Гамбит Райса

День начинался точь-в-точь, как вчерашний, позавчерашний — словом, как все восемь дней, которые Герасимов провел здесь, в гагринском Доме творчества писателей. Раньше всех позавтракав — официантки успели изучить эту привычку Василия Ивановича и накрывали ему в самую первую очередь, — Герасимов ушел на море. Спустившись к самой воде, он привычно взобрался на огромную каменную глыбу парапета и растянулся на чуть наклонной, уже теплой от солнца поверхности. Попытался, прикрыв лицо газетой, задремать, но ничего не получилось. Тогда начал вспоминать имена всех персонажей прочитанной накануне книги. Потом сел, обхватив колени руками, и вслух чертыхнулся.

В самом деле, зачем обращаться с собой, как с ребенком! И вообще, разве можно обмануть самого себя, отвлечь, заставить забыть какие-то пусть тревожные, но интересные мысли?

Это произошло вчера вечером. Поужинав, Герасимов заглянул в холл, где в это время собирались любители шахмат. Расставляя фигуры, чтобы сыграть со знакомым переводчиком из Ленинграда, Василий Иванович невольно обратил внимание на спускавшегося по лестнице высокого, плотного, чисто выбритого мужчину со строгими глазами под тяжелым, ещё не тронутым загаром лбом. Мужчина едва заметно поклонился ему. Ничего удивительного, они познакомились ещё утром. Возвращаясь после завтрака в свою комнату за полотенцем, на столике, здесь же в холле, Герасимов увидел забытый кем-то паспорт. «Семёнов Дмитрий Сергеевич, — прочитал он. — Время и место рождения — 1921 год, гор. Витебск…»

— Хм… Вот растяпа, а ещё из Витебска, — укоризненно покачал головой Василий Иванович, словно в городе, где он провел свою молодость, не могло быть рассеянных людей. Герасимов нашел дежурную сестру и отдал ей документ.

— А-а, это наш новенький, — сказала она, взглянув на фото, — только что приехал… Вон он, кстати, идет… Товарищ Семенов! — закричала сестра. — Возьмите, пожалуйста, свой паспорт. Вы его забыли, а вот гражданин нашел.

— Благодарю вас, — суховато произнес Семенов, — видимо, я вынул его, когда сдавал путевку…

Минут десять Семенов молча смотрел, как Василий Иванович играет с переводчиком. Потом, заметив ошибку последнего, чуть скривил губы. Это не ускользнуло от внимания Василия Ивановича. «Тоже мне Ботвинник», — подумал он. И когда переводчик, сокрушенно вздохнув, смешал фигуры, предложил: «А вы не желаете?..» — Семенов согласно кивнул.

Для любителя Герасимов играл хорошо. Вот почему, когда ему буквально через четверть часа пришлось признать себя побежденным, он даже опешил.

— Может быть, ещё одну? — нерешительно предложил Василий Иванович. Семенов пожал плечами:

— Пожалуйста.

Вторая партия длилась минут сорок. Герасимов отчаянно сопротивлялся, но всё было тщетно. Их окружили любители. Игра новичка вызвала общее восхищение.

— Вот это да!.. — не выдержал кто-то, когда Семенов эффектной жертвой коня поставил Герасимова в безвыходное положение. — Скажите, вы случайно не мастер?

Семенов окинул спрашивавшего холодным взглядом:

— Нет… Но играю с детства.

— У вас, наверное, была хорошая школа? — оторвался от доски Василий Иванович.

— Школа? Никакой! — тотчас же ответил Семенов. — В том захолустье, где я родился и вырос, о шахматах и представления не имели…

И, не дождавшись, что ещё скажет Герасимов, он удалился.

«Странно, — посмотрел ему вслед Василий Иванович, — это в Витебске-то не знали, что такое шахматы?..»

Вот тогда Герасимов и ощутил впервые непонятное беспокойство. То самое беспокойство, что не давало ему сосредоточиться и сейчас, на пляже. Впрочем, теперь оно становилось несколько понятнее.

…Тридцать пять лет прошло с той пасмурной осенней ночи 1939 года, когда молодой оперуполномоченный Василий Герасимов, всего второй день работавший в витебской милиции, торопясь, разыскивал в темноте улицу и дом старого учителя и одного из лучших шахматистов города Николая Николаевича Полянского.

Дежурный по милиции, положив телефонную трубку, от досады тогда даже крякнул:

— Вот те на, на какую-то дурацкую кражу картошки из сарая группу отправил — считал, что всё до утра спокойно будет, — а тут такое дело… И к кому ведь ухитрились забраться, а?! Ну ладно, Герасимов, ничего не поделаешь, езжай… То есть иди — машину группа забрала. Считай, что это твое боевое крещение… Особенно там не топчи… Успокой старика, скажи, что всё разыщем… Как ребята подъедут — сразу к тебе пошлю…

«Еще не хватало, чтобы они раньше меня прибыли, — озабоченно думал Герасимов, шлепая по невидимым лужам. — Вот обидно будет… Нет, сегодня мне должно повезти! А то и правда неплохо может получиться», — и он представил себе заметку на четвертой странице газеты: «Благодаря находчивости и смелости молодого сотрудника милиции В. Герасимова установлен и задержан опасный преступник, накануне похитивший из квартиры гражданина Полянского…»

Учитель, живший один, дверь отворил сам. Впрочем, она и не была заперта.

— Заходите, заходите, — засуетился Николай Николаевич, услышав, что Герасимов — сотрудник милиции, прибывший по его просьбе. — Не надо, не надо, голубчик, что вы, я вам и так верю, — отстранил он руку Василия, протянувшего было свое удостоверение. — Уж и не знаю, с чего начать… Сегодня вечером я давал сеанс одновременной игры. Двадцать три выиграл, две ничьих. Кстати, а вы, товарищ… — Полянский запнулся, очевидно вспоминая фамилию оперуполномоченного.

— Герасимов!.. Да просто Василий, — подсказал тот и покраснел: в милиции ему не раз объясняли, что на службе нет Вань, Юр, Миш, а есть Иваны Петровичи, Юрии Павловичи, Михаилы.

— Да, да, как же, помню, — обрадовался Николай Николаевич. — Так вот, а вы шахматами не интересуетесь? А то милости прошу, заходите.

— Спасибо, Николай Николаевич, — окончательно смутился Герасимов. — Играю немножко…

— И отлично! И отлично, голубчик! — просиял Полянский. — А чего нам, собственно, ждать? Давайте-ка сразимся с вами прямо сейчас. Заодно увидите любопытнейшие фигуры. Слоновая кость, настоящая Индия. — В десятый раз протерев стекла пенсне, старый учитель начал искать шахматы. — Ах какая досада, значит, их тоже украли! Ну, ничего, у меня есть и другие…

— Спасибо, — повторил Василий. — Но давайте я действительно зайду к вам завтра… чтобы поиграть… А сейчас, — он взглянул на часы и, вспомнив об оперативной группе, стал очень серьезным, — прошу вас сказать, что, кроме шахмат, украдено?

— Пожалуйста, пожалуйста, — согласился Полянский, — я понимаю… Значит, шахматы — раз, пишущая машинка — два, деньги — вот тут, в столе лежали… Сколько? Тысячи, по-моему, полторы, точно не помню… — Он подошел к шкафу. — Костюм. Наверное, ещё что-нибудь… Но всё это пустяки, голубчик, мне жалко другое. Вот видите, — он отколол от галстука булавку и протянул её Герасимову.

Ещё никогда Василию не доводилось видеть столь оригинальной булавки: её украшала золотая шахматная доска, усыпанная камешками-фигурками.

— Да, интересная вещица, — кивнул оперуполномоченный, возвращая булавку.

— Не то слово — интересная! — взволнованно зашагал по комнате Полянский. — Уникальная! Историческая! Особенно для меня.

— Хорошо, что её не украли, — заметил Василий. — Ведь больших денег, наверное, стоит…

— При чём здесь деньги, молодой человек, при чём здесь деньги?! — неожиданно остановился напротив него Полянский. — Вы знаете, что это такое? Нет, это не просто украшение, не просто булавка для галстука! Это подарок, это приз, врученный мне самим Мароци! Вы слышите, кем, голубчик, Гё-зой Ма-ро-ци!

Полянский сел, снова снял пенсне и, посмотрев на оперуполномоченного добрыми близорукими глазами, положил руку ему на колено:

— Этой булавке, голубчик, почти сорок лет. Да, да, маэстро вручил её мне в 1901 году…

Полянский опять вскочил и быстро заходил по комнате.

— Итак, 1901 год. Должен вам заметить, что в Швейцарии я очутился случайно. Отец, отправившийся туда по делам фирмы, где он работал, взял меня с собой, что называется, приучать к делу… Мне только что минуло девятнадцать лет. Я уже бредил шахматами и поэтому, услышав, что в Швейцарии находится знаменитый венгр Гёза Мароци, согласился ехать без колебаний…

Нет, нет, голубчик, — замахал руками Полянский, заметив, что Василий открыл было рот, — не перебивайте меня. Я должен досказать вам эту историю!.. Уже на третий день пребывания в Швейцарии мы с отцом поссорились. Ему нужно было ехать из Берна в Цюрих, а я, как вы понимаете, рвался в Монтрё, где отдыхал Мароци. Короче, я бросил всё и приехал на озеро. Однако встретиться с маэстро мне долго не удавалось: он почти никого не принимал и сам выезжал редко. Помог случай… Будучи без денег, я зарабатывал себе на жизнь тем, что играл в шахматы в одном из третьеразрядных кафе, всякий раз давая противникам фору. Как сейчас помню, подошел однажды прекрасно одетый мужчина и предложил сыграть с ним на равных. Я согласился. И выиграл. Он заметно расстроился и снова расставил фигуры. Я опять победил. Тогда он схватил меня за руку и, заявив, что покажет сегодня, как играют у нас, в России, потащил за собой. Это был отдыхавший в Швейцарии табачный фабрикант и шахматный меценат Бостанжогло…

Старый шахматист помолчал, видимо снова переживая ту давнюю встречу. Молчал и Василий. Он уже не смотрел на часы и не пытался перебивать собеседника.

— В тот же вечер, голубчик, — опять заговорил Полянский, — на вилле Бостанжогло я наконец увидел маэстро. Хозяин представил меня и заявил, что отыскал восходящую шахматную звезду. Мароци, улыбнувшись, согласился как-нибудь сыграть с этой звездой партию.

«О нет, господин Мароци, я предлагаю устроить небольшой гандикап-турнир, — шутливо, но настойчиво возразил Бостанжогло. — В самом деле, господа, обратился он к остальным гостям, — почему бы нам не воспользоваться присутствием здесь, в Монтрё, таких мастеров, как Яновский, Шлехтер, Берн и, конечно, всеми нами уважаемого господина Мароци, — поклонился Бостанжогло знаменитому венгру, — и не организовать такой турнир?» Его поддержали. Мароци, которому, видимо, просто не хотелось спорить, ответил фабриканту молчаливым поклоном. «Вот и прекрасно, господа! — воскликнул окончательно загоревшийся Бостанжогло, — назначим открытие турнира на послезавтра. А завтрашний день я посвящаю поиску достойного его приза, к которому, конечно, будет приложен ящик сигар…»

— Да, голубчик, — торжествующе посмотрел на Василия Полянский, — этот турнир состоялся! И ваш покорный слуга с большим трудом, но выиграл тогда все партии… А затем Бостанжогло вручил мне приз, который делал по его заказу один из лучших ювелиров Швейцарии. От сигар я отказался, а приз принял с гордостью.

Вот он, полюбуйтесь еще, — Полянский снова отколол от галстука булавку. — Вернее, голубчик, лишь его часть: точно такие запонки у меня сегодня украли…

Василий встрепенулся:

— Не волнуйтесь, маэс… товарищ Полянский, мы приложим все силы…

В дверь громко постучали.

— Можно? — раздался уверенный голос старшего оперуполномоченного Бугаева.

Это приехала оперативная группа. Василий машинально посмотрел на часы: ого, оказывается, он сидит уже почти два часа.

— Ну, Василий Иванович, что удалось установить? — так же громко продолжал вошедший в комнату Бугаев.

— Да вот… запонки Бостанжогло пропали, — запинаясь, пробормотал Герасимов, — то есть не Бостанжогло, они уже принадлежали Николаю Николаевичу, — окончательно запутался он.

— Стоп, стоп. Какие запонки? Неужели из-за такой мелочи нужно было звонить в милицию? И что это ещё за Бостан… тьфу, не выговоришь! — нахмурился Бугаев. — Мы в чьей квартире — Николая Николаевича Полянского? Так при чем здесь этот самый тип? Что, он у вас живет? — повернулся он к Полянскому

— Нет, нет, — энергично запротестовал тот. — Я уже рассказывал вашему молодому коллеге, что в 1901 году, в Швейцарии…

— Гражданин Полянский, — перебил Бугаев, — когда произошла кража — сегодня? Так при чем здесь 1901 год? Василий Иванович, — обратился он к Герасимову, — дайте, пожалуйста, протокол.

— Да я… не успел…

— Не успел? — поднял брови Бугаев — Ну, ну… В таком случае можете возвращаться в отдел.

— До свидания, голубчик, — подошел к Василию Полянский и затряс его руку. — Спасибо вам… А завтра непременно заходите…

— Оперуполномоченный Герасимов завтра займется другой работой, — веско произнес Бугаев, — а этим делом буду заниматься я…

…Сейчас, столько лет спустя, Василий Иванович лишь улыбнулся, вспомнив ту давнишнюю историю. А тогда ему было не до шуток: он медленно брел в отдел, ежеминутно черпая ботинками воду, и представлял себе, какой разговор ожидает его через полчаса у дежурного, а утром у начальника…

Несмотря на приглашение, к Полянскому Василий Иванович так и не пошел. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через год. Было обидно. Во-первых, потому что он, как сотрудник милиции, столь неумело вёл себя в ту памятную ночь. Во-вторых, из-за того, что дорогие Полянскому запонки так и не были найдены. Правда, остальные вещи Бугаеву удалось обнаружить и вернуть хозяину. Он сумел напасть на след вора, оказавшегося, кстати, учеником Полянского. Но преступник, бросив всё: и машинку, и шахматы, и костюм — бежал из Витебска. Далее его следы затерялись.

И всё-таки Василию Ивановичу довелось встретиться с Полянским ещё раз. Это произошло в тяжелые военные дни, на передовой, под Витебском. Старый учитель очутился там как солдат народного ополчения. Ему долго отказывали, убеждали, что он принесет больше пользы в другом месте, но Полянский настоял на своём. «После того сражения, которое я выиграл в военкомате и райкоме, мне не страшны никакие бои», — шутил он.

Герасимова Николай Николаевич узнал, правда, не сразу.

— Извините, голуб… товарищ лейтенант, — обратился он как-то к Василию Ивановичу, командовавшему соседним взводом. — Но ведь мы с вами встречались. Наверное, где-нибудь за шахматной доской…

— Всё точно, товарищ Полянский, — улыбнулся Герасимов, — у вас дома, два года назад. Правда, доска была не совсем обычная — её подарил вам Бостанжогло.

— Голубчик! Так это вы?! — обрадовался учитель. Он снял привязанное ниточкой пенсне и близоруко заморгал, гладя руку Герасимова. — А ведь я вас ждал…

— Да так получилось, — замялся Василий Иванович. — Мне тогда поручили другое дело. И потом ведь запонки…

— Бог с ними, с запонками, — махнул рукой Полянский. — Сейчас не до них: целые города гибнут. И вообще-то мне не так жалко их, как жаль, что меня обманул мой ученик, человек, на которого я возлагал большие надежды… Ему было всего восемнадцать лет, из них три года он у меня буквально дневал и ночевал. Между прочим, как раз накануне кражи просидел целый вечер. Помнится, я ему объяснял один из вариантов королевского гамбита… Кстати, голубчик, интереснейший и редко встречающийся вариант! — оживился старый шахматист. — Вы непременно должны с ним познакомиться! — Полянский вынул шахматы. — Вот, посмотрите… Это из гамбита Райса получается. Я всё искал за белых какой-либо путь атаки. А потом мы вместе с этим юным другом нашли-таки решение. У черных все шансы на выигрыш. — Ну как? — просиял старик. — Интересно? То-то же… А знаете, голубчик, запишите-ка вариант и на досуге разучите. Ей-богу, он того стоит…

Василий Иванович не смог огорчить Полянского и действительно записал под его диктовку редкий вариант королевского гамбита… А через два дня Николая Николаевича Полянского не стало: во время очередной атаки фашистов он был убит наповал.

…Начало припекать. Надевая шляпу и переворачиваясь на живот, Герасимов огляделся по сторонам. На пляже не было свободного места. Все ясно, на часы можно и не смотреть: десять.

Полежав ещё несколько минут, Василий Иванович встал, нырнул прямо с глыбы и поплыл. Вернулся и стал одеваться.

Выйдя на центральную улицу, он мгновенно заколебался: то ли, плюнув на всё, отправиться в Дом творчества, то ли довести дело до конца и заглянуть в милицию. Мелькнула мысль: «А не засмеют? Скажут, мол, сам когда-то в милиции работал. И вот поди ж ты… Но с другой стороны, если не зайду, то до конца отпуска не будет покоя».

Молодой лейтенант — дежурный, выслушав несколько несвязный рассказ Василия Ивановича, пожал плечами и проводил посетителя к седоголовому майору, начальнику отдела уголовного розыска. Краем глаза Герасимов заметил, что, выходя из кабинета, лейтенант улыбнулся и, кивнув в его сторону, покрутил пальцем возле виска. Василий Иванович усмехнулся: опасения были не напрасны. Однако майор оставался невозмутимым.

— Рассказывайте, товарищ, — сказал он с заметным грузинским акцентом, — поподробнее, не торопясь…

Герасимов говорил минут сорок. Майор время от времени молча кивал головой, делал какие-то пометки в блокноте.

— Так, ясно, — встал он из-за стола, когда Василий Иванович замолчал. — Очень хорошо сделали, что заглянули… А плохо, — на этот раз майор улыбнулся, — что ушли из милиции.

— Так уж получилось, — развел руками Герасимов. — Не ушел бы… Да когда меня под Берлином ранило в четвертый раз, понял, что о милицейской службе и мечтать нечего… А жить-то надо. Вот и пошло: литературный факультет, диссертация…

— Спасибо вам, Василий Иванович, — пожал ему руку майор и проводил до дверей. — Этим Семеновым мы поинтересуемся. А вас непременно будем держать в курсе дела. Вы же, в случае чего, звоните…

До обеда оставалось ещё около полутора часов. Идти на пляж не хотелось. Герасимов зашел в библиотеку, развернул свежую газету. Однако сосредоточиться всё ещё не мог.

«А ведь тот листок с вариантом вроде бы цел, — вдруг подумал Василий Иванович, — кажется, он лежит в ящике, где хранятся военные документы. Что, если позвонить Алёнке…»

Москву дали в пять часов вечера.

— Алло, алло, папка! — то тише, то громче доносился до Герасимова голос дочери. — Плохо слышно… Что? Какой листок? Да зачем он тебе? Увлекся шахматами? Ладно, сейчас… Нет, слова я не нарушаю, пишу каждые три дня. Просто в последний раз забыла отправить авиапочтой… Алло! Нашла, слушай. — Дочь продиктовала позицию. На прощание заверила: — Не волнуйся, у меня всё хорошо. Сижу над курсовой. Да, да… Ну, целую…

Сразу же после ужина Василий Иванович спустился в холл.

— Может, сразимся? — встретил его переводчик.

— Попозже… Хочу вот один интересный вариант разобрать, — и Герасимов, разложив доску, расставил фигуры.

Вокруг, как всегда, столпились любители шахмат, вспыхнул спор. Василий Иванович искоса поглядывал на собравшихся. Ага, наконец-то! В холл непринужденной походкой вошел Семенов. Уверенным, чуть ленивым взглядом окинул их группу, заинтересовавшись, приблизился.

Заметив, что Герасимов слишком долго думает над очередным ходом, он снисходительно улыбнулся и протянул к доске холеную руку:

— Рискнете на реванш? Вам белые, пожалуйста.

Василий Иванович кивнул. Первые ходы были сделаны быстро.

— Что вы делаете, ведь он же фигуру заберет… — зашумели болельщики, но Семенов небрежно бросил:

— Да вы и теорию недурно знаете, есть, есть такой вариантик…

Он чуть задумался и внимательно посмотрел на противника. Сделали ещё несколько ходов.

— Ну что же, мы и к этому готовы, — уверенно сказал Семенов. — Теперь ваше дело дрянь, — засмеялся он, — попались мне на старую разработку…

Болельщики почтительно глядели, как быстро реализует свой материальный перевес новый гость Дома творчества. Но Герасимов уже не обращал внимания на шахматную доску. Как живой, стоял перед ним старый учитель…

Не успел Василий Иванович дойти до маленькой комнатки, где находился телефон, как оттуда вышла дежурная сестра:

— Товарищ Герасимов, вам звонят.

— Это вы, товарищ профессор? — послышался в трубке знакомый голос с грузинским акцентом. — Ещё раз здравствуйте… Что? Как раз собрались мне звонить? Отлично! Да, полагаю, что вы не ошиблись. Со мной только что вторично связывались витебские товарищи. Есть основания думать… А где, кстати, наш общий друг сейчас? В своей комнате? Вот и прекрасно. Не прощаюсь, через десять минут буду у вас.

На эту сцену никто не обратил внимания. Просто заглянули к отдыхающему Семенову два приятеля, несколько минут поговорили с ним о чём-то в комнате, а потом, видимо, решили погулять по вечернему городу, и все трое не спеша проследовали через людный холл и вышли на улицу. Лишь переводчик, отдавая Герасимову ладью, посмотрел им вслед и сказал:

— Ладно, меня вы поприжали, а вот с этим гроссмейстером небось не очень-то…

Василий Иванович улыбнулся:

— Что делать, в шахматы он играет действительно лучше, чем я…

На следующее утро Герасимова пригласили зайти в отделение милиции.

— Спасибо вам, товарищ профессор, — встретил его седоголовый майор. — Вот, можете полюбоваться, — и он протянул какую-то миниатюрную вещицу, завернутую в папиросную бумагу. — В портмоне с собою носил все эти годы… Понимал, что продавать опасно, а выкинуть, очевидно, жалко было…

Василий Иванович развернул бумагу. На ладони заблестели необыкновенные запонки: связанные между собой тонкими цепочками золотые шахматные доски с разноцветными драгоценными камешками, изображающими фигуры…