Фотография в профиль

Успех частного расследования

Качановский не стал откладывать в долгий ящик вопрос об экспертизе злополучной фотографии. Разделавшись со срочными делами, он лично посетил архив Главной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний в Польше, где, вооружившись ножницами, добыл маленький кусочек снимка-оригинала. После этой операции подполковник отправился к специалистам, которые, исследовав качество фотобумаги и сравнив её с имеющимися образцами военных лет, твёрдо заявили, что фотограф пользовался фотобумагой немецкого производства: в ней отсутствовали отдельные вещества, которые не производились в тот период промышленностью фашистской Германии из-за трудностей в снабжении сырьём. Проведённая экспертиза оказалась холостым выстрелом.

Тогда офицер милиции обратился к испытанному многолетней практикой методу — провёл ещё раз текстуальный анализ собранных в деле документов. Этот метод нередко выручал его в прошлом: порой неприметная на первый взгляд деталь или малозначительная подробность оказывались ключом к разгадке сложного и запутанного преступления. Профессиональная интуиция не подвела подполковника и на этот раз. Через несколько дней он предложил Рушиньскому провести срочное совещание.

— Я тоже сделал очень интересное наблюдение, — похвастался Качановский. — Ваше открытие — я имею в виду лагерную робу — произвело на меня такое сильное впечатление, что, просматривая в очередной раз документы процесса, я вновь и вновь соотносил её с заключённым, изображённым на снимке.

— Честно говоря, мы не слишком баловали его вниманием как во время следствия, так и на суде. Мне как защитнику он казался второстепенной фигурой.

— И тут меня осенило. Небольшой пустячок, который может уподобиться камешку, сдвинувшему с места лавину.

— Не томите, подполковник. Я умираю от любопытства.

— В ходе следствия, да и на процессе многие свидетели, увидев фотографию, заявляли, что лицо заключённого им знакомо. Вместе с тем они удивительно единодушно подчёркивали, что он не из Брадомска. Утверждали, что встречались с ним, но не могли вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

— Да, совершенно верно. Один из свидетелей защиты именно так и сказал.

— Он был не одинок, можно назвать и других. Некоторые даже уточняли, что видели его в послевоенное время.

— Замечательно! Значит, этот человек не погиб и мы можем попытаться его найти. Я правильно вас понял, подполковник?

— Приятно иметь дело с коллегой, который понимает тебя с полуслова.

— Годы работы в суде что-нибудь да значат, — сказал адвокат, всегда уверявший всех в том, что главным его качеством является скромность. — Дай бог каждому столько увидеть и услышать, сколько довелось мне.

— Можно подумать, вы открыли Америку. Я мог бы многое рассказать о вашем опыте…

— Вы даже не представляете» подполковник, какую ценность имеет сделанное вами наблюдение. — Рушиньский решил ответить любезностью на любезность. — Это, возможно, поворотный момент нашего расследования. Мы во что бы то ни стало должны найти этого человека. Даже если он уже умер, необходимо отыскать людей, которые его знали.

— По-вашему, стоит только захотеть…

— Мы заставим работать в интересах расследования и прессу, и телевидение.

— Вы полагаете, что наша пресса вновь воспылает жгучим интересом к этой фотографии? Не забывайте, что снимок появился также в пятидесяти тысячах экземпляров книги Бараньского. А чего мы добились в итоге? К нам обратились только свидетели, знавшие Баумфогеля. И почему-то никто не заинтересовался его жертвой.

— Потому что главным действующим лицом считался шеф гестапо. Все искали на снимке палача Брадомска — и только. Если, например, вам покажут по телевидению президента США Рональда Рейгана, разве вы обратите внимание на то, как выглядят его телохранители? Но если мы сейчас преподнесём телезрителям только физиономию заключённого и попросим их его опознать, то результаты, я уверен, не заставят себя долго ждать. Обязательно последуют отклики.

— Как у вас всё просто получается, — заметил подполковник.

— Общественность не может оставаться равнодушной, когда речь идёт о преступниках и их жертвах. Вспомните, сколько людей, ознакомившись в средствах массовой информации с сообщениями о розыске, помогли вам задержать опасных преступников.

— Постоянный контакт с общественностью — маша первая заповедь, но в данном случае всё осложняется тем, что прошло почти сорок лет. И будем откровенны: люди устали от бесконечных призывов «Помогите!». Ведь до недавнего времени они исходили, как вы знаете, не только от милиции, но и от тех, кто хотел бы повести за собой поляков совсем по другому пути.

Приятели замолчали оба. Понимали, что нужны новые подходы к поиску истины. Наконец Рушиньский, как всегда Неистощимый на выдумки и смелые проекты, громко воскликнул:

— Нашёл, нашёл! Это именно то, что нам нужно. Необходимо провести конкурс.

— Конкурс красоты?

— Шутить я сейчас не намерен. Мы объявим о проведении настоящего конкурса. Вот только не знаю, где это лучше организовать — в печати или на телевидении? Лучше, наверное, прибегнуть к помощи телевидения.

— Поясните вашу мысль, пан меценас.

— Пусть это будет конкурс под названием «Голубой экран и герои прошлых лет». Познакомим телезрителей с десятком фотографий выдающихся учёных, артистов, писателей, можно даже предложить фотопортрет какого-нибудь известного адвоката. Подберём фотографии тридцатилетней давности и к ним присоединим фотокопию нашего заключённого. Покажем крупным планом только его лицо — и ничего больше. При соответствующей рекламе и наличии нескольким ценных призов успех мероприятия обеспечен. Общественность обязательно клюнет на нашу наживку.

— Какой благотворительный фонд выделит нам средства на приобретение призов? — спросил практичный подполковник.

— К фондам пока обращаться не будем, — заметил, излучая оптимизм, Рушиньский. — Надо аккуратно подбросить нашу идею какому-нибудь журналисту с телевидения, чтобы он, поразмыслив, счёл за благо подать на неё авторскую заявку. Тогда финансовые заботы автоматически примет на себя телевидение, в бюджете которого предусмотрены соответствующие суммы на призы победителям всевозможных телевикторин и конкурсов. Кстати, фирмы-рекламодатели, заинтересованные, в расширении сбыта своей продукции, как правило, не скупятся на телерекламу. Вот почему и я готов как лицо заинтересованное предложить в качестве одного из ценных призов дефицитный японский магнитофон.

— Где вы его возьмёте? Такую вещь даже в комиссионных магазинах невозможно, достать.

— А у меня имеется. Недавно я получил такую «игрушку» в качестве подарка от одного благодарного клиента. Года два назад пришлось с ним изрядно повозиться, прежде чем удалось избавить его от серьёзных неприятностей. И вот, возвратясь из командировки в Токио, он привёз оттуда музыкальный агрегат. Мне он не очень нужен, и я могу спокойно с ним расстаться.

— Ваше предложение делает вам честь. Основная трудность, насколько я понимаю, состоит сейчас в реализации идеи конкурса.

— Я уже всё обдумал. Приглашу нескольких журналистов в «Шанхай». При этом пообещаю им какой-нибудь интересный материал из судебной хроники, который у приличного адвоката всегда есть под рукой, — и вопрос о нашей телепередаче будет решён. К слову сказать, газетчики и их коллеги с телевидения — это одна журналистская семья, и они всегда друг с другом договорятся. Остальное — дело техники.

— Вашей уверенности можно позавидовать.

— Я выполню то, что наметил. А вам, пан подполковник, придётся заняться технической стороной дела, то есть снабдить меня увеличенной фотографией головы нашего заключённого. Остальные фотографии, которые примут участие в нашем конкурсе, будет доставать тот, кто приобретёт право на мою идею. Перед ним я намерен выдвинуть только одно условие: ведущий телепередачи-конкурса «Голубой экран и герои прошлых лет» должен уделить нашему снимку соответствующее внимание.

— А вдруг никто не узнает этого человека?

— Плакать придётся только нам с вами. Организаторы конкурса разыграют призы между теми телезрителями, которые пришлют наибольшее количество правильных ответов на вопрос: «Назовите, кто изображён на данном снимке». Вообще, подполковник, я не вижу причин для беспокойства. Люди обожают такие передачи. Их смотрят, как правило, несколько миллионов телезрителей.

— Как бы полковник Немирох не намылил мне шею за самоуправство. Для организации такого мероприятия необходимо получить разрешение от начальства — может быть, даже от главной комендатуры милиции.

— Вы зря волнуетесь, подполковник. Победителей не судят. А в победе я не сомневаюсь.

Как Рушиньскому удалось обо всём договориться, осталось его секретом, но уже на четвёртый день после состоявшегося разговора подполковник получил от него приглашение отобедать вместе с двумя сотрудниками телевидения в ближайшее воскресенье в «Шанхае».

После того как гости расправились с закусками и официант объявил, что на подходе «утка по-пекински», Рушиньский счёл возможным произнести короткую вступительную речь.

— Дорогой подполковник, у наших замечательных друзей с телевидения появилась оригинальная идея провести совершенно необычный телеконкурс. Я взял на себя смелость пригласить на нашу сегодняшнюю встречу и вас, поскольку так сложилось, что их замысел великолепно отвечает тем планам, о которых мы с вами беседовали недавно. Но лучше, наверное, будет, если они сами расскажут обо всём.

— Нам пришла в голову мысль, — Начал один из гостей, — развлечь телезрителей, показом на голубом экране фотопортретов прежних знаменитостей.

— Да, наша страна богата выдающимися политическими деятелями, — вставил Качановский.

— Политиков пока трогать не будем. Нам хотелось бы на полчаса возвратить некоторых наших зрителей в их молодость, показав им фотографии их старых кумиров, проявивших когда-то свои таланты на сцене, на экране, в литературе, на гаревой дорожке стадиона или на боксёрском ринге.

— Фантастический замысел! — воскликнул Рушиньский. — Бывают же светлые головы! Представляю, какие страсти забурлят вокруг конкурса, сколько писем придёт на телевидение!

— Дело привычное, — скромно заметил один из приглашённых. — Хотелось показать что-то такое, чего давно ждут от нас телезрители.

— Да, вот что значит уровень, масштаб! — вдохновенно продолжал адвокат, — Наше телевидение всегда готово чем-нибудь удивить. Без мастеров своего дела это было бы невозможно.

— Передача действительно должна получиться очень интересной, — сказал Качановский.

— Как только я случайно узнал о том, что готовится такая передача, я сразу вспомнил о вас, подполковник. Как было бы своевремен но включить в число «участников» и вашу фотографию.

— Какую фотографию? — удивились гости.

— Подполковник долго и безрезультатно ишет одного из узников концентрационного лагеря. Известно, что этот человек пережил оккупацию, но милиция не знает, к сожалению, его фамилию.

— Думаю, что могу вам доверить одну служебную тайну. включился в разговор Качановский. Дело в том, что розыск этого бывшего заключённого, испытавшего на себе все ужасы фашистских лагерей смерти, его свидетельские показания имеют неоценимое значение дли возбуждения дела против нескольких всё ещё разгуливающих на свободе гитлеровских военных преступников.

Оба гостя проявили к словам подполковника довольно сдержанный интерес, но Рушиньский быстро заказал ещё одну бутылку вина, и отношение гостей к заботам милиции заметно потеплело.

— Пан подполковник, у вас при себе эта фотография? — спросил адвокат.

Качановский вынул из портфеля заранее приготовленный снимок головы заключённого и положил перед работниками телевидения. Те с интересом начали вертеть его в руках.

— Очень симпатичное лицо, — заметил один из них. — У меня такое чувство, словно я его где-то видел,

— Мне тоже оно знакомо, — признался второй.

— Я же говорил, что подполковник не потребует от вас чего-то невозможного. Если вам кажется, что вы встречали этого человека, то это означает — учитывая ваш сравнительно молодой возраст, — что его должны были видеть в послевоенное время и многие телезрители. Участники телевикторины захотят сообщить нам о нём всё, что им известно.

— Значит, договорились? — спросил Качановский и добавил. — Был очень рад с вами познакомиться. Моя профессия частенько подбрасывает такие «эпизоды», что, попадись они в руки толковым журналистам, можно было бы сделать сенсационный материал для телеочерка или даже журнальной статьи. Вот почему я давно мечтал установить контакты с настоящими асами журналистики, которым не грешно доверить самое громкое дело.

— Лучших специалистов, чем наши дорогие гости с телевидения, вам, подполковник, не найти, — пылко заверил Рушиньский.

— Всегда приятно иметь дело с людьми, на которых можно положиться.

— Мы милицию не подведём, — сказал один из «асов», пряча фотографию во внутренний карман пиджака.

— Сколько времени потребуется на подготовку телевикторины?

— Мы её уже практически подготовили, но почувствовали, что в ней не хватает какой-то изюминки. Телевикторина с показом старых фотографий, замысел которой родился недавно, будет богаче по содержанию и намного интереснее. Поэтому всё наше внимание сейчас — именно ей. Видимо, дней через десять мы будем готовы выйти в эфир.

Вопрос был в принципе решён. Адвокат быстро сменил тему разговора и попросил официанта принести коньячные рюмки, так как деловой обед близился к завершению и пора было переходить к кофе. Вскоре все участники встречи были друг с другом на «ты», а когда пришло время расплачиваться, то оказалось, что Рушиньский не только заранее составил меню обеда, но и оплатил весь заказ. Качановский пытался протестовать, но юрист был непреклонен.

— Подполковник, сейчас же уберите ваши деньги. Можно подумать, что вам неведомы секреты нашей профессии: вложи, когда это необходимо, в одного клиента и сдери шкуру с другого. В рамках действующего прейскуранта, разумеется, — сказал он и захохотал.

Телевикторина удалась на славу. Режиссёр и художник из кожи лезли, чтобы поразить воображение телезрителей. Был использован обычный в таких случаях оформительско-исполнительский набор: неизменный старый граммофон, вычурные рамы от старых зеркал, мини-кордебалет, стройные участницы которого имели, судя по всему, довольно смутное представление о настоящем танце, а также несколько молодых певиц, у которых отсутствие слуха компенсировалось вполне очевидными другими достоинствами. Одним словом, это была нормальная во всех отношениях телепередача.

Результат превзошёл все ожидания. Девушки, дежурившие в телестудии возле телефонов, не успевали записывать ответы телезрителей, звонивших из разных уголков Польши. Потом хлынул поток писем. Сто двадцать девять человек безошибочно назвали тех, кто был изображён на каждой из десяти фотографий, участвовавших в конкурсе. Между ними и были разыграны призы. Их вручили также телезрителях которые первыми сообщили на телестудию правильные ответы.

Подполковник Качановский и адвокат Рушиньский дождались наконец ответа на вопрос, кто изображён на старой фотографии в костюме, узника концлагеря. Многие узнали в нём популярного вроцлавского актёра Антония Мирецкого. Когда-то он был частым гостем на телевизионном экране. В последнее время здоровье старого актёра ухудшилось и он всё реже выходил на театральные подмостки. Очень требовательный к своей профессии, он перестал также работать на радио и участвовать в телевизионных спектаклях. Узнав о Мирецком, подполковник не на шутку расстроился.

— Дырявая моя голова! Ведь я же видел Мирецкого на сцене и на экране раз десять. Кто бы мог подумать, что мы имеем дело с актёрским перевоплощением!

— Но как он ухитрился оказаться на фотографии вместе с Врублевским? -

— Завтра же выезжаю во Вроцлав. Немирох поездку одобряет.

— Я еду с вами. Есть, правда, несколько дел, требующих моего присутствия в суде, но коллеги меня подменят. Поедем на моём автомобиле.

Мирецкий никак не ожидал, что телевидение выберет его героем телевикторины, но ещё больше удивился визиту офицера милиции и известного адвоката. Когда гости показали ему фотографию, он сразу её узнал.

— Я этот снимок буду помнить, наверно, всю жизнь. Ведь мы тогда были. на волосок от смерти. Никогда до этого не приходилось попадать в такой опасный переплёт. Помню, как сейчас, наше паническое бегство из Камня Поморского, на который неожиданно обрушился шквал огня гитлеровской артиллерии. Эта фотография действительно была сделана в Камне Поморском?

— Да. Я играл тогда в труппе военного театра. Мы давали представлений для бойцов не то чтобы на передовой, но и не в глубоком тылу. В Камень Поморский нас послали на гастроли как в очень спокойное место. Между городом и противником простирался широкий залив. Поехали туда, чтобы сыграть несколько спектаклей для квартировавших там частей Войска Польского. В одной из городских школ подыскали великолепный гимнастический зал с уже оборудованной сценой. В тех условиях о большем трудно было и мечтать. В городе было тихо, но нам всё равно не рекомендовали появляться на берегу залива. В репертуаре театра значилась патриотическая пьеса «Для тебя, отчизна!». Не помню сейчас, кто её написал. Автором, вероятно, был кто-то из моих коллег-актёров, но это несущественно. Особо глубоким содержанием пьеса не отличалась. В день её показа брюшной тиф уложил на больничную койку одного из занятых в пьесе актёров. По наш руководитель, капитан Дальч, всё же сумел выйти из положении. Он разыскал солдата, внешние данные которого, наверно, не вызвали бы сомнений в его арийском происхождении даже у самого Гиммлера. Сложного текста в той пьесе не было, и наш дублёр, парень сообразительный, быстро заучил наизусть несколько фраз своей роли. Мундир гестаповца, которого он должен был изображать, сидел на нём безукоризненно.

Зал был полон, яблоку негде упасть. В первом ряду сидело военное начальство, затем— офицеры, а за ними — солдатская братия. Многие из них, может быть, впервые в жизни оказались на спектакле профессионального театра. Успех был потрясающий. Зрители не хотели отпускать нас со сцены. В зале присутствовали какие-то журналисты и оператор с военной киностудии. Вот он-то и сделал этот снимок. К сожалению, бедняга погиб через месяц под Берлином.

— Теперь мне всё понятно! — обрадовался Рушиньский.

— Дневное представление окончилось рано. Повторить его предстояло только на следующий день. Поэтому мы спокойно ужинали, отмечая успех, когда вдруг началась артиллерийская канонада. Первый залп немецких орудий был такой силы, что изо всех окон посыпались стёкла. После этого над городом пронёсся огненный смерч. Немецкие, орудия вели прицельный огонь по городским зданиям, в том числе и по нашей школе.

— Это была артиллерийская подготовка перед контрнаступлением гитлеровцев?

— Совершенно верно. Немцы попытались овладеть Камнем Поморским. Актёры выскочили из горящей школы и начали искать укрытие. Вокруг бу-шевало море огня. Горели дома на рыночной площади, снаряды разворотили крышу древнего кафедрального собора. Наконец мы забились в какой-то подвал. Кто-то из актёров был ранен — к счастью, не очень серьёзно. Бой продолжался несколько часов, прежде чем удалось отбросить противника назад, на противоположный берег залива. О дальнейших спектаклях в этом городе не могло быть и речи. Наши автомобили, на которых мы перевозили театральный реквизит — костюмы и очень скромные декорации, получили сильные повреждения и вышли из строя. Но военные власти всё же сумели вывезти артистов в Бялоград, где имелись сравнительно приличные условия для нормальной работы.

— А что случилось с солдатом, который дублировал заболевшего актёра?:

— С тех пор я ничего о нём не слышал. Знаю, что сразу после спектакля он вернулся в свою часть, хотя мы уговаривали его остаться с нами поужинать. Объяснил, что спешит, потому что должен заступать ночью в караул. Что касается фотографа, автора снимка, то тогда он уцелел. Говорю об этом с полной уверенностью, так как видел потом его фоторепортаж — сцены из нашего спектакля, опубликованный то ли в газете «Жолнеж вольности», то ли в каком-то другом фронтовом издании. В конце войны, как я говорил, гитлеровская пуля всё же подловила нашего фотографа. Дальнейшая судьба его снимков мне неизвестна.

— Что вы можете сказать о фотографии, которую мы вам привезли?

— Думаю, что это его работа, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Он тогда трудился на славу: сделал целую серию снимков. Обещал прислать несколько своих фоторабот, но не успел сдержать слово.

— Неужели вы впервые видите этот снимок? Ведь его недавно поместили на своих страницах почти все ведущие газеты и журналы.

— В последнее время я долго болел, лечился в санатории. Честно говоря, серьёзно просматривать прессу было как-то недосуг.

Антоний Мирецкий по просьбе подполковника любезно согласился дать официальные свидетельские показания и пообещал лично прибыть в Варшаву на процесс по делу Врублевского, если получит вызов в суд.

На обратном пути из Вроцлава в столицу Рушиньский, обожавший быструю езду, гнал как сумасшедший, так как был уверен, что автодорожная инспекция, окажись он в роли нарушителя, не будет придираться, увидев в машине старшего офицера милиции.

— Поздравляю вас, пан меценас, с успешным завершением дела! — сказал Качановский, когда они въехали в Варшаву, — Завтра я иду к прокурору, и завтра же Щиперский допросит Станислава Врублевского. Затем прокуратура принесёт протест на решение суда. В нём будет поставлен вопрос об отмене приговора и передаче дела на новое рассмотрение. Верховный суд ПНР вынесет справедливый приговор. Всё это — уже чистая формальность. Но как мог ваш подзащитный забыть о своём участии в спектакле?!

— А я нисколько не удивлён. Через час после представления началось кровопролитное сражение, после которого Врублевского отправили с несколькими ранениями в госпиталь. Из-за ранений у него возник провал в памяти. Это вполне обычное явление. От таких провалов никто не застрахован.

— Конечно, никто. Но всё-таки хорошо бы — уж если это должно случиться с кем-то из нас — обойтись без ранений и всяких других неприятностей, — рассмеялся подполковник.

Рушиньский не был бы Рушиньским, каким его знали друзья, если бы на следующий же день не помчался в тюрьму, чтобы, опередив милицию и прокуратуру, сообщить своему клиенту радостную новость. Но даже после этого Станислав Врублевский не вспомнил о роковом «дебюте» на театральной сцене в роли гестаповца.

Через два дня тюремные ворота распахнулись, и из них вышел человек с небольшим саквояжем в руке. Его предупредили, чтобы он не сказал караульному по ошибке «до свидания» вместо «прощай» — и он не нарушил ритуала. Бывший партизан и солдат, честно сражавшийся за освобождение Польши от фашистской нечисти, посмотрел на чистое солнечное небо— и улыбнулся. Жизнь продолжается.

Вечером того же дня Качановский и Рушиньский, сидя за уютным столиком в «Шанхае», оживлённо дискутировали по поводу достоинств свинины жареной с сычуаньской капустой, баранины «Шаолинский монастырь», плавников акулы по-шанхайски и, конечно, несравненных пельменей по-китайски. Приятели могли наконец от души поздравить друг друга с благополучным завершением совместного частного расследования. Впрочем, подполковник милиции и адвокат сидела за столиком не одни.

Но это уже совсем другая история.

«Фотография в профиль» — это не документальная проза. Ведь города Брадомска на карте Польши нет. А любое совпадение имён и фамилий может быть только случайным. Но это, однако, не означает, что описываемые в книге события не имели места в действительности.

Автор