Француз

ГЛАВА 23

Было уже три часа дня, когда они подъехали к дому Француза. Бедный, но чистенький квартал. Аккуратные домики. Во дворе альпийская лужайка. Чисто и красиво. На двери – тяжелый крест. Француз вырос в очень религиозной семье.

Прежде чем войти, Блетчер и Фрэнк долго сидели в машине. Блетчер нервно курил. Фрэнк устало молчал. Если ты побывал на краю бездны, то сначала солнечный свет покажется слишком ярким. Надо привыкнуть к нему. Недаром древние говорили, что каждому новому состоянию предшествует смерть.

Физическая. Духовная. Символическая. Умирая, мы рождаемся в другом обличье.

Теперь новый Фрэнк Блэк сидел в салоне собственного "чероки" и думал о Французе. Мистическая связь между ними наконец прервалась, почти полностью освободив сознание Фрэнка. Однако память скрупулезно подобрала увиденные ранее картинки и уложила на дно души.

Отныне сны Фрэнка пополнятся новыми кошмарами. И с этим ничего не поделаешь.

– До сих пор не верится, – произнес наконец Блетчер. – Если бы не случайность, он продолжал бы убивать. Прими мои извинения. Я был не прав. Я должен прислушиваться к советам, тем более если это советы друзей.

Фрэнк хмыкнул, заключая перемирие:

– Как ни банально это звучит, Блетч, но в каждой случайности есть своя закономерность. У тебя действительно работают профессионалы, но им не хватает воображения. Они мыслят узко и стереотипно. Преступники, как и техника, идут вперед. Они меняются быстрее нас. Люди перестают удивляться крови и жестокости. Вспомни, несколько лет назад серия подобных убийств вызвала бы в обществе настоящий шок. А сейчас пройдет два-три дня, и все забудется. Так уже бывало. Даже террористические акты, даже массовые расстрелы и изощренные казни многих оставляют равнодушными. Человека всегда интересовал только он сам, другие – постольку-поскольку. Но, уверяю тебя, если бы Француз остался жить, газеты пестрели бы сенсационными заголовками. Со временем подробности канут в Лету и, не удивлюсь, если бы его неожиданно назвали новым Иоанном Крестителем, который боролся с массовым развратом и чумой. У Француза обязательно нашлись бы последователи. А обывателей больше всего волновало бы, посадят его на электрический стул или нет. Как известно, существует великое множество способов умертвить человека. Но, пожалуй, самым изощренным является электрический стул. Снова бы обсуждались биологические особенности этой казни, ее процедура. Помнишь последние публикации на эту тему?

Фрэнк намекал на серию заказных статей, в которых сладострастно обсуждались подробности казни одного из потрошителей. Журналисты взахлеб описывали, как осужденного привязали к специальному креслу, а исполнитель закрепил влажные медные электроды на его голове и ноге. На короткий промежуток времени был подан электроток большой силы. При этом температура тела приговоренного возросла до 138 градусов по Фаренгейту. Смерть наступила в результате остановки сердца и паралича дыхания. Свидетели были в восторге.

Фрэнк поморщился. В человеке на генетическом уровне заложено желание уничтожить себе подобного. Со времен Каина люди истребляют друг друга. Многообразие видов казней – лишнее тому подтверждение. Прорастающий сквозь тело бамбук, дыба, кол, гильотина и уж конечно электрический стул. Но почему-то мало кто помнит, что при казни электротоком происходит: мгновенно обугливаются внутренние органы; часто после включения рубильника обреченные, сдерживаемые ремнями, бросаются вперед; может иметь место дефекация, мочеиспускание, рвота кровью. Очевидцы казни всегда отмечают запах жженого мяса. Кроме того, вскипают глазные яблоки, и поэтому обычно на приговоренного надевают маску, чтобы не шокировать свидетелей казни. Впрочем, свидетели, как правило, бывают очень недовольны, если не видят лица осужденного. Может быть, он и не прав, считая, что новое Тысячелетие подарит человечеству надежду на спасение. Какое уж тут спасение?

– Ну что, пойдем?

Блетчер тяжко вздохнул и без особого энтузиазма вышел из "чероки".

– Пойдем. У нас не так уж и много времени.

Дверь открыла пожилая женщина. Мать? Его мать. Мать Француза.

Они уже многое знали о Французе. Его настоящее имя, полные имена обоих родителей, знали, где он учился, даже то, почему и как попал на работу в морг. Они не знали лишь одного – что послужило первым толчком. Из-за чего он стал убивать.

Француза воспитывала мать.

Он скрывал от нее все. Растущее пристрастие к мальчикам, ночные визиты в "Рубиновый кого-ток" и даже место основной работы. Она оставалась в блаженном неведении. Для мамочки Француз был примерным и хорошим мальчиком. Таким, каким она его воспитывала, с твердыми религиозными убеждениями.

Теперь она сидела на кухне перед ворохом газет с застывшими фотографиями Пандемии и потерянно повторяла;

– Как же так получилось?

Смерть сына она восприняла намного спокойнее, чем известие о том, что ей предшествовало. Похоже, до сознания этой женщины так и не дошло, что теперь она осталась совсем одна. Гораздо больше ее волновало, что скажут соседи, что скажет община. Что скажет Бог.

Но Бог в этот день почему-то молчал.

Фрэнк вошел в комнату, где еще сегодня утром Француз досматривал последние в своей жизни сны.

Комната походила на узкую келью. Тот же ворох газет, теологические брошюры, катрены Нострадамуса, потрепанный томик Библии. Все то, что он и ожидал увидеть в этой комнате, лишенной всякой индивидуальности. Полиция сейчас обследовала подвал, в котором Француз проводил все свободное время. Вот там-то и была индивидуальность, а здесь – смазанные мысли, противоречивые чувства и желания. Здесь нет ничего, кроме книг. Библия сама раскрылась на зачитанной странице. Откровение от Иоанна. Апокалипсис.

И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мной и сказал: пойди, возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего на море и на земле.

И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих она будет сладка, как мед.

И взял я книжку из руки Ангела и съел ее, и она в устах моих была сладка, как мед; когда съел ее, то горько стало во чреве моем.

И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих…

– Фрэнк… – Плеча коснулась ледяная рука Блетчера. – Фрэнк, мы нашли подвал. Там… Просто в голове не укладывается…

Блэк, не оглядываясь, глухо ответил:

– Я знаю, что ТАМ. Только не понимаю одного, почему она ничего не слышала и не видела.

– Мы слепы к грехам своих детей, предпочитаем их не замечать. Когда он приводил туда украдкой очередного мальчика, она включала музыку погромче. Когда он зашивал им глаза и рот, она уходила в церковь на службу. К ее возвращению обычно все заканчивалось. Он очень боялся, что она узнает обо всем…

Фрэнк положил Библию на полку и вышел на кухню, где по-прежнему, поскуливая от боли, раскачивалась старая женщина.

Поистине странна любовь человеческая. Мы слепы к грехам своих детей, но мы также слепы к грехам родителей.

Он подошел и сел рядом, желая пробиться сквозь стену недоверия и шока. Он хотел задать один-единственный вопрос:

– Почему?

И вместе с ним этот вопрос мертвыми призраками задавали Пандемия и ее маленькая дочь, сожженный Джо и еще несколько изуродованных мальчиков, чья вила была лишь в том, что они повстречались на пути нежити, которая хотела стать человеком Но в каждой случайности есть своя закономерность. Француз ощущал себя другим, и в этом была его ошибка.

– Почему?

Из-под пластмассовых дешевых очков взглянули выцветшие от старости глаза Француза:

– Ты… ничего… не сможешь… остановить…

Прочь отсюда! Прочь из дома, насквозь пропахшего безумием и разложением человеческой плоти и духа. Они вышли, Блэк и Блетчер.

– Слава богу, Фрэнк, ВСЕ наконец закончилось. У меня опять будет тридцать четыре убийства в год и хорошая раскрываемость. А мои парни поедут домой и выспятся.

– Ты не прав, Боб, ты опять не прав. ВСЕ только начинается. На пороге – Тысячелетие. Знаешь, что говорится в Библии по этому поводу: "В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них".

Так что все еще начинается…

… И когда Он снял седьмую лось безмолвие на небе…..