Франция. 300 жалоб на Париж

Глава пятая Море волнуется, а я нет

Однажды моя подруга Радмила Хакова, автор книги «147 свиданий», написала о том, как это — жить ту жизнь, которой все завидуют: она путешествует с одним рюкзаком, свободна как ветер, и каждый новый день — новое свидание. Радмила писала, что это выматывает, что она очень хочет домой и быть вдвоем.

Но люди все равно не понимают.

Они смотрят на мои фотографии — в Инстаграме мы все выглядим отлично, у меня на фоне все синее и состоит из солнца, причем фильтры позволяют сделать все еще синее и солнечнее, чем оно есть. Смотрят и пишут: «Хочу в Марсель». Или: «Ты живешь у моря и еще жалуешься?» Еще они пишут: «Почему вы все время хвастаетесь?» Или: «Так езжайте в Россию и не мучайтесь».

Я не мучаюсь и даже толком не жалуюсь, хотя всем (даже самым близким) именно так и кажется, и, в частности, поэтому эта книга так и называется — триста жалоб.

Вот вам триста первая.

Я не из тех, кто любит море за то, что оно существует, оно не кажется мне ни романтичным, ни приятным для плавания — когда ты хочешь просто поплавать, речная теплая вода лучше соленых холодных волн, которые сопротивляются тебе.

Море прекрасно зимой и издалека, вблизи — это просто вода, это ветер, да камни, да грязная пена. Все потому, что в детстве не было никакого моря. Было озеро. Оно называлось Местерьяви — «мертвое» в переводе с финского. Легенда гласила, что внизу — внутри желтоватой, как смола, воды — старое финское кладбище, что если нырнуть поглубже где-нибудь в середине, где кивают душными головками кувшинки и тянут на дно, можно увидеть плиту, заросшую илом. Легенда гласила, что финны приезжают к озеру плакать. Хотя финны смеялись, купались и пили водку.

В Мертвом озере я научилась плавать.

Возле дома в городе тоже была река. В ней плавать не разрешали, там плавала грязь. И ханурики. Чуть только весна начинала немножко греть, они собирались на берегу и жгли костры. Однажды один упал и уплыл, и мы бегали в толпу смотреть на утопленника.

Река давала жизнь и забирала ее.

Город начинался с реки и был поделен ею на два берега: красивый и не очень. Особенно если ехать по Дворцовому мосту. Французский город тоже был поделен рекой: берег правый и берег левый. Каждый год в мае тарабанили мы эту тему: La Seine traverse Paris et le devise en deux parties: la rive gauche et la rive droite. Правый, говорили, богаче, левый — культурнее.

Сможешь доплыть до той стороны реки? Спрашиваешь!

Прыгнем с разбегу? Давай!

В море нельзя даже прыгнуть, хотя — бывало. Однажды в Абхазии мы пришли на пляж, где остатки советской империи торчали из моря ржавыми копьями пирса. С этих железок можно было прыгать в глубокую бездну. Минут 15 я собиралась с силами, потом шагнула. Море — всегда преодоление. С первого шага.

Говорят, на Земле только и разговоров, что о море, но я не слышу. Здесь говорят о реновации, коррупции, зеленке, мальчике, который читал Гамлета.

Разное говорят. О море — ни слова.

Есть река, и она — исток этого вашего моря.

Есть океан — и это иное дело.

В него можно впрыгнуть, как в снег, и становится страшно не выплыть, если даже по щиколотку и наступила волна.

Здесь, в Марселе, море — это главная достопримечательность. Ничего, что тут нет ничего, — главное, тут есть море. Оно здесь всегда холодное и не очень спокойное, в нем не бывает состояния «молоко». Скалы и холодные течения даже в самую жару оставляют его прохладным, как и дома.

В том, что я не люблю море, — нет ничего личного.

Просто сначала было озеро. И даже самое мертвое озеро для меня живее.