Фокус

Глава 8

Направляясь следующим утром на подземке с Восьмой авеню на Манхеттен, он изо всех сил подгонял поезд. Этим утром, безоблачным и жарким, на сказочном острове в конце туннеля его казалось, поджидала какая-то грандиозная ярмарка, на которой он будет прицениваться к заманчивым товарам, чтобы сделать выбор своего сердца. Он ехал искать работу.

Все эти годы, тщательно осматривая опоры в подземке, он ощущал одновременно как страх, так и надежду. Потому что он никогда не знал наверняка, какую роль сможет благополучно сыграть в случае неприятностей. Но теперь он уже встретился с неприятностью прямо на улице, при людях и ничего ужасного с ним не произошло – в результате, он, как никогда прежде сблизился со своими соседями. Сидя в вагоне, он почувствовал себя крепким. Даже сильным.

Он стремительно приближался к лучшему миру. После стольких лет в одном том же отделе, в одном том же здании, поиски работы представлялись приключением. Новое окружение, новые и интересные знакомства, возможно крутой поворот в жизни… Кто может определить, чего действительно стоят его способности на открытом рынке? Вчера вечером обнаружилось, что ему почти повезло, что он лишился старой работы. Там ему страшно недоплачивали. Теперь он наверняка может потребовать на первое время шестьдесят пять долларов в неделю. Возможно, ему следовало уже давным-давно сменить работу. Действительно, размышлял он с удовольствием, он просто был обязан сделать это.

С ревом подъехал поезд. Мистер Ньюмен был одет в свой самый новый серый костюм. Его легкая шляпа довольно красиво изгибалась над поднятой, вернее, упрямой головой. На нем был накрахмаленный воротничок и тщательно завязанный голубой галстук, который он приберегал для особых случаев. Ногти на пальцах были аккуратно острижены и сияли розовым, как у младенца. Едва ли у него на душе была хоть морщинка. Его очки были на месте.

Устроившись на сидении, он просмотрел отдел частных объявлений в воскресной «Таймс». Но газета (которую он умышленно взял из дома для магазина на углу в качестве вещественного доказательства того, что сегодня утром газету ему покупать не нужно) не содержала ничего интересного для такого человека как он. Объявления о должностях, на которые он мог бы согласиться, помещались редко. Он был специалистом. Веселое настроение отвлекало его внимание от объявлений, он поднял глаза и увидел кое-что такое, что вызвало у него интерес – плакат закрепленный в изогнутой верхней части угла вагона.

Это была картина изображающая группу пассажиров в подземке, один из которых сидел с большой сигарой во рту. Выражение лиц его соседей выказывало искреннее отвращение к нему, а подпись к картинке гласила: «НЕ КУРИТЕ В ОБЩЕСТВЕННОМ ТРАНСПОРТЕ. ВЫ МЕШАЕТЕ ДРУГИМ ПАССАЖИРАМ». Однако внимание мистера Ньюмена привлекла нетвердо проведенная карандашом стрелка, указывающая на курильщика, возле головы которого было небрежно написано «еврей». Легкое смущение, которое охватило бы его раньше, сегодня утром не возникло. Вместо этого, немая «сцена» – прямо под плакатом стояло несколько собратьев того, что был изображен на плакате – вдохнула в него слабое, но несомненное ощущение силы. Не проснулось даже свойственное ему отвращение к плохому вкусу, потому что вчера вечером анонимный рисовальщик потерял часть своей пугающей анонимности и напоминал мистера Карлсона в большей степени, чем какого-то хулигана. Он всегда опасался, что могут начаться какие-нибудь бесчинства, и его поневоле вовлечет в их вихрь, а насилие в любом виде пугало его, но и этого страха он тоже не ощущал сегодня утром. Ибо что бы сейчас ни произошло, он уже был подготовлен Фредом к этому и если бы он принял какое-то участие, то лишь в соответствии с его темпераментом и понятиям о приличиях.

Так он улыбался, про себя, над словом, написанным над эгоистичным курильщиком, и считал его вполне уместным. И с чувством превосходства он всмотрелся в пассажиров и нашел своего еврея, и всеведуще приподнял брови с приятной осведомленностью о глупости человека – человека, который может сидеть так спокойно и безмятежно, в то время как на стене над его головой начертан его собственный приговор.

В той части города, куда он попал, выйдя из подземки, находилось несколько центральных административных отделов гигантских корпораций. Мистер Ньюмен, чувствуя, как его спину согревает утреннее солнце, постоял минутку на углу возле Уолл-Стрит и оглядел квартал. Его было не отличить от тысяч служащих, приезжающих сюда ежедневно на работу из пригородов, от тех, кто любит постоять немного на углу улицы, прежде чем зайти в небоскребы, где они возвращаются к своей сущности. Он почувствовал легкость на душе, когда степенно зашел в прохладный сводчатый холл здания, в котором три этажа занимала корпорация Экрон. На лифте он взлетел вверх и оказался на тридцать четвертом этаже. Его удивило, как все здесь было похоже на интерьер его собственной компании. Он подошел к юной даме сидящей в бюро информации. Она выглянула из-за газеты, которую читала и он спросил, где находится отдел кадров. Он назвал ей свою фамилию и профессию и после десятиминутного ожидания был приглашен в неожиданно роскошный отделанный кожей кабинет.

Он сел на превосходный стул со спинкой из красного дерева метрах в трех от стола мистера Стивенса, который был не старше тридцати пяти и наверняка получил университетское образование.

– Чем могу служить, сэр? – спросил мистер Стивенс и добавил, – Вы из компании ***, не правда ли?

– Нет, нет, – поспешно сообщил мистер Ньюмен, откидывая голову назад и слегка улыбаясь. – Секретарь спросила, чем я занимался и я рассказал ей, что…

– Значит, вы ищете у нас работу.

– Да, это меня интересует, – согласился он, кивнув и далеко наклонившись вперед.

– Понимаю. Это я ошибся.

Мистер Стивенс, худощавый мужчина с коротко подстриженными волосами, цвета шерсти собаки породы боксер, приветливо смотрел на мистера Ньюмена. На мгновение у мистера Ньюмена появилась надежда на возможность получить действительно ответственную должность. Хозяин кабинета казалось, размышлял о чем-то чрезвычайно важном…

– И на чем же вы специализируетесь, мистер Ньюмен? – мистер Стивенс повернулся кругом, чтобы освободить ноги из-под своего восхитительного стола.

– На подборе кадров, – сказал мистер Ньюмен, наклонившись вперед и не прекращая улыбаться, чтобы не выглядеть напряженным. – Я принял на работу большинство из тех, кто работает сейчас в ***. Я интересуюсь, есть ли у вас подходящая вакансия.

– Угу, – Мистер Стивенс снова вернулся в прежнее положение и, повернувшись лицом к нему, изучал свой, очень остро отточенный, карандаш. Он сказал: – Откровенно говоря, в настоящее время мы не нуждаемся в таком специалисте, но…

Мистер Ньюмен поднялся вполне непринужденно, но несколько поспешно. – Мистер Стивенс, все абсолютно в порядке. Просто несколько дней я как бы знакомлюсь с тем, как обстоят дела. Я зашел к вам, потому что вы именно то учреждение, которое может использовать таких людей как я. Понимаете, это как бы ознакомление с местностью.

Мистер Стивенс поднялся. Казалось, он был рад, что мистер Ньюмен так легко понял его намек. – Надеюсь вскоре вы снова зайдете, если за это время не найдете что-нибудь подходящее.

– С удовольствием, – заверил его мистер Ньюмен, уже взявшись за дверную ручку.

– И благодарю вас за внимание к нам… Как вы сказали, вас зовут?

– Ньюмен, Лоренс Ньюмен.

Короткая, не дольше секунды пауза, крылом невидимой птицы легко коснулась дужек очков мистера Ньюмена. Мистер Стивенс посмотрел на него задумчиво, а затем кивнул.

– Ньюмен, конечно. Итак, большое спасибо, и надеюсь, вы снова к нам придете.

– Я испытаю вас, – шутливо пригрозил мистер Ньюмен и с дежурной улыбкой вышел из кабинета мистера Стивенса.

В лифте, который доставил его на улицу, он ощутил едва различимый сладкий аромат духов. До него здесь наверняка была женщина. Образ той… как же ее звали? Гертруда. Харт. Казалось, что Гертруда Харт была какое-то время рядом с ним. Он вышел в холл здания и направился к высоким выходным дверям. Какое великолепное здание для работы! На следующей неделе он зайдет к мистеру Стивенсу. Он непременно попросит шестьдесят пять.

Он немного приоткрыл дверь телефонной будки. Хорошо, что визиты на сегодня закончены. Воротничок был насквозь мокрым.

– Мэллон? Ты говоришь о том маленьком мальчике, который водил хлебный фургон?

Мистер Ньюмен засмеялся. Он любил свою мать в эти редкие моменты, когда мог вести себя по отношению к ней покровительственно. – Он уже вырос. Сегодня мы собираемся вместе пообедать. Все эти годы он работал в квартале от меня, а мы никогда этого не знали.

– Тогда все в порядке, я скажу прислуге. Когда ты будешь дома?

– Около десяти. Берегите себя. Мальчик принес газету?

– Да, да. Принеси чего-нибудь прохладного выпить.

– Принесу, мама. И посидите на веранде.

– Там комары.

– Тогда, если будете в доме, проверьте, чтобы окна были распахнуты настежь. Все, до свидания.

– До свидания.

Он вышел из телефонной будки и подошел к столу, где его поджидал Вилли Мэллон. Он почувствовал удовольствие от того, как надежно спрятал письменный прибор.

– Все в порядке? – спросил Вилли. Его лоснящееся ухоженное лицо имело, по мнению мистера Ньюмена, типично ирландское выражение. У него были голубые глаза, а уши торчали. Он говорил, что ему только тридцать три, однако он имел детей.

– Представляешь, – сказал мистер Ньюмен, садясь с другой стороны стола, – совсем рядом, а мы никогда не встречались.

– По утрам я обычно не прихожу раньше десяти, а ухожу в четыре. Может поэтому, – сказал Вилли.

– Наверное, – сказал мистер Ньюмен. Позвонив домой, он заходил в туалетную комнату ресторана, и его волосы выглядели так, будто он купался.

– Похоже, у тебя хорошая должность, Вилли, – невольно поздравил он его. Он несколько оторопел, услышав время работы Вилли. На самом деле, он немного не доверял словам Вилли, потому что на свой возраст тот слишком преуспел. Он выбрал ресторан, в который мистер Ньюмен никогда бы и не подумал зайти. В этом ресторане бывало много брокеров. Столовые приборы были серебряными, а салфетки из чистого льна. Потолок поддерживали дымчатые балки, а стены были обшиты панелями черного дерева.

– Да, мне нравится, – сказал Вилли. – Хорошая работа.

– Сколько ты работаешь в этой компании?

– С тех пор как окончил школу. Собственно говоря, я только там и работал.

– И поднимался вверх, да? – мистер Ньюмен хмыкнул, чтобы скрыть свою зависть.

– Наверное, можно так сказать. Я заместитель начальника отдела сбыта. Фактически руковожу я. Шеф сейчас служит во флоте. Как ты? Между прочим, знаешь, ты довольно сильно изменился?

– Правда?

– Не уверен, что узнал бы тебя, если бы ты меня не остановил.

– Знаешь, когда тебе стукнет сорок, тогда…

– По-видимому. Что будешь есть?

К ним наклонился официант. В кармане у мистера Ньюмена было семь долларов. Обеды стоили от двух долларов и дороже. Он заказал за два и почувствовал облегчение, когда Вилли выбрал такой же. Хотя теперь, когда он понял, как хорошо тот устроился, он сожалел, что настоял на совместном обеде. Он не испытывал желания говорить развозчику хлеба Вилли Мэллону, что был бы рад, если бы он поинтересовался о вакансии для него в его компании.

Официант ушел, и они снова нашли тему для разговора.

– Так и не женился, да? – осторожно начал Вилли, как будто пытаясь определиться с Ньюменом.

– Нет, – снова хмыкнул Ньюмен, – на это никогда не хватало времени. – Всякий раз когда речь заходила о его личной жизни, он хихикал, затем замолкал и, приоткрыв рот, глубокомысленно играл тем, что попадалось под руку. Сейчас ему подвернулся нож. – Хотя есть перспективы. – Он с тревогой слушал свои слова. – Она все еще… да ну, можно сказать, это только начальный этап, но она действительно меня интересует. Наверное, я просто был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам.

Он покраснел; он даже был готов дать пощечину Вилли за то, что тот вынудил его лгать.

– Как работа? Так и работаешь в ***?

Мистер Ньюмен изучал сверкающее лезвие ножа. Благоразумие заставило его сделать паузу, и, бросив на Вилли короткий взгляд, он решил начать откровенно и сказал: – Наконец-то я решился уйти оттуда.

– Вот как. – Вилли казалось, искренне заинтересовался. Он с глубокой симпатией смотрел в очки Ньюмена. И сколько ты уже там не работаешь?

– Всего лишь со вчерашнего дня.

– Ну, так ты только начал искать новое место.

– Об этом я не беспокоюсь, – заверил он его тоном, который, как ему казалось, должен быть принадлежать беспечному, уверенному в себе человеку, который знает себе цену. – Просто интересуюсь, может, ты что-нибудь слышал в своей фирме. Я занимался кадрами, ты знаешь…

– Да, конечно, я помню…

– Естественно, существует не так много компаний, которым нужны люди моего типа. Я хочу сказать, что только по-настоящему большие фирмы нуждаются во мне.

– Да, такие все же есть. Я не знаю, как у нас обстоят дела с точки зрения кадров, но если тебе надо, я могу разузнать.

– Хорошо, если об этом зайдет речь. Только без лишнего беспокойства…

– Никакого беспокойства. Завтра я спрошу. Где ты уже был? Я кое-кого здесь знаю, да и в других фирмах могу спросить.

– Ну, когда мы встретились, я как раз выходил из компании Мейнес…

– О, Мейнес – это как раз для тебя. Много сотрудников…

– Да, там я беседовал с мистером Беллоузом. Приятный парень. Не отпускал меня почти час. Он сказал…

– Слушай, я как раз вспомнил. Знаешь, куда пойди?

– Куда? – сняв очки, спросил Ньюмен.

Среди колышущихся расплывчатых очертаний он увидел розовый кончик языка Вилли, который слегка выглядывал наружу, пока тот размышлял, подняв глаза вверх; при этом его пальцы делали в воздухе хватательные движения. – Я пытаюсь вспомнить название компании, в которой он работает. – Его пальцы сомкнулись, и он нетерпеливо подвинулся, не отводя своих голубых глаз от стеклянной люстры. – Я как раз виделся с ним в четверг, и он говорил, что подыскивает сотрудника. Если я правильно помню, речь шла о работе с кадрами.

– Как его зовут? Может я смогу найти его.

– Его зовут Стивенс . Коул Стивенс, но я не могу вспомнить его фирму… Да, наверняка это корпорация Экрон. Строительные работы. Их сотрудника призвали в армию. Представь себе, призвали тридцатишестилетнего отца двоих детей? Как бы там ни было, они могут взять человека…

Когда они вышли из ресторана, уже горели уличные фонари и в долине улицы сгущалась темнота. Гигантские здания вокруг них терялись в ночном небе. До угла они дошли вместе, а там пришлось расстаться.

– Заглядывай, когда будет время, – сказал Вилли пожимая вялую руку Ньюмена.

– Конечно, Вилли. Передавай привет семье.

– Обязательно. Может, запишешь имя Стивенса? Он из корпорации Экрон. Хорошо запомнил?

– Да, ни за что не забуду, – устало буркнул Ньюмен, как будто говоря, что на него-то можно положиться, но, тем не менее, что это ему принесло.

– Сходи к нему завтра же утром. Потому что я знаю, что он как раз подыскивает кого-нибудь, – сказал Вилли нарочито ободряющим тоном, не понимая, что именно заставило приятеля так неожиданно опустить руки.

– Спасибо, конечно. Ну, спокойной ночи, и не работай слишком много, – слабо помахал рукой Ньюмен.

– Не скисай. И держи меня в курсе.

– Обязательно.

Вилли махнул рукой и ушел по узкой улице.

Какое-то мгновение мистер Ньюмен стоял, не двигаясь, на углу. Он медленно вынул очки и надел их.

В это время суток в районе Уолл-Стрит можно разбить палатку и сладко спать в ней и едва ли спящего потревожат шаги случайного прохожего или проезжающий автомобиль. Здания, похожие на высокие сейфы были крепко заперты. Витрины магазинов были темными. Насколько было видно, город вымер, а над тротуарами витал запах морской растительности. Мистер Ньюмен почувствовал, что нужно идти – его приводила в движение молчаливая высота зданий. Он шел медленно, как человек, который потратил все силы, торопясь на распродажу, а, добравшись туда, обнаружил, что все уже продано. Живой души не было рядом с ним на тех улицах, ни кошки, ни бродячей собаки, потому что там они не водились. Даже голуби сгрудились высоко над церквями, тихие, неподвижные, невидимые. Он шел, бесстрастно глядя на низкие звезды, видневшиеся между зданиями в дальнем конце улицы, там, где она упиралась в залив. В конце концов, он почувствовал, что очень устал и сел на высокий каменный бордюр окружающий лужайку у церкви Святой Троицы. Над головой и позади себя он услышал шелест голубиных крыльев, а потом птицы привыкли к нему и снова затихли. Его опять охватило чувство полного одиночества, и он сидел, совсем не двигаясь, опершись на железную ограду церковного кладбища, и прислушивался к тишине.

Он не мог думать, потому что ему нечего было решать. Подсознательно он понимал, что от него ничего не зависело. Это был такой безумный фарс, что он едва ли когда-нибудь смог бы издать такой дикий хохот, чтобы посмеяться над ним, и ему, потрясенному и парализованному, оставалось лишь наблюдать. Абсолютно незнакомый ему человек разыскивающий специалиста его квалификации, принял его за еврея и поэтому не взял на работу, которая по праву – почти по судьбе – дожидалась его. Но что потрясло его до состояния оцепенения так это то, что он не мог вернуться и все объяснить. Именно это и заставило его теперь так тупо смотреть в пустоту.

Во всем языке не существовало слов, чтобы объяснить мистеру Стивенсу, что…

Что же, собственно, нужно было объяснять? Теперь он попытался это постичь. Очень хорошо, подумал он, я смогу убедить его, что я не еврей. Скажем, я смогу даже пойти так далеко, что принесу свое свидетельство о крещении. Замечательно. Ему придется поверить, что я действительно тот, за кого себя выдаю.

На этом размышления мистера Ньюмена зашли в тупик. Потому что он знал, что каким бы ни было доказательство, мистер Стивенс все равно не примет его на работу и не станет относиться к нему лучше, чем сейчас. И было совершенно ясно, что ничего здесь не изменишь. Потому что он знал, что в былые времена в стеклянной кабине никакое доказательство, никакие документы, никакие слова не могли изменить черты лица, которое он сам счел подозрительным.

Лицо… Такое изощренное издевательство заставило его заплакать. Он встал и пошел дальше, как будто желая найти впереди, в темноте выход из этого недоразумения. Возможно ли, размышлял он, что мистер Стивенс посмотрел на меня и по моему лицу решил, что я или не заслуживаю доверия, или алчный или вульгарный тип? Этого не может быть, подумал он. Этого просто не может быть. Потому что я заслуживаю доверия, я надежный и скромный человек. И, тем не менее, убедить его в этом абсолютно невозможно.

Тревога иглой вонзилась в тело, и он ускорил шаг. Должно же быть нечто такое, что он может сделать, и что в дальнейшем будет показывать нанимателю его истинную сущность – сущность искренне лояльного человека с хорошими манерами. Что он может сделать, какие новые манеры ему нужно усвоить? Изменил ли он своим старым манерам? Господи всемогущий, изменилось ли что-нибудь в его походке или манере говорить за последние дни? Он внимательно проанализировал свое поведение и пришел к выводу, что внешне он остался таким же, как и прежде. Тогда что же он может сделать, чтобы показать этим людям, что он все тот же Лоренс Ньюмен?

Его лицо. Он остановился рядом с фонарным столбом на углу. Он не соответствовал этому лицу. Никто не имеет права так отвергать его из-за лица, никто! Он был собой , человеческим существом с определенным прошлым и он не был этим лицом, которое выглядело так, будто возникло из другой чужой, низкой биографии. Из него пытались сделать двух разных людей! На него смотрели так, как если бы он был виновен в чем-то, как будто он мог им навредить! Они не могли так поступать! Они не смели так поступать с ним, потому что он был никем иным, как Лоренсом Ньюменом!…

Звук его собственного голоса разбил его видение вдребезги, и он увидел, что стоит, оцепенев, на пустой улице.

Дрожа, он посмотрел вперед, увидел освещенный вход в подземку и поспешил туда. Он был от него в двух кварталах, двух длинных кварталах. Он прошел мимо церковного кладбища, и теперь надгробия потрясли его своим холодным равнодушием; темнота, казалось, имела форму пещеры, и он потрусил к освещенному входу и когда добрался до него, то уже почти перешел на бег.

Дома он сразу пошел к Фреду, который был на заднем дворе в обтянутой мелкой сеткой псарне. Когда он открыл калитку, два рыжих сеттера примчались к нему, суматошно обнюхали, а потом успокоились и глядели на него, вежливо подавая лапы. Он спокойно поговорил с Фредом о погоде, о луне, которая низко висела над их головами, отбрасывая тени на грязный пол псарни.

– Жаль, что им приходится сидеть взаперти весь год, дожидаясь двухнедельной охоты, – спокойно сказал Ньюмен, вглядываясь в глаза собак.

Фред протянул руку и потрепал голову одному из сеттеров, а затем повернулся к ним держа руки на бедрах. – Не беспокойтесь, скоро у меня будет дом за городом, – сказал он так уверенно, будто на самом деле обсуждал условия покупки, но просто не рассказывал об этом.

– Копишь на дом? – улыбаясь, спросил Ньюмен.

– На такой как я хочу накопить невозможно. Но дом у меня будет. – Он продолжал рассматривать псов.

– Ты это серьезно, – пораженным шепотом спросил Ньюмен.

– Ну да. – Теперь Фред смотрел в очки Ньюмена. – Я никогда в жизни не был молокососом. Мы выгоним евреев, и все появится как из сломанного игрального автомата. У них столько всего, что даже посуду они моют горячей минералкой.

Ньюмен тихо хохотнул, Фред за ним и, наклонившись, поднял метлу и смел в сторону помет. Ньюмен стоял, не двигаясь, и наблюдал за ним.

Через некоторое время он спустился с Фредом в его подвал и посмотрел, как тот шлифует модель корабля наждачной бумагой. Он был в очках, и какое-то странное удовольствие от собственного достоинства охватило его, когда он сидел там принятый молчаливо, но радушно. И в то время как руки Фреда терли наждачной бумагой туда и сюда, вперед и назад, мистер Ньюмен начал рассказывать о войне и о том, как он убил немца. Наждачная бумага замерла и в подвале воцарилась тишина, когда он рассказывал о ране, потому что он подошел к убитому и увидел отверстие от пули. Она попала в шею и вышла через макушку.