Флирт и ревность

Глава 8

Сегодня Сайан пошла навещать Эмили. Со времени происшествия прошло уже две недели, и Эмили делала ежедневные упражнения; но стоять она пока еще не могла, не говоря уже о том, чтобы ходить. Ее мучила собственная инвалидность, и она очень переживала за то, как там Лэнгли и Барни управляются без нее.

Филлис побывала в больнице в начале недели и ушла оттуда с указаниями о том, что из еды любит Лэнгли и в каком порядке следует убирать комнаты. Филлис изо всех сил стремилась угодить, и Эмили вынуждена была согласиться, что девочка не так уж глупа, как можно было подумать. Во всяком случае, она с готовностью прислушивалась к советам и обещала звонить Эмили раз в неделю, чтобы обсуждать с ней меню.

Сайан рассказывала Эмили все новости, передавала приветы и разные другие сообщения от соседей, рассказывала о том, что им удалось продать в салоне сегодня и накануне, и о том, что Фиона и Джордж планируют сделать ремонт в гостиной и никак не могут сойтись, каким цветом красить потолок.

Днем должен был приехать Барни, сказала ей Эмили, но он что-то запаздывал. Все время, слушая рассказы Сайан, она не сводила глаз с двери, и только вполуха прислушивалась к легкой болтовне девушки.

Из окна был виден парк: деревья, лужайки, пересеченные узкими тропинками, протоптанными пациентами больницы. Правда, сегодня, в хмурый мокрый полдень, на улице никого не было. Сайан подумала: «Если Барни не придет, то я нарушу его уединение, как только приду домой. Может, работа пошла, и он увлекся, и Эмили сразу отошла на задний план, но только ему придется выслушать все, что я хочу ему сказать».

За дверью послышалась какая-то суматоха, и в палату ворвалась Натали Вендер, издавая какие-то воркующие звуки. В руках ее было столько красных роз, что было непонятно, как она видела, куда идет. Барни шел за ней следом. Эмили вся просияла и протянула руки к Натали, к Барни и к розам.

— Сюрприз, сюрприз! — пропела Натали.

Она свалила розы на стол, и некоторые покатились и упали на пол, и то ли от роз, то ли от Натали, но воздух сразу наполнился ароматом. Небо за окном было все еще унылым и серым, но в комнате все окрасилось золотым светом.

Сидя на стуле с жесткой спинкой возле окна, Сайан подумала: «Да, ты настоящий сюрприз, что правда, то правда. Мне казалось, что я помню, как ты ошеломительно красива, но, оказывается, нет. Один взгляд на тебя — и Барни тут же решил сегодня предпочесть реальную жизнь своему выдуманному миру. Тебе не понадобился бы мегафон, чтобы докричаться до него. Все, что тебе нужно было сделать, — просто появиться перед ним».

— Для меня это был не меньший сюрприз, — сказал Барни. Он поцеловал Эмили в щеку. — Прости, что опоздали, Эмили.

Натали была в шелковом кремовом брючном костюме и золотых сандалиях без каблуков. Она вся сияла и переливалась. Казалось, что весь свет, который был в комнате, окружил ее, осел на гладкой коже скул, придал блеск ее волосам.

— Мне сказали, что до вторника я не понадоблюсь, — сообщила она. — Так что я схватила зубную щетку и кинулась сюда. Я позвонила Барни, когда была отсюда уже в десяти милях. — Она улыбнулась ему. — А он ждал меня, и мы сразу же пошли к вам.

Она тоже нагнулась и поцеловала Эмили в щеку.

— Бедная Эмили, как вы? — Ее сочувствие было мягким и нежным, как дыхание роз. — Тяжело вам пришлось, да?

— Да, нелегко, — созналась Эмили.

— Ничего, все обойдется. — Натали похлопала Эмили по руке. — Зато вы можете как следует отдохнуть. Так что не слишком торопитесь возвращаться домой. Они еще больше станут вас ценить после того, как какое-то время пробудут без вас.

Она снова улыбнулась Барни. Быстрый взмах ее невероятных ресниц — и он усмехнулся ей в ответ, и Сайан могла бы сказать ему в этот момент: «Я же тебе говорила. Я же сказала, что ты ее не потеряешь».

Медсестра просунула голову в дверь и открыла рот при виде охапки ароматных ярко-алых роз:

— Боже мой, здесь как в саду! Я даже не знаю, хватит ли у нас ваз.

Эмили засмеялась и сказала, что ей доставит удовольствие разослать розы в другие палаты, остальным пациентам, оставив себе только один букет.

Сайан уже не приходилось ломать голову, чем бы еще развлечь Эмили, потому что теперь с ними была Натали, которая просто бурлила разными анекдотами и смешными историями. В основном о фильме, в котором она сейчас снималась. Она рассказывала о разных хитростях, уловках, о смешных моментах, пока Эмили совсем не ослабела от смеха. Натали не прекращала болтать ни на минуту. Когда истории про фильм закончились, она перешла к рассказам о разных людях, описывая их Сайан и Эмили так, что им ни на минуту не становилось скучно.

Когда прозвенел маленький звоночек, извещая, что посетителям пора уходить, Эмили воскликнула:

— Не может быть! Мне показалось, что вы здесь и пяти минут не пробыли.

Сайан не могла этого сказать про себя. Ей, наоборот, показалось, что она уже очень давно слушает Натали.

Красная спортивная машина актрисы была рядом с больницей, на небольшой стоянке. Сайан села рядом с Натали, а Барни с трудом разместился со своими длинными ногами в глубине машины на очень маленьком, видимо запасном, заднем сиденье. Он с трудом выбрался оттуда, когда они приехали, и распрямился.

— Это исключительно для пигмеев, — сказал он.

Натали пожала плечами и рассмеялась. Это не она пригласила Сайан ехать с ними, это сделал Барни.

— Все равно спасибо, — сказала Сайан.

— Пожалуйста, — отозвался Барни. — Я чувствовал себя как замороженный цыпленок.

Они с Натали снова сели в машину, а Сайан прошла в салон. Он все еще был открыт, и жалюзи в студии были опущены. Когда она инстинктивно потянулась рукой к выключателю, Лэнгли резко сказал:

— Не надо!

— Что случилось?

— У меня начинается приступ мигрени.

Она подошла к тому месту, где он сидел. Он был бледен, а на лбу выступил пот.

— Ты уже что-нибудь выпил?

— Я уже лопаюсь от таблеток.

— Надо было закрыть магазин и пойти полежать.

Это было единственным лечением. Лекарства могли на время заглушить боль, но в течение нескольких ближайших часов Лэнгли был бы ни на что не годен.

— Давай иди, дорогой, — настаивала Сайан. — Все равно уже почти пять часов.

— Ты думаешь? — Он встал, покачнулся, она направила его в сторону двери, поддерживая одной рукой.

— Ступай, — еще раз сказала она.

— А как там Эмили?

— Отлично, особенно когда приехали Барни с Натали Вендер. Ты знал, что Натали приехала?

— Да. — Он слабо улыбнулся. — Пока еще нет надежды, что Эмили будет ходить?

— Я поговорила со старшей медсестрой по дороге в палату, она сказала, что состояние Эмили удовлетворительное, но нельзя ожидать быстрого прогресса.

Лэнгли кивнул и вздрогнул от боли, и Сайан проводила его до лестницы. Она не хотела, чтобы он продолжал так сильно переживать из-за Эмили. От этого у него начались головные боли и к тому же усиливались боли в спине. Когда он был переутомлен или слишком взволнован, старая травма всегда его беспокоила.

Из кухни вышла Филлис, чтобы успеть в последний раз взглянуть на Лэнгли, прежде чем он уйдет наверх, и Сайан сказала:

— Он сейчас ляжет в постель. У него мигрень.

— Он уже что-нибудь выпил? — спросила Филлис.

— Да, выпил.

Филлис напряглась, вперившись взглядом в его медленно удаляющуюся фигуру. В голосе ее послышалась серьезная тревога.

— У моей мамы тоже бывает мигрень. Она говорит, что это так ужасно, почти как агония. — Она говорила так, словно это чума или оспа, и Сайан сказала с нарочитой веселостью:

— Ну, твоя мама от этого не умерла, и Лэнгли не умрет. — Она не была черствой, ей было очень жаль Лэнгли, но, если они с Филлис начнут заламывать руки, ему это не поможет. Так что она вернулась в салон и решила подождать еще полчаса — вдруг придет какой-нибудь посетитель. Но никто не пришел, и в половине шестого она закрыла магазин. Сегодня вечером они собирались пойти куда-нибудь с Лэнгли, ничего особенного, наверное, в кино, она уже настроилась, но теперь, конечно, об этом не было и разговора.

Она поднялась в комнату к Лэнгли и тихонько открыла дверь. Он лежал на кровати, лицом к стене, и не шевелился. Она надеялась, что он уснул, прокралась назад и закрыла дверь так, что та щелкнула с еле слышным звуком.

Филлис была уже в гостиной, с тряпкой для пыли в руках.

— Как он? — поинтересовалась она.

— Заснул, — сказала Сайан.

— Это хорошо. — Филлис так глубоко вздохнула, будто до этого старалась вовсе не дышать. — Ему будет лучше, когда он проснется. Я приготовила комнату для мисс Вендер. — Она еще раз вздохнула, на этот раз от любопытства. — Она потрясающая, правда? Она, наверное, самая красивая девушка, какую я видела за всю жизнь.

— Да, — сказала Сайан.

Она ушла, и настроение у нее было совершенно подавленное. У Лэнгли мигрень, впереди ее ждал одинокий вечер, а тут еще эта захватывающая красота Натали, от которой невозможно отвести глаз…

Она приготовила себе чай на кухне Фионы: заварной чайник, кусок пирога и два двойных тоста. Фиона заглянула на кухню, когда она намазывала маслом тост. До закрытия лавки оставалось еще десять минут, но к этому времени в субботу вечером мог показаться разве что случайный покупатель. Фиона просто убивала время в ожидании шести часов.

— А, привет, — сказала Фиона. — Я слышала, что подружка Барни снова здесь.

— Да. Она сегодня привезла в больницу для Эмили пятьсот роз.

— Какой шикарный жест. А ты что ей принесла?

— Гроздь винограда и коробку песочного печенья. Они исчезли под розами.

— Ничего, песочное печенье хранится дольше, чем розы. Ты сегодня идешь куда-нибудь?

— Нет, у Лэнгли мигрень.

Фиона сочувственно поморгала, потому что сама страдала от головных болей.

— Ничего удивительного, в последнее время ему несладко пришлось — столько всего на него свалилось. Приходи к нам, посмотрим вместе телевизор, поболтаем.

— Спасибо, — сказала Сайан. — Наверное, так и сделаю.

Она налила Фионе чашку чаю и отнесла поднос в свою комнату; и как только Фиона поднесла чашку к губам, сразу трое покупателей показались в дверях.

Сайан медленно выпила чай. Она могла поработать над своей моделью из глины, но ей не хотелось. В результате она неизбежно пойдет вниз, потому что ей нравилось общество Фионы и Джорджа, но сначала им надо было дать время поужинать и немного передохнуть после работы.

Сегодня вечером бедный Лэнгли ослеплен мигренью, а Барни повел Натали в «Ройял». Ему будут завидовать все мужчины в зале, и каждой женщине придется приложить чуть больше усилий, чем обычно, чтобы привлечь их внимание. Когда они ходили туда с Барни, остальные посетители, возможно, обратили внимание на Барни — рука на перевязи, шрам через всю щеку, — но ни один из них не задержал взгляда на Сайан.

Прежде чем пойти к Макдейдам смотреть телевизор, она заглянет в салон, проверить, как там Лэнгли, не стало ли ему лучше. Она оставила ему возле кровати записку, чтобы, если вдруг случится чудесное выздоровление, он ей позвонил, но она знала, что он не позвонит. Она надеялась, что Натали и Барни к тому времени уйдут, потому что, находясь с мисс Вендер в одной комнате, Сайан чувствовала себя не только дурнушкой в сравнении с ней, но и безнадежной дурой, ей казалось, что она не может сказать ничего такого, что было бы хоть кому-нибудь интересно, хоть на минуту.

Она вошла в салон и услышала, как на кухне негромко играет радио. Филлис полагалось уходить домой в шесть часов вечера, но она была еще здесь — заканчивала гладить. Позади нее лежала стопка накрахмаленных, выглаженных рубашек.

— А я думала, что их не гладят, — сказала Сайан. Филлис посмотрела на плоды своего труда:

— Да, но если их погладить, они лучше выглядят.

— А мне кажется, что это пустая трата времени, — улыбнулась ей Сайан.

— Вот как? — Филлис разгладила манжету рубашки. — Возможно, — сказала она чуть слышно. — Просто мне нравится гладить.

— Разве что так, другой причины гладить эти рубашки нет, — сказала Сайан. — Все уже ушли?

— Барни и мисс Вендер? Да. Лэнгли все еще спит. Я заглядывала к нему несколько минут назад.

Так что Сайан могла возвращаться к себе и смотреть телевизор с Джорджем и Фионой. Делать здесь ей было нечего; Филлис заканчивала гладить последнюю рубашку, Лэнгли спал. Несколько чашек, блюдец и тарелок стояли в сушилке, уже сухие, и Сайан убрала их в посудный шкаф.

Филлис все еще не могла опомниться от впечатления, которое произвела на нее Натали.

— Я видела мисс Вендер по телевизору, — сказала она. — Но все никак не могу прийти в себя. Она такая потрясающая. И такая дружелюбная, правда? Она пришла сюда и поболтала со мной, все выспросила про меня. Она ведь сейчас снимается в фильме, правда?

Сайан кивнула, осторожно вешая чашку на крючок.

— Нам нужно будет потом пойти его посмотреть, — сказала Филлис. Она сняла рубашку с гладильной доски и слегка встряхнула, прежде чем складывать. — Я не сомневаюсь, что у Барни стоит в комнате ее фотография.

— Наверное, она ему просто не нужна, — сказала Сайан. — Я думаю, ни один мужчина не способен забыть такую внешность, как у нее.

Филлис, понимая, насколько легко забыть ее собственную внешность, слегка ссутулилась.

— Как ты думаешь, — спросила она, — может, мне заглянуть еще разок к Лэнгли до того, как уйти? Посмотреть, не нужно ли ему чего.

— Я сама к нему зайду, — сказала Сайан.

На этот раз Лэнгли раскрыл глаза, когда она встала у его кровати, и она осторожно спросила:

— Ну как настроение?

— Довольно мрачное.

— Тебе ничего не нужно?

— Нет. Только покой.

Она вышла из комнаты, подождала, пока Филлис наденет пальто и шляпку, и они вместе вышли из салона. Если оставить ее там, она будет заглядывать в комнату к больному каждые пять минут, убивая своей заботливостью.

Сайан провела вечер с Фионой и Джорджем. Вечер был приятным, очень спокойным; Джордж большей частью проспал его, сидя в кресле, а Фиона и Сайан тем временем смотрели телевизор, сплетничали, так, ни о чем, и готовили на ужин колбаски.

Сайан вернулась к себе незадолго до полуночи и бесцельно ходила по комнате. Она уже готова была лечь спать, но особенно не торопилась, потому что завтра было воскресенье и она могла поспать подольше. Она немного почитала детектив, который кто-то ей посоветовал, и примерила себе несколько новых модных причесок, которые увидела в одном журнале. Затем она залезла в постель, расслабилась и стала ждать, пока придет сон.

Она надеялась, что Лэнгли чувствовал себя лучше. Она хотела знать, вернулись ли уже Барни и Натали. После полуночи заняться здесь было нечем. Даже в городе рестораны к этому времени уже закрывались, и единственная дискотека во всем городе вряд ли отвечала запросам Барни и Натали Вендер.

Она недовольно ворочалась, стараясь больше не думать про них, потом села и взбила свою подушку, потом снова легла и стала прислушиваться к свисту ветра, который стучал в старую оконную раму. Это был очень тоскливый и одинокий звук. В ее теплую комнату он привносил холод, который закрался к ней в сердце…

На следующее утро Лэнгли встал с постели, но вниз не спускался. Сайан позвонила ему сразу после завтрака, он сказал, что чувствует себя лучше, но проведет весь день дома, будет отдыхать.

— Конечно, — сказала она. — Тем более, что сегодня воскресенье. Я зайду к тебе попозже. Я подумала — может быть, переставить кое-что в торговом зале?

Как обычно по воскресеньям, она пообедала с Джорджем и Фионой и в середине дня пошла в салон. Барни и Натали уехали на весь день, а Филлис ушла как раз перед приходом Сайан. Филлис готовила по воскресеньям обед и уходила — вторая половина дня у нее была свободна. Она предложила оставаться на весь день и в воскресенье, но Лэнгли ответил ей, что в этом нет необходимости. Он сказал, что ему лучше, но выглядел он измученным, и, когда Сайан предложила, чтобы он посидел в гостиной и отдохнул, пока она будет делать перестановки в салоне, он не стал особенно возражать.

Она выставила новые вещи, которые они недавно купили для магазина, и переставила остальные. Ей приятно было чувствовать, что салон не имел застывшей экспозиции, что это было такое место, куда покупатели заглядывали по возможности часто, потому что они всегда могли найти там что-нибудь новенькое. Она вытерла пыль, сделала маленькую выставку почти антикварных принадлежностей для письма: чернильницы, украшенные орнаментом, ножи для разрезания бумаги из слоновой кости с серебряными ручками, пресс-папье. Затем она приготовила чай для себя и Лэнгли, они послушали пластинки и поговорили о том о сем. Головная боль все еще не отпускала Лэнгли.

— Я считаю, — сказала Сайан, — что сегодня тебе нужно пораньше лечь спать. И если завтра утром ты не будешь чувствовать себя лучше, я справлюсь тут одна.

— Я знаю, что ты справишься, — сказал Лэнгли. — Мне так повезло, что ты со мной. — Он выглядел совершенно измученным, слабым и бледным, и в глазах его была грусть. — А я-то думал, что сегодня мы с тобой поедем на Денистонский утес.

Сайан промолчала, и Лэнгли произнес:

— Наверное, это будет не очень уместно, если я попрошу тебя сейчас… Сайан, выходи за меня замуж.

Она стояла на коленях перед проигрывателем, вынимая пластинки из конвертов, и встала, потому что видела, как под загаром Лэнгли проступила бледность.

— Ты сейчас немедленно отправишься в постель, — сказала она, — и, если утром тебе не станет лучше, я вызову тебе врача.

— Мне не нужен врач. Эта мигрень обычно продолжается два-три дня.

— Сегодня тебе не следовало вставать с постели.

— Ты, наверное, права, — проговорил он устало.

На следующее утро она настояла на том, чтобы он не спускался в салон, а остался в постели. Мигрень разыгралась с новой силой. Она совершенно лишила его сил, и он весь день пролежал в постели, потому что через день должна была быть крупная распродажа, на которой ему необходимо было присутствовать, там наверняка будет отчаянный торг, так что ему нужно было иметь к тому времени ясную голову.

Натали должна была уезжать в понедельник вечером — утром на следующий день у нее были съемки, — и Сайан была поражена, когда, открыв дверь на негромкий стук, увидела ее на пороге своей комнаты.

Натали просияла улыбкой:

— Я просто зашла попрощаться.

Видимо, ее впустил Джордж. Сайан была настолько захвачена врасплох этим визитом, что стояла молча, как громом пораженная.

— Как это мило с твоей стороны. Пожалуйста, зайди хоть на минутку. А Барни здесь?

— Нет, он внизу, говорит по телефону, так что я воспользовалась случаем. — Натали увидела коня-качалку и тут же пошла к нему, издавая те же воркующие звуки, как и в палате у Эмили. — Лошадка! Какая хорошенькая! Да-да, я ее помню. Значит, она оказалась у тебя.

Сайан порадовалась, что Натали, к счастью, не знала, как она была близка к тому, чтобы самой стать обладательницей коня.

— А если я попрошу ее продать, ты, наверное, не согласишься? — спросила Натали.

— Прости.

— Я тебя и не виню. Я сама с ней ни за что бы не рассталась. Я спрашивала про нее у Барни, а он сказал, что ее уже купили.

В тишине, которая возникла, пока Натали любовалась конем, Сайан спросила:

— Вы приятно провели выходные?

— Прекрасно! Мне так не хочется уезжать.

Не хочется покидать Барни, хотела она сказать, но если выходные прошли так прекрасно, то тем больше будет приятных воспоминаний, которых хватит на время разлуки, до следующей их встречи.

— Кстати, я хотела дать тебе совет, — сказала Натали. — Надеюсь, ты на меня не обидишься. — Она стояла не шевелясь, устремив свои огромные глаза на Сайан.

— Какой совет?

— Филлис Баркер! На твоем месте, дорогая, я бы немедленно от нее избавилась.

— Почему?

— Ты вроде бы неравнодушна к Лэнгли? Так вот, она тоже. Я наблюдала за ней все время, она туповата, но зато у нее есть дар делать себя незаменимой в повседневных вещах. Лэнгли мне нравится. И если честно, ты тоже. Мне кажется, вы просто созданы друг для друга, но ты можешь столкнуться с большими неприятностями, если оставишь в доме эту маленькую мисс Баркер.

Это было как раз то, чего боялась сама Сайан, хотя старалась об этом не думать.

— Филлис когда-то с ума сходила по Лэнгли, много лет, — сказала она. — Ее я бы в последнюю очередь выбрала в домработницы.

— Тогда почему же ты ее пригласила? — Натали была совершенно поражена.

— Ее пригласил Барни. Сейчас трудно найти помощницу по хозяйству, а Филлис оказалась здесь в тот вечер, когда с Эмили приключилось несчастье.

— Ах, Барни? — Натали медленно повторила это имя, как будто в нем заключался ключ к разгадке, и теперь ей все стало ясно. Она начала смеяться. — Так, значит, Барни? И он, естественно, знал, что крошка Филлис питает слабость к братцу Лэнгли?

— Да, но, я полагаю, он сделал это не подумав…

— Барни никогда ничего не делает не подумав, — сказала Натали. — Можно обманываться и считать, что он действует импульсивно, а потом вдруг понимаешь, что так кажется только потому, что его мозг работает в полтора раза быстрее, чем наш. Барни любит, когда вокруг него происходит что-нибудь интересное. Спокойная жизнь его убивает. Если ничего не происходит — он сам это организует. Значит, он приглашает работать Филлис Баркер экономкой, — продолжала размышлять Натали Вендер. — И могу поклясться, что у него все записано — как будет развиваться действие, он просто ждет, когда же разразится гроза и последует какая-нибудь душераздирающая сцена. Он же пишет как маньяк, для него писательство — как наркотик, и все это ему только на руку.

— Не могу в это поверить.

— А я могу. — Натали говорила уверенно: — А его никто не знает лучше меня. В любом случае, послушай моего совета, дорогая, вели ей убираться подобру-поздорову.

Сайан была обезоружена заботливостью Натали.

— Спасибо, — сказала она. — А ты не хотела бы сама побыть здесь и присмотреть за нашим Барни?

Натали склонила голову набок и скорчила веселую гримаску:

— Для этого мне нужно будет специальное уведомление. Ему недостаточно просто поманить меня пальчиком, чтобы я осталась здесь. Ему придется умолять меня по-настоящему. — По ее лицу пробежала тень, и голос погрустнел. — А Барни ничего и никогда не захочет настолько, чтобы умолять об этом. — Она снова улыбнулась. — Тем не менее… — сказала она, затем рассмеялась каким-то своим мыслям, попрощалась с Сайан и заторопилась вниз по лестнице на улицу, где стояла ее маленькая красная машина, готовая отправиться в путь.

Сайан сидела на диване, обхватив руками колени.

— Кто бы мог такого ожидать? — спросила она у своего коня-качалки. — Такая заботливость со стороны Натали Вендер! Хотя я представить себе не могу, как мне выдворить оттуда Филлис. — Какое-то время она посидела молча. — Может быть, — сказала она, — Барни поможет мне написать сценарий.

Это была пугающая мыслишка — что Барни ожидает эмоционального взрыва, когда все кричат, хлюпают носами и выскакивают в ночь. Натали сказала: «Могу поклясться, что все у него уже заранее расписано». Это означает, что он, наверное, ведет записи обо всех людях, с которыми встречается, с самого начала, записывает все разговоры, особенности жестов и интонаций. «В смысле вдохновения нет ничего лучше рода человеческого — так он ей как-то сказал. — Попробуй заглянуть кому-нибудь в душу — вот где настоящие джунгли…»

Она подошла к занавеске, разделяющей их комнаты, и отодвинула ее в сторону. Свое рабочее место он держал в идеальном порядке: на магнитофон и машинку были надеты чехлы, неиспользованная бумага аккуратно сложена.

Сайан понятия не имела, как работает магнитофон, она раньше им никогда не пользовалась, но сейчас встала на один из упаковочных ящиков и включила вилку в розетку, но не стала нажимать на кнопки, боясь случайно стереть запись. Она села на стул и открыла ящики стола: там была чистая бумага, копирка, пара лент для пишущей машинки. Второй ящик был набит большими коричневыми конвертами, довольно толстыми, и она попыталась вскрыть тот, что лежал сверху, когда услышала голос Барни:

— Если скажешь мне, что ты ищешь, я мог бы тебе сказать, насколько вероятно, что ты там это найдешь.

Она не слышала, как он поднимался по лестнице. Он стоял в дверном проеме, затем начал пробираться мимо ящиков, загромождавших комнату, по узким проходам к окну.

Сайан оставалась там, где он ее застал, сидя на стуле, пальцы ее все еще лежали на краю открытого ящика. Она вскинула вверх подбородок, чтобы показать, что она не боится его, что ей не стыдно оттого, что ее застали за просматриванием чужих бумаг, и, когда он оказался по другую сторону стола от нее, она первая бросилась в атаку:

— Я только что разговаривала с Натали.

— Да?

— Это было очень интересно. Натали утверждает, что ты намеренно привлек Филлис Баркер к хозяйству в отсутствие Эмили, потому что тебе нравится, когда вокруг происходит что-нибудь интересное. Потому что ты помешан на писательстве и все это тебе на руку.

— Правильно. — Он говорил так, будто они играли в какую-то игру. — Совершенно справедливо.

Она застыла от возмущения:

— Это твое дело и твоя работа. Но мне хотелось бы знать точно, что ты задумал, ведь это касается нас всех.

— Ах вот как? — Он обошел стол, закрыл оба ящика, и она еле успела отдернуть пальцы.

— Ты правда попросил Филлис Баркер поработать у Лэнгли в первую очередь потому, что знаешь, какие она испытывает к нему чувства?!

— Да.

— Но это же просто чудовищно. На что ты рассчитываешь? На самоубийство? Или убийство?

— Прости, должен тебя разочаровать. — Голос у него был на самом деле извиняющийся. — Ни то ни другое. Это был просто братский жест, нацеленный исключительно на благополучие Лэнгли. Филлис страстно стремится всю жизнь посвятить Лэнгли и будет его любить до конца своих дней. Так что она станет для него великолепной женой.

Сайан вскочила так, что опрокинула стул. У нее зародилось странное и ужасное подозрение, что он не шутит.

— Надеюсь, ты меня разыгрываешь?

Он покачал головой.

— Тогда ты, должно быть, не в своем уме, если считаешь, что Лэнгли бросит меня ради Филлис!

Да как он смеет так вмешиваться в ее жизнь? У Филлис, возможно, и есть задатки хорошей жены, во всяком случае, хорошей хозяйки, но Лэнгли любит ее, Сайан, и это не имеет никакого отношения к Барни, да и вообще, как он посмел? Она сказала, выпуская каждое слово, словно сквозь колючий лед:

— У меня для тебя есть новости. Лэнгли сделал мне предложение сегодня днем.

— И что ты ему ответила?

— А что, по-твоему, я ему ответила?

Он скептически приподнял одну бровь:

— Я думаю, ты отложила решение на потом. Я думаю, что ты обманываешь сама себя. Ты не хочешь выходить замуж за Лэнгли.

Ничего она не откладывала на потом. Просто Лэнгли болел, плохо выглядел. И в прошлый раз тоже — у нее были причины не сказать ему тогда «да». И не потому, что она не хотела выйти замуж за Лэнгли, просто она не могла сказать ему «да» по вполне определенным причинам, так сложились обстоятельства.

— Натали была права, — сказал Барни. Он взял стул и поставил на него одну ногу, облокотился рукой в повязке на колено в позе импровизированного лектора. — Да, я действительно наблюдаю за людьми, я на самом деле стараюсь понять, как они устроены. Когда я впервые встретил тебя, я подумал, что ты та же Филлис Баркер, только в качестве бесплатного приложения у тебя имеется еще чувство юмора и довольно хорошая деловая хватка. Но с тех пор я понял, что ошибался. Ты слишком талантлива, и у тебя слишком сильный характер для Лэнгли. Через год у тебя уже будет имя, как у многообещающего молодого скульптора, и это будет только начало. Ты совсем не подходишь Лэнгли, и ты не сможешь стать ему хорошей женой.

Сайан посмотрела на него почти с ненавистью:

— Ты сам все это начал, еще примешал сюда Джосса Эннермана, но я могу все это прекратить в любой момент.

Она не хотела и не собиралась быть скульптором, она хотела просто быть с Лэнгли, вести спокойную жизнь, отдавая ему свою любовь и заботу. Она подошла к голове, которую ваяла, сняла с нее влажную тряпку, и за ее спиной Барни сказал:

— Давай, давай, разбей ее, только ты все равно потом слепишь другую, такую же.

Разбивать сейчас голову было детской выходкой. Она снова накрыла ее тряпкой и сказала:

— Если я обнаружу себя в одном из твоих сценариев, как бы ты меня ни изуродовал, я буду преследовать тебя по закону, я подам на тебя в суд.

— Я это запомню.

— И найди ключ от этих ящиков и запирай их, если хочешь, чтобы никто не узнал об их содержимом.

— Ключ у меня есть. — Он стоял и смотрел на нее прищуренными, внимательными глазами, и ей вдруг пришло в голову, что для него вся эта сцена прокручивается как возможный вариант очередного сценария. От этого у нее по спине поползли мурашки.

— Уходи отсюда, слышишь? — крикнула она.

— Ты знаешь, кто для тебя Лэнгли?

— Да. И мне не требуется твоего мнения.

— Он просто наследник и преемник тети Мэри. Твоя жизнь была так наполнена заботами о ней, что, когда она умерла, ты осталась с пустотой внутри, и в то время ты еще не знала, как и чем тебе ее заполнить.

Она сжала зубы с такой силой, что челюсти заныли.

— Ты никогда не была влюблена в Лэнгли, — сказал Барни. — Ты просто скучала по тете Мэри.

— Я люблю Лэнгли. — Если можно кричать про себя, то Сайан сейчас это делала. — Только не так, как ты можешь любить.

— А что ты знаешь о том, как я могу любить?

— А то, что мне рассказывал Лэнгли. И Натали.

— Давай начнем с Натали.

— Она сказала, что ты никогда ни в ком не нуждаешься настолько, чтобы умолять.

— Она опять права.

— Она-то наверняка. А вот ты нет. Ты все делаешь неправильно. — Он пожал плечами. Она сказала в настоящей ярости: — А за Лэнгли можешь не беспокоиться. И за меня тоже.

— Я за тебя нисколько не беспокоюсь. Для тебя завоевать мир — все равно что вскрыть устрицу.

Она должна все это прекратить. Препираться с Барни о Лэнгли было более чем недостойно, это было просто безумно.

— Мое терпение уже почти истощилось, — сказала она. — Почему бы тебе не уйти прямо сейчас?

Он вдруг усмехнулся:

— Теперь я могу уехать в любой день. Не забудь пригласить меня на свадьбу.

— А какие у меня гарантии, что ты не попытаешься ее расстроить?

— А какой мне в этом резон? Женится-то он все равно на Филлис.

После этого замечания Сайан уже не знала, плакать ей или смеяться. Как сказала Натали Вендер, Барни — прирожденный возмутитель спокойствия. Все, что угодно, лишь бы не монотонное течение жизни. Теперь-то уж Филлис точно придется уйти. Сайан знала, что на самом деле эта девочка не представляет собой настоящую соперницу, но чем дольше она останется в доме, тем тяжелее ей самой будет уходить. И если они не найдут ей замену — пусть пыль накапливается. Сайан сумеет приготовить еду, по вечерам будет убираться, а там — они дадут объявление и будут ждать.

Не то чтобы она предвкушала увольнение Филлис. Она сердилась на Барни за то, что он вообще взял ее на это место, и частично ее раздражение распространялось на Лэнгли, который мог бы пресечь это в самом начале. И это надо было сделать в то самое утро, когда Филлис впервые появилась в доме в новом качестве.

Сайан наблюдала за Филлис во время завтрака, стараясь беспристрастно оценивать ситуацию, и замечала, что девица все время крутится вокруг Лэнгли. Сегодня утром мигрень отпустила его, во всяком случае, он так сказал, но за завтраком Филлис не умолкая делилась своими познаниями насчет этой болезни. Видимо, приступы миссис Баркер серьезно подготовили ее по этой теме.

Лэнгли ни в коем случае не должен пропускать завтрака — убеждала его Филлис. Регулярное питание абсолютно Необходимо, особенно после сильного приступа мигрени, и, если не удается поесть вовремя, надо съесть кусочек сахара.

Филлис вытащила откуда-то кулек ячменного сахара и заранее упакованный обед, который Лэнгли должен был взять с собой. Сайан ничуть не удивилась бы, если бы у Филлис был заготовлен термос, набитый ледяными кубиками, чтобы прикладывать их к вискам при первых признаках боли.

Барни пил кофе и с веселой усмешкой следил за происходящим, что только раздувало возмущение Сайан. Она отлично знала, что Барни, окажись он на месте Лэнгли, не взял бы ничего из этого. Но Лэнгли нравилось, что о нем так пекутся. Видимо, это напоминало ему Эмили. Он с улыбкой взял все, что приготовила ему Филлис, и к тому времени, как они оказались наедине в студии, у Сайан уже совершенно созрело твердое, окончательное решение.

— Прежде чем мы разберем почту, — сказала она, — я хочу поговорить с тобой об одном деле. Я хочу, чтобы Филлис больше здесь не было.

— Вот как? — удивился он. — А я думал, что она очень хорошо справляется.

— Что-то уж слишком хорошо. Так хорошо, что ко мне даже заходила Натали, чтобы предупредить, что Филлис, как видно, из кожи вон лезет, желая оказаться здесь незаменимой. — Она взяла Лэнгли за руку. — Я не хочу, чтобы она стала незаменимой. Особенно для тебя.

Ему это было приятно. Раньше Сайан никогда не выказывала ни малейшей ревности, и он был очень польщен.

— Но тебе нечего бояться, — произнес он.

— Я не хочу оставлять ей ни малейшего шанса. — Сайан говорила тихим голосом. — Ты спросил меня вчера, не выйду ли я за тебя замуж. Могу я ответить тебе прямо сейчас?

Он знал, что она ответит. Он обнял ее и прижал к себе:

— О, Сайан, о, любовь моя, мне на самом деле никто не нужен, кроме тебя, совсем-совсем никто. — Он поцеловал ее в губы, и она приникла к нему.

— Мне бы тоже этого хотелось. Давай выгоним всех.

Она жалела, что они не могли так сделать на самом деле, но время шло, Лэнгли пора было ехать. В студию вошел Барни. Он начал было что-то говорить, но Лэнгли перебил его:

— Поздравь нас, мы только что обручились.

— Как, прямо сейчас? — Он мог бы изобразить и побольше удивления после того, что говорил вчера вечером. Вместо этого он говорил так, словно только того и ожидал. — Желаю вам обоим удачи.

Сайан улыбнулась:

— Думаешь, она нам понадобится?

— Очень может быть. — Барни протянул Лэнгли пакет. — Филлис передала. Ты забыл свой ячменный сахар.

— Тебе лучше отправляться, дорогой, — сказала Сайан. — Возвращайся поскорее. — Она поцеловала Лэнгли. — Я сама просмотрю почту, пока тебя не будет.

— Кстати, — сказал Лэнгли, — мне нужно купить тебе кольцо.

Сайан притворилась шокированной:

— Купить кольцо? У нас же здесь есть столько красивых вещичек! Я выберу себе самое толстое кольцо во всем магазине.

Конечно, они все были подержанные и в основном недорогие, но среди тех колечек и других украшений, что продавались у них в салоне, было несколько очень милых образцов викторианской эпохи.

После того как Лэнгли и Барни ушли, она какое-то время стояла и собиралась с духом, готовясь пойти на кухню и сказать обо всем Филлис. Перспектива оскорбить чувства девушки накладывала легкое облачко на ее счастье.

Филлис уже закончила мыть посуду и сидела за кухонным столом, составляя список покупок.

— Он забыл ячменный сахар, — сказала она, увидев Сайан.

— Он не успел уйти. Барни ему отдал.

— Хорошо! — Филлис просияла.

— Хочу тебе кое-что сообщить. Мы с Лэнгли только что обручились.

Карандаш Филлис вывел затейливую кривую на листке. Она уставилась на получившуюся линию, как будто ее рукой водило привидение.

— О, это замечательно! — сказала она.

— Спасибо.

Филлис заранее репетировала это. Она знала, что должна будет это сказать. «Надеюсь, что вы оба будете счастливы, о, я в этом вполне, вполне уверена». Она знала, что это случится, и была к этому готова. Она улыбнулась, но в глазах была мука. Ей казалось, что она прекрасно скрывает свои истинные чувства.

Сайан чувствовала себя очень несчастной. Какими бы словами она сейчас ни пыталась все изложить, для Филлис это был удар из ударов.

— Филлис, ты работаешь здесь не из-за денег, верно ведь? Ты делаешь это ради Лэнгли, так что не лучше ли будет, если ты перестанешь сюда ходить?

— О нет, пожалуйста, нет! — Губы Филлис задрожали, и голос сделался плаксивым. — Я не буду вам мешать, я никогда даже и не мечтала, что Лэнгли на меня обратит внимание, но я ведь вам помогаю, разве нет? Я же стараюсь делать все по дому. Я всегда знала, что вы с Лэнгли… — Она закусила губу. — Я… мне хотелось бы остаться здесь.

— У тебя нет здесь никакого будущего.

— Я знаю. Я ничего не жду. Я ничего не прошу.

— Перестань, ради бога, так унижаться. Не следует быть такой уж бескорыстной.

Филлис отвернула лицо:

— А что толку? Я ничего не получу, даже если попрошу.

— В таком случае, — твердо сказала Сайан, — тебе следует просить о том, что тебе могут дать, не правда ли?

— Гордона, например? Гордон говорит, что я хуже старухи. Он говорит, что своими заботами я довожу его до бешенства. — Она покрутила в пальцах карандаш, провертев дырочку в своем списке покупок, и глубоко вздохнула, и Сайан просто захотелось подойти и дать ей встряску. Филлис была прирожденной Терпеливой Гризельдой, а Сайан никогда не нравились такие Гризельды. Но к Филлис она относилась тепло, и потому ее раздражение повернулось против ее самой.

— О, оставайся, если хочешь, — сказала она, — но помни, что это всего лишь временная работа, не особенно привыкай к ней.

Сайан вернулась в салон и занялась почтой. В промежутке между обслуживанием покупателей и ответами на телефонные звонки она подошла к секции, где у них продавались кольца, и выбрала три колечка, которые ей нравились больше других. Она положила их на письменный стол, и тут прозвенел звонок. Это был Барни, и она метнулась в студию — инстинкт подсказал ей стряхнуть кольца в выдвижной ящик стола, чтобы он не увидел.

Но она этого не сделала. А с какой стати? Пошел он к черту! Потом, может, он направляется не к ней, а в дом. Но он зашел в студию.

— Чем могу быть полезна?

— Думаю, мало чем. — Он бросил взгляд на кольца. — Опалы приносят несчастье.

— Только не мне, я Весы.

— Это ты себе выбираешь?

— Сужаю поле поиска. — Одно из колец было сделано в виде трех маргариток, с дроблеными рубинами в окружении дробленых бриллиантов, и ей показалось, что оно нравится ей больше других. Потом еще было кольцо с опалами — три камушка в золоте, и еще кольцо с сердечком из мелкого речного жемчуга.

— А жемчуг к слезам, — сказал Барни. — Ты уже уволила Филлис?

— Нет, и не буду. Она знает ситуацию, я ей все сказала.

— Никаких сцен не было?

— Ничего для твоих записных книжек. Ты был бы разочарован — она приняла все очень спокойно.

— Ну естественно, как же еще, — сказал Барни. — Она знает свое место, эта маленькая Филлис. Она — атавизм викторианских времен. В ее глазах хозяин — господин — всегда прав, что бы ни делал. — Он взял колечко с жемчугом, надел ей на средний палец, держа ее руку так, словно она была манекеном в витрине, и критически осмотрел. — Мило, — произнес он.

— А мне не нравится, — ответила Сайан. Она резко стряхнула с пальца кольцо и взяла в руку два других. — А что, ты сегодня утром не работаешь? Я-то думала, что ты будешь теперь строчить как сумасшедший, чтобы нагнать то время, что ты пропустил, развлекая Натали.

Барни радостно усмехнулся:

— Пропустил? Да ты, вероятно, шутишь. Нет, сегодня я не работаю, я собирал вещи.

— Уезжаешь?

— Да. Я пошел сегодня в комнату Нелл и вдруг, ни с того ни с сего, прямо в середине дня, понял, что чувствую себя прекрасно, что у меня все прошло и я вполне здоров и могу возвращаться в свою естественную среду.

— А это не влияние Натали? Я хочу сказать — когда она была здесь в прошлый раз, ты так рвался вернуться.

— В прошлый раз, — сказал он, — я не мог. А теперь могу.

— Что ж, хорошо. Полагаю, ты знаешь, что делать. Ты ведь подождешь Лэнгли, чтобы попрощаться с ним, да?

— Я со всеми попрощаюсь, — заверил ее Барни.

— Правильно, — сказала она. — Иди попрощайся, а Филлис, я думаю, поможет тебе уложить вещи.

Томми Пул из фирмы «Пул и сыновья» подъехал к салону к двум часам, чтобы отвезти Барни в Лондон. Томми был очень рад. Он должен был остаться на ночь у Барни, а вернуться только утром. Плата выходила очень хорошая, а вечером он мог сходить куда-нибудь в Лондоне, так что он улыбался от уха до уха, как Чеширский кот.

Сайан сама позвонила Лэнгли, и тот пообещал вернуться как можно скорее.

— Что? Сегодня? — спросил он, когда Сайан сообщила ему, что Барни решил уехать.

— Я сама не знаю, почему такая спешка, — вероятнее всего, дело в Натали. Не знаю, почему он не мог отложить отъезд на завтра, но он так мне сказал.

— Да, в этом весь Барни, — сказал Лэнгли, смирившийся, хотя несколько огорченный. — Постарайся задержать его, пока я приеду. Я хотел бы с ним попрощаться. Кто знает, когда мы свидимся снова.

— Я продержу его, сколько смогу, даже если для этого мне понадобится выпустить воздух из шин автомобиля Томми Пула.

Если бы не Сайан, Барни давно бы уже уехал, написав Лэнгли записку.

— Нет, ты не уедешь, — сказала ему Сайан. — Мало того, что ты беззастенчиво используешь Лэнгли, — ты еще норовишь уехать, не попрощавшись с ним. Это тебе не гостиница. Ты не можешь просто выселиться из комнаты и оставить ключ на стойке портье. Ты дождешься, пока он приедет.

Барни ждал, но это было справедливо. Когда приехал Лэнгли, все вещи уже лежали в машине, а Томми с Барни были в салоне и смотрели на дорогу через большие стекла витрины. Когда Лэнгли подъехал к магазину, они вышли ему навстречу.

Они с Барни встретились на тротуаре.

— Внезапное решение, не правда ли? — произнес Лэнгли. Затем он поправился: — А впрочем, внезапным оно стало для меня, а для тебя, видимо, нет. Ты уверен, что вполне здоров? Что тебе это не повредит?

— Совершенно уверен, — сказал Барни. Он положил руку на плечо Лэнгли. — Береги себя.

— Ты тоже, — ответил Лэнгли. — Когда мы тебя снова увидим?

Барни слегка пожал плечами:

— Ты же знаешь сам.

Лэнгли знал.

— Ты приедешь на свадьбу? — спросил он.

Сайан стояла с ним рядом.

— Возможно, — сказал Барни. — А когда она состоится?

Лэнгли повернулся к Сайан. Барни стоял в ожидании, глядя на нее.

— Я… не знаю, — произнесла она. — Мы еще не назначали дату.

— Так назначьте сейчас, — сказал Барни. — Через месяц? Через два?

Лэнгли снова посмотрел на Сайан. Она сказала резким, визгливым голосом:

— Мы не можем вот так просто взять и назначить день свадьбы.

— А почему нет? — спросил Барни. — Вы можете назначить ее уже на следующую неделю — все приглашения успеют дойти. К чему ждать?

Лэнгли улыбнулся:

— Перестань ее дразнить. Но ты прав, к чему нам ждать? Мы могли бы назначить день прямо сейчас.

— Вот когда мы назначим, тогда тебе и сообщим, — проговорила Сайан, глядя на Барни с неприязнью. — Ты, может быть, сочтешь это старомодным, но хотелось бы некоторой деликатности, хотя бы в том, что касается свадебных планов. Это тебе не купил-продал.

— Тут таится какая-то хитрость, — сказал Барни. Он еще раз попрощался, залез в машину на сиденье рядом с Томми Пулом и по дороге помахал рукой деревне.

Лэнгли и Сайан смотрели, как машина исчезает из виду на главной улице.

— Не знаю, стоило ли ему вообще сюда приезжать, — сказал Лэнгли.

Сайан подумала — нет, не надо было ему здесь появляться. Он слишком многое понимает, слишком многое повидал… «Ты не хочешь выходить замуж за Лэнгли…» «Я выйду за тебя», — сказала она сегодня Лэнгли, но это были всего лишь слова. А назначить дату, после чего ее обещание станет уже необратимым, было намного, намного выше ее сил.