карру в лицо.

– Они – мои камни.

Флетч первым покинул двор, чтобы колдунье не пришлось увидеть его подгибающиеся ноги.

Ударился головой о толстую ветвь, выгнутую аркой над воротами.

– Жаль, – услышал он голос Джумы.

– Чего ты сожалеешь? – Флетч потирал ушибленную голову. – Я сам виноват.

– Я сожалею, что ты ударил свою башку.

Вышла из ворот и Барбара, ее лицо и руки заметно подгорели.

За ней последовал Карр, похоже, очень довольный беседой с колдуньей.

Они направились к «лендроверу».

Из ворот, сильно покачиваясь, появились двое парней.

– Твои друзья крепко выпили, – заметил Флетч, повернувшись к Джуме.

– Друзья? – Джума не посмотрел ни на них, ни на Флетча. Он вглядывался в густые заросли кукурузы.

Глава 15

– Нет, я его не знаю, – улыбнулся Карр. – Я думал, он – ваш приятель.

На танцплощадке отеля «Шейд» Джума участвовал то ли в репетиции, то ли в первом представлении артистов. Танцевали они брейк. Вечер только начался, так что столики в основном пустовали. Артисты показывали Джуме одни элементы танца, он им – другие. Громко играл магнитофон.

– Он просто залез в кабину вместе с нами, – пояснила Барбара. Они сидели за маленьким деревянным столиком под зонтом. – Сначала сказал, что его зовут Джеймс. Потом добавил, что мы можем звать его Джума.

– Наверное, ему надо попасть в Найроби.

Карр уже заказал обед. Официантка принесла три высоких стакана с пивом.

– Я спросил, сколько ему лет, и он ответил: тридцать семь, – вставил Флетч.

– Ему тридцать семь, – кивнул Карр.

Они смотрели, как Джума волчком крутится на левом плече.

– Каждый год здесь два сезона дождей, – продолжил Карр. – Короткий и длинный. Спросите любого, сколько ему лет, и он ответит, сколько сезонов дождей миновало со дня его рождения. У Джумы, вот, тридцать семь. То есть ему восемнадцать с половиной.

– О, я вижу, – выдохнул Флетч. Ассимилировался он быстро.

По пути из усадьбы колдуньи в отель «Шейд» Карр устроил им небольшую экскурсию. Они побывали в бывшем поместье Карен Бликсен[12], известной так же, как Асек Дайнесен. Большинство туристических агентств еще не включило поместье в свои маршруты, и в невысоком каменном доме, окруженном несколькими акрами деревьев, лужаек и цветочных клумб, размещалась школа бизнеса. Они вышли из «лендровера» и походили вокруг – под решетками для вьющихся растений, меж деревьев с толстенными стволами на заднем дворе.

Барбара и Флетч посидели на каменных скамьях у двери черного хода, где Карен Бликсен принимала гостей и, возможно, писала о них свои книги.

– Дайнесен, Хемингуэй, Роарк, – проговорил Карр. – То было миллионы световых лет тому назад, по африканскому времени.

– Время, пространство, – Джума двинулся к «лендроверу». – От Африки они всегда в миллионах световых лет.

В сгущающихся сумерках, за столиком во дворе отеля «Шейд» Карр прочитал им небольшую лекцию.

– Вы должны знать, как понимают здесь время. Вы на экваторе. Солнце каждый день встает примерно в семь часов утра и заходит примерно в семь часов вечера. Восход, естественно, начало дня, а заход, соответственно, начало ночи. Так что, если кто-то говорит, что встретится с вами завтра в три, он имеет в виду десять часов утра. Завтра в десять означает пять часов пополудни. В пять вечера – в полночь.

– О, я вижу, – откликнулся Флетч.

– Именно из-за подобных мелочей возникают серьезные проблемы.

Официантка принесла большую тарелку с вареным мясом и миску с рисом. Поставила на стол три бумажные тарелки.

Карр взял рукой кусок мяса. Зачерпнул им, как ложкой, немного риса, отправил то и другое в рот.

– Может, следует спросить Джуму, не хочет ли он поесть? – полюбопытствовала Барбара.

– Сейчас он есть не хочет, – уверенно ответил Карр.

Брови Барбары взлетели вверх.

– Почему, bwana?

– Местные жители по традиции едят один раз в день, в девять или десять вечера, после того как спадет жара. Пища обычно очень калорийна, насыщена белком. Они уверены, что те, кто ест в дневную жару, болеют, толстеют, становятся ленивыми, – Карр оглядел столики, за которыми по-прежнему сидело лишь несколько человек. – Некоторые, переселившись в город и надев одежду из полиэстера, начинают есть три раза в день и очень скоро полнотой и одутловатостью уже не отличаются от среднего нью-йоркца.

Барбара наблюдала, как танцует Джума.

– Он не полный и не одутловатый.

– Совершенно верно. И сейчас есть он не хочет.

Флетч взял кусок мяса и, зачерпнув им риса, отправил в рот.

Прожевав, обратился к Карру.

– А что вы ищете?

– Простите?

– Что вы ищете? Или мне не следовало об этом спрашивать? В Тика Джума переводил нам ваш разговор с колдуньей. Вы сказали ей, что ищете какое-то место. И спросили, где оно находится.

– А, вы об этом, – протянул Карр.

– Может, это никого не касается, – одернула мужа Барбара.

Флетч пожал плечами.

– На мой вопрос можно и не отвечать.

– Вопрос можно и не задавать.

– Я репортер.

– Сейчас ты не на работе.

– Факел свободной прессы никогда не должен гаснуть.

В свете керосинового фонаря лицо Карра казалось куда более красным, чем обычно.

– Встречи с колдуньей мне не забыть до конца дней, – продолжала Барбара. – Я так рада, что вы взяли нас с собой. Вы говорили...

– Я ищу римский город, – прервал ее Карр.

– Что? – изумился Флетч.

– Как хорошо! – воскликнула Барбара. – Наконец-то ответ на один из твоих назойливых вопросов заставил тебя проглотить язык.

– Здесь?

Карр кивнул.

– В Восточной Африке.

– Чертовски далеко идти, – заметил Флетч. – Через Египет, Судан, Эфиопию... А как они могли преодолеть тысячи миль пустыни?

– Арабы могли, – напомнила ему Барбара. – Не везде там пустыня.

– По Красному морю, – пояснил Карр. – Обогнув Африканский Рог.

– На кораблях?

– Сомневались в этом лишь по одной причине: в Аденском заливе ветры и течения препятствуют продвижению в нужном направлении.

– Разве этого мало?

– Они шли на веслах.

– Долго же им пришлось грести.

– Долго. Признаю, задача перед ними стояла трудная. Но римляне не боялись трудностей и умели их преодолевать.

– А что влекло их сюда? – спросила Барбара.

– Пряности. Минералы. Драгоценные камни.

– Римляне покорили весь известный мир, – упорствовал Флетч. – Этот мир в то время еще не нанесли на карту.

– Справедливо, – согласился Карр. – По господствующему сейчас мнению считается, что нога римлянина не ступала в пределы Кении.

– Римский город в Кении, – Барбара покачала головой.

– От Рима до Кении не ближе, чем до Нью-Йорка, – не уступал Флетч.

– Римляне побывали в Америке, – напомнила ему Барбара.

– Но не строили там городов.

– Нет, – кивнула Барбара. – Они наелись лобстеров, а потом то ли умерли, то ли отправились домой. Типичные туристы.

– Я не думаю, что римляне стремились добраться до Америки, – вмешался Карр. – Их могло занести туда по ошибке, волей ветра и волн. А вот в Восточную Африку никто из европейцев не попадал по ошибке. Я думаю, римляне пришли сюда, обосновались здесь и жили довольно долгое время.

– Надеюсь, Барбара простит мне еще один назойливый вопрос. На чем основана ваша гипотеза?

– Честно говоря, здесь поговаривали о том, что в Лондоне нашли документальное подтверждение существования римского города на побережье Восточной Африки к югу от экватора. Это все, что мне доподлинно известно: ходят такие разговоры. Но я верил в это всегда, задолго до того, как услышал об этом лондонском документе.

– Почему?

– Масаи, – Карр откинулся на спинку стула. – Как можно, глядя на масаев, не верить, что римляне побывали в Кении?

Флетч потряс головой, показывая, что упустил мысль собеседника.

– Да, да, – покивал Карр. – Здесь есть племя, называющееся масаи. Ближайшие родственники банту, кузены самбуру. Масаи проживают на юге, по обе стороны кенийско-танзанийской границы, самбуру – на севере. Масаи – воинственное племя. Вооружены копьями. Щитами. Они носят тоги. С давних пор молодые юноши-масаи проходят курс интенсивной боевой подготовки, чтобы стать мораном, воином. В эту подготовку включены и специальные проверки на храбрость. Доподлинно известно, что боевая тактика маеаев находилась на очень высоком уровне, а их армия была прекрасно организована. Потому-то масаи с их луками и стрелами до начала двадцатого века успешно противостояли продвижению белых в глубь материка. Отступить их заставили лишь пулеметы и железные дороги. На побережье хозяйничали завоеватели. Лами, Малинди, Момбаса переходили из рук в руки. Были тут арабы, португальцы, еще бог знает кто. Но никто не решался углубляться в саванны Восточной Африки. Такой ужас наводили на всех масаи.

– Разве масаи не могли сами разработать боевую тактику? – спросила Барбара.

– Конечно, могли, – признал Карр. – Но некоторые боевые построения масаев пригодны только для городов. Здесь никогда не было городов, для действий в которых они могли бы их разработать. И почему все эти боевые приемы масаев плюс одежда так похожи на римские?

– Послушайте, а зачем африканскому племени перенимать военную дисциплину, принесенную другой культурой более двух тысяч лет тому назад? – спросил Флетч.

– Из-за своей конституции, – ответил Карр. – Масаи очень высокие. Очень худощавые. Традиционно их пищу составляют мясо, молоко и кровь.

– Святой боже, – выдохнула Барбара.

Карр ей улыбнулся.

– Их пот обладает удивительным запахом.

– Что?

– Да, да. Густой, терпкий запах, который можно расфасовывать по флаконам и продавать в вашем бутике.

– Духи «Пот масаи», – Барбара покачала головой. – Едва ли они будут пользоваться спросом.

– Масаи такие хрупкие, что не могут победить в рукопашной схватке. Как только их исконные враги кикуйю проникали в боевые порядки масаев, пускали в дело ноги и кулаки, масаи терпели поражение. Только римское боевое искусство позволило им пережить эти две тысячи лет.

На танцплощадке громыхала музыка.

– У женщин масаи такие узкие бедра, что они с трудом могут рожать детей, – продолжал аргументировать свою гипотезу Карр. – Им всегда требовались женщины других племен. И их военная доктрина ориентировалась не на оборону, а на нападение. Этому необычно высокому, худощавому народу приходилось вести войны, чтобы сохранить себя.

– Ух, – Флетч вновь потряс головой. – Колдунья. Римский город. Карр, вы удивительный человек.

Карр пожал плечами.

– Это мое хобби. Если что-нибудь получится, я, возможно, прославлюсь. Идея настолько безумная, что я не прочь проконсультироваться у местной колдуньи. А вдруг народная мудрость да поможет.

– И вы действительно тратите время и деньги на поиски этого мифического города? – спросила Барбара.

– И время, и деньги, – подтвердил Карр. – Я разбил поисковый лагерь. Шейла сейчас там.

– Шейла – ваша жена?

– Можно сказать, да. Мы вместе уже много лет.

Барбара застенчиво посмотрела на Карра.

– У кого-то из вас есть диплом по археологии или истории цивилизаций древности?

– Разумеется, нет. Мы едва кончили школу. Но уж поверьте мне, я не пропущу что-то необычное.

Флетч улыбнулся.

– Ваш лагерь на юге, среди холмов, у реки?

Карр кивнул.

– Именно так. Я решил, что римляне могли разбить город там, где не слишком жарко, есть источники чистой воды и река, по которой можно выйти в море.

Флетч отодвинулся от стола.

– Мы никому ничего не скажем.

Впрочем, он не мог предугадать, как отнесется Френк Джефф к этой истории. Лавины, оползни, землетрясения, авиакатастрофы, крушения поездов, массовые убийства, терроризм, взрывы бомб в аэропортах... Обязательно позвони, если встретишь что-то особенное...

Привет, Френк. Я тут ищу римский город, затерянный в джунглях на побережье Восточной Африки. Один из моих источников информации – колдунья из Тика...

Э, Френк...

– Говорите кому угодно, – возразил Карр. – Harambee. Пока это всего лишь забава. И более интересная, чем контрабандный вывоз слоновьих бивней.

– Отправляемся на поиски.

Карр улыбнулся Барбаре.

– Я думаю, козлятина понравилась вам больше говядины.

– Какая козлятина?

Карр встал.

– Если у вас будет возможность выбирать, всегда берите козлятину.

Барбара смотрела на пустые тарелки.

– Я ела козлятину?

– Козлятина гораздо нежнее говядины. И вкуснее.

– Я ела козлятину? Я съела козлика Билли?

Лицо Барбары внезапно скривилось, словно ее начало мутить.

На дорожке у отеля «Норфолк» Джума стоял, сложив руки на груди, широко расставив ноги. Карр только что уехал в «лендровере».

– В усадьбе в Тика ты сказал, что мои друзья пьяны, – обращался он к Флетчу.

– Извини, я не собирался обижать твоих друзей. Но мне показалось, что они крепко выпили.

– Почему ты решил, что они мои друзья?

– Пьянство – их личное дело и меня не касается.

– Как ты узнаешь, кто твой друг? И надо ли это знать?

– Что? – переспросила Барбара.

– Как ты определяешь, что кто-то – твой друг, а кто-то – нет?

– Что-то я тебя не понимаю, – ответил Флетч.

– Ты же решаешь, кто твой враг? Или дело обстоит иначе?

– О, я вижу.

– Когда вы пришли, я был с этими парнями. Пьяными. Я не знаю, друзья они мне или нет. Может, они мои враги. Как ты мог это определить?

Барбара замотала головой.

– Я очень, очень устала. Не нужно мне ничего определять.

Джума схватил ее за руку.

– И правильно!

– Барбара высказала правильную мысль?

Джума огляделся.

– Постоянно принимать такие решения очень трудно.

Джума повернулся и зашагал по улице.

– Хорошего отдыха! – крикнул он на прощание.

Барбара проводила его долгим взглядом.

– О каком отдыхе идет речь? Том, что у нас еще впереди?

– ...или он имел в виду тот отдых, что мы уже вкусили? – докончил Флетч.

– Ответа у меня нет, – Барбара взяла Флетча под руку и они зашагали к отелю. – Но он понимает, что Флетч – твой отец, и...

– ...ему меня жаль.

Глава 16

Флетч хотел начать разговор с подготовленной заранее фразы, пусть и использованной ранее, но с губ автоматически сорвалось стандартное: «Слушаю?».

– Как спалось?

– Неплохо, – тут Флетч решил воспользоваться домашней заготовкой. – А говорю я тоже с мистером Флетчером?

– Боюсь, что нет. Вас беспокоит Карр.

– О, – Флетч наконец приподнял голову с подушки и перекатился на живот. – Когда мы вернулись вчера вечером, нас ждала записка от моего отца. Он приезжал в отель во второй половине дня.

– Я знал, что он обязательно подъедет.

– И он обещал позвонить нам этим утром.

– Он, несомненно, намеревался позвонить.

– Уже утро, – за окном стоял серый полумрак. Лежащая рядом с ним Барбара еще не открыла глаз.

– Почти восемь часов, по местному времени. К моему удивлению, я внизу и собираюсь позавтракать. У меня лишь час свободного времени.

– Как мило с вашей стороны...

– Не хотелось будить вас, учитывая, что вы только с дороги, но ваш отец позвонил мне пару часов тому назад. Произошло непредвиденное. Если вы сможете окончательно проснуться и спуститесь вниз, я уеду с чувством честно выполненного долга.

– Что-то случилось с моим отцом?

– Да.

– Иду к вам.

– Кенийский кофе очень приятен на вкус, но вы, при желании, можете добавить молока или горячей воды.

Официант наполнил чашку Флетча черным кофе. Карр уже доканчивал фруктовый салат.

– Здешние ананасы, наверное, лучшие в мире.

– Барбара сейчас спустится.

– Это хорошо.

Середину столовой лорда Деламера занимал огромный круглый стол, уставленный разнообразными блюдами.

– Так что случилось?

– Старший Флетч позвонил мне примерно в половине шестого утра. Похоже, у него неприятности.

Кофе такой крепости пить Флетчу еще не доводилось. Так что пришлось последовать совету Карра и добавить горячей воды.

– Что за неприятности?

– По всему получается, что вчера в ожидании вашего прибытия старший Флетч перенервничал, – по-моему, это естественно – и уделил слишком много внимания местным напиткам.

– Он набрался?

– И потерял чувство времени и пространства.

– Так вот почему он не приехал.

– А днем, он не припомнит в котором часу, затеял ссору в кафе «Терновник». Кто-то, по его словам, оскорбил королеву.

– Какую королеву?

– Королеву Англии. Елизавету Вторую.

– А какое ему дело до королевы Англии? Он же родился и вырос в Монтане.

– Нам всем очень дорога королева Англии, старина. И она любит Кению. Посетила ее дважды.

Карр разрезал ножом яичницу, принесенную ему официантом.

– В общем, он начал махать кулаками. Вроде бы врезал двум или трем мужчинам, вроде бы слышал звон бьющейся посуды, вроде бы видел, как перевернулся один из столиков. А потом, у него, во всяком случае, сложилось такое впечатление, набросился на пытающегося успокоить его аскари. Почему бы вам не взять фруктов?

– Кто такой аскари?

– Охранник. Возможно, полицейский. Впрочем, при судебном разбирательстве это очень важная деталь.

– Он учинил драку.

– Так он говорит.

– Моя мать говорит, что точно так же он вел себя и в пятнадцать лет.

– Я бы мог процитировать вам четверостишие о том, что в каждом мужчине живет мальчишка, но я не столь большой знаток Вордсворта[13].

– И где он сейчас, в тюрьме?

– Еще нет. Он, как говорится, «лег на дно», чтобы прийти в себя и обдумать ситуацию. Я не стал спрашивать, откуда он звонит. Рано или поздно ему придется предстать перед судом. Найроби не Нью-Йорк или Лондон. Все знают, кто такой Флетчер. С другой стороны, люди не воспринимают подобные потасовки очень серьезно.

– Мама предупреждала, что ему свойственно исчезать в критические моменты.

– Правда? Так она и сказала? Какая она у вас умница. Понимает человеческую душу.

– Так почему он пригласил меня сюда, если мой приезд так взволновал его?

– Знать бы, где упадешь, подстелил бы соломку.

– Это тоже из Вордсворта?

– Возможно. Очень важно, кем был аскари, которого он ударил, частным охранником или полицейским.

– Вчера вы говорили, что закон здесь очень суров.

– Очень. И начисто лишен чувства юмора.

– Послушайте, Карр...

– Почему бы вам не позавтракать? Яичницу надо заказывать у официанта.

– Вы, вероятно, знаете, где сейчас мой отец.

– Вероятно.

– Почему бы мне не поехать к нему прямо сейчас? Может, я в чем-то помогу ему.

– У меня более интересное предложение. Почему бы вам не слетать со мной на озеро Туркана[14]? Мне нужно доставить туда одного ученого. Потом мы сразу же вернемся в Найроби. Вы поплаваете. Мы перекусим на пляже. Места там изумительные.

– Мой отец...

– Поставьте себя на его место, Флетч. У него жуткое похмелье. Возможно, разбитый нос. Его могут арестовать. В создавшейся ситуации у него, естественно, нет ни малейшего желания видеться с отличным парнем, на лице которого написано, что он никогда в жизни не совершал ничего предосудительного. Тем более, что этот парень придет к нему, предлагая свою помощь, и будет звать его папа.

– Я много чего совершал.

– Рад это слышать.

Флетч оглядел стол.

– Пожалуй, я позавтракаю.

– Завтрак – это единственное убежище, оставшееся у современного мужчины.

Наполняя тарелку, Флетч увидел вошедшую в столовую Барбару. Она поцеловала Карра в щеку и села за столик.

На тарелку Флетч положил несколько ломтиков ананаса, два вареных яйца, сосиски, ветчину и гренок.

Он также взял высокий стакан с апельсиновым соком.

– Я как раз объясняю вашей жене, что сегодня Флетча-старшего задержало серьезное дело, связанное с юриспруденцией. А потому я предлагаю вам обоим слетать со мной на озеро Туркана.

– Как мило с вашей стороны... – Барбара вопросительно посмотрела на Флетча.

– Полет займет два с половиной часа. И столько же обратно. Очень интересное озеро. Иногда его зовут Нефритовым морем. Места в самолете предостаточно. Он рассчитан на восемь пассажиров, а летит только один ученый. Доктор Маккой. Он не будет возражать против вашего присутствия.

– Мне так обрыдли самолеты... – начала Барбара. Карр глянул на часы.

– Дело в том, что мне пора. Я обещал доктору Маккою, что мы вылетим ровно в десять.

– Лети один, Флетч, – приняла решение Барбара. – Мне нужен день отдыха. Тут есть бассейн. Я еще не осмотрела вольеры с райскими птицами.

– Ты не боишься оставаться одна? – Флетч быстро очищал тарелку.

– Если мне станет скучно, я схожу в мечеть. Благо, она рядом с отелем. Я никогда не была в мечети.

– Я пошел за машиной. Пяти минут вам хватит, Флетч.

– Конечно.

После ухода Карра Барбара повернулась к мужу.

– Флетч, дорогой, тебе не кажется, что все, связанное с твоим отцом, идет наперекосяк?

Флетч допил кофе.

– Мы знали это до прибытия в Кению.

Глава 17

Барбара оттолкнула Флетча от зеркала в ванной.

– Неужели наша совместная жизнь всегда будет такой?

Флетч чистил зубы.

– О чем ты?

Барбара выдавила пасту на свою зубную щетку.

– Ты всегда будешь убегать от меня? И появляться черт знает где?

Она уже надела купальник.

– Карр приглашал нас обоих. Ты сказала, что не хочешь лететь. Тебе, мол, обрыдли самолеты и ты желаешь отдохнуть, проведя день у бассейна.

– Потрясающе, – фыркнула Барбара – Ты притаскиваешь меня в Восточную Африку, до смерти перепугав мою мать, а потом улетаешь черт знает куда, оставляя меня в каком-то отеле...

– Я согласился слетать на это озеро. Я думал, ты составишь мне компанию.

– Я сказала, что хочу остаться в отеле. И подумала, что ты присоединишься ко мне.

– Дай мне прополоскать рот. Пожалуйста. Барбара чуть-чуть подвинулась.

– Мы поженились. Знаменательное событие в жизни каждого человека. Облетели полсвета, абсолютно не подготовившись к такому путешествию. Удивительное событие. Только для того, чтобы повидаться с твоим отцом. Тоже важное событие, только он почему-то никак не выкроит для него время. Вчера ты видел, как кого-то зарезали в туалете. Кровавое событие! А сегодня ты улетаешь от меня на озеро, о котором мы никогда не слышали, с человеком, которого мы практически не знаем!

– Ты теряешь чувство юмора?

– Когда ты угомонишься? Неужели ты не можешь хоть минуту посидеть спокойно?

– Ладно, я спущусь вниз и скажу Карру, что я не лечу. Мы посидим у бассейна.

Она навернула колпачок на тюбик с пастой, аккуратно положила тюбик на полочку. Повернулась к Флетчу.

– Нет. Ты полетишь, – и внезапно, сжав пальцы в кулачок, со всего маху ударила Флетча в живот, рядом с правой бедренной костью. – А это возьмешь с собой.

Флетч побагровел.

– Никто не бил меня в это место.

– Многое случается с нами впервые.

Флетч вышел из ванной.

– Теперь я не могу остаться.

– Прекрасный предлог.

– Другого нет. Увидимся за обедом.

Глава 18

– Как идет семейная жизнь? – Карр вырулил на проспект Гарри Туку.

В полуквартале от отеля «Норфолк», перед кольцевой развязкой, Флетч заметил полицейский участок.

– Между мужчинами и женщинами есть немалая разница, – ответил Флетч после долгой паузы.

– Да, – кивнул Карр, – есть. На эту тему сложены несколько миллионов песен. И с этим ничего не поделаешь. Не стоит придавать этому особого внимания. Жизнь-то у нас только одна, да и та не слишком длинная.

Он перешел на более высокую передачу.

– Ладно, вы, похоже, поняли, что мы с Барбарой поссорились.

Многие из мужчин, что шли вдоль дороги, были с детьми. На ветровое стекло упало несколько капель дождя.

– Надеюсь, Барбара всласть отдохнет у бассейна, – добавил Флетч.

– В Африке не принято сердиться на дождь, – покачал головой Карр. – Мы слегка уклонимся от маршрута. На ленч я хочу пригласить вас в рыбный ресторан на озере Туркана. О ресторане писать нечего. В отличие от бассейна, в котором вы предварительно выкупаетесь.

– Бассейна?

– Да, он вам запомнится.

– Да что можно писать о бассейне?

– Вы все увидите сами, – широко улыбнулся Карр.

Флетч глянул на книжку в мягкой обложке, лежащую на приборном щитке «лендровера». Жози Флетчер. «Убийство под шум прибоя». Повернулся к Карру.

– Вы читаете книги моей матери?

– Самый верный ее поклонник. Вы ее читали?

Флетч пролистал книгу.

– Откуда мне знать?

– Ваша мать, должно быть, очень благоразумная женщина.

– Благоразумная? – иногда Флетча изумляли эпитеты, посредством которых характеризовали его мать. Благоразумная. Наблюдательная. Не упускающая из виду такие мелочи, как неправильно поставленные часы или отсутствие собачьего лая. Практичная. Мудрая. Чего только не писали читатели ее романов.

– Да, она может заметить, что начался пожар. Но, скорее всего, закончит главу, а уж потом займется тушением огня.

Карр поерзал на водительском сиденье.

– Давно вы с ней виделись?

– В эту субботу. На моей свадьбе.

– И все-таки я полагаю, что она, без специального образования, выбрала нелегкую профессию, чтобы заработать на кусок хлеба себе и вам...

– Я это ценю, – Флетч бросил книжку на приборный щиток. – У нас состоялся долгий разговор. Я-таки заставил ее рассказать мне об отце. Его письмо побудило меня на решительные действия.

– Я вижу, – Карр откашлялся. – И что она вам сказала?

– Сказала, что любила его. Его исчезновение оставило ее в состоянии постоянного шока. С тех пор она пыталась разрешить эту загадку.

– Может, уровень писателя определяется универсальностью загадки, ответ на которую он ищет.

Флетч вытаращился на Карра.

– У пилота есть время поразмышлять, – продолжил Карр, словно объясняя предыдущую фразу. – Он постоянно витает в облаках. Почему человеческая жизнь принимает такие формы? Семья, друзья... Что это за институты, которые люди продолжают создавать, уничтожать, восстанавливать? Религии, нации, семьи, деловые предприятия, клубы... Для чего они? Жизнь уникальна, так как же может один человек сознательно отобрать ее у другого, какой бы ни была цель?

– Моя мать зарабатывала на жизнь детективными романами. В этом нет ничего загадочного. Они попали в пробку.

– Кто мы? – гнул свое Карр.

– Мы – загадки, ждущие, когда же на них найдут ответ.

– Вижу, вы уловили суть, – пальцы Карра выбили какую-то мелодию на руле. – Нельзя не задать себе такого вопроса, – машины медленно двинулись. – Странно, конечно, что ваша мать ничего не рассказывала вам об отце.

– Все эти годы она не знала наверняка жив он или мертв.

– Но она объявила его мертвым?

– Ей пришлось так поступить, чтобы продолжать жить.

– И вы думали, что он умер.

– Дети верят тому, что им говорят. Если суд объявляет: «Твой отец мертв», – ребенку остается только согласно кивнуть: «Хорошо. Мой отец мертв. А что будет на ленч?»

– И что было на ленч?

– Обычно вопрос: «Как будет по буквам hors d'oeuvres[15]?» Моя мать не могла написать правильно hors d'oeuvres. Но, как ни странно, продолжала подавать их на стол в своих книгах.

– То есть для вас происшедшее оказалось полным сюрпризом?

– Поначалу непривычно не иметь отца. Потом, однако, с этим свыкаешься.

– А тут кто-то приходит и говорит: «А вот и папуля!»

– Так где папуля?

Карр резко вывернул руль, обгоняя идущий впереди грузовик.

– Уолтер Флетчер крепко напортачил.

– Она также сказала мне, что предпочитала не говорить мне об Уолтере, потому что Уолтер, отсутствуя, не мог защитить себя.

Карр присвистнул.

– Благородная дама.

– Иногда любые новости лучше, чем отсутствие новостей.

– Я в этом не уверен, – Карр свернул к аэропорту. – Барбара, пожалуй, не будет жалеть о том, что не полетела с нами. Небо в сплошных облаках, так что зеленые холмы Африки мы не увидим. А она отдохнет у бассейна, пусть и не загорит. Ваша компания мне нравится. По крайней мере, я могу не беспокоиться, что вы уведете у меня «Убийство в шуме прибоя» до того, как я прочту книгу.

Глава 19

– Карр! – Флетч забарабанил кулаком по плечу пилота. Карр сдвинул шлемофон с правого уха. – Там тело. Мужчина лежит на земле.

Карр перегнулся через Флетча, чтобы посмотреть в правый иллюминатор. Качнул крылом, чтобы увеличить сектор обзора.

– Вы правы, – обнаженный мужчина лежал на боку, на открытом месте, вдали от леса. – А я-то думал, с чего здесь стервятники?

Парящие в небе птицы привлекли внимание Флетча к лежащему на земле человеку.

Они летели уже два часа, держа курс на северо-запад, над Белыми горами, восточной частью озера Найваша. Посмотрев вниз, Флетч увидел огромный белокаменный дворец Джинна, возвышающийся у самой кромки воды.

Карр указал ему на гигантскую впадину, рассекающую плоскогорье, называющуюся Рифтовой долиной[16].

– Говорят, что недалек час, когда воды Красного моря докатятся до нас по этой долине, – прокричал он, перекрывая шум мотора. – Надеюсь, что в тот день я буду в болотных сапогах.

Сверившись с картой, лежащей у него на коленях, Флетч определил, что они находятся к востоку от хребта Лойчангамата. Внизу он не обнаружил ни одной деревни.

Ученый, которого они везли на озеро Туркана, доктор Маккой, устроился на заднем сиденье. Небольшого росточка, совершенно незагорелый, с неестественно белой кожей, в костюме из легкой шерстяной ткани, широкополой шляпе, сапогах, он постоянно кашлял и часто отхаркивался в носовой платок. Он не спросил, с какой стати в зафрахтованном им самолете оказался еще один пассажир. Он вообще ни о чем не спрашивал и говорил очень мало.

Карр развернул самолет, спустился пониже. Флетч тем временем указал доктору Маккою на лежащее на земле тело.

– Он мертв? – спросил Карра Флетч.

– Посмотрите на гиен, – Карр не отрывал рук от штурвала, поскольку разворачивал самолет на очередной круг. – Они стоят и ждут. А стервятники ждут гиен.

Карр уже вел самолет на посадку.

– Оставьте его, – неожиданно воскликнул доктор Маккой.

Карр изумленно повернулся к нему

– Его бросили здесь умирать, – пояснил ученый.

– А, столкновение европейской и африканской культур, – Карр смотрел прямо перед собой. – Он – антрополог, – последнее относилось к мистеру Маккою – Полагаю, он прав.

Тем не менее самолет уверенно шел вниз. – Я сказал, оставьте его! – прокричал Маккой – Нельзя нарушать местных обычаев.

Маккой закашлялся.

Карр повернулся к Маккою, чтобы тот мог его услышать.

– Я не столь образован, как вы, доктор Маккой. Но не хочу, чтобы по ночам меня мучила совесть.

Маккой отхаркнулся в носовой платок. Как только колеса коснулись земли, Флетч отбросил дверцу. Этому нехитрому маневру Карр научил его перед вылетом из аэропорта Уилсона, с тем чтобы обжигающий воздух саванны проник в кабину на несколько секунд позже.

– Бедняга. Ему рассекли голову.

Действительно, череп мужчины был развален надвое. В расщелине виднелся мозг.

Мужчина смотрел на приближающихся Карра и Флетча с обреченностью умирающего.

– Просто чудо, что он до сих пор жив, – пробормотал Флетч.

– Да, душа у него прибита гвоздями.

Карр присел рядом с мужчиной, что-то сказал. Мужчина отвечал медленно, едва шевеля губами и языком. Рот у него не закрывался.

Маккой кашлял под крылом самолета. Из кабины его выгнала жара.

– Он говорит, что украл шесть коз.

– Честный воришка.

– Его поймали, разрубили голову мачете и бросили умирать, – Карр посмотрел на парящих в небе птиц. – Оставили на съедение птицам, – Карр глянул на гиен, спокойно сидящих в отдалении. – Суровые здесь законы.

– Почему он сказал правду? Почему не выдал себя за жертву ограбления или разбоя?

Карр встал.

– В данной ситуации, когда стервятники вот-вот начнут выклевывать глаза, а гиены вгрызутся в ноги и руки, человеку лучше не юлить, а честно признаться, как он дошел до жизни такой.

– За шесть коз?

– Козы здесь ценятся очень высоко. Почти как жены, – Карр вновь наклонился, чтобы заглянуть в рану. С собой он принес походную аптечку. – Как ни посмотри, козы – наказание третьего мира.

Тоненький красный ручеек продолжал вытекать на уже высохшую запекшуюся кровь. Мухи облепили не только рану, но и все тело. Сидели на глазах. Лезли в ноздри. Ползали по губах. Заходили и выходили изо рта.

– Почему они не убили его? – спросил Флетч. – Почему оставили в таком состоянии?

– Кража шести коз может разорить семью, на долгие годы обречь ее на нищету, – Карр обвязал голову бинтом.

– Главное – не растерять его мозги. А обработаем рану в кабине. Мне приходилось видеть и не такое. Вот так. Поднимаем его.

Вдвоем они поставили мужчину на ноги и повели, скорее – потащили к самолету. Сердито завыли гиены. Придвинулись ближе.

– Оставили животных без обеда, – с притворной печалью вздохнул Карр. – Надеюсь, Бог мне простит.

Маккой помогать им не стал. Ни когда они втаскивали мужчину в самолет, ни когда усаживали на сиденье в самом последнем ряду. Карр застегнул ремень безопасности.

Мужчина негромко стонал. Он вроде бы и не понимал, что, скорее всего, останется в живых. На лице его отражалось бесконечное смирение.

Флетч уселся рядом с Карром, застегнул ремень.

– Он, похоже, воспринимает случившееся с ним как должное.

Гиены окружили самолет.

– Он знает, что поступил дурно, – Карр завел мотор.

Глава 20

– Раздевайтесь и ныряйте, – посоветовал Карр.

Флетч уже снял теннисные туфли и теперь стягивал шерстяные носки. Ранее Карр сказал, что не будет гадать, какая сейчас температура воздуха как по Цельсию, так и по Фаренгейту, ибо боится, что от столь астрономических цифр у него повылезут последние волосы.

Действительно, было жарко.

По другую сторону невысокого забора, за деревянными домиками, принадлежащими ресторану, на берегу болтались без дела несколько негров. Голых, даже без набедренных повязок.

Флетч снял превращенные в шорты лыжные брюки. Прыгнул в бассейн.

– Караул!

Стоящий на бортике Карр рассмеялся.

– Есть о чем написать домой?

– Это же невозможно! Вода ледяная! Или мне так кажется, потому что я перегрелся на солнце?

– Нет. Температура воды близка к точке замерзания.

Зубы Флетча выбивали чечетку.

– Как они это делают?

Рыбный ресторан представлял собой деревянную площадку на песчаном откосе, окруженную несколькими домиками, предназначенными для отдыха гостей. С площадки открывался чудный вид на озеро Туркана.

– Они тут ни при чем. При такой жаре скорость испарения в бассейне столь велика, что вода остается очень холодной. Вы можете в это поверить?

Флетч пожал плечами.

– Я верю. А вы искупаетесь?

– Никогда в жизни. Что я, сумасшедший?

Флетч кролем доплыл до лесенки и вылез из бассейна.

– Плавательные бассейны предназначены только для туристов, – заметил Карр.

– Этот уж точно, – согласился Флетч.

Глянув на дрожащего на бортике Флетча, Карр нахмурился.

– Это у вас родимое пятно?

Флетч посмотрел вниз. Нижняя правая часть живота посинела. Отметина размерами превосходила кулак.

– Должно быть, я родился вновь.

Карр наклонился и коснулся синяка пальцами.

– Никогда не видел распухших родимых пятен.

Флетч провел пальцами по синяку, которым наградила его Барбара. Боли не чувствовалось.

– Я буду ждать вас в ресторане, – Карр повернулся. – Закажу нам что-нибудь выпить.

Флетч посидел на бортике, опустив ноги в холодную воду. Затем прыгнул в бассейн. Но поплавал недолго. Вновь вылез на бортик, надел шорты, носки, зашнуровал теннисные туфли и двинулся вслед за Карром в ресторан.

Глава 21

Сев за столик рядом с Карром, Флетч оглядел озеро Туркана.

– Озеро посреди пустыни.

– С тех пор, как я впервые побывал здесь, озеро отступило примерно на милю.

С самолета Флетч наблюдал за рекой Керио, петлявшей по пескам в направлении озера Туркана. Река пересохла задолго до того, как они увидели озеро. На многие мили его окружала голая, безжизненная земля. Изредка встречались одинокие усадьбы да давно пересохшие водосборники.

– У этого озера много имен, – продолжил Карр. – Аман, Галана, Бассо Нарок, Нефритовое море, озеро Рудольф, озеро Туркана. В нем водится нильский окунь. Объясните мне, как он сюда попал. Раньше тут вылавливали рыбин весом под двести фунтов. Теперь не больше тридцати-сорока.

Обнаженные люди, оседлав бревна, ловили на озере рыбу.

Официант принес два стакана, две бутылки пива, две бутылки газированного лимонного напитка.

– Благодарю, Фред, – кивнул Карр, налил в каждый стакан пива, добавил лимонада.

– Вон там находится Кооби-Фора, – Карр указал на восточную часть озера. – Район, где нашли останки слонов, индийских и африканских. Объясните мне, как попали сюда скелеты индийских слонов. А также окаменевшие отпечатки человеческих следов, которым уже полтора миллиона лет. И еще кости, хотя в этом некоторые сомневаются, кости нашего предка. Homo erectus. Человека прямостоящего. Первого человека. Нашего общего папы.

В указанном направлении Флетч не увидел ничего, кроме песчаных дюн.

– Тут многому надо искать объяснение.

– Это точно.

Маленький голый мальчишка с высокой пирамидой алюминиевых мисок на голове шел по песку к озеру. Судя по всему, из близлежащей деревни.

– Трудно даже представить себе, как тут все выглядело, когда первый человек ступил на эту землю. Так что любопытство ученых более чем объяснимо.

Флетч попробовал предложенный ему напиток.

– Именно эти исследования проводит Маккой?

Вкус ему понравился, так что следующим глотком он ополовинил стакан.

– Не знаю, – ответил Карр. – Я его не спрашивал. А руководит всем Ричард Лики.

– Теперь мне понятно, почему вы занялись поисками римского города.

– Мои поиски – сущая безделица. Я лишь пытаюсь вернуться на несколько тысяч лет, – Карр оглядел горизонт. – Восточная Африка – этакий временной заповедник. Здесь сохранились животные, которых видели и наши далекие предки. И кости тех из них, что исчезли с лица земли. В Кении обожают копаться в костях.

Используя ладони вместо весел, рыбаки погнали бревна к берегу.

Флетч вновь отпил из стакана.

– Карр, меня несколько удивило ваше решение оставить раненого в полицейском участке.

Перед тем как посадить самолет, Карр облетел ресторан и дал знак управляющему, Хассану, прислать машину. Связаться с рестораном по радио ему не удалось.

Пока они ждали машину, из кустов появился древний старик, в набедренной повязке и с копьем. Карр пояснил, что тот будет охранять самолет, пока они будут есть.

– Мне еще не доводилось видеть здесь такого старика, – Флетч повернулся к Карру. – Сколько ему лет?

– Вы правы, – кивнул Карр. – Он моего возраста, – Флетч полагал, что Карру где-то около пятидесяти.

«Лендровер», присланный за ними из деревни, мчался по песчаной дороге с такой скоростью, что Флетч испугался, а не рассыплется ли он на ходу. О том, как чувствовал себя в этой гонке мужчина с разбитой головой, не хотелось и думать.

– Вы видели местную больницу? – Карр пригубил свой бокал. – Полицейские участки колонисты строили лучше.

Раненого они оставили на деревянной скамье в дежурной части. Карр все объяснил единственному находящемуся там полицейскому. Когда они выходили из участка, полицейский продолжал что-то писать. На раненого он посмотрел лишь однажды, когда Карр сказал, что тот – вор.

Раненый проводил их долгим, полным смирения взглядом.

– И что они с ним сделают? – спросил Флетч.

– Не знаю. Может, снова бросят в саванне. А может, выкинут в озеро, – пересекая залив Фергюсона, они проплыли мимо крокодилов. На мелководье стояли фламинго. – Маккой был прав, знаете ли. Не след нам вмешиваться в местные дела. Я просто хотел ублажить свою совесть.

– Добрый вы человек.

– Добрый по отношению к себе. Это один из первородных грехов. Никогда не знаешь, чем обернется доброта, проявленная к ближнему.

Маленького мальчугана отделяла от берега лишь узкая полоска песка. Ни одна миска не свалилась с его головы.

Наблюдая за Флетчем, не отрывающим взгляда от мальчугана, Карр прочитал еще одну короткую лекцию.

– Однажды в маленькой деревне я видел, как женщина купила марку. Она положила ее на голову картинкой вниз, придавила камнем и пошла домой. Между прочим, очень разумное решение. И клей сохранился, не растекся по горячей коже, и марку не могло сдуть ветром.

– Сомневаюсь, чтобы я прошел два метра с камнем на голове, – ответил Флетч. – Или с маркой.

– А моя знакомая колдунья из Тика утверждает, что вы таскаете на себе целый ящик камней.

Флетч промолчал.

Один из рыбаков у самого берега соскользнул с бревна в воду, вытащил его на песок, обнял мальчугана. Прижав к груди, закружился в танце. Миски посыпались на песок.

– Вместо того чтобы гадать, что откроет нам земля, в настоящий момент я больше приглядываюсь к тому, что хочет сказать нам небо, – сменил тему Карр. – По-моему, нам пора поесть.

– Хорошо, – согласился Флетч.

Пока он допивал содержимое стакана, мальчуган и рыбак ополаскивали миски в воде. А затем, взявшись за руки, двинулись в обратный путь к деревне. Пирамида мисок вновь покоилась на голове мальчугана.

Глава 22

– Что это? Что происходит?

Тонкие стены, отделявшие обеденный зал от бара, прогнулись под напором ветра. Бумажные тарелки взлетели на три метра. Пустая бутылка из-под пива упала на каменный пол и разбилась.

Внезапно воздух потемнел, пожелтел.

– Ешьте быстрее, – прокричал Карр. Одной рукой он схватил тарелку. Другой начал торопливо заталкивать в рот еду.

– Что это? – Флетчу щипало глаза. Он едва различал лежащие на тарелке куски рыбы.

– Песчаная буря! Я не рассчитал время. Чем быстрее мы поедим, тем меньше песка окажется у нас в желудках.

Флетч сунул в рот кусок рыбы. Закашлялся. Во рту уже хватало песку. Миллион песчинок обжили и его ноздри.

Его тарелка запрыгала по столу.

Он и Карр отпрянули назад, когда столик поднялся в воздух. Мгновение спустя он перевернулся и покатился по полу.

Карр и Флетч остались сидеть, глядя друг на друга, положив руки на колени.

– Десерт закажем в другом месте? – полюбопытствовал Флетч.

Карр встал.

– Я попрошу Хассана приготовить нам домик. Во время песчаной бури не остается ничего иного, как укрыться за стенами и залезть под простыню.

Как только Флетч встал, ветер свалил его стул. Вся мебель медленно ползла мимо них.

– И сколько может длиться песчаная буря?

– Несколько часов. День. Неделю.

– Могу я позвонить Барбаре? Сказать, что задержусь?

– Конечно, – кивнул Карр. – Телефонная будка на углу. Рядом с пиццерией.

– Карр? Я стал свидетелем убийства.

Они лежали на узких кроватях в маленькой кабинке. За окном сгущались сумерки.

Завывал ветер. Песок проникал сквозь стены. Флетч залез под простыню с головой и старался не раскрывать рта. Однако песок скрипел на зубах. Изредка он плевал в стакан. Вскоре, однако, Карр предложил ему этого не делать, чтобы избежать обезвоживания. Флетч не раскрывал глаз, пока песок, скопившийся на веках, не начинал давить на зрачки. Тогда он переворачивался на живот и вытирал лицо о нижнюю простыню. Песок покрывал простыни ровным слоем толщиной в несколько сантиметров. Каждые сорок-сорок пять минут Флетч вставал и стряхивал песок на пол. Песок наполнил его глаза, нос, рот, уши, въелся в кожу. Песок неприятно щекотал ноздри.

В углу был душ, из которого порциями выплескивалась вода. Если ветер чуть стихал, он слышал шум падающей воды. Такое случалось редко. В основном ветер глушил все прочие звуки.

Произнося последнюю фразу, он слышал шум воды.

– Это тот самый ящик с камнями, который вы таскаете на себе? – спросил Карр.

– Полагаю, что да.

– У меня тоже сильные ноги, – добавил Карр.

Домик затрясся под очередным могучим порывом горячего, несущего тонны песка ветра.

– Вчера в аэропорту, – продолжил Флетч, когда вновь стала слышна падающая вода. – Сразу по прибытии, – языком он ворочал с трудом: мешал песок, набившийся в рот и горло. – Я пошел в туалет, пока Барбара меняла деньги. Застал там мужчину. Он мыл руки. Едва я устроился в кабинке, в туалет вошел еще один мужчина. Из-под двери я видел его ноги. Мужчины заспорили. Закричали друг на друга. Говорили они на языке, который я не понимал. Возможно, на португальском. Когда я вышел из кабинки, в туалете остался только один мужчина. Мертвый. Зарезанный ножом. Все было в крови.

– Тот самый мужчина, с которым вы столкнулись в туалете?

– Нет. Другой.

– То есть вы видели убийцу.

– Да.

– И что вы сделали?

– Карр, меня вырвало. А выходя из туалета я аккуратно стер с ручки отпечатки моих пальцев.

– Вы могли бы опознать убийцу?

– Да. Я видел его еще раз, на автостоянке, когда мы уезжали из аэропорта.

– Белый?

– Да. Они оба были белые.

– Об этом написали в «Нэйшн».

– Я забыл просмотреть местные газеты.

– Убийства попадают здесь на первую полосу. Если, конечно, Дэн Дьюис не выполняет порученного ему дела.

– Дэна Дьюиса в туалете не было.

– Я знаю. Дэн действует иначе. Кому вы об этом сказали?

– Только Барбаре. Теперь вам.

– Я вижу. Вы достаточно быстро приняли решение не вмешиваться в эту историю.

– С чего вы это взяли?

– Вы же стерли отпечатки пальцев с дверной ручки.

– Карр, я только что прибыл в чужую страну. Я ничего не знал о Кении.

– Здесь есть министерство юстиции.

– Расследование убийства может затянуться надолго.

– Совершенно верно.

– А я вскорости должен вернуться домой, к своей работе, семейной жизни. Вы понимаете?

– Конечно.

Мощный удар ветра едва не сокрушил домик.

– Я был невольным свидетелем, не более того. Когда ветер чуть поутих, Флетч спросил: «Что написали газеты об убитом? Кто он такой?»

– Честно говоря, я прочитал только заголовок. Может, он летел вместе с вами?

Флетч задумался.

– Не помню. В самолете было столько людей.

– Что ж, решение вами принято. Вы – свидетель убийства, но не хотите этого афишировать.

– Да, это так. Но, Карр... вдруг они осудят не убийцу, а другого человека?

– Такое возможно. Его повесят. Но вы об этом никогда не узнаете, потому что гораздо раньше вернетесь в Штаты, к пиву и гамбургерам.

– Мне не хотелось бы брать на себя такой грех.

Карр ответил после долгой паузы.

– Да, это ящик камней. Вы не можете оставаться в Кении с год или более как свидетель обвинения. И вам в то же время не хочется, чтобы местные власти вздернули на виселицу невиновного.

На том Карр и умолк.

– Карр? – прошел, должно быть, не один час, и Флетч не знал, спит Карр или нет. Несколькими мгновениями ранее ветер ревел как бешеный. Сейчас Флетч вновь слышал шум падающей воды. – Расскажите мне о моем отце.

– Что? Извините. Слух у меня не такой тонкий, как хотелось бы.

– Мой отец. Расскажите о нем.

– Мы говорим о человеке по фамилии Флетчер?

– Пожалуйста.

– Хорошо. Он пилот. Как и многие из нас, облетел на легких самолетах весь мир. Я знаю, что он долго пробыл в Южной Америке, потом в Индии. Дела у него шли неплохо. Ему принадлежали три самолета в Эфиопии. Но там сменилась власть[17], и самолеты у него отняли.

– Просто отняли?

– Да.

– Ничего не заплатив?

– Так как они хотели взять самолеты, они забрали его дом и машину, чтобы окончательно избавиться от него. Обчистили его до нитки. Экспроприировали.

– Понятно.

– Так что в Кению он прибыл нищим. Какое-то время летал со мной. Теперь у него свой самолет.

– А у вас несколько самолетов?

– Два.

Ветер на какое-то время прервал разговор.

– Карр, – прервал паузу Флетч. – Он счастлив? Он производит впечатление человека, довольного жизнью?

– Несомненно. Летать по миру – ни с чем не сравнимое удовольствие. А вы не жалуетесь на жизнь?

– Карр? – ночь подходила к концу, готовясь уступить место дню. Ветер стих, но Флетч знал, что скоро он поднимется вновь. Более всего он напоминал себе чулок, набитый песком. – Вы же не закрепили самолет. Что удержит его на посадочной полосе?

– Помните мужчину с копьем, который показался вам совсем старым?

– Да.

– Все это время он просидел под ветром на крыле, не давая самолету сдвинуться с места.

– Вы серьезно?

– Разумеется, серьезно.

– Да этого костлявого старичка унесло вместе с самолетом.

– Посмотрим.

Глава 23

– Явились-таки.

Барбара сидела в шезлонге у бассейна отеля «Норфолк».

– Что? – переспросил Карр.

– Что? – переспросил Флетч.

Даже над Найроби небо еще не очистилось.

– Живые и невредимые, – Карр потер руки. – Вернулись, правда, не в тот же день. Кто-нибудь хочет пива?

Флетч наклонился, чтобы поцеловать Барбару.

– Вы какие-то опухшие.

– Что?

– Опухшие!

– Мы набиты песком.

– Не кричи.

Флетч чихнул.

– Я хочу пива, – Карр дал знак официанту.

– Где вы были всю ночь? – спросила Барбара. – У вас слезятся глаза.

– Она хочет знать, пьянствовали мы всю ночь или танцевали?

– Да, – кивнул Карр, – эту ночь мы пьянствовали и танцевали.

На другой стороне бассейна две англичанки в бикини и соломенных шляпах сидели под большим зонтом и пили чай.

– Мы попали в песчаную бурю, – пояснил Флетч.

– Естественно.

– Мы попали в песчаную бурю.

– Я тебя слышала.

– На этот раз нам еще повезло, – Карр уселся на стул. – Песка я не боюсь, – говорил он, явно не слыша себя. – Ваш муж увидел колыбель человечества, – он чихнул. – Место, где, возможно, ходил первый на Земле человек.

Флетч присел на подлокотник шезлонга Барбары.

– Там был старик, весящий не больше шестидесяти фунтов, который всю ночь держал самолет за крыло, чтобы его не унесло ветром.

– Почему вы так громко говорите?

– Что? – Карр уже держал в руке высокий стакан с пивом.

– Господи, какой ты грязный, – ладонь Барбары легла на плечо Флетча. – Там что, не было воды?

– Были и крокодилы.

– Естественно.

Языком Флетч продолжал вычищать из зубов песок.

– В жизни случается разное, – заметил Карр.

– Это точно, – кивнула Барбара.

– Что? – спросил Флетч.

– Надо признать, обратный полет не доставил мне удовольствия, – Карр покачал головой. – Не было видно ни зги.

– Вы обещали вернуться к обеду.

– Песчаная буря порушила наши планы, – ответил Флетч.

– Я купила фруктов, принесла их в номер.

– О? – вырвалось у Kappa. – Он ушел сам, без принуждения.

– Почему ты не позвонил?

– Жены всегда хотят знать, почему ты не позвонил домой. Так уж они устроены.

– Там нет телефона, Барбара.

– В ресторане нет телефона?

– Мадам не позволила нам позвонить, – ответил Карр. – Заявила, что телефонами борделя могут пользоваться только клиенты.

– Неужели тебе и в голову не пришло, что я волнуюсь?

– Нас практически засыпало песком, – Флетч чихнул.

– Ты не простудился?

– Бордель с системой кондиционирования, – добавил Карр.

– Песок, – Флетч чихнул. – Дыхательные пути, – снова чихнул. – О, черт.

– Надеюсь, больше ты там ничего не подцепил.

– Рыбу я не ловил, – Флетч чихнул. Англичанки озабоченно смотрели на него. – Там водится нильский окунь. В озере полно крокодилов. Рыбаки плавают на бревнах, спустив ноги в воду.

– А что бы я делала, если б вы не вернулись?

– Мы вернулись, – Карр чихнул.

– От моего отца никаких известий?

– Нет.

Флетч встал.

– Пойду приму душ. Пора вымывать из себя песок. Карр, благодарю за прекрасное путешествие, – Флетч чихнул.

Барбара вошла в спальню, когда Флетч уже принял душ. Он почистил зубы, промыл водой нос и глаза, несколько раз намыливался и смывал мыло. Состояние у него было такое, словно его вытащили из бетономешалки.

– Я очень волновалась. Не находила себе места.

– Там нет телефонов, Барбара. Радио не работало.

– Днем я нервничала из-за того, что наговорила тебе утром. Вечером ты не появился. Не позвонил. Всю ночь я не знала, что с тобой.

– Мы попали в песчаную бурю на границе с Эфиопией. Ни один верблюжий караван в Найроби не направлялся.

– Потом я начала злиться. Меня переполняли злость и испуг.

Флетч похлопал по уху ладонью.

– Если мои уши не прочистятся, я, наверное, сойду с ума. Ощущение такое, что у меня не голова, а надутый пузырь.

– А потом появляетесь вы оба. И выглядите так, словно весь день проиграли в песочнице.

– Мы летели на высоте двенадцати с половиной тысяч футов с откинутой дверцей. Иначе Карр ничего не видел. Буря так высоко подняла песок. Можешь ты это понять? Мы оглохли. У нас болят уши. Карр постоянно откидывал дверцу, чтобы выглянуть наружу.

– Ты не возвращался домой всю ночь из-за моего вчерашнего поведения? Хотел проучить меня?

– О Боже, Барбара. Будь у меня такие намерения, я бы тебя предупредил. Где мои плавки?

– В верхнем ящике комода.

– Хорошо хоть мы знали, что в колорадском отеле есть бассейн. По крайней мере, взяли плавки и купальники.

Две пары лыж стояли в углу. По другую сторону стены цвела магнолия.

– Что я должна была думать, когда вы не вернулись?

– Что нас застигла песчаная буря на границе с Эфиопией. Может, купание поможет вымыть песок из ушей.

– Что это? – широко раскрыв глаза, Барбара смотрела на синяк в нижней части живота Флетча.

– А как ты думаешь?

– Я не знаю. Что это?

– Рана, Барбара. Травма. Как говорится, удар ниже пояса.

– Кто же тебя ударил?

– Ты серьезно?

– Разумеется, серьезно. Кто тебя ударил?

– Ты.

– Только не я.

– Именно ты.

– Такого быть не могло.

– У тебя провалы памяти. Пойдешь к бассейну?

– Я хочу принять душ.

– Ладно. А я пойду поплаваю. Потом немного поиграю в песочнице, – Флетч чихнул. – А когда вернусь, мы подумаем, что делать дальше.

– Если не сможешь вернуться, позвони, – попросила Барбара.

Глава 24

– Итак, – начала Барбара.

– Итак, – откликнулся Флетч.

Они завтракали на веранде лорда Деламера.

– Мы в Найроби.

– Именно так.

– Наконец-то у нас медовый месяц.

– Плюс возможность выспаться в своей кровати. На противоположной стороне проспекта Гарри Туку просыпался Найробский университет. Студенты сновали взад-вперед в ярком солнечном свете.

– Долгая, нежная ночь. Десять часов на сон, пять – на еду и игры.

– Так много?

– Я засекала время.

– Я чувствую себя так, словно родился вновь, – Флетч развернул «Стандарт». – Хотя уши заложены, а из носа течет.

– В это утро я радуюсь тому, что мы поженились, – под столом нога Барбары прижалась к его ноге.

– Я тоже.

– Я боялась, что у тебя будет болеть живот.

– Он не болит. И не болел. Хотя синяк выглядит ужасно.

– Ну, не знаю. Мне кажется, он такой эротичный.

– Кто ж будет ругать плод своих трудов.

– Я тут ни при чем.

– Однако!

– Я знаю, что ни при чем. Ты на что-то наткнулся.

– Пусть так.

– Он выглядит, как гульфик, оттянутый вбок.

– Может, тебе переквалифицироваться в дизайнеры синяков?

– Потому-то боксерам запрещено бить ниже пояса?

– Судя по всему, их тренеры полагают сексуальным совсем не то, что ты.

– Я не знала, что это место у мужчин такое чувствительное.

– Если вы нас режете, разве из нас не течет кровь?

Им подали фрукты.

– Этим утром в газете нет ни слова об убийстве в аэропорту, – после ухода официанта Флетч подвел итог своим изысканиям.

– Ты рассказал об этом Карру?

– Да.

Пюре из ревеня, в меру подсахаренное, пришлось им по вкусу.

– И что он сказал?

– Согласился, что это серьезная проблема. «Ящик с камнями».

– Он понял, почему ты не обратился в полицию?

– Да. Я не могу провести всю жизнь в Кении, по очереди встречаясь с подозреваемыми в убийстве.

– И ты собираешься просто забыть о нем?

– Я не могу. Вдруг они решат повесить невиновного?

– Разве ты не можешь послать в полицию приметы преступника?

– Разумеется, могу. Белый мужчина среднего роста, с каштановыми волосами, усатый. В Кении таких мужчин, наверное, больше, чем зебр. Им придется каждую неделю вызывать меня к себе, а потом отправлять обратно. И я подозреваю, что они попросят меня задержаться – такими сладенькими, но твердыми голосами. А вот этого я позволить себе не могу. Карр ничего не предложил.

– Не можешь позволить... – Барбара откашлялась.

– Я уже думал об этом.

– Твой отец, надо отметить, не слишком любезен. Мы здесь уже третий день, а старший Флетчер все еще не соизволил лицезреть нас.

– Я обратил на это внимание. Впрочем, он оставил записку. Когда мы ездили в Тика.

– Да. В ней говорилось, что он еще заглянет к нам.

– Может, в его автомобиле спустило колесо.

– Я думаю, тебе лучше подойти к регистрационной стойке и узнать, оплачены ли наши счета.

– Я подумал, что сначала надо позавтракать.

– Сомневаюсь, что мы сможем вернуть большую часть денег, заплаченных отелю в Колорадо. Я бы на их месте нас наказала.

– Они, должно быть, привыкли к отмене свадебных путешествий.

А по проспекту Гарри Туку непрерывным потоком шли машины. Легковушки, такси, грузовики, привычные в любом городе, «лендроверы», увешанные запасными колесами, обшарпанные джипы, выглядевшие так, будто съезжали с гор не на колесах, а кувырком, какие-то непонятного вида машины, скорее всего, самодельные.

– Так чем мы сегодня займемся? – спросила Барбара. – При условии, что не придется переезжать в более дешевый отель.

Им подали яичницу, ветчину, гренки.

– Полагаю, я мог бы поискать отца. Он где-то здесь. А я любопытен.

– Вчера одна дама у бассейна рассказала мне о замечательных танцорах. Как же она их назвала?.. Бомас. Бомас харамби дансерз. Что-то в этом роде. Они выступают в десяти километрах отсюда. Рассказывают в танце удивительную историю о злом духе, вселившемся в молодую женщину, когда она и ее муж, путешествуя, уснули в лесу. Ее муж обратился к колдуну с просьбой избавить жену от злого духа. Колдун приходит и изгоняет его из тела женщины. Но каждый раз, когда колдун пытается приблизиться к злому духу, тот пугает помощников колдуна и мчится прочь. Все это рассказывается языком танца. Я бы хотела попасть сегодня на их представление.

Флетч наблюдал за Джумой, идущим по улице к отелю.

– И, поверишь ли, около Найроби есть зоопарк площадью сорок семь квадратных миль. Львы, жирафы, всякая прочая живность. Мы могли бы взять напрокат автомобиль, если ты сможешь привыкнуть к левостороннему движению.

Без рубашки, босой, в покрытых пылью шортах, с книгой в левой руке, Джума шагал, глядя прямо перед собой. Не удостаивая своим вниманием людей, сидящих на веранде лорда Деламера.

Флетч и Барбара находились слишком далеко от края веранды, чтобы позвать его.

– Еще мне рассказали об одном отличном ресторане. Называется он «Тамаринд». Таких лобстеров, как там, не готовят нигде. Недалеко отсюда китайский ресторанчик. «Гонконг». Лучший суп в Найроби.

– Вчера ты не теряла времени даром.

Флетч приподнялся, чтобы догнать Джуму и поздороваться с ним, но увидел, что тот вошел в вестибюль «Норфолка».

Засовывая книгу в задний карман, Джума лавировал между столами и стульями, подошел к их столику, сел.

– Вы рады видеть меня? – спросил он.

– Абсолютно, – ответил Флетч.

– Это означает да?

– Разумеется. Ты нас искал?

Джума наморщил лоб.

– Ты все это время был в Найроби? – спросила Барбара.

– Да.

– Хочешь чего-нибудь поесть?

– Я бы съел гренок. Из вежливости, – Барбара протянула ему свою тарелку с гренком. – И потому, что я люблю гренки с маслом.

– И чем ты занимался? – спросил Флетч, чтобы поддержать разговор.

– Обдумывал твою проблему, Флетч.

– Какую проблему?

– Видишь ли, мой отец тоже в тюрьме. Барбара подпрыгнула.

– Очень грустно, очень глупо, – Джума жевал гренок. – Он был на государственной службе. Шофер в министерстве образования. В конце одиннадцатичасового рабочего дня, уставший и проголодавшийся, он поехал к бару, в котором работал его брат, чтобы перекусить. Кто-то донес, что машина с государственным номером стояла у бара сорок пять минут. За это его судили и приговорили к восемнадцати месяцам тюремного заключения.

– Святой Боже, – ахнула Барбара. Кровь отхлынула от лица Флетча.

– Святой Боже, – повторил он.

– Машинам с государственным номером не положено стоять у баров.

– Восемнадцать месяцев тюремного заключения? – переспросил Флетч.

Барбара смотрела на мужа.

– К тому же его уволили. Так что у моей семьи вновь нет денег. Можно я съем еще один гренок? – и Джума положил его себе на тарелку.

Флетч откашлялся.

– Кто сказал, что мой отец в тюрьме?

– Придется тебе с этим примириться, Флетч. Я знаю, ты прилетел из Америки, чтобы встретиться с ним. Вы повидались?

На висках Флетча внезапно запульсировали жилки.

– Нет.

– В этом-то и проблема. Мне тоже не позволяют повидать отца. Даже теперь.

– Откуда ты знаешь, что мой отец в тюрьме?

– Тот тюремщик, что не пускает меня к отцу, какие бы доводы я ни приводил, говорит, что для моего отца разлука с близкими – часть положенного ему наказания. За то, что он оставил машину с государственным номером у бара.

– Бедный Флетч, – покачала головой Барбара.

– Вот я и спросил тюремщика, сделает ли он исключение для тебя, поскольку ты пролетел полсвета, чтобы повидаться с отцом. Он ответил, возможно, но лишь по завершении судебного разбирательства.

Флетч откинулся на спинку стула. Глубоко вздохнул.

– О, дорогой, – Барбара погладила его по руке.

– Как тебе нравится Кения? – спросил Джума Барбару.

– Потрясающая страна, – ответил Флетч.

– Мы, вананчи, очень гордимся Кенией. Во всем у нас безупречный порядок. Вы видели фотографии нашего президента Дэниэля-арап-Мои? Их можно встретить везде.

– Это точно, – подтвердила Барбара. – В каждом магазине.

– Хотя я должен признать, что семье приходится нелегко, если ее главу приговаривают к восемнадцати месяцам тюрьмы за парковку государственного автомобиля у бара.

– Это точно, – пробурчал Флетч.

– Вот почему я обдумываю, что же тебе делать, Флетч, – Джума пожал плечами. – Но решения предложить не могу.

Барбара все еще смотрела на Флетча.

– Ты знал об этом?

– Можно сказать, нет.

– Что значит, можно сказать?

– Не сейчас, Барбара. Пожалуйста. Не здесь, – у Флетча пересохло в горле.

– Ты знал. Ты же сказал, спустило колесо.

– Не знал.

– Почему он в тюрьме?

– Из-за случившегося вчера.

– В «Терновнике» была драка, – вставил Джума. – Об этом все знают.

– Я не знаю, – возразила Барбара. – Что такое «Терновник»?

Весть о том, что его отец в тюрьме, настолько потрясла Флетча, что он не замечал стоящего рядом Карра, пока тот не заговорил.

– Ирвин, мне нужно переброситься с вами парой слов.

– Что? Доброе утро, Карр.

– Мы слышали, – пояснила Барбара.

Карр посмотрел на нее.

– Слышали что?

– Отец Флетча в тюрьме. Ожидает суда. Свидания запрещены.

– Я вижу, – присаживаясь за столик, Карр кивнул Джуме. – Вчера он сам пришел в полицию. Разумное решение.

– Есть у него адвокат? – спросил Флетч.

– Да.

– Что, собственно, произошло? – Барбара не желала и далее пребывать в неведении.

– Два дня тому назад, когда мы ели в ресторане отеля «Шейд», в кафе «Терновник» возникла ссора, перешедшая в драку. Такое здесь не редкость. Возможно, зачинщиком был Уолтер Флетч. Возможно, и нет. Побили немало посуды. Более того, испортили настроение нескольким туристам. Власти этого не любят. Но хуже всего другое: Уолтер Флетч, возможно, избил аскари.

– Кто такой аскари? – спросила Барбара.

– Охранник. Официальный статус именно этого охранника как раз устанавливается.

– Вы хотите сказать, еще не ясно, полицейский он или частный охранник? – спросил Флетчер.

– Да, – кивнул Карр. – Некоторые частные охранники считаются работниками полиции. Другие – нет. Вас не затруднит принести мне кофе? – попросил Карр официанта. – Это очень важно. Законы Кении очень суровы, когда дело касается государственных служащих и имущества.

– Восемнадцать месяцев тюрьмы за парковку государственного автомобиля перед баром, – пробормотал Флетч. – Просто чудо, что они не послали Дэна Дьюиса пристрелить отца Джумы.

– Почему это до сих пор не выяснено? – спросила Барбара.

– Потому что аскари все еще в больнице. Ему крепко досталось, и он говорит, что его документы у одной из жен, но он не помнит, у какой именно.

– Что значит, у какой именно?

– Я полагаю, хороший удар в челюсть приводит к потере памяти, – Карр мелкими глотками пил горячий кофе. – Во всяком случае, до суда к Уолтеру Флетчу никого не пустят, за исключением адвоката. Дата судебного заседания еще не назначена.

– Будет неплохо, если вы уедете отсюда, – ввернул Джума.

Карр коротко глянул на него.

– Чем мы можем ему помочь? – спросил Флетч.

– Тут неподалеку мечеть, – Карр продолжал пить кофе. – Перед тем как войти, не забудьте снять обувь. На главных воротах надпись: «Не поощряй нищих».

– Бедный Флетч, – вздохнула Барбара.

– Не следовало нам ездить с вами в Тика, – Флетч смотрел на Kappa. – Я рассердился из-за того, что он не приехал в аэропорт. А когда он все-таки появился, нас на месте не оказалось.

– Вода перехлестнула дамбу, – ответил Карр.

– В Африке нет столько воды.

– Уолтер перебрал лишку, – уточнила Барбара.

– И теперь нам надо подумать, что делать дальше, – добавил Карр.

– Я ничем не могу ему помочь? – спросил Флетч.

– Нет.

– Мне не удастся повидаться с ним?

– Нет.

– Дерьмо собачье!

– Сегодня я лечу на мои раскопки, – продолжил Карр. – Там есть кое-какая работа. Вот я и решил по пути заехать к вам, рассказать об Уолтере Флетчере и спросить, не хотите ли вы полететь со мной.

– На ваши раскопки? – переспросил Флетч.

– Ох, – Барбара покачала головой. – Теперь мы собираемся искать потерянный римский город.

– Лагерь там не ахти. Жить придется в палатках. И там жарко, – Карр смотрел на стену отеля «Норфолк».

– Но жизнь там дешевле, чем в этом дворце вечных наслаждений. И вам будет интересно. Увидите настоящую Кению.

Флетч вздохнул. Посмотрел на Барбару.

– Бомас харамби, – вырвалось у нее.

– Что? – повернулся к ней Карр. – Совершенно верно. Давайте объединимся ради нашего общего блага. Вы поможете мне прорубаться сквозь джунгли. Кто знает, что мы можем найти.

Флетч тоже уставился на стену отеля «Норфолк».

– Барбара? Я хочу, чтобы ты сказала, что мы будем делать.

Барбара выпрямилась. Шумно глотнула. Теперь Карр, Джума и Флетч смотрели на нее. Она вновь глотнула.

– Как я могу соглашаться с чем-то, не зная, на что я соглашаюсь?

– Жизнь нас ждет суровая. Палатки на опушке джунглей. Ни телефона, ни электричества, ни кафе-мороженого. Двигаться будем вдоль реки. Сначала по одному берегу, потом – по другому. Будем рыть ямы. Смотреть, не попадется ли нам что-нибудь римское. Шейле, однако, там нравится.

Барбара не сводила глаз с Флетча.

– Барбара? – спросил тот. – Ты хотела бы вернуться домой?

– Это наш медовый месяц.

– Какой выпадает далеко не всем.

– Шейла будет рада новым людям, – вставил Карр.

– Домой нам сейчас нельзя. Мы же облетели полсвета, чтобы встретиться с твоим отцом.

– Это правда, – кивнул Флетч. – Но здесь его отсутствие столь же постоянно, что и в Штатах.

– Но теперь ты знаешь, что он существует, – заметила Барбара.

– Абсолютно верно.

– И второй раз тебе сюда, скорее всего, уже не попасть.

– Пожалуй, что нет.

– А кроме того... – Барбара смотрела на Kappa, – есть еще одно дело, с которым надо что-то решать...

Карр молчал.

– Почему ты оставляешь все на меня?

Флетч вздохнул.

– Ты хочешь лететь в джунгли? – спросила Барбара.

– Я хочу знать, чего хочешь ты.

– Хороший отдых, – внес в разговор свою лепту Джума.

Все повернулись к нему. Карр взглянул на часы.

– Расчетный час скоро кончится. Если вы решили выписываться, надо поторопиться.

– Хорошо, – кивнула Барбара. Флетч повернулся к Карру.

– Боюсь, ваше предложение принято нами без должной благодарности.

Карр широко улыбнулся.

– Разве вам плохо отдыхалось на озере Туркана?

Глава 25

– Я не уверен, все ли у нас в порядке со счетом, – Флетч, обращавшийся к мужчине, сидевшему в забранной решеткой кассе отеля, замялся. – Моя фамилия Флетчер, – от произнесенной вслух собственной фамилии ему чуть не стало дурно. Бляха на пиджаке кассира указывала, что его зовут Линкольн. – Мы хотели бы убедиться, что претензий к нам нет. Мы не уверены, что вернемся в «Норфолк». Хотя очень на это надеемся.

Кассир быстро нашел нужную гостевую карточку. Внимательно ознакомился с записями.

– Все в порядке, мистер Флетчер. Ваши счета оплачены. Уолтером Флетчером. Никаких претензий к вам нет.

– Если мы уедем, а потом вернемся, наши расходы все равно будут оплачиваться?

– Мы закроем счет, лишь получив соответствующее указание Уолтера Флетчера. Пожалуйста, распишитесь за ваши расходы, и мы будем считать ваш номер свободным, – он подсунул под решеткой карточку и ручку. – Отправляетесь на охоту?

– Да, – Флетч подписал счет, выставленный в шиллингах. – На охоту. Нас только что пригласили. В счет еще не внесли стоимость завтрака.

– Собираетесь в Масаи Мара?

– Точно не знаю. Летим на юг. К реке.

– Советую вам побывать в Масаи Мара. Там очень красиво.

Флетч вернул кассиру карточку и ручку.

– Я хочу поблагодарить администрацию отеля за новые теннисные туфли.

Кассир улыбнулся.

– Хорошего вам отдыха.

– Святой Боже, – в номере Барбара заталкивала в рюкзаки лыжные костюмы, шапочки, теплое белье, шерстяные носки. – Если б неделю назад ты сказал мне, что сегодня мы отправимся на поиски римского города, затерянного на побережье Восточной Африки, я бы подумала, что ты сошел с ума.

– Я не столь безумен, чтобы предсказывать такое за неделю.

– Ты думаешь, из этого что-то выйдет? Есть у нас шанс найти этот город? Насколько я понимаю, источник информации у Карра один – местная колдунья.

Флетч пожал плечами.

– Идея принадлежит Карру. Он претворяет ее в жизнь. Мы – его гости. Я благодарен ему за приглашение.

– Черт, – фыркнула Барбара. – Да как могли римляне построить город в Восточной Африке, не оставив тому документальное подтверждение?

– Я не думаю, что в истории нет «белых пятен». Наоборот, мне кажется, что нам известна лишь малая толика. Посмотри, с каким трудом даются нам факты истории моей семьи.

– Лететь в африканские джунгли, чтобы рыться в земле, – Барбара покачала головой. – Ты уверен, что нам этого хочется?

– Я только что посмотрел на выставленный нам счет. В шиллингах, разумеется, но число там со многими нулями. Карр говорит, что мой отец небогат. Не думаю, что нам следует оставаться в отеле, если есть возможность перебраться в другое место. Карр предоставляет нам такую возможность.

– Твои джинсы и тенниску принесли из прачечной. Они висят в шкафу.

– Отлично. Я смогу вновь одеться, как бродяга, а не проститутка.

– Флетч, ты уверен, что вы с Карром не родственники?

С вешалкой в руке, Флетч застыл, глядя на свои джинсы.

– Ты хочешь сказать, не Карр ли мой отец?

– Вчера вечером, когда вы вернулись с озера Туркана, я смотрела, как вы шли к бассейну, сидели, разговаривали...

– Нас обоих иссекло песком, всю ночь мы не сомкнули глаз из-за бури, оглохли в самолете... Стоит ли удивляться, что мы одинаково говорили и двигались.

– Он так о нас заботится.

– Мои джинсы выгладили. Посмотри! Мои джинсы выгладили!

– О, дорогой. Так не пойдет, – она взяла у него джинсы и стала мять их руками.

– Я об этом думал. Тебя интересуют факты?

– Думал о чем?

– Когда мы ездили с Карром в Тика, в отель приходил человек, назвавшийся Уолтером Флетчером, и спрашивал о нас.

– Разве он не мог справиться о нас по телефону?

– Портье сказал, что кто-то приходил в отель. Не просто кто-то, а Уолтер Флетчер, – Барбара бросила джинсы на пол и начала их пинать. – Когда мы встретили Джуму, он сказал, что знает моего отца.

– Его тоже опечалило происшедшее с Уолтером Флетчером.

– Джума сказал, что Уолтер Флетчер – пилот. Карр был с нами. Джума знал и Карра, и Уолтера Флетчера. Появившись в отеле до прихода Карра, он уже знал, что Уолтер Флетчер в тюрьме.

– Мой свекор – арестант.

– Перестань, Барбара.

– Но это правда, не так ли?

– У тебя входит в привычку бить ниже пояса?

– Человек, который затеял ссору в баре! И угодивший за это за решетку! Маме это понравится. Я вышла замуж за сына арестанта!

– Черт побери, Барбара! – Флетч наклонился и вырвал джинсы у нее из-под ног. – Так ты понимаешь семейную жизнь? Гладить меня по шерстке на людях и пилить наедине? Внизу только и слышалось: «О, дорогой; бедный Флетч», – а в номере ты зовешь меня сыном арестанта.

– Что ж, у меня было время подумать.

– Не забывай, совсем недавно я не подозревал, что мой отец жив. И не в курсе того, что здесь происходит, – Флетч всунул ногу в брючину. – Так что одному богу известно, что еще мы здесь узнаем.

– Ты сказал: «Возможно, у него спустило колесо». Так ведь, Флетч. А вчера Карр сказал, что Флетчера-старшего задержало «серьезное дело, связанное с юриспруденцией». Значит, ты был в курсе?

Флетч застегнул молнию.

– Я знал о ссоре в кафе. И понятия не имел, что отец в тюрьме. Честное слово.

– Мне просто не хочется верить, что он за решеткой.

– По крайней мере, он сам сдался властям.

– Мог же ведь он встретить нас в аэропорту!

– Не знаю.

– Но он этого не сделал.

– Полагаю, что нет.

Флетч натянул тенниску.

– Ты полагаешь? К чему ты так говоришь? Когда ты женился на мне ты тоже сказал не «да», а «полагаю, что да».

– Полагаю, сказал, – сев на кровать, Флетч надевал носки и теннисные туфли.

– Как это понимать? Ты полагаешь, что твой отец не встречал нас в аэропорту. Ты же знаешь наверняка, что его там не было?

– Знаю ли? – Флетч направился к двери.

– Куда ты пошел?

– В том-то все и дело, Барбара. Я этого не знаю.

– Ты куда-то идешь?

– Да, – он открыл дверь в коридор.

– Карр ждет нас.

– Он сказал, что заедет за нами в полдень.

– Ты уходишь, потому что злишься на меня?

– Я ухожу... – Флетч замялся, взявшись за ручку двери, – чтобы найти ответ на твой вопрос, кое-что выяснить, возможно, выяснить слишком многое.

– Флетч...

– Если я не вернусь до приезда Карра, вам придется меня подождать.

Глава 26

– Привет, – Флетч подождал, пока молодой полицейский, сидящий за высокой перегородкой поднимет голову, заметит его, ответит.

– Привет, – полицейский ответил, выдержав долгую паузу.

Флетч чихнул.

– Как поживаете?

– Хорошо, благодарю вас. А вы?

– Отлично.

Полицейский вновь посмотрел на Флетча.

– А что вам нужно в полицейском участке?

Флетч шумно глотнул.

– Я хотел повидаться с отцом. Моя фамилия Флетчер. Он здесь?

– О, да, – полицейский сверился с лежащим перед ним листком. – Ожидает суда.

– Могу я увидеться с ним?

– Это невозможно, – ответил полицейский. – Он наказан.

– Его наказывают до суда?

Полицейский наморщил лоб.

– Какой смысл держать его в камере, если дозволять всем общаться с ним?

– Я прилетел из Америки. Два дня тому назад. Я не знаю, сколь долго еще пробуду здесь. Мне необходимо встретиться с ним.

– О, я вижу, – полицейский сложил лежащие перед ним бумаги. Лоб его по-прежнему бороздили морщины.

Флетч молчал.

Несколько мгновений спустя полицейский скрылся за дверью в дальней стене.

Пытаясь очистить нос, горло, глаза от песка, Флетч прошагал полквартала, разделявшие отель «Норфолк» и полицейский участок. Компанию ему составляли студенты, нагруженные книжками, спешившие как в университет Найроби, так и из оного. Он обогнал белую пару, в шортах и соломенных шляпах. Чувствовалось, что они очень устали и, судя по всему, заблудились.

В полицейском участке никого, кроме Флетча, не было. Там царили тишина и покой.

Флетч вновь чихнул.

Полицейский вернулся один.

Ничего не сказал. Вновь зашуршал перекладываемыми бумажками.

– Так что? – спросил Флетч. – Могу я повидать его?

– Мистера Флетчера здесь нет.

– Что?

– Он просил передать вам, что его здесь нет.

– Вы сказали, что я – его сын? Что его сын пришел встретиться с ним?

– Да, конечно. Он попросил передать вам, что его здесь нет.

По пути к двери Флетч вновь чихнул.

– Будьте здоровы, – донеслось от перегородки. Флетч обернулся.

– Уолтер Флетчер? В вашей камере сидит Уолтер Флетчер – бывший американец, белый, лет под пятьдесят?

– О, да, – кивнул полицейский. – Мы хорошо его знаем.

Глава 27

– Отвлеките ее руки, – пробормотал Карр.

Флетч пощекотал девочке шею.

Едва ее руки взметнулись вверх, громадные ладони Карра выпрямили ногу девочки, совместив концы сломанной кости. Ее смех перешел к крик боли.

– Все уже позади, сладенькая. Ты еще потанцуешь, когда вырастешь.

Карр обмотал ступню, и лодыжку девочки эластичным бинтом, установил шину, замотал и ее. Ссадина в месте перелома почти зажила. Ногу девочка сломала дней семь тому назад.

– Делаем, что можем, – пожал плечами Карр, – Если врача нет, лечим сами.

Из Найроби они полетели на юго-восток. В аэропорту Уилсона Джума помогал носить вещи от «лендровера» к самолету, загружать их в самолет, затем уселся в последнем ряду, позади Барбары. Флетч не слышал, чтобы кто-либо прокомментировал решение Джумы лететь с ними. Лыжи лежали в проходе между сиденьями, едва умещаясь в самолете.

Во время полета Джума читал «Аке», книгу Воле Шоинка[18].

Барбара неотрывно смотрела в иллюминатор. С воздуха лагерь Карра не бросался в глаза. Располагался он на восточном берегу реки, на опушке джунглей. Еще в двадцати пяти километрах к востоку сверкала голубизна Индийского океана.

Посадочная полоса являла собой двухколесную колею. Большая палатка-кухня, по обе ее стороны – две палатки поменьше, кусок брезента, натянутый на четырех столбах, старый джип в тени гигантского баньяна. Прочих достопримечательностей Флетч не обнаружил.

Карр посадил самолет колесами в колею. Флетч откинул дверцу. Навалилась душная, влажная жара. Примерно человек пятьдесят вышли из леса. Карр заглушил двигатель, повернул на панели управления несколько выключателей.

– Полагаю, клиника открыта.

Обезьяны были везде: на земле, на деревьях, на палатках, на столе и стульях, стоящих под брезентом. Самцы с детенышами, вцепившимися в их шерсть, самки, кормящие новорожденных, детеныши постарше, передвигающиеся самостоятельно.

– Они кусаются, – предупредил Карр. – Воруют. Не питают ни малейшего уважения к людям.

Шейла, в теннисных шортах и рубашке с короткими рукавами, ждала их в конце посадочной полосы. С кувшином лимонада и стаканами на подносе.

– Здесь полный порядок, – доложила она, едва Карр вылез на крыло. – У тебя тоже все нормально? Тогда и в мире без проблем.

– Нашла что-нибудь интересное в мое отсутствие? – спросил Карр.

– Да, – кивнула Шейла. – Запасные ключи от «лендровера», которые ты вроде бы потерял.

Карр пожал плечами.

Опустив поднос на землю и разлив лимонад, Шейла обняла и поцеловала Карра.

– Мое потное чудовище, – она обняла и поцеловала Флетча, когда узнала, кто он такой. – Хорошо. Нам необходимы загорелые люди, – обняла и поцеловала Барбару. – Великолепно! Женщина поможет мне догнать убегающий мир.

Джума стоял в сторонке, мрачно глядя на Шейлу. Когда Карр представил их, Шейла помахала ему рукой.

– Привет, Джума. Рада, что ты решил присоединиться к нам.

– Я привез неплохие бифштексы, – порадовал Шейлу Карр.

– Наверное, они очень дорогие.

– Не дороже кур.

Обезьяна заглянула в кувшин с лимонадом. Шейла легким пинком отогнала ее.

– Послушай, это женщина Карра? – шепотом спросил Джума у Флетча.

– Полагаю, что да. Шейла. Да.

– Я этого не знал, – пробормотал Джума.

– Ничего римского не нашлось? – Шейла и Карр уже шли к палаткам.

– Все, как обычно. Наконечники. Бивни. Скелет.

– Человеческий?

– Да. Ребенка. Похороненного не так уж и давно. Оставшуюся часть дня Флетч наблюдал, как Карр, устроившись под тентом, лечит людей. Многие дети приходили с ожогами. Карр смазывал и бинтовал пораженные места. Еще больше – с гноящимися глазами. Карр промывал их, закапывал лекарство или закладывал в уголок лечебную мазь. Родители получали от него тюбик (пузырек) с лекарством и подробные инструкции по его использованию. Жалобы были самые разные: боли в желудке, рваные раны, язвы, сломанные кости. Каждому Карр задавал множество вопросов, выясняя причину недомогания, затем доставал из аптечки первой помощи таблетки, бинты, лекарства. С кожными заболеваниями к нему не обращались: похоже, знали, что тут он им не поможет. У двух стариков Карр диагностировал опухоли и сказал, что им следует обратиться в больницу.

Мужчина, опираясь на костыль, сделанный из толстой ветки, сказал, что уронил валун на пальцы ноги. Два пальца Карр отрезал садовым секатором. Продезинфицировал, зашил и перевязал раны. Третий палец, сломанный, трогать не стал.

Отрезанные пальцы Карр завернул в кусок бинта и торжественно отдал мужчине.

– Как эти люди узнали о вашем прилете? – спросил Флетч Карра. Карр промолчал.

– Откуда Джума все знает о моем отце? Как он узнал, что мы с Барбарой завтракали на веранде лорда Деламера, когда он проходил мимо? Он ни у кого ничего не спрашивал, но направился прямо к нам. Каким образом он мог знать, что мы полетим сюда до того, как мы согласились?

– Никогда не пытайтесь понять, как и откуда узнают новости африканцы. Это их магия. Но я могу дать вам ключ к этой загадке. Магия эта во многом базируется на наблюдательности. Они тратят массу времени, размышляя о людях. Реальных людях – тех, что их окружают. Они думают о людях вместо того, чтобы думать каких-то вещах, будь то машины, телевизоры или сушилки для волос. Они думают о людях, которых знают, а не о мифологических идолах вроде политиков, известных спортсменов, кинозвезд или мифологических событиях, таких, как далекие войны, валютные кризисы и сессии ООН, – Карр бросил пустой тюбик из-под «Неоспорина» в бочку, используемую вместо мусорного ведра. – Наша магия, разумеется, основана на фармакологии. И мы прекрасно ладим друг с другом, уважая магию каждой стороны.

– Но почему они ждали вас? – Флетч снимал шерстяные носки и теннисные туфли. – Шейла могла бы подлечить их ожоги и нагноения...

Карр вскрыл новый рулон бинта.

– Они не доверяют Шейле. Возможно, вы этого не заметили, но Шейла – индианка. Она пыталась их лечить, но они этого не допустили. Магия здесь, как и везде, ассоциируется с личностью. Они не подпустят к себе и вас, хотя вы – белый. Стариков не заставишь подойти к вам, они не поделятся с вами своими бедами, потому что вы слишком молоды. Поэтому вся грязная работа ложится на меня.

Молодой парень объяснил Карру, что поцарапал ладонь. А потому прижег ее кислотой. Теперь у него воспалилась вся рука, по самый локоть.

Помогая Карру – тот просил что-то подержать, что-то принести, – Флетч не упустил из виду, как под руководством Шейлы на опушке поднялась новая палатка. В нее перенесли из самолета их рюкзаки.

Из-за длины лыж и необычности их формы каждую пару переносили двое мужчин, положив лыжи на плечи. Флетч слышал крики изумления, последовавшие после того, как Барбара достала свои лыжи из чехла. Стоя на выжженной земле, под тропическим солнцем, на фоне ярко-зеленых джунглей, Барбара имитировала спуск с горного склона, с отталкиванием палками, сгибанием колен, плавным танцем бедер.

Джума, показывая, что он тоже мчится на лыжах, притворился, что теряет равновесие. Он долго балансировал на одной ноге, отчаянно размахивал руками, словно пытаясь сохранить равновесие, но в конце концов рухнул на землю, подняв столб пыли.

Большая обезьяна, с сердитыми криками, попыталась отнять у Барбары одну из палок.

После того как Карр заканчивал лечение, люди возвращались в джунгли, растекаясь по узким тропкам.

– С глазами у них просто беда, – Карр печально покачал головой. – Так близко от экватора, и никакой защиты от солнца. И мух тут полным-полно, – он отогнал дюжину мух от лица ребенка. – Да еще ожоги. Дети пытаются помочь в приготовлении пищи. Играют слишком близко от открытого огня. Или вываливаются из нагрудных или наспинных люлек в очаг. Мамаши, сами видите, в основном тоже еще дети.

Действительно, большинству мамаш перевалило максимум за пятнадцать лет. Весь их наряд состоял из цветастых юбок да многочисленных браслетов на руках и на ногах. Груди если и прикрывались, то несколькими рядами бус. Несмотря на заботы и тревоги, все они пребывали в прекрасном расположении духа. Флетча они стеснялись, старались не смотреть на него, но говорили, несомненно, о нем, Барбаре и Джуме.

– Это называется вмешиваться в их жизнь? – Карр заметно устал. – Стоило бы спросить достопочтенного доктора Маккоя, неужели то, что мы сейчас делаем, называется вмешательством? Некоторые из этих чертовых ученых хотели бы накрыть Африку стеклянным колпаком и лишь наблюдать за тем, что происходит под ним.

– Джуму не посадишь под стеклянный колпак, – возразил Флетч. – Он его разобьет.

– Думаю, что разобьет, – согласился Карр.

– Между прочим, Карр, я вспоминаю, что перед отлетом из Штатов мы с Барбарой не делали никаких прививок.

– Все будет нормально, – успокоил его Карр. – Единственное, необходимое здесь лекарство, – стаканчик виски на сон грядущий, – он посмотрел, низко ли опустилось солнце. – Но сначала давайте прогуляемся по берегу. Я покажу вам, что не слишком уж продвинулся со своей безумной идеей. Затерянный в джунглях римский город, – Карр рассмеялся. – Ба! Я сумасшедший!

– Вчера вечером я прочел все, что написали газеты за два дня об убийстве в аэропорту, – Карр и Флетч бок о бок шагали вдоль берега. – Я также переговорил с Дэном Дьюисом.

– Вы переговорили с Дэном Дьюисом?

– Почему нет? Он же школьный учитель.

– Он также полулегальный палач.

– Это точно. Мы говорим, что он работает «в тесном контакте с полицией».

– Он наемный убийца полицейских.

– Этот мир очень разнообразен, Ирвин. Нельзя подгонять все под один стандарт.

– Извините. Я вас слушаю, – по ходу Флетч постоянно убивал мух, шлепая себя по рукам, шее, лицу.

– Убитого звали Луис Рамон. При нем был французский паспорт. В денежном поясе обнаружена очень крупная сумма в немецких марках. Примерно сто тысяч в пересчете на доллары.

– Его не ограбили?

– Нет. Деньги так и остались при нем.

Флетч присвистнул.

– Его не ограбили даже полицейские.

– В ответе Интерпола сообщается, что Луис Рамон – валютный «челнок», возможно, контрабандист. Впервые он «засветился» пять лет тому назад. Подозревали, что он вывез из Швейцарии итальянские лиры. А три года тому назад, когда он пытался ввезти французские франки в Албанию, его поймали. Оштрафовали и отпустили, то есть в тюрьме он, по сведениям Интерпола, не сидел. Вот мы и пришли. Я покажу вам, чем мы тут занимаемся.

Они свернули на уходящую в джунгли просеку, достаточно широкую, чтобы по ней мог проехать джип. Над просекой смыкалась листва. В двадцати пяти метрах от реки просека заканчивалась круглой вырубкой.

В центре ее высилась кучка земли, рядом с уходящим вглубь шурфом. Если б не эта куча, шурфа с края вырубки Флетч бы и не заметил.

– Мы бурим скважины, – пояснил Карр, – смотрим, что находится под землей. Бур у нас примитивный, таким обычно пользуются, когда ищут воду, перед тем, как делать настоящий колодец. Мы можем углубиться в землю максимум на пятнадцать метров. Как вы думаете, пятнадцати метров, это сорок пять футов, достаточно для того, чтобы дойти до слоя двух – или трехтысячелетней давности? Я в этом сомневаюсь, – он ткнул землю носком. – Почва мягкая. Густая растительность.

Они вернулись к реке.

– Каждые сто метров мы углубляемся в джунгли на двадцать пять метров и бурим землю. Вы думаете, это достаточное расстояние? Или мы уходим слишком далеко? Мне представляется, что город они строили за западном берегу, чтобы река отделяла их от океана. Или я ошибаюсь? Там, где уровень земли чуть поднимается, мы увеличиваем число шурфов.

– И давно вы здесь копаетесь? – спросил Флетч.

– Почти восемнадцать месяцев. Пробурили множество шурфов, по обеим берегам реки.

Они двинулись дальше.

– В общем, Луис Рамон прилетел вместе с вами из Лондона. Есть основания подозревать, что цель его визита – контрабанда валюты, и его партнер или сообщник, короче, тот, с кем он намеревался встретиться в аэропорту Найроби, зарезал Рамона.

– Только не партнер, – возразил Флетч. – И не сообщник.

– О? Почему нет?

– Потому что партнер или сообщник знал, что Рамон привез с собой немецкие марки на сумму сто тысяч долларов, и забрал бы их. Время у него было. Он понятия не имел, что я сижу в кабинке. То есть, если бы этот человек собирался зарезать кого-то в мужском туалете, он с тем же успехом мог и ограбить жертву. Не так ли?

– Я забыл, что журналистское расследование – ваш конек, – ответил Карр. – Жози Флетчер, должно быть, вами гордится. У вас ее склад ума.

– Я стараюсь оперировать фактами, – пробормотал Флетч. Они проходили мимо еще одной просеки. – Я думаю, встреча не планировалась заранее. И ссора возникла спонтанно. В голосах слышалось изумление. И тут же оно сменилось яростью. Все произошло очень быстро. Вроде бы встретились два человека, ранее знакомые, ненавидящие друг друга. Наверное, в прошлом они что-то не поделили, а может, эта встреча грозила смертельной опасностью или им обоим, или кому-то одному. Так что убийца отреагировал мгновенно, – Флетч вздохнул. – Жаль, что я не понимаю по-португальски.

Карр повел его в следующую просеку.

На вырубке высился внушительных габаритов бур. Алюминиевая станина в четыре квадратных метра у основания и один – у вершины, на расстоянии трех метров от земли. Уходящий ввысь еще на двенадцать метров шнек. По сторонам станины четыре штурвала с перпендикулярными рукоятками диаметром в метр.

– Похоже, Шейла решила вернуться назад, – Карр наклонился, покопался в недавно вырытой земле. – Ничего. Вы думаете, мы сумасшедшие?

– Так ли важно, что кто-то думает. Многих считают сумасшедшими, пока они не доказывают свою правоту.

Карр выпрямился. Отряхнул руки.

– Но чаще оказывается, что они неправы, не так ли?

– Да, – согласился Флетч. – Полагаю, большинство людей – сумасшедшие.

– Главное, найти собственный способ сходить с ума, – и Карр двинулся обратно к реке.

– Какую операцию с валютой собирался провернуть Луис Рамон? – спросил Флетч, когда они вновь вышли к берегу.

– Не знаю, – ответил Карр. – И не уверен, что хочу знать. Но мне известно, что иметь такие суммы в иностранной валюте в Кении запрещено.

– Почему?

– В отношении собственной валюты в Кении закрытая экономика. Из страны нельзя вывозить больше десяти шиллингов. Суть в том, что кенийский шиллинг не существует за пределами Кении. Все равно, что фишки казино. Он обладает какой-то ценностью лишь в строго ограниченных пределах. Кенийский шиллинг «привязан» к английскому фунту, но не является конвертируемой валютой и международной торговли шиллингами нет.

– Как же властям удается поддерживать такое положение?

– Суровыми законами, которые неукоснительно исполняются. Некоторое время тому назад полиция обнаружила у одного адвоката-индийца тринадцать долларов США. Его приговорили к семи годам тюрьмы за нарушение запрета на хранение иностранной валюты.

– Действительно, сурово.

– Давайте перейдем на другой берег, – предложил Карр. – По нему и вернемся.

Они разделись. Подняв одежду над головой, перешли вброд медленно текущую реку. Вода едва не доходила им до шеи.

– По всему видно, что в древности река была глубже, – заметил Карр. – Или вам так не кажется?

Пока они обсыхали на восточном берегу, Карр несколько раз посмотрел на черно-синюю отметину в нижней части живота Флетча, но ничего не сказал.

– Видите тот баобаб? – Карр указал на юг. – Завтра пробурим шурф неподалеку. Но так, чтобы не повредить дерево. Баобабы здесь священны. Даже дороги прокладывают в обход.

Одевшись, они зашагали на север, минуя встречающиеся через каждые сто метров просеки.

– Ко всему, связанному с государством, кенийцы относятся очень серьезно, – продолжил Карр затронутую ранее тему.

– Джума говорит, что его отец получил полтора года тюрьмы только за то, что припарковал автомобиль с государственными номерами около бара. Раньше он работал в каком-то министерстве.

– Не так давно один из ваших сограждан, американец, обедал в ресторане в Найроби. Его обслуживали двое. Отобедав, американец пожелал дать чаевые и первому, и второму, но у него был лишь один банкнот в сто шиллингов. Полагаю, он хотел лишь пошутить, разорвав банкнот на две половинки и попытавшись сунуть их официантам. Вот что я прочитал в газете: «Пораженные, оскорбленные надругательством над кенийскими деньгами, официанты вызвали полицию». Американца арестовали. Он провел в камере всю ночь. Наутро его судили, приговорили к штрафу в две тысячи долларов, в полицейской машине отвезли в аэропорт и посадили на борт первого самолета, покидающего Кению.

– Ничего себе шуточка.

– Конечно, это незаконно, но здесь, в джунглях, девочкам все еще вырезают клиторы. Стоит же вам разорвать пополам банкнот, как о вас напишут в «Стандарте».

– А вы бы пошли на контрабанду валюты? – спросил Флетч.

Карр ответил после долгой паузы.

– Как справедливо замечено, чем суровей законы валютного регулирования, тем выше награда в случае их безнаказанного нарушения.

К лагерю они вышли уже в полной темноте. У палатки-кухни ярко горел костер. Карр заговорил, когда они переправлялись на западный берег.

– Наверное, мы действительно сумасшедшие. Искать потерянный римский город! Но прошлое завораживает. Не правда ли? Прошлое – откуда мы пришли, кем мы были – ясно дает понять, какие мы теперь. Или вы так не думаете?

Флетч погрузился в воду с головой, чтобы смыть пот.

– А может, я просто уродую джунгли, – вздохнул Карр.

Они стояли на западном берегу.

– Не так уж и сильно, – успокоил его Флетч.

– Я, впрочем, дал себе зарок, – Карр смотрел на реку. – Как только я найду малейшее доказательство своей правоты, если, конечно, найду, раскопки будут остановлены и я незамедлительно обращусь к специалистам. Если я прав, клянусь, я не буду отрывать весь город.

– Совершенно справедливо, – покивал Флетч. – Тут необходим доктор Маккой. Уж он-то не станет отрезать садовым секатором чьи-то пальцы.

– Если будет на то ваше желание, присоединяйтесь к нам на стаканчик виски. Лед приносите свой.

Глава 28

– Вам нравится ваш медовый месяц? – спросила Шейла Барбару.

– Он сводит меня с ума.

– Да, так оно всегда и бывает.

Они сидели на раскладных стульчиках у тента, натянутого на четырех шестах. Карр снабдил каждого стаканом виски с содовой. Вокруг горели свечи, отгоняющие насекомых. В небе плыла серебряная луна. За спиной шумели джунгли. Прислушиваясь к разговору, Флетч наблюдал за обезьянами, играющими в свете свечей. Под тентом мужчина, звали его Уинстон, накрывал стол на четверых.

– Он жалуется, что я мила с ним на людях и пилю наедине, – продолжала Барбара.

– В семейной жизни без этого не обойтись, – покивала Шейла.

– Мы же с тобой неженаты, – вставил Карр.

– Поэтому я решила пилить его и на людях, – Барбара хихикнула.

– А наедине будешь со мной мила? – полюбопытствовал Флетч.

– Если ты этого заслужишь, я буду с тобой мила и на людях, и наедине.

Из темноты вышел Джума со складным стулом в руках. Поставил его, сел.

– Налить тебе виски, Джума? – спросил Карр.

– Нет. Благодарю. Не люблю виски. Я от него пьянею.

– О, я вижу.

– Наш медовый месяц обернулся не таким, как мы его планировали, – пояснил Флетч Шейле.

– Барбара упомянула, что вы собирались покататься на лыжах. В Колорадо.

– Неужели?

– Да, упомянула.

– И свадьба была не такая, как мы планировали. Нас обвенчали на обрыве, над Тихим океаном. Флетч опоздал, и начавшаяся гроза все испортила. День он провел со своей матерью.

Карр коротко глянул на Флетча.

– Свадьба сама по себе не бог весть какое событие, – Флетч повернулся к Карру. – Так что вы немногое потеряли, обойдясь без нее.

– Он пришел на собственную свадьбу в джинсах, застиранной тенниске и рваных теннисных туфлях.

– Я побрился. Ты же знала, что я работал день и ночь. Времени переодеться у меня не было.

Джума наклонился к Флетчу, тихо спросил:

– Барбара ваша первая жена?

Флетч кивнул.

– Да.

– О, я вижу.

– В становлении семьи одежда не имеет решающего значения, – заметила Шейла. – Во всяком случае, на первых порах.

– По-моему, вам жарко, – Карр отпил виски.

Из-за мух Флетч и Барбара решили надеть к обеду свитера, лыжные ботинки и брюки.

– Я просто сварилась, – призналась Барбара. – Вы уверены, что будете есть на обед не меня?

Они удивились, увидев, что на Карре и Шейле лишь пижамы и сандалии.

– Обедать в пижамах – давняя кенийская традиция, – Карру пришлось прочитать им очередную лекцию. – Естественное продолжение охоты. Проведя день в джунглях или саванне, более всего хочется, помимо выпивки, принять ванну. А после ванны как не надеть прохладную, из чистого хлопка пижаму. И выглядишь в пижаме более официально, чем в шортах. В недалеком прошлом люди приезжали в гости в пижамах. Даже в отеле выходили в них к обеду.

Совсем близко прорычал лев.

– Мой бог! – воскликнула Барбара. – Неужели я варюсь для льва?

– Если хотите, представляйте себе, что это магнитофонная запись, – улыбнулся Карр.

– Меня съедят живьем!

– Нет-нет, – поспешил успокоить ее Карр. – Голодные львы – тихие львы. Львиный рык означает, что он убил свою жертву, сытно поел, поспал, а теперь хочет пообщаться с друзьями, – лев то ли рыкнул громче, то ли подошел ближе. – В большинстве своем дикие животные познакомились с человеком и стараются не иметь с ним дела.

– Не хотят есть нас даже на десерт? – спросила Барбара.

– Даже на закуску, – ответил Карр.

Другой мужчина, Раффлз, вновь наполнил их стаканы.

– Мы прилетели в Африку, чтобы встретиться с моим отцом, – обращался Флетч к Шейле. – Какой-то человек, незнамо как появившийся на нашей свадьбе, передал мне его письмо.

– Письмо, написанное исчезающими чернилами, – ввернула Барбара.

– Да, – кивнула Шейла, – Питер говорил мне о происшествии в «Терновнике». Вроде бы, ничего серьезного.

Флетч посмотрел на Джуму.

– У меня сложилось такое впечатление, что в Кении любая стычка с законом более чем серьезна.

– Ваш отец очень интересный мужчина, – добавила Шейла.

– Правда? – спросил Карр.

– Ты так не думаешь?

– Нет.

– Возможно, в чем-то он так и не заматерел. Но в обществе таких любят.

– Безответственный, – пробурчал Карр. – Когда он летал на моем самолете, я никогда не знал, где его искать.

– Да, – признала Шейла, – есть в нем этакая неуловимость.

– Это уж точно, – кивнула Барбара.

– Он пользуется успехом.

– Может, среди дам, – вставил Карр.

– Перестань, Питер. Вы, мужчины, тоже к нему благоволите.

Карр покачал головой.

– Слишком у него буйный характер.

– Он все делает по-своему, – пояснила Шейла. – Но, в конце концов, большинство белых осели в Африке только потому, что в других местах не могли проявить свою индивидуальность. К примеру, ты, Питер.

– Это справедливо, – не стал спорить Карр. – Мне тоже нравится все делать по-своему. Но я не лезу в постели чужих жен и стараюсь без необходимости не махать кулаками.

– Как же вы подружились? – спросил Флетч Карр ответил после короткой паузы.

– Очень просто. Члены международного братства пилотов. Примерно одного возраста. Оказались в одном месте и в одно время.

– Уолтер Флетчер очень энергичный человек, – добавила Шейла.

– Только энергию эту он тратит не по назначению, – пробормотал Карр.

– Почему ты так говоришь? – укорила его Шейла.

– У него собственный самолет, много работы...

– Вечно он выпендривается. Бросает вызов нам всем, вот что он делает. В прошлом году мы решили прекратить полеты в Уганду. Слишком много требовалось заполнять бумаг. Слишком велика была опасность для самолетов и пассажиров. А вот Уолтер Флетчер летал и летал в Уганду и обратно. За год заработал столько же, сколько мы – за три. Если говорить о деньгах, – Карр посмотрел на Луну. – И где он сейчас?

– Но вы же приехали с ним в отель на встречу с нами, – подчеркнул Флетч.

– Именно так. Я приехал, а вот он – нет.

– Вы сказали, что он просил вас оказать ему моральную поддержку.

– Правильно, – Карр допил виски. – Моральная поддержка Уолтеру необходима. Пообедаешь с нами, Джума?

Джума посмотрел на Шейлу.

– Нет, благодарю. Я уже поел.

В свете свечей взгляды Карра и Флетча встретились.

– Все вышесказанное не имеет к вам никакого отношения.

– О, я вижу, – вздохнул Флетч.

– Ты сможешь провести с нами несколько дней, Питер? – спросила Шейла.

– Только несколько. Я должен переправить группу французских управляющих отелями в Масаи Мара. Из Найроби. Они путешествуют, изучая опыт отелей фирмы «Блок». Меня не будет две ночи.

– Масаи Мара, – повторил Флетч. – Я слышал, красивое место.

– Составьте мне компанию, – улыбнулся Карр. – Места в самолете хватит.

– Если раньше мы не получим известий от Уолтера, – напомнила Шейла.

– Да, – кивнул Карр. – Я сказал его адвокату, где нас найти.

– А кто летает на втором вашем самолете? – поинтересовался Флетч.

– Молодой кениец. Зарабатывает нам деньги, которые я транжирю, сидя на земле. Вот так сказывается возраст и проявляются чувства собственника. В Масаи Мара он, однако, слетать не сможет. Его самолет зафрахтовали для полета на Мадагаскар.

– Боюсь, мы доставляем массу хлопот... – начал Флетч.

– Почему? – прервал его Карр. – Хорошая компания нам только в радость. А завтра мы еще и поработаем.

– Неужели вы предпочли бы сидеть в номере отеля в Найроби? – спросила Шейла.

В какой уж раз Барбара отогнала мух, покушающихся на ее рис.

– Я ездил к колдунье в Тика, – Карр смотрел на Шейлу. – Вместе с Барбарой и младшим Флетчем. Там, собственно, Джума и присоединился к нам.

– Она тебя воодушевила?

– Да. Сказала, что я ищу то, чего не терял. Когда я ответил, что я ищу место, она отправила меня на юг, к реке и холмам.

– Там мы и находимся, – кивнула Шейла.

– Она сказала, что люди, которые жили здесь раньше, хотят, чтобы мы их нашли. Тогда их будут помнить.

– Она сказала, что мы их найдем?

– Вроде бы она в этом не сомневалась.

– В данный момент сгодится любое доброе слово, от кого бы оно ни исходило.

В палатке-кухне звучала итальянская любовная песня. Джума, Уинстон, Раффлз и еще пять или шесть парней пели вместе с певцом, по-итальянски.

Флетч не мог определить, откуда доносилось пение птиц, которое он слышал, то ли из джунглей, то ли с магнитофонной ленты. Птицы тоже подпевали певцу.

– Барбара? Встань, пожалуйста!

После обеда они вновь вернулись к складным стульям. Карр налил всем бренди.

Появился Джума. Городскую одежду он сменил на кусок материи, обернутый вокруг бедер. В руках он нее другой кусок, прямоугольный, размерами четыре на пять с половиной футов.

Даже в свете свечей материя переливалась красным, зеленым, желтым цветами.

– Ах, Джума, идеальное решение! – воскликнула Шейла. – Канга!

Джума словно и не слышал ее.

Когда Барбара поднялась, Джума обмотал ее материей под мышками, выше груди, верхние концы завязал узлом.

Получилось длинное, ниспадающее вниз платье.

Барбара оглядела себя.

– Клево!

– Куда лучше галифе, – поддакнул Флетч.

Джума снял с Барбары кусок материи и сложил его вдоль. Обхватил им бедра Барбары, как петлей, держа оба конца в одной руке. Несколько ловких движений, и кусок материи превратился в юбку.

– Другой одежды тебе здесь не нужно.

– Ничего сверху? – удивилась Барбара.

– Если хочешь, я достану тебе бусы.

Вновь он снял с нее материю. Сложил вчетверо. Теперь получилась совсем короткая юбочка.

– Так тебе будет прохладно.

Глянув ниже юбки, на обтянутые лыжными брюками ноги, Барбара вздохнула.

– Это точно.

– Твоя юбочка очень гармонирует с лыжными ботинками, – улыбнулся Флетч.

– Между прочим, канга носят и мужчины. Пожалуйста, встань, Флетч.

Флетч поставил стакан с бренди на землю и встал. Джума набросил канга на плечи Флетча.

– Уберегает от ожогов.

Сложил кусок материи вчетверо и обратил в юбку уже на талии Флетча.

И тут под боком у Флетча громко рыгнули.

Схватив стакан обеими руками, обезьяна, самец, допивала бренди Флетча.

– Стой, – Карр вскочил. – Надо подержать нашего приятеля взаперти, пока бренди не выветрится, – он осторожно двинулся к обезьяне. – Неизвестно, что он может натворить.

– Совсем, как твой отец, Флетч, – заметила Барба ра.

Джума сдернул канга с бедер Флетча и протянул Барбаре.

– Это мне? Подарок?

– Да, – кивнул Джума. – Я достал канга для тебя. Теперь ты будешь одета как полагается и тебе не будет жарко.

– Как мило, – улыбнулась Шейла.

Самец поставил стакан на землю. Почесал темечко.

– Спасибо, Джума.

Когда Карр уже изготовился, чтобы прыгнуть на самца, тот внезапно рассмеялся и метнулся в сторону. А затем в мгновение ока вскарабкался на баньян.

Уперев руки в бока, Карр наблюдал, как самец забирается все выше и выше.

– И что нам теперь с ним делать?

– Вы его видите? – спросила Барбара. Ухватившись за ветвь одной рукой, самец раскачивался в десяти метрах над землей, что-то по-своему вереща.

– Спускайся, немедленно, дурачок, – Карр посмотрел на Шейлу. – Сможем мы подманить его бренди?

Самец забрался еще выше. Теперь его и землю разделяли пятнадцать метров. Ставя одну ногу перед другой, раскинув руки, он, как канатоходец, шел по толстой ветви. Глянув на стоящих внизу людей, разразился длинной речью.

– Он расшибется, – воскликнула Шейла.

– Скорее всего, – согласился Карр.

– Видите, от виски обезьяна опьянела, – вставил Джума.

Самец свалился-таки с ветви, но успел схватиться за нее руками. И начал раскачиваться, все с большей амплитудой.

– О-хо-хо, – вздохнул Карр. – Похоже, нам хотят показать, что и обезьяны умеют летать.

Находясь в самой верхней точке, самец отпустил ветку. Взмыл в воздух на добрый фут, а потом по дуге устремился к земле.

Карр бросился к дереву.

– Попробую его поймать.

Самец приземлился на спину в метре от Карра, подняв столб пыли.

– У-ф-ф-ф-ф, – вырвалось из него.

– Бедняга лишился чувств, – прокомментировал Карр. – Это научит его не летать слишком высоко и быстро.

Они все смотрели на лежащего без сознания самца. – У него будет болеть голова, – предсказал Джума.

Флетч повернулся к Барбаре.

– Как у моего отца?

Глава 29

Флетч устроил себе небольшой отдых. Несколько минут он потягивал воду, рассеянно поглядывая на джунгли, прежде чем подпрыгнуть от изумления. Ибо из джунглей на него смотрел юноша. Он стоял на одной ноге. Боком к Флетчу, но повернув к нему голову. Очень высокий, на удивление тощий, тело его напоминало палку, коричневеющую на фоне зеленой листвы. Головной убор из перьев, удлиненные, чуть ли не до плеч мочки. Тонкая полоска ткани, перекинутая через одно плечо и соединяющаяся с другой полоской, на талии. Браслеты, стягивающие мышцы рук. Красные браслеты на ногах. Копье, прижатое к телу.

– Эй! – крикнул юноше Флетч. – Привет!

Тот не ответил и не пошевельнулся.

– Jambo! – сменил язык общения. – Наbаri?

Никакой реакции.

Флетч протянул юноше бутылку с водой.

– Magi baridi?

Тот же результат.

Юноша, не двинувшись, молча смотрел на Флетча.

Флетч помахал ему рукой и вновь принялся за работу.

Панга[19] он прорубал в кустах просеку от берега в джунгли, достаточно широкую, чтобы по ней мог проехать джип. Босой, в одних плавках, он работал один, на безопасном расстоянии от баобаба, дабы не причинить дереву вреда.

Карр предупредил, что здесь нельзя делать ни шага, не посмотрев под ноги: змеи наводняли округу. За утро Флетчу удалось избежать контакта с десятком.

Карр с остальными рабочими прокладывали просеку вдоль реки. Деревья у берега росли большие, с толстыми стволами. Их приходилось пилить, потом выкорчевывать пни. Такая работа требовала коллективных усилий.

Тяжелый труд под жарким солнцем, текущие по телу ручейки пота нравились Флетчу. За последние дни он слишком много времени провел на стульях и в самолетных креслах, чужих постелях, редакционных кабинетах, не зная иной физической работы, кроме любовных игр. Со дня свадьбы, получив письмо от отца, он постоянно сталкивался с необычным: разговор с матерью, перелет в Кению, кровавое убийство в аэропорту, упорное нежелание отца встретиться с ним, некоторые фразы и поступки Барбары. Флетч не понимал звуков, доносившихся из джунглей, но они его успокаивали. Он восхищался птицами, садящимися на ветки и вновь взмывающими в небо. Он смотрел под ноги, чтобы не наступить на змею, и прокладывал просеку.

С той поры, когда бы Флетч не разгибал спину, чтобы выпить глоток воды, а такое случалось довольно часто, он поворачивался к юноше. Тот стоял в той же позе, застыв, как статуя. Флетч знал, сколь тяжело просто не шевелиться хотя бы несколько минут. Каких же усилий, думал он, требовало стояние на одной ноге. Он не видел, чтобы юноша поменял ноги, перенеся свой вес с одной на другую. Почему он стоит в такой позе, раз за разом задавал себе Флетч вопрос, остающийся без ответа.

Поначалу Флетч протягивал юноше бутылку воды, предлагая составить ему компанию, затем просто махал рукой, прежде чем взяться за панга.

Но время шло, и за мыслями о разном, с почему-то вспомнившейся песней «Догоняя любовь», Флетч совсем позабыл о присутствии юноши. И случайно брошенный взгляд уже не выделял юношу, как инородное тело, пока Флетч не начинал искать своего незваного гостя. Молчание, полная недвижимость юноши заставляли забыть о его существовании.

Джума заметил его сразу.

Ближе к полудню он появился на просеке, прорубленной Флетчем, насвистывая мелодию итальянской любовной песни. В руке он нес бутылку с водой.

– Флетч должен пить много воды, – возвестил Джума. – Флетч не привык к такой жаре. Флетч не привык к такой работе. Флетч приехал из Америки, где самая тяжелая работа – нажимать кнопки.

Тело Джумы блестело от пота, точь-в-точь, как тело Флетча.

Джума поставил полную бутылку на землю. Разгибаясь, он увидел юношу, стоящего на холме.

– Ага! – нагнувшись, Джума схватил две пригоршни земли. Швырнул одну в сторону юноши. – Идиот! – побежал к нему, швырнул вторую. – Убирайся! Что ты тут вытворяешь? Глупец!

Джума вновь наклонился, на этот раз за палкой. Не сводя глаз с Джумы, юноша отступил в джунгли, мгновенно растворившись в зелени.

– Сукин сын! – крикнул ему вслед Джума. – Неужели тебе так трудно понять, что на улице уже другое столетие? – Джума повернулся к Флетчу. – По крайней мере, другая половина столетия, – он отбросил палку.

– Мне хотелось узнать, сколько бы он так простоял.

Джума махнул рукой.

– До конца жизни. Так бы и умер.

– Но почему?

– Кто знает? Кому это важно? Некоторые из этих людей живут в другом мире. Они знают о радио, телефоне. Тяжело с ними. В таком возрасте...

– Спасибо за воду.

Джума подхватил пустую бутылку.

– Карр сказал, что зайдет попозже, принесет ленч, – Джума двинулся к реке. – Продолжай в том же духе. Ешь в полдень. Пользы от дневной еды никакой, только лишняя усталость да пот. Вы, европейцы, обожаете есть и срать, есть и срать, чтобы потом болеть.

Юноша с копьем больше не вернулся, Флетч, во всяком случае, его не увидел.

Флетч проголодался до того, как появился Карр. Они сели по-турецки посреди очищенной Флетчем полянки. Съели сандвичи с рыбой, запивая их третьей бутылкой воды.

Пил Флетч много, мочился – мало.

– Я подумал, что работа в одиночку придется вам по душе, – заметил Карр.

– Работалось мне в охотку, – признал Флетч и рассказал Карру о юноше, который все утро молча наблюдал за ним, пока пришедший Джума не прогнал его.

– Похоже, масаи. Моран. Воин. Теперь им не разрешают носить щиты.

– А почему он был с копьем?

– Из-за змей.

– Это разумно. Может, мне тоже ходить с копьем?

– Обычно масаи не забираются так далеко на юг. Но что мы знаем о них. Они же кочевники. Идут туда, где есть пастбища.

– А из какого племени Джума?

– Он почти наверняка кикуйю. В Восточной Африке более сорока племен.

– Неужели столько десятилетий они держались обособленно, не смешиваясь, так что и теперь вы можете отличить одно от другого?

– Именно так. В настоящее время политическая борьба в Африке практически не связана с идеологией. Восток против Запада, социализм против свободного предпринимательства, коммунизм против капитализма. Ничего этого в Африке нет. Идет борьба за власть между племенами. Вернетесь в Америку, расскажите об этом вашим политикам в Вашингтоне.

– Я напишу им письмо.

– Неподалеку живет племя, которое отрицает свое существование. Никто, кроме истинных его представителей, не знает, как оно называется. Если вы встретите такого человека, он скажет вам, что принадлежит к другому племени. А стоит доказать ему, что он лжет, не смутившись, заявит, что относится к третьему племени. Какое-то тайное племя. Маскируется под другие племена. Кажется, его настоящее имя вата.

– Понятно, – улыбнулся Флетч. – Племя вата. Все ясно.

– Вы мне не верите?

– Джума все утро работал с вами?

– Да.

– Вы ему платите?

– А вам я плачу?

– Нет.

Карр улыбнулся.

– Вы отрабатываете стоимость противомоскитного полога, который ночью порвали с Барбарой.

Флетч почесал локоть.

– Так вам об этом известно.

– Утром Раффлз сказал Шейле, что кому-то придется зашивать полог.

– Извините, что так вышло.

– Есть особые способы делать то, что вы делали, под противомоскитным пологом. Вы научитесь.

– Так почему Джума работает, если вы ему не платите?

– Не знаю. Я не просил его лететь с нами. Я не просил его работать. Наверное, ему нравится наша компания.

– Другим вы платите?

– Естественно.

– Почему Джума полетел с нами?

– Возможно, он полюбил вас.

– Полюбил кого?

– Вас. Барбару. Он к вам неравнодушен. Ему хочется знать о вас как можно больше. Он пристально наблюдает за вами. Как вы ходите, говорите, общаетесь друг с другом и остальными, что и когда едите, как одеваетесь, какие у вас тела, как вы ими пользуетесь, как устроены ваши мозги.

– Мне тоже хотелось бы многое узнать о Джуме.

– Подобные чувства вызывает у местного населения далеко не всякий белый. Надо дорожить такими отношениями. Вы ему любопытны, но воспринимает он вас без критики. Вы понимаете?

– Как-то вечером, на тротуаре у «Норфолка», он обронил фразу, которая поставила в тупик и Барбару и меня. Сказал, что не может решить, кто его друзья, а кто – нет. Что принять такое решение очень трудно.

– Нельзя же все сказанное принимать на веру.

– Однако он очень быстро вынес решение относительно юноши с копьем, что стоял в джунглях. Мгновенно сгреб землю и начал швырять в него. Обозвал его последними словами.

– Почему нет? Современный молодой человек вроде Джумы терпеть не может людей, особенно его возраста, которые продолжают держаться за племенной уклад. По их мнению, воин с копьем – не лучший символ Африки.

– И с Шейлой он разобрался без задержки.

– Да, – кивнул Карр. – Это наследственное. Здесь не любят выходцев из Индии.

– Почему?

– В Африке, да и большинстве стран третьего мира, большинство магазинов принадлежит индийцам. Они ведут всю торговлю. А потому местные жители полагают, что индийцы захапали непропорционально большую долю товаров и денег.

– То есть им кажется, что индийцы их эксплуатируют?

– Разве мы все не испытываем те же чувства к владельцу магазина? За любой товар мы даем ему больше денег, чем он заплатил сам, и нам это известно. А потом на свои прибыли владелец магазина строит дом, который мы позволить себе не можем. Но дело в том, что индийцев можно встретить как среди бедняков, так и среди богачей. Шейла родилась в Кении. Когда я ее встретил, она работала в бюро проката автомобилей.

– Однако Джума не желает видеть в ней ни кенийку, ни женщину, ни личность.

Карр пожал плечами.

– Расовые предрассудки. Вы удивлены, что столкнулись с ними в Африке?

Флетч отправил в рот последний кусочек сандвича.

– Карр, вчера я заходил в тюрьму.

– Правда? – брови Карра взлетели вверх.

– Хотел повидаться с отцом.

– Вас впустили?

– Впустили бы. Но отец передал, что его здесь нет.

– Оригинально.

– Согласен с вами.

– Старине Флетчу не изменяет чувство юмора.

– По крайней мере, с одним мне все ясно.

– С чем же?

– Уолтер Флетч действительно существует.

– А вы в этом сомневались?

Флетч моргнул, в глаз попала песчинка..

– Барбара уже начала думать, что мой отец – вы.

Карр рассмеялся.

– Я польщен.

– Мы прилетели на встречу с моим отцом, а нашли вас.

Карр сложил бумагу из-под сандвичей.

– Я вижу, вырубку вы заканчиваете, так что можно привозить бур.

– Итак, теперь я знаю наверняка, что Уолтер Флетчер жив. И впервые мне доподлинно известно, где он находится в настоящее время.

Глава 30

– Hapana kitu.

Барбара и Карр, присев на корточки, наблюдали за породой, выдаваемой на-гора буром. Шеила стояла позади.

По четырем сторонам алюминиевого корпуса Джума, Флетч, Уинстон и Раффлз вертели штурвалы, загоняя бур все глубже в землю. Порода в основном была мягкая, так что им не приходилось напрягаться.

Карр разломал пальцами кусок сгнившего дерева, появившегося из-под земли.

– Ничего, – повторил он.

Прошло чуть больше часа после ухода Карра, когда на прорубленной Флетчем просеке заурчал джип. В кузове покоилась алюминиевая станина. Идущие в двенадцати метрах позади мужчины поддерживали свободный конец бура. Барбара, одетая в канга, сидела в джипе рядом с Карром.

Шейла шла пешком.

Процессия порушила блаженное одиночество, которым Флетч наслаждался в джунглях.

Станину сняли с джипа, установили, выровняли.

Бур ушел в землю до предела. Штурвалы более не крутились.

– Хорошо, – вздохнул Карр. – Начали подъем.

Вверх бур шел еще легче, чем вниз.

Они смотрели на породу, сыпавшуюся из бура.

– А нефть вы не находили? – спросил Флетч.

– Ни капли.

На вырубке Флетча они пробурили еще три шурфа. Флетч пытался шутить, но не встретил понимания. Римского города они не нашли, но Флетч остался доволен прошедшим днем.

– Hapana kitu, – подвел итог Карр. – Ничего. Возвращаемся в лагерь. Продолжим завтра.

Глава 31

– Эй, далеко не уплывайте. Оставайтесь там, где крокодилы к вам уже привыкли. Они не любят, когда кто-то залезает на территорию, которую они считают своей.

Флетч и Барбара плавали в реке голышом.

Джума, тоже голый, сидел на берегу и смотрел на них.

– Крокодилы? – Барбара встала на дно.

– Разве ты их не видела? – удивился Флетч.

– Крокодилы, которые едят людей?

– Едва ли они отдают предпочтение исключительно людям.

– Флетч, – прошептала Барбара. – Джума голый.

– Мы тоже.

– Что он хочет этим сказать? Что между нами нет ничего сексуального?

– Я его спрошу.

– Чертовы крокодилы, – Барбара поспешила к берегу. – Даже помыть волосы не успела.

Флетч вылез на берег и сел рядом с Джумой.

– Барбара хочет знать, действительно ли между нами нет ничего сексуального?

– Что она имеет в виду?

– Полагаю, она имеет в виду нас троих. Между тобой и ею.

– Барбара хочет от меня ребенка? Странно.

– Нет. Не хочет. Но мы все голые.

– Люди одеваются для того, чтобы выглядеть сексуально, не так ли?

– Люди много чего делают ради того, чтобы показать свою сексуальность.

– А для чего еще нужна одежда?

– Ты забываешь про карманы.

Джума тер ногу пальцами правой руки.

– Африканцы обходятся без карманов. Нам нечего в них класть, – красное пятно на пальцах не сходило. – Люди могут быть сексуальными друг к другу как в одежде, так и без нее.

– Совершенно справедливо.

Джума смотрел на отметину в нижней части живота Флетча.

– Значит, ты местами тоже черный.

– И синий.

– Никогда не видел ничего подобного. Неужели наш с Барбарой ребенок был бы такого цвета? Мне так не кажется.

– Мне тоже.

– Странное пятно.

– Чернокожие люди не белеют, когда их бьют.

– Кто тебя ударил? Неужели тебя ударили в Кении?

– Почему у тебя красные пальцы?

– Мираа.

– Что такое мираа?

– Ты не слышал о мираа? Это снадобье, которое мы жуем. От него поднимается настроение.

– Как от марихуаны?

– Что такое марихуана?

– Снадобье, от которого поднимается настроение.

– Оно все красит, и пальцы, и язык, и десны, – Джума открыл рот, демонстрируя Флетчу, какие у него красные язык и десны. – Наверное, и внутренности. Не стоит, похоже, часто употреблять его. Мираа дал мне один из мужчин, – Джума мотнул головой в сторону палатки-кухни. – Его можно купить в любом доме, над дверью которого висят банановые листья.

– Я начал читать книгу, которую ты мне дал. «Не плачь, дитя».

Джума фыркнул.

– Нгуги[20] винит во всем белых.

– В том числе и за изобретение войны.

– Словно они боги, – Джума сзади обхватил рукой шею Флетча, чуть сжал пальцы. – Ты – бог, Флетч?

– Расскажи мне о моем отце.

– Нормальный человек, – Джума принялся оттирать красное пятно на руке. – Немного мутата.

– Что такое мутата?

– Сумасбродный.

– Доставляет много хлопот.

Джума рассмеялся.

– Однажды он въехал в Нарок на мотоцикле, медленно, очень медленно, таща за собой на веревке гиену.

– Он все еще ездит на мотоцикле?

– Какие-то люди, утверждал он, поспорили с ним прошлым вечером на то, что он не сможет заарканить гиену и притащить ее в Нарок до девяти утра следующего дня. Однако никто не вспомнил об этом споре. Никто не признался, что заключал такое пари.

– Глупость какая-то.

– Все нормально. Гиен здесь не любят.

В джунглях на другой стороне реки внезапно загомонили птицы.

– Джума, когда Карр взял меня с собой на озеро Туркана, он рассказал, что около Кооби Фора найден скелет слона, умершего там в стародавние времена.

– Естественно, это произошло очень давно, раз остался только скелет.

– Скелет индийского слона.

– Умершего в Восточной Африке?

– Он не мог переплыть Индийский океан.

Джума на мгновение задумался.

– Ты говоришь о женщине Карра?

– Ее зовут Шейла.

– Что ж, ее скелет должны найти в Индии.

– Она родилась в Кении. В Ламу.

– Все границы остались нам от колониализма. Ты об этом не думал? Их установили англичане, немцы, французы, но не племена.

– Мне нравится Шейла. Мне нравится Карр.

– Возможно, пока вы здесь, мне удастся свозить вас в Шимони.

– Что такое Шимони?

– Дословный перевод – дыра в земле. Городок на побережье. Я там бывал.

– Когда Карр впервые встретился с Шейлой, она работала в бюро проката автомобилей.

– Возможно, мы остановимся в трехспальном отеле.

– Что такое трехспальный отель?

– Никогда в таком не был?

– По-моему, нет.

– Номера с кроватями на троих. Здесь это очень популярно. Особенно такие кровати хороши для мужчины, у которого две жены.

– Я вижу. Ты женат, Джума?

– Нет. Я собираюсь учиться в университете. Хочу работать на телевидении. Это интересная работа?

– Да. Думаю, что да.

– А где работаешь ты? – спросил Джума.

– В газете.

– О, я вижу. И это интересно. Делаешь практически то же самое, что и на телевидении, только никто не видит твоего лица. Если ты хочешь что-то сказать людям, лучше говорить так, чтобы люди видели твое лицо. Ты со мной согласен?

– Мне представляется, находить то, что нужно сказать людям, гораздо легче, когда они не знают тебя в лицо.

– О, я вижу. Да, скорее всего, ты прав, – Джума поднялся. – Пошли, вам пора пить виски.

– Почему ты так решил?

Джума пожал плечами.

– Вчера вечером в это время вы пили виски.

Глава 32

– Они обожают его.

– Кого?

– Карра. Женщины пожирают его взглядом.

После обеда Карр пил пиво в компании двух женщин, которых доставил в Масаи Мара. Именно в таком составе прибыли в Кению управляющие отелями из Франции. Карр сидел на высоком стуле у стойки, спиной к ней. Обе француженки с высокими стаканами в руках стояли перед ним.

Барбара и Флетч пили пиво, сидя за маленьким столиком у края веранды.

У входа на веранду охранник с фонарем и ружьем дожидался туристов, чтобы развести их по бунгало.

– Разве ты не находишь Карра привлекательным? – спросил Флетч.

Барбара оглядела тех немногих, что еще не отправились спать.

– Все женщины не сводят с него глаз.

Проведя еще день за вырубкой леса и бурением шурфов и ничего не найдя, Барбара, Флетч и Карр загрузились в самолет, вернулись в Найроби, заправили баки горючим, взяли на борт двух женщин и полетели на запад, в Масаи Мара.

Шейла заявила, что предпочитает остаться в лагере и бурить шурфы на новых вырубках. Она пообещала найти римский город к их возвращению.

На этот раз вопрос, полетит ли с ними Джума, даже не поднимался. Пока шла подготовка к отлету, он как в воду канул.

Две милые, симпатичные дамы прибыли из Франции пусть по делам, но и с намерением хорошо провести время. Едва самолет взмыл в воздух, они раскупорили бутылку шампанского. Карр, правда, пить отказался.

Дамы охали и ахали, пролетая над Рифтовой долиной, Лойта Хиллз и Лойта Плейнс, Шеренгети Плейнс. Карр вел самолет на предельно низкой высоте, так что они могли видеть стада зебр и антилоп, пасущихся жирафов. Француженка постарше сидела в кресле второго пилота и фотографировала маленьким фотоаппаратом, бесполезным, если расстояние до объекта съемки превышало три метра. Она же думала, что снимки получатся превосходные. При виде слонов они завизжали от восторга. И забросали Карра вопросами. Разумеется, на английском. Женщин тепло встретила администрация «Кикорок-Лодж» и незамедлительно увела на ознакомительный тур. А Флетчу осталось только гадать, каким образом в отеле, расположенном в буше, вдали от человеческих поселений, удается обеспечивать столь высокий уровень обслуживания и безупречные по качеству еду и питье.

Карр организовал «сафари-гуари» и водителя. В тот вечер и весь следующий день, включая рассвет и закат, пока француженки знакомились с особенностями функционирования «Кикорок-Лодж», Карр, Барбара и Флетч путешествовали по заповеднику.

В Масаи Мара им предстояло провести две ночи и один день, после чего их ждали обратный полет в Найроби и возвращение в лагерь Карра.

«Сафари-гуари», иначе, «автомобиль для бездорожья» сделали из японского, фирмы «Ниссан», микроавтобуса. Усилили подвеску, поставили более мощные амортизаторы, убрали крышу, чтобы туристы мовли ехать стоя, вдыхая чистый, ароматный воздух Африки, и с высоты трех метров любоваться окрестностями. Карр снабдил Флетча и Барбару биноклями. Они научились прижиматься к корпусу «гуари» с тем, чтобы держать бинокль обеими руками. От водителя, Омоке, из племени кисии, они узнали, как нужно выхватывать из того, что они видят, самое интересное. Главное, говорил Омоке, охватить взглядом как можно большую площадь, заметить что-то необычное, то ли движущееся, то ли отличное по цвету, и сказать ему, а уж он найдет возможность подъехать поближе, не тревожа обитателей заповедника, чтобы Флетч и Барбара смогли с максимальными удобствами разглядеть то, что их заинтересовало.

Буквально по выезде из отеля Омоке нашел им льва и двух львиц, разлегшихся на поляне в лучах заходящего солнца. Хвост и задние лапы лев положил на передние лапы одной львицы, его плечо соприкасалось с плечом другой. Подняв головы, они лениво оглядывались, на солнце блестели их глаза. Туго набитые животы львов лежали на земле, словно три здоровенных рюкзака.

Перед рассветом следующего дня Омоке, который видел многое, недоступное туристам, обнаружил участок примятой травы у зарослей кустов. А чуть дальше они нашли самку гепарда, этой ночью разродившуюся четырьмя детенышами.

Ближе к полудню они увидели ту же самку, убившую антилопу канну, чтобы поесть самой и накормить детенышей. Но не успела она приступить к трапезе, как появились гиены и отобрали у нее добычу. Оттащили антилопу на несколько метров и начали пожирать ее.

Гепардиха сидела, мигая от яркого солнечного света, наблюдая за ними, не имея сил на то, чтобы выразить свой протест, вновь выйти на охоту или голодной вернуться к детенышам.

Какого тут только не было зверья: восточноафриканские антилопы, зебры, газели Гранта и Томпсона, бубал топи, даманы, чернопятнистые антилопы, леопарды, львы, водяные козлы, слоны, жирафы. Ближе к реке Мара к ним добавились зеленые мартышки, мартышки-гусары, догеровские павианы и птицы, большие и маленькие, но все удивительно красивые: африканские марабу, священные ибисы, птица-секретарь, стервятники, черные коршуны, сапсаны, франколины, южноазиатские куропатки, дрофы, ржанки. У Омоке был справочник по птицам, который он отдал Барбаре и Флетчу. Он-то знал своих птиц наизусть, а уж Флетч с Барбарой получили максимум удовольствия, замечая какую-нибудь экзотическую птицу на берегу реки, а затем находя в справочнике ее фотографию, подтверждающую, что такая божья тварь действительно существует и они могут верить своим глазам.

Помимо экзотической живности они отметили еще одну особенность африканской фауны: у большинства, если не у всех видов животных и птиц социальная ячейка, будь то семья или стая, создавалась вокруг единственного самца. А вот самок, то есть жен, у него могло быть две, пять, десять, пятьдесят, семьдесят. Жены не только рожали и воспитывали детенышей, но охотились и добывали еду. Все жены и детеныши принадлежали единственному вожаку, до тех пор, покуда ему хватало сил разделаться с молодыми самцами, желающими занять его место. Столь неравная численность самцов и самок указывала на то, что многие молодые самцы погибали в борьбе с вожаком. К такому выводу Флетч с Барбарой пришли в кузове «гуари».

Жирафы вытягивали длинные шеи, чтобы сорвать самые лакомые листочки на вершинах деревьев. В сочетании с деревом, четверка их стройных ног, тела, грациозные шеи создавали запоминающиеся архитектурные композиции.

На второй вечер по пути в отель они остановились, чтобы посмотреть, как кормятся слоны. Каждый из них использовал бивень вместо ложки, а хобот – вилки. Бивнем слон зарывался в землю, подрывая корни высокой травы, хоботом захватывал траву вместе с корнями и землей и отправлял в рот. Все на ходу, с ритмичными, покачивающими движениями корпуса, словно приглашая кого-то на танец.

– Женщины устали, – отметила Барбара. В баре обе француженки поднялись, поставив на столик пустые стаканы. – Они собираются на покой. Раз уж без аскари нам до бунгало не добраться, я пойду с ними.

– Хорошо, – кивнул Флетч. – А мы с Карром выпьем на посошок.

– Возможно, в эту поездку найти отца тебе не удастся, – Барбара встала. – Но, по-моему, образ его для тебя уже ясен.

Глава 33

– Барбара говорит, что здесь каждая женщина пожирает вас взглядом.

Карр вернулся к столику с двумя стаканами пива.

– Профессиональная проблема, знаете ли. Женщины находят пилотов привлекательными, но у них и в мыслях нет выйти за такого, как я, замуж, – он чокнулся с Флетчем. – Завтра летим домой, к Шейле.

Они выпили.

– Барбара и я очень признательны вам, мистер Питер Карр. Масаи Мара мы будем помнить до конца своих дней.

– Тогда вы позволите задать вам личный вопрос?

– Разумеется.

Карр вновь отпил из бокала, прежде чем заговорить.

– Вы несколько запутали меня, юный Флетчер. Я говорю об убийстве в аэропорту, невольным свидетелем которого вы стали.

– О, я вижу.

– Я понимаю, почему вы не выбежали из мужского туалета с криком: «Убили! Убили!» Именно так, наверное, поступил бы я, окажись на вашем месте. Но вы только что прилетели в чужую страну, долгий перелет, смена часовых поясов, вы никого не знаете, не уверены, от вашего ли отца прислано приглашение и все такое...

– Он говорил вам, что собирается встретить нас в аэропорту?

– Но почему вы не обратились в полицию в последующие дни? Разумеется, вам пришлось бы выступить свидетелем обвинения, прокуратура, наверное, захотела бы задержать вас в Кении, а вам не терпится вернуться в Штаты, к привычной жизни, но мне представляется, что вы нашли бы взаимоприемлемое решение.

Флетч откашлялся.

– Ставки слишком велики.

– Вы – игрок?

– Некоторые полагают, что вся жизнь – игра.

– А что стоит на кону?

– Мой отец.

– О, я вижу. Кажется, я начинаю вас понимать.

– Я говорю об обмене, Карр.

Глаза Карра сузились.

– Старший Флетчер за убийцу?

– Карр, я только и делал, что слушал вас. У репортера это основное занятие – слушать. Я нахожусь в стране, в которой, как бы вы ее ни любили, туриста сажают в тюрьму, штрафуют и высылают вон из-за порванного банкнота, водителя, работающего в государственном учреждении, приговаривают к восемнадцати месяцам заключения за парковку служебного автомобиля около бара, а адвоката-индуса – к семи годам за обнаруженные в его кармане тринадцать американских долларов. Мой отец затеял драку в баре и, возможно, врезал в челюсть копу. На сколько это потянет по кенийским законам?

– Я вижу, вы хотите заключить с полицией сделку?

– Если до этого дойдет, я думаю, что такая сделка возможна. Ни одна полиция мира не откажется получить свидетельские показания очевидца убийства, закрыв за это глаза на паршивую драку.

– А может, вам хочется выступить в роли Гамлета?

– Я вижу призрак моего отца, и этим все сказано.

– Вы даже не знаете этого человека, – после долгой паузы заметил Карр.

– Он – мой отец.

– И для вас это что-то значит?

– Пока я не могу сказать, что именно.

– Он сбежал от вас и вашей матери. Он не хотел знаться с вами все эти годы. Несколько дней тому назад, в тюрьме, он отказал вам во встрече.

– Я сумасшедший?

– Не знаю.

– Он также сделал все, чтобы мы с Барбарой прилетели сюда, повидались с ним, провели вместе какое-то время, узнали друг друга. То есть какое-то чувство он ко мне испытывал. Пусть всего лишь и любопытство.

– Тут возникает нравственная проблема.

– Неужели? Откуда мне знать, какие нравственные проблемы существуют в полноценной семье между отцом и сыном? Меня этому не учили.

– Я вижу.

– Но я знаю наверняка, что не хочу, чтобы человек, доводящийся мне отцом, провел месяцы, а то и годы в африканской тюрьме лишь потому, что не сдержался и вмазал кому-то в челюсть.

– Вообще-то я имел в виду другое. Вы можете опознать убийцу, человека, который убил себе подобного и до сих пор остается на свободе.

– Вы намекаете, что он может убить вновь?

– Совершенно верно. Неужели вы не чувствуете себя обязанным помочь в изоляции этого человека?

Флетч покачал головой.

– Нет. То было импульсивное убийство, совершенное в состоянии аффекта. Я тому свидетель.

– Полиция в этом не уверена, – возразил Карр. – Пока мы были в Найроби я позвонил в одно место...

– Дэну Дьюису?

– Так точно.

Флетч хмыкнул.

– Полицейский осведомитель.

– Совершенно верно. Полиция информирует его обо всем. Ввоз в Кению твердой валюты не карается законом. Наоборот, поощряется. А вот сокрытие валюты на таможне – незаконно. И Луис Рамон, а он, между прочим, прилетел на одном с вами самолете, совершил преступление, пронеся в мужской туалет немецкие марки, не предъявив их на таможне.

– И что из этого следует?

– Все просто. Теперь кенийская полиция разыскивает местного валютчика, которому потребовалась столь значительная сумма.

– И напрасно. Им нужен человек, убивший этого Луиса Рамона, так?

– Так.

– Валютчик не имеет к убийству ни малейшего отношения. Убийца не знал о денежном поясе Луиса Рамона. Не станете же вы утверждать, что убивший ради денег поленится нагнуться и снять с убитого пояс с немецкими марками на сумму в сто тысяч долларов?

– Дэн полагает, что это интересная мысль.

– А Дэн не полюбопытствовал, чем вызван ваш звонок?

– Простите?

– Карр, позвонив Дэну, вы показали, что вам небезразлично полицейское расследование, никоим образом с вами не связанное. Не опасаетесь ли вы, что у него, а следовательно, и у полиции, могут возникнуть подозрения?

– О, я вижу. В Найроби нас не так уж много, и мы обожаем сплетничать.

– Ой ли? И сколько еще людей звонили Дэну Дьюису, дабы получить информацию по этому делу?

– Я его не спросил. А он ничего не сказал.

– Я жду, пока против моего отца будут выдвинуты официальные обвинения. Кого он все-таки ударил, полицейского или нет? Я хочу узнать об этом как можно скорее.

– Других мыслей по этому поводу у вас нет, юный Флетчер?

– К чему вы клоните?

– Не знаю. Я не знаю, к чему клоню.

Флетч покраснел.

– Я никогда не видел моего отца, – он покачал головой. – Было б лучше, если бы он встретил нас в аэропорту, – он вновь покачал головой. – Не знаю. Я мог и ошибиться.

Карр допил пиво.

– Во всяком случае, кое-какие мысли есть. Это хорошо.

Глава 34

– Что мы видим? – воскликнул Карр. – Покалеченная Шейла...

– ...поддерживаемая Джумой, – закончил фразу Флетч.

– Что случилось? – Барбара перегнулась через плечо Флетча.

Летели они на небольшой высоте, так что лагерь был как на ладони. Шейла ковыляла от палаток к посадочной полосе. Правой рукой она опиралась на костыль. Слева, обхватив за талию, ее поддерживал Джума. Правая нога Шейлы была в гипсе. Оба они смотрели на самолет и смеялись. Следовавший за ними Раффлз нес поднос с кувшином лимонада и стаканами. Шейла споткнулась о бугорок. Вместе с Джумой едва не свалилась на землю, по-прежнему смеясь.

Карр вновь посадил самолет колесами в колею.

– Моя курочка-старушка подломила лапку.

Флетч откинул дверцу кабины.

– Бедная Шейла, – вздохнула Барбара.

– И никаких следов Уолтера Флетчера, – пробормотал Флетч.

К самолету Раффлз пришел первым.

Шейла и Джума двигались медленно, держась друг за друга, не переставая смеяться.

Флетч первым вылез из кабины. За ним – Барбара. Они спрыгнули с крыла на землю.

Карр выбрался на крыло аккурат к приходу Шейлы и Джумы.

– У нас все нормально, – прокричала Шейла. – А как у вас?

Стоя на крыле, Карр покачал головой.

– До нормы здесь, похоже, очень далеко.

– Отнюдь! – Шейла помахала костылем. – Джума – герой! Уберег меня от верной гибели!

– Как тебе удалось сломать ногу? – вопросил Карр.

– Этот чертов бур рухнул на меня! Я оказалась одна, в джунглях, со сломанной ногой, придавленная станиной. Три змеи уже подбирались ко мне, несомненно, с черными мыслями. Рядом хохотали гиены. И тут из-за густых зарослей выступил Джума, с копьем в руке. Покарал гнусных змей, уведомил гиен, что представление окончено, устроил меня, насколько возможно, поудобнее, сбегал за джипом и мужчинами, чтобы снять с моей ноги этот поганый бур. Короче, спас сначала мой рассудок, а потом и жизнь.

– С копьем в руке, – повторил Флетч.

– Милый Джума! – обнимая юношу за плечо, Шейла чмокнула его в ухо.

Джума радостно рассмеялся. С высоты самолетного крыла Карр изучал гипс на ноге Шейлы.

– Простой перелом или сложный?

– Сложный, – гордо сообщила Шейла.

– Гипс накладывал Джума?

Шейла подняла загипсованную ногу.

– Джума все сделал в лучшем виде.

– Молодец, Джума! Мы все благодарны вам, сэр.

Они пили лимонад, а Шейла продолжала делиться подробностями происшествия.

– Обнаружив меня в джунглях, он развил такую бурную деятельность, что я и охнуть не успела, как оказалась в палатке с загипсованной ногой.

Карр покачал головой.

– Ни на минуту нельзя оставить тебя одну.

– Перестань, – отмахнулась Шейла. – Скажи еще, что этим вечером ты собирался пригласить меня на танцы, а я сорвала тебе все планы.

– Даже не знаю, Питер, – сидя под тентом с чашкой послеобеденного кофе в руке, Шейла оглядела джунгли, окружившие лагерь с трех сторон, лениво текущую реку, брошенный на берегу бур. – Может, пора паковать вещи.

Карр взял упавшую на колено крошку от крекера и положил ее на стол.

– И я думаю о том же, старушка. Хорошего понемногу,

– Да, да, – все еще оглядываясь, покивала Шейла. – Хорошего понемногу.

Карр, Барбара и Флетч утром вылетели из Масаи Мара. Высадили обеих француженок в Найроби, заправились.

В лагере их поджидала мамаша с ребенком, обжегшим спину, и старик, ослепший от катаракты. Ребенка Карр подлечил, старика отослал в больницу.

Ленчем их покормили в лагере. Сломанная нога не позволила Шейле с утра организовать бурение новых шурфов, так что в этот день бур остался без работы. Перед ленчем они даже выпили шерри, в очередной раз слушая рассказ Шейлы и Джумы, неоднократно прерываемый веселым смехом рассказчиков, о том, какой ужас, даже предчувствие смерти испытала она, придавленная в джунглях буром, прежде чем внезапно появившийся Джума копьем убил змей, разогнал гиен, привел людей, с их помощью освободил ногу Шейлы, а затем, совместив концы сломанной кости, наложил гипс.

– Я прокляну себя, если продам второй самолет из-за этого проекта. Один-то я уже продал, чтобы финансировать раскопки.

– Тот, на котором раньше летал ваш отец, – Шейла посмотрела на Флетча. – Который сейчас принадлежит вашему отцу.

– Он расплатился за самолет? – спросила Барбара.

– О, да, – кивнул Карр. – Он хорошо заработал, летая в Уганду, когда мы все отказались это делать.

– И дом в Карен, – добавила Шейла. – Он продал дом в Карен.

Подошел Джума, сел за стол.

– Привет, герой, – улыбнулся ему Флетч.

Улыбнулся и Джума.

– Теперь об этом будут долго говорить.

– Не дом, а домишко, – поправил ее Карр.

– Разумеется, не дворец, но это был наш дом.

Джума с обожанием смотрел на Шейлу.

– Мне жаль, что вы лишились своего дома.

– Имея в своем распоряжении два самолета, мы через несколько лет сможем купить другой дом. С одним самолетом мне до конца дней придется снимать квартиру.

Из джунглей вышел мужчина – Флетч его узнал – и направился к ним, хромая, опираясь на костыль.

– Ты же любишь тишину и покой, – заметила Шейла.

– Да, – теперь Карр оглядел лагерь. – Люблю.

– Однако, – продолжила Шейла, – хорошего, как ты говоришь...

– Опять же, упущенная выгода. Я не зарабатываю деньги, рассиживаясь...

Мужчина приблизился к столу. С повязкой на пальцах одной ноги. Той самой, на которой Карр секатором отрезал два пальца.

Эти пальцы, завернутые в кусок бинта, мужчина держал в руке.

– Еще несколько дней, – решил Карр. – Поработаем до конца месяца. Если не найдем ничего интересного, вернемся в Найроби и займемся поисками квартиры, – он посмотрел на мужчину, стоявшего опершись на костыль. – Habari leo?

Наклонившись к Карру, мужчина заговорил на языке одного из местных племен. Подал ему завернутые в окровавленный бинт пальцы.

Улыбающийся Джума пододвинулся к Флетчу.

– Он хочет знать, где теперь его пальцы. Карр указывает на бинт и отвечает на суахили: «Вот твои пальцы», – улыбка Джумы стала шире. – Мужчина говорит: «Нет, нет, я хочу знать, где теперь души моих пальцев». Карр интересуется, о чем тот толкует. Мужчина говорит: «Мои пальцы все еще причиняют мне боль, но не те пальцы, которые я держу в руке, а те, которых уже нет на ноге».

– О, я вижу, – кивнул Флетч. – Такое случается. Нервы посылают в мозг болевой сигнал от ампутированных частей тела.

– Теперь мужчина просит Карра отрезать души его пальцев, ибо тогда боль прекратится.

– Это разумно.

На Карра было больно смотреть. Казалось, ему только что сказали, что он похоронил еще не умершего. По всему чувствовалось, что он не может найти подходящий ответ.

Молчание затягивалось. Карр смотрел на мужчину, пальцы в его руке, перевязанную ступню.

– Колдун, – подсказал Джума.

– Да, да, – подхватил Карр. – Колдун. Только колдуны могут удалить душу, – и объяснил мужчине, что тот должен обратиться к местному колдуну, который и изгонит души пальцев, причиняющие ему боль.

– Послушай, – обратился Джума к Флетчу, – через три дня один человек поедет на грузовике в Шимони. Я думаю, я, ты и Барбара можем поехать в Шимони на этом грузовике. Поживем там, поплаваем в океане, половим рыбу...

– Звучит заманчиво.

– Ты хочешь поехать?

– Конечно.

– И Барбара хочет?

– Думаю, да. Я ее спрошу.

– Там не так жарко, как здесь.

– Конечно, мы хотели бы помочь Карру и Шейле.

– Мы поедем только на пару дней.

– Хорошо.

Предложение Карра, похоже, устроило мужчину, ибо он повернулся и захромал обратно в джунгли. Карр вздохнул. Посмотрел на Шейлу.

– Не знаю, старушка, может, и не стоит тянуть до конца месяца. Одно цепляется за другое, так что отсюда вообще...

Глава 35

– Откуда ты знаешь, что грузовик уже едет? – спросил Флетч.

– Едет.

– Ты слышишь шум мотора?

– Нет.

До рассвета Барбара, Джума и Флетч вышли на проселочную дорогу, ведущую от лагеря Карра на запад. Они ждали больше часа, слушая, как просыпаются джунгли. На троих у них был один рюкзак, который нес на спине Флетч. Первой села Барбара. К ней присоединился Флетч, поставив рюкзак на траву. Рядом уселся и Джума.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, они перебрались в тень.

– Пить хочется, – пожаловалась Барбара.

Джума исчез в джунглях. Вернулся с двумя грейпфрутами, которые они тут же и съели.

– Грузовик скоро будет, – уверенно заявил Джума.

– Ты уверен, что не ошибся с днем? – спросил Флетч.

За все это время ни одно транспортное средство не проехало мимо.

– Не ошибся.

– Скоро полдень, – добавил Флетч. – Мы могли бы дойти до побережья пешком.

– Да, – согласился Джума. – Могли бы. Перед этим два долгих жарких дня Джума, Флетч и Барбара прорубали просеки, очищали вырубки, бурили шурфы в поисках потерянного римского города. С ноющими от нагрузок мышцами, потный, постоянно мучимый жаждой, Флетч уже начал верить, что где-то рядом, под ногами, находится древний римский город, и с минуты на минуту из породы, добываемой буром, появится неопровержимое доказательство того, что здесь, на этом самом месте, в далеком прошлом жили другие люди, существовала другая цивилизация. Работая, Флетч проникался все большим уважением к Карру и Шейле, продавшим дом, продавшим самолет, положившим восемнадцать месяцев на раскопки в джунглях, когда гарантией успеха служила им лишь надежда.

Утром они вышли из лагеря умытые, отдохнувшие, накормленные. Но вспотели, даже сидя в тени и наблюдая за птицами и перебегающими дорогу мартышками. Дольки грейпфрута уже не утоляли голод и жажду.

– Это сидение вызывает у меня чувство вины, – не выдержал Флетч. – Мне кажется, мы должны вернуться и помочь Шейле и Карру. Они говорят, что у них осталось лишь несколько дней.

– Грузовик приедет, – стоял на своем Джума.

– Джума, – повернулся к нему Флетч. – Нынче ты, похоже, очень расположен к Шейле.

– Да, – глаза Джумы сверкали. – Хорошая женщина. С доброй душой.

– Ты действительно говорил со своим другом, который ездит на грузовике? – спросила Барбара.

– Он мне не друг. Но и не враг.

Флетч вздохнул.

– А мы – друзья?

Джума улыбнулся.

– Увидим.

– Ты говорил с тем, кто должен приехать на грузовике? – не унималась Барбара.

– Нет.

– Откуда ты тогда знаешь, что он приедет?

– Приедет обязательно.

– Ты хоть знаком с водителем? – поддержал жену Флетч.

– Трудно сказать. Вероятно.

– Вероятно? – переспросил Флетч.

– Так что мы здесь все-таки делаем? – воскликнула Барбара.

– Ждем грузовик. Только и всего.

Грузовик с дизельным двигателем, нагруженный мешками с орехами, появился на дороге в половине второго. Джума спросил водителя, не подвезет ли он их до Шимони.

Естественно, водитель им не отказал.

Они забрались в кузов, улеглись на мешки с орехами. Их обдувал ветерок, вызванный движением грузовика, от орехов хорошо пахло.

Флетч так и не узнал, тот ли это грузовик, которого они ждали. А может, случайный грузовик. Так или иначе, он приехал, подобрал их и повез в Шимони.

Флетч долго думал, стоит ли спрашивать Джуму, тот ли это грузовик.

И не спросил, задав самому себе логичный вопрос:

«А какая, собственно, разница?»

Глава 36

– А как по-твоему, Джума, – они сидели на крытой веранде ресторана на острове Васини и через узкий пролив смотрели на побережье, – можно найти в Восточной Африке потерянный римский город, или наши друзья напрасно тратят время и деньги?

Джума пожал плечами.

– Не найдешь, не узнаешь.

– Карр говорил, что в Лондоне есть документы, подтверждающие существование этого города, – вмешалась Барбара. – И боевая тактика масаев тоже говорит за это, – она улыбнулась. – Да и колдунья в Тика сказала...

– В одном она, безусловно, права, – прервал ее Флетч. – Я действительно ношу ящик камней, – под столом Флетч вытянул ноги.

Джума пристально вглядывался в лицо Флетча. Барбара положила в рот кусочек крабьего мяса.

– Я бы хотела помочь Шейле и Карру.

– Я не знаю, – Флетч покачал головой. – Какие-то отрывочные мысли, слова, впечатления... Никак не могу связать их воедино, составить общую картину.

– А они помогут? – спросила Барбара. – Эти мысли?

– Не знаю. И не узнаю, пока не сумею рассортировать их.

Джума ел вместе с ними жареного краба. Он же и организовал экскурсию на остров.

Днем раньше водитель грузовика с мешками орехов высадил их у границы национального парка Кисити-Мпунгути. Пешком они прошли по парку пятнадцать километров, мимо развалин особняка губернатора района. Рюкзак нес Флетч. Им пришлось заплатить несколько шиллингов, чтобы войти в парк.

Рыбацкий лагерь, в который они пришли, сливался с окружающей природой. Присутствие туристов не бросалось в глаза. Палатки стояли в укромных местах, не привлекая внимания. Сами туристы растворились в джунглях, на пляже, в море. Обслуживающий персонал старался лишь помогать отдыхающим, но ни в коем случае не мешал. А настоящие рыбаки с интересом приглядывались к тем, кто не счел за труд приехать к ним.

По прибытии Барбара, Флетч и Джума незамедлительно полезли в воду. Той же температуры, что и их разгоряченные тела, вода радостно приняла их в свои объятия и долго не отпускала.

Ближе к вечеру они прогулялись к Шимони – «дыре-в-земле», долго смотрели в черный зев пещеры. Флетч и Барбара не знали, куда их привели. Плотно утоптанная земля уходила во тьму. Пещера источала что-то непонятное, не звук и не запах.

– Вы хотите спуститься в нее? – спросил Джума.

– Почему нет? – откликнулась Барбара.

– Там можно поскользнуться, – Джума взглянул на рюкзак на спине Флетча.

Флетч снял рюкзак, опустил на землю.

– Там летучие мыши, – Джума посмотрел на волосы Барбары.

– Это пещера, – пожал плечами Флетч.

– Пещера большая? – спросила Барбара.

– Она тянется на двенадцать миль.

– Я что-то такое чувствую? – спросил Флетч.

Джума кивнул.

И первым двинулся вниз.

Они стояли в огромном подземном зале. Свет в пещеру проникал лишь от входа. Барбара с уважением оглядела сталактиты, затем хихикнула. Эхо разнесло ее голос по пещере.

Флетч обратил внимание, что каменный пол, каждый его квадратный сантиметр, и стены, до высоты полутора метров, отполированы чуть ли не до блеска.

– Для чего использовалась эта пещера? – спросил Флетч.

Над ними пролетела летучая мышь.

– Под склад, – ответил Джума. – Здесь держали людей. Человеческий склад. Людей, проданных в рабство, держали здесь до погрузки на корабли, которые увозили их за моря.

Где-то капала вода – единственный звук, нарушавший мертвую тишину.

Когда Барбара повернулась в ним, по ее щекам текли слезы.

– Как же им было страшно, – прошептала она.

– И так сотни лет, – добавил Джума.

– Какой ужас, – выдохнула Барбара.

– Запах, пот, испражнения сотен, вернее, тысяч тел. Крик стоял над этой пещерой, днем и ночью, год за годом.

В пещеру вел широкий проход, но не столь широкий, чтобы несколько человек с мечами и ружьями, кнутами и дубинками не могли перегородить его. Дальняя часть зала терялась в кромешной темноте. И темнота эта тянулась вглубь на двенадцать миль. Не было из-под земли другого выхода, и никто – ни отчаянный смельчак, ни мудрец ни при каких обстоятельствах не мог вернуться к свету, воздуху, еде, свободной жизни, любимой женщине. Выйти из пещеры можно было лишь покорным рабом.

– Как вы думаете, ваши предки покупали рабов? – спросил Джума.

– Нет, – ответил Флетч.

– Я уверена, что нет, – ответила Барбара.

Джума провел ногой по гладкому полу.

– Видите, как все получается.

– О чем ты? – спросил Флетч.

– Я-то уверен, что мои предки продавали рабов. Понимаете? Что хуже, покупать людей или продавать их?

На складе-холодильнике они купили две рыбины, сразу после того, как рыбаки сдали свой улов, и поджарили их на пляже еще до того, как солнце скрылось за зеленой стеной джунглей.

Буквально перед тем, как сумерки перешли в ночь, их нашел один из неприметных сотрудников лагеря. Вместе они прошли к маленькой палатке под пальмами, у самого пляжа, неподалеку от пристани. В ней едва хватило места сотруднику, Флетчу, Барбаре и Джуме, но они сумели втиснуться в палатку.

Потом, когда они вновь вылезли на свежий воздух, а сотрудник ушел, Флетч спросил Джуму: «А где будешь ты?»

– Здесь же, – последовал короткий ответ.

В палатке Барбара и Флетч побыли недолго. Слишком там было жарко. Их кожа стала липкой от соли, шершавой от песка, мокрой от пота.

Вместе они выползли из палатки, взявшись за руки, обнаженные, побежали к океану. Не сбавляя скорости влетели в воду, отпустили руки, поплавали, то удаляясь, то сближаясь друг с другом.

Именно в те счастливые минуты Барбара и Флетч осознали, что же такое медовый месяц.

По пути к палатке они обогнули здоровенную скалу, выпирающую из песка на границе с джунглями. Луна как раз оказалась по другую сторону скалы, чуть выше ее.

Барбара ахнула. Схватила Флетча за руку.

Они остановились.

– Это статуя? – спросила Барбара.

На скале, боком к луне, вытянулся в струнку мужчина. Прямые ноги, прижатые к бокам руки, гордо поднятая голова.

– Раньше ее-там не было.

– Флетч, мне кажется, это Джума.

– Это Джума.

Твердый как камень пенис Джумы, торчал перпендикулярно его телу. И Джума, и его пенис застыли в абсолютной неподвижности.

– Что он там делает? – прошептала Барбара.

– Просто стоит.

– Он прекрасен.

– Да. Ты права.

Какое-то время они не могли отвести глаз от силуэта Джумы.

А потом, без единого слова, вернулись в палатку.

Вновь появились из нее перед самым рассветом, чтобы вбежать в океан, поплавать, порезвиться, окончательно проснуться. Жара, тяжелый воздух под низко натянутым противомоскитным пологом не способствовали крепкому, продолжительному сну.

Уже утром, возвращаясь к палатке, в рощице они наткнулись на живую картину из человеческих тел.

Джума, голышом, спал на земле. Две девушки, наряд которых состоял лишь из бус, браслетов и заколок для волос, спали рядом с ним. Голова Джумы покоилась на животе одной из девушек. Нога лежала на бедрах второй. На губах всех троих играла улыбка удовлетворенности.

Пенис Джумы уже проснулся, хотя сам он еще спал.

– Африканские соотношения, – прошептала Барбара. – Одному мужчине полагается несколько женщин. Я к этому никогда не привыкну.

Муха ползла по щеке девушки, направляясь к ее глазу. Рука девушки, покоящаяся на груди Джумы, не поднялась, чтобы отогнать ее.

Флетч едва удержался, чтобы не согнать муху. А затем увлек Барбару к палатке.

– Как тот лев, которого мы видели, – улыбнулась Барбара. – Устроившийся на двух львицах.

Джума нашел их в маленькой лавочке, где Барбара и Флетч купили на завтрак две бутылки «кока-колы» и пачку печенья.

Джума распланировал для них грядущий день.

Две итальянские пары собирались на морскую прогулку. Нанятая ими дау[21] без труда вмещала восемь пассажиров.

Итальянцы и команда дау заверили Джуму, что будут рады, если он, Флетч и Барбара составят им компанию.

– Очень устала? – спросил Флетч Барбару, когда они отплывали на дау от материка.

– У меня такое ощущение, будто на мне, а не на джипе Карра возили этот чертов бур.

Оба мужчины и одна женщина оказались врачами, вторая женщина сказала, что она – домохозяйка, воспитывающая троих детей. Итальянцы едва говорили по-английски, Джума, Флетч и Барбара не знали итальянского. Но они без особого труда обходились языком жестов и местными словечками.

Поначалу и Флетч и Барбара стеснялись итальянцев. Обгоревшие на солнце, покусанные насекомыми, с ссадинами и царапинами (последствия работы в лесу), с волосами, вымытыми соленой водой и просушенными песком, одетые в обрезанные, а теперь и порванные нейлоновые лыжные брюки – для них пышущие здоровьем, богатые итальянские туристы казались пришельцами из другого мира. На борт дау итальянцы поднялись в модного фасона костюмах для загара, разделись, оставшись в не менее изящных плавках и купальниках. Крепкие, мускулистые тела. Чистая кожа, не знавшая ни солнечных ожогов, ни укусов москитов. Аккуратные прически, в которых чувствовалась рука опытного парикмахера. Когда дау приблизилась к коралловому рифу, около которого они собирались поплавать, итальянцы достали из нейлоновых мешков первоклассное снаряжение: маски, трубки, ласты, две подводные фотокамеры. Один из мужчин даже закрепил на голени нож.

– Я уже страдаю от столкновения культур, – пожаловалась Барбара.

– Все нормально, – успокоил ее Флетч. – В лагере Карра мы оставили великолепное лыжное снаряжение.

– Мне следует сказать им об этом? – спросила Барбара.

– Думаю, что нет.

Джума сразу же сдружился с итальянцами. Спросил и выучил, как будет по-итальянски парус, корабль, штурвал, остров, вода, рыба. Один доктор с гордостью показал Джуме, как пользоваться подводной фотокамерой.

На языке у Флетча вертелись вопросы: «Куда ушли те две девушки? Где ты их взял?» – но он так и не задал их Джуме.

Команда дау состояла из двоих добродушных, веселых матросов, говорящих на английском, итальянском, суахили и еще одном языке, понятном только им. Шутки ради они предлагали экипированным с иголочки итальянцам дешевые, потрепанные маски и трубки, которые хранились на борту дау. Они притворились, что отказ итальянцев использовать предложенное снаряжение оскорбил их до глубины души.

Рифы вдоль берега Танзании методично уничтожались браконьерами, охотившимися за уникальными рыбами и сувенирами из кораллов. Рифы к северу и югу от Момбасы быстро умирали. Так что рифы Кисите находились под защитой государства.

Дау бросила якорь у рифа Мако Кокве.

Некенийцы несколько часов плавали вдоль рифа. Мужчины-итальянцы фотографировали, а остальные просто смотрели коралловые скульптуры, подсвеченные в прозрачной воде солнцем. Их зачаровывали кружевные коралловые веера, раскачивающиеся в подводных течениях, их тени, движущиеся по песчаному или коралловому дну.

Лежа в теплой воде, едва шевеля руками и ногами, Флетч наблюдал за стайками рыб, окрашенных столь же ярко, что и птицы. Особенно ему понравились желтые рыбки с черными полосами, идущими ото рта. Казалось, они все время улыбаются. Увидев их в первый раз, Флетч рассмеялся, забыв про трубку, и наглотался воды. Ему пришлось поднимать голову, чтобы откашляться и не захлебнуться.

Подплывшая Барбара шлепнула его по плечу.

– Джума вернулся на дау.

Флетч посмотрел на судно. Джуму он нашел на носу. Матросы стояли на корме.

– Когда?

– Довольно-таки давно.

– С ним все в порядке?

– Поначалу мы были вместе. В воде ему было не по себе. Он махал руками и кашлял. Я подумала, что он шутит, потом решила, что он тонет.

– Он умеет плавать?

– Он старался изо всех сил. Но ему все время казалось, что вода тащит его на дно.

– Может, у него перехватило дыхание?

– Он сразу же вылез на палубу.

– Ну и хорошо.

– Может, нам тоже пора возвращаться?

– Да. Через несколько минут. Или чуть попозже.

Ближе к полудню дау привлекла дельфинов, которые начали гоняться с ней наперегонки. И судно, и плывущих на нем людей они встретили как старых друзей, с которыми волею судеб они давно не виделись.

Поплавав между островами, дау бросила якорь у острова Васини. Мелководье туристы преодолели на ялике. А уж потом прошли в Рас Монди.

– Слушай, – на шатких мостках Барбара оперлась о руку Флетча. – Похоже, мы наслаждаемся отдыхом.

– Да, судя по всему, все приходит в норму, – согласился Флетч.

В ресторане кроме их компании никого не было.

Из-за языкового барьера итальянцы сели за один столик, а Джума, Барбара и Флетч – за другой.

После прогулки под парусом и купания их мучила жажда и предпочтение они отдали не пиву, а воде. К тому же они изрядно проголодались и набросились на поданную закуску. Они решили, что огромные жареные крабы – основное блюдо, и ели их медленно, наслаждаясь каждым кусочком мяса. А потому выкатили глаза, когда перед ними поставили тарелки с чанга и рисом, сваренным в кокосовом соусе. Замешательство, однако, длилось недолго, и они принялись за еду.

– Шейла и Карр огорчатся, если ничего не найдут, – заметила Барбара. – Как бы нам им помочь? Или хотя бы подбодрить их?

– По всей Африке люди ищут свое прошлое, – вставил Джума. – Выкапывают из земли кости, горшки, наконечники копий. Можно подумать, что Африка – большой музей.

– Каким образом эта рыба, окунь, обитающая в реке Нил, попала в озеро Туркана? – спросил Флетч. – Реку и озеро разделяют сотни миль. Их не соединяет никакая другая река.

– Должно быть, в далеком прошлом они соединялись, – ответила ему Барбара.

– Почему людей так интересует их прошлое? – вопросил Джума. – Почему со всего мира люди слетаются в Африку и ищут своих предков – первого человека, первую кость, первую окаменелость?

– Из любопытства, – ответила Барбара.

– Что изменят эти находки? – гнул свое Джума. – Путь в будущее лежит через настоящее, а не через прошлое.

– Что изменят? – повернулся к нему Флетч. – В Кооби Фора нашли окаменелый скелет индийского слона. Это же многое меняет.

– Нет, – покачал головой Джума. – Для меня – нет.

– Эта находка свидетельствует о том, что когда-то давно Африка и Индия составляли единое целое, – пояснила Барбара. – Неужели для тебя это ничего не значит?

– Все ясно, – кивнул Джума. – Вы хотите, чтобы я сказал, что индийцы такие же коренные жители Африки, как и мы.

– Почему я прилетел в Африку на встречу с отцом? – спросил Флетч окружающий воздух.

– Из любопытства, – повторила Барбара.

– Почему ты прилетел, Флетч? Ты уже самостоятельный человек. Какое отношение имеет к тебе твой отец? Ты же ни разу не видел его.

– Культурные традиции, – Флетч говорил в тарелку. – Нравственные нормы.

– О чем ты говоришь? – переспросила его Барбара.

– Не знаю.

– Когда люди заглядывают в прошлое, – изрек Джума, – они ожидают найти там только хорошее, доброе. А если они найдут что-то очень, очень плохое?

– Мне предстоит узнать что-то очень, очень плохое, Джума? Ты знаешь моего отца. Я – нет.

– Я думаю, что людям лучше идти в будущее без груза вины, причиной которой служит случившееся в их прошлом.

– Похоже, ты стараешься предостеречь меня, Джума.

– Здесь есть люди, – продолжал Джума, – люди моего возраста, настаивающие на том, чтобы жить, как жили их предки тысячи лет тому назад. Вроде морана, которого ты видел у лагеря Карра. Для нас это большой груз. Нельзя работать на компьютере с копьем в руке.

– Копья тоже могут сослужить хорошую службу, – заметил Флетч. – Змей тут по-прежнему хватает. Тебе потребовалось копье, чтобы спасти Шейлу.

– И джип, – добавил Джума.

– Кстати, о будущем, – Флетч откинулся на спинку стула. – Карр сказал мне, что придет день, когда рухнет перемычка в верхней части Рифтовой долины и в нее устремятся воды Красного моря. Так что на месте долины образуется озеро.

– В данном случае мы узнаем будущее, изучая прошлое, – вставила Барбара.

– Все меняется, – вздохнул Флетч.

– Да, – кивнул Джума, – все меняется. Кочевники это знали. Мы постоянно уходим от нашего прошлого, потому что все меняется.

– Все меняется... – повторил Флетч.

– Ты перестал есть, – нахмурилась Барбара.

– Тебе понравилась кожаная рыба? – спросил Барбару Джума.

– Кожаная рыба? Я ела кожаную рыбу?

– Чанга, – объяснил Джума. – Кожаная рыба.

– О, мой Бог, – Барбара посмотрела на практически пустую тарелку. – Я съела кожаную рыбу.

– Я думаю о Миссисипи, – Флетч поднял голову.

– В Миссисипи нет кожаной рыбы. Только зубатка полосатая. Зубатка мне тоже не нравится.

– Говорят, что и Миссисипи изменит русло.

– Точно, – кивнула Барбара. – И Новый Орлеан окажется на мели.

– Реки иногда меняют русла, – согласился Джума.

Флетч тряхнул головой.

– У меня возникла идея.

Джума радостно рассмеялся.

– Карр и Шейла роют землю на берегу реки, которая существует сейчас.

– А сотни лет тому назад...

Барбара положила вилку.

– ...река могла течь по другому руслу.

– Так что гипотеза Карра, возможно, верна...

– ...да только река переместилась, – закончил Джума.

– Однако, – выдохнула Барбара.

– Погуляли, и хватит, – Флетч встал. – Пора возвращаться в лагерь Карра.

– Не могу пошевельнуться, – ответил Джума. – Слишком много съел.

Глава 37

– Абсолютно! – радостно воскликнул Карр и заложил вираж, покачивая крыльями.

– Никаких сомнений! – Барбара сидела за его спиной.

– Похоже на то! – Джума, устроившийся рядом с Барбарой, старался одновременно смотреть во все иллюминаторы.

– Карр, меня нужно опустить на землю, – попросил Флетч. – Как можно аккуратнее.

– Ты полагаешь, это так? – крикнула с заднего ряда Шейла. Ее закованная в гипс нога высовывалась в проход между сиденьями. – Есть другое русло?

– Naam, Momma! – ответил ей Джума. – Indio!

Все кричали, перекрывая шум мотора.

– Черт! – Карр перевел самолет в горизонтальный полет. – Столько раз, я летал над этим местом и ничего не замечал. Черт бы меня побрал!

– Скорее, – просил Флетч.

– Эта полоска леса, идущая к океану, отличается от остальных джунглей, – Барбара указала вниз.

– Целая полоса, – подтвердил Джума. – Видите? Ниже по высоте. И зелень более насыщенная.

– Абсолютно, – Карр вел самолет над самыми верхушками. – Отсюда даже можно видеть старое русло. –

– Карр... – простонал Флетч.

Джума, Барбара и Флетч провели в Кисите-Мпунгути еще одну ночь. На материк они возвратились поздно. Джума заявил, что за час до заката в джунгли никто не уходит.

– Конечно, это всего лишь суеверия, – улыбнулся Джума, – но здешние люди считают, что с наступлением темноты в джунглях можно заблудиться, а то и совсем пропасть. Ночью человек может и не суметь защититься от змей, зебр, гепардов, львов, – он склонил голову, словно от стыда. – Конечно, это всего лишь африканские суеверия.

– Тогда будем считать, что я суеверная, – воскликнула Барбара.

– И потом, после такой сытной еды мы будем плохо соображать и, вместо того чтобы идти к цели, будем кружить по джунглям, пока не свалимся без сил. И добьемся лишь того, что нами закусят гиены.

На рассвете они уже стояли у дороги. Сначала их подвез рефрижератор, везущий в Момбасу свежемороженую рыбу. Час они шли пешком, пока их не нагнал «лендровер» пожилой семейной пары фермеров-англичан, ставших кенийцами после получения страной независимости. Они сказали, что приехали в Кению тридцать шесть лет тому назад.

В ведомом только ему месте Джума попросил остановить «лендровер», и далее они двинулись через джунгли.

В лагерь они попали после полудня. Рабочие под командой Карра и Шейлы как раз переносили бур на новую вырубку. Шейла, пусть на костылях, старалась хоть чем-то помочь. Выражения их лиц указывали на то, что за прошедшие дни раздражение Шейлы выросло, а запас терпения Карра подошел к концу.

В тот жаркий, душный день Шейла и Карр схватились бы за любую новую идею.

Сидя в тени баобаба, Барбара, Джума и Флетч объяснили Шейле и Карру, что, по их разумению, за две или три тысячи лет, прошедших со дня постройки римского города, река могла изменить курс. А потому есть все основания поискать в округе другое русло, то, что могло существовать во времена Римской империи, на берегах которого римляне и построили, если построили, город...

На их возбужденные голоса к баобабу потянулись и рабочие. Встали рядом, почтительно слушая.

Когда они закончили, Карр повернулся к Шейле.

– И что ты на это скажешь, дорогая?

Шейла пожала плечами.

– Полагаю, такое возможно.

– И вы полагаете, что мы сможем обнаружить старое русло с воздуха?

– Да, – твердо ответила Барбара.

– Возможно, – в голосе Флетча не слышалось стопроцентной уверенности.

Карр тяжело поднялся.

– Думаю, пора немного поразмяться. А то я уже начал превращаться в земного червя.

Соорудив сиденье из перекрещенных ладоней и запястьев, Джума и Флетч доставили смеющуюся Шейлу с берега реки к самолету.

Пересохшее русло они нашли практически сразу. В пяти милях к северу от лагеря оно уходило вправо, на запад, петляя сквозь джунгли к морю.

Следуя старому руслу, Карр указал вниз.

– Видите? Когда-то давно река нашла более короткий путь к морю.

– Вода всегда выбирает путь наименьшего сопротивления, – добавила Шейла, – в отличие от некоторых известных мне интеллектуалов.

Вдоль пересохшего русла они долетели до самого моря. Карр вел самолет низко, по самым верхушкам деревьев. На обратном пути они поднялись выше. Карр уводил самолет в стороны, дабы убедиться, что пересохшее русло заметно отовсюду, с любых направлений и высот.

Флетча мутило.

Внезапно к горлу подкатила тошнота. Перед глазами пошли круги. В голове начал бить паровой молот. Шею пронзила боль. Он с трудом мог дышать.

Флетча прошиб холодный пот.

– Карр, – простонал он. – Будет лучше, если вы опустите меня на землю.

– Смотрите! – они вновь поднялись на большую высоту. Барбара указывала вперед, так что Карр мог проследить за ее пальцем. – Посмотрите на тот небольшой холм.

– Посмотрите на это! – Карр забарабанил правой рукой по приборному щитку. – Как я и предполагал! Холм на западном берегу в излучине реки. И сколь далеко от моря?

– Километров десять, – предположил Джума.

– Думаешь, так много? – Карр направил самолет вниз, несколько раз облетел холм. – Если под этим холмом нет города, я съем зебру сырой.

– Может, и придется, – улыбнулась Барбара.

В тот день Карр в полной мере продемонстрировал свое умение управлять самолетом.

Когда самолет снижался, желудок Флетча оставался на прежней высоте. Когда разворачивался, Флетчу казалось, что желудок прошибет ему бок. Когда поднимался, желудок возвращался на привычное место только для того, чтобы уйти вверх или в сторону.

Флетчу очень хотелось зарыться головой в мягкую землю, что лежала внизу.

При посадке в самолет и на взлете Флетч чувствовал себя вполне сносно.

А вскоре после подъема ощутил резь в глазах. Солнечные лучи, казалось, прожигали ему голову насквозь.

Тяжело дыша через рот (губы стали толстыми как сосиски), Флетч понял, что тошноту ему не подавить.

Он схватил Карра за плечо.

– Карр! – крикнул он. – Я заболел! Серьезно заболел! Пожалуйста, как можно скорее верните меня на землю!

– Ваш организм не переносит воздушных ям? – Карр всматривался в лицо Флетча. – Раньше вы не жаловались, – и круто развернул самолет. – Держитесь!

Только Флетчу обратный полет казался бесконечным.

Он услышал голос Карра: «Эй! Посмотрите, что притащила нам гиена!»

Флетч открыл глаза. Они подлетали к лагерю. В самом конце посадочной колеи на траве застыл желтый самолет с зелеными кругами на крыльях. С откинутым колпаком.

Мужчина в шортах и рубашке цвета хаки, стоя у крыла, наблюдал за ними.

Флетч не только открыл дверцу, но и расстегнул ремень безопасности еще до того, как колеса самолета Карра коснулись земли.

Самолет еще катился, когда Флетч выбрался на крыло. Как только скорость самолета окончательно упала, Флетч спрыгнул на землю, которая, к счастью, не опускалась, не поднималась, не кренилась.

Упал на колени, его тут же вырвало. Самолет остановился в пятнадцати метрах от Флетча. Все здоровались с незнакомцем и предлагали помочь Шейле вылезти из кабины.

Стараясь держаться спиной к остальным и в то же время не вляпаться в собственную блевотину, Флетч на коленях передвигался вдоль колеи, оставляя после себя все новые лужи блевотины.

От самолета к Флетчу доносились обрывки разговора. Кого-то назвали Уолтером Флетчером, кого-то Барбарой, Джумой. Поминался найденный римский город, сломанная нога Шейлы, героизм Джумы. Что-то было сказано о кафе «Терновник».

Голоса приблизились к Флетчу.

Все так же на коленях, он попытался уползти подальше.

– А это, – над его спиной прогремел Карр, – Ирвин Морис Флетчер. Как видите, сейчас ему нездоровится. Боюсь, я слишком круто разворачивал самолет.

Оглядывая лужи блевотины и оставленные коленями следы, Флетч руками вытирал рот, губы, подбородок.

Затем, оттолкнувшись руками от земли, встал. Ноги, словно ватные, подгибались, не желая держать его тело в вертикальном положении, нестерпимо заныла спина.

Флетч глубоко вдохнул.

Повернулся.

Карр, уперевший руки в бока, Шейла, опирающаяся на костыль, держащая сломанную ногу на весу, улыбающийся Джума, с пляшущими глазами, Барбара, одетая, как одурманенная проститутка с бульвара Заходящего солнца, с грязными, свалявшимися волосами, стояли рядом с незнакомцем. Все смотрели на Флетча.

– По виду он давно и тяжело болен, не так ли? – улыбнулся незнакомец.

Ниже пояса тело Флетча онемело.

Он поднял голову вверх. И закрыл глаза, успев увидеть, как закружилось небо.

Когда его колени коснулись земли, тело повело вбок. Правое плечо пронзила боль: падая, он вывихнул руку.

Глава 38

На следующий день, ближе к вечеру, полил сильный дождь.

Флетч метался в горячке.

Открыв глаза, он увидел над собой лицо Карра, значительно увеличившееся в размерах. Над головой Карра виднелся брезент палатки, Флетч не помнил, как он попал на узкую койку. Болели ноги. Болела голова. Его знобило. Тело покрывал холодный пот. Рот словно набили грязью. Болело правое плечо. Он не понимал, с чего ему болеть.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Карр.

Флетч задумался,

– Превосходно.

– Это хорошо.

– Можно укрыть меня одеялом?

– Конечно, – Карр сунул термометр в рот Флетча.

Барбара сидела у его ног, с округлившимися от страха глазами. Джума стоял у входа в палатку.

Вошел Раффлз и укрыл Флетча коричневым одеялом.

Карр вынул термометр изо рта, пригляделся к шкале.

– По крайней мере, теперь мы знаем, что выполненные мною фигуры высшего пилотажа не послужили причиной вашего недомогания.

– Мне жарко.

– Это я знаю.

Карр заставил его выпить стакан холодного бульона и проглотить две таблетки.

– Жаль, – вздохнул Карр. – Мы-то собрались устроить праздничный обед.

Флетч погружался в небытие и вновь приходил в себя. Тогда он слышал, как гремели котлами и кастрюлями в палатке-кухне, как болтали и смеялись под тентом, где размещалась столовая. Карр вновь зашел к нему, привел в чувство, тряхнув за плечо, что-то спросил (Флетч не помнил, ответил он Карру или нет), дал ему еще две таблетки и стакан холодного бульона. В какой-то момент в свете керосиновой лампы он увидел склоненное над ним лицо Барбары. А затем наступила долгая-долгая тишина. Карр пришел к нему и ночью. Помог Флетчу сесть, вновь дал бульон, таблетки. Какое-то время Флетч бодрствовал, лежа под антимоскитным пологом, прислушиваясь к звукам ночной жизни джунглей. Если ему становилось жарко, он сбрасывал одеяло, когда замерзал – натягивал его до подбородка.

Карр пришел к нему и утром. Откинув полотнище, прикрывающее вход в палатку, посмотрел в дневном свете на показания термометра.

– Чтоб вам дожить до таких лет, как указано сейчас на этом термометре[22], – пробормотал он. Вновь дал Флетчу бульон, таблетки.

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно.

– Это хорошо.

Вновь из палатки-кухни, из-под тента слышался шум веселья. Кто-то начал насвистывать несколько нот итальянской любовной песенки. Повторяя их раз за разом. Возможно, птица.

Джума постоял рядом с Флетчем молча.

Потом пришли Карр с Барбарой и Шейлой.

– Вы не спите? – спросил Карр.

– Превосходно.

– Мы собираемся поехать к тому холму, что нашли вчера в джунглях. Помните?

– Конечно. Холм.

– Посмотрим, что мы там выроем. Возьмем с собой кирки и лопаты. Ничего, что мы уйдем?

– Валяйте.

– Шейла останется здесь. Со сломанной ногой в джунглях делать нечего. Она будет вас поить и давать таблетки.

– Хорошо.

– Мы вернемся к вечеру.

– Отлично. Удачи вам.

– К нашему возвращению вам полегчает.

– Абсолютно.

Карр поднялся с койки.

– Ты хочешь, чтобы я осталась? – спросила Барбара.

Флетч хотел, чтобы она ни о чем не спрашивала.

– Нет.

– Я могу остаться.

– Не надо. Этот день останется у тебя в памяти.

– С тобой все будет в порядке?

– Иди и найди потерянный римский город. Ты же не хочешь пропустить этот торжественный момент.

– Я уверена, что он там.

– Надеюсь, так оно и будет.

– Если ты хочешь, чтобы я осталась...

– Нет. Иди с ними. Иди.

– Хорошо, – и Барбара бочком вышла из палатки.

– Вам что-нибудь сейчас нужно? – спросила Шейла.

– Нет. Я в полном порядке.

Вышла и Шейла.

Флетч услышал, как заурчал двигатель джипа. Шум двигателя перекрыли людские голоса. Потом они стихли. Водитель прибавил газу. Раздался крик, взвизгнули тормоза. Водитель вновь завел заглохший двигатель.

Вошедший в палатку Раффлз обтер тело Флетча влажными прохладными тряпками. Он даже повернул Флетча на бок, чтобы протереть спину.

– Рафаэль...

– Да?

– Тебя не затруднит принести все одеяла, которые найдешь в лагере, и навалить их на меня?

– Хорошо. Сейчас принесу.

Тем же утром Раффлз и Уинстон молча вошли в палатку. Подняли койку с Флетчем и вынесли наружу. День выдался на удивление мрачный, небо затянули черные тучи. Они поставили койку под деревом.

Уинстон принес складной стул.

– Будет дождь? – спросил Флетч.

– Вряд ли, – покачал головой Уинстон. – Тучи собирались много раз, а дождь так и не пошел.

Флетч просыпался и засыпал вновь. Случалось, что Шейла сидела рядом, когда он открывал глаза. Иногда он видел лишь пустой стул. Шейла поила его бульоном и холодным настоем трав, давала таблетки, а Раффлз или Уинстон поддерживали ему голову.

– Они еще не вернулись? – спрашивал Флетч.

– Нет, – отвечала Шейла.

– Тебе следовало пойти с ними.

– Мне хорошо и здесь.

– Который час?

– Это неважно.

Каждый раз, когда Флетч открывал глаза, становилось все темнее.

День тянулся как резина.

Вновь Флетч пришел в себя в палатке. Он не помнил, как его перенесли туда.

Карр стоял над ним, широко улыбаясь.

Флетч не слышал, как подъехал джип.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Флетч.

– Превосходно! – Карр протянул руку. Поднять свою сил у Флетча не было. Карр хотел что-то ему показать.

– Что это?

– Кусок глиняной вазы. На нем изображен римский солдат, марширующий с копьем и щитом.

– Потрясающе!

Карр протянул другую руку. В свете керосиновой лампы что-то блеснуло.

– А это на случай, что у вас остались какие-то сомнения. Посмотрите! Монета!

– Нет!

– Да! – рассмеялся Карр. – С изображением цезаря Августа. Так мы, во всяком случае, думаем. Симпатичный парнишка, не так ли?

– Они все были симпатичными, в детстве.

– Определенно один из цезарей.

– Мой бог!

– И я думаю, что мы нашли крепостную стену. Можно сказать, уверен в этом.

– Так это же прекрасно!

– Согласен. Шейла сейчас отплясывает танец победы масаев, а с костылем это, как вы понимаете, нелегко.

– Что это? – спросил Флетч. В брезент палатки кто-то словно бросал пригоршни грязи.

– Дождь.

– Долго он будет лить?

– Надеюсь, что нет.

– Карр. Поздравляю. Хорошие новости. Как жаль, что меня не было с вами.

Из-за спины Карра появилась Барбара, спросила Флетча, как он себя чувствует.

– Отлично.

– Я вернусь попозже, – Карр попятился к выходу. – Посмотрим, какая у вас температура.

Флетч наблюдал, как в палатку начинает набираться вода. Сначала из-под брезентовых стен появились тоненькие струйки, потом они превратились в ручейки и скоро в палатке образовались многочисленные лужи.

Второй раз Карр вошел в палатку, промокший насквозь.

Долго смотрел на термометр.

– Вы тяжело больны, Ирвин.

– Я болен Ирвином.

– Вам уже пора пойти на поправку.

– Согласен с вами.

– Вы сможете выдержать такую высокую температуру лишь в течение определенного времени.

– И сколь долго?

Карр наблюдал за стенкой палатки, прогибающейся под проливным дождем.

– В такую погоду я не могу отвезти вас в больницу в Найроби. В воздух мне не подняться, – он повернулся к Флетчу. – Скорей бы миновал кризис.

– Мои ноги, Карр.

– Что с ними?

– Болят ужасно.

– В каком смысле?

– Словно я сломал их в нескольких местах.

Карр ущипнул каждую ногу.

– Чувствуете?

– Да.

– Это всего лишь лихорадка.

– А ноги словно переломаны.

Вновь бульон, вновь таблетки.

Флетч проснулся, когда Раффлз вновь обтирал его влажной тряпкой. Ему хотелось снова оказаться под одеялами.

Три одеяла промокли насквозь. И давили, словно свинцовые.

Уходя, Раффлз с трудом закрепил полотнище, прикрывающее вход. Дождь и ветер пытались сорвать его.

В следующий раз, очнувшись, Флетч увидел стоящего рядом с койкой Джуму. Блестели намоченные дождем его кожа и волосы.

– Такой отдых не впрок.

– Знаешь что?

– Что?

– Ты должен скинуть тот ящик камней.

Нижнюю часть живота Флетча скрутило узлом.

Джума поддерживал Флетча за плечи, пока того выворачивало наизнанку.

Затем Джума исчез, чтобы появиться вновь, в капельках дождя, со шваброй. Приподняв одной рукой стену палатки, он начал выталкивать наружу грязь и блевотину.

Оставшись в одиночестве, Флетч слушал шум дождя. С интересом наблюдал, как блевотина проползает под стенкой обратно в палатку.

Когда живот отпустило, Флетч перекатился на спину.

– Ox! – Флетч проснулся, как от толчка.

Огромные, в красных сосудах глаза уставились на него с расстояния нескольких сантиметров. Монотонное бормотание глушило все остальные звуки. Что-то теплое давило ему на лоб, сердце, пенис и мошонку. Не зной джунглей или жар лихорадки, другое тепло, сухое, ощутимое, более человеческое.

Оторвав взгляд от огромных глаз, Флетч увидел нос и щеки старческого лица. Разрисованного оранжевыми полосами.

Зловонное дыхание бормочущего старика забивало рот, ноздри Флетча.

Лбом старик прижимался ко лбу Флетча. Левая рука старика лежала на сердце Флетча. Правая охватывала пенис и мошонку.

Дыша Флетчу в лицо, старик бормотал, бормотал, бормотал.

– Господи Иисусе, – вырвалось у Флетча.

Когда он очнулся, старик уже ушел. Или он ему привиделся? Но нет, Флетч все еще ощущал зловонное дыхание, Три тяжелых, пропитанных потом одеяла вновь укрывали его с головы до ног.

После визита старика ему не стало лучше. Но ничего не изменилось и к худшему, если не принимать во внимание запах.

Ящик камней.

Потом Карр, раздетый по пояс, вытряс из флакона несколько таблеток.

Флетч не помнил, как он проглотил эти таблетки. А дождь все барабанил по брезенту палатки, барабанил, барабанил, барабанил...

Внезапно Флетч открыл глаза. По-прежнему горела керосиновая лампа. Правда, теперь, коробка, на которой она стояла, и лежащее рядом полотенце не расплывались у Флетча перед глазами. Отчетливо он видел и швы на крыше палатки.

Дышалось легче, голова не болела, если он ею не дергал.

Руки двигались, как ему того хотелось, выполняя отданные мозгом команды.

Он вырвался из цепких объятий лихорадки.

Сквозь шум дождя он слышал мужские голоса. Два голоса. Они то перекрывали дождь, то пропадали.

В палатке он был один.

Одеяла тяжело давили на него. Он сдвинул их к ногам. Вытянулся, поднял ноги, коснулся коленями груди, выпрямил ноги, опустил на койку.

Свободен.

Пришла пора принимать решение.

Сидя на краешке койки, босиком в жидкой грязи, Флетч думал, каким же будет его решение. Он прислушивался к дождю. Нормальный, абсолютно здоровый человек. Думать было не о чем.

Решение уже было принято.

Правильное. Естественное. Ради здоровья и жизни. Если он хотел жить, существовать, ему не оставалось ничего иного, как признать это решение, действовать в соответствии с ним, потому что решение это базировалось на решениях, принимаемых всеми, везде, давным-давно, в незапамятные времена, и эти решения, однажды принятые, определяли жизнь и здоровье каждого, и если кто-то не желал руководствоваться установленными принципами или шел против них, или принимал иное, отличное от требуемого решение, тогда ноги, которые поддерживают нас, позволяют нам передвигаться, идти вперед, подгибаются, и вскоре мы сидим в пыли, все мы, гниющие, с разбитыми головами, в ожидании шакалов.

С трудом поднялся Флетч с койки, шагнул к выходу из палатки на еще слабых ногах, вдохнул влажный воздух джунглей, пахнущий гниющими корешками и размочаленной дождем листвой, наполненный звуками, издаваемыми животными и птицами. Все они жили в своем мире, следуя решениям, которые определяли, что есть норма, что есть здоровье, что есть сама жизнь.

Право выбора – абсолютная свобода для общества, построенного на законах, обеспечивающих такую свободу. Нежелание видеть, что в определенных ситуациях такого выбора просто нет, полагалось не решением, но запредельной глупостью, ведущей к собственному уничтожению.

Флетч взял влажное полотенце и обмотал его вокруг талии.

Выглянул наружу. Занимался рассвет. Дождь по-прежнему лил как из ведра.

С какой стороны доносилась человеческая речь? Двое мужчин громко говорили по-английски, перекрывая шум дождя. Смеялись стоя в палатке, Флетч не мог разобрать слов.

Неподалеку стояла недавно поставленная палатка. Из-под полотнища, прикрывающего вход, пробивался свет.

Нетвердой походкой, под струями дождя, испытывая слабость, но в то же время посвежевший, с легким головокружением, Флетч прошлепал босиком по лужам к новой палатке.

Должен ли я это сделать? Уверен ли я, что решать и не нужно? Решение принято. Мы существуем внутри системы. Это наше первое наше единственное и последнее решение. Право выбора есть абсолютная свобода. Когда принимаются основополагающие решения, такой свободы нет. Самодисциплина – величайшее проявление свободы.

Флетч откинул полог и вошел.

Питер Карр и Уолтер Флетчер сидели на брезентовых раскладных стульях с деревянными подлокотниками. Каждый со стаканом в руке. На коробке, у керосиновой лампы, стояла почти пустая бутылка виски.

Разговор как обрезало. Они уставились на Флетча.

Флетч обратился к Уолтеру.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы все-таки встречали нас в аэропорту.

Глава 39

Двое мужчин молча смотрели на Флетча.

– Вы говорите по-португальски? – спросил он мужчину с аккуратно причесанными редеющими волосами и тонкой полоской усов.

– О чем вы? – вопросом на вопрос ответил Уолтер Флетчер.

Флетч так и остался у входа в палатку. За его спиной с прежней силой лил дождь.

– Я вас видел, – продолжил Флетчер. – В аэропорту. В мужском туалете.

– О мой Бог! – Карр наклонился вперед. – Скажи, что это не так.

На коробке рядом с керосиновой лампой и бутылкой виски лежали глиняный черепок и римская монета.

Уолтер Флетчер долго сверлил Флетча взглядом. Затем поставил стакан на коробку. Поерзал на стуле. Глаза его не покидали лица Флетча.

Карр изумленно смотрел на Уолтера Флетчера, словно никак не мог поверить услышанному.

Уолтер коротко глянул на Карра, вновь повернулся к Флетчу.

– Что ж, – Уолтер Флетчер поднялся. Подошвы его ботинок полностью погрузились в грязь. Он похлопал по карманам пиджака. Обеими руками пригладил волосы на висках.

Вскинув подбородок, проследовал к выходу. Мимо Флетча. Вышел в дождь.

– Куда он? – спросил Флетч.

– Идти ему некуда, – Карр остался на стуле. – Ничего себе ящик с камнями. Все это время вы подозревали, что убийцей может оказаться Уолтер Флетчер.

Флетч пожал плечами.

– Убийцей был местный житель, который приехал в аэропорт, чтобы кого-то встретить... и не встретил этого человека.

– Может, вам лучше присесть?

– О Господи, Карр!

– Что теперь?

Флетч слышал треск стартера запускаемого самолетного двигателя. Карр – нет.

Но как только горючее поступило в цилиндры, рев двигателя услышали они оба.

Карр подпрыгнул.

Вместе они стояли у палатки и сквозь пелену дождя смотрели на желтый самолет с зелеными кругами на крыльях. Зажглось освещение кабины. Вспыхнули габаритные фонари на хвосте и крыльях.

Самолет начал разворот на вязкой, напитавшейся влагой земле. Обогнул самолет Карра и вырулил на взлетную полосу-колею.

– Такому легкому самолету в столь сильный дождь не взлететь, – прокричал Флетч. – Или я неправ?

В стакане, что держал в руке Карр, вода поднялась уже на сантиметр.

– Я бы пытаться не стал, – ответил Карр.

Самолет, однако, едва не поднялся в небо. Покачиваясь, разбрызгивая воду, он катился все быстрее и быстрее, Натужно ревущий двигатель перекрывал шум дождя. Колеса оторвались от земли. Самолет начал набирать высоту. Казалось, еще немного, и джунгли останутся внизу.

Левое крыло резко опустилось. Самолет нырнул. Левым крылом ударился о верхушку дерева. Дерево выдержало. Крыло переломилось пополам. Самолет крутануло вокруг дерева. Теперь они видели только его хвост.

Затем раздался глухой удар, вспыхнуло яркое пламя.

Карр сунул стакан Флетчу.

– Я пойду. Вы еще слишком слабы.

Карр побежал сквозь дождь.

– Огонь. Карр...

Флетч отбросил стакан, бросился следом, скользя на мокрой земле.

Упал, пробежав совсем немного. Попытался встать. Голова словно налилась свинцом. Правое плечо пронзила боль. Руки и ноги, ослабевшие за время болезни, бессильно упали в грязь.

Какое-то время он лежал на животе, влипнув правыми щекой и ухом в грязь. Вдыхая через нос, выдыхая через рот.

И наблюдал, как лопаются в грязи воздушные пузырьки.

Глава 40

Промокший насквозь, в грязи с головы до ног, с кровоточащей царапиной на предплечье, Карр вошел в палатку Флетча.

Флетч сидел на краешке койки. Грязь засыхала на его лице, груди, животе, полотенце, обмотанном вокруг талии, стекала по ногам.

Сколько слов сказал мне мой отец? «По виду он давно и тяжело болен, не так ли?» Нет. Тогда он говорил не со мной, а обо мне. Он сказал: «О чем вы?» Он сказал: «Что ж». Пять слов. Мой отец сказал мне пять слов. В моей жизни. В его жизни. В наших жизнях.

Мне не пришлось принимать решение.

Основополагающее решение, определяющее, как людям вести себя, чтобы выжить рядом с себе подобными, было принято давным-давно.

– Карр, он пытался сбежать. Не так ли?

– Кто знает? – вздохнул Карр. – Да и какая теперь разница?

– Моя мать говорила, что он всегда старался избегать эмоциональных стрессов...

– Как ваше самочувствие?

– Тем более, что последний мог привести к виселице.

В полумраке палатки Карр не сводил глаз с лица Флетча.

– Он все-таки умер в авиакатастрофе. В непогоду. Не в Монтане, так в Африке. Полагается умершим. Суд не ошибся в своем вердикте.

– Похоже, весь этот шум никого не разбудил.

– Дождь...

– Да, дождь заглушил все остальное.

– Каким образом он оказался в вашем лагере? Я ничего не знаю.

– Вы болели.

– С него сняты все обвинения?

– Теперь это шутка. Еще одна веселая история. Аскари не был государственным служащим. Он работал охранником в ювелирном магазинчика, что располагается неподалеку от кафе «Терновник». Уолтера освободили из-под стражи, как только он уплатил штраф, возместил урон, причиненный кафе, оплатил больничные расходы аскари да добавил тому несколько шиллингов, чтобы он не очень переживал из-за сломанной челюсти.

– Я объехал полмира, чтобы выгнать отца в непогоду, чтобы увидеть его смерть в авиакатастрофе. Захватывающий сюжет.

– Ирвин...

– Да, Карр?

– Я понимаю, что настроение у вас не очень...

– »Как я провел медовый месяц?»

– Сегодня у нас вторник. Самолет в Лондон вылетает вечером. Я думаю, вам с Барбарой следует улететь на нем.

– Да?

– Как только погода улучшится, я доставлю вас в Найроби и забронирую вам места.

– Хорошо, – Флетч начал отколупывать грязь с правой щеки. – Как скажете. Вы показали себя настоящим другом, Карр. Спасибо вам.

– Пустяки. Это я должен благодарить вас. Если б не вы, Джума и Барбара, мы бы никогда не нашли эти руины.

– Теперь вы станете знаменитостью, Питер Карр.

– Да. Я хочу сегодня же попасть в Найроби и сообщить о находке. Представить доказательства. Передать все ученым. Иначе скажут, что я занимался тем, что делать не следовало.

– Правильно. Открыть, но не раскапывать. Прикоснуться, но не увязнуть.

– Разумеется, я должен доложить кому следует о смерти Уолтера Флетчера.

– Разумеется.

– И у нас осталась прежняя проблема. Полиция может «повесить» убийство на невиновного.

Их взгляды встретились.

– Мы не собираемся говорить полиции, что убийца – Уолтер Флетчер?

– Только в случае крайней необходимости. С какой стати? Зачем нам марать грязью имя Уолтера Флетчера? Это маленький мир.

– Вы думаете обо мне.

– Если они захотят повесить невиновного, вы не откажетесь выступить в суде?

– Не откажусь.

– Вот тогда у нас будет причина поделиться тем, что нам известно.

– Возможно, это убийство так и останется нераскрытым. Но Дэн Дьюис...

– Вы можете прямо сейчас написать ваши показания, начиная с того, что вы видели в мужском туалете аэропорта, до событий этого утра. Может, я покажу их Дэну Дьюису.

– Хорошо.

– Если полиция кого-либо арестует за это убийство, я передам ваши показания в суд. Возможно, они захотят вызвать вас в качестве свидетеля.

– Похоже, в данной ситуации это наилучший вариант. Для всех.

– Я принесу вам ручку и бумагу. Да и кружка чая вам не повредит.

– Карр? Почему мы с Барбарой улетаем в такой спешке? Почему прямо сегодня? – Карр молча смотрел на Флетча. – Я говорю о похоронах. Мой отец... Удивительное открытие...

– Причины катастрофы будут расследоваться, – ответил Карр. – Сюда прибудет полиция. Ученые из университета. Репортеры. Все они будут здесь этим вечером.

– И что?

Карр шагнул к Флетчу.

– У вас не возникало мысли о том, что ваши паспорта поддельные?

В аэропорту Лос-Анджелеса, взглянув на свою фотографию, Барбара спросила: «Откуда взялась эта фотография?» И фотографию на своем паспорте Флетч ранее никогда не видел.

– Я лишь знаю, что мы сами не просили выдать нам паспорта.

Карр кивнул.

– Я слышала новости, – Барбара вошла в палатку Флетча. С мокрым от дождя лицом, волосами, одеждой.

Сидя на койке, Флетч писал о смерти Луиса Рамона в аэропорту Найроби и Уолтера Флетчера – в прибрежных джунглях.

Прежде чем взяться за перо, он вышел под дождь и смыл с себя грязь.

– Мой отец не умер при родах.

– Не знаю, что я должна при этом чувствовать?

– А что ты чувствуешь?

– Ничего, – она по-прежнему стояла в метре от Флетча.

Флетч, весь в поту, продолжал писать.

– Пора паковать вещи, – он коротко глянул на Барбару. – Вечером мы вылетаем домой.

– А мы их и не распаковывали, – ответила Барбара. – Если что и вынимали, так нижнее белье.

– Наверное, нет нужды брать с собой рваные свитера и обрезанные лыжные штаны.

– Я развешу их на деревьях. Может, их будут носить мартышки. Такая одежда им подойдет.

– Посмотри, может, что-то добавить в рюкзаки.

– Мы не завалены сувенирами.

– Тебе останутся воспоминания. Их хватит надолго.

– Я даже не послала маме почтовую открытку.

– Пошлешь ее из дому. Где Карр?

– В своей палатке. Тоже что-то пишет.

– Излагает свою версию происшедшего.

– Он говорит, что ближе к полудню погода улучшится и мы сможем вылететь в Найроби.

Флетч посмотрел наружу через открытый Барбарой полог.

– В такой дождь взлететь невозможно.

– Это я понимаю, – кивнула Барбара.

Глава 41

– Твой отец был убийцей, – Барбара застегнула ремень безопасности. Они сидели в салоне самолета, вылетающего в полночь из Найроби в Лондон. – Интересно, как отреагирует твоя мать? Она написала столько книг о розыске убийц.

Флетч застегнул ремень раньше Барбары. Вздохнул.

Ничего не ответил.

После того как самолет оторвался от взлетной полосы, погасли таблички «Не курить», стюардесса продемонстрировала, как пользоваться спасательным жилетом, на случай вынужденной посадки на воду, погасли таблички «Пристегните ремни», по системе громкой связи объявили: «Пассажир Флетчер, пожалуйста, отзовитесь. Мистер Ай-эм Флетчер?»

Барбара, уютно устроившись в кресле, похоже, пропустила объявление мимо ушей.

Флетчер глубоко вдохнул и закрыл глаза. У вас не возникало мысли о том, что ваши паспорта поддельные? К чему нарываться на лишние неприятности.

Дождь лил и в полдень. Готовясь к отлету, Карр не один раз пошутил по поводу лыж. Никто не смотрел туда, где лежали обгоревшие обломки самолета. И погибший пилот.

Прощание заняло немало времени, вызвав разнообразные эмоции. Рабочие, включая Раффлза и Уинстона, пожелали каждому доброго пути. Шейла обняла и поцеловала Барбару, Флетча и Джуму. Всех печалило расставание, печалила внезапная ужасная смерть, и в то же время они не могли скрыть радости от своей находки, чувствуя, что стали участниками важного события.

И Флетч, когда они взлетали, даже не взглянул на разбитый самолет.

Белые теннисные туфли, подаренные ему администрацией отеля «Норфолк», Флетч надел перед самой посадкой в аэропорту Уилсона.

Джума и Карр помогли им перенести вещи в Международный аэропорт. Джума постоял с ними, пока Карр оформлял их билеты на лондонский рейс.

Находящиеся в аэропорту люди с любопытством поглядывали на лыжи.

– Хороший у нас получился отдых, – сказал Флетч Джуме.

Джума поник головой.

– Извини.

Карр вернулся с билетами и посадочными талонами.

– Вы вылетаете сегодня. Через таможню вещи вам придется пронести самостоятельно. У вас есть кенийские деньги? Их надо оставить здесь.

Порывшись в карманах, Флетч и Барбара выудили несколько кенийских шиллингов. Отдали их Джуме. И, засмеявшись, честно ответили: «Нет у нас кенийских денег».

С деньгами в руке, залился смехом и Джума.

– К сожалению, вам придется подождать, – продолжил Карр. – Самолет вылетает в полночь.

– Все будет нормально, – заверил его Флетч. – Но мне нужно посидеть.

– В полете вас не мутило? – обеспокоился Карр.

– Нет, конечно. Но я устал. Сказывается болезнь.

– Что ж, – Карр оглядел практически пустой зал. – У меня есть кое-какие дела.

– Я понимаю, – кивнул Флетч.

– Одно радостное, другое – грустное.

– Вы организуете похороны? – спросила Барбара.

– Да, конечно, – после некоторого колебания ответил Карр.

– Карр... – Флетч запнулся. – Питер Карр, мы благодарим вас...

– Нет, нет, – Карр покраснел, замахал руками, останавливая Флетча. – Не надо меня смущать.

– Спасибо вам за все, Питер Карр, – улыбнулась ему Барбара.

Флетч обнял Джуму.

– Я еще увижу тебя на экране телевизора, дружище.

– А я тебя на страничках юмора.

Пока Барбара обнимала Джуму, Флетч обнял Карра. Потом все пожимали друг другу руки.

– Счастливого пути, Флетч, – попрощался с ним Карр.

– Так мы друзья? – спросил Флетч у Джумы.

– Почему нет? Хорошего отдыха.

Флетч поник головой.

Время тянулось и тянулось. Барбара просматривала журналы. Флетч думал о своих письменных показаниях, касающихся убийства Луиса Рамона и смерти Уолтера Флетчера, которые он отдал Карру.

Постепенно до него дошло, что ему представилась возможность написать отличную статью. Куда лучше любой статьи о лавинах, оползнях, землетрясениях, авиакатастрофах или железнодорожных крушениях. Он мог написать о Шейле и Питере Карре, об их археологическом открытии. О найденных в Восточной Африке руинах древнеримского города. Флетч решил, что пока не будет говорить об этом Барбаре. Вдруг ей не понравится, что он использовал их медовый месяц для подготовки газетной статьи.

Барбара толкнула его локтем.

– Это тебя.

– Что меня?

– Ты им нужен. Только что сказали: «Пассажир Ай-эм Флетчер, пожалуйста, отзовитесь».

– Понятно.

Флетчер поднял руку. В проходах между креслами еще ходили люди.

– Может, мы получим в подарок бутылку шампанского, – предположила Барбара. – Я бы не отказалась.

– Едва ли.

– Мистер Флетчер?

– Да.

Стюардесса протянула ему письмо.

– Неужели письма доставляют и в полете? – удивился Флетч.

– Письмо передали на борт с просьбой вручить его вам после вылета из аэропорта. Хотите что-нибудь выпить?

– Нет, благодарю, – вскрыв конверт, Флетч повернулся к Барбаре. – Письмо от Карра.

– Значит, шампанского не будет.

В письме он прочел:

Глава 42

В полученном письме более всего удивила Флетча подпись:

Глава 1

– Добрый день. Моя фамилия Армистед, – представился Флетч.

Сидящий за столом в своем кабинете управляющий отеля «Парк Уорт» не поднялся и не ответил. Его холодный взгляд ясно показывал, что внешний вид Флетча, свитер на голое тело, джинсы, теннисные туфли, вызывают у него лишь отрицательные эмоции. По мнению управляющего, одетый подобным образом человек не годился не только в постояльцы отеля «Парк Уорт», но даже в кандидаты на свободные вакансии среди персонала. Похоже, управляющий недоумевал, как Флетча пустили в вестибюль отеля.

– Ваша фамилия Кавалье? – осведомился Флетч. Табличка на деревянной подставке извещала гостя, что хозяина стола зовут Жак Кавалье. Кроме стола, в кабинете обращал на себя внимание большой открытый сейф, аккуратная стопке бланков да пластмассовая копия скульптуры Донателло «Давид», украшавшая книжную полку, заставленную томами «Национального регистра светского общества».

Управляющий чуть дернул головой, словно отгоняя надоедливую муху.

– Да.

Флетч уселся в одно из двух кресел. В левой руке он держал бумажник.

– Как я уже говорил, моя фамилия Армистед, – он указал на лежащий перед управляющим раскрытый блокнот. – Вы можете это записать.

– Вы не снимаете у нас номер, – в голосе управляющего не слышалось вопросительной интонации.

– Джеффри Армистед, – гнул свое Флетч. – Нимбл-драйв, 123, Санта-Моника.

Под его пристальным взглядом управляющий занес имя, фамилию и адрес в блокнот.

– Вы налетели, как ураган, мистер Джеффри Армистед, но нам не требуются ни швейцары, ни коридорные. Если вы хотите поработать на кухне, обратитесь к шеф-повару.

– Джеймс Сейнт Э. Крэндолл, – возвестил Флетч.

– Простите?

– Джеймс Крэндолл. Сегодня утром я нашел его бумажник у своей машины. Не совсем обычный бумажник, – Флетч раскрыл его, словно книжку, и показал белую визитку в пластиковом окошке. – Видите? Только Джеймс Сейнт Э. Крэндолл. Ни адреса, ни кредитных карточек, ни семейных фотографий.

– Это не бумажник, а «корочки» для паспорта, – поправил Флетча управляющий.

– Согласен с вами, – кивнул Флетч.

– И вы думаете, что этот мистер... э... Крэндолл остановился в отеле «Парк Уорт»?

– Да и нет. В этом маленьком отделении лежит ключик, – Флетч выудил ключ. – На нем указано: «Отель „Парк Уорт“, номер 2019».

– Понятно, – покивал Жак Кавалье. – Вы хотите получить вознаграждение за находку?

– Я хочу вернуть бумажник владельцу, – возразил Флетч.

– Нет проблем, – управляющий потянулся к телефону. – Я только проверю, зарегистрирован ли у нас мистер Крэндолл. Если да, вы можете оставить бумажник здесь, а я позабочусь о том, чтобы он его получил.

– Нет проблем, говорите? – Флетча заинтересовала точка на стене над головой управляющего. – Вы не спросили, что в этом бумажнике.

Вновь Кавалье чуть дернул головой.

– Паспорт?

Флетч во второй раз раскрыл бумажник.

– Десять тысячедолларовых банкнот на этой стороне, – Флетч продемонстрировал банкноты, затем засунул их обратно. – Пятнадцать – на другой.

– Однако, – теперь управляющий воспринимал Флетча с куда большим уважением. – Я уверен, что мистер Крэндолл будет вам очень признателен.

– Вы так думаете?

– Я бы, во всяком случае, испытывал к вам только самые теплые чувства.

– А вот он – нет.

– Вы хотите сказать... – Кавалье откашлялся. – Он отказался обговорить ваше вознаграждение за находку?

Флетч наклонился вперед, уперевшись локтями в стол.

– Я пришел в ваш отель сорок пять минут тому назад. Позвонил в номер 2019. Спросил мужчину, ответившего на мой звонок, он ли Джеймс Сейнт Э. Крэндолл. Мужчина ответил утвердительно. Я сказал ему, что нашел его бумажник. Он очень обрадовался. Попросил меня подождать в кафетерии. Пообещал спуститься через пять минут. Я сказал ему, что на мне темносиний свитер. В кафетерии я прождал полчаса. Выпил две чашки кофе. Кофе, между прочим, у вас хороший.

– Благодарю.

– Он так и не объявился. Через полчаса я вновь позвонил в его номер. Трубку не сняли. Я поднялся наверх и постучал в дверь. Ее не открыли.

– Вы, должно быть, разминулись. Когда люди говорят «пять минут»...

– Особенно, если незнакомый человек ждет, чтобы отдать вам двадцать пять тысяч долларов наличными.

– Ну, не знаю.

– Я подходил к портье. Крэндолл выписался после моего первого звонка.

– Странно, – искренне изумился управляющий.

– Полностью с вами согласен.

Управляющий взялся за телефонную трубку.

– Позвоню-ка я мистеру Смиту. Это наш детектив. Посмотрим, не сможет ли он нам помочь.

– Хорошо, – Флетч встал. – Вы не будете возражать, если я тоже позвоню? Мне надо переговорить с моим боссом.

– Ну, конечно, – управляющий указал на дверь в смежный кабинет. – Там есть телефон.

– Премного вам благодарен.

Глава 2

– Привет, Джейн. Френк хочет поговорить со мной?

– Кто это?

– Стоит уехать на два дня, и ты уже не узнаешь меня?

– А, привет, Флетч. Как дела на севере?

– Жутко интересно. Поверишь ли, там, где я был вчера вечером, на сцене танцевал абсолютно голый лысый человек.

– Мужчина или женщина?

– А что удивительного в лысом голом мужчине?

– Что-то я не нахожу связи между лысиной в эротическими танцами.

– Где Френк?

– Я не помню, чтобы он намеревался поговорить с тобой.

– Утром я получил записку: «Позвони главному редактору Френку Джеффу. Крайне срочно».

– Ты же знаешь, что после нескольких стопок для него все становится «крайне срочно».

– Потому-то он такой хороший редактор.

– Пойду узнаю, вспомнит ли он, зачем ты ему понадобился, – хихикнула Джейн.

Она направилась в кабинет шефа, а в трубке послышалась мелодия «Голубого Дуная» – последнее изобретение телефонщиков. Техническая служба редакции очень им гордилась. Репортеры – кляли на все лады. Возможно, вальс Штрауса действовал успокаивающе на желающего дать в газету рекламное объявление. Но репортера, жаждущего передать сенсационное сообщение, раздражал. Какие уж тут вальсы, когда в голове вертятся заголовок вроде «Здание законодательного собрания сгорело дотла» или «Губернатор только что убежал с женой сенатора».

– Привет, Флетч, ты где? – прохрипел Френк Джефф.

Годы неограниченного потребления виски отразились на его голосовых связках.

– Доброе утро, многоуважаемый вождь. Я в кабинете бухгалтера отеля «Парк Уорт».

– А что ты там делаешь?

– Вчера вечером передал отсюда материал для первой полосы. Об открытии дирекцией ипподрома нового ночного клуба. Разве вы не видели этой статьи?

– О, да. Ее дали на тридцать девятой странице.

– Да это же невозможно.

– Слушай, ты, часом, не остановился в «Парк Уорт»?

– Нет. Просто заглянул в этот отель, чтобы вернуть двадцать пять тысяч долларов.

– Это хорошо. Только издатель, он же владелец нашей газеты, может позволить себе цены «Парк Уорта». Да и он не позволяет.

– Вы просили позвонить. Срочно.

– О, да.

Флетч ждал. Френк Джефф молчал.

– Эй, Френк? Вы хотите, чтобы я подобрал материал для другой статьи, раз уж я здесь? О чем пойдет речь?

Френк шумно выдохнул воздух.

– Полагаю, суть этой статьи в том, что... ты уволен.

Флетч помолчал. Глубоко вдохнул. Наконец, заговорил.

– А что еще новенького? Как жена, дети?

– Ты напортачил, Флетч. Напортачил. Крепко напортачил.

– И как мне это удалось?

– Я-то откуда знаю? Спроси что-нибудь полегче.

– А что я такого сделал?

– Процитировал человека, умершего два года тому назад.

– Не может быть.