Фремлейский приход

Глава I

Когда юный Марк Робартс оставил университет, его отец имел полное право сказать, что он слышит со всех сторон поздравления, что все считают его счастливейшим из отцов.

Этот счастливый отец был медик, и жил в Экзетере. Он был джентльмен без состояния, но пользовался обширной и доходной практикой, что позволяло ему содержать и воспитывать своих детей со всеми удобствами, какие могут доставить деньги в нашем отечестве. Марк был его старший сын и второй ребенок, и мы посвятим первые страницы нашего рассказа исчислению всех благополучий, которыми он был обязан судьбе и собственным стараниям.

Первым его шагом в жизни было помещение его, еще очень молодым мальчиком, в дом священника, старого друга его отца. У этого священника был еще один, и только один воспитанник, юный лорд Лофтон, и между мальчиками завязалась тесная дружба.

Пока они оба учились у священника, леди Лофтон посeщала иногда своего сына, и однажды пригласила юного Робартса провести наступавшие праздники в Фремлейском замке. Приглашение было принято: Марк провел двe недeли в замке, вслeдствие чего он вернулся в Экзетер с письмом от вдовствующей перессы, исполненным похвал. Она была в восторгe писала она, что у ея сына есть такой отличный товарищ, выражала надежду, что они вмeстe окончать свое воспитание. Докторe Робартс высоко цeнил расположение перов и пересс, и ни за что на свeтe не отказался бы от выгод, могущих проистечь для его сына из такой дружбы. Итак, когда юного лорда послали в Гарроу, Марка Робартса отправили туда же.

Лорд часто ссорился с своим другом, и дeло подчас доходило до драки. Случилось даже, что они в продолжении трех мeсяцев не говорили друг с другом ни слова. Но это не смущало доктора в его надеждах. Марк неоднократно гостил в Фремлейском замке, и леди Лофтон каждый раз писала о нем в самых лестных выражениях.

Потом мальчики отправились вмeстe в Оксфорд, и тут за Марком послeдовало его обычное счастье, зависeвшее более от его примeрной степенности чeм от каких-нибудь особенных успeхов в науках. Его семейство гордилось им, и доктор любил разказывать о нем своим больным,— не то, чтобы сынок его удостоивался медалей и других университетских почестей, но то, что отличался прекрасным поведением. Он находился в лучшем кругу, не дeлал долгов, любил общество, но умeл избeгать обществ дурных; быль непрочь от стакана вина, но никто никогда не видал его пьяным; и, главное, пользовался всеобщим благорасположением в университетe.

Потом пришло время избрать карьеру для этого юного Гиперирна, и доктор Робартс получил приглашение приeхать лично в Фремлейский замок, чтобы переговорить с леди Лофтон об этом предметe. Доктор Робартс вернулся с этого свидания с твердым убeждением, что сыну его всего приличнeе посвятить себя церкви.

Не даром леди Лофтон выписывала доктора Робартса из Экзетера. Фамилия Лофтон располагала Фремлейским приходом, и первое представление было бы в руках леди Лофтон, если-бы вакансия открылась прежде достижения лордом Лофтоном двадцати-пяти-лeтняго возраста,— и в руках молодаго лорда, если-бы вакансия открылась послe. Но мать и сын оба обeщали дать приход Парку. А так как Фремлейскому священнику в это время было лeт семьдесят, а приход приносил девятьсот фунтов в год, то не могло быть сомнeния относительно превосходства духовной карьеры перед всеми другими.

И я должен прибавить, что выбор вдовствующей леди и доктора оправдывался жизнью и правилами молодаго человeка,— на сколько может быть оправдан отец, предначертывающий жизненный путь своему сыну и свeтский землевладeлец, располагающий приходом. если-б у леди Лофтон был второй сын, Этот сын вeроятно получил бы приход, и никто бы не нашел в этом ничего дурнаго, особенно если-б Этот сын был именно такой человeк, как Марк Робартс.

Сама леди Лофтон не мало размышляла о религиозных предметах, и ни за что на свeтe не отдала бы зависeвший от нея приход человeку только потому, что он был дружен с ея сыном. Она, по религиозным убeждениям, примыкала к Верхней церкви, и имeла случай удостовeриться, что Марк Робартс склоняется в ту же сторону. Она очень желала, чтобы сын ея был близок с священником своего прихода, и эта цeль была бы достигнута назначением Марка Робартса, она хотeла, чтобы священник ея прихода был такой человeк, который дeйствовал бы в одном смыслe с нею; быть может, она втайнe желала, чтоб он до нeкоторой степени подчинялся ей. если-б она выбрала человeка зрeлых лeт, то на такое подчинение было бы труднeе разчитывать, а если-бы выбор был сдeлан ея сыном, на это нельзя было бы разчитывать вовсе.

Итак, было рeшено, что приход достанется юному Робартсу.

Он выдержал экзамен без особеннаго блеска, но именно так, как желал его отец; потом путешествовал мeсяцев десять с лордом Лофтоном, и тотчас по возвращении был посвящен.

Фремлейский приход находился в Барчестерской эпархии, и при блестящей перспективe, открывшейся ему в этой эпархии, Робартсу было нетрудно получить в ней мeсто курата. Он не долго занимал это мeсто. Не прошло и года, как мистер Стопфорд, тогдашний викарий в Фремлеe, скончался, и молодому человeку упало прямо в руки полное осуществление его богатых надежд.

Но мы должны еще поговорить о его счастии прежде чeм доберемся до собственнаго начала нашей истории. Леди Лофтон, очень сильно, как мы уже оказали, занимавшаяся церковными вопросами, не увлекалась однако своими верхне-церковными правилами до того, чтобы стоить за безбрачность священников. Напротив она держалась убeждении, что только женатый человeк может быть хорошим священником. Итак, доставив своему любимцу положение в свeтe и доход, вполнe приличный для джентльмена, она занялась приисканием жены, с которою он мог бы подeлиться всeм этим благополучием.

И тут, как во многих других случаях, он вполнe вошел в виды своей покровительницы, хотя они не были высказаны ему тeм прямым путем, каким устроилось дeло о приходe. На то леди Лофтон имeла слишком много женскаго такта. Она отнюдь не говорила юному викарию, что мисс Менсел именно для того была привезена в Фремлейский замок с замужнею дочерью, чтоб он, Марк, в нее влюбился; но оно так было в самом дeлe.

У леди Лофтон было только двое детей. Старшая дочь, лeт за пять перед тeм, вышла за муж за сэр-Джорджа Мередита, а мисс Монсел была с нею дружна. Но тут я встрeчаю главную трудность романиста. Мисс Монсел, или лучше мистрисс Марк Робартс, должна быть мною описана. Нам не придется долго заниматься ею под именем мисс Монсел. Но все-таки мы должны назвать ее Фанни Монсел, предупреждая читателя, что нельзя было предложить Марку более милой подруги. И если твердыя правила без жесткости, женственная мягкость без слабости, веселость без злобы и вeрное любящее сердце суть качества, дающия дeвушкe право стать женою священника, то Фанни Монсел имeла полое право на это положение.

Рост ея был немного выше средняго. Лицом она была бы вполнe хороша, если-б ея рот не был несколько велик. Волосы у нея были густые, свeтлокоричневые. Глаза ея также были коричневые, и по этому самому составляли самую замeтную черту ея лица, потому что коричневые глаза встрeчаются не часто. Они были большие, влажные, то веселые, то нeжные. И тут счастие не измeнило Марку Робартсу.

Он посватался, и Фанни пошла за него. Марк сам быть молодец собою. В это время викарию было лeт двадцать пять, а Фанни была моложе его двумя-тремя годами. И не с пустыми руками вступала она в дом своего мужа. Ее нельзя было назвать богатою наслeдницей, но за нею было несколько тысяч фунтов. Эти деньги были помeщены в банк, с тeм чтобы их процентами платить ежегодные взносы в страховое общество, в котором Робартс застраховал в высокую цeну свою жизнь; и еще осталось их очень довольно, чтобы отдeлать викарство самым изящным и комфортабельным образом — зажить на славу.

Вот сколько сдeлала леди Лофтон для своего protégé, и вы можете себe представить, с каким удовольствием старый доктор Робартс, сидя перед камином и размышляя о результатах своей жизни, останавливал свои мысли на этом приятном результатe, на Маркe Робартсe, Фремлейском викарии.

Но мы мало сказали до сих пор о самом героe нашем: быть-может, и нeт надобности говорить о нем много. Будем надeяться, что его образ мало-по-малу сам собою обрисуется перед читателями, со всеми своими внeшними и внутренними чертами. Замeтим только, что он не родился ни ангелом, ни падшим духом. Каковым его сдeлало воспитание, Таков он и был. Он был очень способен к добру, способен не в малой степени и ко злу. Многия обстоятельства в его жизни клонились к тому, чтоб испортить его, но он не был испорчем в обыкновенном смыслe этого слова. У него было достаточно такту, достаточно здраваго смысла, что бы насчитать себя таким совершенством, каким считала его мать. Самомнeние, кажется, не было главным его недостатком. если-б он имел его побольше, он был бы пожалуй менeе приятным человeком, но за то его судьба была бы прочнeе обезпечена.

Что касается до его наружности, он был высок, строен: и белокур, имел четырехугольный лоб, означающий более понятливость чeм ум, бeлыя нeжныя руки с длинными ногтями, и умeл одeваться так, что никто не мог никогда замeтить, хорошо ли он одeт или дурно, новое ли на нем платье, или старое.

Таков был Марк Робартс, когда, лeт двадцати пяти, или немногим старше, он женился на Фанни Монсел. Обручение происходило в собственной его церкви, так как у Фанни Монсел не было своего гнeзда, и она три мeсяца перед свадьбою провела в Фремлейском замке. Посаженным отцом у нея был сэр-Джордж Мередит, и сама леди Лофтон позаботилась о том, чтобы свадьба была сыграна как слeдует, и старалась об этом почти столько же, как для собственной дочери. Самый обряд был совершен его преподобием, барчестерским деканом, многоуважаемым другом леди Лофтон. Мистрисс Арабин, жена декана, присутствовала также на свадьбe, хоть от Барчестера до Фремлея не близко. И лорд Лофтон, разумeется, был тут, и всe увeряли, что он непремeнно влюбится в одну из прелестных подруг невeсты, из которых Бленч Робартс, вторая сестра викария, по мнeнию всех, была самая прелестная.

Была тут и другая, младшая сестра Марка, которая не принимала участия к церемонии, и насчет которой не дeлали таких предсказаний, так как ей было не более шестнадцати лeт; но мы упоминаем о ней, потому что читателю придется познакомиться с нею в послeдствии. Звали ее Люси Робартс.

Потом викарий и его жена отправились путешествовать, оставив на время фремлейския души на попечение старика курата.

Пришло время, и они возвратились; а потом настало еще время, когда родился у них ребенок, а потом другой; а потом настало время, когда начинается наш разказ. Но прежде чeм приступим к нему, не повторить ли нам, что всe были правы, поздравляя девонширскаго медика с таким примeрным и счастливым сыном?

— Ты была сегодня в замке? сказал Марк своей женe, грeясь в креслe у огня в гостиной, перед тeм как идти одeваться к обeду. Это было холодным ноябрьским вечером, а он цeлое утро провел на воздухe: в таких случаях как-то особенно приятно откладывать свой туалет. Люди твердые идут прямо из передней в свою комнату, и не подвергают себя искушениям камина в гостиной.

— Нeт, но леди Лофтон сама была здeсь.

— Она все хлопочет о Сарe Томпсон?

— Да, Марк.

— А что ты ей сказала насчет Сары Томпсон?

— От себя я ей мало сказала; но я намекнула ей, что ты полагаешь, или что я думаю, что по твоему мнeнию было бы лучше взять опытную школьную учительницу.

— Но миледи не согласилась?

— Как сказать? Да, в сущности она не согласилась.

— Ну, да когда уж она примется за что-нибудь, так не скоро отвяжется.

— Но, Марк, она всегда принимается за такия хорошия дeла.

— Однако, в этом случаe, как ты видишь, она более думает о своей protégée, чeм о дeтях в школe.

— Скажи ей это, и она навeрное уступит.

Потом оба умолкли. Викарий, согрeвшись вполнe, насколько это возможно сидя лицом к огню, повернулся, чтобы произвести ту же оверацию a tergo.

— Марк, уже двадцать минут седьмаго. Не пойдти ли тебe одeваться к обeду?

— Вот что я тебe скажу, Фанни. Пусть уж она сдeлает по своему, насчет Сары Томпсон. Ты бы пошла к ней завтра, и так бы сказала ей.

— Но, Марк, я бы не уступила ей, если-бы считала ее не правою. Да и она сама не потребовала бы этого.

— Если я в Этот раз отстою свое мнeние, мнe навeрное придется уступить в слeдующий раз, а тогда может идти дeло о чем-нибудь более важном.

— Но если она неправа, Марк?

— Я не говорю, чтоб она была неправа; а если она и не права в какой-нибудь безконечно-малой степени, так стоит ли из-за этого ссориться? Сара Томпсон очень почтенная женщина; спрашивается только, умeет ли она учить?

Молодая женщина темно сознавала, хотя она и не выразила этого словами, что ея муж не совсeм прав. Дeйствительно, надо иногда уступать многому такому, что не совсeм справедливо, даже очень многому. Но к чему уступать злу без всякой необходимости? Зачeм ему, викарию, соглашаться, чтобы назначили неопытную учительницу для детей его прихода, когда он мог найдти опытную? В этом случаe — так говорила мистрисс Робартс — я не уступила бы леди Лофтон.

На другое утро, однако же, она исполнила поручение мужа, и объявила леди Лофтон, что муж ея не имeет ничего против назначения Сары Томпсон.

— О, я была увeрена, что он согласятся со мною, сказала миледи,— стоило ему только узнать, что это за женщина. Я знала, что стоило только объяснить ему...

И она стала чрезвычайно любезна; сказать по совeсти, леди Лофтон не любила оппозиции в дeлах, касавшихся прихода.

— Фанни, сказала леди Лофтон самым ласковым тоном:— вы никуда не собираетесь в субботу, не так ли?

— Нeт, кажется, никуда.

— Так вы должны быть у нас. Юстиния, вы знаете, будет здeсь (леди Мередит звали Юстинией), вам с мистером Робартсом слeдует погостить у нас до понедeльника. Мы на все воскресенье отдадим в его распоряжение маленькую библиотеку. Мередиты уeзжают в понедeльник, и Юстиния будет тосковать, если вы не будете с нею.

Было бы несправедливо утверждать, что леди Лофтон рeшилась не приглашать Робартсовe, если-б ей не уступили в дeлe Сары Томпсон. Но, по всему вeроятию, Таков был бы результат оппозиции с их стороны. Зато теперь она была сама любезность: и когда мистрисс Робартс стала было извиняться, говоря, что ей нужно быть дома к вечеру, чтобы видeть детей, леди Лофтон объявила, что в замке найдется мeсто и для малюток, и для кормилицы, и уладила дeло по своему, кивнув два раза, а три раза махнув вeером.

Это было во вторник утром, а в тот же день вечером, перед обeдом, викарий опять усeлся в то же кресло перед камином, удостовeрившись, что его лошадь увели в конюшню.

— Марк, сказала его жена,— Мередиты приeдут в замок на субботу и на воскресенье; я обeщала, что и мы будем там, и останемся до понедeльника.

— Неужели обeщала? Какая досада!

— А что? Я думала, что это будет приятно тебe. Да и Юстиния могла бы огорчиться, если-б я отказалась.

— Ты можешь быть там, и конечно будешь, моя милая. Но мнe это невозможно.

— Отчего же, друг мой?

— Отчего? Я только что отвeчал на письмо, которое мнe привезли из Чальдикотса. Соверби приглашает меня к себe на недeлю, и я написал, что буду.

— И ты поeдешь в Чальдикотс на цeлую недeлю, Марк?

— Я даже, кажется, обeщал пробыть там десять дней.

— И ты пропустишь два воскресенья?

— Нeт, Фанни, только одно. Не будь так придирчива.

— Я не придираюсь, Марк; ты знаешь, что у меня нeт этой привычки. Но мнe так досадно! Леди Лофтон будет недовольна. К тому же ты в прошлый мeсяц пропустил два воскресенья, когда eздил в Шотландию.

— Это было в сентябрe, Фанни. уж это придирка.

— Ах, Марк, мой милый, не говори этого. Ты знаешь, что у меня нeт намeрения придираться. Но леди Лофтон не любит этого чальдикотскаго общества. Ты помнишь, что в послeдний раз, как ты был там с лордом Лофтоном, она так была огорчена!

— На Этот раз со мною не будет лорда Лофтона; он еще в Шотландии. Но вот почему я eду туда: там будут Гарольд Смит и его жена, а я очень желаю познакомиться с ними поближе. Я не сомнeваюсь, что Гарольд Смит со временем будет членом кабинета, а таким знакомством пренебрегать не слeдует.

— Но, Марк, какое тебe дeло до кабинета?

— Конечно, Фанни, я обязан говорить, что мнe ничего не нужно; оно отчасти так и есть. Но тeм не менeе, я поeду и проведу несколько дней с Гарольд-Смитами.

— Не воротишься ли ты к воскресенью?

— Я обeщал сказать проповeдь в Чальдикотсe. Гарольд Смит прочтет в Барчестерe публичную лекцию об Австралийском архипелагe, а я скажу проповeдь о том же. Хотят снарядить туда новых миссионеров.

— Проповeдь в Чальдикотсe!

— А почему же нeт? Народу там будет иного, вeроятно будут и Арабины.

— Не думаю; мистрисс Арабин хороша с мистрисс Гарольд Смит, но я увeрена, что она не в ладах с ея братом. Не думаю, чтоб она поeхала в Чальдикотс.

— И епископ вeроятно приeдет туда на день или на два.

— Вот это вeроятнeе, Марк. Если тебя привлекает в Чальдикотс, желание видeть мистрисс Проуди, то больше мнe говорить нечего.

— Я не более тебя, Фанни, охотник до мистрисс Проуди, возразил викарий, с нeкоторым раздражением в голосe.— Но вообще считается приличным, чтобы приходский священник от времени до времени видался с своим епископом. И так как меня пригласили именно с тeм, чтоб я сказал проповeдь, когда всe эти лица будут там, отказаться было бы неловко.

Тут он встал, и, взяв свeчу, направился в свою уборную.

— Что же сказать леди Лофтон? спросила у него Фанни в течении вечера.

— Напиши ей, что я обeщался сказать проповeдь в Чальдикотсe в будущее воскресенье. Ты, конечно, будешь в замке?

— Да; но я знаю, что она будет недовольна. Ты уже был в отлучкe в прошлый раз, как у ней были гости.

— Что ж дeлать! Я уж уступил ей в дeлe Сары Томпсон: не может же она требовать, чтоб ей уступали всегда и во всем!

— Я бы не сказала ничего, если-бы ты не уступил в дeлe Сары Томпсон. Тогда-то ты и мог бы настоять на своем.

— А я намeрен теперь настоять на своем. Очень жаль, что мы так расходимся в мнeниях.

Тут Фанни, несмотря на свою досаду, замeтила, что лучше не продолжать разговора. Перед отходом ко сну, она исполняла просьбу мужа, и написала к леди Лофтов.

Глава II

Не мeшает сказать слова два о личностях, упомянутых на предыдущих страницах, и о мeстности, в которой онe жили.

О леди Лофтон мы, быть-может, сказали уже довольно, чтобы познакомать с нею маших читателей. Фремлейское помeстье принадлежало ея сыну; но так как Лофтон-парк, старый развалившийся замок в другом графствe, был собственно резиденцией фамилии Лофтонов, то ей для житья отведен был Фремлейский замок. Сам лорд Лофтон еще не был женат; у него не было хозяйства в Лофтон-паркe, гдe никто и не жил со смерти его дeда; он жил с матерью, когда ему приходила охота жить в тeх странах. У него был охотничий домик в Шотландии, да квартира в Лондонe, да конюшня в Лестерширe,— все это к немалой досадe барсетширских землевладeльцев, считавших охоту в их краю не хуже чeм гдe бы то ни было в Англии. Но его лордство, заплативши свою долю взноса за охоту в восточном Барсетширe считал себя в правe охотиться, гдe ему веселeе.

Фремлей было хорошенькое помeстье, не имeвшее ничего величественнаго и барскаго, но отлично устроенное для удобной деревенской жизни. Дом был низкое, двух-этажное строение, выстроенное в разныя времена, без всяких претензий на архитектурный стиль. Но комнаты, хотя и не высокия, были теплы и уютны, и сад был чист и наряден, как ни один сад в околоткe. Только своим садом и славился Фремлей.

Деревни около Фремлея собственно не было. Большая дорога вилась между фремлейскими огородами, рощами и обсаженными деревьями, полями, безпрестанно загибаясь то влeво, то вправо. С этою дорогой перекрещивалась другая, и это мeсто называлось фремлейским перекрестком. Тут стояла гостиница "Герб Лофтонов"; тут же был сборный пункт, когда, вопреки лeни лорда Лофтона, в Фремлеe происходила охота; и тут же, у перекрестка, жил сапожник, завeдывавший почтовою конторой.

Фремлейская церковь стояла за четверть мили от перекрестка, насупротив главнаго въезда в Фремлейский замок. Это было невзрачное строение, воздвигнутое лeт сто тому назад, когда всe церкви строились невзрачно. Она даже была слишком тeсна для паствы, вслeдствие чего часть ея посeщала диссентерския молельни, возникшия по разным углам прихода, и не довольно дeятельно, по мнeнию леди Лофтон, преслeдуемыя ея любимцем викарием. Поэтому леди Лофтон ничего так не желала, как выстроить новую церковь, и краснорeчиво убeждала и сына своего, и викария в необходимости приступить к этому благому дeлу.

За церковью, но очень близко от нея, стояли школы для мальчиков и дeвочек, два отдeльныя здания, обязанныя своим возникновением энергии леди Лофтон. За ними помeщалась чистенькая овощная лавочка. Чистенький хозяин этой лавочки был пономарем, а его чистенькая жена отворяльщицей церковных мeст. Их имя было Подженс, и они оба были в большой милости у леди Лофтон, у которой они оба когда-то находились в услужении.

Тут дорога вдруг загибалась налeво, как бы отворачиваясь от Фремлейскаго замка; и за самым поворотом стояло викарство, так что из его сада в церковную ограду пробeгала прямая дорожка, отрeзывавшая угол, занимаемый Подженсами, угол, из котораго, сказать по правдe, викарий охотно выжил бы их вмeстe с их капустою, если-б у него на то была власть. Не всегда ли маленький виноградник Навата был шипом в глазу сосeдственных потентатов?

В настоящем случаe, потентат был также не извинителен, как и Ахав, потому что его викарство было совершенством в своем родe. В нем были всe удобства, требующияся в домe умeреннаго джентльмена с умeренными средствами, и не было тeх расходных затeй, которых требуют неумeренные джентльмены, и которые в свою очередь требуют неумeренных издержек. К тому же сады и огороды были совершенно под стать дому; и все было в отличном порядкe — не то чтобы совершенно ново, с запахом краски и сыраго дерева; но именно в том положении, когда новизна начинает замeняться жилою уютностью.

В этом и заключалось все, что можно было назвать деревней. За замком, у одного из перекрестков, стояла еще лавка или двe, да хорошенький домик, в котором жила вдова покойнаго курата, другаго protégé леди Лофтон; да еще высокий, тяжелый кирпичный дом, в котором жид тогдашний курит. Но Этот дом стоял за милю от церкви, и еще далeе от замка, потому что выходил на ту дорогу, которая перекрещивается с большою около церкви. Этот джентльмен, преподобный Ивен Джонс, по лeтам мог бы быть отцом викария, но он уже был давно куратом в Фремлеe; и хотя леди Лофтон лично не любила его за вольно-церковныя убeждения и за неизящную наружность, она тeм не менeе не хотeла удалять его. В этом большом кирпичном домe у него жили два-три пансионера, и если-б он потерял свое мeсто, ему трудно было бы свить себe другое гнeздо. По этим соображениям, преподобнаго Ивена Джонса щадили, и несмотря на его красное лицо и безобразныя ноги, его приглашали к обeду в замок с его некрасивою дочерью, раз в три мeсяца.

Кромe названных домов, во всем Фремлейском приходe, который однаково был очень велик, были еще только фермерские домики да коттеджи пахарей.

Фремлей находится в восточном отдeлe Барсетшира, который, как всeм извeстно, отличается самыми твердыми торийскими убeждениями. И в нем, правда, встрeчались отступления; но в каком графствe не встрeчаются они? Гдe, в наш сусальный вeк, можем мы еще надeяться найдти твердую доблесть прежних времен? Но, к сожалeнию, я должен признаться, что к отступникам, между прочим, причисляют и лорда Лофтона. Не то чтоб он был ярый виг, или чтобы даже вообще был виг. Но он издeвается над старыми порядками графства; он объявляет, когда его спрашивают, что, с своей стороны, он не имел бы ничего против выбора мистера Брайта в парламентские представители Барсетшира; и прибавляет, что так как он, к несчастию, пер, то не имeет даже права интересоваться этим вопросом. Все это возбуждает общее прискорбие, потому что, в добрыя старыя времена, ни одна часть графства не была так тверда в торийских убeждениях, как Фремлейский округ; да и до сих пор вдовствующая леди при случаe может оказать помощь торийской партии.

Чальдикотс, резиденция Натаниеля Соверби, эсквайра, который в то время, которое мы намeрены принять за настоящее, есть один из членов парламента за западный отдeл Барсетшира. Но Этот западный отдeл не может похвалиться ни одною из политических добродeтелей, украшающих его восточнаго близнеца. Он рeшительно придерживается вигских начал, и почти исключительно управляется в политикe одною или двумя знатными вигскими фамилиями.

Мы уже сказали, что Марк Робартс собирался посeтить Чалькидотс, и намекнули, что его жена была бы более довольна, если-бы посeщение не состоялось. Так оно в самом дeлe и было: потому что эта добрая, любящая, осторожная жена знала, что мистер Соверби не был вполнe приличным другом для молодаго священника, и знала также, что во всем графствe был лишь один дом, имя котораго звучало еще неприятнeе в ушах леди Лофтон чeм имя Чальдикотса. На это было много разных причин. Вопервых, мистер Соверби был виг, и получил мeсто в парламентe по влиянию великаго вигскаго автократа, герцога Омниума, резиденция котораго было мeсто еще более опасное чeм Чальдикотс, а сам герцог, по мнeнию леди Лофтон, был чуть ли не воплощение Луцифера на землe. Далeе, мистер Соверби был холостой человeк, как впрочем и лорд Лофтон, к большому огорчению леди Лофтон. Мистеру Соверби, правда, было лeт пятьдесят, между тeм как лорду Лофтону было всего лeт двадцать-шесть, но тeм не менeе, миледи, его мать, начинала уже волноваться по этому предмету. По ея мнeнию, каждый мущина был обязан жениться, как только приобрeтал средства содержать жену, и у нея было убeждение,— невысказанное и лишь полусознательное,— что мущины вообще склонны пренебрегать этою обязанностию из эгоистических побуждений, что мущины развращенные поддерживают мущин более невинных в этом пренебрежении, и что многие из них не женились бы совсeм, если-бы не прилагалось тайное понуждение со стороны нeжнаго пола. Герцог Омниум был глава всех подобных грeховодников, и леди Лофтон очень боялась, чтоб ея сын не подвергся его гибельному влиянию через посредство мистера Соверби.

К тому же всe знали, что мистер Соверби очень бeдный человeк с очень-большим помeстьем. Он, как говорили, истратил много на выборы, и еще более проиграл в карты. Бдльшая часть его имeния уже перешла во владeние герцога, который поставил себe за правило скупать всe земли, поступавшия в продажу в околоткe. Его враги говорили даже, что он способен развращать молодых людей для того только, чтоб они, раззорившмсь, продали ему свои барсетширския имeния. Что, если-б — о ужас!— ему удалось завладeть таким образом заповeдными фремлейскими полями! Неудивительно, что леди Лофтон не жаловала Чальдикотса.

Чальдикотская клика, как говаривала леди Лофтон, была во всем противуположностью тому, чeм, по ея мнeнию, должно быть хорошее общество. Она любила людей веселых, спокойных, добрых, преданных церкви, отечеству и королевe, и не хлопотавших о том, чтобы поднимать о себe шум в свeтe. Она желала, чтобы всe фермеры в окрестностях были в силах платить свои ренты без отягощения, чтобы всe старухи были снабжены теплыми фланелевыми юпками, чтобы работники были избавлены от ревматизмов здоровою пищей и сухими жилищами, и чтоб они слушались авторитета — духовнаго и свeтскаго. Это она считала любовью к родинe. Она желала также, чтобы парки были наполнены фазанами, поля куропатками, а лeса лисицами. И в этом сказывалась у ней любовь к родинe. Она пламенно желала, во время крымской войны, чтобы Русских побили, но не Французы, независимо от Англичан, как, по ея мнeнию, случалось слишком часто, и, если можно, не Англичане под диктаторством лорда Пальмерстона. В сущности, она перестала вeрить в успeх этой войны послe падения лорда Абердина. Вот, если-бы на его мeсто поступил лорд Дерби, тогда было бы другое дeло!

Но обратимся к Чальдикотскому кружку. По правдe сказать, в нем не было ничего особенно опаснаго; потому что если мистер Соверби в самом дeлe предавался каким-нибудь холостым злодeйствам, то это было в Лондонe, а не в деревнe. Собственно самый вредный злодeй в этом кружкe был мистер Гарольд Смит, или, быть-может, его жена. Он также был членом парламента, и, по мнeнию многих, человeком с будущим. Его отец в продолжении многих лeт был видным дебетером в палатe, и не раз занимал важныя должности. Гарольд с ранних лeт стал готовить себя в министры, и если усиленная работа может обезпечить успeх такого стремления, он рано или поздно должен был достичь своей цeли. Уже он не раз занимал второстепенныя должности при министерствe, был при казначействe, и в продолжении мeсяца или двух, при адмиралтействe, и удивлял оффицияльный люд своею дeятельностию. Упомянутые два мeсяца случились в министерство лорда Абердина, при падении котораго он должен был подать в отставку. Он был младшим сыном, и имел лишь незначительное состояние. Поэтому ему было необходимо заниматься политикой, как ремеслом. Он еще в очень молодых лeтах женился на сестрe мистера Соверби; и так как эта дама была шестью или семью годами старше его, и принесла ему с собою лишь небольшое приданое, то многие полагали, что в этом случаe мистер Гарольд Смит поступил неосмотрительно. Мистер Гарольд Смит лично не был любим ни одною партией, хотя многие считали его чрезвычайно полезным человeком. Он был трудолюбив, учен и, в существенных отношениях, честен. Но он был самодоволен, говорлив и напыщен.

Мистрисс Гарольд Смит во всем была противоположностью своего супруга. Она была умная, веселая женщина, недурная собою для своих лeт — а ей было уже за сорок,— умeла цeнить всякую выгоду, наслаждаться всяким удовольствием. Она не была ни трудолюбива, ни учена, может-быть не во всем отличалась политическою честностию — какая женщина когда-нибудь вполнe постигала внутреннюю необходимость и внeшния выгоды политической честности?— но она не была ни натянута, ни напыщенна, и если была самонадeянна, то не показывала этого. Относительно своего мужа, она была женщина разочарованная; потому что она вышла за него в предположении, что он сдeлается видным политическим дeятелем, и надежды этой до тeх пор мистер Гарольд Смит вполнe не оправдал.

Леди Лофтон, когда она говорила о чадьдикотском кружкe, мысленно включала в него и епископа барчестерскаго, его жену и дочь. Приняв в соображение, что епископ Проуди был, без всякаго сомнeния, человeк поглощенный религиозными чувствами и интересами, и что мистер Соверби не имел ровно никаких отношений к религии, можно было бы подумать, что не было никаких поводов к сближению между этими двумя лицами; но мистрисс Проуди и мистрисс Гарольд Смит были связаны дружбой, продолжавшеюся с самаго того время, как Проуди стал управлять эпархиею, то есть лeт пять; и поэтому епископа возили в Чальдикотс каждый раз, как мистрисс Смит приeзжала в гости к своему брату. Мистера Проуди никак нельзя было назвать верхне-церковным прелатом, и леди Лофтон никогда не могла простить ему его назначения в ея эпархию. Она питала глубокое инстинктивное уважение к епископскому сану; но о самом епископe Проуди она едва ли была лучшаго мнeния чeм о мистерe Соверби, или об этом злокозненном герцогe Омниумe. Каждый раз, как мистер Робартс, чтоб объяснить какую-нибудь отлучку, говорил, что будет имeть удовольствие видeться с епископом, нижняя губа леди Лофтон презрительно передергивалась. Она не могла прямо высказать, что епископ Проуди — нельзя же было назвать его иначе, как епископом — по ея мнeнию был плох: но этим передергиванием губ она давала понять тeм, кто знал ее, что таково в сущности было ея убeждение.

К тому же говорили,— по крайней мeрe об этом слышал Марк Робартс, и слух Этот скоро дошел до Фремле-Корта, что к сборищу в Чалькикотсe присоединится и мистер Саппельгаус. Мистер же Саппельгаус был еще более опасным товарищем для юного, порядочнаго, высокоцерковнаго, консервативнаго священника, чeм даже Гарольд Смит. Он также был членом парламента, и в началe войны с Россией, часть столичной журналистики с энергиею указывала на него, как на единственнаго человeка, который может спасти отечество. "Будь он министром, говорил Юпитер,— и была бы еще нeкоторая надежда на реформу, нeкоторая возможность, чтобы древняя слава Англии не совершенно померкла в эти опасные дни." Послe этого министерство, не ожидая особенно спасительных дeйствий от мистера Саппельгауса, но желая, как и всегда, имeть за себя Юпитера, обратилось к этому джентльмену, и дало ему должность. Но как человeку, рожденному для того чтобы спасти отечество и управлять цeлым народом, довольствоваться мeстом товарища министра, или втораго секретаря? Саппельгаус остался недовольным, и дал понять министерству, что ему принадлежит по праву мeсто гораздо более высокое чeм всe мeста, до тeх пор предложенныя ему. Либо государственную печать, либо военное министерство, вот альтернатива, которую он предлагал удрученному заботами главe кабинета, нимало не сомнeваясь, что глава кабинета признает его права, и убоится праведнаго гнeва Юпитера. Но главп кабинета, как ни был удручен заботами, знал, что можно заплатить слишком дорого даже за содeйствие мистера Саппельгауза и Юпитера, и спасителю отечества сказали, что он может гремeть против министерства, сколько ему угодно. С тeх пор он гремeл без остановки, но и без ожидаемаго успeха. Он был очень близок с мистером Соверби, и рeшительно принадлежал к чальдикотскому кружку.

Совокупным осуждением были поражены еще многие, грeшные более в политическом и религиозном отношении, чeге в нравственном. Но в глазах леди Лофтон всe они были существа погибшия, дeти духа тьмы, и она горевала материнским горем, когда узнала, что сын ея между ними, и гнeвалась гнeвом покровительницы, когда узнала, что ея protégé посeщает это общество. Мистрисс Робартс имeла полное право говорить, что леди Лофтон будет не довольна.

— Ты не зайдешь в замок до своего отъезда? спросила Фанни на слeдующее утро.

Марк должен был отправиться в Этот день послe завтрака, в собственном кабриолетe, так чтобы приeхать в Чальдикотс (двадцать четыре мили) к обeду.

— Нeт, не думаю. Что мнe там дeлать?

— Право, не знаю, как тебe объяснить это; но на твоей мeстe я бы зашла, хоть бы для того чтобы показать ей, что так как я рeшилась eхать, то не боюсь объявить ей о том.

— Бояться! Вздор, Фанни. Я ея не боюсь. Но я не вижу к чему мнe подвергаться тeм неприятностям, которыя она непремeнно стала бы говорить мнe. К тому же мнe нeкогда. Мнe надо зайдти к Джонсу и переговорить с ним, а потом у меня только и останется времени, чтобы снарядиться в путь.

Он зашел к мистеру Джонсу, и у него уже не ощущал угрызений совeсти, потому что с нeкоторою гордостию объяснил ему, сколько членов парламента встрeтит он в Чальдикотсe, и что там будет епископ. Мистер Ивен Джонс был не более как курат, и говоря с ним, Марк позволял себe выражаться так, как если-бы ему, викарию, по самому его сану, требовалось eздить к членам парламента и встрeчаться у них с епископом. Оно, быть-может, и требовалось, но отчего он не говорил в том же тонe и с леди Лофтон? Потом, поцeловав жену и детей, он сeл в кабриолет, схватил вожжи и поeхал, предвкушая много удовольствия в будущие десять дней, но, вмeстe с тeм, и нeкоторыя неприятности по возвращении.

В продолжении трех дней, мистрисс Робартс не видала леди Лофтон. Не то, чтоб она избeгала встрeчи с нею, но и не заходила в замок. Она, по обыкновению, посeщала свою школу, заходила к женам двух-трех фермеров, но обходила сад и двор замка. Она была храбрeе мужа, но и она хотeла удалить, по возможности, неприятное объяснение.

В субботу, перед вечером, в то время, как она готовилась к роковому шагу, ея приятельница, леди Мередит, зашла к ней.

— Итак, Фанни, мы опять не будем имeть удовольствия видeть мистера Робартса, сказала миледи.

— Да, какая досада! Но он дал слово мистеру Соверби еще прежде чeм узнал, что вы приeдете. Пожалуста, не думай, чтоб он отлучился, если-бы знал об этом.

— Нам было бы неприятно, если-бы мы отвлекли его от такого веселаго общества.

— Прошу тебя, Юстиния, не будь несправедлива. Ты намекаешь, что он поeхал в Чальдикотс, потому что предпочел его Фремле-Корту замку. Но вeдь это не так. Надeюсь, что леди Лофтон не думает этого.

Леди Мередит смeясь обняла свою приятельницу.

— Не истощай своего краснорeчия со мною, сказала она.— Побереги его для моей матери.

— А твоя матушка сердится? спросила мистрисс Робартс, ясно выражая на своем лицe желание узнать, каково настроение духа леди Лофтон.

— Но Фанни, ты знаешь это не хуже моего. Она такого высокаго мнeния о Фремлейском викариe, что не считает этих чальдикотских политиков достойными его.

— Но, Юстиния, вeдь там будет епископ.

— Я не думаю, чтоб это обстоятельство помирило мою мать с отсутствием твоего мужа. О нем, право, так заботятся что он, того и гляди, возгордится. Но вот что, Фанни! отправимся вмeстe в замок: ты уж там переодeнешься. Прежде однако взглянем на детей.

На пути в замок, мистрисс Робартс взяла с своей приятельницы обeщание, что она примет ея сторону, если станут нападать слишком сильно на отсутствующаго викария.

— Ты пойдешь прямо в свою комнату? сказала Фанни, когда онe вмeстe поднялись на крыльцо. Леди Мередит тотчас поняла, что на умe у ея приятельницы, и рeшила, что нечего откладывать неприятную минуту.— Лучше нам пойдти теперь же к мама, и покончить дeло разом, сказала она,— а потом провести спокойный вечер.

Итак онe пошли в гостиную, и застали там леди Лофтон одну, на диванe.

— Ну, мама, сказала дочь,— вы не должны слишком бранить Фанни за мистера Робартса. Он уeхал проповeдовать с благотворительною цeлию, в присутствии епископа; при таких обстоятельствах ему было бы не ловко отказаться.

Это была хитрость со стороны леди Мередит, хитрость очень благонамeренная, но все-таки хитрость; потому что никому и не приходило в голову, чтоб епископ остался в Чальдикотсe и на воскресенье.

— Как вы поживаете, Фанни? сказала леди Лофтон, вставая.— Я и не думаю бранить ее; я не понимаю, как ты можешь говорить такую несообразность, Юстиния. Конечно, нам очень жаль, что с нами нeт мистера Робартса; тeм более что его не было с нами и в послeднее воскресенье, проведенное здeсь сэр-Джорджем. Я, конечно, люблю видeть мистера Робартса в его церкви, и не люблю, когда его мeсто в ней занимает другой священник. Если Фанни считает это бранью...

— О, нeт, леди Лофтон, вы так добры! Но мистер Робартс очень жалeл, что принял это приглашение в Чальдикотс; он не знал, что сэр-Джордж будет здeсь, и...

— О, я знаю, что Чальдикотс имeет такия прелести, каких не представляет Фремлей! сказала леди Лофтон.

— Право, не оттого. Но его попросили сказать проповeдь, а мистер Гарольд Смит...

Бeдная Фанни только портила дeло. если-бы в ней была хоть капля хитрости, она приняла бы комплимент, заключавшийся в первом замeчании леди Лофтон, и за тeм бы умолкла.

— Как же, Гарольды Смиты! Это такие милые люди! Кто будет в силах отказаться от общества, украшеннаго в одно время присутствием мистрисс Гарольд Смит и мистрисс Проуди, даже если-б обязанность требовала этого?

— Но, мама... сказала Юстиния.

— Что же, друг мой, хочешь ты, чтоб я сказала? Не могу же я лгать? Я не люблю мистрисс Гарольд Смит — по крайней мeрe по всему тому, что слышу об ней; я не имeла удовольствия встрeчаться с нею послe ея свадьбы. Это быт-может самомнeние: но я убeждена, что лучше мистеру Робартсу быть с нами в Фремлее чeм в Чальдикотсe с Гарольдами Смитами, и даже с мистрисс Проуди.

Было уже почти темно, и по этому нельзя было замeтить яркой краски, мало-по-малу выступавшей на лицe мистрисс Робартс. Она была хорошая жена, и не могла выслушать все это без нeкотораго гнeва. Она могла внутренно осуждать мужа; но не могла терпeть, чтобы другие осуждали его при ней.

— Конечно, ему было бы лучше, сказала она:— но впрочем, леди Лофтон, нельзя же быть всегда там, гдe нам лучше. джентльмен часто обязан...

— Ну, друг мой, полно толковать об этом. Вас он не увез с собою, и за это мы простим ему.— И леди Лофтон поцeловала Фанни.— Что ж дeлать, обратилась она с шутливым шепотом к молодым женщинам,— надо вам довольствоваться этим бeдным Ивеном Джонсом. Он будет здeсь сегодня вечером, и нам пора приодeться, чтобы принять его.

Онe разошлись. Леди Лофтон была добрая женщина, и еще более полюбила мистрисс Робартс за то, что она вступилась за отсутствующаго мужа.

Глава III

Чальдикотс имeет гораздо более притязаний на великолeпие чeм Фремле-Корт. Да и в самом дeлe, если обратить внимание на тe его принадлежности, которыя относятся к давнишним временам, а не к нынeшним, нельзя не признать за ним нeкотораго великолeпия. При нем старый лeс, не весь принадлежащий к имeнию, но прозываемый Чальдикотским чезом. Этот лeс подступает к самому дому, и придает всей усадьбe характер и важность. Чальдикотский чез, или, по крайней мeрe, большая часть его, как всeм извeстно, принадлежит казнe, и его, в наше утилитарное время, намeрены вырубить. В прежния времена, то был обширный лeс, занимавший полграфства, простиравшийся до самаго Сильвер-бриджа; до сих пор клочки его уцeлeли там и сям по всему этому протяжению. Но самая обширная из уцeлeвших частей, состоящая из вeковых дуплистых дубов и из дряхлых буков с широко-раскинувшимися вeтвями, расположена в Чальдикотском и Эфлейском приходах. До сих пор люди приходят издалека, чтобы полюбоваться чальдикотскими дубами, чтобы погулять осенью по шумящим листьям, покрывающим землю у их корней. Но скоро уж не будут приходить. Эти великаны былых времен уступят мeсто пшеницe и сурeпицe; безчувственному канцлеру казначейства нeт дeла до сельских красот и мeстных преданий: он требует дохода с коронных земель, и Чальдикотскому чезу суждено исчезнуть с лица земли.

Нeкоторая часть его, однакож, есть собственность мистера Соверби, который до сих пор, посереди всех своих денежных затруднений, сумeл спасти от топора и аукциона эту часть отцовскаго наслeдия. Чальдикотский замок — обширное каменное строение времен Карла Втораго. С обeих сторон к дому поднимаются широкия двойныя каменныя крыльца. От подъезда бeжит прямой длинный, величавый проспект между двумя рядами лип, и кончается между двумя сторожками, стоящими в самой Чальдикотской деревнe. из окон же противоположнаго фаса открывается вид на четыре просeки, далеко убeгающия в лeс, и сходящияся перед чугунными воротами, отдeляющими чез от частных владeний. Фамилия Соверби, из рода в род, завeдывает управлением Чальдокотскаго чеза, и властвует над казенным лeсом почти так же как над собственным. Но скоро всему этому будет конец, потому что лeс назначен к срубкe.

Было уже почти темно, когда Марк подъехал по проспекту к крыльцу. Но легко было замeтить, что дом, пребывающий девять мeсяцев в году в мертвом молчании, теперь кипит жизнию. Во многих окнах свeтились огни, из конюшни слышался шум голосов, лакеи бeгали по двору, собаки лаяли, и темный песок перед подъездом носил слeды многих колесъ

— А, это вы, сэр, мистер Робартс? сказал грум, схватив лошадь викария под уздцы и прикладывая руку к шляпe; — надeюсь, что ваше преподобие в добром здоровьи.

— Благодарю вас, Боб. А у вас в Чальдикотсe все благополучно.

— Живем, мистер Робартс. У нас теперь весело. Сегодня приeхали епископ с супругою.

— А... да! Я слышал, что они будут. И с дочерьми?

— С одною барышнею, с тою, что зовут, кажется, мисс Оливией, ваше преподобие.

— А как поживает мистер Соверби?

— Хорошо, ваше преподобие. Он, да мистер Гарольд Смит, да мистер Фодергилл — это, знаете, повeренный герцога,— там, на конном дворe, слeзают с лошадей.

— С охоты, что ли, Боб?

— Точно так, с охоты.

За тeм мистер Робартс отправился в свою комнату, а за ним пошел его чемодан, на плечах мальчика.,

Вы видите, что наш юный викарий в Чальдикотсe был как дома, что его знал грум и сообщал ему новости. Да, он был очень знаком с Чальдикотсом, знаком гораздо ближе чeм показывал в Фремле-Кортe. Не то, чтоб он преднамeренно и прямо обманул кого-нибудь, не то, чтоб он когда-нибудь солгал по поводу Чальдикотса. Но дома он никогда не хвастался своею дружбой с мистером Соверби. Он никогда не говорил там о том, как часто мистер Соверби и лорд Лофтон видались в Лондонe. Зачeм смущать женщин такими разговорами? Зачeм огорчать такую добрeйшую даму, как леди Лофтон?

А мистер Соверби был такой человeк, с которым немногие молодые люди не захотeли бы вести дружбу. Он был лeт пятидесяти, и провел жизнь, быть-может, не самым безукоризненным образом. Но он одeвался молодо, и обыкновенно смотрeл молодцом. Он был лыс, у него был, прекрасный лоб и блестящие влажные глаза. Он был умный человeк и веселый товарищ, и всегда был в духe, как только находил это нужным. К тому же, он был джентльмен самаго лучшаго тона и стариннаго рода, котораго предки пользовались извeстностию в графствe; подревнeе — хвастались его фермеры — чeм чьи бы то ни было в околоткe предки, за исключением развe Торнов Оллаторнских или Грешамов грешамсберийских, но уже конечно древнeе чeм де-Корсиз из Корси-Кафеля. Что до герцога Омниума, то он принадлежал к недавней знати.

Притом мистер Соверби был член парламента, был дружен со многими сильными людьми, и со многими другими, которые могли сдeлаться сильными, был человeк свой в свeтe. И сверх того, какова бы ни была его прошлая жизнь, он в присутствии священника не позволял себe ничего, что могло бы оскорбить его духовныя убeждения. Он не божился, он не выставлял на показ своих пороков, он не кощунствовал. Если он сам не был человeком набожным, то умeл уживаться и с набожными.

Было ли возможно, чтобы такой человeк, как наш викарий, не дорожил дружбою мистера Соверби? Конечно, говорил он себe, такая женщина, как леди Лофтон, не может цeнить его: она живет десять мeсяцев в деревнe, а если и eздит на два мeсяца в Лондон, то видится там только с людьми своего кружка. Женщины всего этого не понимают, говорил он себe; даже его жена, эта добрая, видая, умная Фанни, не понимает, что в свeтe человeку суждено сталкиваться со всякаго рода людьми, и что в наше время священник не может быть отшельником.

Так разсуждал Марк Робартс, когда ему приходилось оправдываться перед собственною совeстью в своих поeздках в Чальдикотс и в своей возраставшей короткости с мистером Соверби. Он знал, что мистер Соверби опасный человeк; что он в долгу как в шелку, и уже впутал молодаго лорда Лофтона в разныя денежныя затруднения; совeсть говорила ему, что лучше бы ему, служителю церкви, искать себe друзей другаго рода. Тeм не менeе, он приeхал в Чадьдикотс, хотя и невполнe довольный собою, но повторяя себe всe доводы, в силу которых он имел право успокоиться.

Его тотчас ввели в гостиную, и он застал там мистрисс Гарольд Смит, вмeстe с мистрисс и мисс Проуди, и даму, которой он до тeх пор не видал, и которой имя не тотчас было произнесено при нем.

— Это мистер Робартс? сказала мистрисс Гарольд Смит, притворяясь, что не узнает его за темнотою.— Итак вы рeшились проeхать двадцать четыре мили по Барсетширским дорогам в такую погоду, чтобы помочь нам в наших маленьких затруднениях? Вы имeете полное право на нашу благодарность.

Потом викарий пожал руку мистрисс Проуди тeм почтительным образом, как подобает викарию относительно супруги епископа; и мистрисс Проуди отвeчала на его привeтствие со всею снисходительною любезностью, какую супруга епископа могла оказать викарию. Мисс Проуди была менeе любезна. если-бы мистер Робартс не был еще женат, она, пожалуй, приятно улыбнулась бы. Но она так много тратила улыбок на несемейных священников, что у нея не оставалось их в запасe для семейных.

— А какия же это затруднения, мистрисс Смит, в которых я могу быть вам полезен?

— У нас тут пять или шесть джентльменов, мистер Робартс; они каждый день отправляются на охоту перед завтраком я возвращаются не прежде.... я чуть не сказала: не прежде как послe обeда. Это было бы еще хорошо; не нужно было бы ждать их.

— За исключением мистера Саппельгауса, однакож, прибавила неизвeстная дама громким голосом.

— А он все запирается в библиотекe, и пишет статьи.

— Лучше б и он вмeстe с другими пытался сломать себe шею, сказала неизвeстная.

— Никогда он в этом не успeет, сказала мистрисс Гарольд Смит.— Но быть может, мистер Робартс, вы не лучше других. Быть-может, и вы отправитесь завтра на охоту?

— О, мистрисс Смит! воскликнула мистрисс Проуди голосом, в котором выразился легкий упрек и даже нeкоторый ужас.

— Ах да, я забыла! Вы, разумeется, не пойдете на охоту, мистер Робартс: вы только будете завидовать охотникам.

— Отчего же ему нельзя охотиться? спросила дама с громким голосом.

— Милая мисс Денстебл, чтобы священник охотился, живя под одним кровом с своим епископом! Да подумайте о приличиях!

— Ах... да! Это не понравилось бы епископу, не так ли? А что, сэр, сдeлал бы с вами епископ, если-бы вы отправились на охоту?

— Это зависит от расположения его духа, отвeчал мистер Робартс,— если оно в это время будет строгое, он велит отрубить мнe голову перед воротами своего дворца.

Мистрисс Проуди выпрямилась в своих креслах, чтобы показать, что тон разговора ей не нравится; а мисс Проуди пристально занялась своею книгою, означаая тeм, что мисс Данстебл и ея болтовня не заслуживают ея внимания.

— Если эти господа не сломали себe шеи сегодня вечером, сказала мистрисс Гарольд Смит:— то не мeшало бы им увeдомить нас об этом; уже половина седьмаго.

И мистер Робартс объяснил дамам, что на нынeшний день нечего опасаться такой катастрофы, так как мистер Соверби и другие уже были на конном дворe, когда он приeхал.

— Так не пора ли нам одeваться, madames, сказала мистрисс Гарольд Смит. Но в то время, как она направлялась к двери, она отворилась, и вошел тихим, медленным шагом коротконогий джентльмен. Но мистер Робартс в темнотe не мог разглядeть его лица.

— А, это вы, епископ? сказала мистрисс Смит:— вот вам одно из свeтил вашей епархии.

Епископ ощупью пробрался сквозь мрак к викарию и привeтливо пожал ему руку. Он был рад, очень рад, встрeтиться с мистером Робартсом в Чальдикотсe. Мистер Робартс собирался проповeдывать в пользу Папуанской миссии в слeдующее воскресенье? Так ему, епископу, и сказали. Это доброе дeло, отличное дeло. Потом мистер Проуди выразил, что он очень жалeет, что ему нельзя оставаться в Чальдикотсe и присутствовать при проповeди. Было ясно, что епископ не был дурнаго мнeния о нем за его дружбу с мистером Соверби. Впрочем викарий чувствовал, что мнeние епископа мало имeет для него важности.

— А, Робартс, очень рад вас видeть, сказал мистер Соверби, встрeчаясь с ним перед обeдом в гостиной.— Вы знакомы с Гарольдом Смитом? Конечно, знакомы. Кто бишь еще здeсь? Ах да, Саппельгаус! Мистер Саппельгаус, позвольте мнe познакомить вас с моим другом, мистером Робартсом. Это тот самый, который в будущее воскресенье выманит из вашего кармана пятифунтовую бумажку в пользу этих бeдных Папуанцев, которых мы обращаем в христианство,— то-есть если Гарольд Смит не опустошит всех карманов своею субботнею лекцией. Что, Робартс, вы видeли епископа, неправда ли? прибавил он шепотом.— Хорошее дeло быть епископом, не правда ли? Я желал бы имeть на это такие же шансы, как вы. Но, мой милый друг, какую я сдeлал ошибку! Я не припас холостаго священника для мисс Проуди. Вы должны помочь мнe, и повести ее к обeду.

Потом ударили в колокол, и всe попарно отправились в столовую.

За обeдом, Марк сидeл между мисс Проуди и дамою, которую назвали при нем мисс Данстебл. До первой он не был охотник, и не смотря на просьбу хозяина, не был расположен играть с нею роль холостаго священника. С другою дамою он охотно проболтал бы весь обeд, если-бы всe присутствовавшие не старались так на перерыв овладeть ея вниманием. Она не была ни молода, ни хороша собою, ни особенно изящна в манерах, но она повидимому пользовалась популярностью, которая должна была возбудить зависть мистера Саппельгауза, и не могла быть совершенно по сердцу мистрисс Проуди, которая однако же ухаживала за нею не менeе других. Таким образом, наш викарий не мог добиться более чeм весьма незначительной доли внимания этой дамы.

— Епископ, сказала она через стол,— мы так скучали по вас цeлый день. С нами не было никого, с кeм перемолвиться словом.

— Моя дорогая мисс Данстебл, если-бы я только знал! Но я право был занят важным дeлом.

— Я не вeрю в важныя дeла. А вы вeрите, мистрисс Смит?

— Как мнe не вeрить? сказала мистрисс Смит.— если-бы вы были женою мистера Гарольда Смита хоть на одну недeлю, и вы бы повeрили.

— Право? Какая жалость, что мнe нельзя прибeгнуть к этому средству для укрeпления моей вeры! Но вы также, говорят, человeк дeловой, мистер Саппельгаус, прибавила она, обращаясь к своему сосeду с правой руки.

— Я не могу равняться с Гарольдом Смитом, отвeчал он.— Но с епископом я потягаюсь.

— Ну, как же это человeк принимается за дeло? Какие у него инструменты? Тетрадь промокательной бумаги, что ли, для начала?

— Это зависит, так сказать, от его ремесла. Сапожник начинает с того, что вощит нитку.

— А мистер Гарольд Смит....

— С того вeроятно, что пересматривает вчерашния цифры или с того, что разматывает моток красных ниток. Главная его сила в статистических данных и в аккуратно-сшитых тетрадках.

— А что дeлает епископ? Можете ли вы объяснить мнe это?

— Он разсылает своей паствe благословения или проклятия, смотря по состоянию своего пищеварения. Впрочем, мистрисс Проуди может объяснить вам все это лучше всех.

— Лучше всех, право? Я понимаю, что вы хотите сказать, но не вeрю вам ни на волос. Епископ ведет свои дeла сам собою, не менeе чeм мистер Гарольд Смит или вы.

— Я, мисс Данстебл?

— Да, вы.

— Но у меня, к несчастию, нeт жены, которая вела бы дeла за меня.

— Так не смeйтесь же над тeми, у кого есть жена; вы не можете знать, до чего вы сами дойдете, когда будете женаты.

Мистер Саппельгаус начал было ловко излагать, как приятно было бы ему подвергнуться в этом отношении опасности со стороны мисс Данстебл; но она, не дослушав его, отвернулась и заговорила с Марком Робартсом.

— Много у вас дeла по приходу, мистер Робартс, спросила она.

Марк, несколько удивился тому, что она знает, как его зовут, и что у него есть приход. К тому же ему не совсeм понравился тон, каким она говорила о занятиях епископа. Поэтому его желание познакомиться с нею поближе несколько остыло, и он не был расположен отвeчать ей обстоятельно.

— У всех приходских священников много дeда, если только они хотят дeлать дeло.

— То-то же, мистер Робартс, есди.... Но хотят ли они дeлать что-нибудь? Многие конечно хотят; я знаю таких,— и посмотрите, какия послeдствия! Но многие и пренебрегают дeлом, и посмотрите же, какия от этого послeдствия! Мнe кажется, что нeт жизни счастливeе, как жизнь сельскаго священника, с женою и дeтьми, и с достаточным доходом.

— Совершенно справедливо, сказал Марк Робартс, спрашивая себя между тeм, дeйствительно ли он вполнe удовлетворен всеми этими благополучиями. У него было все то, о чем говорила мисс Данстебл, а однако он наканунe сказал своей женe, что не должен пренебрегать знакомством человeка, идущаго в гору, каков был мистер Гарольд Смит.

— Что мнe кажется несправедливым, продолжала мисс Данстебл,— так это то, что мы требуем от священников исполнения их обязанностей, и не даем им достаточных доходов,— часто не даем им ровно ничего. Не стыд ли это, что мы заставляем благовоспитаннаго, семейнаго джентльмена трудиться полжизни, а иногда и всю жизнь, давая ему каких нибудь семьдесят фунтов в год?

Марк согласился, что это стыд, и подумал о мистерe Ивенe Джонсe и об его дочери; подумал также о своих достоинствах, о своем домe и о своих девятистах фунтах в год.

— И при том всe вы, священники, так горды, так исполнены аристократизма, чтобы выразиться понeжнeе, что не хотите брать денег с бeднаго, простаго народа. Вы хотите, чтобы вам платили землею и казенными деньгами, церковными сборами, церковною собственностию. Вы не рeшаетесь принимать вознаграждения за труд, как врачи и адвокаты. Вы скорeе согласитесь умереть с голоду, чeм подвергнуться такому унижению.

— Это обширный вопрос, мисс Данстебл.

— Очень обширный; это значить, что лучше мнe за него не браться?

— Я совсeм не то хотeл сказать.

— В сущности это, мистер Робартс. Когда мнe дeлают такие намеки, я их понимаю. Вы, священники, любите приберегать эти обширные вопросы для ваших проповeдей, когда никто не может возражать вам. Если я желаю чего-нибудь от всей души, то лишь того, чтобы мнe позволили стать на каѳедру и прочесть проповeдь.

— Вы не можете себe представить, как скоро прошла бы у вас эта охота, если-бы вы только попробовали.

— Это зависeло бы от того, как стали бы меня слушать.. Не прошла же охота к проповeдям у мистера Спарджона.

Потом ея внимание было отвлечено каким-то вопросом мистера Соверби, и Марк Робартс счел долгом заговорить с мисс Проуди; но она не оказалась благодарным субъектом, и Марк не добился от нея ничего, кромe односложных отвeтов.

— Вы знаете, что Гарольд Смит прочтет нам лекцию об австралазийских островитянах, сказал ему мистер Соверби, когда послe обeда мущины остались одни за вином.

Марк отвeчал, что он слышал об этом и очень рад, что будет одним из слушателей.

— Это ваша обязанность, потому что на слeдующий день он будет слушать вас — или по крайней мeрe, притворится, что слушает,— большаго он и от вас не может требовать. Это будет страшная скука, то есть лекция, а не проповeдь.— И он стал шептать на ухо своему приятелю:— Представьте себe: eхать десять миль в темноту, и столько же миль назад, чтобы слушать, как Гарольд Смит два часа сряду будет разглагольствовать о Борнео. А это неизбeжно.

— Я думаю, что это будет очень интересно.

— Мой милый друг, вы не так часто подвергались этим штукам, как я. Но ему нельзя иначе; он избрал себe такой путь для жизни, а когда человeк принялся за дeло, отступать не слeдует. Гдe был Лофтон все это время?

— В Шотландии, когда я в послeдний раз получил от него извeстия. Но теперь он вeроятно в Мельтонe.

— Это с его стороны скаредно, что он охотится не у себя в графствe. Этим он избавляет себя от слушания лекций, и от обязанности принимать к себe своих сосeдей. Этак не поступают. Он понятия не имeет о своих обязанностях.

— Вeдь все это дeлает за него леди Лофтон, как вам извeстно.

— Я хотeл бы, чтоб у меня была мистрисс Соверби старшая, которая бы дeлала все это. К тому же у этого счастливца нeт управляющих, за которыми нужно было бы смотрeть. Кстати, говорил он вам о продажe этого отдeльнаго имeньица в Оксфордширe? Оно принадлежит к лофтонскому имeнию, но не смежно с ним. По моему, с этою землею больше хлопот чeм прибыли.

Лорд Лофтон говорил с Марком об этой продажe, объяснил ему, что эта жертва была совершенно необходима, вслeдствие нeкоторых денежных обстоятельств между им. лордом Лофтоном, и мистером Соверби. Но нашли неудобным совершить эту операцию без вeдома леди Лофтон, и ея сын поручил мистеру Робартсу не только увeдомить об этом ея милость, но и уговорить ее, и успокоить ея гнeв. Это поручение он еще не пытался исполнить, и, по всей вeроятности, его поeздка в Чальдикотс не могла облегчить этого дeла.

— Это самые великолeпные острова земнаго шара, говорил Гарольд Смит епископу.

— В самом дeлe? сказал епископ, широко раскрывая глаза и выражая на своем лицe сильное участие.

— И самый способный народ.

— Да? отвeчал епископ.

— Им только недостает указаний, одобрений, образования....

— И христианства, подсказал епископ.

— И христианства, разумeется, повторил мистер Смит, вспомнив, что он говорит с духовным сановником. К таким людям, полагал мистер Смит, надо поддeлываться. Но христианству была предназначена воскресная проповeдь, и оно не входило в программу его лекции.

— Но как-то вы приметесь за дeло? спросил мистер Саппельгаус, стоявший на том, чтобы во всем отыскивать затруднения.

— Как мы примемся за дeло? Приняться за дeло очень легко. Труднeе будет продолжать его, когда всe деньги будут издержаны. Мы начнем с того, что объясним им благодeяния цивилизации.

— Прекрасно! сказал мистер Саппельгаус.— Но как же вы это сдeлаете, Смит?

— Как мы это сдeлаем? Как мы это сдeлали с Америкою и Австралией? Критиковать легко. Но в таких предприятиях главное — бодро приняться за дeло.

— Мы послали своих воров в Австралию, сказал Саппельгаус,— и они за нас положили основание дeлу. А что до Америки, то мы истребили тамошния племена, вмeсто того чтоб образовать их....

— Мы не истребили жителей Индии, запальчиво возразил Гарольд Смит.

— И не пытались обращать их в християнство, что епископ так основательно совeтует предпринять относительно ваших островитян.

— Саппельгаус, что вы с нами дeлаете? сказал мистер Соверби.— Вы заставляете Смита расказывать вперед свою лекцию, что невыгодно для него, а нас слушать ее лишний раз, что накладно для нас.

— Саппельгаус принадлежит к кликe, которая считает мудрость Англии своею монополией, сказал Гарольд Смит.— Но хуже всего в них то, что они говорят руководящими статьями.

— Это лучше, возразил мистер Саппельгаус,— чeм говорить статьями не руководящими.

— Увижу ли я вас у герцога на будущей недeлe, мистер Робартс? сказал епископ викарию, когда всe перешли в гостиную.

У герцога? У этого врага барсетширскаго человeчества, каковым леди Лофтон считала герцога? Нашему герою и в голову не приходила мысль посeтить герцога; он не думал также, чтобы такая мысль когда-нибудь пришла самому герцогу.

— Нeт, милорд, не думаю. Я нисколько не знаком с герцогом.

— А! Я не знал. Мистер Соверби eдет туда; Гарольды Смиты, тоже eдут, и, кажется, также мистер Саппельгаус. Отличный человeк Этот герцог... то-есть, я хочу сказать по отношению к дeлам графства, спохватился епископ, припоминая, что частная нравственность холостяка-герцога была далеко не безупречна.

Потом его милость стал освeдомляться о дeлах Фремлейскаго прихода, при чем проглядывала и нeкоторая любознательность относительно Фремле-Корта, как вдруг его прервал рeзкий голос, которому он тотчас повиновался.

— Епископ! говорил Этот рeзкий голос, и епископ поспeшил через всю комнату к спинкe дивана, на котором сидeла его жена.— Мисс Данстебл думает, что успeет заeхать к нам дня на два, когда мы уeдем от герцога.

— Я буду в восторгe, сказал епископ, низко кланяясь царицe общества.

Да будет извeстно читателю, что мисс Данстебл была никто иная, как единственная наслeдница этого многозначительнаго имени.

— Мистрисс Проуди так любезна, что соглашается принять меня, с моим пуделем, попугаем и с моею любимицею старушкою.

— Я сказала мисс Данстебл, что у нас найдется мeсто для всей ея свиты, сказала мистрисс Проуди,— и что она не стeснит нас.

Любезный епископ отвeчал на это приличным стишком, и низко поклонился, приложив руку к сердцу.

В то же время, мистер Фодергилл овладeл Марком Робертом. Мистер Фодергилл был землевладeлец, был одним из магистратов графства, но главным его занятием было управление имeниями герцога Омниума. Он не был собственно управляющими герцога; по крайней мeрe он не получал жалованья в этом качествe. Но он "хлопоталъ" за него, дeлал и принимал визиты, писал письма, eздил по графству, суетился во время выборов, поддерживал популярность герцога, когда самому герцогу было некогда этим заниматься, и был вообще человeк неоцeненный. В западном Барсетширe говорили, что без мистера Фодергилла, герцог совершенно бы пропал. И дeйствительно, мистер Фодергилл был очень полеген герцогу.

— Мистер Робартс, сказал он,— я очень рад, что встрeтил вас, очень, очень рад. Я много наслышался об вас от нашего общаго друга Соверби.

Марк поклонился, и отвeчал, что он с своей стороны очень рад, что имел честь познакомиться с мистером Фодергиллом.

— Герцог Омниум, продолжал мистер Фодергилл,— поручил мнe передать вам, что он был бы очень рад, если бы вы присоединились к обществу, которое соберется у него на будущей недeлe, в Гадромском замке. Епископ будет там, да и весь здeшний кружок. Герцог хотeл было написать к вам, узнавши, что вы будете в Чальдикотсe; но тогда не все еще было устроено, и он предоставил мнe сказать вам, как счастлив он будет познакомиться с вами в собственном его домe. Я говорил об этом с Соверби, продолжал мистер Фодергилл,— и он надeется, что вы не откажетесь присоединиться к нам.

Марк почувствовал, что он покраснeл; когда ему сдeлали это предложение. Та партия в графствe, к которой он и сущности принадлежал — он и его жена, и все, от чего зависeло его счастие, его положение — смотрeла на герцога Омниума с ужасом и враждою; и вот он получил приглашение в дом герцога! Ему предлагают приeхать к нему, в числe других друзей!

С одной стороны, он был недоволен этим приглашением, но с другой он гордился им. Не всякий молодой человeк, какого бы то ни было звания, может получать предложения дружбы от герцогов без нeкотораго самодовольства. К тому же Марк и в люди вышел через знакомство с знатью; а он конечно желал подняться еще выше. Я не хочу заклеймить его названием подлипалы; но ему дeйствительно сдавалось, что самые удобные для шагов священника пути суть тe, которые проложены сильными мира сего.

Тeм не менeе, он сперва отказался от приглашения герцога. Оно было ему очень лестно, сказал он, но обязанности по приходу призывали его прямо из Чальдикотса в Фремлей.

— Не давайте мнe сегодня рeшительнаго отвeта, сказал мистер Фодергил.— Перед концом недeли, мы еще переговорам об этом с Соверби и с епископом. Право, было бы очень жаль, позвольте мнe так выразиться, если-бы вы пренебрегли этим случаем познакомиться с герцогом.

Ложась спать, Марк был еще намeрен не eхать к герцогу. Но тeм не менeе, ему казалось, что в самом дeлe жаль упускать Этот случай. Неужели же, в самом дeлe, слушаться ему во всем этой леди Лофтон?

Глава IV

Дурныя желания, без сомнeния, дeло весьма не хорошее. Однако они свойственны всeм нам. Можно сказать, что стремление к дурному составляет самую сущность зла, в которое мы первоначально повергнуты падением Адама. Сознаваясь, что всe мы грeшны, мы согнаемся, что у всех нас есть дурныя желания.

Честолюбие великий порок, как давно уже сказал Марк Антоний;— великий порок, конечно, когда желаешь возвышения только себe самому, а не другим. Но многие ли из нас свободны от такого порочнаго честолюбия?

И нeт чувства более низкаго, как желание знаться с людьми важными, или, лучше, с людьми важнаго сана; нeт ничего хуже страсти к титулам и поклонения богатству. Мы всe это знаем и повторяем ежедневно. Но положим, что нам открылся бы доступ и в кружок Парк-Лена, и в кружок Бедфорд-Роу, многие ли из нас предпочли бы Бедфорд-Роу, по сознанию, что подло поклоняться титулам и богатству?

Я приведен к этим, несколько пошлым, замeчаниям необходимостью найдти какое-нибудь оправдание тому состоянию духа, в котором проснулся достопочтенный Марк Робартс на слeдующее утро по приeздe своем в Чальдикотс. Надeюсь, что его духовное звание не будет принято за основание судить его слишком строго. Духовныя лица подвержены таким же страстям, как и другие люди, и, сколько мнe извeстно, почти так же часто, в том или другом, уступают им. По каноническим правилам, каждый член духовенства должен бы чувствовать себя нерасположенным принять, епископский сан; мы не думаем однако же, чтобы в большинствe нерасположение это было весьма сильно.

Первая мысль Марка Робартса, когда он проснулся в упомянутое утро, устремилась на приглашение мистера Фодергила. Герцог присылал нарочно сказать, какое необыкновенное удовольствие доставать ему, герцогу, знакомство со священником Робартсом. Насколько это послание было сочинено самим мастером Фодергилом, Марк Робартс не соображал.

Марку Робартсу достался приход в такия лeта, когда другие еще только начинают думать о мeстe курата, и такой приход, какие являются священникам средних лeт в грезах сна земным раем, гдe может-быть удастся им провести послeдние годы старости. Само собою разумeется, что он считал всe эти выгодныя обстоятельства естественным слeдствием своих рeдких достоинств. Само собою разумeется, что он ставил себя выше других священников по природной способности к сближению с важными лицами, по благовоспитанности, по свeтскому образованию, по всeм дарованиям, необходимым для духовнаго поприща. Он был благодарен леди Лофтон за то, что она для него сдeлала, но может-быть менeе благодарен чeм бы слeдовало.

Во всяком случаe он не слуга леди Лофтон, да и не в зависимости от нея. Это он не однократно повторял себe, и даже намекал об этом женe. В качествe приходскаго священника он должен быть сам судьею своих поступков, а во многих случаях его обязанность быть судьею поступков своей покровительницы. Что леди Лофтон доставила ему приход, это никоим образом не давало ей права судить его дeйствия. Так говорил он не рeдко сам себe, и не рeдко также говорил, что леди Лофтон сильно хотeла бы присвоить себe это право.

Кому первые министры и влиятельные сановники предпочтительно дают мeста епископов и деканов? Не всегда ли тeм священникам, которые окажутся способными удовлетворительно исполнять свои духовныя обязанности, и в то же время занять приличное им мeсто в высшем обществe? Конечно, ему хорошо в Фремле, но дальше Фремлея ему уже нечего и ожидать если он допустит леди Лофтон быть для себя пугалом. Оставляя в сторонe леди Лофтон с ея предразсудками, есть ли какая-нибудь причина не принять приглашения герцога? Он такой причины не видал. Если кто-нибудь мог судить об этом лучше его самого, так уж конечно епископ. А епископ, очевидно, желал, чтоб он был в замке Гадромe. Однако ему было предоставлено на волю — eхать, или не eхать. Мистер Фодергил тщательно объяснял это, и слeдовательно от него самого зависeло рeшиться окончательно на то, или на другое Поeздка будет стоить ему денег: он знал, что в больших домах не гостят без расходов. Он eздил в этом году с лордом Лофтоном в Шотландию. Может-быть благоразумнeе было бы теперь вернуться домой.

Но тут представилась мысль, что слeдует ему, как человeку и как священнику, вырваться из-под власти, которая, как он чувствовал, до нeкоторой степени порабощает его. Развe, в сущности, не из страха перед леди Лофтон, готов он отказаться от приглашения? А если так, то слeдует ли ему руководствоваться этим чувством? В таком настроении встал он и одeлся.

В Этот день опять была охота; и так как охотники должны были сойдтись близь Чальдикотса и травить нeскольких лисиц, найденных на опушкe лeса, то предположено было дамам отправиться в экипажах по просeкам, а мистеру Робартсу сопровождать их верхом. В сущности, это была одна из тeх охот, которыя затeваются более для дам нежели для самаго дeла. Такая охота мучение для степенных охотников средних лeт, но молодые люди любят ее, потому что имeют случай показать свое охотничье щегольство и поволочиться немного во время eзды. Епископ также намeревался eхать; так по крайней мeрe говорил он наканунe вечером, и ему было оставлено мeсто в одном из экипажей; но потом он переговорил об этом наединe с мистрисс Проуди, и за завтраком благородный лорд объявил, что раздумал. Мистер Соверби принадлежала к числу тeх людей, про которых извeстно, что они очень бeдны, как только может быть бeден человeк, опутанный долгами, но которые тeм не менeе пользуются всею роскошью, доставляемою деньгами. Думали, что он не сидит еще в тюрьмe только благодаря своему званию члена парламента; и однако не было повидимому числа его лошадям, экипажам и прислугe. Он занимался этим искусством жить в долг уже много лeт, а упражнением, говорят, доходят до совершенства. Такие товарищи очень опасны. Нeт холеры, нeт желтой лихорадки, нeт оспы заразительнeе долгов. Если живешь постоянно в кругу запутанных людей, заразишься непремeнно. Никто не имел на своих ближних более роковаго влияния в этом отношении, как мистер Соверби. Но сам он все продолжал идти своим путем, и вот в это утро экипажи и лошади тeснились у его дверей, как будто он так же основательно богат, как и друг его, герцог Омниум.

— Робартс, друг мой, сказал мистер Соверби, когда они отправились вдоль одной из просeк, ибо мeсто, гдe сходились собаки, было милях в четырех или в шести от чальдикотскаго дома,— поeдемте со мною сию минуту. Мнe нужно бы с вами поговорить, а если я отстану, то мы никогда не доберемся до собак. И Марк, явившийся нарочно, чтобы сопровождать дам, поeхал рядом с мистером Соверби в своем розоватом сюртукe.

— Фодергил говорит, что вы несколько колеблетесь, eхать ли вам в Гадромский замок.

— Да, конечно, я отказался. Вы знаете, я вeдь не привык к таким развлечениям, как вы. У меня есть обязанности, которыми нельзя пренебрегать.

— Пустяки! сказал Соверби, и взглянул с несколько-насмeшливою улыбкой в лицо священнику.

— Вам легко говорить, Соверби! Да может-быть я и не в правe ожидать, чтобы вы поняли меня.

— В том-то и дeло, что я вас понимаю, и говорю: пустяки. Я бы уж конечно не стал смeяться над вашею щепетильностию в исполнении обязанностей, если-бы вы дeйствительно повиновались этому чувству; но признайтесь искренно: вeдь вы сами знаете, что не в этом сила?

— Так в чем же?

— Вы знаете очень хорошо. Если вы упретесь в своек отказe, так не потому ли, что боитесь разсердить леди Лофтон? Не могу понять, что в этой женщинe такого, что она водит и вас, и самого Лофтона на помочах.

Робартс, разумeется, возставал против этого предположения и утверждал, что он поeдет домой вовсе не из какого-нибудь страха перед леди Лофтон. Но как ни горячо он, говорил он сам чувствовал, что увeрения его тщетны. Соверби только улыбнулся и замeтил, что проба кушанья в eдe.

— Для чего же и держат курата, если не для того чтоб избавиться от этой лямки?

— От лямки! Да развe я был бы здeсь теперь, если-б был способен тянуть лямку?

— Послушайте, Робартс: я говорю с вами может-быть слишком дружески и нецеремонно; степень нашего знакомства, может-быть, не дает мнe права на это. Но я старше вас, я вас уважаю, и мнe не хотeлось бы, чтобы вы упустили выгодный случай, представляющийся вам.

— О! что до этого Соверби, то нечего кажется говорить, как цeню я вашу доброту.

— Если вы не желаете ничего больше, продолжал свeтский человeк,— как жить в Фремлеe весь свой вeк, и грeться благосклонностию тамошней вдовствующей госпожи, ну, в таком случаe вам может-быть дeйствительно безполезно расширять круг своих знакомых; но если у вас есть стремления повыше, то было бы, мнe кажется, великою ошибкой с вашей стороны упустить представляющийся случай побывать у герцога, особенно когда он сам обращается с вами с такою учтивостию и предупредительностию.

— Повeрьте, что я очень благодарен ему.

— Дeло в том, что вы можете, если захотите, приобрeсти популярность в графствe, но это вам не удастся, если вы будете покоряться всeм требованиям леди Лофтон. Положим, что она очень добрая и милая старушка.

— Она дeйствительно очень добра, Соверби, вы бы сами убeдились в этом, если-бы только знали ее.

— Я в этом не сомнeваюсь; но нам с вами не годилось бы жить во всем согласно с ея понятиями. Ну вот теперь, напримeр, епископ будет в числe гостей, и, кажется, он изявил желание, чтоб и вы присоединились к ним.

— Он спрашивал меня, eду ли я.

— Вот видите; и архидиакон Грантли тоже там будет.

— Будет? спросил Марк: это обстоятельство имeло для него великую важность, ибо архидиакон Грантли был близкий приятель леди Лофтон.

— Так говорил мнe Фодергил. Право, очень не хорошо было бы с вашей стороны не eхать; говорю вам прямо. А толковать о ваших обязанностях, тогда как у вас есть курат, пустяки!

Послeдния слова он произнес, оглядываясь через плечо,— и привстав на стременах, он завидeл охотника, подъезжавшаго к ним с своими собаками. В продолжении большей части дня Марк eхал возлe мистрисс Проуди, разлегшейся в своей коляскe. Мистрисс Проуди благосклонно улыбалась ему, хотя дочь ея не улыбалась.

Мистрисс Проуди любила имeть при себe священника, и так как мистер Робартс, очевидно, вращался в хорошем обществe, в кругу знатных вдов, членов парламента и других людей такого рода, то она с удовольствием возлагала на него временныя обязанности своего почетнаго капеллана.

— Знаете ли что мы рeшили с мистрисс Гарольд Смит? сказала ему мистрисс Проуди.— Чтение в Барчестрe в субботу будет так поздно, что хорошо бы всeм вам собраться обeдать у нас.

Марк поклонился и поблагодарил; он объявил, что почтет великим счастием присоединиться к их обществу. Даже леди Лофтон не могла бы ничего сказать против этого, хотя она не питала особенной нeжности к мистрисс Проуди.

— А потом всe ночуют в гостиницe. Дамам нельзя будет и думать eхать назад так поздно и в это время года. Я сказала мистрисс Гарольд Смит и мисс Данстебл, что для них во всяком случаe найдется мeсто у нас. Но онe не хотят отдeляться от других дам, так и онe отправляются и гостиницу на ночь. Но вас, мистер Робартс, епископ конечно не допустит остановиться в гостиницe; так вы, разумeется, ночуете во дворцe.

Марку тотчас пришло на ум, что так как чтение назначено в субботу вечером, то слeдующий день будет воскресенье, а в воскресенье ему надо говорить проповeдь в Чальдикотсe.

— Я думал, что всe возвратятся в тот же вечер, сказал он.

— Да, сначала думали; но видите ли, мистрисс Смит боится.

— Так мнe придется возвращаться сюда в воскресенье утром, мистрисс Проуди.

— Ах! да! это не хорошо, очень не хорошо! никто не дорожит более меня соблюдением воскресных дней. Но иногда человeк бывает вынужден отступить от общаго правила, не правда ли, мистер Робартс? Воротиться в Чальдикотс в воскресенье утром будет для вас дeлом необходимости.

Так они и порeшили. Мистрисс Проуди вообще строго соблюдала день субботний; но в отношениях к таким лицам, как мистрисс Гарольд Смит, прилично было показать нeкоторую уступчивость.

— Вeдь вы можете отправиться на зарe, если хотите, мистер Робартс, сказала мистрисс Проуди.

Охота была не слишком блестящая, но дамы провели время очень приятно.

Мущины eздили взад и вперед тропинками, по временам с ужасною быстротой, будто никак не поспeют куда-то; тогда и кучера eхали очень скоро, сами не зная зачeм, ибо быстрое движение также принадлежит к числу упомянутых выше заразительных болeяней. Потом, когда лисица бросалась в сторону и собаки сбивались, охотники eхали словно на похороны; тогда и экипажи двигались медленной дамы вставали и разговаривали. Наконец наступило время завтракать, и вообще день прошел довольно приятно.

— Так вот она, охота-то! сказала мисс Данстебл.

— Да, вот охота, отвeчал мистер Соверби.

— Я не видала, чтобы кто-нибудь из мущин сдeлал что-нибудь такое, чего бы я сама не могла сдeлать. Развe только, что один молодой человeк свалился с лошади в грязь; на это я бы не рeшилась.

— А рук и ног никто не ломал, так ли? сказала мистрисс Гарольд Спит.

— И никто не затравил ни одной лисицы, прибавила мисс Данстебл.— В сущности, мистрисс Спит, я такого же невысокаго мнeния о забавах мущин, как и об их дeлах. Послe этого я сама поeду на охоту с собаками.

— Прекрасно! а я буду вашим доeзжачим.

— Любопытно бы знать, присоединится ли к нам мистрисс Проуди.

— Я буду писать герцогу сегодня вечером, сказал мистер Фодергил Марку, когда они въезжали вмeстe в двор конюшни. Вы позволите мнe сказать герцогу, что принимаете его приглашение, не правда ли?

— Герцог в самом дeлe очень добр, сказал Марк.

— Он очень желает с вами познакомиться, увeряю вас, сказал мистер Фотергил.

Мог ли молодой, вeтреный обольщенный священник не сказать, что поeдет? Марк сказал, что поeдет, и в течении вечера его приятель, мистер Соверби поздравлял его; епископ шутил с ним, увeряя, что знал наперед, что он не откажется так легко от хорошаго общества; а мисс Данстебл говорила, что сдeлает его своим капелланом, как только парламент разрeшит парфюмерам такую роскошь. Марк не понял этой шутки, пока не узнал, что мисс Данстебл — владeтельница знаменитаго ливанскаго масла, изобрeтеннаго ея многоуважаемым покойным отцом, который посредством патента на производство этой статьи совершил такия чудеса для увеличения своего состояния. Мистрисс Проуди совершенно присвоила себe Марка, толкуя с ним о всевозможных церковных вопросах. А наконец даже и сама мисс Проуди улыбнулась ему, узнав, что он удостоен ночлега в епископском дворцe. Казалось, весь свeт растворился перед ним. Но он не мог принудить себя быть веселым в Этот вечер. На слeдующее утро нужно писать к женe, и он как будто уже видeл тревожную грусть, которая выразится в глазах его Фанни, когда она узнает, что муж ея eдет в гости к герцогу Омниуму. Нужно еще сказать ей, чтоб она прислала денег; денег мало. А к леди Лофтон писать, или не писать? И в том, и в другом случаe приходится объявить ей войну. А развe он не всeм обязан леди Лофтон? Итак, несмотря на всe свои успeхи, он лег в постель не в веселом настроении духа.

На слeдующий день, в пятницу, он отложил неприятное занятие писания письма: все равно, написать можно в субботу, и в субботу утром, перед отъездом в Барчестер, он дeйствительно написал. Письмо было слeдующаго содержания:

"Чальдикотс, ноябрь 185....

"Милый друг, ты удивишься, когда я скажу тебe как всeм нам здeсь весело и какия увеселения еще ожидают нас впереди. Арабинов, как ты предполагала, здeсь нeт; но семейство Броуди здeсь, как ты тоже предполагала. Твои предположения всегда вeрны. Что ты подумаешь, если я скажу тебe, что ночую в субботу в епископском дворцe? Ты знаешь, что и Этот день будет чтение в Барчестерe. Так как читает один из наших, Гарольд Смит, то всeм нам, разумeется, слeдует eхать. Оказывается, что нам нельзя воротиться в тот же вечер, потому что нeт луны; а милорд-епископ не хотeл допустить, чтобы мое облаченье было осквернено гостиницей — не правда ли какая внимательность с его стороны?

"Но у меня есть для тебя еще более изумительныя новости. На слeдующей недeлe большой съезд в замке Гадром, и меня убeдили принять приглашение, которое герцог прислал мнe лично. Я сначала отказывался; но всe здeсь говорили, что это будет чрезвычайно странно, и всe доспрашивались причины. Когда пришлось отвeчать, я не знал, какую найдти причину. Епископ eдет, и он был очень удивлен, что я не хочу eхать, когда меня приглашают.

"Я знаю, что ты подумаешь, душа моя; знаю, что это будет тебe неприятно, и принужден отложить свое оправдание до того времени, когда вернусь из этой страны людоeдов, если только вырвусь живым отсюда. Но, без шуток, Фанни, я думаю что с моей стороны было бы не хорошо отдeляться от всeи, когда столько уже толковали об этом. Это имeло бы такой вид, что я как будто приписываю себe право осуждать герцога. Сомнeваюсь, чтобы во всем округe нашелся хоть один священнви, моложе пятидесяти лeт, который не принял бы приглашения при таких обстоятельствах; развe только один Краули, который дошел до такой нелeпой крайности, что считает почти преступным выйдти, во время прогулки, за межу своего прихода.

Я принужден остаться в замке Гадром до слeдующаго воскресенья; мы только в пятницу eдем туда. Я написал Джонсу о приходских дeлах. Можно поручить их ему, потому что он, я знаю, хочет eхать в Вельз на Рождество. Тогда всe мои странствия кончатся, и я могу отпустить его мeсяца на два, если ему угодно. Ты, не правда ли, возьмешь на себя мои воскресные классы, за одно с твоими?— только пожалуста смотри, чтоб в каминe был хороший огонь. Если не справишься сама со всeм этим, так отдай мальчиков мистрисс Подженс. Вообще, мнe кажется, это было бы лучше.

"Ты, разумeется, увeдомишь леди Лофтон гдe я. Скажи ей от меня, что епископа, а также и еще одно важное лицо, едва ли не слишком уж очернили. Не скажу впрочем, чтоб они могли понравиться ей. Объясни ей, что я счел себя почти обязанным eхать к герцогу. Я не нашел возможности отказаться под каким бы то ни было предлогом, из опасения чтоб этого не сочли дeлом партии. Стали бы говорить, что я не могу eхать к герцогу Омниуму потому, что принадлежу к приходу леди Лофтон. Я это предвидeл, и не хотeл этого.

"Оказывается, что мнe понадобится здeсь до отъезда немного денег: фунтов пять, или десять, именно десять фунтов. Если у тебя нeт лишних, возьми у Девиса. Он мнe должен гораздо больше этой суммы.

"Да хранит тебя Бог, душа моя. Поцeлуй за меня моих милых детей и передай им мое благословение. Твой навсегда

"М. Р.".

Потом было написано за клочкe бумаги, обвернутом во круг тeсно исписаннаго письма: "Постарайся сколько возможно умиротворить замок."

Как ни было сильно, разсудительно, неопровержимо письмо Марка, в этой припискe выразилась вся его нерeшительность, слабость и робость.

Глава V

Мистрисс Робартс сидeла в гостиной у камина с леди Мередит, когда принесли ей письмо мужа. Фремлейская почта была разобрана за завтраком, час тому назад, и леди Лофтон теперь, по обыкновению, писала у себя в комнатe письма и занималась своими дeлами; ибо леди Лофтон сама вела счеты и знала толк в дeлах почти не хуже самого Гарольда Смита. В это утро она также получила письмо, которое доставило ей не мало неудовольствия. Отчего происходило это неудовольствие, ни мистрисс Робартс, ни леди Мередит не знали; но чело леди Лофтон омрачилось за завтраком; она сунула в свой мeшок какое-то зловeщее пксьмо, не говоря о нем ни слова, и вышла из комнаты, как только кончился завтрак.

— Что-то да не так, сказал сэр Джордж.

— Мама так тревожится денежными дeлами Лудовика, сказала леди Мередит. Лудовик был лорд Лофтон, барон Лофтон Лофтонский, в графствe Оксфордшир.

— Однако я не думаю, чтобы Лофтон очень запутался, сказал сэр-Джордж, выходя из комнаты.

— Ну, Джости, так мы отложим отъезд наш до завтра; но не забудь, что мы поeдем с первым поeздом.

Леди Мередит отвeчала, что не забудет, и они пошли и гостиную, и тут-то мистрисс Робартс получила письмо от мужа, которое сдeлало большой крюк, и пролежало нeкоторое время в ея кухнe, пока ея кухарка Джемима не приняла мир для доставления его в замок.

Фанни, прочитав его, едва могла втолковать себe, что мук ея, Фремлейский священник, духовный друг семейства Лофтон, eдет гостить к герцогу Омниуму. В Фремлейском замке было уже так принято, что герцог и все ему принадлежащее заслуживали всякаго осуждения. Он виг, он холостяк, он игрок, он человeк безнравственный во всех отношениях, он не держится никакого церковнаго учения, он развратитель юношества, заклятой враг молодых жен, расточитель послeдняго достояния бeдных людей; человeк, котораго матери должны опасаться за сыновей своих, сестры и братьев; хуже того: такой человeк, котораго отцы имeют причины опасаться за дочерей, а братья за сестер; словом, такой человeк, у котораго рeшительно не было и не могло быт ничего общаго с леди Лофтон и со всeм ее окружающим.

И не надо забывать, что мистрисс Робартс вполнe вeрна всeм этим дурным отзывам. Возможно ли, что муж ея будет жить в палатах Аполлиона, укрываться под самым крылом Луцифера? Облако печали покрыло лицо ея, и она снои перечла письмо очень медленно, не опуская предательскаго пост-скриптума.

— О! Юстиния! сказала она наконец.

— Что? И ты получила дурныя вeсти?

— Я не знаю, как и сказать тебe! Прочти уж лучше сама. И она подала леди Мередит послание своего мужа, удержав однако же приписку.

— Что скажет теперь леди Лофтон? воскликнула леди Мередит, вкладывая снова письмо в конверт.

— Что дeлать мнe, Юстиния? Как сказать ей?

И обe дамы принялись обдумывать вмeстe, как бы им умилостивить леди Лофтон. Леди Мередит совeтовала своей приятельницe отправиться домой, не сказав ни слова о страшных проступках мужа, и потом переслать письмо к леди Лофтон:

— Мама никогда не узнает, что ты получила его здeсь, сказала леди Мередит.

Но мистрисс Робартс на это не согласилась. Поступить так казалось ей трусостью. Она знала, что муж ея поступает не хорошо; она чувствовала, что и сам он это сознает, но тeм не менeе она должна была защищать его. Как ни ужасна будет буря, пусть уж она разразится над ея головой. Она пошла прямо на верх и постучалась в дверь леди Лофтон. Леди Мередит послeдовала за нею.

— Войдите, сказала леди Лофтон, и голос ея звучал не ласково. Войдя, онe нашли ее за маленьким письменным столом; она сидeла опершись на руку головой, и письмо, полученное утром, лежало раскрытое перед ней. Тут были даже два письма: одно от лондонскаго агента к ней, а другое от ея сына к этому агенту. Достаточно объяснить, что в письмах этих говорилось о немедленной продажe отдeльнаго участка земли, принадлежащаго Лофтонам в Оксфордширe, о котором говорил мистер Соверби. Лорд Лофтон говорил агенту, что дeло это нужно покончить сразу, прибавляя, что, вeроятно, приятель его, Робартс, уже все растолковал его матери. Затeм агент писал к леди Лофтон, как и было необходимо; но, к несчастию, леди Лофтон до сих пор ни слова не слыхала обо всем этом.

В ея глазах продажа родоваго имeния была дeлом ужасным; что молодой человeк с пятнадцатью или двадцатью тысячами годоваго дохода еще нуждается в деньгах, это также ужасно; что сын ея не сам писал ей — ужасно; и ужасно наконец, что ея любимец, священник, котораго она сдeлала другом своего сына, замeшан в это дeло, знает об этом, тогда как она не знает, что он служит посредником и помощником сыну ея в его проступках. Все было ужасно, и леди Лофтон сидeла с мрачным лицом и тревожным сердцем. Что касается до нашего бeднаго священника, мы можем сказать, что в этом дeлe он был совершенно невинен, кромe только того, что у него до сих пор не доставало духу исполнить поручение его приятеля.

— Что такое, Фанни? сказала леди Лофтон, как только дверь отворилась:— я сошла бы через полчаса, если тебe нужно было видeться со мною, Юстиния.

— Фанни получила письмо и желает поговорить с вами тотчас же, сказала леди Мередит.

— Какое это письмо, Фанни?

У бeдной Фанни сердце было на языкe; она держала письмо в руках, но еще не рeшалась, показать ли его леди Лофтону как оно есть.

— От мистера Робартса, сказала она.

— Ну, он вeроятно остается еще недeлю в Чальдикотсe. Что ж? Мнe все равно.— И голос леди Лофтон был не ласков: она все думала об этой фермe в Оксфордшжрe. Неблагоразумие молодежи сильно огорчает благоразумие старших. Не было женщины менeе скупой, менeе жадной, чeм леди Лофтон, но продать часть стараго родоваго имeнии значило для нея разстаться с своею собственною плотью и кровью.

— Вот письмо, леди Лофтон; может-быть вам лучше самим прочесть,— и Фанни подала ей письмо, опять удержав приписку. Она читала и перечитывала письмо это еще внизу, и не могла рeшить, желал ли муж, чтоб она показала его. По свойству доводов, ей показалось, что желал. Во всяком случаe он говорил за себя лучше чeм она могла бы говорить за вето: вeроятно, лучше показать письмо.;

Леди Лофтон взяла его, прочла; лицо ея становилось мрачнeе и мрачнeе. Она была настроена против писавшаго, прежде чeм начала читать, и каждое слово более и более возбуждало ее против него.

— А! он eдет в епископский дворец; что ж? его дeло выбирать себe друзей! Гарольд Смит с ними! Как жаль, моя милая, что он не встрeтил мисс Проуди прежде вас, он мог бы сдeлаться капелланом епископа. Замок Гадром! Как? Он eдет и туда? В таком случаe говорю вам прямо, Фанни, я от него отказываюсь!

— О! леди Лофтон! вы не сдeлаете этого! произнесла мистрисс Робартс со слезами на глазах.

— Мама! мама! не говорите так! вступилась леди Мередит.

— Но, друг мой, что ж мнe дeлать? Я принуждена так говорить. Вeдь вы не желали бы, чтоб я лгала вам, не правда ли? Человeк должен сам выбирать себe друзей, но он не может жить с людьми двух различных разрядов, по крайней в том случаe, если я принадлежу к одному из них, а герцог Омниум к другому. Очень важно, что епископ eдет! Для меня нeт ничего противнeе лицемeрия!

— В этом нeт лицемeрия, леди Лофтон.

— А я говорю, что есть, Фанни. Странно, право! "отложить свое оправдание!" К чему мужу оправдываться перед женой, если он поступает прямо и честно? Его собственныя слова осуждают его. "Не хорошо отдeляться это всех!" Вы станете увeрять меня, что мистер Робартс дeйствительно считал своим долгом не отказываться от приглашения? Я говорю, что это лицемeрие. Другаго названия у меня нeт для этого.

В это время бeдная, расплакавшаяся жена отирала слезыи приготовлялась дeйствовать. Крайняя строгость леди Лофтон придала ей смeлости. Она знала, что ея обязанность защищать мужа, когда на него так нападают. если-бы леди Лофтон была умeреннeе в своих замeчаниях, мистрисс Робартс не нашлась бы отвeчать ни слова.

— Может-быть вы составили себe ложное мнeние о моем мужe, сказала она: — он не лицемeр.

— Так, моя милая, вам конечно лучше знать; но по моему, это очень похоже на лицемeрие. Что скажешь, Юстиния?

— О! мама! удержитесь Бога ради!

— Удержаться! Все это прекрасно! Но можно ли удержать свое чувство, когда нам измeняют?

— Вы не думаете, однакож, что мистер Робартс измeнил вам? сказала жена.

— О нeт! конечно нeт! И она продолжала читать письмо: "имeло-бы вид, будто я приписываю себe право осуждать герцога." Развe под тeм же самым предлогом он не мог бы отправиться куда угодно, хоть в самый опозоренный дом Англии? В этом смыслe мы всe должны судить друг друга. "Краули!" Да! если-б он немножко более был похож на мистера Краули, это было бы хорошо и для меня, и для прихода, да и для вас также, моя милая. Бог прости мнe только, что я дала ему здeсь мeсто!

— Леди Лофтон! Вы очень строги к нему; очень строги. Я не ожидала этого от такого друга, как вы.

— Вы достаточно знаете меня, и могли быть увeрены, что я буду говорят, как думаю. "Писал к Джонсу"; да, не трудно написать бeдному Джонсу. Лучше бы уж написать Джонсу, чтоб он всe дeла взял на себя. Тогда ничто не мeшало бы мистеру Робартсу сдeлаться домашним капелланом герцога.

— Мнe кажется, муж мой исполняет свою обязанность не хуже других в эпархии, сказала мистрисс Робартс, снова расплакавшись.

— А вам приходится брать на себя его занятия в школe; вам и мистрисс Подженс. Курат, да жена, да мистрисс Подженс, и прекрасно! Я не вижу, зачeм бы ему возвращаться.

— О, мама! сказала Юстиния:— прошу вас не будьте так рeзки с нею.

— Дай мнe докончить, друг мой. А! вот и обо мнe: "увeдомишь леди Лофтон, гдe я..." Он не предполагал, что вы покажете мнe это письмо.

— Не предполагал? сказала мистрисс Робартс, протягивая руку, чтобы взять его назад, но тщетно:— я думала, что лучше показать, право думала, что лучше!

— Теперь уж все равно: позвольте мнe докончить. Что такое? Как смeет он посылать мнe такия наглыя шутки? Дeйствительно, я не думаю, чтобы доктор Проуди мог понравтся мнe; я никогда этого не предполагала. "Счел себя почти обязанным eхать!" Ну, если-б я сама не прочла этого, я никогда бы не повeрила, что он способен на что-нибудь подобное "Что не могу eхать к герцогу Омниуму, потому что принадлежу к приходу леди Лофтон..." Я бы именно и желала, чтобы так говорили. Люди, годные для моего прихода, не должны быть годны для дома герцога. Я надeялась, что в нем-то это чувство будет сильнeе чeм в ком-либо другом. Я была обманута, вот и все!

— Он ничего не сдeлал, чтоб обмануть вас, леди Лофтон.

— Дай Бог, чтоб он и вас не обманул, друг мой! "Понадобится немного денег..." Да, очень вeроятно, что ему тедерь понадобятся деньги. Вот вам письмо, Фавни. Очень жалeю! Мнe нечего больше сказать.

Она сложила письмо и отдала его мистрисс Робартс.

— Я думала, что слeдует показать вам это письмо, сказала мистрисс Робартс.

— Это уж все равно; вeдь надобно же было меня увeдомить.

— Он именно просит меня об этом.

— Да; было бы довольно трудно скрыть от меня это. Он бросит свое дeло и отправится жить с игроками и развратниками, а я чтоб этого не узнала!

Тут мeра переполнилась для Фанни Робартс. Услышав эта слова, она забыла, что для нея леди Лофтон, забыла о леди Мередит, и помнила только о своем мужe, помнила, что он ей муж и, не смотря на всe свои недостатки, добрый и любящий муж; помнила также и то обстоятельство, что она жена его.

— Леди Лофтон, сказала она,— вы забываетесь; можно ли так говорить со мною о моем мужe!

— Как! воскликнула леди Лофтон:— вы показываете мнe такое письмо, а я не должна говорить вам, что я думаю!

— Не должны, если думаете так несправедливо. Вы не в правe употреблять при мнe таких выражений, и я не хочу их слышать.

— Вот как!

— Хорошо, или дурно онe дeлает, что eдет к герцогу Омниум,— не мнe судить. Он сам судья своих поступков, а не вы и не я.

— А когда он оставит вас с незаплаченным долгом мяснику и без денег на башмаки, кому тогда придется судить об этом?

— Не вам, леди Лофтон. если-бы настали такие тяжелые дни,— а ни вы, ни я не в правe ожидать их,— я не пришла бы к вам в моем горe, послe всего этого уж конечно не пришла бы.

— Прекрасно! Вы можете отправиться к герцогу Омниуму, если вам приятнeе.

— Фанни, пойдем! сказала леди Мередит.— Зачeм раздражать маменьку?

— Я не хочу раздражать ее, но я не дам оскорблять его, я не могу не заступиться за него. Кому же и защищать его, если не мнe? Леди Лофтон говорила о нем ужасныя вещи, и говорила неправду!

— О Фанни! воскликнула Юстиция.

— Хорошо, хорошо, сказала леди Лофтон,— вот вам людская отплата.

— Не понимаю, о чем вы говорите, леди Лофтон; но неужели вы хотeли бы, чтоб я стояла молча, когда при мнe говорят такия вещи о моем мужe? Он живет не с такими людьми, каких вы назвали. Он не пренебрегает своею обязанностию. Было бы хорошо, если-бы всe священники так рeдко оставляли свой приход, как он. И к тому же он eдет к герцогу Омниуму вмeстe с епископом.

— Особенно, если епископ стоит на ряду с самим дьяволом, как ставит его мистер Робартс, сказала леди Лофтон.— Он может присоединиться с ним к герцогу, и тогда они представят собою трех Граций. Не так ли, Юстиция?— И леди Лофтон засмeялась коротким и горьким смeхом своей собственной остротe.

— Я думаю мнe можно теперь идти, леди Лофтон?

— О! конечно, моя милая.

— Мнe жаль, если я разсердила вас; но я не смолчу ни перед кeм, кто будет говорить дурно о мистерe Робартсe. Вы были очень несправедливы к нему, я не могу не сказать этого, хотя бы вы и разсердились на меня.

— Послушайте, Фанни, это уже слишком, сказала леди Лофтон.— Вот уж полчаса как вы меня браните за то, что я не радуюсь новой дружбe, которую свел ваш муж, и теперь вы готовитесь начать сызнова. Этого я не в силах вынести. Если вам ничего более не нужно сказать мнe, то лучше уж оставьте, меня.

Когда леди Лофтон говорила это, лицо ея было непреклонно-строго и жестко.

Никогда до сих пор мистрисс Робартс не слыхала таких слов от своей старой приятельницы; никогда не слыхала она ничего подобнаго от кого бы то ни было, и она не знала, как держать себя.

— Хорошо, леди Лофтон, сказала она,— я пойду. Прощайте.

— Прощайте, отвeчала леди Лофтон, и, обернувшись к столу, начала собирать свои бумаги. Фанни прежде никогда не уходила домой из Фремле-Корта без теплаго поцeлуя. Теперь ей даже не протягивали руки на прощанье. Неужели между ними в самом дeлe дошло до ссоры, до ссоры непримиримой?

— Фанни уходит, вы знаете, мама, сказала леди Мередит.— Она будет уже дома прежде чeм вы сойдете вниз.

— Что ж дeлать, друг мой? Фанни вольна поступать, как ей угодно. Не мнe судить ея поступки. Она сию минуту сказала мнe это.

Мистрисс Робартс не говорила ничего подобнаго; но чувство гордости запрещало ей вступать в объяснения. Итак, она вышла легким шагом из дверей, и леди Мередит, попытав с матерью примирительный шепот, пошла за нею.

Увы! шепот Этот был совершенно безполезен.

Обe женщины молча сошли с лeстницы; но войдя снова в гостиную, онe с тупым ужасом взглянули в лицо друг другу. Что им теперь дeлать? Они не предполагали и возможности такой трагической развязки. Неужели в самом дeлe Фанни Робартс оставит дом леди Лофтон отъявленным врагом,— Фанни Робартс, которая и до замужства и послe была принята в этом домe почти как дочь?

— О! Фанни! зачeм ты так отвeчала моей матери? сказала леди Мередит.— Ты видeла, что она раздражена. У нея много и других неприятностей, кромe истории с мистером Робартсом.

— А развe ты смолчала бы, если-бы кто-нибудь стал нападать на сэр-Джорджа?

— Перед родною матерью, да. Я дала бы ей говорить, что угодно и предоставила бы сэр-Джорджу самому стоять за себя.

— Так; но вeдь ты другое дeло. Ты ей дочь, а сэр-Джордж... Она не рeшалась бы говорить таким образом о поведении сэр-Джорджа.

— Рeшилась бы, если-б ей только вздумалось, увeряю тебя. Я жалeю, что пустила тебя к ней.

— Может-быть лучше, что оно так вышло, Юстиния. Если уже она такого мнeния о мистерe Робартсe, то нам слeдует это знать. Сколько я ей ни обязана, как ни люблю тебя, ноги моей не будет в этом домe, да и ни в каком домe, гдe так оскорбительно отзываются о моем мужe.

— Милая Фанни, кто не знает, что случается, когда сойдутся два раздраженные человeка?

— Я не была раздражена, когда пошла к ней; нисколько.

— Что пользы толковать о прошлом? Что теперь нам дeлать, Фанни?

— Я думаю, мнe всего лучше идти домой, сказала мистрисс Робартс.— Пойду, уложу свои вещи, и потом пришлю за ними Джемса.

— Дождись полдника; тогда тебя можно будет, уходя, поцeловать мою мать.

— Нeт, Юстиния, я не могу дожидаться. Я должна отвeчать мистеру Робартсу с этою же почтой, а надо еще обдумать, что сказать ему. Здeсь я не в состоянии написать письма, а почта отходит в четыре часа.— И мистрисс Робартс встала с кресла готовясь уйдти окончательно.

— Я приду к тебe перед обeдом, сказала леди Мередит,— и если принесу добрыя вeсти, надeюсь, что ты вернешься сюда со мною. Мнe не возможно уeхать из Фремлея, оставив вас в ссорe с маменькою.

Мистрисс Робартс ничего не отвeчала; через несколько минут она была уже в своей дeтской, цeловала своих детей и учила старшаго говорить что-то о папашe. Слезы навертывались у ней на глазах, и мальчик понимал, что что-то не ладно.

Так сидeла она часов до двух, готовя разныя бездeлицы для детей и, под предлогом этого занятия, все не начинала письма. Но тут уже ей осталось только два часа; а может-быть написать письмо будет трудно, может-быть оно потребует размышления, поправок; нужно будет переписать его, пожалуй, не один раз. Что касается до денег, онe были у нея в домe, столько по крайней мeрe, сколько было нужно Марку, хотя отослав эту сумму, она останется почти без гроша. Впрочем в случаe крайности, она когда прибeгнуть к Девису, как было сказано в письмe мужа.

Итак, она выдвинула в гостиной свою конторку, сeла и написала письмо. Дeло это было не легкое, хотя и не потребовалось на него столько времени, как она думала. Ей было не легко, потому что она считала себя обязанною сказать Марку всю правду; но ей не хотeлось портить удовольствие, доставляемое ему обществом друзей. Она сказала ему однако, что леди Лофтон очень "сердится; сердится безразсудно, надо признаться," прибавила она, чтобы дать ему понять, что сама она на его сторонe. "Мы даже совсeм поссорились, и это меня огорчило, как огорчит и тебя, друг мой, я знаю. Но нам обоим извeстно, какое доброе у ней сердце, а Юстиния думает, что у нея есть еще другия неприятности. Я надeюсь, что все это уладится прежде чeм ты возвратишься. Только пожалуста, милый мой, не оставайся долeе того, как ты назначаешь в своем письмe." За тeм слeдовали нeкоторыя извeстия о дeтях и об уроках в школe, что можно и опустить.

Окончив письмо, она бережно вкладывала его в конверт, куда помeстила неблагоразумным образом и двe пятифунтовыя бумажки, когда услыхала шаги на усыпанной мусором дорожкe, которая вела от небольшой калитки к передней двери. Дорожка эта шла мимо окон гостиной, и мистрисс Робартс успeла еще увидать послeдния складки промелькнувшей мантильи. "Это Юстиния," подумала она, и сердце ея смутилось при мысли, что придется снова толковать о происшествии этого утра. "Что мнe дeлать, говорила она себe, если она потребует, чтоб я просила у нея прощения? Я хочу сознаться при ней, что он поступает не так, как бы слeдовало."

Тут дверь отворилась, ибо гость вошел без доклада, и вот перед ней стояла сама леди Лофтон.

— Фанни, сказала она тотчас же,— я пришла просить у вас прощения.

— О, леди Лофтон!

— Я была очень разстроена, когда вы пришли ко мнe, разными обстоятельствами. Но мнe все-таки не слeдовало говорить с вами о вашем мужe так, как я говорила. Вот я и пришла просить у вас прощения.

Когда было это сказано, мистрисс Робартс была не в состоянии отвeчать, по крайней мeрe отвeчать словами, поэтому она вскочила и, со слезами на глазах, бросилась на шею своей старой приятельницы.— О, леди Лофтон! проговорила она, снова рыдая.

— Вы простите меня, не правда ли? сказала леди Лофтон, обнимая свою любимицу.— Ну, вот так хорошо! Мнe было очень грустно, когда вы ушли от меня сегодня утром, да я думаю и вам также. Но, Фанни, друг мой, мы так любим друг друга я так хорошо друг друга знаем, что не может поссориться надолго, не так ли?

— О! да, конечно, леди Лофтон!

— Разумeется так. Друзей не найдешь каждый день на дорогe, так и не слeдует бросать их легкомысленно. Ну, теперь садитесь, душа моя, потолкуем немножко. Постойте, мнe надо снять шляпу. Вы так затянули ленты, что чуть не задушили меня.

Леди Лофтон положила шляпку на стол, и уютно усeлась в углу дивана.

— Друг мой, сяаэала она,— у женщины нeт обязанностей, относительно кого бы то ни было, равных ея обязанностям относительно мужа; поэтому, вы были совершенно правы, заступившись сегодня утром за мистера Робартса.

На это мистрисс Робартс не отвeчала ничего, но взяла руку леди Лофтон и слегка пожала ее.

— Мнe и тогда нравился ваш поступок; право, нравился, хотя сознайтесь, вы говорили несколько сильно. Даже Юстиния допускает это, а она нападала на меня все время с тeх пор как вы ушли. Я прежде и не предполагала, что ваши хорошенькие глазки могут смотрeть так грозно.

— О, леди Лофтон!

— Но, вeроятно, и у меня был довольно свирeпый вид. Но мы не будем больше говорить об этем, так ли? А теперь потолкуемте-ка о вашем мужe.

— Милая леди Лофтов, вы должны простить его!

— Хорошо, прошу, коли вы просите. Мы не будем говорить о герцогe, ни теперь, ни послe ни единаго слова. Постойте, когда вам муж возвратится?

— Кажется, в середу на будущей недeлe.

— В середу. Ну, так скажите ему, чтоб он в середу и пришел обeдать ко мнe. Я думаю он поспeет. И не будет сказано ни слова об этом ужасном герцогe.

— Я вам так благодарна, леди Лофтон!

— Хорошо, хорошо! Но повeрьте мнe, друг мой, лучше было бы, если-б он не заводил таких друзей.

— О! я вeдь знаю, что гораздо было бы лучше.

— Я рада, что вы допускаете это; а мнe уж казалось, что и вы расположены к герцогу.

— О! нисколько, леди Лофтон!

— Ну, хорошо. Мнe остается только дать вам один совeт: употребите свое влияние, как добрая, милая жена, чтоб он уже не eздил больше туда. Я женщина старая, а он человeк молодой; очень естественно, что он считает меня отсталою. Я не сержусь за это. Но он убeдится на дeлe, что для него лучше, во всех отношениях, держаться своих старых друзей. Лучше для спокойствия его совeсти; лучше для его ренутации, как священника; лучше для его карнана; лучше для детей его и для вас; лучше, наконец, для спасения его души. Герцог не такой человeк, с которым слeдовало бы ему искать сближения; а если будут заискивать в нем самом, то ему не слeдует поддаваться.

Леди Лофтон замолчала. Фанни Робартс рыдала у ея ног, положив голову к ней на колeни. Теперь она не находила уже ни слова сказать в пользу самостоятельности и независимости своего мужа.

— Теперь мнe пора идти. Но Юстиния взяла с меня обeщание самое торжественное, что я приведу вас сегодня назад обeдать, даже силою, если нужно. Это было для меня единственным средством помириться с ней. Так не введите же меня в бeду.

Фанни, разумeется, отвeчала, что непремeнно придет обeдать в замок.

— И ни в каком случаe не слeдует посылать этого письма, сказала леди Лофтон в дверях, указывая зонтиком за адресованное к Марку послание, которое лежало на конторкe мистрисс Робартс.— Я догадываюсь, каково его содержание. Его нужно совершенно измeнить.— И леди Лофтон вышла.

Мистрисс Робартс тотчас же бросилась к конторкe и поспeшно распечатала свое письмо. Она взглянула на часы; был уже пятый час. Едва начала она писать другое, как пришел почтальйон.— О, Мери! воскликнула она, уговорите его подождать! Если он подождет четверть часа, я дам ему шиллинг.

— Этого ненужно, сударыня; велите дать ему стакан пива.

— Хорошо, Мери; только, чтоб он не слишком много пил, а то он пожалуй разроняет письма. Я кончу через десять минут.

И в пять минут она намарала письмо, вовсе не похожее на первое. Она не хотeла откладывать до слeдующаго дня, потому что деньги могли быть нужны Марку тотчас же.

Глава VI

Общество в Чальдикотсe было вообще очень приятно, и время проходило довольно скоро. Самым близким другом мистера Робартса, кромe мистера Соверби, была там мисс Данстебл, которая была к нему очень благосклонна, а к ухаживанью мистера Саппельгауса была недоступна, и даже в обращении с хозяином обнаруживала только ту учтивость, какая требовалась хорошим тоном. Но надо вспомнить, что и мистер Саппельгаус и мистер Соверби были люди холостые, а Марк Робартс был женат.

С мистером Соверби Робартс имел не один разговор о лордe Лофтонe и его положении, чего бы он охотно избeжал, если-бы только это было возможно. Соверби был один из тeх людей, которые постоянно мeшают дeло с бездeльем, и у которых в головe почти всегда есть какой-нибудь план, требующий хлопот. У людей такого рода не бывает ежедневной работы и правильных занятий, но едва ли они трудятся не более других, занятых людей.

— Лофтон так любит все откладывать! говорил мистер Соверби.— Зачeм не устроил он этого сразу, если уже обeщал? И потом он так боится этой старухи в Фремле-Кортe! Что ни говорите, а вeдь все-таки она старуха, и уж никак не помолодeет. Напишите же пожалуста Лофтону, а скажите ему, что эта отсрочка мнe неудобна. Я знаю, что для вас он сдeлает все.

Марк отвeчал, что напишет и дeйствительно написал. Но ему сначала не нравился тон разговоров, в которые его вовлекали. Ему было очень неприятно слышать, что леди Лофтон называют старухой, и разсуждать о нем, что лорду Лофтону слeдует продать часть своего имeния. Все это с непривычки тяготило его, но мало-по-малу чувство его притупилось, и он привык к способу разсуждения своего друга Соверби.

Потом, в субботу перед обeдом, они всe отправились в Барчестер. Гарольд Смит в послeдние два дня был совершенно заряжен свeдeниями о Саравакe, Дабуанe, Новой Гвинеe и Саломоновых островах. Как бывает со всеми людьми, которыми овладeла какая-нибудь временная специяльность, он не вeрил ни во что другое и не допускал, чтобы кто бы то ни было из окружающих вeрил во что-нибудь другое. Его называли графом Папуа и бароном Борнео, и жена его, зачинщица всех этих насмeшек, изявляла непремeнное притязание на эти титулы. Мисс Данстебл клялась, что выйдет замуж не иначе, как за островитянина с Южнаго Океана, а Марку предлагала должность и доходы епископа Пряных Островов. Семейство Проуди не противупоставляло этим шуткам слишком непреклонной строгости. Сладостно показать снисхождение в благоприятное время, и мистрисс Проуди находила настоящий случай весьма благовременным для показания снисхождения. Ни один смертный не может быть всегда мудро-сериозным, и в эти счастливыя минуты епископ, глубокомысленный муж, мог сложить с себя на время свою мудрую сериозность.— Мы думаем обeдать завтра в пять часов, сказал игриво епископ:— позволит ли это благородный лорд при своих государственных дeлах? Хе, хе, хе!— И добрый прелат сам разсмeялся своей шуткe.

Как мило умeют пятидесятилeтние молодые мущины и дамы шутить и кокетничать и хохотать до упаду, сыпать намеки и изобрeтать смeшныя прозвища, когда нeт при них двадцатипятилeтних или тридцатилeтних менторов для наблюдения за порядком.

Фремлейский викарий мог бы считаться таким ментором, если-бы не его способность прилаживаться ко всякому окружающему его обществу, которою он так гордился. Он также обращался к леди Папуа и подшучивал над бароном, что впрочем не доставляло особеннаго удовольствия мистеру Гарольду Смиту.

Ибо мистер Гарольд Смит принимал дeло сериозно, и всe эти шутки не совсeм нравились ему. Он считал себя способным уговорить, мeсяца в три, все английское общество на дeло цивилизования Новой Гвинеи, а общество Барсетшира надeялся увлечь в один вечер. Он не мог понять, почему бы и другим не смотрeть на это также сериозно, и несколько сухо отвeчал на любезности нашего приятеля Марка.

— Не надо заставлять барона ждать, сказал Марк, когда собирались eхать в Барсетшир.

— Не.знаю, что значит это название барона, сказал Гарольд Смит.

— Может-быть завтра будет моя очередь смeяться, когда изойдете на каѳедру и станете обносить шляпою чальдикотских пeшек.

— Кто живет в стеклянном домe, тому не слeдует бросаться камнями; так что ли барон? сказала мисс Данстебл.— Проповeдь мистера Робартса будет имeть столько общаго с вашим чтением, что ему не слeд смeяться.

— Если образование может распространиться в мирe не иначе, как посредством священников, сказал Гарольд Смит,— долго придется миру ждать.

— Распространять образование может только член парламента, имeющий виды на министерство, прошептала мистрис Гарольд.

Итак им было очень весело, несмотря на это фехтованье тупым оружием; и в три часа вереница карет двинулась к Барчестеру. Впереди eхала, разумeется, карета епископа; но сам епископ в ней не сидeл.

— Мистрис Проуди, надeюсь, что вы позволите мнe eхать с вами, сказала мисс Данстебл, когда всe уже сходили по высоким каменным ступеням.— Мнe хочется послушать разказ о мистерe Слопe.

Это обстоятельство все разстроило. Предполагалось, что епископ поeдет с своею женою, с мистрисс Смит и Марком Робартсом; а мистер Соверби устроил так, чтобы везти мисс Данстебл в своем фаэтонe. Но никто не считал возможным отказать в чем-нибудь мисс Данстебл. Марк, разумeется, уступил ей свое мeсто; но кончилось тeм, что епископ объявил, что не чувствует особеннаго предпочтения к своей каретe. Сдeлал же он это вслeдствие взгляда, брошеннаго на него женою. Затeм послeдовали, конечно, другия перемeщения, и под конец мистер Соверби и Гарольд Смит оказались владeльцами фаэтона.

Несчастный мистер Смит, садясь, выразил одно из тeх мнeний, которыя проповeдывал уже два дня к ряду, ибо когда сердце переполнено, уста не остаются нeмы. Но он наткнулся на нетерпeливаго слушателя. "Чорт бы взял островитян Южнаго Океана! воскликнул мистер Соверби. Через несколько минут вам можно будет разгуляться на просторe, как быку в фарфоровой лавкe, но, Бога ради, пощадите до того времени." Повидимому маленький план мистера Соверби взять мисс Данстебл себe в спутницы, был не лишен нeкотораго значения, как впрочем и большая часть его маленьких планов. Мистер Соверби улегся в фаэтонe и приготовился уснуть. Ему нельзя было извлечь никакой пользы из своих спутником, а между тeм мистрисс Проуди начала свой разказ о мистерe Слопe, или, лучше, принялась повторять его сызнова. Она очень любила толковать об этом джентльменe, который был когда-то ея любимым капелланом, а теперь сдeлался ея злeйшим врагом. При этом разказe, ей пришлось несколько раз шепнуть кое-что на ухо мисс Данстебл, ибо дeло шло о двух-трех скабрёзных анекдотцах, относившихся к одной замужней данe, не совсeм годных дли ушей молодаго мистера Робартса. Но мистрисс Гарольд Смит требовала, чтобы все было разказано громко, и мисс Данстебл исполнила желание этой дамы, несмотря на знаки, которые дeлала ей мистрисс Проуди.

— Как? Он поцeловал ея руку! Он, священник! скакала мисс Данстебл.— Я не думала, чтобы лица духовнаго звания были способны на такия вещи, мистер Робартс.

— В тихом омутe черти водятся, замeтила мистрисс Гарольд Смит.

— Тс! говорила мистрисс Проуди более глазани нежели устами.— Горе, которое причинил мнe Этот дурной человeк, едва не сразило меня. И, вeдь знаете, он все время ухаживал за...— Тут мистрисс Проуди шепнула имя.

— За женою декана, воскликнула мисс Данстебл таким голосом, что кучер слeдующей кареты услыхал, и хлопнул по своим лошадям.

— За невeсткой архидиакона! закричала мистрисс Гарольд Смит.

— Да послe этого от него все станется, сказала мисс Данстебл.

— Она тогда не была еще женою декана, сказала мистрисс Проуди в объяснение.

— Нечего сказать, у вас веселый причет, замeтила мисс Данстебл.— Вот бы вам, мистер Робартс, переселиться к нам в Барчестер.

— Только мистрисс Робартс пожалуй не согласилась бы, сказала мистрисс Гарольд Смит.

— И какия интриги затeвал он против епископа, сказала мистрисс Проуди.

— Вeдь в любви и войнe все допускается, сказала мисс Данстебл.

— Но он не знал, что за человeк епископ, сказала мистрисс Проуди.

— Епископ побeдил его, добавила мистрисс Гарольд с нeкоторою язвительностью.

— Епископ ли, или кто другой, но он был обличен и принужден уeхать из Барчестера. Послe того он женился на женe какого-то торговца сальными свeчами.

— На женe! воскликнула мисс Данстебл:— что за человeк!

— То-есть на вдовe; но ему все равно.

— Этот джентльмен, очевидно, родился во время восхождения планеты Венеры, сказала мистрисс Смит.— Это, впрочем, можно сказать обо многих из вас, мастер Робартс.

Итак, в каретe мистрисс Проуди было далеко не скучно. Мало-по-малу приятель наш Марк свыкся с своими собесeдницами, и, подъезжая к епископскому дворцу, он сознался, что мисс Данстебл очень забавна.

Мы не можем останавливаться на обeдe у епископа, хотя он был очень хорош в своем родe. Мистеру Соверби удалось помeститься подлe мисс Данстебл и, разрушив таким образом замысел мистера Саппельгауса, он снова засиял безоблачною веселостью. Но мистер Гарольд Смит начал показывать признаки нетерпeния, как только сняли скатерть: чтение должно было начаться в семь часов и, по его часам, время уже наступило. Он утверждал, что Соверби и Саппельгаус стараются произвести замедление для того чтобы раздражить и вывести из терпeния жителей Барчестера. Таким образом, епископу не дали раскрыть вполнe истинно-епископское гостеприимство.

— Вы забываете, Соверби, сказал Саппельгаус,— что здeсь уже двe недeли всe только и ждут, что этого чтения.

— Всe будут удовлетворены сию же минуту, сказала мистрисс Гарольд, повинуясь знаку от мистрисс Проуди.— Пойдемте, душа моя, продолжала она, взяв под руку мисс Данстебл,— не надо заставлять ждать Барчестер. Мы будем готовы через четверть часа, не так ли, мистрисс Проуди?— И онe величественно удалились.

— А мы успeем выпить еще по стакану клерету, сказал епископ.

— Слышите! Вот семь бьет на соборe, воскликнул Гарольд Смит, вскакивая с мeста.— Может-быть всe уже собрались; мнe не прилично опаздывать; я пойду.

— Только один стакан, мистер Смит; мы всe идем, сказал епископ.

— Эти дамы задержат меня на цeлый час, сказал Гарольд, наливая себe стакан, и вынивая его стоя.— Онe это дeлают нарочно.

Он думал о своей женe, но епископу показалось, что он говорил о мистрисс Проуди.

Было уже довольно поздно, когда всe они собрались в большой залe Механическаго Института. Большая часть слушателей мистера Смита, за исключением общества епископа, состояла из барчестерских торговцев с их семействами, и они довольно терпeливо дожидались важных господ. Сверх того, чтение было даровое, а это Англичанин всегда принимает в соображение. Когда он платит деньги, то дeйствует уже по своему: обнаруживает нетерпeние, или дожидается смирно, как ему вздумается. У него есть природное чувство справедливости, и он поступает обикновенно согласно с этим чувством.

Итак публика учтиво встала со скамеек, когда общество епископа вошло в залу. Им были приготовлены мeста в переднем ряду. Тут были три кресла, на которыя помeстились, послe нeкотораго колебания, епископ, мистрисс Проуди и мисс Данстебл. Мистрисс Смит положительно отказалась от кресла, хотя допускала, что сан папуасской графини давал ей право на такое мeсто. Это замeчание, сдeланное вслух, достигло ушей мистера Смита, стоявшаго у маленькаго стола на небольшом возвышении, с бeлыми перчатками в руках, и раздражило и разстроило его. Ему не нравился Этот шуточный титул папуасской графини. Остальное общество сeло на переднюю скамью, покрытую красным сукном.

— Через час это сидeние покажется нам весьма жестким и узким, сказал мистер Соверби.

Мистер Смит услыхал и это с своего возвышения, и бросил перчатки на стол. Ему казалось, что вся зала слышала эти слова.

Затeм два-три джентльмена на второй скамьe стали здороваться с нeкоторыми из наших приятелей. Тут был мистер Торн Оллаторнский, добродушный старый холостяк, живущий так близко от Барчестера, что мог приeхать без больших неудобств. Рядом с ним сидeл мистер Гардинг старый священник барчестерскаго капитула; мистрисс Проуди поздоровалась с ним очень дружески и предложила ему мeсто тотчас позади ея, если ему угодно, но мистеру Гардингу это было не угодно. Поклонившись епископу, он преспокойно возвратился к своему старому другу, мистеру Торну, и тeм сильно раздражил мистрисс Проуди, как можно было видeть по ея лицу. Тут был и мистер Чадвик, правитель дeл епископства, но и он придерживался двух вышепоименованных джентльменов.

И вот, когда епископ и дамы размeстились, мистер Гарольд Смит снова поднял со стола свои перчатки, положил их опять, три раза громко откашлянулся, и начал. "Характеристическою чертой настоящаго времени, сказал он, является на Британских островах готовность людей, занимающих в свeтe высокое мeсто по сану, богатству и образованию, выступать вперед и посвящать свое время и свои познания без всякой мзды на пользу и развитие людей, стоящих за низших ступенях общественной лeстницы." Тут он остановился на минуту, и мистрисс Смит замeтила, обращаясь к мисс Данстебл, что это не дурно для начала; а мисс Данстебл отвeчала, что она с своей стороны чувствует великую благодарность к людям высоко-стоящим по сану, богатству и образованию. Мистер Соверби мигнул мистеру Саппельгаусу, который вытаращил глаза и пожал плечами. Но жители Барчестера приняли все как нельзя лучше, и изявили говорящему свое одобрение руками и ногами.

Обрадованный, он начал снова: "Я говорю не о себe..."

— Надeюсь, что он не примется скромничать, сказала мисс Данстебл.

— Это было бы совершенно ново, отвeчала мистрисс Смит.

"...а обо многих благородных и даровитых лордах и членах нижней палаты, которые в послeднее время не рeдко посвящали себя этому доброму дeлу..." Тут он представил длинный перечень перов и членов парламента, начиная, разумeется, с лорда Бонерджеса, и кончая мистером Грином Уокером, молодым джентльменом, который недавно, по влиянию отца, был выбран в представители мeстечка Кру Джанкшон, и начал свою публичную дeятельность рeчью о способe преподавания латинской грамматики в Итонской школe.

"В настоящем случаe, продолжал мистер Смит, мы хотим узнать что-нибудь об обширных и великолeпных островах, лежащих далеко от нас, за предeлами Индии, в Южном Океанe, о тeх островах, гдe земля производит чудные ароматы, и роскошные плоды, гдe море имeет своим морем жемчуг и кораллы. Друзья мои, вы знакомы с картою, вы знаете черту, проводимую экватором по этим отдаленным морям..." Многия головы наклонились и послышался шорох бумаги, ибо многие из тeх, которые стояли не так высоко на общественной лeстницe, принесли с собою географическия карты, чтобы, возобновить в своей памяти мeстоположение этих чудных островов.

Затeм мистер Смит, также с картою в руках, и указывая по временам на другую большую карту, повeшенную на стeнe, углубился в географическую часть своего предмета.

— Это мы, я думаю, могли узнать из наших атласов, не совершая путешествия в Барчестер, сказала несочувствующая оратору его подруга, мистрисс Гарольд: слово весьма жестокое, да и весьма нелогическое, ибо есть множество вещей, которыя мы могли бы, конечно, сами узнать, если-бы постарались, но никогда не узнаем, покуда нам их не скажут.. Почему же бы широтe и долготe Лебуана не принадлежат к числу таких вещей? Прослeдив линию экватора по Борнео, Целебесу, Гилоло, чрез Макассарский пролив и Молукский архипелаг, мистер Гарольд Смит вознесся к более высоким вопросам. "Но что пользы, воскликнул он, что пользы во всех дарах, расточаемых Богом человeку, если человeк не раскрывает руки, чтобы принять их? А раскрытие руки не есть ли это процесс цивилизации? Да, друзья мои, процесс цивилизации! У этих островитян Южнаго Океана есть все, что может даровать щедрое Провидeние, но все это ничто без образования. Дать им образование, дать им цивилизацию, это зависит от вас друзья мои, да, от вас, граждане Барчестера!" Тут он снова умолк, чтобы руки и ноги слушателей сдeлали свое дeло; и руки и ноги сдeлали свое дeло. В это время мистер Смит выпил несколько глотков воды.

Теперь он был совершенно в своем элементe, и уловил настоящий способ ударять по столу кулаком. От времени до времени, нeкоторыя слова, срывавшияся с уст мистера Соверби, долетали до его ушей; но собственный его голос оказывал свою обычную чарующую силу, и он переходил от плоскости к общему мeсту, и от общаго мeста снова к плоскости, с очаровательным для него самого краснорeчием.

"Цивилизация воскликнул он, поднимая глаза и руки к потолку:— о! цивилизация..."

— Теперь пойдет часа на полтора, по крайней мeрe, простонал мистер Саппельгаус.

Один глаз Гарольда Смита опустился на него, но мгновенно снова устремился к потолку.

"О цивилизация! ты облагораживаешь человeчество, и уподобляешь его божеству! Что может сравниться с тобою?" Тут мистрисс Проуди обнаружила явные признаки неодобрения, которым, без сомнeния, вторил бы епископ, если-б Этот достойный прелат не был погружен в усыпление. Но мистер Смит продолжал, ничего не замeчая, или по крайней мeрe ни на что не обращая внимания.

"Что может сравниться с тобою? Ты благотворный источник, оплодотворяющий безплодныя пустыни. Пока тебя нeт, все темно и уныло, но при твоем появлении восходит яркое солнце, из земли поднимаются обильныя жатвы, и нeдра скал выдают свои сокровища. Образы нeкогда грубые и отвратительные облекаются красотой и изяществом, и растительное существование возвышается до божественной жизни. Тогда является гений в сияющем всеоружии, охватывает земную поверхность и покоряет своим цeлям каждый клочок земли; гений, дитя развития, отец искусств!" Послeдняя статья генеалогия прогресса имeла большой успeх, и весь Барчестер принялся работать руками и ногами, весь Барчестр, за исключением неблагодушной аристократической передней скамьи, с тремя креслами на углу. Аристократическая скамья чувствовала себя в полном обладании цивилизацией и не очень о ней заботилась, а по мнeнию трех кресел, или по крайней мeрe того, которое занимала мистрисс Проуди, в словах оратора заключалось что-то языческое, какая-то нехристиянская сентиментальность, доходящая почти до невeрия, чего эта дама, столб и утверждение церкви, не могла снести перед цeлым собранием.

"От цивилизации, продолжал мистер Гарольд Смит, нисходя от поэзии к прозe, как умeют это дeлать ораторы, чтобы выставить на вид цeнность и поэзии и прозы: от цивилизации должны мы ожидать улучшений в материальном бытe этих островов, и..."

— И от христианства! воскликнула мистрисс Проуди.

Изумление овладeло присутствующими, и епископ, совершенно проснувшись, вскочил с своего кресла при звукe знакомаго голоса и вскричал:— Конечно! конечно!

— Слушайте, слушайте! проговорили тe из присутствующих, которые по преимуществу принадлежали к богословской школe мистрисс Проуди; и между этими голосами слышался внятно голос новаго причетника, об опредeления котораго она очень хлопотала.

— О, да, от христианства, разумeется! проговорил Гарольд Смит, на котораго Этот перерыв, казалось, неблагоприятно подeйствовал.

— От христианства и соблюдения воскресных дней! провозгласила мистрисс Проуди, которая, раз обратив на себя внимание публики, хотeла, повидимому, удержать его за собою.— Не забудем никогда, что эти островитяне не могут благоденствовать, если не будут уважать воскресных дней.

Бeдный мистер Смит, так нещадно совлеченный с своего конька, не был уже в состоянии снова взобраться на него, и окончил свою рeчь весьма неудовлетворительно для себя самого. На столe перед ним лежала кипа статистических извeстий, которыми он намeревался убeдить разсудок слушателей, когда уже совершенно овладeет их чувством. Теперь все вышло вяло и блeдно. В ту минуту, как его прервали, он собирался объяснять, что улучшений материальнаго быта нельзя достигнуть без денег, и что им, гражданам Барчестера, прилично выступить вперед с своими кошельками, как людям и братьям. Он попытался это сдeлать, но послe роковаго нападения со стороны кресел всеми присутствующим стадо очевидно, что героиня дня — мистрисс Проуди. Время мистера Смита миновало, и жители Барчестера уже ни в грош не ставили его призыва.

По этим причинам рeчь кончилась цeлыми двадцатью минутами раньше нежели всe ожидали, к великому удовольствию господ Соверби и Саппельгауса, которые в Этот вечер предложили и провели благодарственный адрес мистрисс Проуди.

И еще много забавнаго совершили они в Этот вечер.

— Робартс, два слова, сказал мистер Соверби в дверях "Механическаго Института".— Не уeзжайте вы с епископом и его супругой. Мы устроим маленький ужин в гостинницe Английскаго Дракона; послe всего, что мы претерпeли, это право будет не лишнее. Вы можете предупредить одного из слуг, чтоб он впустил вас, когда вы воротитесь во дворец.

Марк задумался было над этим приглашением. Он бы с радостью примкнул к их обществу, если-бы достало духу. Но и его, как многих его собратий, не покидал страх перед мистрисс Проуди.

Веселый был у них ужин; но бeдный мистер Гарольд Смит не принадлежал к самым веселым из собесeдников.

Глава VII

Марк Робартс хорошо сдeлал, отказавшись от этого ужина. Общество сeло за стол уже послe одиннадцати часов, и разошлось не прежде двух. Нужно вспомнить, что на другой день, в воскресенье, он должен был сказать проповeдь в пользу миссии, собиравшейся просвeщать островитян мистера Гарольда Смита, и нужно признаться, что обязанность эта казалась ему теперь не очень привлекательною.

Когда он взял на себя это дeло, то, по своему обыкновению, он занялся им и смотрeл на него сериозно; но с тeх пор, не раз, поднимали при нем на смeх все это предприятие, и он сам, забыв о своей проповeди, шутил и смeялся с другими;, все это заставляло его теперь от души желать, чтоб он мог выбрать другую тему для проповeди.

Он знал, что в проповeди он особенно должен распространяться о тeх именно сторонах вопроса, которыя чаще всего вызывали смeх и колкия замeчания мистрисс Смит и мисс Данстебл, и даже самаго его не раз заставляли хохотать вмeстe с ними. Как же мог он теперь прочесть ее в должном настроении, зная наперед, что обe эти дамы будут смотрeть на него, будут стараться поймать его взгляд и не преминут и его поднять на смeх?

Предполагая это, он был несправедлив к одной из этих дам. Мисс Данстебл, не смотря на свою страсть ко всяким шуткам — мы можем сказать даже ко всякому дурачеству — не имeла ни малeйшаго поползновения смeяться над религией или над тeм, что находилось в каком-либо отношении к религии. Можно себe представить, что она не причисляла к религиозным предметом мистрисс Проуди, и всегда была готова поднять ее на смeх; но если-бы Марк знал ее лучше, он не усомнился бы в том, что она будет держаться как нельзя приличнeе во все время его проповeди.

Как бы то ни было, он был в большом безпокойствe, и встал рано по утру с намeрением несколько передeлать свою проповeдь. Он выпустил мeста, слишком прямо относившияся до островов, вычеркнул всe имена, подававшия повод к шуткам и смeху, и замeнил все это общими разсуждениями, без всякаго сомнeния, весьма полезными, которыя, надeялся он, лишат его проповeдь всякаго сходства с лекцией Гарольда Смита. Пока он писал ее, он быть-может надeялся, что она произведет нeкоторое впечатлeние; но теперь он мог желать только того, чтобы никто не обратил на нее внимания.

Но ему суждено было пройдти через много тревог в это воскресенье. Было рeшено, что все общество в гостинницe позавтракает в восемь часов и пустится в путь ровно в половинe девятаго, чтобы вовремя приeхать в Чальдикотс и успeть, до начала богослужения, привести в порядок свои туалеты. Церковь находилась в самом паркe, близь длинной липовой аллеи. Дойдти до нея из дому мистера Соверби не могло быть утомительно.

Мистрисс Проуди, встававшая сама всегда рано, и слышать не хотeла о том, чтобы гость ея, пастор, в утро воскреснаго дня из ея дома отправился завтракать в гостинницу. Что касается воскресной поeздки в Чальдикотс, она, скрeпи сердцем, допустила ее, но выразила надежду, что день Этот по крайней мeрe, ничeм другим не будет осквернен. Было рeшено, поэтому, что Марк Робартс поeдет с своими друзьями; но нельзя было допустить, чтоб он выeхал из их дома, не приняв участия в их утренней трапезe и молитвe. Мистрисс Проуди, отправляясь на покой, сдeлала нужныя для этого распоряжения, к великому неудовольствию своих домочадцев.

Сам епископ вышел гораздо позднeе из своих комнат. Он во всем покорялся теперь волe своей жены; теперь, говорю я, ибо была одна минута, когда, возгордившись своею епископскою властью, он осмeлился помышлять о совершенно ином. Теперь же он давно перестал противиться доброй женщинe, которою благословило его Провидeние, и в награду за то добрая женщина взяла на себя заправлять всеми дeлами мужа к облегчению его бремени и к его спокойствию. С каким должно-быть удивлением епископ вспоминал о той нечестивой войнe, которую он осмeлился было когда-то предпринять против подруги своего сердца.

Дочери мистрисс Проуди также не явились в Этот ранний час, но онe, быть-может, по другой причинe. С ними мистрисс Проуди не имeла такого блистательнаго успeха как с епископом. Каждая из ник имeла свою собственную волю, и воля эта становилась сильнeе с каждым днем. Одна из них уже имeла право законным образом давать чувствовать эту волю свою одному весьма почтенному молодому пастору того округа, преподобному Оптимусу Грею; но остальныя двe, перед которыми еще не открылось такое широкое поле для дeятельности, может-быть немножко более чeм сколько слeдовало, практиковали свою волю в родительском домe.

Но ровно в половинe восьмаго, мистрисс Проуди и домашний капеллан, и Марк Робартс, и вся прислуга, за исключением одного лeниваго грeшника, уже были в столовой.— Гдe Томас? сказала жена с очами Аргуса, встав с своего мeста и держа молитвенник в руках.— У него, сударыня, с позволения сказать, болят зубы.— Болят зубы! воскликнула мистрисс Проуди с многозначительным взглядом: — скажите ему, чтоб он зашел ко мнe перед обeдней.— И затeм она приступила к молитвам. Читал их, как и подобает, капеллан; но мнe кажется, что мистрисс Проуди увлеклась и преступила границы своей власти, вниз на себя произнести благословление по окончании молитв; сдeлала она это, впрочем, очень звонким голосом, с большим достоинством, большою увeренностью в себe чeм быть-может сумeл бы показать капеллан.

Лицо мистрисс Проуди, пока она разливала чай, было так строго, что фремлейский викарий чувствовал непреодолимое желание выбраться поскорeе из ея дома. К тому же, она не была одeта с обычным строгим вниманием ко всему тону, чего, по ея понятиям, требовал высокий ея сан. Было очевидно, что, до торжественнаго ея появления в соборe, надлежало быть второму туалету. На ней был большой широкий чепец, не украшенный другими лентами, кромe тeх, которыми он был подвязан под ея подбородком,— чепец хорошо извeстный ея семейству, прислугe и капеллану, но который неприятно поразил глаза мистера Робартса послe нарядов, смeнявшихся на ней в продолжении послeдней недeли. Одeта она была в широкую темную утреннюю блуяу, не поддержанную снизу хитрым механизмом юпок. Блуза плотно обольнула вокруг ея корпуса, и усиливала характер непреклонности и строгости, которым была запечатлeна вся ея наружность. Сверх того, на ногах у нея были неуклюжия ковровыя туфли, вeроятно очень удобныя, но вовсе не изящныя на вид.

— Трудно бывает вам собирать вашу прислугу к утренним молитвам? спросила она, насыпая чай в чайник.

— Не могу сказать, отвeчал Марк.— Впрочем мы рeдко встаем так рано, как встали мы сегодня.

— По моему, приходским священникам слeдует вставать рано, сказала она.— Подобно подавать добрый примeр для прихода.

— Я думаю завести утренния молитвы в церкви, сказал мистер Робартс.

— Напрасно, отвeчала мистрисс Проуди.— Я знаю к чему это клонится. Если у вас по воскресеньям будут три службы и утренния молитвы на дому, так это совершенно достаточно.— И говоря это, она передала ему чашку.

— Но у меня по воскресеньям не бывает трех служб, мистрисс Проуди.

— Должны бы быть. Бeдным людям, по воскресеньям, не слeдует нигдe быть кромe церкви. Епископ собирается выразить свое мнeние об этом в первой публичной рeчи, которую он произнесет, и я надeюсь, что вы войдете в его виды.

На это Марк ничего не отвeчал, и все внимание свое сосредоточил на своем яйцe.

— Я полагаю, что вы в Фремлеe не держите очень много прислуги? сказала мистрисс Проуди.

— Кто мы?

— Да вы.

— Конечно, не очень много. Ровно сколько нужно, чтобы дом содержать в порядкe и смотрeть за дeтьми.

— Это очень хороший приход, сказала она,— очень хороший. У нас в округe вряд ли найдется другой такой, за исключением конечно Пломстеда, прихода архидиакона. Он сумeл припасти себe тепленькое мeстечко.

— отец его был епископ Барчестерский.

— Знаю, знаю. Не будь этого, я сомнeваюсь, чтоб его сдeлали архидиаконом. Сколько вы получаете мистер Робартс? Кажется восемьсот фунтов? А вы еще так молоды! Я полагаю, что вы застраховали свою жизнь довольно дорого.

— Так себe, мистрисс Проуди.

— К тому же у вашей жены было свое маленькое состояние, не так ли? Не всeм такое счастье, не правда ли, мистер Уайт? обратилась она к капеллану несколько шутливым тоном.

Мистрисс Проуди была повелительная дама, но такова же была и леди Лофтон, и поэтому можно было бы подумать, что Марк Робартс уже успeл привыкнуть к женскому владычеству; но пока он сидeл теперь за завтраком, он невольно сравнил в умe своем этих двух женщин. Леди Лофтон, конечно, иногда сердила его своими маленькими попытками забрать его в руки,— но как приятнeе и легче было ея иго в сравнении с игом этого духовнаго сановника в юпках! К тому же, леди Лофтон дала ему и жену, и мeсто, а мистрисс Проуди ровно ничего не дала ему.

Тотчас же послe завтрака, он поспeшил в гостиницу, отчасти потому что желал поскорeе избавиться от нравоучений мистрисс Проуди, а отчасти для того, чтобы поторопить своих друзей. Нетерпeние начинало овладeвать им, и он не вeрил в аккуратность мистрисс Смит. Первым его словом в гостиницe было спросить, кончен ли завтрак; но ему на это отвeчали, что никто еще не сходил вниз. Была половина девятаго, и им слeдовало бы уже быть в пути.

Он тотчас же пошел в комнату мистера Соверби и застал его за бритьем.— Не тревожьтесь, сказал мистер Соверби.— Вы с Смитом можете сeсть в мой фаэтон, и вы не проeдете долeе часа. Да и мы всe поспeем вовремя. Я сейчас всех их пугну из их нор.— Мистер Соверби принялся дeйствовать колокольчиком, и посланцы, мужскаго и женскаго пола, по его повелeнию полетeли во всe комнаты, занятыя их обществом.

— Я думаю, что лучше мнe будет нанять кабриолет и eхать немедленно, сказал Марк.— Мнe не приходится опаздывать.

— Никому из нас не приходится опаздывать, и не зачeм, вам нанимать кабриолет. Вы только даром бросите гинею, и мы вас обгоним. Ступайте вняв и прикажите готовить чай, это будет гораздо лучше; спросите также счет, Робартс, вы можете заплатить его, если на это у вас есть охота. Впрочем, я полагаю, что можно представить это барону острова Борнео;— не так ли?

И Марк пошел вниз, распорядился чаем и велeл себe принести счет; потом он стал ходить по комнатe, посматривая на часы и тревожно ожидая услышать шаги своих друзей. Пока он был занят таким образом, ему пришло в голову, прилично ли ему дeлать все это в воскресное утро, хорошо ли, что он должен ждать здeсь в волнении и безпокойствe и потом скакать двeнадцать миль, чтобы неопоздать к проповeди, не лучше ли и не полезнeе ли были бы теперь его уютная комната, присутствие Фанни и малюток, спокойныя приготовления к службe, и крeпкое пожатие руки леди Лофтон по окончании ея?

Он сказал себe, что не имeет возможности отказываться от знакомства с такими людьми, как Гарольд Смит, мистер Соверби, герцог Омниум. Ему, как и всякому другому человeку, нужно думать о карьерe. Однако какия, до сих пор, выгоды и удовольствия доставили ему эти новые его знакомые? Одним словом, он был не слишком доволен собою, пока дeлал чай для мистрисс Смит и заказывал бараньи котлеты для мистера Соверби.

Скоро послe того как пробило девять часов всe наконец собрались; но и тут дамы никак не хотeли понять, что надобно поспeшить; — по крайней мeрe не хотeла этого понять мистрисс Смит, главное лицо общества. Когда мистер Робартс опять заговорил о том, чтобы нанять кабриолет, мисс Данстебл объявила, что присоединится к нему, и сказала это так рeшительно, что мистер Соверби был побужден наскоро проглотить свое второе яйцо, чтоб отвратить эту катастрофу. Но Марк рeшительно велeл закладывать себe кабриолет; мистрисс Смит замeтила при этом, что в таком случаe ей нечего торопиться; но слуга вернулся с докладом, что всe гостиницы лошади разобраны, кромe двух, которыя не привыкли ходить в одиночку. Дeйствительно, большая часть лошадей уже заранeе были наняты их же обществом.

— Так дайте же мнe эту пару, сказал Марк, не помня себя от нетерпeния.

— Пустяки, Робартс; мы всe готовы теперь. Лошади эти не будут ему нужны, Джемс. Ну Саппельгаус, кончили ли вы ваш завтрак?

— Но вы позволите мнe, однако, выпить еще полчашки чаю, мистер Робартс? сказала мистрисс Смит.

Марк, разсерженный теперь не на шутку, отошел к окну. Он говорил себe, что люди эти жестоки. Они видeли его безпокойство и только смeялись над ним. Ему не пришло в голову, что наканунe вечером, он вмeстe с другими подшучивал над Гарольдом Смитом.

— Джемс, сказал он, обращаясь к слугe, велите немедленно закладывать этих лошадей, прошу вас.

— Будьте покойны, сэр, через четверть часа онe будут поданы: дeло стало только за Недом-кучером, сэр; он, кажется, завтракает, сэр; но мы его сейчас сыщем, сэр.

Но прежде чeм сыскались лошади и Нед, мистрисс Смит, наконец, надeла шляпу, и в десять часов все общество пустилось в путь. Марк сидeл в фаэтонe мистера Смита, но подвигались они не быстрeе других; конечно, они eхали впереди, но это и все; и когда, посмотрeв на часы, он увидeл, что уже одиннадцать часов, они еще были в милe от Чальдикотса, хотя лошади были всe в мылe. С послeдними ударами колокола они въехали в селение.

— Вот видите, вы поспeли вовремя, сказал Гарольд Смит,— не то что я вчера вечером.

Робартс не мог ему объяснить, что пастору, особенно если он должен принять участие в службe, не слeдует входить в церковь в послeднюю минуту, в торопях и в попыхах.

— Прикажете остановиться здeсь, сэр? сказал кучер, круто осаживая лошадей у самых дверей церкви, посреди народа, собравшагося здeсь в ожидании службы. Но Марк не ожидал, что приeдет так поздно, и сказал, что ему нужно сперва заeхать в дом мистера Соверби; потом, когда лошади двинулись, он вспомнил, что может послать за своим стихарем и вышел из экипажа, дав нужныя для того приказания. К тому времени подъехали другие два экипажа, и послeдовавшие за этим шум и суматоха в дверях церкви, были, как это чувствовал Марк, очень неприличны; мущины заговорили громко, а мистрисс Смит объявила, что забыла молитвенник, и слишком устала; что она хочет прежде отдохнуть в домe. Двe другия дамы послeдовали ея примeру, и мисс Данстебл должна была войдти одна, что впрочем ей совершенно было ни почем. Затeм один из джентльменов общества, имeвший дурную привычку пересыпать свою рeчь проклятиями, произнес какую-то очень неблагозвучную божбу у самаго уха Марка. Таким образом они вошли в церковь, когда уже началась служба, и Марку Робартсу было как нельзя больше стыдно за себя. Если для успeхов в свeтe ему придется часто претерпeвать такия злоключения, так не лучше ли б ему заранeе отказаться от этих успeхов?

Проповeдь его не обратила на себя особеннаго внимания. К великой его радости, мистрисс Смит не было в церкви; а остальные его спутники слушали его, казалось, очень разсeянно. Предмет проповeди не имел уже прелести новизны ни для кого, кромe обычных посeтителей церкви, фермеров и земледeльцев прихода; а джентльмены, на особенных скамьях, удовольствовались тeм, что выразили свое участие весьма умeренными пожертвованиями. Мисс Данстебл впрочем подписалась на десять фунтов, благодаря чему в общем итогe составилась сумма очень порядочная для такого мeста как Чальдикотс.

— Надeюсь, что я никогда ни слова больше не услышу о Новой Гвинеe, сказал мистер Соверби, когда по возвращении из церкви всe собрались в гостиной, вокруг камина.— Можно смотрeть на все это как на дeло поконченное и предать его забвению. Не так ли Гарольд?

— Да, его совершенно покончила вчера мистрисс Проуди, эта ужасная женщина, сказала мистрисс Гарольд.

— Я удивляюсь, как вы стерпeли и не сдeлали на нее нападения, чтобы вытeснить ее из ея кресла, сказала мисс Данстебл.— Я ожидала этого, и собиралась, не щадя живота своего, участвовать в схваткe.

— Я никогда не воображала, чтобы женщина могла дойдти до такой наглости, сказала мисс Керриджи, всегдашняя спутница мисс Данстебл.

— И я также. Позволить себe такую вещь, и гдe же! сказал доктор Изимен, медик, также не рeдко сопутствующий ей.

— Да, сказал мистер Саппельгаус,— чего другаго, а наглости у нея довольно. Не завидую я бeдному епископу.

— Я почти ничего не разслыхал из того, что она лепетала вчера вечером, сказал Гарольд Смит,— по этому я и не мог отвeчать ей.

— Помнится мнe, она что-то говорила о воскресном днe, сказал Соверби.— Она выразила надежду, что вы не допустите, чтобы ваши островитяне отправлялись в дорогу по воскресеньям.

— И просила вас завести воскресныя школы, прибавила мистрисс Смит.

За тeм всe принялись раздирать мистрисс Проуди на мелкие кусочки, начиная с верхняго банта ея чепца до кончика ея башмака.

— И сверх всего этого, она требует, чтоб бeдные пасторы влюблялись в ея дочерей. Это кажется всего труднeе, сказала мисс Данстебл.

Но, не смотря на все это, когда вечером друг наш Марк лег в постель, он было очень недоволен тeм, как он провел это воскресенье.

Глава VIII

Во вторник утром, Марк получил письмо жены со вложением десяти фунтов. Это письмо, набросанное второпях, пока почтальйон Робин допивал свою кружку пива, дышало однако любовью и радостным торжеством.

"Мнe всего остаются двe минуты, чтобы выслать тебe деньги," писала она, "почтальйон ждет у дверей. При свидании объясню, отчего я так тороплюсь. Дай мнe знать, что получил это письмо. Теперь все улажено, и леди Лофтон была здeсь, с минуту назад. Ей не слишком понравилась твоя поeздка в Гадром-Кассль; но ты ни слова об этом не услышишь. Помни только, что ты должен обeдать в Фремле-Кортe в будущую середу. Я обeщала за тебя. Ты приeдешь, не правда ли, милый мой? Право, я сама за тобой приeду и увезу тебя насильно, если ты еще долeе загостишься. Но я увeрена, что ты этого не сдeлаешь. Да хранит тебя Господь, безцeнный мой друг! Мистер Джонс угостил нас тою же проповeдью, которую прочел на Святой недeлe. Два раза в один год, это уж частенько. Господь с тобою! Дeти всe здоровы. Марк тебя крeпко цeлует. Твоя Фанни."

Робаргс, прочитав это письмо и засунув деньги в карман, почувствовал, что оно гораздо утeшительнeе чeм он заслуживает. Он видeл, что была схватка, и что жена, храбро отстаивая его, одержала побeду; он знал также, что этою побeдой она обязана вовсе не правотe своего дeла. Он часто повторял себe, что нечего ему пугаться леди Лофтон; тeм не менeе, извeстие, что не будет никаких упреков значительно облегчило его сердце.

В пятницу всe они отправились к герцогу, и застали там епископа и мистрисс Проуди; были тут также разные другие гости, большею частию лица важныя, или по крайней мeрe почитавшияся такими в Барсетширe. был тут лорд Бонерджес, старик, любивший во всем поставить на своем. Все общество, не исключая и герцога, казалось, смотрeло на него как на какого-то властелина мысли, и на властелина, вовсе не связаннаго конституцией, а напротив рeшавшаго всe вопросы без малeйшаго содeйствия со стороны своих министров. В числe гостей находился и барон Брол, один, из младших судей палаты казначейства, самый приятный гость, но тeм не менeе господин довольно язвительнаго свойства. Тут был и мистер Уокер Грин — человeк молодой, подающий большие надежды, тот самый, который недавно сказал рeчь о латинской грамматикe перед избирателями мeстечка Кру-Джонкшона. Мистер Грин из Гартльтона был племянник маркизы Гартльтон, а маркиза Гартльтон была в дружбe с герцогом Омниум. Мистеру Марку Робартсу конечно приятно было видeть себя в таком избранном кругу, особенно послe таких настоятельных приглашений. Не глупо ли было бы отказаться от такого общества из-за предубeждений леди Лофтон?

По случаю столь многочисленных и важных посeтителей, распахнулся парадный портик в Гадром-Касслe; обширная зала, украшенная разными трофеями, мраморными бюстами из Италии и старинным оружием из Уардор-Стрита, оглашалась непривычным шумом шагов. Сам герцог находился в гостиной, когда вошел Марк вмeстe с Соверби и мисс Данстебл (на Этот раз мисс Данстебл приeхала в Фаэтонe, а Марк помeстился на козлах). Его милость был привeтлив до-нельзя.

— Мисс Данстебл! проговорил он, взяв ея руку и подводя ее к камину:— теперь только я чувствую, что Гадром Кассль был выстроен не даром.

— Никто этого и не мог бы допустить, милорд, отвeчала мисс Данстебл:— я увeрена, что архитектор был совершенно другаго мнeния, когда ему было заплачено по его счету.

И мисс Данстебл, усeвшись у камина, протянула ноги к огню также непринужденно как будто бы ея отец сам был герцог, а не разбогатeвший лeкарь.

— Отданы самые точныя приказания на счет попугая, сказал герцог.

— А! Но я передумала и не привезла его, сказала мисс Данстебл.

— А я-то нарочно для него велeл устроить птичник, такой, к каким привыкли попугаи у себя на родинe. Право, это не любезно с вашей стороны, мисс Данстебл: нельзя ли за ним послать?

— Он путешествует вмeстe с доктором Изименом. Правду сказать, я не рeшилась лишить доктора такого приятнаго сотоварища.

— Я мог бы для доктора устроить другую клeтку. Право, мисс Данстебл, вы меня сериозно обидeли. Но пудель.... я надeюсь по крайней мeрe на пуделя.

— И вы, милорд, не будете обмануты в своей надеждe. Да гдe же он однако?

Мисс Данстебл оглянулась, как бы вподнe увeренная, что кто-нибудь непремeнно нес за нею собачонку.— Не пойдти ли мнe освeдомиться о нем? Когда подумаю, что может-быть его помeстили с вашими собаками, милорд,— какой ему дурной примeр!

— Мисс Данстебд, это личный намек?

Но мисс Данстебд уже отошла от камина, и герцог мог привeтствовать других своих гостей. Он это дeлал самым любезным образом.

— Соверби, сказал он, я — рад что вы остались здeсь послe лекции. Я, признаться, боялся за вас.

— Я был возвращен к жизни и то не скоро, укрeпляющими средствами в гостиницe Дракона. Позвольте мнe вам представить мистера Робартса, который в этом случаe не был так счастлив. Его увезли в епископский дворец, гдe он подвергся самому сильному курсу лeчения.

Тут герцог пожал руку мистеру Робартсу, увeряя его, что он крайне рад с ним познакомиться: он часто слышал о нем с тeх пор как он поселился в графствe; потом, он освeдомился о лордe Лофтонe, изявляя сожалeние, что не мог уговорить его приeхать к нему в Гадром-Кассл.

— Но вы были вознаграждены за скуку первой лекции? продолжал герцог.— Была, говорят, вторая, которая совсeм затмила бeднаго Гарольда Смита?

Тут мистер Соверби самым забавным образом разказал маленький эпизод о выходкe мистрисс Проуди.

— Конечно, это на вeки погубило репутацию вашего зятя в дeлe публичных чтений, сказал герцог смeясь.

— Если так, то мы всe должны благодарить за это мистрисс Проуди, отвeчал Соверби.

Тут подошел сам Гарольд Смит. Герцог радушно поздравил его с успeхом его предприятия в Барчестерe.

Марк Робартс отошел от них, и внимание его было внезапно привлечено громким голосом мисс Данстебл, которая, проходя по комнатам, наткнулась на каких-то близких друзей, и вовсе не думала скрывать своего удовольствия от окружающаго общества.

— А-а-а! воскликнула она, ухватившись за очень красивую, скромную, щегольски-одeтую молодую женщину, которая только что вошла под руку с молодым джентльменом, повядямому ея мужем.— А-а-а! Вот неожиданная радость!

И она принялась осыпать поцeлуями молодую женщину, а потом, схватив обe руки джентльмена, крeпко их пожимала.

— И сколько всякой всячины я имeю вам сказать! продолжала она.— Вы перевернете всe мои планы. Но, Мери, милая моя долго ли вы думаете остаться здeсь? Я eду, погодите.... право, забыла когда... У меня все это записано в книжкe. Я отсюда к мистрисс Проуди. Вас я вeроятно не встрeчу там... Ну что, Франк, как поживает ваш старик?

Молодой человeк, котораго она назвала Франком, отвeчал, что старик здоров.— Бредит гончими, по обыкновению, прибавил он.

— Да, кстати о гончих. Как дурно распоряжаются этим дeлом в Чальдикотсe! Я там eздила на охоту....

— Как, вы eздили на охоту? прервала дама, которую мисс Данстебль назвала Мери.

— А почему же мнe не eздить на охоту? Мистрисс Проуди сама с нами eздила. Но не затравили ни одной лисицы; да, признаться, все как-то вяло шло.

— Вы охотились в самой дурной части графства, сказал Франк.

— Конечно; когда я вздумаю в самом дeлe заняться охотой, я поeду в Грешемсбери, это дeло рeшеное.

— Или в Бокзал-Гилл, сказала дама:— там охотятся так же ревностно, как и в Грешемсбери.

— Да, и с толком, слeдовало бы прибавить, сказал молодой человeк.

— Ха! ха! ха! смeясь воскликнула мисс Данстебл:— знаю я ваш толк! Но вы мнe еще ничего не сказали о леди Арабеллe.

— Матушка здорова.

— А доктор? Кстати, моя милая, я такое получила письмо от доктора, два дня тому назад.... я вам покажу его сегодня вечером; но только, пусть это останется между нами. Если он так будет продолжать, то непремeнно попадет в Тауэр, или в Ковентри, или вообще в какое-нибудь не хорошее мeсто.

— Да, что же он пишет?

— Не ваше дeло, мастер Франк; вам я вовсе не намeрена показывать письма. Но если ваша жена поклянется трижды не измeнять мнe, я, так и быть, повeрю ей тайну. Итак, вы устроились окончательно в Боксалл-Гиллe, не правда ли?

— Лошади имeют помeщение, и собаки почти совсeм устроены, сказала жена Франка: — не могу сказать того же об остальном.

— Ну, время не ушло. Но пора мнe пойдти переодeться. Мери, милая моя, не забудьте сeсть подлe меня за обeдом: мнe нужно с вами поговорить.

И мисс Данстебл вышла из комнаты.

Благодаря громкому голосу мисс Данстебл, Марк не мог не подслушать всего этого разговора.

Он узнал потом, что Этот молодой человeк, Франк Грешем, сын стараго мистера Грешема из Грешемсбери. Франк недавно женился на богатой наслeдницe, богаче даже, как говорили, самой мисс Данстебл; и так как не прошло и восьми мeсяцев послe этой свадьбы, то в барсетшироком обществe только и было рeчи о ней.

— Эти двe наслeдницы, кажется, очень дружны между собой, сказал мистер Саппельгаус:— между богачами есть какая-то врожденная симпатия. Но недавно ходили слухи, что молодой Грешем женится на мисс Данстебл.

— Мисс Данстебл! повторил Марк:— да она бы ему годилась в матери.

— Велика важность! Ему нужно было составить богатую партию, и нeт сомнeния, что он когда-то сватался за мисс Данстебл.

— Я получил письмо от Лофтона, сказал мистер Соверби Марку на другое утро:— он говорит, что вы одни виноваты в промедлении; вам слeдовало предупредить леди Лофтон, и он ждал извeстия от вас, прежде чeм рeшился сам писать к ней. Но вы, кажется, ни слова не сказали ей об этом дeлe.

— Конечно нeт; мнe было поручено поговорить с нею когда она будет в таком расположении, чтобы хорошо принять эту вeсть. если-бы вы знали леди Лофтон так же коротко как я, вас бы не удивило, что я не нашел еще удобной минуты.

— Вот прекрасно! Так мнe пришлось ждать потому только, что вы оба трусите перед этою старухой! Впрочем, я ни слова не могу сказать; против нея теперь все улажено.

— Так ферму продали?

— Ничуть. Достойная леди не могла потерпeть такого нарушения фремлейской святыни: она продала акций на пять тысяч фунтов и выслала деньги сыну без малeйшаго объяснения, изявляя только надежду, что этой суммы будет достаточно для теперешних его нужд. Признаюсь, желал бы я, чтоб у меня была матушка.

Марк не был в состоянии что-либо отвeчать; его вдруг упрекнула совeсть, ему стало жаль, что он не в Фремлеe в настоящую минуту. Он хорошо знал и доходы леди Лофтон, и то каким образом она их издерживала. Состояние у ней было порядочное для одинокой, пожилой женщины, но жила она открыто и славилась своею щедростию; ей не было надобности откладывать деньги, и весь ея доход обыкновенно издерживался в течении года. Марк знал это, и знал также, что одна положительная невозможность заставить ее прервать или уменьшить благодeяния, которыя она привыкла расточать. А вот теперь она отдала часть своего капитала, чтобы спасти имeние сына — сына, который без сравнения был богаче ея и не имел таких обязанностей перед обществом.

Марк догадывался также, на какое употребление пошли эти деньги. Между Соверби и лордом Лофтоном были какие-то денежные счеты вслeдствие проигрыша на скачках. Долг Этот тянулся уже года четыре, с самаго почти совершеннолeтия лорда Лофтона, который когда-то разказывал все дeло Марку Робартсу, и с горечью говорил, что мистер Соверби с ним поступает безсовeстно и безчестно, что он требует денег, на которыя не имeет никакого права; он объявил даже, что хочет отдать это дeло на рeшение Джокей-Клуба. Но Марк, зная, что Лофтон не очень опытен в подобных дeлах, и считая невозможным, чтобы мистер Соверби был способен к обману, старался успокоить его и всячески уговаривал его обратиться к посредничеству какого-нибудь третьнаго лица. Марк должен был обо всем этом переговорить с самим мистером Соверби, и этим началось их сближение. Положили дeло рeшить третейским судом. Сам мистер Соверби назначил посредника. Лорд Лофтон не пришел в негодование, когда дeло было рeшено в пользу Соверби; гнeв его успeл остыть.— Они меня совсeм обобрали, сказал он Марку, смeясь:— но что ж дeлать! Надобно же чeм-нибудь поплатиться за опытность. Соверби говорит, что дeло чистое; и я не имeю права в том сомнeваться.

Потом случилось еще какое-то замедление в уплатe; часть денег была выдана третьему лицу, был дан вексель, и один Господь да жиды-ростовщики вeдают, сколько пришлось переплатить лорду Лонтону! Кончилось тeм, что он должен был заплатить за мистера Соeерби какому-то подлецу маклеру всe эти пять тысяч фунтов, какими пожертвовала его мать, леди Лофтон!

Припоминая все это, Марк не мог не почувствовать нeкоторой злобы против мистера Соверби, не мог не возымeть подозрeния, что он дурной человeк; лучше сказать, он не мог не убeдиться в этом вполнe. А между тeм, он продолжал с ним прогуливаться по герцогскому парку, разсуждая о дeлах лорда Лофтона и с участием выслушивая то, что Соверби говорил про свои собственныя.

— Меня кругом обобрали, говорил он,— но я кой-как выдерусь им всeм на зло. Но эти жиды, Марк (в послeдние дни они стали на очень короткую ногу), что бы с вами ни случилось, не связывайтесь с жидами. Я мог бы оклеить цeлую комнату векселями за их подписью, а между тeм я никогда с них не получал ни шиллинга, а они все с меня дерут!

Я сказал выше, что дeло лорда Лофтона было покончено; оказалось однако, что оно покончено не совсeм.

— Скажите Лофтону, сказал Соверби Марку, что я выручил всe бумаги с его подписью, за исключением того, что захватил подлец Тозер. У него, кажется, остался один какой-то вексель: что-то такое там не было вычтено при возобновлении. Но я попрошу своего адвоката добыть эту бумагу. Может-быть придется заплатить фунтов десять или двадцать, но никак не более; вы не забудете передать это Лофтону?

— Вы Лофтона, вeроятно, увидите прежде меня.

— Как, развe я вам не говорил? Он eдет прямо в Фремлей; вы там его застанете.

— Застану его в Фремлеe?

— Да, Этот маленький подарок, который он получил от матери, растрогал его сыновнее сердце. Он теперь летит домой, в Фремлей, чтобы заплатить своими нeжными ласками за звонкую монету, высланную ему старухой. Право жаль, что у меня нeт матери.

Марк опять почувствовал, что он боится мистера Соверби, и все-таки не был в силах оторваться от него.

В замке много толковали о политикe. Не то, чтобы герцог принимал в ней черезчур живое участие. Он был виг,— виг самых колоссальных размeров, весь свeт это знал. Ни одному противнику не могло бы придти в голову подшутить над его вигизмом; никакой собрат-виг не мог бы в нем усомниться. Но он был такой виг, который мало оказывал практической поддержки одной партии, и мало практическаго сопротивления другой. Он не снисходил до этих земных дрязг. На выборах он постоянно поддерживал и постоянно вывозил кандидата со стороны вигов; за то один из министров этой партии назначил его лордом-намeстником графства, а другой наградил его орденом Подвязки. Но эти почести не могли быть в диковинку герцогу Омниуму. Он с тeм и родился, чтобы быть лордом-намeстником и получить Подвязку.

Но, несмотря на это равнодушие, или, лучше сказать, хладнокровие, Гадром-Кассль считался мeстом, гдe могли собираться политики, чтобы сообщать друг другу свои надежды и планы, и полу-шутливо, полу-сериозно составлять маленькие заговоры. Шли слухи, что мистер Саппельгаус, Гарольд Смит и нeкоторые другие прибыли в Гадром-Кассль именно для этой цeли. Мистер Фодергилл также был извeстный политик, и считался самым близким повeренным герцога; а мистер Грим Уокер, племянник маркиза, был молодой человeк, котораго герцог желал вывести вперед; мистер Соверби был член парламента, рекомендованный самим герцогом; одним словом, состав общества способствовал обмeну политических мнeний.

Тогдашний первый министр, хотя против него возставали многие, оказался довольно счастлив во всех своих предприятиях. Он привел к концу войну с Россией; и Этот конец, если и не вполнe удовлетворительный, был гораздо благополучнeе чeм одно время надeялись в Англии. Потом, он был особенно счастлив в дeлe индeйскаго возстания. Правда, многие даже из тeх, которые подавали голос в его пользу, говорили, что успeх в этом дeлe нельзя приписывать ему. В Индии явились великие люди и сдeлали все. Даже его губернатор, назначенный им, не пользовался в то время особым почетом в общественном мнeния несмотря на всe подвиги, совершенные под его начальством. Мало питали довeрия к главному распорядителю; но тeм не менeе все ему удавалось, а в публичном лицe нeт большаго достоинства как удача.

Но теперь, когда прошли трудные дни, являлся вопрос: не слишком ли много он имел успeха? Когда человeк приковал Фортуну к своей колесницe, он обыкновенно разъезжает с довольно-гордою осанкой. Есть слуги, которые думают, что их господа не могут без них обойдтясь; и у общества бывают такие слуги. Что если Этот счастливый министр принадлежит к их числу?

Притом, какой-нибудь ревностный, дeльный, но туповатый член нижней палаты не любит, чтоб ему отвeчали насмeшками, когда, исполняя свой долг перед избирателями, он позволяет себe предложить несколько скромных вопросов. Не лучше ли на время предать остракизму такого черезчур счастливаго министра, который не имeет осторожности скрыть своего торжества, а позволяет себe расхаживать с гордою осанкой, подсмeиваясь над ревностными и тупоумными членами, а подчас и над членами вовсе не тупоумными, что уже совершенно неизвинительно?

— Не лучше ли нам закидать его раковинами? говорит мистер Гарольд Смит.

— Да, закидаем, повторяет мистер Саппельгаус, готовый, как Юнона, отомстить за отверженныя своя прелести, а всe знают что значат такия слова в устах мистера Саппельгауса; знают, что злосчастному министру теперь не уйдти от страшнаго удара, готоваго разразиться над его головою.

— Да, набросаем раковин,— и мистер Саппельгаус встает с своего мeста, сверкая взором.— Развe нeт у Греции не менeе его благородных сынов? да, и поблагороднeй его, измeнника! Мы должны судить о человeкe по его друзьях, говорит мистер Саппельгаус, указывая на восток, гдe, как извeстно, живут наши любезные союзники, французы, с которыми, как тоже извeстно, глаза нашего правительства находится в дружбe.

Всe это понимают, даже мистер Грин Уокер.

— Право, теперь он нам вовсе не нужен, говорит даровитый член за Кру-Джонкшон:— он уже стал черезчур заносчив; я знаю, что многие думают точно то же. Вот мои дядя...

— Он человeк славный, прервал мистер Фодергилл, предчувствуя может-быть, что ожидаемая ссылка на дядю мистера Грима Уокера не слишком-то подвинет вопрос:— но дeло в том, что наконец надоeст все одно и то же лицо. Неприятно же каждый день eсть все куропаток да куропаток. Мнe, конечно, до этого нeт никакого личнаго дeла, но я бы не прочь перемeнить кушанье.

— Если мы постоянно должны дeйствовать с чужаго голоса и не имeть своего, то к чему же нам и браться за дeло? сказал мистер Соверби.

— Ни к чему рeшительно, возразил Саппельгаус:— мы измeняем своим избирателям, подчиняясь такому владычеству.

— Так рeшимся на перемeну, сказал мастер Соверби:— дeло, кажется, в наших руках.

— Именно, подтвердил мистер Грим Уокер.— Это самое говорит и мой дядя.

— Манчестерцы будут до смерти рады этому случаю, сказал Гарольд Смит.

— А что касается до поджарых джентльменов, сказал мистер Соверби,— то они, конечно, не откажутся поднять плод, когда мы тряхнем дерево.

— Ну, это мы еще увидим кому достанется плод, сказал мистер Саппельгаус.

И точно, почему бы этому плоду не пасть на его долю? Развe он не именно такой человeк, какой нужен, чтобы спасти нацию? Что за бeда, что нация в настоящую минуту совсeм не нуждается в спасении — вeдь могут же настать и другия времена. Развe не было рeчи о возможности новых войн, если-бы настоящая и окончилась без его содeйствия по какой-нибудь особой милости Провидeния? Мистер Саппельгаус вспомнил о странe, на которую он указал, о другe наших недавних врагов, и почувствовал, что отечество все еще нуждается в спасителe. Общественное мнeние проснулось наконец, и знает чего требовать.

Когда человeк раз вообразит себe, что его призывает голос народа, он получает удивительное довeрие к этому голосу.

— Vox populi vox Dei, не так ли было всегда? говорил он себe, ложась спать и вставая. И мистеру Саппельгаусу казалось, что он руководящая голова в Гадром-Касслe, а что всe остальные гости марионетки, которыми он распоряжается. Приятно чувствовать, что ваши ближние и друзья не более как марионетки, и что вы можете заставить их плясать по своей прихоти! Но что если мистер Саппельгаус сам был марионеткой?

несколько мeсяцев спустя, когда глава правления, осажденный со всех сторон, точно слетeл, когда точно его отовсюду закидали недружелюбными раковинами, когда ему пришлось восклицать: Et tu Brute! пока эти слова не стереотипировались на его устах, вездe стали толковать о знаменитом конгрессe в Гадром-Касслe. Герцог Омниум, говорил свeт, глубоко обдумал положение дeл; его орлиному оку не трудно было замeтить, что благо отечества требует какого-нибудь рeшительнаго шага; вслeдствие этого, он пригласил в свой замок многих членов нижней палаты, и нeкоторых из палаты лордов — особенно упоминалось о досточтимом и многомудром лордe Бонерджесe; здeсь, так шла молва, в глубоком совeщании, герцог изложил свои виды. Тут было рeшено, что глаза правительства должен пасть, несмотря на то, что он виг. Отечество этого требовало, и герцог исполнял свой долг. Таково, по словам свeта, было начало знаменитаго союза, который вскорe ниспроверг министерство, и, как прибавляла газета Goody Twoshoes, спас Англию от неминуемой гибели. Но газета Юпитер всю заслугу приписывала себe, и точно, всю заслугу можно было приписать Юпитеру как в этом, так и во всем остальном.

Между тeм, герцог Омниум с обычным великолeпием угощал своих посeтителей, но он не слишком много изволил толковать с мистером Гарольдом Смитом или с мистером Саппельгаусом о политических предметах. Что до лорда Бонерджеса, то он провел все то утро, когда происходил вышеупомянутый разговор с мисс Данстебл, уча ее пускать мыльные пузыри по строгим правилам науки.

Всe замeтили, что герцог особенно внимателен к Франку Грешему, молодому человeку, которому так шумно обрадовалась мисс Данстебл. Этот мистер Грешем был один из богатeйних землевладeльцев во всем графствe, и слухи шли, что при будущих выборах он будет одним из членов за Ост-Райдинг. Конечно, герцог не имел ничего общаго с Ост-Райдингом, да притом хорошо было извeстно, что молодой Грешем явится строгим консерватором; однако помeстья его были так обширны и денежные капиталы так значительны, что он стоил внимания любаго герцога. Мастер Соверби также был более чeм любезен с ним, и не мудрено: подпись этого молодаго человeка могла превратить каждый клочок бумаги в банковый билет почти баснословной цeнности.

— Так ост-барсетширския гончия теперь у вас в Бокзалл-Гиллe, не так ли? сказал герцог.

— Гончия там, сказал Франк,— но не я ими распоряжаюсь.

— Да? А я полагал....

— Онe собственно у отца; но он находит, что Бокзалл-Гилл центральнeе чeм Грешемсбери. Не так длинны переeзды для лошадей и собак.

— Да, точно, Бокзалл-Гилл в самом центрe графства.

— Именно.

— А хорошо разрастается ваш молодой вереск?

— Порядочно; вереск не вездe может расти, к сожалeнию.

— Вот именно это говорю я Фодергиллу; к тому же, там гдe много лeсов, дичи никак не выманишь из них.

— Да у нас ни одного дерева нeт в Богоалл-Гиллe, сказала мистрисс Грешем.

— Ах, да; конечно, вы недавно там поселились; за то их у вас за глаза в Грешемсбери. Там даже больше лeса чeм у нас, не так ли, Фодергилл?

Мистер Фодергилл сказал, что, конечно, грешемсберийские лeса очень обширны, однако ему кажется....

— Да! да! знаю, прервал герцог:— в глазах Фодергилла сам Черный Лeс, во дни своего величия ничего не значит в сравнении с гадромскими лeсами. Да притом, ничто в восточном Барсетширe не может быть лучше чего-либо в западном Барсетширe? Не так ли Фодергилл?

Мистер Фодергилл объявил, что он воспитан в таких убeждениях и надeется с ними лечь в гроб.

— Ваши теплицы в Бокзалл-Гиллe великолeпны, сказал мистер Соверби.

— Я бы отдал всe теплицы за какой-нибудь один хороший, рослый дуб, сказал молодой Грешем.

— Это придет в свое время, сказал герцог.

— Да, в свое время, но уж нмкак не в мое. Я слышал, мастер Соверби, что собираются вырубать Чальдикотский лeс.

— Да, его не только вырубают, а выкарежавают.

— Какая жалость! воскликнул Франк.— Одни виги способны на такия дeла.

— Ха! ха! ха! засмeялся герцог.— Знаю только, что если-б эта мeра была предписана правительством торийским, виги пришли бы точно в такое же негодование как вы теперь.

— Знаете ли, что вам слeдовало бы сдeлать, мистер Грешем? сказал Соверби:— вам бы слeдовало скупить всe казенныя земли в Ост-Барсетширe; правительство было бы радо продать их.

— А нам было бы крайне приятно имeть вас сосeдом, добавил герцог.

Все это не могло не польстить молодому Грешему. Он знал, что не многим лицам в графствe можно было без нелeпости сдeлать подобное предложение. Можно было усомниться, в состоянии ли сам герцог скупить весь Чальдикотский лeс; но никто не сомнeвался, что у него, Грешема, на это хватит денег. Потом, мистеру Грешему припомнилось прежнее посeщение его Гаром де-Кассля. Тогда он был далеко не богат, и герцог обошелся с ним вовсе не черезчур привeтливо. Трудно богатому человeку не опираться на свое богатство, труднeе чeм верблюду пройдти сквозь иглиныя уши.

Всему Барсетширу было извeстно (или по крайней мeрe всему Вест-Барсетширу), что мисс Данстебл пригласили сюда с тeм чтобы мистер Соверби мог на ней жениться. Не имeли причины думать, чтобы сама мисс Данстебл знала об этом планe, но предполагали, что по всeм вeроятиям он должен осуществиться. Мистер Соверби состояния не имел, но он был умен, остер, не дурен собою, и член парламента. Он жил в самом лучшем кругу; был вездe принят как представитель древняго рода; был у него гдe-то старинный, родовой замок. Чего же лучше для мисс Данстебл? Она уже не молода; пора ей подумать о том, как бы пристроиться.

Слухи эти были совершенно справедливы в отношении к мистеру Соверби и нeкоторым из его приближенных. Его сестра, мистрисс Гарольд Смит, горячо принялась за дeло, и завела самую тeсную дружбу с мисс Данстебл. Епископ, значительно подмигнув и кивнув головою, замeтил, что партия была бы отличная. Мистрисс Проуди изявила полное согласие; сам герцог поручил Фодергиллу устроить это дeло.

— Он мнe должен бездну денег, сказал герцог, имeвший в руках закладныя на помeстье Соверби,— я сомнeваюсь, что бы залоги были достаточно вeрны.

— Ваша милость можете быть спокойны на Этот счет, отвeчал Фодергилл: — впрочем, партия в самом дeлe хорошая.

— Отличная, сказал герцог.

И таким образом стало обязанностью мистера Фодергмлла как можно скорeе женить мистера Соверби на мисс Дансгебл.

Нeкоторые из членов общества, гордившиеся своею проницательностью, увeряли, что он уже сдeлал предложение, другие, что он на днях посватается, а одна особенно догадливая дама утверждала даже, что он сватается именно в эту минуту. Шли пари о том, каков будет отвeт мисс Данстебл, как устроят денежныя дeла, когда будет назначена свадьба; сама мисс Данстебл, конечно, и не подозрeвала ничего.

Мистер Соверби, несмотря на эту неприятную огласку, вел свое дeло очень хорошо. Он почти ничего не отвeчал на шутки и намеки посторонних, а между тeм, по силам, добивался своей цeли. Достовeрно только то, что он еще не посватался наканунe утра, назначеннаго для отъезда Марка Робартса.

В послeдние дни, мистер Соверби еще больше сблизился с Марком. Он говорил с ним обо всех присутствующих тузах таким откровенным тоном, как будто бы только с ним одним и мог отвести душу. Казалось, он питал гораздо более довeрия к Марку чeм к зятю своему, Гарольду Смиту, или к кому-либо из своих собратьев по парламенту; он даже повeрил викарию свое намeрение жениться. Мистер Соверби играл довольно видную роль в обществe, и внимание его очень льстило молодому священнику.

В послeдний вечер перед отъездом Марка, когда все общество уже разошлось, Соверби попросил его зайдти к нему в спальню. Там он усадил его в покойное кресло, а сам принялся расхаживать взад и вперед по комнатe.

— Вы не можете себe представить, проговорил он,— в какой я теперь тревогe.

— Да отчего вы прямо с нею не объяснитесь? Мнe кажется, что она очень любезна с вами.

— Ах да не это одно! Еще разная есть запутанность.

И он опять молча прошелся раза два по комнатe; Марк хотeл было с ним проститься и уйдти спать.

— Да я могу вам откровенно сказать в чем дeло, начал опять Соверби.— Мнe теперь дозарeзу нужно хоть не много денег. Не мудрено, даже очень вeроятно, что из-за этого пропадет все дeло.

— Не можете ли вы занять у Гарольда Смита?

— Ха! ха! ха! Вы Гарольда Смята не знаете. Он и шиллинга взаймы не даст.

— Или у Саппельгауса?

— Господь с вами! Вы тут нас видите вмeстe, он и у меня гостил иногда, но мы с Саппельгаусом вовсе не друзья. Вот видите, Марк, я больше дам за ваш мизинец, чeм за всю его руку, вмeстe с его хваленым пером. Вот, Фодергидл.... но и у Фодергилла, я знаю, дeла плохо идут в настоящую минуту. А вeдь чертовски досадно, не правда ли? Я должен бросить всe дeла, если мнe не удастся достать четырех сот фунтов не позже как дня через два.

— Так попросите у ней самой.

— Как, у женщины, на которой я хочу жениться! Нeт, Марк, я до этого еще не дошел; я скорeе соглашусь потерять ее.

Марк сидeл молча, глядя на огонь, и внутренно сожалeя, что он не у себя в комнатe. Он видeл, что мистер Соверби желает, чтоб он ему предложил эту сумму; он знал также, что ея не имeет, и что если-б имел, сдeлал бы большую глупость, отдав ее мистеру Соверби. А между тeм, он невольно поддавался влиянию этого человeка, хотя и боялся его.

— Лофтон не может мнe отказать в этой услугe, продолжал Соверби.— Он в долгу передо мной. Но его здeсь нeт теперь.

— Да вeдь он только что заплатил вам пять тысяч фунтов.

— Заплатил мнe! Ни единаго шиллинга не досталось мнe из всей этой суммы. Повeрьте мнe, Марк, вы не знаете всего. Конечно, я ни слова не хочу сказать против Лофтона; он честнeйший и благороднeйший человeк, хотя страшно медлителен в денежных разчетах. Он убeжден, что совершенно был прав в этом дeлe, а между тeм он был виноват кругом. Да помните ли? вы сами это говорили прежде.

— Я говорил только, что он, как мнe казалось, ошибался.

— Конечно, он ошибался, и мнe дорого стоила его ошибка. Мнe пришлось отвeчать за эту сумму в продолжении двух-трех лeт. А состояние у меня не такое как у него.

— Женитесь на мисс Данстебл; это разом устроит ваши дeла.

— Да я бы так и сдeлал, если-б имел в руках эти деньги; по крайней мeрe, я бы дeло довел до развязки. Послушайте, Марк, ecли вы мнe поможете выпутаться из этого затруднения, я вам навeки останусь благодарен. А может-быть придет время, когда и мнe удастся что-нибудь для вас сдeлать.

— Да у меня нeт и ста фунтов; вряд ли есть и пятьдесят.

— Разумeется, нeт; я знаю, что люди не расхаживают с четырьмя стами фунтов стерлинг в карманe. из всех здeсь присутствующих, может-быть, один герцог имeет такую сумму наготовe у своего банкира.

— Так чего же вы от меня хотите?

— Мнe нужно ваше имя, больше ничего. Неужели я бы стал таким образом требовать от вас наличных денег? Позвольте мнe только выдать на вас вексель, сроком на три мeсяца. За долго до того мои дeла должны поправиться совсeм.

И прежде чeм Марк успeл что-либо отвeчать, Соверби уже вынул из бюро, бумагу, чернилицу с пером и вексельныя марки, и стал писать вексель, как будто бы приятель его уже изявил согласие.

— Право, Соверби, мнe бы не хотeлось этого дeлать.

— Почему? Чего же вы боитесь? спросил мистер Соверби довольно рeзко.— Слыхали ль вы когда-нибудь, чтоб я отказывался заплатить по векселю, когда выходил ему срок?

Робартс подумал про себя, что до него доходили подобные слухи; но, от смущения, он смолчал.

— Нeт, друг мой, я до этого еще не дошел. Вот, только подпишите здeсь: принять к уплатe, и вы никогда больше не услышите об этой бумагe, а между тeм навeки обяжете меня.

— Право, мнe, как священнику, не слeдует...

— Как священнику! Полно, Марк! Вы скажите прямо, что не хотите сдeлать для друга эту бездeлицу, но избавьте меня от этих пустых фраз. Кажется, в провинциальных банках довольно векселей за подписью священников. Ну, что ж, друг, неужели вы не захотите выручить меня из бeды?

Марк Робартс взял перо и подписал вексель. С ним случилось это в первый раз в жизни. Соверби радостно пожал ему руку, и Марк ушел к себe в самом печальном расположении духа.

Глава IX

На слeдующее утро, мистер Робартс распростился с своими знатными друзьями. Не весело было у него за душe. Половину ночи провел он без сна, раздумывая о том, что он сдeлал, и стараясь успокоить самого себя. Едва успeл он выйдти из комнаты мистера Соверби, как уже видeл ясно, что, по истечении трех мeсяцев, ему опять придется хлопотать с этим векселем. Когда он вернулся в свою комнату, ему припомнилось все, что он слышал про мистера Соверби, с гораздо-большею ясностью нежели пять минут тому назад, когда он сидeл в его креслe, с пером в руках, готовый подписать бумагу. Он вспомнил жалобы лорда Лофтона на Соверби; припомнил слухи, которые ходили по всему графству, о невозможности получить денег из Чальдикотса, припомнил общую репутацию мистера Соверби, и наконец не мог скрыть от себя, что ему, Марку Робартсу, придется выплатить, если не весь Этот долг то по крайней мeрe значительную часть его.

Зачeм он заeхал сюда? Или дома, в Фремлеe, он не имел всего, чего только могло пожелать сердце человeческое? Нeт, сердце человeческое, то-есть сердце викария может желать деканства, а сердце декана может желать епископства, а перед глазами епископа не сияет ли безпрестанно архипастырское величие Ламбета? Он сам себe признался, что он честолюбив; но теперь ему приходилось сознаться также, что до сих пор он избирал жалкий путь к цeли своего честолюбия

На слeдующее утро, пока Марк поджидал лошадь с джигом, никто на свeтe не мог быть веселeе его приятеля Соверби.

— Итак, вы eдете? сказал он, здороваясь с Марком.

— Да, я eду сегодня утром.

— Передайте дружеский поклон Лофтону. Мы может-быть с ним встрeтимся на охотe, а то мы не увидимся до весны. В Фремлей мнe конечно явиться нельзя. Миледи стала бы отыскивать у меня хвост и рога, и увeрять, что от меня пахнет жупелом. Прощайте, любезный друг, будьте здоровы!

Извeстно, что Фауст, когда впервые связался с чортом, почувствовал удивительное влечение к своему новому приятелю; то же самое было и с Марком Робартсом. Он дружески пожал руку Соверби, сказал, что надeется в скором времени встрeтиться с ним гдe-нибудь, выказал самое теплое участие насчет исхода его сватовства. Так как он уже связался с чортом, так как он обязался заплатить за своего любезнаго друга около половины годоваго своего дохода, то нужно же было чeм-нибудь себя вознаргадить за денежный убыток. А в чем же найдти это вознаграждение как не в дружбe этого изящнаго члена парламента? Но он замeтил, или ему показалось, что мистер Соверби уже на так нeжен к нему как наканунe. "Будьте здоровы!" сказал мистер Соверби, но ни единым словом не упомянул о будущих свиданиях, не обeщался даже написать. Вeроятно, мистер Соверби имел много забот в головe; чего же естественнeе, если, покончив одно дeло, он тотчас же обращал свои мысли к другому?

Сумма, за которую поручился Робартс, и которую, он опасался, рано или поздно придется ему уплачивать, составляла почти половину его ежегоднаго дохода, а с тeх пор как он женился, ему не удалось отложить ни одного шиллинга. Когда он получил мeсто викария, он тотчас же замeтил, что всe окружающие смотрят на него как на человeка с состоянием. Он сам повeрил этому общественному приговору, и принялся устраивать себe комфортабельное житье. Он собственно не нуждался в куратe; но мог же он позволить себe ежегодно жертвовать семьюдесятью фунтами, как довольно неосторожно замeтила леди Лофтон; и, оставляя при себe Джонса, он оказывал услугу бeдному собрату-священнику, а вмeстe с тeм ставил себя в более-независимое положение. Леди Лофтон сама пожелала, чтоб ея любимец-пастор как можно удобнeе и приятнeе устроил свою жизнь, но теперь она очень раскаивалась в том, что посовeтовала ему удержать при себe курата. Не раз она говорила себe, что нужно как-нибудь удалить из Фремлея мистера Джонса.

Он завел для жены кабриолетик, в который запрягался пони, а для себя верховую лошадь, и другую для джига. Все это было необходимо для человeка в его положении, с его состоянием. У него также был лакей, и садовник, и грум. Два послeдние были совершенно необходимы, но о первом нeкоторое время шел спор. Фанни положительно возставала против лакея; но, в таких дeлах, одно уже сомнeние обыкновенно рeшает вопрос: послe того как цeлую недeлю толковали и спорили о лакеe, хозяину стало очевидно, что без лакея он не может обойдтись.

В это же утро, на возвратном пути домой, он внутренно произнес приговор над этим лакеем и над верховою лошадью; с ними он должен непремeнно разстаться.

Потом, он не станет больше тратить денег на поeздки в Шотландию, а главное, постарается не заходить в комнаты обeднeвших членов парламента в заманчивый час полуночи. Вот что он обeщал сам себe по дорогe домой, тоскливо раздумывая о том, как бы набрать четыреста фунтов; что касается до содeйствия самого Соверби, он очень хорошо знал, что на него надежда плохая.

Но ему опять стало весело на душe, когда жена вышла к нему на встрeчу, накинувши на голову шелковый платок и как будто дрожа от холода.

— Милый мой старичок, воскликнула она, вводя его в теплую гостиную, не дав ему сбросить с себя и шарф,— Ты должно-быть умираешь с голоду и холоду.

Но Марк был так озабочен во всю дорогу, что не мог замeтить до какой степени холоден воздух. Теперь он держал в объятиях свою милую Фанни; но должен ли он ей разказать о векселe? Во всяком случаe не в эту минуту, когда оба мальчика сидeли у него на колeнях и поцeлуями стирали иней с его бакенбард. Есть ли на свeтe что-нибудь лучше возвращения домой?

— Так Лофтон здeсь? Тише Франк, тише (Франк был старший его сын), ты столкнешь малютку в камин.

— Дай мнe малютку, сказала мать,— тебe трудно держать их обоих, они так сильны. Да, он приeхал вчера утром.

— Видeла ты его?

— Он был у нас вчера, вмeстe с матерью; а я у них завтракала сегодня. Его письмо пришло вовремя, чтоб остановить Мередитов. Они остаются еще на два дня, так что ты их непремeнно увидишь. Сэр-Джордж и не рад задержкe, но леди Лофтон настояла на своем. Я никогда не видала ея в таком расположении духа.

— В хорошем расположении, не так ли?

— Еще бы! Лорд Лофтон переводит сюда всех своих лошадей, и остается здeсь до самаго марта.

— До марта!

— Да, мнe это шепнула миледи;— она не в силах скрыть своей радости. Он даже на Этот год отказался от поeздки в Лестершир. Желала бы я знать, какая причина всему этому?

Марк очень хорошо знал эту причину; он знал также, как дорого леди Лофтон заплатила за посeщение сына. Но мистрисс Робартс ничего не слыхала о пяти тысячах фунтах, подаренных лорду Лофтону.

— Она теперь на все готова смотрeть благосклонно, продолжала Фанни:— тебe нечего ей и упоминать о Гадером-Касслe.

— Но она очень разсердилась, когда узнала, что я там, не правда ли?

— Да, Марк, правду сказать она разсердилась не на шутку. Мы с Юстинией имeли с ней страшный спор; она в то время получила и другое какое-то неприятное извeстие, и потому... а ты знаешь ее. Она ужасно разгорячилась.

— И вeрно наговорила страшных вещей обо мнe?

— Больше о герцогe. Ты знаешь, что она никогда его не любила, да и я точно также, откровенно скажу тебe, мастер Марк!

— Право, он не такой изверг, каким его описывают.

— Во всяком случаe, он здeсь нам ничего не может сдeлать. Ну, потом я ушла от нея, не в самом лучшем расположения духа; вeдь и я также погорячилась...

— Да, могу себe представить, сказал Марк, обвивая рукой ея стан.

— Я думала, что пойдет страшный раздор между нами, и вернувшись домой, написала тебe самое грустное письмо. Но не успeла я запечатать его, как вдруг ко мнe вошла миледи,— одна совершенно, и... Да я не могу передать тебe, что именно она сказала или сдeлала — только она поступила так хорошо, так благородно, говорила так искренно и честно, и с такою любовью... она одна на это способна. На свeтe мало подобных ей, Марк; она лучше всех герцогов, с их....

— Рогами и хвостом, вeроятно хочешь ты сказать: вeдь это их отличительная особенность, по мнeнию леди Лофтон, сказал Марк, припомнив что Соверби сказал про самого себя.

— Ты обо мнe можешь говорить что хочешь, Марк, но я тебe не позволю нападать на леди Лофтон. Если рога и хвост должны означать распутство и безсовeстность, то может-быть ты более прав чeм думаешь. Но сними же свое толстое пальто, и обогрeйся хорошенько.

Вот всe упреки, которые Марк услышал от жены, послe непростительнаго своего поступка.

"Я непремeнно скажу ей про вексель," подумал он: "но не сегодня; мнe прежде нужно повидаться с Лофтоном."

В Этот день они обeдали во Фремле-Кортe и там видeли молодаго лорда; леди Лофтон они застали в самом лучшем расположении духа. Лорд Лофтон был красивый, статный молодой человeк, пониже ростом Марка и не с таким, может-быть, умным выражением в глазах; но черты его были правильнeе и все лицо дышало добротой и веселостью. Приятно было смотрeть на такое лицо, и как засматривалась на него леди Лофтон!

— Что ж, Марк, побывали вы у Филистимлян? были первыя слова молодаго лорда.

Марк засмeялся, пожимая ему руку, а между тeм не мог не сознаться про себя, что точно он уже попал под иго филистимское. Увы, увы! трудно освободиться от оков, налагаемых современными Филистимлянами! Если какой-нибудь Сампсон рeшится разрушить храм над их глазами, не должен ли он и сам погибнуть вмeстe с ними? Никакая пиявка так упорно не впивается в человeка как современный Филистимлянин.

— Вот вы все-таки застали сэр-Джорджа, сказала ему миледи, и больше почти не намекала на его отсутствие. Поговорили о чтениях; из замeчаний леди Лофтон конечно было очевидно, что ей не нравятся люди, у которых недавно гостил викарий, но она не позволила себe ни малeйшаго личнаго намека, ни малeйшаго упрека. До Фремле-Корта уже дошли слухи о рeчи, произнесенной супругой епископа, в заключении лекции, и леди Лофтон не могла не посмeяться над этим: она увeряла, что главная часть лекции была прочтена почтенною мистрисс Проуди; а потом, когда Марк описал ея утренний костюм за завтраком в воскресенье, миледи стала утверждать, что мистрисс Проуди именно в таком одeянии выказывала перед публикой свое краснорeчие.

— Я бы дорого дал, чтобы присутствовать на лекции, сказал сэр-Джордж.

— А я напротив, возразила леди Лофтон.— Невозможно не смeяться при одном разказe об этом. Но мнe было бы очень больно видeть жену одного из наших епископов, выставляющую себя в таком смeшном видe. Вeдь все же он епископ.

— А я, миледи, согласен с Мередитом, сказал лорд Лофтон.— Должно-быть это было уморительно. Но коль скоро этому суждено было случиться, коль скоро достоинство нашей церкви должно было подвергнуться такой напасти, признаюсь, я бы не отказался там присутствовать.

— А я знаю, что тебe бы это было тягостно, Лудовик.

— Ничего, матушка, я бы кой-как оправился от тяжкаго впечатлeния; мнe кажется, что это было нeчто в родe боя быков: и страшно смотрeть, и очень занимательно. А Гарольд Смит, Марк, что же он-то дeлал в это время?

— Да вeдь это было не долго, отвeчал Робартс.

— Ну, а бeдный епископ? Он вeрно был на иголках? спросила леди Лофтон.— Мнe так его жаль!

— Он, кажется, преспокойно спал.

— Как, во всю лекцию? спросил сэр-Джордж.

— Голос жены пробудил его, он вскочил, и также сказал что-то.

— Как, во всеуслышание?

— Всего слова два.

— Что за унизительная сцена! сказала леди Лофтон.— Как тяжело для тeх, кто помнит добрeйшаго старика, его предшественника! Он конфирмовал тебя, Лудовик; помнишь, мы послe завтракали у него?

— Какже, очень помню; в особенности то, что никогда в жизни мнe не случалось eсть таких отличных пирожков. Старик сам на них обратил мое внимание, и, казалось, очень был рад, что нашел во мнe сочувствие. Теперь уж вeрно не дeлают таких пирожков в епископском дворцe.

— Вы можете быть увeрены, что мистрисс Проуди постарается вас всячески угостить, если вы явитесь к ней, сказал сэр-Джордж.

— Надeюсь, что ему и в голову не придет поeхать к ней, возразила леди Лофтон довольно рeзко; впрочем, это было ея единственное рeзкое слово, намекавшее на поeздку Марка.

Так как тут был сэр-Джордж Мередит, то Робартс не мог поговорить с лордом Лофтоном о мистерe Соверби и его денежных дeлах; но он спросил его, когда может с ним повидаться наединe.

— Приходите завтра утром взглянуть на моих лошадей; их только что сегодня привели. Мередиты уeдут часов в двeнадцать, а там мы с вами останемся вдвоем.

Марк согласился, и отправился домой под руку с женою.

— Не правда ли, что она добра? спросила Фанни, лишь только они вышли на дорогу.

— Да, она добра, добрeе даже нежели я мог ожидать. Но замeтила ты, как она ожесточена против епископа? А право в епископe нeт ничего такого дурнаго.

— Она еще гораздо больше ожесточена против его жены. Но согласись, Марк, вeдь точно не совсeм прилично так выставляться на показ. Что должны были подумать всe Барчестерцы?

— Им это, кажется, понравилось.

— Пустяки, Марк, это совершенно невозможно. Но впрочем мнe теперь не до того. Я хочу только, чтобы ты сознался, что она добра как ангел.

Мистрисс Робартс продолжала восторженно расхваливать старую леди; послe описаннаго нами примирения она не знала, как ее превозносить. А теперь, послe угрожающей бури, все так отлично устроилось, ея мужа так хорошо приняли, несмотря на всe его ошибки, все так, казалось, улыбалось им. Но как бы все измeнилось в ея глазах, если-бы только она узнала о злополучном векселe!

На другое утро, часов в двeнадцать, викарий вмeстe с молодым лордом расхаживался по фремлейским конюшням. В них происходила страшная суета, потому что большая часть этих строений не была употребляема в послeдние года. Но теперь все наполнилось и оживилось. Лорду Лофтону привели из Лестершира семь или восемь отличных лошадей, и каждая из них требовала такого просторнаго помeщения, что старый фремлейский конюх только покачивал головой. Впрочем у лорда Лофтона был свой собственный надсмотрщик, который распоряжался всeм.

Марк, несмотря на свой священный сан, был большой охотник до хороших лошадей, и он не без учистия слушал лорда Лофтона, объяснявшаго ему достоинства, вот этого четырехлeтняго жеребца, и той великолeпной роттельбонской кобылы; но много других забот тяготeло на его душe, и послe получаса, проведеннаго в конюшнe, ему удалось вывести приятеля в сад.

— Итак ты разчитался с Соверби? начал Робартс.

— Расчитался с ним! да; но знаешь ли ты цeну?

— Тебя, кажется, пришлось заплатить пять тысяч фунтов.

— Да. Но около трех тысяч я заплатил еще прежде. А все это из-за такого дeла, гдe я собственно не должен был платить ни шиллинга. Каких бы ни довелось мнe сдeлать глупостей вперед, я во всяком случаe не стану связываться с Соверби.

— Но ты не думаешь, чтоб он с тобой поступил безчестно?

— Марк, сказать тебe по правдe, я перестал думать об этом дeлe, и не хочу больше припоминать его. Матушка заплатила за меня эти деньги, чтобы спасти помeстья, и, конечно, я должен ей возвратить их. Но я дал себe слово не имeть никаких денежных дeл с Соверби. Может-быть он и не безчестный человeк, но уж черезчур изворотливый...

— Хорошо, Лофтон; что же ты скажешь, когда узнаешь, что я за него подписал вексель в четыреста фунтов?

— Да я бы сказал... но ты шутишь; человeк в твоем положении не стал бы этого дeлать.

— Однакож я это сдeлал.

Лорд Лофтон посмотрeл на него с недоумeнием.

— Он меня упросил в послeдний вечер, который я провел там; говорил, что я его выручу из бeды, и что никогда еще он не отказывался от уплаты своих долгов.

— Никогда не отказывался! воскликнул лорд Лофтон:— да у ростовщиков цeлыя кипы его просроченных векселей! И ты точно поручился за него в четырех-стах фунтах?

— Точно.

— На какой срок?

— На три мeсяца.

— И подумал ты о том, гдe достать эти деньга?

— Я очень хорошо знаю, что не могу их достать, по крайней мeрe в такое короткое время. Придется возобновить вексель и уплачивать его мало-по-малу, то-есть в таком случаe, если Соверби не возьмет уплаты на себя.

— Это почти так же вeроятно, как и то, что он возьмется уплатить государственный долг.

Робартс разказал ему о предполагаемой женитьбe Соверби, прибавив, что но всeм вeроятиям мисс Данстебл примет его предложение.

— И не мудрено, сказал Лофтон:— Соверби человeк очень приятный; в таком случаe, он будет обезпечен на всю жизнь. Но кредиторы его ровно ничего не выиграют. Герцог имeет в руках закладныя на его помeстья, и уж конечно вытребует свои деньги, так что имeние перейдет на имя жены. Мелкие же кредиторы, как напримeр ты, не получат ни шиллинга.

Бeдный Марк! Он и прежде отчасти подозрeвал все это, но не так ясно выговаривал себe горькую истину. Итак, не было сомнeния, что в наказание за его слабость ему придется заплатить не только четыреста фунтов, но и проценты, пошлины, издержки за возобновление векселя, за штемпельныя марки, и т. д. Да, точно, он попал в руки к Филистимлянам во время своего пребывания у герцога. Теперь ему стало достаточно ясно, что лучше бы он сдeлал, если-бы наперед отказался от всех великолeпий Чальдикотса и Гадером-Кассля.

Но как объявить это женe?

Глава X

Марк Робартс долго обсуживал Этот вопрос в своем умe, колебался, и не мог ни на что рeшиться. Наконец он остановился на одном планe, и нельзя сказать, чтобы план Этот был очень дурен, если-б он только мог привести его в исполнение.

Он разузнает, у какого банкира вексель его был дисконтирован. Он обратится к Соверби, и если не узнает от него, побывает у трех барчестерских банкиров. Он почти не сомнeвался, что он был представлен одному из них. Он передаст банкиру свое убeждение, что уплата векселя вся падет на него, объяснит ему, что сдeлать это через три мeсяца ему будет невозможно, разкажет ему в каком положении его дeла; банкир объяснит ему тогда, каким образом дeло это моглобы быть улажено. Он надeялся, что ему можно будет каждые три мeсяца уплачивать пятьдесят фунтов с процентами. Как только он условится с банкиром, жена его все узнает. Она могла бы заболeть от испуга и безпокойства, если-б он разказал ей об этом дeлe теперь, когда оно еще было не улажено.

Но на другое утро он из рук почтальйона Робина получил извeстие, которое надолго перевернуло всe его планы. Письмо было из Экзетера. отец его заболeл, и доктора объявили, что он в опасности. В тот вечер, когда писала его сестра, старик чувствовал себя очень дурно, и Марка просили как можно скорeе eхать в Экзетер. Разумeется, он отправился в Экзетер, опять оставив души фремлейских своих прихожан на попечение валлийскаго пастора который по своим церковным понятиям принадлежал не к верхней, а к нижней церкви. От Фремлея до Сильвербриджа всего четыре мили, а через Сильвербридж проходит западная желeзная дорога. Поэтому он к вечеру того же дня был уже в Экветерe.

Но он не застал уже отца своего в живых. Болeзнь старика развилась быстро, и он умер не простившись с старшим сыном. Марк прибыл к своим именно в то время, когда они начинали сознавать, как много измeнилось их положение.

Доктору посчастливилось на избранном им поприщe, но тeм не менeе он не оставил послe себя столько денег, сколько, по общей молвe, должно было находиться в его карманах. Да и как иначе? Доктор Робартс воспитал большое семейство, он всегда жил хорошо, и никогда не имел в руках шиллинга, не заработаннаго им самим. Конечно, деньги с приятною быстротой сыплются в руки доктора, пользующагося довeрием богатых стариков и дам средних лeт; но онe почти с такою же быстротой и исчезают из них, когда жену и семь человeк детей хочется окружить всeм, что свeт почитает приятным и полезным. Марк, как мы уже видeли, воспитывался в Гароу и Оксфордe, и поэтому как бы уже получил свою часть отцовскаго наслeдия. Для Джеральда Робартса, втораго брата, было куплено мeсто в полку. Ему также посчастливилось: он был в Крыму, остался жив и получил капитанский чин. Младший же брат, Джон Робартс, служил клерком в одном департаментe, и уже был помощником секретаря у начальника. На его воспитание не жалeли денег: в тe дни молодой человeк не мог получить такого мeста, не зная по крайней мeрe трех иностранных языков; а от него требовались еще основательныя свeдeния в тригонометрии, в библейском богословии или одном из мертвых языков, по собственному его выбору.

Сверх того, у доктора были четыре дочери. из них двe были замужем, в том числe та Бленчь, в которую лорд Лофтон обязан был влюбиться на свадьбe друга. Один девонширский помeщик взял на себя в этом случаe обязанность лорда; но женившись на ней, он для перваго обзаведения имел надобность в двух-трех тысячах фунтов, и доктор выдал их ему. Старшая дочь также покинула родительский дом не с пустыми руками, и поэтому, когда доктор умер, в домe его оставались только двe меньшия его дочери, из которых только одна младшая, Люси, будет часто встрeчаться нам в продолжение этого разказа.

Марку пришлось провести десять дней в Экзетерe: душеприкащиками были назначены он и девонширский помeщик. В завeщании своем доктор объяснял, что старался устроить судьбу каждаго из своих детей. Что касается милаго его сына Марка, то за него безпокоиться ему было нечего. Услышав это при чтении завeщания, Марк принял весьма довольный вид; но тeм не менeе сердце его сжалось: он было надeялся, что ему достанется маленькое, самое маленькое наслeдство, которое поможет ему разом развязаться с этим мучительным векселем. Затeм, в завeщании было сказано, что Мери, Геральд и Бленчь также, благодаря Бога, имeют вeрный кусок хлeба. Кто бы взглянул на девонширскаго помeщика, тот мог бы подумать, что и его сердце несколько сжалось: он не умeл так хорошо владeть собой и скрывать свои чувства, как более хитрый и свeтский его дeверь. Джону, помощнику секретаря, была оставлена тысяча фунтов; а на долю Джен и Люси — кругленькие капитальцы которые в глазах осторожных женихов могли придать много прелести этим молодым дeвушкам Оставалась еще движимость, и доктор просил продать ее, а деньги раздeлить между всеми. Каждому от этой продажи могло достаться от шестидесяти до семидесяти фунтов, чeм могли быть покрыты издержки, причиненныя его смертью.

Всe сосeди и знакомые единогласно рeшили, что старый доктор распорядился отлично. Он и в завeщании своем не отступил от обычной своей справедливости. Марк твердил это вмeстe с другими, да и дeйствительно был убeжден в этом, несмотря на то, что он немного обманулся в своем ожидании. На третье утро по прочтении завeщания мистер Крауди из Кримклотид-Галла наконец утeшился в своем горe, и нашел, что все совершенно справедливо. Затeм было рeшено, что Джен поeдет погостить к нему (у него был сосeд помeщик, который, по его разчетам, должен был посвататься за Джен), а что Люси, младшая сестра, будет жить у Марка. Двe недeли по получении извeстнаго нам письма, Марк прибыл к себe домой, с сестрой Люси под своим крылом.

Все это помeшало Марку привести в исполнение мудрое свое рeшение насчет этого кошемара, этого векселя, даннаго мистеру Соверби. Вопервых он не мог побывать в Барчестерe так скоро, как располагал, а потом в нем мелькнула мысль, что быть-может лучше бы ему было занять эти деньги у брата Джона, и выплачивать ему должные проценты. Но он не захотeл переговорить с ним об этом в Экзетерe, гдe они еще как бы стояли над могилой отца, и он отложил дeло до другаго времени. Срок векселю выходил еще не скоро, и он успeет еще все устроить, а Фанни нечего было и говорить об этом, пока он окончательно не рeшится на что-нибудь. Он повторял себe, что этим может убить ее, если он скажет ей об этом долгe и вмeстe с тeм не скажет ей, какия он имeет средства уплатить его.

Теперь нужно сказать несколько слов о Люси Робартс. Как приятно было бы, если-бы можно было обойдтись без всех этих описаний! Но Люси Робартс будет играть не послeднюю роль в этой маленькой драмe, и я должен дать нeкоторое понятие о ея наружности тeм, которых интересуют эти подробности. Когда мы в послeдний раз видeли ее скромною дeвочкой на свадьбe брата, ей было шестнадцать лeт; с тeх пор прошло слишком два года, и когда умер ея отец, ей было почти девятнадцать лeт: она была ребенком на свадьбe брата, но теперь она была женщина.

Ничто, кажется, так быстро не развивает ребенка, не дeлает из него женщину, как эти минуты, когда приходится видeть смерть вблизи. До тeх пор на долю Люси выпадало мало женских обязанностей. О денежных дeлах она не знала ничего, кромe шутливой попытки отца назначить ей двадцать пять фунтов в год на всe ея издержки; но попытка эта осталась шуткой вслeдствие нeжной щедрости ея отца. Сестра ея, которая была старше ея тремя годами (Джон был моложе ея и старше Люси), завeдывала домом, то-есть разливала чай и совeщалась с экономкой об обeдах. Мeсто же Люси было около отца; она читала ему вслух по вечерам, придвигала ему мягкое кресло, приносила ему туфли. Все это она дeлала как ребенок; но когда она стояла у изголовья умирающаго отца, молилась у его гроба, тогда она была женщина.

Она была меньше ростом своих сестер, признанных в Экзетерe видными красавицами, чего о Люси сказать было невозможно.— Как жаль! говорили о ней:— бeдная Люси вовсе не похожа на Робартсов; не так ли, мистрисс Поль?

И мистрисс Поль отвeчала:

— Вовсе не похожа. Вспомните, какова была Бленчь в ея лeта. Глаза у ней впрочем хороши; говорят, что она всех их умнeе.

Описание это так вeрно, что я не знаю право, что к нему прибавить. Она не была похожа на Бленчь: у Бленчи был чудный цвeт лица и прекрасныя плечи, и сложена она была великолeпно, et vera incenu patuit Dea — настоящая богиня, по крайней мeрe на взгляд. Кромe того, она с любовью заправляла яблочные пуддинги, и в свое недолгое царствование в Кримклотид-Галлe уже успeла постигнуть всe таинства по части поросят и масла, и почти всe по части сидра и зеленаго сыра. Плечи же Люси не были такого рода, чтобы можно было потратить на них много краснорeчия; она была смугла; она не достаточно вникла в кухонныя тайны. Что касается плеч и цвeта лица, она, бeдняжка, не была виновата; но относительно послeдняго пункта мы должны признаться, что она вовсе не воспользовалась представлявшимися ей возможностями просвeтиться.

Но за то, что за глаза были у нея! Мистрисс Поль и в этом отношении была права. Они так и сверкнут, когда она глянет на вас: блеск их конечно не всегда был мягок, он даже рeдко был мягок, если вы ей были не знакомы; но блеск Этот, кротко ли, сердито ли она взглянет на вас, был ослeпителен. И кто скажет, какого цвeта были эти глаза? Должно-быть зеленоватые, потому что глаза по большей части бывают этого цвeта, зеленоватые,— или пожалуй сeрые, если читатель найдет, что зеленоватый цвeт глав неприятен. Глаза Люси поражали не цвeтом своим, но огнем, горeвшим в них.

Она была совершенная брюнетка. ея смуглыя щеки иногда покрывались очаровательным румянцем, темныя ея рeсницы были длинны и мягки; ея маленькие зубы, которые рeдко выставлялись на показ, были бeлы как жемчуг; ея волосы, хотя не длинные, были необыкновенно мягки: они не совсeм были черные, но самаго темнаго каштановаго оттeнка. У Бленчи были также замeчательно-бeлые зубы. Но когда она смeялась, то она как будто вся была только зубы, точно так же когда она сидeла за фортепияно, то она как будто вся было только плечи да шея. Но зубы Люси! Эти два ряда бeлаго, ровнаго жемчуга являлись, мелькали только изрeдка, когда, чeм-нибудь пораженная, удивленная, она на минуту раскроет свои губы. Мистрисс Поль непремeнно упомянула бы также об ея зубах, если-бы только ей удалось когда-либо увидeть их.

— Но, говорят, что она всех их умнeе, прибавила мистрисс Поль. Жители Экзетера произнесли Этот приговор, и не даром. Не знаю, каким образом это дeлается, но в маленьком городкe всегда всeм извeстно, кто в каком семействe лучше всех одарен.

В этом отношении мистрисс Поль передала общее мнeние, и общее мнeние не ошибалось. Люси Робартс получила от Бога ум более тонкий и живой чeм всe ея братья и сестры.

"Признаться тебe, Марк, мнe Люси нравится гораздо больше чeм Бленчь." Это сказала мистрисс Робартс несколько часов послe того, как она получила право носить это имя. "Она не красавица, я это знаю, но для меня она лучше красавицы."

— Милая моя Фанни! с удивлением произнес Марк.

— Я знаю, что немногие согласятся со мной. Но правильныя красавицы никогда очень не привлекали меня. Быть-может это потому, что я завистлива.

Нечего говорить каким образом отвeчал на это Марк; каждый может себe представить, что он отвeчал чeм-нибудь очень нeжным и лестным для молодой его жены. Но он не забыл ея слов, и всегда послe этого называл Люся любимицей Фанни. Ни одна из его сестер не была с тeх пор у него в Фремлеe, и хотя Фанни провела недeлю в Экзетерe по случаю свадьбы Бленчь, но нельзя было сказать, чтоб она очень сблизилась с ними. Но когда, по обстоятельствам, стало необходимо, чтоб одна из них поeхала с ним в Фремлей, он вспомнил отзыв жены и предложил это Люси; а Джен, душа которой сочувствовала душe Бленчи, была очень рада eхать в Кримклотид-Галл. Плодородныя земли Гевибед-Гауса примыкали к владeниям ея зятя, а в Гевибед-Гаусe еще не было занято мeсто хозяйки.

Фанни была в восторгe, когда эти вeсти дошли до нея. Необходимо было, чтобы при их теперешних обстоятельствах одна из сестер Марка жила с ним, и она была рада, что под одним кровом с ней будет жить это маленькое, тихое существо с большими блестящими глазами. Она заставит детей полюбить себя, но лишь бы не столько, сколько они любят свою мамашу; она приготовит для нея уютную комнатку с окном над парадным крыльцом и с камином, никогда не дымящим; она будет ей давать править пони, что со стороны Фанни было большою жертвой; Она подружит ее с леди Лофтон. Дeйствительно, не дурная доля выпада для Люси.

Леди Лофтон, разумeется, тотчас же узнала о смерти доктора; она выказала большое участие, и поручила Фанни сказать от ней мужу иного ласковаго и добраго, совeтовала ему не спeшить домой, и оставаться в Экзетерe, пока не будет все улажено. Тогда Фанни разказала ей о гостьe, которую она ожидает гь себe. Когда она узнала, что то будет меньшая Люси, она тоже была довольна; прелести Бленчи, хотя онe были неоспоримы, не пришлись ей по вкусу. если-бы теперь явилась вторая Бленчь, мало ли каким опасностям мог бы подвергнуться молодой лорд Лофтон!

— Безподобно, сказала она,— иначе поступить он не мог. Я, кажется, помню эту дeвицу; она мала ростом, Не правда ли? и очень застeнчива.

— Мала ростом и очень застeнчива... Что за описание! сказал лорд Лофтон.

— Что ж такое, Лудовик? Небольшой рост не бeда, а застeнчивость вовсе не порок в молодой дeвушкe. Мы будем очень ради познакомиться с ней.

— Я другую сестру вашего мужа помню очень хорошо, продолжал лордe Лофтон.— Она была необыкновенно хороша собой.

— Я не думаю, чтобы Люси показалась вам хорошенькою, сказала мистрисс Робартс.

— Маленькая ростом, застeнчивая, и...— лорд Лофтон остановился, и мистрисс Робартс добавила:— и некрасивая собой. Ей нравилось лицо Люси, но она думала, что другим она вeроятно не покажется хорошенькою.

— Вы рeшительно несправедливы, сказала леди Лофтон.— Я очень хорошо помню ее, и положительно говорю, что она далеко не дурна. Она очень мило держалась на вашей свадьбe, и сдeлала на меня гораздо больше впечатлeния чeм ваша красавица.

— Признаюсь, я ее вовсе не помню, сказал лорд Лофтон, и этим кончился разговор о Люси.

По прошествии двух недeль, Марк возвратился домой с сестрой. Они прибыли в Фремлей в седьмом часу, когда уже совершенно стемнeло: то было в декабрe. На землe лежал снeг, в воздухe был мороз, луны не было; осторожные люди, пускаясь в путь, заботились о тем, чтобы лошади были хорошенько подкованы. В кабриолет Марка, отправленный его женою в Сильвербридж, было положено не малое количество теплых платков и плащей. Телeга была отправлена за вещами Люси, и были сдeланы всe приготовления.

Фанни три раза сама всходила наверх, чтобы посмотрeть, ярко ли пылает огонь в каминe маленькой комнаты над крыльцом, и в ту минуту, когда послышался стук колес, она старалась объяснить сыну, что такое тетя. До тeх пор он, кромe папы, мамы и леди Лофтон, не знал ничего и никого, за исключением, конечно, нянек.

Через три минуты Люси уже стояла у огня. Эти три ммнуты Фанни провела в объятиях мужа. Приeзжай к ней кто хочет, но послe двух-недeльной разлуки, она поцeлует мужа прежде чeм будет привeтствовать гостя. Но потом она обратилась к Люси и принялась помогать ей снимать платки и салоп.

— Благодарю вас, сказала Люси,— я не озябла, по крайней мeрe, не очень озябла. Не безпокоитесь, я все это могу сдeлать сама.

Но сказав это, она похвасталась; пальцы ея так оцепенeли, что не могли ничего ни развязать, ни завязать.

Всe, разумeется, были в траурe. Но мрачность одежды Люси поразила Фанни гораздо более своей собственной. Черное ея платье как бы превратило ее в какую-то эмблему смерти. Она не поднимала глаз, но смотрeла в огонь, и,— казалось, ей было неловко и страшно.

— Пусть она себe говорит что хочет, Фанни, сказал Марк,— но она очень озябла, и я также порядком прозяб. Не худо бы ее теперь отвести в ея комнату. О туалетe нашем нам нечего еще сегодня думать, не так ли, Люси?

В спальнe своей Люся немного обогрeлась, и Фанни, глядя на нее, сказала себe, что слово "некрасивая" вовсе не приходится к ней. Люси была очень недурна собой.

— Вы скоро привыкнете в нам, сказала Фанни,— и тогда, я надeюсь, вам хорошо будет у нас.— И она избрала руку Люси и нeжно пожала ее.

Люси взглянула на нее, и в глазах ея не свeтилось уже начего, кромe нeжности.

— Я увeрена, что буду счастлива здeсь, у вас, сказала она.— Но... но... милый мой папа!

И тогда онe упали друг к другу в объятия, и поцeлуи и слезы скрeпили их дружбу.

"Некрасива," повторила про себя Фанни, когда наконец волосы гостьи ея были приведены в порядок, слeды слез смыты с ея глаз: "некрасива! Да, я рeдко видала такое очаровательное лицо."

— Твоя сестра прелесть как хороша, сказала она Марку, когда они вечером остались одни.

— Нeт, она не хороша собой; но она добрая дeвочка, и преумненькая также, в своем родe.

— По моему, она очаровательна... Я в жизнь свою не видала таких глаз.

— Поручаю ее в таком случаe тебe; ты ей найдешь мужа.

— Не думаю, чтоб это было очень легко. Она будет разборчива.

— И прекрасно. Но на мой взгляд ей на роду написано быть старою дeвой, тетушкой Люси твоих малюток до конца своей жизни.

— Я и на это согласна. Но я сомнeваюсь, чтоб ей долго пришлось играть роль тетки. Она будет разборчива, это так; но если-б я была мущина, я бы тотчас же в нея влюбилась. Замeтил ли ты, Марк, какие у нея зубы?

— Не могу сказать, чтобы замeтил.

— Ты, пожалуй, не замeтишь если у кого-нибудь ни одного не будет во рту.

— Если Этот кто-нибудь будет ты, душа моя, так замeчу; твои зубки я знаю всe наперечет.

— Молчи.

— Повинуюсь, тeм более, что мнe страшно хочется спать.

Итак, в Этот раз ничего больше не было сказано о красотe Люси.

В первые два дня мистрисс Робартс не знала, с какой стороны ей приступиться к золовкe. Люси, нужно замeтить, была очень сдержана и мало высказывалась; к тому же она принадлежала к числу тeх рeдких, очень рeдких людей, которые спокойно и скромно идут своею дорогой, не стараясь сдeлать из себя центр более или менeе обширнаго круга. Большинство людей подвержено этой слабости. Обeд мой дeло такое важное для меня самого, что я и вeрить не хочу, чтобы всякий другой был совершенно равнодушен к нему. Для молодой дамы запас ея дeтскаго тряпья, а для пожилой запасы ея столоваго и другаго бeлья так интересны, что, по их убeждению, всякому должно быть приятно видeть их сокровища. Да не вообразит впрочем, читатель, чтоб я смотрeл на это убeждение как на зло. Оно дает пищу разговорам, и до нeкоторой степени сближает людей. Мистрисс Джонс осмотрит комоды мистрисс Уайт в надеждe, что и мистрисс Уайт отплатит ей тeм же. Мы можем вылить из кувшина только то, что в нем содержится. Люди по большей части умeют говорить только о себe или по крайней мeрe о тeх индивидуальных кругах, которым они служат центром. Я не могу согласиться с тeми, которые ратуют против так-называемой пустой болтовни людей; а что касается до меня самого, то я всегда с удовольствием и участием осматриваю бeлье мистрисс Джонс, и никогда не упускаю случая сообщить ей подробности о моем обeдe.

Но Люси Робартс не имeла этого дара. Она почти не знала свой невeстки, и явившись к ней в дом, совершенно, казалось, удовольствовалась тeм, что нашла себe приют и теплый уголок у камина. Она, казалось, не нуждалась в сердечных излияниях, в соболeзновании других. Я не хочу этим сказать, чтоб она была угрюма, не отвeчала, когда с нею разговаривали, не обращала внимания на детей; но она ни сразу сблизилась с Фанни, не поспeшила излить в ея сердце всe свои надежды и горе, как бы желала того Фанни.

Мистрисс Робартс сама, в этом отношении, вовсе не походила на Люси. Когда она сердилась на леди Лофтон, она это показывала. И теперь, когда восторженная ея любовь к леди Лофтон стала еще сильнeе, она показывала также и это. Когда она в чем-нибудь была недовольна мужем, она не могла этого скрыть, хотя и старалась и воображала, что это удается ей; также точно не могла она скрыть свою горячую, безпредeльную женскую любовь. Она не могла пройдтись по комнатe, опираясь на руку мужу и выражая в каждом своем взглядe и движении, что для нея он лучше и краше всех на свeтe. Всe чувства ея были наружи, и тeм грустнeе ей было видeть, что Люси не спeшит высказать ей все, что у нея на душe.

— Она так тиха, говорила Фанни мужу.

— Она такая от природы, отвeчал Марк.— Она и ребенком всегда была тиха. Мы всe ломали и били в дребезги что ни попадалось нам в руки, а она никогда чашки не разбила.

— Я бы желала, чтоб она теперь что-нибудь разбила, сказала Фанни;— быть-может это бы подало повод к разговору.

Но несмотря на все это, любовь ея к золовкe не ослабeвала. Не отдавая себe самой отчета в том, она вeроятно еще более цeнила ее за то, что она так мало была похожа на нее.

Два дня спустя, навeстила ее леди Лофтон. Фанни, разумeется, успeла много разказать о ней новому члену своего семейства. Подобное сосeдство в деревнe имeет такое влияние на весь склад жизни, что нельзя не думать и не говорить о нем. Мистрисс Робартс была почти воспитана под крылом вдовствующей леди, и, разумeется, не могла не говорить о ней. Да не заключит из этого читатель, чтобы мистрисс Робартс была падка до знати, до сильных мира сего. Мало же он знает сердце человeческое, если не понял этой разницы.

Люси была нeма почти во все время посeщения леди Лофтон.

Фанни очень желала, чтобы ея первое впечатлeние на старуху было благоприятное, и чтоб этому способствовать — всячески старалась выставить Люси и втянуть ее в разговор. Лучше было бы этого не дeлать. Но леди Лофтон была одарена достаточным женским тактом, чтобы не вывести каких-нибудь ошибочных заключений из молчания Люси.

— А когда же вы будете обeдать у нас, сказала леди Лофтон, с намeрением обращаясь к старой своей приятельницe, Фанни.

— Назначьте нам сами день. Вы знаете, что нам никогда не предстоит много выeздов.

— Что скажете вы о четвергe, мисс Робартс? Вы никого не встрeтите у меня кромe сына, так что это никак нельзя будет назвать выeздом. Фанни скажет вам, что отправиться в Фремле-Корть такой же выeзд как перейдти из одной комнаты в другую. Не так ли, Фанни?

Фанни засмeялась и отвeтила, что ей так часто случалось совершать это путешествие, что быть-может она стала находить его уже черезчур легким.

— Мы всe здeсь составляем одно дружное и счастливое семейство, мисс Робартс, и будем очень рада включить в него вас.

Люси улыбнулась леди Лофтон самою милою своею улыбкой, и сказала что-то, но так тихо, что слов ея нельзя было разслыхать. Ясно было впрочем то, что она не могла еще заставят себя отправиться в гости обeдать, хотя бы даже в Фремле-Корть.

— Я очень благодарна леди Лофтон, сказала она, обращалась к Фанни:— но прошло еще так мало времена.... и.... и я была бы так счастлива, если-бы вы отправились без меня.

Но так как главною цeлью было именно ввести ее в Фремле-Корт, то обeд был отложен на время — sine die.

Глава XI

Люси познакомилась с лордом Лофтоном только мeсяц спустя, и то это произошло совершенно случайно. В продолжение этого времени леди Лофтон несколько раз была у Робартсов и до нeкоторой степени сблизилась с Люси; но молодая дeвушка еще ни разу не рeшилась воспользоваться ея часто-повторенными приглашениями. Мистер Робартс и его жена часто бывали в Фремле-Кортe, но страшный для Люси день, когда ей придется им сопутствовать, еще не настал.

Она видeла лорда Лофтона раз в церкви, но мельком, так что вeроятно не узнала бы его при встрeчe, а с тeх пор и вовсе не видала его. В один прекрасный день, однако, или скорeе вечер, потому что уже начинало смеркаться, он догнал на дорогe ее и Фанни, когда онe возвращались домой. На плечe его лежало ружье, три лягавыя собаки и лeсничий слeдовали за ним.

— Как вы поживаете, мистрисс Робартс? сказал он, еще прежде чeм поравнялся с ними.— Я уже с полмили гонюсь за вами по дорогe. Никогда не встрeчал я дам, которыя бы так скоро ходили.

— Мы бы замерзли, если-бы мeшкали по дорогe как вы, господа; сказала Фанни, останавливаясь, чтобы протянуть ему руку. Она забыла в эту минуту, что Люси еще не знала его и не представила его ей.

— Не познакомите ли вы меня с вашею сестрой, сказал он, снимая шляпу и кланяясь Люси.— Вот уже с мeсяц и больше как мы сосeди, а я еще не имел удовольствия встрeтить ее.

Фанни извинилась в своей разсeянности и представила его Люси; он пошел с ними рядом, обращаясь к ним обeим, но получая отвeты от одной Фанци. Дойдя до ворот Фремле-Корта, они остановились на минуту.

— Меня удивляет, что вы одни, сказала ему мистрисс Робартс;— я думала, что капитан Колпепер с вами.

— Капитан покинул меня на один день. Если вам угодно, я шепну вам на ухо, куда он поeхал. Даже здeсь в лeсу я не смeю громко выговорить это слово.

— В какое же это такое ужасное мeсто он мог отправиться? Если это что-нибудь очень страшное, то уж лучше не говорите.

— Он поeхал в.... в.... Но вы обeщаете мнe не говорить матушкe?

— Не говорить вашей матушкe? Вы теперь возбудили мое любопытство. Куда же это он мог поeхать?

— Так вы обeщаетесь мнe не говорить?

— Да, да! Я увeрена, что леди Лофтон не станет меня допрашивать, гдe капитан Колпепер и что он дeлает. Мы ни слова никому не скажем; не так ли Люси?

— Он поeхал на один день в Гадером-Кассль стрeлять фазанов. Но Бога ради не выдавайте нас. Мама воображает, что у Колпепера болят зубы, и что он сидит в своей комнатe. Мы не посмeли произнести при ней это имя.

Оказалось, что мистрисс Робартс было нужно зайдти за чeм-то к деды Лофтон, а Люси между тeм должна была одна возвратиться домой.

— Я обeщался вашему мужу побывать у него, или скорeе у его собаки Понто, сказал лорд Лофтон.— А кромe того я сдeлаю еще два хорошия дeла: я отнесу к вам пару "азанов и защищу мисс Робартс от злых духов Фремлейскаго лeса.

Итак мистрисс Робартс вошла в ворота, а Люси и лорд Лофтон отправились своею дорогой.

Лорд Лофтон, хотя ему еще никогда не доводилось говорить с Люси, уже давно успeл убeдиться в том, что она вовсе недурна собой. Правда, он видeл ее только мельком, в церкви, но он тeм не менeе пришел к заключению, что с обладательницей этого личика стоит познакомиться поближе, и был очень рад случаю поговорить с ней. "Итак вы в замке своем скрываете никому неизвeстную дeвицу," сказал он однажды мистрисс Робартс. "Если плeн ея продолжится еще не много, я почту своим долгом явиться ей на помощь, и силой освободить ее." Он два раза был в пасторском домe с тeм чтоб увидать ее, но оба раза Люси умeла скрыться от него. Зато теперь она попалась, и лорд Лофтон, перекинув через плечо пару фазанов, пустился в путь с своею добычей.

— Вы уже так давно здeсь, сказал лорд Лофтон,— а мы еще не имeли удовольствия вас видeть.

— Да, милорд, сказала Люси. (Лорды не слишком часто встрeчались до тeх пор в ея знакомствe.)

— Я говорил мистрисс Робартс, что она во зло употребляет свою власть над вами, держит вас в заключении, и что мы будем принуждены силой или хитростью освободить вас.

— Меня.... меня постигло недавно большое горе.

— Да, мисс Робартс; я это знаю и только пошутил. Но я надeюсь, что теперь вы уже в состоянии бывать у нас. Матушка так будет рада этому.

— Она очень добра, и вы также... милорд.

— Я не помню моего отца, сказал лорд Лофтон тоном сериозным:— но я могу себe представить, как тяжела для вас должна быть эта потеря.— И потом, послe минутнаго молчания, он прибавил:— я хорошо помню доктора Робартса.

— В самом дeлe? сказала Люси быстро, оборачиваясь к нему и впервые проявляя нeкоторое оживление. С тeх пор как она была в Фремлеe, никто еще не говорил с ней об отцe. Всe боялись коснуться этого предмета. И как часто бывает это! Когда умирает человeк, дорогой нашему сердцу, друзья наши боятся упомянуть о нем, хотя для нас, осиротeвших, ничего не может быть отраднeе, как услыхать его имя. Но мы рeдко умeем обращаться должным образом как с своим, так и чужим горем.

Нeкогда, в какой-то странe, существовал народ (быть может он и теперь существует), который почитал грeхом и святотатством класть преграды всепожирающему пламени. Если горeл дом, он должен был сгорeть до тла, хотя бы и были средства спасти его. Кто рeшится идти наперекор Божьей воли? Наше понятие о горe много имeет общаго с этим. Мы почитаем грeхом, или во всяком случаe жестокостью, стараться затушить его. Если человeк лишился жены, он должен всюду являться с мрачным отчаянием на лицe, в продолжении по крайней мeрe двух лeт, с тeм чтобы во время первых восьмнадцати мeсяцев уныние его проявлялось во всей своей силe, и мало-по-малу исчезало к концу втораго года. Если он способен в более-короткое время подавить свое горе, потушить это пламя, то пусть он по крайней мeрe скрывает эту силу свою.

— Да, я помню его, продолжал лорд Лофтон.— Он два раза приeзжал в Фремлей, когда я был еще мальчиком, на совeщание с моею матерью обо мнe и Маркe, чтобы рeшить: не полезнeе ли нам будут розги Итона чeм розги Гарроу. Он был очень добр ко мнe, и всегда предсказывал насчет меня много хорошаго.

— Он ко всeм был добр, сказала Люси.

— Он именно производил такое впечатлeние — добраго, ласковаго, привeтливаго человeка,— человeка, который должен быть обожаем своим семейством.

— Совершенно так. Я не помню, чтоб он когда-нибудь сказал хот одно неласковое слово. В голосe его не было ни одного рeзкаго тона. Он был тепл и привeтлив, как ясный день.

Люси, как мы уже сказали, имeла нрав сосредоточенный и мало высказывалась; но теперь, коснувшись этого предмета, она забыла, что говорит с человeком совершенно ей незнакомым, и стала почти краснорeчива.

— Я не удивляюсь, что вам так горько было лишиться его, мисс Робартс.

— Да, мнe было очень горько. Марк отличнeйший из братьев; я и сказать не умeю, как Фанни добра и ласкова ко мнe. Но я всегда как-то особенно была дружна с моим отцом. Я так сжилась с ним в послeдние два года.

— Лeта его уже были очень преклонныя, когда он умер, не так ли?

— Ему ровно было семьдесят лeт, милорд.

— Да, он был стар. Матери моей только пятьдесят лeт, а мы иногда называем ее старушкой. Не находите ли вы, что она на вид старeе своих лeт? Мы всe говорим, что она нарочно хочет казаться старeе своп лeт.

— Леди Лофтон одeвается старухой.

— То-то и есть. С тeх пор как я ее помню, она всегда так одeвалась, всегда ходила в черном. Теперь она траур сбросила, но все же общее впечатлeние ея одежды очень мрачно, не так ли?

— Я не люблю слишком моложавый наряд на дамах.... дамах....

— Скажем, на дамах пятидесяти лeт.

— Хорошо; на дамах пятидесяти лeт, если вы этого хотите.

— В таком случаe, я увeрен, что вам понравится моя мать.

Они вошли теперь в калитку пасторскаго сада, открывающуюся на дорогу ближе главных ворот.

— Я полагаю, что найду Марка дома, спросил он.

— Да, я думаю, милорд.

— В таком случаe, я пройду этою дорожкой, потому что собственно мнe нужно быть в конюшнe. Вы видите, что я здeсь, как свой, хотя вы никогда еще меня не встрeчали. Но теперь, мисс Робартс, первый шаг сдeлан, и я надeюсь, что мы будем друзьями.— И с этими словами он протянул ей руку, и когда она подала ему свою, он пожал ее так, как бы мог сдeлать это старый друг.

И в самом дeлe Люси разговорилась с ним, как с старым другом. Она на минуту забыла, что он знатная особа и, что видит она его в первый раз, забыла свою обычную осторожность и несообщительность. Лорд Лофтон говорил к ней так, как будто в самом дeлe знакомство с нею доставило ему большое удовольствие, и она безотчетно поддалась этой тонкой лести. Лорд Лофтон, вeроятно, также безотчетно показал ей это участие, как показал бы и всякий другой молодой человeк. Он рад был добиться взгляда этих больших блестящих глаз. В Этот вечер впрочем уже было так темно, что он почти не видал глаз Люси.

— Что, Люси остались вы довольны своим спутником? спросила Фанни, когда вся их семейка собралась у камина перед обeдом.

— Да, ничего, отвeтила Люси.

— Не очень же это любезно и лестно для нашего молодаго лорда.

— Я и не думала сказать что-нибудь любезное, Фанни.

— Люси у нас положительный человeк и не мастерица говорить любезности, сказал Марк.

— Я хотeла только сказать, что не могу еще судить о лордe Лофтонe, потому что провела с ним всего десять минут.

— Дорого бы дали многия мнe извeстныя барышни, чтобы провести десять минут с глазу на глаз с лордом Лофтоном. Вы не знаете как высоко его здeсь цeнят. Он слывет за любезнeйшаго из молодых людей.

— Вот как! Я этого и не подозрeвала, сказала Люси.

Притворщица!

— Бeдная Люси! сказал ея брат;— он приходил за тeм, чтоб осмотрeть плечо Понто, и вeроятно больше думал об этой собакe чeм о ней.

— Очень вeроятно, сказала Люси, и за тeм они пошли обeдать.

Люси говорила неправду: пока она одeвалась, она рeшала в своем умe, что лорд Лофтон очень мал и любезен; но нeкоторое притворство дозволительно молодой дeвушкe, корда рeчь идет о молодом человeкe.

Вскорe послe этого Люси обeдала в Фремле-Кортe. Капитан Колпепер все еще пребывал там, несмотря на его преступную поeздку в Гадерем-Кассль. Другой гость леди Лофтон был духовный сановник из окрестностей Барчестера, приeхавший к ней с женой и дочерью. То был архидиакон Грантли, о котором мы уже упоминали прежде; он пользовался во всей епархии такою же извeстностью как и сам епископ, и в глазах большей части духовенства был даже более важным лицом. {Архидиакон есть важный сан в англиканской церкви. Он помощник епископа по дeлам церковной юрисдикции и администрации.}

Мисс Грантли была не много старше Люси Робаргс, и тоже была тихая не очень разговорчива в обществe. Красота ея была признана всеми; она была похожа, быть-может, слишком похожа, на прекрасную статую. лоб ея был высок и бeл как мрамор. Глаза ея были великолeпны, но чувство рeдко выражалось в них. Да и вообще она сама рeдко обнаруживала какое-нибудь волнение. Нос ея был почти греческий, составлял с ея лбом линию именно на столько прямую, чтобы профиль ея можно было назвать классическим. Рот ея также, по приговору художников и знатоков в красотe, был прелестен; но я всегда находил, что губы ея слишком тонки. Никто однако не нашел бы сказать слова против очертаний нижней части ея лица и ея нeжных щек. Волосы ея были свeтлы, и она с таким искусством умeла причесывать их, что они не мeшали общему впечатлeнию ея красоты; но в них не было того изобилия и блеска, которые придают такую пышность женской красотe. Она была высока и стройна, и всe движения ея были грациозны; но многие находили, что в ней нeт той непринужденности, того abandon, которые придают такую прелесть молодости. Говорили также, что ей не достает оживления, и что кромe красоты своей она обществу ничего дать не может.

Тeм не менeе она всеми была признана красавицей Барсетшира, и молодые люди из сосeдних графств приeзжали издалека, по самым скверным дорогам, ради того только чтоб имeть случай видeть ее и потанцовать с ней. Каковы бы не были ея недостатки, она составила себe громкую извeстность. Прошлою весной она провела два мeсяца в Лондонe, и даже там была замeчена; шел слух, что она совершенно очаровала лорда Домбелло, старшаго сына леди Гартелтоп.

Легко себe представить, что архидиакон и жена его гордились ею; мистрисс Грантли даже, быть-может, больше гордилась красотой дочери чeм бы подобало такой примeрной женщинe. Гризельда — так звали ее — была единственная дочь. У нея была, одна сестра, но сестра эта умерла. В живых остались еще два ея брата, из которых один пошел по духовной части, другой вступил в военную службу. Больше детей у архидиакона не было; и так как он был очень богатый человeк (отец его в продолжение многих лeт был епископом барчестерским, а он был единственным его сыном, а в то время положение епископа барчестерскаго было завидное); всe предполагали, что у мисс Грантли будет большое состояние. Мистрисс Грантли впрочем не раз повторяла, что она не намeрена спeшить устроить свою дочь. Обыкновенных молодых дeвушек выдают замуж, но дeвушек, выступающих чeм-нибудь из ряда, устраивают. Матери иногда сами портят цeну своему товару, слишком ясно выказывая свое желание сбыть его с рук.

Но чтобы разом и прямо высказать всю истину — добродeтель, к которой не любят поощрять романиста,— я должен сказать, что рука мисс Грантли, до нeкоторой степени, уже больше не принадлежала ей. Не то чтоб она, Гризельда, знала что-нибудь об этом, или чтобы тот счастливый смертный имел понятие об ожидавшем его благополучия. Но между мистрисс Грантли и леди Лофтон не раз происходили тайныя совeщания, и условия были заключены, подписаны и скрeплены печатью, не такою подицсью и не такою печатью, как договоры между королями и дипломатами, нарушаемые почти в то самое время, как составляются, но нeсколькими, от сердца сказанными словами, значительным пожатием руку, достаточным залогом вeрности для таких союзников. И по условиям этого договора Гризельда Грантли должна была превратиться в леди Лофтон.

Леди Лофтон до тeх пор была счастлива в своих матримонияльных предприятиях. Она избрала сэр-Джорджа для дочери, и сэр-Джордж самым добродушным образом поддался ея желанию. Она избрала Фанни Монсел для Марка Робартса, и Фанни не оказала ее ни малeйшаго сопротивления. Удачи эти придали ей вeру в свое всемогущество, и она почти не сомнeвалась, что милый сын ея, Лудовик, влюбится в Гризельду.

Лучше этой партии, говорила себe леди Лофтон, нельзя было ей пожелать для сына. Леди Лофтон, уже это говорю я, имeла твердыя религиозныя убeждения, а архидиакон был представителем именно того учения, которое она признавала. Грантли, конечно не знатная фамилия; но леди Лофтон понимала, что нельзя же требовать всего. Умeренность ея желания ручалась ей за успeх ея предприятия. Она желала, чтобы жена ея сына была хороша собой; зная как мущины цeнят красоту, она хотeла, чтоб он мог гордиться ею. Но она страшилась слишком живой, выразительной красоты этих сладких, блестящих женских прелестей, способных опутать всех и каждаго; она боялась этих смeющихся глаз, выразительных улыбок, свободных рeчей. Что если сын ея введет к ней в дом какую-нибудь болтливую, вертлявую, кокетливую Еввину дочь? Какой бы это был для нея удар, хотя бы кровь нeскольких дюжин английских перов текла в жилах этого существа!

Да к тому же и деньги Гризельды будут не лишния. Леди Лофтон, со всеми своими романтическими идеями, была женщина осторожная. Она знала, что сын ея немного кутил хотя не думала, чтоб он надeлал сериозных глупостей; и ей было приятно думать, что бальзам, накопленный старым епископом, дeдушкой Гризельды, поможет залeчить раны, нанесенныя Лудовиком родовому имeнию. И вот каким образом и по каким причинам выбор леди Лофтон пал на Гризельду Грантли.

Лорд Лофтон не раз встрeчал Гризельду; встрeчал ее до заключения знаменитаго договора, и всегда восхищался ея красотой. Лорд Домбелло мрачно промолчал цeлый вечер в Лондонe, потому что лорд Лофтон уж очень разлюбезничался с предметом его страсти; но нужно сказать, что молчание лорда Домбелло было у него самым краснорeчивым способом выражаться. Леди Гартелтоп и мистрисс Грантли обe знали, что оно означает. Но партия эта не совсeм бы пришлась мистрисс Грантли. Она не сходилась в понятиях с семейством Гартелтопов. Они принадлежали к совершенно другому кружку, они были связаны с Омниумскими интересами,— "с этим ужасным гадеромским людомъ", как сказала бы леди Лофтон, возводя очи к небу и покачивая головой. Леди Лофтон вeроятно, воображала, что на полночных пирах в Гадером-Касслe съедались младенцы; что в подземельях содержались несчастныя дeвы и вдовы, и что их иногда колесовали для удовольствия гостей герцога.

Когда семейство Робартсов вошло в гостиную, архидиакон, его жена и дочь уже находились там, и голос его, громкий и торжественный, поразил слух Люси еще прежде чeм она переступила порог комнаты.

— Милая моя леди Лофтон, что бы вы мнe про нея ни разказали, я ничему не удивлюсь. Эта женщина на все способна. Странно только то, что она не облачилась в епископскую ризу.

Робартсы тотчас же поняли, что он говорит о мистрисс Проуди: он эту даму терпeть не мог.

Послe первых привeтствий, леди Лофтон познакомила Люси с Гризельдой Грантли. Мисс Грантли милостиво улыбнулась, слегка наклонила голову, и тихим голосом замeтила, что на дворe очень холодно. Тихий голос, как извeстно, большое достоинство в женщинe.

Люси, думавшая, что и она обязана сказать что-нибудь, отвeтила, что в самом дeлe очень холодно, но что она не боится холода при ходьбe пeшком. И тогда Гризельда опять улыбнулась, но уже не так милостиво как в первый раз, и разговор этим кончился. Мисс Грантли могла бы легко поддержать его; она была старше Люси и более привыкла к свeту; но должно-быть она не имeла особеннаго желания вести разговор с мисс Робартс.

— Так вот как, Робартс! До меня дошли слухи, что вы говорили проповeдь в Чальдикотсe, попрежнему громко сказал архидиакон.— Я на днях видeл Соверби, и он мнe сказал что вы избрали себe лучшую часть, а им предоставили самую черную, работу.

— Напрасно он это говорит. Мы весь материал раздeлили на три части. Гарольд Смит взял первую, я послeднюю...

— А жена нашего почтеннаго епископа среднюю. Вы втроем воспламенили все графство. Но всех больше, говорят, отличилась она.

— Мнe очень неприятно, что мастер Робартс был там, сказала леди Лофтон, когда архидиакон повел ее к обeду.

— Я полагаю, что он иначе сдeлать не мог, сказал архидиакон, не имeвший обыкновения слишком строго нападать на собрата, развe только в том случаe, если-б он окончательно перешел в неприятельский стан и пропал для него безвозвратно.

— Вы думаете, архидиакон?

— Да, если принять в соображение, что Соверби друг Лофтона...

— Какой же он ему друг? сказала бeдная леди Лофтон, как бы моля о пощадe.

— Во всяком случаe они были очень коротки, и Робартсу не ловко было бы отказаться, когда его просили сказать проповeдь в Чальдикотсe.

— А оттуда он отправился в Гадером-Кассль. Я не хочу сказать, чтоб я сердилась на него за это, но вы понимаете, это такое опасное мeсто.

— Это так. Но будем надeяться, что желание герцога видeть у себя здравомыслящее духовное лицо есть хороший знак. Атмосфера там конечно нечистая; но без Робартса она была бы хуже чeм при нем. Но, Боже милосердый, какое кощунство произнесли мои уста! Я говорю о нечистой атмосферe и забываю, что сам епископ был там.

— Да, епископ был там, сказала леди Лофтон, и они переглянулись и совершенно поняли друг друга.

Лорд Лофтон повел мистрисс Грантли к обeду, и мeры были приняты такия, что по другую его сторону пришлось сидeть Гризельдe. Случилось это как бы совершенно нечаянно; и та же судьба назначила капитана Колпепера и Марка сосeдями Люси. Капитан Колпепер был человeк одаренный от природы огромными усами и большими охотничьими способностями; но так как других способностей за ним не водилось, то нельзя было надeяться, чтобы сосeдство его было очень приятно для бeдной Люси.

Она видeла лорда Лофтона только один раз послe той вечерней прогулки с ним, и тогда он заговорил с ней как с старою знакомой. Встрeтились они в гостиной пасторскаго дома, в присутствии Фанни. Для Фанни ничего не значили его ласковыя слова, но для Люси они были очень приятны. Он был так добродушен, мил и вмeстe с тeм почтителен, что Люси не могла не сознаться себe, что он ей нравится.

В Этот же вечер он почти не говорил с ней; но она понимала, что есть другия лица в обществe, с которыми он обязан говорить. Люси не была смиренна в обыкновенном значении этого слова, но она сознавала, что здeсь в этой гостиной, она по своему положению должна имeть менeе других значения, и что поэтому ей вeроятно придется играть второстепенную роль. Но тeм не менeе, ей было бы приятно сидeть на том мeстe, которое заняла мисс Грантли. Она не желала, чтобы лорд Лофтон ухаживал за ней; она была слишком разсудительна для этого; но ей приятно было бы слышать его голос, вмeсто стука ножа и вилки капитана Колпепера.

В Этот день, она в первый раз послe смерти отца занялась своим туалетом; и хотя ея траурное платье все еще было очень мрачно, однако она была одeта к лицу.

— В ея лицe есть что-то необыкновенно поэтическое, сказала однажды Фанни своему мужу.

— Нe вскружи ты ей голову, Фанни, и не увeрь ее, что она красавица, отвeтил Марк.

— Я не думаю, чтоб было очень легко вскружить ей голову, Марк. Люси тиха, но в ней кроется много всего, и ты в этом сам скоро убeдишься.

Таковы были предсказания мистрисс Робартс насчет своей золовки. если-б ее стали разспрашивать, она, может-быть призналась бы в своем опасении, что присутствие Люси не подвинет дeла Гризельды Грантли.

Голос лорда Лофтона раздавался явственно, когда он говорил с мисс Грантли, но ни одного слова нельзя было разобрать со стороны. Он умeл говорить таким образом, что хотя не было ничего похожаго на шептанье, никто кромe его собесeдника не мог слeдить за его рeчью. Мистрисс Грантли в тоже время безпрерывно разговаривала с мистером Робартсом, сидeвшим по лeвую руку Люси. Она всегда находила о чем говорить с здравомыслящим сельским пастором, и таким образом ничто не мeшало Гризельдe.

Но леди Робартс не могла не замeтить, что Гризельда сама, казалось, не чувствовала потребности говорить много, и большею частью молчала. От времени до времени она раскрывала губы, и одно или два слова излетали из ея уст. Ей казалось было совершенно достаточно того, что лорд Лофтон сидeл подлe нея и любезничал с ней. Она ни на минуту не оживилась, и все время сидeла спокойная и величественная как всегда. Люси не была виновата в том, что глаза ея видят и уши ея слышат, и думала про себя, что если-б она была на ея мeстe, то она бы приняла более дeятельное участие в разговорe. Но потом она подумала, что вeроятно Гризельда Грантли лучше ея знает как вести и держать себя в таком случаe, и что, быть-может, такие молодые люди как лорд Лофтон любят звук собственнаго голоса.

— Какое множество дичи в этих краях, сказал ей капитан Колпепер к концу обeда. Это была вторая его попытка вести с ней разговор; в первую он спросил у нея, не знает ли она кого-нибудь из офицеров 9-го полка.

— В самом дeлe? сказала Люси.— Да, я на днях видeла, что лорд Лофтон нес несколько фазанов.

— несколько! Намедни, мы в Гадером-Касслe привезли домой семь телeг, до верху нагруженных фазанами.

— Семь телeг! в удивлении произнесла Люси.

— Это не много. У нас было восемь ружей, а восемь ружей могут сдeлать много, когда дичь содержатся в порядкe. Вся эта часть в большом порядкe в Гадером-Касслe. Вам случалось быть у герцога?

Люси наслышалась в Фремлеe отзывов о Гадером-Касслe, и почти с ужасом отвeчала, что никогда не была там. Этим и прекратился их разговор.

Когда дамы возвратились в гостиную, положение Люси немногим улучшилось. Леди Лофтон и мистрисс Грантли усeлись на диванe, и между ними завязался дружелюбный разговор в полголоса. Хозяйка дома познакомила Люси с Гризельдой; она, конечно, воображала, что молодыя дeвушки могут как нельзя лучше занять друг друга. Мистрисс Робартс сдeлала попытку завести между ними разговор, а в продолжении десяти минут работала усердно. Но это на к чему не повело. Мисс Грантли отвeчала только: да и нeт, конечно с очень милою улыбкой; Люси также была в молчаливом расположении духа. Она сидeла в своем креслe, и боялась пошевельнуться чтобы взять книгу, и думала о том как бы ей было приятно сидeть теперь дома. Она не была создана для общества, она в этом совершенно была увeрена; в другой раз она отправит Фанни и Марка одних в Фремле-Корт.

Когда к дамам присоединились мущины, в комнатe произошло общее перемeщение. Леди Лофтон встала с своего мeста и засуетилась: поправила огонь в каминe, передвинула свeчи, сказала несколько слов доктору Грантли, шепнула что-то на ухо сыну, потрепала Люси по щекe, сказала Фанни, что будет очень рада послушать немного музыки, и окончила тeм, что положила обe руки на плечи Гризельды и объявила ей, что платье ея очаровательно сидит на ней. Леди Лофтон, хотя она сама, как замeтила Люси, и одeвалась старухой, любила, однако чтобы всe окружающие ее были нарядны и изящны.

— Милая леди Лофтон! сказала Гризельда, поднимая руку, чтобы пожать кончики пальцев старой леди. Это было первое проявление в ней жизни, и оно не ускользнуло от Люси.

Тут занялись музыкой. Люси не играла и не пeла. Фанни же и то и другое умeла очень изрядно. Гризельда не пeла, но играла; и было видимо по ея игрe, что она не жалeла трудов, а отец ея не жалeл денег для музыкальнаго образования. Лорд Лофтон пeл немного; пeл и капитан Колпепер, но еще меньше; всe вмeстe они кой-как составили маленький концерт. Архидиакон и Марк, между тeм разговаривали стоя у камина; обe маменьки сидeли вполнe довольныя, онe слeдили за движениями и прислушивались к воркованью своих птенцов. Люси сидeла одна и перелистывала какой-то альбом, окончательно убeдившись, что она здeсь, вовсе не на своем мeстe. Ей здeсь не было нужды ни до кого, и никому не было нужды до нея. Нечего дeлать, надобно как-нибудь высидeть Этот вечер; но в другой раз она, не будет так глупа. Дома, у камина, с книгой в руках, ей никогда бы не могло быть так горько.

Она отвернулась от фортепьяно, и усeлась в самом отдаленном от него углу комнаты: ей надоeло видeть с каким вниманием лорд Лофтон слeдил за быстрыми движениями пальцев мисс Грантли, но вдруг ея довольно унылыя размышления были прерваны звуком голоса, раздавшимся, почти у самаго ея уха. "Мисс Робартс," говорил Этот голос, "отчего вы вас всех покинули?" И Люси чувствовала, что хотя она явственно слышала эти слова, никто другой не мог бы разслышать им. Лорд Лофтон говорил с ней теперь так как перед тeм говорил с мисс Грантли.

— Я не пою, милорд, сказала Люси,— и не играю.

— Тeм приятнeе было бы нам ваше общество: у нас большая бeдность на слушателей. Но, быть-может, вы не любите музыки.

— Нeт я ее люблю, а иногда и очень.

— В каких, же это случаях? Но мы все это узнаем со временем. Мы разгадаем всe ваши тайны к какой бы нам, себe положить срок?... хоть, к концу этой зимы. Не так ли?

— У меня нeт никаких тайн.

— О, не отпирайтесь! Вы очень таинственны. Развe не таинственно сидeть в сторонe, отвернувшись от всех...

— О, лорд Лофтон! может-быть я сдeлала дурно!...— И бeдная Люси почти вскочила с своего мeста, и покраснeла до ушей.

— Нeт, нeт; вы ничего дурнаго не сдeлали. Я вeдь только пошутил. С нашей стороны было дурно допустить, чтобы вы остались однe, тогда как вы у нас еще только в первый раз.

— Благодарю вас. Но вы об этом не безпокойтесь. Быть одной для меня вовсе не тяжело. Я к этому привыкла.

— Да, но мы должны отучить вас от этой привычки. Мы не дозволим вам вести жизнь затворницы. Вся бeда в том, мисс Робартс, что вы еще не привыкли к нам, и вeроятно чувствуете себя не совсeм счастливою между нами.

— О, нeт! Всe вы очень добры ко мнe.

— Давайте же нам чаще случаи быть добрыми к вам. Смотрите на нас как на друзей; смотрите в особенности на меня как на друга. Вы знаете, вeроятно, что мы с Марком дружны с дeтства, что жена его, почти с тeх же пор, лучший друг моей сестры; поэтому и вы должны быть нашим добрым другом. Согласны ли вы на это?

— Ах, да! почти шепотом проговорила она; ей страшно было говорить громче; она чувствовала, что слезы готовы хлынуть из ея глаз.

— Доктор Грантли и его жена скоро уeдут от нас, и тогда мы будем всячески завлекать вас сюда. Мисс Грантли пробудет у нас всe святки, и я надeюсь, что вы подружитесь с ней.

Люси улыбнулась и старалась принять довольный вид, но она чувствовала, что никогда не подружится с Гризельдой Грантли, что никогда между ними ничего не будет общаго. Она говорила себe, что она неловка, некрасива, ничтожна, что мисс Грантли, без сомнeния, презирает ее. Она не могла отплатить ей тeм же: она с нeкоторым благоговeнием смотрeла на ея величественную красоту; но она чувствовала, что полюбить ее не может. Гордые сердцем не в состоянии полюбить тeх, кто презирает их; а сердце у Люси Робартс было очень гордое.

— Как она хороша собой, не правда ли?

— О, очень! сказала Люси.— Об этом и спора не может быть.

— Лудовик, сказала леди Лофтон, не совсeм довольная тeм, что сын ея так долго не отходит от кресла Люси,— не споете ли вы нам еще чего-нибудь? Мистрисс Робартс и мисс Грантли еще не отошли от фортепьяно.

— Я уже спeл все что знаю, мама. Теперь очередь за Колпепером. Пусть он разкажет нам свой сон, как ему "приснилось, что живет он в мраморных чертогахъ".

— Я уже пeл это час тому назад, сказал капитан с нeкоторою досадой.

— Так спойте нам о том, как "жених любил свою невeсту."

Но капитан заупрямился и не хотeл больше пeть. Затeм вскорe общество начало расходиться, и Робартсы возвратились к себe домой.

Глава XII

Послeдния десять минут, проведенныя Люси в Фремле-Кортe, несколько измeнили первоначальное мнeние ея о том, что она не создана для такого общества. Приятно было сидeть в этом мягком креслe, между тeм как лорд Лофтон стоял облокотившись на его спинку, и говорил с ней ласково и дружелюбно Она чувствовала, что могла бы подружиться с ним в самое короткое время, и что, при этом, она не подвергалась бы ни малeйшей опасности влюбиться в него. Но тут же ей неясно представилось, что такого рода дружба подала бы повод ко всевозможным толкам и пересудам, и вряд ли могла бы поладить с общепринятыми условиями свeта. Во всяком случаe, ей будет очень весело бывать в Фремле-Кортe, если лорд Лофтон иногда будет подходить к ней и разговаривать с ней. Но она не признавалась себe, что посeщения эти были бы невыносимы, если-б он исключительно занимался Гризельдой Грантли. Она не призналась себe в этом, не подумала этого; но, тeм не менeе, каким-то странным, безсознательным образом, чувство это прокралось в ея душу.

Святки прошли для нея быстро. Сколько этих наслаждений, сколько этого страдания выпало на для долю, мы не беремся в точности рeшить. Мисс Грантли пробыла в Фремле-Кортe до Крещения, и Робартсы также большую часть праздников провели в домe леди Лофтон. Она, быть-может, питала сначала надежду, что в это посeщение Гризельды все устроится соотвeтственно ея желаниям; но она обманулась в своих ожиданиях. Лорд Лофтон был любезен с мисс Грантли, и не раз с восторгом говорил матери о ея красотe; но все удовольствие, доставленное этим его матери, было уничтожено высказанным им однажды мнeнием, что Гризельдe Грантли не достает того огня, который искрится в глазах Люси Робартс.

— Неужели, Лудовик, ты можешь сравнивать этих двух дeвушек? сказала леди Лофтон.

— Конечно, нeт. Нельзя быть менeе похожими чeм онe. Мисс Грантли вeроятно пришлась бы мнe более по вкусу; но не ручаюсь, чтобы вкус мой был хорош.

— Я не знаю человeка с более тонким и вeрным вкусом, сказала леди Лофтон.

Далeе она не осмeливалась идти. Она была убeждена, что всe ея искусные маневры пропадут даром, если сын ея заподозрит, что у нея есть какие-нибудь виды на него. Нужно признаться также, что леди Лофтон несколько охладeла к Люси Робартс. Она обласкала эту дeвочку, а дeвочка эта, казалось, не умeла цeнить ея ласк; сверх того, лорд Лофтон часто разговаривал с Люси, что, разумeется, было совершенно лишнее, а Люси привыкла отвeчать ему совершенно развязно и свободно, и давно перестала величать его сухим и неблагозвучным именем милорда.

Таким образом прошли святки, а за тeм и январь. Большую часть этого мeсяца лорд Лофтон провел не в Фремлеe; но впрочем он не выeзжал из графства, а много охотился и гостил у своих знакомых. Двe или три ночи он провел в Чальльдикотсe, а одну — страшно признаться — в Гадером-Касслe. Об этом он ничего не сказал леди Лофтон: "зачeм ее огорчать?" молвил он Марку. Но леди Лофтон знала об этом, хотя ни слова не сказала ему, и была огорчена до глубины души.

"Лишь бы только он женился на Гризельдe, говорила она себe, я бы перестала трепетать за него."

Но теперь мы должны на время возвратиться к Марку Робартсу и его маленькому векселю. Как уже было сказано, первое, что пришло ему в голову по прочтении завeщания отца, было занять деньги у брата своего, Джона. Джон в то время был в Экзетерe, и на возвратном пути должен был провести одну ночь у брата. Марк хотeл дорогой переговорить с ним об этом дeлe, хотя чувствовал, что не легко ему будет признаться в своем безразсудствe младшему брату, привыкшему смотрeть на него, важнаго пастора, даже с большим почтением чeм того требовала разница лeт между ними.

Тeм не менeе он разказал Джону в чем дeло, и разказал совершенно понапрасну, как успeл он убeдиться не доeзжая еще до Фремлея. Брат его тотчас же объявил, что готов дать ему взаймы хоть восемьсот фунтов. Что касается остальных двeсти фунтов, он, Джон, признавался, что был бы рад тотчас же имeть их в руках. Что касается процентов, о них и рeчи не могло быть. Получать проценты с брата,— слыханное ли это дeло? Впрочем, если Марк непремeнно хотeл этого, то он согласен и на это, хотя это было ему очень неприятно. Он совершенно полагался на Марка, и готов был сдeлать все, чего ему хотeлось.

Все это было прекрасно, и Марк говорил себe, что возвратит деньги брату в самое короткое время. Но тут возник вопрос, каким образом получить эти деньги? Он, Марк, был душеприкащиком или одним из душеприкащиков по завeщанию отца, и поэтому, без сомнeния, мог добраться до них; но брат его не был еще совершеннолeтним; до совершеннолeтия нужно было ждать еще пять мeсяцев; и поэтому нельзя еще было законным образом передать ему его часть наслeдства.

"Какая досада! и сказал помощник секретаря, думая быть может в эту минуту более о своем собственном желании имeть деньги в карманe чeм о нуждах брата. Марку было досадно не менeе чeм Джону, но дeлать было нечего. Ему нужно было узнать теперь, чего мог он ожидать от банкиров.

Недeли двe по возвращении своем в Фремлей, он отправился в Барчестер к нeкоему мистеру Форресту, знакомому банкиру; и попросив его не выдавать его тайны, разказал ему каким образом он запутался. Сперва он хотeл скрыть имя Соверби, но скоро убeдился, что напрасно об этом хлопочет.

— Вы говорите, конечно, о Соверби, сказал мистер Форрест.— Я знаю, что вы близки с ним, а всe его друзья рано или поздно проходят через это.

Марку показалось, что мистер Форрест слишком легко относится обо всем этом дeлe.

— Мнe будет невозможно уплатить Этот вексель в срок, сказал он.

— Разумeется, нeт, возразил мистер Форрест.— Заплатит разом четыреста фунтов никогда не может-быть-очень удобно. Никто я не станет ожидать, что вы это сдeлаете.

— Но я полагаю, что мнe прядется это сдeлать рано ни поздно...

— Да, смотря по тому... Это будет зависeть отчасти от того, как вы устроитесь с мистером Соверби, и отчасти от того, в какия руки попадет ваш вексель. Он подписан вами, и тe, у кого он в руках, будут ждать терпeливо, пока проценты будут уплачиваться, а также коммиссии по возобновлению. Но, конечно, кому-нибудь да придегся же когда-нибудь отвeчать за него.

Мистер Форрест выразил свое убeждение, что вексель не находится в Барчестерe. Он, полагал, что мистер Соверби не хотeл явить его в каком-нибудь, барчестерском банкe. Вексель, вeроятно, находился в Лондонe, но без всякаго сомнeния он будет прислан в Барчестер для платежа. "Если он попадется в мои руки," сказал мистер Форрест, "я не стану торопиться, и дам вам время устроиться с Соверби и возобновить вексель. Я полагаю, что он возьмет на себя сопряженныя с этим издержки.

Выходя из банка, Марк вздохнул несколько свободнeе. Мистер Форрест, казалось, нашел это дeло так маловажным, что было позволительно ему, Марку; неслишком тревожиться о нем. "Не зачeм, размышлял он, возвращаясь домой, не зачeм говорить Фанни об этом дeлe до истечения этих трех мeсяцев. А тогда вeдь я как-нибудь улажу же это дeло с Соверби." И, вслeдствие всего этого, дух его был спокойнeе в продолжении послeдних трех мeсяцев чeм во время первых двух.

Чувство, внушаемое векселями, которым вскорe должен выйдти срок, недочетами, неуплаченными счетами и всякими другими денежными дрязгами, очень тягостно в началe; но удивительно, как человeк скоро свыкается с этим чувством. Бремя, которое в началe могло бы совершенно сокрушить плечи человeка, дeлается вслeдствие привычки не только сносным, но даже удобным и почти приятным для плеч. Закоренeлый должник выступает бодро, и волнения, сопряженныя с его положением, доставляют ему даже нeкотораго рода наслаждение. Возьмем для примeра хоть самого мистера Соверби; лицо у него всегда было сияющее и ясгое. Глядя на него, невольно приходило в голову, что раззорение вовсe не такое бeдствие, как кажется. Вот и Марк Робартс теперь уже совершенно спокойно начинал думать о своем векселe. Как хорошо умeют банкиры устраивать эти дeла! Уплатить вексель?— нeт; этого никто не требует от вас! Притом мистер Соверби, без сомнeния, был очень приятный человeк. Для Марка еще далеко был не рeшен вопрос, не слишком ли строг лорд Лофтон в своих суждениях о Соверби. если-б Этот господин встрeтил в эту минуту своего духовнаго друга, ему бы ничего не стоило заставить его приложить свое имя к другому векселю в четыреста фунтов.

Можно почти сказать, что в этих затруднениях и волнениях есть нeчто, похожее на то, что мы находим в винe. Но наступает наконец время, когда человeк отрезвляется и когда ему ничего не остается кромe раззорения и горьких сожалeний. Что может быть тягостнeе и горьче существования стараго, истасканнаго roué, прошедшаго через весь Этот длинный путь долгов и разнородных векселей,— или если позволено мнe будет вещи называть по имени,— через всe эти обманы и плутни,— который, раэзорив всех близких себe, обобрав всякого, кто имел глупость довeриться ему, кончает жизнь в нищетe, оставленный всеми, не находя поддержки ни в себe, ни в других. Ах, если-бы человeк, подписывая свой первый, маленький вексель, и слыша добродушныя увeрения, что ничего не значит возобновить его, мог припомнить себe все это!

Трехмeсячный срок был на исходe, когда случай опять свел Робартса с его другом Соверби. Марк раз или два eздил с лордом Лофтоном на мeсто сбора охотников, и быть-может дeлал с ними поле-другое. Да не подумает читатель, чтоб он предался охотe, как предаются ей иныя духовныя лица,— а достойно замeчания то, что когда духовныя особы предаются охотe, в них всегда оказываются особенныя к ней способности, как-будто в охотe есть нeчто сродное с обычными занятиями пастыря душ. Такая мысль была бы несправедливостью относительно нашего викария. Но когда лорд Лофтон спрашивал у него что может быть дурнаго в том, что он спокойно будет eхать по дорогe и издали слeдить за гончими,— он рeшительно не знал, какой на это дать удовлетворительный отвeт. Сказать, что он может лучше употребить свое время дома, в духовных занятиях, было бы совершенно глупо: ему самому и другим было извeстно, что духовныя его занятия не могут отнять у него и половины его времени. Таким образом он мало-помалу привык слeдить за охотой, поддерживая этим свои знакомства в графствe, и встрeчая лорда Домбелло, мистера Грина Уокера, Гарольда Смита, и подобных грeшников. В один-то из таких случаев, на исходe трех мeсяцев, он встрeтил также и мистера Соверби.

— Послушайте, Соверби, сказал он,— мнe нужно с вами переговорить. Что вы предпримете теперь с этим векселем?

— Векселем, векселем! Каким векселем? Которым векселем? Дались же людям эти векселя! Ни о чем другом не говорят и не думают с утра до вечера.

— Или вы не помните, что я пописал для вас вексель в четыреста фунтов?

— Будто подписали? Ах неопытный молодой человeк!

Марку все это показалось очень странным. Неужели же над головой мистера Соверби висeло столько векселей, что происшествие в спальнe Гадером-Кассля совершенно исчезло из его памяти? Да он же еще и смeется над ним.

— Может-быть, сказал Марк несколько обиженным тоном.— Но тeм не менeе мнe приятно было бы знать, как устроится это дeло.

— У вас рeшительно нeт совeсти, Марк. Не стыдно ли вам приставать ко мнe и отвлекать меня от охоты. Одни пасторы способны на такую жестокость. Но дайте мнe подумать... Четыреста фунтов... Да, знаю; вексель Этот у Тозера.

— А что станет дeлать с ним Тозер?

— Что он станет дeлать? Конечно, будет стараться выжать из него как можно больше денег; с той ли с другой ли стороны, но он непремeнно так поступит.

— Не представит ли мнe его Тозер двадцатаго?

— О, Боже ной, нeт! Клянусь душой, Марк, невинность ваша очаровательна. Придет ли в голову коту тотчас же проглотить мышь, попавшуюся в его когти? Но, шутки в сторону, вам нечего об этом тревожиться. Быть-может вы никогда больше не услышете об этом векселe; или, что, конечно, вeроятнeе, мнe придется прислать его вам для возобновления. Вам не о чем хлопотать, я все это устрою.

— Вы только устройте так, чтобы на нас не вздумал кто-нибудь напасть с требованием денег.

— Этого-то вам во всяком случаe нечего бояться... Ату, эту его!... Вeдь ушла бестия!... Поскачем скорeе, да бросим думать об этом Тозерe. "Довлeет дневи злоба его."

Член парламента и пастор поскакали за собаками.

Послe этого разговора Марк возвратился домой с каким-то неясным чувством, что вексель ничего не значит. Тозер уладит как-нибудь это дeло; но пока, во всяком случаe, незачeм говорить о нем женe.

21-го февраля он однако получил письмо, доказавшее ему, что вексель Этот, и все относящееся к нему, не было одною шуткой. Оно было от мистера Соверби. джентльмен Этот писал из Чальдикотса, но на письмe не было видно барчестерскаго штемпеля, и Марку показалось, что оно было отправлено из Лондона. Мистер Соверби предлагал ему возобновить вексель,— то-есть не возобновить старый, а написать новый. Для большей ясности мы приведем это письмо вполнe.

"Чальдикотс, 20-го февраля 185—.

"Любезный Марк!

""Не знайся с ростовщиками, они опутают тебя своими сeтями и доведут тебя до погибели?" Если этого изречения нeт в притчах Саломона, то ему слeдовало бы находиться там. Тозер подает знак, что он не спит и не намeрен дремать. Так как мы оба с вами не в состоянии уплатить в эту минуту извeстный нам вексель в четыреста фунтов, то нам приходится возобновить его, и заплатить Тозеру проценты, за коммиссию и доставить ему всякие — другие, слeдующие и наслeдующие ему доходы; одним словом, Тозер свое дeло знает."

"Чтобы покрыть эти и разные другие, сопряженные с ними, мелкие расходы, я дал ему новый вексель на 600 фунтом, сроком до 23-го мая нынeшняго года. До тeх пор, надeюсь, случится нeчто, что измeнит обстоятельства вашего обeднeвшаго друга. Кстати, я еще не разказал вам, как она уeхала с Грешамами, из Гидером-Кассля, на другой день послe вашего отъезда. Никакия силы не были бы в состоянии удержать ее; герцог всячески убeждал ее остаться, но вотще. Она спeшила на свидание с каким-то старым доктором, и я на время был предан забвению. Но я имeю причины думать, что дeло мое идет успeшно.

"Поспeшите подписать вексель и переслать его ко мнe; если он послe завтра не будет в руках у Тозера, скрeпленный вашими подписями, он, то-есть Тозер, может надeлать вам неприятностей и непремeнно надeлает. Он — неблагодарная бестия; вот уже скоро восемь лeт он живет мною, и не стыдится всячески прижимать меня. Я очень желаю избавят вас от издержек и неприятностей, сопровождающих переписку с юристами; если мы не поторопимся этим дeлом, то оно может попасть в газеты..

"Адресуйте вексель на мое имя в Лондон. Я к тому времени буду там.

"До свидания, друг мой. Славно мы намедни поохотились и Коболлс-Эшесe. Желал бы я купить вашу гнeдую лошадь. Я готов дать за нее сто тридцать фунтов.

"Преданный вамъ

"Н. Соверби."

Прочитав это письмо, Марк взглянул на стол и на пол, чтобы посмотрeть не выпал ли из конверта старый вексель; но нeт, в нем ничего не было кромe новаго векселя. Он перечитал письмо и убeдился, что в нем и помину не было о старом векселe и о том, что с ним сталось.

Марк, конечно не имел понятия о такого рода дeлать. Быть-может уже через то самое, что он подпишет новый вексель, старый станет недeйствителен; именно из самаго молчания Соверби об этом предметe можно было заключать, что дeло это такое извeстное, что он не считал, за нужное объяснять его. Но все же Марк не мог понять, почему бы этому слeдовало так быть.

Но что ж было ему дeлать? Намек на юристов и газеты, сдeланный вeроятно с тeм чтобы запугать его, подeйствовал. К тому же он был ошеломлен дерзостью Соверби, который требовал его подписи на вексель в пятьсот, вмeсто четырехсот фунтов,— для покрытия разных мелких расходов, как добродушно писал Соверби.

Но тeм не менeе он подписал вексель, и послал его к мистеру Соверби. что ж было ему дeлать?

Безразсудный! Человeк, как бы ни ошибался, всегда может исправиться и поступать потом хорошо. Но первая ошибка вовлекает человeка в такия затруднения, и затруднения эти растут с такою страшною быстротой, что могут совершенно подавить его и задушить в своих сeтях.

Он бережно прибрал письмо Соверби и даже запер его на ключ, чтоб оно как-нибудь не попалось женe. Священнику никак бы не слeдовало получать такия письма. Он сознавал это ясно. Но тeм не менeе он должен был сберечь это письмо. И вот опять, на несколько часов, дeло это наполнило его душу мучительною тревогой.

Глава XIII

Леди Лофтон очень обрадовалась, узнавши, что сын ея отказался от охоты в Лестерширe, чтобы провести зиму в Фремлеe. Ей казалось это и вполнe приличным и благовидным, и крайне приятным и удобным. Английскому лорду подобает охотиться в том графствe, гдe у него помeстья, в тeх полях, которыя составляют его собственность; ему подобает принимать должныя почести от своих вассалов; ему подобает спать под своею собственною кровлей; ему слeдует также — так думала леди Лофтон — влюбиться в молодую особу, избранную его матерью.

А к тому же так приятно видeть его у себя! Леди Лофтон была не из тeх женщин, которыя способны скучать в обыкновенном смыслe этого слова. У ней было так много обязанностей и она так близко принимала их к сердцу, что была не доступна для скуки или апатии. Однако, в домe все-таки было веселeе при Лудовикe. Его присутствие давало повод к разным маленьким развлечениям, которых она ни за что не стала бы искать для самой себя, но которыми все-таки при случаe не прочь была попользоваться. Она становилась моложе и живeе, когда он приeзжал; больше думала о будущем и менeе о прошлом. Она могла смотрeть на него по цeлым часам, и уже в одном этом находила счастье. К тому же, он был с нею так мил и ласков; подшучивал над ея маленькими старомодными предразсудками таким тоном, который казался самою лучшею музыкой для ея ушей; так нeжно улыбался ей, напоминая ей тe улыбки, нeкогда так радовавшия ея душу, когда он еще весь принадлежал ей, лежа в своей маленькой постелькe, у ея кресла. Он был ласков и внимателен к ней, он вел себя добрeйшим из сыновей, по крайней мeрe пока находился у ней на глазах.

Если мы прибавим к этому невольное опасение леди Лофтон, что вдали от ней сын ея может подвергаться всяким опасностям, то нас не должна удивлять ея радость видeть его у себя в Фремле-Кортe.

Она почти ни одним словом не напомнила ему о тeх пяти тысячах фунтов, которые она заплатила за него. Часто, размышляя ночью в постели, она говорила себe, что нельзя было бы лучше употребить эти деньги, если только онe послужили к тому, чтобы возвратить его в родимое гнeэдо. Он поблагодарил ее с обычным прямодушием, обeщая выплатить всю сумму в течении слeдующаго года, и неимовeрно утeшил сердце матери, откровенно радуясь, что не пришлось продать помeстья.

— Мнe тяжело было бы разстаться с каждою десятиной земли, сказал он.

— Конечно, Лудовик; родовое имeнье не должно уменьшиться в ваших руках. Только благодаря такому взгляду на вещи, английская аристократия и английское дворянство могут служить опорой своему отечеству. Я без ужаса не могу видeть как земли переходят из рук в руки.

— Ну нeт, мнe кажется не худо, чтоб были и продажныя земля; вeдь надобно же миллионерам куда-нибудь дeвать свои деньги.

— Боже упаси, чтобы ваши помeстья попали в их руки!— И вдова внутренно молила Господа охранить имeния сына от миллионеров, как от нечестивых врагов.

— Да, конечно; мнe, признаться, не приятно было бы видeть какого-нибудь разбогатeвшаго портнаго-жида хозяином в Лофтонe, сказал молодой лорд.

— Боже упаси, опять воскликнула вдова.

Все это, как я уже сказал, было очень утeшительно. Леди Лофтон видeла ясно из подобных рeчей сына, что еще нeт большой бeды: он, повидимому, не был ничeм озабочен, и говорил о своих помeстьях тоном самым непринужденным. Однако и теперь, в эти свeтлыя минуты, маленькия облачка помрачали счастье леди Лофтон.

Отчего Лудовик так медлителен в отношении к Гризельдe Грантли? Отчего в послeднее время он так часто стал заглядывать в пасторский дом?

А эта ужасная поeздка в Гадером-Кассль!

Что именно происходило в Гадером-Касслe, леди Лофтон не могла узнать. Мы же не связаны такою тонкою деликатностью, мы не так боимся нескромных разспросов, и можем все узнать и все повeрить читателю. Вопервых, охота с вест-барсетширскими гончими вышла пренеудачная; оказалось, что лисиц почти совсeм нeт в цeлом краю. За этим послeдовал довольно скучный обeд с герцогом. Соверби был там, и послe обeда они с лордом Лофтоном играли в билльярд. Соверби выиграл гинеи двe; этим и ограничивалось все зло, причиненное достопамятною поeздкой.

Гораздо опаснeе могли быть его частыя посeщения пасторскаго дома.

Правда, леди Лофтон не считала возможным, чтоб ея сын когда-нибудь влюбился в Люси Робартс. Люси не казалась ей достаточно привлекательною для оправдания подобных опасений. Но он может вскружить ей голову своею болтовней; эта дeвочка может вообразить себe всякий вздор, и, наконец, могут пойдти разные толки. Отчего он так зачастил к пастору, с тeх пор как у него поселилась Люси?

Вслeдствие этого, миледи не знала как приглашать к себe Робартсов. До сих пор она приглашала их очень часто, и леди Лофтон была рада как можно чаще видeть своих сосeдей. Теперь же она не знала как ей быть. Она не могла, конечно, пригласить пастора и его жену без Люси; а когда Люси была тут, Лудовик почти цeлый вечер разговаривал или играл в шахматы с нею. Это не мало тревожило леди Лофтон.

А Люси все это принимала так равнодушно, так спокойно. Сперва, когда она только-что приeхала в Фремлей, она была так застeнчива, так молчалива, она, казалось, та к была поражена и запугана величием Фремле-Корта, что леди Лофтон не могла ей отказать в сочувствии и старалась приободрить ее. Она должна была умeрять блеск своего величия, чтобы не ослeпить непривычных очей бeдной Люси. Теперь же все измeнилось. Люси могла по цeлым часам слушать молодаго лорда, и вовсе не жмурилась.

При таком положения дeл, леди Лофтон придумала два способа помочь бeдe: она поговорит либо с сыном, либо с Фанни Робартс, и тонким образом все уладит. Но сперва ей нужно было обдувать хорошенько, к кому именно обратиться.

Невозможно быть разсудительнeе Лудовика, повторяла она себe. Но с другой стороны, вряд ли бы Лудовик мог хорошенько вникнуть в такого рода дeло; к тому же, у него была особая повадка, которую он явно наслeдовал от отца — повадка закусывать удила лишь только мелькнет в нем подозрeние, что кто-нибудь вмeшивается в его дeла. Направляйте его потихоньку, не натягивая уздечки, и вы почти всегда доведете его туда, куда хотите; но только затроньте его за живое — он взовьется на дыбы, и пропало все дeло! И так, сообразив все это, леди Лофтон рeшила, что ея второй план будет лучшей вeрнeе. Я не сомнeваюсь, что леди Лофтон была права на Этот раз.

Однажды, под вечер, она позвала к себe Фанни, усадила ее в покойное кресло, настоятельно попросила снять шляпку, и вообще; показала своим обращением, что считает предстоящую бесeду дeлом весьма важным.

— Фанни сказала она,— мнe необходимо поговорят с вами сериозно, хотя мнe придется затронуть предмет довольно щекотливый.

Фаями посмотрeла на нее с удивлением.

— Надeюсь, что не случилось ничего неприятнаго, проговорила она.

— Нeт, моя милая, ничего еще не случилось... я надeюсь и даже могу сказать, увeрена в том. Но все же лучше остерегаться.

— Да, конечно, промолвила Фанни, предвидя что-нибудь не совсeм приятное, что-нибудь такое, в чем ей нельзя будет согласиться с миледи. Не мудрено, что тревожныя мысли мистрисс Робартс тотчас же обратились к мужу. И точно, леди Лофтон имeла кой-что оказать ей и на его счет, но только она отложила это до более удобной минуты. Она находила, что священнику вовсе неприлично eздить на охоту; но об этом она намeревалась поговорить несколько дней спустя.

— Вы знаете, Фанни, что мы всe очень полюбили вашу невeстку Люси.

Одних этих слов было достаточно, чтоб открыть все мистрисс Робартс; теперь она уже наперед знала все о чем должна быть далeе рeчь.

— Мнe нечего вам и говорить это, продолжала леди,— мы это довольно ясно показывали.

— Да, конечно, вы были добры как всегда.

— И не подумайте, чтоб я теперь была недовольна....

— Надeюсь, что нeт причины для неудовольствия, промолвила Фанни самым смиренным тоном, как бы извиняясь перед старою леди. Фанни одержала. одну значительную побeду над леди Лофтон, и теперь, с благоразумным вединодушием, готова была и с своей стороны дeлать уступки. Она знала, что может-быть ей скоро опять придется вступить в борьбу.

— Конечно, конечно, я и не хочу, никого винить. Но отчего бы нам с вами не поговорить откровенно обо всем, Фанни, в предупреждение всяких возможных неприятностей?

— Дeло идет о Люси?

— Да, милая, о Люси. Она отличная, милая дeвушка; ея воспитание дeлает честь ея отцу...

— Она такое утeшение для нас, леди Лофтон...

— Да, я в том увeрена: вам должно быть там приятно имeть ее подлe себя; но, однако...

И леди Лофтон невольно замялась; не смотря на все свое краснорeчие и на обычную величавость, она в эту минуту не знала хорошенько какими словами выразить свою мысль.

— Я не знаю, что бы мы стали дeлать без нея, сказала Фанни, продолжая разговор, чтобы вывести леди Лофтон из затруднения.

— Но вот в чем дeло: она и лорд Лофтон слишком часто бывают вмeстe, слишком исключительно разговаривают друг с другом. Люси может придать слишком много важности болтовнe Лудовика, а Лудовик может....

Но не так-то легко было сказать что Лудоввк мог сдeлать или подумать. Однако, леди Лофтон продолжала:

— Я увeрена, что вы поймете меня, Фанни: у вас столько такта и благоразумия. Люси умна, занимательна как нельзя больше, а Лудовик, как почти всe молодые люди, не знает, может-быть, что его вниманиям можно придать больше значения чeм сам он придает....

— Вы не думаете же, что Люси в него влюблена?

— О! нeт, конечно, я ничего подобнаго не предполагаю. если-б я думала, что дeло может дойдти до этого, я бы тотчас же попросила вас как-нибудь удалить ее. Я увeрена, что она не до такой степени безразсудна.

— Мнe вообще кажется, что между ними ровно ничего нeт, леди Лофтон.

— Я сама так думаю, моя милая, и потому ни за что не рeшусь и намекнуть об этом лорду, Лофтону. Я не хочу, чтоб он мог подозрeвать Люси в таком безразсудствe. Но все же, может-быть, лучше будет, если вы скажете ей несколько слов. В таких дeлах, знаете, лишняя предосторожность не может повредить.

— Да что же мнe сказать ей?

— Вы только ей объясните, что всякая дeвушка, которая часто разговаривает с одним и тeм же молодым человeком, подает повод к толкам, к замeчаниям; станут говорить, что она хочет завлечь лорда Лофтона. Не думайте, ради Бога, чтобы я подозрeвала ее; я слишком хорошаго о ней мнeния; я знаю, какое отличное получила она воспитание, какия твердыя у нея правила. Но непремeнно пойдут сплетни и пересуды. Вы это должны понимать, Фанни, не хуже меня.

Фанни не могла не задать себe внутренно вопроса: почему отличное воспитание и твердыя правила непремeнно должны воспретить Люси Робартс полюбить лорда Лофтона; но, конечно, она не сообщила старой леди своих сомнeний на Этот счет. Ей никогда до сих пор не приходила в голову возможность брака между лордом Лофтоном и Люси Робартс, и она не имeла ни малeйшаго желания сближать молодых людей.

В этом отношении она могла вполнe согласиться с леди Лофтон, хотя и не видeла надобности в постороннем вмeшательствe. Однако она тотчас же изявила готовность поговорить с Люси..

— Мнe кажется, что Люси ничего подобнаго и в голову не приходило, сказала мистрисс Робартс.

— Очень может-быть, очень вeроятно. Но молодыя дeвушки иногда позволяют себe влюбиться незамeтно, а потом считают себя оскорбленными именно потому, что им ничего в голову не приходило.

— Я предостерегу ее, если вы этого желаете, леди Лофтон.

— Именно, моя милая; этого только я и хотeла. Предостерегите ее, больше ничего и не нужно. Она милая, хорошая, умная дeвушка; грустно было бы, если бы что-нибудь прервало наши приятныя сношения.

Мистрисс Робартс в точности поняла смысл этого намека. Если Люси не перестанет так исключительно привлекать к себe внимание лорда Лофтони, ей придется рeже посeщать Фремле-Корт.

Леди Лофтон готова была сдeлать многое, очень многое для своих друзей Робартсов, но не могла же она пожертвовать для них всею будущностью своего сына.

Этим и кончился разговор. Мистрисс Робартс встала и простилась с леди Лофтон, обeщав поговорить с Люси.

— Вы так хорошо умeете все уладить, сказала леди, пожимая ей руку.— Я теперь совершенно спокойна, видя, что вы соглашаетесь со мной.

Нельзя сказать, чтобы мистрисс Робартс вполнe соглашалась с миледи; но она не почла нужным заявлять это.

Мистрисс Робартс тотчас же направилась домой; когда она дошла до того мeста, гдe дорога повертывает к пасторскому дому, насупротив лавочки Поджена, она увидeла лорда Лофтона, на лошади, и Люси, стоявшую подлe него. был пятый час; уже начинало смеркаться, однако она могла замeтить, что между ними шел оживленный разговор. Лицо лорда Лофтона было обращено к ней; он нагнулся к Люси. Она стояла подлe него и смотрeла ему в лицо, опираясь одною рукой на шею лошади. Мистрисс Робартс, глядя на них, не могла не сознаться, что безпокойство леди Лофтон было не совсeм лишено основания.

Но, с другой стороны, манеры Люси, когда к ней подошла мистрисс Робартс, должны были разсeять всякия такого рода опасения. Она осталась на прежнем мeстe, не отдернула руки, не обнаружила ни малeйшаго смущения; когда к ней подошла невeстка, она встрeтила ее спокойною улыбкой.

— Лорд Лофтон уговаривает меня учиться eздить верхом, сказала она.

— eздить верхом! повторила Фанни, не зная, что отвeчать на подобное предложение.

— Да, сказал он,— эта лошадь пришлась бы ей отлично; она тиха как овечка; вчера ее пробовал конюх Грегори, обернув ноги простыней, в родe дамскаго шлейфа; я нарочно усадил его на дамское сeдло.

— Я думаю, что Грегори лучше сумeет распорядиться ею чeм Люси.

— Лошадь бeжала маленькою рысцой, как будто бы цeлый вeк ходила под дамским сeдлом; рот у нея нeжный как бархат, она даже слишком слабоуэда.

— Это должно-быть значит почти то же, что нeжное сердце у человeка?

— Именно; с обоими нужно обращаться умeючи; оно может-быть не так легко, но за то и стоить труда.

— Но вы знаете, что этого умeния нeт у меня, сказала Люси.

— Что касается до лошади, то вы выучитесь в несколько дней, и я надeюсь, что вы согласитесь попробовать. Уговорите ее, мистрисс Робартс.

— Да у Люси нeт амазонки, сказала мистрисс Робартс, прибeгая к обычному в таких случаях предлогу.

— Юстиния вeрно оставила здeсь свою. Я знаю, что она всегда оставляет здeсь верховое платье, чтоб имeть его под рукой, когда приeзжает сюда.

— Люси не рeшится так распоряжаться вещами леди Мередит, договорила Фанни, почти испуганная этим предложением.

— Разумeется, об этом нечего и говорить, Фанни, сказала Люси довольно сериозным тоном.— Вопервых, я не захочу взять лошадь дорда Лофтона; вовторых, я не захочу взять плазгья леди Мередит; втретых, я слишком труслива для верховой eзды; а наконец, это невозможно и по тысячe других причин.

— Пустяки, сказах лорд Лофтон.

— Точно, пустяки, но кто же как не лорд Лофтон виноват в том, что мы говорим пустяки? возразила Люси смeясь.— Однако становится холодно, не правда ли, Фанни? Итак, мы с вами простимся.

И обe дамы, пожав ему руку, отправились домой.

Мистрисс Робартс всего больше удивлялась совершенному спокойствию и хладнокровию, которое обнаруживала Люси. С другой стороны, она не могла не замeтить, что лорда Лофтони огорчил ея отказ. Люси же говорила твердым и положительным тоном, как будто бы рeшалась разом прекратить Этот разговор.

Онe молча дошли до ворот. Тут Люси сказала смeясь:

— Можете вы представить себe, какова б я была на этой огромной лошади! Желала бы я знать, что сказала бы леди Лофтон, если-б увидeла меня на ней, и благороднаго лорда, дающаго мнe уроки верховой eзды?

— Ей бы это не совсeм понравилось, сказала Фанни.

— Не понравилось бы вовсе, я это знаю. Но я не намeрена причинить ей такое огорчение. Мнe иногда кажется, что она недовольна даже тeм, что лорд Лофтон разговаривает со мною.

— Ей неприятно, когда он с вами любезничает, Люси.

Мистрисс Робартс сказала это довольно сериозно, между тeм как Люси говорила полу-шутливым тоном. Но лишь только Фанни выговорила слово "любезничаетъ", как она уже раскаялась в нем; она почувствовала, что выражение это не совсeм справедливо. Она хотeла только объяснить золовкe, что именно не нравилось леди Лофтон, а совершенно, невольно сказала вещь неприятную для Люси.

— Любезничает, Фанни! повторила Люси, останавливаясь и пристально взглянув на свою спутницу:— хотите вы этим сказать, что я кокетничаю с лордом Лофтоном?

— Я этого не говорила.

— Или что позволяю за собою ухажрвать?

— Я не хотeла сказать вам неприятности, Люси.

— Что же вы хотeли сказать, Фанни?

— Да только это: леди Лофтон было бы неприятно, если-б он стал оказывать вам слишком явное внимание, и если-бы вы позволяли это — вот в родe этих уроков верховой eзды; вы хорошо сдeлали, что отказались

— Конечно, я отказалась; конечно, я и не думала соглашаться. Разъезжать на его лошадях! Что я сдeлала, Фанни, что вы могли подумать такую вещь?

— Вы ничего не сдeлали, милая Люси.

— Так отчего же вы завели со мной такой разговор?

— Оттого, что мнe хотeлось предостеречь вас. Вы знаете, Люси, что я вас ни в чем не виню; но вообще слишком большая короткость между молодым человeком и молодою дeвушкой — дeло опасное.

Онe молча дошли до дверей дома. Люси остановилась у порога.

— Фанни, сказала она,— пройдемся еще раз по саду, если вы не устали.

— Нeт, я не устала.

— Мнe лучше сразу понять в чем дeло.

И онe опять удалилась от дома.

— Скажите мнe откровенно, находите вы, что в моих отношениях к лорду Лофтону было что-нибудь предосудительное?

— Я думаю, что он не прочь ухаживать за вами.

— И леди Лофтон поручила вам сдeлать мнe выговор за это?

Бeдная мистрисс Робартс не знала что отвeчать. Она цeнила и любила обeих особ, замeшанных в это дeло, и столько же боялась оскорбить одну, как и другую. Главным ея желанием было уладить все к общему удовольствию и удалять повод ко всякому недоброжелательству. Однако, она не могла, не отвeчать откровенно на такой прямой вопрос.

— Она не поручала мнe никаких выговоров, Люси.

— Ну, хорошо; она просила вас прочесть мнe наставление, поговорить со мной, не так ли? Во всяком случаe, сказать мнe что-нибудь такое, что удалило бы меня от лорда Лофтона?

— Только предостеречь вас, милая Люси; вы бы не сердились на леди Лофтон, если-бы слышали что она говорила.

— Ну да, предостеречь меня. Как приятно для дeвушки, когда ее предостерегают, чтоб она не влюбилась в молодаго человeка, особливо когда он богат и знатен, и так далeе!

— Никто и не думал обвинять вас в чем бы то на было, Люси.

— Обвинять меня — нeт! Не знаю, можно ли было бы винить меня даже тогда, если-бы я точно в него влюбилась. Любопытно знать, предостерегали ль Гризельду Грантли против него? Присутствие молодаго лорда великая опасность, против нея слeдует предостеречь всех молодых дeвушек разом. Зачeм не привяжут к нему ярлыка с надписью: опасно?

Потом опять настало молчание; мистрисс Робартс чувствовала, что ей нечего больше прибавлять.

— Право, на страшном лордe Лофтонe слeдовало бы написать: "смертельный ядъ", да раскрасить его каким-нибудь особым цвeтом, чтобы кто нечаянно не отравился.

— Ну, на счет этой стклянки вы теперь в безопасности, сказала Фанни смeясь,— вас достаточно предупредили.

— Да, но не поздно ли? Что толку разсуждать, когда уж не воротишь: вeдь я так долго упивалась этим страшным ядом. А я-то, бeдная, принимала его за самый невинный порошок, годный развe от загара. Нeт ли какого-нибудь противоядия?

Мистрисс Робартс не совсeм могла понять расположение духа своей золовки; она несколько затруднялась отвeтом.

— Кажется, большаго вреда еще нeт, Люси, ни с той, ни с другой стороны.

— Ах! вы не знаете, Фанни. Но вот, если я умру,— а я, право, умру,— леди Лофтон страшно будет мучить совeсть. Зачeм она вовремя не привязала к нему ярлыка?

Потом онe вошли в дом, и каждая отправилась к себe в комнату.

В самом дeлe, трудно было понять расположение духа Люси, тeм более что она сама себe не отдавала хорошенько в нем отчета. Ей было очень тяжело подвергнуться такого роду замeчаниям по поводу лорда Лофтона. Она чувствовала, что пришел конец приятным вечерам в Фремле-Кортe, и что она уже не может говорить с ним по прежнему свободно и без смущения.

Прежде, до сближения с ним, ее как-то холодом обдавало в замке; теперь она опять почувствует Этот холод, ей постоянно будет неловко в гостиной леди Лофтон.

Но, с другой стороны, она невольно задавала себe вопрос: не была ли леди Лофтон права до нeкоторой степени? У нея достало бодрости и присутствия духа, чтобы все обратить в шутку в разговорe с невeсткой; но в душe своей она не могла несознать, что дeло это для нея вовсе не шуточное. Лорд Лофтон не то чтобы выказывал ей любовь, но в послeднее время он говорил с ней таким тоном, который не вполнe соотвeтствовал тeм спокойно-дружеским отношениям, о которых она мечтала прежде, думая, что они вполнe удовлетворят ее. Не права ли была Фанни, сказав, что такого рода дружеския отношения между молодым человeком и молодою дeвушкой опасны?

Да, Люси, очень опасны. Люси внутренно в этом созналась в тот вечер, ложась спать; и, лежа в постели с мокрыми от слез глазами, она должна была сознаться также, что, дeйствительно, ярлык появился слишком поздно, что ее предостерегли тогда, когда она уже приняла яд. Гдe найдти лeкарство? вот все, о чем оставалось ей думать теперь. Однако, на другое утро, она могла казаться совершенно спокойною, и когда Марк ушел послe завтрака, она могла опять подшучивать вмeстe с Фанни над леди Лофтон и ея стклянкой с ядом.

Глава XIV

На леди Лофтон лежала еще другая забота, именно — прегрeшения выбраннаго ею пастора. Она выбрала его, и вовсе не была намeрена от него отступиться, несмотря на всe его прегрeшения против своего сана. Вообще она не такая была женщина, чтобы легко отступиться от чего бы то ни было, тeм более от своего protégé. Одно то, что она выбрала его, было самым сильным аргументом в его пользу.

Тeм не менeе, его прегрeшения принимали в ея глазах огромные размeры, и она рeшительно не знала что дeлать. Она не рeшалась прочесть наставление лично ему самому. Если она это сдeлает, а он ее попросит заниматься своими дeлами, в чужия же не вмeшиваться (хотя бы не в этих самых словах), то в приходe произойдет разъединение, раскол; а это чуть ли не будет хуже всего. Все дeло ея жизни будет испорчено, всe пути для ея энергии будут заграждены, если она станет в неприязненныя отношения к священнику, которому поручен ея приход.

Но что ей было дeлать? В началe зимы он eздил в Чальдикотс и в Гадером-Кассль, в сообществe игроков, вигов, безбожников, кутил, приверженцев епископа Проуди. Это она простила ему; а вот теперь, в нем возгорeлась страсть к охотe, вовсе не приличная его сану. Конечно, Фанни увeряет, что он только случайно присутствовал при охотe, объезжая свой приход. Да Фанни может и не знать всего; она, как жена, даже должна всячески извинять мужа. Но леди Лофтон не так-то легко обмануть. Она очень хорошо знает, в какой части графства находится Коббольдс-Эшес. Это мeсто вовсе не принадлежит к Фремлейскому приходу, ни даже к сосeднему; напротив, это мeсто находится в западной части графства, на полупути в Чальдикотс; она слышала и про то знаменитое полевание, когда пали двe лошади, а имя пастора Робартса прославилось на вeки между барсетширскими охотниками. Леди Лофтон до точности знала все, что происходило в ея графствe.

Она знала все это, и молчала до сих пор, но тeм более сокрушалась она во глубинe своего сердца. Высказанное горе уже только вполовину горе, и когда можешь с кeм-нибудь посовeтоваться, то все надeешься, что эти совeты принесут пользу.

Леди Лофтон не раз говорила сыну, как eä жаль, что мистер Робартс стал eздить на охоту. "Всe на свeтe согласны с тeм, что это не прилично для священника," говорила она печально. Но сын вовсе не был расположен утeшать ее. "Да вeдь он собственно не охотится, говорил он, не так охотится, как я, напримeр. Да если-б и так, я в том не вижу никакой бeды. Всякому человeку нужно маленькое развлечение, будь он даже архиепископ."

— У него довольно развлечения дома, отвeчала леди Лофтон:— что же дeлает его жена или его сестра?

Впрочем она тотчас же раскаялась в этом намекe на Люси.

Лорд Лофтон вовсе не хотeл придти на помощь матери, он не хотeл даже косвенным образом отклонять викария, и каждый раз предлагал ему мeсто в своей каретe, когда отправлялся на охоту. Лорд Лофтон и Марк были товарищами с дeтства, и лорд знал, что Марку точно так же весело, как и ему, проeхаться за лисицами. Да и что же тут предосудительнаго?

Леди Лофтон не знала, может-быть, что самый сильный союзник ея — совeсть самого Марка. Не раз он крeпко призадумывался над собой, и давал себe слово не быт пастором-охотником. Да и конечно, что бы сталось со всеми его блестящими надеждами на будущее повышение, если-б он позволил себe оступиться и унизиться? Когда он обдумывал правила и обязанности священнической дeятельности и внутренно начертывал план собственной жизни, он не имел намeрения облекаться в строгий аскетизм. Он не считал нужным гремeть против танцев и карт, против театров и романов; он принимал свeт таким, каков он на дeлe, стараясь только своим учением и примeром помогать постепенному его улучшению, постепенному распространению в нем христианских начал; он не вeрил в возможность внезапных и рeзких переворотов. Он знал, что, как ни грозны будут его проповeди, как ни строга будет его собственная жизнь, удовольствия мира сего не потеряют цeны в глазах его слушателей; но он думал также, что смиренный дух, тепло-вeрующее сердце, бодрое лицо и твердая рука могут научить этих людей быть веселыми без разврата; быть набожными, не умирая для всего мирскаго.

Таковы были его убeждения, его намeрения; может-быть, иной священник обвинит их в недостаткe сериозности, но мы такого мнeния, что в них была доля мудрости,— и доля безразсудства также, конечно, как свидeтельствовали тe безпокойства, в которыя они привели его.

"Я не хочу осуждать вслух то, чего в душe не считаю дурным," говорил он себe, и таким образом рeшил, что ему не слeдует избeгать общества сосeдних помeщиков-охотников. А потом, будучи по природe своей подвержен влиянию окружающей среды, он увeрил себя мало-по-малу, что и для него самого не может быть предосудительно то, чего он не осуждал в других.

Однако совeсть подчас упрекала его, и он не раз обeщал себe впредь отказаться от охоты. К тому же, когда он возвращался с таких поeздок, ему больно было встрeчать печальный взгляд своей Фанни. Она ничего не говорила ему, она никогда не спрашивала язвительным тоном, доволен ли он своею охотой, очень ли ему было весело в Этот день; но она не могла встрeчать его разказов с обычным живым сочувствием, с тeм восторгом, с каким она принимала все, что касалось ея мужа.

Потом, под конец зимы, он еще сдeлал глупость. Он почти согласился купить у Соверби дорогую лошадь — лошадь вовсе ему не нужную, которая, по всeм вeроятиям, должна была завлечь его в дальнeйшия безразсудства. Человeк, добывший себe хорошую лошадь, не захочет, чтоб она даром eла овес в конюшнe. Если она годится в упряжь, хозяин непремeнно захочет завести себe джиг; если она лошадь верховая, счастливый обладатель будет мечтать о сворe собак.

— Марк, сказал ему раз Соверби,— мой конь что-то черезчур горяч, я с ним почти не справлюсь; вы молоды и сильны, помeняемтесь-ка на нынeшний день.

Марк согласился, и пришел в восторг от доставшейся ему лошади.

— Лошадь великолeпная, сказал он Соверби.

— Да, для человeка вашего склада, но мнe она не под-силу; и уж не такой молодец, каким был прежде. А лошадь точно отличная, особенно для охоты.

Не могу сказать в точности, каким образом рeчь зашла о цeнe великолeпной лошади, но дeло к том, что мистер Соверби объявил пастору, что он готов ее уступить за сто тридцать фунтов.

— Я, признаться, очень бы желал, чтобы вы взяли ее, сказал Соверби,— меня бы это отчасти избавило от большой заботы.

Марк посмотрeл на него с непритворным изумлением; он не мог сразу понять, что он хочет сказать этим.

— Вы знаете, я сильно боюсь, чтобы вам не пришлось рано или поздно уплачивать по этому дьявольскому векселю (Марк поморщился, должно-быть его благочестивыя уши оскорбились беззаконными словами), и мнe приятно было бы думать, что вы уже получили от меня взачет долга кой-что.

— Так вы полагаете, что мнe придется уплатить всe восемьсот фунтов?

— О нeт, конечно! Но что-нибудь вам, вeроятно, придется заплатить; и так, если вы возьмете Денди за сто тридцать фунтов, вы уже будете имeть в виду эту сумму, когда явится к вам Тозер. Право, цeна шуточная за такую лошадь; да и уплатою вам нечего будет торопиться.

Марк сперва объявил спокойно и рeшительно, что лошадь ему не нужна; но потом ему мелькнула мысль, что если уже суждено ему заплатить часть долгов мистера Соверби, то. все же лучше хоть что-нибудь с него получить; если он возьмет лошадь, то во всяком случаe он может продать ее за хорошую цeну. Ему не приходило в голову, что он через это даст мистеру Соверби право говорить, что Марк получил от него значительную часть цeнности векселя, и вообще позволит ему еще больше впутать его в свои денежныя дeла. Мистер Соверби хорошо понимал все это; он знал, что это даст ему возможность сочинить какую-нибудь правдоподобную историю, как в тот раз, когда у него было дeло с лордом Лофтоном.

— Так что же, берете вы Денди? спросил опять Соверби.

— Да право, не знаю что вам сказать, отвeчал пастор: — на что он мнe теперь, когда уже прошла пора охоты?

— Именно, мой милый друг: да и мнe-то он не нужен теперь. если-бы мы были в началe октября, а не в началe марта, он стоил бы двeсти тридцать фунтов вмeсто ста; через шесть мeсяцев вы можете взять двойную цeну за эту лошадь. Посмотрите, какия стати.

Марк стал осматривать лошадь с аккуратностью знатока; приподнял поочередно всe четыре ноги, ощупал копыта, вымeрил рукою длину нижних суставов; заглянул в глаза, в губы, принял в соображение ширину груди, крестца, форму ребер, изгиб спины, силу дыхания. Потом он отступил на несколько шагов, чтоб окинуть взглядом общий склад коня.

— Он, кажется, на ноги слаб, сказал пастор, подумав.

— О, нeт! это здeсь грунт не ровный. Проведите его подальше, Боб; вот так; теперь хорошо.

— У него есть свои недостатки, сказал Марк:— копыта не совсeм мнe нравятся. Впрочем, должно признаться, красивая лошадь.

— Еще бы! если-б она была совершенство во всех отношениях, я бы не отдал ея за сто тридцать фунтов. Да гдe же вы видeли лошадь без малeйшаго недостатка?

— Да вот, напримeр, ваша кобыла, Мистрисс Гамс.

— И она не была совершенство. Вопервых, она плохо eла. Впрочем, конечно, трудно встрeтить что-нибудь лучше Мистрисс Гамс.

Разговор о лошадях еще долго шел между двумя знатоками, при чем мистер Соверби все больше терял из виду священный сан своего собесeдника, да и Марк, казалось, часто забывал о своем священном санe. Или нeт, он не совсeм забывал о нем, но воспоминание о нем в послeднее время постоянно сопровождалось другими мучительными мыслями.

На самом сeверe восточнаго отдeла Барсетшира, находится Гоггельстокский приход, который также граничит с западным округом. Было бы может-быт не худо приложить здeсь географическую карту Барсетшира, для объяснения всех этих мeстностей. Фремлей также находится в сeверной части графства, но на самом югe большаго тракта желeзных дорог, не много ниже сворачивающаго к Барчестеру. Ближайшая к Фремле-Корту станция, Сильвербридж, принадлежит уже к западному округу графства. Гоггельсток лежит к сeверу от желeзной дороги (которая однако пересeкает часть прихода) и примыкает к Фремлею, хотя церкви находятся на разстоянии, по крайней мeрe, семи миль одна от другой. Барсетшир — вообще веселый и лeсистый край, с цвeтущими лугами, с большими древесными изгородями и дорогами, окаймленными широкою полосой свeжей, зеленой травы. Таков общий вид графства; но к сeверу вид страны измeняется; она становятся мрачна и однообразна; большия поля, как будто еще только вновь разбитыя на участки, раздeлены низенькими искусственными изгородями; видны слeды человeческаго труда, но нигдe не встрeтишь обычной красоты и живописности английской сельской жизни. В Гоггельстокe, за исключением пасторскаго дома, однe только хижины рабочих, да и это жилище не многим равнится от окружающих. Дом некрасивый, неуклюжий и тeсный; сад, окружающий его, под лад цeлому краю, более разчитан для пользы чeм для украшения; в нем насажена капуста, а не деревья; в нем растет картофель отличнаго сорта, но не видно ни цвeтов, ни даже тeни кустарника. Вообще весь Гоггельстокский приход слeдовало бы присоединить к сосeднему графству, которое вовсе не так привлекательно, как Барсетшир, что вeроятно извeстно большинству моих читателей.

Мистер Кролей, имя котораго мы уже упоминали вскользь, был гоггельстокским пастором. Что именно в первобытныя времена служило основанием распредeлению возмездия, получаемаго нашими приходскими священниками, теперь вряд ли возьмется рeшить самый глубокий знаток средневeковых церковных архивов. Что священники получали свою плату из десятины общаго приходскаго сбора, и что часть этой десятины шла на разныя другия благочестивыя дeла, как-то: исправления церковных зданий, приюты, и так далeе, об этом каждыя из нас имeет смутное понятие. Точно также нам извeстно, что ректор, будучи важным лицом, получал вою десятину сполна, за вычетом упомянутых богоугодных издержек, что викарий был чей-то намeстник, и поэтому пользовался лишь только маленькою частью десятины, будучи сам человeк маленький.

Но трудно себe представить, чтобы таким образом, даже в средние вeка, можно было установить хотя приблизительную соразмeрность между трудом и платой. Достаточно ясно, что в наше время этой соразмeрности не существует.

И какой бы поднялся крик между духовенством англиканской церкви, даже в наш вeк нововведений, если-бы какому-нибудь смeлому прогрессисту вздумалось предложить более разумное распредeление платы и труда! Пусть тe, которые знают наших священников, и жили с ними, и любят их, представят себe такой переворот! Как? священники будут получать свои доходы, не по выгодам и удобствам каждаго отдeльнаго прихода, выпавшаго на их долю (вслeдствие ли их личных достоинств, или протекции), а сообразно с дeлом, которое от них требуется? О, Доддингтон! О, Стангоп! подумайте об этом, если такая святотатственная мысль может закрасться в ваши благочестивыя души! Слыхано ли, чтобы труды духовенства были вознаграждаемы по их количеству и качеству!

Однако, как ни горестна эта мысль, можно положительно предсказать, что над духовенством висит такой переворот. Многие члены нашего духовенства точно таким образом смотрят на Этот предмет. Теперешнее распредeление приходских сборов дорого нашему сердцу, как учреждение, освященное временем, английское по преимуществу, джентльменское и живописное. Мы бы желали держаться его как можно долeе, но не можем не сознаться, что тут нами руководит чувство, а не разсудок. Весьма приятно быть окружену древними, джентльменскими и живописными учреждениями, но иногда встрeчается надобность еще в кое-чем кромe этого.

Как утeшительно было также, что один епископ получал пятнадцать тысяч в год, а другой с такого же округа не более четырех; что какой-нибудь сановник церкви мог в один год получить двадцать тысяч фунтов, между тeм как его преемнику доставалось всего пять!

Это имeло какой-то поэтически-феодальный отпечаток, и многим сгрустнулось, когда отмeнили Этот порядок вещей. Пусть говорят что хотят; для меня епископ с опредeленным жалованьем, без земли, теряет много своего величия. Приятно было думать, что есть в Англии два или три декана, которые получают до трех тысяч в год, и что старый доктор Порил владeл тремя церковными сeдалищами, из которых одно было золотое, а другия два серебряныя с позолотой! Вeдь отрадна эта мысль для преданнаго сына господствующей церкви! Золотое сeдалище!

Но епископов лишили всего этого блеска, и величие деканов стало приходить в упадок. Наш разчетливый вeк требует, чтобы тучныя церковныя земли были разбиты на множество крошечных частей, чтобы было чeм жить трудящимся священникам, и на части такия крошечныя, что священнику часто вовсе нечeм жить. А цвeтущие ректоры и викарии, с своею богатою десятиной, также скоро должны исчезнуть. Стангопу и Доддингтону остается волею или неволей помириться с утратой свeтских преимуществ. В других званиях и ремеслах людям платят за работу. Пусть будет так и с духовенством. Таков будет рано или поздно приговор какого-нибудь безчувственнаго, сухоразчетливаго парламента.

Я на Этот предмет имeю в головe своей проект, о котором впрочем не намeрен говорить здeсь, не надeясь, чтобы кто-нибудь стал меня слушать. Вообще, я только потому себe позволил это отступление, что меня навело на него положение мистера Кролея, который получал всего сто тридцать фунтов в год, имeя на руках весь Гоггельстокский приход. А приход Этот обширен. Он заключает в себe двe большия деревни, населенныя преимущественно кирпичниками, а кирпичники народ весьма безпокойный, особливо для ревностнаго пастора, который не желает, чтоб их безсмертныя души отправились прямо к чорту. В Гоггельстокe дeла довольно для двух человeк, а между тeм весь доход, назначенный священнику, ограничивается этими жалкими ста тридцатью фунтами.

Мистер Кролей был тот самый священник, о котором мистер Робартс сказал, что он едвали не считает грeхом переступить за предeлы своего прихода. Конечно, Марк Робартс хотeл этим поднять на смeх своего собрата; но нeт сомнeния, что мистер Кролей точно был человeк строгий и точный до рeзкости, человeк боявшийся только Бога да своей совeстя. Мы должны здeсь сказать слова два о мистерe Кролеe и его предыдущей жизни.

Ему было теперь лeт под сорок, но только в послeдние четыре года занимал он настоящее свое мeсто в Гоггельстокe. Первыя десять лeт своего священническаго поприща он провел куратом в каком-то диком, мрачном, холодном углу, в сeверной части Корнваллиса. Тяжелую пришлось ему вынести борьбу, трудна была его жизнь среди обязанностей плохо вознаграждаемых и часто превышавших его силы, средя бeдности, забот, болeзни, долгов и тяжких утрат. Мистер Кролей женился почти тотчас же по вступлении в духовное звание, и несколько детей родилось в этом холодном, неудобном Корнвалльском коттеджe. Он женился на дeвушкe, образованной и нeжно воспитанной, но не одаренной земным богатством. Они оба рeшились выдержать вмeстe жизненную борьбу: пренебречь свeтом и свeтскими условиями, ища опоры к одном Богe, да во взаимной любви. Они готовы былы отказаться от всех удобств жизни, от приличной одежды и нeжной пищи. Вeдь другия, живущия своим рукодeльем, издерживали не более того, что он мог получить как курат; большая часть их не имeла даже и того. Так будут жить и они, скромно и бeдно, работая, если не руками, так духом.

Так и зажили они; вся их прислуга состояла из босоногой четырнадцатилeтней дeвочки, помогавшей им в хозяйствe; первое время они не унывали, и дeла их шли успeшно. Но человeк, который походил на свeтe джентльменом, едва ли поймет как трудно перемeнить общественное положение и стать на низшую ступень в общественном порядкe; и еще менeе поймет, как тяжко возложить эту жертву на любимую жену. Есть тысяча бездeлиц, которыя человeк, в своей философии, готов назвать пустыми и презрeнными, но лишение которых подвергнет его философию самому горькому испытанию. Пусть самый неприхотливый из моих читателей припомнит, как напримeр, вставая поутру, надeвает он свой халат, и пусть сознается, как было бы ему тяжело потерпeть и в этом какое-нибудь лишение.

Потом пошли дeти. Жена ремесленника воспитывает своих детей, и часто детей здоровых и сильных, с гораздо-меньшими средствами и удобствами чeм тe, которыми располагала мистрисс Кролей; но у нея едва хватало на это сил. Не то чтоб она унывала или падала духом; она была из более-крeпкаго металла чeм ея муж; она еще держалась, когда он уже изнемогал.

А бывали такия минуты, когда он изнемогал, изнемогал совсeм — душою и тeлом. Тогда он начинал жаловаться с горечью, говоря, что слишком трудна его доля, что он падает под своим бременем, что Господь покинул его. И он по цeлым дням и недeлям сидeл у себя, не выходя за порог коттеджа, не видя никого, кромe своего семейства. Эти дни были ужасны и для него и для нея. Он сидeл неумытый, небритый, подпершись рукой, в старом своем халатe, не говори ни с кeм, почти не принимая пищи, силясь молиться, часто силясь вотще. Потом он вскакивал со стула, и в припадкe отчаяния громко взывал к Всевышнему, чтоб Он положил конец его мукe.

В такия минуты она никогда не покидала его. Одно время у них было четверо детей, и хотя вся забота о них, всe попечения нравственныя и физическия тяготeли над нею, она не прерывала своих усилий утeшить и поддержать мужа. Наконец он падал на колeни, и горячая молитва облегчала его истерзанную душу; и подкрeпившись сном, он опять принимался за свое дeло.

Но она никогда не предавалась отчаянию, ни pasy не позволила себe ослабeть. Когда-то она была хороша собою; но давно исчезли слeды этой красоты, давно стерся нeжный румянец с ея щек. Черты сдeлались рeзки, лицо осунулось; она стала худа до того, что кости почти высовывались из ея щек, локти заострились, пальцы стали похожи на пальцы скелета. Глаза ея не утратили своей живости, но они стали как-то неестественно блестящи, несоразмeрно велики для ея испитаго лица. Темныя кудри, которыя она когда-то любила зачесывать назад, как бы хвалясь тeм, что пренебрегает показывать их, теперь висeли в безпорядкe по ея плечам. Теперь ей мало было дeла до того, видят ли их, или нeт.

Будет ли он в состоянии взойдти на свою каѳедру, будет ли ему чeм прокормить четырех малюток, чeм защитить их от холода — вот что теперь поглощало ея мысли.

А там двое из них умерли; она стояла возлe него, пока он зарывал их в холодную, замерзшую землю, боясь, что он падает без чувств среди печальной работы. Он не хотeл просить помощи ни у кого — так по крайней мeрe он говорил себe, поддерживая в душe послeдний остаток гордости.

Двое мальчиков умерли, но их болeзнь была продолжительна; пошли долги. Уже давно, в продолжении послeдних пяти лeт, они мало-по-малу запутывались в долги. Кто может видeть своих детей: голодными и не брать предлагаемаго хлeба? Кто может видeть жену в самой горькой нуждe, и не искать помощи, когда помощь возможна? Итак, их опутали долги; жестокие кредиторы приставали к ним из-за какой-нибудь бездeльной суммы,— бездeльной в глазах свeта, но далеко превышавшей их средства. И опять он запирался в свою одинокую каморку, стыдясь и свeта, и самого себя.

Но неужели у такого человeка не было друзей? могут спросить. У таких людей, я полагаю, друзей бывает немного. Впрочем он не был оставлен всеми. Почти каждый год посeщал его, в его Корнвалльском куратствe, другой священник, бывший товарищ его по школe, и, сколько мог, пособлял бeдному курату и его женe. Этот друг поселялся на недeлю у какого-нибудь сосeдняго фермера, и хотя он иногда заставал мистера Кролея близким к отчаянию, он почти всегда умeл сколько-нибудь ободрить его и утeшить. Впрочем, благодeтельное влияние тут было обоюдно. Мистер Кролей, хотя подчас и ослабeвал в собственном дeлe, был всегда силен и бодр, когда дeло шло о других, и этою бодростию был часто полезен своему другу, котораго он любил всею душой. От этого друга и денежная была бы помога — небольшая конечно, потому что в то время и сам он не принадлежал к богатым и сильным мира сего,— но все достаточная для скромных нужд мистера Кролея, если-бы только он соглашался ее принять. Но уговорить его на это было не так-то легко. От денег он отказывался наотрeз; от времени до времени; при помощк жены, удавалось без его вeдома заплатить какой-нибудь должок; при случаe посылались башмачки для Китти... пока Китти не перестала нуждаться в башмачках; иногда мистрисс Кролей находила в своем опустeлом сундукe кусок сукна для Гарри и Франка, из котораго бeдная труженица шила платья обоим мальчикам; только одному из них пришлось носить эти платья — на то была воля Господня.

Так жили мистер и мистрисс Кролей в своем Корнвалльском куратствe, в постоянной борьбe с житейскими заботами. Тому, кто держится мнeния, что за честный труд слeдует честная плата, покажется жестоким, чтобы человeк работал много и получал так мало. Иные скажут конечно, что он сам виноват, женившись слишком рано. Но вопрос остается: не слeдует ли за всякий труд соразмeрное вознаграждение? Этот человeк трудился без устали, и задача его была самая тяжкая, какая только может достаться человeку; а между тeм, в продолжении десяти лeт, получал он не более семидесяти фунтов в год. Кто рeшится сказать, чтоб эта плата была соразмeрна с его трудом, будь Этот человeк женат или холост? А между тeм, столько есть людей, которые рады были бы жертвовать в пользу духовенства, если-бы только знали, как распорядиться своими деньгами. Но это вопрос многосложный, как уже сказал Марк Робартс в разговорe с мисс Данстебл.

Таков был мистер Кролей в своем Корнвалльском куратствe.

Глава XV

Но вот скромный друг мистера Кролея внезапно пошел в гору. Мистер Эребин — так звали его, прежде чeм он переименовался в доктора Эребина — долго был простым товарищем лазаревской коллегии. Наконец он получил мeсто викария сент-эвольдскаго; едва успeл он вступить в свою новую должность, как женился на молодой вдовe Больдe, которая принесла ему в приданое порядочный капитал в деньгах и землe, а в отягощение не принесла ничего кромe одного крошечнаго ребенка.

Он еще был женихом, когда его произвели в деканы барчестерские — происшествие, записанное в лeтописях эпархии и графства.

Теперь, став богат, новый декан успeл уплатить долги своего приятеля, при помощи одного хамельфордскаго законника — всего-то вышло не более каких-нибудь ста фунтов. Потом, года полтора спустя, представилась вакансия в Гоггельстокском приходe, и декан мог предложить ее мистеру Кролею. Доход здeсь состоял всего из ста-тридцати фунтов, но и это было вдвое против того, что получал он в Корнваллисe; к тому же в Гоггельстокe был дом для священника. Бeдная мистрисс Кролей, когда дошла до нея эта вeсть, подумала, что оканчивались для нея испытания бeдности. И, в самом дeлe, чeм должны были казаться сто-тридцать фунтов людям, которые в продолжении десяти лeт проживали около семидесяти?

Итак, они оставили свой мрачный, холодный угол, и поселились в другом краю, также холодном и печальном, но не до такой степени мрачном, как прежний. Они устроились кой-как, и опять началась их борьба против ожесточения человeческаго и козней дьявола. Я сказал, что мистер Кролей был человeк суровый, непривeтный; дeйствительно, он был Таков.

Надобно быть сдeлану из самаго частаго металла, чтобы не ожесточаться от постояннаго а незаслуженнаго несчастия. На мистера Кролея горе подeйствовало столько, что оставило на нем примeтные, неизгладимые слeды. Он не нуждался в обществe, считая даже грeхом обращать на него внимание. Он вeрил, что всe эти испытания ниспосланы ему Господом, и окончательно должны послужить к его же благу, но тeм не менeе они сдeлали его угрюмым, молчаливым, даже жестким. У него всегда было на сердцe чувство, что он и его близкие страдают несправедливо и слишком часто, может-быть, утeшал себя мыслью, что вeчность вознаградит его за эту несправедливость в здeшней жизни — послeдняя приманка, на которую дьявол ловит души, избeжавшия всех других его западней.

Фремлейское помeстье никакою частью своею не входило и черту Гоггельстокскаго прихода; однако леди Лофтон употребила всe старания, чтобы чeм-нибудь услужить новоприeзжим. Гоггельсток не имел своей леди Лофтон; Провидeние отказало ему даже в каком бы то ни было покровителe, и видe лорда или леди, или хоть бы простаго сквайра. Гоггельстокские фермеры были народ грубый и необразованный, нисколько не приближавшийся к разряду фермеров-джентльменов; леди Лофтон знала все это, и услышав кой-что о семействe Кролея, от мистрисс Эребин, жены декана, подлила, как говорится, масла в свои лампы, чтобы свeт от них распространялся шире и сколько-нибудь проникал в это забытое, покинутое домохозяйство.

Что касается мистрисс Кролей, то леди Лофтон никак не могла бы сказать, что участие ея и ласка были отвергнуты. Мистрисс Кролей с благодарностию принимала доказательства ея доброты: под ея рукою она снова узнала нeкоторыя удобства жизни. От приглашений в Фремле-Кори она отказалась сразу. Она знала, что мистер Кролей о том и слышать не захочет. Она отвeчала, что не чувствует себя способною пройдти через эту церемонию, прибавив, что они с мужем не могут даже рeшиться принять приглашение стараго друга, декана, настоятельно просившаго их к себe. Но тeм не менeе леди Лофтон была большим утeшением для нея; бeдная женщина чувствовала, как хорошо было имeть в сосeдствe леди Лофтон на случай нужды.

Относительно мистера Кролея задача была не так легка, но и здeсь леди Лофтон не совсeм осталась без успeха. Она разсуждала с ним о его приходe и о своем собственном; посылала к нему Марка Робартса, и мало-по-малу, до нeкоторой степени, цивилизовала дикаря. И с Робартсом он достаточно сблизился, если не подружился. Марк покорялся его авторитету в вопросах богословских или даже церковных, выслушивал его терпeливо, соглашался с ним когда мог, или с мягкостию возражал ему. Робартс имел дар со всеми ладить. Итак, благодаря леди Лофтон, завязались довольно близкия сношения между Фремлеем и Гоггельстоком, в которых участвовала и мистрисс Робартс.

И вот теперь, когда леди Лофтон так затруднялась в прискании средства как бы подeйствовать на своего неблагодарнаго пастора, ей вдруг пришло на ум обратиться к мистеру Кролею. Она знала, что он согласится с нею в этом дeлe, и не побоится прямо высказать свое мнeние собрату. Итак она послала за мистером Кролеем.

Наружностию он представлял совершенную противоположность Марку Робартсу. Он был высок и худ, слегка сутуловат, с длинными, спутанными волосами; лоб у него был высокий, лицо узкое, сeрые глубоко ввалившиеся глаза, прямой правильный нос, тонкия и выразительныя губы. Стоило только взглянуть на это лицо, чтоб увидeть в его выражении обдумчивость и мысль. И лeтом, и зимою, он носил какой-то темносeрый сюртук, застегнутый по горло, и доходивший почти до самых пят.

Он не медля отправился на зов леди Лофтон, усeвшись в ея джиг рядом с лакеем, приeхавшим за ним, с которым он во весь переeзд не перемолвил ни единаго слова. Слуга, заглянув ему в лицо, был поражен его угрюмым видом. Марк Робартс разговаривал бы с ним всю дорогу от Гоггельстока до Фремле-Корта, завел бы рeчь и о лошадях и об урожаe, а может-быть и о более-возвышенных предметах.

Леди Лофтон наконец раскрыла свою душу и повeрила мистеру Кролею свое горе, прибавляя однако безпрестанно, что мистер Робартс отличный приходский священник,— "такой пастор, какого я желала, говорила она, но он был именно так молод, мистер Кролей, когда получил Этот приход, что не успeл еще вполнe остепениться. Может-быть, я столько же виновата как и он, что так рано поставила его в такое положение."

— Конечно, вы виноваты сами, замeтил мистер Кролей, которому было, может-быть, весьма естественно отозваться несколько с горечью по этому предмету.

— Разумeется, поспeшно продолжала миледи, подавляя маленькую досаду,— но теперь этого не намeнять. Я не сомнeваюсь в том, что мистер Робартс будет вполнe достоин своего сана, он человeк с сердцем и с правилами; но и опасаюсь, чтоб он теперь не поддался искушениям.

— Я слышал, что он охотится раза два-три в недeлю; всe так говорят в околоткe.

— Нeт, мистер Кролей, не по три раза в недeлю; рeдко более одного раза, сколько я знаю. Да к тому же, и полагаю, он eздит на охоту больше для того, чтоб быть с лордом Лофтоном.

— Я не вижу, чтоб это сколько-нибудь измeнило дeло, сказал мистер Кролей.

— Это показывает по крайней мeрe, что в нем не так сильно укоренилось это пристрастие, которое я не могу не считать предосудительным гь священникe.

— Оно предосудительно во всяком человeкe, возразил мистер Кролей:— удовольствие само-по-себe жестокое и ведущее к праздности и разврату.

Леди Лофтон опять должна была сдeлать над собою усилие. Она призвала мистера Кролей, чтобы найдти в нем себe помощь, и сознавала, что было бы неблагоразумно ссориться с ним. Но ей не могло быть приятно, что увеселения ея сына называют праздными и развратными. Она всегда считала охоту самым приличным занятием для сельскаго джентльмена; она уважала охоту как древнее учреждение Англии, и барсетширская охота являлась ей чeм-то священным. Сердце у ней содрогалось всякий раз, как она узнавала о похищении лисиц, хотя без всякаго ропота допускала похищать с ея двора индeек. Каково же было ей слышать такой жесткий приговор из уст мистера Кролея, когда она во все не намeрена была спрашивать его мнeния по этому предмету. Тeм не менeе она скрыла свой гнeв.

— Во всяком случаe, оно неприлично для священника, сизала она.— И как мнe извeстно, что мастер Робартс очень дорожит вашим мнeнием, то, я надeюсь, вы ему посовeтуете бросить эту забаву. Ему могло бы быть неприятно, если-б я лично вмeшалась в это дeло.

— без сомнeния, сказал мистер Кролей.— Не дeло женщины давать совeты священнику в подобном случаe, если только она не находится к нему в особенно-близких отношениях, как мать, жена или сестра.

— Но знаете ли, живя в одном приходe и будучи может-быть...

"Главным в нем лицом и первым по влиянию," могла бы сказать леди Лофтон, если-бы вполнe выразила свою мысль, но она остановилась вовремя. Она уже рeшила, что каково бы ни было ея влияние и значение в приходe, не ей слeдует говорить с мистером Робартсом о его грeховных привычках, и она не поддалась невольному искушению доказывать, что ей то и слeдует с ним говорить.

— Да, возразил мистер Кролей,— именно так. Все это ему дает право обратиться к вам с совeтами и наставлениями, если он найдет что-нибудь предосудительное в вашем образe жизни, но вовсе не оправдывает такого вмeшательства с вашей стороны.

Вынесть это было уж черезчур трудно для леди Лофтон. Она прилагала всe старания, чтобы как-нибудь поправить чужия погрeшности, в то же время заботясь о том, чтобы не оскорбить грeшника, не задeть его самолюбия, а вот Этот суровый помощник, призванный ею самою, почти обвиняет ее в заносчивости и властолюбии. Она сама нeкоторым образом признала слабость своего положения относительно своего приходскаго священника, обратясь за помощью к мистеру Кролею; но зачeм же и попрекать ее этою слабостью?

— Хорошо, сэр; надeюсь, что мой образ жизни не подаст повод к наставлениям; но это к дeлу не относится. Вот что я желаю знать: согласитесь ли вы поговорить с мистером Робартсом?

— Непремeнно, отвeчал он.

— Так я вам буду весьма благодарна. Но, прошу вас, мистер Кролей, не забывайте, что мнe было бы крайне прискорбно если-бы вы обошлись с ним слишком жестко. Он отличный молодой человeк, и...

— Леди Лофтон, если я возьмусь за это дeло, то буду поступать по совeсти и употреблять такия выражения, какия мнe в ту минуту внушит Всевышний. Смeю надeяться, что я не жесткий человeк; но, вообще, я считаю более чeм безполезным высказывать истину не вполнe.

— Конечно, конечно.

— Когда уши так изнeжены, что не захотят выслушать правду, то почти всегда душа бывает так испорчена, что не захочет ею воспользоваться.

И мистер Кролей встал с тeм чтобы проститься.

Но леди Лофтон настояла на том чтоб он позавтракал с нею. Он замялся, и повидимому рад был бы отказаться, но тут уж леди Лофтон поставила на своем. Может-быть, она не способна давать совeты пастору касательно исполнения его духовных обязанностей; но в дeлe гостеприимства она знала как ей поступать. Она не хотeла допустить, чтобы мистер Кролей уeхал домой, не откушав чего-нибудь, и достигла смой цeли: сам мистер Кролей когда дeло дошло до холоднаго ростбифа и горячаго картофеля, потерял всю свою величественность и сдeлался смирен, покорен, почти робок. Леди Лофтон посовeтовала ему выпить мадеры вмeсто хереса, и он сразу согласился, да правду сказать, не слишком-то замeтил разницу. Потом, в джигe оказалась корзинка с цвeтною капустой для мистрисс Кролей; он рад был бы оставить ее, да не посмeл. Ни слова не было сказано о том, что под капустой скрывалась банка мармалада для детей: леди Лофтон знала, что банка дойдет до своего назначения и без содeйствия; Итак, мистер Кролей наконец вернулся домой в Фремлекортском джигe.

Дня три-четыре спустя, он отправился к Марку Робартсу. Он нарочно выбрал субботу, узнав что в Этот день охоты не бывает, и вышел пораньше, чтобы навeрное застать мистера Робартса. И точно, он не опоздал, потому что в ту минуту как он показался у дверей, викарий с женою и сестрой только что садились за завтрак.

— А, Кролей! воскликнул Марк прежде чeм тот успeл выговорить слово:— вот отлично!

Он усадил его в кресло, а мистрисс Робартс налила ему чаю и Люси передала ему тарелку с прибором, прежде чeм он мог придумать каким образом объяснить свое неожиданное появление.

— Вы меня извините, если я вас обезпокоил, пробормотал он.— Но мнe нужно поговорить с вами о дeлe.

— С удовольствием, возразил Марк,— но ничeм лучше нельзя приготовиться к дeлу как добрым завтраком. Люси, передайте мистеру Кролею хлeб с маслом. Яйца, Фанни? Гдe же яйца?

И Джон, в ливреe, принес свeжих яиц.

— Вот теперь хорошо. Я всегда eм яйца горячия и вам совeтую то же, Кролей.

На все это, мистер Кролей не отвeчал ничего, и повидимому чувствовал себя не в своей тарелкe. Кто знает может-быть, в его головe мелькнула мысль о разницe между этим завтраком и тeм, который он оставил у себя на столe, может-быть в нем шевельнулся вопрос: какая же причина такой разницы? Но во всяком случаe, то была мысль мимолетная; другия дeла занимали его ум в эту минуту. Когда кончился завтрак, Марк попросил его к себe в кабинет.

— Мистер Робартс, начал Кролей, садясь на самый неуютный стул в концe красиво-убраннаго письменнаго стола, между тeм как Марк расположится в мягком креслe у caмаго камина,— меня привело сюда неприятное дeло.

Марку тотчас же пришел на ум вексель, данный мистеру Соверби; потом он вспомнил, как мало вeроятности, чтобы Кролей был тут замeшан.

— Но, как собрат по сану, как человeк искренно вас уважающий и желающий вам добра, я почел долгом это дeло взять на себя.

— Какое же дeло, Кролей?

— Мистер Робартс, люди говорят, что ваш настоящий образ жизни не приличен поборнику свeта Христова.

— Люди говорят! Какие люди?

— Люди вас окружающие, ваши собственные сосeди, тe, которые слeдят за вашею жизнью и знают всe ваши поступки; которые ищут в вас наставника и руководителя, а находят вас в сообществe конюхов и псарей, в вихрe самых пустых, самых праздных забав; которые ждут от вас примeра благочестивой жизни, и обмануты в своем ожидании.

Мистер Кролей прямо приступил к самому корню дeла, и этим несколько облегчил себe тягостную задачу; он не видeл пользы в длинных приготовлениях.

— И эти люди прислали вас ко мнe?

— Никто не прислал меня и не мог прислать. Я пришел высказать вам свое собственное мнeние, а не чье-либо другое. Но я упомянул о людях вас окружающих, потому что перед ними главныя ваши обязанности. Не почитаете ли вы обязанностью перед ближними вести чистую, благочестивую жизнь, не почитаете ли вы это еще более обязанностью перед Отцом Небесным? А теперь я осмeлюсь спросить вас, точно ли вы прилагаете всe старания, чтобы вести такую жизнь?

И он остановился в ожидании отвeта.

Странный он был человeк; такой смиренный и тихий, такой неловкий и робкий в обыкновенных дeлах жизни, но безстрашный и непоколебимый, почти краснорeчивый, лишь только касался того предмета, которому посвятил всю свою жизнь. Марк едва мог выдержать взгляд его впалых, сeрых глаз. И вот, он повторил свои послeдния слова:

— Смeю вас спросит, мистер Робартс, употребляете вы всe старания, чтобы вести такую жизнь, какая прилична священнику в средe его прихожан?

И опять он остановился ожидая отвeта.

— Немногие из нас, проговорил Марк тихим голосом,— могут утвердительно отвeчать на такой вопрос.

— Но думаете ли вы, что многим будет также трудно отвeчать на него, как вам? Да положим, что так; неужели вы, человeк молодой, энергический, богато одаренный, захотите причислить себя к этим многим? Захотите ли вы явиться отступником, послe того как взяли на себя божественный крест нашего Спасителя? Скажите, что так, и я вас тотчас же оставлю, потому что ошибся в вас.

Опять настало молчание, потом он продолжал:

— Говорите, брат мой; откройте мнe свою душу, если возможно.

И встав с мeста, он подошел к Марку и положил ему руку на плечо, с любовью глядя на него.

Сперва Марк, потягиваясь в своем креслe, хотeл было намекнуть почтенному собрату, что лучше бы ему заниматься своими собственными дeлами. Но вскорe у него исчезла из головы всякая подобная мысль. Он невольно приподнялся из своего лeниваго, полулежачаго положения, и оперся локтями на стол; услышав послeдния слова, он опустил голову и закрыл лицо руками.

— Грустно такое падение, продолжал Кролей,— вдвойнe грустно, потому что подняться так трудно. Но не может быть, чтобы вы согласились стать в ряд с тeми легкомысленными грeшниками, которых вы, по назначению вашему, должны обращать на истинный путь. Вы предаетесь праздности и разгулу, вы спокойно разъезжаете на охоту с богохулителями и развратниками, а между тeм вы стремились к исполнению своего высокаго призвания, так часто и так хорошо говорили об обязанностях служителя Христова; а между тeм вы, в гордости своей, можете разбирать самые тонкие вопросы нашей вeры, как будто бы самых общих, простых ея заповeдей, не достаточно для вашей дeятельности! Не может быть, чтобы, во всех ваших горячих спорах, я имел дeло с лицемeром!

— Нeт, не с лицемeром, не с лицемeром, проговорил Марк, и в голосe его дрожали слезы.

— Так с отступником? Так ли я должен вас называть? Нeт, мистер Робартс, вы не отступник и не лицемeр, а человeк, споткнувшийся во мракe и поранивший себя о камни. Пуст Этот человeк возьмет въруку свeтильник, и осторожно пойдет между терний и камней, осторожно, но твердо и безбоязненно, с християнским смирением, как должно всякому совершать свой путь в этой юдоли слез.

И прежде чeм Робартс мог остановить его, он поспeшно вышел из комнаты и, не простясь с прочими членами семейства, отправился домой как пришел, пeшком, по грязи, пройдя таким образом в это утро четырнадцать миль, чтоб исполнять взятое им на себя поручение.

несколько часов мистер Робартс не выходил из своего кабинета. Оставшись один, он запер дверь на ключ, и сeл у стола, раздумывая о настоящей своей жизни. Около одиннадцати часов к нему постучалась жена, не зная здeсь ли еще гость; никто не видeл как ушел мистер Кролей Но Марк веселым голосом попросил ее не прерывать его занятий.

Будем надeяться, что его размышления послужили ему в пользу.

Будем надeяться, что эти часы раздумья не пропали для него даром.

Глава XVI

Охотничий сезон приближался к концу; великие и сильные барсеширскаго мира начинали подумывать о лондонских увеселениях. Мысль об этих увеселениях всегда неприятно дeйствовала на леди Лофтон; она охотно проводила бы круглый год в Фремле-Кортe, если-бы, по разным важным причинам, не считала своею обязанностью ежегодно побывать в столицe. Всe прежде-почившия леди Лофтон, и вдовствующия и замужния, постоянно провожали сезон в Лондонe, пока старость или болeзнь совершенно не отнимали у них сил, а иногда даже и послe этого срока. Притом, она полагала, и может быть довольно справедливо полагала, что она каждый год приносит с собою в деревню какие-нибудь плоды подвигающейся цивилизации. И в самом дeлe, могли ли бы иначе проникать во глубину селений новые фасоны женских шляпок и лифов? Иные думают, конечно, что новeйшим фасонам и не слeдует распространяться дальше городов; но такие люди если-б они были вполнe послeдовательны, должны бы сожалeть о времени, когда пахари раскрашивали себe лицо красною глиной, а поселянка одeвалась в овечьи шкуры.

По этим и по многим другим причинам, леди Лофтон постоянно отправлялась в Лондон около середины апрeля и оставалась там до начала июня; но для нея довольно тягостно тянулось это время. В Лондонe она не играла видной роли. Она никогда не добивалась такого рода величия, никогда не блистала в качествe дамы-патронессы или законодательницы моды. Она просто скучала в Лондонe, и не принимала участия в городских развлечениях и интересах. Самыя счастливыя минуты ея были тe, когда она получала извeстия из Фремлея, или писала туда, спрашивая новых подробностей о мeстных событиях.

Но на Этот раз ея поeздка имeла цeль особенно близкую ея сердцу. У ней должна была гостить Гризельда Грантли, и она намeревалась употребить всe старания, чтобы сблизить ее с сыном. План кампании был слeдующий: архидьякон и мистрисс Грантли должны отправиться в Лондон на один мeсяц, взяв с собою Гризельду; а потом, когда они вернутся в себe в Шанстед, Гризельда поселится у леди Лофтон. Это распоряжение не вполнe удовлетворяло леди Лофтон: она знала, что мистрисс Грантли, не так рeшительно устраняется от клики Гартльтопов, как бы слeдовало ожидать послe семейнаго трактата заключеннаго между ею и миледи. Но, с другой стороны, мистрисс Грантли могла извинить себя непростительною медленностью, с которою лорд Лофтон вел свои дeла относительно ея дочери, и необходимостью имeть в виду и другое прибeжище, в случаe неудачи с этой стороны. Неужели до мистрисс Грантли дошли слухи об этой злополучной платонической дружбe между лордом Лофтоном и Люси Робартс?

Под самый конец марта пришло письмо от мистрисс Грантли, которое еще увеличило безпокойство леди Лофтон и ея желание перенестись поскорeе на самыя театр войны, чтоб имeть Гризельду Грантли в собственных своих руках. Послe нeкоторых общих извeстий о Лондонe и лондонском обществe, мистрисс Грантли перешла к семейным дeлам.

"Не могу не сознаться," писала она с материнскою гордостью и материнским смирением, "что Гризельда имeет большой успeх. Ее приглашают безпрестанно, гораздо чаще чeм я могу вывозить ее, а иногда и в такие дома, гдe я бы вовсе не желала бывать. Я не могла отказаться повезти ее на первый бал к леди Гартльтоп, потому что во весь Этот сезон ничего не будет подобнаго; конечно, когда она будет с вами, милая леди Лофтон, об этом домe и помину не может быть. Я сама бы туда не поeхала, если-бы дeло касалось одной меня. Герцог конечно был там, и я право удивляюсь, что леди Гартльтоп не ведет себя осторожнeе в собственной своей гостиной. Очевидно, что лорд Домбелло очень занят моею Гризельдой, гораздо более даже чeм я могла бы желать. Конечно, она так благоразумна, что не даст вскружить себe голову — но сколько молодых дeвушек моглы бы увлечься вниманияни такого человeка! Вы знаете, что маркиз уже очень слаб, а говорят, что с тeх пор как возгорeлась у него эта страсть к постройкам, ланкаширское помeстье приносит около двух сот тысяч фунтов в год!! Я не думаю, чтобы лорд Домбелло сказал что-нибудь особенное Гризельдe. Впрочем мы кажется, вообще свободны от каких бы то ни было обязательств. Но он всегда ищет случая танцовать с ней, и я постоянно замeчаю, как ему бывает не приятно и неловко, когда она встает танцовать с кeм-нибудь другим. В самом дeлe, нельзя было без жалости смотрeть на него, вчера на балe, у мисс Данстебл, когда Гризельда танцовала с одним из наших друзей. Но она была очень интересна в Этот вечер; рeдко бывала она так оживлена."

Все это, и многое тому подобное в том же письмe, пробудило в леди Лофтон желание поскорeе переeхать в Лондон. Положительно вeрно было то, что Гризельда Грантли не будет уже видeть лживаго величия леди Гартльтоп, когда будет выeзжать в свeт под покровительством леди Лофтон. И миледи удивлялась, как мистрисс Грантли могла повезти свою дочь в такой дом.

Весь свeт знал леди Гартльтоп и ея отношения к герцогу Омниум. Извeстно было, что только в ея домe можно было постоянно встрeчать его. По мнeнию леди Лофтон, повезти туда молодую дeвушку — все тоже что повезти ее в Гадером-Кассль. Итак леди Лофтон несколько досадовала на свою приятельницу, мистрисс Грантли. Но не подозрeвала она, что письмо было написано именно с тeм, чтобы пробудить это чувство досады, именно с цeлью заставить миледи принять рeшительныя мeры. Надо сознаться, что в такого рода дeлe мистрисс Грантли была искуснeе леди Лофтон. Союз Лофтоно-Грантлийский она считала лучшим для себя, потому что в ея глазах деньги не составляли всего. Но если ему не суждено состояться союз Грантли-Гартльтопский также имeет свои выгоды. Как pis-aller он даже вовсе не дурен.

Отвeт леди Лофтон был самый ласковый. Она душевно радовалась тому, что ея милая Гризельда веселится; намекала, что лорд Домбелло извeстен всему свeту за дурака, а его мать за женщину вполнe достойную своей репутации; потом она прибавляла, что обстоятельства заставляют ее приeхать в Лондон четырьмя днями раньше чeм она предполагала, и выражала надежду, что ея дорогая Гризельда тотчас же переселится к ней. Лорд Лофтон, писала она, хотя у него особая квартира, обeщал проводить с нами все время, свободное от парламентских занятий.

О леди Лофтон, леди Лофтон! Пришло ли вам в голову, когда вы писали эти послeдния строки, желая по сильнeе подeйствовать на вашу любезную приятельницу, что вы, по просту сказать — солгали? Или вы забыли, как вы сказала вашему сыну самым нeжным, материнским голосом: "Лудовик, а надeюсь, что ты будешь почаще у нас бывать в Брутон-стритe. Гризельда Грантли будет у меня гостить, а надо же нам постараться, чтобы она не соскучилась; не правда ли?" А он развe не отвeтил вам с нeкоторым нетерпeнием: "Конечно, мама" а тотчас же потом вышел из комнаты не в самом любезном расположении духа? Развe было, хотя единым словом, упомянуто о парламентских занятиях? О леди Лофтон! Сознайтесь, что вы солгали вашему любезному другу!

В послeднее время мы стали очень взыскательны к нашим дeтям относительно истины; страшно взыскательны, если принять в соображение естественное отсутствие нравственной твердости в возрастe десяти, двeнадцати или четырнадцатилeтнем. Но я не замeчаю, чтобы мы, люди взрослые, в такой же мeрe требовали от самих себя правдивости. Боже упаси, чтобы я возставал против развивания правдивости в дeтях; я говорю только, что в них неправда извинительнeе чeм в их родителях. Такого рода маленький обман, какой позволила себe леди Лофтон, обыкновенно считается весьма позволительным для взрослых людей; но тeм не менeе, нельзя не сознаться, что она в нeкоторой мeрe пожертвовала истиной для личных своих видов. Предположим, что какой-нибудь мальчик написал из школы, что другой мальчик обeщался приeхать к нему погостить, между тeм как тот и не думал давать такого обeщания; какому строгому порицанию подвергся бы бeдняжка со стороны родных и наставников!

Вышеприведенный разговор между леди Лофтон и ея сыном — в котором не было и помину о парламентских занятиях — происходил наканунe отъезда молодого лорда в Лондон. Он на Этот раз, конечно, был не в самом лучшем расположении духа и не слишком-то любезно отвeчал матери. Он вышел из комнаты, лишь только мать завела рeчь о мисс Грантли; и в Этот же вечер, когда леди Лофтон, не совсeм может-быть кстати, сказала несколько слов о красотe Гризельды, он хладнокровно замeтил, что от ней "Темза не загорится ".

— Не загорится! повторила леди Лофтон обиженным тоном.— Да, я знаю этих барышень, от которых, по вашему мнeнию, Темза загорится; онe не знают, что такое помолчать, онe будут болтать если не громко, так шепотом. Я их терпeть не могу, да и тебe, я увeрена, в душe не могут онe нравится.

— Ну, что касается до души, то это статья особая.

— Гризельда Грантли отлично воспитанная дeвушка, мнe очень приятно будет вывозить ее в Лондонe; я увeрена, что и Юстиния будет рада с нею выeзжать.

— Именно, сказал лорд Лофтон:— она придется как нельзя лучше для Юстинии.

Это было уж чрезчур зло со стороны лорда Лофтона, и мать его тeм более огорчилась, что поняла из его слов рeшительное намeрение отказаться от Лофтоно-Грантлийскаго союза. Она знала наперед, что это случится непремeнно, если только он догадается о маленьком заговорe, составленном против него, а теперь он, кажется, о нем догадался. А то, каким образом объяснить эту насмeшку над сестрой и Гризельдой Грантли?

Нам придется здeсь прервать нить нашего разсказа и вернуться несколько назад, чтоб описать маленькую сцену в Фремлеe, которая объяснит досаду лорда Лофтона и его нетерпeливые отвeты матери. Эта сцена произошла спустя дней девять послe описаннаго нами разговора между Люси и мистрисс Робартс, и, в продолжении этих десяти дней, Люси не позволила себe ни разу завлечься в особенный разговор с молодым лордом. В Этот промежуток времени она один раз обeдала в Фремле-Кортe и провела там вечер; лорд Лофтон также заходил раза три в дом священника и отыскивал ея в мeстах, гдe она обыкновенно прогуливалась; но между ними ни разу не возобновились прежние непринужденные разговоры, с тeх пор как леди Лофтон намекнула мистрисс Робартс на свои опасения.

Лорд Лофтон сильно скучал этою перемeной. Сперва он считал ее чисто случайною и не искал ей никакого объяснения. Но, по мeрe того как приближалось время его отъезда, ему стало казаться странным, что он никогда уже не слышит голоса Люси иначе как в отвeт на какое-нибудь замeчание его матери или мистрисс Робартс. Тогда он рeшился переговорить с нею перед отъездом и добиться причины внезапнаго охлаждения.

С этим намeрением он раз отправился в дом священника, перед самым тeм вечером, когда мать раздражила его неумeстными похвалами Гризельдe Грантли. Он знал, что Робартса дома нeт, а что мистрисс Робартс в эту самую минуту занята с его матерью составлением списка всех бeдных, на которых слeдует обратить особое внимание в отсутствие леди Лофтон. Пользуясь этим, он прямо вошел в сад; равнодушным голосом спросмл у садовника, дома ли кто нибудь из дам, и остановил бeдную Люси на самом порогe.

— Вы уходите или возвращаетесь, мисс Робартс?

— Признаюсь, я собиралась уйдти, отвeчала Люси, и стала раздумывать как бы избeгнуть продолжительнаго свидании.

— Собирались уйдти? Не знаю, могу ли я вам предложить...

— Не думаю, лорд Лофтон... я иду к очень близкой нашей сосeдкe, мистрисс Подженс. Вряд ли вы имeете особую надобность видeть мистрисс Подженс или ея малютку.

— А вам непремeнно нужно видeть их?

— Да, особенно малютку. Малютка Подженс — славный человeчек; ему всего два дня от роду.

И, с этими словами, Люси сдeлала несколько шагов вперед, как бы не желая продолжать разговор на порогe.

Он слегка нахмурился, замeтив это, и внутренно рeшился поставить на своем; неужели ему безмолвно уступить такой дeвушкe как Люси? Он пришел сюда, чтобы с нею. переговорить и добиться этого разговора. Их отношения были достаточно коротки, чтобы дать ему право потребовать у нея объяснения.

— Мисс Робартс, сказал он,— я завтра eду в Лондон; мнe грустно было бы уeхать не простясь с вами.

— Прощайте, лорд Лофтон, сказала она, глядя на него с прежнею, живою, ласковою улыбкой.— Не забудьте, что вы мнe обeщали провести в парламентe закон для охранения моих цыплят.

Он взял ея руку, но не одного этого ему хотeлось.

— Мистрисс Подженс и малютка вeрно могут подождать минут десять. Я вас не увижу в продолжении нeскольких мeсяцев, а вы скупитесь удeлить мнe времени для двух слов.

— Ни даже для сотни слов, если это может быть вам приятно, возразила она, и весело пошла с ним в гостиную.— Я не хотeла задерживать вас, потому что Фанни дома нeт.

Она казалась гораздо спокойнeе, гораздо непринужденнeе его. Внутренно она дрожала при мысли о том, что он мог сказать ей; но она пока не обнаруживала ни малeйшаго волнения, удастся ли ей выслушать его, с таким же спокойным видом?

Он хорошенько не знал, с чего именно начать Этот разговор, котораго он так настоятельно добивался. Он вовсе не рeшил в своем умe, что он любит Люси Робартс, или что, любя ее, он предложит ей свою руку; он в этом отношения не имел никаких намeрений, ни дурных ни хороших; он, правду сказать, никогда и не размышлял об этом. Он незамeтно убeдился, что она очень мила, что очень приятно разговаривать с нею, тогда как разговор с Гризельдою Грантли и со многими другими знакомыми ему дeвушками часто оказывался довольно тягостною задачей. Минуты, проведенныя с Люси, всегда оставляли в нем приятное впечатлeние; он сам себя чувствовал как-то умнeе в ея обществe, с ней как-то легче и лучше говорилось о предметах, стоящих разговора; и, таким образом, он мало-по-малу привязался к Люси Робартс. Он никогда не задавал себe вопроса, была ли его привязанность платоническая или не платоническая; но в послeднее время он говорил ей такия вещи, которым любая молодая дeвушка могла бы придать вовсе неплатонический смысл. Он не падал к ея ногам, не клялся, что сгорает от любви к ней; но он пожимал ея руку, как жмут руку только у любимой женщины; он говорил с ней откровенно о себe, о своей матери, о сестрe, о друзьях; он называл ее своим другом Люси.

Все это было отрадно ея душe, но также и опасно. Она часто повторяла себe, что ея чувство к молодому лорду не что иное как простая, откровенная дружба, такая же, какую питает к нему ея брат; она хотeла пренебречь холодными насмeшками свeта над подобными отношениями. Но теперь она сознала, что в этих холодных насмeшках есть доля истины, и рeшилась положить конец слишком большой короткости с лордом Лофтоном. Она дошла до этого заключения, между тeм как он еще не дошел ни до какого, и, в таком настроении, он пришел к ней с цeлью возобновить опасныя отношения, которыя она имeла благоразумие прекратить.

— Так вы eдете завтра? сказала она, когда они вошли в гостиную.

— Да, я отправляюсь с ранним поeздом, и Бог знает когда мы опять свидимся.

— Будущею зимой, я полагаю?

— Да, вeроятно дня на два или на три. Не знаю, проведу ли я здeсь другую зиму. Вообще, трудно человeку сказать наперед, куда его забросит судьба.

— Да, конечно; особенно такому человeку, как вы. Вот я так принадлежу к разряду неперелетных.

— И очень жаль.

— Нисколько не благодарю вас за это сожалeние; кочевая жизнь нейдет для молодых дeвушек.

— Не всe, должно-быть, такого мнeния. На бeлом свeтe то и дeло встрeчаются одинокия и независимыя молодыя женщины.

— И вы вeроятно не позволите их?

— Нeт, напротив; мнe нравится все, что выходит из общепринятой старообрядной колеи. Я бы тотчас же сдeлался отявленным радикалом, если-бы не боялся привести в отчаяние мать.

— Это, конечно, было бы хуже всего, лорд Лофтон.

— Вот отчего я так вас полюбил, продолжал он: вы сами не держитесь общепринятой колеи.

— Будто бы?

— Да, вы идете себe прямо перед собой, собственным своим шагом, а не дeлаете зигзагов, слeпо слeдуя тропинкe, протоптанной вашею старою прабабушкой;

— А знаете ли, я сильно подозрeваю, что прабабушкина тропинка самая вeрная и лучшая? Я не слишком еще удалилась от нея, и намeрена к ней воротиться.

— Это невозможно! Цeлый полк старух, вооруженных своими предразсудками, не заставить вас воротиться.

— Правда, лорд Лофтон, но одна...— и она остановилась. Она не могла ему сказать, что одна любящая мать, тревожившаяся о своем единственном сынe, произвела Этот переворот. Она не могла ему объяснить, что незамeтное отступление от общепринятой колеи уже разрушило ея душевный покой, и превратило ея счастливую, ясную жизнь в постоянную, мучительную борьбу.

— Я знаю, что вы стараетесь воротиться назад, сказал он.— Неужели вы думаете, что я не вижу ничего? Люси, вспомните, что мы с вами были друзья — мы не должны разстаться так. Моя мать женщина примeрная; я говорю не шутя, примeрная во всех отношениях; и любовь ея ко мнe — совершенство материнской любви.

— Да, да, вы правы я так рада, что вы это сознаете.

— Мнe непростительно было бы не сознавать этого; но, тeм не менeе, я не могу допустить, чтоб она мною руководила во всем; я не ребенок.

— Найдете ли вы, кто бы вам мог лучше посовeтовать?

— Однако, я должен сам распоряжаться собою. Я не знаю, совершенно ли справедливы мои предположения, но мнe кажется, что она причиной внезапнаго охлаждения между мною я вами. Скажите, не так ли?

— Она, не сказала мнe ни слова, проговорила Люси и лице ея покрылось ярким румянцем, но голос ея остался так же тверд, манеры так же спокойны.

— Но вeдь я не ошибся? Я знаю, что вы мнe скажете правду.

— Я вам ничего не могу сказать об этом предметe, лорд Лофтон. Мнe не слeдует говорить с вами об этом.

— А! понимаю, проговорил он, вставая с мeста и опираясь на камин.— Она не хочет предоставить мнe выбирать собственных моих друзей, собственной моей....

Но он не окончил.

— Зачeм вы мнe говорите все это, лорд Лофтон?

— Так, значит, я не имeю права выбирать себe друзей, хотя бы они принадлежали к лучшим и благороднeйшим созданиям в мирe. Люси, неужели между нами все кончено? Я знаю, что когда-то вы были хорошо расположены ко мнe.

Ей пришло на ум, что с его стороны не совсeм великодушно таким образом выспрашивать ее и взваливать на нее всю тягость объяснения, которое сдeлалось теперь неизбeжным. Однако нужно было отвeчать прямо, и, с Божией помощию, она надeялась найдти в себe силу сказать правду.

— Да, лорд Лофтон, теперь, как и прежде, я к вам хорошо расположена. Под этим словом вы разумeете нeчто более чeм обыкновенныя отношения между дeвушкой и мущиной, не связанными родством и знакомыми с таких недавних пор как мы?

— Да, гораздо более, отвeчал он с силой.

— Нeчто короче этих отношений?

— Да нeчто ближе, и тeснeе, и теплeй, нeчто более достойное двух человeческих душ, которыя оцeнили друг друга!

— Такое расположение, теплeе обыкновеннаго, я чувствовала к вам, и должна была раскаяться. Подождите. Вы меня заставили говорить, не прерывайте же меня теперь. Неужели вы в душe не сознаете, что было бы лучше мнe не сворачивать с тропинки, пробитой тeми мудрыми прабабушками, о которых вы только-что говорили? Но мнe весело было слeдовать собственному влечению. Мнe приятно было то чувство независимости, с которым я открыто признавала свою дружбу с таким человeком как вы. Сама разница наших положений, вeроятно, придавала ей несколько прелести.

— Пустяки!

— Что-ж дeлать! Это правда, я это сознаю теперь. Но как посмотрит свeт на такия отношения?

— Свeт!

— Да, свeт. Я не в силах, подобно вам, пренебрегать его суждениями. Свeт скажет, что я, сестра пастора, вздумала ловить молодаго лорда, а молодой лорд одурачил меня.

— Свeт не может этого сказать, с жаром воскликнул лорд Лофтон.

— Да, но он это скажет; вы не можете ему зажать рот, точно также как король Канут не мог остановить волн. Благоразумное вмeшательство вашей матери спасло меня от подобнаго унижения; теперь я могу только просить вас не испортить ея дeла.

И она встала, как бы для того чтобы прямо отправиться к мистрисс Подженс и ея малюткe.

— Подождите, Люси! сказал он, становясь между ею и дверью.

— Вы не должны больше называть меня Люси, лорд Лофтон:— я была безразсудна дозволив вам это в первый раз.

— Нeт, клянусь небом, я добьюсь права называть вас Люси в глазах цeлаго свeта! Люси, милая, дорогая моя Люси, мой друг, моя избранная, вот моя рука; нечего мнe и говорить, как давно принадлежит вам мое сердце.

Побeда осталась на ея сторонe, и, без сомнeния, она почувствовала торжество. Не красота ея, а живой ум, говорящия уста, привлекли его к ней, и теперь он должен был сознаться, что ея власть над ним безгранична. Он всeм готов был жертвовать, скорeе чeм разстаться с ней. Она внутренно торжествовала; но ничто на ея лицe не обнаружило этого торжества.

С минуту она оставалась в нерeшимости, что ей дeлать теперь. Он доведен до этого объяснения не любовью, а смущением. Она упрекнула его злом, которое он ей причинил; а он, в порывe великодушия, захотeл поправить это зло самою большою жертвой, какую только мог принесть. Но Люси Робартс не такая была дeвушка, чтобы принять эту жертву.

Он сдeлал шаг вперед и протянул руку, чтобы ее обнять, но она отступила назад.

— Лорд Лофтон! сказала она.— Когда вы будете хладнокровнeе, вы сами поймете, что поступаете не хорошо. Для нас обоих всего лучше теперь же разстаться.

— Нeт, не лучше, а напротив хуже всего на свeтe, пока мы совершенно не поняли друг друга.

— Так поймите же, что я не могу быть вашею женою.

— Люси! вы хотите сказать, что не можете полюбить меня?

— Я не хочу вас полюбить. Не настаивайте ради Бога, а то вам придется горько каяться в своем безразсудствe.

— Но я буду настаивать, пока вы не примете моей любви; или пока не скажете мнe, положа руку на сердце, что никогда не можете полюбить меня.

— В таком случаe, я попрошу у вас позволения уйдти.

Она остановилась, между тeм как он тревожно расхаживал по комнатe.

— Лорд Лофтон, прибавила она,— если вы меня оставите теперь, я вам обeщаю забыть ваши неосторожныя слова, как будто бы вы никогда не произносили их.

— Мнe дeла нeт до того, кто их узнает. Чeм скорeе они станут извeстны всему свeту, тeм лучше для меня; если только....

— Подумайте о вашей матери, лорд Лофтон.

— Она не может найдти дочери лучше и милeе вас. Когда моя мать узнает вас, она вас полюбит точно также как я. Люси скажите мнe хоть одно утeшительное слово.

— Я не хочу сказать слова, которое могло бы повредить вашей будущности. Мнe невозможно быть вашею женою.

— Хотите ли вы этим сказать, что не можете любить меня?

— Вы не имeете права допрашивать меня, проговорила она, слегка нахмурив брови, и, отвернувшись от него, сeла на диван.

— Нeт, клянусь Богом, я не удовольствуюсь таким отказом, пока вы не положите руку на сердце и не скажете прямо что не можете меня любить.

— Зачeм вы так мучаете меня, лорд Лофтон?

— Зачeм! Затeм, что от этого зависит все счастие моей жизни; затeм что мнe нужно узнать всю истину. Я вас полюбил от глубины сердца; я должен знать, можно ли мнe надeяться на отвeт.

Она опять поднялась с дивана и прямо взглянула ему в глаза.

— Лорд Лофтон, проговорила она,— я не могу вас любить.

И, с этими словами, она положила руку на сердце.

— Так помоги мнe Бог! Все кончено для меня. Прощайте Люси.

И он протянул ей руку.

— Прощайте, милорд; не сердитесь на меня.

— Нeт, нeт, нeт!— И не прибавляя ни слова, он выбeжал из комнаты и поспeшил домой. Не мудрено, если он в Этот самый вечер сказал матери, что Гризельда Грантли годится в подруги его сестрe. Он же в такой подругe не нуждался.

Когда он ушел и совершенно скрылся из виду, Люси твердым шагом направилась к себe в комнату, заперла за собою дверь и бросилась на кровать. Зачeм — ах! зачeм сказала она неправду! Может ли что-нибудь извинить такую ложь?

Развe это не ложь? Развe она не чувствует, что любит его всею душою?

Но его мать! Но насмeшки свeта, который стал бы говорить, что она опутала и завлекла безразсуднаго молодаго лорда! Могла ли она это перенести? Как ни была сильна ея любовь, она не могла пересилить ея гордость, по крайней мeрe в настоящую минуту.

Но как ей простить себe эту неправду?

Глава XVII

Страшно подумать, каким опасностям легкомыслие мистрисс Грантли подвергло Гризельду, в короткий промежуток времени, предшествовавший приeзду леди Лофтон. Эта почтенная дама приходила в ужас неописанный всякий раз, как до нея доходили слухи из Лондона. Не достаточно того, что Гризельду повезли на бал к леди Гартльтоп: Morning Post открыто возвeщал, что красота ея была замeчена всеми на одном из знаменитых вечеров мисс Данстебл, и что она составляла лучшее украшение con versaxione в гостиной мистрисс Проуди.

Леди Лофтон собственно ничего не могла сказать дурнаго о мисс Данстебл. Она знала, что мисс Данстебл знакома со многими весьма почтенными дамами, что она даже очень дружна с ея близкими сосeдями Грешамами, извeстными консерваторами. Но зато у ней были и другия, менeе почтенныя знакомства. По правдe сказать, она была в коротких отношениях со всеми, от герцога Омниума до вдовствующей леди Гудигаффер, представлявшей в своем лицe совокупность всех добродeтелей по крайней мeрe за всю послeднюю четверть столeтия. Она была одинаково любезна и с праведными и с грeшными; чувствовала себe как дома в Экзетер-Галлe и, по словам свeта, способствовала к назначению многих епископов, из приверженцев прежней церкви; но посeщала точно также часто одного страшнаго прелата в средних графствах, котораго сильно подозрeвали в преступном пристрастии к епитрахилям и вечерням, и в недостаткe исто-протестантской ненависти к изустной исповeди и посту по пятницам. Леди Лофтон, твердая в своих правилах не одобряла всего этого, и говаривала по поводу мисс Данстебл, что не возможно служить и Богу и маммону вмeстe.

Но против мистрисс Проуди она была гораздо более вооружена. Припоминая, какая жестокая вражда раздeляла дома Проуди и Грантли в Барсетширe, в какия неприязненныя отношения стали друг к другу епископ и архидиакон даже в дeлах церковных; принимая в соображение, что вслeдствие этой неприязни вся епархия раздeлилась на двe партии, между которыми безпрестанно происходили столкновения, и что в этой борьбe леди Лофтон постоянно держалась стороны Грантли, и употребдяла в ея пользу все свое влияние,— припоминая все это, леди Лофтон не могла не изумиться, услышав, что Гризельду повезли на вечер к мистрисс Проуди. "если-бы посовeтовались с самим архидиаконам, думала она про себя, он бы никак этого не допустил." Но тут она ошибалась. Архидиакон никогда не вмeшивался в свeтские выeзды дочери.

Вообще говоря, мнe кажется, что мистрисс Грантли лучше понимала свeт чeм леди Лофтон. Во глубинe своего сердца, она ненавидeла мистрисс Проуди, то-есть, ненавидeла такою ненавистью, какую только может позволить себe благовоспитанная женщина-християнка. Мистрисс Грантли, разумeется, прощала ей всe ея обиды и не питала к ней злобы, и желала ей добра в христианском смыслe этого слова, как всему остальному человeчеству. Но под этою кротостью и снисходительностью таилось какое-то чувство неприязни, которое люди неосторожные в своих выражениях могли бы назвать ненавистью. Это-то чувство проявлялось цeлый год в Барсетширe, в глазах всех и каждаго. Но тeм не менeе, мистрисс Грантли в Лондонe eздила на вечера мистрисс Проуди.

В это время мистрисс Проуди считала себя вовсе не из послeдних епископских жен. Она начала сезон в новом домe на Глостер-Плесe, в котором приемныя комнаты, по крайней мeрe ей, казались вполнe удовлетворительными. Тут у нея была парадная гостиная весьма величественных размeров; вторая гостиная, также довольно величественная, но к сожалeнию лишившаяся одного из своих углов — от столкновения с сосeдним домом; потом третья — не то гостиная, не то каморка,— в которой мистрисс Проуди любила сидeть, чтобы доказывать всему свeту, что есть третья гостиная;— вообще прекрасная анфилада, как сама мистрисс Проуди не рeдко говорила женам разных священников из Барсетшира.

— Да, конечно, мистрисс Проуди, прекрасная анфилада! обыкновенно отвeчали жены барсетширских священников.

Нeкоторое время, мистрисс Проуди затруднял вопрос, каким родом празднеств или увеселений она могла бы себя прославить. О балах и ужинах, конечно, не могло быть рeчи. Она не воспрещала дочерям своим танцовать в чужих домах — модныя свeт того требовал, да и дeвицы вeроятно умeла настоять на своем,— но танцы у себя в домe, под самою сeнью епископскаго стихаря, она считала грeхом и соблазном. Что же касается до ужинов, самаго легкаго способа собрать у себя многочисленное общество, то они обходятся страшно дорого.

— Неужели мы отправляемся к своим друзьям и хорошим знакомым для того только, чтобы eсть и пить? говаривала мистрисс Броуди супругам барсетширских пасторов:— это изобличало бы такия чувственныя наклонности!

— Конечно, мистрисс Проуди; это так вульгарно! отвeчали эти дамы.

Но старшия из них внутренно припоминали радушное гостеприимство в барсетширском епископском дворцe в добрыя времена епископа Грантли — упокой Бог его душу! А жена какого-то стараго викария возразила с большею откровенностью:

— Да, когда мы голодны, мистрисс Проуди, у всех нас такия чувственныя наклонности.

— Гораздо лучше, мистрисс Атгилл, удовлетворять их у себя дома, быстро отвeчала мистрисс Проуди.

Признаюсь, я не могу согласиться с ея мнeнием.

Но так-называемыя con versaxione не дают разыграться чувственным наклонностям, и не вовлекают хозяев в издержки, необходимыя для удовлетворения чувственных наклонностей. Конечно, мистрисс Проуди сознавала, что название это не совсeм новое, не совсeм модное, даже отзывающееся отчастe синим чулком.Но в нем был какой-то оттeнок спиритуализма, и, прибавим в скобках, экономии, который сильно нравился ей.

Ея план состоял в том, чтобы заставлять людей разговаривать, если только они на это способны, или просто украшать собрание своим присутствием, если уж другаго от них не добьешься; усаживать на диваны и в кресла столько гостей, сколько допускало убранство ея величественной анфилады, не забывая двух стульев и обитой скамьи в послeдней, любимой ея комнаткe, а всeм прочим предоставлять право стоять на собственных ногах, или группироваться, как выражалась она. Потом четыре раза, в продолжении вечера, предполагалось разносить чай и пирожки на подносах. Удивительно, как мало таким образом уничтожается пирожков, особенно если их подать довольно скоро послe обeда. Мущины не eдят их, а дамы, не имeя перед собой ни стола, ни тарелок, также принуждены отказаться. Мистрисс Джонс знает, что ей невозможно держать в руках разсыпчатый кусок пирога, не подвергая своего лучшаго платья сериозной опасности. Когда мистрисс Проуди, повeрив свои счетныя книги, пересматривала расход на свои вечера, она чувствовала в душe, что точно благую часть набрала.

Вечера с чаем — выдумка недурная, особливо если вы отобeдаете пораньше, а потом вас усадят вокруг большаго стола с самоваром посерединe. Позволю себe только замeтить, что для мущин не худо подавать большия чашки. При таких условиях, и особливо с приятным сосeдом или сосeдкой, распивание чая может считаться одним из лучших препровождений времени на званых вечерах. Но я терпeть не могу, когда чашки разносятся, развe только чай является пустым форменным прибавлением к сытному обeду.

Вообще Этот обычай разносить, распространившись между нами, маленькими джентльменами, получающими каких нибудь фунтов восемьсот доходу, стал презловредным и препошлым обычаем,— вдвойнe невыносимый, и как разрушение наших единственных удобств, и как пошлое обезьянничанье людей с огромными доходами. Герцог Омниум и леди Гартльтоп очень хорошо дeлают, что велят все разносить у себя за столом. Нeкоторые мои приятели, которым случается обeдать в этих домах, говорили мнe, что стаканы их наполняются лишь только они успeют их осушить, что ростбиф разносится с неимовeрною быстротой, и вслeд за ним без малeйшаго промежутка подается картофель. Чего же лучше? Нeт сомнeния, что эти звeзды первой величины умeют все устроить у себя как нельзя удобнeе. Но мы, народ о восьми стах фунтов дохода, не можем за ними тянуться. Или не извeстно, что на наших званых обeдах вся прислуга обыкновенно состоит из какой нибудь златовласой Филлиды да из сосeдняго лавочника? А Филлида, несмотря на свое усердие, и лавочник несмотря на свою расторопность, не успeвают предупреждать желания двeнадцати человeк гостей, которым какой-то мидо-персидский закон воспрещает самим о себe позаботиться. Естественное, но грустное отсюда послeдствие то, что мы, люди о восьми стах фунтов, обeдая друг у друга, часто возвращаемся домой голодными. Филлида с картофелем доходит до нас уже тогда, когда баранина съедена или остыла так, что ее одолeть невозможно; а наш Ганимед, зеленщик, хотя мы невольно любуемся его искусно завязанным галстуком и безукоризненно бeлыми перчатками, не успeвает снабжать нас хересом.

На днях, за обeдом, я сидeл против дамы, которая очевидно нуждалась в глоточкe крeпительнаго напитка, во всeм вeроятиям необходимом для ея пищеварения. Я рeшился предложить ея, с почтительным поклоном, выпить со мною вина. Но она только посмотрeла на меня изумленным взглядом; если-б я предложил ей пуститься со мной в дикую индeйскую пляску, в чисто-индeйском костюмe — на ея лицe не могло бы выразиться больше недоумeния. А между тeм она должна была бы помнить время, когда честным христианам и христианкам дозволено было вмeстe пить вино.

Да, прошло доброе времечко, когда я мог кивнуть своему приятелю каждый раз как мнe хотeлось осушить стакан, и мог протянуть руку через стол каждый раз, как мнe нужен был горячий картооель.

Мнe кажется, в дeлe гостеприимства можно бы положить общим правилом, что всякая необычайная роскошь, которую мы себe позволяем, когда у нас гости, должна быть разсчитана для блага этих гостей, а не для собственных нашмх выгод. Если, напримeр, мы подаем свой обeд не так как у нас водится по будням, мы должны имeть в виду доставать через это больше удобства и удовольствия нашим друзьям и знакомым. Но совершенно непозволительно всякое нововведение, изобрeтенное в ущерб гостям, с тeм только чтобы доказать свою фашенабельность. Так, если я украшаю свой стол и буфет, желая порадовать взгляд гостей красивым и изящным убранством, я поступаю сообразно со всеми правилами истиннаго гостеприимства; но если моя цeль уморить от зависти мистрисс Джонс великолeпием моего серебра, то нельзя не согласиться, что я туг выказываю себя очень непорядочным человeком. Многие пожалуй допустят это вообще; но если-бы мы это самое правило постоянно имeли на умe, если-бы мы стали прилагать его ко всeм частным случаям, но мы, люди о восьми стах фунтов, конечно нашли бы лучший способ угощать своих друзей чeм какое бы то ни было переставление блюд и посуды.

Нам, кому так хорошо извeстны условия лофтоно-грантлийскаго трактата, торжественно заключеннаго обeими матерями, конечно трудно предположить, чтобы мистрисс Грантли повезла дочь к мистрисс Проуди именно потому, что она там должна была встрeтиться с лордом Домбелло. С другой стороны извeстно, что высокия особы часто позволяют себe нeкоторыя отступления от заключеннаго договора, отступления, которыя лица низшаго разряда почли бы не совсeм согласными с правилами чести; итак, почему не допустить возможность, что супруга архидиакона не прочь была обезпечить себя на всякий случай?

Как бы то ни было, лорд Домбелло присутствовал на conversazione мистрисс Про уди; случилось так, что Гризельда сeла в углу дивана, подлe котораго находилось пустое мeсто, гдe молодой лорд мог группировать по выражению хозяйки.

Лорд Домбелло, точно, занял вскорe это мeсто.

— Славная погода, сказал он, опираясь на спинку дивана.

— Мы поутру eздили кататься, и нам показалось довольно холодно, возразила Гризельда.

— Да, очень холодно, сказал лорд Домбелло, поправляя свой бeлый галстук и покручивая усы.

Послe этого, ни он, ни Гризельда не старались уже поддерживать разговор. Но он продолжал, как подобает маркизу, к неизяснимому удовольствию мистрисс Проуди.

— Как мило с вашей стороны, лорд Домбелло, сказала она, подходя к нему и радушно пожимая ему руку,— как мило, что вы не пренебрегли моим скромным вечерком!

— Да я с большим удовольствием... проговорил маркиз,— я, признаться, охотник до таких вечеров; знаете, так без всяких хлопот...

— Да, именно, в этом-то их прелесть; не правда ли? Так запросто, без хлопот, без пустых притязаний. Я это всегда говорила. По моим понятиям, общество должно имeть своею цeлию способствовать обмeну мыслей...

— Ну, да, конечно.

— А не для того, чтоб eсть и пить вмeстe, не так ли, лорд Домбелло? А между тeм опыт едва ли не доказывает нам, что удовлетворение этих грубых, материальных потребностей уже бывает достаточно для того, чтобы соединить общество.

— Я однако не прочь от хорошаго обeда, замeтил лорд Домбелло.

— О, разумeется, разумeется! Я вовсе не из тeх, которые возстают против удовлетворения невинных вкусов. Вещи приятныя и созданы для того, чтобы мы наслаждались ими.

— Чтоб умeть угостить истинно-хорошим обeдом, надобно кое-чему поучиться, проговорил лорд Домбелло с необычайным оживлением.

— Многому поучиться. Это своего рода искусство. И этого искусства я отнюдь не презираю. Но мы не можем eсть постоянно, не так ли?

— Не можем, подтвердил лорд Домбелло, как бы сожалeя о несовершенствe человeческой природы.

Потом мистрисс Проуди подошла к мистрисс Грантли. Обe дамы очень дружественно встрeчались в Лондонe, несмотря на междуусобную вражду, раздeлявшую их в родимом графствe. Однако опытный глаз мог бы удостовeриться по манерам мистрисс Проуди, что она знает разницу между епископом и архидиаконом.

— Я так рада вас видeть, сказала она.— Не безпокойтесь прошу вас, я не могу сeсть. Но отчего же не приeхал архидиакон?

— Не мог, право, не мог. С тeх пор, как он в Лондонe, он ни минуты не имeет свободной.

— Вы не долго остаетесь здeсь?

— Гораздо долeе чeм мы желали бы; могу вас увeрить, лондонская жизнь для меня совершенно невыносима.

— что ж дeлать! Люди в извeстном положении должны покориться этому условию, сказала мистрисс Проуди.— Вот, напримeр, епископ, должен засeдать в парламентe.

— Да? протянула мистрисс Грантли, как будто бы ей в первый раз приходилось слышать про эту архипастырскую обязанность.— Я очень рада, что от архидиакона это не требуется.

— О нeт, конечно, сериозно возразила мистрисс Проуди.— Как мила сегодня мисс Грантли! Говорят, она имeет успeх в свeтe.

Конечно, эта послeдняя фраза была довольно жестока для слуха матери. Весь свeт признал Гризельду первою красавицей текущаго сезона; сама мистрисс Грантли привыкла к этой мысли. Маркизы и всякие лорды оспаривали друг у друга каждый ея взгляд, каждую улыбку; в газетах встрeчались намеки на великолeпный ея прооиль. И вот, послe всего этого, ей говорят снисходительным тоном, что ея дочь, кажется, имeет успeх в свeтe! Так можно было бы выразиться про первое пошленькое смазливое личико!

— Ее конечно нельзя сравнивать в этом отношении с вашими дочерьми, спокойным тоном проговорила мистрисс Грантли. Дeло в том, что ни одна из мисс Проуди не славилась в свeтe своею красотой. Мать, конечно, поняла насмeшку; но в настоящую минуту она не захотeла вступать в открытую борьбу. Она только запомнила слова своей собесeдницы, с намeрением отплатить за них с избытком по возвращении в Барчестер. Она никогда не забывала этого рода долгов.

— А! вот, кажется, мистрисс Данстебл! сказала мисс Проуди, и направилась навстрeчу к дорогой гостьe.

— Так вот что называется conversazione! воскликнула мисс Данстебл, своим обычным несдержанным голосом.— Это то, что называется бесeдой, не правда ли, мистрисс Проуди?

— Ха, ха, ха! мисс Данстебл. Вы безподобны.

— Ну, конечно бесeда! Да еще чай с пирожным? А когда мы устанем разговаривать, мы разъедемся по домам, не так ли?

— Но вы не должны уставать скоро; я на вас разчитываю по крайней мeрe часа на три.

— О, я никогда не устаю разговаривать, это знают всe. Как вы поживаете, епископ? Вeдь это conversazione отличная выдумка, не правда ли?

Епископ улыбнулся, погирая руки, и сказал, что точно, это приятное препровождение времени.

— Мистрисс Проуди так отлично все умeет устроить, сказала мисс Данстебл.

— Да, да, сказал епископ,— она умeет принимать; по крайней мeрe я надeюсь. Но вы, мисс Данстебл, вы, конечно, привыкли к такому великолeпию...

— Я! Помилуйте! Да я не навяжу всякое великолeпие! Я, конечно, должна жить как живут другие. Я должна жить в большом домe, должна держать трех лакеев, ростом в косую сажень; я должна имeть кучера с огромным париком, и лошадей таких крупных, что мнe страшно на них eздит. если-б я не слeдовала общему обычаю, меня бы объявили сумашедшею и взяли бы под опеку. Впрочем, я враг всякой роскоши. Я сама хочу завести у себя conversazione. Надeюсь, что мистрисс Проуди не оставит меня своими совeтами.

Епископ опять стал потирать себe руки, и сказал, что жена его, конечно, почтет за честь, и т. д. Ему всегда бывало неловко с мисс Данстебл; он никогда не умeл рeшить, говорит ли она сериозно, или только шутит. Он отошел прочь, пробормотав какое-то извинение, а мисс Данстебл внутренно смeялась над его очевидным замeшательством. Мисс Данстебл была по природe добра, откровенна, великодушна; но она попала в круг людей, совершенно не стоящих доброты, откровенности, великодушия, совершенно неспособных их оцeнить. Она вмeстe с тeм была умна, могла язвительно сострить при случаe; вскорe она убeдилась, что в свeтe эта свойства важнeе чeм доброе сердце и прямодушие. Таким образам, проходила ея жизнь, мeсяц за мeсяцем, год за годом; она не развивала, как могла бы, своих хороших сторон, но в глубинe ея душа сохранялась теплая привязанность к тeм, кто точно стоил ея любви. И она сознавала внутренно, что не такую ведет жизнь, какую бы слeдовало, что богатство, о котором она говорила с таким презрeнием, имeет, однако пагубное влияние, что оно заeдает ея здравый характер, не роскошью своею, а пустотою свeтской жизни. Она чувствовала, что мало-по-малу она дeлается дерзка, насмeшлива, заносчива; но чувствуя все это, а упрекая себя, она все-таки не имeла силы измeнить строй своей жизни.

Она так заглядeлась на черныя стороны человeческой природы, что их чернота наконец перестала поражать ее. Столько раззоренных негодяев добивались ея руки, столько раз она встрeчалась лицом к лицу с обманом и своекорыстием, что перестала этим огорчаться, перестала на это негодовать. Она рeшилась жить по своему, и по своему защищаться, надeясь на свою твердую волю и на свой мeткий ум.

Было у нея несколько друзей, которых она любила искренно, перед которыми она не боялась обнаруживать лучшия, сокровенныя стороны своей души. С ними она дeлалась другою женщиной, вовсе не похожею на ту мисс Данстебл, за которою так ухаживала мистрисс Проуди, с которою любезничал герцог Омниум, которую мистрисс Гарольд Смит называла лучшим своим другом. Чтобы ей, между этими немногими избранными, встрeтить одного истиннаго друга, готоваго раздeлить с ней и горе, и радость, готоваго ей помогать нести тяжелое, жизненное бремя! Но гдe же ей найдти такого друга? Ей, с ея eдким умом, ея огромным богатством, ея громким, рeзким голосом? Все в ней должно было привлекать тeх, кeм она дорожить не могла; все должно было удалять от нея такого рода друга, с которым она бы согласилась на вeки соединить свою судьбу.

Ей попалась на встрeчу мистрисс Гарольд Смит, которая заeхала к мистрисс Проуди на четверть часа между прочими выeздами, назначенными на Этот вечер.

— Так вас можно поздравить? радостно спросила мисс Данстебл у своей приятельницы.

— Нeт, сдeлайте милость, не поздравляйте; не то, по всeм вeроятиям, вам придется взять назад свои поздравления, а это будет черезчур обидно.

— Но мнe говорили, что лорд Брок вчера за ним посылал.

Лорд Брок был в то время первым министром.

— Точно, и Гарольд был у него несколько раз в течении дня. Да он не умeет закрыть глаза и растворить рот, дожидаясь чего Бог пошлет, как слeдует благоразумному человeку. Он все хочет торговаться, а это, конечно, не может понравиться никакому первому министру.

— Ну, не желала бы я быть в его кожe, если ему придется вернуться домой и объявить, что дeло разошлось?

— Ха! ха! ха! Конечно, я тут способна погорячиться. Да что ж можем мы сдeлать, мы, бeдныя женщины? Если дeло сладится, я вам непремeнно дам знать, душа моя.

Потом, мистрисс Гарольд Смит, обойдя всe комнаты, велeла подавать свою карету и поeхала в другое мeсто.

— Какой прекрасный профиль! несколько времени спустя говорила мисс Данстебл хозяйкe дома.

Само собою разумeется, что рeчь шла о профилe мисс Грантли.

— Да, прекрасныя черты, отвeчала мистрисс Проуди,— жаль только, что онe ровно ничего не выражают.

— Но мущины, кажется, находят в них достаточно выражения.

— Трудно повeрить. Вeдь она рeшительно двух слов не умeет сказать. Вот уже цeлый час сидит она рядом с лордом Домбелло, и едва-едва раскрывает рот.

— Но, признайтесь, любезная мистрисс Проуди, кто же в состоянии разговориться с лордом Домбелло?

Мистрисс Проуди была убeждена, что ея дочь Оливия отлично умeла бы с ним разговориться, если-бы только имeла к тому случай, но Оливия, конечно, дeвушка отлично образованная.

В то время как обe дамы смотрeли издали на молодую чету, лорд Домбелло опять заговорил.

— Кажется, теперь можно уeхать, сказал он, обращаясь к Гризельдe.

— Вы вeрно приглашены еще куда-нибудь, сказала она.

— Да, именно, я думаю отправиться к леди Клентельброкс.

И он уeхал. Этим и ограничился его разговор с мисс Грантли; но свeт, увидя их вмeстe, рeшил, что такое явное ухаживание должно повести к каким-нибудь послeдствиям; и мистрисс Грантли, возвращаясь домой, задала себe вопрос, благоразумно ли будет с ея стороны пренебрегать такою блистательною партией как глава именитой фамилии Гартльтоп? Осторожная маменька ни слова еще не проронила дочкe об этом предметe, но, не мудрено, что обстоятельства вскорe заставят ее переговорить с ней об этом.

Конечно, леди Лофтон пишет, что она намeрена немедленно переeхать в Лондон, но что в этом толку, если лорд Лофтон не будет жить в Брутон-Стритe?

Глава XVIII

Около этого времени, перед самым отъездом леди Лофтон, из Фремлея в Лондон, Марк Робартс получил письмо, приглашавшее его также посeтить столицу на несколько дней, не для развлечения, а по важному дeлу. Письмо это было от его неутомимаго друга, Соверби. "Любезный Робартс", гласило оно;

"Я только что узнал о смерти бeдняжки Борслема, барсетширскаго бенефициянта. Вы знаете, всe мы люди смертные; вeроятно вам не раз приходилось повторять это вашим фремлейским прихожанам. Мeсто в капитулe должно быть занято, и почему бы вам не получить его? Мeсто хорошее, 600 фунтов в год и дом. Борслем получал фунтов до девяти сот, но теперь не тe времена. Не знаю также, дозволят ли, при теперешних преобразованиях, отдавать дом внаймы. Прежде это допускали: я сам помню, что мистрисс Уиггинс, вдова фабриканта сальных свeч, проживала в Стангоповском домe.

"Гарольд Смит только что назначен лордом малой сумки {Petty Bag office, этим куриозным титулом означается маленькое третьестепенное присутственное мeсто, в вeдомствe лорда-канцлера, остаток давней старины. Судебные приказы, касавшиеся казны, складывались в сумку, тогда как приказы, касавшиеся частных лиц, хранились в плетенкe: отсюда канцелярия малой сумки. Никакой правительственный департамент не обозначается этим именем, и автор выбрал его в видах комическаго эффекта для обозначения министерскаго мeста мистера Гарольда Смита.},и я полагаю, что в настоящую минуту ему стоит только слово сказать, чтоб уладить все дeло. Мнe он почти не может отказать, и я с ним поговорю, если вам угодно. Лучше всего приeхать вам самому; но отвeчайте мнe "да" или нeт по телеграфу.

"Если вы отвeтите да, как я и надeюсь, то постарайтесь приeхать сами. Меня вы найдете в гостиницe "Путешественникъ" или в парламентe. Мeсто совершенно по вас — хлопот вам не причинит никаких, а улучшит ваше положение, поможет вам сводить концы с концами. Преданный вам Н. Соверби.

"Странное дeло, я сейчас узнал, что ваш брат будет служить частным секретарем у новаго министра. Говорят, главная его должность будет состоять в том, чтобы приказывать лакеям подавать карету моей сестрe. Я видeл Гарольда только раз послe того, как он принял свою должность; но сестра говорит, что он с тeх пор вырос на несколько вершков."

без сомнeния, это было очень мило со стороны мистера Соверби; он повидимому сознавал, что обязан чeм-нибудь вознаградить своего приятеля за причиненное ему зло. Им точно руководило хорошее чувство. Трудно себe представить существо более вeтреное и безалаберное чeм мистер Соверби. Он был способен раззорять своих друзей без малeйшаго зазрeния совeсти, точно также как он раззорял себя; все для него годилось, что только попадало ему под руку, но при всем том, он был человeк добродушный; он готов был все поставить вверх дном, чтобы при случаe услужить приятелю.

Он точно любил Марка Робартса, на сколько был способен любить кого бы то ни было из своих друзей. Он сознавал, что виноват перед ним, и может-быть предвидeл, что со временем еще усугубит эту вину; он, конечно, не задумался бы это сдeлать, если-бы того потребовали его собственныя выгоды. Но с другой стороны, если-б ему представилась возможность чeм-нибудь отплатить приятелю, он бы с радостию за нее ухватился. Теперь именно настал такой случай, и он упросил сестру, не давать покоя новому администратору, пока он не даст обeщания употребить все свое влияние в пользу Марка Робартса.

Марк тотчас же показал женe письмо Соверби. Какое счастие подумал он про себя, что в нем ни слова не говорится об этих проклятых дeлах! если-б он лучше постиг характер Соверби, он убeдился бы, что Этот почтенный джентльмен никогда не упоминал о денежных дeлах без положительной необходимости.

— Я знаю, что тебe не нравится Соверби, сказал Марк,— но признайся, что это очень мило с его стороны.

— Мнe не нравится не он, а то что я слышу об нем.

— Но что же мнe теперь дeлать, Фанни? Почему бы в самом дeлe не принять мнe этого мeста?

— Оно не помeшало бы тебe заниматься своим приходом? спросила она.

— Нисколько; разстояние такое незначительное. Я думал о том, чтобы распроститься с стариком Джонсом; но если я получу это мeсто, мнe конечно нужен будет курат.

Жена не имeла духу отговаривать от предлагаемаго мeста, да и как жена викария рeшилась бы подать мужу такого рода совeт? Но в душe она была не совсeм спокойна. Она не довeряла чальдикотскому злодeю, даже когда он являлся с таким богатым даром в руках. И что скажет леди Лофтон?

— Так ты думаешь, что тебe придется съездить в Лондон, Марк?

— О, конечно! то-есть, если я рeшусь воспользоваться содeйствием Гарольда Смита.

— Придется им воспользоваться, сказала Фанни, чувствуя может-быть, что было бы напрасно надeяться, что ея муж откажется от могучей протекции.

— Мeста в капитулe, Фанни, не долго остаются свободными; они не ждут желающих. Как мнe оправдать себя перед дeтьми, если я откажусь от такого значительнаго прибавления к моим доходам?

И таким образом было рeшено, что он немедленно поeдет в Сильвербридж и будет отвeчать мистеру Соверби по телеграфу, а на другой же день сам отправится в Лондон.

— Но ты сперва должен поговорить с леди Лофтон, сказала Фанни.

Марк охотно избeг бы этого объяснения, если-бы мог сдeлать это приличным образом; но он сам чувствовал, что уeхать, не сказав ни слова леди Лофтон, будет и странно, и неблагоразумно. Да почему же ему и бояться признаться ей, что он надeется получить мeсто от настоящаго правительства? Что дурнаго сдeлаться барчерстерским бенефициантом? Сама леди Лофтон была чрезвычайно любезна со всеми членами капитула, особливо с доктором Борслемом, худеньким человeчком, недавно заплатившим долг природe. Она всегда питала большое уважение к капитулу, и первою причиной ея недовольства епископом Проуди было то, что он позволял себe, или лучше сказать, позволял своей женe и своему капелану вмeшиваться в дeла соборнаго духовенства. Разсудив все это, Марк Робартс старался увeрить самого себя, что леди Лофтон искренно порадуется за него. Однако он не мог вполнe убeдить себя в этом. Она, во всяком случаe, с негодованием отвергла бы дары чальдикотскаго злодeя.

— В самом дeлe? проговорила она, когда викарий, несколько затрудняясь, объяснил ей всe подробности сдeланнаго ему предложения.— Поздравляю вас, мистер Робартс, с вашим новым, могучим покровителем.

— Вы конечно согласитесь, леди Лофтон, это мeсто такого рода, что я могу занимать его, не отвлекаясь нисколько от своих приходских обязанностей, возразил он, рeшась пропустить без внимания намек на его друзей.

— Надeюсь, что так. Конечно, вы еще так молоды, мистер Робатс, а такия мeста обыкновенно достаются уже пожилым, заслуженным священникам...

— Вы однако не полагаете, что мнe слeдовало бы от него отказаться?

— Мнe трудно сказать так, сразу, что бы я вам посовeтовала, если-бы вы точно обратились ко мнe за совeтом. Но вы, кажется, сами рeшили Этот вопрос, так что мнe нeт надобности обдумывать его. Как бы то ни было, желаю вам всякаго счастия и надeюсь, что перемeна послужит к вашему благу, во всех отношениях.

— Вы знаете, леди Лофтон, что я мeста еще не получил.

— Как? Я думала, что вам его предложили; вы, кажется, говорили, что новый министр может им располагать.

— О, нeт! Я не знаю рeшительно, на сколько простирается тут его влияние. Но мой корреспондент увeряет...

— То-есть, мистер Соверби: зачeм вы не хотите назвать его по имени?

— Мистер Соверби увeряет, что мистер Смит согласятся похлопотать обо мнe, и полагает, что ему удастся это устроить.

— без сомнeния! Мистер Соверби вмeстe с мистером Гарольдом Смитом все могут устроить. Такие именно люди и успeвают в наше время. Итак, поздравляю вас, мистер Робартс.

И она протянула ему руку в доказатеиьство своей искренности.

Марк пожал эту руку, но рeшился ничего более не говорить при теперешнем свидании. Он очень хорошо видeл, что леди Лофтон не так радушна с ним, как бывала прежде, и намeрен, был рано или поздно объясниться с нею на Этот счет. Он хотeл спросить у нея, почему она почти всегда встрeчает его насмeшками, почему она так рeдко привeтствует его прежнею, добродушно-ласковою улыбкой, которую он так хорошо знал и так умeл цeнить. Он не сомнeвался в ея прямодушии и откровенности. Он был увeрен, что она на его вопрос будет отвeчать без обиняков; он знал также, что если она помирятся с ним, то помирится от души. Но теперь он не мог потребовать такого объяснения. Не далeе как дня за два перед тeм, у него был мистер Кролей, и по всeм вeроятиям, его подослала леди Лофтон. У него самого в настоящую минуту не довольно чиста была совeсть, чтобы рeшиться на упреки другим. Когда ему удастся очистить ее, тогда он объяснится.

— Хотeлось бы вам провести часть зимы в Барчестерe? спросил Марк, в Этот же вечер, у жены и сестры.

— Слишком много хлопот с двумя домами, отвeчала жена,— нам и здeсь хорошо!

— Я всегда любила соборные города, замeтила Люси, особенно внутри ограды.

— А в Барчестерской оградe всe почти дома принадлежат капитулу, сказал Марк.

— Но если мы должны будем жить на два дома, всe доходи с новаго мeста уйдут незамeтно, сказала благоразумная Фанни.

— Самое лучшее было бы отдавать дом внаймы на лeто, сказала Люси.

— Но мое присутствие необходимо во время засeдания, я признаться, мнe было бы грустно оставлять Фремлей на цeлую зиму; я бы уж никогда не видался с Лофтоном.

И он невольно вспомнил об охотe, но тотчас же подумал опять об очищении своей совeсти.

— А я бы очень охотно уeхала отсюда на зиму, сказала Люси, припоминая все, чeм ознаменовалась для нея прошедшая зима.

— Но гдe же нам взять денег, чтоб убрать какой нибудь из этих больших, старинных домов? Прошу тебя, Марк, обдумай все хорошенько.

И Фанни ласково положила руку на плечо мужа. На этом и остановился разговор, и на другой же день Марк уeхал в Лондон.

Наконец увeнчалось успeхом примeрное терпeние, с которым Гарольд Смит в продолжении десяти лeт выдерживал всe бури политической жизни. Бывший лорд мелочей вышел в отставку в припадкe досады, не будучи в состоянии согласиться с первым министром насчет индийской реформы, а на мeсто его, послe нeкоторых передряг, поступил Гарольд Смит.

Говорили, будто бы мистер Гарольд Смит не совсeм такой человeк, какого бы мог пожелать первый министр, но первый министр отчасти был связан обстоятельствами. Послeднее важное назначение, сдeланное им, было страшно не популярно до того даже, что он сам, несмотря на несомнeнную свою популярность, подвергся всеобщему порицанию Газета. Юпитер спрашивала с язвительною иронией, неужели, в наш просвeщенный вeк, пороки всякаго рода открывают доступ в кабинет? Члены оппозиции в обeих палатах, вооруженные безукоризненною нравственностью, гремeли против испорченности вeка, с добродeтельным негодованием новых Ювеналов; даже собственные друзья минмстра оплакивали его онибку. При таках обстоятельствах, он рeшался на Этот раз выбрать человeка, не возбуждающаго особенной вражды на в одной партии.

Гарольд же Смит покуда еще не развелся с женою; дeла его покуда были не черезчур запутаны. Он не держал скаковых лошадей; до лорда Брока даже дошло, что он в провинции читал публичныя лекции о разных популярных предметах. Он давно уже засeдал в парламентe, и всегда готов был угостить палату потоком своего краснорeчия. Притом, лорд Брок сильно опасался, что все его министерство должно распасться в самом непродолжительном времени. Сам он пользовался нeкоторою популярностию, но этой популярности не хватало на него купно с его недавно избранным сподвижником. При таком стечении обстоятельств, он рeшился предложить Гарольду Смиту освободившееся мeсто лорда Малой Сумки.

Сильно возгордился новый лорд Малой Сумки. В продолжении послeдних трех или четырех мeсяцев, он и мистер Саппельгаус пророчили министерству неминуемую гибель. Невозможно долго сносить этого постыднаго диктаторства, говаривал Гарольд Смит, и мистер Саппельгаус вполнe с ним соглашался. Но теперь дeла приняли иной оборот. Первый министр показал свою мудрость, обратясь за опорой туда именно, гдe слeдовало искать опоры, и впустил новую кровь, новую силу в жилы угасающаго министерства. В душe народа, в самих палатах, должно было проснуться новое довeрие. Что касается до мистера Саппельгауса, конечно, Гарольд Смит употребит всe старания, чтоб и его привлечь на сторону правительства. Но, наконец, главное дeло не в мистерe Саппельгаусe.

На другое же утро по прибытии своему в Лондон, викарий отправился в Малую Сумку. Она находилась в самом близком сосeдствe с Доунинг-Стритом и с высшими правительственными богами; само здание не отличалось красотой, оно все скосилось на один бок, фасад не соразмeрно выдался вперед, оно все почернeло от дыма и грязи; но несмотря на то, что оно не могло похвастать ни архитектурными затeями, ни ухищрениями комфорта, его общественное положение придавало ему важность, отражавшуюся и на всех чиновниках, наполнявших канцелярию. Марк видeл наканунe своего друга Соверби, и они уговорились встрeтиться в это утро у новаго правительственнаго лица. Марк пришел пораньше, чтобы повидаться с братом.

Когда его привели в комнату молодаго секретаря, Марк был поражен перемeной, которую произвела в его наружности перемeна его официальнаго значения. Джек Робартс и прежде был красивый, статный молодец, с веселым, добродушным лицом, но манеры его не отличались изяществом, и одeвался он небрежно, чтобы не сказать неопрятно. Теперь же его нельзя было узнать. Щегольской фрак сидeл на нем безукоризненно, волосы были тщательно причесаны, жилеть и панталоны самой модной материи, даже зонтик, стоявший в углу, поражал щеголеватостью и аккуратностью.

— Я вижу, Джон, что ты сдeлался важным лицом, сказал старший брат.

— Это еще неизвeстно, отвeчал Джон,— знаю только, что меня работы бездна.

— Как? Я думал, что твоя служба самая покойная.

— Да, вот как люди ошибаются! Оттого только, что мы, приватные секретари, не исписываем огромных листов бумаги, самым размашистым почерком, по пятнадцати строчек на страницу, и по пяти слов на строку, люди воображают, что нам дeлать нечего. Вот, посмотри, прибавил он, разбросав перед братом цeлую дюжину небольших заметок,— право, Марк, нелегкое дeло справляться со всеми просителями. Я обязан написать каждому из этих господ отвeт, которым бы он остался доволен, а между тeм я должен всeм им отказать в их просьбах.

— Это, конечно, трудная задача.

— Еще бы! Но тут главное дeло в сноровкe: нужно умeть придать отказу любезную форму. Я этим только и занимаюсь с утра до вечера, и право, кажется, всe остаются довольны моими письмами.

— Должно-быть отказ от тебя приятнeе чeм согласие от другаго человeка....

— Я этого не говорю. уж такая наша должность. Повeришь ли? Я уже извел цeлую десть бумаги на то чтобы всeм объявлять, что нeт вакансии на мeсто швейцара при нашем департаментe. Семь знатных барынь добивались этой должности, каждая для любимаго своего лакея. Но вот... вот менязовут.

Раздался звонок, и частный секретарь вскочил с мeста и быстрыми шагами пустился в кабинет великаго сановника.

— Я уже доложил о тебe, сказал он:— Боггинс, проведите его преподобие мистра Робартса к лорду Малой Сумки.

Боггинс был именно тот швейцар, мeста котораго так добивались супруги достопочтенных перов. Он провел Марка в сосeднюю комнату.

Если человeк может измeниться от того, что он получил мeсто приватнаго секретаря, какже ему не преобразиться, сдeлавшись лордом Малой Сумки! Робартс едва, едва мог повeрить, что перед ним тот самый Гарольд Смит, котораго мистрисс Проуди так замучила на лекции в Барчестерe.

Тогда он был угрюм, раздражителен, не замeчателен ничeм. Теперь же он улыбался такою ласковою, покровительствующею улыбкой, стоя у своего официальнаго очага! Он любил стоять так, засунув руки в карманы панталон, сознавая свое величие, чувствуя себя правительственным лицом с ног до головы. Соверби вышел вмeстe с ним, но остановился несколько позади, и от времени до времени подмигивал Марку через плечо сановника.

— А, Робартс! Очень рад вас видeть. Кстати, как сгранно, что ваш брат служить у меня секретарем!

Марк согласился, что это довольно странное стечение обстоятельств.

— Он славный малый. Он пойдет хорошо, если будет вести себя как слeдует.

— Я увeрен, что он пойдет хорошо, сказал Марк,

— Ну да, конечно, я сам так думаю. Что же я могу для вас сдeлать, Робартс?

Тут вмeшался мистер Соверби, и объяснил, что сам мистер Рабартс ничего для себя просить не намeрен, но так как его друзья нашли свободное мeсто в барчестерском капитулe приличествующим ему более чeм какому-либо другому священнику, то он согласится принять эту бенифецию по ходатайству человeка, котораго он так искренно уважает как новаго лорда Малой Сумки.

Правительственному лицу не совсeм понравилась эта рeчь, ибо она лишала его удовольствия выслушать с покровительственным видом прошение Марка. Однако он отвeчал очень милостиво, сказав, что не может отвeчать заранeе, как лорд Брок вздумает распоряжаться свободным бенифицием в Барчестерe. Он уже говорил с его лордством об этом предметe, и имeет причины думать, что его мнeние будет имeть нeкоторый вeс. Конечно, ему до сих пор не дали положительнаго обeщания, но, насколько ему позволено судить, ходатайство его было успeшно. Если так, то он с искренним удовольствием поздравит мистера Робартса с получением мeста, которое, конечно, он вполнe заслужил своими дарованиями, своим извeстным благочестием и христианскими добродeтелями.

Когда он кончил, мистер Соверби значительно подмигнул другу, и сказал, что, кажется, дeло порeшено.

— Нeт, Натаниель, не совсeм, возразил осторожный министр.

— Все равно! отвeчал Соверби.— Мы вeдь знаем, что значат всe эти недомолвки. Должностныя лица, Марк, никогда ничего не обeщают навeрное даже самим себe, хотя бы дeло шло о бараньей ногe, которая жарится перед огнем их собственной кухня; в наше время не худо будет попридержаться, не так ли Гарольд?

— Да, конечно, сказал Гарольд Смит, мудро качнув головой. Ну, кто еще там, Робартс (это он сказал секретарю, пришедшему доложить ему о приeздe каких то важных особ)?

— Хорошо. Извините, если я с вами прощусь, у меня бездна дeла. Будьте увeрены, мистер Робартс, что я для вас сдeлаю все что могу; но, помните, что покуда я вам ничего не обeщаю положительнаго....

— О, конечно, конечно! прервал Соверби.— Тут нeт ни малeйшаго обeщания.

Потом, расхаживая по городу под руку с Марком Робартсом, он опять стал уговаривать его купить эту великолeпную лошадь, которая цeлый год даром стоит у него в Чальдикотской конюшнe.

Глава XIX

Мистер Соверби, чтобы доставить это хорошее мeсто фремлейскому викарию, разчитывал и надeялся не на одну свою короткость с лордом Малой Сумки. Он чувствовал, что можно употребить средства более сильныя, и потому обратился к герцогу Омниуму не сам лично, но через мистера Фодергилла. Ни один человeк с тактом не подумал бы в таком дeлe прямо обращаться к герцогу. если-бы рeчь шла о женщинe, лошади или картинe, дeло иное: герцог мог быть тогда очень податлив и любезен.

Но до него добрались через мастера Фодергила. Ему было внушено, не без хитрости, что имeть в руках фремлейскаго курата, может-быть очень выгодно, что приобрeсти его будет чувствительным ударом для противнаго стана. Через это герцог Омниум добудет себe союзника в соборном совeтe. И притом всeм было извeстно, что мистер Робартс имeет сильное влияние на лорда Лофтона. Настроенный таким образом, герцог сказал два слова лорду Броку, а два слова герцога Омниума что-нибудь да значили, даже для перваго министра. Плодом всего этого было то, что Марк Робартс получил мeсто, но узнал он об этом не прежде как чрез несколько дней по возвращении своем в Фремлей.

Мистер Соверби не преминул упомянуть о стараниях, необыкновенных стараниях, которыя герцог употребил для достижения этой цeли. "Я не помню, чтоб он когда-либо рeшался ходатайствовать, сказал мистер Соверби, и вы можете быть увeрены, что он я теперь не стал бы хлопотать за вас, если-б вы не съездили в Гадером-Кассль, когда он вас приглашал. Скажу вам откровенно, Марк, хотя не мнe приходится хулить свое гнeздо, но я увeрен, что слово герцога окажется дeйствительнeе цeлаго потока краснорeчия лорда Малой Сумки." Марк, разумeется, выразил ему свою благодарность и купил у него лошадь за сто тридцать фунтов. "Она стоит этих денег, говорил Соверби, я желаю вам сбыть ее только потому, что когда опять зашевелится Тозер вам придется поплатиться чeм-нибудь подобным этому." Марку не пришло в голову спросить, почему он лошадь эту не продавал кому-нибудь другому, чтоб имeть средства расплатиться сам. Но это не было бы удобно для мистера Соверби.

Марк знал, что лошадь хороша, и возвращаясь к себe, с нeкоторою гордостью думал о новом своем приобрeтении. Но что должен он был сказать о нем своей женe, как оправдаться перед ней? С другой стороны, почему бы ему и не купить себe лошадь, когда это приходится кстати? Он мог позволить себe это, соображаясь с общим итогом своих доходов. Но ему любопытно было знать, что скажет мистер Кролей, когда узнает об этой новой покупкe. Он с нeкоторых пор стал очень часто спрашивать себя, что скажут о нем его друзья и сосeди.

Он уже проводил второй день в Лондонe, и собрался выeхать на другое утро, чтоб быть дома в пятницу к вечеру. Но в Этот самый вечер, довольно поздно, когда он уже собирался в постель, его удивило неожиданное появление лорда Лофтона в кофейной гостиницы, гдe он стоял. Лицо хорда Лофтона было красно; он вошел поспeшно и казался разсерженным.

— Робартс, сказал он подходя к своему другу,— знаешь ты что-нибудь об этом человeкe, Тозерe?

— Тозер, какой это Тозер? Соверби, кажется, говорил мнe о нем.

— Должно полагать, что говорил. Если я не ошибаюсь, ты сам писал мнe о нем.

— Это очень возможно. Я помню, что Соверби упомянул об этом человeкe говоря о твоих дeлах. Но к чему ты меня разспрашиваешь?

— Этот человeк не только писал ко мнe, но даже ворвался в мою комнату пока я одeвался к обeду, и имел дерзость сказать мнe, что если я не уплачу или не возобновлю какой-то подписанный мною вексель в восемь сот фунтов, находящийся в его руках, он подаст его ко взысканию.

— Но вeдь ты уже покончил всe эти дeла с Соверби?

— Покончил, и не дешево мнe это обошлось. Чтобы заглушить это дeло я, дурак, заплатил ему все, что вздумалось ему с меня потребовать. Это просто мошенничество, и если это будет продолжаться, я оглашу это дeло.

Робартс оглянулся, но по счастью в комнатe кромe их никого не было.— Ты не хочешь, надeюсь, сказать, что Соверби обманывает тебя? сказал он.

— Дeло на это очень похоже, сказал лорд Лофтон,— и объявляю тебe рeшительно, что я не намeрен долeе даваться на такия продeлки. несколько лeт тому назад я надeлал не мало глупостей, благодаря этому человeку. Но четыре тысячи фунтов должны были бы непремeнно покрыть то, что тогда прокутил. С тeх пор я заплатил уже втрое больше, и, клянусь душой! не стану больше платить прежде чeм не приведу в извeстность все это дeло.

— Но, Лофтон, я не понимаю. Что это за вексель? Ты говоришь, что он подписан тобою?

— Да, я не откажусь от своей подписи, и если это нужно, уплачу его; но, если я это сдeлаю, то не иначе как через моего стряпчаго, который разберет все это дeло.

— Но я думал, что всe эти векселя уплачены?

— Я предоставил Соверби собирать старые векселя, по мeрe их возобновления, и теперь один из них, уже давно уплаченный мною, опять явился на свeт.

Марк не мог не вспомнить о двух подписанных им документах, которые оба теперь вeроятно находятся в руках Тозера или подобнаго ему лица; и оба они могли теперь быть предъявлены против него, один за другим. Он вспомнил тогда, что Соверби говорил ему что-то о просроченном векселe, и о том, что придется купить его за какую то бездeлицу; он напомнил об этом лорду Лофтону.

— И ты называешь восемьсот фунтов бездeлицей? Если так, признаюсь, я не согласен с тобою.

— Они вeроятно и не подумают требовать с тебя всю эту сумму.

— Но я говорю тебe, что они именно требуют ее сполна. Человeк, явившийся ко мнe и выдающий себя за друга Тозера,— вeроятно сам Тозер,— поклялся мнe, что будет принужден дeйствовать судебным порядком, если деньги не будут в его руках через недeлю, много двe. Когда я объяснил ему, что это старый вексель, уже возобновленный, он объявил, что друг его купил вексель по поминальной его цeнe.

— Соверби говорил, что тебe вeроятно придется заплатить десять фунтов, чтобы выкупить его. Я бы на твоем мeстe предложил этому человeку такую сдeлку.

— Я не намeрен ничего предлагать этому человeку; я все это дeло предоставлю своему стряпчему, наказав ему не щадить никого, ни меня, ни других. Я не позволю такому человeку, как Соверби, выжимать из меня деньги, когда ему это вздумается.

— Но, Лофтон, ты как будто сердишься на меня.

— Нeт, я не сержусь. Но я счел своим долгом открыть тебe глаза на счет этого человeка. В послeднее время всe мои дeла с ним шли через тебя, и поэтому...

— Но ты сам этого пожелал; взялся я за эти дeла только для того чтоб угодить тебe и ему. Ты не подозрeваешь, надeюсь, чтоб я был при чем-нибудь в этом дeлe с векселями.

— Совсeм не то, но я знаю, что у тебя есть разныя дeла с Соверби.

— Итак, Лофтон, ты меня обвиняешь в соучастии в дeлах, которыя ты назвал мошенническими?

— Я знаю только то, что меня надували, и надувают до сих пор.

— Но ты не отвeчаешь на мой вопрос. Обвиняешь ли ты меня в чем-нибудь? Если так, я согласен с тобой, что ты должен обратиться к твоему стряпчему.

— Я так и сдeлаю.

— Очень хорошо. Но позволь мнe сказать тебe, что я не встрeчал человeка менeе тебя разсудительнаго, или так не справедливаго как ты. Единственно по твоей просьбe, и желая только быть полезным тебe, я вступил с Соверби в переговоры о твоих дeлах. По его желанию, вслeдствие твоей же просьбы, я стал нeкоторым образом посредником между вами, писал к тебe и передавал ему твои отвeты. И вот чего я добился!

— Я ни в чем не виню тебя, Робартс; но я знаю, что у тебя есть дeла с этим человeком. Ты сам мнe это сказал.

— Да, по его просьбe, чтобы вывести его из затруднения, я подписал за него один вексель.

— Только один?

— Один, а потом тот же самый возобновленный, или не совсeм тот же, но другой, замeняющий его. Первый был в четыреста, второй в пятьсот фунтов.

— И тебe придется за оба поплатиться, и свeт конечно скажет, что ты деньги эти заплатил за мeсто члена барчестерскаго капитула.

Тяжело было снести это. В послeднее время Марк слышал многое, что могло испугать и встревожить его, но ничего столь ужаснаго как это; ничего, что бы до такой степени поразило его, так ясно представило ему весь ужас его положения. Он ничего не отвeчал, и прислонившись спиною к камину, смотрeл не глядя ни на что. До этой минуты он не сводить глаз с лорда Лофтона, но теперь ему казалось, что все между ними кончено. Он не мог более разчитывать на дружбу лорда Лофтона и матери его. Да и в ком мог он теперь быть увeрен, кромe своей нeжной, любящей женe, которой он готовил такую ужасную будущность?

В это мучительное мгновение разныя мысли быстро пробeгали в его головe. Он немедленно откажется от этого мeста, о котором каждый имел право сказать, что он купил его. Он отправится к Гарольду Смиту и рeшительно скажет, что отказывается от мeста. А потом он возвратится домой и во всем признается женe;— а также и леди Лофтон, если это еще могло быть сколько-нибудь полезно. Он устроится так, чтоб имeть возможность уплатить оба векселя, если они будут ему явлены, не разбирая справедливо ли это требование, не обвиняя никого, не пeняя даже на Соверби. Если это будет нужно, он половину своих доходов отдаст в распоряжение мистера Фореста, банкира, пока все не будет уплачено. Он продаст всe лошади свои, до послeдней. Он разстанется с своим лакеем; одним словом, он будет всячески стараться, как слeдует мущинe, снова приобрeсти себe независимое положение и добиться уважения окружающих его. В эту минуту он с глубоким отвращением смотрeл на положение, в которое он привел себя, и на свое безразсудство, вовлекшее его в такия неприятности. Как мог он согласить с своими понятиями и совeстью, что он теперь находится в Лондонe с Соверби и Гарольдом Смитом, и добивается мeста, чрез посредничество человeка, которому вовсе не слeдовало бы имeть голоса в духовных дeлах, покупает лошадей, хлопочет о просроченных векселях? Он чувствовал, что нeт ему извинения. Мистер Кролей был прав, назвав его отступником.

Лорд Лофтон, который был очень разсержен во все время этого свидания и гнeв котораго возрастал по мeрe того как он говорил, прошелся между тeм раза два по комнатe; он несколько успокоился, и ему теперь стало понятно, как слова его могли оскорбить Марка. Он пришел сюда с намeрением излить свою злость на Соверби, и побудить Робартса довести до свeдeния этого джентельмена, что если ему, лорду Лофтону, станут еще докучать этим векселем, то он все это дeло отдаст в руки своего адвоката; но, вмeсто всего этого, он взвел обвинение на самого Робартса. Ему уже давно было досадно то, что Робартс с нeкоторых пор, по случаю всех этих неприятных денежных дeл, очень сблизился с Соверби и как бы отстал от него. Он выразился гораздо сильнeе, и сказал гораздо больше чeм хотeл.

— Что касается тебя лично, Марк, сказал он, возвращаясь к тому мeсту, гдe стоял Робартс,— я не желал сказать тебe ничего неприятнаго.

— Вы выразились достаточно ясно, лорд Лофтон.

— Ты не можешь удивляться тому, что меня привел в негодование Этот безсовeстный поступок.

— Вы могли бы, я полагаю, не смeшивать в своих мыслях тeх, кто виноват перед вами, если вы увeрены в их винe, с тeми, которые дeйствовали только по вашему желанию и в угоду вам. Что я, как духовное лицо, сдeлал очень дурно, приняв какое бы то ни было участие в этих дeлах, я сознаю вполнe. Что как человeк я сдeлал непростительную глупость, поручившись за мистера Соверби, я также знаю очень хорошо: я заслужил, чтобы меня рeзко упрекнули в этом; но я не ожидал, что упреки эти услышу от вас.

— Полно, Робартс, и без того у нас обоих хлопот довольно. Вопрос в том, что нам теперь дeлать?

— Вы сказали, что намeрены сдeлать. Вы дeло это предадите суду.

— Но не с тeм, чтобы запутать тебя.

— Запутать меня, лорд Лофтон! Право, слушая вас, можно подумать, что я распоряжался вашими деньгами.

— Ты не хочешь меня понять. Я думаю вовсе не о том. Но ты сам знаешь, что если это проклятое дeло пойдет судебным порядком, твоы сдeлки с Соверби также станут всeм извeстны.

— Мои сдeлки с Соверби будут состоять в том, что мнe придется за него заплатить не малую сумму денег, которую он мнe, конечно, никогда не возвратит.

— Но что скажут о твоем новом мeстe?

— Послe того, что я слышал от вас, лорд Лофтон, я должен отказаться от него.

В эту минуту несколько человeк вошло в комнату, и разговор между друзьями прекратился. Они несколько минут молча стояли у камина. Робартс ждал, чтоб ушел лорд Лофтон, а лорд Лофтон еще не сказал того, что он именно хотeл сказать и зачeм приходил. Наконец он заговорил почти шепотом:— Я полагаю, что лучше всего будет попросить Соверби зайдти ко мнe завтра утром; думаю, что и тебe не худо было бы видeться с ним у меня.

— Я не вижу никакой надобности в этом, отвeчал Робартс;— мнe и так по всей вeроятности придется поплатиться за то, что я имел глупость вмeшаться в ваши дeла, и я не намeрен впутываться еще более.

— Я, конечно, не могу заставить тебя придти; но мнe кажется, что в отношении к Соверби этого требует справедливость; и меня ты этим обяжешь.

Робартс несколько раз прошелся по комнатe, стараясь уяснить себe, как ему поступить в этом случаe. Если дeло это станет гласным, и имя его будет упомянуто в связи с разными, не совсeм благовидными денежными сдeлками, это конечно много повредит ему. Он знал теперь, по намекам, лорда Лофтона, каким образом свeт станет объяснять его участие в этом дeлe. А жена его, как перенесет она Этот срам?

— Я буду у тебя завтра утром, но только с одним условием, сказал он наконец.

— А именно?

— С тeм, что ты дашь мнe слово, что не подозрeваешь меня ни в каком сообщничетвe с мистером Соверби; не думай, что я имел какие-нибудь виды, хлопоча о твоих дeлах.

— Я никогда не думал и не подозрeвал этого. Но я полагал, что он вовлек тебя в разныя неприятныя дeла.

— И в этом ты не ошибся; я поручился за него. Но ты мог бы и должен бы знать, что я ни шиллинга не получил за это мое ручательство. Я старался одолжить человeка, на котораго я сперва смотрeл как на твоего друга, а потом как на своего. И вот к чему меня привело это!

Лорду Лофтону наконец удалось успокоить его, и они усeлись за один из столов кофейной. Робартс обeщался отложить свой отъезд до субботы, чтобы на слeдующий день встрeтить мистера Соверби в комнатах, занимаемых лордом Лофтоном в Альбани. Как только он на это согласился, лорд Лофтон простился с ним и ушел.

Послe этого бeдный Марк провел не очень спокойную ночь. Было ясно, что лорд Лофтон подумал, а быть-может думал и до сих пор, что мeсто в Барчестерe было ему предложено в вознаграждение за нeкоторыя денежныя одолжения, оказанныя им человeку, хлопотавшему за него. Можно ли было себe представить что-нибудь ужаснeе? Вопервых, это было бы святокупство, к тому же самое гнусное святокупство. Одна мысль об этом наполняла душу Марка отвращением и ужасом. Быть-может, лорд Лофтон перестал теперь подозрeвать; но то же самое могли подумать другие, и их подозрeния не возможно будет уничтожить; он знал, что для большей части людей открыть какую-нибудь погрeшность в духовном лицe — истинное наслаждение. И притом эта лошадь, купленная им! имел ли он право говорить, что сдeлки его с Соверби ровно ничего ему не до ставили? Что ему было теперь дeлать с лошадью? К тому же он, в послeднее время, издерживал и продолжал издерживать больше денег чeм позволяли его средства. Послeднее его путешествие в Лондон казалось ему дeлом крайне безразсудным теперь, когда ему приходилось отказаться от мeста. И он стал несколько колебаться в первом своем рeшении, что, конечно, было очень естественно в его положении. Он повторял себe, что план новой жизни, составленный им в первую минуту негодования, возбужденнаго лордом Лофтоном, обрекающий его на бeдность, на насмeшки, всякия неудобства, хорош, и что ему не остается другаго исхода. Но трудно отказаться от честолюбивых надежд и идти на встрeчу бeдности, насмeшкам и неприятностям.

На другое утро, однако, он бодро направился к департаменту Малой Сумки, с намeрением извeстить Гарольда Смита о том, что он не желает более этого мeста в Барчестерe. Он застал своего брата, углубленнаго в сочинение художественных записок к разным высокородным дамам на счет невозможности доставят то или другое мeсто для них; но сам владыка сих мeст не был на лицо. Он обыкновенно заходил в канцелярию около четырех часов, когда начиналось засeдание палат, но никогда не являлся туда поутру. Он, вeроятно, гдe-нибудь в другом мeстe исправлял свою должность. Он, быть-может, уносил с собой работу на дом, по всeм, извeстной привычкe очень ревностных должностных людей.

Марк подумал было откровенно поговорить с братом и через него передать Гарольду Смиту то, что хотeл сказать ему. Но у него не хватило на это храбрости, или точнeе его удержала от этого осторожность. Он говорил себe, что о своих дeлах обязан разказать прежде всего женe. И поэтому, поболтав немного о посторонних предметах с братом, он вскорe встал и ушел.

Он не знал, как убить время до того часа, когда ему слeдовало отправиться к лорду Лофтону; но наконец настал Этот желанный час, и на всех колокольнях еще раздавался бой, когда он свернул с Пикадильи на двор Альбани. Он еще не достиг строения, когда знакомый голос раздался почти у самаго его уха.

— Вы акуратны как большие часы барчестерской башни, говорил мистер Соверби.— Вот что значит спeшить на свидание к сильным мира сего.

Он обернулся и машинально протянул ему руку, и, взглянув на него, подумал, что никогда не видал его таким бодрым, сияющим и веселым.

— Вы имeли извeстия о Лофтонe? сказал Марк весьма унылым голосом.

— имел ли я извeстия о нем? Да, конечно, имел. И вот что я вам скажу, Марк,— и он заговорил почти шепотом пока они вмeстe проходили по корридорам Альбани.— Лофтон — ребенок во всем, что касается денежных дeл, совершеннeйший ребенок. Он отличный, благороднeйший малый, но в денежных дeлах он ничего не смыслит.

И с этим они вошли в комнаты молодаго лорда.

Лицо лорда Лофтона также было уныло и мрачно, но это ни сколько не смутило Соверби, который, развязно и с веселою улыбкой на устах, подошел к нему.

— Здравствуйте Лофтон, как вы поживаете? сказал он.— Почтенный друг мой, Тозер, кажется, несколько обезпокоил вас?

Тогда лорд Лофтон, с лицом далеко невеселым, снова начал свое повeствование о мошеннических требованиях Тозера. Соверби не прерывал его, и выслушал его терпeливо, совершенно терпeливо, хотя лорд Лофтон, все более и более горячявшийся по мeрe того как он исчислял притeснения, которым его подвергали, не преминул произнести кой-какия угрозы против мистера Соверби, как наканунe против Марка Робартса. Он говорил, что не намeрен заплатить ни одного шиллинга иначе, как через своего стряпчаго; а что стряпчему своему он накажет не платит ничего прежде чeм дeло это не будет разсмотрeно в судe. Ему было все равно, какия будут от этого послeдствия для него или для других. Он рeшился дeло это сдeлать гласным, и завести процесс.

— Что ж, заводите, коли на это у вас есть охота, сказал Соверби.— Но дeло-то все в том, Лофтон, что вы задолжали, потом просрочили уплатой, а к вам вслeдствие того и начали несколько приставать.

— Я заплатил втрое больше чeм был должен, сказал лорд Лофтон, топнув ногой.

— Это вопрос другой, и я не стану теперь углубляться в него. Я полагал, что он уже теперь порeшен и покончен людьми, которым вы сами на то дали полномочие. Но позвольте мнe у вас спросить одно: Какое имeет Робартс отношение к этому дeлу? Что он сдeлал.

— Я ничего не знаю. Дeло это он улаживал с вами.

— Ни чуть. Он был так добр, что взял на себя труд явиться ко мнe с поручением от вас, и передать вам мой отвeт. Вот все его участие в этом дeлe.

— Но неужели вы думаете, что я хочу запутать его в это дeло?

— Я не думаю, чтобы вы кого бы то не было хотeли запутать, но вы горячи, и с вами ладить не легко. А что еще хуже, вы несколько подозрительны. Я в этом дeлe хлопотал изо всех сил, чтоб вывести вас из затруднения, я не могу сказать, чтоб услыхал от вас за это хоть одно спасибо.

— Развe вы не дали Тозеру вексель, тот вексель, который теперь в его руках?

— Во-первых он не в его руках, а во-вторых я не давал ему. Такого рода документы переходят через сотни рук прежде чeм достанутся тому человeку, который требует уплаты.

— Кто же это намедни являлся ко мнe?

— То был, полагаю я, Том Тозер, брат нашего Тозера.

— Ну так вексель находится у него; я своими глазами видeл его.

— Позвольте, это очень вeроятно. Я вас извeстил о том что вам придется выкупить его. Они, конечно, такую вещь не отдадут даром.

— Вы говорили о десяти фунтах, замeтил Марк.

— Десять, или двадцать, или около того. Но неужели вы предполагали, что человeк Этот станет требовать с вас такую сумму? Разумeется, он начнет с того, что потребует полной уплаты. Вот он, Этот вексель, лорд Лофтон,— и Соверби, достав из кармана бумагу, передал ее через стог молодому лорду.— Я заплатил за него сегодня утром двадцать пять фунтов.

Лорд Лофтон взял бумагу, и взглянул на нее.— Да, сказал он,— это тот самый вексель. Что мнe теперь с ним дeлать?

— А что хотите, сказал Соверби,— храните его в домашнем вашем архивe, бросьте в огонь, дeлайте что вам угодно.

— И это послeдний вексель? Другаго не может быть предъявлено на меня?

— Вам лучше знать, какия вы подписывали бумаги. Я о другом не знаю. При послeднем возобновлении это был единственный извeстный мнe вексель.

— И вы заплатили за него двадцать пять фунтов?

— Заплатил. если-бы вы не подняли такой истории, и если-б я не знал, что не принеси я его сегодня, вы бы нашумeли на весь дом, я бы не заплатил за него больше пятнадцати или двадцати. Через три, четыре дня, мнe бы его отдали за пятнадцать.

— Десять фунтов больше или меньше ничего не значат, и я, разумeется, заплачу вам эти двадцать пять фунтов, сказал лорд Лофтон, несколько пристыженный.

— Как вам будет угодно.

— Разумeется, и говорить об этом нечего; это мое дeло,— и он сeл к столу, чтобы написать вексель на эти деньги.

— А теперь, Лофтон, позвольте мнe вам сказать несколько слов, сказал Соверби, становясь спиной к камину и играя тонкою тростью, которую держал в рукe.— Постарайтесь вперед не придираться так жестоко к своим ближним, и быть снисходительнeе к ним. Когда вы чeм-нибудь раздосадованы, вы позволяете себe говорить вещи, которыя не каждый бы снес от вас, хотя люди, знающие вас так хорошо как я и Робартс, могут раз-другой и махнуть на них рукою. Вы обвинили меня во всевозможных злодeяниях....

— Что до этого касается, Соверби....

— Дайте мнe договорить. Вы сами знаете, что обвинили меня. Но я сомнeваюсь, чтобы вам когда-либо пришло в голову обвинить самих себя.

— Напрасно вы это думаете.

— Вы, конечно, сдeлали дурно, вступив в сношения с такими людьми, как Тозер. Я также сдeлал очень дурно. Все это разумeется само собой. Образцовые джентльмены не знаются с Тозером, и прекрасно дeлают. Но человeку слeдует имeть плечи сильныя, чтобы нести бремя, которое сам же он навалил на них. Не связывайтесь вперед с Тозером, если можете, но если уж вступите в сношения с ним, старайтесь, Бога ради, лучше владeть собой.

— Все это прекраоно, Соверби, но вы знаете также хорошо как я....

— Знаю я, сказал искуситель рода человeческаго, ссылаясь, на Священное Писание, в то время как он укладывал в карман вексель на двадцать пять фунтов,— знаю я только то, что человeк, сeющий плевелы, не пожнет пшеницы, и напрасно стал бы этого ожидать. Я терпeлив, продолжал он, прямо глядя в глаза лорду Лофтону,— и многое могу снести, то-есть если меня не доведут до крайности; но мнe кажется, что вы были очень не справедливы и жестоки к Робартсу.

— Обо мнe не безпокойтесь, Соверби. Мы с лордом Лофтоном старые друзья.

— И можете, слeдственно, не стeсняться друг с другом. Ну и прекрасно. Теперь проповeдь моя кончена. Милый мой сановник позвольте поздравить вас. Я сейчас узнал от Фодергила, что маленькое ваше дeльце окончательно улажено.

Лицо Марка опять омрачилось.— Я полагаю, сказал он,— что мнe придется отказаться от этого мeста.

— Отказаться! воскликнул Соверби, который послe всех своих усилий и хлопот по этому дeлу был бы гораздо больше оскорблен такими колебаниями со стороны курата чeм всeм тeм, что лорд Лофтон и Марк могли бы наговорить ему обиднаго.

— Я думаю так, сказал Марк.

— Но почему?

Марк молча взглянул на лорда Лофтоняа

— Нeт надобности тебe отказываться от мeста при теперешних обстоятельствах, сказал лорд Лофтон.

— А при каких бы это обстоятельствах может быть надобность в этом? спросил Соверби.— Герцог Омниум употребил все свое влияние, чтобы доставить это мeсто вам, как приходскому пастору в его графствe, и ни на что бы не было похоже, если-бы вы теперь отказались.

Тогда Робартс откровенно изложил ему всe свои причины, объяснив в точности, что лорд Лофтон сказал ему за счет его дeл с ним, и обратил его внимание на то, какое нарекание могло навлечь на него получение этого мeста.

— Клянусь душой, это ни на что не похоже, сказал Соверби.

— Послушайте, Соверби, я наставлений слышать не желаю, сказал лорд Лофтон.

— Я одну проповeдь уже прочел, сказал он, чувствуя, что для него не выгодно доводить друга до крайности,— не намeрен начинать другую. Я скажу вам только одно, Робартс: сколько мнe извeстно, Гарольд Смит не при чем в этими дeлe. Герцог сказал, что он очень желает, чтобы приходский курат из его графства поступил в капитул, и потом, по желанию лорда Брока, назвал вас. Если при этих обстоятельствах вы станете отказываться от мeста, я подумаю, что вы не в своем умe. Что же касается векселя, подписаннаго вами, вам из-за него тревожиться нечего. Деньги будут готовы; но конечно, к тому времени вы доставите мнe эти сто тридцать фунтов за....

Затeм мистер Соверби распростился с своими друзьями, одержав над ними полную побeду. Расторопному, смышленому человeку лeт пятидесяти не трудно одержать побeду, когда собесeдникам его нeт и по тридцати лeт.

По его уходe, Робартс не долго оставался в Альбани; при прощании лорд Лофтон еще раз изявил свои сожалeния о том, что произошло наканунe. Ему было немного стыдно.

— А мeсто это, конечно, тебe слeдует принять, сказал он. Тeм не менeе он не пропустил без внимания намек мистера Соверби на сто тридцать фунтов, слeдующих за лошадь.

Робартс, возвращаясь к себe в отель, думал о том, что ему, конечно, слeдует принять предложенное мeсто, и радовался тому, что ни слова не сказал об этом дeлe брату. Вообще ему стало гораздо легче на душe. Обeщания мистера Соверби на счет векселя были очень успокоительны, и, странно сказать, он совершенно вeрил им. Соверби показал себя таким молодцом в своей послeдней стычкe с ними, что лорд Лофтон и Марк оба повeрили бы теперь всякому его слову, к чему они не всегда были склонны.

Глава XX

В продолжении нeскольких дней, друзья Гарольда Смита торжествовали. В городe стали поговаривать о том, что лорд Брок, избранием его, значительно усилил свою партию, и употребил лучшее средство для залeчения язв нанесенных, его высокомeрием и безразсудством общему характеру его управления. Так выражались возгордившиеся друзья Гарольда Смита. И если взять в соображение, чего добился сам Гарольд, то нельзя удивляться, что и сам он несколько возгордился.

Торжественный тот должен быть день в жизни человeка, когда впервые вступает он в кабинет. Но когда смиренный духом человeк подумает о таком событии, то он недоумeвает и теряется в догадках о том, что такое Этот кабинет. Люди ли составляют его, или боги? Возсeдают ли они в креслах, или парят на облаках? Когда они говорят, раздается ли музыка сфер в их олимпийской обители, наполняя всю вселенную своею небесною гармонией? Каким порядком они разсаживаются? В каких выражениях они обращаются друг к другу? Всe ли божества имeют равносильные голоса? Трепещут ли они перед своим Зевсом? Злоупотребляет ли своею властью старик громовержец?

Гарольд Смит, приглашенный в эту августeйшую залу божественных совeщаний, торжествовал в душe; но, по всей вeроятности, в продолжении первых засeданий он не играл в них очень дeятельной роли. Тe из моих читателей, которым случалось засeдать в приходских совeтах, должны помнить, как сговорчив и по большей части безмолвен новый член. Он охотно во всем соглашается, а если ему и приходится выразить мнeние противное, то он извиняется в том. Но настает время, когда привыкнув к лицам, окружающим его, к комнатe, к столу, за которым он сидит, он перестает благоговeть и смущаться, и удивляет братию энергией и смeлостью своей рeчи. Мы можем по этому предположить, что то же самое случится и с Гарольдом Смитом на второй или третий год его министерскаго поприща. Но грустно подумать, как мимолетны такого рода радости.

И тут же ему был нанесен удар, несколько омрачивший его торжество, удар жестокий, не совсeм благородный: поднялась на него рука, от которой он ожидал поддержки себe. Друзья Гарольда Смита говорили между прочим, что первый министр, привязав его к себe, влил молодую кровь в свои жилы. Выражение это понравилось самому Гарольду, и он тотчас же смекнул, какою богатою темой оно могло стать для какого-нибудь дружелюбнаго Саппельгауса. Но почему бы какому-нибудь Саппельгаусу, не имeющему доступа в рай, питать дружеския чувства к какому-нибудь Гарольду Смиту, допущенному в него? Люди, добившиеся этого права, утопающие в блаженствe, должны приготовиться к тому, что друзья из отстанут от них. Человeк не был бы человeком, если-бы поступал иначе. Если мнe нужно добиться чего-нибудь от стараго моего друга Джона, я буду рад, если он пойдет в гору; но если, несмотря на это, он ничего не может сдeлать для меня, я почту высокое его положение за личную себe обиду. Кто найдет своего близкаго друга достойным важнаго мeста? Мистер Саппельгаус слишком близко знал мистера Смита, и потому не мог имeть черезчур выгодное мнeние о молодой его крови.

Вслeдствие того, в Юпитерe появилась статья, далеко не лестная для всего министерства. Молодой крови в ней досталось порядком, и намекалось на то, что Гарольда Смита скорeе можно сравнить с перегнанною водой. Первый министр, было сказано в статьe, нашедший себe недавно такую полезную, высоконравственную и арастократическую поддержку, избрал себe теперь помощника из народа. Чего теперь не может он сдeлать с помощию лорда Бритльбака и мистера Гарольда Смита! Возрожденные в этом всесильном котлe Медеи, его дряхлые члены,— и нужно признаться, что нeкоторые из них стали очень дряхлы,— выйдут из него молодыми, гладкими, сильными. Повсюду распространится новая энергия. Индия будет спасена и успокоена; честолюбие Франции будет усмирено; реформы улучшат наши суды и парламентские выборы; одним словом, утопия станет дeйствительностию. Вот чего, по видимому, ожидает министерство от молодой крови мистера Гарольда Смита!"

Уже это было довольно жестоко, но все не так, как послeдния слова статьи. Автор, покинув иронический тон, сериозно выражал свое мнeние об этом дeлe. "Мы желали бы убeдят лорда Брока, сказано в статьe, что такие союзы, как Этот, не спасут его от скораго падения, которое он готовит себe своим высокомeрием и безразсудством. Что касается его лично, нам жаль будет, если ему придется подать в отставку. Нам в эту минуту трудно было бы найдти государственнаго человeка, который более бы соотвeтствовал требованиям нынeшняго времени. Но если он будет имeть безразсудство выбирать себe в помощники таких людей, как лорд Бритльбак и мистер Гарольд Смит, то пусть он не ожидает, что страна будет поддерживать его. Мистер Гарольд Смит не такой материал, из котораго дeлаются кабинетные министры."

Когда, сидя за чайным своим столом, мистер Гарольд Смит прочел эту статью, он узнал или сказал, что узнает, руку мистера Саппельгуса в каждой чертe, каждом выражении. В фразe о дряхлых членах, он так и слышит Саппельгауса, а также и в осуществлении утопии. Когда он хочет поострить, он всегда говорит об утопии, оказал мистер Гарольд Смит — самому себe, ибо мистрисс Смит не показывалась в такой ранний час.

Затeм он отправился в свою канцелярию, и во взглядах каждаго из присутствующих мог прочесть, что статья в Юпитерe уже всeм была извeстна. В улыбкe его секретаря заключался видимый намек на нее, и он почувствовал по той манерe, как Боггинс взял его пальто, что и в швейцарской они была хорошо извeстна. "Не придется ему замeщать меня когда я отойду," говорил себe Боггинс. В то же утро был совeть, второй, при котором он присутствовал, и взгляды всех богов ясно выражали их мнeние, что владыка их дал еще один промах. если-бы мистер Саппельгаус написал статью в другом тонe, тогда бы точно новая кровь почувствовалась дeйствительною.

Все это бросало сильную тeнь на его счастие, но не могло однако уничтожать тот факт, что он министр. Лорд Брок не мог попросить его выйдти в отставку потому только, что Юпитера написал против него статью, лорд Брок не был из таких людей, чтобы по такой причинe покинуть товарища. Вслeдствие этого, Гарольд Смит препоясал свои чресла и ревностно принялся за отправление своих обязанностей. "Клянусь душой, Юпитер был прав," говорил себe молодой Робартс оканчивая четвертую дюжину своих объяснительных записок обо всем том, что касалось департамента Малой Сумки; Гарольд Смит требовал, чтобы писания его секретаря были ужасно точны.

Но тeм не менeе Гарольд Смит был счастлив сознанием своего новаго величия, и мистрисс Гарольд также наслаждалась им. Конечно, в кругу своих знакомых, она то и дeло издeвалась над новым министром, и ему доставалось от нея почти не меньше чeм от автора статьи в Юпитерe. Позлословив с мисс Данстебл о молодой крови, она сказала, что поeдет на Вестминстерский мост посмотрeть, уж не в самом ли дeлe загорeлась Темза. Но, хотя она смeялась, она торжествовала, и хотя она воображала, что умeет это скрыть, весь свeт видeл, что она торжествует, и вслeдствие того смeялсянад ней.

Около этого времени, она также дала вечер, не такой высоконравственный conversazione, как мистрисс Проуди, но откровенный, грeшный свeтский бал, с достаточным количеством скрипок, мороженаго и шампанскаго, чтобы поглотить всю первую четверть жалованья, полученную Гарольдом Смитом с департамента малойсумки. Для нас бал Этот имeет значение только потому, что леди Лофтон была в числe гостей. Тотчас же по ея приeздe в город, она получала пригласительные записки от мистрисс Гарольд Смит для себя и Гризельды, и уже совсeм собралась послать ей отвeт, которым отказывалась от этой чести. Ей нечего было дeлать в домe сестры мистера Соверби. Но случилось так, что в эту минуту сын ея был с нею: он выразил желание, чтоб она поeхала, и она согласилась. если-бы в словах его не было ничего необыкновеннаго, если-б они относились только до нея, она улыбнулась бы ему в отвeт на его милую заботливость, воспользовалась бы этим случаем, чтобы поцeловать его в лоб, но тeм не менeе отказплась бы. Но он напомнил ей о себe и Гризельдe. "Поeзжайте, мама, хоть бы для того, чтобы встрeтить там меня, сказал он ей. Мистрисс Гарольд поймала меня на днях, и взяла с меня обeщание приeхать."

— Меня конечно могло бы это искусить, сказала леди Лофтон.— Мнe приятно бывать там, гдe я надeюсь встрeтить тебя.

— К тому же мисс Грантли теперь у вас, и ваша обязанность веселить ее по мeрe возможности.

— Конечно, Лудовик; и я очень благодарна тебe, что ты так любовно напоминаешь мнe о моем долгe.

И вслeдствие того было рeшено, что она с Гризельдою отправятся на бал к мистрисс Гарольд Смит. Бeдная леди Лофтон! Она придавала словам сына больше значения чeм они заслуживали. Сердце ея радовалось при мысли, что сын ея желает встрeтиться с Гризельдой, что он пускается на хитрости для достижения своей цeли. А он выразился таким образом совершенно нечаянно и без всякаго другаго намeрения кромe того, чтоб угодить матери и утeшить ее.

Тeм не менeе он отправился на бал мистрисс Гарольд Смит и там не раз танцовал с Гризельдой, к видимому огорчению лорда Домбелло. Он приeхал поздно, и в эту минуту лорд Домбелло медленным шагом вел Гризельду под руку по комнатe, а леди Лофтон глядeла на них с самым несчастным взором. Грмзельда сeла на свое мeсто, а лорд Домбелло, не прерывая молчания, стал у ея стула.

— Лудовик, шепнула его мать,— Этот человeк слeдит за Гризельдой как ея тeнь, и ужасно надоeл ей. Поди и спаси ее от него.

Он исполнил ея желание, а потом, в продолжении почти цeлаго часа, не переставал танцовать с Гризельдой. Он знал, что в свeтe всe говорят про страсть лорда Домбелло к мисс Грантли, и был не прочь наполнить душу своего собрата-нобльмена ревностью и гнeвом. К тому же он очень восхищался красотой Гризельды, и будь она капельку оживленнeе, или сумeй мать его немного лучше скрыть свои замыслы, он быть-может предложил бы в Этот вечер Гризельдe возвести ее на лофтонский престол, несмотря на все то, что было сказано и обeщано в гостиной пасторскаго дома в Фремлеe.

Нужно вспомнить, что Этот любезный блестящий мотылек провел не малое число дней с мисс Грантли в домe матери, и нужно вспомнить также, как опасна такого рода короткость. Лорд Лофтон был не способен хладнокровно видeть женскую красоту и проводить цeлые часы с молодою дeвушкой не почувствовав к ней нeкоторой нeжности. Не будь этого, леди Лофтон вeроятно бы не стала долeе заниматься этим дeлом. Но, по ея понятиям, сын ея оказывал довольно предпочтения мисс Грантли, чтоб оправдать ея надежды и заставят ее думать, что ему до сих пор не доставало только случая объясниться. И на этом балe, казалось, он одну минуту был намeрен воспользоваться представившимся случаем, и сердце матери его возрадовалось. Если в Этот вечер все окончится благополучно, она простит мистрисс Гарольд Смит всe ея прегрeшения.

И нужно признаться, что одну минуту дeло было близко к тому. Не то чтобы лорд Лофтон приeхал на бал с какими-нибудь намeрениями насчет Гризельды; он даже не подозрeвал, что ухаживает за ней. Молодые люди так часто в таких случаях дeйствуют безсознательно! Они настоящие мотыльки. Их забавляет яркое пламя свeчи, они кружатся вокруг нея, и, ослeпленные, стремятся все ближе и ближе к ней, пока наконец неосторожное движение не повергнет их в самое пламя, и они упадут с обгорeвшими крыльями, обожженные и изувeченные жгучим племенем брачных уз.. Счастливыя супружества, говорит поговорка, заключаются на небесах, и я этому вeрю. Как же объяснить иначе, что, вопреки сэр-Кресвелу Кресвелу, бывает так много счастливых супружеств, хотя люди так маю стараются о достижении этой цeли?

— Я надeюсь, что вы довольны моею матерью? сказал лорд Лофтон Гризельдe, когда они между двумя танцами стояли в дверях.

— О, она очень добра ко мнe!

— Вы постудили опрометчиво, отдавшись в руки такой степенной и сериозной особы. Я не знаю, извeстно ли вам то обстоятельство, что вы мнe обязаны тeм, что вы теперь на этом балe.

— Да, леди Лофтон мнe говорила об этом.

— Что ж, благодарны ли вы мнe, или нeт? Сдeлал ли я как этим неприятность или одолжение? Что вы находите приятнeе: сидeть дома на диванe с романом в руках, или стоять с лордом Домбелло и собираться танцовать с ним польку?

— Я вас не понимаю. Я очень не долго была с лордом Домбелло. Мы хотeли танцовать кадриль, но это не устроилось.

— Именно так, я это и говорю: вы собирались это сдeлать. Да и это для лорда Домбелло достаточный подвиг, не правда ли?

И лорд Лофтон, не любивший сам длинных сборов, обнял рукой стан Гризельды, и пошли они кружить по комнатe, вид и вперед, вдоль и поперек, с энергией, доказывавшею, что если язык Гризельды несколько вял, то ноги ея за то дeйствуют исправно. Лорд Домбелло между тeм стоял в сторонe и наблюдал и посылал к черту лорда Лофтона, этого несноснаго, пустаго болтуна, и думал о том, как хорошо было бы, если-б он во время одного из этих быстрых поворотов сломал себe ногу, или с ним приключилось бы другое какое-нибудь несчастие, напримeр бы ослeп, или оглох, или раззорился. И в этом християнском настроении, он возвратился домой и лег в постель, хотя по всей вeроятности он произнес молитву, гдe говорится об оставлении долгов должникам нашим.

По окончании танца, задыхаясь послe быстраго движения, лорд Лофтон спросил у Гризельды, как ей нравится Лондон?

— Очень, отвeчала, также немного запыхавшись, Гризельда.

— Я боюсь, что вам было очень скучно в Фремлеe.

— Вовсе нeт; мнe было очень весело.

— Какая тоска была когда вы уeхали! В домe не осталось никого, с кeм бы можно было перемолвить слово. И...— Онх на минуту умолк, чтобы дать легким своим успокоиться.— Не осталось рeшительно ни души, продолжал он, без всякаго намeрения говорить неправду: он не думал о том, что говорил. Он совершенно забыл, что в самом-то дeлe отъезд Гризельды доставил ему скорeе удовольствие, и что, разговаривая с Люси, он отдыхал от труда, котораго ему стоило заставить Гризельду сказать два-три слова. Но мы не должны слишком строго осуждать его. Всякия средства годны в войнe и любви, а если это не была любовь, то было по крайней мeрe то чувство, которое часто замeняет ее.— Не осталось ни души, сказал лорд Лофтон.— Я с горя чуть было не повeсился в паркe на другое утро, но шел дождь, и это одно только остановило меня.

— Что за вздор! Развe вы не могли разговаривать с вашею матерью?

— С моею матерью! Да, конечно. Вы можете также сказать мнe, если угодно, что и капитан Колпеппер был со мной. Я от всего сердца люблю мою мать; но неужели вы думаете, что ея общество могло бы мнe замeнить ваше?

И голос его, а взгляд его были очень нeжны.

— А мисс Робартс? Я полагала, что она вам очень нравится.

— Что, Люси Робартс? сказал лорд Лофтон, чувствуя, что он смущается при звукe этого имени. Оно разом приостановило весь пыл его.— Мнe, конечно, очень нравится Люси Робартс, она очень умна, но случалось так, что я почта не видал ея послe вашего отъезда.

На это Гризельда ничего не отвeчала, но гордо закинула голову, и приняла вид столь же холодный, как Диана, когда она заморозила Ориона в пещерe. И всe послeдующия за тeм попытка лорда Лофтона вовлечь ее в разговор не имeла успeха. Она еще раз потанцовали вмeстe, но ноги Гризельды проявили теперь далеко не такое оживление как прежде.

Вот все или почти все, что произошло между ними в Этот вечер. Быть-может, сверх того, лорд Лофтон подчивал ее мороженым, лимонадом, и я не ручаюсь, что он не сдeлал какой-нибудь осторожной попытки пожать ей руку. Но на всякия такия avances Гризельда Грантли отвeчала холодностию, достойною Дианы.

Однако и этих бездeлиц было достаточно, чтобы наполнить сердце леди Лофтон надеждой и радостию. Ни одна мать, благословенная шестью дочерьми, так горячо не желала пристроить их, как леди Лофтон женить своего сына, разумeется, на дeвушкe, пользующейся ея одобрением. И теперь, казалось, дeло не на шутку начинало улаживаться по ея желанию. Она весь вечер наблюдала за сыном, хотя всячески старалась, чтобы никто не замeтил этого. Она видeла падение лорда Домбелло и его досаду, и видeла также побeду и торжество сына. уж не сдeлал ли он ей какого-нибудь намека, и не объяснялся только вслeдствие холодности Гризельды? Не может ли ея осторожное вмeшательство способствовать к тому, чтоб ускорить окончательную развязку этого дeла? Постороннее вмeшательство в дeлах такого рода, без сомнeнии, вещь опасная, и леди Лофтон вполнe это сознавала.

— Приятно ли вы провели вечер? спросила она у Гризельды, когда, по возвращении своем домой, онe расположились у камина в уборной леди Лофтон. Старая дама нарочно пригласила свою гостью в эту закрытую Для всех комнату. Но чегоб она не была в состоянии сдeлать для такой невeстки как Гризельда?

— Да, очень приятно.

— Мнe показалось, что вы большую часть своих улыбок расточали на Лудовика, сказала леди Лофтон, выражая на своем лицe, что обстоятельство это ей очень приятно.

— О! я не знаю, сказала Гризельда,— я раза два танцевала с ним.

— Мнe это было очень приятно, душа моя. Я люблю, когда Лудовик танцует с милыми мнe дeвушками.

— Я чувствую, что обязана этим вам, леди Лофтон.

— Ничуть, душа моя. Сын мой не мог бы выбрать себe милeе дамы.— Она здeсь остановилась на минуту, не зная слeдует ли ей продолжать. Гризельда между тeм сидeла неподвижно и не сводила глаз с пылающих угольев.— Я знаю, что он в восторгe от вас, продолжала леди Лофтом.

— О, могу вас увeрить, что вы ошибаетесь! сказала Гризельда, и затeм опять послeдовало молчание.

— Я могу вам сказать только одно, сказала леди Лофтон,— я была бы очень счастлива, если-бы дeйствительно было то, что я вам сказала, и я имeю причины думать, что не ошибаюсь. Вы должны знать, душа моя, что я вас от души люблю.

— Благодарю вас, сказала Гризельда, и еще более углубилась в созерцание угольев.

— Хотя он мой сын, я не могу не сказать, что он очень хороший молодой человeк, и если-бы что-нибудь произошло между вами и им...

— Могу вас увeрить, что между нами ничего не произошло.

— Но если что-нибудь произойдет, я буду очень рада и совершенно одобрю его выбор.

— Но ничего такого никогда не произойдет, леди Лофтон. Он ни о чем подобном не думает.

— Но может подумать. А теперь прощайте, душа моя.

— Доброй ночи, леди Лофтон.

И Гризельда с самим невозмутммым спокойствием поцeловала ее и отправилась в свою спальню. Ложась в постель, она тщательно осмотрeла своы ленты и кружева, желаля удостовeриться, до какой степени онe пострадали от своей службы в Этот вечер.

Глава XXI

Марк Робартс вернулся домой, на другой день послe свидания своего с лордом Лофтоном в Альбани, в несравненно более спокойном расположении духа. Он чувствовал, что может теперь принять звание члена капитула, не роняя своего достоинства. Он говорил себe, что с его стороны было бы чистым сумашествием отказаться от мeста, послe всего того, что говорил мистер Соверби для успокоения его и для объяснения лорду Лофтону в чем дeло. К тому же обeщания мистера Соверби касательно векселей очень утeшили его. Ему начала представляться возможность развязаться со всеми заботами и безпокойствами покупкой этой лошади, которая, к тому же и стоила назначенной за нее цeны.

В слeдующий по своем приeздe день, он получил официальное извeщение о своем назначении. Не всe еще формальности были исполнены; нужно было дождаться слeдующаго засeдания капитула, но на дeлe он уже был бенефициантом. Жалованье уже принадлежало ему, ему обeщали очистить для него дом через недeлю; но от этого пункта он бы с радостью отказался, если-бы только была на это возможность. Жена поздравила его с обычною своею нeжностью и любовью, и, казалось, обрадовалась этому событию. В такия минуты удовольствие человeка много зависит от того, как взглянут на дeло близкие к нему люди. Поздравления леди Лофтона были такого рода, что он чуть было не бросил все это дeло, но веселая улыбка жены успокоила его, и чистосердечная радость Люси наполнила его сердце дружелюбными чувствами к мистеру Соверби и герцогу Омниуму. А потом Денди, это великолeпное животное, прибыло в конюшню пасторскаго дома, к великой радости садовника и грума и мальчика, помогавшаго послeднему по конюшнe, который неизвeстно как и почему завелся в домe, с тeх пор как хозяин онаго чаще стал eздить на охоту. Но радость эта не встрeтила сочувствия в гостиной. Появление лошади подало повод к разспросам. Марк объяснил, что он эту лошадь купил у мистера Соверби, с цeлью одолжить его. Он, Марк, был намeрен опять продать ее при первом удобном случаe. Объяснение это было, конечно, не очень удовлетворительно. Ни жена, ни сестра пастора не знали толка в лошадях, не имeли понятия о том, какия отношения могут заставить человeка одолжать другаго покупкой совершенно лишней для него лошади; но обe онe чувствовали, что и без Денди достаточно лошадей в конюшнe пасторскаго дома, и что покупать охотничью лошадь, с тeм чтоб опять немедленно продать ее, вовсе не дeло духовнаго лица.

— Надeюсь, что ты не очень дорого заплатил за нее, Марк? сказала Фанни.

— Не дороже, чeм я сам продам, отвeтил Марк; и Фанни прочла на его лицe, что он не желает распространяться об этом предметe.

— Я полагаю, что мнe немедленно придется занять новое свое мeсто, сказал Марк, стараясь свести разговор на предмет более утeшительный.

— И нам всeм придется переeхать в Барчестер? спросила Люси.

— В домe вeдь нeт мебели, не так ли, Марк? сказала жена его.— Я не знаю, как мы устроимся.

— Не тревожьтесь. Я найму квартиру в Барчестерe.

— И мы тебя никогда не будем видeть, горестно произнесла мистрисс Робартс. Но бенефициант объяснил ей, что он только на короткое время будет уeзжать из Фремлея, что по всей вeроятности ему придется ночевать в Барчестерe только по субботам и воскресеньям, и то быть-может не всегда.

— Не очень же, кажется, тяжелы обязанности бенефицианта, сказала Люси.

— Но за то онe очень почетны, возразила Фанни.— Бенефицианты — духовные сановники, не так ли, Марк?

— Разумeется, возразил он,— а также и жены их, по особенному каноническому уставу. Худо только то, что и тe и другия обязаны носить парики.

— Будет ли у тебя шляпа с завитушками по сторонам и широкими лентами? спросила Люси.

— Я боюсь, что права мои не простираются так далеко.

— Неужели даже розетки у тебя, не будет? В таком случаe я никогда не повeрю, что сан твой так высок.. Неужели же шляпа твоя ничeм не будет отличаться от шляп обыкновенных пасторов, как напримeр мистера Кролея?

— Кажется, поля с одного края можно будет пригнуть, но я еще не вполнe увeрен в этом, и спрошу об этом декана капитула..

Таким образом обитатели пасторскаго дома говорили о том, что предстояло им хорошаго, и старались забыть о новой лошади и об охотничьих сапогах, бывших так часто в употреблении в продолжении прошлой вины, и о холодности леди Лофтон. Дурное все может исчезнуть, и останется одно хорошее.

Наступал апрeль мeсяц, поля начинали зеленeть; вeтер перестал дуть с востока, и стал мягок и тепел; ранния весенния цвeты распускались в саду пасторскаго дома, и все в ориродe радостно улыбалось. Это время года было особенно дорого для мистрисс Робартс. Муж ея всегда дeятельнeе принимался за исполнение своих обязанностей, когда наступали теплые мeсяцы чeм в продолжении зимы. Великосвeтские друзья его и знакомые, которых она не знала, но тeм не менeе не могла одобрять, уeзжали с наступлением весны; дома их пустeли и не представляли уже для него никаких искушений. Он мог посвящать больше времени приходским, а также и домашним своим обязанностям. В продолжении этих мeсяцев он был примeрным пастором и примeрным мужем, как бы стараясь усердием своим загладить прошлыя свои прегрeшения. Сверх того,— хотя по всей вeроятности, она ни разу не созналась даже самой себe в этом,— отсутствие дорогого ея друга, леди Лофтон, также имeло хорошия свои стороны. Мистрисс Робартс от души любила леди Лофтон: но должно сознаться, что ко всeм хорошим и почтенным свойствам этой дамы примeшивалась порядочная доля властолюбия. Она любила повелeвать, и давала это чувствовать своим ближним. Мистрисс Робартс никогда бы не созналась, что иго это тяготит ее, но тeм не менeе она дышала свободнeе в ея отсутствии, и была менeе стeснена в своих дeйствиях.

И Марк также был в хорошем расположении духа, хотя он и находил, что было бы не совсeм удобно тотчас же обратить Денди в деньги. Он в то время часто бывал в Барчестерe и проходил через таинственныя и строгия испытания, необходимыя для поступления духовнаго лица в капитул; но должно сознаться, что Денди часто приходил ему на ум, и он был бы очень рад развязаться с ним. Срок этим злосчастным векселям выходил в началe мая, а в концe апрeля Совербя увeдомил его о том, что он дeлает все, от него зависящее, чтобы роковой день не застал его врасплох; но что дeло много было бы упрощено для него, если-б он мог тотчас же получить деньги за Денди. Ничего не могло быть различнeе тона, каким мистер Соверби говорил о деньгах в разныя времена. Когда дeло шло о получении их, он умeл всему придавать важность; сверхъестественныя усилия, суета, бeготня, одни могли отвратить страшную бeду: минута отсрочки все могла погубить. Но когда рeчь заходила о противном, он всегда умeл доказать самым убeдительным образом, что все идет отлично и не о чем безпокоиться. В эту минуту он глядeл на дeло с мрачной точки зрeния, и настойчиво требовал ста тридцати фунтов за Денди. Послe всего того что произошло недавно, Марку казалось неловко отвeтить, что он ничего не заплатит, пока векселя не будут уничтожены; и поэтому он с помощью мистера Форреста, банкира, расплатился с своим другом, мистером Соверби.

Теперь мы должны сказать слово о Люси Робартс. Мы видeли, как она в ту минуту, когда мир был у ног ея, отвергла искания благороднаго лорда и отвергла так, что он поражение свое должен был считать окончательным. Она рeшительно объявила ему, что не любит его, что не может полюбить его, и таким образом отказалась не только от блестящаго положения и богатства, но и от чего-то поважнeе: она отказалась от человeка, которому она отдала свое любящее сердце. Что сердце ея принадлежит ему, она чувствовала и тогда, и сознала еще сильнeе послe как только он оставил ее. Вот сколько силы придали ей гордость и твердая рeшимость, что она не даст леди Лофтон глядeть на нее свысока и упрекать ее в том, что она поймала ея сына.

Я знаю, что о самом лордe. Лофтонe скажут, что если оставить в сторонe его знатность и богатство и красивое, веселое лицо, он не стоит преданной любви милой дeвушки. Люди воображают, что герои романов необходимо должны быть лучше героев, созданных для житейскаго обихода. Я прямо сознаюсь, что высокаго, абсолютнаго героизма в лордe Лофтонe было немного; но что бы сталось со свeтом, если-б одни только истинные герои почитались достойными любви женщин? Что бы стали дeлать мущины, и,— о Боже!— что бы сталось с женщинами? Люси Робартс в сердцe своем не одаряла своего отвергнутаго вздыхателя никакими особенными героическими свойствами, быть-может она даже не признавала в нем и той доли героизма, которая поистинe принадлежала ему; но тeм не менeе она очень рада была бы выйдти за него замуж, если-бы Только она могла сдeлать это, не уязвляя своей гордости.

Всe мы согласны с тeм, что дeвушки не должны выходить замуж из-за денег. Женщина, которая продает себя за имя или за доходное имeние, за блестящее положение или за блестящие фамильные брилиянты, поступает с собой как фермер с своими быками и овцами, показывает почти такое же неуважение к самой себe, к своему внутреннему существу, как жалкая бeдняга ея же пола, которая добывает себe хлeб самым глубоким унижением. Но имя, и богатство, и блестящее положение, всегда имeли значение в глазах Евиных дочек, а также и сыновей Адама. Всe мы дорожим благами мирскими, и не удивительно. Но допуская это, не должно забывать, что цeна за эти блага иной раз, может быть слишком высока. Желая в этом случаe быть по возможности откровенным, я сознаюсь, что Люси случалось с сожалeнием думать и о том, что было бы, если-б она сдeлалась леди Лофтон. Быть женой такого человeка, обладательницей такого сердца, имeть в руках такую блестящую счастливую судьбу, чего больше могла она ждать от жизни? И теперь она отказалась от всего этого из-за того только, чтобы леди Лофтон не имeла права назвать ее интриганткой и заподозрить ея честность. Движимая этим страхом, она прибeгла ко лжи, чтоб удалить молодаго Лофтона, хотя дeло это было такого рода, что ей непремeнно слeдовало быть откровенною.

Тeм не менeе она была весела в обществe брата и невeстки. Только ночью, когда она оставалась одна в своей комнатe, или во время одиноких своих прогулок, позволяла она слезам навертываться на глаза. Ни одним словом, ни одним движением, не выдала она себя. В ней нельзя было замeтить ни разсeянности, ни грусти; ничто в ней не измeнилось. Она обнаруживала в этом случаe ту особенную силу, которою одарил ее Бог. Но в душe она часто и горько жалeла об этой грустной развязкe своего романа.

— Мы собираемся eхать сегодня утром в Гоггельсток, сказала однажды за завтраком Фанни.— Я полагаю, Марк, что ты не поeдешь с нами?

— Нeт, не думаю. Кабриолет неудобен для трех.

— А новая лошадь-то на что? Развe ты не можешь поeхать на ней? Ты, кажется, говорил, что тебe нужно видeть мистера Кролея?

— Да, и я намeрен eхать к нему завтра же на новой лошади, как ты ее называешь. Передай ему от меня, что я буду у него завтра около двeнадцати часов.

— Не лучше ли тебe eхать пораньше; он цeлый день занят в своем цриходe.

— Хорошо, скажи, что я буду в одиннадцать часов. Мнe нужно переговорить с ним о приходских же дeдах, и по этому совeсть его может быть покойна, если он лишние полчаса останется дома.

— Что ж, Люси, мы съездим и однe. Ты будешь править лошадью по дорогe туда, а я оттуда.

Люси на все была согласна, и онe пустились в путь, как только окончили свое значение в школe.

Разговор между ними ни разу не касался лорда Лофтона с того самаго вечера, когда онe гуляли по саду тому назад уже более мeсяца. Отвeты Люси в Этот вечер, выражение ея лица, совершенно убeдили Фанни, что до тeх пор между ними не было никаких важных объяснений, а с того времени не случилось ничзго такого, что могло бы внушить ей подозрeние. Она тотчас же увидeла, что прежняя короткость в отношениях лорда Лофтона и Люси исчезла, и думала, что все идет как, слeдует.

— Знаешь ли что, сказала она в то утро в кабриолетe,— мнe кажется, что лорд Лофтон женятся на Гризельдe Грантли.

Рука Люси, державшая поводья, невольно дрогнула, и она почувствовала, что вся кровь ея прихлынула к сердцу. Но она не измeнила себe.

— Это очень возможно, отвeчала она, и замахнулась хлыстиком на пони.

— Ах, Люси, зачeм ты бьешь Пука? Он бeжал так славно.

— Мнe очень совeстно перед Пуком. Но когда хлыстик держишь в руках, то так и хочется стегнуть.

— Старайся противиться этому искушению. Я почти увeрена, что леди Лофтон одобрила бы Этот брак.

— По всей вeроятности. Мисс Грантли будет, кажется, очень богата.

— Но не это главное; она именно такого рода дeвушка, которая должна понравиться леди Лофтон. Она очень изящна и хороша собою...

— Полно, Фанни!

— Да, она очень хороша собою, хотя я нахожу,что с своею красотой она могла бы быть еще привлекательнeе. Притом она так тиха и скромна; я увeрена, что она очень совeстлива в исполнении своих обязанностей.

— Не сомнeваюсь в этом, отвeчала Люси, и в голосe ея слышалась легкая насмeшка.— Но главный вопрос, кажется мнe в том, до какой степени она нравится самому лорду Лофтону.

— Я думаю, что она ему нравится до извeстной степени. Он не разговаривал с нею столько, как с тобою....

— О в этом виновата была одна леди Лофтон. Зачeм она не позаботилась пришпилить к мему ярлычок?

— Но послeдствий дурных от этого, кажется, никаких не вышло?

— Благодаря Бога, не много. Что касается меня, я увeрена, что через три, четыре года совершенно оправлюсь, а особенно если прибeгну к ослиному молоку я перемeнe воздуха.

— Мы ради этого повезем тебя в Барчестер. Но, повторяю, мнe в самом дeлe кажется, что Гризельда Грантли нравится лорду Лофтону.

— В таком случаe я могу только сказать, что у него очень дурной вкус, сказала Люси с убeждением в голосe, вовое не похожим на ея прежний шутливый тон.

— Как, Люси! сказала ея невeстка, глядя на нее:— я начинаю думать, что нам в самом дeлe прядется прибeгнуть к ослиному молоку.

— Мнe быть-может, дeйствительно, не слeдовало сближаться с лордом Лофтоном: ты сама же говоришь, что молодым дeвушкам всегда очень опасно сближаться с молодыми людьми. Но я достаточно узнала его, чтобы понять, что такая дeвушка как Гризельда Грантли не может ему нравиться. Он должен видeть, что она просто кукла, холодная, безжизненная, бездушная, нестерпимо скучная. Какия бы ни были ея нравственныя достоинства, я убeждена, что голова ея совершенно пуста. Я никогда не видала живаго существа так похожаго на статую. Сидeть смирно и удивлять всех своею красотой — вот все, что ей нужно, и если-бы послeднее не удавалось ей, я увeрена, что она удовольствовалась бы и первым. Я не в таком восторгe от леди Лофтон, как ты, но я такаго хорошаго мнeния о ней, что не могу не удивляться, как может она желать женить сына на такой дeвушкe. Что она желает этого, я в том не сомнeваюсь. Но признаюсь, меня очень удивит, если и он желает того же.

И, сказав это, Люси опять хлестнула пони. Она чувствовала, что предательская краска распространялась на ея лицe, и ей было досадно на себя.

— Право, Люси, если-б он был твоим братом, ты не могла бы принимать более горячее участие в его судьбe.

— Не могла бы. Он первый мущина, с которым я сблизилась и подружилась, и мнe будет очень больно, если он сдeлает такую грубую ошибку. С моей стороны, вeроятно, очень неприлично заботиться о таких вещах.

— Успокоимся на том, что если мать его и он будут довольны, мы также можем быть довольны.

— Я не буду довольна. Гляди на меня сколько хочешь, Фанни. Ты заставляешь меня говорят об этом, и я не хочу лгать. Я очень люблю лорда Лофтона, я почти столько же не люблю Гризельду Грантли. Поэтому мнe будет очень досадно, если он женится на ней. Но впрочем, я полагаю, что ни она, ни он не станут добиваться моего согласия, и что леди Лофтон также обойдется без него.

И онe молча проeхали с четверть мяли.

— Бeдный Пук! сказала наконец Люси.— За что ему досталось от меня? Развe он виноват в том, что мисс Грантли похожа на статую? Но, Фанни, не говори Марку, что я с ума сошла. Не виновата же я, что умeю отличать сокола от цапля: вот почему я не желаю, чтоб он женился на ней.

Разговор прекратился, и через двe минуты кабриолет подъехал к дому гогльстокскаго пастора.

Мистрисс Кролей привезла с собою двух детей, когда переeхала в Гоггельсток, и с тeх пор ея семейство и ея заботы увеличились двумя другими малютками. Один из них в настоящее время был болен крупом, и мистрисс Робартс приeхала именно с тeм чтобы навeстить бeдную мать и предложить ей свои услуги. Обe дамы вышли из экипажа, поручив Пука попечениям случившагося тут мальчика, я вскорe очутились в единственной приемной комнатe мистрисс Кролей. Она сидeла с трехмeсячным ребенком на руках, и ногой качала колыбель, гдe лежал другой, постарше. Он-то и был нездоров, и занял на время болeзни мeсто малютки. Старшия дeти, дeвочка лeт девяти, и мальчик моложе ея тремя годами, также находились в комнатe. Они стояли подлe отца, который терпeливо посвящал их в таинства грамматики. Нужно признаться, что мистрисс Робартс было бы гораздо приятнeе, если-бы мистера Кролея не было дома; она привезла с собой разные запрещенные предметы, подарки для детей, как называла она их, но в сущности пособия для этой бeдной, удрученной заботами матери, а она знала, что в присутствии мистера Кролея невозможно будет пронести их из кабриолета в дом.

Мистрисс Кролей, как мы уже сказали, не была теперь так изнурена, так худа, как под конец тяжкаго своего житья на западe. Благодаря попечениям леди Лофтон и мистрисс Эребин, и немного более спокойной, хотя все еще трудной жизни, она немного поправилась, и сблизилась с кругом, в котором жила в счастливые дни своего дeтства. Но даже щедраго жалованья в сто тридцать фунтов — щедраго в сравнении с тeм, что получают священники во многих других мeстах, не было достаточно, чтобы дать джентльмену с женой и четырьмя дeтьми средства жить с тeми удобствами, к которым привык самый простой ремесленник. Что касается пищи, то конечно количество мяса, чаю и масла, потреблявшееся в пасторском домe, показалось бы очень недостаточным каждому ремесленнику. Ему и дeтям нужна была приличная одежда, а что до ея собственнаго туалета, то жены немногих рсмесленников удовольствовались бы лучшим из ея платьев. Сшито оно было из материи, купленной ея матерью, когда она с трудом готовила скромное приданое своей дочери.

Люси никогда не видала мистрисс Кролей. Поeздки в Гоггльсток не были часты, и мистрисс Робартс предпринимала их обыкновенно в обществe леди Лофтон. Извeстно было, что они неприятны мистеру Кролею, который находил какое-то мрачное наслаждение в своем одиночествe. Можно было рeшительно сказать, что он сердился на тeх, кто приходил к нему на помощь, и достовeрно было то, что он до сих пор не мог простить декану барчестерскому то, что тот заплатил его долги. Декан доставил ему также теперешнее его мeсто, и поэтому старинный его друг уже не был ему так дорог, как в тe дни, когда он был немногим богаче его и навeщал его в памятной ему фермe. Они тогда по цeлым часам гуляли по берегу вдоль скал, прислушиваясь к шуму волн и разсуждая о глубокомысленных спорных вопросах, то с неистовым жаром, то с нeжною, глубокою любовию, но всегда с полною вeрой во взаимную добросовeстность. Теперь они сравнительно жили близко друг от друга, но им не случалось уже спорить и разсуждать попрежнему. Мистер Кролей несколько раз в год получал приглашения от стараго своего друга, и доктор Эребин дал ему обeщание, что он никого не встрeтит в его домe, если неприятно ему общество. Но не то было нужно мистеру Кролею. Блеск и великолeпие дома декана и комфорт этого теплаго уютнаго кабинета тотчас же убивали в нем всякое расположение к разговору. Почему доктор Эребин не приeзжал к нему в Гоггльсток, и не бродил с ним по грязным дорогам, как бродил он с ним в прежнее время? Тогда бы он мог наслаждаться его обществом, тогда бы он мог проводить с ним цeлые часы в бесeдах, тогда бы он вспомнил былые дни. Но теперь!...

— Эребин теперь разъезжает на гладкой, красивой лошади, язвительно замeтил он однажды своей женe. Испытанная им бeдность оставила в нем такой ужасный слeд, сердце его не могло уже лежать к богатому другу.

Глава XXII

Когда мы разстались с Люси, в концe предыдущей главы, она ждала, чтоб ее познакомили с мистрисс Кролей, сидeвшею с новорожденным ребенком на руках, между тeм как другой, побольше, лежал в колыбелкe у ея ног. Мистер Кролей, при входe гостей, встал с своего мeста, не выпуская из рук старой грамматики, по которой он учил двух старших своих детей. Таким образом, все семейство было в сборe когда мистрисс Робартс и Люси вошли в гостиную.

— Вот моя невeстка, Люси, сказала мистрисс Робартс.— Прошу вас, не безпокойтесь, мистрисс Кролей; а не то отдайте мнe малютку.

Она взяла ребенка на руки и принялась няньчится с ним; для нея занятие это было привычкой, и им она отнюдь не пренебрегала, хотя, конечно, уход за дeтьми лежал не на ней одной.

Мистрисс Кролей встала и сказала Люси, что очень рада ее видeть у себя в домe; мастер Кролей подошел с грамматикой в руках, робко и смиренно. если-бы нам позволено было заглянуть в самую глубину души его и души его вeрной подруги, мы бы увидeли, что он вмeстe и гордился своею бeдностью и отчасти совeстился ея, тогда как она равно чужда была и гордости, и стыда.

На нее таким тяжким бременем легли всe трудности жизни, что она уж не заботилась о внeшности. Она, напримeр, рада была бы новому платью, потому что точно нуждалась в нем; но ея нисколько бы не огорчило, если-бы всему графству сдeлалось извeстно, что платье, в котором она ходит в церковь, уже раза три выворачивалось с лица на изнанку и с изнанки налицо.

— Боюсь, что вам не на чeм у нас и сeсть, мисс Робартс, сказал мистер Кролей.

— А вот стул; на нем только книги этого молодаго человeка; надeюсь, что он позволит мнe снять их? сказала Люси, перекладывая на стол кипу старых, изодранных книг.

— Книги не Боба, а мои; всe почти мои, сказала дeвочка.

— Но есть и мои. Не правда ли, Грес? воскликнул мальчик.

— А вы много учитесь? спросила Люси, привлекая к себe дeвочку.

— Не знаю, отвeчала Грес, в смущении, повeсив голову.— В греческом языкe я дошла до неправильных глаголов.

— Как! до греческих неправильных глаголов?

У Люси руки опустились от изумления.

— Она знает наизусть цeлую оду Горация, сказал Боб.

— Оду Горация! повторила Люси, все еще не выпуская из рук юную ученую, покраснeвшую до ушей.

— Я дeтям своим ничего не могу дать кромe нeкоторых познаний, проговорил мистер Кролей, как бы извиняясь,— это единственное мое богатство, и я стараюсь раздeлить его с ними.

— Люди говорят, что знание самое лучшее богатство, сказала Люси, но однако подумала одно себя, что может-быть не совсeм своевременно занимать девятилeтнюю дeвочку неправильными греческими глаголами. Впрочем, Грес на нее смотрeла милым, простодушным взглядом, крeпко жалась к ней и, повидимому, рада была ея ласкам, так что Люси в душe своей пожелала, чтобы можно было поскорeе куда-нибудь отправить мистера Кролея, а детей угостить привезенными лакомствами.

— Надeюсь, что мистер Робартс здоров, проговорил мистер Кролей холодно-церемонным голосом, вовсе непохожим на энергический тон, каким он несколько дней тому назад обращался к своему собрату, наединe с ним, в его кабинетe.

— Благодарю вас, он здоров. Вы вeрно слышали о мeстe, которое он получил?

— Да, я об этом слышал, отвeчал мистер Кролей сериозно:— от души желаю, чтоб это послужило к его благу во всех отношениях.

Он выразил это желание таким тоном, как будто бы не очень надeялся, что оно исполнится.

— Кстати, он нам поручил сказать вам, что будет у вас завтра часов в одиннадцать. Не так ли, Фанни?

— Да; он, кажется, хочет переговорить с вами о каких-то приходских дeлах, отвeчала мистрисс Робартс, на минуту отрываясь от хозяйственнаго разговора, завязавшагося между ею и мистрисс Кролей.

— Скажите ему, что я рад буду видeть его, возразил мистер Кролей,— но может-быть для него будет удобнeе, чтоб я побывал у него, так как теперь на нем лежит столько новых обязанностей...

— Эти новыя обязанности покуда не очень обременительны, сказала Люси,— и ему будет очень приятно побывать у вас.

— Да, в этом отношении его положение выгоднeе моего: у меня нeт лошадей.

Люси стала ласкать маленькаго Боба, и незамeтно всунула ему в руку сверток с пряниками, хранившийся у нея в муфтe. У нея не достало терпeния дождаться, когда уйдет отец.

Мальчик взял сверток, заглянул в него, потом посмотрeл ей в лицо.

— Что это такое, Боб? спросил мистер Кролей.

— Пряники, прошептал Боб, смутно сознавая, что свершилось какое-то преступление, но не отдавая еще себe хорошенько отчета, в чем собственно он сам виноват.

— Мисс Робартс, сказал отец,— мы вам очень благодарны, но дeти мои не привыкли к таким лакомствам.

— Я женщина слабохарактерная, мистер Кролей, и всегда ношу с собой такого рода вещи, когда приeзжаю к дeтям; итак, простите мнe великодушно, и позвольте вашему сынку принять эти пряники.

— О, конечно! Боб, дружочек, отнеси пряники к матери; она будет выдавать их по одному и тебe, и Грес.

Сверток был торжественно вручен мистрисс Кролей, которая положила его на полку.

— Как, вы не позволите дeтям даже отвeдать? жалобно проговорила Люси.— Не будьте так жестоки, мистер Кролей,— не к ним, а ко мнe. Неужели мнe нельзя будет узнать хороши ли пряники?

— Я увeрен, что они отличны; но покуда лучше оставить их в сторонe.

Для Люси это было крайне прискорбно. Если небольшой сверток пряников подал повод к таким затруднениям, как же ей распорядиться банкою варения и конфетами, которыя до сих пор скрывались в ея муфтe, или как ей раздать апельсины, оставшиеся в кабриолетe? Там было еще желе для больнаго ребенка, да куриный бульйон, тоже в родe желе; и если уж во всем признаться откровенно, она привезла из Фремлея четверть телятины и корзинку с яйцами, с тeм чтобы вручить их мистрисс Кролей при удобном случаe; в присутствии ея мужа об этом, конечно, нельзя было и подумать. В Фремлеe шла также рeчь о том, чтобы привезти несколько бутылок портвейна, но на это не хватило рeшимости у наших дам.

Люси довольно трудно было поддерживать разговор с мистером Кролеем, тeм более что его жена и Фанни вскорe удалились в спальню, унеся с собою двух младших детей.

"Какая досада, подумала Люси, что она не взяла моей муфты! "

Муфта все еще лежала у ней на колeнях, преисполненная всякими сокровищами.

— Вы вeроятно будете проводить часть года в Барчестерe? сказах мистер Кролей.

— Не знаю еще; Марк поговаривает, чтобы нанять квартиру, на первый мeсяц.

— Но вeдь он будет имeть дом в своем распоряжении?

— Да, по всeм вeроятиям.

— Боюсь, чтобы новыя занятия не отвлекли его отчасти от собственнаго прихода, от школ, напримeр.

— Разстояние так мало, что Марк надeется, что отлучки его из Фремлея отнимут очень не много времени. К тому же, леди Лофтон так хорошо занимается школами.

— Да, конечно; но леди Лофтон не священник, мисс Робартс.

Люси хотeла было отвeчать, что миледи любаго священника за пояс заткнет, но остановилась вовремя.

В эту минуту Провидeние сжалилось над мисс Робартс и послало ей спасителя в видe краснорукой служанки, которая подошла к мистеру Кролею, и шепнула ему, что его кто-то спрашивает. В Этот час он постоянно бывал в приходской школe; так привыкли к его присутствию там, что всякий, кто в нем нуждался поутру, отыскивал его в школe, или, не застав его там, не боялся за ним послать.

— Мисс Робартс, я должен перед вами извиниться, сказал он, вставая и взявшись за шляпу и палку. Люси просила его не церемониться с нею, и уже стала мечтать о том, как она будет раздавать свои сокровища.

— Прошу вас передать мой поклон мистрисс Робартс; мнe очень жаль, что я не могу с нею проститься; но вeроятно я ее увижу, когда вы будете проeзжать мимо школы.

Он вышел, опираясь на палку. Люси показалось, что глаза Боба тотчас же обратились на сверток с пряниками.

— Боб, сказала она, почти шепотом,— любите вы конфеты?

— Очень люблю, отвeчал Боб с невозмутимою важностию, и посмотрeл в окно, чтоб удостовeриться, точно ли прошел отец.

— Так подите же сюда, сказала Люси. Но в эту самую минуту дверь растворилась и мистер Кролей вошел опять. "Я забыл книгу, проговорил он, и взял со стола старый, изношенный молитвенник, постоянно сопровождавший его. Боб, при видe отца, отступил на несколько шагов, Грес также,— ибо, несмотря на ея глубокия познания в греческом языкe, и ее привлекло слово конфеты. Люси отняла руку от муфты и смутилась. Развe она не обманывала этого добраго, почтеннаго человeка? Больше того, развe она не научала его детей обманывать его? Но есть на свeтe такие люди, что с ними и ангед стал бы хитрить.

— Папа ушел, прошептал Боб:— я видeл, как он завернул за угол.

Для него, как и слeдовало ожидать, не пропал даром урок.

Но не он один замeтил, что ушел папа: между тeм как Боб и Гресь считали крупные леденцы, предварительно взяв в рот по одному из них, главная дверь растворилась, и в нее внесли корзину и огромный узел, которые мистрисс Робартс сама стала раскладывать в спальнe у мистрисс Кролей.

— Я осмeлилась привезти это, проговорила Фанни смущенным тоном,— потому что по опыту знаю, как больной ребенок отвлекает от хозяйства.

— Ах, друг мой! сказала мистрисс Кролей, взяв Фанни за руку и глядя ей прямо в лицо:— во мнe уже не осталось ложнаго стыда. Господу угодно испытывать нас бeдностью и нуждой, но я не могу не радоваться за детей, когда кто-нибудь захочет нам помочь.

— Но он разсердится?

— Я его уговорю. Милая мистрисс Робартс, не удивляйтесь ему. Вeдь точно тяжела его доля; есть много такого, что мущинe труднeе перенести нежели женщинe.

Фанни в душe не вполнe соглашалась с этим, но не стала ей противорeчить.

— Надeюсь, что мнe удастся когда-нибудь быть вам полезною, сказала она,— если только вы согласитесь смотрeть на меня как на стараго друга, и прямо написать мнe, если вы во мнe нуждаетесь. Я боюсь часто бывать у вас, чтобы не оскорбить его.

Мало-по-малу, между ними завязался откровенный, довeрчивый разговор; бeдной труженицe было отрадно отвести душу с богатою, молодою женой барчестерскаго бенефицианта. Вeдь тяжело, говорила она, сознавать, что такая разница между ею и женами других окружных священников, знать, что онe живут в довольствe и роскоши, между тeм как она, трудясь через силу, едва может добиться, чтобы муж ея и дeти были сыты каждый день. Вeдь тяжело, страшно тяжело, быть принужденною употреблять всe свои способности, всe умственныя силы на заботу о хлeбe насущном.— Однако, продолжала она, я могу выносить это, покуда он не слабeет, покуда он бодро несет свое бремя, перед лицом всего свeта.

Потом она стала говорить насколько им лучше здeсь, в Гоггльстокe, чeм в прежнем их приходe в Корнваллисe, стала выражать свою горячую благодарность доброму другу, которому оны обязаны этою перемeной.

— Мистрисс Эребин сказывала мнe, как она желает, чтобы вы к ним приeхали, сказала мистрасс Робартс.

— Да, знаю; но кажется, это невозможно. Как мнe оставить детей?

— Вы бы могла поручать их мнe.

— О, нeт! я не захочу употреблять во зло вашу доброту. Муж мой мог бы поeхать, а меня оставить с дeтьми, да он не хочет. Сколько раз я старалась уговорить его! Я убeждала его, что если он чаще будет в обществe — в обществe священников, конечно,— то он еще лучше будет исполнять свои обязанности. Но он сердится, говорит, что это не возможно, что нельзя же ему быть у декана в таком изношенном сюртукe.— И мистрисс Кролей сама покраснeла, повторив эти слова.

— Как! У такого стариннаго друга, как доктор Эребин? Навeрное, он на это не посмотрит.

— Я это знаю. Доктор Эребин будеи рад его видeть в какой хотите одеждe. Но дeло в том, что для него самого тяжело бывать у человeка богатаго, если нeт какой-нибудь особенной надобности.

— Но вeдь в этом случаe он не прав?

— Да, он не прав. Но что же мнe-то дeлать? Он нуждается в другe, с которым мог бы поговорить откровенно, в человeкe одинаково с ним образованном, который бы его понимал, которому он сам мог бы сочувствовать. Но такой человeк должен быть ему равный, не только по воспитанию, но и по. внeшнему положению,— гдe же его найдти?

— Но может быть ваш муж получит мeсто повыгоднeе этого?

— Ах, нeт! Но если-бы даже это случилось, вряд ли бы он мог теперь измeнить свой образ жизни. если-б я могла только надeяться, что мнe удастся порядочно воспитать своих детей; если-б я могла сдeлать что-нибудь для моей бeдной Грес...

Фанни почти ничего не отвeчала, но внутренно рeшила, если только ея муж не будет против, позаботиться о Грес. Вeдь это будет доброе дeло; вeдь она обязана же употребить на пользу ближних хоть малую часть тeх благ, которыми наградило ее Провидeние.

Потом онe вернулись в гостиную, каждая с ребенком на руках; мистрисс Кролей уже запрятала в кухню привезенные ей гостинцы. Люси между тeм занялась старшими дeтьми, и когда дамы вернулись в гостиную, онe нашли там открытую лавочку, в которой продавались и покупались разныя драгоцeнности по неимовeрно-дешевым цeнам. Тут было и варенье, и апельсины, и леденцы, красные, желтые и полосатые; даже осмeлились снять с полки извeстные пряники; они были разложены тут же на столe, за которым стояла Люси в качествe торговки, и продавала всe лакомства за поцeлуи.

— Мама, мама, вскричал Боб, подбeжав к матери:— ты должна купить что-нибудь у нея (указывая пальцем на торговку).— Вот за эти леденцы нужно дать два поцeлуя.

если-бы в эту минуту кто-нибудь взглянул на рот Боба, тот подумал бы, что его поцeлуи не черезчур привлекательны.

Когда дамы усeлись в свой кабриолет, и нетерпeливый пони унес их достаточно далеко от дома, Фанни первая заговорила:

— Какая разница между мужем и женой и по уму, и по характеру!

— И до какой степени выше весь тон ея! подхватила Люси:— как он слаб во многом и как напротив она сильна во всем! Как ложна его гордость, и как ложен его стыд!

— Но мы не должны забывать, что пришлось ему вынести. Не всякий способен выдержать такую жизнь, и не вынести из нея ни ложнаго стыда, ни ложной гордости.

— Но в ней вeдь нeт ни того, ни другаго, сказала Люси.

— Если ты в этом семействe нашла одного героя, то слeдует ли ожидать еще и другаго героя? сказала мистрисс Робартс.— Право, из всех знакомых мнe людей, мистрисс Кролей всех ближе к истинному героизму.

Когда им пришлось проeхать мимо гоггльстокской школы, мистер Кролей, услышав стук их колес, вышел поговорить с ними.

— Вы очень добры, сказал он,— что остались так долго с моею бeдною женой.

— Нам с нею много о чем хотeлось поговорить.

— Я вам искренно за это благодарен. Ей, бeдной, рeдко приходятся с кeм душу отвести. Потрудитесь сказать мистеру Робартсу, что завтра, в одиннадцать часов, я буду его ожидать здeсь, в школe.

Он поклонился им, и онe поeхали дальше.

— Если он в самом дeлe о ней заботится, сказала Люси,— я готова перемeнить о нем мнeние.

Глава XXIII

Настал конец апрeля, и по всeм концам земнаго шара разнеслась вeсть,— вeсть, имeвшая роковое значение для одного из главных лиц нашего разказа, которое многие даже могут почесть за самое главное лицо. Вeроятно, весь высокий парламентский люд с своими женами и дочерьми будет этого мнeния. Титаны, в своей борьбe с богами, на время одержали верх; они взобрались на самыя вершины Олимпа при помощи могущаго Энкелада, журналиста мистера Саппельгауса. Иными словами, министерство было принуждено выйдти в отставку, а с ним и мистер Гарольд Смит.

"Итак, бeдный Гарольд остался ни при чем," писал мистер Соверби своему другу Робартсу: "он не успeл даже вполнe войдти во вкус великаго своего сана, и, сколько я знаю, единственное духовное мeсто, полученное по его протекции, пало на долю одного моего фремлейскаго знакомаго, к великой моей радости и удовольствию."

Но нельзя сказать, чтобы такия частыя напоминания об оказанной услугe доставляли Марку eеликую радость и удовольствие.

Это распадение министерства было страшным ударом, особливо для Гарольда Смита, который так вeровал в спасительное дeйствие юных сил и обновленной крови. Ему казалось невозможным, чтобы большинство палаты рeшилось возстать против министерства, к которому он только что присоединился. Если продлится такой порядок вещей, говорил он юному своему другу, Грину Уокеру, каким же образом будет идти правительство королевы?

Такое опасение за правительство королевы часто повторялось в послeдние годы, с тeх пор как нeкий знаменитый дeятель первый навел публику на эту богатую мысль. А между тeм правительство королевы идет себe своим чередом, и способности или склонности к этим дeлам ни чуть не уменьшаются. Если у нас так не много молодых государственных людей, то это потому только, что старики не охотно уступают им политическое поприще.

— Я рeшительно не понимаю, каким образом может идти правительство королевы, говорил Гарольд Смит мистеру Грину Уокеру, стоя с ним в корридорe нижней палаты, в первый из тeх тревожно-многозначительных дней, когда королева призывала к себe одного за другим из главных политиков, и многие уже стали сомнeваться в том, наградит ли вас Провидeние новым министерством. Боги всe исчезли с своих мeст. Не согласятся ли гиганты взять нас на свое попечение? Нeкоторые думали, что гиганты откажутся наотрeз.

— Засeдание палаты будет отложено до понедeльника, сказал мистер Гарольд Смит.— Не желал бы я быть на мeстe королевы!

— И я также, клянусь Юпитером! отвeчал Грин Уокер, который в то время крeпко держался за Гарольда Смита, чувствуя, что этим он самому себe придает нeкоторое значение. если-б он просто был приверженцем лорда Брока, его бы считали за ничто.— И я также, клянусь Юпитером! и Грин Уокер многозначительно покачал головою, при мысли об опасном положении ея величества.— Я знаю, из достовeрных источников, что лорд ** не присоединится к ним, если ему не предложат министерства иностранных дeл.

Рeчь шла о каком-то сторуком Бриареe, занимавшем важное мeсто между гигантами.

— А это, разумeется, невозможно. Я рeшительно не знаю, что они станут дeлать. Вот и Сидония, и его, кажется, не так легко уговорить.

Сидония считался одним из самых могучих гигантов.

— Мы всe знаем, что королева не хочет его видeть, сказал Грин Уокер, которому, в качествe члена парламента и племянника леди Гартльтоп, конечно были извeстны самыя тайныя помышления королевы.

— Дeло в том, воскликнул Гарольд Смит, возвращаясь к собственному своему положению изгнаннаго бога,— дeло в том, что палата сама не знает, что она дeлает, сама не знает чего она хочет! Желал бы я у них спросить: хотят ли онк, чтоб у королевы были совeтники или нeт? Намeрены ли они поддерживать таких людей как Сидония и лорд Де Террье? Если так, то я их покорнeйший слуга; но, признаюсь, я этому не могу надивиться.

Лорда Де Террье в то время всe признавали главою титанов.

— И я этому удивляюсь, как нельзя более удивляюсь. Да они этого сдeлать не могут. Вот напримeр Манчестерцы, как мнe их не знать! Я сам родом оттуда, а мнe положительно извeстно, что они не станут поддерживать лорда Де Террье. Это было бы не в природe человeческой.

— Не в природe! Что сталось теперь с человeческою природой? сказал Гарольд Смит; ему до сих пор оставалось необъяснимым как люди могли возстать против министерства, к которому он только что примкнул, даже не дав ему времени доказать свeту, сколько он может дли него сдeлать.— Дeло в том, Уокер, что между нами исчезает всякий дух партии.

— Совершенно исчезает, подтвердил Грин Уокер, гордившийся своими энергическими убeждениями.

— А если его не будет, мы не можем имeть правительство твердое и увeренное в своей силe. Теперь разчитывать на людей невозможно. Тe же самые члены, которые сегодня избирают и поддерживает министра, через недeлю подадут голос против него.

— Мы этому должны положить конец, а то нам никогда ничего не удастся сдeлать.

— Я не стану отрицать, что Брок был не прав относительно лорда Бриттльбака. Он тут был совершенно не прав, я это всегда говорил. Но Боже милостивый!...

И вмeсто того чтобы продолжать, Гарольд Смит отвернулся и всплеснул руками над суетностью вeка. Впрочем не трудно догадаться что именно он хотeл сказать: если такое доброе дeло как недавнее назначение лорда Малой Сумки не достаточно загладило тот проступок, на который он намекал, то возможно ли еще искать правосудия на землe? Неужели нельзя простить ошибку, даже когда она искуплена таким добродeтельным и мудрым дeйствием?

— Во всем виноват Саппельгаус, сказал Грин Уокер, желая утeшить своего друга.

— Да, сказал Гарольд Смит, начиная увлекаться потоком своего краснорeчия, хотя он все еще говорил в полголоса, и имел перед собою только одного слушателя:— да, мы сдeлались рабами безсовeстной и безотвeтственной журналистики; нами распоряжается одна пустая газета. Мы видим человeка без особых дарований, не заслужившаго довeрия страны, ничeм неознаменовавшаго себя в качествe политика, никому почти неизвeстнаго в качествe писателя, а между тeм, потому только что его имя находится в числe сотрудников, ему удалось совершить правительственный переворот и затруднить положение цeлой страны. Удивляюсь, как лорд Брок мог до такой степени оробeть.

А не далeе как за мeсяц перед тeм Гарольд Смит уговаривался с Саппельгаусом, надeясь посредством цeлаго ряда искусных статей в Юпитерe, и при помощи манчестерской партии, поколебать могущество и популярность первенствующаго министра, и отнять у него бразды правления. Но в то время первенствующий министр еще не подкрeпил себя юными силами и новою кровью.

— Теперь вопрос в том, что будет с правительством королевы, повторил Гарольд Смит. Этот вопрос не слишком заботил его мeсяц тому назад, когда он замышлял министерский переворот.

В эту минуту к ним присоединились Соверби и Саппельгаус; они выходили из палаты, гдe обсуживались какия-то маловажныя дeла, послe того как главный министр объявил об министерской отсрочкe засeданий.

— Ну, Гарольд, сказал мистер Соверби,— что вы скажете касательно объяснения вашего министра?

— Мнe нечего сказать о нем, отвeчал Гарольд Смит с торжественным и несколько свирeпым взглядом, надвинув шляпу на лоб.— Соверби, конечно, поддерживал правительство в недавнем кризисe; но зачeм же он водится с такими людьми, как мистер Саппельгаус?

— Рeчь, кажется, была удачна.

— Отличная рeчь, вмeшался мистер Саппельгаус:— он мастер на такого рода дeла. Не найдешь другаго человeка, который бы так отлично умeл изложить всe обстоятельства, так объяснить каждый свой поступок. Ему бы и слeдовало себя беречь про такие случаи.

— А кто же, между тeм, будет вести правительство королевы? спросил Гарольд Смит, окинув его строгим взглядом.

— Это можно бы предоставить людям менeе значительным, сказал сотрудник Юпитера.— Вeдь по большей части главнаго министра только и слушаешь тогда, когда дeло зайдет о личном вопросe; вeдь только такие вопросы истинно занимают людей. Кого из нас, в самом дeлe, интересует лучшия способ управлять Индией? А если только вопрос коснется личности перваго министра, мы всe оберемся вдруг, как пчелы, вокруг звенящаго кимвала.

— Это происходит от зависти, недоброжелательства, от недостатка братской любви, сказал Гарольд Смит.

— Да, и от разбоя, от лжи, злословия и клеветы, прибавил мистер Соверби.

— Мы склонны к тому, чтобы пожелать мeста нашего ближняго и позавидовать ему, сказал мистер Саппельгаус.

— Да, есть люди, которые к этому склонны, сказал Соверби,— но во всем виновата ложь, злословие, клевета, не так ли, Гарольд?

— А между тeм, что будет с правительством королевeы? сказал мистер Грин Уокер.

На слeдующее утро разнеслась вeсть, что лорд Де Террье имел аудиенцию у королевы, а около полудни появился список новаго министерства, список, которым должен был остаться доволен весь род гигантов: в нем заключались имена всех сынов Земли и многих из ея дочерей. Но под вечер лорда Брока призвали во дворец, и в вест-индских клубах стали уже поговаривать, что положение богов не совсeм еще безнадежно.

"если-бы только", говорил Пурист, вечерняя газега, которую подозрeвали в безусловной преданности интересам Гарольда Смита, "если-бы только лорд Брок умeл назначать настоящих людей на настоящия мeста! Недавно еще он пригласил мистера Гарольда Смита участвовать в министерствe. Всe конечно согласились, что это была с его стороны весьма мудрая мeра, но к сожалeнию, он прибeгнул к ней слишком поздно, и оттого не мог предупредить разразившийся наднях кризис. Теперь есть основание думать, что его лордству опять придется составить список политических дeятелей, для того чтоб организовать правительство ея величества: и можно надeяться, что люди, подобные мистеру Смиту, будут поставлены в такое положение, в котором их дарования, их усердие, их всeм извeстныя политические способности могут приносить постоянную пользу странe."

Саппельгаус, читая эту статью в клубe вмeстe с мистером Соверби, объявил, что слог не оставляет сомнeния насчет ея автора; мы же, с своей стороны не думаем, чтобы мистер Гарольд Смит сам написал эту статью, но весьма вeроятно, что он видeл ее в корректурe.

Впрочем Юпитер, на слeдующее утро, порeшил вопрос, и возвeстил цeлому миру, что, несмотря на всe разговоры и переговоры, лорд Брок и боги окончательно удалены, и мeсто их заняли гиганты с лордом Де Террье. Строптивый титан, непремeнно добивавшийся министерства иностранных дeл, удовольствовался менeе широким кругом дeятельности; а Сидония, вопреки всeм извeстному нерасположению к нему "высочайшей особы", занял одно из первых мeст в ряду титанов.

"Мы надeемся, гласил Юпитер, что лорд Брок не так еще стар, чтобы не воспользоваться назидательным уроком. Если так, то настоящее рeшение палаты общин и, смeем сказать, всей страны, может научить его не полагаться на таких вельмож как лорд Бриттльбак, или на такую надломленную трость как мистер Гарольд Смит."

Этот послeдний удар уж черезчур был жесток со стороны мистера Саппельгауса, тeм более что он был ненужен.

— Душа моя! сказала мистрисс Гарольд Смит, как только она встрeтилась в первый раз с мисс Данстебл, послe описанной нами катастрофы,— как мнe перенесть такое унижение!— И она поднесла к глазам богато-вышитый платок.

— Християнская покорность.... намекнула было мисс Данстебл.

— Все вздор! отвeчала мистрасс Гарольд Смит: — вы миллионеры вeчно толкуете о христианской покорности, потому именно, что вам не представляется никогда случая показать ее. если-б я имeла христианскую покорность, я бы и не искала мирских благ и мирской суеты. Но подумайте это, душа моя: быть женою министра всего на три недeли!

— Как же бeдный мистер Смит выносит Этот удар?

— Кто? Гарольд? Он только и живет надеждою на мщение. Если ему удастся уничтожить мистера Саппельгауса, он умрет спокойно.

Между тeм в обeих палатах происходили объяснения самыя удовлетворительныя. Вeжливые, благовоспитанные гиганты увeряли богов, что они взвалили Пелион на Оссу, и таким образом взобрались на Олимп, совершенно против своего желания; для них лично, всего дороже уединение и тишина. Но голос страны призывал их слишком настоятельно; другие, не сами они, захотeли, чтобы гиганты были во главe правления; им не оставалось выбора. Вот что Бриарей объяснил палатe лордов, а Орион — нижней палатe. Боги, с своей стороны, душевно радовались, что могут уступить им свои мeста; они так были далеки от всякаго земнаго чувства зависти и недоброжелательства, что обeщали гигантам оказывать им всякую от них зависящую помощь в правительственном дeлe; гиганты, в отвeт на это, выразили, до какой степени они дорожат их помощию и совeтом, и изявили свою искреннюю благодарность. Все это было крайне мило и любезно, но обыкновенные люди все-таки ожидали, что обычная борьба будет продолжаться обычным порядком. Легко любить своего врага на словах, в пылу краснорeчия, но не легко любить своего врага на ежедневном дeлe жизни.

Впрочем гиганты с незапамятных времен отличались одною прекрасною чертой: они никогда, из ложнаго самолюбия, не боялись идти стезей, проложенною богами. Если боги, в своих трудных совeтах, придумают какой-нибудь искусный проект, гиганты всегда готовы за него ухватиться и носиться с ним так, что люди могут подумать, что проект порожден самими гигантами. Около этого самаго времени много толковали об увеличении числа епископов. Конечно, желательно было имeть хороших, дeятельных епископов, и многие благочестивые члены парламента полагали, что их никогда не может быть слишком много. Лорд Брок уже рeшил, на сколько и каким образом увеличить их число: полагалось назначить епископа вестминстерскаго, для облегчения трудов столичнаго архипастыря, а другаго, на Сeверe, с титулом епископа бевердейскаго, долженствующаго пролить лучи христианства в темныя рудокопни и омыть черноту ньюкассльскаго народа. Но извeстно было, что гиганты намeревались возстать против этого проекта, задавить его напором своей грубой силы. "Нам нужны приходские священники, говорили они, а не епископы, разъезжающие в каретах. Конечно, бeды в том нeт, что епископы eздят в каретах, но их в Англии и теперь за глаза довольно." И потому, лорд Брок и остальные боги уже стали отчаяваться в осуществлении своего проекта.

Но теперь, лишь только гиганты захватили власть, разнеслась вeсть, что немедленно пойдет в ход билль об епископах. Правда, в нем будут сдeланы нeкоторыя легкия измeнения, будут приняты мeры, чтобы весь билль получил более титанический нежели божественный оттeнок, но сущность будет одна и та же. "Нельзя конечно не согласиться, что епископы, назначенные нами самими, могут быть весьма полезны, тогда как епископы, избранные нашими противниками, непремeнно должны быть вредны" — вeроятно, эти соображения отчасти руководствовали гигантами; как бы то ни было, первым их дeлом было приняться за билль о епископах, предложить его на разсмотрeние палат, с тeм чтобы провести его немедленно, и воцарить новых прелатов прежде чeм трижды пропоет пeтух.

Между частными послeдствиями этого рeшения было и то, что наш архидиакон и мистрисс Грантли вернулись в Лондон и поселились на прежней квартирe. Также было замeчено, что в Этот второй приeзд доктор Грантли не раз заходил в официальную приемную перваго лорда казначейства. Очень понятно, что при окончательном рeшении подобнаго вопроса требовался совeт самых извeстных членов высшаго духовенства; а кто из членов духовенства пользовался такою заслуженною извeстностью как не архидиакон барчестерский? Стали уже поговаривать, что министр наперед распорядился вестминстерским епископством.

Тревожное настало время для мистрисс Грантли. Чувства и мечты самого архидиакона мы не беремся разбирать. Может-быть, время и опыт доказали ему всю тщету земных почестей, и научили его довольствоваться спокойным комфортом барсетширскаго ректорства. Но никакое церковное правило не воспрещает женe священника мечтать для мужа о санe епископском. Архидиакон, по всeм вeроятиям, имел в виду только оказывать министру безкорыстную помощь; но мистрисс Грантли была не прочь возвыситься на общественной лестницe и сравняться во всех отношениях с мистрисс Броуди. Она говорила, что желает этого собственно для детей,— для того чтобы упрочить их положение в свeтe, и дать им средство выказать себя перед людьми.

— Что же можно сдeлать сидя взаперти здeсь в Пламстидe? замeтила она леди Лофтон, собираясь в первый раз отправиться в Лондон. А между тeм, не так еще далеко было время, когда ректорский дом в Пламстидe вовсе казался ей тeсным или презрeнным.

Возник вопрос о том, не переeхать ли Гризельдe к родителям, когда они во второй раз прибыли в Лондон. Леди Лофтон сильно вооружилась против этого, и наконец настояла на своем. "Право, милой Гризельдe хорошо у меня, говорила она, и если со временем нас должны соединить более тeсныя узы, не лучше ли нам заранeе узнать и полюбить друг друга?"

По правдe сказать, леди Лофтон всячески старалась узнать и полюбить Гризельду, но до сих пор ей это удалось не вполнe. Не могло быть сомнeния, что она любила Гризельду такою любовию, которая берет свое начало от воли человeка, а не от разсудка. Она долго повторяла себe и другим, что любит Гризельду Грантли. Она восхищалась ея лицом, одобряла ея манеры, была вполнe довольна ея положением и состоянием, сама избрала ее себe в невeстки. Слeдовательно, она ее любила. Но леди Лофтон вовсе не была увeрена в том, что знает молодую свою подругу. Она сама задумала женить на ней сына, и потому упорно держалась за Этот план; но она начала уже сомнeваться, найдет ли она в Гризельдe все то, что она мечтала встрeтить в невeсткe?

— Однако, дорогая леди Лофтон, говорила мистрисс Грантли,— не подвергаем ли мы ее слишком опасному испытанию? Что, если она мало-по-малу привяжется к нему, а он...

— Ах, если-б это случилось, я была бы совершенно спокойна! если-бы Лудовик замeтил в ней хоть тeнь чувства к себe, он бы тотчас же был у ея ног. В нем много увлечения, а в ней напротив.

— Это так, леди Лофтон. Его привилегия увлекаться, искать ея любви; ея же привилегия принимать это искательство, а самой не дeлать ни шагу. Главный недостаток нынeшних дeвушек в том, кажется, и состоит, что онe слишком увлекаются. Онe присваивают себe права, им не принадлежащия, и через это лишаются собственных преимуществ.

— без сомнeния! Я вполнe с вами согласна. По этому самому, может-быть, я так высоко ставлю Гризельду. Однако...

...Однако молодая дeвушка, и не бeгая за мущиной и не кидаясь ему на шею, может же чeм-нибудь доказать, что она создана из плоти и крови; особливо когда и папенька, и маменька, и всe близкие ей так готовы способствовать развитию ея чувства,— вот что промелькнуло в головe у леди Лофтон; но конечно она этого не высказала, а только удовольствовалась многозначительным взглядом.

— Я думаю, что она никогда не позволит себe увлечься безразсудною любовию, сказала мистрисс Грантли.

— Я в этом увeрена вполнe, подтвердила леди Лофтон, опасаясь в глубинe души, что Гризельда не способна ощущать никакой любви, ни безразсудной, ни благоразумной.

— Да, кажется, она теперь и рeдко видается с лордом Лофтоном, продолжала мистрисс Грантли, припоминая может-быть обeщание леди Лофтон, что сын будет проводить у нея всe свободныя минуты.

— Вы знаете, в послeднее время, при этих переворотах, всe были страшно заняты. Лудовик большую часть дня проводит в палатe; кромe того, теперь всe мущины считают нужным собираться в своих клубах...

— Да, да, конечно, сказала мистрисс Грантли, которая весьма сочувствовала важным заботам, занимавшим в ту минуту умы государственных дeятелей. Наконец, обe маменьки согласились между собой. Рeшено было, что Гризельда останется у леди Лофтон; что она благосклонно примет предложение молодаго лорда, если он рeшится наконец воспользоваться правом мущины сдeлать первый шаг; но, так как Этот исход еще оставался сомнителен, то Гризельду не слeдовало лишать ея женскаго права — держать в запасe другаго жениха.

— Скажите, мама, спросила Гризельда, оставшись на несколько минут наединe с матерью,— неужели правда, что папеньку хотят сдeлать епископом?

— Покамeст мы еще не можем сказать ничего положительнаго, душа моя. Об этом конечно идет рeчь. Твой папенька часто бывает у лорда Де-Террье.

— А вeдь он первый министр?

— Да, именно.

— Я думала, что первый министр может вывести в епископы всякаго, кого захочет, то-есть всякое духовное лицо.

— Да, но нeт вакансии.

— Значит и надежды нeт никакой, проговорила Гризельда, слегка надувшись.

— Хотят провести в парламентe билль об учреждении двух новых епископств. По крайней мeрe об этом толкуют теперь. И если так...

— То папенька будет епископом вестминстерским, не правда ли? И мы будем жить в Лондонe?

— Но ты пока не болтай об этом, душа моя.

— Конечно, нeт. Но скажите мнe, мама, вeдь вестминстерский епископ будет выше епископа барчестерскаго? Я так рада буду сбить спeсь у этих мисс Проуди!

из этого явствует, что были такие вопросы, которые оживляли и Гризельду Грантли. Как и родители, она всею душой была предана церкви.

В Этот самый вечер, архидиакон довольно поздно вернулся домой к обeду; он цeлый день свой раздeлил между камерами казначейства, митингом конвокации и клубом. Когда он вошел, жена тотчас же увидeла, что он приносит ей не слишком хорошия вeсти.

— Просто непостижимо! проговорил он, став спиною к камину.

— Что такое непостижимо? спросила жена, вполнe готовая раздeлить заботы мужа.

— если-б я не узнал самым фактическим образом, и бы этому не повeрил, продолжал архидиакон,— нельзя было этого ожидать, даже от лорда Брока.

— Узнал что? заботливо спросила жена.

— Послe всего что было, они хотят подать голос против новаго билля.

— Невозможно!

— Я это знаю за вeрное.

— Как! против билля о двух епископах? против своего собственнаго билля?

— Да, они не хотят пропустить своего собственнаго билля. Почти невeроятно, но это так. Конечно, в биллe были сдeланы кой-какия перемeны — самыя незначительныя, сущия бездeлицы,— и вот они говорят, что будут принуждены подать голос против нас. И вeдь это устроил лорд Брок, послe всего того, что он говорил о своем нежелании противодeйствовать нынeшнему правительству.

— Я начинаю думать, что эти люди на все способны, сказала мистрисс Грантли.

— И послe всего того, что он говорил, когда был сам во главe правления, о людях нерадeющих о благоденствии церкви! Теперь они говорят, что лорд Де Террье не может очень сильно стоять за эту мeру, так как он сам, недeли три тому назад, против нея ратовал. Не ужасно ли встрeчать такую неискренность в людях так высоко поставленных?

— Просто отвратительно, сказала мистрисс Грантли.

Настало молчание; каждый из них раздумывал о несправедливости людской.

— Однако, друг мой...

— Что ж?

— Не можете ли вы отказаться от этих пустых измeнений? Они тогда посовeстятся возставать против билля, ими самими предложеннаго?

— Ищи у них совeсти!

— Но отчего бы не попытаться?

Мистрисс Грантли чувствовала, что игра стоит того, чтобы положить на нее все усилия.

— Ни к чему не поведет.

— Но я бы по крайней мeрe намекнула об этом лорду Де Террье. Навeрное духовенство поддержит его.

— Это невозможно, отвeчал архидиакон.— Признаться, мнe самому пришла эта мысль; но другие меня отговорили.

Мистрисс Грантли все сидeла на диванe, внутренно задавая себe вопрос, неужели рухнула послeдняя надежда.

— Однако.... начала она опять.

— Пойду одeваться к обeду, сказал архидиакон безнадежным голосом.

— Однако, теперешнее министерство должно имeть на своей сторонe большинство, особенно в вопросe такого рода... кажется, они были увeрены в большинствe?

— Нeт; не увeрены.

— Но, во всяком случаe, всe вeроятия в их пользу. Я надeюсь, что они не забудут своей обязанности и употребят всe усилия, чтобы собрать вокруг себя приверженцев.

И тогда архидиакон рeшился высказать всю горестную истину.

— Лорд Де Террье говорит, что, при теперешних обстоятельствах, не стоит и поднимать этого вопроса в нынeшнюю сессию. Итак, нам лучше всего вернуться в Пламстед.

Мистрисс Грантли почувствовала наконец, что еи ничего не остается прибавить. С позволения читателя, мы накинем покрывало на душевныя страдания почтенной четы.

Глава XXIV

Читателю уже извeстно, что, в началe зимы, мистер Соверби подумывал о том, как бы поправить свои разстроенныя дeла и получше поставить себя в обществe, женитьбой на этой богатой наслeдницe, мисс Данстебл. Я сильно опасаюсь, что мой приятель Соверби до сих пор не слишком-то высоко стоит во мнeнии читателя. Мы описали его как мота и картежника, даже как человeка не отличающагося строгою честностию в своих излишествах. Но, при всем том, бывают люди гораздо хуже мистера Соверби; и если-б ему удалось тронуть сердце мисс Данстебл, мы бы не стали ужасаться ея выбору, особенно если сравнить Соверби со многими другими добивавшимися ея руки. Несмотря на безалаберность, на безпутность этого человeка, в его душe сохранилось стремление к чему-то высшему и лучшему, сохранилось сознание, что вся жизнь его пошла по ложной колеe, что не так слeдует жить честному английскому джентльмену.

Он гордился своим званием члена парламента от графства, хотя мало заботился о том, чтобы соблюсти достоинство этого звания; он гордился своим чальдикотским помeстьем, хотя оно чуть было не ушло у него из рук. Он гордился старинным своим родом, гордился также свободными, радушными приемами, которыми, по суждению свeта, почти искупались его недостатки и ошибки. если-бы только он мог выпутаться как-нибудь из неловкаго положения, говорил он себe, если-б он мог заново начать жизнь, он бы совершенно иначе повел ее. Он бы навeк разстался со всeм отродьем Тозеров. Он бы пересгал давать векселя и платить невeроятные проценты. Он бы не стал обирать своих друзей, и выкупил бы у герцога Омниума всe закладныя на свое имeние, если-бы только судьба помогла ему на Этот раз.

состояния мисс Данстебл достало бы на все это, и на многое другое; при том сама мисс Данстебл до нeкоторой степени нравилась ему. Правда, она не отличалась ни красотою, ни прелестью; в ней не было женской мягкости; она уж и не была молода; но она была умна, дeльна; в ей были своего рода достоинства; можно было сказать наперед, что она сумeет найдтись во всяком положении; что же касается до лeт, то мистер Соверби и сам уже не мог назваться молодым человeком. если-б он женился таким образом, ему ни перед кeм бы не пришлось стыдиться своего выбора; он мог бы смeло говорить о нем своим друзьям, приглашать их к себe, не боясь, что хозяйка его дома, чeм бы нибудь заставила его краснeть. Потом, когда в его головe яснeе обозначился Этот план, он дал себe слово, что будет хорошо поступать с нею, и не станет обирать ее больше чeм потребует необходимость.

Он намeревался предложить ей руку и сердце в Чальдикотсe, но она не дала ему к тому случая. Потом он хотeл объясняться с нею в Гадером-Касслe, но мисс Данстебл внезапно уeхала из Гадером-Кассля прежде чeм он успeл исполнить свое намeрение. Теперь, в Лондонe, он рeшился приступить к дeлу без отлагательства, и во что бы то ни стало узнать свой приговор. Точно, медлить было нечего: если-бы дeло сколько-нибудь затянулось, он по всей вeроятности лишился бы удовольствия предстать перед избранницей своего сердца в качествe мистера Соверби из Чальдикотса. Герцог поручил ему сказать через мистера Фодергилла, что он очень-бы желал поскорeе привести в порядок дeла; а мистер Соверби хорошо понимал смысл этого поручения.

Мистер Соверби вел атаку не один, не без помощи союзника; напротив, у него был союзник такой преданный и усердныя, какого только мог бы пожелать себe любой полководец. Этот-то союзник, единственный вeрный товарищ, не покидавший мистера Соверби во всех переворотах его жизни, и радостных и печальных, первый подал ему мысль жениться на мисс Данстебл.

— Тысяча раззоренных кутил искали ея руки и получили отказ, сказал мистер Соверби, когда в первый раз зашла об этом рeчь.

— Однако, она когда-нибудь выйдет же замуж за кого-нибудь; почему бы ей не выйдти за тебя? отвeчала ему сестра; она-то и была тот вeрный союзник, о котором мы только что говорили.

У мистрисс Гарольд Смит, при всех ея недостатках, нельзя было отнять одной добродeтели: она горячо любила брата. По всей вeроятности, она его одного и любила на бeлом свeтe. детей у нея не было; а что касается до мужа, ей никогда и в голову не приходило любить его. Она вышла за него чтоб упрочить свое положение в свeтe; и, будучи умною женщиной, с хорошим здоровьем и ровным характером, умeла устранить большую часть неудобств, проистекающих от брака, заключеннаго без любви, и вообще устроить себe жизнь довольно сносную. Дома она распоряжалась всeм, но дeлала это так весело и добродушно, что господство ея не было тягостно; в обществe она поддерживала политическое положение своего мужа, хотя первая смeялась над его слабостями. Но сердце ея принадлежало брату; постоянно, во всех затруднениях, в которыя вовлекало его собственное безразсудство, она готова была поддержать его, протянуть ему руку помощи. Для этого она сблизилась с мисс Данстебл, и, в продолжение цeлаго года, умeла подлаживаться ко всeм ея прихотям. Или, лучше сказать, у ней достало ума разсмотрeть, что с мисс Данстебл ничего не возьмешь, уступая ея прихотям, а на нее может только подeйствовать простое свободное обхождение, с оттeнком юмора, и во всяком случаe хоть с видом прямоты и откровенности. Мистрисс Гарольд Смит может-быть не была откровенна и пряма по природe, но ради мисс Данстебл она умeла составить себe какую-то систему прямодушия, и не совсeм безуспeшно, потому что между мисс Данстебл и мистрисс Гарольд Смит мало-по-малу установились очень короткия отношения.

— Если уж дeло дeлать, так надобно дeлать теперь же, сказал мистер Соверби сестрe, дня два спустя послe падения богов. Можно судить о привязанности ея к брату уже потому, что в такую минуту она была еще способна заниматься его дeлами. Но, по правдe сказать, положение ея мужа, как министра, ничего не значило в ея глазах; сравнительно с общественным положением брата.

— Откладывать не зачeм, сказала мистрисс Гарольд Смит.

— Так ты думаешь, что мнe слeдует прямо с нею объясниться.

— Конечно. Но помни, Натаниэль, что задача тебe будет не легкая. Ты лучше и не пробуй падать перед нею на колeни и клясться ей в вeчной любви.

— Если я рeшусь на объяснение с ней, то я конечно обойдусь без колeнопреклонений,— на Этот счет ты можешь быть спокойна, Гарриет.

— Да, и без клятв в пламенной любви. Тебe остается только один путь к сердцу мисс Данстебл, а именно — сказать ей всю правду.

— Как? Сказать ей, что я раззоренный, погибший человeк, а потом попросить ее протянуть мнe руку, чтобы вытащить меня из болота?

— Именно это единственное средство, как ни кажется оно странно.

— Да ты совсeм другое говорила прошлую заму, в Чальдикотсe.

— Может-быть; но теперь я лучше узнала ее. С тeх пор я только тeм и занималась, что изучала всe ея странности. Если ты точно ей нравишься — а мнe кажется, что она к тебe благоволит,— то она может простить тебe все на свeтe, только не увeрения в любви.

— Да как же мнe предложить ей свою руку, не намекнув ей ничeм на это?

— А об этом ты не должен говорить ни полслова; скажи ей, что ты человeк с хорошим именем и видным положением, но что дeла твои очень запутаны.

— Это она знает и без того.

— Конечно, но она должна услышать это от тебя самого. Потом скажи ей, что, женясь на ней, ты надeешься поправить свои обстоятельства посредством ея состояния.

— Трудно, кажется, чтобы такого рода признание могло тронуть ее.

— Но повторяю тебe, что другаго средства нeт. Я и сама знаю, что задача не легкая. Конечно, ты должен ей объяснить, что будешь заботиться об ея счастьи, но не старайся увeрить ее, что это главная твоя цeль. Первая твоя, цeль — ея деньги, а единственное средство получить их совершенная откровенность.

— Право, рeдкий человeк найдется в таком затруднительном положении, сказал Соверби, шагая взад и вперед по комнатe: — признаться, я не в силах овладeть им. Я бы непремeнно смутился посреди такого объяснения; не думаю, чтобы в цeлом Лондонe нашелся человeк, способный пойдти к женщинe с такою историей и в заключение попросить ея руки.

— А если ты не в силах этого сдeлать, откажись совсeм от этой мысли, сказала мистрисс Гарольд Смит.— Но если у тебя хватит рeшимости послeдовать моему совeту и выдержать свою роль до конца, то, сколько я знаю, ты можешь надeяться на успeх. Дeло в том, продолжала сестра помолчав, между тeм как брат все еще шагал по комнатe, раздумывая о своем трудном положении:— дeло в том, что вы, мущины, вовсе не понимаете женщин. Вы не отдаете справедливости ни их сильным, ни их слабым сторонам. Вы слишком смeлы и слишком робки: вы женщину считаете дурой и почти говорите это ей в лицо, а между тeм вы не считаете ея способною на безкорыстный поступок. Почему бы мисс Данстебл не выйдти за тебя замуж для того именно, чтобы выручить тебe из бeды? Правду сказать, она бы не так много и потеряла; если она выкупит помeстье, оно будет принадлежать и ей точно так же как тебe.

— Конечно, для меня это была бы выручка славная, но трудно до такой степени отложить всякое самолюбие.

— Да, ея положение замужем за тобою будет гораздо лучше теперешняго. Ты человeк добродушный и добронравный, ты конечно заботился бы о ней, обращался бы с ней хорошо, и если взвeсить все, она гораздо была бы счастливeе, сдeлавшись твоею женой, хозяйкой Чальдикотса, чeм теперь, при настоящей своей обстановкe.

— Да если-б она только желала пристроиться, то завтра же могла бы выйдти за любаго пера.

— Я не думаю, чтоб она особенно желала выйдти замуж за пера. Какой-нибудь раэзоренный пер мог бы конечно завладeть ею, прибeгнув к тому же средству, которое я тебe предлагаю; но по всему вeроятию он бы не сумeл приняться за дeло. Многие раззоренные перы пробовали своего счастия и получили от нея отказ все потому, что хотeли ее увeрить, что влюблены в нее. Конечно оно не легко, но другаго средства нeт как сказать ей всю правду.

— Да гдe же мнe с нею переговорить?

— Здeсь, если хочешь; а еще лучше у нея.

— Да мнe никогда не удается застать ее одну. Я начинаю думать, что она никогда одна не бывает: она окружает себя разным народом, чтобы как-нибудь оградиться от женихов. Право, Гарриет, я готов бросить все дeло; у меня духу не хватит объясниться с нею так, как ты совeтуешь.

— Смeлым Бог владeет...

— Да смeлость смeлости рознь. уж не лучше ли мнe принести ей список всех моих долгов, и предложить ей, если она сколько-нибудь сомнeвается в моих словах, обратиться за точными свeдeниями к Фодергиллу, к шерифу, да к почтенной братии Тозеров?

— Ну, тут она тебe повeрит, и не удивится нисколько.

Опять настало молчание, и мистер Соверби продолжал расхаживать по комнатe, взвeшивая в умe всe данныя на успeх в таком рискованном дeлe.

— Знаешь ли, Гарриет, сказал он наконец:— лучше бы всего тебe самой взяться за это дeло.

— Хорошо, сказала она:— если ты точно этого желаешь, я готова попытаться.

— Вeрно то, что я на такую попытку не рeшусь никогда. У меня духу не хватит сказать ей прямо, что я хочу на ней жениться за ея богатство.

— Хорошо, Натаниэль, я попробую. Во всяком случаe я не боюсь ея. Мы с нею большие друзья; и по правдe сказать, я не встрeчала женщины, которая бы до такой степени была мнe по нраву; но я никогда бы не сблизилась с нею, если-бы не ты.

— А теперь тебe придется с нею разсориться, также из- за меня?

— Ничуть не бывало. Ты увидишь, как бы она ни приняла мое предложение, мы останемся с нею друзьями по прежнему. Я не думаю, чтоб она отдала за меня жизнь,— да и я, признаться, за нее лечь в гроб не намeрена. Но мы с нею точно сходимся, и не разстанемся из-за таких пустяков.

Таким образом порeшили дeло. На другой день, мистрисс Гарольд Смит должна была найдти случай переговорить с мисс Данстебл и предложить ей раздeлить свои несмeтныя богатства с раззоренным представителем Вест-Барсетшира, который в замeн приносил ей себя и свои долги.

Мистрисс Гарольд Смит ни на волос не отступила от истины, сказав, что она и мисс Данстебл сходились между собой. Она довольно точно описала свойство их дружбы. Онe не отдали бы жизни друг за друга; онe друг друга не увeряли в неизмeнной привязанности; онe никогда не цeловались и не плакали, не говорили громких фраз встрeчаясь и расходясь. Онe друг другу не оказали никакого благодeяния, не простили никакой тяжкой обиды. Но онe приходились друг другу, и в этом, я полагаю, заключается тайна всех приятных отношений между людьми.

Однако почти можно было сожалeть о том, что онe так сходились: мисс Данстебл в нравственном отношении стояла несравненно выше своей приятельницы, хотя сама этого не сознавала. Грустно было видeть, что она довольствуется подобною дружбой. Мистрисс Гарольд Смит была от природы суетна, безчувственна ко всему и ко всeм, исключая брата, не совсeм даже искренна и честна. Мисс Данстебл не была суетна, хотя в настоящую минуту вела суетную жизнь, и отчасти увлекалась ею; у ней была душа любящая и правдивая, хотя ея обстановка не давала развернуться ея качествам, но она любила свободу и непринужденность, любила похохотать, не прочь была от крупной шутки, больше всего любила посмeяться над свeтскими пошлостями и глупостями. Мистрисс Гарольд Смит потакала всeм этим склонностям.

Таким образом, онe видeлись почти ежедневно. У мистрисс Гарольд Смит уже вошло в привычку почти каждое утро заeзжать к мисс Данстебл; и если мистеру Соверби никогда не удавалось застать ее одну, то его сестра не рeдко пользовалась этим удовольствием. Потом онe куда-нибудь выeзжали, вмeстe ли, или порознь, как им казалось удобнeе; первым их правилом было никогда не стeснять друг друга.

На слeдующий день послe описаннаго нами разговора, мистрисс Гарольд Смит по обыкновению отправилась к мисс Данстебл, и вскорe онe остались однe в небольшой комнаткe, куда богатая наслeдница допускала далеко не всех посeтителей. Правда, ей случалось принимать здeсь людей самых различных свойств,— иногда священника, собирающаго деньги для постройки церкви, или старую леди, вооруженную послeдними городскими сплетнями, или бeднаго автора, не получающаго должнаго возмездия за плоды своего воображения, или бeдную гувернантку, которой тяжело достается жить на свeтe. Но только сюда ни под каким видом не допускались мущины, которые могли быть женихами, ни дамы, которыя могли быть предметами волокитства. В послeднее время завeтныя двери всего чаще отворялись для мистрисс Гарольд Смит.

Теперь настала пора для рeшительной попытки, к которой вся эта короткость служила только подготовкой. Подъезжая к дому мисс Данстебл, мистрисс Гарольд Смит почувствовала нeкоторое замирание сердца, не предвeщавшее ничего добраго. Она говорила прежде, что нисколько не боится высказать все напрямик своей приятельницe; но теперь, в рeшительную минуту, смeлость начинала измeнять ей; оно дорого бы дала, чтобы все было уже покончено, так или иначе.

— Как здоровье бeднаго мистера Смита? спросила мисс Данстебл тоном комическаго сожалeния, когда, онe обe усeлись на обычныя свои мeста. Так как прошло несколько дней послe падения богов, то можно было предполагать, что бывший лорд Малой Сумки не успeл еще оправиться от поразившаго его удара.

— Кажется, ему лучше; сегодня утром, по крайней мeрe, я так заключила по аппетиту, с которым он кушал за завтраком. Впрочем мнe все еще страшно становится, когда он берет в руки нож; я увeрена, что в такия минуты он думает о мистерe Саппельгаусe.

— Бeдный! Я хочу сказать бeдный Саппельгаус. Наконец почему бы и ему не слeдовать своему ремеслу? Живи сам, и другим жить не мeшай, вот мое правило.

— А его правило скорeе такое: губи сам и другим губить не мeшай. Впрочем, мнe все это страшно надоeло; я сегодня приeхала поговорить с вами о другом.

— Я, признаться, стою за мистера Саппельгауса! воскликнула мисс Данстебл:— он, по крайней мeрe, все дeлает просто. Он весь посвятил себя одному дeлу, одним интересам, а именно своим собственным; и для того чтоб подвигать это дeло, служить этим интересам, он употребляет всe орудия, какими одарил его Господь.

— То же самое дeлают и дикие звeри.

— А развe люди великодушнeе диких звeрей? Тигр растерзает вас потому что он голоден и хочет вас съесть. Точно также поступает и Саппельгаус. Но многие из нас готовы растерзать друг друга, не имeя извинением голода; удовольствие уничтожать для них достаточное побуждение.

— Может-быть, душа моя; впрочем цeль сегодняшняго моего посeщения вовсе не разрушительная — вы сами с этим согласитесь. Напротив, цeль у меня самая спасительная. Я приeхала к вам с объяснением в любви.

— В таком случаe, ваши спасительныя намeрения вeроятно относятся не ко мнe, сказала мисс Данстебл.

Для мистрисс Гарольд Смит стало ясно, что мисс Данстебл тотчас же догадалась, к чему клонится ея рeчь, и что она нисколько не была застигнута врасплох. Судя по ея тону и сериозному выражению ея лица, нельзя было надeяться, чтоб она готова была выразить согласие. Но великая цeль требует и великих усилий.

— Это как случится, отвeчала мистрисс Гарольд Смит: — они касаются и вас, и еще другаго человeка. Но во всяком случаe, надeюсь, что вы не разсердитесь на меня?

— О нeт, конечно! Меня теперь ничто подобное не сердит.

— Вы вeроятно успeли к этому привыкнуть?

— Еще бы не привыкнуть! Я теперь на все смотрю хладнокровно; иногда только, знаете, оно скучновато.

— Я постараюсь вам не наскучить, и прямо приступлю к дeлу. Вы знаете, может-быть, что мой брат Натаниэль человeк не очень богатый?

— Так как вы сами меня об этом спрашиваете, то вы не должны обижаться, если я вам отвeчу, что мнe положительно извeстно, он человeк очень бeдный.

— Нисколько не обижусь, даже напротив. Первое мое желание — сказать вам правду, всю правду, ничего кромe правды.

— Magna est veritas, сказала мисс Данстебл,— епископ барчестерский выучил меня этой латыни в Чальдикотсe. Он еще чему-то меня учил, но там такое длинное слово, что я никак не запомню его.

— Я вeрю, что епископ был совершенно прав. Но если вы броситесь в латынь, я за вами услeдить не в силах. Мы начали о том, что денежныя дeла моего брата очень разстроены. У него прекрасное помeстье, которое принадлежало нашему роду не знаю сколько столeтий, но задолго до Норманов.

— Желала бы я знать, чeм тогда были мои предки!

— Ни для кого из нас не важно чeм были наши предки, отвeчала мистрисс Гарольд Смит самым назидательным тоном,— но очень грустно видeть, что раззоряется древнее достояние, завeщанное ими.

— Да, конечно; всякому неприятно раззориться; я сама дорожу своим достоянием, хотя оно вовсе не древнее, и берет свое начало в аптекарской лавочкe.

— Боже упаси, чтоб я была хоть косвенною причиной вашего раззорения, сказала мистрисс Гарольд Смит,— я бы ни за что на свeтe не захотeла причинить вам и малeйший убыток.

— Magna est veritas! как говорил наш милый епископ, опять воскликнула мисс Данстебл: — помните наш уговор сказать правду, всю правду, ничего кромe правды...

Мистрисс Гарольд Смит начинала думать, что задача ей не под силу. Мисс Данстебл, лишь только рeчь заходила о денежных дeлах, принимала особенный, рeзко насмeшливый тон; трудно было придумать чeм бы на нее подeйствовать. Она до сих пор не выразила рeшительнаго намeрения отклонить предложение мастера Соверби; но она повидимому рeшилась ни за что не позволить, чтоб ей пускали пыль в глаза! Мистрисс Гарольд Смит начала разговор с твердым намeрением избeгать всякаго шарлатанства; но шарлатанство до такой степени вошло в состав ея обычнаго краснорeчия, что ей не легко было отдeлаться от него.

— Я сама этого только я желаю, отвeчала она:— само собою разумeется, что главная моя цeль — счастие брата.

— В таком случаe, позвольте мнe пожалeть о бeдном мистерe Гарольдe Смитe.

— Хорошо, хорошо, хорошо!... Вeдь вы знаете, что я хочу сказать.

— Да, я, кажется, вас понимаю. Ваш брат джентльмен с отличным именем, но без малeйшаго состояния.

— Нeт, не совсeм.

— Хорошо,— с состоянием весьма разстроенным; я же дама без имени, но с хорошим состоянием; вы думаете, что если-бы мы соединились узами брака, это было бы дeло отличное — для кого?

— Да, именно, проговорила мистрисс Гарольд Смит.

— Для кого же из нас? Вспомните епископа и его милую латынь.

— Так для Натаниэля, смeло проговорила мистрисс Гарольд Смит,— для него это было бы отлично,— и она невольно улыбнулась,— кажется, я говорю прямо и откровенно.

— Да, точно, вы теперь достаточно откровенны. И он вас прислал сюда, чтобы сказать мнe это?

— Да, чтобы сказать вам это, и еще что-то другое.

— В самом дeлe? Ну говорите же и другое; впрочем, и вeроятно уже знаю все главное.

— Нeт, нисколько. Да вы от меня требуете такой откровенности, что я никак не могу вам объяснить дeло как оно есть. Вы заставляете меня все высказывать так нагло и открыто.

— А, так вы находите, что даже истина неприлична, когда она является бер покрова?

— Я думаю, что истина и приличнeе, и полезнeе в житейских дeлах, когда она облечена в извeстную форму. В наш вeк, мы так привыкли к извeстной долe неправды во всем, что мы слышим и говорим, что ничто так для нас не обманчиво, как голая истина. если-бы купец мнe сказал, что у него товар посредственный, я бы, конечно, подумала, что он не стоит и гроша. Но все это вовсе не касается моего бeднаго брата. О чем бишь я?

— Вы, кажется, хотeли мнe разказать, как отлично он будет со мною обращаться.

— Да, нeчто в этом родe.

— Что он не станет меня колотить, или сорить моими деньгами, особенно если я сумeю припрятать их от него; или смотрeть на меня свысока, потому что отец мой был аптекарь! Не это ли вы хотeли мнe сказать?

— Я хотeла вам сказать, что вы будете счастливeе как мистрисс Соверби из Чальдикотса нежели теперь как мисс Данстебл...

— С горы Ливанской. Ну, и мистер Соверби ничего другаго не поручил передать мнe? Ничего на счет любви, привязанности и так далeе? Вeдь любопытно же мнe знать, какия у него чувства ко мнe, прежде чeм мнe рeшиться на такой важный шаг.

— Я думаю, что он вас искренно уважает и любит, как только человeк уже не молодой может любить...

— Женщину моих лeт. Тут, конечно, особенной преданности не видно; но я рада, что вы помните поговорку епископа.

— Да что же мнe вам сказать? если-б я вас стала увeрять, что он умирает от любви к вам, вы бы упрекнули меня в неискренности; а теперь, потому что я вам этого не говорю, вы жалуетесь на недостаток преданности с его стороны. Нужно признаться, что на вас трудно угодить.

— Может-быть; очень может быть, что я требовательна, да к тому же и безразсудна. Мнe бы не слeдовало предлагать никаких вопросов, когда ваш братец дeлает мнe такую огромную честь. Конечно, с моей стороны было бы совершенным безумием ожидать любви от человeка, который снисходит до того, что предлагает мнe свою руку. Какое я имeю право надeяться, чтобы кто-нибудь полюбил меня? Не достаточно ли мнe знать, что я богата и могу найдти себe мужа? Какая надобность спрашивать, будет ли приятно джентльмену, который вздумал почтить меня таким образом, будет ли ему дeйствительно приятно мое общество, или он только готов выносить мое присутствие в своем домe?

— Но послушайте, милая мисс Данстебл...

— Я конечно не так глупа, чтобы воображать, что кто-нибудь может полюбить меня; и я должна быть благодарна вашему брату за то, что он меня избавил от обычных комплиментов и лестных увeрений. Его, конечно, или, лучше сказать, вас, нельзя обвинять в докучливости; его время, вeроятно, так поглощено парламентскими обязанностями, что ему некогда самому заняться таким маловажным дeлом. Я ему точно благодарна; кажется, мнe только и остается послать ему подробный список всего моего движимаго и недвижимаго имущества, и назначить день когда он может вступить во владeние.

Мистрисс Гарольд Смит почувствовала, что ея не щадят. Эта самая мисс Данстебл, в откровенных разговорах с нею, так часто осмeивала влюбленныя гримасы тeх, кто искал ея руки, так часто выражала свое негодование против них, не за то что они мeтили на ея состояние, а за то что они принимали ее за дуру. Послe всего этого, мистрисс Гарольд Смит имeла право надeяться, что ея способ приступать к дeлу будет принят благосклонно. Неужели, думала она, мисс Данстебл похожа на большинство женщин, и во глубинe души желает, чтобы мущины падали к ея ногам? Неужели она дала брату дурной совeт, илучше бы ему было вести сватовство обычным порядком? "Их не разберешь," сказала себe мистрисс Гарольд Смит, думая о женщинах вообще.

— Он сам хотeл с вами поговорить, сказала она,— но я ему отсовeтовала.

— И это очень мило с вашей стороны.

— Я думала, что мнe легче будет прямо и откровенно объяснить вам каковы именно его намeрения.

— О! я не сомнeваюсь, что у него намeрения самыя честныя, сказала мисс Данстебл:— я совершенно увeрена, что он не хочет обмануть меня таким образом.

Трудно было не расхохотаться, и мистрисс Гарольд Смит расхохоталась.

— Право, вы хоть святаго выведете из терпeния, сказала она.

— Я не думаю, чтобы мнe часто случалось имeть дeло со святыми, если-б я послeдовала вашему совeту. Кажется, не много встрeтишь святых в Чальдикотсe, исключая, конечно, добраго епископа и его жену.

— Однако же, душа моя, что мнe сказать Натаниэлю?

— Скажите ему, что я премного обязана ему за честь.

— Выслушайте меня хоть на минуту. Я вижу, что я дурно сдeлала, объяснившись с вами так смeло и рeзко.

— Ничуть; мы наперед уговорились высказать всю правду. Конечно, оно с перваго разу не совсeм ловко.

— Я пошлю к вам самого брата.

— Нeт, не дeлайте этого. Зачeм мучить и его и меня? Я люблю вашего брата; я уже очень его люблю извeстным образом. Но ни за что на свeтe не соглашусь выйдти за него замуж. Не очевидно ли, что он ищет единственно моего состояния, если вы сами не посмeли приписать ему другаго побуждения?

— Конечно, смeшно и глупо было бы говорить, что он вовсе не думает о вашем состоянии.

— Смeшно донельзя. Он человeк без состояния, но с видным положением, и он хочет на мнe жениться, потому что у меня есть именно то, чего ему не достает. Но, душа моя, у него-то нeт того, что мнe нужно, и потому обмeн вышел бы неравный.

— Но он бы всe свои старания употребил на то, чтобы составить ваше счастье.

— Я ему очень за это благодарна, но, как видите, я и теперь довольна своею судьбой. Что же я приобрeту от перемeны?

— Да вопервых товарища, общество котораго, как вы сами признаетесь, для вас приятно.

— Правда, но я не говорила, чтобы мнe приятно было постоянно наслаждаться этим обществом. Нeт, душа моя, это дeло невозможное. Повeрьте мнe на слово, я вам говорю раз навсегда, что это невозможно.

— Вы хотите сказать, мисс Данстебл, что вы никогда не выйдете замуж?

— Завтра же, если встрeчу человeка, который мнe понравится, и который захочет на мнe жениться. Но я сильно подозрeваю, что тот, кто мнe придется по вкусу, сам не захочет на мнe жениться. Вопервых, я выйду замуж не иначе как за человeка, который вовсе не думает о деньгах.

— Вы такого не найдете в цeлом свeтe, душа моя.

— Очень возможно, что не найду, сказала мисс Данстебл.

Онe еще продолжали Этот разговор, но мы не станем пересказывать, что говорено было далeе. Мистрисс Гарольд Смит не сразу отказалась от своих надежд, хотя мисс Данстебл высказалась ясно. Она старалась ей объяснить, как выгодно будет ея положение как хозяйки Чальдикотса, когда на Чальдикотсe не останется больше ни шиллинга долга; она даже намекнула, что владeлец Чальдикотса, если только ему удастся выпутаться из неловкаго положения, весьма вeроятно, удостоится титула пера при неминуемом воцарении богов на Олимпe. Мистер Гарольд Смит, в качествe министра, конечно, не пожалeет никаких усилий. Но все это ни к чему не повело.

— Не судьба мнe быть женою пера, сказала мисс Данстебл. Прошу вас, душа моя, не настаивайте более.

— Но мы с вами не разссоримся? спросила мистрисс Гарольд Смит почти нeжным тоном.

— Нeт, помилуйте, зачeм же нам ссориться?

— И вы не станете дуться на моего брата?

— Зачeм же мнe на него дуться? Но, мистрисс Смит, я не только на него дуться не буду, но сдeлаю еще больше. Я вас люблю и люблю вашего брата. Если я могу несколько пособить ему в его затруднениях, пусть он мнe скажет откровенно, и я сдeлаю это с удовольствием.

Вскорe потом мистрисс Гарольд Смит уeхала. Разумeется, она наотрeз объявила, что ея брат и подумать не может принять какую-либо денежную помощь от мисс Данстебл, и, по правдe сказать, она точно думала так в эту минуту; но вернувшись к брату и передав ему весь свой разговор с богатою наслeдницей; она подумала, что было бы приятнeе, если-бы чальдикотское имeние находилось в залогe у мисс Дансгебл, а не у герцога Омниума.

Глава XXV

Не удивительно, что упомянутое рeшение гигантов в вопросe о двух епископах огорчило и оскорбило архидиакона Грантли, хотя он не мог рeшиться громко высказать, что гиганты в чем-либо были не правы; сердце его болeзненно сжималось, ему казалось, что настал конец всему. Он до сих пор был еще неочень опытен, и думал, что смeлая, открытая борьба за хорошее дeло — есть само но себe хорошее дeло. Конечно, он желал бы видeть себе епископом вестминстерским, он готов был добиваться этой цeли всеми позволительными средствами. Но не это одно занимало его ум. Он искренно желал, чтобы гигаиты одерживали верх вездe и во всем, в дeлe об епископах, как и в других вопросах; и он рeшительно не мог понять, почему бы им отступить назад при первом затруднении. На словах, он яростно нападал на богов и на их сподвижников; но в глубинe его души таилась горечь и против Ориона и Пороприона.

В таком расположении духа, безсознательно отряхая прах от ног своих, он вышел послeдний раз из казначейства. Много мыслей толпилось в его головe, когда он eхал домой, и мысли по большей части самаго добродeтельнаго свойства. Зачeм ему так хлопотать об епископствe? Развe ему не хорошо в пломстедском ректорствe? Каково ему, в его лeта, пересаживаться на новую почву, брать на себя новыя обязанности, жить с новыми людьми? Развe он не полезен в Барчестерe, развe его там не цeнят и не уважают? А здeсь, в Вестминстерe, не мудрено, что он будет только орудием в руках других людей. Не понравились ему манеры юного гиганта, объявившаго ему наотрeв, что дeло о епископах не пойдет. Да, он вернется с женою в Барсетшир, и будет довольствоваться тeм, что даровало ему Провидeние.

Вeрно зелен виноград? скажут насмeшники. Так что же из этого? Не лучше ли, чтобы виноград, слишком высоко для нас повeшенный, казался нам зеленым? Не мудрец ли тот, кто может в душe презирать всякий виноград, лишь только сдeлается очевидно, что ему уже не достать его? Вот я напримeр увeрен, что тот виноград, за который так ожесточенно спорят боги и гиганты, котораго они так усиленно добиваются,— самаго неприятнаго вкуса. Больше того, я убeжден, что он нездоров и неудобоварим, что он подвергает желудок всeм тeм болeзненным припадкам, в которых употребляется Reva Arabica. Так было с архидиаконом. Он думал о том, как часто приходилось бы ему жертвовать своею совeстью и своими убeждениями, возсeдая в Лондонe в качествe епископа вестминстерскаго, и в таком настроении духа вернулся к женe.

В первыя минуты свидания с нею опять проснулись всe его, сожалeния. И точно, странно было бы с его стороны тут же проповeдывать ей это новое учение о прелестях сельской скромной жизни. Жена, вeрная подруга его жизни, которую он так, любил, которой так вeрил, алкала этого винограда, висящаго, на недосягаемой вышинe, и он чувствовал, что не в силах заставать ее сразу отказаться от любимой мечты. Он должен приготовить ее и убeдить понемногу. Но не прошло пяти минут, как он уже высказал ей все и сообщил ей свое рeшение.— Нам лучше вернуться в Пломстед, сказал он, и жена ему не противорeчила.

— Мнe жаль бeдной Гризельды, сказала мистрисс Грантли, в Этот же вечер, оставшись наединe с мужем.

— Я думал, что она останется у леди Лофтон?

— Да, на нeкоторое время. Конечно, никому на свeтe я бы так охотно не поручила ея, как леди Лофтон; я очень рада, что Гризельда выeзжает с нею.

— Именно, а по тому самому я не вижу причины так сожалeть о Гризельдe.

— Правда, что жалeть не стоит; но ты знаешь, у леди Лофтон свои виды.

— Какие же это виды?

— Очевидно, она только и хлопочет о том, чтобы женять лорда Лофтона на Гризельдe. И хотя это была бы партия весьма приличная, если-б она точно состоялась...

— Лорду Лофтону жениться на Гризельдe! повторил архидиакон, в изумлении вытаращив глаза и приподняв брови. До сих пор он не слишком тревожился о том, как бы пристроить дочь.— Мнe это и не снилось!

— Но другие за то сильно об этом подумывают. Что касается до самой партии, ею, кажется, можно остаться довольну. Лорд Лофтон, правда, не слишком богат, но состояние у него очень порядочное, и репутация, вообще говоря, хорошая. Если они понравятся друг другу, я вовсе не прочь отдать за него Гризельду. Но, признаться, мнe не совсeм приятно оставлять ее у леди Лофтон. В свeтe пойдут толки, на это будут смотрeть как на дeло рeшенное, тогда как оно вовсе еще не рeшено, и весьма вeроятно не кончится ничeм; а это вредит молодой дeвушкe. Она имeет огромный успeх, в этом нельзя не сознаться; вот напримeр, лорд Домбелло...

Архидиакон еще шире раскрыл глаза; он и не подозрeвал, что ему представляется такой богатой выбор зятьев, и, признаться, его изумляли честолюбивые замыслы жены. Лорд Лофтон,— с его титулом и его двадцатью тысячами фунтов дохода, считался только довольно приличною партиею; а если с ним не поладят, так туг же имeлся будущий маркиз, с состоянием вдесятеро больше, готовый предложить руку и сердце его дочкe!

Потом он невольно подумал, по обыкновению мужей, о том, что была Сусанна Гардинг, когда он сватался за ней под большими вязами в саду попечителя богадeльни в Барчестерe, подумав о своем тестe, добром старичкe Гардингe, живущем до сих пор на скромной квартиркe в том же городe; и, думая обо всем этом, он не мог не подивиться высокому уму и высоким стремлениям своей супруги.

— Я никогда не прощу лорду Де Террье, сказала жена, возвращаясь к гдавному предмету сегодняшних тревог.

— Что за вздор! сказал архидиакон;— не простит нельзя.

— Признаюсь, мнe очень неприятно уeзжать из Лондона именно теперь.

— что ж с этим дeлать? угрюмо отвeчад архидиакон. Он был человeк с характером, и подчас любил поставить на своем.

— О! я очень хорошо знаю, что дeлать нечего, сказала мистрисс Грантли, и в голосe ея слышалось глубокое оскорбление,— я знаю, что дeлать нечего. Бeдная Гризельда!

И они оба улеглись спать.

На другое утро, Гризедьда приeхала к матери, и тут, наединe с нею, мистрисс Грантли говорила откровеннeе чeм когда-либо о своих планах относительно ея будущности. До сих пор, мистрисс Грантли почти ни слова не проронила перед дочерью об этом предметe. Ей было бы очень приятно, если-бы Гризедьда приняла любовь и клятвы лорда Дофтона, или лорда Домбелло, без всякаго вмeшательства с ея стороны. Она хорошо знала, что в таком случаe ея дочка сама бы ей все повeрила, и на кого бы ни пал ея выбор, во всяком случаe дeло приняло бы вид премиленькаго романа. Она не боялась, чтобы Гризельда поступила необдуманно или неосторожно. Она была совершенно права, сказав, что дочь ея никогда не позволит себe увлечься безразсудною страстью. Но, при настоящем положении дeл, когда имeлись в виду двe такия блестящия партии, и был уже заключен лофтоно-грантлийский трактат, о котором она, Гризельда, не имeла и мысли,— не могло ли бeдное дитя ошибиться потому только, что ея не направили надлежащим образом? Под влиянием таких соображений, мистрисс Грантли написала дочери несколько строк, и Гризельда приeхала в Монт-Стрит часа в два, в экипажe леди Лофтон, который, пока она сидeла у матери, дожидался ея у поворота улицы, против пивной лавочки.

— Так папа не будет вестминстерским епископом? спросила молодая дeвушка, когда мать объяснила ей гнусный поступок гигантов, разбивший в прах всe ея надежды.

— Нeт, душа моя; во всяком случаe, не теперь.

— Какая жалость! А я думала, что все порeшено. Какой прок в том, что лорд Де Террье первым министром, если он не может сдeлать епископом кого ему угодно?

— Мнe кажется, что лорд Де Террье не совсeм хорошо поступил с твоим отцом. Впрочем, это длинный вопрос, и нечего нам теперь разбирать его.

— А эти Проуди, как они обрадуются!

Гризельда цeлый час протолковала бы об этом предметe, если-бы мать допустила; во мистрисс Грантли хотeла обратить ея внимание на другие вопросы. Она завела рeчь о леди Лофтон, о том, какая она отличная, достойная женщина; потом сказала, что Гризельда останется с нею во все время ея пребывания в Лондонe, присовокупив, что вeроятно это будет не очень долго, потому что леди Лофтон обыкновенно спeшит вернуться в Фремлей.

— Но нынeшний год она, кажется, не торопится, мама, сказала Гризельда, которая в маe мeсяцe предпочитала Лондон Пламстеду, и вовсе не прочь была разъезжать в каретe, украшенной аристократическим гербом.

Тут мистрисс Грантли приступила к задуманному объяснению, конечно самым осторожным образом.

— Правда, душа моя; я сама думаю, что нынeшния год она не станет торопиться, то-есть, пока ты останешься у нея.

— Какая она добрая!

— Она точна чрезвычайно добра, и тебe слeдует очень любить ее. Я, по крайней мeрe, люблю ее от души; нeт женщины, которую бы я так искренно уважала и цeнила как леди Лофтон. Поэтому-то я так рада оставить тебя у нея.

— А все-таки мнe веселeе было бы, если-бы вы с папенькой остались в Лондонe; то-есть если-бы папеньку произвели в епископы.

— Об этом теперь нечего и думать, душа моя. Но вот о чем собственно я хотeла с тобою поговорить: ты должна знать какия у леди Лофтон намeрения и виды.

— Какия намeрения? повторила Гризельда, которая, признаться, не слишком-то заботилась о намeрениях и помышлениях своих ближних.

— Да, Гризельда. Пока ты гостила в Фремле-Кортe, и я думаю, с тeх пор также, как ты здeсь в Лондонe, ты часто видалась с лордом Лофтоном.

— Он не так часто бывает у нас в Брутон-Стритe, то-есть не очень часто.

— Гм! вполголоса воскликнула мистрисс Грантли. Несмотря на все свое желание, она не в силах была удержать этого тихаго возгласа. Если окажется, что леди Лофтон поступает с ней измeннически, она сейчас же увезет от нея дочь, расторгнет трактат, и примет мeры для заключения гартльтопскаго союза. Все это быстро промелькнуло у нея в головe. Но,— между тeм, она сознавала в глубинe души, что леди Лофтон вполнe искренна. Не она тут была виновата; собственно говоря, нельзя было обвинять и лорда Лофтона. Мистрисс Грантли вполнe поняла упрек, который леди Лофтон сдeлала ея дочери; и хотя она заступилась за Гризельду, и заступилась довольно успeшно, она однако не могла не сознать, что надежды блистательно пристроить дочь было бы гораздо больше, если-бы в самой Гризельдe было несколько более живости. Рeдкий мущина захочет жениться на статуe, как бы эта статуя ни была красива. Конечно, она не могла требовать от дочери, чтоб она увлекалась и горячилась, точно также как не могла от нея требовать, чтоб она вдруг выросла на несколько футов, но не льзя ли научить ее по крайней мeрe показывать вид нeкотораго увлечения? Задача была щекотливая, даже для родной матеря.

— Очень понятно, что он теперь не может так постоянно бывать с матерью как в деревнe, когда они жили в одном домe, сказала мистрисс Грантли, чувствуя, что теперь ея дeло заступаться за лорда Лофтона:— он должен бывать в палатe лордов, в клубe, и в двадцати различных мeстах.

— Он очень любит бывать на вечерах, и танцует отлично.

— Вeрю, душа моя. Я сама это замeтила, и знаю также, с кем он больше всего любит танцовать.

И мать ласково щипнула свою дочку.

— Вы говорите обо мнe, мама?

— Да, о тебe, душа моя. Развe это не правда? Лорд Лофтон говорит, что он ни с кeм так не любит танцовать как с тобою.

— Не знаю, мама, отвeчала Гризельда, потупив глаза.

Мистрисс Грантли подумала про себя, что это начало недурное. Конечно, оно могло бы быть и лучше. Она могла бы пожелать, чтоб ея дочь сошлась с своим нареченным на чем-нибудь посериознeе танцев. Но и танцы лучше чeм ничего — так трудно найдти какую-нибудь точку соприкосновения с людьми, чуждыми всякаго увлечения!

— По крайней мeрe, мнe так говорила леди Лофтон, осторожно продолжала мистрисс Грантли.— Она увeряет, что лорд Лофтон ни с кeм не находит такого удовольствия как с тобою. А ты сама как думаешь, Гризельда?

— Не знаю, мама.

— Но молодым дeвушкам вeдь слeдует подумывать обо всем подобном, не правда ли?

— В самом дeлe, мама?

— Или, по крайней мeрe, обыкновенно их это сидьно занимает. Вот видишь ли, Гризельда, леди Лофтон думает, если-бы.... Не можешь ли ты угадать, она думает?

— Нeт, мама.— Но тут мисс Гризельда сказала неправду.

— Она думает, что моя Гризельда была бы отличною женой для ея сына, и в этом я с нею согласна. Мнe кажется, что ея сын будет пресчастливый человeк, если ему удастся найдти такую жену. Ну, а ты что думаешь, Гризельда?

— Я ничего не думаю, мама.

Но, наконец, нужно же ей было подумать что-нибудь; мать была даже в правe потребовать этого от нея. Такая неподвижность поведет Бог знает к каким послeдствиям. Самыя блистательныя партии пропадут для молодой дeвицы, которая не хочет даже подумать о благородном лордe, добивающемся ея благосклонности. К тому же, такое равнодушие неестественно. Мистрисс Грантли знала, что у ея дочери не черезчур пылкая натура, но все же у нея были свои пристрастия и антипатии. Она приняла очень близко к сердцу вопрос об епископствe, она способна была очень горячо заняться каким-нибудь новомодным нарядом. Не может быть, чтоб она так мало заботилась о своей будущности и чтоб она не понимала, что вся эта будущность зависит от замужства. Мистрисс Грантли уже начинала досадовать на дочь, но впрочем проговорила самым кротким тоном:

— Ты ничего не думаешь! Однакож, душенька, тебe нужно подумать. Ты должна рeшить, какой ты дашь отвeт лорду Лофтону, если он сдeлает тебe предложение. Леди Лофтон только и желает, чтоб он за тебя посватался.

— Но этого никогда не будет, мама.

— Ну, а если он посватается?

— Да я знаю, что он этого никогда не сдeлает. Он и не думает об этом, да к тому же....

— Что, душа моя?

— Не знаю, мама.

— Право, ты со мною можешь быть откровенна. Я только и забочусь о твоем счастии. Мы с леди Лофтон думаем, что вы оба были бы счастливы, если-бы полюбили друг друга. Она полагает, что ты ему нравишься. Но я ни за что на свeтe не стану к тебe приставать с лордом Лофтоном, если увижу, что он тебe нравиться не может. Что же ты хотeла сказать, душа моя?

— Мнe кажется, что лорд Лофтон гораздо больше думает о Люси Робартс, чeм о.... о ком бы то ни было другом, сказала Гризельда, несколько оживись:— об этой маленькой черномазой дeвочкe!

— Люси Робартс! повторяла мистрисс Грантли в изумлении; она вовсе не ожидала, чтобы Гризельду могло расшевелить чувство ревности, но между тeм твердо была убeждена, что эта ревность не имeет никакого основании.— Люси Робартс, душа моя! Да лорд Лофтон, кажется, я двух слов с нею не сказал!

— Он очень много с нею говорил, мама. Развe вы не помните, в Фремлеe?

Мистрисс Грантли стала перебирать в умe все, что происходило в Фремлеe, и, точно, ей припомнился какой-то очень оживленный разговор между лордом Лофтоном и сестрою викария. Но она была увeрена, что это ровно ничего не значило. Неужели в этом заключается причина холодности Гризельды к молодому лорду?

— Я теперь припоминаю эту дeвушку, сказала мистрисс Грантли,— она очень мала ростом, смугла, и не очень красива. Мнe показалось, что она держит себя очень скромно и тихо.

— Этого и не замeтила, мама.

— Мнe так показалось, на сколько я видeла ее. Но, милая моя Гризельда, как могла ты вообразить себe подобную вещь? Лорд Лофтон конечно должен быть учтив и любезен со всякою дeвушкой, которая бывает у его матери, и я увeрена, что ничего больше и не было между ним и мисс Робартс. Я конечно не могу судить об ея умe, потому что она даже не раскрывала рта в моем присутствии, но...

— О! она очень умeет разговаривать когда захочет. Она прехитрая штучка.

— Но во всяком случаe, душа моя, она не может похвастать красотой, и я не думаю, чтобы лорд Лофтон мог увлечься болтовней какой-нибудь мисс Робартс.

Когда мать произнесла слова "не может похвастать красотой", Гризельда вполовину обернулась, и искоса взглянула на себя в зеркало; потом приосанилась, показала немножко глазками, и, по мнeнию матери, была прелесть как хороша в эту минуту.

— Мнe, конечно, до этого дeла нeт, мама, сказала она.

— Может-быть. Я не хочу нисколько принуждать тебя. Я бы конечно не говорила с тобою так откровенно, если-бы не была так увeрена в твоем благоразумии и осторожности. Но я почла за лучшее прямо сказать тебe, что я и леди Лофтон были бы очень рады, если-бы вы с лордом Лофтоном полюбили друг друга.

— Но я увeрена, что он и не думает об этом, мама.

— Что же касается до Люси Робартс, то прошу тебя выбить себe из головы Этот вздор; повeрь, у лорда Лофтона не такой дурной вкус.

Но не так-то было легко что-либо выбить из головы у Гризельды.

— Вкусы бывают разные, мама, сказала она, и этим окончился их разговор. Он имел послeдствием то, что мистрисс Грантли сильно склонилась в пользу лорда Домбелло.

Глава XXVI

Надeюсь, что читатели наши помнят удары, посыпавшиеся на невиннаго пони, по дорогe в Гоггльсток. Впрочем, сам пони тут не очень пострадал. Его кожа была не так нeжна как сердце мисс Робартс. Он набил себe животик овсом и другими лакомствами, и потому, когда его задeвал хлыстик, он только отряхал ушки и пускался скакать во весь опор шагов на двадцать, чтоб увeрить свою госпожу, что ему очень больно. Но собственно, не ему всех больнeе приходилось от этих ударов.

Люси была принуждена признаться,— принуждена, силою собственнаго чувства и невозможностью согласиться с тeм, что лорду Лофтону было бы очень хорошо жениться на Гризельдe Грантли,— она была принуждена признаться, что она в лордe Лофтонe принимает такое же горячее участие, как будто бы он был ей родной брат. Она и прежде часто себe говорила этой даже гораздо больше этого. Но теперь она громко высказала это своей невeсткe; она знала, что ея слова не пропущены мимо ушей, что они приняты к свeдeнию, что они дали повод к нeкоторой перемeнe в обращении с нею. Фанни стала очень рeдко упоминать при ней о жителях Фремле-Корта; о самом лордe Лофтонe она не говорила никогда, если ея не вынуждал на это Марк. Люси несколько раз старалась поправить дeло, сама заговаривала о молодом лордe шутливым и даже насмeшливым тоном; она издeвалась над его страстью к охотe, захотeла даже подшутить над его любовью к Гризельдe. Но попытка вышла неудачная; она сама видeла, что не могла обмануть Фанни, а что касается до Марка, она подобными выходками могла бы только раскрыть ему глаза, а не продлить его невeдeние. Итак она перестала хитрить понапрасну, и не произносила уже имени лорда Лофтона. Она чувствовала, что выдала свою тайну.

В это время, двум сестрам часто случалось оставаться наединe; чаще чeм когда-либо с тeх пор как Люси поселилась у брата, леди Лофтон уeхала в Лондон, и ежедневныя посeщения в Фремле-Корт почти прекратились; а Марк большую часть времени проводил в Барчестерe; повидимому, ему много было дeла и хлопот прежде чeм он мог занять мeсто в капитулe. Он тотчас же вступил в должность, то-есть говорил проповeди в продолжении мeсяца, и по воскресеньям участвовал с большим достоинством в утреннем богослужения.

Он покуда еще не переселился в Барчестер, потому что дом не был готов, по крайней мeрe, он ссылался на эту причину. Мебель и вещи доктора Стангопа, прежняго бенефицианта, еще не были увезены, и по всей вeроятности в перевозкe их должно было провзойдти нeкоторое замедление, потому что кредиторы предъявили на них притязания. Это обстоятельство могло показаться очень неприятным человeку, который горeл бы нетерпeнием воспользоваться прекрасным домом, предоставленным ему щедростию прошедших поколeний; но мистер Робартс иначе смотрeл на это дeло. Он готов был хоть на цeлый год оставить дом в распоряжении семейства доктора Стангопа или его кредиторов. Таким образом, ему удалось провести первый мeсяц отсутствия от фремлейской церкви, не обратив на себя внимания леди Лофтон, тeм более что леди Лофтон все это время жила в Лондонe. Это обстоятельство также не мало способствовало тому, что наш молодой бенефициант больше прежняго радовался своему новому мeсту.

Итак, Фанни и Люси часто оставались вдвоем; не мудрено, что у Люси, от полноты сердца, являлась потребность высказываться. Сперва, когда она оглянулась на себя и на свои чувства, она твердо рeшилась скрыть их от всех посторонних глаз. Она рeшилась никогда ни за что не признаваться в своей любви; но не хотeлось ей также "вянуть и молчать", и чахнуть в цвeтe лeт от несчастной страсти. У нея достанет сил скрывать эту любовь во глубинe своего сердца, бороться с нею, наконец побeдить, уничтожить се, не выдав никому своей тайны. У нея достанет сил, при встрeчe с лордом Лофтоном, спокойно пожать ему руку; она заставит себя от души полюбить его жену, только бы эта жена не была Гризельда Грантли. Таковы были ея намeрения и рeшения, но не прошло недeли, как они разсыпались в прах и развeялись но вeтру.

Раз в дождливую погоду, онe просидeли вдвоем почти цeлый день, и так как Марк был отозван на обeд к декану в Барчестер, то онe отобeдали пораньше, вмeстe с дeтьми, держа их на колeнях и помогая им кушать. Так обыкновенно обeдают дамы, когда мужья их отлучаются. Под вечер, когда детей увели, онe сидeли вмeстe в гостиной, и мистрисс Робартс, в пятый раз послe описанной нами поeздки в Гоггльсток, стала выражать свое желание быть чeм-нибудь полезною семейству Кролея, а в особенности маленькой Грес, которая, с своими неправильными греческими глаголами, показалась ей особенно жалка.

— Не знаю как бы это устроить, сказала мистрисс Робартс.

Но малeйший намек на эту поeздку в Гоггльсток всегда наводил Люси на предмет, поглощавший ее в то время. Припоминалось ей, как она хлыстом ударила лошадку, а потом полушутливым, но все же не довольно равнодушным тоном, извинилась и объяснила причину досады. И потому, она в эту минуту не приняла в судьбe Грес Кролей такого живаго участия, какого можно было от нея ожидать.

— Да как это знать? сказала Люси.

— Я об этом думала всю дорогу от Гоггльстока сюда, сказала Фанни:— вопрос в том: что можем мы для нея сдeлать?

— Именно, сказала Люси, припоминая тот самый поворот в дорогe, гдe она призналась, что очень любит лорда Лофтона.

— если-бы мы могли взять ее к себe на мeсяц или два, а потом отправить ее в школу или пансион. Но мистер Кролей не согласится, чтобы мы платили за ея учение.

— Я сама думаю, что он не согласится, проговорила Люси, и мысли ея улетeли далеко от мистера Кролея и его дочки.

— А иначе мы бы рeшительно не знали что с нею дeлать; не правда ли?

— Конечно, не знали бы.

— Нельзя же бeдную дeвочку держать здeсь в домe, когда некому ею заняться. Вeдь Марк уж не стал бы учить ее греческим спряжениям, ты это знаешь.

— Да, вряд ли.

— Люси, ты рeшительно меня не слушаешь, и вeрно ничего не поняла из того, что я тебe говорю. Ты вeрно не знаешь даже, о чем идет рeчь.

— Какже, какже.... о Грес Кролей; если хочешь, я попробую давать ей уроки; но только я сама не знаю ничего.

— Я совсeм не об этом говорю; я ни за что бы не захотeла наложить на тебя такую обязанность. Но ты могла бы обо всем этом потолковать со мной, помочь мнe совeтом...

— Потолковать? Я очень рада. О чем же была рeчь? Ах да! Грес Кролей. Ты не знаешь, кто станет учить ее греческим спряжениям.... Ах, милая Фанни! не сердись на меня, у меня так болит голова.

И Люси бросилась на диван, схватившись обeими руками за голову.

Мистрисс Робартс тотчас же подбeжала к ней.— Милая, дорогая Люси, отчего это у тебя так часто болит голова? Прежде с тобою этого не бывало.

— Оттого что я совсeм сбилась с толку, совсeм поглупeла,— да не обращай на меня внимания. Будем говорить о бeдной Грес. Нельзя ли нанять для нея гувернантку?

— Я вижу, что ты нездорова, Люси, сказала мистрисс Робартс, заботливо глядя ей в лицо:— что с тобою, душа моя? Не случилось ли чего-нибудь?

— Случилось! Нeт, не случилось ничего, ничего такого о чем бы стоило говорить. Иногда мнe хочется вернуться в Девоншир, и там остаться навсегда. Я могла бы пожить у сестры, а потом нанять квартиру в Эксетерe.

— Вернуться в Девоншир! воскликнула мистрисс Робартс в изумлении; ей показалось, что ея золовка с ума сошла.— Отчего ты хочешь уeхать от нас? Развe тебe здeсь не хорошо? Развe ты здeсь не дома.

— Я сама не знаю чего мнe хочется. О Фанни, Фанни, какое я глупое, безтолковое создание! Какая я была дура! Нeт, не могу я здeсь остаться, лучше мнe было бы не приeзжать сюда. Да, да, гораздо лучше, хотя ты на меня смотришь такими страшными глазами.

Она вскочила и кинулась на шею к невeсткe.

— Не притворяйся, будто бы ты обижаешься. Ты знаешь, что я люблю тебя; ты знаешь, что я могла бы прожить с тобою цeлый свой вeк, и с каждым днем все больше к тебe привязываться, но....

— Неужели Марк сказал тебe что-нибудь?

— Нeт, нeт, ни слова, ни полслова. Совсeм не то. Ах, Фанни!

— Я кажется угадываю в чем дeло, проговорила мистрисс Робартс, тихим, дрожащим голосом, грустно взглянув на Люси.

— Конечно, угадала; ты конечно знаешь все, с самаго того дня как мы съездили вмeстe в Гоггльсток. Я увeрена была, что ты знаешь; поэтому ты боишься произносить при мнe его имя. А я... я настолько умeю хитрить, что Марка обмануть могу, но с тобою все мое притворство напрасно. Ну, окажи, не лучше мнe уeхать в Девоншир?

— Милая, милая Люси...

— Не правду ли я говорила, что нужно было к нему привязать ярлык? О Боже мой! Какия же мы всe дуры! Каково подумать, что дюжина ласковых слов меня так сбила, перевернула так, что я и земли не чувствую под собой! А я-то так гордилась собственною силой, я так была увeрена, что не позволю себe никакой глупой сентиментальности! Я хотeла его любить как любит его Марк, как ты его любишь...

— Я не стану его любить, если ты слышала от него такия вещи, которыя бы не слeдовало ему говорить тебe.

— Да этого не было.— Она остановилась и подумала с минуту.— Нeт, этого не было. Он мнe не сказал ни одного слова, которым ты могла бы остаться недовольною. Развe только то, что он называл меня Люси; да и тут виновата я, а не он.

— Но ты сейчас говорила про ласковыя слова.

— Фанни, ты не имeешь понятия, какая я дура, сумашедшая! Эти ласковыя слова, на которыя я намекала, были такого рода, какия он говорит тебe, освeдомляясь о коровe, которую он выписал тебe из Ирландии, или Марку, разспрашивая его об ушибенной ногe нашего Понто. Он говорил мнe, что знал папеньку, что учился в университетe вмeстe с Марком, что он так дружен со всеми вами, что и мнe слeдует с ним подружиться. Нeт, он ни в чем не виноват; вот всe ласковыя рeчи, которыя меня погубили. Но мать его точно знает жизнь и людей! Чтобы не погибнуть, мнe бы слeдовало и не смотрeть на него.

— Однако, милая Люси...

— Я знаю, что ты хочешь сказать, и наперед со всeм соглашаюсь. Он вовсе не герой; в нем нeт ничего необыкновеннаго; я от него не слышала ни одного мудраго изречения, не подмeтила в нем никакого поэтическаго порыва. Он все свое время посвящает на то, чтобы стрeлять бeдных птиц или травить несчастных лисиц или зайцев; он, без сомнeния, ни малeйшаго подвига не совершил на своем вeку. А между тeм...

Фанни была так озадачена словами и тоном золовки, что рeшительно не знала как ей отвeчать.

— Он отличный сын, сказала она наконец.

— Только не тогда, когда отправляется в Гадером-Кассль. Я тебe скажу, что я в нем нашла: у него тонкая, стройная нога, гладкий лоб, веселый взгляд и бeлые зубы. Развe возможно не пасть ниц перед таким соединением всех совершеяств? Но я, может-быть, устояла бы против них, Фанни. Я знаю, что меня покончило. Его титул меня сгубил. Я до сих пор ни разу не говорила с настоящим лордом. О Боже мой! что я была за дура, за сумашедшая!

И она залилась слезами.

Мистрисс Робартс, по правдe сказать, не вполнe понимала страдания бeдной Люси. Она видeла, что горе ея непритворно, но, с другой стороны, Люси так насмeшливо отзывалась о себe и о своих чувствах, что слушающему невольно приходило сомнeние, сериозно ли она говорит. Вообще, мистрисс Робартс отчасти озадачивали шутливыя выходки Люси, так что она не знала каким тоном на них отвeчать. Но теперь, видя Люси в слезах, взволнованную и разстроенную, Фанни не могла долeе молчать.

— Милая Люси, сказала она:— не говори так; все устроится и поправится; все уладится, когда никто ни в чем не виноват.

— Можег-быть. Я знаю одно, Фанни: я не потерплю этого стыда. Я не позволю себe ослабeть, и выдержу до конца.

— Выдержишь что, душа моя?

— Эту борьбу. Вот теперь, в эту минуту, я не в силах встрeтиться с лордом Лофтоном. Я бы убeжала и спряталась, если-б он явился сюда, я не посмeла бы выходить из дому, если-бы знала, что он тут, в Фремлеe.

— Однако ты никому не выдала своей тайны?

— Может-быть; мнe самой кажется, что я довольно удачно хитрила и притворялась; но, Фанни, ты не все еще знаешь, и не можешь, не должна знать все.

— Но ты же мнe говорила, что между вами ровно ничего не было.

— Говорила я это? Что ж? я тебe не солгала. Я и теперь повторю, что он мнe не сказал ни одного слова, за которое можно было бы винить его. Нельзя же его упрекнуть за то... Но бросим это! Я тебe скажу, на что я рeшилась. Я об этом думала цeлую недeлю... но только мнe пришлось бы сказать Марку...

— На твоем мeстe я бы ему все разказала...

— Как, Марку? Если ты сдeлаешь это, Фанни, я никогда, никогда, никогда больше не стану говорить с тобою. Неужели ты способна выдать меня, когда я тебe довeрилась как родной сестрe?

Мистрисс Робартс пришлось объяснить, что она вовсе не имeла намeрения сама сказать Марку что бы то ни было; в добавок Люси взяла с нея обeщание — никогда, ничего не говорить мужу, без особаго ея разрeшения.

— Я хочу поступать в общину, сказала Люси.— Ты знаешь что такое эти общины?

Мистрисс Робартс увeрила ее, что знает очень хорошо, и Люси продолжала:

— Год тому назад, я не постигала возможности избрать себe такую жизнь, но теперь мнe кажется, что это для меня одно спасение. Я буду себя морить голодом, буду себя бичевать, пока не получу обратно мой смысл, мою потерянную душу.

— Душу, Люси! повторила мистрисс Робартс, почти с испугом.

— Ну хорошо, сердце, если тебe это больше нравится.

— Но я терпeть не могу толковать про сердце. Мнe дeла нeт до моего сердца. Я бы с радостью отдала его, этому ли молодому франту или всякому другому, если-бы только я могла читать, и говорить, и гулять, и спать, и eсть, не чувствуя безпрестанно, что меня что-то давит здeсь, здeсь, здeсь!

И она прижала руку к груди.

— Что это со мною дeлается, Фанни? Отчего я так ослабeла, что почти не могу ходить? Отчего я не в силах двe минуты сряду заняться книгой? Отчего я не могу написать двух строчек? Отчего всякий кусок, который я хочу проглотить, останавливается у меня в горлe? О Фанни! как ты думаешь, ножки его погубили меня или его титул?

Несмотря на свое горе,— она точно была огорчена,— мистрисс Робартс не могла не улыбнуться. В самом дeлe, в тонe и взглядe Люси много было комическаго. Она так сама старалась выставить себя в смeшном видe!

— Смeйся надо мной, говорила она:— ничто для меня не будет так полезно, как голод и вериги. Говори мнe, что глупо и низко влюбляться в человeка оттого только, что он хорош собой и носит знатное имя.

— Да не из-за этого же ты в него влюбилась? В лордe Лофтонe много других качеств поважнeе этих; и если говорить откровенно, милая Люси, меня нисколько не удивляет, что он мог тебe понравиться, но только... только...

— Только что? Говори прямо, и не бойся, чтоб я разсердилась, если ты хорошенько разбранишь меня.

— Я, признаюсь, полагала, что ты столько благоразумна и осторожна, что не влюбишься в молодаго человeка, пока он сам не признался тебe в любви...

— Осторожна! Да, именно, тут нужна была осторожность, но не с моей, а с его стороны. Осторожна! Развe я не была осторожна, пока вы всe не сблизили меня почти насильно с ним? Развe ты не помнишь, как долго я отказывалась отправляться в Фремле-Корт? А потом, когда меня притащили туда, развe я не забилась в угол как дура, развe я не думала про себя, что я там не на своем мeстe? Леди Лофтон сама старалась вызвать меня на разговор, а потом стала предостерегать меня... а потом... Но неужели все должно преклоняться перед прихотями леди Лофтон? Неужели я должна жертвовать собою для нея? Я не искала знакомства с леди Лофтон и ни с кeм из ея семейства.

— Мнe кажется, что тут не за что упрекать леди Лофтон, и вообще никого ни в чем упрекнуть нельзя.

— Ну да, конечно; я сама во всем виновата; хотя, клянусь тебe, я рeшительно не вижу гдe собственно я ошиблась, когда я свернула с прямаго пути. Один раз только я поступила не хорошо, и в этом одном я не раскаиваюсь.

— Что же ты сдeлала, Люси?

— Я солгала ему.

Мистрисс Робартс совершенно потерялась во мракe и. чувствуя это, не знала что сказать, что посовeтовать сестрe. Люси сначала объявила,— так по крайней мeрe поняла ее мистрисс Робартс,— что между ею и лордом Лофтоном ровно ничего не происходило кромe самых обыкновенных разговоров, а теперь она себя обвиняла в обманe, да еще прибавила, что об этом обманe нисколько не сожалeет!

— Солгала? повторила мистрисс Робартс.— Я не повeрю, чтобы ты способна была солгать!

— А между тeм я это сдeлала, и если-б он опять явился сюда и возобновил прежний разговор, я бы ему повторила то же самое, что сказала тогда. Я бы сдeлала это непремeнно; а в противном случаe, я знаю, всe бы против меня возстали. Ты сама бы от меня отшатнулась... Милая, безцeнная Фанни, покажи, как бы ты на меня посмотрeла, если-бы ты в самом дeлe была мною недовольна?

— Развe я могу быть недовольна тобою, Люси?

— Но если-б я сказала ему всю правду, ты была бы недовольна, я это знаю. Скажи сама, Фанни... но нeт, нечего тебe и говорить. Вeдь собственно я поступила так не из боязни тебя, ни даже из боязни ея, хотя, Бог знает, как трудно было бы мнe вынести отчуждение, всех близких мнe.

— Я рeшительно не понимаю тебя, Люси. Какую же правду или неправду могла ты сказать ему, если между вами были только самые обыкновенные разговоры?

Люси встала с дивана, и раза два прошлась по комнатe. Мистрисс Робартс, конечно, волновало любопытство — свойственное женщинe, хотeл было я сказать, но лучше скажу, свойственное роду человeческому; да притом, она любила Люси как родную сестру. Ее волновали и любопытство, и тревога, и она молча смдeла на своем мeстe, не сводя глаз с золовки.

— Развe я сказала какие были у нас разговоры? сказала наконец Люси.— Нeт, Фанни, ты меня не так поняла, и этого не говорила... Ах, да! помню, про корову и про собаку!... Да, точно, все это правда. Я тебe говорила, что такими-то нeжными рeчами он меня отуманил. Но потом, он мнe говорил и другое.

— Что же он сказал тебe, Люси?

— Мнe и самой хотeлось бы повeрить тебe все, сказала Люси и стала на колeни перед мистрисс Робартс, улыбаясь сквозь слезы.— Но я не знаю еще, могу ли я на тебя положиться. Я ни за что не выдала бы повeренной мнe тайны. Я все разкажу тебe, Фанни, если ты обeщаешь не измeнить мнe. Но если ты не увeрена в себe, если ты не в силах скрыть что бы то ни было от Марка, то лучше оставить Этот разговор.

Мистрисс Робартс становилось страшно. До сих пор, с самаго дня свадьбы, не прошло у ней в головe ни единой мысли, которой бы она не повeрила Марку. Теперь она была так изумлена, так поражена, что не знала, в правe ли она выслушивать признание, которое она обязана скрыть от брата Люси — от собственнаго мужа. Но кто же когда-нибудь отказывался выслушать тайну, тeм более тайну романическую? Какая сестра на это способна? Итак, мистрисс Робартс обeщала гробовое молчание, приглаживая рукою волоса Люси, цeлуя ея в лоб и глядя ей в глаза, которые, как радуга, еще ярче сияли сквозь слезы.

— Что же он сказал тебe, Люси?

— Что? Он просил меня выйдти за него замуж; больше ничего.

— Лорд Лофтон сдeлал тебe предложение?

— Да, он мнe сдeлал предложение; тебe кажется это невeроятным, не так ли? Ты не можешь даже вообразить себe такую вещь?

Люси опять встала, кровь бросилась ей в лицо, при мысли о насмeшках и попреках, которые могли бы на нее посыпаться, и которыми она сама себя осыпала.— А между тeм это не сон, продолжала она:— мнe кажется, что он точно сдeлал мнe предложение.

— Тебe кажется, Люси!

— Я даже в том увeрена.

— Порядочный джентльмен не стал бы дeлать тебe формальное предложение таким образом, чтоб у тебя могло остаться сомнeние насчет его намeрений.

— Сомнeния у меня не осталось никакого. Он просто и прямо предложил мнe свою руку. Я сказала только, не приснилось ли мнe все это.

— Люси!

— Нeт, это не был сон. Здeсь, на этом самом мeстe, он раз двeнадцать просил меня сдeлаться его женою. Я помню, что он стоял вот на этой арабескe ковра,— не позволишь ли ты мнe вырeзать ее и сохранить на память?

— И что же ты отвeчала ему?

— Я ему солгала, и сказала, что не люблю его.

— Ты ему отказала?

— Да, я отказала богатому лорду. Вeдь это довольно отрадная мысль, не правда ли, Фанни? Грeшно ли было с моей стороны сказать ему неправду?

— Но отчего же ты отказала ему?

— Отчего? Можешь ли ты спрашивать? Подумай только, каково бы мнe было отправиться в Фремле-Корт, и между разговором объявить миледи, что я сговорена с ея сыном. Подумай о леди Лофтон. Но дeло не в этом, Фанни. если-б я думала, что он будет счастлив, женившись на мнe, я бы всeм пренебрегла ради его, даже твоим гнeвом,— а я знаю, что ты разсердилась бы. Ты бы почла чуть не за святотатство с моей стороны выйдти за муж за лорда Лофтона; признайся, что так?

Мистрисс Робартс рeшительно не знала что сказать, не знала даже что подумать. Ей нужно было хорошенько на досугe все обсудить, обо всем поразмыслить, а тут Люси ожидала от нея немедленнаго совeта. Если лорд Лофтон точно любил Люси Робартс и был любим ею, почему бы им не соединиться браком? А между тeм она чувствовала, что это будет, хотя бы и не святотатство, как говорила Люси, но очень неприятно и неудобно. Что станет говорить, что станет думать и чувствовать леди Лофтон? Что станет она говорить или думать о том домe, из котораго упал на нее такой страшный удар? Не будет ли она обвинять викария и его жену в самой черной неблагодарности? Не сдeлается ли жизнь в Фремлеe совершенно невыносимою?

— Я так удивлена, что не знаю что сказать мистрисс Робартс.

— Да, оно точно изумительно. Он вeрно это сдeлал в припадкe безумия; это единственное для него извинение. Не знаешь, бывали уже такого рода случаи в их семействe?

— Как? случаи сумашествия? спросила мстрисс Робартс совершенно сериозно.

— Да, как ты думаешь, вeдь он с ума сошел что сдeлал мнe предложение? Но ты не вeришь, я вижу; а между тeм это сущая правда... Вот здeсь именно, он говорил, что не тронется с мeста, пока я не повeрю его любви и не дам ему согласия. Не знаю, почему я замeтила, что обe его ноги стояли вот в этой клeткe ковра.

— И ты ему отказала?

— Да, я и слышать нечего не хотeла. Вот видишь, я стояла здeсь, и положа руку на сердце,— он сам этого потребовал,— сказала ему, что не могу его любить.

— А потом?

— Потом он ушел, точно убитый горем. Он уходил так тихо и медленно, как будто бы он был самый несчастный в мирe человeк. На минуту я ему повeрила, и готова была воротить его. Но нeт, Фанни, не думай, что я так тщеславна и самонадeянна. Он вeрно не успeл дойдти до ворот сада, как уже благодарил Бога за свое избавление.

— Этому я не повeрю.

— Но я в том убeждена. Я подумала также о леди Лофтон. Каково мнe было бы вынести ея презрeние, ея упреки? Она стала бы обвинять меня, что я завлекла ея сына и хитростью овладeла его сердцем. Нeт, я знаю, что так лучше; но скажи мнe, всегда ли грeшно солгать, или иногда цeлью оправдываются средства? Слeдовало ли мнe сказать ему всю правду и признаться ему, что я готова была цeловать землю, на которой он стоял?

Но мистрисс Робартс не бралась рeшить такой тонкий богословский вопрос. Она не винила сестру за ея благонамeренную ложь, но не бралась также вполнe оправдать ее. Люси слeдовало тут обратиться к собственной совeсти.

— Но что же мнe дeлать теперь? спросила Люси прежним траги-комическим тоном.

— Что дeлать? повторила мистрисс Робартс.

— Да, нужно же мнe рeшиться на что-нибудь! если-б я была мущина, я бы, конечно, отправилась в Швейцарию или еще подальше куда-нибудь. Но что дeлают дeвушки в подобных случаях? Кажется, в наш вeк уже не принято умирать с горя?

— Люси, я убeждена, что ты ни сколько не любишь его. если-бы ты была в него влюбена, ты не стала бы говорить таким тоном.

— Вот, вот, именно! Это единственная моя надежда. если-б я могла смeяться над собой до тeх пор как тебe сдeлается совершенно невeроятным, чтоб я имeла к нему хотя искру чувства, я сама, мало-по малу, перестала бы этому вeрить. Но, Фанни, это не легкое дeло. если-б я могла голодать, лишать себя всего, вставать до свeту, дeлать какую-нибудь грубую работу, чистить посуду и подсвeчники,— это было бы для меня спасением. Я уже достала себe кусок дерюги и собираюсь в нее наряжаться.

— Ты опять шутишь, Люси.

— Нeт, смысл моих слов очень сериозен. Как мнe дeйствовать на свое сердце, если не через посредство моей плоти и крови?

— Развe ты не молилась Богу, чтоб Он послал тебe силу вынести это испытание?

— Но в какия же слова облечь мнe свою молитву? Какими даже словами опредeлить мнe свои желания? Я не вижу, в чем собственно должна я упрекать себя. Я смeло говорю, что в этом дeлe я не чувствую за собою никакой вины. Я только убeдилась, что я совершенная дура.

Уже совсeм стемнeло, или по крайней мeрe показалось бы совершенно темно в комнатe для человeка, вновь вошедшаго в нее. Но пока онe тут сидeли и разговаривали, глаза их привыкли к окружавшему мраку, и еще долго бы так просидeли онe, если-бы перед домом не раздался топот лошади.

— Это Марк, воскликнула Фанни, и бросилась к колокольчику, чтобы велeть подать свeчи.

— Я думала, что он вечер проведет в Барчестерe.

— Я сама так думала, но он говорил, что может-быть вернется. Что нам дeлать, если он еще не пообeдал?

Я полагаю, что это первая мысль любящей жены, когда муж ея возвращается домой: "Пообeдал ли он? Что мнe ему подать к обeду? О, Боже милостивый! в домe нeт ничего, кромe холодной говядины!" Но на Этот раз, хозяин дома отобeдал и вернулся к женe в самом веселом расположении духа, навeянном отчасти добрым вином, которым угостил его декан.

— Я говорил им, сказал он,— что они могут оставить дом за собою на слeдующие два мeсяца, и они на это согласились.

— Это очень приятно, сказала мистрисс Робартс.

— И, кажется, нам не будет больших хлопот с перестройками.

— Я очень рада, проговорила мистрисс Робартс; но мысли ея гораздо больше были заняты невeсткой нежели передeлками в барчестерском донe.

— Ты меня не выдашь? шепнула ей Люси, нeжно поцeловав ее на прощание.

— Ни за что; пока ты сама не дашь мнe позволения.

— Ах, этого никогда не будет!

Глава XXVII

Герцог Омниум изявил мистеру Фодергилу свое желание, чтобы были сдeланы какия-нибудь распоряжения насчет закладной на чальдикотское помeстье, и мистер Фодергил понял смысл этого желания так же ясно, как будто бы оно было выражено с подробностию и отчетливостию юридической бумаги. Желание герцога состояло в том, чтобы чальдикотския земли окончательно забрать в руки и причислить к своим гадеромским владeниям. Герцогу показалось, что сватовство его приятеля за мисс Данстебл идет не совсeм успeшно, и потому он рeшил, что пора покончить с ним всe денежные разчеты. В добавок, носились слухи, что молодой Франк Грешам из Воксалл-Гила, торгует у правительства казенныя земли, извeстныя под именем Чальдикотскаго лeса. Эту покупку предлагали и герцогу, но герцог не дал опредeлительнаго отвeта. если-б он получил деньги с мистера Соверби, ему не трудно было бы перебить у Грешама Чальдикогский лeс, но теперь надежда на это была плохая, и герцог рeшился, во что бы то ни стало, забрать в руки либо ту, либо другую часть. Итак, мистер Фодергилл отправился в Лондон и пригласил мистера Соверби переговорить с ним о дeлах. Между тeм, послe того как мы с ним разстались, мистер Соверби узнал от сестры отвeт мисс Данстебл, и убeдился, что не на что ему надeяться с этой стороны.

Но если он не мог ожидать от нея полнаго спасения, то все же она предложила ему денежную помощь. Нужно отдать справедливость мистеру Соверби: он рeшительно отказался принять такого рода пособие от мисс Данстебл; но сестра объяснила ему, что это будет чисто-дeловой оборот; что мисс Данстебл будет получать с него проценты; что если она станет довольствоваться четырьмя процентами, между тeм как герцог берет с него пять, а другие кредиторы шесть, семь, восемь, десять, и Бог знает сколько еще, то это будет сделка выгодная для обeих сторон. Он понял смысл поручения герцога так же ясно, как и сам мистер Фодергилл; он понял, что Чальдикотс захватят и загребут как многия другия прекрасныя помeстья по сосeдству. Он знал, что все его имущество будет захвачено, что ему придется оставить навсегда старый прадeдовский замок, старые лeса, которые он так любил, отдать в чужия руки парки, луга и поля, которые он знал с самаго дeтства, которыми он владeл с самаго совершеннолeтия.

Все это страшно горько для человeка. Сравнительно с этим, что значит утрата богатства для того, кто сам это богатство приобрeл, скопил, но никогда не видeл его в дeйствительности своими тeлесными глазами? Такое богатство пришло случайно и ушло также случайно; потеря его — естественная случайность игры, в которую играет Этот человeк; и если он не умeет проигрывать, как выигрывать, то он жалкое, слабое создание. Вообще говоря, такие люди могут спокойно переносить удары судьбы. Но промотать помeстье, которое столько столeтий передавалось из поколeния в поколeние, раззорить свой род, съесть все что должно было пойдти в прок для детей, для внуков и правнуков,— я не умeю представить себe более тяжкую невзгоду.

Мистер Соверби все это очень живо чувствовал и сознавал, несмотря на свою вeтреность, несмотря на беззаботную веселость, которою он так кстати умeл щеголять и пользоваться. Он сознавал, что он сам во всем виноват, что он сам промотал имeние, доставшееся ему в полное, безспорное владeние. Герцог скупил почти всe долги, лежавшие на чальдикотском помeстьe, и теперь мог присвоить его себe, когда ему угодно. Соверби, когда получил записку от мистера Фодергилла, тотчас же понял, что именно к этому клонится дeло; он знал также, что лишь только он перестанет называться мистером Соверби из Чальдикотса, то не бывать ему и членом парламента за Вест-Барсетшир. Он знал, что все для него кончено. Что должен чувствовать человeк, который знает, что все для него кончено?

На слeдующее утро он явился к мистеру Фодергиллу, сохраняя свой обычный веселый вид. Мистер Фодергилл, когда приeзжал в Лондон по такого рода дeлам, всегда имел в своем распоряжении комнату в домe господ Гемишена и Геджби, агентов по дeлам герцога Омниума; туда-то он пригласил мистера Соверби. Контора господ Гемишена и Геджби находилась в Саут Одле-стритe, и можно смeло утверждать, что в цeлом мирe не было мeста, до такой степени ненавистнаго мастеру Соверби, как темная, мрачная приемная в верхнем этажe этого дома. Он бывал здeсь много раз у всегда но какому-нибудь неприятному дeлу. Все убранство этой страшной комнаты было очевидно расчитано на то, чтоб окончательно сломить бодрость а силу духа несчастнаго, приведеннаго сюда каким-нибудь роковым сцeплением обстоятельств. Все в ней было какого-то темно-пунцоваго цвeта, то-есть пунцоваго, только потемнeвшаго от времени. Лучи солнца дeйствительные, природные лучи солнца никогда не проникали в нее, и никакое множество свeч не могли бы достаточно освeтить эту темноцвeтность. Окна никогда не были вымыты, потолок мрачнаго цвeта, старый турецкий ковер, всегда покрытый густым слоем пыли, также подходил под общий коричневый тон. Неуклюжий письменный стол, посреди комнаты, был обтянут черною кожей, но и она от времнии порыжeла. С одной стороны камина стоял шкап с юридическими книгами, до которых никто не дотрагивался в продолжении многих лeт, а над камином висeла какая-то старая, закопченая родословная таблица. Такова была комната, предоставленная мистеру Фодергиллу господами Гемишеном и Геджби, в Саут Одле-стритe, близь Парк-Лена.

Я когда-то слышал про эту комнату от стараго моего приятеля, мистера Грешама из Грешамсбери, отца молодаго Франка Грешама, который теперь собирался скупить часть чальдикотскаго лeса, принадлежавшую казнe. И ему довелось извeдать трудные дни, хотя, к счастию, они миновали, не оставив слeдов; и он когда-то сидeл тут и прислушивался к голосу людей, имeвших законныя права на его собственность и намeренных воспользоваться этими правами. Я вынес из его разказов впечатлeние, похожее на то, которое в дeтствe. производило на меня описание одной из комнат в Удольфском замке. В этой комнатe было кресло; тот, кто на него садился, был постепенно разрываем на части, член за членом, сустав за суставом; голову тянули в одну сторону, ноги в другую, зубы выдергивались из челюсти, пальцы отрывались от рук, мясо от костей, волосы из головы, члены из суставов, пока наконец на креслe не оставались только безжизненные, безобразные останки трупа. Мистер Грешам говорил мнe, что он сидeл всегда на одном и том же стулe, и терзания, которыя он выносил на этом мeстe, раздробление, расхищение, которым перед его глазами подвергалась его собственность, всегда напоминали мнe пытки Удольфскаго замка. Счастливец! он дожил до того, что всe его члены и суставы опять соединились, срослись и зацвeли здоровьем; но он никогда без ужаса не мог говорить об этой комнатe.

— Ни за что на свeтe, сказал он мнe раз, с особою торжественностью,— ни за какия блага в мирe нога моя не будет в этой комнатe.

И точно, с того самаго дня как дeла его приняли выгодный оборот, он не хотeл даже проходить по Саут-Одле-стриту.

В упомянутое утро мистер Соверби явился в Этот страшный застeнок, и, несколько минут спустя, к нему вышел мистер Фодергилл.

У мистера Фодергилла была одна общая черта с его приятелем мистером Соверби. Он мог, в различных случаях, являться совершенно различным человeком. Вообще говоря, он слыл за весельчака, кутилу, охотника покушать и выпить хорошенько; знали, что он всею душой предан интересам герцога, предполагали также, что он этим интересам готов служить всеми позволительными или непозволительными средствами, но в других отношениях его считали добрым малым; носились слухи, что он когда-то, кому-то, дал денег взаймы и без залога, и без процентов. В настоящем же случаe, Соверби с перваго взгляда увидeл, что Фодергилл встрeчает его во всеоружии. Он вошел каким-то скорым, отрывистым шагом; на лицe его не показалась улыбка, когда он пожал руку старому приятелю; он принес с собою ящик, набитый старыми бумагами и пергаменами, и почти тотчас же усeлся в одно из ветхих, почернeвших кресел.

— Давно ли вы здeсь, в Лондонe, Фодергилл? спросил Соверби, стоя спиною к камину. Он твердо рeшился на одно: ни под каким видом не дотронуться до этих бумаг, не взглянуть даже на них, не допустить, чтоб их прочли ему вслух. Он очень хорошо знал, что ему от этого пользы никакой не будет. У него также был свой ходок по дeлам для удостовeрения, что его обдирают совершенно по знаку.

— Давно ли? Я приeхал третьяго дня. Никогда в жизни у меня не было столько хлопот. Вы знаете, герцог требует, чтобы все было сдeлано тотчас же.

— Если он ожидает, что я заплачу ему тотчас же все, что я ему должен, то он несколько ошибается в своих разчетах.

— A! очень хорошо; я очень рад, что вы готовы прямо обратиться к дeлу, это будет всего лучше. Не угодно ли вам присeсть сюда?

— Нeт, благодарю вас, мнe ловче стоять.

— Но вы знаете, нам придется пересмотрeть всe эти разчеты.

— Оставим их, Фодергилл; на что они нам с вами? Если в них закралась какая-нибудь ошибка, Поттер и его помощники непремeнно усмотрят ее. Чего именно хочет герцог?

— Сказать вам попросту, он требует назад своих денег.

— В извeстном смыслe, и притом в главном смыслe, он деньги эти уже имeет в руках. Развe он не получает аккуратно проценты?

— Это так, даже очень аккуратно по теперешним временам. Но, Соверби, все это пустяки. Вы знаете герцога так же хорошо как, я, и конечно понимаете, чего именно ему хочется. Он вам дал срок, и если-бы вы приняли какия-нибудь мeры чтобы достать деньги, вы могли бы спасти помeстье.

— Сто восемьдесят тысяч фунтов! Какия я мог принять мeры, чтобы достать такую сумму? Подписать вексель, и поручить Тозеру размeнять ее в Сити на наличныя деньги?

— Мы надeялись, что вы женитесь.

— Нeт, это дeло не состоялось.

— В таком случаe, мнe кажется, вы не можете винить герцога за то, что он заботится о своих деньгах. Ему нужна эта сумма; вы видите, он хочет скупать землю. если-бы вы ему заплатили свои долг, он купил бы казенныя земли; но теперь, как кажется, их перебьет у него молодой Грешам. Это разсердило его, и я могу сказать вам напрямик, что он рeшился либо с вас получить всe деньги сполна, либо....

— Меня выгнать из Чальдикотса?

— Да, если вы хотите так выразиться. Мнe поручено немедленно подать ко взысканию всe векселя.

— В таком случаe, я должен сказать, что герцог поступает гадко.

— Право, Соверби, я этого не вижу.

— Но я вижу очень хорошо. Он получает свои проценты в срок, а векселя эти он скупил у людей, которые никогда бы не стали меня безпокоить, покуда бы я выплачивал им аккуратно проценты.

— А развe вы не получили мeсто в парламентe?

— Мeсто в парламентe! Как будто бы за него я должен был заплатить!

— Никто и не требует, чтобы вы за него платили. Вы похожи на многих знакомых мнe людей; вы хотите и съесть свой пирог, и имeть его в цeлости. В продолжении послeдних двадцати лeт вы все кушали свой пирог, а теперь вы сердитесь за герцога и считаете его перед собою виноватым потому только, что он хочет воспользоваться своею очередью.

— Он очень не хорошо поступит со мной, если захватят все мое имущество. Я не хочу употреблять сильных выражений, но это будет более чeм не хорошо, Я не могу повeрить, чтоб он хотeл поступить со мною таким образом.

— Вам кажется несправедливым, что он хочет получить свои деньги?

— Он хочет получить не деньги, а мое помeстье.

— А развe он за него не заплатил? Развe вы не получили сполна цeны вашего помeстья? Полноте, Соверби, вам не слeд сердиться; вот уже три года как вы знаете не хуже меня, что вас ожидает. Неужели герцог стал бы вам давать деньги взаймы без всякой цeли? Конечно, у него свои виды. Но он вас не торопил, и если-бы вы могли чeм-нибудь спасти помeстье, вы имeли на это достаточно времени.

Соверби оставался неподвижен на прежнем мeстe; несколько минут хранил он молчание. Лицо его приняло мрачное выражение; на нем не было и слeдов того беззаботнаго радушия, которое так дeйствовало на молодых его приятелей, которое поймало лорда Лофтона и плeнило Марка Робартса. Он видeл, что все идет против него, что все для него кончено. Он начинал догадываться, что он точно съел свой пирог, и что ему ничего почти не остается как развe только всадигь себe пулю в лоб. Он сам когда-то объяснял лорду Лофтону; взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Мог ли он теперь похвастать своею дюжестью, крeпки ли у него плечи, широка ли спина для взваленной им самим на себя тяжести? Но и в эту горькую минуту, он сознавал и помнил, что должен вести себя мужем. Уже близка окончательная его погибель, скоро он исчезнет безвозвратно из виду и памяти тeх, с кeм провел всю свою жизнь. Однако, до самаго конца, он будет вести себя с достоинством. Не может он не сознаться, что ему приходится пожинать то, что он сам же посeял!

Между тeм Фодергилл занялся бумагами. Он продолжал перевертывать лист за листом, как будто бы весь углубился в разчеты. Но, правду сказать, он во все это время не прочел ни одного слова. Да я нечего ему тут было читать. Вся письменная и счетная часть в подобных дeлах была поручена народу мелкому, а не таким крупным особам как мистер Фодергилл. Дeло его состояло в том, чтобы объявить приговор мистеру Соверби. Всe эти документы ни к чему не могли ему послужить. Вся сила была на сторонe герцога; Соверби сам это знал; дeло мистера Фодергилла было объяснить ему, что герцог намeрен воспользоваться этою силой. Для него это было дeлом привычным, и он продолжал перевертывать бумаги и притворяться, будто бы он читает их с величавшим вниманием.

— Я сам переговорю с герцогом, сказал наконец мистер Соверби, и в голосe его было что-то страшное.

— Вы знаете, что герцог не захочет говорить с вами об этом предметe; он никогда ни с кeм не говорит о денежных дeлах; вам это хорошо извeстно.

— Клянусь.... он со мною будет говорить! Никогда ни с кeм не говорит о деньгах! Зачeм же он стыдится говорить о них, если так любит их? Я с ним повидаюсь, непремeнно.

— Я ничего больше не имeю сказать вам, Соверби. Я уж конечно не предложу герцогу повидаться с вами; а если вы насильно будете искать свидания с ним, вы знаете какия из этого произойдут послeдствия. Не моя будет вина, если он разъярится на вас. Я ему ничего не стану передавать, я никогда ничего ему не передаю из того, что мнe говорят в подобных обстоятельствахъ

— Я буду вести дeло через моего стряпчаго, сказал Соверби; потом он взял шляпу, и, не прибавив ни слова, вышел из комнаты.

Мы не знаем какого рода будет вeчное наказание, назначенное на том свeтe нераскаянным грeшникам; но здeсь на землe трудно себe представить муку страшнeе воспоминания о заслуженной гибели. Что может быть ужаснeе как помнить день за днем, что вся жизнь пропала даром, что исчезла послeдняя, слабая надежда, что пришел конец, а с ним безчестие неизгладимое, презрeние других, презрeние к самому себe, которое будет вeчно грызть душу?

Мистеру Соверби было уже пятьдесят лeт; жизнь для него открылась при счастливых обстоятельствах, и теперь, медленно возвращаясь вверх по Саут-Одле-стриту, он не мог не подумать о том, как он ими воспользовался. Еще в первой молодости он увидeл себя полным владeльцем отличнаго имeния; природа одарила его хорошими способностями, крeпчайшим здоровьем, ясным, проницательным взглядом на вещи и на людей,— и вот до чего он теперь довел себя!

А Этот Фодергилл так безжалостно-ясно все это представил ему на вид. Он не старался скрыть неизбeжность окончательной погибели какими-нибудь уклончивыми обиняками.

Вы свой пирог получили, я съели его, съели его с жадностью. Чего же вам больше? Или вам бы хотeлось свой пирог съесть два раза? Или съесть несколько пирогов сряду? Нeт, друг мой, нeт новых пирогов в запасe для тeх, кто поeдает их так жадно. Ваше желание незаконно, и тот, кто держит вас в руках, не обратит на него ни малeйшаго внимания. Не угодно ли вам теперь стереть себя с лица земли. Дозвольте, без дальнeйших разговоров смести вас в помойную яму. Все, что в вас имeло какую-нибудь цeну, уже исчезло; остался, с вашего позволения, один только сор.

И вот безжалостная метла опускается с непредолимою силой, и жалкий сор на вeки исчезает в безднe.

А всего жальче то, что человeк, если только он захочет обуздать свою жадность, может eсть свой пирог и между тeм сберечь его; да и вкус пирога может от этого стать еще лучше. Пироги на сем свeтe не уменьшаются, а еще увеличиваются от потребления, если только кушать их в мeру. Всe эти истины мистер Соверби грустно переворачивал в своем умe, возвращаясь из дома гг. Гемишена и Геджби.

Он было намeревался отправиться в палату послe свидания с мистером Фодергиллом; но близость страшной развязки слишком сильно подeйствовала на него, и он не чувствовал себя способным вращаться между людьми. Он хотeл было также съездить в Барчестер на несколько часов, чтобы принять какия-нибудь мeры на счет того векселя, в котором поручился Марк Робартс. Векселю, второму векселю, недавно вышел срок, и мистер Тозер уже заходил к нему.

— Что дeлать, мистер Соверби, сказал ему Тозер,— я бумаги не имeю в руках; я признаться не долго держал ее у себя, а пустил в оборот через Тома Тоэера; вы сами это знаете, мистер Соверби.

Нужно замeтить, что каждый раз как мистер Тозер старший упоминал о Томe Тозерe, мистеру Соверби казалось, что он вызывает семь бeсов, и что каждый из семи зловреднeе перваго. Мистер Соверби чувствовал искреннюю приязнь к этому бeдному священнику, котораго он так запутал, и рад был бы спасти его из когтей Тозеров. Барчестерский банкир, мистер Форрест, вeроятно согласится купить послeдний вексель в пятьсот фунтов, на счет мистера Робартса, но только ему, Соверби, нужно поeхать самому похлопотать об этом; что же касается до другаго, до перваго векселя, на меньшую сумму, то мистер Тозер вeроятно покуда не будет поднимать из-за него тревогу.

Таковы были предположения мистера Соверби в эти два дня: но теперь мог ли он еще заботиться о Робартсe, или о ком другом, когда перед ним самим открылась зияющая бездна?

В таком настроении, он прошед по Саут-Одде-стриту, перешел через Гровенор- Сквер, и почти машинально направился к Грин-стриту. На концe Грин-стрита, около самаго Парк-лена, жили мистер и мистрисс Гарольд Смит.

Глава XXVIII

Когда мисс Данстебл встрeтила в Гадером Касслe своих друзей, молодаго Франка Грешама и его жену, она тотчас же освeдомилась о нeкоем докторe Торнe, дядe мистрисс Грешам. Доктор Торн был пожилой холостяк, и мисс Данстебл питала особое довeрие к нему и как к врачу, и как человeку. Правда, она не обращалась к нему за медицинскими совeтами, у нея был свой домашний врач, доктор Изимен, да признаться, она рeдко и нуждалась в медицинских пособиях. Но она всегда отзывалась о докторe Торнe как о человeкe необыкновенно умном и ученом, и несколько раз совeтовалась с ним и даже послeдовала его совeту в дeлах весьма важных. Доктор Торн не привык к лондонской свeтской жизни, он бывал в столицe только наeздом, и то довольно рeдко; но мисс Данстебл познакомилась с ним в Грешамсбери, обычном его мeстопребывании, и очень с ним сблизилась. Теперь он приeхал к своей племянницe, мистрисс Грешам; но главною причиной его приeзда было желание мисс Данстебл повидаться, и посовeтоваться с ним. Он не мог отказать ей, и приeхал в Лондон.

Дeло, для котораго оторвали доктора Торна от его деревенских больных (а в особенности, от изголовья леди Арабеллы Грешам, матери Франка), касалось каким-то значительным денежным дeлом, хотя было довольно странно, что мисс Данстебл так дорожила мнeнием доктора Торна в подобном вопросe. Он не имел случая приобрeсти большой опытности в денежных дeлах, и знал мало толку в биржевых или поземельных спекуляциях. Но мисс Данстебл привыкла вездe и всегда ставить на своем и требовать исполнения всякаго своего желания, не объясняя даже его причины.

— Душа моя, сказала она молодой мистрисс Грешам,— если ваш дядя не приeдет в Лондон, когда я так прошу его об этом, так желаю его видeть, то я почту его за дикаря и за медвeдя, и уж конечно не стану больше говорить ни с ним, ни с Франком, ни с вами. Так и знайте наперед.

Мистрисс Грешам вeроятно не слишком сериозно приняла угрозу своей приятельницы. Мисс Данстебл, любила рeзко выражаться; люди близкие к ней умeли разбирать, что у ней было собственным выражением мысли, что только фигурою рeчи; однако мистрисс Грешам употребила все свое влияние, чтобы вызвать в Лондон бeднаго доктора.

— Притом, сказал мисс Данстебл,— я непремeнно хочу, чтобы доктор был на моей conversazione; в случаe нужды, я сама за ним поeду и привезу его насильно. Я уже рeшилась, за пояс заткнуть мою дорогую приятельницу мистрисс Проуди, и хочу, чтоб у меня собрался весь свeт.

Кончилось тeм, что доктор приeхал в Лондон и провел почти цeлую недeлю у племянницы, в Портмен-скверe, к великому огорчению леди Арабеллы, которая была увeрена, что умрет непремeнно, если останется одна на несколько дней. Что касается до вопроса дeловаго, то я не сомнeваюсь, что доктор был очень полезен мисс Данстебл. Здравый смысл и честность часто могут замeнить мирскую опытность, даже в такого рода дeлах. А что если-б еще присоединялась к ним и эта опытность!.. Правда! Но нельзя же все соединить. Впрочем, эти денежныя дeла мало до нас касаются. Предположим, что их обсудили и порeшили самым удовлетворительным образом, и взглянем на conversazione у мисс Данстебл.

Читателю не слeдует однако полагать, чтоб она открыто называла свой вечер именем, перенятым у мистрисс Проуди. Мисс Данстебл позволяла себe эту шутку только в присутствии самых близких друзей, мистрисс Гарольд Смит напримeр да нeкоторых других. В пригласительных записках, которыя она разослала по этому случаю, не было ни малeйшей вычурности или претензии. Она просто извeщала друзей и знакомых, что очень рада будет видeть их у себя в четверг вечером, такого-то числа, послe девяти часов. Но весь свeт тотчас же понял, что в Этот день у мисс Данстебл соберется весь свeт, что она постарается соединить у себя людей всех разрядов, богов и гигантов, праведных и грeшных, людей помeшанных на безукоризненной своей нравственности, как напримeр наша добрая знакомая леди Лофтон, и людей помeшанных на совершенно противоположном, как леди Гартльтол, герцог Омниум и мистер Созерби. Залучили какого-то мученика с Востока, и какого-то новeйшаго благовeстителя с далекаго запада, к великому ужасу и негодованию архидиакона Грантли, который приeхал из Пломстеда нарочно для этого вечера. Мистрисс Грантли сама было стремилась туда; но, услышав о присутствии новeйшаго благовeстителя, она имeла удовольствие поторжествовать над своим мужем, который не предложил ей повезти ее к мисс Данстебл. Что на этом вечерe должны были встрeтиться лорд Брок и лорд Де Террье,— это равно ничего не значило Благодушный повелитель богов и благовоспитанный предводитель гигантов готовы были любезно пожать руку друг другу, гдe бы они ни встрeтились; но тут должны были сойдтись люди, готовые при всякой встрeчe показать друг другу кулак. Тут должны были присутствовать и Саппельгаус, и Гарольд Смит, который теперь ненавидeл своего врага с неистовством женщины или даже политика. Предполагали, что в одной комнатe соберутся младшие боги, горько чувствующие свое низложение, а в другой младшие гиганты, опьянeвшие от торжества. Вот главный недостаток гигантов, которые в других отношениях добрые малые; они не умeют выносить своих временных успeхов. Пока они карабкаются на Олимп,— а это-то и есть их настоящее дeло,— они цапаются руками и ногами, с какою-то смeсью добродушнаго неистовства и самодовольной изобрeтательности, которая очень мила в своем родe, но лишь только им удастся неожиданно и нечаянно, и себe же во вред, добиться своей цeли, они совершенно теряются, и лишаются способности вести себя, хотя по-гигантски, прилично.

Вот какое большое и разнообразное собрание готовилось в домe мисс Данстебл. Сама она смeялась и острила над собой; с мистрисс Гарольд Смит говорила она о предстоящем вечерe как о славной шуткe, а в бесeдe с мистрисс Проуди высказывала, что старается только подражать знаменитым собраниям в Глостер-Плесe; но весь город знал, куда простираются ея виды и надежды, и всe догадывались, что мисс Данстебл в душe не со всeм спокойна. Не смотря на ея шутки, она вряд ли спокойно перенесет неудачу.

С мистрисс Грешам она говорила более сериозном тоном.

— Но из чего же вам так хлопотать? сказала Мери Грешам, когда мисс Данстебл призналась ей, как ее тревожит сомнeние приeдет ли на ея вечер один из знаменитых товарищей мистера Саппельгауса.— Когда у вас соберется столько сотень людей и важных и не важных всех разрядов и оттeнков, что вам за дeло, будет ли здeсь мистер Тауэрс или нeт?

Но мисс Данстебл почти вскрикнула от волнения:— Нeт, душа моя, без него все пропало. Вы этого не понимаете. Теперь ничего не может дeлаться без Тома Тауэрса.

И тут, не в первый конечно раз, мистрисс Грешам принялась выговаривать своей приятельницe за ея суетность и тщеславие; но, в отвeт на Этот выговор, мисс Данстебл намекнула таинственно, что, если-бы только на Этот раз ей была полная удача, если-бы на Этот раз сбылись всe ея желания, она бы конечно... Она не вполнe договорила, но вот что мистрисс Грешам заключила из ея недомолвок: если на Этот раз будет благосклонно принята жертва, приносимая на алтарь моды, то мисс Данстебл тотчас же откажется от мирской суеты и грeховных удовольствий.

— Но доктор останется, душа моя. Надeюсь, что я могу на него разчитывать.

Мисс Данстебл требовала, чтобы доктор отложил свой отъезд с такою же энергиею, с какою она добивалась присутствия Тома Тауэрса. Правду сказать, доктору Торну сперва показалось весьма безразсудным, с ея стороны, упрашивать его остаться нарочно для какого-нибудь вечера, и он отказался наотрeз. Но когда он узнал, что поджидают трех или четырех первых министров, что даже, может-быть, явится во плоти сам Том Тауэрс, его равнодушие поколебалось, и он написал леди Арабеллe, что вeроятно ему придется остаться еще на два дня, и что покуда она может продолжать принимать утром и вечером тe же самыя крeпительныя микстуры.

Но отчего же мисс Данстебл так настоятельно требовала присутствия доктора на этом великолeпном сборищe? Отчего вообще, она так часто любила отрывать его от его деревенской практики, от его аптеки, от несчастных больных, нуждающихся в его помощи? Доктор не приходился ей родней, и она сблизилась с ним очень недавно. Она была женщина очень богатая, много имeла средств найдти себe всякаго рода совeтчиков и помощников; он же не имел почти никакого состояния, так что ему очень неудобно было надолго бросать свою практику. А между тeм мисс Данстебл также безцеремонно распоряжалась его временем, как будто бы он был ей родной брат. Сам доктор никаких не дeлал догадок на Этот счет. Он был человeк безхитростный и все в жизни принимал просто, особливо вещи приятныя. Он любил мисс Данстебл, дорожил ея дружбой, и не спрашивал себя, какое она имeет право распоряжаться им и безпокоить его. Но его племянницe, мистрисс Грешам, приходил на ум Этот вопрос. Имeла ли мисс Данстебл какую-нибудь цeль, и какую именно? Было ли то дружеское уважение к доктору, или только прихоть? Была ли то причуда, или, может-быть, любовь?

Относительно возраста этих друзей, мы скажем вкратцe, что ей стукнуло уже сорок, а ему было за пятьдесят. При таких обстоятельствах возможно ли было предположить любовь? Не нужно забывать, что для мисс Данстебл представлялось много партий, ея руки искали люди с приятною наружностью, привлекательными манерами, с тонким, свeтским образованием. Не только она никого из них не полюбила, но даже не постигала возможности привязаться к кому-нибудь из них. несколько друзей, знавших доктора Торна в деревнe, конечно смотрeли на него как на человeка приятнаго и образованнаго; но лондонский свeт, Этот свeт, в котором жила мисс Данстебл, и к которому она, повидимому, с каждым днем все больше и больше привязывалась, вряд ли бы счел его за человeка способнаго внушить страсть свeтской дамe.

А между тeм мистрисс Грешам пришла на ум именно эта мысль. Она выросла и воспиталась у доктора Торна, много лeт жила с ним под одною кровлей, заботилась о нем как нeжная дочь, и пока в душe ея не проснулась истинная женская любовь, всe ея привязанности и симпатии сосредоточивались на нем; а потому ей вовсе не показалось бы странным или удивительным, если-бы мисс Данстебл влюбилась в ея дядю.

Мисс Данстебл когда-то сказала мистрисс Гарольд Смит, что она вовсе не прочь выйдти замуж, если найдет человeка совершенно равнодушнаго к деньгам. Мистрисс Гарольд Смит, которая между друзьями и знакомыми славилась своим глубоким знанием свeта, отвeчала ей, что такого человeка она не встрeтит. Мисс Данстебл сказала это тeм полушутливым тоном, который она обыковенно принимала с такими знакомыми как мистрисс Гарольд Смит. Но она не раз говорила подобныя вещи и мистрисс Грешам, а мистрисс Грешам по женскому обычаю, сопоставив вмeстe ея слова, вывела из них заключения ясныя и точныя как дважды два четыре, и наконец рeшила в своем умe, что мисс Данстебл охотно вышла бы замуж за доктора Торна, если-бы доктор Торн за нее посватался.

Потом мистрисс Грешам стала разбирать в своем умe два другие вопроса. Хорошо ли было бы для ея дяди жениться на мисс Данстебл? И если так, то возможно ли уговорить его сдeлать ей предложение? Обдумав всe доводы за и против, и осторожно взвeсив их в своей головe, мистрисс Грешам рeшила, что можно желать устроить эту партию. Она и ея муж любили от души мисс Данстебл. Она часто сожалeла о жертвах, которыя мисс Данстебл приносила свeту, сожалeла о пустой жизни, которую она вела, но такое замужство навeрное бы все измeнило и поправило. Что же касается до самого доктора Торна — а счастье его конечно было первою заботой мистрисс Грешам — она не сомнeвалась, что он будет счастливeе женатым нежели холостым. Никакая женщина не могла превзойдти мисс Данстебл ровным, приятным нравом; никто не слыхивал, чтоб она когда-нибудь была не в духe; притом, хотя мистрисс Грешам была одарена умом, который ставил ее выше низкой страсти к деньгам, однако она не могла не принимать отчасти в разчет и огромное состояние невeсты. Мери Торн, теперешняя мистрисс Грешам, сама была богатою наслeдницей. Обстоятельства неожиданно одарили ее огромным приданым, и до сих пор она еще не убeдилась в истинe поговорки, гласящей, что счастье и богатство несовмeстны. Вслeдствие всех этих соображений она положила, что не худо было бы соединить доктора Торна с мисс Данстебл.

Но согласится ли доктор посвататься за нее? Сама мистрисс Грешам сознавала, как не легко было бы подвинуть его на это. Дядя ея очень любил мисс Данстебл, но она знала, что ему никогда и в голову не приходило жениться на ней; она знала, что трудно, почти не возможно, даже навести его на эту мысль... еще труднeе и невозможнeе убeдить его сдeлать рeшительный шаг для ея осуществления. Разсматривая дeло с этой точки зрeния, она стала отчаиваться в успeхe.

В самый день собрания у мисс Данстебл, мистрисс Грешам обeдала с дядей вдвоем у себя в Портмен-Сквэрe. Мистер Грешам еще не занимал мeста в парламентe, но в его части графства в скором времени должна была представиться вакансия, и никто, конечно, не имел в свою пользу столько вeроятностей как он. По этому случаю ему часто приходилось бывать в кругу политических дeятелей его партии, то-есть гигантов, которых со временем он должен был поддерживать, и это, конечно, отвлекало его от дома.

"Политическия дeла страшно много отнимают времени," говорил он женe, и отправлялся обeдать в клуб, в Пель-Мелe, в сообществe других юных приверженцев гигантов. У людей этого разряда, политика точно очень много отнимает времени — особливо около обeденнаго часа.

— Какого вы мнeния о мисс Данстебл? спросила мистрисс Грешам у дяди, когда они усeлись пить кофе послe обeда. Она предложила вопрос свой безо всяких предварительных оговорок.

— Какого я о ней мнeния? А ты сама, Мери, что об ней думаешь? Вeроятно наши мнeния совершенно согласны.

— Да не в этом дeло. Что вы об ней думаете? Как, по вашему, искренна она, откровенна?

— Искренна и откровенна? Ну да, конечно, можно даже сказать черезчур искренна.

— И добронравна?

— До нельзя.

— И способна привязаться?

— Я думаю, что она способна привязаться.

— Она несомнeнно умна.

— Да, она умма.

— И... и... в ней много добродушия...— Несмотря на все свое желание, мистрисс Грешам не рeшилась сказать нeжности.

— О, конечно, отвeчал доктор: — однако, скажи мнe, Мери, почему это тебe вздумалось так подробно разбирать характер мисс Данстебл?

— Хорошо, дядя, я вам признаюсь почему; потому...— И мистрисс Грешам, встав с своего мeста сзади, подошла к креслу дяди, обвила рукою его шею, и близко пригнулась к нему лицом, но так, что он не мог ея видeть:— потому, что мнe кажется, что мисс Данстебл... очень, очень вас любит; и что она была бы очень счастлива, если-бы вы женились на ней.

— Мери! проговорив доктор, оборачиваясь и стараясь взглянуть ей в лицо.

— Я говорю сериозно... совершенно сериозно. Я убeдилась в этом из разных бездeлиц, которыя мнe трудно было бы вам теперь пересказать.

— И ты хочешь, чтоб я...

— Милый, безцeнный дядя, я ничего не хочу, ничего не желаю, кромe вашего счастия. Что значит для меня мисс Данстебл в сравнении с вами?

Она еще ближе нагнулась к нему, и поцeловала его в лоб.

Доктор повидимому так был озадачен неожиданным сообщением, что не нашелся ничего отвeчать. Видя это, племянница захотeла дать ему время оправиться, и пошла одeваться к вечеру. В Этот день ей больше не пришлось поговорить с дядей наединe.

Глава XXIX

Мисс Данстебл вовсе не смотрeла влюбленною дeвой, встрeчая своих гостей в маленькой приемной, выходившей на парадную лeстницу. Дом ея не походил на большинство лондонских жилищ; он архитектурой своею приближался скорeе к деревенским зданиям. Он подвинулся назад от сво"х собратий, и стоял одинок, так что владeлец мог обойдти его вокруг; главный вход был сзади, Фасад же выходил на один из парков. Мисс Данстебл особенно посчастливилось в этой покупкe. Дом Этот был выстроен каким-то чудаком-миллионером, не жалeвшим на него издержек, но, прожив в нем около полугода, чудак-миллионер вдруг спохватился, что дом крайне неудобен и неприятен, что в нем рeшительно нeт никакой возможности существовать. Вслeдствие этого дом был продан, и купила его мисс Данстебл. Первый владeлец назвал его Кранборн-хаусом, и мисс Данотебл не измeнила этого названия; но в свeтe его часто именовали замком Мази (намек на источник ея богатства), и сама мисс Данстебл часто употребляла это прозвище. Очень трудно было поднять на смeх мисс Данстебл, потому что она сама так охотно и непринужденно над собой подшучивала.

Между мистрисс Грешам и доктором Торном уже не возобновлялся послeдний многозначительный разговор; но доктор, входя в ярко-освeщенную переднюю и окинув взглядом блестящую толпу, окружавшую его, яснeе чeм когда-либо почувствовал, что здeсь он не на своем мeстe. Что мисс Донстебл вела такого рода жизнь, это, пожалуй, было совершенно в порядкe; но должна ли бы жена доктора Торна жить таким образом, это другой вопрос. Впрочем, что об этом разсуждать! Вeдь это все пустыя предположения; он удивлялся только, что его племянница так странно ошиблась в мисс Данстебл.

Когда Грешамы и доктор вошли в маленькую приемную, выходившую на лeстницу, они так застали мисс Данстебл, окруженную самыми близкими друзьями и союзниками. Подлe нея сидeла мистрисс Гарольд Смит; доктор Изимен расположился на диванe в углу, а рядом с ним дама, обыкновенно проживавшая у мисс Данстебл. Тут же находились два-три другие близкие знакомые, и всe вмeстe они старалась своим разговором сколько-нибудь развлечь и развеселить мисс Данстебл, и помочь ей выносить скучную роль хозяйки. В ту самую минуту как вошла мистрисс Грешам, мистрисс Проуди под руку с епископом выходила в противоположную дверь, ведущую в большую гостиную.

Мистрисс Гарольд Смит, повидимому, не оскорбилась рeзким отказом, которым мисс Данстебл отвeчала на предложение ея брата. Если Этот отказ и возбудил в ней неприятное чувство, то оно, вeроятно, скоро разсeялось, и теперь мистрисс Гарольд Смит разговаривала с своею приятельницею по прежнему непринужденно. Она дeлала свои замeчания на счет проходивших гостей, и вeроятно мисс Данстебл оставалась ими очень довольна, потому что отвeчала ей своим веселым, радушным тоном, с своею ласковою улыбкой.

— Она твердо убeждена, что вы не больше как раболeпная подражательница, говорила мистрисс Гарольд Смит, ваглядом указывая на проходившую мистрисс Проуди.

— Да и в самом дeлe ничего, кажется, нeт оринальнаго в званом вечерe.

— Но она думает, что вы подражаете ей.

— Так что же? Я более или менeе подражаю всeм, кого только вижу. Вeдь вы не по собственному же внушению стали носить кринолин? Если мистрисс Проуди так гордится этим, не лишайте ее такого невиннаго удовольствия. А! вот и доктор с Грешамами. Мери, душа моя, здоровы ли вы?

И несмотря на свой богатый наряд, на все окружающее великолeпие, мисс Данстебл попросту расцeловала мистрисс Грешам к великому ужасу и негодованию модной толпы, поднимавшейся по лeстницe.

Доктор Торн чувствовал маленькую неловкость при встрeчe с мисс Данстебл, на нем тяготeло воспоминание о том, что ему недавно сказала племянница. Мисс Данстебл во всем блескe своего богатства так казалась ему далека от него, так чужда обычной колеe его жизни, что он никак не мог себя поставить на одну доску с ней. Он чувствовал, что не может ни возвыситься, ни снизойдти до нея; и думая обо всем этом, он заговорил с мисс Данстебл таким тоном, как будто бы их раздeляла неизмeримая бездна, как будто бы не бывало между ними в Грешамбери часов откровенности и дружбы, гдe онe друг на друга смотрeли как на равных и на товарищей; мисс Данстебл, во всяком случаe, не думала забывать этой короткости.

Доктор Торн, пожав ей руку, хотeл пройдти далeе.

— Не уходите, доктор, сказала она,— ради Бога, не уходите еще. Я знаю, что я вас совсeм потеряю из виду, если вы уйдете теперь. Вeдь мнe не скоро можно будет двинуться с этого мeста. Леди Мередит, я так вам благодарна за посeщение, надeюсь, что ваша матушка также приeдет? О, я так рада! Вeдь с ея стороны это просто милость. Вот вы, сэр-Джордж — другое дeло; вы сами вполовину грeшник.

— Конечно, конечно, сказал сэр-Джордж,— даже больше чeм вполовину.

— Мущины раздeляют весь свeт на богов и на гигантов, продолжала мисс Даистебль,— у нас, женщин, так же есть свои раздeления. Мы называем себя праведницами или грeшницами, судя по партии, к которой мы принадлежим. Бeда в том, что мы измeняем своим убeждениям почти также часто как вы.

Сэр-Джордж расхохотался и прошел в гостиную.

— Я знаю, доктор, что вам не по вкусу такия сборища, продолжала она,— но я не вижу причины, почему бы вам подчас и не потeсниться; не правда ли, Франк.

— Да я вовсе не увeрен, что ему такия вечера не по вкусу, сказал мистер Грешам,— он сам признался, что очень желает увидeть нeкоторых из ваших знаменитых гостей.

— В самом дeлe? Значит, есть нeкоторая надежда, что и он перейдет на другую сторону? Впрочем, из него никогда не выйдет истаго, надежнаго грeшника; не правда ли, Мери? Вы, кажется, слишком стары, доктор, чтобы пойдти по новой колеe?

— Боюсь, что так, отвeчал доктор, слабо улыбнувшись.

— Развe доктор Торн причислен к лику праведных? спросила мистрисс Гарольд Смит.

— без сомнeния, сказала мисс Данстебл.— Но вы не должны забывать, что есть праведники различных классов, не так ли, Мери? Вeдь Доминиканцы и Францисканцы никогда почти не ладят между собой. Доктор Торн не принадлежит к школe Св. Проуди Барчестерскаго. Я думаю, он предпочел бы поклоняться вот этой святой, которая теперь всходит по лeстницe под руку с такою прелестною, молодою послушницей.

— Кажется, мисс Грантли скоро придется перечислить к грeшным, сказала мистрисс Гарольд Смит, видя что приближается леди Лофтон с своею молодою подругой,— развe только вы пожалуете леди Гартльтоп в праведницы.

Тут подошла леди Лофтон, и мисс Данстебл привeтствовала ее с особою почтительностью.

— Я вам так благодарна, что вы не отказались посeтить, меня леди Лофтон, сказала она,— тeм более что вы привезли с собою мисс Грантли.

Леди Лофтон отвeчала ей любезностью; между тeм к ней подошел доктор Торн и пожал ей руку, так же и Франк Грешам с женой. Леди Лофтон и Гризельда еще в Фремлеe знали все семейство Грешамов, так что между ними завязался общий разговор прежде чeм леди Лофтон прошла в величественную анфиладу, как выразилась бы мистрисс Проуди.

— Папа будет здeсь, сказала мисс Грантли,— по крайней мeрe мнe так сказали. Я сама еще не видала его.

— Какже, он обeщал мнe приeхать, сказала мисс Данстебл,— и я надeюсь, что он сдержит слово.

— Папа никогда не измeняет своему слову, проговорила мисс Гризельда почти строгим тоном. Она вовсе не поняла шутки мисс Данстебл или же считала ниже своего достоинства отвeчать на нее.

— Я слышала, что старик сэр-Джон оставляет свое мeсто в парламентe, вполголоса сказала леди Лофтон Франку Грешаму. Леди Лофтон всегда принимала живeйшее участие в политических дeлах Ост-Барсетшира, и теперь от души желала, чтобы наслeдник Грешамов явился представителем графства. Грешамы с покон вeка были членами за Барсетшир.

— Да, говорят, отвeчал Франк покраснeв. Он был еще так молод, что совeстился выставляться вперед для приобрeтения такой высокой почести как мeсто в парламентe.

— Вeроятно не будет никакой борьбы, продолжала леди Лофтон,— обыкновенно, во всем Ост-Барсетширe большое единодушие. Но если-б и произошло состязание, всe фремлейские фермеры подадут голос за вас; в этом я могу вас увeрить. Лорд Лофтон говорил мнe это не далeе как сегодня утром.

Франк Грешам отвeчал какою-то учтивою фразой, как подобает молодому кандидату на политическое поприще; это, да еще кой-какия любезности, несколько задержали леди Лофтон в первой приемной. Между тeм толпа подвигалась вперед и проходила по большим, освeщенным залам и гостиным, по величественной анфиладe, которая уже раздирала завистью сердце мистрисс Проуди.

Вот какия комнаты, думала она про себя, должна бы приготовить нация для высших сановников своей церкви.

— Но только общество тут недовольно соединено, сказала она мужу вслух.

— Да, точно не довольно соединено, отвeчал епископ.

— А это необходимо для conversazione, продолжала мистрисс Проуди,— вот в Глостер-Плесe...

Но мы не станем повторять ея критических замeчаний, тeм более что леди Лофтон ожидает нас в первой приемной.

Между тeм, приeхал новый гость,— гость очень важный. Правду сказать, мисс Данстебл всего больше желала присутствия двух лиц на своем вечерe; и хотя она употребила всe средства, приличныя и позволительныя для достижения своей цeли, она все еще не вполнe надeялась на появление этих двух магнатов. В эти самыя минуты, описываемыя нами, при всей своей наружной веселости, она в душe терзалась сомнeнием. Если не приeдут эти два желанные гостя, вечер не удастся вполнe, и значит всe ея хлопоты и старания были понапрасну; мисс Данстебл имeла особыя причины желать, чтобы вечер ея удался. Считаем почти излишним прибавить, что эти два именитыя лица были — Том Тауэрс, редактор Юпитера, и герцог Омниум.

Теперь же, в то самое время как леди Лофтон обмeнивалась любезностями с молодым Грешамом, повидимому не торопясь пройдти далeе, а мисс Данстебл старалась шепнуть на ухо доктору что-нибудь, что бы развеселило и приободрило его, послышался звук, из котораго хозяйка могла заключить, что по крайней мeрe половина ея желания сбылась; но звук Этот долетeл только до ея слуха и до внимательных ушей мистрисс Гарольд Смит. Другия не слышали ничего, но им обeим стало ясно, что приближается герцог Омниум.

Много было в этом славы и торжества; но зачeм его милость выбрал такую несчастную минуту? Мисс Данстебл очень понимала, как неудобно соединить под одною кровлей герцога Омниум и леди Лофтон; но когда она приглашала леди Лофтон, она почти уже отказывалась от надежды видeть у себя герцога: потом когда блеснула перед ней эта возможность, она утeшала себя мыслию, что эти два враждебныя свeтила, хотя и оба озарят туже самую гемисферу, вряд ли столкнутся между собой, вряд ли перссeкуться их пути. Герцог по всей вeроятности только пройдется по комнатам, а леди Лофтон будет окружена знакомыми и друзьями. Так по крайней мeрe разчитывала мисс Данстебл. Теперь же все пошло вкривь, и леди Лофтон должна была столкнуться носом к носу с тeм лицом, которое она считала самым полным воплощением дьявольской силы на землe. Вскрикнет ли она? Или уeдет в негодовании? Или гордо закинет голову, и с протянутою десницей, громко и смeло отречется от сатаны и от всех его творений? Все это промелькнуло в головe у мисс Данстебл в то время как к нея приближался герцог Омниум, и она совсeм почти лишилась присутствия духа.

Но за то мистрисс Гарольд Смит не растерялась.

— Так вот наконец и герцог, сказала она громко, чтобы привлечь внимание леди Лофтон.

Мистрисс Смит разчитывала, что леди Лофтом успeет еще продвинуться в другую комнату, и таким образом избeжит неловкой встрeчи. Но леди Лофтон либо не разслыхала ея слов, либо не поняла хорошенько их смысла. Как бы то ни было, они не произвели на нее желаннаго дeйствия. Она продолжала разговаривать с Франком Грешамом, а потом, обернувшись, увидeла, что господин, так неловко примявший ея платье, был — герцог Омниум.

В эту страшную минуту, когда катастрофа была уже не избeжна, мисс Данстебл не измeнила себe или своему характеру. Оплакивая в душe несчастное стечение обстоятельств, она однако видeла, что ей предстоит повернуть их в возможно лучшую сторону. Герцог сдeлал ей честь посeтить ея дом, и она обязана была привeтствовать его достодолжным образом, хотя бы этим она привела в ужас леди Лофтон.

— Герцог, сказала она,— я искренно благодарна вам за оказанную мнe. честь. Я почти не надeялась имeть удовольствие видeть вас у себя.

— Все удовольствие на моей сторонe, отвeчал герцог, раскланиваясь перед нею.

И этим могло бы все кончиться. Герцогь прошелся бы по комнатам и показал бы себя, сказал бы слова два леди Гартльтоп, епископу, мистеру Грешаму и другим близким знакомым, потом без шума удалился бы через другой выход. Такова по крайней мeрe была его обязанность, и он бы навeрное исполнил ее, и значение вечера возвысилось бы через это по крайней мeрe на тридцать процентов; но теперь, по всeм признакам, герцог должен был доставить еще гораздо более материала вест-эндским вeстовщикам.

Случилось так, что герцога совершенно прижали к леди Лофтон, и она, услыша его голос и узнав о присутствии своего врага из слов мисс Данстебл, обернулась довольно быстро, но с большим достоинством устраняя свое платье от неприятнаго прикосновения. Через это, она встрeтилась лицом к лицу с герцогом, так что они не могли друг на друга не взглянуть. "Извините," сказал герцог. Больше он не прибавил ничего, и это было единственное слово, которое когда-либо сказалось между ними; но, как ни было оно просто, сопровожденное нeмою игрой со стороны обоих дeйствующих лиц, оно возбудило сильное волнение в модном свeтe.

Леди Лофтон, отступая назад, сдeлала низкий, медленный реверанс, поправляя складки платья с свойственною ей одной надменною величавостью; но Этот реверанс, как ни был он краснорeчив, не выражал такого яснаго, могучаго укора всeм нечестивым дeяниям герцога, как постепенное опускание ея глаз, постепенное сжимание рта. Когда она начала реверанс, она врагу своему прямо смотрeла в лицо; когда же она окончила его, взгляд ея был опущен, но в изгибe ея рта изображалось неизреченное презрeние. Она не сказала ни слова, а только отступила назад, как подобает скромной добродeтели и женской слабости перед безстыдным пороком и грубою, мужскою силою; однако всe должны были согласиться, что в этой встрeчe она одержала верх. Герцог, извиняясь перед нею, выразил на своем лицe обычное сожалeние благовоспитаннаго человeка, нечаянно обезпокоившаго даму. Но сквозь это сожалeние проглядывала легкая ироническая улыбка, как будто бы леди Лофтон казалась ему донельзя смeшною. Все это не могло укрыться от проницательным взоров мисс Данстебл и мистрисс Гарольд Смит. Вообще было извeстно, что герцог — мастер на такого рода молчаливую насмeшку; но и онe принуждены были сознаться, что побeда осталась за леди Лофтон. Когда миледи опять подняла глаза, герцог уже прошел, и она, взяв под руку мисс Грантли, сама отправилась вслeд за толпой.

— Вот несчастный случай! сказала мисс Данстебль когда оба противника удалились с поля сражения.— Судьба иногда поступает немилосердо!

— Но тут она вовсе не была немилосерда к вам, сказала мистрисс Гарольд Смит,— если-бы вы могли теперь же взглянуть во глубину души леди Лофтон, вы бы увидeли, что она очень довольна своею встрeчей с герцогом. Долго будет она с торжеством вспоминать об этой встрeчe, и покрайней мeрe для трех поколeний дeвиц Фремлея, встрeча эта будет предметом разговоров.

Грешамы и доктор Торн оставались в первой приемной во время описанной нами схватки; леди Лофтон загородила им путь, отступив назад, почти на колeни к доктору Изимену. Но теперь и они захотeли двинуться вперед.

— Как, вы меня покидаете? сказала мисс Данстебл.— Ну хорошо, я сама скоро за вами послeдую. Франк, я хочу устроить танцы в одной из зал, именно для того чтоб отличить мой вечер от бесeд мистрисс Проуди. Было бы несносно, если-бы всe бесeды походили одна на другую; не правда ли? Надeюсь, что вы будете танцовать.

— Я полагаю, что окажется еще и другое, важное различие, когда дeло дойдет до ужина, сказала мистрисс Гарольд Смит.

— О конечно, конечно! Я, признаюсь, в этом отношении самое вульгарное создание в мирe, я люблю кормить и поить моих гостей. Мистер Саппельгаус, очень рада вас видeть; однако, скажите мнe... — Она что-то шепнула на ухо мистеру Саппельгаусу, и он ей отвeчал также шопотом.

— Так вы думаете, что он будет? сказала мисс Данстебл.

Мистер Саппельгаус отвeчал утвердительно; он думает, что так, он надeется; впрочем, он ничего положительнаго сказать не может. Потом он прошел далeе, едва взглянув на мистрисс Гарольд Смит.

— Видите ли, как он трусит, сказала она.

— Право, вы предубeждены против него, душа моя. Но я, с своей стороны, очень люблю Саппельгауса. Конечно он дeлает зло, но это его ремесло, и он нисколько от этого не отпирается. если-б я принимала участие в политических дeлах, я бы также мало сердилась на мистера Саппельгауса за то, что он вредит мнe, как на булавку за то, что она меня колет. Всему виною моя собственная неловкость; мнe бы слeдовало искуснeе распоряжаться булавкой.

— Да можно ли равнодушно видeть человeка, который прикидывается, будто бы он всею душой предан своей партии, а потом сам старается погубить ее?

— Столько людей дeлают то же самое, душа моя! Говорят, что всe средства годны в войнe и в любви: почему бы сюда же не причислять и политику? Стоит только раз согласиться с этим, и мы избавили бы себя от лишних досад, и ни сколько сами не стали бы от этого хуже.

Комнаты мисс Данстебл, несмотря на сзои большие размeры, были бы уже черезчур наполнены, если-бы многие из гостей оставалась долeе получаса. Впрочем, мeста нашлось достаточно для танцев, к великому ужасу мистрисс Проуди. Не то чтоб она вообще была против танцовальных вечеров, но она справедливо негодовала, видя такое произвольное нарушение основных правил conversazioni, возобновленнаго ею в большом свeтe.

— Скоро слово conversazione не будет имeть никакого смысла, говорила она епископу,— никакого рeшительно, если там станут злоупотреблять им.

— Рeшительно никакого, подтвердил епископ.

— Я вовсе не против танцев, когда они умeстны, сказала мистрисс Проуди.

— Я сам нечего против них не имeю; для мирян, конечно, сказал епископ.

— Но когда люди дeлают вид, что собираются для более высоких цeлей, то они так и должны вести себя.

— Конечно, иначе они ничего больше как лицемeры, замeтил епископ.

— Бeлое нужно называть бeлым, а черное черным, продолжала мистрисс Проуди.

— без сомнeния, подтвердил епископ.

— И когда я взяла на себя труд ввести эти conversazioni, продолжала мистрисс Проуди с чувством оскорбленнаго достоинства,— мнe конечно и в голову не приходило, что это слово будет... будет так дурно истолковано.

Потом, завидя на противоположном концe комнаты каких-то близких знакомых, она отправилась к ним, а епископа предоставила собственной судьбe.

Леди Лофтон, одержав побeду, удалилась в комнату, назначенную для танцев, зная, что вряд ли туда послeдует за ней ея враг; вскорe потом к ней подошел сын. В настоящую минуту она не совсeм была довольна положением дeл между лордом Лофтоном и Гризельдой. Сама она зашла так далеко, что намекнула молодой дeвушкe о своем желании имeть ее невeсткой, но Гризельда ровно ничего на это не отвeчала. Конечно, довольно было понятно, что молодая дeвица, так отлично воспитанная как Гризельда Грантли, не могла обнаруживать ни малeйших признаков чувства пока ея не вызывало на это ясное выражение страсти со стороны молодаго человeка; но тeм не менeе, хотя леди Лофтон и вполнe понимала силу этой оговорки, ей все же казалось, что Гризельда могла бы как-нибудь обнаружить ей, что она не прочь от предполагаемаго брака.

Но Гризельда ничeм этого не выказала, ни единым словом не намекнула, что она приняла бы предложение лорда Лофтона, если он за нее посватается. Правда, она также ни полслова не проронила о том, что намeрена отказать ему; однако, хотя ей очень хорошо было извeстно, что цeлый свeт толкует о ней и лордe Домбелло, она вездe и всегда готова была танцовать с ним. Все это не нравилось леди Лофтон, и она начинала думать, что если ей не удастся довести до скорой и успeшной развязки любимый план свой, то ей лучше уж совсeм от него отказаться. Она все еще мечтала об этом бракe. Она не сомнeвалась, что из Гризельды выйдет хорошая жена; но она уже не так твердо как прежде была увeрена в тон, что она сама будет так горячо любить свою невeстку, как она до сих пор надeялась.

— Давно ты здeсь, Лудовик? спросила она с тою улыбкой которая озаряла ея лицо всякий раз, как ей случалось взглянуть на сына.

— Только что приeхал. Я тотчас поспeшил вас отыскать, узнав от мисс Данстебл, что вы здeсь. Какая у нея толпа Видeли вы лорда Брока?

— Я его не замeтила.

— А лорда Де Террье? Я встрeтил их обоих в средней гостиной.

— Лорд Де Террье пожал мнe руку, когда я проходила.

— Я никогда не видывал такого смeшения народов. Мистрисс Проуди выходит из себя оттого что собираются танцовать.

— Но вeдь дочери ея танцуют? сказала Гризельда.

— Так, только не на conversazione. Развe вы не видите разницы? Я также видeл Спермойля; он весел как паяц. Около него столпился цeлый кружок, и он болтаеть так непринужденно, как будто бы совершенно помирился с мирскою суетой.

— Тут конечно есть и такие люди, с которыми я не захотeла бы встрeтиться, если-бы знала это наперед, сказала леди Лофтон, вспоминая послeднюю свою встрeчу.

— Не ничего предосудительнаго навeрное здeсь не может быть, потому что я взошел по лeстницe вмeстe с архидиаконом. Это доказательство ясное, не так ли, мисс Грантли?

— Я ничего не опасаюсь; когда я с вашею матушкой, я совершенно могу быть спокойна.

— Ну, Бог знает, возразил лорд Лофтон смeясь.— Мама, вы еще не знаете самаго худшаго. Как вы думаете, кого я встрeтил сию минуту?

— Я знаю о ком ты говоришь; я видeла его.

— Мы с ним встрeтились в первой же комнатe, прибавила Гризельда, несколько оживившись на Этот раз.

— Как? герцога?

— Да, герцога, сказала леди Лофгон — я бы, конечно, не приeхала, если-бы могла ожидать встрeчи с подобным человeком. Но что дeлать! Всего предвидeть нельзя.

Лорд Лофтон тотчас же угадал по голосу матери и по выражению ея лица, что у ней уже было какое-нибудь столкновение с герцогом, и что она, вовсе не так не довольна этим, как можно было бы ожидать. Она осталась в домe мисс и Данстебл и не выражала никакого негодования против хозяйки. Лорд Лофтон едва ли мог бы сильнeе удивиться, если-бы встрeтил свою матушку под ручку с герцогом; впрочем он ни слова не прибавил об этом предметe.

— Будешь ты танцевать, Лудовик? спросила леди Лофтон.

— Признаться, я еще не совсeм рeшил, не говорят ли правду мистрисс Проуди, что танцы на conversazione — нeкотораго рода святотатство. Как вы-об этом думаете, мисс Грантли?

Гризельда вообще шуток не понимала, и вообразила себe, что лорд Лофтон хочет отдeлаться от обязанности танцовать с нею. Это разсердило ее. Единственное ухаживание, единственныя романтическия отношения, которыя она понимала между дeвицей и молодым человeком, связаны были для нея с танцами. Она вовсе не соглашалась с мистрисс Проуди в этом отношении, и очень уважала мисс Данстебл за ея нововведение. В обществe Гризельда больше полагалась на легкость своих ножек чeм на быстроту своего языка; скорeе можно было подeйствовать на ея сердце ловким поворотом на паркетe чeм нeжными ласкающими рeчами. Всего благосклоннeе она приняла бы предложение, сдeланное ей в попыхах, среди упоительнаго вихря вальса; у ней бы ровно достало силы прошептать, задыхаясь: "Поговорите... с... папа." Послe этого, она отложила бы всякия дальнeйшия объяснения до того времени, когда дeло было бы окончательно порeшено и улажено.

— Я еще не подумала об этом, отвeчала Гризедьда, отворачиваясь от лорда Лофтона.

Не слeдует, впрочем, предполагать, чтобы мисс Грантли не помышляла о лордe Лофтонe, или не понимала, как выгодно ей было бы имeть за себя леди Лофтон, если-б ей захотeлось выйдти замуж за ея сына. Она очень хорошо знала, что теперь, при первом блистательном ея появлении в свeтe, для нея наступила самая выгодная минута; знала она также, что молодые и красивые лорды не ростут как ежевика по изгородям. если-бы лорд Лофтон посватался к ней, она тотчас изявила бы свое согласие, не пожалeв даже о большем блескe и великолeпии, ожидающих будущую маркизу Гартльтоп. В этом отношении она была очень благоразумна. Но вeдь лорд Лофтон не сватался за нее, и даже не показывал намeрения посвататься когда-нибудь; и нужно отдать справедливость Гризедьдe, она не такая была дeвушка, чтобы сдeлать первыя шаг. Конечно, и лорд Домбелло не сдeлал еще ей предложения; но он выражал свое чувство нeмыми знаками — в родe тeх, какими птицы небесныя объясняются между собой; и эти нeмые знаки были совершенно понятны для такой дeвушки, как Гризельда, которая сама не любила пускаться в длинные разговоры.

— Я не думала об этом, холодно проговорила Гризельда и отвернулась: в эту самую минуту подошел к ней лорд Домбелло и пригласил ее на слeдующий танец. Гризельда отвeчала ему легким наклонением головы, и оперлась на протянутую ей руку.

— Я вас найду здeсь леди Лофтон, когда кончится танец? спросила она, и удалилась с своим кавалером. Когда дeло доходит до танцев, молодому человeку всего приличнeе немедленно пригласить даму; лорд Лофтон упустил благоприятную минуту, а теперь уже поздно было поправить ошибку.

На лицe лорда Домбелло выразилось худо скрытое торжество, когда он увел с собой красавицу. В свeтe давно говорили, что она выходит замуж за лорда Лофтона, говорили также, что за нею сильно ухаживает лорд Домбелло. Это, конечно, было досадно лорду Домбелло; ему казалось, что всe над ним подсмeиваются как над отверженным женихом. если-бы не лорд Лофтон, он может-быть и не обратил бы особаго внимания на Гризельду Грантли, но всe эти толки и сплетни поджигали его и пробуждали в нем сознание; что он, как будущий маркиз и наслeдник благородной фамилии Гартльтоп, обязан перед самим собой добиться во что бы то ни стало предмета своих желаний и не дать сопернику опередить себя. Таким-то образом набивается цeна картин на аукционах. Лорд Домбелло смотрeл на мисс Грантли как на рeдкостную вещь, продаваемую с молотка, и счел бы для себя унизительным уступить ее лорду Лофтону. А потому не слeдует удивляться торжествующей улыбкe, с которою он увел Гризельду и пошел кружиться с ней по залe.

Леди Лофтон и ея сын, молча, посмотрeли друг на друга. Он, конечно, имел намeрение пригласить Гризельду, но не слишком-то сожалeл о том, что ему не пришлось с ней танцовать. Разумeется, леди Лофтон с своей стороны надeялась, что сын ея и Гризельда будут танцовать вмeстe, и, признаться, она немного досадовала на свою protégée.

— Она, кажется, могла бы подождать хоть минуту, сказала наконец леди Лофтон.

— Да зачeм же, мама? Есть обстоятельства, когда ждать не возможно; на охотe, напримeр, когда дичь пробeжит мимо. Мисс Грантли совершенно права, что пошла танцовать с первым, кто ее пригласил.

Леди Лофтон рeшилась узнать окончательно, какия она может имeть надежды на осуществление своего любимаго плана. Гризельда не могла постоянно жить у нея, и если этому браку суждено состояться, то дeло должно быть кончено теперь же, пока они всe в Лондонe. В концe сезона, Гризельда вернется в Пломстед, а лорд Лофтон отправится.... Бог знает куда. Тогда уже нечего будет искать новых случаев для их сближения. Если они теперь не полюбили друг друга, то нeт никакой надежды, чтоб это случилось потом. Леди Лофтон стала сильно опасаться, что ея желаниям не суждено осуществиться, но рeшилась во всяком случаe сейчас же, на мeстe, узнать всю истину, по крайней мeрe по отношению к сыну.

— О, конечно! отвeчала леди Лофтон;— то-есть, если ей все равно с кeм бы ни танцовать.

— Я думаю, что все равно, кромe только того развe, что Домбелло неутомимeе меня.

— Мнe грустно, что ты так говоришь, Лудовик.

— Почему же грустно, матушка?

— Да потому что я надeялась.... что вы полюбите друг друга, проговорила она тихо и грустно, и подняла на него почти умоляющий. взор.

— Да, мама, я знал, что вы этого желали.

— Ты это знал, Лудовик?

— Ну, да, конечно; право, вы не мастерица скрывать от меня ваши завeтныя мысли. И была минута, когда мнe казалось, что я мог бы вас в этом утeшить. Вы так были ко мнe добры, что я почти все на свeтe готов был бы сдeлать для вас.

— О нeт, нeт, нeт! проговорила она поспeшно, как бы отказываясь от его похвалы и от жертвы, которую он готов был ей принесть.— Я бы ни за что не хотeла, чтобы ты сдeлал это мнe в угоду. Я знаю, что никакая мать не может пожелать себe лучшаго сына чeм ты, и единственная моя цeлие — твое счастие.

— Но повeрьте, мама, что она не составила бы моего счастия. На минуту мнe показалось, что может-быть.... что я могу быть счастлив с ней. В эту минуту я готов был предложить ей свою руку, но....

— Но что же, Людовик?

— Ничего. Эта минута прошла, и я никогда не рeшусь просить ея руки. Она честолюбива, и мeтит повыше. Нужно отдать ей справедливость: она искусно ведет свою игру.

— Ты никогда не рeшишься просить ея руки?

— Нeт, мама, если-б я и тогда сдeлал ей предложение, то сдeлал бы это из любви к вам; единственно из любви к вам.

— Я бы ни за что на свeтe не захотeла этого.

— Так пусть же она выйдет за Домбелло; ему нужна именно такая жена. А вам она должна быть благодарна за то, что вы помогли ей устроить все это дeло.

— Однако, Лудовик, мнe бы так хотeлось видeть тебя устроенным.

— Будет еще время, мама.

— Да, но, года летят. Надeюсь, что ты подумываешь о женитьбe, Лудовик?

— А что бы вы сказали матушка, если-б я вам привел жену, которою вы остались бы недовольны?

— Я останусь довольна всякою, которую ты полюбишь; то есть...

— То-есть если она полюбится и вам; не так ли, мама?

— Но я совершенно полагаюсь на твои выбор; я знаю, что тебe может понравиться только дeвушка добрая и благовоспитанная.

— Добрая и благовоспитанная! повторил он.— Больше вы ничего не требуете?

И он невольно подумал о Люси Робартс.

— Я ничего больше не потребую от той, которую ты истинно полюбишь. О деньгах я не забочусь. Конечно, мнe бы приятно было, если-бы ты себe нашел невeсту с таким же хорошим состоянием как мисс Грантли; но это дeло второстепенное.

Таким образом, среди пестрой толпы гостей, мисс Данстебл, мать и сын, порeшили между собой, что лофтоно-грантлийский трактат не будет утвержден.

"Мнe нужно будет об этом намекнуть мистрисс Грантли," подумала про себя леди Лофтон, когда к ней вернулась Гризельда. Молодая дeвушка обмeнялась с своим кавалером всего какою-нибудь дюжиною слов; но и она твердо рeшила в своем умe, что вышесказанный трактат никогда не будет приведен в исполнение.

Пора нам однако вернуться к нашей хозяйкe; мы и то слишком долго оставляли ее без внимания, тeм более что главною цeлью всей этой главы было доказать читателям, как хорошо она умeла держать себя в важных случаях. Она объявила было, что скоро можно будет ей оставить свое мeсто при входe, и присоединиться к близким знакомым и друзьям, но она ошиблась в своих разчетах. Безпрестанно прибывали новые гости; она страшно устала, повторяя каждому из них учтивое привeтствие, и не раз говорила, что ей придется уступить свое мeсто мистрисс Гарольд Смит.

Эта вeрная подруга не покидала ея среди тяжких трудов; и, правду сказать, без такой поддержки задача оказалась бы ей не под силу. Все это конечно относится к чести мистрисс Гарольд Смит. Собственныя ея надежды на богатую наслeдницу рушились совершенно; она получила от нея достаточно ясный отвeт. Но тeм не менeе, она не измeнила прежней дружбe, и в Этот вечер дeлила труды и хлопоты своей приятельницы, с такою же готовностью, как будто бы она видeла в ней будущую невeстку.

Около половины перваго явился ея брат. Он не видался с мисс Данстебл послe извeстнаго читателям разговора, и мистрисс Гарольд Смит насилу уговорила его приeхать к ней на вечер.

"К чему? Теперь вeдь все для меня кончено," говорил он, думая в эту минуту не только о своих отношениях к мисс Данстебл, но и вообще о печальной развязкe, к которой привела его жизнь.

— Пустяки, отвeчала ему сестра:— неужели ты придешь в отчаяние от того, что такой человeк как герцог Омниум требует навал свои деньги? Что было достаточным обезпечением для него, будет достаточно и для другаго.

И мистрисс Гарольд Смит пуще прежняго стала заискивать в мисс Данстебл.

Мисс Данстебл почти изнемогала от усталости, но все еще старалась поддерживать себя надеждой на приeзд другаго именитаго гостя (она знала, что он явится поздно, если только приeдет к ней), когда мистер Соверби взошел по ступеням лeстницы. Он сбирал силы пройдти через Этот искус с обычным дерзким хладнокровием, но видно было, что и это хладнокровие готово было измeнить ему и что он страшно бы смутился, если-б его не выручила добродушная веселость самой мисс Данстебл.

— Вот мой брат, шепнула ей мистрисс Гарольд Смит, и в голосe ея слышалось легкое волнение.

— Здравствуйте мистер Соверби, сказала мисс Данстебл, выходя к нему на встрeчу почти до самаго порога,— лучше поздно чeм никогда.

— Я прямо из палаты, отвeчал он, пожимая ей руку.

— Да, я знаю, что из числа наших сенаторов, вы заслуживаете прозвание sans reproche, точно так же как мистера Гарольда Смита можно назвать sans peur; не правда ли, душа моя?

— Нужно признаться, что вы жестоко отдeлали их обоих, сказала мистрисс Гарольд Смит,— особливо бeднаго Гарольда. Натаниэль здeсь, и сам может защищаться.

— И никто лучше его не умeет защищаться во всех случаях жизни. По послушайте, любезный мистер Соверби, я умираю с отчаяния. Как вы думаете, будет он или нeт?

— Он? Кто же?

— Неужели вы не угадываете? Как будто бы он — не один в своем родe! Впрочем их двое, но другой уже был и уeхал.

— Я рeшительно не понимаю, сказал мистер Соверби, который между тeм успeл совершенно оправиться.— Но не могу ли я чeм-нибудь пособить? Не хотите ли вы, чтоб я вам привел кого-нибудь? А, понимаю! Вы говорите о Томe Тауэрсe! Тут конечно я вам ничeм не могу быть полезен. Да вот он сам всходит по лeстницe.

И мистер Соверби иего сестра посторонились, чтобы дать мeсто одному из великих представителей вeка.

— Ангелы небесные, помогите мнe! воскликнула мисс Данстебл.— Как мнe встрeтить его? Мистер Соверби, не нужно лимнe пасть перед ним на колeни? Как вы думаете, душа моя, за ним будет идти репортер в королевской ливреe?

Потом мисс Данстебл сдeлала два три шага вперед (не до самаго порога как при появлении мистера Соверби) и с обворожительною улыбкой протянула руку мистеру Тауэрсу, редактору Юпитера.

— Мистер Тауэрс, сказала она,— я благодарна случаю, который доставил мнe удовольствие видeть вас у себя.

— Мисс Данстебл, я счел ваше приглашение за величайшую честь для себя.

— Вся честь на моей сторонe, возразила она с величавым поклоном. Каждый из них отлично входил в шутливый тон другаго, и несколько минут спустя между ними завязался непринужденный разговор.

— Кстати, Соверби, что вы думаете об угрожающем распущении парламента? сказал Том Тауэрс.

— Мы всe под рукою Божею, отвeчал мистер Соверби, стараясь говорить равнодушным тоном. Но вопрос Этот для него имел роковое значение, и до сих пор он еще не слыхал об этой висeвшей над ним опасности. Слух Этот также был новостью и для мисс Данстебл, и для мистрисс Гарольд Смит, и для сотни других почтительно внимавших пророчествам мистера Тауэрса. Но иные люди имeют особой дар пускать в ход такого рода слухи, и часто авторитет пророка сильно способствует осуществлению его предсказаний. На слeдующее утро, во всех высших кругах, шли толки о том, что парламент скоро будет распущен. "У них совeсти нeт никакой в подобных дeлах, никакой ровно совeсти," говорил про гигантов какой-то мелкий бог, которому дорого обошлось его мeсто в палатe.

Мистер Тауэрс остался еще минут с двадцать, разговаривая в первой приемной, потом распростился, не зайдя даже в прочия комнаты. Впрочем цeль, для которой его пригласили, была достигнута, и он оставил мисс Данстебл в самом приятном расположении духа.

— Я очень рада, что он был, сказала мистрисс Гарольд Смит с торжествующею улыбкой.

— Да, и я очень рада, возразила мисс Данстебл,— хотя самой стыдно в этом признаться. Вeдь правду сказать, какая польза мнe или другим от его посeщения?

И высказать эту нравоучительную мысль, она отправилась в большия гостиныя, и скоро увидeла доктора Торна, стоявшаго у стeны в совершенном одиночествe.

— Ну что, доктор, сказала она,— гдe же Мери и Франк? Я вижу, что вам скучно стоять здeсь одному.

— Благодарю вас, мнe не скучнeе чeм я ожидал, отвeчал он.— Франк и Мери гдe-нибудь здeсь, и, вeроятно, также веселятся.

— Вы уж черезчур злы, доктор. Что бы вы сказали, если-бы вам пришлось вынести все то, что я вынесла сегодня, вечером?

— О вкусах спорить нельзя, но вам это вeроятно доставляет удовольствие.

— Вы думаете? Но дайте мнe руку, и пойдемте поужинать. Приятно сбыть тяжелую работу и чувствовать, что все удалось.

— Извeстно, что добродeтель сама в себe находит награду.

— Вы очень жестоки ко мнe, сказала мисс Данстебла, усаживаясь за стол.— И вы точно думаете, что никакого нeт проку от таких вечеров как Этот?

— Нeт, отчего же? Нeкоторым людям вeроятно и была весело.

— Вам все это кажется суетою, продолжала мисс Данстебл,— суетою и тщеславием. Конечно, тут много входит суеты. Извольте передать мнe херес. Я бы дорого дала за стакан пива, но об этом, конечно, и рeчи не может быть. Тщеславие и суета! А между тeм намeрения у меня были хорошия.

— Ради Бога, не думайте, чтоб я вас осуждал, мисс Данстебл.

— Увы, я точно это думаю! Да не только вы, но и еще кто-то, чье мнeние для меня дороже даже чeм ваше, а это много значит. Вы меня осуждаете, да и я недовольна собой. Не то чтоб я поступила дурно, но, право, игра едва ли стоит свeч.

— Да, вот в этом-то именно и вопрос!

— Игра не стоит свeч. А между тeм лестно видeть у себя и герцога Омниума, и Тома Тауэрса. Вы должны же признаться, что я не дурно умeла все устроить?

Вскорe потом Грешамы и доктор уeхали, а около часа спустя мисс Данстебл могла наконец опочить от своих трудов и лечь в постель.

Игра стоит ли свeч? Вот главный вопрос в подобных случаях.

Глава XXX

Мы уже упомянули мимоходом, хотя читатель вeроятно успeл об этом позабыть, что архидиакон не предложил женe съездить вмeстe с ним в Лондон, чтобы присутствовать на вечерe у мисс Данстебл. Мистрисс Грантли конечно не сказала ни слова, но в душe огорчилась; не потому чтоб она очень сожалeла, что не будет на этом знаменитом собрании, но потому что она знала, что дeла ея дочери в эту минуту требуют материнскаго надзора. Она стала сомнeваться в ратификации лофтоно-грантлийскаго союза, и по тому-то ей не совсeм было приятно оставлять дочь на попечении леди Лофтон. Она даже намекнула об этом архидиакону перед его отъездом, но намекнула чрезвычайно осторожно, потому что боялась поручить ему такое тонкое и щекотливое дeло. Итак, она не мало удивилась, когда на второе утро, по отъездe мужа, она получила от него письмо, немедленно призывавшее ее в Лондон. Она удивилась, но сердце ея переполнилось надеждой, а не страхом; так твердо она полагалась на благоразумие добери.

На другой день послe знаменитаго вечера, леди Лофтон и Гризельда завтракали по обыкновению вмeстe, но онe замeтили друг в другe какую-то перемeну. Леди Лофтон показалось, что молодая ея подруга не так уже внимательна к ней, и может-быть не совсeм так мягка как прежде в своем обращении; а Гризельда почувствовала, что леди Лофтон менeе ласкова с нею. Впрочем онe очень мало говорили между собою, и леди Лофтон не выразила удивления, когда Гризельда попросила позволения остаться дома, когда по обыкновению подали карету миледи отправлявшейся с визитами.

В Этот день не было никаких посeтителей в Брутон-стритe, никого по крайней мeрe не принимали, за исключением архидиакона. Он явился довольно поздно, и оставался с дочерью до самой той минуты, когда вернулась леди Лофтон. Тут он откланялся как-то торопливо, и ни слова не сказал в объяснение необычайной продолжительности своего визита. Гризельда также ничего не сказала особеннаго, и вечер прошел довольно вяло; обe онe чувствовали, что отношения их вдруг измeнились.

На другой день, Гризельда также не захотeла выeзжать, но часа в четыре ей принесли записку из Моунт-стрита. Мать ея приeхала в Лондон и тотчас же потребовала ее к себe. Мистрисс Грантли посылала дружеский поклон леди Лофтон, и хотeла побывать у нея в половинe шестаго, или позднeе, если это будет удобнeе для меледи. Гризельда же останется, и отобeдает в Моунт-стритe: так гласило письмо. Леди Лофтон отвeчала, что, очень рада будет видeть мистрисс Грантли в назначенный ею час, и Гризельда отправилась в родительский дом.

— Я за вами пришлю карету, сказала леди Лофтон,— часов в десять, не так ли?

— Очень вам благодарна, сказала Гризельда, и уeхала.

Ровно в половинe шестаго, мистрисс Грантли вошла в гостиную леди Лофтон. Дочь не приeхала с нею, и леди Лофтон тотчас же увидeла, по выражению лица своей приятельницы, что готовится какой-то важный разговор. Правду сказать, она сама имeла кое-что важное сообщить ей; она должна была увeдомить мистрисс Грантли, что семейный трактат не может состояться. Самое главное лицо отказалось на отрeз, и бeдная леди Лофтон не знала как приступить к неприятному объяснению.

— Ваш приeзд сюда был довольно неожидан, сказала леди Лофтон, усадив гостью возлe себя на диван.

— Да, дeйствительно; я только сегодня утром получила от мужа письмо, и узнала, что мнe необходимо было приeхать.

— Но в письмe не было дурных вeстей, надeюсь!

— Нeт, я не могу назвать это дурными вeстями; но, знаете, дорогая леди Лофтон, в жизни судьба устраивает все не так, как мы предполагаем.

— Конечно, конечно, подтвердила миледи, думая о том, что предстояло ей сообщить мистрисс Грантли. Впрочем, она рeшилась выслушать сперва ея разказ, предчувствуя может-быт, что он имeет нeкоторое отношение к предмету, ее занимавшему.

— Бeдная моя Гризельда! промолвила мистрисс Грантли с полувздохом:— мнe нечего и говорить вам, леди Лофтон, какия я имeла надежды на ея счет.

— Развe она вам сказала что-нибудь... что-нибудь такое...

— Она бы и вам повeрила все; вы, разумeется, имeли право на ея откровенность; но у нея не достало на это рeшимости, да и не мудрено! При том же ей слeдовало повидаться с отцом и со мною прежде чeм окончательно рeшиться. Но теперь все кажется улажено.

— Что такое улажено? спросила леди Лофтон.

— Конечно, такого рода обстоятельства невозможно предвидeть, продолжала мистрисс Грантли.— Любимою моею мечтою было видeть Гризельду за лордом Лофтоном. Я так была бы счастлива, если-бы моя дочь осталась жить в одном со мною графствe, да и вообще такая партия вполнe бы удовлетворила моему честолюбию.

"Еще бы!"

Леди Лофтон едва удержалась сказать это вслух. Мистрисс Грантли говорила таким тоном как будто с ея стороны требовалось великой доли христианскаго смирения, чтоб удовольствоваться зятем, подобным лорду Лофтону! "Гризельда Грантли премилая дeвушка, думала про себя леди Лофтон, но мать цeнит ее уж черезчур высоко."

— Милая мистрисс Грантли, сказала она,— в послeднее время я стала предвидeть, что нашим надеждам не суждено осуществиться. Мнe кажется, что лорд Лофтон... впрочем объяснения тут лишния. если-бы вы сами не приeхали, я бы вам вeроятно написала... может-быть сегодня же. Но какова бы ни была судьба милой Гризельды, я душевно желаю ей счастья...

— Я надeюсь, что она будет счастлива, сказала мистрисс Грантли самым довольным тоном...

— Развe...

— Лорд Домбелло сдeлал предложение Гризельдe третьяго дня, на раутe у мисс Данстебл, проговорила мистрисс Грантли, опустив глаза и приняв вдруг кроткий и смиренный вид.— Он уже вчера переговорил с архидиаконом, и сегодня опять видeлся с ним. Я думаю, он и теперь в Моунт-стритe.

— О! в самом дeлe? промолвила леди Лофтон. Она бы дорого дала, чтобы в ея тонe выразилось совершенное удовольствие, но на это у нея не хватило притворства, и она горько сознавала свое неумeние.

— Да, сказала мистрисс Грантли,— так как дeло почти окончательно рeшено, и я знаю какое искреннее участие вы принимаете в моей Гризельдe, то я сочла долгом тотчас же сказать вам. Лорд Домбелло поступил самым открытым, прямым и благородным образом, и вообще говоря, мы, как родители, не можем не остаться довольны такою партией.

— Это, конечно, партия блистательная, сказала леди Лофтон.— Вы уже видeлись с леди Гартльтоп?

Дeло в том, что родство с леди Гартльтоп никому не могло быть особенно приятно; впрочем, это была единственная колкость, которую позволвла себe леди Лофтон, и вообще, можно сказать, она в этом случаe держала себя очень хорошо.

— До сих пор в этом не было надобности. Лорд Домбелло совершенно независим в своих дeйствиях, и имeет полное право располагать собою, отвeчала мистрисс Грантли.— Впрочем, он уже сообщил маркизу о своих намeрениях, и мой муж должен видeться с ним завтра или послeзавтра.

Леди Лофтон оставалось поздравить свою приятельницу и изявить свое сочувствие ея радости; она это и сдeлала, в выражениях не вполнe может-быть искренних, но тeм не менeе весьма удовлетворительных для мистрисс Грантли.

— Я душевно радуюсь за нее, и надeюсь, что она будет счастлива; надeюсь, что ея замужество будет постоянною отрадой для вас и для ея отца, сказала леди Лофтон:— как бы ни было блистательно положение назначенное ей судьбою, я знаю, что она вполнe его достойна.

Это конечно было очень великодушно со стороны леди Лофтон, и мистрисс Грантли оцeнила это великодушие. Она ожидала, что ея извeстие будет принято с самым холодным оттeнком учтивости, и она готова была к бою. Впрочем она не желала войны, и почти благодарна была леди Лофтон за ея радушие.

— Дорогая леди Лофтон, сказала она,— я глубоко цeню ваше участие. Я конечно прежде всех сообщила вам эту вeсть; я знаю, что никто лучше вас не понимал моей Гризельды. И будьте увeрены, что среди новой жизни, которая для нея должна начаться, ничья дружба не может быть ей так дорога как ваша.

Леди Лофтон почти ничего не отвeчала, она не могла увeрять, что ей будет очень приятно сближение с будущею маркизой Гартльтоп. Гартльтопы и Лофтоны, по крайней мeрe в ея поколeнии, должны вращаться в совершенно противоположных сферах; она уже высказала все, чего требовала старинная дружба, связывавшая ее с мистрисс Грантли. Мистрисс Грантли все это понимала так же хорошо как и леди Лофтон; но мистрисс Грантли имeла больше свeтскаго навыка.

Рeшено было, что Гризельда на эту ночь вернется в Брутон-стрит, а потом совершенно распростится с леди Лофтон.

— Муж мой полагает, что мнe лучше остаться в Лондонe, сказала, мистрисс Грантли;— может-быть, при теперешних обстоятельствах, Гризельдe удобнeе будет жать со мною.

С этим леди Лофтон вполнe согласилась; и онe разстались отличными друзьями, нeжно обнявшись при прощании.

Вечером Гризельда вернулась в Брутон-стрит, и леди Лофтон должна была поздравить и ее. Это конечно была не совсeм приятная задача, тeм более что ее нужно было обдумать наперед; но ее значительно облегчили примeрное благоразумие и рeдкая степенность молодой дeвицы.

Она не плакала, не волновалась; она даже не говорила о своем дорогом Домбелло, своем благородном Домбелло. Она почти молча приняла поцeлуй и поздравления леди Лофтон, тихо поблагодарила ее за доброту и ни единым словом не намекнула на будущее свое величие.

— Мнe бы хотeлось лечь пораньше, сказала она,— вeдь мнe нужно будет укладываться.

— Поручите это Ричардс, душа моя.

— О, благодарю вас! Ричардс очень добра, но все-таки лучше мнe самой распорядиться своими платьями.

И она легла пораньше.

Леди Лофтон не видала сына цeлых дня два, и когда увидeлась с ним, первая заговорила о Гризельдe.

— Ты знаешь новость, Лудовик?

— Как же! О ней только и толкуют в клубах. Всe считают долгом изявить мнe соболeзнование.

— Тебe во всяком случаe не о чем жалeть.

— Да и вам также, мама. Я увeрен, что и вы не можете об этом сожалeть. Признайтесь, скажите мнe это для моего успокоения. Милая, дорогая мама! Вeдь вы сознаете в глубинe души, что она не была бы счастлива со мной и не могла бы сдeлать меня счастливым?

— Может быть ты прав, сказала леди Лофтон вздохнув. Потом она поцeловала сына, думая про себя, что ни одна дeвушка в Англии не достойна назваться его женой.

Глава XXXI

Помолвка лорда Домбелло с Гризельдой Грантли была предметом общих толков в продолжении цeлых десяти дней. Говорили о ней по крайней мeрe столько же, как об этом страшном слухe, распущенном впервые Томом Таузерсом на вечерe у мисс Данстебл, касательно предстоящаго распущения парламента.

— Для нас это, быть-может, будет к лучшему, выражался мистер Гран Уокер, чувствовавший соба внe всякой опасности в своем Кру-Джонкшонe.

— По моему, попытка эта совершенно беззаконна, говорил Гарольд Смит, который не был до такой степени увeрен в своем мeстечкe, и морщился при мыслe об издержках, сопряженных с новыми выборами.— Дeлают они это для того чтобы выиграть время. Они и десяти голосов не приобрeтут себe этим распущением, а им нужно их по крайней мeрe сорок, чтобы составить большинство. Но они лишены всякаго чувства гражданскаго долга. Да впрочем, гдe это чувство!

— Это так, клянусь Юпитером. Точно то же говорит и тетка моя леди Гартльтоп; чувство долга почти совершенно исчезло у нас. Кстати, что за глупость дeлает лорд Домбелло!

И разговор принял другой оборот.

Шутки лорда Лофтона насчет самого себя были очень острый милы, и никто не думал, чтобы сердце его сколько-нибудь страдало в этом дeлe. Свeт смeялся над лордом Домбелло за то что он сдeлал такое безразсудное по мнeнию свeта дeло, и друзья лорда Лофтона, говоря с ним об этом, как будто они и не подозрeвали, что и он был близок к совершению той же самой глупости; но тeм не менeе он не совсeм был доволен. Он вовсе не желал жениться на Гризельдe; он сто раз говорил себe, с тeх пор как он замeтил тактику матери, что ничто в свeтe не заставит его это сдeлать; он не раз говорил, что она безжизненна, скучна и непривлекательна, несмотря на всю красоту свою; но тeм не менeе успeх лорда Домбелло сердил его. И это чувство было еще не извинительнeе, если принять в соображение, что мысль о Люси не покидала его, что он не переставал любить ее, и ясно сознавал ея превосходство над Гризельдой.

Хорош же, в таком случаe ваш герой, слышится мнe замeчание какого-нибудь основательнаго критика.

Вопервых лорд Лофтон вовсе не мой герой, а вовторых человeк может не быть несовершенством, а быть тeм не менeе очень порядочным человeком. Человeк может имeть столько же недостатков, как и лорд Лофтон, и тeм не менeе быть достойным хорошей матери и хорошей жены. А то сколько бы из нас оказались недостойными той матери или той жены, которых дал нам Бог! Я убeжден, что из молодых людей, собирающихся остепениться и вкусить радости семейной жизни, а с тeм вмeстe заботы, труды и безпокойства, сопряженные с удовольствием имeть детей, очень немногие не были предварительно влюблены в трех, четырех возможных матерей, и по всей вeроятности в двух или трех разом. И несмотря на то, люди эти по большей части достойны тeх отличных жен, которыя наконец достаются им в удeл. И таким образом лорд Лофтон был до извeстной степени влюблен в Гризелeду Грантли. Была одна минута в его жизни, в которую он предложил бы ей свою руку, если-б она хоть на минуту вышла из своей, роли благоразумной дeвицы, и хотя минута эта не возвращалась более, ему было досадно, когда он узнал, что другому удалось овладeть сердцем и рукой Гризельды.

Но несмотря на все это, лорд Лофтон истинно любил Люси Робартс. если-б он мог предположить, что какой-нибудь Домбелло имeет намeрение осаждать эту крeпость, досада его выразилась бы совершенно иным образом. Он мог шутить о Гризельдe Грантли свободно и весело, но если-бы до него дошло извeстие подобнаго рода касательно Люси, ему было бы не до шуток, и я не удивился бы, если-б оно подeйствовало даже на его аппетит.

— Матушка, сказал он, дня два спустя послe объявления о помолвкe Гризельды,— я eду в Норвегию удить рыбу.

— В Норвегию, удить рыбу?

— Да. Мы eдем цeлым обществом. Нам будет очень весело; eдут и Клонтарф, и Колпепер...

— Как, Этот ужасный человeк?

— Он отличный рыболов. К нам присоединяется также Гадингтонь Пиблс и... и... нас всего будет шесть человeк, и мы уeзжаем через недeлю.

— Как же скоро, Лудовик!

— Да, но нам надоeл Лондон. Мнe бы все равно было подождать еще немного, но Клонтарф и Колпепер говорят, что теперь самая пора. Мнe перед отъездом нужно побывать в Фремлеe, чтобы сдeлать распоряжение насчет лошадей, и я затeм и зашел к вам, чтобы сказать вам, что я буду там завтра.

— Завтра в Фремлеe! если-бы ты мог отложить свой отъезд дня на три, я бы поeхала с тобою.

Но лорд Лофтон никак не мог отложить свой отъезд. Быть-может, он на Этот раз предпочитал быть один в Фремлеe; он находил, что ему будет удобнeе распорядиться по конноуу двору в ея отсутствии. Как бы то ни было, он отказался от ея общества и на другое утро отправился один в Фремлей.

— Марк, сказала мистрисс Робартс, вбeгая около полудня в кабинет мужа.— Лорд Лофтон приeхал. Слышал ты об этом?

— Как, приeхал сюда, в Фремлей?

— Да, мнe это сказали люди. Карсон видeл его на конном дворe. Не пойдешь ли ты повидаться с ним?

— Разумeется, сказал Марк, закрывая книгу.— Леди Лофтон навeрное еще не приeхала, и если он один, то вeроятно будет обeдать у нас.

— Ты полагаешь? возразила мистрисс Робартс, подумав о бeдной Люси.

— Он вовсе не взыскателен. Что годится нам, годится и ему. Во всяком случаe я позову его.— И, не распространяясь долeе об этом предметe, мистер Робартс взял шляпу и отправился отыскивать своего друга.

Люси Робартс была в комнатe, когда садовник пришел доложить о приeздe лорда Лофтона; она знала, что Фанни пошла сообщить это извeстие мужу.

— Он не придет сюда, не правда ли? сказала она, как только вернулась мистрисс Робартс.

— Не знаю, отвeтчала Фанни,— надeюсь, что нeт. Ему не слeдует приходить, и я думаю он понимает это. Но Марк хочет пригласить его к обeду.

— В таком случаe, Фанни, я должна заболeть. Это необходимо.

— Я не думаю, чтоб он пришел. Это было бы не хорошо с его стороны. Я даже почти увeрена, что он не придет; но я хотeла на всякий случай предупредить тебя.

Люси также думала, что при настоящих обстоятельствах лорд Лофтон вряд ли явится к ним; в противном случаe, говорила она себe, она не будет в состоянии выйдти к столу; тeм не менeе, мысль, что он находится в Фремлеe, вовсе не была для нея тягостна. Она не признавалась себe, что приeзд его обрадовал ее, но безсознательно она находила отраду в сознании, что он близко от нея. Все же однако ей оставалось рeшить трудный вопрос: как ей поступить, если он явится к обeду?

— Если он придет, Фанни, сказала она послe короткаго молчания,— я не выйду из своей комнаты, и пусть Марк думает что хочет. Лучше мнe быть дурочкой в своей комнатe, одной, нежели там в его присутствии.

Марк Робартс, взяв трость и шляпу, прямо отправился на конный двор, гдe, сказали ему, Лофтон находился в эту минуту с грумами и лошадьми. Он также был не совсeм в счастливом расположении духа по той причинe что переписка его с мистером Тозером становилась все дeятельнeе и дeятельнeе. Этот неутомимый джентльмен недавно извeстил его, что нeкоторые просроченные векселя препровождены в барчестерский банк и в скором времени напомнят ему, мистеру Робартсу, о своем существовании. Разныя неожиданныя и неприятныя обстоятельства ставили мистера Тозера в необходимость требовать немедленной уплаты денег, данных им взаймы по поручительству мистера Робартса, и т. д. Письмо не содержало опредeленных угроз, и странно, в нем не было даже сказано, какая именно требовалась сумма денег. Мистер Робартс тeм не менeе не мог не замeтить с сильным безпокойством, что рeчь шла не о просроченном векселe, но о просроченных векселях. Что, если мистер Тозер потребует немедленной уплаты всех девятисот фунтов? Он написал к мистеру Соверби, но не получил отвeта, хотя отвeт мог бы уже придти в это утро. Вслeдствие всего этого, он в настоящую минуту был не совсeм в счастливом расположении духа.

Он скоро очутился у конюшни, и, как ожидал, застал там лорда Лофтона. Четырех или пятерых лошадей медленно проваживали взад и вперед по двору; несколько человeк суетились около них, и поочередно снимали с них попоны, чтобы хозяин мог удобнeе и точнeе осмотрeть их. Но хотя лорд Лофтон исполнял таким образом свои обязанности и дeлал свое дeло, он не предавался ему с обычною любовию, что замeчал и чeм очень огорчался главный грум. Все было не по нем, он глядeл разсeянно на лошадей и спeшил отправлять их назад в конюшню.

— Как поживаешь, Лофтон? сказал Робартс:— мнe сказали, что ты приeхал, и я тотчас же поспeшил к тебe.

— Да, я приeхал сегодня утром и собирался сейчас же идти к тебe. Я eду в Норвегию недeль на шесть; рыба показалась так рано в нынeшнем году, что нам придется пуститься в путь немедленно. До отъезда мнe нужно переговорить с тобою о дeлe; правду сказать, я за этим только и приeхал сюда.

Он видимо был не совсeм спокоен, и на лицe его было замeтно нeкоторое смущение. Робартс заключил из этого, что дeло, о котором он хочет переговорить с ним, не совсeм приятнаго свойства. Первая его мысль была, что лорд Лофтон опять каким-нибудь образом запутан в его дeла с Тозером.

— Я надeялся, что ты придешь обeдать к нам, если, как я полагаю, ты здeсь один.

— Да, я здeсь один.

— Так ты придешь?

— Да... не знаю. Нeт, я не думаю, чтоб я мог придти обeдать к тебe. Не смотри на меня с таким удивлением. Я сейчас все объясню тебe.

Что значило все это, и каким образом мог вексель Тозера помeшать лорду Лофтону обeдать у него? Робартс, однако, не рeшился разспрашивать его и свел рeчь на лошадей.

— Красивыя животныя, замeтил он.

— Да, кажется. Впрочем, я сам не знаю. Когда приходится выбирать между четырьмя, пятью лошадьми, на повeрку оказывается, что ни одна не годится. Эта гнeдая добыла великолeпна теперь, когда она някому не нужна, а прошлою зимой она каждый раз на охотe отставала от собак. Довольно, Понс; уведите их.

— Не взглянет ли ваше лордство на стараго воронаго коня? меланхолическим голосом проговорил Понс, старший грум;— добрая лошадь, сэр, и какая красивая!

— Я начинаю думать, что всe онe слишком красивы; но Бог с ними, уведите их. А теперь, Марк, если тебe досужно, пройдемся по саду.

Марку было досужно, и они вмeстe покинули конный двор.

— Ты слишком причудлив в лошадях, начал Робартс.

— Не до лошадей мнe теперь, сказал лорд Лофтон.— Не о них я теперь думаю, Марк, быстро проговорил он затeм,— будь откровенен со мною. Говорила ли когда-нибудь с тобою сестра твоя обо мнe?

— Моя сестра Люси?

— Да, твоя сестра Люси.

— Нeт, никогда; по крайней мeрe ничего не было говорено особеннаго; ничего такого, чтоб я мог припомнить теперь.

— А твоя жена?

— Говорила ли она о тебe? Фанни? Разумeется, как всегда. Странно было бы, если-б она не говорила о тебe. Но в чем же дeло?

— Говорила ли тебe та или другая, что я дeлал предложение твоей сестрe?

— Что ты дeлал предложение?

— Да, что я дeлал предложение Люси.

— Нeт; никто мнe этого не говорил. Мнe и в голову не приходило ничего подобнаго, и им также, а увeрен. Тот, кто распустил Этот слух или сказал, что та или другая намекала на что-нибудь подобное, солгал самым гнусным образом. Боже мой, Лофтон, за кого же ты принимаешь их?

— Но это правда, сказал молодой лорд.

— Что такое правда? спросил Марк.

— Что я сдeлал предложение твоей сестрe.

— Ты сдeлал предложение Люси?

— Да, в самых ясных и опредeленных выражениях, какия только можно употребить в таком случаe.

— Что же она отвeчала тебe?

— Она отказала мнe. Теперь, Марк, я приeхал сюда единственно для того, чтобы вторично сдeлать ей предложение. Отвeт твоей сестры был самый опредeленный и рeшительный. Он был даже несколько рeзок. Но возможно и то, что ее побудили к нему разныя посторонния соображения, обстоятельства, которым она придает слишком много важности. Если сердце ея не принадлежит кому-нибудь другому, я еще могу надeяться. Слабость сердца человeческаго, это, как видишь, старая история. Во всяком случаe, я рeшился еще раз попытать свое счасиъе; и обдумав все это дeло, я дошел до заключения, что мнe слeдует переговорить с тобою прежде чeм видeться с нею.

Лорд Лофтон любит Люси! Марк Робартс повторял эти слова в своем умe, и не мог придти в себя от удивления. Как могло это случиться? По его мнeнию, сестра его Люси была дeвушка очень обыкновенная, не отличающаяся особенною красотой, не глупая, но и вовсе не блестящая. Ему никогда не пришло бы в голову, чтоб именно лорд Лофтон мог влюбиться в нее. Но теперь, что ему дeлать, что сказать? С какой точки зрeния должен он взглянуть на это дeло? В каком духe должен он был дeйствовать? С одной стороны перед ним возставала леди Лофтон, которой он всeм обязан. Какое ему будет житье здeсь, если он станет поддерживать своим влиянием искания лорда Лофтона? С другой стороны, для Люси это несомнeнно была бы блестящая партия, но... он никак не мог представить себe возможность, что Люси, в самом дeлe вступит на фремлейский престол.

— И ты думаешь, что Фанни знает об этом? спросил он послe короткаго молчания.

— Я ничего не думаю и не знаю; казалось бы, что тебe легче отвeчать на это чeм мнe.

— Но мнe ничего неизвeстно, сказал Марк.— Я, по крайней мeрe, и не подозрeвал ничего подобнаго.

— Так пойми же теперь в чем дeло, сказал лорд Лофтон с слабою улыбкой.— Я сдeлал предложение твоей сестрe; я получил отказ; я намeрен посвататься в другой раз; и я говорю тебe это теперь в надеждe, что ты, как брат ея и мой друг, не откажешь мнe в своем содeйствии.— Они молча прошли еще несколько шагов.— А теперь я буду обeдать у тебя; если ты того желаешь, прибавил лорд Лофтон.

Мистер Робарт не знал что сказать; приличный и соотвeтствующий обстоятельствам отвeт рeшительно не приходил ему в голову. Он не имел права становиться между сестрой и этим браком, если она сама пожелает его; но тeм не менeе мысль об этой возможности пугала его. Он смутно чувствовал, что дeло это к добру не поведет, что оно опасно и не может ни для кого имeть хороших послeдствий. Что скажет леди Лофтон? Этот вопрос, без сомнeния, более всего смущал его.

— Говорил ты об этом с твоею матерью? спросил он.

— С моею матерью? Нeт, к чему говорить с нею прежде чeм я узнаю свою участь? Охота ли распространяться, когда по всей вeроятности меня ожидает отказ? Тебe я все это высказал, потому что хочу, чтобы тебe были извeстны намeрения, с которыми я приeхал сюда.

— Но что сказала бы леди Лофтон?

— Я полагаю, что когда она узнает об этом, то сперва будет несколько не довольна; что через двадцать четыре часа она совершенно свыкнется с этою мыслью; а что через недeлю, много двe, Люси будет ея первою любимицей и главною наперсницей во всех ея планах. Я лучше тебя знаю мою мать. Она с радостию даст отрубить себe голову, чтобы только доставить мнe удовольствие.

— И по этой причинe, возразил Марк Робартс,— тебe бы слeдовало по возможности стараться доставлять ей удовольствие.

— Не могу же я предоставить ей выбрать мнe жену, если ты об этом говоришь, сказал лорд Лофтон.

Они еще более часа гуляли по саду, много толковали, но ни до чего не могли дотолковаться. Марк Робартс никак не мог рeшить, чего ему слeдует желать, чего опасаться; и к тому же, повторял он несколько раз лорду Лофтону, он вовсе не был увeрен, что может имeть какое бы то ни было влияние на Люси. Они порeшили наконец между собой, что лорд Лофтон явится в пасторский дом на другое утро, тотчас же послe завтрака. Они согласились, что обeдать ему там сегодня не ловко, и Робартс обeщал рeшить к завтрашнему утру, какой какой совeт подать сестрe.

Он из Фремле-Корта поспeшал домой, чувствуя, что мысли его никак не придут в порядок, прежде чeм он не переговорит с женой. В каком неловком положении будет он в отношении к леди Лофтон, если Люси согласятся выйдти за ея сына! Вернувшись домой, он тотчас же отыскал жену, и через пять минут разговора с глазу на глаз он узнал от нея все, что только она могла сообщить ему.

— Так ты думаешь, что она его любит? сказал Марк.

— Я даже увeрена в этом; и что тут удивительнаго? Я боялась этого, когда они стали видаться так часто. Но я не воображала, что и он полюбит ее.

Даже Фанни пока не отдавала еще должной справедливости всему тому, что было привлекательнаго в Люси. Разговор между мужем и женой длился цeлый час, и окончился тeм, что Люси получила приглашение сойдти к ним в кабинет.

— Тётя Юси, сказало пухленькое милое создание, которое тотчас же очутилось на руках тётки,— папа и мама зовут тебя в кабинет, а я не должен идти с тобой.

Люси почувствовала как кровь прихлынула к ея сердцу, пока она цeловала ребенка и прижимала его к себe

— Ты не должен идти со мною, дружок ты мой?... сказала она, ставя на пол своего маленькаго любимца; она еще несколько минут играла с ним, не желая даже перед ним выказать, что она едва владeет собой. Она знала, что лорд Лофтон в Фремлеe; она знала, что брат ея видeлся с ним, она знала, что шел разговор о том, чтобы пригласить его к обeду. Нельзя ли было предположить, что это приглашение в кабинет находится в каком-нибудь отношения к приeзду лорда Лофтона? Неужели Фанни открыла брату ея тайну, для того чтобы не допустить его пригласить лорда Лофтона к обeду? Он, то-есть лорд Лофтон, разумeется, сам не мог коснуться этого предмета. И она еще раз поцeловала ребенка, и провела рукой по лбу, чтобы пригладить волосы, и разогнать сколько возможно озабоченное выражение его, и затeм медленно направилась к комнатe брата.

Рука ея с минуту держала ручку двери прежде чeм она отворила ее; но она рeшилась быть храброю, чтобы там ни ожидало ее. Она повернула ручку и вошла в комнату тихо, но с поднятою головой, широко раскрытыми глазами.

— Франк оказал мнe, что вы желаете меня видeть, сказала она.

Мистер Робартс и Фанни оба стояла у камина, когда вошла Люси, и с минуту ни тот, на другая не рeшались заговорить.

— Лорд Лофтон здeсь, Люси, сказала наконец Фанни.

— Здeсь? Гдe? Здeсь в домe?

— Нeт, не у нас в домe, но в Фремле-Кортe, сказал Марк.

— Он обeщался быть у нас завтра утром, послe завтрака, прибавила Фанни, и затeм опять послeдовало молчание. Мистрисс Робартс не рeшалась взглянуть Люси в лицо. Она не выдала ея тайны; Марк узнал все не от нея, а от лорда Лофтона; но она чувствовала, что Люси в душe упрекает ее.

— Что ж, возразила Люси, стараясь улыбнуться,— я ничего не имeю против этого.

— Но, милая Люси... Тут мистрисс Робартс подошла к Люси и обняла ее.— Он приeхал сюда единственно за тeм чтобы видeться с тобой.

— Если так, это дeло другое. Я боюсь, что мнe будет много хлопот занимать его,

— Он все разказал Марку, сказала мистрисс Робартс.

Люси почувствовала, что храбрость ея почти измeняет ей.

Она рeшительно не знала куда ей глядeть. уж не разказала ли и Фанни всего?.Фанни знала много такого, чего лорд Лофтон не мог и подозрeвать. И в самом дeлe Фанни разказала все: как Люси полюбила лорда Лофтона, и по каким причинам она ему отказала, и описала она все это в таких словах, что лорд Лофтон влюбился бы вдвое страстнeе, если-б он мог слышать их.

И тут же, разумeется, Люси задумалась о том, почему лорд Лофтон приeхал в Фремлей, и разказал все это ея брату. Она с минуту старалась заставить себя думать, что она сердится на него за это. Но она не сердилась. Она не могла пока дать себe яснаго отчета в своем чувствe, но ей было отрадно сознавать, что ее помнят, что она не забыта, что она любима. Не была ли она в правe вывести это заключение? Стал ли бы он говорить обо всем этом дeлe с ея братом, если-б он не любил ея попрежнему? Сто раз повторяла она себe, что предложение его было дeлом минутнаго увлечения, и сто раз мысль эта сокрушала ее. Но теперешний приeзд его не мог быть слeдствием минутнаго увлечения. Она думала до сих пор, что ее обольщает собственная ея глупая любовь; но теперь — что должна она была думать обо всем этом? Она не допускала мысли, что она когда-нибудь будет леди Лофтон. Она продолжала упорно отрицать эту возможность. Но тeм не менeе она безотчетно радовалась тому, что лорд Лофтон приeхал в Фремлей, и сам все разказал ея брату.

— Он все разказал Марку, сказала мистрисс Робартс; и в послeдовавшем затeм молчании всe эты мысли успeли промелькнуть в головe Люси.

— Да, сказал Марк,— он мнe все разказал, и он явится сюда завтра утром, чтоб услышать отвeт от тебя самой.

— Какой отвeт? спросила Люси нетвердым голосом.

— Душа моя, кому же это знать, кромe самой тебя? и говоря это, невeстка ея крeпче прижалась к ней.— Ты одна можешь отвeчать на Этот вопрос.

В прежнем длинном разговорe своем с мужем, мистрисс Робартс сильно заступалась за интересы Люси и принимала ея сторону против леди Лофтон. Она говорила, что если лорд Лофтон будет добиваться согласия Люси, то они, ея родственники, не имeют права отнимать у нея то, что она сама приобрeла, из-за того только чтобы доставить удовольствие леди Лофтон.

— Но она подумает, сказал Марк,— что мы интриговали. Она будет упрекать нас в неблагодарности, и весь гнeв свой обрушит на Люси.

На это жена отвeчала ему, что нужно предоставить все волe Божией. Они не интриговали. Люси уже раз отказала любимому ею всeм сердцем человeку, потому только, что не хотeла подать повод подозрeвать себя в ловлe выгоднаго жениха. Но если любовь лорда Лофтона была так сильна, что он приeхал сюда нарочно для того чтобы, по собственным словам его, еще раз попытать свое счастие, муж ея и она, несмотря на всю свою преданность леди Лофтон, по совeсти не имeли права становиться между Люси и любящим ее человeком. Марк все еще не мог совершенно согласиться с нею; он старался представить ей, как неприятно будет их положение, если они теперь станут поощрять виды лорда Лофтона, и если он послe этих поощрений, которыя разссорят их с леди Лофтон, поддается влиянию матери и станет желать разрыва. В отвeт Фаини объявила, что правда прежде всего, и что справедливость требовала, чтобы все было доведено до свeдeния Люси, и чтоб она сама обсудила Этот вопрос.

— Но я не знаю чего желает лорд Лофтон, сказала Люси, не отрывая глаз от пола и дрожа всeм тeлом.— Он уже раз говорил со мною, и я ему отвeчала тогда.

— А был ли отвeт Этот рeшительный и окончательный? спросил Марк. Вопрос Этот был несколько жесток: никто еще не сказал Люси, что лорд Лофтон повторил свое предложение. Но Фанни твердо рeшалась не допускать несправедливости, и поэтому она продолжала начатой разказ:

— Мы знаем, что ты отвeчала ему, душа моя, но в дeлах такого рода мущины не всегда довольствуются одним отвeтом; лорд Лофтон объявил Марку, что он хочет еще раз говорить с тобой. Он нарочно приeхал для этого сюда.

— А леди Лофтон... чуть слышно и не подымая головы проговорила Люси.

— Лорд Лофтон не говорил с матерью об этом, сказал Марк, и Люси тотчас же стало ясно по звуку голоса брата, что он во всяком случаe не будет доволен, если она благосклонно выслушает предложение лорда Лофтона.

— Сердце твое должно рeшить Этот вопрос, милочка моя, нeжно и ободрительно сказала Фанни.— Марк и я, мы оба знаем, как хорошо ты держала себя во всем этом дeлe: я ему все разказала.— Люси вздрогнула и крeпче прижалась к сестрe.— Я не могла ему не разказать, душа моя; мнe не оставалось выбора. Не правда ли? Но лорд Лофтон ничего не знает. Марк не допустил его до тебя сегодня: он боялся, что ты будешь слишком смущена, и не успeешь всего хорошенько обдумать. Но ты увидишь его завтра, не правда ли? И тогда ты будешь отвeчать ему.

Люси молчала, сердце ея было преисполнено благодарностию невeсткe за ея нeжное участие, за это истинно сестринское желание покровительствовать любви сестры, но в то же время она повторяла себe, что ни за что на свeтe не допустит, чтобы лорд Лофтон явился к ним в дом с надеждой на ея согласие. Любовь ея была сильна, но была сильна и гордость ея; она не могла допустить, что леди Лофтон станет глядeть на нее с высоты своего величия. "Мать его будет презирать меня, это возбудит и в нем презрeние ко мнe," говорила она себe, и она опять рeшилась преодолeть свою любовь, свои надежды, и остаться при своем первом рeшении.

— Не лучше ли нам теперь оставить тебя, душа моя, и переговорить об этом завтра утром до его прихода? сказала Фанни.

— Это будет всего лучше, сказал Марк.— Взвeсь все это хорошенько. Подумай об этом послe вечерней молитвы, а теперь, Люси, поди сюда. И он обнял сестру и поцeловал ее с необыкновенною в нем в отношении к ней нeжностию.— Я вот что должен сказать тебe: я вполнe полагаюсь на твою разсудительность и твое сердце, и какое бы ни было трое рeшение, я буду горой стоять за тебя. Фанни и я, мы оба убeждены, что ты поступила как нельзя лучше, и что теперь также поступишь как слeдует. Что бы ты ни рeшила, мы с тобою будем за одно.

— Милый, добрый Марк!

— А теперь мы не станем больше говорить об этом до завтрашняго утра, оказала Фанни.

Но Люси чувствовала, что замолчать об этом предметe до слeдующаго утра могло означать только то, что она в душe рeшилась принять предложение лорда Дофтона. Тайна ея сердца была извeстна мистрисс Робартс, а теперь также и брату ея, и если она при этих обстоятельствах допустит, чтобы лорд Лофтон явился к ней уговаривать ее, то она не будет в силах противостоять ему. Если она рeшилась не уступать ему, то ей слeдовало теперь же доказать это и принять надлежащия мeры.

— Не уходи еще, Фанни, сказала она.

— А что, душа моя?

— Мнe нужно сказать еще несколько слов Марку. Он не должен допускать, чтобы лорд Лофтон был у нас завтра.

— Он не должен допускать этого? воскликнула мистрисс Робартс.

Мистер Робартс ничего не отвeчал, но чувствовал, что уважение его к сестрe растет с каждою минутой.

— Нeт, Марк должен просить его не приходить к нам. Он не захочет понапрасну заставить меня страдать. Послушай, Марк,— и она подошла к брату и положила обe руки ему на плеча,— я люблю лорда Лофтона. Ни о чем подобном я и не помышляла, когда познакомилась с ним. Но теперь я люблю его, люблю его всeм сердцем, почти столько же, полагаю, как Фанни любит тебя. Ты можешь сказать ему это, если хочешь, ты даже должен сказать ему это, чтоб он мог вполнe понять меня. Но вот что я прошу тебя передать ему от меня: я тогда только пойду за него, когда мать его сама будет просить меня об этом.

— Не думаю, чтоб она на это рeшилась, грустно сказал Марк.

— И я не думаю, твердо сказала Люси, уже успeвшая побeдить свое смущение.— если-б я предполагала возможность, что она может пожелать имeть меня невeсткой, условие мое было бы лишнее. Я дeлаю его именно потому, что она этого не желает, что она считает меня недостойною быть... быть женой ея сына. Она стала бы ненавидeть, презирать меня; и он также начнет тогда глядeть на меня с пренебрежением, и быть-может перестанет любить меня. Я бы не была в состоянии вынести одного ея взгляда, если-б она воображала, что я дурно поступила в отношении к ея сыну. Марк, ты пойдешь к нему теперь, не так ли? и объяснишь ему все это, сколько ты сам сочтешь нужным. Скажи ему, что если мать его будет просить меня, я дам ему... свое согласие. Но так как я знаю, что этого никогда не будет, то он должен почесть дeло это поконченным, и все им сказанное преданным забвению; что бы я ни чувствовала, он имeет на это право.

Таково было ея рeшение, и брат ея и сестра до такой степени были убeждены в ея твердости,— упрямствe, сказал бы Марк при других обстоятельствах,— что они и не старались заставить ее измeнить его.

— Ты пойдешь к нему сегодня же перед обeдом, не так ли?— И Марк обeщался это сдeлать. Он не мог не чувствовать, что ему легче стало на душe. Леди Лофтон вeроятно узнает, что сын ея имел глупость влюбиться в сестру бeднаго пастора, но она не будет в правe в чем бы то ни было упрекнуть ни пастора, ни сестру его. Люси поступила хорошо, и Марк гордился ею. Люси принесла свое сердце в жертву своей гордости, и Фанни было грустно за нее.

— Я желала бы до обeда быть одна, сказала Люси, когда мистрисс Робартс послeдовала за нею из комнаты брата.— Милая Фанни, не огорчайся; нeт причины огорчаться. Я уже сказала тебe, что мнe придется прибeгнуть к козьему молоку, а других послeдствии никаких не будет.

Робартс, просидeв с женой около часа, опять отправился в Фремле-Корт; послe долгих поисков он встрeтил лорда Лофтона, возвращавшагося домой к позднему обeду.

— Только в том случаe, если мать моя будет просить ее, сказал он, дослушав разказ Марка.— Да это чистый вздор. Ты сказал ей, надeюсь, что это не дeлается, что это не принято.

Марк старался объяснить ему, что Люси не хочет, чтобы мать его могла смотрeть на нее с недоброжелательством.

— Развe она думает, что мать моя не любит ея, и именно ея? спросил лорд Лофтон.

Нeт, Робартс не имел причин полагать это; но леди Лофтон могла найдти, что брак ея сына с сестрой духовнаго лица будет mesalliance.

— Об этом безпокоиться нечего, возразил лорд Лофтон,— все это время она сама хлопотала о том, чтобы женить меня на дочери духовнаго лица. Но, Марк, смeшно толковать так много о моей матери. В наше время никто не женится по распоряжению своей матери.

В отвeт на это, Марк мог только сказать, что рeшение Люси очень, твердо, что она не отступит от него, и что она освобождает лорда Лофтона от всякой необходимости говорить с его матерью, если он имeет что-нибудь против этого. Но все это ни к чему не- повело.

— Так она любит меня? спросил лорд Лофтон.

— Мнe не слeдует отвeчать на Этот вопрос, возразил Марк.— Я могу только передать ея слова. Она не выйдет за тебя иначе, как по просьбe твоей матери.— И повторив это, он простился с другом и вернулся домой.

Бeдная Люси, выдержав с таким достоинством свидание с братом, удовлетворив его вполнe и гордо отказавшись от утeшений невeстки,— вошла в свою комнату. Ей нужно было подумать о том, что она сдeлала и сказала, и для этого ей необходимо было побыть одной. Могло статься, что, при. вторичном обсуждении этого дeла, она не останется так довольна его окончанием: как брат ея. ея горделивое достоинство и твердость длились только до тeх пор, пока дверь ея комнаты не затворилась за нею. Есть животныя, которыя, когда они чeм-нибудь страдают, стараются скрыться куда-нибудь подальше, словно опасаясь выказать свою слабость и стыдясь ея. Я даже полагаю, что всe нeмыя твари имeют эту привычку, и в этом отношении Люси была похожа на нeмую тварь. Даже в своих задушевных разговорах с Фанни, она обращала в шутку свое горе, и с насмeшкой говорила о своих сердечных страданиях. Но теперь, взойдя на лeстницу, не спeша и твердою рукой затворив за собой дверь, она, как больная птичка, прячет от всех свои страдания.

Она сeла на низенький стулик, стоявший у ея кровати, закинула голову назад, и крeпко стиснув платок в обeих руках, прижала его к глазам и лбу; и тогда она принялась думать. Принялась она думать, а также и плакать, потому что слезы все быстрeе и быстрeе катились из-под платка, и тихое рыдание раздалось в комнатe; наединe с собой она наконец дала волю своему чувству.

Не оттолкнула ли она от себя всe свои надежды на счастье? Возможно ли было предположить, что он еще раз, в третий раз, вернется к ней? Нeт, это было невозможно. Высокомeрный тон втораго отказа дeлал это совершенно невозможным. Рeшение ея было основано на убeждении, что такой брак будет ненавистен леди Лофтон. Леди Лофтон никогда не захочет унизиться до того, чтобы просить ее быть женою сына. Рушились всe ея надежды на счастье и любовь, всe мечты ея. Она всeм пожертвовала не чувству долга и справедливости, а своей гордости. И она пожертвовала не только собою, но и им. Когда он впервые явился к ней, когда она думала об этом первом объяснении его, она вовсе не воображала, что любовь его к ней глубока; но теперь она не могла сомнeваться, что он любит ее. Послe своей разсeянной жизни в Лондонe, послe стольких дней и вечеров, проведенных в обществe блестящих красавиц, он вернулся в их скромный домик, чтобы снова упасть к ея ногам. А она?.. она не захотeла его видeть, хотя любила его всeм сердцем; не захотeла его видeть из жалкой трусости, потому только что боялась косых взглядов надменной старухи.

— Я сейчас сойду вниз, сказала она, когда Фанни наконец постучалась в дверь, прося позволения войдти.— Я не отворю двери, милая моя, но через, десять минут я сойду к тебe; право же сойду.— И в самом дeлe через десять минут она была с нею; слeды ея слез не могли укрыться от опытнаго взгляда мистрисс Робартс, но лицо ея было спокойно, и голос не измeнял ей.

— Желал бы я знать, в самом ли дeлe она любит его? сказал Марк, когда он вечером остался наединe с женою.

— И ты еще сомнeваешься в этом? возразила его жена.— Ты, Марк, не полагайся на ея наружное суровое спокойствие. По моему мнeнию, она из тeх дeвушек, которыя способны умереть от любви.

На другой день лорд Лофтон уeхал из Фремлея, и, как располагал, отправился на рыбную ловлю в Норвегию.

Глава XXXII

Гарольд Смит огорчился и встревожился, когда распространился слух о вeроятном роспускe парламента, но для него Этот слух далеко не имел того роковаго значения, как для мистера Соверби. Гарольд Смит мог потерять и не потерять свое мeсто за бург в парламентe; но Соверби непремeнно должен был лишиться своего мeста за графство, а лишась его, он окончательно потеряет все. Он был вполнe увeрен, что герцог уже не станет поддерживать его при новых выборах, кому бы ни досталось чальдикотское помeстье; и, соображая все это, он не мог сохранить свою обычную бодрость.

Том Тауэрс, как всегда, все знал и все предвидeл. Намек, брошенный им мимоходом на вечерe у мисс Данстебл, предшествовал не более как двeнадцатью часами всеобщему слуху, что гиганты хотят обратиться к странe. Очевидно было, что гиганты не имeли на своей сторонe большинства в парламентe, несмотря на помощь и поддержку, так безкорыстно обeщанныя им богами. Это стало ясно для всех, и потому гиганты рeшились обратиться на суд страны и распустить парламент. На другой же день послe вечера у мисс Данстебл, вездe говорили, что уже произнесен роковой приговор. Слух был начат Томом Тауэрсом, а теперь он достиг уже Боггинса, швейцара в департаментe Малой Сумки.

— Для нас, сэр, это никакой не сдeлает разницы: не правда ли, мистер Робартс? говорил Боггинс, почтительно прислонясь к стeнe, у самой двери, в комнатe частнаго секретаря упомянутаго департамента.

Вообще молодой Робартс и Боггинс часто разговаривали и о политикe и о других предметах, тeм более что в послeднее смутное время им часто приходилось оставаться наединe. Новый лорд Малой Сумки не походил на Гарольда Смита. Он был суровый гигант, мало обращавший внимания на свою частную переписку, пренебрегавшей даже обязанностями протекции; он рeдко бывал в своей канцелярии, а так как в ней не было никаких других чиновников (благодаря коренному преобразованию, введенному Гарольдом Смитом), то с кeм же молодому Робартсу оставалось разговаривать, если не с Боггинсом?

— Да, я сам так думаю, отвeчал Робартс, оканчивая пером на своей протечной бумагe изображение Турка, возсeдающаго на диванe.

— Потому, сэр, что мы теперь в верхней палатe. Я всегда думал, что оно так и слeдует, сэр. Мнe кажется, мистер Робартс, что для Малой Сумки не мeсто в нижней палатe. Этого никогда и не водилось прежде.

— Да, теперь все измeняется, Боггинс, возразил Робартс, тщательно оттeняя клубы дыма, вылетавшие из трубки Турка.

— Да, точно. Да вот что я вам скажу, мистер Робартс. Я думаю, что я подам в отставку. Я не могу выносить всe эти перемeны. Мнe уже за шестьдесят лeт. Возьму свою пенсию, да и отправлюсь восвояси. Я думаю, что совсeм и с конституцией не согласно, чтобы Малая Сумка находилась в палатe общин.

И Боггинс удалился со вздохом; он пошел утeшаться бутылкой портера, за огромною книгой, раскрытою на столe, в углу маленькой передней рядом с комнатой частнаго секретаря. Боггинс опять вздохнул, увидeв, что число, выставленное на книгe, относится к первым годам его вступления в должность. В тe времена, мeсто лорда Малой-Сумки, занимал знатный пер; сердце швейцара преисполнилось благоговeнием к нему, тeм более что он посeщал министерскую канцелярию не слишком-то часто, раза три-четыре в год, и его приход всегда сопровождался особою торжественностью; Гарольд же Смит безпрестанно появлялся здeсь и суетился будто главный прикащик в манчестерском торговом домe.

"Вся служба пошла теперь ко псам," думал про себя Боггинс, выпивая свою кружку, и поглядывая через стол на какого-то господина, показавшагося у дверей.

— Тут ли мистер Робартс? проговорил Боггинс, повторяя вопрос посeтителя.— Да, мистер Соверби, он здeсь, в своей комнатe; первая дверь налeво.

Потом, вспомнив, что посeтитель — член за графство (сан, к которому Боггинс питал самое большое уважение послe сана пера), он встал, и провел мистера Соверби в комнату частнаго секретаря.

Молодой Робартс я мистер Соверби конечно познакомились во время царствования Гарольда Смита. Член за Ост-Барсетшир почти ежедневно заходил в департамент Малой Сумки, развeдывал чeм занимался энергический министр, болтал с ним о разных полуофициальных предметах, и научал молодаго секретаря смeяться над своим начальником. Поэтому ничего не было страннаго в его появлении; он и не стал объяснять его причины, а усeлся с обычною развязностью и завел рeчь о важном вопросe, волновавшем всe умы.

— Вы знаете, мы расходимся, сказал Соверби.

— Слышал, отвeчал частный секретарь;— До нас-то это не касается; мы теперь в верхней палатe, как говорит почтенный Боггинс.

— Да! хорошо этим лордам! сказал Соверби.— Ни избирателей, ни борьбы, ни опасности быть разогнанными по домам, ни необходимости имeть политическия мнeния.

— Я думаю, вы можете смeло разчитывать на Ост-Барсетшир? Кажется, герцог Омниум там всeм ворочает по своему.

— Да, герцог имeет сильное влияние на графство. Кстати, гдe ваш брат?

— Дома, отвeчал Робартс,— по крайней мeрe, я так думаю.

— В Фремлеe или Барчестерe? Оги кажется недавно был в Барчестерe?

— Я знаю, что он теперь в Фремлеe. Я на днях получил письмо от его жены с одним поручением. Он был там, и лорд Лофтон только что уeхал оттуда.

— Да, Лофтон eздил туда. Он сегодня утром отправился в Норвегию. Мнe бы нужно повидаться с вашим братом. Давно ли он писал к вам?

— Довольно таки давно. Марк вообще лeнив на переписку. Он бы не годился в частные секретари.

— Во всяком случаe, не годился бы к Гарольду Смиту. Но вы увeрены, что я не застану его в Барчестерe?

— Дайте ему знать по телеграфу, и он туда приeдет повидаться с вами.

— Нeт, я этого не хочу. Телеграммы поднимают переполох в деревнe и пугают любящих жен.

— Да в чем же дeло?

— Ничего важнаго. Не знаю, говорил ли он вам об этом. Я ему напишу сегодня же по почтe, и он выeдет ко мнe в Барчестер. Или, еще лучше, напишите вы. Я терпeть не могу письма писать; скажите ему только, что я был у вас, и что мнe очень бы хотeлось с ним повидаться, завтра часа в два, в гостиницe Змeя. Я отправлюсь с экстренным поeздом.

Марк Робартс, разсуждая с Соверби об их общих денежных затруднениях, сказал как-то раз, что если-бы понадобилось немедленно уплатить вексель, он бы мог на короткое время занять денег у своего брата. У молодаго секретаря еще оставалась в руках часть отцовскаго наслeдства, достаточная на уплату послeдняго векселя, и он бы конечно не отказался помочь брату в случаe нужды. Теперешнее посeщение мистера Соверби имeло цeлью разузнать, просил ли Робартс этих денег у брата. В душe его таилось также полусознательное намeрение самому выпросить их, если Марк еще о них не упоминал. Вeдь жаль же пропустить такой удобный случай! Легко ли ему было знать, что эта сумма так близко от него, и не протянуть руки, чтобы взять ее? Такого рода воздержание было не в природe мистера Соверби, точно так же как не в природe страстнаго охотника пропустить Фазана. Однако в его душe проснулось нeчто похожее на угрызение совeсти, когда он, покачиваясь, сидeл на стулe в комнатe частнаго секретаря, и смотрeл на открытое, добродушное лицо молодаго человeка.

— Хорошо, я ему напишу, сказал Джон Робартс,— но он мнe не говорил ничего особеннаго.

— В самом дeлe? Впрочем, все равно. Я об этом упоминул только мимоходом; я думал, что Марк уже говорил с вами об этом.

И мистер Соверби продолжал покачиваться на своем студe. Почему это он не рeшался стянуть каких-нибудь пустячных пятисот фунтов с молодаго человeка как Джон Робартс, у котораго не было ни жены, ни детей, ни других подобных обязанностей, который даже не очень бы пострадал от потери этих денег, так как был он вполнe обезпечен отличным жалованьем? Мистер Соверби сам удивлялся своей слабости. Деньги были нужны ему дозарeзу. Он имел причины предполагать, что Марку будет довольно трудно возобновить векселя, а он, Соверби, мог бы остановить их предъявление, если-б имел в руках надлежащую сумму.

— Могу ли я чeм-нибудь быть вам полезен? спросил невинный ягненок, довeрчиво протягивая шею мяснику.

Какое-то непривычное чувство остановило руку мясника. Он минуты с двe сидeл молча и неподвижно; потом, вскочив с мeста, торопливо проговорил:

— Нeт, нeт, ничeм; благодарю вас. Напишите только Марку, что я буду ждать его в Барчестерe, завтра в два часа.

Потом, схватив шляпу, он поспeшно ушелъ

"Что я за дурак! думал он про себя. Стоит ли теперь еще разбирать!"

Он нанял каб и уeхал до половины Портман стрита, а оттуда пeшком свернул в переулок и остановился перед каким-то трактиром.

— Мистер Остен дома? спросил мистер Соверби человeка.

— Котораго вам нужно? Мистера Джона дома нeт. А мистер Том здeсь, в комнаткe налeво.

Мистеру Соверби приятнeе было бы застать старшаго брата, Джона; но как его не было, он отправился в маленькую комнатку. В этой комнатe он нашел мистера Остена младшаго, по одному порядку номенклатуры, и мистера Тома Тозера, по другому. Людям юриспруденческаго промысла он обыкновенно рекомендовал себя членом почтеннаго семейства Остенов; но для приближенных он всегда был Товером.

Мистер Соверби, хотя и близко знал это семейство, не любил однако Тозеров; но он особенно ненавидeл Тома Тозера.

Том Тозер был широкоплечий мущина с бычачьею шеей, навислыми бровями, с выражением отъявленнаго плута. Я мошенник, говорило его лицо, я это знаю; весь свeт это знает, да и вы не далеко от меня ушли. Это может-быть не всeм извeстно, но мнe извeстно. Почти всe люди мошенники; да, есть мошенники тупые, и есть мошенники острые. Я мошенник вострый, пальца мнe в рот не кладите!

Вот что ясно высказывалось на лицe Тома Тозера, и хотя он был совершеннeйший лжец в душe, наружность его не лгала.

— Здравствуйте, Тозер, сказал мистер Соверби, рeшаясь пожать руку грязному негодяю: — мнe хотeлось поговорить с вашим братом.

— Джона нeту дома, он и не скоро вернется. Да впрочем это все ровно.

— Да, да, я сам так думаю; у вас с ним пополам охота, и добыча пополам.

— Я не знаю, что это вы там говорите про охоту, мистер Соверби.— Вам, людям знатным, только охота, а нам бeднякам только труд. Надeюсь, что вы теперь уплатите нам эту бездeлицу, которой мы уже так давно ждем.

— Я об этом-то и хотeл поговорить. Не знаю, что вы называете давно, Тозер; послeдний вексель был подписан в февралe.

— Но вeдь ему вышел срок, не так ли?

— Ну да, вышел.

— А когда векселю вышел срок, он требует уплаты. Я по крайней мeрe так понимаю вещи. И правду вам сказать, мистер Соверби, вы с нами не совсeм-то хорошо поступали послeднее время. Вы нас больно уж прижали в этом дeльцe с лордом Лофтоном.

— Да вы вeдь знаете, что мнe тут дeлать было нечего.

— Ну и нам теперь дeлать нечего. Вот оно что, мистер Соверби... Господь с вами, мы дeла-то понимаем. Теперь нам непремeнно нужны наличныя деньги, и мы должны получить эти пятьсот фунтов. Мы их должны получить тотчас же, а не то мы опишем все имущество этого священника. Чорт меня побери! С этих священников почти так же трудно взыскать деньги, как у собаки отнять недоглоданную кость. Вeдь он деньги свои получил; зачeм же он теперь не платит их?

Мистер Соверби пришел с тeм, чтобы объяснить свое намeрение отправиться в Барчестер на другой же день, с цeлию устроить какую-нибудь сдeлку по этому векселю, и если-б он застал Джона Тозера, то он бы непремeнно добился от него хоть короткой отсрочки. И Том и Джон хорошо это знали, и потому Джон, опасаясь собственнаго мягкосердечия, обыкновенно удалялся от переговоров. За Тома же нечего было опасаться, и около получаса спустя, мастер Соверби вышел от него, ни на волос не поколебав его рeшимости.

— Нам нужны деньги, мистер Соверби, вот и все,— были его послeдния слова, когда почтенный член парламента уже взялся за ручку двери.

Мистер Соверби нанял другой каб и поeхал к сестрe. Странное можно сдeлать замeчание относительно людей, удрученных денежными затруднениями, как напримeр мистер Соверби; их никогда не затрудняют маленькия суммы, и они никогда не отказывают себe в мелкой, ежедневной роскоши. Извощики, обeды, вино, театры, новыя перчатки, всегда к услугам людей с запутанными обстоятельствами, тогда как люди, не имeющие ни шиллинга долга, так часто должны отказывать себe во всем подобном.

Другой на мeстe мистера Соверби сберег бы свой шиллинг, так как дом мистрисс Гарольд Смит находился не далeе как через улицу, у самаго Гановер сквера, но мистеру Соверби это и в голову не пришло. Никогда в жизни он денег не сберегал, и не думал приниматься за это теперь. Сестру он предупредил о своем посeщении, и потому застал ее дома.

— Гарриет, сказал он, опускаясь в мягкое кресло,— игра кажется кончена.

— Пустяки! возразила она:— ничего не кончена, если только ты сам захочешь продолжать.

— Я могу только сказать тебe, что сегодня я получил формальное увeдомление, что векселя герцога Омниума будут немедленно поданы ко взысканию не от Фодергилла, а от этих народов в Саут-Одле-стритe.

— Да ты этого ожидал, сказала сестра.

— От этого мнe не легче. Да к тому же я этого не совсeм ожидал, по крайней мeрe я в этом не был увeрен. Теперь, конечно, не остается никакого сомнeния.

— Да и лучше так. Гораздо приятнeе знать, на что можешь разчитывать

— Кажется, мнe скоро не на что будет разчитывать; все уйдет, все до послeдняго акра земли! проговорил он с горечью.

— Да вряд ли ты будешь бeднeе чeм в прошлом году. Никакого не может быть сомнeния, что цeнности Чальдикотса хватит на уплату всех векселей.

— Да, хватит; а мнe-то что дeлать потом? Я почти больше думаю о мeстe в парламентe чeм о Чальдикотсe.

— Ты знаешь мой совeт, сказала мистрисс Гарольд Смит:— проси мисс Данстебл дать тебe взаймы денег под обезпечение твоего помeстья. Она ничeм тут не рискует. Если тебe удастся это устроить, ты на выборах можешь идти против герцога; конечно, ты можешь быть побeжден.

— Да я и надeяться не могу на успeх!

— Во всяком случаe, ты бы этим доказал, что ты не жалкое орудие в руках герцога; вот тебe мой совeт, с энергией проговорила мистрисс Гарольд-Смит;— если ты хочешь, я сама поговорю об этом с мисс Данстебл и предложу ей позвать ея повeреннаго юриста разсмотрeть это дeло.

— Хорошо, если-б я об этом подумал прежде чeм рeшился на эту проклятую глупость!

— Об этом ты не безпокойся; она ровно ничего не теряет через такую сдeлку, и слeдовательно ты не милости какой-нибудь будешь просить у ней. Притом, она сама же вызвалась помочь тебe, и она именно такая женщина, что исполнит твою просьбу по тому самому, что вчера отказала тебe в другой твоей просьбe. Ты многое хорошо понимаешь, Натаниель, но я не думаю, чтоб ты ясно понимал женщин, по крайней мeрe такую женщину, как она.

Тягостно и неприятно было мистеру Соверби искать денежной помощи у той самой женщины, за которую он сватался недeли двe перед тeм; однако он уступил убeждениям сестры. Что же он мог придумать при теперешнем положении дeл, что бы ему не было тягостно и неприятно? В эту минуту он чувствовал невыразимую ненависть к герцогу, мистеру Фодергиллу, Гемишену и Геджби, и всeм вообще обитателям Гадром-Кассля и Саут-Одле-стрита; они хотeли оттягать у него все, что принадлежало дому Соверби задолго перед тeм, как имя Омниум стало извeстно в графствe или в Англии. Чудовищный левиаѳан уже равверз пасть, чтобы поглотить его! Он должен был исчезнуть навсегда с лица земли без борьбы, без сопротивления! Как было ему не ухватиться за всякое средство отсрочить эту страшную развязку? И вот он поручил сестрe переговорить с мисс Данстебл. Проклиная герцога (а ему было приятно осыпать его проклятиями), мистер Соверби едва ли сознавал, что, герцог требует назад только свою собственность.

Что касается до мистрисс Гарольд Смит, какой бы мы ни произнесли приговор над ея общественным и супружеским характером, мы не можем не признать, что, в качествe сестры, она имeла достоинства.

Глава XXXIII

На слeдующий день, в два часа пополудни, Марк Робартс уже был в гостиницe Змeя, и, в ожидании мистера Соверби, ходил взад и вперед по той же комнатe, гдe он когда-то завтракал послe публичной лекции Гарольда Смита. Он конечно угадал, по какому именно дeлу мистер Соверби хотeл переговорить с ним, и отчасти даже обрадовался его приглашению. Судя о характерe своего приятеля потому что он видeл до сих пор, Марк полагал, что мистер Соверби не захотeл-бы показаться ему на глаза, если-бы не нашел средства как-нибудь уплатить по этим несчастным векселям. Итак, он шагал взад и вперед по грязной комнатe, нетерпeливо поджидая приeзда мистера Соверби; он стал обвинять его в непростительной небрежности, когда на стeнных часах пробило четверть третьяго; уже пробило три часа, и Марк Робартс стал терять послeднюю надежду, когда наконец явился мистер Соверби.

— Вы полагаете, что они потребуют всe девятьсот фунтов? проговорил Робартс, становясь перед ним и глядя ему прямо в лицо.

— Боюсь, что так, отвeчал Соверби;— я рeшился приготовить вас к худшему; мы вмeстe обдумаем, что нам остается дeлать.

— Я ничего не могу, да и не хочу дeлать, сказал Робартс:— пусть они дeлают что хотят и пользуются своим правом.

Но тут он невольно подумал о Фанни, о дeтях, подумал о Люси, которая отказывала лорду Лофтону, и отвернулся, чтобы бездушный эгоист, стоявший перед ним, не увидeл слез, готовых брызнуть из его глаз.

— Однако, любезный Марк... проговорил Соверби самым ласкательным своим тоном.

Но Робартс не хотeл его слушать.

— Мистер Соверби, перебил он, силясь придать своему голосу спокойствие, которое измeняло ему на каждом словe,— мнe кажется, что вы меня просто ограбили. Я знаю, что я поступил как дурак, и хуже того; но... но... но я думал, что ваше положение в свeтe служить мнe достаточным ручательством за вашу честность.

Мистер Соверби вовсе не был человeком без чувства ему тяжело было слышать слова Марка, тeм более тяжело, что он не имел возможности отвeчать на них с негодованием. Он точно ограбил своего приятеля, и при всем своем остроумии он не находил в эту минуту готовых доводов, чтоб увeрить его в противном.

— Робартс, сказал он,— вы теперь можете говорить мнe все что вам угодно, я не буду сердиться на вас.

— Сердиться на меня! повторил священник, гнeвно оборачиваясь к нему.— Какое мнe дeло до вашего гнeва? Джентльмену страшно осуждение другаго джентльмена; осуждение человeка честнаго страшно, не ваше.

И он прошелся раза два по комнатe, оставив Соверби безмолвнаго в его креслe.

— Хотeлось бы мнe знать, вспомнили ль вы о моей женe и моих дeтях, когда задумали погубить меня?— И он опять принялся ходить по комнатe.

— Надeюсь, что вы наконец достаточно успокоились, чтобы поговорить со мной о том, как уладить дeло.

— Нeт, я ничего не хочу улаживать; Вы говорите, что эти ваши друзья имeют на меня вексель в девятьсот фунтов и требуют немедленной уплаты. Вас спросят перед судом, сколько из этих денег я точно имел в руках. Вы очень хорошо знаете, что я никогда не получал, никогда не хотeл получить ни единаго шиллинга. Я теперь ничего не стану улаживать. Пусть они схватят меня, схватят все мое имущество, пусть они дeлают все, что хотят.

— Но послушайте, Марк...

— Называйте меня моим фамильным именем, сэр; полно вам прикидываться моим другом. Как был я глуп, что допустил приятельскую короткость с обманщиком!

Соверби никак не ожидал этого. Он всегда считал Марка за человeка смeлаго, открытаго, благороднаго, способнаго при случаe постоять за себя, всегда готоваго прямо высказать свою мысль, но не ожидал от него такого потока негодования, такого глубокаго озлобления.

— Если вы станете употреблять такия выражения, Робартс, я должен буду уйдти отсюда.

— Сдeлайте милость. Вы пришли объявить мнe, что эти людe требуют с меня девятьсот фунтов. Вы вeроятно с ними заодно; теперь вы сдeлали свое дeло, и можете к ним вернуться. Я же вернусь к женe, чтобы сколько-нибудь приготовить ее к судьбe, которая ее ожидает.

— Робартс, вы когда-нибудь раскаетесь в жестокости ваших слов.

— Желал бы а знать, раскаетесь ли вы когда-нибудь в своих жестоких поступках, или вам все это ни почем!

— Я теперь раззорен окончательно, сказал Соверби.— Я всего должен лишиться, и положения в свeтe, и семейнаго достояния, и отцовскаго дома, и мeста в парламентe, и возможности жить между моими соотечественниками, вообще возможности жить гдe бы то ни было; но все это не так меня мучает, как то, что я вас запугал в свою гибель.

И Соверби в свою очередь отвернулся, утирая непритворныя слезы.

Робартс все еще ходил по комнатe, но он уже не был в силах возобновлять свои обвинения. Так обыкновенно бывает. Пусть человeк сам себя осыплет упреками, и упреки других непремeнно замолкнут на время. Соверби инстинктивно попал на Этот путь, и теперь видeл возможность завязать разговор.

— Вы несправедливы, ко мнe, сказал он,— если полагаете, что я не стараюсь из всех сил как-нибудь спасти вас. Только в этой надеждe я и приeхал сюда.

— Какая же у вас надежда? Вы хоиите вeроятно, чтоб я еще подписал несколько векселей...

— Нeт, не несколько векселей; нужно только возобновить один вексель на...

— Послушайте, мистер Соверби. Ни за какия блага в мирe не соглашусь я подписать какой бы то ни было вексель. Я был слаб, и стыжусь своей слабости, но я надeюсь, что теперь у меня достанет силы сдержать свое слово. Никогда не подпишу я новаго векселя, ни для вас, ни для себя.

— Но вeдь это безумие, Робартс, при теперешних ваших обстоятельствах.

— Положим, что безумие.

— Видeли вы Форреста? Если вы поговорите с ним, вы сами убeдитесь, что еще можно всe уладить.

— Я и так должен мистеру Форресту сто пятьдесят фунтов; я их занял у него, когда вы потребовали с меня деньги за лошадь; ни за что на свeтe я не увеличу этого долга. Вот и в этом случаe я дал одурачить себя кругом. Вы может-быть забыли, что деньги за лошадь должны были пойдти на погашение долга.

— Помню, помню; да я вам объясню, как это случилось.

— Не нужно; уж видно все одно к одному.

— Но выслушайте же меня. Я увeрен, что вы пожалeли бы обо мнe, если-бы знали все, что мнe приходилось выносит. Я даю вам честное слово, что не имел намeрения требовать с вас денег за эту лошадь; повeрьте же мнe, хоть на Этот раз. Но вспомните то несчастное дeло с Лофтоном, вспомните, в каких сердцах он пришел к вам в гостиницу по поводу какого-то недоплаченнаго векселя.

— Я знаю только, что в отношении ко мнe он был совершенно не орав.

— Конечно, но не в этом вопрос. Он был в такой ярости, что рeшался разгласить все это дeло; это было бы крайне не приятно для вас, так как вы только что приняли бенефицию в Барчестерe.

Тут бeднаго бенефицианта страшно покоробило.

— Я употребил всe усилия, чтобы купить Этот вексель. Эти алчные ястреба впились в свою добычу, когда увидeли, что я ею дорожу, и я был принужден дать им за Этот вексель слишком сто фунтов, хотя. Господь вeдает, что я давним-давно уплатил по нем до послeдняго шиллинга. Никогда в жизни я так не бился из-за денег как в тот раз, для того чтобы достать эти сто двадцать фунтов, и, клянусь честию, я это дeлал для вас. Лофтон не мог причинить мнe никакого вреда.

— Вeдь вы ему сказали, что вы за векселя дали не более двадцати пяти фунтов.

— Да что же мнe было дeлать? Я должен был это говорить, чтобы не показать ему до какой степени было для меня важно это дeло. Вы знаете, что я не мог объяснить все это при вас и при нем. Вы бы с негодованием отказались от своего мeста в капитулe.

"И жаль, что я этого не сдeлал тогда!" подумал Марк; но увы! это желание пришло слишком поздно. В какой омут попал он вслeдствие одной этой минуты слабости, наканунe, своего отъезда из Гадером-Кассля! Но неужели он за эту неосторожность должен будет поплатиться совершенною гибелью? Ему тошно становилось от всей этой лжи, от всей этой грязи, через которую он должен был пройдти. Он нечаянно связался с самым низким отребьем человeчества, и знал, что рано или поздно молва соединит его имя с обезчещенными именами. И для чего же он подвергся всему этому? Для чего он до такой степени унизил и себя, и свой сан? Неужели для того, чтоб одолжить такого человeка, как мистер Соверби?

— Я наконец достал денег, продолжал Соверби,— но вы бы с трудом повeрили каким я должен был подчиниться условиям. Я достал их от Гарольда Смита, и никогда в жизни я уже не попрошу у него никакой услуги, Я занял у него эту сумму всего на двe недeли, и чтобы заплатить ему, я был принужден просить у вас деньги за лошадь. Марк, повeрьте мнe, я все это дeлал для вас.

— А я теперь должен буду поплатиться за. все это потерей всего моего состояния!

— Если вы поручите дeло мистеру Форресту, они вас и пальцем не тронут; вам можно будет уплатить весь долг постепенно из ваших доходов. Вы должны будете подписать ряд векселей.

— Я не подпишу ни единаго векселя; на это я рeшился окончательно. Пусть они придут и берут что хотят.

Мистер Соверби долго настаивал, но ему не удалось поколебать рeшимость Марка. Он не хотeл вступать ни в какие переговоры, ни в какия сдeлки; он объявил, что останется у себя, в Фремлеe, и что всякий, кто имeет üa него какия-либо притязания, может их предъявить законным путем.

— Я сам ничего не буду дeлать, говорил он,— но если меня потребуют к суду, я докажу, что не имел в своих руках ни шиллинга из этих денег.

На этом они и разстались.

В течении разговора, мистер Соверби намекнул было о возможности занять деньги у Джона Робартса; но Марк и слышать об этом не хотeл. Притом же он в настоящую минуту вовсе не был расположен слушать совeты мистера Соверби.

— Мнe покуда не возможно объявить, что именно я намeрен дeлать, сказал он; — мнe нужно видeть сперва, что станут дeлать другие.

Потом он взял шляпу и вышел; на дворe гостиницы он сeл на ту самую лошадь, которая так дорого досталась ему, и медленно поeхал домой.

Много мыслей и предположений промелькнуло в его умe по дорогe домой, но на одном рeшении стоял он твердо: он должен все повeрить женe. Слишком было бы жестоко оставлять ее в прежнем невeдeнии дeла, пока не постучатся к ним в дверь с тeм чтоб отвести его в тюрьму и распродать все из его дома, все, до послeдней кровати. Да, он признается ей во всем с полною откровенностию, тотчас же, прежде чeм успeет остыть в нем благое намeрение. Он сошел с лошади перед своим домом, и увидeв у дверей кухни горничную жены, поручил ей попросить Фанни к нему в библиотеку. Он ни на минуту не котeл откладывать необходимаго объяснения. Если человeку суждено утонуть, не лучше ли уж утонуть сразу, и дeло с концом?

Мистрисс Робартс вошла в комнату почти в одно время с ним, я положила ему руку на плечо.

— Мери говорит, что ты меня спрашивал. Я прямо из сада; она меня встрeтила на самом порогe.

— Да, Фанни, мнe нужно с тобою поговорить. Присядь на минуту.

А сам он прошел но комнатe и повeсил хлыстик на обычное мeсто.

— Ах, Марк, не случилось ли чего-нибудь?

— Да, душа моя, да. Садись, Фанни, мнe ловче будет говорить с тобою, когда ты сядешь.

Но ей, бeдняжкe, не хотeлось садиться. Он намекнул на какое-то несчастие, и потому она чувствовала непреодолимое желание обнять его, прижаться к нему.

— Ну хорошо; я сяду, если ты непремeнно этого хочешь. Но не пугай меня, Марч: отчего ты так печален и разстроен?

— Фанни, я поступил не хорошо, сказал он,— я сдeлал непростительную глупость. Боюсь, что я причиню тебe много горя и узнаешь...

И он отвернулся от нея, закрыв лицо рукой.

— О, Марк, милый, дорогой, безцeнный мой Марк, что такое? И быстро подбeжав к нему, она бросилась перед ним на колeни.— Не отворачивайся от меня... Скажи мнe, Марк, скажи мнe все, чтоб я могла раздeлить твое горе.

— Да, Фанни, я теперь все должен сказать тебe. Но я не знаю, что ты подумаешь, когда узнаешь...

— Я буду думать, что ты мой муж, мой дорогой Марк! Это буду думать я прежде всего.

И она к нему ласкалась, смотрeла ему в лицо, и взяв его руку, сжимала ее в своих.

— Если ты сдeлал глупость, то кому же и извинить, тебя если не мнe?

И он разказал ей все, начиная с того вечера, когда мистер Соверби зазвал его в свою комнату, всю эту историю о векселях и лошадях, так что бeдная жена его совершенно растерялась в этом лабиринтe разчетов. Она не в состоянии была усладить за всеми подробностями дeла, она не могла также вполнe раздeлять его негодование против мистера Соверби, потому что не понимала хорошенько, что собственно значит "возобновить" вексель. Для нея был важен только вопрос, сколько именно должен заплатить ея муж, да еще ея надежда, почти доходившая до твердаго убeждения, что он уже никогда не будет входить в долги.

— А что же это составляет все вмeстe, друг мой?

— Они с меня требуют девять сот фунтов.

— Боже мой! Вeдь это страшная сумма.

— Да еще полтораста фунтов, которые я занял в банкe: это за лошадь; да еще есть кой-какие долги, немного, кажется, но теперь с меня требуют все, до послeдняго шиллинга. Вообще придется заплатить тысячу двeсти или триста фунтов.

— Это весь годовой доход наш, Марк, даже с новым мeстом.

Это было с ея стороны единственным словом упрека, если только это можно назвать упреком.

— Да, сказал он.— И я знаю, что эти люди будут безжалостны. А вeдь я не получил ни шиллинга из этих денег. Что ты теперь подумаешь обо мнe?

Но она ему клялась, что никогда и в душe не будет его попрекать этим, что ни на волос не уменьшится ея довeрие к нему. Развe он не муж ея? Она так рада, что теперь ей все извeстно, что она может утeшать и поддерживать его. И она точно стала утeшать его. Все легче и легче казалось ему угрожающее горе по мeрe того, как он говорил с нею. Так всегда бывает. Бремя, слишком тяжкое для сил одного человeка, становится легче пера, когда его несешь вдвоем и когда каждый готов взять на себя самую тяжелую часть.

Жена с радостью и благодарностью приняла доставшуюся ей часть бремени. Не трудно ей было выносить вмeстe с мужем его горе и страдания; это было ея дeло, ея обязанность. Одно бы ей показалось невыносимым: знать, что у мужа есть горе и заботы, которыя он от нея скрывает.

Потом они стали вмeстe обсуживать, как бы им лучше выпутаться из этого страшнаго затруднения. Как истая женщина, мистрисс Робартс тотчас же предложила отказаться от всякаго рода роскоши. Они продадут всех своих лошадей; коров они не продадут, но будут продавать масло; продадут кабриолет и разстанутся с конюхом. Само собой разумeется, что лакея придется отпустить. Но что касается до дома в Барчестерe, до этого великолeпнаго жилища в соборной оградe,— нельзя ли им будет еще с год туда не переeзжать — отдать бы его внаймы? Конечно, свeт узнает о их несчастии; но если они это несчастие будут выносить бодро и твердо, свeт не так строго станет осуждал их. Во всяком случаe, нужно во всем признаться леди Лофтон.

— Ты можешь быть увeрена в одном, Фанни, сказал он,— ни за какия сокровища в мирe не соглашусь я подписать ни единаго векселя.

Поцeлуй, которым она поблагодарила его за это обeщание, был так горяч и радостен, как будто бы он принес ей самыя лучшия вeсти; и вечером, разсуждая обо всем этом не только с женой, но и с сестрою Люси, он сам удивлялся, что вдруг ему так легко стало на душe.

Не беремся рeшить в эту минуту, слeдует ли человeку затаивать в себe свои радости; но, право, не, стоит, затаивать в душe горе!

Глава XXXIV

Возвращаясь в Лондон, лорд Лофтон не вдруг умeл рeшить в своем умe как ему поступить. Минутами возникал в нем вопрос, дeйствительно ли Люси заслуживает тeх забот и хлопот, которыя она бросила на его дорогу. В такия минуты он говорил себe, что он конечно очень ее любит, и очень был бы счастлив имeть ее женою, но... Впрочем, он не долго останавливался на подобных мыслях. Человeк влюбленный рeдко охлаждается к предмету своей страсти вслeдствие каких-нибудь затруднений. И потому, он мало-по-малу приходил к рeшению немедленно открыться матери, просить ее, чтоб она увeрила мисс Робартс в своем согласии. Он знал, что она не слишком будет довольна таким браком; но если он покажет твердую, непоколебимую рeшимость, то она едва ли захочет противорeчить ему. Он не станет смиренно упрашивать ее, как о какой-нибудь милости; но смeло потребует как исполнения одной из тeх обязанностей, которыя добрая мать всегда берет на себя относительно сына. На этом рeшении он остановился, прибыв вечером в свою квартиру в Альбани.

На другой день он не видался, с матерью. Он думал, что лучше будет переговорить с нею перед самым отъездом в Норвегию, чтобы не пришлось еще несколько раз возобновлять тягостный разговор; и потому он отложил свое объяснение до послeдняго дня, и нарочно для этого отправился, наканунe своего отъезда, завтракать в Брутон-стрит.

— Матушка, сказал ему отрывисто, усаживаясь на одно из кресел в столовой,— мнe нужно поговорить с вами.

Мать тотчас же поняла, что рeчь должна идти о чем то важном, и с тонким женским инстинктом сообразила, что вопрос касается женитьбы. Она знала, что если-бы сын захотeл поговорить с нею о деньгах, то выражение его лица и голоса было бы совсeм другое; выражение его лица было также не то, если-б ему вздумалось предпринять путешествие в Пекин, или отправиться на рыбную ловлю куда-нибудь на берега Гудзонова залива.

— Поговорить со мною, Лудовик! Я с удовольствием готова тебя слушать.

— Мнe хочется знать, что вы думаете о Люси Робаргс?

Леди Лофтон поблeднeла; ее так и кольнуло в сердце. Она и перед тeм больше испугалась чeм обрадовалась, угадывая что сын ея заговорит о любви; но такого удара она не предвидeла.

— Что я думаю о Люси Робартс? повторила она, совершенно растерявшись.

— Да, матушка; вы говорили как-то недавно, что мнe надо жениться, и я сам начинаю соглашаться с вашим мнeнием. Вы выбрали мнe в невeсты дочь священника; но эта дeвица, кажется, нашла случай гораздо лучше пристроить себя...

— Совсeм нeт, рeзко прервала леди Лофтон.

— И потому я выбрал для себя сестру другаго священника. Надeюсь, вы ничего не имeете против мисс Робартс?

— О, Лудовик!

Леди Лофтон больше ничего не была в силах выговорить.

— Какие вы находите в ней недостатки? Что вы можете против нея сказать? Или вы думаете, что я не могу быть с нею счастлив.

Минуты двe леди Лофтон сидeла молча, стараясь собрать свои мысли. Она находила, что очень многое можно сказать против Люси Робартс, если смотрeть на нее как на будущую леди Лофтон. Ей трудно было бы сразу изложить всe свои доводы, но она не сомнeвалась в их силe и важности. В ея глазах, Люси Робартс не имeла ни красоты, ни прелести, ни изящества в приемах, ни даже такого образования, какого можно бы пожелать. Леди Лофтон сама не была свeтскою женщиной; в ней было даже замeчательно мало свeтскости для особы ея положения. Но, тeм не менeе, она иныя свeтския качества считала необходимыми для молодой дeвушки, долженствующей заступить ея мeсто. Она, конечно, желала, чтобы жена сына соединяла эти качества с другими, с нравственными достоинствами. Она не бралась рeшить, имeет ли Люси Робартс эти нравственныя достоинства; других же необходимых свойств положительно недоставало. Очевидно было, что она никогда не будет смотрeть настоящею леди Лофтон, никогда не сумeет держать себя в графствe как подобает супругe лорда Лофтонэ. Она не имeла ни той плавности, ни той осанки, ни того величаваго спокойствия, которыя леди Лофтон так цeнила в молодой женщинe высшаго круга. Люси, по ея мнeнию, не могла имeть никакого значения в обществe, развe только посредством своего языка; между тeм как Гризельда Грантли, не раскрывая рта в продолжении цeлаго вечера, на всех может подeйствовать одним величием своего присутствия. Притом Люси не имeла никакого состояния; притом же еще она сестра священника ея собственнаго прихода. Трудно прослыть пророком в своем отечествe, и Люси не была пророком в Фремлеe, по крайней мeрe в глазах леди Лофтон. Читатель припомнит, что уже прежде у нея были нeкоторыя опасения, не столько за сына — ей и в голову не приходило подозрeвать его в таком безразсудствe — сколько за самую Люси, которая могла бы себe вообразить, что молодой лорд влюблен в нее. И вот теперь — увы!— каким страшным ударом пал на бeдную женщину вопрос Лудовика!

— Или вы думаете, что я не могу быть с нею счастлив?

Таковы были послeдния его слова.

— Лудовик, милый, безцeнный Лудовик,— и она невольно встала с мeста и подошла к нему:— я это думаю; я точно это думаю.

— Что же вы думаете? спросил он почти с досадой.

— Я думаю, что она точно не пара тебe. Она не принадлежит к тому классу, из котораго ты мог бы выбрать себe подругу.

— Она принадлежит к одному классу с Гризельдои Грантли.

— Нeт, друг мой. Совсeм не то. Семейство Грантли постоянно жило в совершенно ином кругу. Ты сам не можешь этого не сознать...

— Даю вам честное слово, матушка, я нисколько не сознаю. Один ректором в Пломстедe, другой викарием в Фремлеe. Но что об этом спорить! Мнe бы хотeлось, чтобы вы полюбили Люси Робартс; я пришел именно просить вас об этом.

— Чтоб я полюбила ее как твою жену, Лудовик?

— Да, как мою жену.

— Значит вы уже друг другу дали слово?

— Нeт, этого я не могу еще сказать; но будьте увeрены, что я с своей стороны сдeлаю все на свeтe, чтобы добиться ея согласия. Я уже рeшился, и мое рeшение ничто не может поколебать.

— И молодой особe извeстно твое намeрение?

— Конечно.

"Хитрая, безсовeстная притворщица!" подумала про себя леди Лофтон, не смeя открыто высказать это мнeние при сынe. Какая может быть надежда, если лорд Лофтон уже связал себя формальным предложением?

— А ея брат и мистрисс Робартс? Они также все это знают?

— Да.

— И они одобряют?

— Нeт, не могу сказать. Я не видал еще мистрисс Робартс, и не знаю, как она смотрит на это дeло. Но, признаться, мнe кажется, что Марк не совсeм доволен; я думаю, что он вас побаивается, и желает сперва узнать ваше мнeние.

— Я очень рада это слышать, сериозно проговорила леди Лофтон,— с его стороны было бы крайне низко потворствовать такому дeлу.

Послeдовало опять несколько минут молчания.

Лорд Лофтон рeшился не объяснять матери настоящаго положения дeла. Ему не хотeлось говорить ей, что все зависит от ея слова, что Люси соглашается выйдти за него только с условием, чтоб она, леди Лофтон, сама сдeлала ей предложение. Ему не хотeлось показать ей, что она может рeшить его судьбу. Ему было бы очень неприятно испрашивать у матери позволения жениться, а ему бы пришлось это сдeлать, если-б он сказал ей всю правду. Теперь он имел в виду лишь получше расположить ее к Люси, побудить ее быть повеликодушнeе и поласковeе в Фремлеe. Таким образом, все уладилось бы к возвращению его из Норвегии. Он разчитывал на то, что леди Лофтон сочтет напрасным противиться тому, чего она не в силах измeнить. Но если-б он сказал ей, что все в ея руках, что все зависит от ея рeшения, то она по всему вeроятию не изявила бы согласия; так по крайней мeрe думал лорд Лофтон.

— Какой же вы мнe дадите отвeт, матушка? сказал он наконец.— Я уже окончательно рeшился, иначе я не стал бы и говорить вам об этом. Вы теперь вернетесь в Фремлей; могу ли я надeяться, что вы встрeтите Люси так, как вы сами захотeли бы встрeтить будущую мою невeсту?

— Но вeдь ты говорил, что вы друг другу не дали слова.

— Нeт еще; но я просил ея руки, и она мнe не отказала. Она призналась, что любит меня, не мнe самому, но брату. При таких обстоятельствах, могу ли я надeяться, что вы примете ее хорошо?

Его тон и приемы почти пугали леди Лофтон, и наводили ее на мысль, что за словами скрывается еще что-то недосказанное. Вообще, манеры у него были открытыя, довeрчивыя и мягкия; но на Этот раз, казалось, будто он наперед обдумал всe свои слова и рeшился быть настойчивым до жесткости.

— Я так удивлена и поражена, Лудовик, что мнe трудно дать тебe какой-либо отвeт. Если ты хочешь знать, одобряю ли я такой брак, то я откровенно скажу тебe, что нeт. По моему мнeнию, мисс Робартс далеко не стоит тебя.

— Вы это говорите потому, что не знаете ея.

— А не может ли статься, что я ее знаю лучше, милый Лудовик? Ты за нею ухаживал.

— Терпeть не могу этого пошлаго слова.

— Ну хорошо; ты был в нее влюблен, а в таком положении мущины часто бывают слeпы.

— Как же вы хотите, чтобы мущина женился на дeвушкe, не влюбившись в нее сперва? Дeло в том, матушка, что у нас с вами разные вкусы. Вы любите молчаливую красоту, а я люблю красоту говорящую, и потому...

— Ты не скажешь однако, что мисс Робартс хороша собою?

— Да, она очень хороша; у ней именно такая красота, какую я цeню. Прощайте, матушка; я с вами уже не увижусь до моего отъезда. Писать ко мнe не стоит; я пробуду так не долго, и даже не знаю хорошенько гдe мы остановимся. Я приeду в Фремлей как только вернусь, и тогда узнаю от вас положение дeл. Я вам высказал свои желания, и вам остается рeшить, на сколько вы можете согласиться с ними.

Он поцeловал ее, и ушел не дожидаясь отвeта.

Бeдная леди Лофтон, оставшись одна, почувствовала, что голова у нея идет кругом. Неужели Таков должен быть конец всему ея честолюбию, всей любви ея к сыну? Неужели Таков должен быть результат ея дружеских попечений о семействe Робартс? Она почти ненавидeла Марка Робартса при мысли, что она же сама, поселив его в Фремлеe, была косвенною причиной водворения там его сестры. Она перебрала в умe всe его прегрeшения, его частыя отсутствия из прихода, его поeздку в Гадером-Кассль, мeсто, которое он получил, как сказывали ей, через покровительство герцога Омниума. Могла ли она любить его в такую минуту? А потом, она вспомнила об его женe. Неужели и Фанни Робартс, ея давнишний друг, также измeнила ей? Неужели она помогала устроить тот брак? Или, по крайней мeрe, не употребила, всех усилий, чтоб его разстроить? Она уже говорила с Фанни об этом самом предметe, не боясь еще за сына, но сознавая неприличие такой короткости между дeвушкой, как Люси, и молодым человeком, как лорд Лофтон, и Фанни тогда согласилась с ней. Неужели же теперь и в ней приходится видeть врага?

Леди Лофтон понемногу стала обдумывать, какия слeдует ей принять мeры. Вопервых, должна ли она сразу уступить и изявить согласие на брак сына? Одно ей было ясно, что не стоило бы и жить на свeтe, если-бы пришлось сериозно разсориться с Лудовиком; ее бы это просто убило. Когда ей случалось слышать или читать про подобныя распри в других аристократических семьях, она невольно оглядывалась на себя, отчасти фарисейским взглядом, и говорила себe, что ея судьба выходит из ряду. В ея глазах, такия размолвки между отцами и дочерьми, матерями и сыновьями, бросали самую невыгодную тeнь на лица, в них замeшанныя. С мужем она прожила согласно, ладила со всеми сосeдями, пользовалась всеобщим уважением, а главное с дeтьми жила душа в душу. О лордe Лофтонe она постоянно говорила, как о существe исполненном всяких совершенств, и дeйствительно считала его таковым. При подобных обстоятельствах, не лучше ли согласиться на всякий брак нежели пойдти на ссору?

Но, с другой стороны, какой страшный удар ея самолюбию! И нельзя ли разстроить Этот брак без всякой ссоры? Что такая дeвчонка как Люси прискучит ея сыну мeсяцев через шесть, в том не может быть ни малeйшаго сомнeния: почему же не стараться предупредить такую несчастную развязку? Очевидно было, что сам лорд Лофтон не считал этого дeла совершенно поконченным; также было видно, что окончательное его рeшение отчасти будет зависeть от согласия матери. Не лучше ли будет для нея, не лучше ли будет для них всех, если она будет думать только о своем долгe, а не о тeх неприятных послeдствиях, к которым может повести его исполнение? Она не могла считать своим долгом согласиться на Этот брак, и потому собиралась всячески противодeйствовать ему. По крайней мeрe, она рeшилась с этого начать.

Потом она опредeлила себe план дeйствия. Тотчас же по прибытии своем в Фремлей, она пошлет за Люси Робартс и употребить все свое краснорeчие, и также отчасти строгое достоинство, которым она всегда отличалась, чтобы растолковать молодой дeвушкe, как преступно с ея стороны навязываться такому семейству как Лофтоны. Она объяснит Люси, что ей нельзя ожидать себe счастия от подобнаго брака, что люди, брошенные злою судьбой в слишком высокую сферу, всегда бывают несчастны; одним словом, она изложит ей всe высоконравственныя поучения, обыкновенно употребляемыя в подобных случаях. Конечно, Люси может-быть и не поймет этих поучений, но леди Лофтон много надeялась на свое строгое достоинство. Остановившись на этом рeшении, она стали приготовляться к отъезду в Фремлей.

В домe фремлейскаго священника немного говорили о лордe Лофтонe послe его объяснения с Марком, по крайней мeрe в присутствия Люси. Фанни конечно разсуждала с мужем об этом дeлe, но при Люси оба они рeдко о нем упоминали. Они рeшились предоставить ее собственным мыслям, может-быть, собственным надеждам.

Притом, явились другие вопросы, отвлекшие внимание жителей Фремлея. Вопервых, свидание Марка с мистером Соверби и послeдовавшее за тeм его признание женe. Потом, вскорe, прежде еще чeм Фанни и Люси, успeли рeшить между собой, какия ввести в домe экономическия преобразования, от которьх не пострадало бы удобство хозяина, до них дошла вeсть; что мистрисс Кролей, жена гоггльстокскаго священника, наболeла горячкой.

Извeстие это страшно поразило всех, коротко знавших это бeдное семейство. Трудно было представить себe, что станется с ним, если хоть на один день сляжет эта бодрая голова. К тому же, бeдность бeднаго мистера Кролея была такова, что едва ли бы мог он найдти средство удовлетворить всeм прискорбным потребностям одра болeзни без чужой помощи.

— Я тотчас же отправлюсь к ней, сказала Фанни.

— Душа моя! сказал ея муж:— вeдь это тифозная горячка; ты должна подумать о дeтях. Я сам поeду.

— Помилуй, Марк! Зачeм же ты-то поeдешь? Мущины никуда не годятся в подобных случаях, да к тому же они гораздо более подвержены заразe.

— У меня нeт детей, и я не мущина, сказала Люси улыбаясь,— а потому я поeду.

На этом порeшили, и Люси отправилась в кабриолетe, взяв с собою разных запасов и снадобий, которые могли бы пригодиться больной. Когда она прибыла в Гоггльсток, ей пришлось войдти в дом священника без доклада, потому что дверь была отворена, и она никак не могла отыскать служанку. В гостиной она застала Грес Кролей, старшую дeвочку, степенно сидeвшую на мeстe матери с малюткой на руках. Не смотря на свой одиннадцатилeтний возраст, она хорошо понимала, какия обязанности налагает на нее болeзнь матери, и принялась за их исполнение не только с рвением, но ис какою-то торжественностью. Подлe нея быль брат, мальчик лeт шести, который присматривал за другим ребенком. Они сидeли тихие, сериоэные, молчаливые, чувствуя, что они сами обязаны заботиться друг о другe, так как уже некому еще позаботиться о них.

— Какова твоя маменька, милая Грес? спросила Люси, подойдя к ней и взяв се за руку.

— Бeдная маменька очень больна, отвeчала Грес.

— А папенька такой печальный, прибавил Бобби.

— Я не могу встать, потому что держу малютку, но Бобби пойдет и вызовет папеньку.

— Я сама постучусь, сказала Люси, и подошла к двери.

Вы пришлось постучаться три раза, прежде чeм хриплый, подавленный голос попросил ее войдти. Отворив дверь, она увидала мастера Кролея у изголовья жены, с книгою в руках. Он посмотрeл на нее как-то странно, как будто ему не совсeм было приятно ея появление, я Люси догадалась, что она прервала его молитву. Впрочем, он пошел к ней на встрeчу, пожал ей руку, и отвeчал на ея разспросы обычным, ссриозно-торжественным голосом.

— Жена моя очень больна, сказал он,— очень больна. Господь послал нам тяжкое испытание, но да будет воля Его! Вам лучше не подходить к ней, мисс Робартс; вeдь это тиф.

Впрочем, предостережение его пришло слишком поздно. Люси уже стояла у изголовья больной, и взяла ея протянутую руку.

— Вы так добры, что приeхали, дорогая мисс Робартс, сказала больная;— но мнe грустно видeть вас здeсь.

Люси, не теряя времени, принялась распоряжаться в домe; она старалась разузнать, в чем всего больше нуждалась бeдная семья. Положение в самом дeлe было тяжелое. Единственную служанку, дeвушку лeт шестнадцати, увела мать, лишь только стало извeстно, что мистрисс Кролей заболeла тифом. Правда, бeдная мать обeщала сама приходить каждое утро и каждый вечер, на час или на два, чтобы сколько-нибудь помогать по хозяйству; но, говорила она, ей невозможно подвергать дочь заразe. Мистер Кролей сам рeшился взять на себя всe ея обязанности. Не имeя ни малeйшаго понятия о том, как обращаться с больными, он пал на колeни у кровати жены и погрузился в молитву. Конечно, если молитва,— искренняя, настоящая молитва,— в состоянии была помочь мистрисс Кролей, она могла быть увeрена в этой помощи. Но Люси думала, что ей нужно и другаго рода пособие.

— Если вы хотите что-нибудь сдeлать для нас, сказала мистрисс Кролей,— позаботьтесь о бeдных моих дeгках.

— Я всех их увезу отсюда, пока вы не поправитесь, смeло отвeчала Люси.

— Увезете их! повторил мистер Кролей, которому даже в эту минуту тягостна была мысль, что кто-нибудь хочет избавить его хоть от малой части его бремени.

— Да, сказала Люси,— право лучше вам разстаться с ними на недeлю или на двe, пока мистрисс Кролей не станет на ноги.

— Но куда же их отправить? спросил он мрачным голосом.

На это Люси не нашлась сразу отвeчать. Уeзжая из Фремлея, она не успeла обо всем переговорить. Ей нужно было потолковать с Фанни, чтобы рeшить, каким образом удалить детей от опасности. Почему бы их всех не приютить в Фремлеe, у них же в домe, лишь только достовeрно окажется, что они не заражены ядом горячки? Англичанка добраго сорта сдeлает все на свeтe в пособие больному сосeду; но ни для кого на свeтe не согласится она допустить заразительную болeзнь в свою дeтскую.

Люси стала вынимать из кабриолета банки с вареньем и разные другие припасы; мистер Кролей смотрeл на нее, грозно нахмурив брови. Вот до чего довела его судьба! Перед его глазами, в его дом, привозят, как милостину, разные съестные припасы, и он должен это терпeть! В душe он негодовал на Люси. Он не рeшился наотрeз отказаться от всего, как бы сдeлал, конечно, есиб его жена не была в таком положении. Но теперь, при ея болeзни, такой отказ был бы слишком безчеловeчен; притом, щадя ея, он не хотeл поднимать шума; но каждый новый сверток, вносимый в дом, тяжелым камнем ложился ему на сердце. Жена его все это видeла и понимала, несмотря на свою болeзнь, и силилась чeм-нибудь успокоить его. Но Люси безжалостно пользовалась выгодною минутой, и цыплята для бульйона были вынуты из корзинки под самым носом мистера Кролея.

Впрочем, Люси недолго пробыла в Гоггльстокe; она уже рeшила внутренно что ей слeдует дeлать, и торопилась вернуться в Фремлей.

— Я скоро возвращусь, мистер Кролей, сказала она,— вeроятно сегодня же вечером, и останусь с нею, пока она не поправится.

— Для сидeлки не нужно особой комнаты, продолжала она, когда мистер Кролей пробормотал что-то насчет того, что у них нeт порядочной особой комнаты,— я устрою себe постель на полу, подлe ея кровати, и мнe будет очень хорошо.

Затeм она сeла в кабриолет и уeхала домой.

Глава XXXV

Люси должна была многое обдумать по дорогe в Фремлей. Она уже рeшила в своем умe, что вернется в Гоггльсток и будет ухаживать за мистрисс Кролей во все время ея болeзни. Она в правe была располагать собою, и ничто не могло помeшать ей исполнить это намeрение. Но каким образом сдержит она свое обeщание насчет детей? Множество планов мелькало у нея в головe; она подумывала о фермерах, к которым можно бы пристроить маленьких Кролеев, о коттеджах, которые бы можно нанять для них; но для осуществления всех этих планов требовались деньги, а вeдь в эту минуту весь дом обязан был соблюдать строжайшую экономию. если-бы не болeзнь мистрисс Кролей, она не позволила бы себe даже употребить кабриолет, потому что предполагалось продать и экипаж, и бeднаго пони. Однако обeщание дано, и хотя денежныя средства ея были очень скудны, она исполнит его.

Она приeхала домой, озабоченная всеми этими предположениями, но в ея отсутствие случилось нeчто, сильно отвлекшее внимание Фанни от судьбы гоггльстокских жителей. Леди Лофтон вернулась из Лондона в это утро, и тотчас же прислала записку на имя мисс Люси Робартс; записка эта была в руках у Фанни, в ту минуту как Люси вышла из кабриолета. Слуга, принесший ее, просил отвeта, но ему сказали, что мисс Робартс нeт дома, и что она пришлет отвeт, когда воротится.

Нельзя не сознаться, что Люси вся вспыхнула, и рука у нея задрожала, когда в гостиной Фанни подала ей записку. Вся судьба ея могла зависeть от этих строк; однако она не спeшила распечатать записку, она стояла держа ее в рукe, и когда Фанни стала торопить ее, опять свернула разговор на мистрисс Кролей

Но между тeм всe мысли ея сосредоточились на письмe, и она уже вывела невыгодныя для себя заключения из почерка и надписи. если-бы леди Лофтон была милостиво к ней расположена, она бы адресовала письмо просто, к мисс Робартс, без присовокупления ея имени; так по крайней мeрe сообразила Люси, совершенно безсознательно, как обыкновенно соображаем мы в подобных случаях. Иной половину умозаключений сдeлаегь в своей жизни, не сознавая, проходили ли в его умe всe нужныя посылки.

Фанни и Люси были наединe; Марк куда-то уeхал.

— Что же ты не распечатаешь ея письма? сказала мистрисс Робартс.

— Сейчас; но послушай, Фанни, мнe нужно с тобою поговорить о мистрисс Кролей. Я поeду туда опять сегодня вечером и останусь с нею; я обeщала это, и непремeнно должна сдержать слово. Я также обeщала увезти детей от них, и нам нужно будет как-нибудь их устроить. Страшно подумать, в каком она положении! Никого нeт при ней, кромe мистера Кролея, а дeти совершенно одни.

— Так ты хочешь туда отправиться надолго?

— Да, я уж жто обeщала; а на счет детей, Фанни, не можешь ли ты их приютить гдe-нибудь? На первый раз хоть бы не в самом домe.

А пока она все это говорила и хлопотала о маленьких Кролеяхь, она внутренно старалась угадать содержание письма, которое держала в руках.

— И она точно опасно больна? спросила мистрисс Робартс.

— Об этом я ничего не умeю тебe сказать. Вeрно то, что у нея тифозная горячка. был у них какой-то лeкарь или подлeкарь из Сильвербриджа; но мнe кажется, что нужно бы посовeтоваться с кeм-нибудь поискуснeе.

— Однако, Люси, когда же ты прочтешь письмо? Мнe право странно твое равнодушие.

Люси далеко не равнодушно смотрeла на письмо. Она распечатала конверт и прочла слeдующия строки:

"Любезная мисс Робартс, мнe очень нужно повидаться с вами, и вы премного меня обяжете, если зайдете ко мнe, в Фремле-Корт. Прошу вас извинить безцеремонность моего приглашения, но вы сами вeроятно поймете, что нам обeим удобнeе будет переговорить здeсь нежели в домe вашего брата. Преданная вам. М. Лофтон."

— Ну вот, сказала Люси, передавая записку мистрисс Робартс.— Я должна буду выслушать такия вещи, каких не случалось слышать ни одной злополучной дeвушкe; а вeдь это жестоко, если подумать о том, что я сдeлала,

— Да, и о том чего ты не сдeлала.

— Именно, и о том что я могла сдeлать и не сдeлала. Однако мнe пора идти.

И она опять стала завязывать только что развязанныя ленты своей шляпки.

— Ты хочешь отправиться тотчас же?

— Разумeется; почему же нeт? Лучше кончить все это до отъезда к мистрисс Кролей. Но право, Фанни, грустно то, что я знаю все наперед, что будет говорено; для чего же мнe подвергаться всeм этим неприятностям? Ты можешь представить себe, каким тоном станет она исчислять мнe всe общественныя неудобства от неровнаго брака? Она повторит все, что было сказано, когда царь Кофетуа захотeл жениться на дочери нищаго; она подробно изложит мнe все, что пришлось вынести Гризельдe, той другой Гризельдe, конечно, не дочери вашего архидьякона?

— Но вeдь для Гризельды все кончилось благополучно.

— Да, но опять таки я не Гризельда, и, разумeется, конец мнe будет плохой. Да что толку в том, что я все, это знаю наперед? Вeдь я предлагала царю Кофетуe перенести в другое мeсто и свою особу, и свою корону?

Она отправилась, промолвив еще несколько слов о дeтях мистрисс Кролей, и наказав приготовить себe пони с кабриолетом. Почти рeшено было также, что кабриолет привезет к вечеру всех четырех детей, хотя насчет этого нужно еще было посовeтоваться с Марком. Предполагалось покуда помeстит детей в отдeльном флигелe, гдe прежде была молочная, а теперь жил конюх с женою; потом, когда уже нечего будет опасаться заразы, предположено перевесть их в самый дом. Впрочем все это нужно было обдумать хорошенько.

Фанни совeтовала сестрe сперва отправить записку в Фремле-Корт, чтобы предувeдомить леди Лофтон о своем посeщении. Но Люси ушла, едва отвeтив на это предложение.

— К чему такия длинныя церемонии? сказала она:— я знаю, что она дома, а если нeт, не велика бeда, что я пройду даром десять шагов.

Через несколько минут она уже была у дверей Фремле-Корта, и узнала, что миледи у себя. Сердце дрогнуло у Люси, когда она вошла в комнату леди Лофтон, на верху, во втором этажe. Мы с вами, любезный читатель, уже знаем эту комнату, но, Люси в первый раз переступала Этот священный порог. Во всем ея убранствe было нeчто долженствующее внушать почтительный ужас каждому, кто в первый раз видeл леди Лофтон, сидящую прямо и чинно в высоком плетеном креслe, обычном ея мeстe, когда она занималась своими бумагами или книгами; она это знала, и по этому самому хотeла принять Люси здeсь. Но в этой же комнатe, у камина, стояло другое кресло, мягкое, покойное, уютное; тeм, кому случалось застать на нем леди Лофтон, погруженную в сладкую послeобeденную дремоту, она уже вовсе не казалась так страшна.

— Мисс Робартс, сказала она, не вставая с мeста, но протягивая руку своей гостьe,—я вам очень благодарна за ваше посeщение. Вы вeрно угадываете, о каком предметe мнe бы хотeлось поговорить с вами, и вeрно соглашаетесь со мною, что нам лучше повидаться здeсь нежели в домe вашего брата.

В отвeт на это, Люси только молча наклонила голову и сeла на стул, приготовленный для нея.

— Мой сын, продолжала леди Лофтон,— говорил мнe о.... о.... Если я не ошибаюсь, мисс Робартс, вы друг другу еще не дали слова?

— Нeт, отвeчала Люси,— он сдeлал мнe предложение, и я ему отказала.

Она сказала это довольно рeзко, рeзче может-быть чeм того требовали обстоятельства. С ея стороны это было и невeжливо, и неблагоразумно. Но в эту минуту, она думала о своем положении относительно леди Лофтон, а не лорда Лофтона; о своих чувствах к старой леди, а не к молодому лорду.

— О! проговорила леди Лофтон, повидимому озадаченная тоном Люси:— вы хотите сказать, что теперь ничего нeт между вами и моим сыном? Что все между вами кончено?

— Это совершенно зависит от вас.

— От меня? Каким же это образом?

— Я не знаю, что именно сказал вам сын ваш, леди Лофтон. Что до меня касается, я в этом дeлe ничего рeшительно не намeрена скрывать; вeроятно, и у него то же самое желание, потому что, если не ошибаюсь, он с вами уже говорил об этом предметe. Не так ли?

— Да, конечно; потому-то именно я и рeшилась попросить вас к себe.

— Могу ли я у вас спросить, что он сказал вам?— относительно меня, конечно.

Леди Лофтон не тотчас же дала отвeт; ей казалось, что мисс Робартс уже слишком смeло и нецеремонно объясняется с нею и вообще придает разговору совсeм не тот оборот, какой она имeла в виду.

— Он мнe говорил, что сдeлал вам предложение, сказала леди Лофтон:— для меня, как для матери, это конечно вопрос самый важный. И потому я подумала, что мнe лучше всего повидаться с вами и обратиться к собственному вашему здравому уму, собственной вашей деликатности. Вы конечно знаете...

Тут должна была начаться проповeдь, украшенная примeром царя Кофетуа и Гризельды. Люси однако успeла перебить леди Лофтон.

— Лорд Лофтон передал вам также мой отвeт?

— Нeт, не вполнe; но вы сами говорили мнe сейчас, что отказали ему, и я не могу не выразить вам искренняго моего уважения к вашему примeрному...

— Позвольте, леди Лофтон. Ваш сын предложил мнe свою руку. Он это сдeлал лично, в домe моего брата, и я ему тогда отказала; может-быть это было и безразсудно, потому что я люблю его всею душой. Но меня побудила к этому смeсь различных чувств, которыя мнe не для чего теперь разбирать; главным побуждением было конечно опасение вашего неудовольствия. Потом он пришел еще раз, не ко мнe, а к моему брату, и повторил ему свое предложение. Ничего конечно не может быть благороднeе и нeжнeе его образа дeйствий относительно меня. Сперва, когда он говорил со мною, мнe показалось что он увлекался прихотью. Я не повeрила его любви, хотя я видeла, что он был увeрен в себe. Но я не могла не повeрить ему, когда он опять приeхал и обратился к моему брату. Я не знаю, поймете ли вы меня, леди Лофтон, но дeвушка как я гораздо больше придает цeны такого роду объяснению нежели всему тому, что он мог бы сказать ей самой, под влиянием минутной вспышки. При том, вспомните, что я сама его полюбила, полюбила с самаго начала нашего знакомства. Я была безразсудна понадeявшись, что могу сблизиться с ним, не полюбив его.

— Я все это видeла, сказала леди Лофтон, тоном глубокой мудрости,— и приняла мeры, чтобы по возможности вовремя прекратить опасныя отношения.

— Да и всe это видeли; это вещь такая естественная, подхватила Люси, одним ударом повергая во прах всю мудрость леди Лофтон.— Да, я его полюбила, сама этого не замeчая, и теперь я люблю его всею душою. К чему буду я увeрять себя в противном? Я завтра же могла бы отдать ему свою руку, с сознанием, что буду ему вeрною и нeжною женой. А теперь, когда он говорил вам о своей любви ко мнe, я в нее вeрю; как в свою собственную.— Она остановилась.

— Однако, дорогая мисс Робартс начала было леди Лофтон.

— Извините меня, леди Лофтон, я тотчас же кончу, и тогда буду готова вас выслушать. Итак; брат пришел ко мнe, и передал мнe слова лорда Лофтона, не уговаривая меня в его пользу, не давая мнe никаких совeтов; он совершенно предоставил меня собственному рeшению, и предложил мнe видeться с вашим сыном на слeдующее утро. если-б я увидeла его, я бы конечно приняла его предложение. Подумайте сами, леди Лофтон: могла ли бы я ему отказать, когда уже давно сознавала в душe, что люблю его?

— Ну? проговорила леди Лофтон, не желая уже прерывать ея рeчи.

— Я не рeшилась его видeть; я не рeшилась на это из робости. Мнe нестерпима была мысль вступить в Этот дом женой вашего сына, и найдти у вас холодный прием. Как я его ни любила, как ни люблю до сих пор, как ни цeню великодушное его предложение, я не в силах была бы вынести ваше презрeние. И потому я поручила сказать ему, что соглашусь выйдти за него только тогда, когда вы сами сдeлаете мнe предложение.

И Люси, оправдав таким образом себя и своего возлюбленнаго, замолчала и приготовилась выслушать сказание о царe Кофетуe, переложенное на новeйшие нравы.

Но для леди Лофтон довольно трудно было начать свою рeчь. Вопервых, она вовсе не была жестокосердою эгоисткой; и если-бы только дeло не касалось ея сына, семейнаго величия и блеска, она бы горячо сочувствовала Люси Робартс. Даже теперь она не могла отказать ей в сочувствии и уважении; она даже стала понимать, что именно привлекло ея сына к этой молодой дeвушкe, почувствовала даже, что если-бы тут не примeшались нeкоторыя злополучныя обстоятельства, дeвушка эта, быть-может, была бы и достойна носить имя леди Лофтон. Люси как будто выросла в ея глазах в продолжении разговора; она уже не казалась пустою, незначащею дeвочкой, какою до сих пор считала ее леди Лофтон. Дeвушка, сумeвшая говорить так прямо и открыто, сумeвшая так опредeлить свое настоящее положение, навeрное и при других обстоятельствах сумeет постоять за себя.

Но, при всем том, леди Лофтон и не думала уступать. В ея руках находилась власть устроить или разстроить Этот брак (власть и по праву принадлежащая ей), и она обязана была употребить ее для блага сына, по своему крайнему разумeнию. Как ни сочувствовала она Люси, она не могла пожертвовать счастьем сына этому сочувствию. Вeдь все же оставались тe злополучныя обстоятельства, которыя в ея глазах дeлали Этот брак невозможным. Люси была сестра человeка, который, по званию приходскаго священника в Фремлеe, вовсе не годился в свояки фремлейскому владeльцу. Никто больше леди Лофтон не любил священнослужителей, никто не мог быть более расположен жить с ними в отношениях самой дружеской короткости, но при всем том она на священника своего прихода отчасти смотрeла как на часть подвeдомственнаго ей быта, как на нeчто от ней зависящее, и ей казалось не совсeм ладным, чтобы лорд Лофтон породнился с ним. Конечно, леди Лофтон не выговаривала себe этого совершенно ясно, но во глубинe души она так смотрeла на вопрос. Притом, воспитание Люси во многих отношениях было недостаточно. Она ни малeйшаго понятия не имeла о свeтской жизни, о свeтских обычаях. Недостаток Этот обнаружился даже в том, как она в настоящем случаe повела разговор. Она выказала ум, энергию, добрый нрав и здравый взгляд на вещи, но в ней не было достодолжнаго спокойствия, невозмутимости. В молодых дeвушках леди Лофтон всего больше цeнила силу инерции, составляющую принадлежность изящной и исполненной достоинства сосредоточенности, а этого-то и не было в бeдной Люси. При том же она не имeла состояния, что хотя и меньшее зло, а все таки зло; не было у нея имени в свeтском смыслe этого слова, а это уже похуже. Наконец, хотя ея глаза так ярко засверкали, когда она признавалась в своей любви, леди Лофтон не была расположена находить, чтоб она обладала положительною красотой. Вот тe злополучныя сопутствующия обстоятельства, которыя утверждали леди Лофтон в рeшении разстроить Этот брак.

Впрочем эта задача теперь казалась ей гораздо труднeе чeм она сперва предполагала, и она увидeла себя принужденною просидeть молча минуту или двe; мисс Робартс, с своей стороны, не заботилась о продолжении разговора.

— Я не могу не удивляться, показала наконец леди Лофтон,— примeрному благоразумию, которое вы сказали во всем этом дeлe; и позвольте мнe сказать вам, мисс Робартс, я теперь смотрю на вас с совершенно иным чувством чeм недавно еще, когда я выeзжала из Лондона.

На это Люси отвeчала легким наклонением головы, довольно впрочем принужденным, как будто бы она более принимала к свeдeнию прошлое не совсeм лестное мнeние, высказанное намеком, нежели явно сказанную похвалу в настоящем.

— Но все же, в этом дeлe, продолжала леди Лофтон,— всего сильнeе должно говорить во мнe чувство матери. Я не буду теперь разсуждать о том, как бы я поступила, если-бы мой сын точно на вас женился. Но я должна признаться, что такой брак считала бы я весьма... весьма неблагоразумным. Трудно найдти молодаго человeка добрeе лорда Лофтона, человeка с лучшими правилами, более вeрнаго своему слову; но он, более чeм кто другой, способен завлечься и ошибиться в своих видах на будущее. если-б он женился на вас, вы оба были бы несчастливы...

Очевидно, что приближалась давно-грозившая проповeдь; и так как Люси откровенно созналась в своей слабости и всю силу рeшения передала в руки леди Лофтон, то она не видeла надобности, зачeм бы ей выслушивать эту проповeдь.

— Что нам об этом спорить, леди Лофтон, прервала она:— я вам сказала, при каких обстоятельствах могу я согласиться выйдти за вашего сына; слeдовательно, вам нечего опасаться.

— Нeт, я и не хотeла с вами спорить, сказала леди Лофтон почти смиренным тоном,— мнe хотeлось только оправдаться перед вами, чтобы вы не обвиняли меня в жестокости, если я не дам своего согласия на Этот брак. Мнe хотeлось убeдить вас, что я поступаю так для блага сына.

— Я знаю, что вы в этом убeждены, и потому не нужны никакия оправдания.

— Да, именно; конечно, тут дeло убeждения, и я именно так убeждена. Я не могу повeрить, чтоб Этот брак послужил к вашему обоюдному счастию, и потому я поступила бы дурно, если-бы дала свое согласие.

— В таком случаe, леди Лофтон, сказала Люси, вставая с своего мeста,— мы кажется высказали друг другу все что было нужно, и теперь я с вами прощусь.

— Прощайте, мисс Робартс. Мнe бы хотeлось, чтобы вы совершенно поняли, как высоко я уважаю и цeню ваш образ дeйствии в настоящем случаe. Он выше всяких похвал, и я не задумаюсь высказать это, при свидании с вашими родственниками.

Это не слишком то приятно было для Люси. Что ей за дeло до того, как леди Лофтон станет относиться о ней в присутствии ея родственников.

— Прошу вас передать мой дружеский поклон мистрисс Робартс, продолжала леди Лофтон;— скажите ей, что я надeюсь вскорe увидeть ее у себя, вмeстe с мистером Робартсом. Мнe хотeлось бы вас всех пригласить сюда отобeдать; но знаете, лучше мнe прежде повидаться с Фанни и потолковать с нею наединe.

Люси пробормотала что-то похожее на отказ от предполагаемаго обeда, и затeм простилась. Ясно было, что в этом свидании она одержала верх; сознание этого было в сердцe, когда она дала леди Лофтон пожать свою руку. Ей удавалось остановить свою противницу при каждой ея попыткe начать заготовленное поучение; на каждое слово леди Лофтон она отвeчала тремя. Но, при всем том, она возвращалась домой с тяжелым чувством обманутаго ожидания, с каким-то сознанием, что она сама виною своего несчастия. Зачeм ей было поступать с таким романическим, рыцарским самоотвержением? Не пожертвовала ли она и его счастьем точно также как своим? Отчего она так хлопотала, чтоб отдать все дeло в руки леди Лофтон? Не оттого конечно, чтоб она признавала необходимым общественным правилом для дeвушки отказываться от руки любимаго человeка, пока сама мать не будет желать этого брака. По ея мнeнию, дeвушка обязана принять в соображение голос собственнаго своего семейства, а больше ничей. Ею руководило не чувство долга, а только трусость; она не могла утeшать себя сознанием собственной безупречной правоты. Она просто боялась леди Лофтон, и это чувство было подло, недостойно той силы духа, которою она любила одарять себя в своем воображении. Вот в чем она внутренно обвиняла себя, и это убивало в ней всякое чувство торжества.

Когда она вернулась домой, Марк и Фанни ожидали ее.

— Ну что? проговорила она отрывисто и торопливо.— Готов кабриолет? Мнe некогда мeшкать; еще нужно будет кой-что уложить. Что ж, Фанни, как ты рeшила на счет детей?

— Сейчас скажу. Ну что ты видeла леди Лофтон?

— уж конечно видeла. Вeдь она за мной присылала, и я не могла ослушаться ея приказания.

— Ну что же она сказала?

— Как ты неопытен, Марк! И не только неопытен, да и неучтив; зачeм ты заставляешь меня разказывать историю моего уничижения? Разумeется, она мнe сказала, что не хочет, чтобы на мнe женился благородный лорд, ея сын; а я, разумeется, отвeчала ей, что сама не подумаю за него выйдти замуж, при таких обстоятельствах.

— Люси, я понять тебя не могу, сказала Фанни сериозно,— я иногда сомнeваюсь в истинe твоего чувства. Если ты точно любишь его, как можешь ты все обращать в шутку?

— Да, оно конечно странно; и на меня также иногда находит сомнeние. Мнe бы слeдовало блeднeть и худeть, не правда ли? чахнуть от горя, и понемножку сходить с ума? Но я не имeла ни малeйшаго намeрения поступать таким образом, а потому не стоит и толковать обо всем этом дeлe.

— Но она с тобою обошлась привeтливо и учтиво? спросил Марк.

— О, чрезвычайно учтиво! Трудно повeрить, но она даже пригласила меня обeдать. Ты знаешь, она всегда это дeлает, когда хочет изявить свое благоволение. если-бы ты сломал себe ногу, и ей бы захотeлось тебя утeшить, она бы непремeнно пригласила тебя обeдать.

— Я увeрена, что она сдeлала это с добрым намeрением, сказала Фанни, которая не хотeла дать в обиду свою старую приятельницу, хотя вполнe была готова изо всех сил сражаться с нею за Люси.

— Люси такая взбалмошная, сказал Марк,— что от нея невозможно ничего добиться толком.

— Да, право, я сказала все как было. Она спросила, дeлал ли мнe лорд Лофтон предложение? Я отвeчала. Потом она спросила, намeрена ли я принять его. Я отвeчала: не приму без ея согласия. Потом она всех нас просисила к себe обeдать,— вот и все. Я не вижу, почему же я взбалмошная.

Она бросилась в кресло, а Марк и Фанни молча переглянулись между собою.

— Марк, сказала она спустя минуту,— не сердись на меня. Я нарочно стараюсь обращать это в шутку, чтобы не мучить ни вас, ни себя. Повeрь, Фанни, это гораздо лучше, чeм ревeть коровой.

Они взглянули на нее и увидeли, что слезы были готовы брызнуть из ея глаз.

— Люси, милая, безцeнная Люси, сказала Фанни, опускаясь перед нею на колeни,— вперед я буду осторожнeе с тобою.

И обe онe дали полную волю своим слезам.

Глава XXXVI

Впрочем, онe плакали не долго. Люси вскорe сидeла уже в кабриолетe. На Этот раз Марк взялся сам довезти ее, и, рeшено было, что он привезет с собою всех детей мистера Кролея. Все устроили как нельзя лучше; конюха с женой рeшено помeстить в самом домe, а комнату, занимаемую ими, на противоположном концe двора, превратить на время в карантинный госпиталь, пока не минует опасность. На полдорогe в Гоггльсток, их нагнал какой-то господин верхом, и когда он поравнялся с ними, Марк узнал доктора Эребина, барчестерскаго декана, главу капитула, к которому он сам принадлежал. Оказалось, что декан также eдет в Гоггльсток, узнав о несчастии, постигшем его друзей; он отправился тотчас же, с тeм чтобы увидeть как помочь им; так как ему приходилось проскакать для этого около сорока миль, то он не надeялся вернуться домой прежде полуночи.

— Вы будете проeзжать через Фремлей? спросил Марк.

— Да, отвeчал декан.

— В таком случаe, вы у нас пообeдаете и отдохнете, вы и ваша лошадь, что почти так же важно.

На этом и порeшили, и послe обычной церемонии представления между деканом и Люси, разговор опять обратился к мистеру Кролею.

— Я знаю его с самаго дeтства, сказал декан,— мы вмeстe учились в школe и в коллегии, и с тeх пор постоянно были в самых коротких отношениях, но несмотря на все это, я не знаю, как помочь ему в эту трудную минуту. Я никогда не встрeчал человeка более гордаго и сосредоточеннаго; он боится дeлить свое горе даже с друзьями.

— Он часто говорил мнe о вас, сказал Марк.

— Вы не можете представить себe, как грустно мнe думать, что человeк, котораго я искренно люблю, живет так близко от меня, а я почти никогда не вижу его. Но что же мнe дeлать? У меня он не хочет бывать, а когда я к нему приeду, он на меня сердится за то, что я, видите, ношу шляпу и разъезжаю на лошади.

— Я шляпу и лошадь оставила бы на рубежe сосeдняго прихода, замeтила Люси робким тоном.

— Положим так. Конечно, мы должны стараться не оскорблять друзей даже в таких бездeлицах, но дeло в том, что его точно так же оскорбляли бы мой сюртук и жилет. Я перемeнился, то-есть наружно перемeнился, а он нeт. Это раздражает его, и пока я не буду представляться ему таким, каким я был прежде, он не захочет смотрeть на меня прежними глазами.

И он уeхал вперед, сказав, что им с Кролеем легче будет встрeтиться наединe, до приeзда Робартса и его сестры

Мистер Кролей стоял у своей двери прислонившись к маленькой деревянной рeшеткe, когда декан подскакал на своей лошади. Просидeв большую часть дня у постели больной, он вышел подышать свeжим воздухом, держа на руках младшаго ребенка. Бeдное дитя сидeло смирно, не кричало, но и не слишком весело смотрeло. Мистер Кролей горячо и нeжно любил своих детей, но он не имел той особой ухватки, которая привлекает детей. Говорю ухватки, потому что едва ли можно назвать как-нибудь более эту способность иных людей привлекать дeтския сердца. Эти люди не всегда бывают самыми лучшими отцами и надежнeйшими попечителями; но в их приемах есть нeчто, обаятельно дeйствующее на детей, нeчто такое что мигом уничтожает все разстояние между пятью годами и сорока пятью. Мистер Кролей был человeк строгий, он постоянно думал о душe и умe своих детей, как подобает отцу; но он также думал, что слeдует постоянно, ежеминутно наставлять и развивать эти юныя души и умы, и тут он, кажется, ошибался. Вот почему дeти старались избeгать его, и их отчуждение было новою мукой для его истерзанной души, но оно нисколько не уменьшало его горячей любви к ним.

Он стоял на крыльцe с малюткой на руках; дитя сидeло смирно и тихо, но в нем не видно было ни малeйшаго расположения поцeловать своего отца, погладить его по лицу своими нeжными ручонками, как в душe хотeлось бы отцу, когда показался декан. Мистер Кролей еще издали узнал своего приятеля и успeл обдумать свои прием, он был зорок как рысь на открытом воздухe, хотя дома, в своем кабинетe, не мог обходиться без очков, сидя над своими старыми, захватанными книгами.

Очевидно, что и Эребин приeхал, если не с цыплятами и вареньем, то с деньгами и с совeтом, какие только богатый декан мог предложить своему бeдному собрату; и мистер Кролей, несмотря на свое безпокойство о женe, уж заранeе съежился и стал раздумывать о том, как бы ему отказаться от этих услуг.

— Ну, что? Как она себя чувствует? было первым вопросом декана, когда он остановил лошадь у самой двери, и протянул руку приятелю.

— Как твое здоровье, Эребин? сказал мистер Кролей.— Спасибо, что рeшился приeхать в такую даль, тогда как у тебя столько дeла в Барчестерe. Не могу сказать, чтоб ей было лучше, но на сколько я могу судить, ей и не хуже. Иногда мнe кажется, что у нея бред, но и в этом я не увeрен. По временам, она лежит в забытьи, а потом засыпает.

— Но жар уменьшился?

— Иногда уменьшается, иногда увеличивается.

— А дeти?

— Бeдняжки! Покуда здоровы.

— Их нужно увезти отсюда, Кролей, увезти как можно скорeй.

Мистеру Кролею показалось, что декан принимает с ним несколько повелительный тон, и он тотчас же приготовился к упорному сопротивлению.

— Не знаю еще как это устроить; я еще не рeшился на Этот счет.

— Однако, любезный Кролей...

— Такия перемeщения не всегда возможны, сказал он:— у бeдных людей дeти неизбeжно подвергаются этим опасностям.

— Иногда это точно неизбeжно, отвeчал декан, не желая вступать в спор,— но в настоящем случаe неизбeжности никакой нeт. Ты мнe дозволишь прислать за ними и озаботиться этим дeлом, потому что тебe и без того довольно хлопот с больною.

Хотя мисс Робартс, в разговорe с мистером Эребином и объявила, что останется с мистрибс Кролей, но не упомянула еще о своем намeрении увеяти детей.

— Ты хочешь снять бремя с моих плеч, то-есть попросту заплатить за моих детей? Я не могу этого позволить, Эребин. Они должны дeлить участь отца и матери.

Декан опять счел за лучшее не вступать в словопрение и отложить вопрос о дeтях до другой, более удобной минуты.

— При ней нeт сидeлки? спросил он.

— Нeт; я сам за нею ухаживаю покуда. А вечером придет к нам женщина.

— Какая женщина?

— Зовут ее мистрисс Стоббс; она живет в здeшнем приходe. Она уложит младших детей, и... и... да что мнe надоeдать тебe всеми этими мелочами!... Сегодня утром у нас была одна молодая дeвушка, и обeщалась приeхать опять. Но, кажется, она нашла это для себя неудобным, да и гораздо лучше так.

— Ты говоришь о мисс Робартс? Она будет здeсь через несколько минут; я обогнал ее дорогой.

Едва доктор Эребин успeл договорить, как уже послышался стук колес.

— Я пойду теперь в комнаты, и посмотрю, не проснулась ли она, сказал мистер Кролей, и вошел в дом, оставя декана на лошади у калитки.

"Он побоится заразы, я его не приглашу войдти в дом," подумал мистер Кролей.

"Если я войду не прошеный, я покажусь ему нескромным и навязчивым," сказал про себя декан, и не двигался с мeста, пока пони, уже ознакомившийся с мeстностию, не остановился у калитки.

— Вы еще не входили туда? спросил Робартс.

— Нeт, Кролей разговаривал со мною у крыльца. Он, кажется, сейчас выйдет опять.

И Марк Робартс также приготовился ждать появления хозяина дома.

Но Люси мало заботилась о том, оскорбится ли мистер Кролей или нeт. Ей хотeлось ухаживать за бeдною страдалицей, хотeлось поскорeе услать всех четырех детей, с согласии отца, если возможно, но и без его согласия в случаe нужды. Она вышла из кабриолета, взяв с собою кой-какие свертки и узлы, и отправилась прямо в дом.

— Тут под сидeньем остался большой узел, Марк, сказала она,— вынь его оттуда, а я сейчас за ним приду.

Минут с пять, обe духовныя особы оставались у ворот, одна на лошади, другая в кабриолетe, изрeдка обмeниваясь словом, и выжидая не появится ли кто-нибудь из дому. Наконец до них долетeл голос Люси:

— Мы все устроили как нельзя лучше, говорила она,— не будет ни хлопот, ни издержек,— и мы привезем их назад как только мистрисс Кролей встанет с постели.

— Однако, мисс Робартс, могу вас увeрить... послышался голос мистера Кролел, шедшаго за нею вслeд. Но тут кто-то из детей позвал его к больной, а Люси пошла распоряжаться по своему.

— Вы хотите детей увезти с собою? спросил декан.

— Да, жена приготовила им комнату, отвeчал Марк.

— Я вижу, что вы с моим старым другом можете поступать безцеремоннeе чeм я.

— Все устроила сестра. В таких дeлах женщины гораздо храбрeе мущин.

Тут на порогe показалась Люси, в сопровождении Бобби и одного из младших детей.

— Ты не слушай, что он будет говорить, сказала Люси,— а уeзжай домой как только я усажу всех детей. Скажи Фанни, что я уложила в корзину всe дeтския вещи, какия только нашла, но их очень немного. Ей будет нужно на время занять платья для Грес у маленькой дочки мистрисс Гренджер. А теперь, Марк, повороти пони, чтобы можно было немедленно ускакать. Я сейчас приведу Грес с другим ребенком.

Поручив брату усадить как слeдует Бобби и его маленькую сестрицу на заднем сидeньи кабриолета, Люси вернулась в комнаты. Она лишь на минуту заглянула к мистрисс Кролей, улыбнулась ей, положила на стул свой узел, в знак того, что она приeхала надолго, и, не сказав ни слова, отправилась к дeтям. Она попросила Гресь указать ей всe дeтския вещи, которыя нужно будет повезти в Фремлей, и, сколько могла, старалась объяснить малюткам ожидавшую их участь; потом она принялась приготовлять все к отъезду, ни слова не говоря мистеру Кролею. Бобби и старшая из малюток спокойно позволили усадить себя в кабриолет; они молча глазeли на декана, и безпрекословно подчинялись всeм распоряжениям мистера Робартса; по видимому на них сильно подeйствовала неожиданность.

— Ну теперь, Грес, садись скорeе, душка, сказала Люси, возвращаясь с самым крошечным ребенком на руках.— Да хорошенько береги малютку. Дай мнe корзинку, я уставлю ее, когда вы всe усядетесь.

И дeти, и корзинка с платьем, наконец, кое-как умeстились в кабриолетe.

— Вот так хорошо. Марк, прощай; скажи Фанни, чтоб она непремeнно прислала сюда кого-нибудь послe завтра, да чтоб она не забыла...— И Люси шепнула на ухо брату разныя поручения насчет присылки кое каких припасов, о которых страшно было и заикнуться в присутствии мистера Кролея.

— Прощайте, милыя дeтки, будьте умны; послeзавтра я вам дам непремeнно знать о здоровья маменьки, сказала Люси, и пони, подстрекаемый легким движением вожжей, уже двинулся вперед, когда мистер Кролей показался у порога.

— Погодите, погодите! закричал он.— Мисс Робартс, право лучше будет...

— Поeзжай, Марк, проговорила Люси очень внятным шепотом. И Марк, который было приостановил лошадку при появлении мистера Кролея, взмахнул хлыстом, и пони поскакал, потряхивя головой, такою быстрою рысцой, что и кабриолет, и дeти вскорe скрылась из глаз озадаченнаго отца.

— Мисс Робартс, начал было он,— я должен объявить, вам, что отнюдь не думал соглашаться на....

— Да, да, перебила она:— брату моему нужно было поспeшить. Вы знаете, дeти всe будут жить у нас; я увeрена, что это будет всего приятнeе для мистрисс Кролей. Дня через два-три ими займется сама Фанни.

— Но увeряю вас, любезная мисс Робартс, я ни малeйшаго не имел намeрения сваливать на других свои семейныя заботы. Дeти должны возвратиться домой, как только будет возможна привезти их назад.

— Мнe, право, кажется, что мисс Робартс все очень хорошо устроила, сказал декан,— мистрисс Кролей вeрно гораздо будет спокойнeе при мысли, что ея дeти внe опасности.

— Право, им будет очень хорошо у нас, сказала Люси.

— Я ни сколько в этом не сомнeваюсь, сказал мистер Кролей,— я, напротив, боюсь, что они слишком привыкнут к этим удобствам, что им трудно будет вернуться к прежней жизни; да притом... я мог бы пожелать, чтобы сперва со мною посовeтовались...

— Да вeдь мы рeшили сегодня утром, что детей лучше удалить, сказала Люси.

— Я не помню, чтоб я изявил согласие на такого рода мeру; впрочем... я полагаю, что их нельзя будет привезти сегодня же?

— Нeт, сегодня невозможно, сказала Люси.— А теперь и пойду к вашей женe.

И она вернулась в дом, оставив декана и мистера Кролей у дверей. В эту минуту проходил мимо какой-то мальчик, и декан поспeшил поручить ему свою лошадь, и стать таким образом на равную ногу с своим приятелем.

— Кролей, сказал он, прислонившись подлe него к перильцам и ласково положив ему руку на плечо: — она хорошая дeвушка, отличная дeвушка.

— Да, проговорил он протяжно,— у нея намeрения хорошия.

— Нeт, больше того; она поступает превосходно. Что может быт лучше ея теперешняго поведения? Пока я раздумывал, как бы мнe помочь твоей женe в эту трудную минуту...

— Мнe не нужна помощь, по крайней мeрe помощь человeческая, с горечью перервал его Кролей.

— О, друг мой! Подумай о том, что ты говоришь! Подумай, как грeшно подобное настроение! Может ли человeк полагаться так на собственныя силы, отказываясь от пособия братьев?

Мистер Кролей не тотчас же отвeчал ему; заложив руки за спину и сжав кулаки,— как привык дeлать, когда раздумывал о горькой своей долe;— он принялся ходить взад и вперед по дорогe перед домом. Он не предложил приятелю присоединиться к нему, впрочем не высказывал и желания, чтоб он оставил его в покоe. Вечер был теплый и тихий, в ту чудную, пору года, когда лeто только что смeняет весну, и всe оттeнки зелени еще сияют незапятнанною свeжестью. Яблони были в полном цвeту, живыя изгороди ярко цвeли. Вдали раздавался однообразный отзыв кукушки, воздух был пропитан запахом молодой травки. Дубы уже покрылись листьями, но листья еще не висeли тяжелыми, сплошными грудами; сквозь них еще виден был изгиб каждой вeтви, каждаго сучка. Никакая пора в году не может сравниться красотою с первыми лeтними днями; никакия краски в природe, не исключая даже богатых оттeнков осени, не могут превзойдти нeжной зелени, распустившейся от теплых лучей майскаго солнца.

Мы уже говорили, что Гоггльсток не мог похвастать красотою мeстности; дом священника не был расположен на зеленeющем скатe холма, в сторонe от проeзжей дороги; окна его не выходили на мягкий луг, окаймленный кустарниками, над которыми возвышалась бы небольшая старинная церковная колокольня; он был лишен всех этих прелестей, которыми, обыкновенно, привлекают нас уютные домики наших духовных пастырей, в земледeльческих краях Англии. Дом гоггльстокскаго священника стоял одинокий у самой дороги, не защищенный какою-нибудь хорошенькою изгородью, усаженною снутри остролистым шиповником, португальским лавром и розовым деревом. Но даже и Гоггльсток был хорош в эту пору; яблони и кустарники бeлeли цвeтами; дрозды и малиновки оглашали воздух своим пeнием; и мeстами, у дороги, возвышался дуб в своей одинокой величавой красe.

— Пройдемся немного, сказал декан,— мисс Робартс теперь с нею, а тебe не худо отдохнуть на свeжем воздухe.

— Нeт, сказал он,— я должен быть там; не могу же я допустить, чтоб эта молодая дeвица брала на себя мое дeло.

— Погоди, Кролей! сказал декан, останавливая его за руку.— Она дeлает свое дeло; ты бы сам это сказал, если-бы рeчь шла о каком-нибудь другом семействe, а не о твоем. Не утeшительно ли для тебя, что твоя жена в эту минуту имeет при себe женщину, и женщину способную ее понять и ей сочувствовать?

— Это такая роскошь, на которую мы не имeем права. Я, конечно, не много могу сдeлать для бeдной моей Мери, но я сдeлал бы для нея все, что только в моих силах.

— Я в этом не сомнeваюсь; я это знаю. Ты готов для нее сдeлать все, что только возможно человeку, все, кромe одного.

И, говоря это, декан посмотрeл ему в лицо.

— А чего же именно, по твоему, не захотeл бы я сдeлать для нея? спросил Кролей.

— Пожертвовать своею гордостию!

— Моею гордостию?

— Да, твоею гордостью.

— Кажется, не много во мнe осталось гордости. Эребин, ты не знаешь, какова моя жизнь. Какая может быть гордость у человeка, который...

И он приостановился, не желая перечислять длинный ряд несправедливостей судьбы, которыя, по его мнeнию, должны были убить в нем послeдние зародыши гордости, или распространяться о своей незаслуженной бeдности, о своем горьком положении.

— Нeт, желал бы я еще быть гордым. Слишком тяжела была моя жизнь; я уже давно забыл, что такое гордость.

— С которых пор мы знаем друг друга, Кролей?

— С которых пор? Ах, Боже мой! с самаго почти рождения.

— Когда-то мы жили с тобой как родные братья.

— Да, мы тогда были равны как братья, равны по вкусам, по состоянию, по образу жизни.

— А вот ты все не хочешь позволить мнe помочь тебe и твоему семейству, которое для тебя дороже всего на свeтe, облегчить хоть сколько-нибудь бремя, которое досталось тебe в удeл?

— Я не хочу жить на чужой счет, проговорил Кролей отрывисто, почти с сердцем.

— Развe это не гордость?

— Да, это своего рода гордость, но не та гордость, о которой ты говорил сейчас. Невозможно быть честным человeком, не имeя в себe доли гордости. Да ты сам... не согласился ли бы ты скорeе голодать чeм просить милостыню?

— Я бы скорeе захотeл просить милостыню чeм видeть, что голодает моя жена.

При этих словах Кролей быстро отвернулся; он стоял спиною к декану, закинув руки назад и потупив глаза в землю.

— Но тут идет рeчь не о милостынe, продолжал декан, мнe бы хотeлось помочь друзьям, удeлить им частичку тeх земных благ, которыми так щедро осыпало меня Провидeние.

— Да она не голодает, проговорил Кролей, все еще с горечью; но в его тонe слышалось и желание оправдать себя.

— Нeт, друг мой, я знаю, что она не терпит голода; не сердись на меня, что я старался выяснить тебя свою мысль рeзкими выражениями.

— Ты на вопрос смотришь только с одной стороны, Эребин; а я могу смотрeть на него только с другой, противоположной. Отрадно давать, я в том не сомнeваюсь, но тяжело, очень тяжело принимать. Хлeб подаяния останавливается в горлe у человeка, отравляет его кровь, свинцом ложится ему на сердце. Тебe никогда не приходилось испытать это.

— Да за это-то самое я и упрекаю тебя. Вот именно та гордость, которою ты должен пожертвовать.

— А зачeм же я буду ею жертвовать? Развe я не могу, или не хочу работать? Развe я не трудился всю жизнь без отдыха? Как же ты хочешь, чтоб я подбирал крохи, падающия от трапезы богатаго? Эребин! мы с тобой когда-то были товарищами, равными; мы умeли друг друга понимать, друг другу сочувствовать, но теперь это кончилось.

— Кончилось только с твоей стороны.

— Может-быть, потому что в наших отношениях всe страдания и недостатки были бы на моей сторонe. Ты бы не оскорбился, увидeв меня за своим столом в истертом платьe, в дырявых башмаках. Я знаю, что ты неспособен на такую мелочность. Ты бы рад был угощать меня, если-бы даже я был одeт в десять раз хуже твоего лакея. Но мнe тяжело и обидно было бы думать, что всякий, кто взглянул бы на меня, удивился бы моему присутствию у тебя.

— Вот именно та самая гордость, о которой я говорил,— ложная гордость.

— Называй ее так, если хочешь; но знай, Эребин, что всe твои увeщания пропадут даром. Эта гордость — послeдняя моя поддержка. Бeдная страдалица, которая теперь лежит в постели, больная мать моих детей, которая для меня пожертвовала всeм, дeлила со мной и горе и заботы, даже она не в состоянии измeнить меня в этом отношении, хотя один Господь вeдает, как тяжело мнe видeть ея постоянныя лишения. Но, даже ради ея, я не захочу протянуть руку за подаянием.

Они дошли до дверей дома, и мистер Кролей почти безсознательно переступил порог.

— Нельзя ли мнe будет видeть мистрисс Кролей? спросил декан.

— О, нeт, нeт! Лучше тебe не входить к ней, сказал мистер Кролей,— мистрисс Эребин будет бояться заразы.

— Повeрь, что я нисколько за себя не боюсь, сказал декан.

— Да к чему же подвергаться опасности? Притом ея комната в таком жалком видe... Ты знаешь, и в других комнатах воздух может быть заразителен.

Между тeм они дошли до гостиной, и доктор Эребин рeшился не идти дальше, видя, как это неприятно хозяину.

— Во всяком случаe, для нас утeшительно знать, что мисс Робартс остается при ней.

— Мисс Робартс очень добра, чрезвычайно добра, сказал Кролей,— но я надeюсь, что она завтра же возвратится к своим родным. Возможно ли ей оставаться в таком бeдном домe, как мой? Она здeсь не найдет тeх удобств, к которым привыкла.

Декан подумал про себя, что Люси, при настоящих своих занятиях, вряд ли станет помышлять о больших удобствах, и потому уeхал с утeшительною мыслию, что будет кому ухаживать за несчастною больной.

Глава XXXVII

Между тeм в Вест-Барсетширe готовилось что-то необычайное, всe умы были в волнении. Рокорое слово было уже произнесено: королева распустила свой вeрный парламент.. Титаны, чувствуя себя не в силах ладить с прежнею палатой, рeшились испробовать, не лучше ли будет новая, и суматоха всеобщих выборов должна была распространиться по всей странe. Это производило вездe большее раздражение и досаду, потому что не прошло еще трех лeт с тeх пор как составилась послeдняя палата; а члены парламента, хотя и очень рады повидаться с друзьями, пожать руку многоуважаемым своим избирателям, все же на столько причастны слабостям человeческим, что принимают к сердцу опасность лишиться своего мeста, или во всяком случаe необходимость значительных издержек, чтоб удержать его за собой.

Никогда еще древняя распря между богами и гигантами не разгоралась до такого ожесточения. Гиганты объявили, что каждое усилие их на пользу страны задерживалось интригами безсмысленной партии, несмотря на всe обольстительныя обeщания помощи и содeйствия, так недавно сдeланныя ею; боги же отвeчали, что их вызвала на такую оппозицию беотийская нелeпость гигантов. Правда, они, обeщали свою помощь, и до сих пор готовы были содeйствовать каждой, не совершенно безразсудной мeрe, но уж разумeется не биллю, который дает правительству право назначать по своему благоусмотрeнию пенсии для престарeлых епископов. Нeт, на все есть мeра; и тe, которые рeшились сдeлать палатe такое предложение, очевидно преступили всякия границы приличия.

Все это происходило во всеуслышание, день или два спустя, послe намека, случайно брошеннаго Томом Тауэрсом на вечерe у мисс Данстебл,— Томом Тауэрсом, милeйшим из милых людей. И какже он мог узнать это, он, легкий мотылек, вeчно перепархивающий с цвeточка на цвeточек? Но его намек скоро превратился во всеобщий слух, а слух в дeйствительность. Весь политический мир пришел в брожение. Гиганты, разъяренные неудачей в дeлe о епископах, стали — довольно безразсудно — угрожать палатe распущением. Тогда представилось великолeпное зрeлище: члены вставали один за другим, горя негодованием и безкорыстием, объявляя, что ни один порядочный человeк в палатe не даст подкупить себя страхом или надеждой утратить или сохранить свое мeсто. Таким образом распря разгоралась, и никогда еще враждебныя стороны не нападали друг на друга с таким ожесточением как теперь, недeли три спустя послe стольких увeрений в доброжелательствe, уступчивости, уважения!

Но, переходя от общаго вопроса к частному, мы смeло можем сказать, что нигдe не распространился такой ужас и смятение как в вест-барсетширском избирательном округe. Лишь только дошла туда вeсть о роспускe парламента, как стало также извeстно всeм, что герцог не намeрен более поддерживать мистера Соверби, а напротив постарается замeстить его кeм-нибудь другим. Мистер Соверби был представителем графства со времен Реформ-Билля. На него смотрeли как на какую-то неотъемлемую принадлежность графства, и даже любили его по старой памяти, несмотря на его извeстное всeм мотовство и безразсудство. Теперь же все должно измeниться. Причина еще не была высказана вслух, но всe уже знали, что герцог употребит свое огромное влияние в пользу лорда Домбелло, хотя послeдний не владeл никакими помeстьями в графствe. Правда, шли слухи, что лорд Домбелло вскорe вступит в более тeсную связь с Барсетширом. Он был помолвлен на молодой дeвушкe (из другой, впрочем, части графства), и в это самое время вел переговоры с правительством насчет покупки казенных земель, извeстных под названием Чальдикотскаго Чеза. Поговаривали также — но об этом покуда шли только темные намеки,— что сам чальдикотский замок перейдет в руки будущаго маркиза. Герцог предъявил свои права на Этот замок, и — как говорила молва — соглашался уже перепродать его лорду Домбелло.

Но с другой стороны распространялись слухи совершенно противуположные этим. Люди говорили, то-есть, тe немногие люди, которые дерзали возставать против герцога, да еще немногие из тeх, которые не рeшились возстать на него, когда наступила минута битвы,— люди говорили, что не от герцога зависит сдeлать лорда Домбелло барсетширским магнатом. Казенныя земли, увeряли эти люди, должны достаться молодому Грешаму из Бонсалл Гила, он уже совсeм сторговал их у казны. Что же касается до помeстья мистера Соверби и до Чальдикотскаго замка, продолжали эти противники герцога Омниума, вовсе неизвeстно еще, достанутся ли они герцогу. Во всяком случаe они ему не достанутся без ожесточенной борьбы, и весьма вeроятно, что по всeм векселям будет заплачено извeстною дамой, славящеюся своими несмeтными богатствами. Притом, к этим слухам примeшивался легкий романический оттeнок. Говорили, что мистер Соверби ухаживал за этою богатою дамой, даже сватался за нее, что она сама призналась ему в своей любви к нему, но не захотeла за него выйдти, испугавшись его репутации. Однако, чтобы доказать ему свою привязанность, она непремeнно хотeла уплатить его долги.

Вскорe стало достовeрно извeстно по всему графству, что мистер Соверби не намeрен без бою уступить герцогу. По всему округу было разослано объявление, в котором не было прямаго намека на герцога, но в котором мистер Соверби предостерегал своих друзей против ложных слухов, будто бы он думает отступиться от звания члена за графство. "Он представлял это графство в продолжении четверти столeтия", гласило объявление, "и теперь не намeрен так легко отказаться от почести, которая столько раз была ему предложена, и которую он цeнит так высоко. В палатe, в настоящую минуту, не много считается лиц, соединенных такою давнишнею и непрерывною связью с одним и тeм же обществом избирателей, какою связан он с Вест-Барсетширом; он твердо надeется, что эта связь продлится и на будущие годы, пока наконец он не удостоится чести увидeть себя старeйшим из представителей комитатов в нижней палатe!"

Многое еще было сказано в объявлении; оно касалось различных вопросов весьма важных для графства, но ни единым словом не упоминало о герцогe Омниумe, хотя всeм было понятно и ясно, какого рода участие приписывалось ему в этом дeлe. Герцог Омниум играл роль какого-то далай-ламы, скрытаго во глубинe своего святилища, незримаго, непроницаемаго, неумолимаго; простые смертные не смeли возводить к нему очей, не смeли даже произносить его имени без внутренняго содрогания. Но тeм не менeе, подразумeвалось, что он ворочает всeм.

И потому предполагали, что наш приятель Соверби мало имeет вeроятностей в свою пользу; но к счастию он нашел себe подмогу там, гдe всего меньше мог бы ея ожидать. Во все свое политическое поприще он ревностно поддерживал богов, как и слeдовало ожидать от члена, выбраннаго по влиянию герцога Омниума; тeм не менeе, в настоящем случаe, около него собрались всe гиганты в графствe. Они дeлали это не с явно-высказанным намeрением в чем-нибудь перечить герцогу; они объявили, что им грустно и больно видeть такого стариннаго представителя графства, лишеннаго своего мeста в парламентe; но весь свeт понимал, что они собственно ратуют против далай-ламы. Борьба должна была завязаться между аристократическими и олигархическими началами в Вест-Барсетширe; демократия, скажем мимоходом, в этом графствe принимала мало участия как с той, так и с другой стороны.

Никакого не могло быть сомнeния, что низший разряд избирателей, мелкие фермеры и торговцы присоединятся к герцогу, стараясь увeрить себя, что они этим самым содeйствуют либеральной сторонe; но собственно ими руководила бы тут давнишняя, завeтная преданность далай-ламe, и опасение его гнeва. Ну, чтобы сталось с графством, если-бы далай-лама вдруг вздумал удалиться, с своими сателитами, с своею армией, с своими придворными? Конечно, он и теперь довольно рeдко посeщал Этот край, и еще рeже показывался в средe его обитателей, но тeм не менeе, или лучше сказать тeм более, покорность казалась полезною, а сопротивление казалось опасным. Сельские далай-ламы до сих пор еще довольно могущественны в Англии.

Но первосвященник храма, мистер Фодергилл, довольно таки часто показывался толпe. Мелким фермерам (не только с гадеромских владeний, но и с окружающих) он говорил о герцогe как о каком-то добром гении, распространяющем вокруг себя благоденствие, поднимающем цeны одним своим присутствием; доказывал, что, благодаря его присутствию, такса в пользу бeдных не возвышается сверх шиллинга и четырех пенсов на фунт, так как он стольким людям дает работу. Нужно быть сумашедшим, думал мистер Фодергилл, чтоб идти против герцога. Владeльцам несколько отдаленным он объявлял, что герцог тут ни в чем не причастен, на сколько по крайней мeрe ему извeстны намeрения герцога. Люди вeчно любят толковать о том, чего не понимают. В правe ли кто нибудь утверждать, чтобы герцог заискивал чьего-либо расположения, добивался чьего-либо голоса? Такия рeчи конечно не измeняли внутренняго убeждения слушающих; но все же онe имeли свое дeйствие, и еще усугубляли таинственный полумрак, которым герцог окружал всe свои дeйствия. Но людям приближенным, сосeднему дворянству, мистер Фодергилл только лукаво подмигивал. Они друг друга понимали и без слов. Они знали, что герцог до сих пор никогда не оставался в дураках, и мистер Фодергилл полагал, что он и в этом дeлe не захочет дать себя в обиду.

Я никогда не мог разузнать, какую собственно мзду мистер Фодергилл получал за разнообразныя услуги, которыя оказывал он герцогу по его барсетширским помeстьям; нокакова бы ни была эта мзда, я твердо убeжден, что он вполнe заслуживал ее. Трудно было бы найдти более вeрнаго и вмeстe с тeм более скромнаго партизана. Касательно будущих выборов, он объявлял, что он сам, лично, намeрен употреблять всe свои усилия в пользу лорда Домбелло. Мистер Соверби старинный приятель его и отличный малый, это так, но всeм извeстно, что мистер Соверби, по своему теперешнему положению, не годится в члены за графство. Он раззорился в прах, и ему самому не выгодно долeе занимать мeсто, приличное только для человeка с состоянием. Он, Фодергилл, знал, что мистеру Соверби скоро придется отказаться от всяких прав на чальдикотское помeстье; послe этого не безмысленно ли будет утверждать, что он имeет право на сeдалище в парламентe? Что же касается до лорда Домбелло, он в скором времени сдeлается одним из богатeйших владeльцев в цeломe Барсетширe; поэтому, кто лучше его может явиться в парламентe представителем графства? Притом, мистер Фодергилл не боялся признаться, что он имeет в виду управлять дeлами лорда Домбелло; он вовсе этого не стыдился. Он знал, что эти занятия ни сколько не помeшают другим его обязанностям и потому, разумeется, намeревался всеми силами поддерживать лорда Домбелло, то-есть он сам, лично. Что же касается до мнeния герцога в этом дeлe... Но мы уже объясняли, как в этом случаe распоряжался мистер Фодергилл.

Около этого времени, мистер Соверби приeхал в свое помeстье; покуда оно, хотя номинально, принадлежало еще ему. Но он приeхал без всякаго шума, так что даже в самом селении не многие знали о его приeздe. Хотя его объявление было разослано и развeшано повсюду, он не хлопотал о выборах, по крайней мeрe до сих пор. Он знал, что звание члена парламента уже недолго будет ограждать его от ареста, и слухи шли, что кредиторы воспользуются первою возможностию, чтоб его схватить; так, по крайней мeрe, увeряли недоброжелатели герцога. И точно, весьма вeроятно было, что при первом удобном случаe возьмут его под арест, но вряд ли по настоянию герцога. Мистер Фодергилл объявил, что не может слышать подобных намеков, без гнeва и негодования; но не такой он был человeк, чтобы без толку прогнeваться, напротив того, он отлично умeл употреблять в свою пользу всe несправедливыя и преувеличенныя обвинения.

Итак, мистер Соверби приeхал в Чальдикотс, и пробыл там несколько дней в совершенном одиночествe. Чальдикотс теперь имел совершенно иной вид нежели в тот день, когда, в самом началe нашего разказа, посeтил его Марк Робартс. Окна не сияли огнем, в конюшнях не раздавалось голосов, не слышалось даже лая собак; все было мертво и безмолвно как в могилe. Эти два дня он почти не выходил из дома, и оставался совершенно один, почти в совершенном бездeйствии. Он даже не распечатывал писем, лежавших у него на столe огромною кипой: письма к такого рода людям обыкновенно приходят кипами, но очень не многия из них бывает приятны для прочтения. Так он сидeл с утра до ночи, лишь изрeдка прохаживаясь по дому, и грустно размышляя о том, до какого положения он довел себя. Как станет свeт на него смотрeть, когда он не будет уже владeльцем Чальдикотса, не будет уже представителем графства? До сих пор он постоянно жил для свeта, и среди непрерывных забот и затруднений, утeшал себя своим видным положением; до сих пор он выносил запутанность своих дeл, свои долги и хлопоты, выносил их так долго, что наконец привык думать, что они никогда не станут невыносимы. Но теперь...

Векселя уже были поданы ко взысканию, гарпии закона спeшили уже запустить когти в его собственность, как бы желая вознаградить себя за долгое ожидание. Но в то же время появилась повeстка о его кандидатурe. Эта повeстка было составлена и разослана общими стараниями его сестры, мисс Данстебл и одного извeстнаго агента по выборам, по имени Клозерстила, считавшагося приверженцем титанов. Но бeдный Соверби мало надeялся на эту повeстку. Никто лучше его не знал как велика сила герцога.

В самом безнадежном расположении духа прохаживался он по опустeлым комнатам, раздумывая о прошлой своей жизни, и о том, что ожидает его в будущем. Не лучше ли бы ему теперь же умереть, так как он должен утратить. все, что украшает жизнь! Мы часто встрeчаем таких людей как мистер Соверби, и обыкновенно думаем, что они наслаждаются всеми жизненными удовольствиями, не платя за них ни трудом, ни заботой; но я полагаю, что даже на самых зачерствeлых часто находят минуты тяжкаго страдания. Свeжая рыба в февралe и зеленый горошек да молодой картофель в мартe не могут вполнe составить счастие человeка, даже если не платить за них; и не слишком-то приятно сознавать всю жизнь, что за вами гонится медленная, но неизбeжная Немезида, которая рано или поздно должна настигнуть вас. На Этот раз, герои наш чувствовал, что страшная Немезида нагнала его; она схватила его наконец, и ему ничего более не оставалось как только переносить удары ея бича, и слушать как другие издeваются над его предсмертными муками.

Большой чальдикотский дом имел теперь унылый и опустeлый вид, и хотя лeса покрылись молодою зеленью, а сады запестрeли цвeтами, но и в них было что-то грустное и опустeлое. Лужайки не были скошены, дорожки заросли травой, там-сям какая-нибудь разбитая дриада, свалившаяся с своего подножья, придавала саду вид запущения и безпорядка. Деревянныя шпалеры кой гдe поломались, кой-гдe погнулись до земли; чудныя розовыя деревья совсeм повалились, и прошлогодние листья нигдe еще не были расчищены. На другой день по приeздe, поздно вечером, мистер Соверби вышел погулять; через сады он прошел в лeс. из всех неодушевленных предметов в мирe, ему всего дороже был чальдикотский лeс.

Мистер Соверби вообще не слыл за человeка с сильным поэгическим чутьем, но здeсь, в чальдикотском чезe, он становился почти поэтом. Ему дeлались доступны красоты природы, от времени до времени он останавливался, чтобы сорвать дикий цвeток, или прислушаться к чиликанью птичек. Он невольно подмeчал постепенное разрушение старых деревьев, быстрый рост молодых; на каждом поворотe представлялась ему какая-нибудь живописная группа зелени. Его взгляд останавливался на узенькой дорожкe, спускающейся в овраг, к ручейку, неправильными изгибами и уступами. А потом опять находило на него раздумье, опять припоминался ему старинный его род;, припоминалось ему, что его предки жили тут, в этих лeсах, с незапамятных времен, и наслeдие их переходило от отца к сыну, от сына к внуку, ненарушимо и цeло. И опять он повторял себe, что лучше бы ему не родиться на свeт.

Уже совсeм стемнeло, когда он направился домой; он вернулся с рeшением немедленно уeхать отсюда и отказаться от всякой борьбы. Пусть герцог возьмет его помeстье и распорядится им как знает; пусть его мeсто в парламентe достанется лорду Домбелло или какому-нибудь другому молодому аристократу. Он сам исчезнет с поля битвы, уeдет куда-нибудь подальше, гдe никто его не знает, никто про него не слышал, и гдe ему придется голодать. Вот что ему предстояло в будущем; а между тeм, по физической силe и здоровью, он еще находился в самом цвeтe лeт. Да, в цвeтe лeт! Но что ему дeлать, с остальными годами, которые придется доживать? Как ему обратить в пользу свои умственныя и физическия силы? Как ему зарабатывать себe хоть насущный хлeб? Не лучше ли ему умереть? Пусть никто не завидует судьбe мота; сколько бы ни длились дни его разгула, хромая Немезида непремeнно настигнет его.

Дома, мистер Соверби нашел телеграфическую депешу от сестры: она извeщала его, что будет к нему в эту же ночь. Она хотeла приeхать в Барчестер с экстренным поeздом, уже заказала там, по телеграфу, почтовых лошадей, и думала прибыть в Чальдикотс часа в два по полуночи. Очевидно было, что она eдет по какому-нибудь важному дeлу.

Ровно в два часа утра подкатила почтовая карета, и мистрисс Гарольд Смит, прежде чeм лечь отдохнуть, имeла длинный разговор с братом.

— Ну что? сказала она, на слeдующее утро, когда они сeли вмeстe завтракать: — на чем же ты порeшил. Если ты согласен на ея предложение, ты должен повидаться с ея адвокатом сегодня же вечером.

— Кажется, нужно будет согласиться, отвeчал он.

— Конечно, я сама так думаю. Правда, помeстье совершенно уйдет у тебя из рук, точно также как если бы оно досталось герцогу. Но дом останется за тобой, по крайней мeрe пожизненно.

— На что же мнe дом, если мнe нечeм будет поддерживать его?

— Да это еще вопрос. Она станет требовать не больше, как законных процентов, а если имeнием распоряжаться как слeдует, может-быть останется и излишек хоть бы на столько чтобы поддерживать дом. К тому же, ты знаешь, нам с мужем необходимо имeть какой-нибудь деревенский приют.

— Говорю тебe напрямик, Гарриет, я не хочу имeть никаких денежных дeл с Гарольдом.

— Ах! это все оттого, что тебe вздумалось обратиться к нему. Зачeм ты прямо со мною не переговорил? Да притом, Натаниель, это для тебя единственное средство сохранять мeсто в парламентe. Она престранная женщина; но дeло в том, что она непремeнно хочет пересилить герцога.

— Я хорошенько не понимаю ея цeли; впрочем, я сам от этого не прочь, сказал мистер Соверби.

— Ей кажется, что он мeшает молодому Грешаму в покупкe казенных земель. Я и не воображала, что она так вникает в дeла. Как только я завела рeчь о Чальдикотсe, она тотчас же поняла все и стала об этом разсуждать как опытный дeлец. Она, кажется, совсeм позабыла ту неудачную нашу попытку.

— Ах, желал бы и я о ней позабыть! сказал мистер Соверби.

— Я увeрена, что она забыла. Раз мнe было нужно намекнуть на это, или по крайней мeрe мнe показалось, что это было нужно; я потом раскаялась, но она только захохотала по своему обычаю, а потом опять свела разговор на дeла. Впрочем, она очень ясно оговорилась насчет того, что всe издержки по случаю выборов будут причислены к той суммe которую она дает тебe, а дом останется в твоем распоряжении без всякой ренты. Если ты захочешь взять землю вокруг дома, тебe придется платить по акрам, как фермеры. Она объяснялась так опредeлительно, как будто бы всю жизнь провела в маклерской конторe.

Читателям будет не трудно угадать, о каком дeлe хлопотала мистрисс Гарольд Смит, и их вeрно не удивит, что в Этот же вечер мистер Соверби поспeшил назад в Лондон, чтобы повидаться с нотариусом мисс Данстебл.

Глава ХXXVIIи

Теперь я приглашу читателя в другое помeстье в Барсетширe, но на Этот раз в восточном округe графства. Здeсь, как и вездe, умы поглощены предстоящими выборами. Мы уже говорили, что мистер Грешам младший, молодой Франк Грешам как его обыкновенно именовали, жил в помeстьe, называемом Бокзалл-Гилл. Помeстье это досталось его женe по завeщанию, и он поселился тут, между тeм как отец его продолжал жить в старинном родовом замке Грешамов Греламберийских.

В настоящую минуту, мисс Данстебл гостила в Боксалл-Гиллe у молодой мистрисс Грешам. Она уeхала из Лондона, как и весь модный свeт, к великому огорчению лондонских торговцев. Распущение парламента раззоряло всех, исключая сельских трактирщиков, и между прочим оно разстроило лондонский сезон.

Мистрисс Гарольд Смит насилу успeла поймать мисс Данстебл, перед ея отъездом из столицы; однако ей удалось переговорить, с нею и богатая наслeдница тотчас же послала за своим нотариусом, и подробно объяснила ему свои намeрения, относительно чальдикотскаго помeстья. Мисс Данстебл обыкновенно таким манером говорила о своих денежных дeлах, что как будто бы она никогда их не касалась и мало знает в них толку; но это было не более как шутка; рeдкая женщина, или даже рeдкий мущина так вникал в свои дeла и так самостоятельно распоряжался ими как мисс Данстебл. Послeднее время ей часто приходилось бывать в Барсетширe, и она очень сблизилась с нeкоторыми из тамошних жителей. Ей очень хотeлось приобрeсти помeстье в Барсетширe, и она уже сговорилась с молодым мистером Грешамом относительно покупки казенных земель. Так как переговоры начались от его имени, то и предполагалось вести их таким же образом до окончания дeла; теперь же шли слухи, что вeроятно герцогу Омниуму или маркизу Домбелло удастся удержать за собою Чальдикотский чез. Но мисс Данстебл любила поставить на своем, и в настоящем случаe очень рада была возможности вырвать из когтей герцога часть чальдикотских земель, принадлежавшую мистеру Соверби. Зачeм герцог вздумал вступить в состязание с нею, или с ея другом, Франком Грешамом, в дeлe о покупкe казенных земель? Вот же ему! Поэтому было рeшено заплатит герцогу сполна весь долг мистера Соверби по первому требованию; но с другой стороны, мисс Данстебл также позаботилась и о том, чтоб ея капитал был достаточно обезпечен.

Мисс Данстебл дeлалась совершенно иным человeком, когда из Лондона переeзжала в Грешамсбери или в Боксалл-Гилл; и эта-то разница сильно огорчала мистрисс Грешам. Ей было досадно не то, что ея приятельница не привозила с собою в деревню свое лондонское остроумие и готовность посмeяться над ближним, но то, что она не брала с собою в Лондон той задушевности, той милой доброты, которыя дeлали ее так привлекательною в деревнe. Она вдруг совершенно измeнялась, и мистрисс Грешам рeшительно не понимала, чтобы женщина могла быть более суетною в одно время года чeм в другое, или в одном мeстe более чeм в другом.

— Откровенно скажу вам, душа моя, начала мисс Данстебл в первое же утро по приeздe, усаживаясь за письменный стол,— я очень рада, что мы наконец это всего этого отдeлались!

— От чего именно? спросила мистрисс Грешам.

— Да, разумeется, от лондонскаго дыма и лондонских вечеров, наконец от удовольствия цeлых четыре часа стоять на ногах, в собственной своей приемной, и раскланиваться со всяким, кому вздумается к вам приeхать. Мы отдeлались от всего этого, по крайней мeрe на Этот год.

— Но очевидно, что вам все это нравится.

— Нeт, Мери; в том-то и дeло, что для меня вовсе не очевидно, нравится ли мнe это или нeт. Иногда, когда на меня повeет настроением этой милeйшей женщины, мистрисс Гарольд Смит, мнe кажется, что я люблю эту жизнь. Но другия лица наводят на меня иное настроение.

— Какия же это лица?

— Ну, вы конечно, между прочими. Но вы слабенькое создание; гдe вам бороться с таким Самсоном как мистрисс Гарольд Смит? Да притом вы сами не без грeха. Вы сами прилюбили Лондон, с тeх пор как сeли за трапезу богача. Вот ваш дядя, тот настоящий Лазарь, неприступный и неподкупный; он вeчно говорит про непроходимую бездну, которая отдeляет его от нас. Любопытно знать, как бы он поступал, если-бы вдруг ему свалилось с неба, напримeр, хоть десять тысяч фунтов дохода?

— Он бы навeрное поступал отлично.

— О конечно! Он теперь благочестивый Лазарь, и мы обязаны хорошо отзываться о нем. Но я бы желала, чтобы судьба испытала его. Я увeрена, что не прошло бы года, как он завел бы себe дом на Бельгрев-Скверe, и скоро весь Лондон заговорил бы об его отличных обeдах.

— А почему же нeт? Не жить же ему отшельником!

— Я слышала, что он хочет попробовать счастья, не с десятью тысячами в год, а с двумя.

— Я вас не понимаю.

— Джен говорить, что в Грешамсбери всe толкуют о том, что он женится на леди Скатчерд.

Леди Скатчерд была вдова, жившая по сосeдству, отличная женщина, но вовсе неспособная служить украшением высшему кругу.

— Как! воскликнула мистрисс Грешам, вскочив с своего стула; глаза у нея засверкали от негодования.

— Успокойтесь, душа моя, успокойтесь, я сама этого не утверждаю, я только повторяю, что мнe сказала Джен.

— Вам бы слeдовало прогнать вашу Джен за такия нелeпыя выдумки...

— Вы можете быть увeрены в одном, душа моя: Джен не стала бы этого говорить, если-бы не слышала от кого-нибудь.

— А вы ей повeрили?

— Этого я не говорю.

— Но вы так смотрите как будто бы повeрили.

— В самом дeлe? Любопытно видeть как смотрят люди вeрующие.

И мисс Данстебл встала и подошла к зеркалу.

— Но послушайте, Мери, душа моя, неужели долголeтний опыт не научил вас, как обманчива наружность людей? В наше время ничему нельзя вeрить; и я сама не повeрила этой сплетнe про бeдную леди Скатчерд. Я довольно знаю доктора, чтобы смeло сказать, что он вовсе не из женихов. Сейчас видно, собирается ли человeк жениться или нeт.

— А в женщинах это также видно?

— Женщины — дeло другое. Конечно, подразумeвается, что всe дeвушки не прочь от замужества, но тe, которыя умeют держать себя, этого не высказывают ясно. Вот напримeр Гризельда Грантли: она, разумeется, желала себя пристроить, и пристроилась великолeпно, а между тeм, у нея такой был вид, как будто бы и масло не растает у нея во рту. Об ней нельзя сказать, чтоб она замуж собиралась.

— Как еще собиралась! сказала мистрисс Грешам, с тою особенною язвительностью, с какою обыкновенно одна хорошенькая женщина относится о другой, не менeе красивой.— Но вот, напримeр, о вас я рeшительно не сумeю сказать, собираетесь ли вы замуж или нeт? Я несколько раз задавала себe Этот вопрос.

Мисс Данстебл промолчала несколько минуть, как будто бы сперва приняла довольно сериозно Этот вопрос; но потом, одумавшись, она захотeла обратить его в шутку.

— Мнe странно ваше недоумeние, сказала она,— тeм более что я на днях еще говорила вам, скольким я отказала женихам.

— Да; но вы мнe не говорили, был ли между ними такой, за котораго вы могли бы, при других обстоятельствах, выйдти замуж.

— Нeт, такого не оказалось. Кстати о женихах; я никогда не забуду вашего двоюроднаго братца, достопочтеннаго Джорджа.

— Какой же он мнe двоюродный брат?

— Все равно, он родня вашему мужу. Я знаю, что не совсeм честно показывать письма такого рода, а то бы мнe очень хотeлось дать вам прочесть его послания.

— Итак, вы рeшились не выходить замуж?

— Я этого не говорила. Но почему же вы меня так допрашиваете?

— Потому, что я так много о вас думаю. Я боюсь, что вы так привыкли не довeрять искренности людей, что наконец не повeрите даже любви честнаго человeка. А между тeм, мнe часто кажется, что вы стали бы счастливeе и лучше, если-бы вышли замуж.

— За какого-нибудь достопочтеннаго Джорджа, напримeр?

— Нeт, не за такого человeка как он; вы выбрали самаго негоднаго.

— Или за мистера Соверби?

— Нeт, и не за мистера Соверби; мнe бы не хотeлось вас видeть замужем за человeком, который бы дорожил преимущественно вашим состоянием.

— А как же я могу надeяться встрeтить такого, который бы не дорожил преимущественно моим состоянием? Неужели вы этого не понимаете, душа моя? если-бы за мною было всего каких-нибудь пятьсот фунтов дохода, я бы может-быть и встрeтила какого-нибудь почтеннаго человeка средних лeт, которому бы и я достаточно понравилась, и мое скромное приданое также понравилось бы. Он бы не стал черезчур лгать мнe, может-быть и вовсе не старался бы меня обманывать. И я могла бы полюбить его извeстным образом, и не мудрено, что мы были бы очень счастливы вмeстe. Но теперь, возможно ли, чтобы меня кто-нибудь полюбил совершенно безкорыстно? Кому может это придти на ум? Если вдруг появится овца о двух головах, каждый конечно прежде всего или даже единственно обратит внимание на то, что у нея двe головы, и это весьма понятно. Вот я такая овца о двух головах. Эти несмeтныя деньги, которыя накопил мои отец, и которыя, потом еще наросли как трава на майском дождe, сдeлали из меня какое-то чудовище. Я, конечно, не баснословная великанша, не карлик, что помeщается на ладони, не....

— Не овца о двух головах.

— Но я невeста с полдюжиной миллионов приданаго; так по крайней мeрe предполагают многие. Могу ли я, послe этого, искать себe тихий уголок с зеленою травкой, как другия обыкновенныя одноголовыя животныя? Я никогда не отличалась красотой, а теперь не стала лучше чeм была пятнадцать лeт тому назад.

— Да не в этом дeло. Вы знаете, что вы не дурны собою, а мы ежедневно видим, что женщины самыя не красивыя выходят замуж и могут быть любимы не меньше первых красавиц.

— Вы полагаете? Впрочем мы не станем об этом спорить; только я не думаю, чтобы теперь какой-нибудь жених мог прельститься моею красотой: если вы узнаете про такого человeка, не забудьте мнe сообщить.

Мистрисс Грешам чуть было не отвeтила ей, что точно она такого человeка знает, подразумeвая своего дядю. Но по совeсти она не могла этого утверждать, не могла даже увeрять, что имeет сильныя причины думать так; во всяком случаe не имeла права говорить. У дяди она до сих пор ничего рeшительно не могла выпытать; он только смутился и смeшался, когда она намекнула ему на возможность жениться на мисс Данстебл. Но тeм не менeе мистрисс Грешам полагала, что они пара, и будут счастливы вмeстe. Конечно, много предвидeлось препятствий к их соединению. Мери Грешам знала наперед, что доктора будет пугать мысль, что его могут заподозрить в корыстолюбии, а мисс Данстебл вряд ли рeшится сдeлать первый шаг.

— Я знаю одного только человeка, который мог бы вам быть под пару; это мой дядя, проговорила мистрисс Грешам, сама удивляясь своей смeлости.

— Как, неужели мнe отбивать его у бeдной леди Скатчерд? сказала мисс Данстебл.

— О! если вам угодно над ним насмeхаться таким образом, я ни слова более не скажу.

— Помилуйте, душа моя! Да чего же вы от меня хотите? Вы так яростно заступаетесь за доктора, как будто бы рeчь шла о семнадцатилeтней дeвушки.

— Я не за него заступаюсь; но стыдно смeяться над бeдною леди Скатчерд. если-б она могла это слышать, то это совершенно испортило бы ея дружеския отношения к дядe.

— И вам угодно, чтоб я за него вышла замуж, для того только чтоб ей было покойнeе и свободнeе с ним?

— Прекрасно. Я больше ни слова не скажу.

И мистрисс Грешам принялась раэбирать цвeты, только что нарeзанные в саду, и дeлать из них букеты. Настало молчание; наконец ей пришло в голову, что вeдь и ее можно заподозрить в том, что она ловит богатую невeсту для своего дяди.

— Что же, вы сердитесь на меня? сказала мисс Данстебл.

— Ни сколько.

— Конечно сердитесь. Неужели-вы думаете, что я не могу замeтить, когда человeк раздосадован? Вы бы не оборвали этой вeточки герании, если-бы находились в более кротком расположении духа.

— Мнe не нравится эта шутка насчет леди Скатчерд.

— И больше ничего, Мери? Будьте откровенны, если можете. Вспомните об епископe. Magna veritas.

— Дeло в том, чтовы в Лондонe так привыкли острить и говорить колкости, что теперь с вами слова нельзя сказать.

— В самом дeлe? Какой вы строгий ментор, Мери! Вы читаете мнe мораль точно школьнику, который исшалился на вакации. Ну хорошо, я прошу прощения у доктора Торна и у леди Скатчерд, и уж никогда не стану острить, и обeщаю вам... чего бишь вы от меня требовали?— чтоб я за него вышла замуж, не так ли?

— Нeт, вы его не стоите.

— Я это знаю; я в этом убeждена. Хоть я и люблю острить, а свое мeсто помню. Вы не можете обвинять меня в том, что я себя слишком высоко цeню.

— Напротив, вы самого-то себя, можег-быть, слишком низко цeните.

— Но наконец, что же вы хотите сказать, Мери? Полно мучить меня намеками; говорите прямо, если у вас есть что-нибудь на душe.

Но мистрисс Грешам покуда не хотeла еще прямо высказываться. Она молча продолжала разбирать цвeты, впрочем уже не с прежним недовольным видом, и уже не обрывала листков герании. Составив наконец букет, она принялась переносить вазу с одного конца комнаты на другой, по видимому раздумывая, как бы помeстить ее поэффектнeе; казалось, всe ея мысли поглощены были цвeтами.

Но мисс Данстебл не способна была допустить это. Она сидeла молча, покуда ея приятельница раза два прошлась по комнатe, потом она и сама встала.

— Мери, оказала она,— бросьте эти несносные цвeты, и оставьте вазы там, гдe онe стоят. Вы должно-быть хотите вывести меня из терпeния.

— В самом дeлe? проговорила мистрисс Грешам, остановившись перед большою вазой и слегка наклонивши голову на бок, чтобы лучше осмотрeть се.

— Признайтесь что так, а все потому, что у вас не хватает духу, высказаться напрямик. Не даром же вы вдруг вздумали нападать на меня.

— Да, именно, у меня духу не хватает, оказала мистрисс Грешам, оправляя нeжную зелень букета,— я боюсь, что вы заподозрите меня в не совсeм похвальных видах. Я хотeла было кой-что сказать вам, но теперь раздумала. Если вам угодно, я минут через десять буду готова пойдти с вами погулять.

Но мисс Данстебл не хотeла этим удовольствоваться. И, сказать по совeсти, ея приятельница, мистрисс Грешам, не совсeм-то хорошо с нею поступала. Ей бы слeдовало или совершенно смолчать (и это, конечно, было бы всего благоразумнeе), или же высказать все прямо и без обиняков, полагаясь на свою чистую совeсть и безукоризненныя намeрения.

— Я не выйду из этой комнаты, сказала мисс Данстебл, пока не объяснюсь с вами до конца. Вы со мной можете шутить и говорить мнe колкости, но вы не в правe думать, что я могу заподозрить вас в чем-нибудь дурном. Если вы точно думаете это, то вы не справедливы ко мнe, не справедливы к нашей дружбe. если-б я полагала, что вы точно это думаете, я бы не могла долeе оставаться у вас в домe. Как! вы не понимаете разницы между настоящими друзьями и свeтскими приятелями! Нeт, я этому не повeрю; мнe кажется, что вы просто хотите разсердить меня.

И мисс Данстебл, в свою очередь, принялась расхаживать по комнатe.

— Нeт, нeт, я вас не стану больше сердить, сказала мистрисс Грешам, отойдя наконец от своих цвeтов, и обняв мисс Данстебл,— хотя, правду сказать, вы сами не прочь посердит других.

— Мери, вы так далеко зашли, что нельзя так оставить Этот разговор. Скажите мнe просто, что у вас на душe, и я обeщаю вам отвeчать с полною откровенностию.

Мистрисс Грешам, начинала раскаиваться в своей необдуманной попыткe. Она отнюдь была не прочь продолжать полушутливые намеки, в надеждe, что они поведут к желаемой развязкe и избавят ее от прямаго объяснения, но теперь она видeла себя в необходимости высказать все напрямик. Она должна была обнаружить свои собственныя желания, обнаружить свои предположения на счет желании самой мисс Данстебл, и при всем том ничего не могла сказать о желаниях извeстнаго, третьяго лица.

— Да, вeроятно, вы и без того меня поняли, сказала она.

— Вeроятно, отвeчала мисс Данстебл,— но тeм не менeе вы обязаны объясняться со мной. Я не намeрена измeнять себe, истолковывая ваши мысли, тогда как вы ограничиваетесь осторожными намеками. Я терпeть не могу намеков и обиняков; Я придерживаюсь учения епископа. Magna est veritas.

— Право, не знаю... начала было мистрисс Грешам.

— Но я знаю, прервала мисс Давстебл,— а потому продолжайте, или замолкните навсегда.

— Вот именно в чем дeло...

— В чем же?

— Да вот, в этом самом мeстe из молитвенника, котораго конец вы только что привели: "Если кто-нибудь из вас знает причину или законное препятствие, почему бы сим двум лицам не сочетайся честными узами брака, объявите о нем громогласно. Сие есть первое повeщение." Знаете вы какую-нибудь такую причину, мисс Данстебл?

— А вы сами, мистрисс Грешам?

— Нeт, никакой, клянусь честью! сказала Мери, положив руку на сердце.

— Как, вы такой причины не знаете?— И мисс Данстебл в волнении схватила ее за руку.

— Нeт, конечно. Какая же может быть причина? если-бы в моих глазах она существовала, я бы не завела этого разговора. Я твердо убeждена, что вы были бы счастливы вмeстe. Конечно, есть одно препятствие, мы всe это знаем, но это уже ваше дeло.

— О чем вы говорите? Какое препятствие?

— Ваше богатство.

— Что за вздор! Вeдь вам же не помeшало это выйдти за Франка Грешама?

— Ах! тут совсeм другое было дeло. Он на своей сторонe имел гораздо больше выгод чeм я. Притом же, я не была богата, когда мы... когда мы дали друг другу слово.

И слезы выступили у нея на глазах при воспоминания о молодой своей любви. Повeсть этой любви описана нами в одном из прежних наших разказов {Gresham at Greshamsbary.}, к которому и просим обратиться любопытнаго читателя или читательницу.

— Да, я знаю, вы вышли замуж по любви. Мнe всегда казалось, Мери, что вы самая счастливая женщина в мирe. Ваш муж стольким обязан вам, а между тeм вы знали, что он полюбил вас, когда вы ровно ничего не имeли.

— Да, я это знала, и она украдкой утерла сладкия слезы, навернувшияся у нея на глазам при воспоминании об извeстном вечерe, когда извeстный юноша явился к ней, с рeшительным требованием разнаго рода привилегий. Тогда она еще не была богатою наслeдницей.— Да, я это знала. Но будем говорить о вас душа моя: нельзя же вам вдруг сдeлаться бeдной. И если вы ни кому не хотите довeрять...

— Я довeряю ему, довeряю ему вполнe, в этом отношении. Но вeдь он и не думает обо мнe.

— Развe вы не знаете, как он любит вас?

— Да, конечно; он также очень любит леди Скатчерд.

— Мисс Данстебл!

— Да почему же нeт? Вeдь мы с леди Скатчерд принадлежим к одному и тому же разряду.

— Не совсeм.

— Именно, к одному и тому же разряду. Только я умудрилась втереться в общество герцогов и герцогинь, а она осталась на том мeстe, куда ее поставило Провидение. Не знаю, которая из нас в этом случаe имeет превосходство над другою.

— Я знаю только, что вы говорите вздор.—

— Мнe кажется, что мы обe вздор говорим, совершенный вздор, точно мы с вами шестнадцатилeтния дeвчонки. Но вeдь и это приятно бывает подчас. Ужасно было бы скучно постоянно вести разумныя рeчи. Ну, а теперь, пойдемте погулять.

из этого разговора мистрисс Грешам вполнe убeдилась, что мисс Данстебл, с своей стороны, отнюдь не прочь осуществить ея любимый план. Впрочем она и прежде едва ли вэ этом oмнeвалась. Она знала, что главное затруднение не с этой стороны, и до сих пор единственная ея цeль была удостовeриться может ли она по совeсти обeщать своему дядe вeрный успeх, в случаe если он рeшится послeдовать ея совeту. Он должен был в Этот же вечер приeхать в Боксалл-Гилл; ипробыть там дня два. Мистрисс Грешам чувствовала, что наступала рeшительная минута.

Доктор точно приeхал, и пробыл в Боксалл-Гиллe назначенное время, но мистрисс Грешам не добилась своей цeли. В самом дeлe, на Этот раз он гостил у ней, как будто не с таким удовольствием как прежде; его отношения к мисс Данстебл как будто стали менeе дружески-коротки. Между ними уже не завязывались прежние безконечные споры; доктор не подтрунивал попрежнему над свeтскими увлечениями своей собесeдницы, а она над его деревенскими привычками. Они были очень любезны и учтивы друг с другом, слишком даже учтивы, по мнeнию мистрисс Грешэм; и в продолжение всего пребывания доктора в Боксалл-Гиллe, им почему-то не случалось оставаться наединe более пяти минут сряду. Мистрисс Грешам с ужасом задавала себe вопрос, неужели она своими неосторожными словами разлучила двух друзей, вмeсто того чтобы соединить их более тeсными узами.

Но все же ей казалось, что раз затeявши эту игру, она должна стараться довести ее до конца. Она видeла сама, что сдeланное ею могло повести к худу, если ей не удастся довести начатое до добраго конца; она сознавала, что если это не удастся ей, то она будет кругом виновата перед мисс Данстебл, заставив ее так откровенно высказать свои мысли и чувства. Она уже говорила с доктором в Лондонe; конечно, он ничeм не выразил, что одобряет ея план, но за то он не обнаружил рeшительнаго неодобрения. И потому она надeялась, в продолжении этих цeлых трех дней, что он как-нибудь выскажется по крайней мeрe перед нею, что он хоть намекнет ей о том, как сам он смотрит на Этот вопросe. Но настало утро, назначенное для его отъезда, а доктор ровно ничего еще не сказал.

— Дядя, сказала она, рeшаясь воспользоваться послeдними пятью минутами, послe того как он уже простился и с нею, и с мисс Данстебл,— подумали вы о том, что я говорила вам в Лондонe?

— Да, Мери, конечно; когда такого рода мысль нечаянно заберется в голову человeка, трудно тотчас же выкинуть ее из головы.

— Так что же далeе? Поговорите же со мной об этом; зачeм вы от меня скрываетесь?

— Да мнe почти нечего и говорить.

— Одно могу я вам сказать: от вас зависит жениться на ней.

— Мери! Мери!

— Я бы не стала этого говорить, если-бы не была увeрена, что это послужит к вашему счастью.

— Безразсудно с твоей стороны желать этого, душа моя; безразсудно подбивать старика на подобную глупость.

— Не безразсудно, если вы оба можете быть счастливы.

Он ничего не отвeчал ей, но только нагнулся и по обыкновению поцeловал ее, потом уeхал, оставив ей грустное сознание, что она понапрасну намутила воду. Что станет о ней думать мисс Данстебл? Но мисс Данстебл в Этот вечер была по прежнему спокойна и весела.

Глава XXXIX

Доктор Торн, в послeднем разговорe с племянницей назвал себя стариком; однако ему было всего каких-нибудь пятьдесят пять лeт, а на над ему казалось еще меньше. Глядя на него каждый бы сказал, что нeт никакой причины не жениться ему, если он найдет это удобным; а если принять в соображение лeта невeсты, то в этом бракe ничего не было бы страннаго или неподходящаго.

Но тeм не менeе, ему почти стыдно становилось, что он позволяет себe думать о предложении, сдeланном ему племянницей. Он сeл на свою лошадь в Боксалл-Гиллe, и медленным шагом направился в Грешамсбери, раздумывая, не столько о предполагаемом бракe, как о собственном безразсудствe. Как мог он быть таким ослом, чтобы, в свои лeта, дать встревожить себя подобною мыслью? Можно ли было думать о супружествe с мисс Данстебл, не думая отчасти и о ея богатствe; а он всю жизнь гордился своим равнодушием к деньгам. До сих пор медицинския его занятия были для него дороже всего в мирe; они стали ему необходимы как воздух, а мог ли он продолжать их, женившись на мисс Данстебл? Она конечно захотeла бы, чтоб он eздил с ней в столицу,— а какую бы он там играл роль, плетясь всюду по ея пятам, извeстный там только как муж одной из богатeйших женщин в городe! Такая жизнь была бы для него нестерпима; а между тeм, на возвратном пути домой, он никак не мог отдeлаться от этой неотвязной мысли. Он все продолжал повертывать ее в своем умe, продолжая тeм не менeе упрекать себя за это. Наконец, он положил себe, что в Этот же вечер, вернувшись домой, он примет рeшительныя мeры, и напишет племянницe, чтоб она отложила всякия попечения об этом предметe. Дойдя до такого мудраго рeшения, он принялся разсуждать в своем умe, как бы сложилась его жизнь, если-б он точно женился на мисс Данстебл.

В Этот самый день, ему нужно было побывать у двух дам, с которыми он видался ежедневно, исключая временных своих отсутствий из Грешамсбери. Первая из них — первая во мнeнии всего окружающаго люда — была жена скайра, леди Арабелла Грешам, старинная пациентка доктора. Он обыкновенно приeзжал к ней поутру, и если ему удавалось как-нибудь отказаться от ежедневнаго приглашения сквайра откушать у него, он отправлялся к леди Скатчерд тотчас послe своего скромнаго обeда. Так по крайней мeрe он привык дeлать в лeтнее время.

— Ну, что, доктор, здоровы ли всe в Боксалл-Гиллe? сказал сквайр, встрeтив его у ворот; лeтом сквайр рeшительно не знал чeм наполнить свои дни.

— Совершенно здоровы.

— Не знаю, право, что дeлается с Франком. Он как будто возненавидeл Грешамсбери. Вeроятно он занят выборами?

— Конечно; он поручил сказать вам, что скоро к вам заeдет. Вeроятно его выберут единогласно, так что ему не о чем и хлопотать.

— Счастливец! Не так ли, доктор? Сколько у него еще впереди! Да, он славный малый, отличный малый. Да послушайте: Мери, кажется, должна скоро...

И они обмeнялись нeсколькими многозначительными словами.

— Я зайду к леди Арабеллe, сказал доктор.

— Я только что от нея, сказал сквайр, — она все хандрит и жалуется.

— Однако ничего нeт особеннаго, надeюсь?

— Нeт, кажется ничего, то-есть ничего по вашей части, доктор; только она в предурном расположений духа, а это прямо падает на меня. Вы конечно останетесь у меня отобeдать?

— Нeт, сегодня нeт, сквайр.

— Пустяки; вы должны остаться. Мнe особенно нужно видeть вас сегодня, особенно нужно.

Но сквайр каждый день рeшительно имел особенную надобность видeть его.

— Очень жаль, но мнe сегодня невозможно. Мнe нужно написать письмо довольно важное, и я сперва должен хорошенько обдумать его. Увижу я вас когда вернусь от миледи?

Но сквайр нахмурился и отвернулся, едва отвeтив ему; исчезла его надежда на приятное развлечение, и доктор отправился наверх к своей пациенткe.

Нельзя сказать, чтобы леди Арабелла была больна, но она постоянно была пациенткой. Не слeдует однако думать, чтоб она лежала в постели, или ежедневно принимала лeкарства, или должна была отказываться от тeх прозаических удовольствий, которыя изрeдка разнообразили ея прозаическую жизнь; но ей приятно было считаться больною и имeть около себя доктора, а так как судьба послала ей врача, сразу понявшаго степеньи свойство ея болeзни, прихоть эта не имeла для нея дурных послeдствий.

— Мнe так грустно, что я не могу видeть Мери, сказала леди Арабелла послe обычных медицинских разспросов и разказов.

— Она хорошо себя чувствует, и скоро приeдет к вам погостить.

— Нeт, нeт, пусть она не приeзжает. Ей и в голову не придет навeстить меня, когда ни малeйших нeт препятствий, а теперь, в ея положении, путешествие было бы крайне....— И леди Арабедда важно покачала годовой.— Подумайте только, какая важная на ней лежит отвeтственность, доктор; подумайте сколько от этого зависит!

— Да это ей никак не может повредить, если-бы даже отвeтственность была вдвое больше.

— Полноте, доктор, не говорите; будто я не знаю сама! Я была против и поeздки их в Лондон, но конечно меня никто не послушался. уж я к этому привыкла. Я думаю мистер Грешам нарочно eздил к ней, чтоб уговорить ее съездить в Лондон. Да что ему! Он любит Франка; но он не способен подумать о завтрашнем днe. Он всегда был Таков; вы это знаете, доктор.

— Да эта поeздка была даже очень полезна ей, сказал доктор Торн, желая прекратить разговор о многочисленных прегрeшениях сквайра.

— Я очень хорошо помню, что когда я была в таком положении, подобныя поeздки не считались для меня полезными Но, может-быть, с тeх пор все измeнилось.

— Да, конечно, измeнилось, сказал доктор,— мы, врачи, стали сговорчивeе.

— Я помню, что я в такия минуты никаких не искала удовольствий. Вот напримeр, когда родился Франк.... Но, как вы замeтили, теперь все измeнилось. Очень понятно, что Пери умeет на своем настоять.

— Да помилуйте, леди Арабелла, она бы с радостью осталась дома, если-бы Франк только слово сказал ей?

— Вот и я всегда так дeлала. При малeйшем словe мистера Грешама, я готова была уступить. Но, право, не знаю, что мы через это выигрываем! Вот, напримeр, нынeшний год, доктор, мнe конечно было бы приятно съъздить в Лондон хотя недeли на двe. Вы сами говорили, что мнe не худо бы посовeтоваться с сэр-Омикроном.

— Я говорил, что бeды нeт, можете посовeтоваться.

— Ну да, именно. И так как мистер Грешам очень хорошо знал мое желание, то он мог бы предложить мнe это. Вeдь теперь кажется за деньгами дeло не могло бы стать.

— Да вeдь сколько я помню, Мери приглашала вас к себe, вмeстe с Августой?

— Да, Мери была очень мила и любезна. Она меня приглашала. Да вeдь дом у нея не Бог знает как велик, ей самой нужны всe комнаты. Впрочем, что до этого касается, меня также очень звала к себe сестра, графиня. Но вeдь все-таки приятнeе быть независимою; и на Этот раз, мнe кажется, мистер Грешам очень мог бы все это устроить. Я никогда не просила его ни о чем подобном, покуда дeла его были занутаны. Хотя, Бог eдин знает, что тут виновата была не я....

— Да мисгер Грешам ненавидит Лондон. Он просто умер бы от этой духоты.

— Но во всяком случаe, он мог бы предложить мнe эту поeздку: очень вeроятно, что я сама отказалась бы. Да меня убивает это равнодушие! Вот он сейчас был здeсь, и повeрите ли....

Но доктор Торн твердо рeшился на Этот раз не выслушивать ея жалоб.

— Желал бы я знать, леди Арабелла, что сказали бы вы, если-бы вашему мужу вдруг вздумалось уeхать куда-нибудь повеселиться, а вас оставить одну дома. Повeрьте мнe, бывают люди похуже мистера Грешама.

Все это прямо намекало на графа де-Корси, брата миледи, и она очень хорошо поняла намек; Этот довод уже не раз был употребляем для того, чтобы заставить ее замолчать.

— Право, это было бы гораздо лучше, чeм ему сидeть здeсь без дeла, или возиться с этими противными собаками. Мнe, право, кажется, что он совсeм опустился.

— Вы совершенно ошибаетесь, леди Арабелла, сказал доктор, раскланиваясь с ней, и ушел, не дожидаясь возражения.

Возвращаясь домой, он не мог не подумать, что в этом случаe семейная жизнь представилась ему со стороны не очень привлекательной. Свeт считал мистера Грешама и его жену самыми счастливыми супругами. Они всегда жили вмeстe, никуда не выeзжали друг без друга, всегда сидeли рядом на привычных своих мeстах в церкви; и никогда, даже в самыя отчаянныя минуты, не помышляли о возможности развода. В нeкоторых отношениях,— напримeр относительно долговременности их неразлучнаго сожительства в родовом грешамберийском замке,— они могли назваться примeрною, четой. Но при всем том, насколько мог судить доктор Торн, они немного приносили счастьи друг другу. Они конечно любили друг друга; если-б одному из них угрожала сериозная опасность, другой стал бы искренно сокрушаться; однако много имeлось причин предполагать, что они было бы гораздо счастливeе порознь.

Доктор по обыкновению отобeдал в пять часов, а около семи пошел навeстить свою старую приятельницу леди Скатчерд. Леди Скатчерд не могла назваться развитою или образованною женщиной, она была дочерью поденщика и вышла saмуж за человeка из того же разряда. Но муж ея пошел в гору — как мы разказали в другой нашей повeсти — и она осталась вдовой с титулом леди Скатчерд, с прехорошеньким домиком и препорядочным капиталом. Она во всех отношениях была противоположностью леди Арабеллe Грешам; однако, через посредство доктора, онe познакомились между собой. Доктор также знал случайно нeкоторыя подробности ея супружеской жизни; воспоминание о них было еще менeе привлекательно чeм семейная картина в Грешамсберe.

Впрочем доктор любил и уважал ее гораздо больше леди Арабеллы; он заходил к ней не как врач, а как сосeд и друг.

— Ну что, миледи, сказал он, усаживаясь подлe нея на широкой садовой скамьe (всe называли леди Скатчерд миледи),— как вы себя чувствуете в эти долгие лeтние дни? Цвeты ваши, по крайней мeрe, в полном блескe, и гораздо лучше всех тeх, которые я видeл в вёмкe.

— Да, правда ваша, доктор,— долгие дни! уж черезчур долгие.

— Ну полно-те, перестаньте жаловаться. уж не станете ли вы увeрять меня, что вы очень несчастны? Наперед говорю, что я вам не повeрю.

— Конечно, я не могу назвать себя несчастною. Грeшно мнe было бы говорить это.

— Правда, что грeшно, сказал доктор кротким, дружеским тоном, ласково пожимая ей руку.

— Я грeшить не хочу. Я благодарю Бога за все; по крайней мeрe стараюсь всегда благодарить его. Но, знаете, доктор, тяжело жить в одиночествe.

— Какое же одиночество? Вы также одиноки как я.

— О, да вы — другое дeло! Вы вездe можете бывать. Но что прикажете дeлать бeдной, одинокой женщинe? Знаете, доктор, я бы отдала все на свeтe, чтоб опять увидeть моего Роджера как он по вечерам возвращался в фартукe и с молотом в рукe. Как теперь помню его.

— А вeдь тяжелая ваша жизнь была тогда; не так ли, моя старушка? Лучше благодарите Бога за то, что вы теперь спокойны.

— Да я и благодарю. Бога; я же вам это говорила, возразила она с нeкоторою досадой.— Но право, очень тяжело жить в одиночествe. Я часто завидую Ганнe; она сидит в кухнe с Джемимой, и может с ней поболтать. Я иногда прошу ее посидeть со мной, так не хочет.

— Да вам и не слeдует звать ее к себe. Вы этим себя роняете.

— А мнe какое дeло? Мнe все теперь равно, с тeх пор как он помер. если-б он был жив, я может быть и заботилась бы о том, чтобы себя не ронять. Да что говорить! Придет время, и я за ним отправлюсь.

— Ну конечно; всe мы за ним отправимся рано или поздно.

— Да, правда, правда; наша жизнь — верста, как говорит пастор Ориель, когда вздумает удариться в поэзию. А все грустно, если не дано всю эту версту пройдти с кeм-нибудь об руку. Что дeлать! Вот и приходится терпeть, как терпят другие. Надeюсь, что вы еще не собираетесь уeзжать, доктор? Останьтесь-ка, и напейтесь у меня чаю. Ганна вас угостит такими сливками, каких вы от роду не кушали. Право, останьтесь.

Но доктору необходимо было написать извeстное письмо, и даже великолeпныя сливки не могли прельстить его. Он отправился домой, к великой досадe леди Скатчерд, и дорогой задавал себe вопрос, которая из двух его знакомок — леди Арабелла или леди Скатчерд — более безразсудна в своем горe. Первая вeчно жаловалась на живаго мужа, который однако не отказывал ей ни в одном благоразумном требовании; другая постоянно оплакивала покойнаго супруга, который при жизни обращался с ней не только сурово, но и жестоко.

Доктору нужно было написать письмо, но до самых этих пор он еще не вполнe рeшился насчет его содержания. Если смотрeть на вопрос с той точки зрeния, какую он впервые избрал себe, то ему слeдовало бы писать к племянницe; но если-б он рeшился идти напропалую, то он конечно должен обратиться прямо к мисс Данстебл.

Он шел домой — не по прямой дорогe, а длинным обходом, по узкой тропинкe вдоль цвeтущей изгороди,— он шел домой, погруженный в раздумье. Ему сказали, что она желает за него выйдти, слeдует ли ему думать об одном себe? Что же касается до его гордаго отвращения от денег — точно ли это прямое, истинное чувство; или это ложная гордость, которой, он должен стыдиться? Если он поступит по совeсти, так что ему страшиться посторонних толков и пересудов? Вeдь, точно, грустно жить в одиночествe, как говорила бeдная леди Скатчерд. Впрочем, примeр леди Скатчерд и другой примeр близкой его сосeдки, вряд ли могли склонить его к женитьбe. Итак, он в раздумьи шел домой, медленным шагом, заложив руки за спину.

Вернувшись к себe, он все-таки не приступил еще к дeлу. Он очень бы мог напиться чаю у леди Скатчерд, вмeсто того чтобы так неторопливо распивать его у себя в гостиной; он все не рeшался брать в руки перо и бумагу, все медлил над своею недопитою чашкой, стараясь как-нибудь отдалить тягостную минуту. На одно только он рeшился окончательно: письмо должно быть написано, непремeнно в Этот вечер.

Наконец, около одиннадцати часов, он встал из-за чайнаго стола, и отправился в плохо-убранную комнатку, обыкновенно служившую ему кабинетом; тут, скрeпя сердце, он взялся за перо. И теперь еще не вполнe разсeялись его сомнeния; но почему бы ему не написать к мисс Данстебл для пробы, и посмотрeть каково выйдет это письмо? Он почти рeшился не отсылать его — так по крайней мeрe оц увeрял себя; но написать ни в каком случаe не мeшает. И так, он принялся писать слeдующее:

"Грешамсбери — июня, 185—

"Дорогая мисс Данстебл."

Начертив эти слова, он откинулся назад в креслах, и посмотрeл на бумагу. Гдe ему найдти слов, чтобы выразить то, что он смeл ей сказать? Никогда в жизни ему не приходилось сочинять что-либо подобное, и его вдруг ужаснула почти непреодолимая трудность, о которой, признаться, он и не подумал наперед. Он провел еще полчаса, задумчиво глядя на бумагу, и наконец совсeм было рeшился бросить все. Он повторял себe, что ему слeдует выражаться как можно проще и прямeе; но подчас довольно трудно выражаться просто и прямо; несравненно легче стать на ходули, и удариться в паѳос, отдeлываясь выспренними словами и восклицательными знаками. Наконец письмо написано — и без всякаго восклицательнаго знака.

"Дорогая мисс Данстебл,—

"Считаю долгом откровенно сказать вам, что я бы к вам не писал этого письма, если-бы другие не навели меня на мысль, что предложение, которое я намeреваюсь вам сдeлать, может быть принято вами благосклонно. без этого, признаюсь, я бы побоялся, что огромное неравенство наших состояний придало бы этому предложению вид неискренности и корыстолюбия. Теперь же я прошу вас об одном,— повeрить моей честности и правдивости в этом дeлe.

"Вы вeрно уже угадали мою мысль. Мы с вами сблизились довольно коротко, хотя познакомились недавно, и иногда мнe казалось, что вам почти также хорошо со мною, как мнe бывает с вами. Если я тут ошибся, скажите мнe это просто и прямо, и я буду стараться, чтобы наши дружеския отношения пошли прежним чередом, как бы и не было этого письма. Но если я прав, если точно мы можем быть счастливeе вмeстe чeм порознь, я вам готов обeщать по совeсти и чести, что я сдeлаю все, что только может сдeлать такой старик как я, для вашего счастия и спокойствия. Когда я думаю о своих годах, я сам себe кажусь старым безумцем; я стараюсь оправдать себя тeм, что и вы уже не молоденькая дeвочка. Вы видите, что я вам не говорю комплиментов; они вам не нужны от меня.

"Я-бы ничего не мог прибавить, если-бы написал вам несколько страниц. Мнe нужно только, чтобы вы поняли меня. Если вы не вeрите в мою искренность я честность, то я ничeм не могу переубeдить вас в свою пользу.

"Да благословить вас Господь! Я знаю, что вы меня не заставите долго ждать отвeта.

"Искренно преданный вам друг,

Томас Торнъ".

Он еще несколько времени сидeл и раздумывал, не слeдует ли ему что-нибудь прибавить на счет ея состояния? Не должен ли он сказать ей, хотя бы в припискe, что от нея всегда будет зависeть распоряжаться, как только ей угодно, всeм ея богатством. Долгов у него не было никаких, и он мог вполнe довольствоваться собственным небольшим доходом. Но около часу по полуночи, он дошел до заключения, что лучше ни слова об этом не говорить. Если она точно любила и уважала его, и довeряла ему, и стоила его довeрия, то всякия подобныя увeрения были бы совершенно излишни; если же не было этого довeрия, то его невозможно было пробудить никакими обeщаниями с его стороны. Итак, он дважды перечел письмо, запечатал его, и унес в свою спальню, вмeстe с зажженною свeчей. Теперь, как письмо уже было готово, ему казалось, что сама судьба повелeвает отослать его. Он написал его только так, чтоб посмотрeть, каково оно выйдет, но теперь уж никакого не оставалось сомнeния, что оно будет вручено масс Данстебл. Он лег спать, положив письмо подлe себя на столик, а рано по утру,— так рано, как будто бы важность этого послания не дала ему спать,— он отправил его с нарочным в Боксалл-Галл.

— Нужно дождаться отвeта? спросил мальчик.

— Нeт, оставьте письмо и тотчас же назад.

Лeтом в Боксалл-Гиллe завтракали довольно поздно. Вeроятно, Франк Грешам имел обыкновение осматривать свою ферму, прежде чeм явится к утренней молитвe, а жена его, без сомнeния, между тeм хлопотала в молочнe, около масла. Как бы то ни было, они рeдко собирались к завтраку прежде десяти часов; и хотя Грешамсбери находился в разстоянии нeскольких миль от Боксалл-Гилла, мисс Данстебл получила письмо прежде еще чeм собралась выйдти из своей комнаты.

Она прочла его молча, пока горничная прибирала что-то около нея, и по ея лицу нельзя было угадать, чтобы в прочитанном заключалось что-либо важное или необычайное. Потом она спокойно свернула письмо, и положила его подлe себя на стол. Не раньше как с четверть часа спустя, она попросила горничную узнать, вышла ли мистрисс Грешам из своей комнаты.— Мнe нужно поговорить с ней наединe, до завтрака, сказала мисс Данстебл.

— Злодeйка! предательница! были первыя слова мисс Данстебл, когда она осталась вдвоем с Мери.

— Что такое? Что случилось?

— Я не воображала, что вас так нужно остерегаться, и что у вас такая страсть свадьбы устраивать. Вот, посмотрите. Прочтите первыя три строчки, но не больше; остальное не про вас. Кто же эти другие, которым так довeряет ваш дядя?

— О, мисс Данстебл, дайте мнe прочесть все письмо!

— Нeт, извините. Вы думаете, что это объяснение в любви, очень ошибаетесь. Тут и помину нeт о любви.

— Я знаю, что он дeлает вам предложение. Я так рада! Я знаю, что вы его любите.

— Он говорит мнe, что я старая женщина и намекает, что я, по всей вeроятности, окажусь старою дурой.

— Я увeрена, что он этого не говорит.

— Именно это. Первое совершенно справедливо, у я никогда не сержусь за правду. Что же касается до другаго, мнe кажется, что он ошибся. Если я дура, то не в том смыслe, как он предполагает.

— Милая, дорогая мисс Данстебл, не говорите таких вещей. Будьте со мною откровеннeе, и переставьте шутить.

— Кто же эти другие, которым он так безусловно вeрит? Извольте отвeчать.

— Я, я, конечно. Никто другой не мог с ним об этом говорить.

— И что же вы ему сказали?

— Я... сказала...

— Ну, говорите же прямо все, как было. Я же вам откровенно скажу, что вы никакого не имeли права выдавать меня, и употреблять таким образом мое довeрие во зло. Но послушаем-ка, что вы ему сказали.

— Я сказала, что вы выйдете за него замуж, если он за вас посватается.

И говоря это, Мери Грешам с безпокойством смотрeла в лицо своей приятельницe, не зная хорошенько, сердится ли на нее мисс Данстебл или нeт. Если она точно сердится, то как ужасно обманула она своего дядю!

— Вы ему сказали это положительным образом?

— Я ему сказала, что я в этом убeждена.

— В таком случаe,— я теперь обязана выйдти за него, проговорила мисс Данстебл, уронив письмо на пол, с видом комическаго отчаяния.

— Милая, безцeнная, дорогая моя! воскликнула мистрисс Грешам, кинувшись на шею к мисс Данстебл и заливаясь слезами.

— Смотрите же, будьте почтительны к вашей новой тетушкe, сказала мисс Данстебл.— А теперь, позвольте мнe приодeться.

В продолжении утра, в Грешамсбери был отправлен отвeт слeдующаго содержания:

"Дорогой доктор Торн,—

"Я вам довeряю вполнe и во всем, и все будет по вашему. Мери пишет вам, но не вeрьте ни единому ея слову. Я никогда уже ей вeрить не стану, потому что она в этом дeлe поступила со мной измeннически.

"Искренно ваша,

Марта Данстебл."

— Итак, я женюсь на самой богатой невeстe в Англии, сказал себe доктор Торн, садясь в тот вечер за свой незатeйливый обeд.

Глава XL

Легко представите себe, с каким чувством торжества мистрисс Грантли вернулась к себe в Пломстед-Эпископи, привезя с собою дочку, помолвленную за лорда Домбелло! По состоянию своему, наслeдник маркиза Гартльтопа мог считаться одним из первых женихов во всей Англии; знали также, что на его вкус не легко угодить, что он не прочь и поважничать; для дочери приходскаго священника, конечно, было лестно быть избранною подобным человeком. Мы уже знаем, каким образом мать счастливой Гризельды сообщила это событие леди Лофтон, скрывая свое торжество под личиной смирения; мы видeли также, с какою примeрною скроиностию сама Гризельда выносила свое благополучие, как она не пренебрегла даже укладкой своих платьев, как бы не сознавая своего будущаго величия.

Но, тeм не менeе, в Пломстедe всe торжествовали. Мать, вернувшись домой, сказала себe, что она вполнe достигла главной цeли своей жизни. Пока она была в Лондонe, она как будто бы еще не вполнe сознавала свое счастье, тeм более что тогда могли оставаться нeкоторыя сомнeния, точно ли суждено ему осуществиться.

Могло статься, что сын маркиза Гартльтопа зависит от воли родительской, что появятся грозныя преграды между им и Гризельдой; но вышло не так. Архидиакон имел длинный разговор с отцом, маркизом, а мистрисс Грантли с леди Гартльтоп; и, хотя ни тот, ни другая не выразили особой радости по случаю этой партии, однако, с другой стороны, они нисколько и не протестовали. Лорд Домбелло сумeет на своем настоять,— так с гордостью говорила в семействe Грантли. Бeдная Гризельда! может-быть настанет время, когда не так-то будет ей приятен властительный нрав ея супруга! Но мы уже сказали, что в Лондонe некогда было предаваться семейной радости; дeло было слишком нервнаго свойства, и могло быть испорчено преждевременным торжеством. Тогда только, когда они всe вернулись в Пломстед, им самим стало ясно величие совершеннаго подвига.

У мистрисс Грантли была всего одна дочь; до сих пор всe ея мысли, всe ея старания сосредоточивались на том, как воспитать ее и как ее пристроить надлежащем образом. Всe в семействe сознавали замeчательную красоту Гризельды; также отдавали полную справедливость ея благоразумию, степенности, умeнию держать себя. Но отец иногда намекал матери, что по его мнeнию, Гризельда не так умна как ея братья.

— Я в этом с тобою не согласна, отвeчала мистрисс Грантли,— да к тому же, что ты называешь, вовсе не нужно для дeвушки. Она себя держит превосходно; этого ты не можешь отрицать.

Архидиакон не думал этого отрицать, и принужден был согласиться, что то, что он называл умом, вовсе не нужно для молодой дeвушки.

В Этот период семейной славы и величия, сам архидиакон был отчасти отодвинут в тeнь и удален от дочери. Нужно отдать ему справедливость, что он отказался участвовать в торжественной процессии разъездов с визитами по Барсетширу. Он поцeловал дочь и благословил ее, с увeщанием быть хорошею женой и любить своего мужа; но такого рода увeщание, обращенное к дeвушкe, которая, так великолeпно исполнила свой долг, залучив себe маркиза, казалось неумeстным и даже пошлым. Дeвушкам, выходящим замуж за бeдных куратов или скромных юристов, можно сказать, что им слeдует добросовeстно исполнять свои обязанности, на мeстe назначенном им от Провидeния; но прилично ли давать такие совeты будущей маркизe?

— Нам, кажется, нечего за нее бояться, говорила мистрисс Грантли,— она уже доказала, что на нее можно положиться.

— Она добрая дeвушка, отвeчал архидиакон,— но в новом своем положении она будет окружена многими искушениями.

— Я увeрена, что она сумeет сладить со всяким положением, гордо возразила мистрисс Грантли.

Однако и сам архидиакон начал похаживать в соборной оградe в Барчестерe более гордым шагом, с тeх пор как там разошлась вeсть о помолвкe Гризельды. Было время (в послeдние годы жизни его отца), когда он был первым человeком между барчестерским духовенством. Декан был стар и слаб, и доктор Грантли управлял всеми дeлами епископства. Но с тeх пор многое измeнилось. Появился новыя епископ, с которым он тотчас же стал в неприязненныя отношения. Появился также новый декан, который не только был его давнишним приятелем, но даже женился на сестрe мистрисс Грантли; и самое это обстоятельство повело к тому, чтоб уменьшить влияние архидиякона; викарии уже не ловили попрежнему каждое его слово, младшие члены капитула не так уже подобострастно улыбались ему, встрeчая его в барчестерских церковных кругах. Но теперь он вдруг опять возвысился на несколько ступеней. В глазах многих, архидиакон, у котораго зять — маркиз, постоит епископа. Правда, он почти ни с кeм кромe декана, не говорил о блистательной партии, предстоявшей его дочери; но в душe он чувствовал все значение этого факта, он чувствовал, что блеск этой партии отражался и на него.

Что касается до мистрисс Грантли, то она, можно сказать, жила и вращалась в ѳимиамe поздравлений. Не слeдует впрочем заключать из этого, чтоб она постоянно говорила друзьям и знакомым о лордe Домбелло и о маркизe. Она была слишком умна для этого. Раз объявив всeм о предстоящем замужствe дочери, она едва упоминала при посторонних о фамилии Гартльтопов. Но она вдруг, с изумительною легкостью, приняла тон и манеры важной особы. Она дeятельно занялась визитами, чувствуя себя обязанною оказать внимание мелкому сельскому дворянству. Она изумляла свою сестру, супругу декана, величавою простотой своих приемов, а с мистрисс Проуди обращалась так снисходительно, что совершенно сокрушила сердце у этой дамы. "Я с ней скоро расквитаюсь," думала про себя мистрисс Проуди, уже успeвшая разузнать разныя, не совсeм лестныя, подробности о семействe Гартльтопов.

Сама же Гризельда, хотя она играла первую роль в этих торжественных процессиях, оставалась недвижна как восточный идол, позволяя развозить себя и показывать толпe. Она принимала ласки матери, улыбалась ей, слушая похвалы себe; но торжество свое скрывала она во глубинe души. Она ни с кeм не распространялась об этом предметe, и страшно разобидeла старушку-экономку, отказавшись потолковать с нею о своем будущем хозяйствe. Напрасно ея тетка, мистрисс Эребин, старалась завлечь ее в какой-нибудь откровенный разговор. "Да, тетенька, конечно," или: "я об этом подумаю, тетенька," или: "я разумeется это сдeлаю, если пожелает лорд Домбелло," и больше ничего не могла добиться от нея мистрисс Эребин, и наконец перестала ее разспрашивать.

Но вот возник вопрос о нарядах, о приданом. Саркастические люди говорят, что портной создает, человeка. Я бы сказал, что модистка создает невeсту. По крайней мeрe, приданое служит рубежом между ея дeвическою и замужнею жизнию. Становясь обладательницей нарядов, приготовленных для свадьбы, дeвушка становится невeстой; уложив эти наряды в свадебные сундуки, чтобы перевезти их куда слeдует, она совсeм становится женою.

Когда дошла очередь до этого важнаго предмета, Гразельда приняла в нем достодолжное участие. Она чувствовала, что в таком дeлe было бы грeшно поступить торопливо или слегка, и принялась за него основательно, аккуратно, с какою-то торжественностью. Сама мистрисс Грантли была поражена величавостью ея замыслов, глубиной ея теории. Гризельда не сразу приступила к разсмотрeнию главнаго предмета, которым окончательно обозначалось ея положение как невeсты, одним словом, свадебнаго платья. Как великий поэт постепенно воодушевляется, восходя до высшей точки паѳоса, так и она, шаг за шагом, приближалась к рeшению этого великаго вопроса; как поэт сперва взывает к своей музe, а потом мало по малу выводит на сцену второстепенныя события своей поэмы, так мисс Грантли сначала благоговeйно обратилась за совeтом к матеря, а потом принялась составлять список бeлья и той незримой одежды, которая долженствует служить основой зримому великолeпию приданаго.

Дeло не в деньгах. Нам всeм извeстно, что значат эти слова, и мы часто догадываемся, когда слышим их, что требуется всевозможный блеск и великолeпие за самую дешевую но возможности цeну. Но в этом случаe, точно, за деньгами дeло не стало — по крайней мeрe, за такими деньгами, какия могли потребоваться на дамские наряды, независимо от бриллиантов. Что касается бриллиянтов и тому подобнаго, то архидиакон взял эту часть в свое исключительное завeдывание, если только лорд Домбелло, или вообще дом Гартльтопов, не захочет принять участие в выборe. Мистрисс Грантли отчасти была рада свалить на него эту важную отвeтственность; как женщина благоразумная, она боялась слишком завлечься в лавкe ювелира. Что же касается до бархата, атласа, шляпок, чепцов, кисей, амазонок, искусственных цвeтов, головных уборов, сeточек, эмалевых пряжек, механических юпок, башмаков, перчаток, корсетов, чулок, бeлья, фланели, коленкора — то тут, могу по совeсти сказать, за деньгами дeло стать не могло. При таких обстоятельствах, Гризельда принялась за дeло с примeрным прилежанием и с настойчивостью превыше всех похвал.

— Надeюсь, что она будет счастлива, сказала мистрисс Эребин сестрe, сидя с нею у себя в гостиной.

— Да, я в том увeрена; почему же ей не быть счастливою? сказала мать.

— Я сама никакой не вижу причины. Но ея положение в глазах свeта будетe до такой степени выше того, в котором она родилась, что нельзя несколько не потревожиться при мысли о будущем.

— Я бы гораздо больше тревожилась, если-б она выходила за человeка бeднаго, отвeчала мистрисс Грантли.— Мнe всегда почему-то казалось, что Гризельдe суждено занимать видное положение; сама природа создала ее для богатства и блеска. Ты видишь, что она нисколько не зазналась, как будто бы все это приходилось ей по праву. Кажется, нeт опасности, чтоб ея новое положение могло вскружить ей голову, если ты это хотeла сказать.

— Нeт, не это; я более опасалась за ея сердце, сказала мистрисс Эребин.

— Она бы никак не согласилась выйдти за лорда Домбелло, если-бы не любила его, быстро подхватила мистрисс Грантли.

— Да я и не это собственно хотeла сказать, Сусанна. Я сама думаю, что она бы не захотeла выйдти без любви. Но среди суеты большаго свeта, согласись, трудно сохранить душевную свeжесть, особенно для дeвушки, которая родилась и выросла в ином кругу.

— Я не понимаю хорошенько, что ты называешь душевною свeжестью, проговорила мистрисс Грантли с нeкоторою досадой; — если она будет исполнять свои обязанности, будет любить мужа, будет достойно занимать мeсто, назначенное ей Провидeнием, то я рeшительно не вижу, чего еще от нея требовать. Мнe вовсе не нравится метода запугивать молодую дeвушку, при ея вступлении в свeт.

— Да я вовсе и не хочу ее запугивать. Вообще, Гризельду довольно трудно запугать.

— Да, надeюсь. В дeвушкe важнeе всего воспитана ли она в хороших правилах, и даю ли ей ясное понятие об обязанностях женщины. Хвастаться было бы мнe неловко; но какова бы ни была моя дочь, я, разумeется, несу всю отвeтственность за нее. Не, признаюсь, мнe до сих пор не приходилось желать измeнить в ней что-нибудь.

Этим разговор и кончился.

В числe родственников, которые сильно изумились внезапной перемeнe в судьбe молодой дeвушки, но не позволяли себe слишком явно высказывать свое мнeние, был также и дeд Гризельды, мистер Гардинг. То был старый священник, донельзя простой и добродушный в обращении, и не занимавший виднаго мeста между барчестерским духовенством; он был не более как дьячок при капитулe. Дочь его, мистрисс Грантли, очень любила его, а архидиакон обращался с ним внимательно и уважительно. Но молодежь в Пломстедe не слишком высоко ставила тихаго, кроткаго старичка. Он был бeднeе прочих родственников, и не старался приобрeсти себe значение в барсетширском обществe. Притом же, он в послeднее время исключительно привязался к семейству декана. Правда, у него была своя квартира в городe, но он давал себя выманивать из ней. В домe декана была отведена ему особая комната; в кабинетe стояли для него особыя кресла; в гостиной мистрисс Эребин, было для него покойное мeстечко в углу дивана. Нельзя было ожидать никакого вмeшательства с его стороны в предстоявшую свадьбу; однако все же на нем лежала обязанность поздравить внучку и, может-быть, дать ей полезный совeт.

— Гриззи, душа моя, сказал он (он постоянно называл ее Гриззи, но молодая дeвушка мало цeнила эту ласку),— дай мнe поцeловать тебя и поздравить от всей души с блестящею перемeной в твоей судьбe.

— Благодарю вас, дeдушка, проговорила она, едва-едва касаясь губами его лба: эти губки теперь были священны, их поцeлуи были назначены лицам более высоким нежели бeдный причетник. Мистер Гардинг до сих пор каждое воскресенье пeл литии в соборe, стоя на своем обычном мeстe на хорах, и Гризельдe сдавалось, что благородному семейству Гартльтопов не слишком-то приятно будет узнать об этом обстоятельствe. Деканы и архидиаконы еще могли с рук сойдти; будь ея дeдушка хоть член капитула, так бы и быть; теперь же, казалось ей, он ронял честь фамилии, занимая в свои преклонные годы такую низкую должность в соборe. И потому, она поцeловала его почти нехотя, заранeе положила себe не тратить с ним много слов.

— Итак, ты сдeлаешься важною особой, Гриззи.

— Гм! сказала она.

Что же она могла отвeчать на такого рода рeчь?

— Надeюсь, что ты будешь счастлива, и составишь счастье других.

— Надeюсь, сказала она.

— Но ты заботься прежде о других, душа моя. Думай о счастьи окружающих тебя, и твое счастье придет само собою Ты вeдь это понимаешь, не правда ли?

— Конечно, понимаю, отвeчала она.

Во время этого разговора, мистер Гардинг все еще держал руку Гризельды, но она повидимому желала отнять ее.

— Да, Гриззи, я думаю, что богатая графиня так же легко может быть счастлива, как и простая поселянка...

Гризельда сдeлала нетерпeливое движение. Поводом к тому были два различныя чувства: вопервых, ей было обидно, что дeдушка назвал ее богатою графиней: вeдь она будет богатою маркизой; вовторых, ее разсердило, что старик осмeлился сравнить ее с простою поселянкой.

— ...точно так же легко, продолжал он,— хотя другие тебя станут увeрять в противном. Все зависит от самой женщины. Титул графини сам по себe еще не может составит гвоего счастья.

— Лорд Домбелло покуда только маркиз, проговорила Гризельда,— в этой фамилии нeт графскаго титула.

— О! в самом дeлe? Я этого не знал, сказал мистер Гардинг, и выпустил руку внучки. Послe этого он уже не пытался давать ей совeты.

Мистрисс Проуди и епископ приeзжали с визитом в Пломстед, и пломстедския дамы, конечно, отдали им визит. Весьма понятно, что семейства епископа и архидиакона ненавидeли друг друга. Они были по преимуществу люди церковные, а взгляды их на церковныя дeла были совершенно противоположные. Они издавна оспаривали друг у друга первенство в барчестерском округe, и побeда до сих пор оставалась сомнительна, так что ни одна сторона не была в таком положении, чтоб обнаружить великодушную терпимость. Они друг друга ненавидeли от всей души, и ненависть эта нeкогда приняла было такие страшные размeры, что навремя прекратились даже самыя необходимыя сношения, какия должны быть между епископом и духовенотвом его епархии.

Но потом распря опять утихла, и дамы принялись дeлать визиты друг к другу.

Помолвку Гризельды мистрисс Проуди едва могла выносить. Неудача, постигшая семейство Грантли по поводу не состоявшагося предположения об учреждении новых епископских мeст, на время смягчила ея сердце. Она могла погоревать тогда о бeдняжкe мистрисс Грантли! "Вы знаете, она совершенно убита; впрочем, ей не в первый раз приходится выносить такого рода удар," говорила она с каким-то кротким самоуслаждением, совершенно приличным супругe епископа. Но теперь настал конец ея самоуслаждению. Оливию Проуди только что сговорили за проповeдника из какой-то церкви в Бетналь-Гринe, вдовца, с тремя дeтьми, пробавлявшагося одними доходами с мeст для сидeнья в церкви, а Гризельда Грантли выходила за старшаго сына маркиза Гартльтопа!

Но мистрисс Проуди не упала духом; ничго не могло бы сломить ея энергию. Вскорe по своем возвращении в Барчестер, она отправилась в Пломстед, вмeстe с Оливией, которая, по правдe сказать, охотнeе осталась бы дома. Не застав никого из семейства Грантли, онe оставили свои карточки. По истечении приличнаго промежутка времени, мистрисс Грантли и Гризельда приeхали отдать им визит. Гризельда в первый раз встрeчалась с семейством Проуди, с тeх пор как распространилась вeсть о ея помолвкe.

Первый рой обоюдных комплиментов и поздравлений можно было бы сравнить со множеством цвeтов на розовом кустe. Они, как розы, были восхитительны для глаз, но так окружены терниями и шипами, что опасно было прикасаться к ним. Пока комплименты оставались не тронутые на кустe, пока не дeлалось попытки присвоить их и ими насладиться, они, конечно, не могли причинить никакого вреда. Но первый палец, протянутый к ним, вскорe был отдернут назад, покрытый кровавыми знаками.

— Конечно, это великолeпная партия для Гризельды, проговорила мистрисс Грантли тихим, кротким полушепотом, который обезоружил бы всякаго противника, менeе стойкаго чeм мистрисс Проуди,— но я и во всех других отношениях чрезвычайно довольна ея выбором.

— О, конечно, сказала мистрисс Проуди.

— Лорд Домбелло совершенно независимо располагает собою, продолжала мистрисс Грантли, и в ея кротком шепотe невольно слышался легкий оттeнок торжества.

— Да, я слышала, что он очень любить независимость, возразила мистрисс Проуди, и расцарапанная рука тотчас же была отдернута назад.— уж разумeется, теперь придегся..— И мистрисс Проуди, среди своих поздравлений, шепнула на ухо мистрисс Грантли несколько слов, не слышно для молодых дeвушек.

— Я никогда об этом не слыхала, проговорила мистрисс Грантли с видом достоинства,— я не вeрю этим сплетням.

— О, конечно, я могла ошибиться! Я сама надeюсь, что это не правда. Но вы знаете каковы молодые люди в наше время; да притом есть пословица, что яблочко от яблони не далеко падает. Вы вeрно часто будете видаться с герцогом Омниумом.

Но мистрисс Грантли не такая была дама, чтобы безнаказанно дать себя в обиду; она не потеряла бодрости хотя и порядком оцарапалась в первой схваткe. Она очень спокойно сказала несколько слов о герцогe Омниумe, упоминая о нем просто как о важном барсетширском владeльцe; потом, с самою обворожительною улыбкой, изявила надежду скоро познакомиться с мистером Тиклером, и с этими словами любезно поклонилась Оливии Проуди. Мистер Тиклер был почтенный проповeдник, приписанный к Бетналь-Гринскому округу.

— Он будет здeсь в концe августа, смeло отвeчала Оливия; она рeшилась не стыдиться своего жениха.

— Вы тогда уже будете путешествовать по Европe, душа моя, сказала мистрисс Проуди Гризельдe;— лорд Домбелло, кажется, очень хорошо извeстен в Гамбургe, в Эмсe и такого рода мeстах; вы там будете как дома.

— Мы eдем в Рим, величественно возразила Гризельда.

— Вeроятно, мистер Тиклер скоро перейдет в здeшнюю епархию, сказала мистрисс Грантли:— мнe чрезвычайно хвалил его мистер Слоп, который с ним очень дружен.

Произнося эти слова, мистрисс Грантли рeшилась уже на открытый бой; она бросала свой щит и рубила напропалую, не щадя врага и на надeясь на пощаду. Было извeстно по всей епархии, что всякое слово о мистерe Слопe дeйствовало на мистрисс Проуди как кусок краснаго сукна обыкновенно дeйствует на разъяреннаго быка. Каково же ей было слышать, что его называют другом ея будущаго зятя! Но это еще не все: было время, когда мистер Слоп осмeливался питать дерзновенныя надежды относительно мисс Оливии Проуди; надежды эти впрочем не казались черезчур дерзновенными самой этой дeвицe. Мистрисс Грантли знала все это, и не побоялась громко упомянуть о нем.

Лицо мистрисс Проуди помрачилось гнeвом, исчезла даже любезная свeтская улыбка.

— Этот человeк, о котором вы говорите, мистрисс Грантли, никогда не был дружен с мистером Тиклером.

— В самом дeлe? Может-быть я ошиблась, сказала мистрисс Грантли.— Но я навeрное помню, что мистер Слоп говорил мнe о вашем будущем зятe.

— Когда мистер Слоп имел виды на руку вашей сестрицы, мистрисс Грантли, и она благосклонно принимала его ухаживание, вы может-быть видали его чаще чeм я.

— Мистрисс Проуди, этого никогда не было.

— Я очень достовeрно знаю, что сам архидиакон был убeжден в этом, и сильно об этом сокрушался.

Этого послeдняго обстоятельства мистрисс Грантли, к сожалeнию, не могла отрицать.

— Мои муж мог ошибиться, сказала она,— да и не он один ошибся насчет мистера Слопа. Впрочем, вы сами, мистрисс Проуди, привезли его сюда.

Мистрисс Грантли в эту минуту могла бы смертельно поразить свою противницу, намекнув на прежнюю любовь бeдной Оливии, но она великодушно воздержалась. Даже в самом жару схватки она умeла щадить юныя сердца.

— Когда я приeхала сюда, мистрисс Грантли, я не воображала, какая бездна испорченности и разврата скрывается внутри самой соборной ограды, сказала мистрисс Проуди.

— О, в таком случаe, для счастия милой Оливии не привозите сюда бeднаго мистера Тиклера!

— Могу вас увeрить, мистрисс Грантли, что мистер Тиклер человeк с непоколебимыми правилами и высоко-религиозным настроением. Я желала бы, чтоб и всe другие могли быть так спокойны, как я, насчет будущности дочери.

— Да, я знаю, что он человeк семейный; это конечно большое преимущество, возразила мистрисс Грантли, вставая.— Прощайте, мистрисс Проуди; до свидания, Оливия.

— уж это гораздо лучше чeм...

Но удар разразился в пустом пространствe. Мистрисс Грантли уже сходила вниз по лeстницe, и Оливия едва успeла позвонить, чтобы позвать лакея к главному входу.

Мистрисс Грантли, усаживаясь в карету, слегка улыбнулась, припоминая выдержанную стычку, и тихо пожала руку дочери. Но мистрисс Проуди осталась на мeстe битвы в самом мрачном расположении духа, и довольно сердито посовeтовала Оливии не сидeть сложа руки, а приняться за свое дeло.

— Мистер Тиклер не очень будет доволен, если ты будешь лeниться, сказала она.

из этого можно заключить, что в описанной нами встрeчe мистрисс Грантли рeшительно одержала верх.

Глава XLI

В тот самый день, когда Люси имeла свидание с леди Лофтон, декан обeдал в Фремлеe. Он с Робартсом был уже давно знаком, и в послeднее время, с тeх пор как Марк сдeлался членом капитула, они даже очень сблизились. Декану очень понравилась распорядительность, с которою Люси отправила детей из Гоггльстока, и вообще он был склонен открыть свое сердце для семьи фремлейскаго викария. Так как ему приходилось возвратиться домой в Этот самый вечер, то он не мог пробыть долeе получаса послe обeда. Но в эти полчаса он успeл многое высказать о семействe Кролеев, он благодарил Марка за его участие, и наконец, послe многих оговорок, сообщил ему, что до него, декана, случайно дошло, перед самым его выeздом из Барчестера, что кто-то там имeет в руках судебное разрeшение захватить имущество, или даже арестовать самого фремлейскаго викария.

Собственно говоря, эту вeсть сообщили, декану именно с тeм чтоб он предупредил Марка; но ему казалось так трудно и так неловко говорить о подобном предметe собрату-священнику, что он отлагал неприятное объяснение до послeдней минуты.

— Надeюсь, что вы не оскорбитесь моим невольным вмeшательством в это дeло, извинялся декан.

— Нeт, сказал Марк,— и в мыслях не имeю обижаться.

Сердце у него сжалось до того, что он едва был в силах говорить.

— Я не знаю толку в дeлах этого рода, продолжал декан,— но мнe кажется, что на вашем мeстe я бы обратился к какому-нибудь легисту. Неужели не найдется средства предупредить такия страшныя послeдствия, как напримeр арест?

— Ах, это ужасное дeло! сказал Марк, стараясь сколько-нибудь оправдать себя.— Вeдь я ни шиллинга не получал изо всей этой суммы, которую они с меня требуют!

— Однако вы подписали векселя?

— Да, я их подписал, но для того только, чтоб одолжить приятеля.

Через несколько минут декан уeхал, повторив свой совeт обратиться к человeку знающему. Ему казалось непонятным как священник, в таком положении как мистер Робартс, мог из дружбы к кому бы то ни было брать на себя обязательства, которыя не в состоянии исполнить!

Грустно прошел Этот вечер в Фремлейском викарствe. До. сих пор, Марк все еще отчасти надeялся, что можно будет как-нибудь отклонить страшную развязку, что какой-нибудь непродвидeнный случай выручит его из бeды, или же ему удастся уговорить кредиторов к разсрочкe платежа; но теперь все должно было обрушиться вдруг на его голову. Он уже ничего не скрывал от жены. Слeдует ли ему обратиться к легисту? И к кому именно? И что он скажет легисту? Мистрисс Робартс сперва было посовeтовала открыться во всем леди Лофтон. Но Марк и слышать об этом не хотeл. "Она подумает, что я хочу у нея выпрашивать деньги," сказал он.

На слeдующее утро, Марк отправился в Барчестер повидаться с легистом, преслeдуемый страхом, что его схватят на дорогe.

В его отсутствие, в дом к нему были два визита: вопервых являлся какой-то грубаго вида человeк, оставивший в руках служанки бумагу подозрительнаго характера, заключавшую в себe приглашение от судьи, только не на обeд; а вовторых была сама леди Лофтон.

Мистрисс Робартс именно в Этот самый день собиралась побывать в Фремле-Кортe. В былую пору, она прилетeла бы к ней тотчас же но ея приeздe из Лондона; но теперь между ними кое-что измeнилось. Сватовство лорда Лофтона должно было имeть влияние на их отношения, как бы ни желали онe оставить, все поорежнему. Мистрисс Робартс не могла не сознать, что эти отношения несколько пострадали с той минуты как Люси сблизилась с молодым лордом. С тeх пор, Фанни уже не так часто, как прежде, бывала в Фремле-Кортe; леди Лофтон уже не так дeятельно переписывалась с нею из Лондона, не так безусловно ввeряла ей свои дeла по приходу. Фанни не обижалась этим, чувствуя, что это вполнe естественно. Конечно, она от этого страдала, но что же ея было дeлать? Она не могла осуждать Люси, но не хотeла также осуждать и леди Лофтон. Лорда Лофтона она отчасти винила, но только наединe с мужем.

Однако она совсeм уже собралась идти к своей старой приятельницe, готовясь терпeливо выслушать всe ея доводы, когда ее остановил приход самой леди Лофтон. если-бы не эта несчастная история между Люси и молодым лордом, которой нельзя было бы не коснуться им при первом же свидании, онe бы конечно нашли тысячи занимательных и приятных предметов разговора. Но и кромe того, бeдную Фанни мучила мысль об этих страшных векселях, которые тяжелым камнем легли ей на сердце. В ту самую минуту как леди Лофтон прошла мимо окон гостиной, мистрисс Робартс держала в рукe роковое приглашение от судьи. Не лучше ли ей облегчить себe душу и повeрить все другу, вопреки тому, что вчера говорил ей Марк? Но до сих пор Фанни ни разу еще не поступала наперекор желаниям мужа, и, невольным движением, она запрятала бумагу в самую глубину своего портфеля.

Свидание, по обыкновению, началось с поцeлуев и объятий. Восклицания "милая Фанни!" и "милая леди Лофтон!" быстро слeдовали друг за другом с прежним дружеским жаром. Потом пошли разспросы о дeтях, потом о школe. Минуты с двe, мистрисс Робартс думала, что имя Люси вовсе не будет произнесено; во всяком случаe, она рeшилась не упоминать о ней, пока сама леди Лофтон не наведет на нее разговора.

Потом сказано несколько слов о малюткe мистрисс Подженс, послe чего леди Лофтон спросила у Фанни, одна ли она дома.

— Да, сказала мистрисс Робартс,— Марк уeхал в Барчестер.

— Надeюсь, что я скоро увижу его. Не зайдет ли он ко мнe завтра? Не можете ли вы вмeстe обeдать у меня?

— Нeт, завтра нельзя, леди Лофтон; но Марк непремeнно к вам зайдет.

— Да отчего же вы не хоти ге у меня обeдать завтра? Надeюсь, что между нами нeт никакой перемeны, Фанни?

И она посмотрeла ей в лицо таким взглядом, что Фанни чуть было не кинулась к ней на шею. Гдe ей наидти такого вeрнаго, надежнаго друга, как леди Лофтон? В ком встрeтит она такую честную, добрую душу?

— Надeюсь, что нeт, леди Лофтон! воскликнула она, и слезы навернулись у нея на глазах.

— А я подумаю, что есть, если вы не станете у меня бывать по прежнему. Вы прежде всегда обeдали у меня в день моего приeзда.

Что могла на это отвeчать ей бeдная женщина?

— Нас всех вчера разстроило извeстие о болeзни бeдной мистрисс Кролей. К тому же у нас обeдал декан; он eздил в Гоггльсток навeстить своего друга.

— Я слышала, что она заболeла, и непремeнно отправлюсь к ней, чтобы посмотрeть, нельзя ли ей чeм-нибудь помочь. Но только вы не смeйте к ней eздить, слышите, Фанни? Вам это было бы непростительно; вы должны подумать о ваших дeтях.

Тогда мистрисс Робартс разказала ей, что Люси поселилась у мистрисс Кролей, чтоб ухаживать за ней, а детей прислала сюда в Фремлсй. Она не позволила себe выхвалять Люси с таким жаром, с каким бы стала говорить, если-бы не эти особыя отношения между ей и леди Лофтон, но тeм не менeе она не могла в своем разказe не дать почувствовать всей доброты своей золовки. Она чувствовала, что было бы не деликатно с ея стороны распространяться о добродeтелях Люси, в присутствии леди Лофтон, но она все таки была обязана отдать ей должную справедливость.

— Так она теперь у мистрисс Кролей? спросила леди Лофтон.

— Да, Марк оставил ее там вчера вечером.

— А всe дeти у вас в домe?

— Не совсeм еще в домe покуда. Мы им устроили род карантиннаго госпиталя над каретным сараем.

— Там, гдe прежде жил Стоббс?

— Да. Стоббс с женой перешли в дом, а дeти останутся у них в комнатe, пока доктор не объявит, что нeт никакой опасности заразиться. Я сама до сих пор не видала своих гостей, сказала мистрисс Робартс, слегка засмeявшись.

— Боже мой! сказала леди Лофтон: — как вы это все скоро устроили! Так мисс Робартс осталась там? Я думала, что мистер Кролей ни за что не согласится отпустить детей.

— Да, он сперва не соглашался, но они увезли их насильно. Декан мнe разказал как было дeло. Люси привела их всех поочереди, и усадила в кабриолет; потом Марк укатил с ними вскачь, а мистер Кролей стоял у дверей и кричал им остановиться. Декан был там, и все видeл.

— Ваша мисс Люси, кажется, прерeшительнаго нрава и умeет при случаe на своем настоять, сказала леди Лофтон, усаживаясь наконец.

— Да, правда, проговорила мистрисс Робартс, и ея прежнее веселое оживление мигом исчезло; она чувствовала, что приближается затруднительная минута.

— Да, она дeвушка с характером, продолжала леди Лофтон:— вы, конечно, знаете, милая Фанни, все, что было между вашею золовкой и Людовиком?

— Да, мнe Люси говорила.

— Это обстоятельство очень грустное, очень неприятное.

— Мнe кажется, что тут Люси ни в чем не виновата, сказала мистрисс Робартс, чувствуя сама, что кровь бросается ей в лицо.

— Не торопитесь защищать ее, душа моя, когда никто не думает нападать на нее. Вы этим как будто обнаруживаете свою слабость.

— Нeт, в этом отношении я вовсе не слаба; я совершенно убeждена, что Люси ни в чем нельзя упрекнуть.

— Я знаю, что вы бываете очень упрямы, Фанни, когда считаете нужным за кого-нибудь заступиться. Вы настоящий Дон-Кихот. Да зачeм же вам хвататься за меч и щит прежде чeм покажется неприятель? Впрочем, так всегда поступают Дон-Кихоты.

"А может-быть неприятель скрывается в засадe?" подумала мистрисс Робартс, но не рeшилась громко высказать свою мысль и благоразумно промолчала.

— Я утeшаю себя только тeм, продолжала леди Лофтон,— что вы так же храбро сражаетесь и за меня в мое отсутствие.

— Ах, над вами не висит такое облако, как над моею бeдною Люси!

— Вы думаете? Нeт, Фанни, вы видите не все. Солнце и мнe не всегда свeтит, дождь и вeтер губят также и мои цвeтки, как погубили у ней, у бeдняжки. Милая Фанни, надeюсь, что ваше небо долго останется безоблачно. Вы, кажется, созданы для тихаго, безмятежнаго счастья.

Мистрисс Робартс встала и обняла леди Лофтон, стараясь скрыть свои слезы. Безоблачное, безмятежное счастье! А на ея горизонтe собиралась уже туча, и уже готова была разразиться над ея головой! Какия будут послeдствия страшнаго приказа, лежавшаго в эту минуту в портфелe, под самою рукой леди Лофтон?

— Но я пришла сюда не затeм чтобы жалобно каркать как старая ворона, продолжала леди Лофтон, расцeловав Фанни.— Вeрно у каждаго из нас есть свое горе; но вeрно и то, что если мы будем добросовeстно исполнять свой долг, то мы всe можем найдти себe утeшение. Теперь, душа моя, позвольте мнe сказать вам два слова об этом грустном обстоятельствe. Вeдь было бы неестественно, если-бы мы не сказали о нем, ни слова между собой; не так ли?

— Конечно, сказала мистрисс Робартс.

— Мы бы постоянно подозрeвали друг друга в затаенных мыслях. Гораздо лучше объясниться откровенно. Помните ли, мы как-то говорили с вами о вашей золовкe и Людовикe? Вы не забыли?

— О, нeт!

— Мы обe полагали тогда, что опасности сериозной не было. Признаться вам, я думала и надeялась, что его сердце занято другою; но я ошибалась и в своих предположениях, и в своих надеждах.

Мистрисс Робартс поняла, что леди Лофтон намекает на Гризельду Грантли, но сочла за лучшее промолчать. Она вспомнила, как засверкали глаза у Люси, когда между ними в кабриолетe зашла рeчь о возможности такого брака, и не могла внутренно не порадоваться, что надежды леди Лофтон не осуществились.

— Я отнюдь не виню мисс Робартс за все то, что случилось потом, продолжала леди.— Поймите это, Фанни.

— Да я не вижу в чем бы можно было упрекнуть ее. Она поступила так благородно.

— Что толковать о том, возможно ли упрекать или нeт! Достаточно, что я не обвиняю.

— Да нeт, я этого не считаю достаточным, настойчиво перебила ее Фанни.

— В самом дeлe? проговорила леди Лофтон, подняв брови.

— Конечно. Подумайте только о том, что сдeлала Люси, и что она дeлает теперь. если-б она захотeла принять предложение вашего сына, я бы никак не могла осудить ее за это. Я не скажу, чтоб я ей это посовeтовала....

— Меня это душевно радует, Фанни.

— Я ей ничего не совeтовала, да она и не нуждалась в моих совeтах. Я не знаю другаго человeка, который бы всегда видeл так ясно, как Люси, что дeлать и как поступить. Признаюсь, я бы побоялась давать совeты дeвушкe, такой великодушной, такой самоотверженной по природe. Она теперь жертвует собой, потому что не хочет служить поводом к раздору между вами и вашим сыном. Если вы хотите знать мое искреннее мнeние, леди Лофтон, я вам скажу, что вы должны быть благодарны ей от глубины души. Что же касается до обвинений и упреков, то есть ли возможность в чем либо упрекнуть ее?

— Вот опять мой Дон-Кихот закипeль! сказала леди Лофтон.— Фанни, я всегда буду называть вас Дон-Кихотом, и поручу кому-нибудь описать ваши приключения. Но дeло в том, душа моя, что тут была неосторожность. Может-быть я сама отчасти виновата, хотя, признаюсь, я не вижу в чем бы мнe упрекать себя. Я не могла не пригласить к себe мисс Робартс, и мнe довольно трудно было бы удалить роднаго сына из своего дома. Тут просто вышла обыкновенная история.

— Да, именно очень обыкновенная история, которая повторяется с тeх пор, как свeт начался; должно-быть на то воля Божия.

— Однако, милая моя, вы не станете же увeрять меня, что каждая дeвушка и каждый молодой человeк непремeнно должны влюбиться друг в друга, как только встрeтятся. Это было бы довольно странное учение.

— Нeт, я вовсе этого не говорю. Лорд Лофтон и мисс Грантли не полюбили друг друга, хотя вы всячески сближали их. Но он влюбился в Люси, просто и естественно, а она в него.

— Но, душенька моя, вeдь вы сами убeждены, что молодыя дeвушки не должны давать волю своим чувствам прежде чeм не удостовeрятся в одобрении своих друзей.

— А молодые богатые люди могут забавляться как им угодно? Я знаю, что так судит свeт, но протестую против этого суда, особенно когда вспомню что вынесла моя бeдная Люси. С самой той минуты, как она догадалась об опасности, она старалась избeгать вашего сына. Она не хотeла бывать у вас в Фремле-Кортe, и вы сами замeтили ея отсутствие. Она едва рeшилась выходить из дому, опасаясь его встрeтить. Но он, он сам пришел сюда, и непремeнно хотeл ее видeть; он застал ее одну и потребовал откровеннаго объяснения с нею. Что ей было дeлать? Она хотeла было уйдти, но он остановил ее у дверей. Виновата ли она, что он предложил ей свою руку?

— Душа моя, я и не думала винить ее.

— Нeт, вы ее обвиняете, когда говорите, что дeвушки не должны необдуманно давать велю своему чувству. Он непремeнно захотeл высказать ей все, что было у него на душe, вот здeсь, на этом самом мeстe, хотя она умоляла его замолчать. Я не могу передать вам ея собственныя слова, но я знаю, что она просила его удалиться.

— Я вовсе не сомнeваюсь, что она поступила прекрасно.

— Но он, он настаивал, и предложил ей свою руку. Тогда она ему отказала, леди Лофтон, не так, как отказывают иныя дeвушки, чтоб еще больше завлечь жениха; она ему отказала наотрeз, и даже — да простит ей Бог!— сказала неправду. Зная наперед, как вы посмотрите на такой брак, и как о нас станет судить свeт, она объявила вашему сыну, что нисколько не любит его. Что же больше могла она сдeлать для вас?

И мистрисс Робартс приостановилась.

— Я подожду пока вы кончите, Фанни.

— Вы сейчас говорили о дeвушках, которыя дают волю своим чувствам; о ней этого сказать нельзя. Она по прежнему принялась за всe свои занятия. Даже со мной не говорила она о случившемся; по крайней мeрe, она призналась мнe в этом уже долго спустя. Она рeшилась никому не выдавать своей тайны. Она любила вашего сына, мучилась этою любовью, но надeялась как-нибудь превозмочь ее. Тут до нас дошел слух, что он женится, или думает жениться на мисс Грантли.

— Совершенно ложный слух.

— Да, я это знаю теперь, но тогда мы этого не знали. Она, конечно, страдала, но страдала молча.

Тут мистрисс Робартс невольно вспомнила о сценe в кабриолетe и о том, как досталось тогда несчастному пони.

— Она не жаловалась на вашего сына даже самой себe. Она отказала ему, и считала, что все между ними кончено.

— Само собою разумeется.

— Но вышло иначе, леди Лофтон. Он приeхал из Лондона в Фремлей, с тeм чтобы повторить свое предложение. Он послал за моим мужем... Вы говорили, что молодая дeвушка должна, имeть в виду одобрение своих друзей. Кто и в этом случаe были друзья Люси?

— Конечно, вы и мистер Робартс.

— Именно, единственные друзья. Итак, лорд Лофтон послал за Марком, и повторил ему свое предложение. Вспомните, что Марк до этой минуты не знал ничего. Можете себe представить его удивление! Лорд Лофтон просил у него позволения повидаться с Люси. Она отказалась видeть его. Она не встрeчалась с ним с самаго того дня, когда он объяснился с ней в этой самой комнатe, несмотря на всe ея старания удалить его. Марк хотeл позволить лорду Лофтону явиться сюда; он, собственно говоря, не имел и права запрещать ему это. Но Люси рeшительно отказалась видeться с вашим сыном, и поручила ему сказать,— как вы уже знаете,— что она отдаст свою руку не иначе, как если вы сами сдeлаете ей предложение.

— Она конечно поступила очень благоразумно.

— Об этом я не хочу говорить. если-б она приняла его предложение, я бы не стала осуждать ее; я так ей и сказала.

— Не понимаю, как вы могли это сказать, Фанни.

— Что дeлать! Я это точно сказала, не стану теперь защищать себя и доказывать, что я была права; но я с своей стороны не могла отговаривать ее от этого брака. Тeм не менeе, Люси снова рeшилась пожертвовать собою, хотя она любит его искренно и глубоко. До сих пор я не умeю рeшить, точно ли она была права. Может-быть, она слишком много придавала вeсу посторонним суждениям.

— Мнe кажется, что она была совершенно права.

— Очень хорошо, леди Лофтон; это я могу понять. Но как же вы можете, послe такой жертвы, которую она принесла, и принесла именно вам, как можете вы говорить мнe, что вы не хотите ни в чем обвинять ее? развe такими словами говорят о человeкe, который с начала до конца поступал великодушно, благородно, превосходно? Если ее можно в чем-либо винить, так развe только, только....

Тут мистрисс Робартс приостановилась. Она сильно разгорячилась, защищая золовку, но подобное настроение было не привычно ей, так что, высказав свою мысль, она вдруг умолкла.

— Мнe кажется, Фанни, что вы как будто сожалeете о рeшения мисс Робартс, сказала леди Лофтон.

— Я желаю ей счастия, я сожалeю обо всем, что может помeшать ему.

— А о нашем благe вы стало-быть нисколько не думаете? А между тeм, от кого же мнe ждать искренняго, душевнаго участия в трудныя минуты, если не от вас!

Бeдная мистрисс Робартс не знала что на это отвeчать. несколько мeсяцев тому назад, до приeзда Люси, она бы с полною искренностью сказала, что, послe мужа, ей всех ближе и дороже на свeтe леди Лофтон и ея семейство. Даже теперь, малeйшее равнодушие с ея стороны казалось ей самой такою черною неблагодарностью! С самаго дeтства она привыкла любить и почитать леди Лофтон, привыкла видeть в нея идеал женскаго совершенства. Она слeпо перенимала мнeния леди Лофтон, невольно раздeляла ея симпатии и антипатии. Но теперь, казалось, вдруг пошатнулись всe понятия, которыя выработались в всей ея жизни, как будто покачнулась почва, на которой она выросла и развилась, а все это потому, что ей пришлось отстаивать золовку, с которою она и году нeт как познакомилась. Она, конечно, не сожалeла ни об одном словe, сказанном ею в защиту Люси. Судьба сблизила ее с Люси; Люси сестра ей, и она должна стоять за нее как за сестру. Но тeм не менeе она чувствовала, как ужасна была бы для нея малeйшая размолвка с леди Лофтон

— О леди Лофтон! промолвила она:— не говорите этого, ради Бога!

— Да я не могу не говорить того, что думаю, душа моя, Фанни. Вы сейчас говорили об облаках, омрачающих жизнь; неужели вы думаете, что моя жизнь не омрачена этим облаком? Лудовик объявил мнe, что он любит мисс Робартс, а вы мнe говорите, что и она привязалась к нему, и вот теперь мнe приходится рeшать судьбу их. Она сама возложила на меня эту обязанность.

— Милая леди Лофтон! воскликнула мистрисс Робартс, вскочив с своего мeста. Ей на минуту показалось, что всe затруднения сразу будут покончены великодушным рeшением ея старой приятельницы.

— А между тeм, я не могу одобрить Этот брак, сказала леди Лофтон.

Мистрисс Робартс сeла на свое мeсто, не сказав ни слова.

— А развe это мнe не грустно? продолжала миледи.— Не думайте, чтобы мнe все доставалось так легко. Лудовик скоро должен возвратиться домой, а вмeсто того чтобы радоваться его приeзду, я почти боюсь его. Я готова пожелать, чтоб он подольше пробыл в Норвегии, чтоб он там остался несколько мeсяцев. А в добавок ко всему, я вижу, Фанни, что вы нисколько мнe не сочувствуете.

Выговорив эти слова медленным, печальным, строгим тоном, леди Лофтон встала, чтоб уйдти. Разумeется, мистрисс Робартс не отпустила ея без увeрений, что она ей сочувствует от глубины души, любит ее по прежнему. Но гораздо легче уязвить сердце друга чeм исцeлить нанесенную рану, и леди Лофтон ушла в самом грустном настроении духа. Она была женщина с повелительным нравом, она любила на своем поставить, и может-быть слишком много придавала цeны мирским почестям и отличиям, которыми окружила ее судьба: но она не могла огорчать людей, дорогих ея сердцу, не страдая глубоко за них.

Глава XLII

Лeтние знойные дни, в концe июня и началe июля, довольно грустно тянулись для мистера Соверби. По просьбe сестры, он отправился в Лондон, и там провел несколько времени в дeловых переговорах. Пришлось ему познакомиться с совершенно новыми лицами, с легистами мисс Данстебл, медленными, осторожными старичками, которые без зазрeния совeсти задерживали его у себя по цeлым часам, толкуя с ним о разных посторонних предметах, или же предоставляя ему развлекать себя разговором с их клерками. Для мистера Соверби крайне важно было уладить всe дeла как можно скорeе, а эти господа, которым поручено было все привести в законный порядок, как будто находили особое удовольствие в продлении разных формальностей. При этом, ему не раз приходилось бывать в Саут-Одле-Стритe, что для него было еще тягостнeе; его знакомые в Саут-Одле-Стритe встрeчали его все менeе и менeе учтиво. Они, конечно, успeли разузнать, что мистер Соверби уже не пользуется покровительством герцога, и даже покусился вступить с ним в открытую борьбу и идти против герцога на предстоявших выборах.

— Чальдикотс, замeтил старый мистер Гемишен юному мистеру Геджби,— Чальдикотс — статья поконченая для Соверби. И какая ему польза оттого, будет ли помeстье принадлежать герцогу или мисс Данстебл! Я, с своей стороны, не могу понять, какая ему охота отдавать свое родовое имeние в руки какой-нибудь аптекарской дочки, у которой деньги до сих пор пахнут дурными лeкарствами! И притом, продолжал Гемишен.— Соверби обнаружил тут черную неблагодарность. Он, в продолжении двадцати пяти лeт, был выбираем в члены за графство без малeйших хлопот и издержек, а теперь когда пришло время разчесться, он платить не хочет.

Мистер Гемишен называл это чистым надувательством; по его мнeнию, мистер Соверби кругом надул герцога. И потому легко себe представить, что посeщения в Саут-Одле-Стрит не слишком-то были приятны для мистера Соверби.

А там распространился слух между честною братией Тозеров и им подобных, что можно еще высосать несколько капель крови из бренных останков Соверби. В грязном трактирe стало извeстно, что богатая мисс Данстебл взялась уплатить его долги. Брат Тома Тозера увeрял, что она непремeнно выйдет замуж за Соверби, и что вскорe каждый клочок бумаги, подписанный его именем, будет имeть цeнность банковаго билета; но сам Том Тозер, главное лицо в этом семействe, только насмeшливо посвистывал, и с презрeнием относился о мягкосердечии и легковeрии брата. Он все видeл гораздо яснeе. Мисс Данстебл хотeла выкупить почтеннаго сквайра, так чорт побери! выкупала она также и их, Тозеров, вмeстe с другими. Тозеры знали себe цeну; вслeдствие чего, оба брата принялись работать дeятельнeе обыкновеннаго.

Мистер Соверби всячески старался удаляться от них и от всей их братии, но часто его старания были напрасны. Как только удалось ему вырваться на несколько дней из рук юристов, он уeхал в Чальдикотс; но Том Тозер, с свойственною ему насточивостью, послeдовал за ним даже туда, и просил слугу доложить о его прибытии.

— Мистера Соверби нeт теперь дома, сказал слуга, хорошо знавший свое дeло.

— Так я подожду его, сказал Том Тозер, усаживаясь на одного из каменных грифонов, украшавших по обeим сторонам широкие приступки крыльца. И таким образом, мистер Тозер добился своей цeли. Соверби все еще надeялся быть выбранным в представители графства; он не мог допустить, чтобы враги стали разказывать, что он прячется от кредиторов. Мисс Данстебл, уговариваясь с ним, непремeнно потребовала, чтоб он явился кандидатом на выборах.

Она забрала себe в голову, что герцог поступал с ней не хорошо и рeшилась отплатить ему.

— Герцог довольно долго распоряжался здeсь, говорила она,— посмотрим, не удастся ли чальдикотской партии выбрать члена за графство вопреки желаниям его милости.

Сам мистер Соверби так был измучен разными хлопотами, что охотно отступил бы; но мисс Данстебл и слышать об этом не хотeла, и он был принужден повиноваться ей. Вот почему мистеру Тозеру удалось добиться свидания с мистером Соверби. Одним из послeдствий их разговора было слeдующее письмо, написанное мистером Соверби к Марку Робартсу:

"Любезный Робартс!

"Я в настоящую минуту так измучен собственными нсприятными хлопотами, что почти не могу заботиться о чужих дeлах. Говорят, будто бы счастье дeлает человeка эгоистом; я этого не испытал, но знаю навeрное, что несчастие дeйствует именно таким образом на людей. Тeм не менeе меня сильно тревожат ваши векселя..."

— Мои векселя! невольно повторил Робартс, расхаживая с письмом по аллеe своего сада. Это происходило дня два послe его свидания с барчестерским юристом.

"...и я был бы душевно рад, если-бы мог избавить вас от дальнeйших неприятностей. Этот алчный ястреб, Том Тозер, был сейчас у меня и требовал уплаты по обоим векселям. Он объявил мнe наотрeз, что не сбавит ни шиллинга с этих девяти сот фунтов. Его разманил слух, будто всe мои долги будут теперь уплачиваться. А между тeм весь смысл этой уплаты заключается для меня только в том, что эти несчастныя земли, заложенныя одному богачу, теперь должны перейдти в руки к другому. Благодаря этому обмeну, чальдикотский дом остается в моем распоряжении еще на один год; другой же выгоды мнe от этого не будет. Тозер совершенно ошибся в своих разчетах; но бeда в том, что удар его падет на вас, а не на меня.

"Вот что я вам предлагаю: заплатим ему вмeстe сто фунтов; я как-нибудь наберу фунтов пятьдесят, хотя бы мнe пришлось для этого продать мою послeднюю, жалкую клячу; я знаю, что и вам не трудно будет найдти столько денег. Послe этого, подпишем вмeстe вексель на восемьсот фунтов; он будет совершен в присутствии Форреста и выдан ему, и оба старые векселя будут выданы вам тут же, в собственныя руки. Новому векселю будет положен срок на три мeсяца, а в это время я переверну небо и землю, чтобы включить его в общий список моих долгов, которые обезпечиваются Чальдикотским помeстьем."

Иначе сказать, он надeялся уговорить мисс Данстебл заплатить эти деньги, как часть суммы, покрываемой уже существующею закладной.

"Вы говорили намедни в Барчестерe, что ни за что не согласитесь подписать новый вексель; это конечно очень благоразумное рeшение на будущее время. Но вы поступите совершенно безразсудно, если дадите описать все ваше имущество, когда вы имeете средство предупредить это. Оставляя вексель в руках у Форреста, вы совершенно оградите себя от. козней всех этих жидов Тозеров. Если мнe и удастся уплатить вексель в течении этих трех мeсяцев, то Форрест поможет вам как-нибудь поудобнeе разсрочить платеж.

"Ради самого Бога, согласитесь на это, друг мои. Вы не можете себe представить как меня пугает мысль, что белигры со дня на день могут ворваться в гостиную вашей жены. Я знаю, что вы дурнаго мнeния обо мнe, и меня это не удивляет. Но вы были бы ко мнe снисходительнeе, если-бы знали, как страшно я наказан. Умоляю вас, напишите мнe, что вы согласны на мое предложение.

"Преданный вам.

"Н. Соверби."

В отвeт на это письмо, Марк Робартс написал слeдующия двe строчки:

"Любезный Соверби,

Ни за что в мирe, не подпишу ни одного векселя.

"Преданный вам,

"Марк Робартс."

Написав Этот отвeт и показав его женe, он вернулся в сад, и там расхаживал взад и вперед по дорожкe, от времени до времени пересматривая письмо Соверби и припоминая всe обстоятельства своей прежней дружбы с ним.

Уж одно то, что такой человeк когда-то считался его другом, было постыдно для него. Мистер Соверби так хорошо знал себя и свою репутацию, что и сам не предполагал, чтобы кто-нибудь положился на его слово, даже в таком дeлe, гдe требуется лишь самая обыкновенная честность. "Старые векселя будут выданы вам в собственныя руки," говорил он в своем письмe, сознавая, что без такого обезпечения, Марк никак не мог бы довeриться ему. Этот знатный джентльмен, представитель графства, владeлец Чальдикотса, с которым Марку когда-то было так лестно сблизиться, дошел наконец до такой степени унижения, что перестал говорить о себe, как о честном человeкe. Всякое подозрeние казалось ему теперь совершенно естественным. Он знал, что никто не может повeрить его слову, изустному или письменному, и вовсе этим не смущался.

А было время, когда Марк гордился дружбою этого человeка! из-за него он готов был разссориться с леди Лофтон, из-за него отказался он от лучших своих намeрений и рeшений. Теперь расхаживая по саду с письмом в руках, он невольно переносился в тот день, когда он писал из школы мистеру Соверби, что приeдет к нему в Чальдикотс. Он так жадно ухватился за это удовольствие, что даже не захотeл наперед переговорить с женою. Он припомнил также, как его завлекли к герцогу Омниуму; припомнил свое смутное предчувствие, что не к добру поведет его эта поeздка. Потом тот вспомнил послeдний вечер в комнатe Соверби, когда тот предложил ему подписать вексель, и Марк согласился, не из желания помочь другу, но просто потому что не сумeл ему отказать. У него не достало духу сказать нeт, хотя он сознавал все безразсудство своего поступка. У него не достало духу сказать нeт, и через это он погубил и себя, и все свое семейство.

Мнe приходилось много говорить о священниках, но я более обращал внимания на их отношения к обществу чeм на их священническую дeятельность. В противном случаe я бы нашелся вынужденным затрогивать разные вопросы, по которым я вовсе не был намeрен высказывать свое мнeние; мнe бы пришлось завалить свою повeсть проповeдями или низвести свои проповeди до романа. И потому я почти ничего не говорил о дeятельности Марка Робартса как священника.

Не слeдует однако заключать из этого, чтобы мистер Робартс равнодушно смотрeл на обязанности, возложенныя на него саном. Он был не прочь от удовольствий и завлекся ими, что часто бывает с молодыми двадцати-шести-лeтними людьми, когда они совершенно независимы и пользуются нeкоторыми денежными средствами. если-б он до этих лeт оставался простым куратом, и жил под постоянным надзором старшаго, мы готовы поручиться, что он и не подумал бы выдавать на свое имя векселя, eздить на охоту, посeщать такия мeста как Гадером-Кассл. Быeают люди, которые и в двадцать шесть лeт совершенно тверды в своих правилах, которые пожалуй способны быть первенствующими министрами, директорами учебных заведений, судьями, может-быть даже епископами; но Марк Робартс не принадлежал к их числу. В нем было много хороших элементов, но ему не доставало твердости, чтоб эти элементы постоянно приводит в дeйствие. Характер его слагался довольно медленно, и потому у него не достало сил устоять против искушения.

Но он глубоко и искренно сокрушался над своею слабостью; не раз, в минуты горькаго раскаяния, он давал себe слово бодро и твердо приняться за священное, возложенное на него дeло. Не раз припоминались ему слова мистера Кролея, и теперь, сжимая в рукe письмо Соверби, он невольно повторял их про себя: "Страшно такое падение; страшно оно само по себe, а еще страшнeе при мысли о том, как трудно встать опять на ноги. Да трудно,— и трудность эта возрастает в страшной пропорции! Неужели дошло до того, что ему и подняться нельзя,— что у него уже на всегда отнята возможность держать прямо свою голову, с чистою совeстью, как слeдует пастырю душ? А всему виною Соверби: он погубил его, он довел его до этого унижения. Но, с другой стороны, не расплатился ли с ним Соверби? Не ему ли он обязан своим мeстом в барчестерском капитулe? В эту минуту Марк был человeк бeдный, раззоренный; но тeм не менeе он пожелал в душe своей отказаться от участия в выгодах барчестерскаго капитула.

— Я откажусь от этой бенефиции сказал он женe в Этот самый вечер,— я рeшился.

— Однако, Марк, не подаст ли это повода к толкам? не будут всe находить это очень странным?

— Пуст говорят что хотят! Боюсь, милая Фанни, что будет повод говорить об нас еще гораздо хуже.

— Никто не может упрекнуть тебя ни в чем несправедливом или безчестном. Если есть на свeтe такие люди как мистер Соверби...

— Его вина меня нисколько не оправдывает.

В раздумьи, он опустил голову; жена, сидeла воэлe него, молча и держа его за руку.

— Не пугайся, Марк, сказала она наконец,— все как-нибудь уладится. несколько сотен фунтов не могут же раззорить тебя совершенно.

— Да не в деньгах дeло, не в деньгах!

— Вeдь ты ничего не сдeлал дурнаго, Марк!

— Как пойду я в церковь, как займу свое мeсто перед народом: когда всe будут знать, что в моем домe распоряжаются белигры.

Тут, опустив голову на стол, он громко зарыдал.

На другой день, вечером, к дверям викарства подъехал сам мистер Форрест, главный директор барчестерскаго банка, мистер Форрест, на котораго Соверби постоянно указывал как на какого-то deus exmachina, могущаго тотчас же отразить всю семью Тозеров, и сразу заткнуть им глотку. Мистер Форрест готов был сдeлать все это; пусть только Марк довeрится ему и согласится подписать всe предлагаемыя им бумаги.

— Это очень неприятное дeло, сказал мистер Форрест, оставшись наединe с Марком в его кабинетe, и Марк с этим согласился.

— Мистер Соверби угодил вас в руки самых отъявленных мошенников в цeлом Лондонe.

— Я так и думал; Керлинг мнe то же самое говорил.

Керлинг был барчестерский легист, с которым он недавно совeтовался.

— Керлинг грозил им обличить их ремесло, но один из них, какой-то Тозер, отвeчал ему, что вы гораздо больше их потеряете через огласку. Этого мало; он объявил, что если дeло дойдет даже до суда присяжных, он все таки свое возьмет. Он клялся, что выплатил сполна всe деньги за эти векселя; и хоть это конечно не правда, однако я боюсь, что нам довольно трудно будет опровергнуть его показание. Он очень хорошо знает, что за вас, как за духовное лицо, он может крeпче ухватиться чeм за всякаго другаго, и этим пользуется.

— Все безчестие падет на Соверби, сказал Робартс, забывая на время правило христианскаго всепрощения.

— К сожалeнию, сам мистер Соверби в таком же почти положении, как Тозеры. Он это безчестие не примет так к сердцу, как вы.

— Я постараюсь вынести его как могу, мистер Форрест.

— Позвольте мнe дать вам совeт, мистер Робартс... Может-быть, мнe слeдует перед вами извиниться за мое непрошенное вмeшательство; но так как векселя прошли через мою контору, то я поневолe узнал всe обстоятельства....

— Я вам чрезвычайно благодарен, сказал Марк.

— Вам придется заплатить всю эту сумму, или по крайней мeрe большую часть ея. Может-быть эти хищныя птицы что-нибудь сбавят, если им предложить наличныя деньги. Дeло вам обойдется, может-быть, в 750 или 800 фунтов.

— Да у меня нeт в руках и четверти этой суммы.

— Я таг и думал. Но вот что я вам предложу: займите эти деньги в банкe, на собственную отвeтственность, с поручительством кого-нибудь из ваших друзей, хоть бы напримeр лорда Лофтона.

— Нeт, мистер Форрест...

— Выслушайте меня сперва. Если вы рeшитесь сдeлать Этот заем, вы конечно должны приготовиться выплатить его из собственнаго кармана, не надeясь ни на какую помощь со стороны мистера Соверби.

— уж конечно, я не понадeюсь на мистера Соверби, в этом вы можете быть увeрены.

— Я хочу сказать, что вы должны привыкнуть смотрeть на Этот долг как на ваш собственный. В таком случаe, вам не трудно будет, при вашем доходe, уплатить его из со всеми процентами в течении двух лeт. Если лорд Лофтон согласится поручиться за вас, я распредeлю векселя на разные сроки в Этот промежуток времени. Огласки не будет никакой, и через два года вы освободитесь от всех долгов. Могу вас увeрить, мистер Робартс, что многие гораздо дороже платились за свою опытность.

— Мистер Форрест, об этом и рeчи не может быть.

— Вы полагаете, что лорд Лофтон не захочет за вас поручиться?

— Я ни за что не стану просить его об этом; но не в этом только дeло. Вопервых, мои доходы будут вовсе не так значительны, как вы думаете; я вeроятно откажусь от бенефиции.

— Вы хотите отказаться от бенефиции? От мeста, дающаго шестьсот футов в год?

— Затeм, я рeшился не выдавать никаких новых векселей. Я получил страшный урок, и надeюсь, буду помнить его.

— Так что же вы намeрены дeлать?

— Ничего!

— Так эти люди опишут и продадут у вас все до послeдняго стула. Они знают, что вашего имущества достанет на уплату долга.

— Пусть продают, если они имeют на то законное право.

— И весь свeт об этом узнает.

— Так и слeдует. Всякий должен платиться за свои ошибки. Дорого бы я дал, чтобы наказание пало на меня одного!

— Вот в том-то и дeло, мистер Робартс. Подумайте о том, что придется вынести вашей женe. Право, послушайтесь моего совeта. Я увeрен, лорд Лофтон...

Но имя лорда Лофтона и воспоминание о Люси придали ему силы. Он вспомнил также о несправедливых укорах, которые дeлал ему в Лондонe лорд Лофтон, и почувствовал, что к нему невозможно обратиться в подобном дeлe. Не лучше ли во всем признаться леди Лофтон? Он знал навeрное, что она бы выручила из бeды во что бы то ни стало. Но он никак не рeшался просить ея помощи.

— Благодарю вас, мистер Форрест, я остаюсь при своем рeшении. Не думайте однако, чтоб я не умeл цeнить помощь, которую вы мнe предлагаете; я знаю, что она вполнe безкорыстна. Но я рeшительно могу сказать, что даже в предотвращение этой страшной бeды, я не соглашусь подписать ни одного новаго векселя, даже если-бы вы не потребовали посторонняго поручительства.

Мистеру Форресту оставалось только eхать назад в Барчестер. Он сдeлал все, что мог, для молодого священника, и может-быть, с житейской точки зрeния, совeт его был хорош. Но Марка пугало самое слово: вексель.

— Кажется у тебя был банкир? спросила Фанни, входя к нему в комнату, когда стих стук колес.

— Да, мистер Форрест.

— Так что же, друг мой?

— Мы теперь должны быть готовы на все.

— Ты уже не будешь подписывать никаких бумаг, не правда ли, Марк?

— Нeт, я сейчас наотрeз отказался от этого.

— В таком случаe, я все могу вынести! Но только, милый, безцeнный Марк, ты позволишь мнe сказать об этом леди Лофтон?

Какова бы ни была его ошибка, ему тяжело приходилось раскаиваться в ней!

Глава XLIII

Прошел цeлый мeсяц, а положение наших фремлейских друзей не улучшилось ничeм. Все еще висeла над ними грозная туча, готовая разразиться с минуты на минуту. Мистер Робартс безпрестанно получал письма от разных лиц, очевидно, дeйствовавших в интересe Тозеров; всe эти письма пересылал он к мистеру Керлингу, барчестерескому легисту. Нeкоторыя из этик писем заключали в себe смиренныя просьбы об уплатe векселей; в них говорилось, что несчастная вдова с тремя малолeтными дeтьми затратила весь свой капитал, полагаясь на подпись мистера Робартса, что она теперь умирает с голоду со всeм своим семейством, потому что мистер Робартс отказывается от своих денежных обязательств. Но большая часть писем были наполнены угрозами.... Ему давали всего два дня сроку, послe чего белигры должны были явиться к нему в дом; потом из жалости соглашались отсрочить его гибель еще на один день,— но чтобы послe этого он уже не ждал себe помилования. Всe эти письма были немедленно отправляемы к мистеру Керлингу, который не обращал внимания на каждое из них в отдeльности, но старался вообще, по мeрe возможности, предупредить бeду.

По его совeту, мистер Робартс согласился признать второй вексель и взялся уплатить его в течение четырех мeсяцев, в два приема, по 250 фунтов; он предложил это Тозерам, объявив им, что, если они не согласны на эти условия, то могут требовать свои деньги законным путем. Тозеры не приняли этого предложения, и дeло остановилось на этом.

А между тeм бeдная мистрисс Робартс становилась все печальнeе и блeднeе. Люси все еще жила в Гоггльстокe и там распоряжалась полною хозяйкой. Бeдная мистрисс Кролей была совсeм при смерти; несколько дней она лежала в бреду, и потом еще слабость ея была так велика, что она никого не узнавала; наконец опасность миновалась, и можно было обнадежить мистера Кролея, что он не останется вдовцом, и дeти его не будут сиротами. В продолжение этих трех-четырех недeль, Люси не видалась ни с кeм из родных. "Стоит ли из-за таких пустяков подвергать вас заразe?" говорила она в своих письмах, которыя бережно обкуривались прежде чeм их распечатывали в Фремлеe. Итак, она не выeхала из Гоггльстока, а маленькие Кролей жили в Фремлеe; по истечении должнаго срока, им отвели комнату в самом домe, хотя со дня на день можно было ожидать, что все, даже кроватки, на которых они спали, будут взяты и проданы для уплаты долгов мистера Соверби.

Люси, как уже сказано, сдeлалась полною хозяйкой в Гогльстокe, и совершенно забрала в руки мистера Кролея. из Фремле-Корта безпрестанно присылались разные бульйоны, варения, фрукты, даже масло, и Люси все это выкладывала на стол, перед самым его носом, и он уже не протестовал. Не могу сказать, чтоб он очень наслаждался этими лакомствами; однако, он пил свой чай, несмотря на то, что в нем были фремлейския сливки. Вообще, он безусловно поддался влиянию Люси; он только всплеснул руками с глубоким вздохом, заставши ее раз занятую штопанием его рубашек.

Он рeдко предавался перед ней изявлениям благодарности. Иногда им случалось разговориться по вечерам, но он рeдко касался теперешней их жизни. Он чаще всего говорил о религии, не обращаясь к Люси лично с увeщаниями, но просто излагая свои воззрeния, какова, по его мнeнию, должна быть жизнь истиннаго християнина, и в особенности священника.

— Но, хотя я и ясно все это вижу, мисс Робартс, говорил он,— а должен вам признаться, что никто чаще меня не спотыкался, не сбивался с пути. Я отрекся от дьявола и от дeл его, но только на словах,— только на словах! Как человeку распять внутри себя ветхаго Адама, если он не падет во прах и не сознается в собственной немощи?

Как ни часто повторялись эти жалобы, Люси выслушивала их терпeливо, стараясь утeшить и приободрить его; но потом, когда кончался разговор, она опять забирала власть в свои руки, и заставляла его безусловно покоряться всeм ея хозяйственным распоряжениям.

К концу мeсяца, лорд Лофтон прибыл в Фремле-Корт. Его приeзд был совершенным сюрпризом, хотя, как он замeтил матери, когда она выразила ему эту нечаянность, что он приeхал именно в назначенный срок.

— Мнe нечего и говорить тебe, Лудовик, как я рада твоему приeзду, сказала она, с любовью глядя ему в лицо,— тeм более что я, признаться, не ожидала тебя видeть так скоро.

В первый вечер он не говорил с матерью о Люси, хотя и была рeчь о Робартсах.

— Я боюсь, что мистер Робартс сильно запутался, сказала леди Лофтон, сериозно покачав головою.— До меня доходят самые печальные слухи. Я еще не говорила об этом ни с ним, ни даже с Фанни; но я вижу по ея лицу, я слышу по ея голосу, что над ней тяготeет страшное горе.

— Я знаю все это дeло, сказал лорд Лофтон.

— Каким же образом ты это знаешь, Лудовик?

— Всему причиной мой любезный приятель, мистер Соверби. Марк имел неосторожность поручиться за него; он сам разказывал мнe это.

— Зачeм же он eздил в Чальдикотс? Зачeм же он связывался с такими людьми? Это ему совершенно непростительно.

— Не забудьте, мама, что с Соверби он познакомился через меня.

— Я тут не вижу никакого оправдания. Развe ему необходимо сближаться со всеми твоими знакомыми? По твоему положению в свeтe, ты поневолe должен сталкиваться со множеством людей, которые вовсе не годятся в товарищи приходскому священнику. Странно, что он сам этого не понимает. С какой стати он eздил в Гадером-Кассл?

— Он этому обязан своею бенефицией в барчестерском капитулe.

— Лучше бы ему было обойдтись без этой бенефиции. Сама Фанни это чувствует. Зачeм ему содержать два дома? Да притом, эти пребенды собственно назначены для людей постарше его, для людей заслуженных, которым нужно отдохнуть под старость лeт. Гораздо бы лучше, если-б он не принимал этой пребенды.

— Не так легко отказаться от шестисот фунтов вeрнаго дохода, сказал Лофтон вставая, и уходя из комнаты.

— Если Марк точно запутался, сказал он позднeе вечером,— нужно как нибудь помочь ему.

— То-есть, заплатить его долги?

— Да. У него нeт других долгов кромe этих векселей, в которых он поручился.

— Сколько же это составит, Лудовик?

— Каких-нибудь тысячу фунтов или около того. Я достану эти деньги, но только, мама, мнe уже нельзя будет тогда расплатиться с вами так скоро, как бы я желал.

Но тут леди Лофтон нeжно обняла его, и объявила, что никогда не простит ему, если он еще проронит слово об ея маленьком подаркe. Мнe кажется, что для матери не может быть большей отрады, как отдавать свои деньги единственному сыну.

О Люси в первый раз было упомянуто на другое утро, за завтраком. Лорд Лофтон рeшился переговорить с матерью прежде чeм отправится к Робартсам; но случилось так, что леди Лофтон сама о ней заговорила по поводу болeзни мистрисс Кролей; она разказала сыну, каким образом всех четырех детей перевезли в викарство.

— Я должна сказать, что Фанни поступила превосходно, сказала леди Лофтон; — впрочем, иного и ожидать от нея нельзя. То же можно сказать и о мисс Робартс, прибавила она несколько принужденным тоном.— Мисс Робартс осталась в Гоггльстокe; она ухаживала за мистрисс Кролей в продолжении всей ея болeзни.

— Как? Она осталась в Гоггльстокe? В самом мeстe заразы? воскликнул молодой лорд.

— Да, отвeчала леди Лофтон.

— И она там до сих пор?

— Да, и кажется еще не собирается уeхать.

— Да это ни на что не похоже! Как можно было допустить это?

— Но вeдь на это была ея собственная воля, Лудовик.

— О да, конечно; я понимаю. Да зачeм же было жертвовать ею? Развe нельзя было нанять сидeлку? Развe необходимо было нужно ей самой оставаться цeлый мeсяц у постели больной в заразительной горячкe? Какая же тут справедливость!

— Справедливость, Лудовик? Не знаю была ли тут справедливость, но было много христианской любви и милосердия. Мистрисс Кролей вeроятно обязана жизнью попечениям мисс Робартс.

— Она заболeла сама? Она больна теперь? Скажите мнe всю правду! Я сам отправлюсь в Гоггльсток тотчас же послe завтрака.

Леди Лофтон ничего не отвeчала на это. Если Лудовик непремeнно хотeл отправиться в Гоггльсток, она не могла удержать его. Но ей казалось, что это было бы крайне безразсудно. Она думала про себя, что он точно также доступен для заразы как и Люси Робартс; да притом же изголовье больной мистрисс Кролей не совсeм приличное мeсто для свидания между двумя влюбленными. Вообще, ей казалось в эту минуту, что судьба довольно жестоко поступает с нею по отношению к мисс Робартс. Она считала своим долгом уменьшать, сколько она могла это сдeлать без несправедливости, высокое понятие, которое ея сын составил себя о достоинствах молодой дeвушки; а теперь ей пришлось, напротив того, расхваливать ее. Леди Лофтон была женщина вполнe искренняя и правдивая. Даже для того чтобы достигнуть своей цeли в таком важном вопросe, она не способна была не только покривить душою, но даже искусно смолчать при случаe; тeм не менeе, ей трудно было помириться с необходимостью превозносить при сынe добродeтели Люси.

Послe завтрака, леди Лофтон встала с мeста, не высказывая однако намeрения уйдти из комнаты. Ей очень хотeлось, по своему обыкновению, спросить сына о том что он собирается дeлать в это утро; но на Этот раз у нея не доставало духу сдeлать такой вопрос. Вeдь он объявил ей за минуту назад, куда он намeрен отправиться.

— Я тебя увижу за полдником? сказала она наконец.

— За полдником? Не знаю, право. Но, послушайте, матушка, что мнe сказать мисс Робартс, когда я увижу ее?

И он остановился у камина, глядя ей прямо в лицо.

— Ты спрашиваешь, что тебe ей сказать, Лудовик?

— Да; что мнe ей сказать — от вас? Могу ли я ее увeрить, что вы готовы принять ее как невeстку, как дочь?

— Лудовик, я уже все объяснила самой мисс Робартс.

— Что же вы ей объяснили?

— Я ей сказала, что такой брак не поведет к вашему обоюдному счастию.

— А зачeм вы это говорили ей? Зачeм вы взялись судить за меня, как будто бы я ребенок? Матушка, вы должны отказаться от своих слов.

Он выговорил это почти повелительным тоном, не как просьбу, а как требование.

Она стояла рядом с ним, опираясь рукою на стол, и посматривала на него с каким-то испугом; леди Лофтон только одного на свeтe и боялась — причинить неудовольствие Лудовику. Можно сказать без преувеличения, что она жила и дышала только им. если-б ей пришлось разссориться с ним, как иныя ея знакомыя разссорились с сыновьями, то для нея все было бы кончено в жизни. Как люди иногда наперед рeшаются лишить себя жизни в извeстном случаe, так и она рeшилась бы разстаться с сыном, если-бы того потребовали обстоятельства. Даже из любви к нему, она не была бы способна поступить против совeсти, против своих убeждений. Если окажется необходимым, чтобы все счастье ея жизни была разрушено в одно мгновение, она должна покориться этому рeшению, и терпeливо ждать, чтобы Бог взял ее из этого мрачнаго мира.

— Я уже прежде говорил вам, матушка, что я рeшился окончательно, и просил вашего согласия; теперь вы успeли все обдумать как слeдует, и я повторяю свою просьбу. Я имeю причины думать, что не будет никаких препятствий к моему браку, если вы радушно протянете руку мисс Робартс.

Итак, все зависeло от рeшения леди Лофтон; но, как ни любила она повелeвать и распоряжаться, в эту минуту она душевно желала бы устранить от себя подобную отвeтственность. если-б ея сын женился на Люси, не спрашивая ея совeта, и привез домой молодую жену, она бы конечно простила ему, и хотя бы не могла одобрить этого брака, однако вeроятно кончила бы тeм, что приняла бы очень ласково невeстку. Но теперь ей приходилось разсудить все самой. Если ея сын ошибется, это ляжет ей на совeсть. Как же ей выразить свое согласие на поступок, который она в душe считала совершенно неразумным?

— Или вы знаете что-нибудь неблагоприятное для нея, что-нибудь такое, почему бы вы не желали видeть ее моею женой? продолжал он.

— Если ты спрашиваешь моего мнeния относительно ея нравственности, то я, конечно, ни в чем не могу упрекнуть ее, отвeчала леди Лофтон;— но то же самое я могу сказать и обо многих других молодых дeвушках, которыя однако, по моему мнeнию, вовсе тебe не пара.

— Это правда: иныя необразованы, у иных дурной характер, другия безобразны, или же имeют неприятное родство. Я понимаю, что такого рода обстоятельства могут вам казаться препятствиями. Но все это не имeет никакого отношения к мисс Робартс. Она соединяет в себe все, чего только можно потребовать от женщины.

"Но отец ея был простой медик, она сестра приходскаго священника, ростом она всего пять футов два дюйма, и так смугла!" Вот что могла бы сказать леди Лофтон, если-бы захотeла откровенно высказать свою мысль; но она на это не рeшилась.

— Мнe кажется, Лудовик, что она не соединяет всех условий, которыя бы я желала найдти в твоей женe, был ея отвeт.

— Вы хотите сказать, что она не богата?

— Нeт, не об этом рeчь. Мнe бы самой не хотeлось, чтобы ты преимущественно смотрeл на деньги, или вообще слишком много о них заботился. Конечно, если-бы случилось так, что у твоей невeсты было бы нeкоторое состояние, я бы сочла это за выгоду. Но ради Бога, пойми меня, Лудовик: я вовсе не считаю этого необходимым условием для твоего счастья. Вовсе не потому, что она не богата...

— Так почему же? Сегодня за завтраком вы сами же хвалили ея доброе сердце.

— Если я непремeнно должна объяснить свою мысль одним словом, я скажу....

Она приостановилась, не будучи в силах выдержать нахмуренный взгляд сына.

— Что же вы скажете? спросил лорд Лофтон почти жестким тоном.

— Не сердись на меня, Лудовик; все, что я говорю об этом предметe, все что я думаю, я думаю и говорю единственно для твоего блага. Может ли у меня быть в жизни другая цeль?

И подойдя к нему ближе, она нeжно поцeловала его.

— Но скажите же мнe наконец, матушка, что вы имeете против Люси; какое же эта страшное слово, которое должно разом выразить всe ея погрeшности и доказать, что она не способна быть хорошею женою?

— Лудовик, я этого не говорила, ты сам это знаешь.

— Какое же это слово, матушка?

Наконец леди Лофтон рeшилась выговорить его:

— Она слишком незначительна. Я сама думаю, что она предобрая дeвушка, но она не создана для виднаго положения, до котораго ты хочешь возвысить ее.

— Незначительна!

— Да, Лудовик, таково мое мнeние.

— В таком случаe, матушка, вы ея не знаете. Позвольте мнe вам сказать, что-.вы понятия не имeете о мисс Робартс. из всякаго рода пренебрежительных эпитетов, она всего менeе заслуживает тот, который вы сейчас употребили.

— Я вовсе не хотeла говорить о ней пренебрежительно.

— Слишком незначительна!

— Может-быть, ты не совсeм понял меня, Лудовик.

— Вы выразились очень ясно.

— Я хотeла сказать, что в обществe она не сумeет занять мeсто, какое должно принадлежать твоей женe.

— Я вас очень хорошо понимаю.

— Она не сумeет явиться достойною хозяйкой твоего дома.

— Да, понимаю! Вы хотите, чтоб я женился на какой-нибудь бойкой львицe, на какой-нибудь бeлорозовой царицe моды, которая запугивала бы маленьких людей до глубины их души.

— Ах, Лудовик, ты кажется, хочешь насмeхаться надо мной!

— Ничуть не бывало; могу вас увeрить, что мнe в эту минуту не до смeха. Я теперь вижу, что вы оттого только говорите против мисс Робартс, что вовсе не знаете ея. Когда вы сблизитесь с ней, вы убeдитесь, что она во всяком положении сумeет поддержать свое достоинство и достоинство мужа. Могу вас увeрить, что я совершенно покоен в Этот отношении.

— Я думаю, друг мой, что ты едва ли можешь....

— А я думаю, матушка, что в таком дeлe я один судья. Мой выбор сдeлан, и я прошу вас, матушка, отправьтесь к ней и привeтствуйте (ее как дочь. Милая, дорогая мама! я вам признаюсь, в одном: я бы не мог быть счастлив, при мысли, что вы не любите моей жены.

Эти послeдния слова сказал он таким ласковым тоном, что они запали матери прямо в сердце. Затeм он вышел из комнаты.

Бeдная леди Лофтон! Она прислушивалась к шагам сына, пока наконец они не стихли. Затeм она ушла к себe на верх, и принялась за свои обычныя утренния занятия. Или лучше сказать, она по обыкновению сeла за свой письменный стол, но была слишком взволнована и озабочена, чтобы взяться за перо. Часто говорила она себe, еще так не давно говорила, что сама выберет невeсту для своего сына, и от всей души будет любить счастливую избранницу. Она с радостью уступит свой престол молодой королевe, с радостью отойдет в свою вдовью тeнь, лишь бы только ярче сияла жена Лудовика. ея любимыя мечты сосредоточивались на той минутe, когда ея сын привезет домой молодую супругу, избранную ею из лучшаго цвeта английских дeвиц, и она готова была первая стать жрицей этого новаго кумира. Но могла ли она уступить свой престол маленькой Люси Робартс? Могла ли она возвести на свое мeсто эту дeвочку, сестру приходскаго викария? Могла ли она питать безусловное, слeпое довeрие, кумиротворящую любовь матери, к этой незначащей крошкe, которая за несколько мeсяцев перед тeм робко сидeла в углу ея гостиной, и не смeла ни с кeм заговорить?

Леди Лофтон сидeла в своем кресла, и задавала себe вопрос, возможно ли, чтобы Люси заняла достойным образом престол Фремле-Корта. Леди Лофтон начинала уже убeждаться, что ей не по силам будет идти против рeшения сына; но ея мысли все еще обращались невольно к Гризельдe Грантли. При первой ея попыткe осуществить свои мечты, выбор ея пал на Гризельду, Попытка не удалась, потому что судьба предназначила для мисс Грантли иной престол еще более возвышенный в суждении свeта. Леди Лофтон хотeла выдать Гризельду за барона, но судьба пристроила ее за маркиза. Должна ли она этим, огорчаться? Должна ли она сожалeть о том, что миссий Грантли, со всеми своими прелестями и добродeтелями, будет украшать дом Гартльтопов? Леди Лофтон, вообще говоря, не очень терпeливо выносила неудачи; но на Этот раз она испытывала даже нeкоторое чувство облегчения, при мысли что на вeки расторгнут лофтоно-грантлийский трактат. Что если-б она достигла цeли своих желаний, а предмет их оказался бы не совсeм удовлетворительным? В послeднее время, на леди Лофтон часто находили сомнeния, точно ли Гризельда Грантли была способна осуществить всe ея надежды. Правда, Гризельда смотрeла настоящею королевой; но леди Лофтон должна была сознаться, что и для королевы не все дeло в наружности. Она сама начинала думать, что судьба очень кстати разстроила ея планы, и что Гризельда гораздо более под пару лорду Домбелло чeм Лудовику.

Но опять — какая выйдет королева из Люси? Могут ли вассалы королевства с достодолжным почтением преклонять колeна перед такою невзрачною королевой? Да при том же, всeм извeстно, что царственным лицам не подобает соединяться узами брака с собственными подданными, как бы ни стояли они высоко. Люси могла считаться подданною дома Лофтонов, так как она была сестра приходскаго священника и постоянная обывательница Фремлейскаго викарства. Предположив даже, что Люси годилась бы в королевы, что царский вeнец хорошо бы пристал ея челу,— как быть с ея братом священником? По всeм вeроятиям кончилось бы тeм, что в Фремле-Кортe совсeм бы не было королевы.

А между тeм леди Лофтон смутно чувствовала, что она должна уступить. В этом она еще не признавалась себe. Она еще помирилась с необходимостью протянуть руку Люси и назвать ее дочерью; она еще не сказала этого в своем сердцe. Но она уже стала помышлять о высоких достоинствах мисс Робартс, уже сказала себe, что если она не совсeм годится в королевы, то может стать женой в лучшем смыслe этого слова. Леди Лофтон готова была допустить, что в этой незначащей оболочкe живет сильная душа. Очевидно было также, что Люси имeла способность, высочайшую в мирe способность, жертвовать собою для других. Впрочем, леди Лофтон никогда не сомнeвалась, что Люси — добрая дeвушка, в общепринятом смыслe этого слова. Притом нельзя было отказать ей в живости ума, в энергии, в этом огнe, который — увы!— и покорил ей лорда Лофтона. Леди Лофтон чувствовала, что и сама она может полюбить Люси... Но возможно ли преклонять перед нею колeна и служить ей как королевe? Какая жалость, что она так незначительна!

Как бы то ни было однако, мы можем сказать, что пока леди Лофтон сидeла и предавалась размышлениям в своем кабинетe, звeзда Люси Робартс мало-по-малу поднималась на горизонтe. В самом дeлe, не любовь ли была нужнeе всего для леди Лофтон, не любовь ли была для ней насущною, необходимою пищею? Она сама не вполнe это сознавала, и даже тe, кто знал ее близко, едва ли бы отозвались таким образом. Они бы сказали, что она всего более питается семейною гордостью, и она сама созналась бы в этом, конечно употребив при этом другия выражения.

Честь ея сына! честь ея дома! она часто говорила, что честь эта ей дороже всего на свeтe. И это отчасти была правда; если-б она увидeла своего сына опозоренным, то она не пережила бы такого бeдствия. На первою, ежедневною потребностью ея души было любить, любить окружающих.

Лорд Лофтон, выходя из столовой, хотeл было отправиться прямо в викарство; но он сперва зашел в сад. Прохаживаясь по аллеe, он обдумывал что именно он скажет Марку. Он сердился на мать; не угадывая, что она почти готова уступить ему, он рeшился объявить всeм, что в этом дeлe он намeрен поступить совершенно независимо. Он узнал наконец, что сердце Люси принадлежит ему, и не хотeл жертвовать своим счастием прихоти матери.

Нeт на свeтe сына, который бы любил свою мать больше моего, говорил он себe, но вeдь всему есть мeра! если-б я поддался ей, она бы давно женила меня на этой бездушной куклe: а теперь, разочаровавшись.... Слишком незначительна! Я не знаю ничего нелeпeе, несправедливeе, такого.... Она хотeла бы женить меня на какой-нибудь бой-бабe, от которой и ей самой житья бы не было. Да и по дeлом бы ей!... Но она должна будет согласиться, а не то мы рассоримся на вeк, докончил он в своем умe, и повернул к воротам готовясь идти в викарство.

— Милорд, слышали вы что случилось? спросил садовник, встрeчая его у подъезда. Старик совсeм задыхался от волнения.

— Нeт, я ничего не слыхал. Что же такое?

— У мистера Робартса в домe экзекуция.

Глава XLIV

Мы уже говорили о ходe дeл между Тозерами, мистером Керлингом и Марком Робартсом. Мистер Форрест совершенно устранил себя от дeятельнаго участия в этих дeлах; точно также и мистер Соверби. В Фремлеe безпрестанно получались письма от мистера Керлинга; наконец он дал знать через нарочнаго, что близок рeшительный день. На сколько дeловая опытность мистера Керлинга позволяла ему судить о поступках и распоряжениях такого человeка как Том Тозер, он предполагал, что шерифские агенты явятся в Фремлейское викарство на слeдующее же утро. Дeловая опытность мистера Керлинга не обманула его в этом случаe.

— Что же ты будешь дeлать, Марк? спросила Фанни сквозь слезы, когда муж передал ей печальное письмо.

— Да ничего! Что же я могу сдeлать? Пусть они придут.

— Лорд Лофтон приeхал сегодня; не отправишься ли ты к нему?

— Нeт; это значило бы просить у него денег.

— Да почему же тебe не занять у него, друг мой? Его конечно не затруднит эта сумма.

— Нeт, это невозможно. Подумай о Люси, об его отношениях к ней. Притом, у нас с Лофтоном уже вышли нeкоторыя неприятности по поводу Соверби и его денежных дeл. Ему кажется, что я тут отчасти виноват; он сам мнe это сказал, и мы с ним поспорили. Конечно, если-б я попросил, он непремeнно ссудил бы меня деньгами, но уж навeрное таким образом, что я не мог бы принять их.

Послe того, об этом не могло уже быть никакого разговора. если-бы Фанни могла послeдовать собственному влечению, она тотчас бы отправилась к леди Лофтон; но ей не удалось получить на то согласие мужа. Ему точно также не хотeлось обратиться к леди Лофтон, как и к ея сыну. Между ними были нeкоторыя недоразумeния и неудовольствия, и при таких обстоятельствах ему казалось невозможным просить у нея денежнаго пособия. У Фанни однако осталось в душe предчувствие, что помощь придет из Фремле-Корта, если только придет; ей очень хотeлось увeдомить обо всем своего стараго друга.

На слeдующее утро, они позавтракали в обычный час, но в самом грустном настроении духа. Горничная мистрисс Робартс, служившая ей с самаго ея замужества, пришла сказать ей, что слух об угрожающем несчастий уже распространился между прислугой. Конюх Стоббс eздил в Барчестер, и по его словам, говорила Мери, там всe уже об этом толкуют. "Пускай себe, Мери," сказала мистрисс Робартс, а Мери отвeчала:— О, да, конечно, мам.

Все это время мистрисс Робартс была очень занята, так как на руках у нея были шесть человeк детей, из которых четверо были очень скудно снабжены одеждой и другими дeтскими принадлежностями. И потому, тотчас же послe завтрака, она принялась за свое обычное дeло. Но она двигалась медленнeе обыкновеннаго, она почти не в силах была раздавать приказания прислугe, и грустно смотрeла на детей, которыя тeснились около нея, не понимая в чем дeло. Марк между тeм отправился в свой кабинет, но не принимался за работу. Засунув руки в карманы и прислонившись к камину, он устремил глаза на стол, не глядя ни на что в особенности. Он и не пытался заняться чeм-нибудь. Да и не мудрено: стоит только вспомнить, в чем состоят обычныя занятия священника в его кабинетe! Какова бы вышла проповeдь, сочиненная в подобную минуту? И легко ли было бы ему справляться с священными книгами, отыскивая в них тексты в подтверждение своих доводов? Ему в этом отношении труднeе приходилось чeм женe; она могла хоть чeм-нибудь заняться, а он стоял в бездeйствии, неподвижно глядя на стол и думая про себя что скажут о нем добрые люди!

К счастию, не долго протянулось для него мучительное ожидание: около получаса спустя послe того как он вышел из столовой, к нему постучался лакей — тот самый лакей, с которым он рeшился разстаться при началe своих денежных затруднении, но котораго он потом оставил при себe, получив мeсто в барчестерском капитулe.

— Ваше преподобие, вас спрашивают какие-то два человeка, сказал лакей.

Какие-то два человeка! Марк очень хорошо знал что это за люди, и все-таки не мог совершенно спокойно принять вeсть о их появлении.

— Кто они, Джон? спросил он, не ожидая собственно отвeта, а просто по какой-то безотчетной привычкe.

— Кажется... это белифы, сэр.

— Хорошо, Джон, хорошо. Они, разумeется, могут распоряжаться здeсь как им угодно.

Когда слуга удалился, он остался неподвижен на том же самом мeстe, в том же самом положении. Так он простоял около десяти минут; но онe показались ему цeлою вeчностью. Когда пробило двeнадцать часов, он изумился, что день еще не прошел.

Потом опять послышались шаги у дверей — шаги хорошо ему знакомые, и жена его тихо вошла в комнату. Она близко подошла к нему и положила ему руку на плечо, прежде чeм заговорила:

— Марк, сказала она:— эти люди пришли, они здeсь на дворe.

— Знаю, отвeчал он сурово.

— Не хочешь ли ты видeть их, друг мой?

— Видeть их? Нeт; к чему? Я поневоле должен буду скоро видeть их. Они вeроятно чрез несколько минуть сами будут здeсь.

— Кухарка говорит, что они составляют опись; они теперь в конюшнe.

— Очень хорошо; пусть они дeлают что им угодно; я ничeм не могу пособить им.

— Кухарка говорит, что если хорошенько покормить и угостить их пивом, и если не станут ничего от них скрывать, они будут вести себя очень вeжливо.

— Вeжливо! А нам какое дeло? Пусть они eдят и пьют сколько угодно, пока еще есть в домe чeм, их кормить. Теперь мясник вряд ли станет присылать нам провизию.

— Но вeдь мы ничего не должны мяснику, кромe обычнаго ежемeсячнаго счета.

— Очень хорошо; увидим.

— О Марк! не смотри на меня таким образом! Не отворачивайся от меня! Какое же нам останется утeшение, если мы не будем крeпко держаться друг за друга?

— Утeшение! Господь с тобою, Фанни! Я удивляюсь, что ты еще можешь оставаться в одной комнатe со мной...

— Марк, милый Марк, мой дорогой безцeнный муж, кто же останется тебe вeрен, если не я? Не отворачивайся, не прячься; неужели ты думаешь, что я могу от тебя отступиться?

И она бросилась обнимать его.

Страшная настала для него минута, и страшно она подeйствовала на него. Всe малeйшия события этого тяжкаго утра на вeки врeзались в его память. Он до сих пор так гордился своим положением, так умeл выдвинуться вперед, и держал себя как-то выше всех сосeдних священников. Эта-то черта его характера и привлекла его к знатному великосвeтскому кругу; поэтому-то он и гостил у герцога Омниума, и через это-то получил пребенду в Барчестерe. Но как же ему теперь взглянуть в лицо своим собратьям? Что скажет декан, что скажет семейство Грантли? Как будет издeваться над ним епископ, как мистрисс Проуди и ея дочери станут разсуждать о нем со всяким встрeчным? Как на него взглянет Кролей,— Кролей, которому уже удалось однажды смутить и устыдить его? И тут встал перед, ним строгий образ Кролея. Кролей, с своими полунагими дeтьми, с изнуренною женой, сам изнуренный трудом и нуждой, ни разу не подвергался судебному взысканию. А его собственный курат, Эванс, которому он так величаво покровительствовал, с которым он обращался как с подчиненным,— как Марк вынесет взгляд его, сговариваясь с ним о священных обязанностях на будущее воскресенье?

Жена все еще стояла подлe него и смотрeла ему в лицо. Глядя на нее, он чувствовал невыразимую ненависть к Соверби, виновнику его несчастия. Не он ли, своим безсовeстным обманом, довел его с женою до такого ужаснаго положения!

— Если существует на землe правосудие, он рано или поздно поплатится за это, вырвалось у него наконец совершенно невольно.

— Не желай ему зла, Марк; будь увeрен, что и у него свое горе.

— Свое горе! Нeт, такого рода горе ему ровно ничего не значит. Он так привык к позору и безчестию, что для него все это однe шутки. Если есть в небe кара за обман...

— О, Марк, не проклинай его!

— Как мнe не проклинать его, когда я вижу до какого положения он довел тебя?

— "Я воздамъ", сказал Господь, проговорила молодая жена, не голосом строгаго увeщания, а ласковым, нeжным шепотом.— Предоставь возмездие Богу, Марк, а мы будем только молиться, чтоб Он смягчил сердце,— и у того, кто навлек на нас всe эти страдания, и у нас самих.

Марку не пришлось отвeчать на это, потому что бесeда их опять была прервана появлением слуги. На Этот раз пришла сама кухарка с поручением от белифов. И нужно замeтить, что не было ни малeйшей необходимости, чтоб она, кухарка, приняла на себя эту обязанность; ей бы лучше было предоставить ее лакею или горничной. Но когда в домe суматоха, то суматоха овладeвает и прислугой. В обыкновенную пору, ничто не заставит буфетчика пойдти на конюшню, или горничную взяться за сковороду. Но теперь, среди смятения, произведеннаго прибытием шерифских агентов,— каждый был готов заняться всeм на свeтe, только не собственным своим дeлом. Садовник смотрeл за дeтьми, а нянюшка убирала комнаты, в ожидании белифов; конюх отправился на кухню готовить им полдник, а кухарка бeгала за ними с чернильницей в руках, готовая исполнять малeйшия их приказания. Вообще говоря, приход белифов казался прислугe чeм-то в родe праздника.

— С вашего позволения, мам, сказала кухарка Джемима,— они спрашивают, с какой комнаты вы прикажете начать опись, потому, мам, что им не хочется вас или мистера Робартса обезпокоить. Они очень вeжливы и учтивы, мам, право, очень учтивы.

— Пусть они идут в гостиную, сказала мистрисс Робартс, тихим, печальным голосом.

Всякая аккуратная, порядливая женщина гордится своею гостиной, и мистрисс Робартс принадлежала к этому числу. Гостиная эта была убрана тотчас послe ея свадьбы, когда денег было еще вдоволь, а все в ней было изящно, и мило, и дорого ея сердцу. О любезная читательница! если у вас есть комнаты, в которых все изящно, и мило, и дорого вашему сердцу, подумайте, каково было бы вам увидeть в них служителей исполнительной власти, составляющих опись всeм вещам для публичнаго аукциона! Что если-бы вам довелось испытать это без малeйшей вины или неосторожности с вашей стороны! Тут были вещи, подаренныя Фанни самою леди Лофтон, или леди Мередит, или другими друзьями. Ей пришло на ум, что может-быть есть средство спасти их от поругания; но она не хотeла сказать ни слова, боясь еще больше огорчить Марка.

— А потом в столовую, проговорила Джемима, почти с торжеством.

— Да, если хотят.

— А потом в Этот кабинет, или может-быть в спальню, если вы и мистер Робартс будете еще здeсь?

— Куда они хотят, Джемима, все равно, сказала мистрисс Робартс; но послe этого она долго не могла видeть хладнокровно кухарку Джеимму.

Кухарка едва успeла выйдти, как по- дорожкe сада под окном раздались быстрые шаги, и тотчас же потом стукнула дверь в переднюю.

— Дома ли мистер Робартс? спросил знакомый голос лорда Лофтона, и полминуты спустя он уже был в кабинетe.

— Марк, любезный друг, что же это значит? воскликнул он веселым ласковым тоном.— Или ты не знал, что я здeсь? Я приeхал вчера. Как ваше здоровье, мистрисс Робартс?

Робарф сперва не знал даже как заговорить с своим старым приятелем. Он чувствовал весь стыд своего положения, тeм более что от лорда Лофтона зависeло отчасти вывести его из настоящаго затруднения. Он ни разу не занимал денег, с тeх пор как стал взрослым человeком, но у него вышли нeкоторыя неприятности с молодым лордом из-за денежных дeл, и Лофтон был к нему несправедлив, а потому он оставался безмолвен.

— Мистер Соверби, обманул его безсовeстно, сказала мистрис Робартс, утирая слезы. До тeх пор у нея не вырвалось ни слова в упрек Соверби, но теперь она должна была защищать своего мужа.

— уж разумeется! Кого не обманул он? Я вам и прежде говорил, что это за человeк, помните ли? Но послушай Марк, как ты мог допустить до этого? Или Форрест не хотeл помочь тебe?

— Мистер Форрест предложил ему подписать новые векселя, а Марк отказался, проговорила мистрисс Робартс рыдая.

— Векселя все равно что пьянство, сказал опытный молодой лорд,— раз начнешь, трудно остановиться. Да правда ли, что эти люди уже здeсь, Марк?

— Да, они в сосeдней комнатe.

— Как, в гостиной?

— Они составляют опись вещам, сказала Фанни.

— Во всяком случаe нужно остановить их, сказал молодой лорд, отправляясь на поле дeйствия. Фанни послeдовала за ним, и Марк остался один в кабинетe.

— Зачeм вы не дали знать моей матери? сказал он почти шопотом проходя с нею по залe.

— Марк мнe не позволил.

— Но почему же вы не отправились к ней сами? Или почему вы мнe не написали? Кажется, мы с вами довольно близки.

Мистрисс Робартс не могла ему объяснить, что кромe других причин, его отношения к Люси во всяком случаe помeшали бы им обратиться к нему за помощью.

— Не за хорошее вы принялись дeло, друзья мои, сказал он входя в гостиную.

Кухарка поклонилась ему в пояс, а белифы, узнав молодаго пера, отдали ему салют приложением двух пальцев ко лбу.— Извольте теперь же оставить все это. Пойдемте в кухню, или куда-нибудь на двор. Не нравятся мнe ваши толстые сапоги и ваши чернила тут посереди этой мебели.

— С позволения вашего лордства, мы тут ничего не испортим, сказала кухарка.

— Мы только исполняем служебный долг, сказал один из белифов.

— Вeдь с нас присягу брали, с позволения вашего лордства, прибавил другой.

— Нам очень жаль безпокоить джентльмена или леди. Да что дeлать? Бывают такие случаи. А наше дeло тут сторона, сказал первый.

— Потому что мы присягали, милорд, сказал другой.

Однако, несмотря на свою присягу и на грозную необходимость, о которой они говорили, они приостановили свои дeйствия по настоянию пера. Имя лорда еще много значит в Англии.

— Теперь извольте убдти отсюда, чтобы мистрисс Робартс могла войдти в свою гостиную.

— А позвольте спросить ваше лордство, что нам теперь прикажете дeлать? К кому же нам обратиться?

Чтобы вполнe успокоить и удовлетворить их, лорд Лофтон, кромe дeйствия своего имени, должен был еще употребить в дeло перо и бумагу. Но посредством пера и бумаги он удовлетворил их совершенно, так что они согласились покуда переселиться в комнату Стоббса, над конюшней, уговорившись как слeдует насчет eды и пива, чтобы выжидать там новаго судебнаго приказа, долженствующаго послeдовать на другой же день, благодаря стараниям милорда, и затeм отправиться восвояси. Одним словом, лорд Лофтон взялся уплатить всe долги Марка.

Затeм, он вернулся в кабинет, гдe Марк все еще сгоял неподвижно на том же самом мeстe, которое он занял тотчас послe завтрака. Мистрисс Робартс не сопровождала его; она пошла в дeтскую отмeнить всe распоряжения, сдeланныя ею по случаю прибытия белифов.

— Марк, сказал лорд Лофтон,— право не из чего тебe так огорчаться. Я услал этих людей из гостиной, а завтра они совсeм уйдут отсюда.

— Но деньги! Как же я заплачу эти деньги? с усилием проговорил несчастный.

— Не безпокойся об этом. Мы так устроим, что никто другой как сам же ты заплатишь их наконец; но покуда, я увeрен, тебe приятно будет думать, что жена твоя может спокойно остаться в своей гостиной.

— Нeт, Лофтон, я не могу дозволить послe всего того, что было между нами... и именно в эту минуту...

— Любезный друг, я все это знаю, и об этом-то именно я и хотeл поговорить с тобою. Ты уже совeтовался с Керлингом, он все уладит, и ты, Марк, современем уплатишь векселя. Но покуда, так как дeло не терпит отлагательства, ты найдешь деньги у моего банкира.

— Однако, Лофтон...

— И, по совeсти сказать, эти векселя столько же касаются меня, столько и тебя. Не через меня ли ты сблизился с Соверби, и я знаю, я был очень несправедлив к тебe, тогда, в Лондонe. Соверби довел меня до бeшенства своими постоянными обманами. без сомнeния, он и с тобою точно также поступил.

— Он меня раззорил, сказал Робартс.

— Ну нeт, надeюсь. Но уж конечно он бы не посовeстился раззорить тебя кругом, если-бы только это было ему с руки. Дeло в том, Марк, что нам с тобою и понять нельзя всей бездны мошенничества в этом человeкe. Он вeчно занят добыванием денег; я думаю, что в минуты самой дружеской откровенности, когда он сидит с тобою за бутылкой вина, или скачет рядом с тобою на охотe, он все думает о том как бы из тебя извлечь какую-нибудь пользу. Он так привык к этой жизни, что теперь готов мошенничать из удовольствия, и дошел до такого совершенства, что если-бы мы встрeтились с ним завтра же, он бы опять сумeл надуть нас. С таким человeком не слeдует знаться; я, по крайней мeрe, убeдился в этом вполнe.

Лорд Лофтон был слишком строг в своем суждении о Соверби; мы вообще способны слишком жестоко судить всех негодяев, попадающихся нам на жизненном пути. Нельзя отрицать, что мистер Соверби точно был негодяй. Дeло негодное лгать, а он был отъявленный лгун. Дeло негодное давать обeщания, когда знаешь навeрное, что не будешь в состоянии исполнить их, а мистер Соверби дeлал это ежедневно. Негодное дeло жить чужими деньгами, а мистер Соверби давно к этому правым. Наконец, негодное дeло связываться добровольно с негодяями, а мистер Соверби имел с ними постоянныя сношения. Не знаю даже, не случалось ли подчас мистеру Соверби дeлать дeла еще и похуже всех тeх, которыя исчислены здeсь, Хотя я питаю к нему невольную нeжность, зная, что в его душe крылись нeкоторые хорошие задатки, нeкоторое стремление к лучшему, однако я вовсе не хочу оправдывать его. Но не смотря на всe его пороки, лорд Лофтон слишком жестоко судил о нем. Для мистера Соверби была еще возможность раскаяния, если-бы только нашелся для него какое-нибудь покаянное мeстечко, locus pœnitentiae. Он сам в душe горько сожалeл о своих поступках, и хорошо знал каких измeнений потребовали бы от него правила честности и порядочности. Не зашел ли он уже слишком далеко для исправления, возможно ли ему еще найдти себя такой locus pœnitentiae, этого не берусь рeшить.

— Я никого не могу винить кромe самого себя, проговорил Марк, все тeм же безнадежным тоном, и отвернувшись от приятеля.

Долги его будут заплачены, белифы уже высланы из дому; но это не поднимет его в глазах людей. Всeм будет извeстно, каждому священнику в округe будет извeстно, что в домe Фремлеиксаго викария была экзекуция, и ему никогда уже прямо не держать головы в кругу своих собратий.

— Любезный мой друг! если-бы мы всe стали так мучиться из-за какой-нибудь бездeлицы... сказал лорд Лофтон ласково, положив ему руку на плечо.

— Да не всe же мы священники! сказал Марк и опять отвернулся к окну; лорд Лофтон догадался, что слезы готовы были брызнут у него из глаз.

несколько минут стояли они молча; потом лорд Лофтон заговорил опять:

— Послушай, Марк!

— Что? спросила Марк, все еще не оборачиваясь к нему.

— Ты должен помнить одно: я имeю право предлагать тебe свои услуги в этом случаe не просто в качествe стараго приятеля, я теперь смотрю на тебя как на будущаго зятя.

Марк медленно обернулся к нему; на его лицe были видны слeды недавних слез.

— Как? спросил он.

— Я женюсь на твоей сестрe: она сама дала мнe знать через тебя, что любит меня, и послe этого я не намeрен обращать внимания ни на какия препятствия. Если мы оба согласны, никто на свeтe не должен и не может становитьсь между нами. Я ничего не хочу дeлать втайнe, я так и объявил моей матери.

— Но что же она говорит?

— Она ничего не говорит, но пора этому положить конец. Мы с матушкой не можем долeе жить вмeстe, если она пойдет наперекор моему рeшению. Я боюсь перепугать твою сестру, если отправлюсь к ней в Гоггльсток, но я надeюсь, что ты ей все это передашь от моего имени; а то она подумает, что я забыл ее.

— Нeт, она этого не подумает.

— Да и не слeдует ей этого думать. Прощай, Марк. А я уж все берусь уладить между тобой и миледи касательно этого дeла с Соверби.

И он ушел, чтобы сдeлать немедленно распоряжение насчет уплаты долга.

— Матушка, сказал он леди Лофтон в Этот самый вечер,— вы не должны попрекать Робартса этим несчастным дeлом; я тут больше виноват чeм он.

До сих пор ни слова не было сказано об этом предметe между леди Лофтон и ея сыном. Она с ужасом узнала о прибытии шерифских служителей, узнала также, что лорд Лофтон отправился в викарство; поэтому, она считала излишним всякое вмeшательство с своей стороны; она знала, что Лудовик выпутает друга из бeды, заплатит за него все что нужно, но это в ея глазах не могло загладить страшнаго позора, сопряженнаго с экзекуцией в домe священника. К тому же это был священник, выбранный ею самою, водворенный ею в Фремлеe, женатый на дeвушкe, избранной ею самою, облагодeтельствованный ею кругом! Это было страшным ударом, для нея, и она сказала себe в душe, что лучше бы ей никогда не слыхать имени Робартса. Она бы не преминула однако протянуть ему руку помощи, если-б эта помощь была нужна или даже возможна. Но как же ей было вмeшаться между своим сыном и Робартсом, особливо если вспомнить отношения лорда Лофтона к Люси?

— Ты виноват, Лудовик?

— Да, матушка. Я его познакомил с мистером Соверби, и по совeсти сказать, я думаю, что Марк никогда бы с ним не сблизился, если-б я ему не дал поручения на счет денежных дeл, которыя я тогда имел с Соверби; теперь всe эти дeла покончены,— благодаря вам конечно.

— Мнe кажется, что положение мистера Робартса, как священника, должно было бы предохранить его от такого рода опасностей, если бы даже он не находил достаточнаго оплота в своих правилах.

— Во всяком случаe, матушка, не попрекайте его этим; сдeлайте это для меня.

— О, я конечно ни слова не скажу!

— Гораздо лучше будет, если вы скажете несколько слов мистрисс Робартс, а то ей покажется это странным. Да и ему также вы бы очень могли сказать два, три добрыя, ласковыя слова; вeдь вы лучше всякаго сумeете это сдeлать! Ему это будет гораздо легче чeм ваше совершенное молчание.

Леди Лофтон ничего не отвeчала, но позже вечером она подошла к сыну, и проводя рукой по его лбу, откинула назад его длинныя шелковистыя кудри, как она дeлывала в минуты особенной нeжности.

— Лудовик сказала она,— нeт на свeтe человeка добрeе тебя. Я с мистером Робартсом поступлю точно так, как ты хочешь.

Больше уже не было об этом рeчи.

Глава XLV

Около этого времени, в Барчестерe, распространились страшные слухи; они облетeли вокруг всей соборной ограды, проникли в жилища важных членов капитула, и в скромныя гостиныя пeвчих. Оттуда ли они прошли в епископский дворец или же взяли свое начало из этого дворца, мы не беремся рeшить. Но слухи эти были ужасны, непонятны и, без сомнeния, до крайности прискорбны всему достопочтенному барчестерскому духовенству.

Первое извeстие касалось новаго бенефицианта и позора, который он навлек на весь капитул, позора доселe неслыханнаго в Барчестерe, как с гордостью утверждали нeкоторые. Впрочем, эти гордыя утверждения не совсeм были вeрны: не далeе как два три года тому назад происходил публичный аукцион в домe бывшаго члена капитула, доктора Стенгопа; и по этому случаю сам доктор увидeл себя принужденным бeжать в Италию,— ускакать ночью чтобы не быть схваченным безжалостными кредиторами вмeстe с его столами и стульями.

— Просто стыд и срам, говорила мистрисс Проуди не про стараго доктора, а про молодаго преступника,— просто стыд и срам. По дeлом бы ему, если-б его лишили духовнаго сана.

— Вeроятно, на его ругу будет наложено запрещение, сказал один из младших членов капитула, молодой человeк, принимавший с особым почтением приказания повелительницы епархии, а потому пользовавшийся вполнe заслуженною милостию. Если на Фремлей будет наложено запрещение, отчего бы ему не взять на себя приходския обязанности, с таким содержанием, какое благоволит назначить ему епископ?

— Я слышала, что он страшно запутался в долгах, сказала будущая мистрисс Тиклер,— а все больше из-за лошадей, которых он покупал в долг.

— Да, он обыкновенно приeзжает в собор на великолeпной лошади, сказал младший член капитула.

— Теперь, говорят, белифы все у них описывают в домe, сказала мистрисс Проуди.

— Его не посадили в тюрьму? спросила будущая мистрисс Тиклер.

— По крайней мeрe, он это вполнe заслуживает, сказала ея мать.

— Если и не посадили, так скоро посадят, заключил младший член.— Я слышал, что он связался с самыми отъявленными мошенниками.

Вот как разсуждали об этом предметe в епископском дворцe, и хотя конечно здeсь более чeм в скромных кружках потрачено было краснорeчия и поэзии, однако мы можем из этого заключать, как вообще смотрeли на несчастие Марка Робартса. Признаться, он ничего лучшаго и не ожидал от своих собратьев. Но имя его не переходило из уст в уста в продолжение обычных девяти дней; шум, надeланный его историей, очень скоро утих. Причиной этого внезапнаго поворота молвы были новыя вeсти еще ужаснeйшаго свойства, вeсти, которыя так поразили мистрисс Проуди, что, по собственному ея выражению, кровь застыла у нея в жилах. И она позаботилась, чтобы кровь также застывала в жилах и у всех ея знакомых, которые были одарены одинаковою с нею впечатлительностью. Прошел слух, что лорд Домбелло бросил мисс Грантли.

Мнe до сих пор не удалось разузнать, с какой точки земнаго шара брала свое начало эта жестокая вeсть; дeло только в том, что она разнеслась с неимовeрною быстротой. Не мудрено, что мистрисс Проуди лучше чeм кому-либо в Барчестерe были извeстны всe события, относящияся до семейства Гартльтопов, так как она больше других вращалась в высшем свeтe; и потому, без сомнeния, она имeла основательныя причины утверждать, что лорд Домбелло уже раз обманул другую молодую дeвушку, а именно леди Юлию Мак-Мулл, с которою он был помолвлен года три тому назад, так что на его слово трудно полагаться в подобных дeлах; мистрисс Проуди умалчивала о том, что леди Юлия была отъявленная кокетка, и черезчур любила вальсировать с каким-то нeмецким графом ** за котораго она и вышла несколько времени спустя; вeроятно ей не были извeстны эти обстоятельства, несмотря на все ея знакомство с большим свeтом.

— Это будет страшный урок для нас всех, мистрисс Квиверфул, и полезное предостережение не полагаться на блага мира сего. Я опасаюсь, что они не постарались разузнать об этом молодом лордe прежде чeм в свeтe стали соединять его имя с именем их дочери.

Мистрисс Проуди говорила это женe теперешняго попечителя Гирамова госпиталя, почтенной матери семейства, облагодeтельствованной ею, и потому обязанной терпeливо выслушивать ея рeчи.

— Но может быть окажется, что это неправда, сказала мистрисс Квиверфул, которая, несмотря на свои вeрноподданническия чувства к мистрисс Проуди, имeла также причины желать добра семейству Грантли.

— Дай Бог, чтобы вышло так, проговорила мистрисс Проуди, и в голосe ея слышался легкий оттeнок гнeва,— но, к сожалeнию, не остается, кажется, ни малeйшаго сомнeния. Я должна признаться, что этого слeдовало и ожидать. Надeюсь, что мы все это примем как урок, как указание, посланное нам Божиею благостию. Попросите-ка вашего мужа от моего имени, мистрисс Квиверфул, избрать это предметом своей утренней и вечерней проповeди, в будущее воскресенье, в госпиталe; пусть он покажет, как обманчивы наши надежды на блага мира сего.

Мистер Квиверфул отчасти исполнил это требование, сознавая в душe как для него дорого спокойное житье в Барчестерe; но впрочем он не рeшился предостерегать своих слушателей, бeдных старичков богадeльни, против черезчур честолюбивых матримониальных замыслов.

В этом случаe, как и во всех других, слухи разнеслись по всему капитулу прежде чeм дошли до архидиакона и до его жены. Кто-то сообщил их декану, но он оставил их без внимания; точно также и мистрисс Эребин, по крайней мeрe сначала, и вообще всe тe, которые обыкновенно брали сторону семейства Грантли во всех междуусобных распрях, презрительно отвергали эти обидные слухи, и говорили друг другу, что архидиакон и его супруга сами умeют вести свои дeла, и не нуждаются в посторонних совeтах. Но капля за каплею пробивает и камень; и наконец повсюду стали соглашаться, что есть причины к опасению,— повсюду, кромe Пломстеда.

— Я увeрена, что все это пустяки, совершенно увeрена, шопотом говорила мистрисс Эребин своей сестрe,— но я думала, что лучше довести до твоего свeдeния всe эти сплетни. Может-быть мнe не слeдовало.

— Напротив, ты очень хорошо сдeлала, милая Элеонора, отвeчала мистрисс Грантли,— и я тебe от души благодарна. Но я очень хорошо знаю, что этими сплетнями мы обязаны епископскому дворцу.

На этом и остановился разговор между сестрами.

Но на другое утро мистрисс Грантли получила письмо по почтe, со штемпелем городка Литтльбата. Содержание его было слeдующее:

"Милостивая Государыня!

"Мнe извeстно из достовeрных источников, что лорд Домбелло совeтовался с нeкоторыми из своих друзей, о том как бы отдeлаться от своего обeщания. А потому я счел своею християнскою обязанностью предупредить вас об этом.

"Преданный вамъ

"Доброжелатель."

Дeло в том, что в Литтльбатe проживала близкая приятельница и наперсница будущей мистрисс Тиклер; а будущая мистрисс Тиклер, в порывe дружескаго радушия, недавно имeла неосторожность написать несколько строк своей милой Гризельдe Грантли, поздравляя ее по случаю помолвки.

— Это не настоящий ея почерк, говорила мистрисс Грантли, толкуя с мужем об этом предметe.— Но ты можешь быть увeрен, что письмо от нея. Это обращик новомодной христианской добродeтели, которую нам каждый день проповeдуют во дворцe.

Но всe эти сплетни и предостережения несколько подeйствовали на архидиакона. Он не давно узнал историю с леди Юлией Мак-Мулл, и не совсeм был убeжден, что его будущий зять был совершенно прав в этом дeлe. Притом же лорд Домбелло давно не подавал о себe никакой вeсти. Тотчас по возвращении Гризельды в Пломстед, он прислал ей великолeпное изумрудное ожерелье, которое, однако, она получила прямо от ювелира, так что оно очень могло быть заказано не самим женихом, а каким-нибудь его прикащиком. С тeх пор он и не приeзжал, и не писал, и не присылал подарков. Впрочем Гризельда, повидимому, нисколько не огорчалась отсутствием обычных знаков любви, и спокойно посвятила себя своим великим занятиям. "У нас не было уговора о перепискe, сказала она матери, а потому я вовсе и не жду писем." Но архидиакон не так-то спокойно смотрeл на это дeло.

— Вы с Домбелло держите ухо востро, шепнул ему один из его приятелей в клубe.

Да архидиакон был бы и не способен терпeливо спустить такого рода обиду. Несмотря на свой духовный сан, он всегда был готов отразить личное оскорбление,— и отлично отразить.

— В самом дeлe, не вышло и чего-нибудь? сказал он женe.— Не съездит ли мнe в Лондон?

Но мистрисс Грантли приписывала все влиянию епископскаго дворца. Да и что могло быть естественнeе, если принять в соображение всe обстоятельства помолвки Оливии с мистером Тиклером? И потому, она отсовeтовала мужу принимать какия-либо рeшительныя мeры.

Дня два спустя, мистрисс Проуди встрeтилась с мистрисс Эребин, и громко соболeзновала о разстройствe свадьбы Гризельды. Будущая мистрисс Тиклер сопровождала мать, а мистрисс Эребин была с невeсткой Мери Больд.

— Я понимаю, как это должно быть грустно для мистрисс Грантли, сказала мистрисс Проуди,— и от души сочувствую ей. Но вы знаете, мистрисс Эребин, подобныя испытания ниспосылаются нам для нашего блага.

— Конечно, отвeчала мистрисс Эребин, но в этом случаe, я сомнeваюсь....

— Ах! теперь уж никаких не может быть сомнeний. Вы конечно знаете, что лорд Домбелло уeхал из Англии.

Мистрисс Эребин не слыхала об этом и принуждена была в том сознаться.

— Он уeхал дня четыре тому назад на Булонь, сказала мистрисс Тиклер, которая по видимому разузнала все до малeйших подробностей.

— Мнe так жаль бeдной Гризельды! Я слышала, что у ней уж и приданое готово; это так неприятно!

— Но почему же лорду Домбелло не воротиться из Франции? спокойно спросила мисс Больд.

— Разумeется, почему бы ему не воротиться? возразила мистрисс Проуди.— Он вeроятно и воротится когда-нибудь! Но если он такой человeк, как про него разказывают, то мы должны радоваться, что Гризельда от него избавилась. Вeдь правду сказать, мистрисс Эребин, что значат всe блага мирския? Все это прах и тлeн, ложь, суета и обман.

И мистрисс Проуди удалилась очень довольная своими христианскими метафорами, бормоча про себя что-то о червях могильных, с очевидным намеком на семейство Грантли и на весь род Гартльтопов.

Послe всего этого, мистрисс Эребин сочла своим долгом переговорить с сестрою, и на семейном совeтe в Пломстедe было рeшено, что архидиакон лично отправится во дворец и попросит мистрисс Проуди положить конец всeм этим глупым толкам. Он так и сдeлал на слeдующее же утро. Его провели в кабинет епископа, гдe он застал и его самого и его супругу. Епископ пошел к нему навстрeчу с самою ласковою улыбкою, и вообще привeтствовал его так любезно, как будто бы изо всех членов барчестерскаго духовенства, архидиакон Грантли пользовался особым его расположением. Но мистрисс Проуди смотрeла довольно мрачно и сурово; она тотчас же догадалась, что архидиакон приeхал не даром. Он вообще не слишком-то любил дeлать утренние визиты в епископский дворец.

На Этот раз он прямо приступил к дeлу:

— Я приeхал к вам с просьбой мистрисс Проуди, сказал он, и мистрисс Проуди слегка поклонилась.

— Я увeрен, что мистрисс Проуди будет очень рада.... начал было епнокоп.

— До меня дошло, что здeсь в Барчестерe распускают разные нелeпые слухи про мою дочь, и я приeхал просить мистрисс Проуди...

Многия женщины на мeстe мистрисс Проуди страшно бы смутились и готовы были бы со стыдом отказаться от своих слов. Но мистрисс Проуди была не из таких. Мистрисс Грантли имeла неосторожность попрекнуть ее мистером Слопом, здeсь, в собственной ея гостиной, и она рeшилась ей отомстить. Кромe этого, мистрисс Грантли насмeшливо отозвалась о будущем ея зятe: неужели же мистрисс Проуди откажет себe в удовольствии, открыто высказаться насчет Гризельды и лорда Домбелло?

— Да, к сожалeнию, о ней очень многие говорят, подхватила мистрисс Проуди;— но правда, что она бeдняжка тут ни в чем не виновата; это могло случиться со всякою дeвушкой. Конечно, при большей заботливости, со стороны... вы меня извините, доктор Грантли...

— Я говорю о слухe распространившемся в Барчестерe, будто бы разстроилась свадьба моей дочери с лордом Домбелло, и...

— Да кажется, это уж всeм извeстно, сказала мистрисс Проуди.

— ...и я прошу вас мистрисс Проуди, продолжал архидиакон,— опровергнуть Этот слух.

— Опровергнуть Этот слух! Да вeдь он бeжал, он уeхал из Англии.

— Не в том дeло, что он уeхал, мистрисс Проуди: я хочу положить конец этим глупым сплетням.

— Так вам придется обойдти всe дома в Барчестерe, сказала она.

— Ничуть, сказал архидиакон.— Может-быть мнe слeдует объявить епископу, что я пришел сюда потому....

— Епископ ничего об этом не слыхал, сказала мистрисс Проуди.

— Ничего ровно, подхватил епископ,— надeюсь, что все обойдется благополучно.

— ...потому что вы сами об этом так открыто заговорили с мистрисс Эребин, вчера утром.

— Открыто заговорила! Да, доктор Грантли, иныя вещи довольно трудно скрыть; рано или поздно онe выйдут наружу. И позвольте вам замeтить, что вы таким образом не заставите лорда Домбелло жениться на вашей дочери.

Это было совершенно справедливо; он даже не мог заставить замолчать мистрисс Проуди. Архидиакон начинал догадываться, что он понапрасну предпринял свой поход.

— Во всяком случаe, сказал он,— я надeюсь, что теперь, узнав от меня, как неосновательны эти слухи, вы будете так добры, что не будете распространять их далeе. Кажется милорд, я не слишком многаго требую.

— Епископ ничего об этом не знает, опять сказала мистрисс Проуди.

— Ровно ничего, подтвердил епископ.

— И так как я принуждена вам объявить, что я вeрю этим слухам, продолжала мистрисс Проуди,— то я никакой не вижу возможности опровергать их. Я очень хорошо понимаю ваши чувства, доктор Грантли. Относительно мирских выгод, это конечно была партия неожиданная для вашей дочери. Для вас, разумeется, очень грустно, что она разстроилась; но я надeюсь, что это огорчение послужит ко благу мисс Гризельды и к вашему собственному. Эти мирския испытания посылаются нам Провидeнием как уроки, и мы должны принимать их с покорностию и смирением.

Дeло в том, что доктор Грантли очень дурно сдeлал, отправившись в дворец. Его жена могла бы еще как-нибудь справиться с мистрисс Проуди, но он совсeм не годился ей в противники. С тeх пор как она воцарилась в Барчестерe, он имел с нею двe-три схватки, и каждый раз оставался побeжденным. Его посeщения во дворец обыкновенно кончались тeм, что он уходил в самом неприятном расположении духа, не добившись ровно ничего; точно также было и в Этот раз. Он не мог заставить мистрисс Проуди, признаться, что всe эти сплетни ме имeют основания, и не был способен мстить ей колкими намеками на ея собственную дочь, как бы сдeлала его жена. Итак он откланялся и ушел, разбитый в пух.

Но всего ужаснeе было то, что на возвратном пути домой он не мог отдeлаться от опасения, что эти слухи на чем-нибудь да основаны. Что если лорд Домбелло отправился во Францию с намeрением написать оттуда, что ему невозможно жениться на мисс Грантли? Вeдь бывали же такие примeры! Кeм бы ни было написано благонамeренное предостережение из Литтльбата, доктор Грантли ясно видeл, что мистрисс Проуди вeрит в эти слухи,— может-быть вслeдствие желания, чтоб они оправдались, но во всяком случаe вeрит непритворно.

Жена не раздeляла его опасений и умeла несколько успокоить его; но в Этот же самый вечер архидиакон получил письмо, которое подтверждало всe подозрeния возбужденныя словами мистрисс Проуди, и даже у мистрисс Грантли пошатнуло довeрие в лорда Домбелло. Письмо было от знакомаго, не очень даже близкаго, с которым он никогда до сих пор не переписывался; в нем шла рeчь о предметах неважных, о которых не стоило бы писать, но в самом концe было сказано:

"Вы конечно знаете, что Домбелло уeхал в Париж; неизвeстно, когда он возвратится."

— Так это правда! сказал архидиакон, стукнув рукою по столу и поблeднeв как полотно.

— Быть не может! проговорила мистрисс Грантли, но она сама дрожала всeм тeлом.

— Если так, я насильно притащу его назад, я его опозорю перед дверьми отцовскаго дома!

Произнося эти угрозы, архидиакон смотрeл разъяренным отцом, но уж отнюдь не священником англиканской церкви. Мистрисс Проуди разбила его в пух; но с мущинами он умeл постоять за себя, и даже свирeпeе чeм может-быть подобало бы ему при его санe.

— если-бы лорд Домбелло имел в виду что-нибудь подобное, он бы конечно написал или попросил бы написать кого-нибудь из родных, сказала мистрисс Грантли.— если-б он желал освободиться от обeщания, то он, во всяком случаe, мог бы сдeлать это приличным образом.

Но чeм долeе они разсуждали об этом дeлe, тeм сериознeе казалось оно им, и наконец они рeшили, что архидиакон должен съездить в Лондон. Уже не оставалось сомнeния, что лорд Домбелло уeхал во Францию; но доктор Грантли надeялся через кого-нибудь из общих знакомых разузнать о его намeрениях, или покрайней мeрe о том, когда ожидают его назад. Если точно окажется, что есть причины к опасению, то он послeдует за ним во Францию, но не иначе как положительно убeдившись в его вeроломных видах. По уговору, лорд Домбелло должен был явиться в Пломстед около половины августа, чтобы тут же сочетаться законным браком с Гризельдой Грантли; но никто не имел права воспрещать ему съездить покуда в Париж. Конечно, весьма естественно было бы с его стороны сообщить невeстe о своих намeрениях,— большая часть женихов так бы и поступили на его мeстe,— но можно ли было сердиться на лорда Домбелло за то, что он не похож на других женихов? Вeдь он и в прочих отношениях сильно от них разнился; вопервых уже в том, что он был сын и наслeдник маркиза Гартльтопа. Какой-нибудь мистер Тиклер должен, разумeется, еженедeльно давать знать о своем мeстопребывании; но возможно ли требовать того же самаго от старшаго сына маркиза? Тeм не менeе, архидиакон счел за лучшее съездить в Лондон.

— Сусанна, сказал он женe перед самым отъездом (в эту минуту они оба были в довольно-грустном настроении),— я думаю, не мeшало бы отчасти предупредить Гризельду.

— Неужели ты думаешь, что это нужно? спросила мистрисс Грантли. Но даже и она не посмeла совершенно отрицать эту надобность.

— Да, не худо приготовить ее на всякий случай; конечно, не пугая ея черезчур.

— Меня это убьет, сказала мистрисс Грантли,— но я думаю, что она найдет силу вынести Этот удар.

На слeдующее утро, мистрисс Грантли с крайнею осторожностию принялась приготавливать дочь. Долго она не рeшалась высказать свою мысль, но наконец намекнула Гризельдe о возможности,— конечно, самой отдаленной возможности,— что планы их могут еще как-нибудь не состоятся.

— Вы думаете, мама, что свадьба будет отложена?

— Я этого не думаю, Боже упаси! я только говорю, что все может случиться. Конечно, мнe бы не слeдовало говорить тебe об этом, но я так увeрена в твоем благоразумии! отец твой уeхал в Лондон, и скоро обо всем напишет нам.

— В таком случаe, мама, не приостановить ли нам мeтку бeлья?

Глава XLVI

Белифов в Этот день угостили как слeдует и кушаньем, и пивом, в таких количествах, которыя (особливо при совершенном отсутствии служебнаго дeла) должны были вполнe осчастливить любых служителей исполнительной власти. На слeдующее утро они отправились восвояси, с разными учтивыми объяснениями и извинениями. "Им очень было жаль," говорили они, "обезпокоить почтеннаго джентльмена или почтенную леди, но что же было дeлать?" и т. д. Один взь них прибавил: "что дeлать? служба службой!" Я вовсе не намeрен прекословить этому справедливому замeчанию, но я посовeтовал бы всякому, при выборe службы, избeгать такой, которая бы требовала извинений на каждом шагу,— либо извинений, либо черезчур рeзкаго заявления права. Может-быть юные мои читатели отвeтят, что никто из них не имeет ни малeйшаго желания сдeлаться агентом шерифа; а нeт ли других званий, в которыя не худо бы вглядeться повнимательнeе с этой точки зрeния?

В Этот самый вечер, Марк получил записку от леди Лофтон, приглашавшую его зайдти к ней на слeдующее утро. Он отправился в Фремле-Корт тотчас послe завтрака. Легко себe представить, что он был не в самом приятном расположении духа, но он чувствовал истину замeчания Фанни, что в холодную воду гораздо лучше окунуться сразу. Он знал, что леди Лофтон не способна безпрестанно попрекать его, как бы холодно она его ни встрeтила сперва. Он всячески старался казаться спокойным, и войдя к ней в комнату, с обычною непринужденностью протянуть ей руку; но он сам чувствовал, что ему не удалось это. Да и то сказать, хороший человeк, которому случилось ошибиться или завлечься, не может без смущения вспомнить о своей ошибкe. Кто на это способен, тот уже не заслуживает названия хорошаго человeка.

— Какое неприятное вышло у вас дeло, сказала леди Лофтон послe первых привeтствий.

— Да, отвeчал он,— жаль бeдной Фанни.

— что ж дeлать! С кeм из нас не бывает подобных огорчений? Мы должны благодарить Бога, если с нами чего-нибудь хуже не случается. Фанни, конечно, жаловаться не станет.

— Она, жаловаться!

— Нeт, я знаю, что она на это не способна. Но теперь я вам вот что скажу, мистер Робартс: надeюсь, что ни вы, ни Лудовик никогда уж больше не станете связываться с разными плутами: я должна вам откровенно сказать, что бывший ваш приятель, мистер Соверби, ничего больше как плут.

Марк не мог не почувствовать той деликатности, с которою леди Лофтон связала его имя с именем сына. Это уничтожило всю горечь упрека, и дало Марку возможность без замeшательства говорить с ней об этом предметe. Но видя ея снисходительность и кротость, он еще строже стал осуждать себя.

— Я знаю, что я поступил безразсудно, сказал он,— и безразсудно, и непростительно во всех отношениях.

— Сказать вам по совeсти, я сама нахожу, что вы поступили довольно безразсудно, мистер Робартс, но больше ни в чем нельзя упрекнуть вас. Мнe казалось, лучше теперь откровенно объясниться об этом, чтобы вперед уже не было об этом помину.

— Да благословит вас Господь, леди Лофтон, сказал он:— немногим суждено счастие имeть такого друга как вы.

Во все время этого разговора она была как-то особенно тиха, почти печальна, и говорила без обычнаго оживления: ей в Этот день предстояло еще другое, более затруднительное объяснение. Но послeдния слова Марка несколько развеселили ее: такого рода похвала была всего приятнeе ея сердцу. Она гордилась тeм, что она вeрный и неизмeнный друг.

— В таком случаe вы должны исполнить мою дружескую просьбу и отобeдать у меня сегодня; и Фанни также, разумeется. Я никаких отговорок не принимаю, и считаю это дeлом рeшеным. Я имeю особыя причины желать видeть вас у себя сегодня, договорила она торопливо, усмотрeв на лицe священника нeчто похожее на отказ.

Бeдная леди Лофтон! ея враги,— вeдь и у нея были враги,— обыкновенно говорили, что приглашение к обeду было у ней единственным способом выражать свое благоволение. Но я осмeлюсь спросить этих недоброжелателей: чeм же Этот способ хуже всякаго другаго? При таких обстоятельствах, Марк не мог, конечно, ослушаться ея, и обeщался придти к обeду вмeстe с женой. Когда он ушел, леди Лофтон велeла подавать себe карету.

Между тeм как все это происходило в Фремлеe, Люси все еще оставалась в Гоггльстокe и ухаживала за мистрисс Кролей. Оказалось, что ей не зачeм было спeшить своим возвращением, потому что то же самое письмо, в котором Фанни увeдомляла ее о нашествии Филистимлян, извeщало ее также о том, как и кeм они были удалены.— "И потому, писала Фанни, тебe нeт надобности приeзжать по этому случаю. А все-таки приeзжай к нам как можно скорeе; у нас в домe грустно без тебя."

В то самое утро когда Люси получила это письмо, она сидeла по обыкновению у стараго кожанаго кресла, в которое недавно перевели мистрисс Кролей. Горячка прошла, и силы больной стали постепенно возвращаться, очень медленно однако, и сосeдний доктор не раз предупреждал ее, что малeйшая неосторожность может повести к возобновлению болeзни.

— Мнe право кажется, что завтра я буду на ногах, сказала она,— и тогда, милая Люси, я уже не стану задерживать вас у себя.

— Вам как будто хочется поскорeе избавиться от меня. Должно-быть мистер Кролей опять нажаловался на меня, по случаю сливок к чаю.

Мистер Кролей не давно пришел в негодование, замeтив, что чай ему подают со сливками, а не с молоком, и заключил из этого, что в его дом, тайком от него, привозят разную провизию. Но так как сливки подавались уже цeлую недeлю, то Люси не могла отсюда сдeлать выгодное заключение об его проницательности.

— Ах, вы не знаете, как он заочно говорит об вас!

— Что же он обо мнe говорит? Я увeрена, что вы не рeшитесь пересказать мнe все, что он обо мнe говорит.

— Нeт, не рeшусь, потому что от него такия рeчи могут показаться вам смeшными. Он говорит, что если-б он вздумал писать поэму о назначении женщины, он бы избрал вас героиней.

— С молочником в руках, или за пришивкою пуговицы к воротничку его рубашки. Но знаете, душа моя, он до сих пор не может простить мнe телячий бульйон. Он тогда очень ясно дал мнe почувствовать, что я лгунья. И точно, я в этом случаe не посовeстилась солгать.

— Он мнe сказал, что вы ангел.

— Боже милостивый!

— Да, ангел милосердия! И он прав; я рада своей болeзни, потому что через нее я сблизилась с вами.

— Да мы могли бы сблизиться с вами и без горячка.

— Нeт, не думаю. С тeх пор как я замужем, я не с кeм не сближалась, пока моя болeзн не привела вас сюда. без этого, мы бы никак не сблизились. Куда мнe знакомиться и сближаться!

— Но теперь, мистрисс Кролей, вы приeдете к нам в Фремлей, как только оправитесь? Вспомните, что вы мнe это обeщали.

— Вы меня заставили обeщать в такую минуту, когда я была так слаба, что не могла отказаться.

— И я заставлю вас сдержать слово. Милости просим и его, если ему угодно,— но вы во всяком случаe должны приeхать. Я и слышать ничего не хочу про старыя платья. Старыя платья точно также можно носить в Фремлеe как и в Гоггльстокe.

из всего этого можно заключить, что мистрисс Кролей и Люси очень сблизились в эти четыре недeли, как не могут не сблизиться двe женщины, прожившия с глазу на глаз столько времени, особливо когда одна из них больна, а другая за нею ухаживает.

Разговор их был прерван стуком колес. Дом стоял не на большой дорогe, так что проeзжающих бывало здeсь очень не много.

— Я увeрена, что это Фанни, сказала Люси, вставая с мeста.

Кажется, это не кабриолет, а карета парой, сказала мистрисс Кролей, руководствуясь утонченным слухом, свойственным болeзни.

— Да, карета, сказала Люси, подойдя к окну,— и она остановилась. Должно-быть, кто-нибудь из Фремле-Корта, я узнаю лакея.

И она невольно вспыхнула. "Уж не сам ли лорд Лофтон," подумала она, забывая в эту минуту, что лорд Лофтон не имел привычки разъезжать в тяжелой каретe с великаном лакеем. Несмотря на всю свою короткость с мистрисс Кролей, она ни слова не сказала ей о своих сердечных дeлах.

Карета остановилась и лакей сошел с козел, но изнутри никто не отдавал ему никаких приказаний.

— Он вeрно привез что-нибудь из Фремлея, сказала Люси, помышляя о сливках и подобных предметах, которыя, во время ея пребывания здeсь, не раз присылались из Фремле-Корта.— А каретe должно-быть приходилось кстати eхать в эту сторону.

Но вскорe загадка отчасти разъяснилась, хотя с другой стороны стала еще таинственнeе. Краснорукая дeвочка (та самая, которую мать сперва увела, испугавшись заразы, но которая теперь опять вступила в должность) вбeжала в комнату, совершенно перепуганная, и объявила, что мисс Робартс просят тотчас же выйдти к дамe сидящей в каретe.

— Вeроятно, это леди Лофтон, сказала мистрис Кролей.

Сердце у Люси так сильно дрогнуло, что она не в состоянии была выговорить слово. Зачeм леди Лофтон приeхала сюда в Гоггльсток? Зачeм она требует ее, Люси, к себe в карету? Не все ли уже кончено между ними? А теперь... Люси никак не могла сообразить, к чему должно было повести такое свидание. Впрочем, ей некогда было и соображать; в своем смущении, она дорого дала бы, чтобы как-нибудь отдалить страшную минуту; но краснорукая дeвочка никак не хотeла этого дозволить.

— Вас просят придти тотчас же, повторила она настойчиво.

Люси, не сказав ни слова, встала и вышла из комнаты. Она спустилась по лeстницe, прошла по узенькому корридору и по садовой тропинкe, твердым, ровным шагом, но в каком-то полуснe, почти сама не зная куда и зачeм она идет. Все ея хладнокровие, все ея самообладание исчезло вдруг. Она чувствовала, что не сможет говорить так как бы хотeла, она увeрена была наперед, что ей придется раскаиваться в своих словах и поступках, и не могла преодолeть свое смущение. Зачeм леди Лофтон потребовала ее к. себe? Она подощла к каретe; высокий лакей стоял у открытой дверцы; она ступила на подножку и сeла рядом с леди Лофтон, не понимая, не сознавая как она попала сюда.

Правду сказать, леди Лофтон находилась также в большом затруднении. Но обязанность начать разговор, очёвидно, лежала на ней, и потому, взяв Люси за руку, она сказала:

— Мисс Робартс, мой сын приeхал. Не знаю, извeстно ли вам это.

Она говорила тихим, кротким голосом, не совсeм похожим на ея обычный тон; но Люси была так смущена, что не могла этого замeтить.

— Нeт, я этого не знала, отвeчала она.

Фанни однако сообщила ей в своем письмe о возвращении лорда Лофтона, но в эту минуту все вылетeло из головы Люси.

— Да, он приeхал. Вы знаете, он был в Норвегии, на рыбной ловлe.

— Да, проговорила Люси.

— Вы вeрно еще помните, наш разговор в Фремлеe, в моей комнаткe на верху?

Бeдная Люси сказала, что помнить, дрожа всeм тeлом я терзаясь мыслью, что леди Лофтон не может этого не замeтить. Отчего тогда она нашла в себe такую смeлость, а теперь так страшно оробeла?

— Так видите ли, душа моя, все что я говорила вам тогда, говорила я с добрым намeрением. Вы, во всяком случаe, не станете осуждать меня за то, что я люблю своего сына больше всего на свeтe.

— О, нeт! отвeчала Люси.

— Он превосходный сын, превосходный человeк и непремeнно будет превосходным мужем.

Люси замeтила, или лучше сказать, почти инстинктивно догадалась, что леди Лофтон говорила сквозь слезы. У нея самой потемнeло в глазах; она не могла шевельнуться, не-могла выговорить слова.

— Люси, я приeхала просить вас стать его женою.

Она была увeрена, что точно слышала эти слова. Они ясно раздались в ея ушах, ясно отразились в ея умe, а между тeм она не в силах была ни отвeчать, ни шевельнуться, ни подать какого-либо знака, что она поняла их. Ей казалось, будто с ея стороны не великодушно будет воспользоваться таким самоотверженным предложением. В эту минуту, она не могла еще думать о своем счастьи, ни даже о счастьи его; так поразила ее громадность уступки со стороны леди Лофтон. Когда она поставила леди Лофтон судьею своей участи, она в душe уже пожертвовала своею любовью. Она не хотeла сдeлаться невeсткой леди Лофтон против ея желания, и потому отказалась от всякой борьбы, пожертвовав собою и любимым человeком. Она твердо рeшилась не измeнять своему слову, но никогда не позволяла себe надeяться, чтобы леди Лофтон сама пошла на тe условия, которыя она ей предписала. И однако, она ясно разслыхала слова: "я приeхала просить вас, стать его женою."

Не могу с точностию сказать, сколько времени просидeла она молча; вeроятно прошло всего несколько минут, но им обeим онe страшно продлились. Леди Лофтон, начав разговор с Люси, взяла ея руку, и все держала ее, стараясь заглянуть ей в лицо, но Люси не оборачивалась к ней. Да к тому же и глаза леди Лофтон в эту минуту были помрачены слезами. Она напрасно ждала отвeта, и наконец заговорила опять:

— Должна ли я eхать назад, Люси, и сказать ему, что есть какое нибудь другое препятствие, совершенно не зависящее от строгой старушки-матери,— другое препятствие может-быть не так легко преодолимое.

— Нeт, проговорила Люси с усилием; но больше ничего не была она в состоянии прибавить.

— Таг что же мнe сказать ему? Просто да?

— Просто да, повторила Люси.

— А для строгой старушки-матери, которая так дорожила сыном, что не вдруг рeшилась с ним разстаться, неужели для нея ни слова не найдется?

— О, леди Лофтон!

— Неужели не простят ей, не приласкают ее? Неужели всегда будут смотрeть на нее как на строгую, причудливую, сварливую старуху?

Люси медленно повернула голову и посмотрeла в лицо своей собесeдницe. Она еще была не в силах выразить словами свою нeжность, но взгляд ея был достаточно краснорeчив.

— Люси, милая Люси, вы понимаете, как дорога вы теперь для меня!

И онe упали друг к другу в объятия и покрыли друг друга поцeлуями.

Леди Лофтон приказала кучеру проeхать взад и вперед по дорогe, чтобы тeм временем докончить свое объяснение с Люси. Сперва она хотeла тотчас же увезти ее в Фремлей, обeщая завтра же отвезти ее назад к мистрисс Кролей — "на время, покуда мы устроим это иначе," прибавила она, думая о том, чтобы свою будущую невeстку поскорeе замeнить настоящею сидeлкой. Но Люси не хотeла eхать в Фремлей ни в Этот вечер, ни даже на слeдующее утро. Она была бы рада, если-бы Фанни теперь приeхала к ней; тогда бы онe сговорились с ней насчет возвращения домой.

— Но послушайте, Люси, душа моя, что же мнe сказать Лудовику? Может-быть, вам было бы неловко, если-б он приeхал сюда?

— О, конечно, леди Лофтон! Пожалуста, скажите ему, чтоб он не приeзжал.

— И только? больше ничего?

— Скажите ему... скажите ему... Да нeт! он сам не ожидает, чтоб я поручила передать ему что-нибудь. Но только мнe бы хотeлось хоть день отдохнуть и успокоиться, леди Лофтон.

— Хорошо, душа моя, мы дадим вам успокоиться, и будем ждать вас не раньше как послe завтра. Но уже долeе вы не томите нас отсутствием. Вам теперь слeдует быть дома. Ему было бы слишком грустно жить так близко от вас, и но имeть возможности глядeть на вас. Да и не ему одному... Есть еще кто-то, кому бы хотeлось быть поближе к вам... Я буду очень несчастна, Люси, если ни меня не полюбите хоть немного.

Люси уже достаточно оправилась, чтоб отвeчать ей самими нeжными увeрениями.

Ее высадили у двери дома, и леди Лофтон поeхала назад в Фремле-Корт. Любопытно знать, догадывался ли лакей, который отпер дверцу, для мисс Робартс, что он прислуживает своей будущей госпожe? Очень вeроятно, что он имел нeкоторыя подозрeния, потому что поддерживал ее с особенною почтительностию.

У Люси голова шла кругом, когда она взбeжала наверх; она рeшительно не знала что ей дeлать, что говорить. Ей бы собственно слeдовало тотчас же отправиться к мистрисс Кролей, а между тeм ей так хотeлось побыть одной!

Она чувствовала себя не в силах ни скрыть своих мыслей, ни высказать их сколько-нибудь связно; да ей и не хотeлось ни с кeм говорить о своем счастьи, так как Фанни Робартс не было тут. Однако она отправилась в комнату мистрисс Кролей, и проговорила как-то торопливо, что очень сожалeет, что так долго оставляла ее одну.

— Точно это приeзжала леди Лофтон?

— Да, леди Лофтон.

— Я не знала, Люси, что вы так близки с нею.

— Ей нужно было переговорить со мной, возразила Люси, уклоняясь от вопроса и избeгая взгляда мистрисс Кролей. Потом она сeла на свое обычное мeсто.

— Надeюсь, что ничего не было неприятнаго...

— Нeт, нeт, ничего такого, увeряю вас. Милая мистрисс Кролей, я вам все разкажу, как-нибудь, в другой раз, но теперь, ради Бога, не распрашивайте меня.

Она встала и выбeжала из комнаты; ей необходимо было уединиться хоть на несколько минут. Запершись у себя, в прежней дeтской, она всячески старалась превозмочь свое волнение, но не совсeм успeшно. Она взяла перо и бумагу, намeреваясь — так по крайней мeрe она говорила себe — написать к Фанни, хотя она наперед знала, что разорвет это письмо как только оно будет окончено; но она не в силах была начертить ни одного слова. Рука у нея дрожала, в глазах было темно, мысли путались.

Она могла только сидeть у своего стола и думать, и удивляться, и надeяться, от времени до времени утирая слезы и спрашивая себя: почему ея настоящее настроение так для ней мучительно? В продолжении послeдних трех, четырех мeсяцев она нисколько не боялась лорда Лофтона, всегда держалась с ним на равной высотe, даже в послeднем разговорe с ним в гостиной викарства,— она не могла этого не сознавать — вся выгода была на ея сторонe. Но теперь она с каким-то неопредeленным страхом ждала минуты свидания.

Потом ей вспомнился извeстный вечер, проведенный ею когда-то в Фремле-Кортe,— и она с нeкоторым удовольствием остановилась на этом воспоминании. Там была тогда Гризельда Грантли; оба семейства условились содeйствовать сближению между ею и лордом Лофтоном. Люси все это видeла и угадывала, не отдавая себe в том отчета, и ей стало очень грустно. Она удалилась от всех, чувствуя и робость, и неловкость, сознавая превосходство других над собою, но между тeм утeшая себя мыслию, что за нею остается своего рода превосходство. И вот он облокотился на ея кресло, шепнул ей несколько радушных, ласковых слов, и она рeшилась быть ему другом, даже если Гризельда Грантли станет его женой. Вскорe оказалось, как мало можно было полагаться на такого рода рeшения. Она почувствовала, куда повела ее эта дружба, и рeшилась с твердостью понести заслуженное наказание... Но теперь...

Она просидeла так около часа, и готова была бы просидeть цeлый день. Но так как это было невозможно, то она встала, умыла себe лицо и глаза, и вернулась в комнату мистрисс Кролей. Тут она застала и мистера Кролея, к великой своей радости, потому что, она знала, в его присутствии не будет никаких разспросов.

Он был постоянно ласков и привeтлив с нею, даже оказывал ей особую почтительность; только в одном случаe счел он своим долгом уличить ее в неправдe,— по поводу провизии. Но он с нею не сблизился как мистрисс Кролей, и Люси на Этот раз была тому рада: она была еще не в силах говорить о леди Лофтон.

Вечером, когда они опять собрались, Люси, будто мимоходом, замeтила, что ожидает завтра Фанни.

— Нам будет очень грустно разстаться с вами, мисс Робартс, сказал мистер Кролей:— но мы конечно не рeшимся долeе удерживать вас. Мистрисс Кролей теперь почти совсeм оправилась, благодаря вашим попечениям. Что бы с нею сталось без вас, я и представить себe не могу.

— Я еще не говорила, что уeду, сказала Люси.

— Но вы должны eхать, сказала мистрисс Кролей.— Да, душа моя, я сама понимаю, что вам пора домой, и не хочу, чтобы вы оставались у нас долeе. Бeдныя мои дeточки, наконец-таки я увижу их. Как мнe отблагодарить мистрисс Робартс за все, что она для них сдeлала?

Рeшено было, что Люси на другой день отправится в Фремлей, если Фанни за нею приeдет. А эту ночь Люси непремeнно хотeла просидeть у изголовья своей новой приятельницы. Она повeрила мистрисс Кролей перемeну, которая готовилась в ея судьбe. Самой Люси вовсе не казалось странным ея новое положение; но мистрисс Кролей не могла привыкнуть к мысли, что за нею, бeдною женой бeднаго сельскаго священника, ухаживала будущая леди Лофтон, подавая ей пить и ежеминутно оправляя ея постель. Она так была поражена этим, что невольно приняла более церемонный тон. Люси тотчас же это замeтила.

— Между нами ничего не измeнится, не правда ли? сказала она поспeшно.— Обeщайте мнe, что вы будете со мною попрежнему.

Но, разумeется, гораздо легче было дать такое обeщание нежели потом сдержать его.

Рано поутру, так рано, что Люси разбудили в первом снe, пришло письмо от Фанни, написанное ею тотчас по возвращении с обeда у леди Лофтон.

Письмо начиналось так:

"Милый, безцeнный дружок!

"Как мнe поздравить тебя, как пожелать тебe счастия? Обнимаю тебя тысячу раз и радуюсь за тебя и за всех нас. Главная цeль моего письма — предупредить тебя, что я за тобой прииду завтра, часов в двeнадцать, и ты должна будешь eхать со мною в Фремлей. А не то, тебя непремeнно увезет кто-нибудь другой, не такой надежный человeк, как я."

Хотя и сказано, что в этом состоит главный предмет письма, однако послe того было еще несколько мелко-исписанных листов: мистрисс Робартс просидeла за ними далеко за полночь.

"Я о нем говорить не стану, писала она, наполнив двe-три страницы его именем, но хочу разказать тебe, как великолeпно поступила она. Вeдь ты должна же сознаться, что она милeйшая женщина, не правда ли?"

Люси уже несколько раз сознавалась в этом послe вчерашняго разговора; она даже увeрила себя, и в послeдствии постоянно увeряла, что никогда в этом не сомнeвалась.

"Она удивила нас, объявив нам, когда мы вошли к ней в гостиную, что eздила к тебe к Гоггльсток. Лорд Лофтон конечно не утерпeл, и тотчас же открыл нам всю тайну. Не могу тебe передать в точности его слова, но ты повeришь, что он говорил как нельзя лучше. Он взял мою руку и сжимал ее раз десять; я даже думала, что он меня расцeлует, но он этого не сдeлал, так что тебe нeт повода к ревности. А она была так мила с Марком, и с таким уважением отзывалась о вашем отцe! Но лорд Лофтон очень журил ее, за то что она тотчас же не привезла тебя с собою. Он называл это сентиментальностью. Однако видно было, как он благодарен ей в душe; она сама это чувствовала, и была необыкновенно счастлива и весела. Она с него глаз не могла свести, и точно, никогда еще он не был так хорош.

"А потом, пока лорд Лофтон и Марк сидeли в столовой (они там оставались ужасно долго), она непремeнно хотeла поводить меня по всему дому, чтобы показать мнe твои комнаты, объясняя, что ты тут будешь полною хозяйкой. Она все устроила как нельзя лучше; видно, что она об этом думала цeлые годы. Пуще всего она боится теперь, чтобы вы с ним не переселились в Лофтон. Но если в тебe есть капля благодарности к ней или капля привязанности ко мнe, ты этого не допустишь. Я ее несколько утeшила, сказав, что теперь в Лофтонском замке и камня на камнe не осталось; так по крайней мeрe я слышала со всех сторон. Кромe того, говорят, там и мeстность самая неприятная. Она наконец объявила, со слезами на глазах, что если только вы согласитесь жить с нею в Фремлеe, она готова ни во что не вмeшиваться. Мнe кажется, что нeт и не было на свeтe такой женщины, как она."

Письмо еще не оканчивалось тут; но мы не будем приводить остальной его части, так как в ней было мало занимательнаго или любопытнаго для читателей. Ровно в назначенный час, подкатил к калиткe кабриолет, в котором сидeла Фанни с Грес Кролей. Грес привезли для того, чтоб она сколько-нибудь помогала матери. При встрeчe не было никаких откровенных объяснений или даже излияний дружбы, так как тут присутствовал мистер Кролей, желавший лично проститься с своею гостьей; ему еще не сказывали, какая судьба ожидает ее. Онe могли только нeжно обнять друг друга и молча поцeловаться, чему Люси была отчасти рада. Даже с своею сестрой она не знала как заговорить об этом предметe.

— Да благословит вас Всевышний, мисс Робартс, сказал мистер Кролей, подавая ей руку, чтобы довести ее до кабриолета.— Вы внесли в мое бeдное жилище луч свeта, в тяжкую минуту болeзни, и Господь наградит вас. Вы поступили как добродeтельный Самарянин, изливая елей на язвы болящаго. Вы возвратили жиэнь матери моих детей; мнe же вы принесли свeт, и утeшение, и доброе слово, и душа моя возрадовалась во мнe. Все это проистекало из истинной, христианской любви, которая не превозносится и не кичится. Вeра и надежда — великия добродeтели; но превыше всех любовь.

И произнеся это, он, вмeсто того чтобы довести ее до экипажа, вдруг отвернулся и отошел прочь.

Нeт особенной надобности разказывать, как вел себя знакомец наш пони на возвратном пути, и как вели себя обe дамы в кабриолетe, и какия между ними были разговоры.

Глава XLVII

Но, несмотря на всe эти радостныя события, мы не должны, увы! прейдти молчанием, что грозная Немезида всегда почти настигает виновнаго, хотя она и хромает на одну ногу, и хотя виновному и кажется иногда, что вот-вот удалось ему уйдти от нея. В этом случаe, виновный был никто иной как наш несчастный друг Марк Робартс; он согрeшил тeм, что связался с дурными людьми, гостил в Гадером-Касслe, разъезжал на охоту на бойких лошадях, и не умeл остеречься от когтей Тозеров; а орудие, употребленное Немезидой, был мистер Том Тауэрс в Юпитерe. Извeстно, что в наше время богиня не могла бы найдти для себя бича более грознаго.

Но, вопервых, я должен упомянуть о маленьком разговорe между леди Лофтон и Марком Робартсом. Мистер Робартс счел за нужное сказать ей еще несколько слов о своих денежных дeлах. Он не мог не сознавать, говорил он, что получил мeсто члена в капитулe через посредство мистера Соверби, и, послe всего что произошло между ними, ему казалось невозможным удерживать за собою это мeсто; совeсть его не будет покойна, пока он не откажется от него. Он знал, что вслeдствие этого он не так скоро будет в состоянии разчитаться с лордом Лофтоном, но изявлял надежду, что Лофтон простит ему и даже одобрит его в этом случаe.

Сперва леди Лофтон не совсeм соглашалась с ним. Так как лорд Лофтон вступил в брак с сестрою священника, то не худо, чтоб Этот священник был в нeкоторой степени сановником церкви; не худо также, чтобы человeк, так близко связанный с ея сыном, был вполнe обезпечен в денежном отношении. Притом можно было предвидeть в будущем и новыя повышения для зятя пера, а извeстно, что человeка, который уже поднялся на несколько ступенек общественной лeстницы, поднимать легче. Однако, когда ей объяснили все подробнeе, и она поближе вникла в дeло, то она сама нашла, что лучше отказаться от этого мeста.

И счастие для них обоих, счастие для всех в Фремлеe, что рeшение это было принято прежде чeм опустился бич Немезиды. Немезида, конечно, объявила, что ея удары принудили Марка подать в отставку; но напрасно она этим похвалялась: всему барчестерскому духовенству было извeстно, что Марк рeшился отказаться от своего мeста еще прежде чeм Том Тауэрс замахнулся своим смертоносным бичом. Но вот каким образом он замахнулся:

"В настоящее время," гласила статья в, "англиканской церкви довольно трудно удерживать за собою первенство над другими религиозными сектами в этой странe, хотя она и видит в этом первенствe свое неотъемлемое право. И, если до сих пор удерживается это господство, то этим может-быть она обязана не столько внутренним своим достоинствам, сколько почти безсознательному чувству давнишней преданности и привычки. Если же, однако, патроны и представители этой церкви станут попирать ногами всe правила приличия, то мы смeло можем предсказывать, что это рыцарское чувство преданности не долго продержится. От времени до времени мы видим примeры такой непростительной неосторожности, что можем только дивиться безразсудству тeх, которые считаются за ревностных приверженцев учрежденной церкви.

"Одно из самых почетных и покойных положений, до каких может возвыситься священник, есть мeсто бенефициянта или члена капитула при каком-нибудь соборe. С нeкоторыми из этих мeст, как извeстно всeм, не сопряжено никакого содержания, но за то нeкоторыя очень выгодны во всех отношениях. С ними соединяются прекрасные дома обладающие разными хозяйственными удобствами, и доходы, которые могли бы осчастливить не одного измученнаго труженика из низших рядов духовенства. Дух реформы коснулся и этих мeст: он соединил с ними нeкоторыя обязанности, а у иных отнял излишек выгод. Но, говоря вообще, реформа не сильно налегала на эти мeста, так как всe видeли в них почетныя убeжища для заслуженных людей, изнуренных трудами. Конечно, в недавнее время возник обычай ставить на епископския каѳедры молодых людей, на том основании, вeроятно, что от людей молодых можно ожидать более усиленной дeятельности; но мы никогда не слыхали, чтоб было желательно и полезно давать синекуры молодым людям. Священник, удостоенный такого рода мeста, по нашему мнeнию должен быть человeк заслуживший право на отдых и покой долгими трудами, и прежде всего человeк, котораго жизнь до тeх пор была, а слeдовательно, по всeм вeроятиям и впредь будет, украшением и честью собора, который принял его в свои нeдра.

"Недавно до нас дошло свeдeние, что одна из богатых бенефиций, принадлежащих барчестерскому собору, досталась его преподобию Марку Робартсу, викарию сосeдняго прихода, так чтоб он занимал оба мeста разом. Мы не мало удивились, узнав, вскорe потом, что этому счастливцу всего каких-нибудь двадцать шесть лeт. Нам хотeлось вeрить однако, что его ученость, его благочестие, строгость его жизни, давали ему право на такого рода отличие, и потому мы не сказали тогда ни слова. Теперь же стало очевидно, но для нас одних, но и для всех на свeтe, что мистер Робартс не может похвалиться ни благочестием, ни строгостью правил; а судя по кругу его знакомства и обычному образу жизни, мы имeем сильныя причины сомнeваться в его учености. В настоящую минуту, или по крайней мeрe за несколько дней пред сим, в домe его в Фремлеe была экзекуция по иску каких-то лондонских ростовщиков, и вeроятно, то же самое происходило бы и в другом его домe, в Барчестерe, если-бы только он водворился там."

За этим слeдовало несколько энергических и, без сомнeния, весьма полезных совeтов тeм из членов англиканскаго духовенства, на которых вообще возлагается отвeтственность за поступки их собратьев; и статья заключалась слeдующими словами:

"Многия из этих бенефиций находятся в распоряжении мeстных капитулов и деканов, и в таком случаe декан и капитул обязаны заботиться о назначении достойных лиц. Иныя же из них перешли в руки казны, и тогда такая же отвeтственность лежит на правительствe. Нам извeстно, что мистер Робартс был назначен членом барчестерскаго капитула, по распоряжению бывшаго перваго министра, и нам кажется, что такое распоряжение, заслуживает строжайшаго порицания. Может-быть в подобных случаях трудно бывает собрать всe надлежащия свeдeния.... Но вся наша правительственная система основана на принципe передающейся отвeтственности. Поговорка: quod facit per alium, facit per se, прямо относится к нашим министрам. Человeк добивающийся высокаго положения среди нас, должен наперед освоиться со всеми опасностями этого положения. Нам стало извeстно, из достовeрных источников, что в этом частном случаe первенствующий министр руководствовался рекомендацией вновь-поступившаго члена кабинета, о назначении котораго мы уже когда-то говорили, как о непростительной ошибкe. Хотя Этот джентльмен и не занимал влиятельной должности, но зло такого рода, о каком идет здeсь рeчь, именно и проистекает от возвышения неспособных и недостойных людей на видныя мeста, хотя бы с этими мeстами и не соединялось обширнаго поля дeятельности.

"Если мистер Робартс позволит нам предложить ему безкорыстный совeт, и если он захочет послeдовать ему, то пусть, не теряя времени, возвратит он свою бенефицию в распоряжение правительства!"

Замeчу мимоходом, что когда бeдный Гарольд Смит прочел эти строки, он с мучительным негодованием воскликнул, что это дeло его ненавистнаго противника, мистера Саппельгауса. Он утверждал, что узнает перо, но я полагаю, что тут его ослeпила личная вражда. Я имeю причины, думать, что нeкто поважнeе мистера Саппельгауса взял на себя труд показнить нашего несчастнаго викария, что это одним словом был сам Том Тауерс.

Это был страшный удар для обитателей Фремлея. Сперва показалось им, что они разбиты в дребезги. Бeдной Фанни, когда она прочла эту статью, почудилось, что пришло свeтопреставление. Пытались было скрыть от нея листок, но такого рода попытки никогда не удаются. Статья была перепечатана во всех благонамeренных мeстных газетах, и Фанни вскорe замeтила, что от нея скрывают что-то. Наконец муж показал ей грозную статью, и в продолжении нeскольких часов бeдная мистрисс Робартс была совершенно уничтожена; в продолжении нeскольких дней, она боялась показываться сосeдям; в продолжении нeскольких недeль, она была очень грустна.

Но потом, все как будто бы вошло в обычную колею; солнце так же привeтливо сияло на них, как будто бы и не было роковой статьи; и не только солнце небесное (которое вообще мало обращает внимания на всe языческия грозы), но и нравственная их атмосфера попрежнему была согрeта теплом радушия и сочувствия. Сосeдние священники не отворачивались от Марка, жены их не перестали eздить к мистрисс Робартс. В барчестерских магазинах на нее не смотрeли как на женщину опозоренную; хотя, нужно сознаться, мистрисс Проуди едва-едва кланялась ей.

Вообще говоря, статья только на мистрисс Проуди и произвела сильное и продолжительное впечатлeние. Она даже, в нeкотором отношении, имeла хорошее дeйствие,— она заставила леди Лофтон тотчас же самым рeшительным образом принять сторону своего священника; и таким образом всe прегрeшения Марка, благодаря этой статьe, еще скорeе изгладились из памяти обитателей Фремле-Корта.

В графствe же на все это дeло не могли обратить такого усиленнаго внимания, каким бы почтили его в другое более спокойное время. В настоящую минуту всe были заняты приготовлением к выборам, и хотя в восточном округe не предвидeлось никакого разногласия, за то в западном должна была произойдти ожесточенная борьба. Ожидание этой борьбы и сопряженныя с ней обстоятельства совершенно отодвинули в тeнь мистера Робартса и знаменитую статью. из Гадером-Кассля был издан указ, повелeвавший изгнать мистера Соверби из парламента, а в отвeт на него разсылалась из Чальдикотса грозно-насмeшливая записка, утверждавшая, что повелeния герцога никакого не будут имeть дeйствия.

В Англии есть два разряда лиц, которыя по основным законам нашей конституции, устранены от всякаго дeятельнаго участия в выборe членов парламента, именно: перы королевства и женщины; а между тeм, извeстно было по всему графству, что борьба по случаю выборов шла между пером и женщиной. Мисс Данстебл, наконец, успeла скупить у казны Чальдикотский Чез, в Барсетширe многие увeряли, что эти земли никак бы не достались ей, если-бы гиганты не восторжествовали над богами. Герцог был извeстный приверженец богов, а потому (так по крайней мeрe намекал мистер Фодергилл) ему и не продали казенных земель. Их продали мисс Данстебл, потому что она собиралась идти на открытую борьбу с герцогом в самом его родимом графствe. Мнe кажется, однако, что мистер Фодергил ошибался тут, и что Чальдикотский Чез, остался за мисс Данстебл потому только, что она предложила казнe цeну выше той, которую соглашался заплатить герцог.

Вскорe стало извeстно также, что мисс Данстебл скупила все чальдикотское помeстье, и что, поддерживая мистера Соверби на парламентских выборах, она только помогала своему съемщику.

Потом, распространилась вeсть, что сама мисс Данстебл наконец погибла, что она выходит замуж за доктора Торна из Грешамсбери, или за грешамсберискаго аптекаря, как называла его враждебная партия. Он цeлый вeк был не более как цирюльник, говорил доктор Филгрев, знаменитый барчестерский врач, и теперь женится на дочери такого же цирюльника. Впрочем, доктор Торн мало обращал внимания на такого рода рeчи.

Но все это послужило поводом к безконечному обмeну колкостей между мистером Фодергиллом и мистером Клозерстилем, агентом по выборам. Мистера Соверби прозвали "дамским прихвостникомъ", и стали распространять не слишком лестные разказы о его покровительницe, ея лeтах, наружности и манерах. Потом, важным тоном вопрошали западный округ графства (посредством объявлений, прибитых к стeнам заборам, сараям), прилично ли и дозволительно ли ему имeть представителем женщину? В отвeт на это, графству опять задавали вопрос: прилично ли и дозволительно ли ему имeть представителем герцога? Затeм вопрос принимал более личный оборот: желали узнать, не навлечет ли графство неизгладимый позор на себя, отдаваясь в распоряжение не только женщинe, но женщинe недавно торговавшей ливанскою мазью. Но немного было пользы от этого ловкаго намека: на него возразили объявлением, ясно доказывавшим несчастному графству, как постыдно было ему отдать себя в руки какому бы то ни было перу, особливо же перу самому безнравственному, какой когда-либо позорил собою скамьи верхней палаты.

Итак, схватка слeдовала за схваткой, и деньгам дано было свободное течение, к удовольствию вест-барсетширскаго населения. Герцог, конечно, не показывался. Он и вообще очень рeдко являлся среди толпы, особенно же в такого рода случаях; за то мистер Фодергилл поспeвал вездe. Мисс Данстебл также не скрывала своего свeтильника под спудом; но я должен объявить во всеуслышание, что ея враги совершенно несправедливо наклепали на нее, будто бы она сама говорила рeчь избирателям с балкона гостиницы в Кореи; правда, она приeзжала в Кореи, и карета ея останавливалась перед гостиницей, но ни здeсь, ни в другом каком мeстe, она не дeлала публичных демонстраций.

— Меня вeрно смeшали с мистрисс Проуди, сказала она, когда до нея дошли эти сплетни.

Но увы! у мисс Данстебл не доставало одного важнаго условия для успeха: сам мистер Соверби не умeл за себя постоять. Правда, он безпрекословно исполнял все, чего от него требовали; он обязался положительным уговором вступить в борьбу с герцогом; это входило в его условия с мисс Данстебл, и он не мог от них отказаться; но он не в силах был вести эту борьбу с надлежащею энергией. У него не доставало духу явиться на мeсто выборов и там прямо ополчиться против герцога. Давно уже мистер Фодергилл вызывал его на это, но он не рeшился принять его вызов.

"По поводу предстоящих выборов, говорил мистер Фодергилл в знаменитой рeчи, произнесенной им в Сильвербриджe, в гостиницe под вывeской Омниумскаго герба,— нам часто приходилось слышать о герцогe Омниумe, и об обидах, будто бы нанесенных им, одному из кандидатов. Имя герцога не сходит с языка всех господ и дам... поддерживающих притязания мистера Соверби. Но я не думаю, чтобы сам мистер Соверби много толковал о герцогe. Вряд ли он сам рeшится упомянуть его имя на выборах!"

И точно, мистер Соверби ни разу не упомянул о герцогe.

Плохое дeло сражаться, когда уже сломлена всякая внутренняя сила и бодрость, и в таком положении был теперь мистер Соверби. Правда, он вырвался из сeтей, которыми опутал его герцог, при помощи мистера Фодергилла; но он из одной неволи перешел в другую. Деньги дeло сериозное; когда онe ушли, их нельзя воротить разом, удачным ходом в игрe, или ловкою уверткой, как напримeр можно воротить политическую власть, репутацию, моду. Сто тысяч фунтов долгу всегда останутся тeми же стами тысячами, кому бы ни доводилось выплатить их. Такое обязательство нельзя вдруг уничтожить, развe только таким способом, к какому мистер Соверби хотeл было прибeгнуть с мисс Данстебл. Конечно, для него приятнeе было считаться ея должником чeм должником герцога: это давало ему возможность жить в своем старом родовом домe. Но грустна была эта жизнь послe всего, что было да ушло.

Мисс Данстебл осталась побeжденною на выборах. Она храбро сражалась до самаго конца, не щадя ни своих денег, ни денег своего противника; но сражалась безуспeшно. Многие приняли сторону мистера Соверби, желая низвергнуть авторитет герцога, но самому Соверби никто не мог сочувствовать, и наконец он лишился своего мeста в парламентe, которое занимал он в продолжении двадцати пяти лeт, лишился на вeки.

Бeдный мистер Соверби! Я не могу разстаться с ним без чувства горькаго сожалeния, зная, что в нем таились хорошие задатки, которые могли бы развиться при благоприятных обстоятельствах. Есть люди, даже самаго высокаго звания, которые как будто так и родились подлецами; но мистер Соверби, по моему мнeнию родился джентльменом. из него вышел не джентльмен. Он не мсполнил своего назначения, далеко уклонился от прямаго пути, в этом мы должны сознаться. джентльмен не воспользовался бы минутой дружеской довeрчивости, чтобы заставить приятеля почти нехотя подписать за него вексель; это поступок не честный. Такая черта и другия ей подобныя черезчур ясно обозначают его характер. Но тeм не менeе, я прошу читателя пожалeть о мистерe Соверби и пролить над ним слезу участия.

Он было пытался жить в чальдикотском домe, снимая окружныя земли в качествe фермера, но скоро бросил эту попытку. У него не было ни способностей, ни навыка к такому дeлу, и его теперешнее положение в графствe сдeлалось ему невыносимым. Он сам отказался от Чальдикотса и исчез как исчезают подобные люди, впрочем не совсeм лишенный денежных средств: при окончательных разчетах, нотариус мистрисс Торн,— если нам позволено будет назвать теперь этим именем мисс Данстебл,— обратил особое внимание на послeдний пункт.

Итак лорд Домбелло, кандидат рекомендованный герцогом, был выбран в представители графства, как и прежде был выбираем кандидат рекомендованный герцогом. До сих пор еще не показывалась Немезида. Но она, хромая, рано или поздно все-таки настигнет герцога, если он заслуживает кары. Впрочем, наше знакомство с его милостию было так поверхностно и не продолжительно, что мы не считаем нужным освeдомляться о его дальнeйшей судьбe.

Мы упомянем только об одной чертe, доказывающей с каким практическим смыслом у нас, в Англии, ведутся дeла. В началe этого разказа мы описали читателю дружеский и радушный прием, каким герцог Омниум почтил мисс Данстебл у себя в Гадером-Касслe. Послe того она сдeлалась его сосeдкой и завязала с ним борьбу, по всeм вeроятиям довольно докучную для герцога. Но тeм не менeе, при первом же великом сборищe в Гадером-Кассдe, мистрисс Торн находилась в числe гостей, и герцог никому не оказывал такой любезной предупредительности как своей богатой сосeдкe, бывшей мисс Данстебл.

Глава XLVII

Любезный, благосклонный, чувствительный читатель! У нас в этой послeдней главe осталось на руках четыре пары вздыхающих влюбленных, и я, как предводитель этого хора, не хочу долeе томить вас сомнeниями на счет благополучнаго соединения какой-либо четы в этой кадрили. Всe онe были осчастливлены, несмотря на маленький эпизод, недавно смутивший город Барчестер. Сообщая вам в кратких словах о их благополучии, я буду соблюдать хронологический порядок, то-есть начну с тeх, которые прежде предстали перед брачный алтарь.

Итак, в июлe мeсяцe, Оливия Проуди, старшая дочь епископа барчестерскаго, сочеталась браком с его преподобием Тобиасом Тиклером, священником * * * церкви, в Бетналь Гринe. Обряд бракосочетания был совершен самим отцом невeсты. О женихe мы не станем много распространяться; мы почти не успeли и познакомиться с ним. Сбираясь в Барчестер для свадьбы, он предложил было привезти с собою своих трех малых дeточек, но будущая теща, с благоразумною твердостию, не дала ему исполнить это намeрение. Мистер Тиклер был человeк не богатый, и до сих пор не приобрeл себe громкаго имени между своими собратьями; но время еще не ушло, ему всего сорок три года, и так как он теперь заслужил лестное внимание высших сановников церкви, то мог надeяться на повышение. Свадьба была очень парадная, и Оливия конечно вела себя с безукоризненным достоинством.

До самых этих пор еще не разъяснились сомнeния, возникшия в Барчестерe по поводу странной поeздки лорда Домбелло. Когда человeк, в его обстоятельствах, вдруг, ни с того ни с другаго, уeзжает в Париж, даже не увeдомив своей невeсты, то весьма понятно, что за него начинают опасаться. Мистрисс Проуди, с своей стороны, питала очень сильныя опасения, и высказала их даже на свадебном завтракe, даннон в честь Оливии.

— Да благословит вас Господь, мои милыя дeти, сказала она, вставая с своего мeста и обращаясь к мистеру Тиклеру и его женe,— когда я вижу ваше совершенное благополучие, на сколько можно назвать совершенным человeческое благополучие в этой юдоли слез, и когда я думаю о страшном бeдствии, постигшем наших сосeдей, я не могу не преклоняться перед Божиею благостию и милосердием: Господь дает, Господь и отнимает.

Она этим вeроятно хотeла сказать, что между тeм как Господь даровал мистера Тиклера ея Оливии, Он по своей неизреченной благости отнял лорда Домбелло у архидиаконовой Гризельды. Послe завтрака, счастливая чета сeла в карету мистрисс Проуди и доeхала с ней до ближайшей станции желeзной дороги; оттуда они отправились в Мальверн, и там провели медовый мeсяц.

Для мистрисс Проуди, без сомнeния, очень отрадна была вeсть, вскорe потом распространившаяся в Барчестерe, что лорд Домбелло возвратился из Парижа, и что свадьба его с мисс Грантли отнюдь не отложена. Она однако осталась при своем убeждении,— ложном ли или справедливом, кто разберет?— что молодой лорд имел намeрение спастись бeгством. "Архидиакон конечно выказал большую твердость в этом дeлe, говорила мистрисс Проуди но можно сомнeваться, послужит ли такой насильственный брак к истинному благу его дочери. Впрочем нам всeм к сожалeнию извeстно, что архидиакон только и хлопочет о мирских выгодах."

В этом случаe хлопоты архидиакона о мирских выгодах были увeнчаны полным успeхом. Он съездил в Лондон, и повидался с нeкоторыми знакомыми лорда Домбелло; он умeл повести дeло самым деликатным образом, не подавая ни малeйшаго повода заключать о своих сомнeниях в молодом лордe, и явил новое доказательство своего благоразумия и такта. Мистрисс Проуди увeряет, будто бы он сам съездил во Францию и застал лорда Домбелло в Парижe; об этом я покуда ничего не могу сказать утвердительнаго, знаю только, что архидиакон не такой человeк, чтобы дать себя в обиду, или позволить оскорбить свою дочь, пока остаются еще какия-либо средства предотвратить это оскорбление.

Как бы то ни было, лорд Домбелло явился в Пломстед 5-го августа, и как слeдует исполнил свое обeщание. Семейство Гартльтоп, убeдившись в неизбeжности этого брака, стало всячески добиваться, чтобы свадьбу отпраздновали в Гартльтоп-Приори, боясь, чтобы великолeпие свадебных празднеств не пострадало от скромной барчестерской обстановки; вообще говоря, Гартльтопцы не слишком-то гордились своею новою родней. Но мистрисс Грантли была в этом отношении неумолима. В самую послeднюю минуту пытались было уговорить невeсту пойдти наперекор матери и объявить, что она желает отпраздновать свадьбу в замке жениха,— но попытка эта не удалась. Гартльтопцы и понятия не имeли о грантлейском складe и нравe, а то бы им в голову не пришло сдeлать такое покушение. Итак свадьбу сыграли в Пломстедe. Обряд был совершен архидиаконом, без помощи других, хотя при церемонии присутствовали декан, мистер Гардинг, да еще два священника. Гризельда держала себя точно также безукоризненно как и Оливия Проуди; по совeсти сказать, ея скульптурная величавость, ея аристократическая прелесть превосходили всякое описание. Три — четыре слова, которыя потребовались от ней при совершении священнодeйствия, произнесла она с спокойным достоинством, без слез и без рыданий, которыя только замедлили бы обряд и смутили бы ея родных; в церковной книгe она записала свое имя; "Гризельда Грантли", без трепета и без сожалeния.

Миттрисс Грантли обняла и благословила ее у дверей, в ту самую минуту как она собиралась сeсть в свою дорожную карету, опираясь на руку отца, и Гризельда нагнулась к ней и шепнула ей несколько прощальных слов. "Мама, сказала она, я думаю Джен может уже приняться за муар антик к тому времени как мы, приeдем в Довер?" Мистрисс Грантли с улыбкой кивнула головой, и опять благословила дочь. Слез не было пролито, по крайней мeрe в эту минуту; ничто не помрачало этого блаженнаго дня. Но когда мать осталась одна в своей комнатe, она невольно припомнила послeдния слова Гризельды, и в ея душe проснулось смутное сознание, что дочери ея недостает чего-то, по чем сердце матери тоскливо вздыхало. Она когда-то с гордостью увeряла сестру, что вполнe довольна воспитанием Гризельды. Но теперь, наединe с собою, могла ли она утeшать себя этою мыслию? Дeло в том, что у мистрисс Грантли было сердце в груди и была вeра в сердцe. Правда, мир тяготeл на нее всею тяжестью богатства, соединеннаго с церковным саном, но он не сломил ее,— за то сломил ея дочь. Не даром же сказано, что грeхи отцов будут взысканы до третьяго и до четвертаго колeна!

Но это скорбное чувство, шевельнувшееся в душe мистрисс Грантли, вскорe было разсeяно супружеским благополучием самой Гризельды. В концe осени, молодые вернулись с своего путешествия, и всему гартльтопскому кругу стало очевидно, что лорд Домбелло очень доволен своею судьбой. Жена его вездe была замeчена. В Эмсe, в Баденe, в Ниццe, всe поклонялись красотe молодой виконтессы. ея изящные приемы и величавость обращения вполнe соотвeтствовали плeнительной наружности. Она никогда не снисходила до пустой болтовни, до суетнаго оживления; восхищаясь ею как женщиной, невозможно было забыть, что она супруга пера. Лорд Домбелло вскорe убeдился, что такая жена вездe сдeлает ему честь, и что в свeтском отношении ее нечему учить.

В течении зимы она успeла очаровать всех обитателей Гартльтоп-Приори. Герцог Омниум был там, и объявил маркизe, что Домбелло не мог сдeлать лучшаго выбора. "Я сама так думаю, отвeчала счастливая мать, она видит все, что ей слeдует видeть, а остальнаго для нея не существует."

В Лондонe всe превозносили ее до небес, и даже лорда Домбелло стали считать мудрецом. Он выбрал жену, которая все умeла устроить для него и ничeм его не безпокоила; на которую всe женщины смотрeли благосклонно, хотя всe мущины ею восхищались. Что же касается до размeна мыслей, до сердечных излияний, вeдь еще не совсeм рeшено, точно ли все это необходимо между мужем и женой? Много ли найдется людей, которые по совeсти могли бы сказать, что они сами испытали, или покрайней мeрe понимают такого рода наслаждения? Но всегда приятно имeть хозяйкой дома прелестную женщину, которая знает как одeться, знает как встать и сeсть, умeет грациозно скользнуть в карету и из кареты, никогда не пристыдит мужа своим невeжеством, никогда не разсердит своим кокетством, никогда не затмит его умом! Право, это великое счастье! Я с своей стороны думаю, что Гризельда Грантли родилась быть супругой пера.

— Итак, говорила про нея мисс Данстебл (она уже называлась тогда мистрисс Торн).— Итак, есть же нeкоторая доля правды в словах нашего новeйшаго философа: "Велика твоя сила, о молчание!"

Свадьба наших старых друзей доктора Торна и мисс Данстебл, была отпразднована не ранeе сентября. В этом случаe много было дeла юристам, и хотя невeста вовсе не жеманилась, а жених не оттягивал, никак нельзя было сыграть свадьбу ранeе. Свадьба происходила у Св. Георга на Гановер-Скверe, и не отличалась особым великолeпием. Лондон совершенно опустeл в это время года, и немногия лица, присутствие которых считалось необходимым при брачном обрядe, нарочно приeхали из деревни. Посажёным отцом невeсты был доктор Изимен, а роль дружек исполнили двe дeвицы, жившия у мисс Данстебл в качествe компаньйонок. Тут же присутствовали молодой Франк Грешам с женой и мистрисс Гарольд Смит, которая вовсе не намeрена была покинуть свою приятельницу в новом положении.

— Вмeсто мисс Данстебл, мы станем звать ее мистрисс Торн, говорила мистрисс Гарольд Смит,— и право, я думаю, что в этом только и будет вся разница.

Мистрисс Гарольд Смит, разумeется, другой разницы не видeла, но для самих заинтересованных лиц многое перемeнилось.

Доктор с женою уговорились между собою, что у нея по прежнему будет дом в Лондонe, в котором она может проводить столько мeсяцев, сколько ей угодно, и куда муж будет приeзжать к ней, когда ему вздумается; в деревнe же он будет хозяином. Предполагалось выстроить дом в чальдикотстком лeсу, а покуда они должны были жить в старом домe доктора в Грешамсбери; мистрисс Торн, несмотря на свои несмeтныя богатства, не пренебрегла этим скромным жилищем. Но послeдующия обстоятельства измeнили эти предположения. Оказалось, что мистер Соверби не мог или не хотeл жить в Чальдикотсe, а потому, на втором году послe свадьбы, они отдeлали для себя Чальдикотской дом. Они и теперь извeстны в околоткe под именем доктора и мистрисс Торн из Чальдикотса, в отличие от других Торнов из Уллаторна, в восточной части графства. Они пользуются всеобщим уважением, и живут в ладу и с герцогом Омниумом и с леди Лофтон.

— Грустно будет мнe видeть эти старыя, так знакомыя мнe аллеи! сказала мистрис Гарольд Смит, когда, в концe сезона, мистрисс Торн пригласила ее к себe в Чальдикотс. В знак волнения, она даже поднесла платок к глазам.

— Что же мнe дeлать, душа моя? отвeчала мистрисс Торн:— не могу же я вырубить их; доктор не позволит.

— О нeт! сказала мистрисс Гарольд Смит, вздохнув. Не несмотря на грустныя воспоминания, она приeхала погостить в Чальдикотс.

Лорда Лофтона судьба осчастливила в октябрe. Я не стану увeрять, что супружеское счастье похоже на тот плод с Мертваго Моря, который во рту обращается в горький пепел; такая насмeшка была бы крайне несправедлива. Но нельзя же не согласиться, что лучшия минуты любви уж улетeли, что лучший цвeт ея уже поблек, когда свершился обряд бракосочетания, когда, закрeпились законныя узы. Есть особый, неуловимый аромат любви, который исчезает, прежде чeм новобрачные успeют выйдти из церкви, исчезает вмeстe с дeвическим именем, и несовмeстен с почтенным званием супруги. Любить свою жену, быть любимым ею — обычный удeл мужа, даже строгая обязанность. Но имeть право любить молодую красоту, которая еще не принадлежит нам вполнe,— знать, что нас любит нeжное существо, которое скрывает свое чувство от глаз свeта, почти стыдится и пугается его,— какого счастья выше может ожидать человeк, послe того как пролетят эти чудныя минуты? Нeт, когда супруг возвращается от алтаря, он уже насладился самыми тонкими, самыми отборными лакомствами на жизненном пиру. В запасe для него остается пуддинг и ростбиф брачной жизни;— а может-быть только буттерброд.

Но прежде чeм заключим мы наш разказ, попросим читателя вернуться назад, к тeм блаженным дням, когда еще не подавался пуддинг и ростбиф, когда Люси все еще жила у брата, а лорд Лофтон пребывал в Фремле-Кортe. Он пришел к ней в одно утро,— как хаживал частенько в послeднее время,— и послe нeскольких минут разговора мистрисс Робартс вышла из комнаты,— что также бывало частенько в это время. Люси сидeла за работой, и продолжала вышивать, а лорд Лофтон несколько минут смотрeл на нее молча. Потом он вскочил, и став перед нею, вдруг сказал:

— Люси!

— Ну, что такое? Вы как будто собираетесь в чем-то обвинить меня?

— Это правда; я имeю против вас страшное обвинение. Когда я спрашивал вас здeсь, в этой комнатe, на этом самом мeстe, можете ли вы когда-нибудь полюбить меня, почему вы сказали мнe, что это невозможно?

Вмeсто отвeта, Люси сперва посмотрeла на ковер, чтобы удостовeриться, такая ли у него хорошая память, как у нея. Да, он стоял именно на том же мeстe, как тогда; не было в цeлом мирe мeстечка, которое было бы ей так памятно.

— Вы это помните, Люси? сказал он опять.

— Да, помню, отвeчала она.

— Почему же вы сказали, что это невозможно?

— Развe я сказала: невозможно?

Она очень хорошо знала, что сказала. Она помнила, как тотчас же послe его ухода, она убeжала к себe в комнату и стала упрекать себя за неискренность. Она тогда солгала ему,— и вот теперь какое наказание постигло ее!

— Так значит было возможно, продолжала она.

— Но зачeм же вы сказали это, когда знали, что это слово дeлало меня несчастным?

— Несчастным? Полноте! Вы были тогда очень веселы. Никогда еще не видала я вас таким довольным.

— Люси!

— Вы и поступили честно, и счастливо избавились от послeдствий вашего поступка. А удивляет меня только то, что вы все-таки возвратились ко мнe. Видно, как говорит пословица, повадился кувшин по воду, лорд Лофтон.

— Наконец, хоть теперь скажете ли вы мнe всю правду?

— Какую правду?

— В тот день, когда я пришел к вам, вы меня нисколько не любили?

— Что поминать прошлое? Что было, то было.

— Но я требую отвeта. Не жестоко ли было сказать мнe это, если вы так не думали? А вeдь с тeх пор вы меня не видали, до самаго того дня, когда матушка приeхала к вам объясняться у мистрисс Кролей.

— Люси, я готов поклясться, что ты меня любила тогда!

— Лудовик, какой колдун шепнул тебe это?

Она встала, говоря эти слова, и улыбаясь ему, подняла к верху свои руки и покачала головой. Но теперь она была в его власти, и он мог отмстить ей за прежнюю неправду и за теперешнюю шутку. Счастие полнаго обладания ею в послeдствии могло ли быть выше того, что он чувствовал в эту минуту?

Около этого времени опять возник вопрос о верховой eздe; но теперь Этот вопрос был разрeшен совершенно иначе чeм в первый раз. Тогда оказывалось столько препятствий! Не было амазонки, и Люси боялась, или по крайней мeрe говорила, что боится; а главное, что сказала бы леди Лофтон? Но теперь леди Лофтон находила, что это будет отлично; только выбранная лошадь надежна ли? увeрен ли Лудовик, что его лошадь достаточно выeзжена? Амазонки леди Мередит были извлечены на свeт и осмотрeны, и одна из них урeзана и ушита без всяких колебаний и содроганий. Что же касается до страха, то о нем и помину не было. Люси оказалась превосходною наeздницей. "Но только я не буду покойна, Лудовик, говорила леди Лофтон, пока ты не достанешь лошади, которая была бы совершенно по ней."

Потом дeло дошло до приданаго; но я принужден сознаться, что тут Люси не обнаружила таких способностей и такой дeятельности как леди Домбелло. Леди Лофтон однако весьма сериозно смотрeла на Этот вопрос, и так как, по ея мнeнию, мистрисс Робартс не довольно горячо занималась им, то она сама взялась распорядиться всeм до мельчайших подробностей.

— Душа моя, я право знаю что дeлаю, говорила она, ласково трепля Люси по плечу.— Вот для Юстинии все приданое дeлала я сама, и ей не пришлось пожалeть ни об одной моей покупкe. Вы сами можете спросить ее.

Но Люси не разспрашивала будущей своей невeстки: у ней и в головe не было сомнeваться в умeнии леди Лофтон. Но издержки, издержки! И что она станет дeлать с запасом шести дюжин носовых платков? Вeдь лорду Лофтону, кажется, не eхать в Индию в качествe генерал-губернатора? А для воображения Гризельды было мало и двeнадцати дюжин носовых платков.

Сидя одна в гостиной Фремле-Корта, Люси часто вспоминала первый вечер, проведенный ею здeсь. Тогда она рeшила в душe, подавляя свои слезы, что в этом обществe она не на своем мeстe. Гризельда Грантли была также тут, и повидимому чувствовала себя как дома; леди Лофтон ласкала ее, лорд Лофтон восхищался ея красотой, между тeм как Люси усeлась поодаль, грустная и одинокая, отчужденная от всех. И тогда он подошел к ней, и чуть не довел ея до слез своими ласковыми добрыми словами, которыя все же уязвляли ее давая ей чувствовать, что она не может говорить с ним совершенно свободно.

Но как все измeнилось с тeх пор! Он избрал ее, отличил от всех, захотeл раздeлить с нею и богатство, и почести, и все чeм одарила его судьба. Она была его отрадой, его гордостью. А строгая мать, которая сначала почти не замeчала ея, которая потом так свысока велeла предостеречь ее, теперь не знала как выразить ей свою нeжность, свою заботливость, свою любовь.

Я не могу сказать, чтобы Люси не гордилась, в такия минуты, припоминая все это. Успeх пораждает гордость, точно также как неудача вызывает стыд. Но в ея гордости ничего не было грeшнаго или предосудительнаго, потому что она соединялась в ея душe с искреннею теплою любовью, и с твердым намeрением исполнить свой долг в новом положении, назначенном ей от Провидeния. Она не могла не радоваться, что ее предпочли Гризельдe Грантли, и радуясь этому, могла ли она не гордиться своею любовью?

Всю зиму провели они в чужих краях, оставив в Фремле-Кортe старую леди Лофтон, занятую своими планами и приготовлениями; в слeдующую весну, они появились в Лондонe, и там завели свой дом. Люси было боязно начинать новую жизнь в большом свeтe, но она не говорила об этом мужу. Она знала, что многия женщины находились в таком же положении и сумeли-таки с ним справиться. Боязно было подумать ей, как-то будет она принимать у себя знатных лордов и дам и чопорных членов парламента, и занимать их легким свeтским разговором; но она надeялась все это выдержать бодро. Настало страшное время, и она все очень хорошо выдержала. Знатные лорды и леди входили, садились, и вели с нею разговор об обыкновенных предметах таким образом, что не было необходимости в каких-либо усилиях, а члены парламента, оказалось, вовсе не были так чопорны, как многия знакомыя ей духовныя лица в окрестностях Фремлея.

Вскорe в Лондонe встрeтилась она с леди Домбелло. Ей опять пришлось подавить в себe легкое внутреннее волнение. Онe с Гризельдой не сблизились, в тe немногия минуты, когда видались в Фремле-Кортe; Люси была тогда увeрена, что богатая красавица смотрeла на нее с нeкоторым презрeнием,— и она в свою очередь не слишком ее жаловала. Что-то будет теперь? Леди Домбелло не может уже смотрeть на нее свысока, но и друзьями трудно им встрeтиться. Наконец онe встрeтились, и Люси с милою привeтливостью протянула руку прежней любимицe леди Лофтон. Леди Домбелло слегка улыбнулась,— тою же самою улыбкой, которая промелькнула по ея лицу, когда ее в первый раз познакомили с Люси в Фремлейской гостиной,— взяла протянутую руку, прошептала несколько незначащих слов и отступила назад, точно также как она сдeлала тогда. Она никогда и не думала презирать Люси. Она встрeтила сестру приходскаго священника с тою степенью привeтливости, к какой только была она способна, и с какою она относилась ко всeм знакомым; ничего другаго не могла ожидать от нея и супруга пера. Леди Домбелло и леди Лофтон послe видались изрeдка между собою и даже бывали друг у друга; но далeе не подвинулась ни на шаг приязнь между ними.

Вдовствующая леди Лофтон приeзжала в Лондон мeсяца на два, и тут очень охотно отодвигалась на второй план; она никакого желания не имeла разыгрывать видную роль в Лондонe. Но вот пришлось невeсткe зажить с нею в Фремле-Кортe. Старая леди торжественно отказалась от перваго мeста за столом, хотя Люси со слезами на глазах умоляла ее возсeдать на нем попрежнему. Она торжественно объявила также, и потом неоднократно, с особою энергией, повторяла в разговорах с мистрисс Робартс, что ни во что рeшительно не намeрена вмeшиваться, и все предоставляет настоящей хозяйкe дома; но, тeм не менeе, всeм извeстно, что старая леди Лофтон и до сих пор самодержавно управляет и Флемле-Кортом, и всeм Фремлейским приходом.

— Да, душа моя, большая комната с окнами в сад всегда была дeтскою, и мой совeт так и оставить ее. Но, конечно, если ты хочешь, то...

И большая комната с окнами в сад до сих пор служит дeтской в Фремле-Кортe.