Фокусник из Люблина

Братья Зингеры. Две писательские судьбы

В литературе на идиш есть два Зингера, два прекрасных, но совершенно разных писателя. Старший Израиль Иошуа Зингер (1893–1944) — один из немногих романистов, писавших на идиш. Исаак Башевис Зингер (1904–1991), младший брат, — лауреат Нобелевской премии по литературе за 1978 год — стал заметным явлением в литературе благодаря многочисленным удачным переводам на английский язык. Младший Зингер — автор нескольких романов самого различного жанра и непревзойдённый мастер короткого рассказа.

Оба талантливых брата сыграли свою роль в литературе, только на разных этапах её развития.

Зингеры — семья потомственных раввинов. В семье четверо детей: старший брат Израиль Иошуа, сестра Гинда Эстер, впоследствии писательница и переводчик, и двое младших — Исаак и Моше. Последний, став раввином в старом Дзикове, единственный из детей сохранил верность семейной традиции.

Бесконечные переезды: Билгорай, Леончин, Радзимин и наконец Варшава. Традиционная еврейская жизнь. Двор на Крохмальной — улице еврейской бедноты. Хедер. Иешива. Дома — бет-дин (раввинский суд). Старший брат оставляет иешиву, пытается стать художником. Пробует писать. Несколько его новелл из жизни хасидов печатаются в варшавском еженедельнике «Дос Идише Ворт». В 1918 году он переезжает в Киев, работает корректором и рассыльным, ведет редакторскую работу, много печатается (бытовые зарисовки, рассказы, очерки), ездит по Галиции. С 1921 года живет и работает в Варшаве.

А что же Исаак? После начала Первой мировой войны мать с двумя младшими детьми уезжает к себе на родину в Билгорай, небольшой городок в Привислинском крае. Там жизнь евреев течет, как и сто лет назад, словно время повернуло вспять. Дед Исаака, отец матери, не мог позволить новым веяниям нарушить устоявшуюся, размеренную — или же просто остановившуюся — жизнь… Здесь мальчик слушал бесконечные рассказы тетки Ентл.

Впечатления детства… Сколь важны они для писателя, художника или музыканта? Не слишком ли мы преувеличиваем их значение? Столько сказано-пересказано о чудесной няне Пушкина Арине Родионовне… А может, просто дело в самом Александре Сергеевиче? Наверно, у каждого в детстве была своя Арина Родионовна, но не каждому дано её услышать. Впечатлительная натура Исаака восприняла и услышала многое: прелестный сборник рассказов «Бет-дин моего отца» целиком основан на детских впечатлениях, а большинство рассказов — это билгорайские истории тётки Ентл. Сборник новелл и воспоминаний Израиля Иошуа «Мир, которого уже нет» тоже основан на впечатлениях детства. Но сколь разнятся они друг от друга: разные поколения, разное восприятие мира…

Что же такое еврейская литература начала нашего столетия? Классики литературы на идиш: Мендель Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Ицхак-Лейбуш Перец — тяготели к жанру короткого рассказа. Они и задавали тон всей еврейской литературе. Видимо, для описания простых горестей и радостей повседневной жизни местечка («штетла») эта форма подходила наилучшим образом. Кроме того, писатель выступал и в роли этакого резонера, наставника и советчика в вопросах этики, представляя изображаемые им характеры и в роли подсказчика, и проводника читателя.

В Европе же в первые десятилетия нашего века набирает силу «полифоническая форма» — роман. Это, конечно, напрямую связано со все более бурным техническим прогрессом: жизнь идет все быстрее, и у людей возникает чувство собственной ничтожности на фоне «великой истории», человек ощущает себя песчинкой, влекомой мощным потоком. На первое место выходит жанр семейного романа-хроники — неспешное повествование о жизни семьи на протяжении нескольких поколений.

Урбанизация восточноевропейского еврейства и его резкое имущественное расслоение приводят к тому, что евреи включаются в темп современной жизни, и как следствие происходит европеизация еврейской культуры. Еврейская литература начинает отходить от традиций. Возникает тревожное чувство: не отстать! Догнать уходящий поезд! На первый план выходят такие писатели, как Израиль Иошуа Зингер. Его первое большое произведение — повесть «Иосе Кальб» о жизни галицийских хасидов, затем большой роман-хроника «Братья Ашкенази». Способный журналист и издатель становится известным писателем. Он — рационалист и скептик. Он старается отстраниться, оттолкнуться от еврейской культуры. Что это? Простое следование веяниям европейской культуры? Или же свой, параллельный путь, на который выводит жизнь? Трудно сказать. Но так или иначе — это один из наиболее читаемых писателей своего времени.

Читая «Братьев Ашкенази», я не могла отделаться от впечатления, что он чем-то напоминает роман Владислава Реймонга «Мужики» (Chlopy), хотя один — о жизни евреев промышленной Лодзи, другой — бытописует жизнь польского крестьянства. Через некоторое время, «к вящему своему удивлению», как говорили в старину, увидела то же сравнение в большом и подробном очерке — предисловии Ирвинга Хоува к сравнительно недавно появившемуся американскому изданию романа. В свое время (роман был опубликован в 1936 году) книга пользовалась огромным успехом.

Сейчас этот роман может показаться старомодным. Но тогда эта вещь сразу завоевала симпатии читателей, тех, кто любит толстые неспешные семейные романы-хроники в традиционном стиле, преобладавшие в европейской литературе на протяжении по меньшей мере столетия. Для еврейского писателя не просто было преодолеть традиционность литературы на «жаргоне» — жанр короткого рассказа и создать масштабную картину исторических изменений в еврейской жизни.

Пришла известность. И вот появляется еще один роман-хроника, да какой! «Семья Карновских». Такое впечатление, будто писатель, который старался написать просто доброкачественный роман, — не хуже других, а может, и лучше (и ему это удалось!) — вдруг обретает себя, обретает удивительный, неповторимый собственный голос. Сколь различны две эти вещи! Фабулу романа изложить сложно и, вероятно, не нужно. Надеюсь, рано или поздно читатель сумеет познакомиться с этим произведением поразительной трагедийной силы.

В 1933 году Израиль Иошуа переезжает в Америку и начинает работать в еврейском еженедельнике «Форвертс». Именно там и созданы самые крупные его произведения: «Братья Ашкенази» (1936 год) и «Семья Карновских» (1943). В 1944 году он умер.

Израиль Иошуа был одним из самых известных еврейских писателей, но мировая известность пришла к нему только после переводов на английский язык. В основном его знает и любит старшее, уже уходящее поколение. Быть может, он вернется к нам вновь?..

В 1921 году Исаак вслед за братом приезжает в Варшаву. Через год он опять в Билгорае. Преподает иврит — современный иврит! — юношам и девушкам. Его первый литературный опыт — поэма на иврите. Проходит еще год, и он снова в Варшаве. Работает корректором в еженедельнике «Литерарише блетер», возглавляет который его брат Израиль Иошуа, кроме того, пишет рецензии, переводит на идиш Гамсуна, Ремарка, Томаса Манна. Начинает писать сам, теперь уже на идиш. Здесь окончательно сложилось его литературное имя — Башевис-Зингер: должно же оно хоть чем-то отличаться от имени брата, с которым даже инициалы совпадают!

«Век шествует своим путём железным». Так Евгений Баратынский говорил о своём веке. И пушкинское: «Ужасный век! Ужасные сердца!» Тоже о нас? Всегда ли людям казалось, что именно они живут в страшные, апокалиптические времена?

Что же за время — первая половина двадцатого века? Пожалуй, этот век начинается не в 1900 году, а значительно раньше.

Невероятный технический прогресс. Секуляризация образования. Массовый отказ молодого поколения от религии, независимо от вероисповедания. Надежда на всеобщее братство и согласие. Всё возможно на этом свете, все в активном залоге: всё могу понять, всё могу делать. О, бойтесь того, кто скажет: «Я знаю, как надо!» Стремительный научный прогресс. Фетишизация науки. Непреложность открытых законов природы. «Вера в науку» — невероятная, всеобъемлющая: можно исправить реальность, сделав практические выводы из наук социальных. Отсюда незначительность и ничтожность человека. Не личность, а человек-винтик. Появляется термин «массы». К «массам» можно относиться хорошо, можно даже жизнь за них положить, а можно — иначе. Но человек — человек исчезает. Этот психологический тип — вне нормы. Изолировать. Уничтожить. Этот народ вреден для всего человечества. Изолировать. Потом уничтожить. Сию задачу Адольф Эйхман поставил перед высшим офицерским составом германской армии на конференции в Ванзее: окончательно решить еврейский вопрос, сохранив при этом порядочность и благородство.

«Борьба с мелкобуржуазной стихией» — ещё один памятный нам лозунг. Создать, «выковать» нового человека, «перековать» несознательных и остаться порядочными, честными, с чистыми руками. Такова была задача ЧК. Не будем говорить здесь о «рыцаре революции» Феликсе Эдмундориче, но любимец партии, знаток литературы, ценитель поэзии, «мягкотелый интеллигент» Николай Иванович Бухарин — почитайте его. Что он говорит! Боже, что он говорит?! Да примерно то же самое: всего лишь миллион уничтожить, зато какая наступит жизнь!

Пастернак обмолвился: «Я нам не нужен». «Мне на шею бросается век волкодав…» — провидел другой. А вот и ещё:

Эти строки принадлежат одесситу Эдуарду Багрицкому, птицелову, жизнелюбу. Гениально и лаконично.

Жизнь идет, неизвестно, вперед ли, но по-новому. А жизнь в местечке, в еврейском доме остановилась. И вот ушел из дома — традиционного еврейского дома — Багрицкий. Ушел из дома Израиль Иошуа. Вслед за ним ушел Исаак. Происходит неизбежное. Молодые рвутся на волю.

Есть такое выражение: «местечковый еврей», выражение с оттенком неприязни и уничижительности. Но не бывает дыма без огня, и, видимо, за этими словами — реальность, люди и характеры. Это теперь, после всего, что случилось, после Катастрофы европейского еврейства, после уничтожения еврейской жизни, еврейского быта — теперь, когда местечко ушло, жизнь его представляется нам необыкновенно милой, поэтичной, исполненной нравственной чистоты. Современное поколение романтизирует местечко, тоскует по «идишкайтности». Им, живущим после великой трагедии народа — после Катастрофы, необходим этот исчезнувший мир.

В 1925 году в «Литерарише блетер» появляется первый рассказ Исаака Зингера. И почти десятилетнее молчание. Он работает в еврейском журнале «Глобус», много переводит, пишет критические статьи, рецензии. Старшего брата он всегда считал своим учителем. И вот в 1933 году в «Глобусе» печатается (в отрывках) повесть Исаака «Сатана в Горае», совершенно не похожая на произведения брата: в местечке под Люблином (дело происходит в XVII веке) появляется посланец Саббатая Цви и возглашает скорый приход мессии.

Совершенно иной, индивидуальный стиль! Изумительно живой, не слишком серьезный язык. Ироничный и насмешливый тон, описание необычных проявлений человеческого бытия. Имя у него тоже другое: Башевис-Зингер (Башева — имя матери).

Поколение писателей, к которому относится Израиль Иошуа, — это те, кто стремился уйти прочь от самоанализа и от прежней традиции «местечковых» писателей, подобных Менделе-Мойхер-Сфориму и Шолом-Алейхему. Эта писатели пытались привнести в еврейскую литературу повествовательность, многообразие сюжетных линий, свойственные европейскому роману, представить современные еврейские характеры: капиталисты, революционеры, политические лидеры вместо пассивных богобоязненных евреев «штетла». Это импонировало поколению ушедшему, нравится нынешнему старшему поколению.

Младший брат, Исаак, безусловно, тоже мастер, но он резко отделяет себя от мира светской еврейской культуры, ее норм и стиля. Ухитряется вернуться к допросвещенческому восприятию мира, то есть до эпохи «гаскалы»[48], и при этом остаться современным писателем.

У Башевиса-Зингера — самые разнообразные, типажи. Ему не раз доставалось от критиков за недостаточную, так сказать, идеализацию еврейской жизни. Но какие бы персонажи и характеры ни встречались в его романах, повестях и рассказах, отношение автора к героям неизменно — он любит их. Иногда посмеивается, порой иронизирует, но никогда не высмеивает их. Мир его героев добр.

В 1935 году Израиль Иошуа, к тому времени известный, признанный писатель, помог Исааку переехать в Америку. Исаак работает в «Форвертс», издающемся на идиш еврейском еженедельнике. Там же и печатается. «Сатана в Горае» выходит отдельной книгой. 1945-й — «Гимпель-дурень», сборник рассказов. Наконец, 1946-й — роман-эпопея «Семья Мушкатов» о жизни огромного варшавского клана с начала века до Второй мировой войны.

Мировая известность приходит к Башевису-Зингеру после выхода в английском переводе «Семья Мушкатов» (1950). В 1953 году Сол Беллоу перевёл на английский его рассказы. Публикуется в «Форвертс» — из номера в номер — и «Фокусник из Люблина».

В 1978 году Исааку Башевису-Зингеру была присуждена Нобелевская премия по литературе. К этому времени вышли в свет 7 сборников его рассказов, 8 романов и 11 детских книг. Ранее, в 1966 году, Нобелевский комитет присудил премию Шмуэлю Агнону — еврейскому писателю, который пишет на иврите, современном языке. О, как быстро все меняется! На протяжении веков мертвым языком был древнееврейский. Так было и в начале века. И вот иврит живет, а идиш, разговорный язык подавляющего большинства евреев Европы, умирает.

«Язык рабства, который надо забыть» — точка зрения сионистов. «Зачем нам идиш, если мы уже принадлежим другой культуре?» — говорят ассимилированные евреи. Но Башевис-Зингер возражает: «Некоторые считают, что идиш — мертвый язык. То же самое говорили про иврит две тысячи лет подряд. Его возрождение в наше время просто чудо… Идиш еще не сказал своего последнего слова. Он таит в себе сокровища, не ведомые миру…». И еще: «Меня часто спрашивают, почему я пишу на мертвом языке? Мне нравится писать и рассказывать о духах, призраках и привидениях. Язык, который умирает, больше подходит для того, чтобы писать о лапетутниках, о проказливых чертенятах, о злых бесах. И чертям, и привидениям нравится идиш. Насколько я знаю, именно на идиш они и разговаривают».

До сих пор здесь ничего не сказано о «литературных достоинствах» произведений писателя. Об этом написано достаточно. Но мой очерк — не литературоведческая работа. Могу сказать лишь о своих впечатлениях и ощущениях. Что же так завораживает и привлекает в произведениях Зингера? Великолепные, мастерски сделанные описания природы? Нет, пожалуй. Этим он нас не балует, да и не удивишь нас, избалованных, читающих по-русски. Изумительно выписанные психологические типы? Тоже нет. Писатель говорит и говорит, рассказ течёт и течёт, и действуют не слова, а вот этот вялый, как будто безразличный тон. Ведется монотонное, неторопливое повествование на так называемом «мёртвом языке», и язык возвращается к жизни — язык, полный оптимизма, человечности, неизбывного мягкого и горького юмора. А мы — мы не можем оторваться, мы следуем за автором, пусть даже и с помощью переводчика. Так в чём же секрет? В чём «тайна творчества писателя»? Не знаю. Наверно, понять это нам пока не дано. А может, и не надо пытаться. Должны же иногда оставаться на белом свете неразгаданные тайны.

И последнее. Об этом трудно и не хочется говорить, но не говорить — нельзя. Основная тема прозы Башевиса-Зингера — ушедший мир польского еврейства: образ жизни, традиции, легенды и предания. Чудотворцы, мистики…

Но произошла КАТАСТРОФА. Мир после Освенцима стал другим. «После Освенцима нельзя писать стихи» — вот чувства и мысли многих. А немецкая еврейка Нелли Закс, чудом спасшаяся, уехала из Германии в мае 1940 года при энергичной помощи Сельмы Лагерлёф — только тогда и стала писать стихи. «Страшные переживания, которые привели меня на край сумасшествия и смерти, выучили меня писать. Если бы не умела писать, не выжила бы. Писать меня учила смерть. Мои метафоры — это мои раны» — её слова[49].

После Освенцима появилась Декларация прав человека. ЧЕЛОВЕКА! После Освенцима не могло, не должно было оставаться прежним христианство. После Катастрофы — только тогда! — христианский мир очнулся. Не сразу. Однако папской Буллой с евреев снято обвинение в распятии Христа. Появилась надежда на диалог. Но такому диалогу должно предшествовать покаяние. Западное христианство через покаяние прошло. Православию покаяние только предстоит. Одним из первых шагов на этом пути должно стать разрушение ложных мифов и стереотипов. Что знают в России о евреях, об иудаизме? Зачастую — увы! — почти ничего. Необходим диалог. Узнавание друг друга. И эта книга издательства «Амфора» — неоценимый подарок читателю.