Формула власти

4. Комендант Института

В свое время Институт являлся закрытым учреждением, ведущим исследования, связанные с оборонной тематикой. Это и было главной причиной его размещения не в областном центре, а в поселке, расположенном на расстоянии пятидесяти километров от большого сибирского города.

Институт был создан в далекие послевоенные годы. Получая щедрое финансирование в течение десятилетий, он год от года увеличивал штаты, число отделов и лабораторий. Вместе с ними росло и институтское здание. К нему пристраивались новые корпуса, крылья и этажи, внутри прокладывались новые коридоры и пробивались лестницы. В конце концов, здание приобрело такую запутанную конфигурацию, что ей бы позавидовал знаменитый лабиринт древнегреческого чудовища Минотавра.

На противоположных торцах этого огромного сооружения высились две надстройки с зубцами, как у крепостной башни – одна круглая, другая – квадратная. Вместе с разноэтажным прыгающим силуэтом они делали здание Института похожим на средневековый рыцарский замок. Особенно это впечатление усиливалось вечерами, на фоне зеленого закатного неба.

Капитан Мимикьянов в свое время отвечал за контрразведывательную защиту Института. Он прожил в поселке пять лет. Как казалось ему теперь, лучших лет в его жизни.

Институт волновых явлений решением полномочных инстанций был закрыт три года назад.

Сейчас его бывшее здание использовалось меньше, чем на половину.

После освобождения от старых хозяев, вывоза десятков тонн специального оборудования и тысяч томов секретной документации, в помещениях института разместилось несколько местных торговых фирм, дорожная служба, и единственный в поселке ресторан под экзотическим названием «Дагомыс». Но эти отдельные очажки жизни терялись среди бесчисленных пустующих комнат и целых этажей.

К бывшему зданию Института волновых явлений и направлялся майор Мимикьянов.

Выйдя из тополиного туннеля, он оказался перед белой колоннадой его центрального входа. Но подниматься по длинным каменным ступеням и заходить в его массивные деревянные двери с гранеными стеклами, майор не стал. Он двинулся вдоль бесконечной каменной стены. Добравшись до ее конца, Мимикьянов завернул за угол, намереваясь попасть в хозяйственный двор.

Завернув за угол, он остолбенел.

Во дворе пылал пожар.

Горел тентованный грузовой КАМАЗ.

Вокруг растерянно передвигались несколько мужиков с огнетушителем, мятыми ведрами и пожарным багром.

Из-под тента просачивался во все стороны белый пепельный дым, а через задний борт рвалось на волю бледное желто-голубое пламя.

Мужчина с огнетушителем приблизился к огню и направил на него снежную струю пены. Огонь, словно испугавшись, юркнул обратно под тент. Но тут же раздался глухой хлопок и, разорвав ткань, над машиной взметнулся огромный черно-алый костер.

Он загудел и затрещал. Из окон кабины с жалобным звоном посыпались на асфальт стекла. Раздался еще один хлопок, теперь уже громкий, как выстрел. Многотонная машина, словно живая, вздрогнула, подпрыгнула всеми четырьмя колесами, и на ее месте вырос оранжевый огненный шар.

Закрывая ладонями лица, люди бросились прочь от обжигающего пламени.

Больше никто не предпринимал попыток тушить пожар.

КАМАЗ уже догорал, когда в хозяйственный двор с завыванием сирены ввалился слоноподобный пожарный автомобиль. Профессиональная команда борцов с огнем быстро рассыпалась по двору, споро раскатала брезентовый рукав и без труда потушила догорающие останки того, что еще несколько минут назад представляло собой машину с грузом.

Разглядывая угольный скелет грузовика, майор почувствовал, как кто-то положил руку на его плечо.

Он обернулся.

Обернувшись, майор Мимикьянов обрадовался.

Перед ним стоял седой и загорелый Владимир Иванович Городовиков бывший комендант Институтского здания, а ныне комендант этого же здания, только теперь принадлежащего местной поселковой администрации.

Две мужественные вертикальные морщины вдоль щек, ярко-голубые глаза и тяжелый подбородок делали его похожим на отставного полковника из старого фильма. Редкая жительница Колосовки в свое время могла избежать соблазна, если на нее обращал внимание Владимир Иванович. Да, впрочем, и сейчас, перешагнув полувековой рубеж, он пользовался почти не скрываемой благосклонностью жительниц поселка. Этому способствовало и то, что Городовиков овдовел больше десяти лет назад, а обе его дочери давно вышли замуж и жили далеко от Колосовки – одна в Новосибирске, другая – в столице.

Имея безупречную полковничью внешность, Владимир Иванович, действительно, некогда состоял в кадрах министерства обороны. Только не полковником, а прапорщиком. И очень давно. Во времена, когда Ефим охранял от возможного агентурного проникновения Институт волновых явлений, Владимир Иванович уже с десяток лет находился в запасе.

– Ефим? А я смотрю, кто это тут на пожар любуется? Здорово! – протянул он крепкую, как доска, ладонь. – Я тебя только через неделю жду! Еще и комнату не приготовил… Хотя, чего ее готовить? Все равно с прошлого года пустая стоит…

– Обстоятельства. – неопределенно сказал майор.

– Что за обстоятельства такие? Служебные или личные? – осведомился Городовиков.

– И те и другие.

– Ну, я так и подумал… – заметил ветеран комендантской службы.

– А у вас тут пожары, однако?

– И не говори, Ефим!.. Это уж третий КАМАЗ за прошедшую неделю!.. – кивнул комендант в сторону обгоревшей автомобильной рамы.

Майор удивленно пожал губами. Для тихой Колосовки, где и бытовая драка-то была явлением не частым, такое обилие чрезвычайных событий поражало.

– Да ты что! И кто это старается? – спросил он.

– Пойдем ко мне на башню! – Владимир Иванович махнул в сторону одной из дверей, ведущих с хозяйственного двора внутрь здания. – Что мы здесь на виду у всех торчим, как два локатора на холме. В кабинете и поговорим! Чайку попьем или еще чего примем с устатку, а?

– Пошли! – кивнул Ефим, и они направились в кабинет коменданта.

Его рабочее место, как и раньше, располагалось в квадратной башне, застывшей над рыжими крышами разноэтажных корпусов архитектурного монстра.

Они немного покружили по безлюдным, пахнущим пылью и пустотой темным коридорам, выбрались на широкую каменную лестницу, и по ней поднялись на башню.

Кабинет Владимира Ивановича был до краев заполнен солнцем. Сквозь пробитые по периметру высокие окна его лучи навылет пронизывали башню.

Ее внутренность была перегорожена на две части. Перегородкой служила зеленая брезентовая ширма на каркасе из никелированных трубок, какими снабжаются военные госпитали.

В одной половине, стоял пегий от времени канцелярский стол с парой стульев, маленький журнальный столик и – все. Самые же нужные предметы помещались в другой половине – за ширмой. Там находился обитый черной кожей диван-бегемот, кухонный шкафчик с посудой, газовая плитка и эмалированная раковина с холодной и горячей водой. Это были вещи совершенно необходимые вдовому коменданту. После смерти жены он почти все время проводил на работе. Через две улицы у него имелся хороший бревенчатый дом, но хозяин его не баловал своим присутствием ни сам дом, ни расположенный на его задах огород.

На его грядках в покое и довольстве обитали рослые сорняки.

Комендант относился к тем немногим горожанам, которые не сажали знаменитых колосовских огурцов. Это, разумеется, совсем не означало, что он их не ел. Напротив. Он даже любил сравнивать образцы засолки, предоставляемые разными хозяйками. Случалось, что испытываемые образцы поступали в его распоряжение вместе с хозяйками.

В былые времена Ефим неоднократно сиживал на башне с комендантом за рюмкой яблочной самогонки. С тех пор, здесь ничего и не изменилось. Разве что в простенке между высокими окнами появился большой глянцевый календарь военно-страховой компании с фотографией улыбающейся девушки. Из одежды на девушке имелась только солдатская пилотка. Сидела девушка на стволе танковой пушки.

Майор подошел к высокому окну, начинающемуся почти от самого пола.

Колосовка лежала под его ногами.

Поселок по самую макушку пряталась в зеленой пене садов.

Стояла над ним совсем деревенская тишина, и облака казались перьями, потерянными большими и добрыми небесными птицами.

– Что, Фима, скучаешь по Колосовке? – спросил Городовиков.

– Бывает. – согласился майор Мимикьянов.

– Вот и не уезжал бы.

– А что бы я тут делал? Место коменданта институтского здания уже занято… Один прапорщик оккупировал его намертво, трактором не сдвинешь…

– Ну, есть же тут ваша контора. Вон Витя Зимницкий сидит…

– Можно подумать, я сам себе места службы определяю!.. Если б так было, я бы себя уполномоченным по обеспечению секретности Черного моря назначил… – вздохнул Мимикьянов.

В это момент за спиной Ефима скрипнула дверь.

Он обернулся.

На пороге стояла большая белокурая женщина в переднике и снежной кружевной наколкой в волосах. Это была Аля Тиц, с которой Ефим расстался сорок минут назад.

Аля была подругой бравого вдовца с институтских времен. Будучи дамой разведенной, она очень хотела стать законной супругой коменданта Городовикова, упорно работала в этом направлении, однако взять Владимира Ивановича с его огромным опытом общения с женским полом, было не просто.

– Знаешь, Володя! – сказала она. – Ко мне сегодня утром какой-то пассажир пристал. – Очень я ему понравилась… За руку, ка-а-ак схватит! Отпускать не хотел… Хорошо, тут Фима зашел и его прогнал!

– А ты, Алевтина, сиськи наружу еще больше высунь, так к тебе все пассажиры сбегутся! – сверкнул офицерскими стальными глазами комендант в сторону выреза на Алиной блузке.

Ефим подозревал, что как раз такой реакции Аля и добивалась, но внешне она обозначила легкую обиду:

– Тебе дай волю, ты бы меня в своей старой гимнастерке ходить заставил. Она до горла застегивается!

– Аля! – строгим голосом сделал замечание личному составу Городовиков.

– Что, Аля? Что Аля? – вспыхнула буфетчица, но умеренно, не раздувая маленький огонек до пожара, грозящего всему дому – Что я виновата, что пассажирам нравлюсь? Вот Людка-сменщица, вообще, чуть не голой ходит, все просвечивает и вверху и внизу… Все прямо наружу, прости господи! А к ней все равно никто не пристает!

– Аля! – рассудительно произнес комендант. – Я тебе сколько раз говорил: бросай работу в своем буфете! Сколько всякой шпаны возле вокзала отирается!

– Легко сказать, бросай! А кто меня кормить будет? Вы Владимир Иванович? Так я согласная! – моментально оживилась Аля, явно имея в виду создание семьи совместно с Владимиром Ивановичем Городовиковым.

Разговор вроде бы незаметно, сам собой, приплыл к теме замужества. Но многоопытный майор понимал: само собой никогда ничего не происходит. У любого дела всегда есть автор. Просто иногда мы самонадеянно считаем, что сами выбрали дорогу, по которой пошли, и не видим хитрую руку, которая нас именно туда незаметно подтолкнула.

В данном случае, начиная разговор о приставании в вокзальном буфете, Аля рассчитала партию на три хода вперед. Она подготовила для коменданта ловушку, в которую он должен был обязательно забрести. Но заьрести, думая, что выбирает путь самостоятельно.

Очевидно, игроком Аля, как и вообще большинство дочерей Евы, была хорошим. Владимир Иванович, каким-то непонятным для него образом, нисколько того не желая, сам разговор на тему брака и вывел.

В ожидании ответа женщина на коменданта не глядела, с расстроенным выражением на лице рассматривала небо за окном.

Попав в расставленный для него капкан, Владимир Иванович не знал, что сказать.

Все, что он в итоге смог сделать, это внушительно прочистить горло и басовито крякнуть.

Алина поняла, что на этот раз сдачи противника пока еще не будет. Но, не будучи наивной, она особенно на это и не надеялась. Проведенной же атакой осталась вполне довольна. Капля камень точит, а мужчину превращает в мужа только ежедневный женский труд. Пусть не сегодня, пусть не завтра, но, в конце концов, крепость все равно падет, и она добьется желанного штампа в новом российском паспорте.

Прекратив действия в лоб, Аля отошла на заранее подготовленные позиции и начала обходную операцию под условным названием «Забота».

– Мужчины, вы обедать будете? – спросила она усталым, но ласковым голосом беззащитной Золушки.

– Ефим, как ты насчет – покушать? – обрадовался комендант завершению опасной темы, которую сам, по собственной глупости и вызвал на свет. – Время уже!..

Они сели за небольшой канцелярский столик, стоящий у окна. Стекольный переплет начинался в полуметре от пола.

Если опустить взгляд, прямо под ними лежала асфальтовая дуга подъездной дороги, лента тротуара с одиноким фонарным столбом и зеленая губка акациевых кустов.

Аля была хорошей хозяйкой, да и война за сердце упрямого коменданта не давала ей расслабляться. Она сделала окрошку на настоящем хлебном квасе с кубиками розовой колбасы, яйцом и картошкой.

На подносе рядом с двумя полными тарелками стоял и соблазнительно запотевший двухсотграммовый графинчик.

– Что это, Алевтина? – строго спросил комендант, указывая глазами на графин.

– Ефим Алексеевич не каждый день приезжает… – ответила Аля. Этими словами она показывала, что все-таки обижена, и яблочную водку выставила исключительно для уважаемого гостя, а совсем не для тех, кто никак не может по-настоящему оценить и позвать замуж любящую женщину, к тому же, хозяйку, каких поискать.

Но и Владимир Иванович был не лыком шит. Показывая, кто все-таки хозяин в доме, он выдержал жирную паузу, и только после нее сдержанно кивнул Але:

– Ну, ладно. Так и быть. Оставь.

Холодный графинчик с яблочной водкой домашнего производства торжественно перекочевал в центр маленького столика.

– Кушайте, мальчики! – шелковым голосом произнесла Аля. – Там в холодильнике еще голубцы. Если захотите – разогреете, хорошо? А мне уже в свой буфет бежать надо! Через сорок минут фирменная «Сибирь» остановится, буду прибыль делать.

– Спасибо Аля. – сухо поблагодарил Городовиков буфетчицу.

– Так я пошла? – дисциплинированно спросила разрешения временно сменившая тактику комендантская подруга.

– Да, иди Аля. – ответил комендант.

Алино воинское искусство принесло свои результаты. Хотя комендант продолжал изображать строгость, но его голос значительно потеплел.

Буфетчица повернулась и неторопливо, специальной штурмовой походкой прошла по комнате, покачивая солидными бедрами, словно тяжелая барка на небольшой волне. У двери она улыбнулась, дескать, никаких обид не помню и люблю по-прежнему.

Буфетчица вновь показала себя опытным стратегом. Перегнуть палку не менее опасно, чем не догнуть. Ведь рядом ходят и другие охотницы. Начинать свою атаку, они, как водиться, будут с радостных улыбок и демонстрации полной готовности выполнить любую волю обожаемого избранника. На этом сладком фоне, нельзя постоянно натягивать на лицо обиженное выражение. Можно потерпеть полный крах. Таким, в принципе сильным и проверенным средством, как расстроенная физиономия, надо пользоваться очень умеренно.

Ефим поставил про себя Але высшие балы, как за мастерство, так и за артистизм.

Комендант аккуратно разливал яблочную самогонку, не догадываясь, какой огромный объем аналитической работы осуществляет генеральный штаб противника по его поводу.

– За встречу? – произнес Владимир Иванович, поднимая покрывшуюся легким туманом стопку.

Ефим поднял свой стеклянный бочоночек. Он понюхал напиток, уловил знакомый сладковатый растительный запах и сделал маленький глоток.

Выгнанная Алей самогонка была отличной. Все было, как прежде. Если не считать того, что происходило у подножия комендатского кабинета.

– Так что у вас тут происходит? Отчего все дымит и пылает? – спросил майор, поднося ко рту ложку с окрошкой.

– Ну, а как не гореть? Как не гореть? – поставил опустевшую рюмку на стол комендант. – Средство для ванн «Милена» – это ж фактически чистый спирт! Девяносто градусов! Знаешь, как спирт горит?

– А что у вас сильно полюбили в ваннах мыться? – поинтересовался Ефим.

– Да у нас еще не очень… – взялся за ложку и комендант. – Больше родную яблочную предпочитают. Нас уж к средствам гигиены не приучишь! А вот у соседей, в Москаленском районе, да и в Бородянском, там, да – потребляют, будь здоров!

– Неужели эта «Милена» такая хорошая вещь?

– Хорошая – не хорошая, главное – почти дармовая! – отправляя в рот окрошку, произнес Владимир Иванович. – Из одной маленькой бутылочки «Милены» если разбавить, поллитровка сорокаградусной получается… В пять раз дешевле, чем, если водку в магазине брать… Это даже дешевле, чем первач гнать, сахар-то, он тоже нынче не мало стоит… Государство за средства для ванн акциза не берет, как с полезного гигиенического средства, вот «Милена» такой дешевой и выходит! А спирт – тот же самый! Мужикам – экономия, а Борису Петровичу Сабаталину, соответственно, – прибыль. Разве плохо?

– Почему же плохо? – согласился майор. – Еще как хорошо! Ну, а машины с этой «Миленой» сами по себе, что ли, загораются? Без причины?

– Сама по себе и рюмка не поднимается. – резонно заметил комендант. – Пока кто-то руки не приложит.

– И, что за фамилия у этих рук?

– Ну, Фима, ты слишком много хочешь! Откуда ж я знаю! Милиция искала – и та ничего не нашла. Посчитали, вроде как, самовозгорание от неосторожного обращения…

– Володя! – упрекающим тоном произнес майор. – Что ж у тебя и предположений никаких нет?

– За руку я никого ловил… Ну, а так, конечно, кое-какие соображения имею… – с ноткой самодовольства в голосе ответил комендант.

– Так давай свои соображения! – нетерпеливо подтолкнул собеседника Ефим.

Комендант кашлянул для солидности, ложку не положил, но пользоваться ей стал реже.

– Командование Колосовского ликероводочного завода очень огорчается… – неторопливо начал он. – Встанет скоро завод. Не берут больше мужики водку, гигиеническими средствами обходятся… А хозяин завода на овечку-то не сильно похож… Уж я-то Карабанова давно знаю. Изучил, еще когда Марат Матвеевич у меня завхозом бегал! Он сам, кого хочешь, схарчит… И, как ты думаешь, будет он спокойно смотреть, как «Флора» его бизнес рушит? – строго спросил майора Владимир Иванович.

– Да, наверное, не будет. – согласился Мимикьянов. – Прав ты, директор ликероводки в подозреваемые годится.

– Еще по одной? – спросил Городовиков, поднимая графинчик. – Ты чего скромничаешь, Ефим? Не пьешь совсем? Заболел, что ли?

– Не хочу что-то. Пей один, на меня внимания не обращай…

– Ну, смотри, Фима… Выборы – дело добровольное. Это право, а не обязанность каждого гражданина… – торжественно изрек Владимир Иванович и наполнил свою рюмку. Но сразу пить не стал, опустил на стол.

– Есть и другие недовольные… – произнес он, искоса сверкнув на Ефима своими патентованными офицерскими глазами.

– Да? – поднял глаза от тарелки Ефим.

– Да. – подтвердил комендант.