Фортуния любит отчаянных

Часть I. Вечер накануне

Его Величество изволили жаловаться Первому советнику на негодную дочь. Опрокинув рюмку, папенька принял горестную позу и всхлипнул, излагая восьмую строку из длинного списка моих невинных — правда, совершенно невинных! — шалостей.

— Принцу Надскому наслала призрак его отца, который завывал, лязгал доспехами, угрожал полчищами пауков и требовал отказаться от брака. Этот слабак утром так торопился уехать, что даже не вспомнил, что король Надсии жив и здоров, а посему в виде призрака ходить никак не может!

— И откуда только узнала про его страхи? — покачал головой советник.

Откуда, откуда... Если не лупить слуг почем зря и дарить им по золотому на праздники, то они не станут разбалтывать ваши секреты направо и налево, а напротив, сообщат вам чужие. А принц Надский очень, очень плохо обращался со слугами.

— Герцогу Тальму битый час рассказывала про дворцовых кошек, и какие породы она непременно заведет в доме мужа, — продолжал папенька.

— Может быть, Ее Высочество Беатрис от чистого сердца делилась мечтами, — робко понадеялся советник.

— Я бы сам, друг мой, хотел бы, чтоб тот разговор вышел случайно, а не оттого, что герцога в детстве подрал дворовый кот, и теперь он при виде кошек покрывается холодным потом и начинает заикаться.

Оба вздохнули и выпили еще.

— Хорошо еще, что посол Лагирии оказался отходчивым, — папенька покачал головой.

Сэр Крикус закашлялся. Привычку Первого советника всячески оттягивать момент неприятных известий знали все во дворце.

— Ва... Ваше Величество... Я не осмеливался доложить вам, но...

— Говори, чего уж там, — махнул рукой папенька и налил снова.

— Нам пришлось заключить с Лагирией договор о поставке серебра на три года. Но мне удалось выбить не такие кабальные условия, как предлагалось вначале!

У папеньки будто зубы заболели, все разом.

— Ваше Величество, — продолжал советник. — Вы должны понять... После того, как принцесса во всеуслышание заявила, что зеленый камзол посла прекрасно подходит к его жабьей физиономии, а глянув на портрет Лагирийского короля сравнила его с хряком, отношения между странами нужно было спасать.

Я удержала возмущенный вопль, чтоб не выдать себя неосторожным звуком. Фальшивая стенка была слишком тонкой, и если звуки из кабинета папеньки прекрасно были слышны в тайном проходе, то и обратное наверняка верно.

Нет, ну каковы наглецы! Это я-то испортила им отношения! Меня собирались отправить королю Лагирии словно груз в трюме корабля, даже не давали возможности познакомиться с женихом лично. Впрочем, судя по портрету, ничего хорошего из знакомства не вышло бы. Если уж на картине, где художники стремятся приукрасить реальность, король выглядел как молодой хряк, то вживую наверняка был хряком старым.

Половина из женишков в отцы мне годилась. В другой половине — если не стар, то глуп. Если не глуп, то жесток. Если не жесток и не глуп, то перещипал всех служанок без разбора внешности, возраста, а в некоторых случаях — и пола. Не могу понять, за что папенька со мной так обходится? После того, как оба старших принца женились, у него просто одержимость какая-то — найти мне мужа.

Тем временем, услышав про серебряные рудники, папенька сделал несколько глотков прямо из графина, потемнел лицом и зарычал так, что Крикус подпрыгнул в кресле:

— Пиши указ. Сам пиши, дело неотложное. Пусть на всех площадях объявят, что выдам принцессу за первого, кто завтра с утра войдет в дворцовые ворота. Приданого — десять золотых, два простых платья и теплый плащ. И всё.

— Ва.. ваш...

— Пиши!

Нет. Нет. Этого не может быть! Я зажала себе рот руками, чтоб не закричать, и рванула по тайному ходу к себе в апартаменты. Когда папенька в таком состоянии, он непременно завершает все глупости, за которые берется.

Год назад после новомодного продукта дистилляции папенька издал указ о строительстве университета в Гриндоке — маленьком городке среди скал и холмов далеко на севере. По счастью, проспавшись наутро монарх призвал к себе для разговора ректора столичного университета, и тот дал ему дельный совет. Этой осенью назначено открытие в Гриндоке университета с единственным факультетом, который готовит учителей для сельских школ. Преподавать в Гриндонский университет сослали пятерых проштрафившихся профессоров.

Три года назад во время возлияний Его Величество пожелал создать отряд боевых элефантов. По великому счастию он не указал точное количество и вид животных. Три сиприйских карликовых элефанта были доставлены в специально выстроенный для них зоосад к югу от столицы. На ворота прибили вывеску "Особый королевский гарнизон", и забавных животных с длинным носом и большими ушами демонстрируют всем желающим за серебряк. Поскольку ухаживать за элефантами присылают провинившихся солдат, дисциплина в близлежащих гарнизонах существенно укрепилась.

Но примечательней всего был случай пять лет тому. Распив вторую бутылочку весьма коварной настойки Его Величество пожаловался Крикусу на фаворитку, и тот неосторожно посоветовал избавиться от "несносной дамы", отправив ее куда-нибудь подальше. Через пять минут папенька подписал указ о назначении леди Доминари послом в Полиадорию — небольшое государство в тропиках с весьма странными обычаями. Отбыть он приказывал немедленно, сию же минуту. Папенька еще не успел допить бутылку, как фаворитку со всеми сундуками препроводили в порт, и едва забрезжил рассвет, судно отошло от причала. Через год пришло письмо, что леди Доминари более не может выполнять обязанности посла, поскольку приняла подданство Полиадории, сочетавшись браком с королем Полиадории и двумя его братьями, таким образов став третьей женой в этом благославленном шестирукой Уни союзе. Отныне одно упоминание Полиадории вызывает у папеньки подергивание глаза.

Поэтому я ни минуты не сомневалась, что указ будет подписан, оглашен и выполнен.

— Задница кентавра! Волосы горгоны мне в глотку! Стрикс! — я сыпала ругательствами, не стесняясь фрейлин.

День первый

Сколько себя помню, мне хотелось бегать, прыгать, лазать по деревьям и копать червей, чтобы рассмотреть, из чего они состоят, а меня заставляли чинно ходить, ровно сидеть и вышивать. Матушку я потеряла слишком рано, чтобы помнить ее и брать пример, папенька весь свой родительский пыл удовлетворил старшим Эгбертом и средним Альфредом, а меня передал гувернанткам и фрейлинам, которые имели надо мной весьма мало власти. Быть похожей на них я совершенно не хотела.

В шесть лет я стащила у кухонного мальчишки штаны и рубаху, подвязала волосы и вволю набегалась на заднем дворе. Вернувшись, я обнаружила ревущего поваренка и кухарку с полотенцем. Гувернантка мне выговаривала, что нехорошо, когда из-за моих проказ страдают невинные. "Значит, должны страдать только те, кто в чем-то виноват," — сообразила я.

Мальчишескую одежду у слуг я больше не таскала. Мой средний брат Альфред, которому в ту пору было десять, приказал набить сеном несколько своих старых нарядов, чтоб лупить по ним игрушечной саблей, и я выпросила у него рубаху, жилет и штаны. Я быстро научилась прятаться в саду от придворных и гувернантки, чтобы делать то, что хотелось: бегать, прыгать, лазать по деревьям и рассматривать червяков.

Обнаружив, чем занимается принцесса, папенька собрал консилиум лекарей, чтобы излечить благородное дитя от простонародных желаний. Лекари наперебой советовали успокоительные настойки, сонные травы и артефакты, которые будут громко звенеть, если я отойду от гувернантки на двадцать шагов. Только один седовласый мэтр ничего такого не советовал, дав консилиуму выговориться.

— Коллеги, — мягко начал он, когда поток идей исчерпал себя. — Ничего, из того что вы предлагаете, не даст необходимого эффекта.

Замолчали все, даже папенька. Про мэтра Инжектуса ходили слухи, что сам Эсклапий осенил его божественной искрой. Папенька его откровенно побаивался — мэтр Инжектус наблюдал за появлением папеньки на свет, лечил ему горло, нос и прочие органы с малолетства, посему авторитет имел непререкаемый.

— Мы имеем дело с очень сложным, рискну предположить, неизлечимым случаем концентрации легированных металлов в форме острого стержня внутри большой ягодичной мышцы.

— Э... — напряг лицо папенька. — Мэтр, при всем моем уважении я попросил бы у вас пояснений, и если вы, несмотря на сложность состояния пациентки, найдете возможности сгладить течение болезни, Корона была бы вам премного благодарна.

— Шило у нее в заднице, — охотно пояснил мэтр. — И это не лечится. Приставьте к ней не сушеную черепаху, — кивнул последователь Эсклапия на мою гувернантку, — а кого-нибудь помоложе и порезвее. Пусть вместе бегают, прыгают и копают червей. Посадите Ее Высочество Беатрис за один стол с Его Высочеством Альфредом, пусть она тоже решает задачки. Боюсь, Его Высочество Эгберт ее уже не нагонит. — Он положил руку мне на лоб, прислушался к чему-то и возвел очи горе. — Ох, горгульевы зубы, у девочки еще и магия проснется... Ваше Величество, если вы отказываетесь выполнять мои рекомендации, я не поручусь за целостность Большого дворца. И, пожалуй, выберу другое место для практики. Мне, знаете ли, дорог мой покой.

Выслушав эту тираду, потрясенный папенька попробовал возразить, что принцессе положено чинно ходить, ровно сидеть, учиться вышивать, а из гимнастических упражнений разрешены только танцы.

— Ваше Величество, если вы прикажете вон тому молодому дубку не расти, он вас не послушает, — кивнув в окно проговорил мэтр таким тоном, каким добрейшая нянюшка убеждала меня оставить в покое клыки огромного волкодава из охотничьей псарни. — Если вы построите вокруг него стены и потолок, дубок сломает и потолок, и стены. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.

— Но вышивание... хорошие манеры... Ей предстоит выйти замуж и укрепить династическим браком Корону, в конце концов! — в голове папеньки послышалось отчаяние.

— Дитя, — обратился ко мне мэтр Инжектус, — ты согласна учиться вышиванию и хорошим манерам, если в прочее время тебе дадут возможность проявлять свою буйную натуру приятными тебе способами?

Я не поняла всего предложения, но будучи в уверенности, что мэтр на моей стороне, немедленно кивнула.

— Замуж еще не и таких выдают, — закончил мэтр.

Назавтра я спросила у поваренка, что такое "задница". Он продемонстрировал на себе, за что получил выволочку от посудомойки. После подобного опыта вызнавать про шило я не рискнула.

Папенька внял увещеваниям мэтра. Ко мне приставили бывшую циркачку, с которой мы проводили три часа в день. Урокам рядом с Альфредом папенька тоже не возражал, и средний брат даже не очень сильно шпынял пигалицу на соседнем стуле, лишь иногда, по-родственному.

Старший брат и наследник престола Эгберт попытался возмутиться, почему недостойное существо учат тому же, чему и принцев, но я спросила, сколько планет на небосклоне, и когда он в молчании наморщил лоб, радостно воскликнула: "Видишь, этому тебя не учили, значит — не тому же!" Альфред захохотал, а Эгберт прибавил к презрению в мою сторону изрядно злости. Не случилось у нас с ним братско-сестринской любви.

Я же, со своей стороны, за последующие годы наловчилась вышивать сносные букеты, отрепетировала дюжину поклонов и вызубрила три тома этикета. Когда мне было восемь, во дворце появился маг с племянницей Катрионой, откуда-то из провинции приехал новый архивариус с дочерью Сабиной, и оба занятых отца были рады, что у их девочек появилась высокородная компания. Казалось бы, боги подарили мне безоблачное детство, но увы, папенька не оставлял надежд сделать из меня выгодный и достойно представленный товар.

Дюжина придворных дам, сменяя друг друга, наставляла меня скрывать ученость, смотреть на мужчин кротко и с восхищением, почитать родителя и готовиться к задуманному папенькой замужеству.

— Он будет молодой и красивый? — допытывалась я, когда мне исполнилось десять лет.

— Он будет таким, как надобно королевству, — ответила маркиза Дропис. — Ваш долг состоит в том, чтобы любить его, уважать и всячески угождать, как положено приличной супруге.

День второй

К полудню план действий был готов.

Мы с фрейлинами разложили арсенал артефактов, необходимыми благородным девицам во дворце: браслет, где каждое из звеньев было заряжено небольшой молнией; перстень, который превращал напиток в быстродействующее снотворное, если прижать камень к бокалу и досчитать до трех; кулон, который распространял волны безудержного чиха, стоило его обладательнице завизжать; и, наконец, последний оплот — пояс благонравия — ужасающее приспособление, которое я надевала на себя лишь раз, отправляясь в путешествие мимо Черного леса. Хоть и сопровождало меня три дюжины охранников, мало ли, что может случиться, чем Мойры не шутят. К счастью, не пригодился. И теперь мы выложили все вещи перед Энни, уговаривая не пренебрегать ни одной.

Энни убедила нас, что перстень на руке горничной будет смотреться странно. Остальные украшения можно спрятать под одеждой.

На девушку легла самая опасная задача: соблазнять претендентов на мою руку. Доводить соблазнение до логического конца в наши планы не входило, поэтому мы обвесили Энни всей доступной защитой.

В натуральном виде Энни была блеклой, невзрачной, особенно в мешковатых платьях, которые она носила нарочно. Но стоило придать ее волосам рыжеватый оттенок, подкрасить брови с ресницами и надеть платье по фигуре, как она могла бы дать сто очков вперед моей троюродной кузине, первой красавице дворца. Именно поэтому до сего дня мы преображали Энни исключительно в моих апартаментах, не показывая наше творение больше никому.

Но сегодня ей предстояло воспользоваться природными дарами во благо Короны.

Агни и Дагни отличались друг от друга достаточно, чтоб не спутать, даже если встретишь лишь одну из них. Волосы Агни были прямыми и светлыми, в то время как Дагни гордилась темно-русыми кудряшками. Глаза у одной карие, у другой серые. Черты лица и вправду были похожи. Мы в этом убедились однажды, когда перекрасили и завили одну, и сварили для другой зелье, затемняющее радужку глаза.

Завтра, а может, послезавтра нам пригодятся опыты прошлого.

Сабина обладала большей свободой, чем я или Катриона — у нее имелся младший брат, который мог сопровождать ее в прогулках по городу. Ответной любезностью Сабина прикрывала его вылазки за пределы дворца по любовным делам. Отец прочил его на свое место, но парень явно не горел желанием зарываться в старинные пергаменты и натирать пальцы пером, путь и зачарованным. Сегодня у него с Сабиной своя задача — я вручила им стопку ассигнаций и список необходимых покупок. Далеко не все ингредиенты для магических зелий можно умыкнуть у дворцовых магов.

А мы с Катрионой прокрались к черному входу в кухню и проследили, как Дагни выносит маленького беленького котенка — плод любви одной из дворцовых кошек, что хранили запасы от мышей. В детстве Катриона узнала, как обходятся с ненужным приплодом, и устроила отцу истерику с рыданиями. Придворный маг, чертыхаясь, воздевая руки, кляня и подземный мир, и звезды, создал заклинание, которое лишало кошек радостей материнства и отцовства. Но поскольку дворцу все же требовались новые поколения усатой охраны, с избранных пар раз в несколько лет чары снимались.

Первым номером предстояло стать барону Беллу. Ничего не подозревающий барон упражнялся в фехтовании с низкой веткой липы в дальнем углу сада, когда к нему прибежала взволнованная Агни.

— Милорд, — обратилась к нему девушка, заламывая руки. — Прошу вас... возможно, у вас найдется минута помочь... там... О, милорд, прошу вас!

Приподняв бровь, барон двинулся за Агни. Мы с Катрионой последовали за стеной кустарника, образующего садовый лабиринт.

Агни привела барона к одному из дворцовых прудов, где на маленьком островке таращил глаза испуганный кухонный котенок.

— Как он туда попал, как? Не представляю. Милорд, прошу вас!

Котенок издал плаксивый писк. Я в которой раз поклялась, что в возмещение волнений устрою беленькому самую сытую и благополучную судьбу.

— Что вы хотите от меня? Чтобы я лез в грязную воду? Позовите кого-нибудь из слуг, в конце концов! — раздраженно сказал Белл.

— Я не могу никого найти! Ему страшно... — последнее она проговорила в спину удаляющегося барона.

Минус один в списке. Мы с Катрионой объединили усилия, и сгусток воздуха принес котенка обратно. Напоив беднягу припрятанным в кустах молоком, мы двинулись на поиски следующей жертвы.

Лорд Сантион о чем-то беседовал со слугой. Котенок размурлыкался, пригревшись в руках Катрионы. Пусть отдохнет, нам придется подождать.

Если бы мы не следили за Сантионом, то не заметили бы короткий блеск золота, мелькнувший в его руке.

— Агни, — прошептала я. — Сможешь узнать, за что он заплатил?

— Постараюсь, Ваше Высочество.

Мы дождались, когда слуга отойдет подальше, а Сантион двинется по боковой аллее, и создали новую композицию из живой и неживой природы. На этот раз беленький комочек пищал с высокой развилки дерева. Чтобы уравнять шансы, мы изрядно измазали ствол только что политой землей с клумбы.

Вскоре грязь с корой почтили своим присутствием белую рубашку Сантиона. Жилет и камзол он предусмотрительно снял. Агни рассыпалась в благодарностях, приняв котенка из его рук, и доставила малыша под бок к маме-кошке, а нам пришлось возвращаться к обеду.

Обед подавали в Большом Зале, где кроме нас с отцом и братьями, моих фрейлин, первого советника, верховного канцлера, маршалла, герцога Тальма и посла из Бальмизии — то есть, обычной компании — присутствовали все семеро претендентов на мою руку.

Я не стала сообщать папеньке, что на самом деле рассматриваю лишь четверых. Впрочем, о том, что командору моя рука не достанется, думаю, папенька сам догадался. Интересно, что заставило прославленного в прошлом воина с двумя взрослыми сыновьями раздавать зуботычины и мокнуть у ворот?

Что их всех заставило? Пожалуй, этот вопрос мне нужно прояснить в первую очередь.

За столом потек непринужденный светский разговор. Я присматривалась к манерам женихов. Увы, расслышать, о чем они говорили, я не могла. Лишь видела, что Сантион дружелюбно улыбается всем присутствующим, но при этом его глаза не выражают никакого веселья — они цепко рассматривают соперников. Дженкинс, напротив, едва улыбается. Говорит он мало и скупо. Кларк держит светское лицо, но каждый раз, когда ему приходится что-то произнести, слегка хмурится, будто разговор ему в тягость. Вольф, единственный оставшийся неблагородный из списка, чувствует себя не в своей тарелке, и его можно понять. Пожалуй, не будем считать это недостатком. Научить дворцовому этикету можно, в отличие от доброты и порядочности.

День третий

"Темная лошадка" поджидал меня у выхода в сад. Отвесив положенный поклон он пристроился рядом и завел приличествующий случаю светский разговор о погоде. Но стоило нам углубиться в садовый лабиринт, как Дженкинс прервал размышления о возможности завтрашнего дождя и будто между делом спросил:

— Ваше Высочество, могу я поинтересоваться, какое испытание вы назначили для меня? Будет ли это потерявшийся щенок или заплаканный ребенок?

— Отчего вы решили, что вас ждет такое испытание? — благодаря дворцовой выучке я умела удерживать удивление внутри.

— Окна моей комнаты выходят на дорожку из хозяйственной части. Одна из ваших горничных пробежала в сад с белым котенком, после чего лорд Сантион вернулся в запачканной рубашке. Он, разумеется, постарался скрыть ее под жилетом и камзолом, но манжеты выдавали, что он изрядно извозился. Затем лорд Кларк привел хромающую пожилую служанку с грязной корзиной. Я бы оставил это без внимания, если бы через час мастер Вольф не привел бы ту же женщину с той же корзиной тем же путем и с той же хромотой. Также осмелюсь заметить, что ваша камеристка Энни весьма мила, и я уверен, что вы позаботились о ее безопасности, но я бы посоветовал не вовлекать ее в подобные миссии, а подобрать хорошего мужа. — Глянув на мое озадаченное лицо он поинтересовался: — Ваше Высочество, могу я узнать, кому достался второй выход котенка, Беллу или Виллиамсу?

Так вот чем занимался Дженкинс — вызнавал сведения и присматривался к жизни во дворце. Нужно попросить горничных разузнать, с кем он успел переговорить, и о чем.

— Лорд Дженкинс, вы уже сбросили со счетов героического командора?

— Ваше Высочество, я сомневаюсь, что вы захотите стать мачехой двум офицерам старше себя.

Все это Дженкинс говорил совершенно серьезно, позволив себе лишь тень улыбки. Что-то подсказывало мне, что от этого человека нужно держаться подальше.

— Вы весьма хорошо осведомлены, лорд Дженкинс. Неужели за два дня вы успели собрать сведения на всех своих соперников?

— Увы, увы, не на всех. — Он дернул ртом. — Мы с командором встречались на приеме год назад, когда он сетовал моему двоюродному дяде, что оба сына больше тяготеют к полевой работе и наотрез отказываются переводиться в штаб. Поскольку штабные должности предлагают не раньше трех лет после выпуска из военной академии, а выходят оттуда в двадцать, нужно всего-лишь сложить два числа.

— Вы меня пугаете, лорд Дженкинс.

— Я всего-лишь откровенен с вами, Ваше Высочество.

— Тогда прошу вас о еще одной откровенности. Поведайте мне, зачем бы такому хитроумному лорду участвовать в драке у королевского забора и после ночевать под снегом и дождем, рискуя быть убитым при штурме открывшихся ворот?

— Я был уверен, Ваше Высочество, что Корона не допустит смертоубийства под дверьми дворца. Что же касается причины... Вы не верите, что Ваше Высочество стоит таких жертв?

— Со стороны мужчины, который меня ни разу не видел и не говорил со мной? Нет. Если же мужчина надеется на равную моей корону, то увы и ах, такой проницательный человек, как вы, мог заметить из указа, что невеста в опале. Поэтому, вы правы, не верю.

— Хм, — он дернул углом рта. — Что ж, придется признаться. В тот вечер я был несколько нетрезв, отмечая одно удачное дело в ресторации недалеко от Башенной площади, и услышав указ Его Величества, неосторожно заметил, что окажись я у ворот, непременно проник бы наутро во дворец. Мой собеседник поймал меня на слове, и мы поспорили на десять золотых.

Я так и не могла понять, шутит он или нет.

— Что ж, милорд, вы уже выиграли спор. Стоит ли оставаться?

— Ваше Высочество, я небогат и не обладаю титулом. Вряд ли мне доведется второй раз в жизни попасть во дворец, поэтому я пользуюсь случаем побывать в вожделенном для всей Ангорской аристократии месте. Надеюсь, вы не прикажете мне выйти вон за ворота немедленно?

— До конца отбора я не имею на это права. Развлекайтесь в свое удовольствие, милорд. Отвечу на ваш вопрос: нет, щенка мы не могли к вам подослать за неимением оных.

— Благодарю, Ваше Высочество.

С этими словами Дженкинс изобразил подобие улыбки, поклонился и пропустил вперед нашу процессию, чтоб пойти в противоположную сторону.

Минус один. Определенно минус один. Что-то меня в нем беспокоит. Наверное, то, что он явно лжет. Он мечтал побывать во дворце, но при этом два дня не выходил из гостевого крыла?

Следующим меня нашел Сантион. Он начал напрямую, без обиняков:

— Ваше Высочество, позволите присоединиться к вашей прогулке? Надеюсь, мои соперники еще не утомили вас разговорами, и мне достанется доля вашего внимания.

Он так обезоруживающе улыбнулся, что мне оставалось только кивнуть. Лорд предложил мне локоть, возводя себя в ранг официального спутника на променаде члена королевской фамилии. Я положила руку на сгиб, но слегка приподняла бровь. Он состроил покаянное лицо, что не помешало проявиться довольному выражению.

Что ж, если лорд Сантион любит прямоту и быстроту действий, воспользуемся его же приемом.

— Лорд Сантион, не откроете мне тайну, что заставило вас мокнуть под дождем и мерзнуть под снегом целую ночь, а то того участвовать в небезопасной драке?

— Награда, Ваше Высочество. Полагаю, у меня есть некоторые шансы.

— Милорд, я в опале, и если вы надеялись на положение возле трона, вы мерзли зря.

— Ваше Высочество, я имел в виду вас.

Что значит этот серьезный взгляд? Игра? Или...

— Позвольте вам не поверить. Только в легендах мужчины сражаются за женщину, едва увидев ее портрет.

— Ваше Высочество, я и не надеялся, что вы меня запомните. Год назад на балу у герцога Тальма вы подарили мне кадриль, а после мы побеседовали на балконе у дерева с розовыми цветами.

— Милод, откуда бы вам знать, что это была именно я? На маскараде у герцога Тальма меня никто не узнал.

— Полагаю, многие узнали, но только у простолюдинов принято кричать "маска, я тебя знаю". Впрочем, уверен, что для большинства ваша личность осталась тайной. Люди так ненаблюдательны.

День четвертый

Едва я проснулась, как мне доложили, что лорд Натан Кларк передумал принимать участие в состязаниях за руку принцессы и рано утром покинул дворец.

Папенька позвал меня на завтрак в Малую Королевскую столовую, где стоял столик на четверых, а сидели двое — я и Его Величество.

— Как проходят твои изыскания? Капитан передал мне твои вопросы. Недурно, недурно.

Я и не ожидала, что капитан оставит папеньку в неведении.

— Я могу ожидать ответов?

— Разумеется. Насколько мне известно, его люди сейчас выясняют все обстоятельства.

— Благодарю. Могу я узнать, по каким причинам лорд Кларк покинул дворец?

— Отчасти. Нам неизвестно, была ли смерть предыдущих двух жен Кларка естественной, или же он приложил к этому руку, но твое замужество должно вызвать в наших подданных восхищение моей жесткостью, а не смех. Поскольку ты все равно получила бы эти сведения сегодня, и надеюсь, сделала бы правильные выводы, я решил избавиться от Кларка пораньше.

Мне удалось спокойно вынуть ложечку изо рта и даже набрать новую порцию крема. Про Кларка я жалеть не буду. Он не показался мне интереснее остальных, а третья жена... и правда, это уж слишком.

— В свою очередь, я бы хотел узнать, сколько кандидатур ты на самом деле рассматриваешь. Очевидно, что не всех шестерых. Ты ни разу не поинтересовалась командором.

— Как и он мной. Не знаю, ради чего он в свои сорок пять решил потягаться с молодыми, но явно не за мою руку.

— Нет, конечно. Ему пришлось уйти в отставку из-за слишком жаркого спора с адмиралом. Но думаю, синяки адмирал получил заслуженно — дальнейшие события показали, что командор был прав.

— Он проник во дворец, чтобы похлопотать о возвращении на службу?

— Именно. Сегодня маршал сообщит Брауну, что тот принят в штаб флота. Итак, сколько?

Я нахмурилась, пересчитывая: Сантион, Вольф... и... и все? Включать ли Дженкинса?

— Трое, — я решила назвать цифру посолиднее.

Его Величество кивнул, и больше мы до конца завтрака не произнесли ни слова.

Вернувшись в апартаменты я в ярости разорвала листок с именем Кларка. Нет, сам дважды вдовец был ни при чем. Бумаге досталось за решение моего папеньки использовать судьбу списанной со счетов дочери как назидание для народа.

Агни принесла от капитана два листка. Первый гласил, что Дженкинс занимается посредничеством между крупными негоциантами, разъезжая по королевству, нигде не задерживаясь на одном месте. Этот "жених" откровенно дал мне понять, что моя рука ему не очень-то нужна, но может быть, это хитрый ход? Заинтересовать девушку отстраненностью, пробудить в ней желание доказать, что она его привлечь? Дженкинс торгует сведениями, но для такой торговли ему нужно доверие со стороны всех участников. Он небогат, но и не беден, значит, какой-никакой вес в его кругах уже имеет, но все-таки жениться на принцессе, пусть и опальной, прибавит вес его репутации.

Действительно в тот вечер он сидел в ресторации "У западных ворот" — весьма, весьма дорогое заведение. Они отмечали с мэтром Каперсом и лордом Гренком удачную сделку. Гренк уже покинул столицу, но мэтр Каперс, столичный поверенный высокого ранга, сообщил, что разговаривали они о поставках шерсти и металла для Короны, которыми занимается Гренк, об экспедициях к местам новых месторождений, которые отправил Гренк, об отставке любовницы герцога Тальма, о новых танцовщицах в варьете — обычные мужские разговоры. Единственная странность — по словам мэтра они с Гренком убеждали Дженкинса отказаться от этого безумия, а вовсе не ловили на слове, как тот утверждал. Но скорее всего, Дженкинс к тому времени подвыпил и постеснялся признаться, что ляпнул глупость.

Про Сантиона было известно меньше. Служит при герцоге Тальме, но это не было новостью. Часто разъезжает по его поручениям по королевству. В дни маскарада был в столице. Больше ничего выяснить не удалось. Что ж, такой, каким я увидела Сантиона, ни за что не пропустил бы празднество в доме своего патрона, а значит, и танцевать мы с ним могли, и разговаривать.

Оба молодых человека не сидели на месте, но это вполне естественно для многих мужчин их возраста.

Ювелир создавал украшения из дорогих камней с обилием золота, которые по большей части раскупали обеспеченные горожане и мелкие аристократы, у которых водились деньги. До сих пор его попытки завести клиентов в высшем свете не увенчались успехом.

Ни у кого из них не было ни жен, ни детей, по крайней мере, известных.

Мотивы всех троих выглядели разумными. Дженкинс хочет покрутиться во дворце, завести знакомства, а если удастся прибавить к репутации довод "зять короля", это будет приятным дополнением, даже если принцесса в опале. То же самое можно сказать о Сантионе, с той лишь разницей, что я могла ему понравиться. С женой-принцессой он встал бы совсем рядом с Тальмом, а если жена еще симпатична — да, за это стоило побороться. Для ювелира я была пропуском в великосветский мир.

Где-то внутри заскребло от циничности их побуждений, но я никогда не питала иллюзий, что женятся прежде всего на Малой Короне, даже если мне будет дозволено выбрать себе жениха самой. Без расчета к принцессам не сватаются.

Что ж, будем выбирать. Я позвала свою команду, чтоб приготовить испытание Сантиону, Вольфу и непременно Дженкинсу.

Я села за секретер и собственноручно написала Сантиону просьбу прийти к оконечности восточного крыла дворца в три часа пополудни и выразила надежду, что сегодня он в хорошей форме. Дженкинс получил такое же приглашение на четыре. И Вольф — на пять.

За обедом я съела лишь немного легкого бульона и крохотную порцию салата.

Около трех пополудни я стояла в тренировочном дворике охраны в мундире кадета с саблей в руке. Прастон, стараясь сдержать улыбку, нарочито суровым голосом выговаривал мне, что негоже так с мужчинами обращаться. Они существа нежные, и если я мужчину поколочу, что будет с его гордостью?

— Прастон, зачем мне муж, которого я могу поколотить?

День пятый

В креслах среди книжных стеллажей расположились Сантион, Дженкинс, Вольф, Виллиамс и Белл. Командор утром покинул дворец — его ждал штаб флота. Хоть кому-то польза от папенькиного сумасбродства.

Сантион и Дженкинс кидали друг на друга взгляды, будто прощупывали противника перед поединком. Вольф сидел с постным лицом старой девы. Виллиамс не скрывал скучающего вида, а Белл выражал светский интерес.

— Я собрала вас, чтобы получше узнать о предпочтениях, милорды, господа. Мне бы хотелось услышать о какой-нибудь книге, которая произвела на вас впечатление. Лорд Белл, начнем с вас.

Я могла бы не придерживаться этикета, по которому положено начинать со старшего по статусу, но я хотела дать Сантиону и Дженкинсу — а меня интересовали только они — время собраться с мыслями.

Белл заговорил о некоем романе. Из его пространных объяснений я поняла только, что юная леди вышла замуж за простолюдина, вздумав досадить отцу, который сватал ей молодого барона, но ничего хорошего из этого не вышло. Весьма, весьма прозрачный намек.

Я предложила рассказать об интересной книге Сантиону. Тот принялся развивать успех, которого достиг во время прогулки, и поделился прочитанным из "Легенд и мифов Древней Эллации". По его мнению описанные там магические животные вполне могли водиться три тысячи лет назад. Некоторые были полуразумны, а другие более чем разумны. Например, шесепанх. Рассказывая про шесепанха, Сантрион едва ли не устроился лежа в кресле, разве что хвостом лапы не обмотал. Передавая содержание философских споров человекольва, Сантион делал вытянутое непроницаемое лицо, а после изображал отчаяние философов, которые рвали на себе волосы от понимания — переговорить эту чудовищную зануду они не в силах. По легенде, однажды к шесепанху пришла женщина и вела с ним беседы шесть дней кряду, а на седьмой день, не прекращая спора, они удалились вместе, и никто их с тех пор не видел.

Это было намного интереснее нравоучительного романа Белла. Впрочем, Белла я давно вычеркнула.

Дженкинс назвал "Исторические хроники в изложении мэтра Альвалиса". О, милорд, все же хотите произвести на меня впечатление. Но по насмешливому взгляду я поняла, что лорд Дженкинс не попался в ловушку, а зашел в нее, словно в гостиную на званом вечере, и с комфортом расположился.

Книгу эту я, действительно, знала и любила. Как раз позавчера собиралась взять ее перечитать, но кто-то перехватил ее раньше меня. Возможно, что и Дженкинс. Но в любом случае, я с удовольствием выслушала его изложение битвы при Ксебераньше.

В тот раз наши давние противники галнийцы, получив впервые отпор от объединенных сил Ангории и Эдачии, сделали вид, что наш остров им вовсе и не нужен, а воевать они собираются с Тахтинской Империей — своим соседом по материку с другой стороны. Ради этого галнийцы перерисовали карты, будто часть Тахтинской земли некогда была Галнией, и двинули войска. Армейским картографам был дан приказ вымарать все с той местности и написать лишь, что здесь была Галния. Добросовестные военные выполнили все, как сказали: уничтожили обозначения селений и городков, и лесов, и рек, и болот. Конечно, галнийские войска подозревали, что в тех краях вовсе не пустыня, и разведка вовремя докладывала о реках и лесах, а дорога — вот она, видна под ногами. Правда, куда она ведет, не всегда было понятно, но как-то справлялись.

Беда случилась, когда войско остановилось на очередной ночлег в болотистой местности, а некоторые отряды прямо в болотах. Глухой ночью замерзшие и грязные кавалеристы решили разжиться в ближайшем селении чем-нибудь согревающим и вытащили из единственной таверны все бочки. Добравшиеся за ними пехотинцы потребовали свою долю, но кавалеристы ответили... что они ответили, автор привести не решился, лишь упомянул, что некоторые офицеры пехоты не стерпели оскорблений в сторону своих матерей и бабушек. Кто первый решил применить аргументы физического свойства, осталось неизвестным, но вскоре улицы городка захватила драка между кавалеристами и пехотинцами. Удивленные тахтинцы попрятались по домам, предоставив галнийцам выяснять отношения между собой. Один из пехотинцев вскочил на лошадь и кинулся к войскам с криком "наших бьют", после чего упал с коня, потеряв сознание. Увидев пострадавшего пехотинца на чужом коне и услышав его слова, в лагере решили, что случилось нападение войск тахтинской империи. Возвращавшихся от селения кавалеристов и пехотинцев приняли за врагов, а их крики — за воинственный клич. Началась всеобщая неразбериха. В попытке остановить хаос некий офицер выстрелил из магострела вверх, но сделал это рядом со штандартом полка. Отскочивший от навершия штандарта свинцовый шарик сбил запор на загоне для лошадей и тут же разорвался, поскольку имел магический заряд. Перепуганные лошади разбежались по лагерю и внесли свою долю во всеобщую сумятицу. Только с рассветом удалось разобраться в творящемся бедламе.

Тахтинская империя записала победу в этом бою на свой счет, хоть на поле боя и не появлялась.

Красочное изложение Дженкинса едва ли не затмило рассказ Сантиона. Но я одинаково поблагодарила обоих.

Виллиамс развел руками, поскольку предпочитал чтение книг прихода и расхода, а это вряд ли будет интересно благородной компании.

После рассказа Дженкинса Вольф поскучнел еще больше и заявил, что кровавые страницы истории ему противны, а сам он предпочитает благонравное чтиво, например, "Жития Великих смертных", и намедни как раз закончил жизнеописание Великого Патриса за авторством лорда Зенуа.

Пока Вольф тоном давно овдовевшей фрейлины пересказывал угодные богам дела Великого смертного, я старалась держать лицо и не выдавать своих чувств.

Не так давно под предлогом светского раута я зазвала во дворец профессоров, писателей, художников и музыкантов, чтобы пообщаться с интересными людьми. Лорд и леди Зенуа почтили дворец своим присутствием, и когда мы с леди Зенуа расположились в креслах Бежевой гостиной — традиционном месте отдыха для дам — леди пожаловалась мне, что муж, профессор истории, отдает ей написание самых трудных частей своих монографий — тех, где настоящие события невозможно перенести на страницы из-за соображений морали и нравственности. Ей приходится заменять их благопристойными сюжетами, которые, увы, весьма далеки от реальности. Так, к примеру, пьяница и гуляка Патрис превратился в принявшего обет аскезы скромника.

День шестой

За завтраком мы обменялись добычей. Поход девушек увенчался удачей — на платке Катрионы остался багровый след. Заклинание, чтоб край бумаги сделать острее и тверже лезвия лекарей, у Катрионы вышло очень хорошо, а ловкости рук ей не занимать. Когда-то мы наткнулись в библиотеке на книгу немагических трюков, и Катриона освоила ее всю. Катриона попросила назад записку — “Вы же понимаете, милорд, девушки не должны оставлять компрометирующих вещей” — и не очень аккуратно вынула ее из руки лорда. Вытереть платочком палец человека, которого ты так неосторожно порезала — что может быть естественней?

Сантиону рассказали, что больше всего Ее Высочество мечтает освободиться от дворцовых оков, оставить Двор и начать новую жизнь где-нибудь вдали от света, в компании книг и немногочисленных умных людей. Сабине показалось, что Сантион помрачнел.

Девушки были уверены, что никакого подвоха он не заподозрил.

Мужчины делятся на глупых, умных и очень умных. Третьи, в отличие от вторых, допускают, что женщины могут быть не "прелесть какими дурочками", а "стрикс, что она задумала?" Но Сантион был просто умным.

Записку рассмотрели и снова обнюхали — увы, теперь запах едва чувствовался. Я была уверена, что опознаю даму по духам, но помочь мне никто бы не смог.

Но мы, по крайней мере, можем прояснить родство моего “жениха”. Самые опасные и дорогие артефакты были заперты в сейфе, который звался Золотым хранилищем и кроме ключей требовал кровь королевского рода. Кровь у меня была, ключей нет, но по счастью, Камень родства стоял в Серебряном отделе, ключи от которого были не только у папеньки, но и у Первого советника, чтоб не пришлось монарху раз в неделю, а то и чаще спускаться в подземелье.

В дни папенькиной молодости одна придворная дама обнаружила в семейных записях, что прапрапрабабку судили за ведьмовство. Магии в даме не было ни на медяк, но она уверилась, что может предсказывать судьбу по линиям руки. Папенька неосторожно пригласил ее на танец, и когда подал ей руку, леди не выдержала искушения, глянула на ладонь и объявила во всеуслышание: "О ужас, Ваше Величество, знаки ясно говорят, что корона скатится с вашей головы, едва вы встретите рассвет под землей!" Папенька немедленно предсказал ей отставку от Двора и тут же исполнил свое предсказание, но в подземелье с тех пор спускался крайне неохотно, очень редко, только когда солнце стояло в зените, и не проходило и четверти часа, как резво поднимался назад.

После таковой истории просить Его Величество отпирать Золотое хранилище всякий раз, когда требуется проверить кого-нибудь на родственные связи, было бы не только невежливо, но и опасно, поэтому артефакт расположили в Серебряном.

Первый советник от меня скрывался, но связи слуг творят чудеса, и я его настигла в Игровой комнате, где следуя новой моде, установили столы для карточных игр, и куда советник не ступал ни разу из-за совершенного отсутствия азарта. Приняв свою судьбу он покорно спустился в подземелье и открыл дверь, но взял с меня обещание объяснить, чем я занимаюсь. Я пообещала — завтра.

Приложив к камню письмо с пятном и платок, я ничуть не удивилась, увидев ровный синий цвет.

Когда мы в задумчивости возвращались из сокровищницы, нас нагнала служанка и передала записку от Сантиона. В витиеватых выражениях он звал меня пройтись по саду после обеда.

Наступив на горло гордости я дала дозволение фрейлинам, приставленным ко мне папенькой, сопровождать нас на прогулке. Мужчина, который может оказаться, кем угодно, и три юных девицы — это не лучшая идея. Присутствие папенькиных гарпий должно уберечь Сантиона от неосторожных действий.

Но прогулка прошла совершенно мирно. Сантион рассказал, что поразмыслив на досуге, он пришел к выводам: в нашем королевстве многое нуждается в переменах. После чего принялся излагать, что именно. Я узнала эти идеи — их обсуждали в журнале "Аналитический обзор объективных тенденций современного социума и многоукладной экономики" — как можно угадать из названия, для чтения требовалось хорошее образование и умение распутывать витиеватые фразы. Это было одно из тех изданий, которое я регулярно штудировала как младший помощник королевской канцелярии. Уже после первого чтения я заключила, что привычка многоумных мужей оборачивать всякую мысль в три слоя наукообразной шелухи служит лишь одной цели — заставить человека с недостаточным образованием отступить перед словесным лабиринтом. Проще говоря: чем заумнее звучит, тем меньше дураков будут это читать.

Перемены, о которых говорил Сантион, действительно, пошли бы на пользу государству. Смутило меня одно: Сантион упирал на то, что меня он видит прогрессивным и понимающим нужды народа человеком, и мне непременно нужно заняться внутренней политикой. Когда я стану замужней дамой, мое слово будет иметь больше веса.

Возвращаясь в себе я пришла к двум неутешительным выводам. Первый: Сантион очень хочет на мне жениться. Второй: я нужна ему во дворце как политический рычаг. Учитывая, что он вовсе не Сантион, это все заставляло задуматься. Возможно, он из новомодных вольнодумцев, которые ищут возможности повлиять на государственное устройство, несправедливое для простого народа? В этом случае, нужно сказать, он избрал весьма остроумный способ.

* * *

Я перебрала листки с именами.

Итак, Сантион — самозванец. Мне, разумеется, все еще любопытно, кто та храбрая дама, но исключительно из праздного интереса. Мужчину с такой тайной за плечами подпускать к верхушке управления королевством нельзя, особенно, если он так туда стремится.

Вольф... Нет и нет. Я не знаю, возвысит ли папенька Вольфа до благородного сословия или низведет меня до горожанки, но так или иначе я не собираюсь отказываться от прежних занятий, а Вольф ясно показал свою приверженность старым традициям.

Дженкинс... Внутри что-то зашевелилось что-то неясное, не то ощущение исходящей от него опасности, не то... Непонятное.

День седьмой

Утром я передала отцу записку с просьбой собрать в кабинете обоих братьев, Первого советника и Лероя с Кьюритом.

К моему приходу все уже сидели в ожидании. Эгберт скучал, папенька и Альфред переглядывались, Лерой и Кьюрит удивлялись, Крикус держал лицо.

— Признаться, я думал, что ты захочешь объявить имя избранника в присутствии всех женихов, торжественно, по крайней мере в Малом зале, — сказал Его Величество вместо приветствия.

— Папенька, вы же не хотите, чтобы я во всеуслышание сообщила, что во дворце живет иноземный шпион. Лорд Лерой, вы еще не арестовали Сантиона?

Против ожиданий присутствующие развеселились.

— Я выиграл, — Альфред протянул папеньке руку, и тот вложил ему в ладонь зачарованное перо с рубином.

Улыбаясь, Лерой ответил:

— Арестовали, конечно. Его взяли ночью. О том, что он шпион, мы узнали на четвертый день, но Его Величество попросил придержать эту карту, чтобы выяснить, раскроете вы его или нет. Мы следили за ним, и утром прихватили двух его подельников.

— Полагаю, их больше.

Я протянула Лерою записку.

— О. Вы делаете успехи, Ваше Высочество. Не желаете поступить ко мне в департамент? — усмехнулся Лерой, пытаясь удержать лицо. — Шептун... возможно, советник. Перо — наверняка секретарь. Краля... кто-то из придворных дам? Не уверен, что автор записки уже у нас. И как вам удалось ее добыть?

— Под дверью в комнату Сантиона. Больше, простите, не расскажу.

Не признаваться же, как я спускалась на веревке с крыши.

— Как мои люди могли пропустить? Я же им амулеты против отвода глаз давал. Поувольняю олухов.

— Также, лорд Лерой, благодарю вас за беспокойство. Я восхищена, что вы успели внедрить своего агента в число женихов.

— Что? — удивился Лерой.

— Дженкинс — ваш агент. У него бумаги с печатями вашего департамента о содействии и о провозе груза без досмотра, которые он прятал под обложкой книги.

Лерой обернулся к Кьюриту:

— Капитан?

— Среди известных мне агентов Дженкинса нет. Я уверен, что знал бы, если бы кто-то из нашего отдела был среди женихов.

Лерой побагровел:

— Арестовать его! Живо!

Но... Перья гарпии мне в глотку! Конечно, бумаги были поддельными, иначе зачем бы их прятать? И учился Дженкинс, как и Сантион, не в Ангории! Но мне отчего-то так хотелось, чтобы Дженкинс был на нашей стороне...

Кьюрит вылетел за дверь. Взгляды папеньки и Альфреда направились на Лероя. Тот сбледнул с лица. Эгберт смеялся, хлопая ладонями по подлокотникам:

— Да, Трис, двое из семи женихов шпионы — ты пользуешься популярностью у иноземцев! Говорил я, надо ее Тальму отдать, и дело с концом!

Я собиралась зашипеть на него, но папенька меня оборвал.

— Итак, кто твой избранник?

— Обитель Великой Гипатии, Ваше Величество.

Эгберта перекосило. Отец стучал кулаками по столу. Альфред что-то шептал ему на ухо. Лерой кусал губы.

— Ваше Величество, вы обещали отослать меня в обитель, если я не выберу жениха из этих семерых. Я не выбрала. Я выбрала обитель. Надеюсь, с этим вы не станете спорить?

Отец кивнул Альфреду, пронзил меня взглядом, которого я ничуть не испугалась, и выплюнул:

— Едешь завтра с утра.

Он хотел прибавить что-то еще, но в двери влетел растрепанный Кьюрит:

— Ваше Величество, Ваше Высочество, милорд полковник! Дженкинс исчез! Несмотря на наш запрет выпускать женихов из дворца, ему удалось бежать еще ночью!

Я ретировалась. Если они вспомнят, кто спугнул Дженкинса, меня отправят не в Гипатию завтра, а к Харибде в глотку прямо сейчас, в чем стою. Даже переобуться не дадут.

* * *

В моих покоях царил траур. Сабина и Катриона шмыгали носами на софе. Сестры-горничные и Энни были расстроены даже больше, поскольку больше теряли. У меня внутри поселился мертвящий покой. Все равно от меня не отстали бы, и я уехала бы из дворца, только не к относительной свободе, а к ненавистному жениху. Я возьму с собой несколько книг, записи и одежды достаточно, чтобы доехать до обители. Мне выдадут грубую нижнюю рубаху, хитон и покрывало на голову. Единственное, с чем мне было жаль расставаться, это с шелковым бельем. А впрочем, принцесса я или нет? Сомневаюсь, что папенька будет пересчитывать все мои драгоценности. Я захвачу несколько вещиц, которые принесу в дар обители, испросив разрешение на такую малость — носить привычное белье под рубахой. Но жрицы носят черное... значит, и белье будет черным.

Я отсчитала немного золотых, чтоб подбодрить швей, махнула заплаканным фрейлинам и повела процессию во дворцовые мастерские. Заказ белья из черного шелка останется последним капризом принцессы.

* * *

Утро выдалось на удивление холодным. Сабина и Катриона кутались в шали, но мужественно дошли со мной до кареты. Рядом с ними стоял расстроенный Прастон. Девушки обняли меня, и Катриона сунула мне в руку старинную золотую монету с изображением Фортунии:

— На счастье, — сказала она.

Я приложила монету к губам, прежде чем положить в кошель на поясе. Я не ожидала счастья в этой жизни, но кто знает, кто знает. Фортуния любит отчаянных.

___________________________

Закончилась первая часть, впереди еще две.

Если вы считаете, что книга достойна прочтения, пожалуйста, поставьте "лайк".

Часть II. Глава 1

ГОД СПУСТЯ
Обитель Великой Гипатии

Чертеж, наконец, удался. Я сожгла четыре листа, где разного рода ошибки не дали бы нужного мне результата. Да, в таком сочетании должно получиться. Надеюсь, стеклодув из соседнего селения сможет придать колбе нужную форму. Три реторты у нас уже есть.

Я протерла глаза, распахнула окно и перегнулась через подоконник. Год назад я попросила себе келью с видом на скалы, и меня поселили на последнем, четвертом этаже угловой башни обители. Налево посмотришь — скалы. Направо посмотришь — скалы. Прямо, как можно догадаться, тоже скалы. Мне нравилось.

За этот год я многому научилась и вкусила такой свободы, о которой и не мечтала. Я ходила по скальной гряде вокруг монастыря — одна! Без фрейлин-соглядатаев, без охранников, которые больше присматривают за мной, чем за злоумышленниками. Я научилась выбирать тропинки, чтобы подняться наверх, на гребень, и даже дальше, где был небольшой спуск перед новым подъемом. Кое-где росли деревца, но настоящая зелень была только вокруг стен. Если пройти по дороге, то через полчаса найдется рощица, куда я ходила за травами. В двадцать лет я впервые прошла по лесу в совершеннейшем одиночестве и тишине.

Ближайшее селение — в двух часах пешком, но там я не показывалась. Еще одно — через три скальные гряды, но и туда мне ходить не стоит. Никто не должен знать, где укрылась опальная принцесса. Селяне из таких глухих мест редко бывают в столице, но чем Аид не шутит, вдруг заедет наблюдательный торговец.

Для жриц и весталок я дочь мелкого аристократа, удаленная от света за неповиновение. По портретам что в книгах, что в газетах, опознать меня невозможно. Впрочем, газет в обитель не доставляют, только пару научных журналов.

Я научилась таким вещам, которые далеки от принцессы как Заокеания: варить кашу, мыть и резать овощи для похлебки, зашивать прорехи, ставить заплатки... вязать! Меня научили вязать, и я признала это занятие интереснее и полезнее вышивки, и тут же связала себе укороченные чулки под штаны — я поддевала их под хитон, когда карабкалась в скалах. Иногда я думаю, что боги наказали меня отправив душу рождаться во дворец.

Минул год с тех пор, как я надела хитон весталки-ученицы. Сегодня я вознесла молитву Минервии, покровительнице обители Великой Гипатии, вопрошая о великой милости — позволить служить ей до конца моих дней. Да простят меня жители небес — я выбрала обитель Гипатии исключительно из-за того, что здесь жрицы и весталки занимались науками во славу нашей Великой смертной. Надеюсь, богиня не обиделась на мой прагматичный подход.

Мне предстоит еще дважды попросить богиню, и если не случится знамения, которое явственно обозначило бы ее отказ, я принесу обеты.

Лишь однажды мне удалось получить весточку из дворца. Под предлогом сохранения тайны ради моей безопасности папенька запретил мне переписку. Уверена, это было своего рода наказанием. Никто, кроме жрицы-матери, не знал, кем я была в прошлой жизни. Полгода назад жрица-мать ездила по надобности в столицу, и я дала ей адрес родных Агни и Дагни. Горничные навещали семью время от времени и получив записку, встретились с главой обители. Добрая женщина запомнила новости: Катриона вышла замуж за барона в дне пути от столицы, Сабина приняла предложение молодого профессора из южного университета. Осенью пускали слухи, что Ее Высочество отправилась в путешествие по материку замаливать непослушание в трех дюжинах храмов, по одному на божество. К зиме про опальную принцессу во дворце и не вспоминали.

Теперь, должно быть, Сабина уже замужем. Жалею ли я, что выбрала другой удел? Нет. Дочь архивариуса свободнее принцессы. Я была рада, что удалось улизнуть от насильственных браков — спасибо Фортунии!

Закончив чертеж, я отложила его в сторону, давая чернилам возможность высохнуть, встала и потянулась. Сделала несколько наклонов, размяла затекшие мышцы и не сразу поняла, что глухой стук за спиной — повод обернуться. Чья-то рука легла мне на рот, а вторая так ловко меня скрутила, что никакие уроки сержанта не помогли бы.

— Ваше Высочество, я не причиню вам зла. Мне нужно поговорить с вами немедленно. Прошу, выслушайте меня, прежде чем звать на помощь, — моего уха коснулось горячее дыхание шепчущего.

— М-м? — поинтересовалась я.

— Вы меня знали под именем Дженкинса, — ответил он, отлично поняв мой вопрос.

То-то мне показался знакомым шепот.

— М! — выразила я свое отношение к происходящему.

— Ваше Высочество, только поговорить.

— М-м...

Он отпустил меня и быстро отошел.

Светящихся кристаллов было достаточно, чтобы я его рассмотрела. Дженкинс был острижен короче, выглядел чуть более загоревшим, одежда никак не была похожа на платье аристократа, но все же это был он.

— Для начала расскажите, на кого вы работаете.

— На Эдачию.

— Но ведь Эдачия наш союзник!

— Будто союзники не приглядывают друг за другом. Уверяю вас, на нашей половине острова ангорийцы точно так же выясняют, что мы от них скрываем.

— Откуда я знаю, что могу вам верить?

— Я расскажу вам, зачем я пришел, а дальше воля ваша. Прошлой ночью в столице произошел переворот. Ваш брат Эгберт захватил власть, верней, попытался это сделать. Когда я выезжал, в его руках был Большой дворец. Его Величество подписал отречение, и где он сам, никто не знает. Альфред с семьей укрылся в Белом дворце, который охраняют верные ему части.

— На чьей стороне военные?

— На обеих, многие выжидают, кто победит. Сюда едут наемники, которых отправил Эгберт. Мне удалось опередить их, но не думаю, что больше, чем на полчаса.

Я схватилась пальцами за виски. Может ли это быть правдой? Может. Может ли это быть ложью? Тем более может. Все, сказанное Дженкинсом, может быть ложью, кроме одного — он чей-то шпион.

— У вас есть доказательства?

— Боюсь, что когда доказательства явятся в эту комнату, будет поздно что-то предпринимать. Я могу провести вас через скалы и укрыть в пещере. Позже мы доберемся до Эдачии. Полагаю, по дороге вы узнаете о перевороте из других уст. Такие новости разносятся быстро.

Глава 2

Стоило нам выйти за ограду, как на меня снова навалились сомнения. Да, у меня за поясом нож, а Дженкинс идет впереди, и его спина так удобно маячит передо мной, но все же, все же хотелось бы доказательств.

— Когда по вашим расчетам они должны приехать?

— Боюсь, что через четверть часа, может быть, чуть позже.

— Мы сможем увидеть их со скал?

— Вы все еще сомневаетесь. Впрочем, я вас понимаю. Да, мы увидим.

Вскоре мы дошли до светящихся на земле голубоватых точек. Они следовали одна за другой на расстоянии пары шагов и уходили в нагромождение камней.

— Думаю, мы немного поднимемся и подождем, — сообщила я агенту.

— Ваше Высочество, — откликнулся он не сбавляя шага. — Я не знаю, с какими артефактами они приедут. Может статься, единственный наш шанс в том, чтобы оторваться от них как можно дальше. Но я уверен, что мы увидим их, не дойдя до верха первой гряды.

Я решила, что в крайнем случай спрячусь и дождусь рассвета. До перевала через первую гряду я не раз доходила. Туда идти чуть больше получаса днем, но сейчас мы двигались медленней, да и сил уходило больше. Я устала за день, кроме того меня начинало колотить от волнения.

На середине подъема я остановилась.

— Лорж Дженкинс, вы обещали доказать мне, что за мной, действительно, гонятся убийцы.

— Потерпите еще немного, возможно, я обогнал их больше, чем думал.

— Нет. Я не двинусь с места, пока не буду уверена, что вы не лжете, — припечатала я. — Кроме того, мне все равно нужно перевести дух, — добавила спокойнее на случай, если он не врет.

— Хорошо. Присядьте на камень.

Он сел на соседний и стал всматриваться в темноту двора обители, который отсюда был как на ладони. Пошарив за пазухой, он достал небольшой цилиндр и развернул его в маленькую подзорную трубу. Понаблюдав какое-то время за обителью, он протянул ее мне:

— Смотрите на правую башню. Ваше окно сбоку, не так ли?

Я кивнула, поднесла трубу к глазу и проглотила слово, которое принцессе знать не полагается. По стене словно тараканы ползли один за другим двое. Вот первый скрылся в окне.

— Первый внутри! — кажется, я запаниковала.

Гидру клыкастую дубиной под хвост! Неужели он не лгал? Эгберт поднял бунт? И прислал за мной убийц?! А если это пособники Дженкинса? Но в этом случае они могли бы оглушить меня, стоило мне спуститься вниз, и увезти. Когти гарпии!!!

— Если вы достаточно отдохнули...

— Да, да!

Я вскочила на ноги, но Дженкинс меня удержал:

— Мы их намного опережаем, и еще вопрос, найдут ли они наш след. Я все же пойду впереди.

Он пошел вперед, но порой останавливался и прикладывая трубу к глазу сообщал:

— Спустились назад... совещаются... идут в сторону скал. Их четверо. И... с... с... с-с-скотина, — прошипел Дженкинс, в последний момент заменив слово. — Похоже, что они напали на след, а значит, с ними нюхач. Редкий дар, но Эгберт где-то раздобыл и не пожалел для сестры.

— От него не уйти? — уточнила я.

— Непросто. Мы с подветренной стороны, что хорошо, но он вынюхивает следы и на земле. Кроме того, они двигаются быстрее нас. Уверен, тоже приняли ночное зелье, но... м...

— Они хорошо натренированы в отличие от меня и идут быстрее.

Дженкинс взъерошил волосы, тихо вздохнул и обернулся ко мне:

— Идите по светящейся дорожке, она приведет к пещере. Запасов там, если экономить, вам хватит на неделю. Если дорожка заходит на камень, не бойтесь, влезайте смело, значит, тропа продолжается за ним. Я думаю, вы справитесь.

— Вы же сказали, их четверо!

— Я тоже справлюсь, — он старался говорить твердо, но я уловила нотки сомнения. — Первым делом я уберу нюхача, без него вас не найдут.

— Вы быстро сдаетесь! Кто из нас шпион, кто должен бегать по отвесным стенам и плевком почтовых голубей сбивать?

— Я не вижу другого выхода, Ваше высочество. Вы должны жить.

Интересно, зачем я так нужна Эдачии живой, что ее агент готов пожертвовать собой? Нет, так дело не пойдет. Зря я, что ли, на придворных тренировалась? Здесь, конечно, мало что есть из подручных средств, но если подумать...

— Лорд Дженкинс, ваша тропинка проходит мимо Грязного озера?

— Мимо чего? какого озера? — непонимающе спросил он.

— Здесь недалеко есть провал. Оттуда стока нет, провал в тени скал, и во время дождей вода там скапливается, смешивается с песком и землей, получается озеро грязи. Глубиной провал в три человеческих роста, шириной в дюжину шагов. Самим им не выбраться. Жрицы, конечно, по скалам ходят, но только когда рассветет.

— О, я вас понял. Да, он чуть в стороне от тропы, я его видел, когда прокладывал светящийся путь. Думаю, что могу его найти. Но как их туда заманить?

— Какие артефакты у вас с собой? Назовите все, даже бесполезные.

— Для света, пара лекарских, показатель ядов, огневик... И если вам нужны бесполезные — две хлопушки.

— Напротив, это единственное, что нам нужно.

Мы дошли до Грязного озера, когда я снова начала выдыхаться. Тропинка вела к его краю, обходила вокруг и терялась среди камней.

Я полезла в рюкзак и достала черную шелковую сорочку. Надеюсь, кинжал, который у меня за поясом, достаточно острый.

Страх отступил. Я будто играла в спектакле и одновременно решала задачу, как наказать очередного зарвавшегося придворного. Не торопясь, я откромсала от сорочки достаточно, чтобы сделать ленту и натянуть в шаге от провала с той стороны, откуда явятся наемники.

Пока я привязывала полосу ткани на камни, Дженкинс укрепил хлопушки.

Мы обошли провал по краю на противоположную сторону. Я разулась, чтоб не упустить обувь в провал, и обвязалась веревкой, той самой, по которой спускалась с башни. Дженкинс проверил длину — да, вполне хватит, чтоб ему спрятаться среди камней, а мне зависнуть над грязью. Он взял второй конец и скрылся за выступом скалы. Когда вернулся, прошетал: "Привязал, все готово". Мы выждали еще немного и решили, что пора.

Глава 3

После разговора с бандитами у меня будто груз с плеч свалился. Дженкинс не лгал, Эгберт пытается захватить власть, а Дженкинс меня спасает. Хотя, казалось бы, лучше бы наоборот, лучше бы все это было шпионской игрой Дженкинса, и в столице было бы все в порядке, папенька сидел на троне, Альфред при нем, страна не стояла бы на грани войны с соседями и не была бы под угрозой вторжения с материка. А я бы выкрутилась и сбежала, спрятавшись в скалах от Дженкинса. Но нет, действительно, был бунт, была опасность, Дженкинс меня и правда спасал. Волосы горгоны, почему мне от этого легче и даже приятно?

Я быстро отстала от Дженкинса, который чувствовал себя намного увереннее на тропе и бодрее, несмотря на поздний час, поэтому мы поменялись местами, и теперь я задавала темп. Пока осторожно спускались, я вздохнула:

— Лорд Дженкинс, скажите, почему у всех, кто хоть как-то касается моей судьбы, возникает желание выдать меня замуж?

— Не могу сказать с уверенностью, — послышалось из-за спины. — Я, если помните, был в другом положении.

— О да, вы изображали, что собираетесь на мне жениться, — усмехнулась я. Сзади молчали. — Милорд?

— Да?

— Что бы вы сделали, если бы я выбрала вас?

— Ваше высочество, я затрудняюсь ответить так, чтобы вы поверили.

Я резко остановилась и развернулась, отчего Дженкинс влетел в меня и едва не сбросил с обрыва, но успел придержать, а мне пришлось ухватиться за его плечи.

— Ой, простите. Милорд, вы очень меня обяжете, если оставите высокопарные обращения. Я — Беастрисс, а лучше Трис.

— Я не смею.

— Смеете. Считайте, что я приказала. Ну-ка, повторите: Трис.

— Трис, — обреченно сказал мужчина.

— Эрик — ненастоящее имя?

— Пусть пока будет Эрик, Ваше... Трис.

Мы одновременно обнаружили, что так и стоим: его руки у меня на талии, мои — на его плечах. Я отстранилась и вновь пошла вниз по тропе.

— Что бы вы сделали, Эрик? — повторила я вопрос, огибая выступ скалы. Сил у меня было намного меньше, чем при подъеме, и я ступала медленно, цепляясь за камень у лица.

Эрик придержал меня под локоть:

— Осторожнее, теперь направо.

— Вы уходите от вопроса? — Усталость сделала меня ворчливой, и я старалась сдержать недовольство.

— В... Трис. Может быть, вы мне не поверите, но если бы вы назвали отцу мое имя, я бы на вас женился.

— Зачем? — спросила я озадаченно. — Разве вы проникли во дворец для этого?

— Нет, я решил воспользоваться возможностью завести несколько полезных знакомств.

— Но вы два дня не показывались из крыла женихов.

— Судя по тому, что две горничные и камеристка входили в число ваших конфиданток, вы сами знаете, насколько прислуга может быть полезнее аристократов, а слуг у нас хватало. Кроме того, во дворце была некая леди, которая знала меня под другим именем, и я решил выждать, пока она уедет.

— О, был бы забавный конфуз. Но вы все равно раскрыли себя. Верней, я вас приняла за агента нашей тайной службы, но когда полковник от вас отказался, мы поняли, что вы, действительно, агент, только тайная служба не наша. Признаться мне было бы жаль, если бы вас уволокли в допросную как Сантиона.

— За это можете не беспокоиться. Если бы меня арестовали, я бы немедленно назвался, и мне всего-лишь пришлось бы провести пару недель в камере, пока королевские службы наших стран обмениваются "любезностями", торгуются и выбирают, на кого меняться. Все же мы союзники, и работая в Ангории я не очень сильно рискую.

— Как вам удалось скрыться из дворца?

— Я неплохой шпион, — по голосу я слышала, что он улыбался. — Сантиона подвела самонадеянность, иначе он тоже исчез бы. Я-то видел, что за ним присматривают, но Сантион решил, что чем Аид не шутит, вдруг принцесса его изберет. Я сам, когда услышал, что вы поговорите с Лероем утром, понял — увы, нужно уходить.

Я заметила, что Эрик снова ушел от вопроса о замужестве и решила, что выясню в другой раз.

— Вы давно здесь?

— Два года. Это назначение было своего рода поощрением после шести лет в Галнии.

— О... Там, должно быть, намного трудней.

Эрик промычал что-то невразумительное, и я решила оставить тему. Не все тайны стоит знать. Но один ответ мне все же хотелось бы получить.

— Эрик, я понимаю, что у шпионов множество секретов, — сзади усмехнулись, — но все же хотелось бы узнать, когда и почему появился этот светящийся путь и запасы в пещере. Вы не успели бы сделать этого сегодня.

— Конечно, нет. Свергать короля тоже не один день готовятся. Первые признаки того, что Галния всерьез проверяет корону Ангории на прочность, появились еще год назад.

— Сантион?

— Да. Слуга, секретарь, один из советников и горничная, которых он успел завербовать, попали в руки вашего тайного отдела, но одно Сантиону удалось — поговорить с Эгбертом и передать галнийцам, что наследник недоволен отцом и опасается за свое положение. Галнийцы вступили в игру. Мы несколько раз передавали сведения Его Величеству, но он... м...

— Бывает упрямым, как баран, особенно, когда дело касается его детей, — зло бросила я. — Решив что-то про меня или братьев один раз, он уже не отступает.

— Да, увы, он не прислушался.

— Почему же вы не обратились к Альфреду?

— Мы обратились. Именно поэтому в ночь заговора он укрылся в Белом дворце, заблаговременно направив туда верный ему гарнизон. Но раньше, когда мы посылали сведения, ваш отец запретил что-либо предпринимать, обвинив нас в том, что мы сеем вражду в семье. Все попытки Альфреда повлиять на положение дел пресекались. Мы решили сделать то, что можем, сами.

Я пробормотала благодарность. Эрик продолжил рассказ.

— Умрет ли Бернар Второй или подпишет отречение, но остаетесь вы с Альфредом. Ваш средний брат на виду, и с ним нужно управляться хотя бы сделав вид, что заговорщики действуют по закону. К вам же можно тихо подослать наемников, чтобы похитить или убить. Поэтому мы подготовили запасной путь.

Глава 4

Ночное зелье давно утратило свою силу. Я тряслась в седле, направляя лошадь следом за Эриком, которому выучка помогала держаться и находить дорогу при тусклом свете полумесяца. Когда я второй раз едва не свалилась под копыта, я окликнула Эрика, и он увел нас с тракта... я уже не разбирала, куда. Кажется, я выпала к нему в руки из седла. Он устроил меня на чем-то мягком, и я уснула окончательно.

Не знаю, сколько я проспала. Я резко села на расстеленном на земле одеяле, когда рядом с кустах закурлыкала не в меру говорливая птица. Тело ломило, я застонала, за спиной зашевелились. Эрик сидел на траве, и на его щеке отпечатались складки чрессеельной сумки. Бедняга отдал мне единственное одеяло и укрыл двумя плащами, а сам устроился, как получилось.

— Доброе утро, — я попыталась улыбнуться, но стоило мне пошевелиться, как не сдержала вопля.

Эрик открыл сумку и вытащил из нее пузырек:

— Выпейте, Ваше Высочество, это немного снимет боль.

— Эрик, мы же договорились! — упрекнула я его, забирая зелье.

— Я думал, мне приснилось, — пробормотал тот.

— Ох, какая гадость, — я поморщилась от горечи, и не успев сдержаться, спросила: — Что вам снилось, если вы смешали сон с явью?

Мой спутник отчего-то покраснел и быстро отвел глаза, но я мгновение я поймала тот мужской взгляд, который неизменно приводил меня в бешенство... когда смотрели другие.

Зелье начало действовать, и я смогла подняться на ноги.

— Сколько отсюда до гарнизона? Вам наверняка сообщили, где верные моему отцу войска.

— Ближайший в двух часах, но я не уверен, что выезжать на тракт безопасно.

Я осмотрела себя. Пояс развязался — или его развязал Эрик, прежде чем уложить меня спать? — и я была в очень скромном, приличном виде, хоть и совершенно измятом. Коса выпала из шпилек и растрепалась. Но по прическе и по ритуальной вышивке никто не сказал бы, что я обыкновенный путник. Эрик посмотрел на меня оценивающе.

— Если вы спрячете волосы под шляпу и обрежете нижний край рубахи, то на дороге вас будет не отличить от мужчины.

Я кивнула и вынула кинжал, но руки плохо слушались и слегка подрагивали.

— Я была бы благодарна за помощь. Кровь хорошо смотрится на знамени, но держать поводья было бы неудобно.

Эрик улыбнулся и помог мне отрезать знаки.

Во время экзерциций с саблей мы с лейтенантами порой находились непозволительно близко друг к другу, особенно, когда я опрокидывала кого-то из них в пыль, или они меня. Но я никогда не думала о них как о мужчинах. Теперь же я почувствовала себя смущенной. Эрик возился с моей рубахой, присев и потянув ее за край, и я не знала, куда деть глаза, а сердце колотилось где-то в горле. Понимая, что мышцы у меня все еще ноют, он сам переплел мне косу и заколол ее шпильками. Его пальцы ненароком коснулись шеи, и я немедленно вспомнила, как мы стояли на тропинке едва ли не обнявшись. Считал ли он это сном? И хотелось бы мне, чтобы он считал это сном?

Я одернула себя. Никто не отдаст принцессу, даже опальную, замуж за Эдачийского шпиона. Даже за нетитулованного ангорийца не отдаст теперь, когда папенькина причуда остыла.

От досады на положение я закусила губу. Эрик глянул на меня и отвел взгляд. Кажется, ему тоже было не по себе от непонятностей между нами. Но сейчас было не время их разрешать.

Через два часа скачки, пыли, палящего солнца, жгущей тело черной ткани и страха, что нас все-таки остановят, я снова стала терять силы. Когда я готова была взмолиться об отдыхе, мы свернули к разбитому в поле лагерю. Я сняла шляпу, вынула шпильки из прически и перекинула косу на грудь. Эрик, глянув на меня, одобрительно кивнул.

Нас встретили караульные, и после короткого разговора я въехала как и положено принцессе — со свитой и под ликование подданных. Знамя доставили в штаб.

Глава 5

Полк, присоединившейся к той или иной стороне во время волнений, теряет монолитность. Это в мирное время все просто: полковник приказал — офицеры выполнили. Офицеры приказали — рядовые выполнили. В такие дни, как сегодня, нижестоящие могут оспорить приказ, и если их соберется достаточно, полк может сменить и командира, и сторону. Моё присутствие должно утвердить колеблющихся, что у законной власти в Ангории все еще достаточно сил, чтоб отвоевать свои права, и мешать ей не следует. Поэтому встретили меня с радостью и облегчением.

— Ваше Высочество, — гаркнули хором офицеры и щелкнули каблуками, когда я вошла в штабную палатку. Передо мной вытянулись два генерала и три полковника.

Я приветственно кивнула.

— Каков ваш план?

— Мы готовимся двинуться в сторону столицы. Если вы здесь, то Первый полк может выступить через четверть часа. Через четыре часа марша мы достигнем города. Первый полк направится к Большому дворцу, чтобы отрезать заговорщиков от остальной армии. Второй и Третий повернут к востоку от столицы — снимать осаду с Белого дворца.

— Точно ли известно, что Эгберт в столице?

— Да, Ваше Высочество, у нас там есть свои люди. По крайней мере, он был там два часа назад. Эгберт, герцог Тальм и два графа засели в Большом дворце, издают указы и уже отправили один полк на юг, чтобы не дать подойти подкреплению из верных Его Величеству сил.

— Сколько полков у заговорщиков?

— Нам известно о четырех. Один вокруг Большого дворца, один вокруг Белого, один движется на юг и один разворачивается, чтоб выступить на север, но пока еще далеко от тракта. Мы не знаем настроения в остальных.

— Есть ли гарнизоны по дороге в столицу?

— Да, в городке на полпути стоит Пятый полк, но у меня нет сведений о том, что там происходит. По последним донесениям полковник Дакинс не утвердил себя ни на одной стороне.

Я кивнула:

— Ясно, они выжидают. Переубедим.

— Ваше Высочество, это опасно!

— Жить вообще опасно, генерал. Вам ли этого не знать. Предоставьте мне бочку с водой, мыло и сменную одежду. Полагаю, женщин в лагере нет? — Генерал покачал головой. — Я управлюсь сама. Я выеду через час со Вторым полком, задержусь в Пятом, позже присоединюсь к Третьему и доеду с ним до Белого дворца. Прикажите Второму полку развернуться возле дворца, но до нашего прибытия в столкновения, по возможности, не вступать, если бунтовщики не начнут штурм сами.

Поворачиваясь, чтоб выйти из палатки, я увидела ошарашенное лицо Эрика. А что вы думали, лорд Дженкинс, или кто вы на самом деле? Принцесс только вышивать учат?

Пятьсот лет назад при набеге на прибрежную крепость подкупленные слуги первым делом убили герцога-командующего. Герцогиня кинулась к телу мужа, и пока убийцы потешались над ее дальнейшей судьбой, выхватила из ножен убитого кинжал, перерезала горло одному предателю и метким броском убила второго. После чего эта невероятная женщина взяла на себя командование осадой, и крепость удалось отстоять. На вопрос короля, какую награду она хотела бы, воинственная вдова ответила: "Я бы хотела, чтобы моих дочерей обучали военному искусству, или, по меньшей мере, его основам."

По ее примеру высшая аристократия несколько пересмотрела взгляды на воспитание дочерей. Кому больше, кому меньше, но умение командовать военными при необходимости преподавали всем. Со временем междоусобиц и набегов становилось меньше, пока не наступили относительно спокойные времена, и в последнюю сотню лет девочек учили лишь разуметь военные понятия, рассчитывать рацион при осаде и принимать отчеты при построении, но если быть настойчивой, могут и побольше поучить. Моей настойчивости в некоторых вопросах мог позавидовать чернорогий буйвол, и я прошла ускоренный курс кадетского корпуса.

Меня повели в палатку, откуда выставили четверых лейтенантов.

По дороге я расслышала лающую эдачийскую речь, хотя солдаты были в мундирах Ангории. Эдачийцам очень не хотелось, чтобы в Ангории менялась власть, и я была уверена, что этот сбор военных частей, которые готовы защищать законного правителя — их заслуга. Папенька, если ты жив, вовек не расплатишься с соседями за их предусмотрительность.

Надеюсь, я не стану частью платы.

Стряхнув ненужные мысли, я зашла в палатку.

— Ваше высочество? — Эрик окликнул меня, оставшись снаружи. — Я был бы счастлив, если бы вы оказали мне честь, оставив при себе охранником.

Чему я так радуюсь? И почему он доволен, увидев мою улыбку?

— Разумеется, лорд Дженкинс. Но сейчас здесь достаточно охраны. Освежитесь и будьте готовы через час.

Тот поклонился, и я опустила полог.

Глава 6

Вскоре мне принесли бочку, наполнили ее до половины теплой водой и положили рядом на грубо сколоченном табурете стопку одежды. Здесь было несколько мундиров разных размеров — другой одежды не водилось. Что ж, у меня есть сильно обрезанная нижняя сорочка и панталоны, этого достаточно, чтоб поддеть под мундир.

Я заколола косу — увы, намыливать волосы без помощи я не рискнула — и с наслаждением вымылась. Вытеревшись куском полотна я надела чистые панталоны и сорочку, ту самую, которую обрезала в горах. Теперь она стала коротенькой, по талию. Хм... интересная идея. Если вшить тесьму, чтоб затягивать под грудью, такая вещица была бы удобной. Я старалась рассмотреть себя без зеркала. Черные панталоны, маленькая черная сорочка — нет, вид у меня сейчас совершенно не подобающ ни для весталки, ни для жрицы из обители.

— Ваше Высочество, я готов, приказывайте, — раздался снаружи голос Эрика.

Замечательно, что он управился раньше меня. Пусть подождет у входа, пока я одеваюсь, не придется искать его по лагерю.

— Хорошо, лорд Дженкинс, вы можете подождать здесь, скоро понадобитесь, — проговорила я, извернувшись, чтобы посмотреть на вид сзади без зеркала.

Задумавшись над своим новым гардеробом я не осознала, что слово "здесь" можно истолковать иначе, и лишь когда хлопнул полог подняла глаза. Дженкинс застыл по эту сторону входа. К счастью, он опустил за собой ткань, и снаружи нас никто не видел.

Не отрывая от меня взгляда красный Эрик начал пятиться и шарить рукой в поисках щели.

— Стоять! — прошипела я. — Если вы сейчас выйдете, всякий поймет, что вы застали меня в непристойном виде, и поверьте, первым делом они подумают не про панталоны.

Казалось бы, больше краснеть некуда, но Эрику удалось. Он пожирал меня глазами, глубоко дышал и собирался что-то сказать, но пока не получалось.

— Сделайте шаг вперед, чтоб не выпасть наружу.

Он шагнул, не отводя от меня блестящих глаз. Странно, в его возрасте мужчины уже не раз видят женщин в разных степенях одетости, верней, раздетости. Или дело в том, что он смотрит на принцессу? Принцессу в тонких черных панталонах и обрезанной по самое "не могу" черной же шелковой сорочке? Я выждала несколько секунд и проговорила шепотом:

— Лорд Дженкинс, возможно, когда-нибудь вы объясните мне, почему не закрыли глаза.

Насладившись зрелищем зажмурившегося Эрика, который для разнообразия побледнел, я добавила:

— Завяжите вход палатки, чтоб сюда не явился кто-нибудь еще.

Пока Эрик прыгающими пальцами управлялся с завязками, я не торопясь выбирала штаны и верх мундира. Отложив два набора, которые могли бы подойти, я глянула на Эрика. Он снова стоял лицом ко мне и на этот раз честно не смотрел.

— Ваше Высочество, — прошептал он. — Меня повесят или отрубят голову?

Я надела белую рубаху, полюбовалась, как просвечивает черная сорочка, прикрыла все это мундиром, и удовлетворившись тем, как он сел, подвернула рукава. Лучше все равно не будет.

— Вы считаете, что заслуживаете казни, лорд Дженкинс? За что же?

Штаны оказались чуть длиннее, но можно подогнуть. В сапогах все равно не видно. Интересно, с какого худосочного адъютанта сняли одежду?

— За нескромные мечты, Ваше Высочество, — тихо ответил Дженкинс, — и смею доложить, отсечение головы — единственный способ прекратить сие безобразие.

Я одернула мундир и снова оглядела себя, насколько это возможно. Не могу назвать свой вид в обтягивающих штанах достаточно приличным, но длинный мундир доходит до середины бедра, хоть на этом спасибо.

Когда до меня дошел ответ Эрика, внутри будто волна прокатилась. Я глянула на Дженкинса, зачем-то вспомнился наш горячий “танец с саблями”... К Харибде мою семейку со всей их пользой для Короны!

— Лорд Дженкинс, вы мне нравитесь в целом виде, кроме того, за спасение принцесс полагается награда. Сделайте еще три шага вперед, и можете открыть глаза.

Он ступил вперед и обнаружил, что стоит почти вплотную ко мне.

Доживу ли я до ночи? Переживу ли я эту ночь? Не придется ли мне выцарапывать глаза Тальму, отчего мне вполне могут свернуть шею?

Я имею право на две минуты счастья.

— Ваше Высочество, — едва слышно прошептал мужчина.

— Трис, — напомнила я.

— Трис... что вы делаете?

— Награждаю своего спасителя, — отчего-то мой голос упал до шепота, — как в сказке.

Я пропала. Я не верила книжкам, где героиня пропадает от поцелуя, но я пропала. Из нас двоих Эрик оказался более здравомыслящим, потому что в конце концов смог оторваться, но разжать руки у него сил не достало. Я уткнулась лицом ему в шею, и он сдался, прижавшись ко мне щекой. Сколько мы так стояли? Минуту? Две? Всю оставшуюся жизнь?

Снаружи пропела труба, и нам пришлось вернуться в этот совершенно неуместный сейчас мир.

— Я был идиотом, — тихо проговорил Эрик. — Год назад, обнаружив тебя в моей комнате, я должен был не красоваться остроумием, а убедить тебя назвать Его Величеству мое имя.

— Не могу представить, как бы ты меня убедил.

— Зацеловал бы, — прошептал Эрик мне на ухо. У меня под мундиром галопом проскакал взвод мурашек.

— Я была не готова, — покачала я головой. — Не жалей.

— Ты принцесса. Сомневаюсь, что у меня будет второй шанс.

— Я вернусь в обитель, и ты меня оттуда выкрадешь, — легкомысленно предложила я, но тут же со вздохом добавила: — Но в этом случае я больше не буду принцессой.

— Замечательно, — расплылся в улыбке Эрик. — Ты будешь моей Трис.

Я не успела ничего добавить, как труба заиграла снова. Я выхватила из мешка гребень, пригладила как могла волосы и вышла из палатки, натянув лицо неприступной монаршей особы. Эрик следовал за мной. Надеюсь, глаза нас не выдадут. Впрочем, окружающим не до чьих-то глаз.

Глава 7

Лагерь кипел, как может кипеть шесть сотен конных, готовых выступить в дорогу. Лагерь не сворачивали, обозы оставляли — не до того. Ко мне подскочил адъютант и провел меня к штабной палатке. Мы вошли вместе с Эриком, и я представила его как личного охранника.

— Ваше Высочество, — начал тот генерал, что был постарше. — У меня есть два плана сражения, но я не уверен, что они уместны.

— Вы правильно не уверены, генерал. Мы будем давить бунт оружием только в том случае, если мирные средства не дадут своих плодов. Когда прибудете на место, найдите офицеров тех частей, что стоят вокруг Белого дворца, и тяните время. Возьмите с собой несколько бутылок горячительного. Нужно будет пить — пейте. Нужно будет петь — пойте, но дождитесь моего приезда, не вступая в бой. И будем молиться Фортунии, чтобы Белый дворец не пал раньше.

— Только что прибыл курьер с докладом. Два с четвертью часа назад полк бунтовщиков все еще стоял вокруг ограды. В верном Его Высочеству Альфреду гарнизоне пять магов, и они обещали поджарить первую сотню, которая ступит внутрь периметра.

Наверняка старший братец обещал заговорщикам легкую победу, но Альфред улизнул и занял оборону. Теперь офицеры не уверены, что после штурма Белого дворца, где многие погибнут, у них хватит сил удержать королевство.

В тот год, когда меня обучали основам военного дела, придворные вздохнули с облегчением — весь мой пыл уходил на армейские экзерциции. Зато взвыл гарнизон Белого дворца, с которым я упражнялась в командовании. Первый министр убеждал папеньку продолжить мое обучение в этом благодатном направлении и дальше, но полковник охраны сообщил, что у него уже пять прошений об отставке из гарнизона Белого и два из Большого. Папенька удивился — к гарнизону Большого, столичного, меня не допускали. На деле мне не давали заданий, но прямо не запрещали, чем я и воспользовалась.

Первый министр и полковник пришли к соглашению, что время от времени мне будут давать под начало сводный взвод из настолько провинившихся, что даже уборка у элефантов их не исправила. Им, значит, одна принцесса страшнее трех элефантов. Ладно, ладно.

Нам с Эриком подали коней, и мы влились в ряды отъезжающих.

Через два часа полк остановился на короткий привал у дороги, где дальше к горизонту белели ряды палаток. Нам с Эриком выделили две дюжины солдат, и мы поехали к лагерю, а полк продолжил марш. Я снова повторила трюк со шляпой и косой.

Меня встретили полковник и два майора. И солдаты, и офицеры смотрели настороженно, но без враждебности. Я могла их понять: так хорошо стояли, выжидали, кто победит, а тут я. Придется определяться.

Это я им и сообщила:

— Полковник Дакинс, я жду вашего решения. Если вы верны законному правителю, вы исполните мой приказ и прибудете в расположение к западу от столицы, на перекрестке Кружного и Северного трактов. Там вы станете ждать указаний, возможно, вы понадобитесь у Белого дворца или у Большого.

Внезапно заговорил один из майоров, тот, что попротивнее:

— А если нет, что помешает нам арестовать вас, Ваше Высочество, и препроводить к... — я с интересом ждала, какой титул он припишет Эгберту, но майор вывернулся: — препроводить вас в Большой дворец?

Полковник удивленно посмотрел на подчиненного, который заговорил без разрешения, не выяснив позиции начальства. Но вопрос был задан, нужно отвечать.

— Первое: моя охрана, с которой вам придется вступить в бой, замарав солдат кровью своих же. Второе: два верных мне полка, которые сейчас идут по тракту, и еще один, который окажется у Большого дворца раньше вас. Третье: никто не знает, кто усидит на троне, когда вы прибудете в столицу.

— Четвертое, — разлепил губы полковник, — майор Перк, вы отправляетесь под арест за нарушение устава.

— Она приказала нам ползти по полю после дождя, лежать в луже и штурмовать свинарник! — взвился майор, который решил, что терять ему нечего. Похоже, нашлась одна из жертв моих военных штудий.

— И как? — заинтересовался полковник. — Успешно?

— Нет! Нам пришлось ловить разбежавшихся свиней!

Пожав плечами, я пояснила полковнику:

— Я предупреждала, что их основная задача — не дать противнику уйти за ворота. — И спросила у пылающего гневом майора: — Надеюсь, вы понимали, что свиньи не умеют контратаковать, поэтому иного смысла в ваших экзертициях не было?

— Я древнего рода! — взорвался тот. — Я не простолюдин какой-то, чтоб за свиньей бегать! У меня двенадцать поколений благородных предков!

— Ах не простолюдин, да еще в тринадцатом поколении, — протянул полковник. — Тринадцать — определенно несчастливое число. — Повернувшись ко второму офицеру, который с большими глазами наблюдал за перепалкой, повторил: — Майора Перка под арест. Освободите тех, кто сейчас на гауптвахте, надеюсь, они уже проспались после вчерашнего, и пусть охраняют его в обозе. И скомандуйте построение. Лагерь и обоз оставить. Ваше Высочество, Пятый полк может выдвинуться через полчаса.

Удивительно, какая малость может изменить положение — например, полдюжины свиней. Впрочем, кто когда-нибудь ловил свинью, не согласится с тем, что это малость. Как командиру, чья часть провалила задачу, мне пришлось участвовать в устранении последствий, и дворцовый маг едва сдерживал ругательства, когда заживлял мне руку, пострадавшую от визгливого бекона.