Фронт тайной войны

ЗЛОВЕЩЕЕ НАПОМИНАНИЕ

В ЭТОТ ПАСМУРНЫЙ ноябрьский вечер в одном из окон здания, что стоит на площади Дзержинского в Москве, дольше обычного был виден свет. Хозяин кабинета, освещенного в столь поздний час, — следователь Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров СССР Александр Васильевич Гвоздилин. Сидя за столом, он сосредоточенно перелистывает лежащие перед ним бумаги и время от времени делает пометки в настольном блокноте.

Много, очень много работал в те дни Александр Васильевич. Да это и понятно, если учесть, что на его долю выпало распутывание клубка преступлений, совершенных изменником Родины, шпионом американской и английской разведок Пеньковским.

Потом Александр Васильевич откидывается на спинку стула, закрывает усталые глаза, и перед ним, словно в калейдоскопе, проносится многое из того, что он узнал и увидел в последнее время. И дело, которое он расследует, представилось ему еще одним зловещим напоминанием о гнусной тайной войне, ведущейся империалистами против Советского государства на протяжении всей истории его существования.

Пеньковский был арестован 22 октября 1962 года. В прошлом он служил в армии; находился на фронте; его последнее воинское звание — полковник. После увольнения в отставку в течение ряда лет до ареста являлся сотрудником Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ; в эти годы по роду своей службы официально встречался с иностранцами, приезжавшими в Москву, сам несколько раз выезжал в заграничные командировки.

Когда его задержали и привели в кабинет следователя, вел себя высокомерно. Едва переступив порог, с возмущением заявил:

— Я честный человек. Меня арестовали по ошибке.

Но это не была ошибка. Сотрудники Комитета Государственной Безопасности давно напали на след матерого врага и достаточно хорошо изучили его поведение, знали о его преступной деятельности. Да и захвачен Пеньковский с поличным. При обыске в квартире были изъяты шифровальные блокноты, два фотоаппарата «минокс», фальшивый паспорт, фотопленки с заснятыми на них секретными материалами, средства тайнописи, инструкции по приему радиопередач и пользованию шифр-блокнотами. Кроме того, было обнаружено еще не отправленное сообщение в разведцентр. «…Я не имел возможности, — говорилось, в частности, в нем, — передать на приемах подготовленные материалы, так как не смог уединиться… Несмотря на это, перед моей командировкой за границу в ноябре прошу Вас организовать прием, на котором я смог бы передать все подготовленные материалы, поскольку не хочу иметь их при себе во время полета…»

И хотя улики были налицо, в начале следствия Пеньковский всячески изворачивался, давал путаные показания, не признавал своей вины. Только под давлением неопровержимых доказательств, предъявленных следователем, он наконец признал, что является шпионом и готов дать правдивые показания о совершенных преступлениях. Однако вопреки заверениям еще долго продолжал юлить, о конкретных фактах предательства и шпионажа говорил сбивчиво, ссылаясь на плохую память. Но тонкий ум и терпение Александра Васильевича, его неотразимая логика, искусство ведения следствия сделали свое дело: на одном из допросов Пеньковский сказал:

— Я много думал, преодолел страх, который был у меня, боязнь ответственности за совершенное мною преступление и решил полностью рассказать обо всем. Я еще не все рассказал о начале моей связи с иностранной разведкой, о встречах с английскими и американскими разведчиками, о всех сведениях, которые я выдал противнику, начиная с первой поездки в Англию. Я прошу дать мне возможность, учитывая мои переживания, собраться с мыслями, после чего я подробно и детально обо всем расскажу.

Шпионское снаряжение и документы, обнаруженные в тайнике на квартире изменника и предателя Родины Пеньковского

Такая возможность Пеньковскому была предоставлена, и он начал давать правдивые показания как лично о своих грязных шпионских делах, так и о действиях своего связника английского коммерсанта Гревилла Винна…

Знакомство следователя с Винном произошло примерно так же, как и с Пеньковским. Этот делец 2 ноября был задержан в Будапеште, где он находился по делам своей фирмы, венгерскими властями на основании обращения Генерального прокурора СССР и в соответствии с Договором между СССР и Венгерской Народной Республикой «Об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам» и передан советским органам КГБ. На первом допросе в ответ на предложение следователя рассказать о своей шпионской деятельности против Советского государства Винн заявил:

— Я не понимаю, что вы подразумеваете под шпионской деятельностью? Что касается меня, то я к шпионажу не имею никакого отношения. Я являюсь коммерсантом, и никакие дела, кроме коммерческих, меня не интересуют.

В конце концов он дал показания о своих поездках в Советский Союз и о знакомстве с Пеньковским, но при этом категорически утверждал, что приезжал в нашу страну только по коммерческим делам и все встречи носили исключительно деловой характер. Правда, отвечая на вопросы, Винн сильно волновался и часто путался. Такое поведение он объяснил впоследствии тем, что опасался применения к нему мер физического воздействия. В этом сказались результаты лживой буржуазной пропаганды, которая старается внушить людям, будто в советских органах госбезопасности арестованных подвергают идеологической и физической обработке.

Так было на первых допросах. Позднее, припертый неопровержимыми доказательствами (отнюдь не мерами физического воздействия), Винн заговорил… В течение десяти дней после ареста, как это требует наш закон, ему было предъявлено обвинение в совершении особо опасного государственного преступления против СССР, предусмотренного статьей 65 УК РСФСР, (шпионаж), и он признал себя виновным.

Так следователю стало известно многое о преступной деятельности Пеньковского и Винна, но ему теперь не давала покоя мысль о том, каковы же причины, которые привели этих людей к столь тяжкому преступлению? На последующих допросах требовалось выяснить, почему Пеньковский встал на путь предательства. Ведь он родился и вырос в нашей стране, учился в нашей школе, много лет состоял в комсомоле и в партии, имел полную возможность прожить свою жизнь честно, как живут все советские люди. Когда и на чем он свихнулся?

А вот еще вопросы, на которые надо найти ответы во что бы то ни стало: как могло случиться, что люди, среди которых многие годы находился Пеньковский, не заметили своевременно появление у него дурных наклонностей, почему не дали принципиальной оценки фактам, свидетельствовавшим о его моральном разложении, почему не одернули его, наконец, почему не закрыли перед ним доступ к сведениям, составляющим государственную и военную тайну?

Вопросы, вопросы… Обдумывая их, Александр Васильевич давно уже меряет крупными шагами кабинет. Он еще и еще раз перебирает в памяти все, что связано с этим необычным и трудным делом. За свою долгую следовательскую практику подполковник Гвоздилин привык глубоко анализировать выявленные на допросах факты, всесторонне осмысливать причины, обусловливающие поведение людей. Именно поэтому он сопоставляет свои размышления с материалами следствия, которые уже скопились в многочисленных папках, намечает пути исследования еще не ясных вопросов дела. Иногда следователь склоняется над столом и делает в блокноте все новые и новые записи. Речь в них идет о деталях, которые надо выяснить либо у самого преступника, либо у людей, близко знавших его.

Так рождается план продолжения следствия… Забегая вперед, скажем, что в последующих главах мы поведаем о результатах, которые получит наконец следователь.

Потом Александр Васильевич начинает думать о личности второго преступника. В отношении его, пожалуй, дело обстоит проще, Винн — представитель так называемых деловых кругов буржуазного общества, привык ничем не брезгать. Все его помыслы всегда были направлены на то, чтобы делать бизнес. И когда к нему обратились люди из руководства английской разведки с предложением выполнять их задания, он и не подумал проявить элементарную порядочность. Правда, в ходе следствия Винн несколько раз заявлял, что ему, «не нравилось быть шпионом». Но не по моральным, а тоже по чисто шкурническим соображениям — боялся попасть в тюрьму. Об этом он якобы говорил своим душеприказчикам, но те заверили его в безопасности нового занятия, да к тому же пообещали оказать содействие в развитии его бизнеса, и он стал пакостить нашей стране.

Думая о Винне, следователь видит за спиной этой пешки гнусной игры злобных врагов коммунизма.