Галактический враг

Послесловие

Братия аббатства святого Франциска собралась во внутреннем дворике, вокруг огромного экрана, который установили монахи, разбиравшиеся в механике и электричестве, потратив на его установку два дня. Нарушив обычное молчание, они оживленно беседовали друг с другом: их взволновали не столько предстоящая коронация и свадебная церемония нового короля, сколько странные события, происходившие в миру, которые вторглись в их тихую монастырскую жизнь.

Приор Джон, на время отсутствия аббата Фиделя взявший на себя все его обязанности, суетился и хлопотал вокруг экрана, в устройстве которого ровным счетом ничего не смыслил, мешал своим собратьям – специалистам по электронике (призвавшим на помощь все свое терпение), и чуть было не сломал это сооружение, нажав не на ту кнопку, отчего раздался взрыв и дождем посыпались искры.

Наконец аппарат, рыча и распространяя сильный запах бензина, заработал. Появилось изображение. Началась церемония коронации. Грянул, прославляя короля, хор. Священник в соборе перед алтарем молил Бога благословить Его величество на царство. Юный монарх, облаченный в подобающие своему сану одеяния, со скипетром и короной, пошел по проходу. Он был бледен и торжествен; от него исходило сияние, по сравнению с которым мощные светильники казались тусклыми.

Взоры всех монахов были обращены на экран, их молитвы возносились к Творцу; и потому почти никто не заметил человека в надвинутом на лицо капюшоне, подошедшего к братьям в самом конце передачи. А кто заметил его, не обратил внимания, не кивнул в знак приветствия: они знали, что он не ответит.

Это был послушник – он принес все обеты Ордена Непокорных, но то ли по собственной воле, то ли так решили его наставники – настоящим монахом ему не суждено было стать.

Послушники выполняли в аббатстве всю самую тяжелую физическую работу, по его одежде это было заметно: она была грязна, рукава и штаны на коленях испачканы глиной – скорее всего он работал в саду, отчего и опоздал к началу передачи.

Никто не удивился тому, что этот человек трудился в праздничный день. Он постоянно чем-нибудь был занят. Если кому-то из братьев становилось нехорошо ночью, послушник выносил его на своих сильных руках на воздух. Если ветер повреждал крышу, именно он залезал наверх, что было довольно опасно, и латал ее.

Он был самым высоким среди монахов, худым и изможденным от постоянной работы. Он редко говорил с кем-нибудь, и почти никто не обращался к нему, его не очень жаловали. Он был темной личностью – и в прямом, и в переносном смысле: он никогда не снимал капюшона, никогда не показывал лица. А те, кто видел его случайно или из любопытства (самого распространенного греха даже среди праведников), потом старались навсегда забыть его: по сравнению с тьмой, застилавшей его взгляд, даже темный капюшон казался светлым.

Он держался в стороне от остальных. И во время молитвы он не был с братьями, а молился в одиночестве у себя в келье, будто считал, что недостоин находиться со всеми. Никто не знал его настоящего имени, его прошлого. Ничего сверхъестественного в этом не было. Посвящая себя служению Всевышнему, все мирские привязанности и дела оставляют за дверью монастыря. Монашеское имя этого брата было – Кающийся. Но от того, что он так и не стал монахом, его прозвали Непрощенный.

Только аббат Фидель замечал Непрощенного и разговаривал с ним, потому что когда-то поручился за него, чтобы его взяли в этот монастырь, и наставляли его. На приветствия аббата Непрощенный никогда не отвечал, только кивал головой.

Непрощенный стоял у экрана, не шевелясь, смотрел окончание торжественной церемонии, но никто не видел его глаз. Молодой король благоговейно опустился на колени перед аббатом Фиделем. Держа корону над головой короля, тот молил Бога смыть кровь, что запятнала ее, простить тем, кто осквернил ее грехами, и принять жертвы тех, кто боролся за то, чтобы вернуть ее былую славу.

Все успокоилось. Святой Дух снизошел в монастырь, наполнив Собою всех и вся. Монахи упали на колени, склонили головы и зашептали слова горячей молитвы за юного короля и его подданных.

Кое-кто из монахов бросал удивленный взгляд на Непрощенного. Тот стоял позади толпы, омрачая их общую радость своим присутствием. Он был лишним тут.

Аббат Фидель возложил корону на голову молодого монарха. Тот поднялся, повернулся лицом к своим подданным. В городе гремели колокола, они звонили сейчас во всей галактике. Зазвонили колокола собора. Монахи улыбались, радостно кивали головами и тихо разговаривали между собой о своей радости – все, кроме одного юного послушника, который в приливе чувств принялся восторженно кричать. Нарушитель приличия был тут же схвачен за воротник приором Джоном, который приказал юноше двадцать раз повторить свои молитвы, пока он не утихомирит разбушевавшиеся в нем восторги.

Экран тут же выключили. С пением братья пошли к храму:

« Те Deum laudamus; te Domunum confitemur».

«Тебя, Бога, мы славим; Тебе открываемся, Господи».

Непрощенный, забытый в эйфории счастья и радости, пошел в противоположную сторону, к своей келье. Вдруг его нагнал юный послушник (как раз тот, который только что опозорился) и дерзким движением попытался сорвать капюшон и посмотреть послушнику в лицо.

На следующий день монахи шептали друг другу, что на губах у Непрощенного юноша заметил мрачную, печальную улыбку.