Меня подняли и понесли в другую пещеру.
Она была вся залита ярким светом, исходившим от грибов, которые кучами лежали у стен; очевидно, то была их кладовая.
Отсюда мы прошли в пещеру меньших размеров.
На песчаном полу располагались груды голубовато-белых волос, напоминавших волосы на телах загадочных существ; эти волосы не светились.
По-видимому, пещера служила им спальней, а груды волос — постелями.
Носильщики остановились, опустили меня на волосяное ложе и вышли из пещеры, оставив меня наедине с белой женщиной.
Она устроилась рядом на сиденье из волос и принялась с любопытством меня разглядывать.
Я откинулся на постели, раздумывая, что меня ожидает.
Женщина издала резкое восклицание, испугавшее меня до дрожи. У входа появилось одно из малорослых созданий.
Она отдала какое-то распоряжение — я не расслышал, что она сказала — та сразу исчезла и быстро вернулась, неся в руках полый сгусток лавы, в котором плескалась вода.
Она поставила чашу возле меня и вышла.
Затем белая женщина обратилась ко мне и произнесла по-латыни:
— Омой свои раны.
(Далее я буду переводить их вульгарную латынь по возможности буквально, приводя лишь английское истолкование).
Я почувствовал смущение оттого, что мне придется раздеться перед ней; она была так похожа на человека!
Но она даже не пошевелилась, и было понятно, что уходить она не собирается.
Меня похоронили в пижамном костюме.
Сняв куртку, я осмотрел себя и увидел на плечах и груди засохшую кровь и множество синяков и порезов, причиненных падением.
Я начал мыться.
Тем временем она подошла ближе, прикоснулась к моему плечу и произнесла: «Ты красив».
Положение становилось критическим. Я поспешно надел куртку и сел на ложе.
В этот момент она снова издала какое-то восклицание, и служанка (кем она, вне сомнения, и была) снова возникла на пороге.
Белая женщина что-то произнесла, служанка ушла и вскоре вернулась — на сей раз с грибами.
Она положила их на землю и вышла.
Белая женщина протянула мне кусок гриба, отломила еще один для себя и начала есть.
Я не сразу последовал ее примеру; заметив мои колебания, она, как мне показалось, удивилась и сказала:
— Ешь.
Я был очень слаб и голоден, а потому отбросил все сомнения, откусил кусочек гриба и прожевал.
Вкус я не назвал бы неприятным; он несколько напоминал вкус обычного сырого гриба, но показался мне более изысканным.
Я покончил со своим куском и приступил к следующему.
Я смаковал каждый новый кусочек гриба и, съев третью порцию, подумал, что никогда ничего вкуснее не пробовал.
Я запил кушанье водой и ощутил прилив сил.
Белая женщина, которая все это время, как и я, с аппетитом расправлялась с грибами, повернулась ко мне и сказала:
— Они требуют, чтобы я убила тебя.
— Почему? — спросил я.
— Потому что ты убил одну из священных птиц, — ответила она.
С этими словами она отвернулась, зарылась в груду волос и мгновенно уснула.
Очень приятно, ничего не скажешь!!
Избежать стольких опасностей только для того, чтобы погибнуть от рук этих созданий в отместку за убийство какой-то отвратительной птицы — которая, не убей я ее, расправилась бы со мной!
Что же делать? Попытаться бежать?
Если даже я сумею от них ускользнуть (в чем я сильно сомневался), я не буду знать, куда направиться.
Пещеры, в отсутствие обитателей, погружены во тьму. Предположим, что мне удастся добраться до самой первой пещеры, где существа нашли меня; однако единственный известный мне путь наружу лежит через склеп, чье зловоние и непроглядная чернота хуже смерти.
Нужно предоставить событиям идти своим чередом.
Решение было принято, и я огляделся по сторонам. Взгляд упал на белую женщину, спавшую в нескольких футах от меня.
Какое отвратительное чудовище!
Эта ужасная уродливая голова!
При свете ее тела я смог осмотреть помещение, где мы находились.
Пещерка была почти квадратной, футов тридцати в длину и примерно столько же в ширину.
Стены от пола до свода совершенно гладкие.
Свод, высотой не менее двенадцати футов, состоял, как и стены первой пещеры, из грубых камней, застывшей лавы, пемзы и кристаллов.
В пещере не было ничего, за исключением постелей из волоса.
На стенах я заметил любопытные рисунки.
Один из них изображал женщину, но вместо страшной обезьяньей головы у ней была голова человека.
Рисунок, точнее же резное изображение, имел в высоту шесть футов и был выполнен, видимо, очень давно; линии, изначально уходившие в скалу на целый дюйм, стерлись от времени и в некоторых местах были едва различимы.
Очертания лица превосходно сохранились; не могло быть и тени сомнения в том, что художник изобразил человека.
Я терялся в догадках.
Как оказался здесь этот рисунок?
Кто его сделал?
Наверняка не похитившие меня существа?
Не держат ли они в этом ужасном месте, помимо меня, других мужчин или женщин?
Я решил расспросить обо всем белую женщину.
Терзаясь тысячами вопросов, я незаметно для себя уснул.
Проснулся я от ее прикосновения. Я открыл глаза и увидел, что она протягивает мне гриб; рядом, на полу, стояла чаша с водой.
Сон пошел мне на пользу и очень освежил меня.
Я сел на постели и спросил, что ей нужно от меня.
— Ешь, — сказала она.
Пока я жевал гриб, она подобралась поближе, обняла меня за шею руками и наклонила голову, словно бы собираясь меня поцеловать. Я задрожал и отшатнулся. Этого я вынести не мог.
В голове мелькнула еще одна строка из Де Квинси — та, где он описывает, как видел во сне «крокодилов, даривших смертельные поцелуи».[4]
Лучше крокодилы, чем губы этого чудовищного создания.
Мой отказ, видимо, причинил женщине боль; взглянув на нее, я увидел в ее глазах слезы.
Она наклонилась и подобрала кусочек гриба, затем опустилась на колени и протянула его мне.
Я взял гриб и, не зная, что с ним делать, проглотил его.
Очевидно, она сочла это знаком прощения; она нагнулась и прижала свои подвижные губы к моей руке.
Затем она поднялась и, не говоря ни слова, вышла из пещеры.
Что будет дальше? Вскоре я получил ответ.
В пещере появился вожак нашедшего меня отряда и шестеро других существ; они приблизились ко мне.
Вожак остановился передо мной и приказал:
— Следуй за мной.
Я встал и последовал за ним; шестеро других шли позади. Мы вышли из пещеры, прошли через кладовую и очутились в большой пещере.
Здесь собрались сотни существ — видно, они ждали моего появления.
Не успели они увидеть меня, как разразились оглушительными криками.
Белой женщины нигде не было; я гадал, куда она могла подеваться.
Что они собираются со мной сделать?
Вожак обернулся и сказал:
— Иди за мной.
Он подвел меня к пролому в стене пещеры, затем мы углубились в проход.
Где-то впереди мерцал свет; казалось, он исходил из земли.
Мы подошли ближе, и я увидел, что не ошибся. Это был небольшой кратер диаметром футов десять. Я заглянул в него, и меня ослепило сияние раскаленной бурлящей массы на дне.
Меня хотят бросить в кратер?
Кровь застыла от испуга в моих жилах. Я подался назад от края кратера, но позади живой изгородью застыли уродливые существа.
Двое из них выступили вперед и положили мне на плечи свои длинные, жилистые руки.
Не стану и пытаться описать свои терзания. Настал, думал я, мой последний миг. Через несколько мгновений я буду мертв — плоть сгорит, обнажив кости, кости обуглятся и превратятся в пепел.
Я пробовал сопротивляться, но они держали меня, точно клещами, не давая двинуться.
Меня подтащили к самому краю воронки, подняли на руки и уже собрались бросить вниз, когда воздух расколол пронзительный крик.
Они остановились — и я увидел, что сквозь толпу бежит белая женщина; существа расступались перед нею.
— Стойте! — вскричала она. — Кто приказал вам убить его? Я хочу его — он должен жить.
С этими словами она оттолкнула державших меня стражей и взяла меня за руку.
Вожак подошел ближе и сказал:
— Он убил одну из священных птиц. Наказание — смерть.
Толпа встретила его слова одобрительными криками.
Белая женщина стояла неподвижно. Когда шум стих, она ответила:
— Наказание для одного из нас — смерть, но он не из наших. И потому я говорю, что он должен жить.
Ужасные существа молчали; она продолжала:
— Я ваша царица. Вы сами избрали меня, ведь я более других напоминаю нашу мать. Но он еще больше похож на нее. И все же вы намерены убить его? Не бывать этому; пришелец станет моим, и наши дети будут править вами, и каждое новое поколение будет прекрасней прежнего.
Такую речь, насколько мне помнится, произнесло это удивительное создание.
Она замолчала. Мгновение тишины — и существа разразились аплодисментами.
Она повела меня за руку сквозь толпу, которая освободила нам дорогу, позволив вернуться в большую пещеру и оттуда в меньшую.
Здесь она отпустила мою руку, бросилась на волосяную постель и горько зарыдала.
Когда ее всхлипывания утихли, я поблагодарил ее за спасение моей жизни.
Она вперила в меня взгляд глубоко посаженных печальных глаз и спросила:
— Откуда ты пришел?
— С той стороны земли, — ответил я.
— Где это? — спросила она.
— Там, вовне, — объяснил я.
Она не поняла, что означает «вовне», однако указала на вырезанную на стене фигуру и сказала:
— Она пришла оттуда.
Я спросил:
— Когда?
— Не знаю, — ответила она.
— Тебе о ней что-нибудь известно? — спросил я.
— Мать рассказала мне о ней перед смертью, — отвечала она.
Я присел на груду волос и попросил ее рассказать все, что она знает. Привожу этот рассказ; я перевел ее слова, как мог, с вульгарной латыни.