Глава 9

Я в сердцах плюнул на пол и тихо выругался. Настрадались ребята, ничего не скажешь. «Охваченные» хорошо с ними поработали, от души. Сильнее всего Рубику досталось. Лицо все заплыло, превратившись в один огромный синяк. Один глаз закрыт, сверху такая массивная блямба налилась, что он еще не скоро сможет смотреть в оба глаза. Светку все-таки чуть пожалели. Личико вообще не тронули. Одежда вся в хлам. На выглядывающем из дырки в кофте животе порезы. Коленки в кровоподтеках. Она была без сознания или спала. Кто ее знает. Но это все поправимо. Синяки спадут, ушибы пройдут, порезы затянутся. Достаточно будет пару курсов препаратов специальных пройти, и все будет хорошо. Только вот что делать с нейрофонами, вот это вопрос. Впрочем, это не мое дело. Надо вытаскивать ребят отсюда, а дальше везти их к Лекарю. Пусть разбирается. Он еще и не таких с того света вытягивал. Я не мог себе признаться, что просто обманываю себя. Даже если Лекарь и возьмется за дело, то скорее всего ребят будут использовать как подопытных крыс и им никогда не покинуть подпольных лабораторий сопротивления. Я об этом имею смутные представления. Знаю только, что сопротивленцы занимаются активным изучением нейрофонов, их воздействия на организм человека и пытаются найти способ борьбы с ними. У каждого из нас свой фронт. Лекарь со своими коллегами ко мне в поля не лезет, а я к нему в пробирку нос не сую. На том и держится баланс сил в природе.

Я присел на корточки рядом с ребятами. Тронул осторожно Рубика за плечо. Он даже не пошевелился. Во сне он не чувствует боли, всего того ужаса, что навалился на него. Но я должен вырвать его в реальность. Пора уносить ноги со склада, пока старичок на проходной не поднял шум и не вызвал полицию. Хотя я уверен на все сто, что старичок купленный и вызовет он подкрепление из числа «охваченных».

Я убрал меч за спину и потряс Рубика сильнее. Он медленно приходил в сознание, словно выныривал с глубины океана. Когда же пришел в себя, то застонал, разом почувствовав все свое измочаленное, покалеченное тело.

— Гладиатор, ты? — простонал он.

— А кого ты надеялся здесь увидеть? Конечно, я. Сейчас домой поедем.

— Какой домой? Ты же видел. Я уже не тот. Нельзя мне домой. Как там Светка?

Он завращал головой, пытаясь найти ее взглядом, но тут же с шипением втянул голову в шею, словно пытался спрятаться от боли.

— Здесь она. Погоди. Попробую ее привести в чувство.

Я занялся Светой. Через несколько минут она очнулась и вытаращила на меня большие зеленые глаза. Она не ожидала меня увидеть. Похоже, уже попрощалась со свободой, а может, и с жизнью. Не верила, что кто-то придет за ними.

— Ромка, как я рада, — выдохнула она со слезами на глазах.

И это наша Светка, прославленный, закаленный в боях с «охваченными» сопротивленец. Она с нами уже третий месяц и участвовала в нескольких боевых операциях. Не женщина, а кремень. Никогда ни на что не жаловалась. Даже когда мы громили клуб тевтонцев, которые не давали покоя «неохваченным» в Купчино, устраивали кровавые разборки и просто резали не таких, как они. А тот бой был, пожалуй, один из самых тяжелых. На операцию отправились группы Молота, Татарина и моя. Пришлось нам туго. Тевтонцы ребята серьезные. Все сплошь накачанные, не люди, а тяжелые машины. Тогда мы, наивные, думали, что прикроем их клуб, и людям жить станет легче. Что и среди «охваченных» есть нормальные люди. Что мы сможем сосуществовать вместе. Как же жестоко мы тогда ошибались. Многие из нас поплатились за столь наивные взгляды.

— Тише, Светка. Тише, сейчас я вас освобожу.

— А Генка? Он живой? — забеспокоилась она.

— Да, живой я. Живой, — отозвался Рубик.

Какая трогательная забота друг о друге. Но сантименты в сторону. Сейчас время суровой правды жизни.

Ножом я перерезал веревки, стягивающие запястья и лодыжки Светки. Теперь она свободна, и я принялся освобождать Рубика. Светка растирала онемевшие руки и ноги. Занималась собой, головой по сторонам не крутила. Но рано или поздно она заметит нейрофон у Генки, а потом найдет и у себя. Она девочка мудрая. Она сразу поймет, что к чему и чем это все грозит. Вот тогда и начнется. Я мог спрогнозировать ее реакцию. Светка прагматик до мозга костей. Она знает, что нейрофон — это приговор. По крайней мере сейчас. Она также знает, что мне удалось избежать этого проклятия. И никто до сих пор не знает, в чем причина такой реакции организма. Кто-то считает, что я везунчик. Кто-то думает, что у меня такая аллергия на новомодные гаджеты. Кто-то поумнее связывает это с воспалением легких и лекарствами, которые мне кололи. Лекарь месяца два за мной ходил хвостом, уговаривал лечь в лабораторию, чтобы они могли меня исследовать. Говорил, что это для пользы дела. Может, мы сможем найти лекарство против нейрофона. Но я понимал, что это просто бесцельно потраченные месяцы жизни, которые я могу провести в борьбе с «охваченными» и поиске невидимых «кукловодов». Так что, в конце концов, Лекарь отстал от меня.

Удивительно, но первым нейрофон заметил Рубик. С его-то слабым зрением и массивными фингалами вокруг глаз. Я освободил ему руки и возился с ногами, когда он грубо выругался. К пророку не ходи, и так все было понятно. Генка увидел левое ухо Светы и сделал тут же выводы.

Рубик ощупал голову и нашел у себя нейрофон.

— Твою мать, вот же твари, — выругался он.

У него даже не было сил, чтобы злиться. Он воспринял это все с поразительным спокойствием. Пара детских ругательств не в счет.

Светка обратила на него внимание и первым делом разглядела нейрофон. Потом настал черед прозрения. Она нашла его у себя.

— Они нас подсадили, — с горечью произнесла она.

— Спокойно. Все может быть не так страшно. Сейчас попробуем снять эту дрянь. Подсадили они вас недавно, так что, может, процесс не зашел еще далеко и эта штука не пустила корни, — попытался я их успокоить.

— Я бы на это не надеялся, — мрачно заметил Рубик. — Скажи, Гладиатор, а как там наши ребята? Я слышал, что вся команда полегла, но отказывался в это верить.

— От кого слышал-то?

— От «кукол». Они постоянно трындели, обменивались впечатлениями, так сказать. Но в такое поверить — это выше… это за гранью…

— К сожалению, это правда. Из всей группы один я остался. И на меня объявлена охота. Пытаются все повесить на меня. Мол, это я наших ребят…

— Кто пытается повесить? — уточнил Рубик.

И ведь это вполне резонный вопрос. Я старался не думать об этом, но у сопротивленцев тоже могут возникнуть вопросы. Как так получилось, что из всей группы остался в живых только командир, да и тот сам давно является носителем нейрофона, значит, личность подозрительная по определению. Когда я только прибился к партизанскому отряду Карпова, тогда еще никакого объединенного сопротивления не существовало, пришлось изрядно потрудиться, чтобы мне начали доверять. Но все равно время от времени я слышу, все чаще в спину, что-нибудь про шпионов и перебежчиков. Иногда меня называют ренегатом, но никто не осмелится сказать это в лицо. Знают, что зубы свои будут потом по полу собирать. Но теперь, после разгрома на Бухарестской, новой волны подозрительности не избежать.

— «Охваченные» следы заметают. Вот им и нужен козел отпущения. Пока что все неофициально, но думаю, что скоро мой портрет и по телику показывать начнут. Мол, разыскивается особо опасный. Это все херня. Сейчас, Генка, попробуем твою машинку снять.

Я знал, что ни черта у меня не получится. Просто чувствовал это. Но я должен был попробовать.

Я аккуратно взялся левой рукой за коробочку нейрофона, прикрыв эту жуткую желтую улыбку, фирменный знак, а правой попытался при помощи ножа отделить прибор от уха. Я почувствовал сразу, что он не поддается. Сидит как влитой, словно с рождения являлся частью организма. Нож на пол сантиметра вошел между кожей и коробочкой и застрял. Гиблое дело. Нейрофон врос в организм. Его щупальца проникли глубоко в мозг Рубика. Теперь я могу снять его разве что только с мертвого тела. Или через несколько лет, если нам удастся изобрести прибор, который сможет нейтрализовать деятельность нейрофона.

Рубик все понял без слов.

— Спасибо, командир.

— За что спасибо? — вырвалось у меня.

— За попытку.

— Ты это, не кисни, мужик. Доедем до Лекаря. Он найдет способ эту дрянь снять. Он очень находчивый, наш Лекарь.

— Если он такой умный, то почему с тебя не снял?

— С меня поздно уже было.

— Вот и с меня поздно. Попробуй у Светки, — попросил Рубик.

Но мне и пробовать не пришлось. Светка не стала дожидаться, пока до нее дойдет очередь. Сама попробовала снять прибор, но у нее ничего не получилось. Это нейрофоны нового поколения. Врастание в организм практически мгновенное. Дальше тонкая настройка, и скоро Рубик и Светка превратятся в еще одних «охваченных», бездушных «кукол», послушных роботов, исполняющих чужую волю.

Они прочитали мои мысли с лица. И ведь сколько раз говорил себе: «держи себя в руках, Гладиатор». И все равно где-нибудь да проколюсь.

— Рома, сделай для нас доброе дело, — произнес Рубик.

Я знал, о чем он сейчас будет просить, и отрицательно замотал головой.

— Нет, Геныч, даже не говори. Я сказал, доставлю вас в целости до Лекаря, а там уже будем решать.

— Тут решать нечего. Скоро мы станем монстрами, которые могут наворотить делов, а с нашей-то подготовкой — сам понимаешь. Так что выход только один. Ты должен нас убить. Мы теперь в другом лагере. И нас жалеть нельзя. Я не хочу быть чужой марионеткой. Я хочу быть самим собой, сам решать, что и как мне делать. А не становиться тупой «куклой». Думаю, Светка меня поддержит.

Рубик говорил что-то еще, а я смотрел на него и не слышал. Я не мог потерять их. Они были последние ребята из моего отряда. Разве могу я убить их своими руками? Пока есть хоть малейший шанс на спасение, пускай и мизерный, я должен бороться. Генка, похоже, опять прочитал мои мысли. Он умолк, а в следующее мгновение дернулся ко мне и завладел ножом.

Все произошло настолько быстро, что я не успел ничего сделать. Рубик поднес нож к уху и засунул его под коробочку на половину длины лезвия. Из-под нейрофона побежала кровь. Рубик, используя нож как рычаг, дернул нейрофон от себя. Сперва ничего не получилось, а потом что-то хрустнуло и нейрофон поддался. Ухватив его рукой, Рубик потянул коробочку, выдирая ее.

Твою мать, сколько же кровищи. И эти черные, похожие на тонких червей нити, которые уходили вглубь черепа Рубика. Несмотря на все усилия, нити не рвались. Прочная штука. Рубик закатил глаза, хрипел от боли, но тянул нейрофон. Эта дрянь, похоже, сопротивлялась, не хотела покидать голову Генки. Наконец, он справился. Что-то чавкнуло, словно лопнул маленький воздушный шарик, и нейрофон отделился от головы Рубика. Вслед за ним хлынула густая черная кровь.

— Видишь, командир, не так страшно… — произнес Гена.

Я не верил своими глазам. Неужели все обошлось? Но Рубик вдруг дернулся, захрипел, упал на пол и забился в конвульсиях. Через минуту все было кончено.

Светка расплакалась. Не смогла сдержаться. Я не стал ее останавливать. Пусть выплачется.

— Рома, дай пистолет, — сквозь слезы попросила она.

Она теперь знала, какая участь ей уготована. Нейрофон — это навсегда, будь он проклят. И она хотела разобраться с этим здесь и сейчас.

— Света, не надо. Если у Рубика не получилось, это не значит, что у Лекаря не получится. Нельзя дуриком лезть в тонкие технологии.

Я говорил что-то еще, убеждал, доказывал, зубы заговаривал. Я не мог допустить, чтобы Светка пустила себе пулю в голову. Только не наша Светка. Только не сама. Я не верил, что Лекарь сможет ей помочь, но он хотя бы попытается. Кто знает, быть может, эти попытки принесут успех.

— Уговорил, Гладиатор. Едем к Лекарю. Если не спасет, то моя тушка хоть на пользу дела послужит, — обреченно вздохнула Светка.

Я бросил взгляд на Рубика. Он все еще держал коробочку нейрофона в руках. Мерзкие черные нити шевелились, втягиваясь в нейрофон. Стоит представить, что эта тварь сейчас находится у меня в голове, начинает тошнить и хочется застрелиться. Я с трудом взял себя в руки, помог подняться Светке, и мы направились на выход.

Загрузка...