Гамарджоба, панове!

Моторика при сборке АК-74

По пути в расположение разведроты меня просветили, что Котовский Григорий Павлович, которого мне очень хотелось назвать Григорием Ивановичем, как настоящего героя Гражданской войны, – бывший мент, хотя оные бывшими не бывают. До войны был начальником уголовного розыска одного из районов Донецка. Естественно, что в основном костяк батальона состоял из бывших сотрудников МВД. Правда, командиром разведроты был профессиональный военный. Бывший прапорщик, замкомвзвода штурмового батальона морской пехоты ВСУ Кочетков Виталик (позывной «Морпех»). Мужик достаточно послуживший, чтобы понять, на чьей стороне правда. Вся, так сказать, разведрота состояла из трёх взводов. Общей численностью человек 50-55. Взвод, в свою очередь, делился на группы-отделения, по 4-5 человек. Вот в такой группе мне и предстояло встать на защиту, отражать, вести разведку боем, брать «языков» и не отдать ни пяди земли. Тогда я ёрничал. Но, как выяснилось, по сути, во многом я оказался прав!

Рота располагалась в актовом зале бывшего пионерского лагеря. В помещении находились человек 20, одетых в летний камуфляж различных типов и расцветок. Они стояли вдоль длинного, грубо сколоченного деревянного стола и занимались сборкой-разборкой, чисткой и ремонтом оружия. На расстеленной клеёнке горками лежали детали АКМов, ПКМов, СКСов и прочего железа, при правильной сборке способного совершать непредсказуемые изменения в живом человеческом организме. К нам с Вадиком и Михалычем подошёл худой мужик с блестящей от пота лысиной, где-то моего возраста. Вытирая о ветошь серые от смазки руки, представился:

– Командир роты, Кочетков. Мне звонил комбат, сказал, что пополнение ведут. А тут не просто ведут, а почти «за ручку», – как-то почти ехидненько получилось у командира разведроты.

Вадик с Михалычем переглянулись, как мне показалось, сочувственно, а я попытался представиться:

– Сержант запаса Насонов. Гвардии сержант.

– Да ты шо?! Теперь нас двое на всю роту. Гвардейцев, я имею в виду. Морпех? – с надеждой спросил комроты.

– ВДВ, – коротко ответил я неожиданным для себя басом.

– Понятно. Ну, что? Рюкзак бросай вон на ту коечку, боец. Обнимай «папу-маму» и к столу, как говорится. Будем вспоминать «с чего начинается Родина» и твою новенькую «натовскую» форму к русскому оружию адаптировать, – уже приказным тоном распорядился Морпех и, пожав руки Михалычу и Вадику, пошёл продолжать занятия.

– Чувствую, весело тебе тут будет, братан, но ты же сам хотел «окунуться», так сказать, – как-то виновато промямлил Вадик, прощаясь.

– Володя, телефон мой знаешь, – коротко пожав мне руку, Михалыч взял под локоток Вадика и потащил его к выходу.

– Спасибо вам, мужики. Танюхе, при… – скрип пружины закрывающейся двери уничтожил мои слова благодарности ко всем людям, принявшим участие в моей беспонтовой затее.

Я положил свой красивый охотничий рюкзак и сумку с ноутбуком на матрас кровати, нажал кнопочку «запись» на диктофоне, лежащем в нагрудном кармане и, как было приказано, подошёл к длинному столу.

– Внимание! В нашем полку прибыло. Представляйся, боец, – повысил голос ротный, обращаясь ко мне.

– Насонов Владимир. Москвич. Сержант запаса. Служил в ВДВ, был в Афгане.

Краем глаза заметил, как закивали и одобрительно загалдели мужики, мол, кого зря Морпеху в роту не пришлют.

– А кто по гражданской профессии? – решил кто-то уточнить мой социальный статус.

– Писатель. Книжки пишу там, сценарии… – немного помедлив, ответил я, но тон получился какой-то извиняющийся.

Все как-то замерли. Первое, что пришло в голову, было: «…Дурак, надо было соврать, что-нибудь проще придумать… водитель маршрутки там или охранник в супермаркете…»

– Так ты стрелять приехал или писать? – спросил кто-то из мужиков.

– Попробую совмещать, для этого и приехал, – честно ответил я.

– «Калаш» давно в руках держал? Помнишь? – решил разрядить обстановку ротный.

– Честно говоря, лет семь назад. Снимали фильм по моему сценарию про Афган. Правда, держать держал, но стрелял холостыми.

– А, как фильм назывался? – спросил один из ребят.

– «Последний караван». В кинотеатрах шёл, и по телику показывали, – вспомнил я.

– Мужики, а я его помню, – оживился дядька с седой бородой.

– И я смотрел. Классный, – оживился молодой парень.

– Короче! Кинопанораму мне здесь устроили, – жёстко остановил взлёт моего авторитета командир роты, – собрать АК-74 сможешь, десантник?

– У нас АКСы укороченные были, но в принципе, думаю, что смогу, – как-то самоуверенно ответил я, не подумав, что заняться этим нужно будет прямо сейчас.

– Дрон, разбросай, – обратился ротный к парню, «фанату» моего фильма, показывая на АК-74, лежащий на столе.

Парень, как-то с хитрым прищуром посмотрел на меня, и быстро раскидал «калаш», разложив детали на клеёнке стола. Это была так называемая «неполная» разборка. Двадцать пар глаз, кто с интересом, кто с усмешкой, смотрели на «пожилого десантника», глупо хлопающего глазами и потеющего, как первокурсник. Я понимал, что от этого «смогу – не смогу» зависит не только мой авторитет, но и место в современной русской литературе. «Последовательность… главное последовательность, – стучали маленькие человечки крошечными молоточками по моим мозгам, – как разборка, только наоборот». Я подошёл к столу и уставился на разбросанные детали «калаша». «Одиннадцать», почему-то выдал цифру мозг прозаика. Невольно посчитал детали на столе, получилось десять. Чего-то не хватало. Не понял! Чего?

– Насонов, готов? – громко спросил меня ротный, глядя на секундомер и подняв для отмашки правую руку вверх.

– Нет, – ответил я, тупо глядя на разложенные передо мной железяки, – одной детали не хватает.

– Да, ладно, – как-то недоверчиво ответил Морпех, – и какой, я извиняюсь?

– Тормоза.

– Чего-чего? – изумился ротный.

– Дульного тормоза-компенсатора, – как-то само у меня вырвалось наружу, – с него сборка начинается.

– Зачёт! Дрон, отдай писателю тормоз, – первый раз за всё общение улыбнулся ротный.

Дрон разжал кулак и протянул мне дульный тормоз-компенсатор. Я положил его ближе к краю, вот теперь всё на месте.

– Готов? – рявкнул Морпех.

Я смахнул с носа каплю пота и кивнул.

– Вперёд! – махнул рукой неугомонный ротный.

Не поверите, но пальцы сами начали делать работу, от них требующуюся. Что-то закручивали, нажимали, вставляли и щёлкали, постукивая железом о железо. Жаль, что я не видел своего лица, потому что напряжение было такое, будто от того, получится у меня или нет, зависит издание моего полного собрания сочинений в золочёной обложке в честь столетия творческой деятельности.

– Готов! – крикнул я, вгоняя магазин в слот и подняв руку.

– Есть! – щёлкнул секундомером Морпех и посмотрел на меня удивлённо уважительным взглядом, – по нормативам ещё армии Союза, сборка автомата «калашникова» на оценку «хорошо» – 30 секунд, а на оценку «отлично» – 25 секунд. У тебя, Насонов, получилось 27, то есть «пять с минусом» или «четыре с плюсом». Так, что выбирай, боец!

– Хрен с ним, пусть будет «четыре с плюсом», – весело ответил я под общий хохот.

– Вот ведь, парни, человек 26 лет, как с войны вернулся, а руки помнят. Кинетическая память называется. Насонов, а прапорщика, который тебя по оружию натаскивал, помнишь?

– Ещё бы! Забудешь такого. Конечно, помню! Старший прапорщик Захожий Николай Иванович. Рост 2 метра 2 сантиметра! Кулак в ведре застревал, – смеясь, вспомнил я.

– О! Все слышали? Имена этих людей будут вписаны золотыми буквами… – наморщив лоб, задумался Морпех, но так и не придумал, куда бы вписать золотом имя моего боевого прапорщика.

Честно говоря, мы своему прапору обидный стишок придумали за то, что тот гонял нас до седьмого пота: «Прапор Захожий, на хрен похожий!» Он знал об этом и гнобил нас ещё яростнее. Зато в Афгане в нашем взводе боевых потерь не было.

– А ещё наш прапор говорил, и я думаю, все наши ребята до сих пор помнят его слова: «Оптимисты учат английский, пессимисты – китайский, а реалисты – автомат Калашникова!» – под занавес сказал я любимое выражение нашего мудрого незабвенного Николая Ивановича Захожего, которому было во время афганской компании всего-то 32 года.