— Не переживай, папуль, сделаю все по высшему разряду, — хмыкнула она, с превосходством глядя на меня. — Через час он скажет тебе все, что захочешь знать.
— Отлично, — кивнул Олег, кидая недокуренную сигару на пол и туша ее ногой.
В помещение вошли те самые амбалы, с которым прибыл Олег, и дружно двинулись в нашу сторону.
— Ребятки, а ну-ка, снимите-ка Гамбита с цепей, да посадите на стул. И смотрите, чтобы эта сволочь не сбежал, иначе я всех вас линчую! — пригрозил мой бывший шеф.
Мужики кивнули и… один направился за тем самым злосчастным стулом, а другой подошел ко мне и со всего маху врезал под дых, из-за чего я закашлялся, а в глазах резко потемнело.
И пока я был дезориентирован, этот урод успел снять меня с цепей, и я упал на пол, ударившись коленями о бетонный пол и чуть не прикусив язык. Как не взвыл от боли — не знаю, но четко услышал хруст. Кажется, это хрустнули мои колени.
— Садите его сюда, — командовала Лариса, ходя вокруг да около, алчно глядя на меня, словно я подопытное животное.
Мордовороты действовали быстро и слажено: подняли под обе руки и потащили к этому железному «коню». Попытался сопротивляться, даже привстал на ноги, чувствуя сильную боль в коленях, и почти вырвал одну руку из цепкого захвата, когда под ребра прилетел еще один мощный удар.
— М-м-м-м! — замычал я, тут же повисая на руках этих ублюдков. Дальше они тащили меня без происшествий. Даже не понял, как очутился на стуле, с прикованными сзади руками, ноги же привязали к ножкам стула, чтобы я не мог дергаться.
— Что, нравится, Гамбит? — подошла ко мне вплотную Лариса, присаживаясь на корточки и теперь глядя глаза в глаза. — А я ведь говорила, что могу пощадить тебя, но ты выбрал иной путь. Что ж, хорошо, теперь ты узнаешь, насколько жестокой я бываю в гневе.
Она выпрямилась и повернулась к Олегу:
— Отец, оставь меня с ним наедине, примерно, на час. Когда вернешься, этот засранец все тебе выложит, — пообещала она, складывая руки на груди.
— Хорошо, — кивнул он, — только ты больше ерундой тут не занимайся. Я знаю Гамбита, она парень серьезен и крут, дашь хоть малейший шанс на попытку освободиться, он им обязательно воспользуется.
— Разберусь, — хмыкнула она, скривив губы в презрительной улыбке и надменно выгибая бровь.
Олег лишь покачал головой и, кивнув своим мордоворотам, направился в сторону выхода, оставляя меня и Ларису снова наедине.
— Ну что, красавчик, вот ты и попал, — наклонившись ко мне, прошептала дочь Голева, потирая руки. — Сейчас я поработаю над тобой так, что мать родная не узнает! Ты сам виноват. Нужно было просто трахнуть меня, и сейчас бы не пришлось страдать. Я умею быть благодарной, Гамбит…
— Да пошла ты на хрен с такой благодарностью! — рыкнул я, презрительно глядя на Ларису. — Все равно ты никогда не будешь лучше Алины.
— О-о-о-о!! — захохотала она так, будто сумасшедшая. — Это долбанная Алина меня так достала, что я готова голыми руками ей глотку порвать!
— За что же такая ненависть к ней? — поинтересовался я, поерзав на неудобном стуле, в надежде найти слабое место и высвободиться из оков.
— За что? Ты спрашиваешь, за что?! — зашипела она, точно разъяренная кошка. — Да за то, что этой суке с самого детства все на блюдечке с золотой каемочкой подносили! За то, что ее всегда хвалили! Всегда! Все самое лучшее кому? Правильно, Алине! А кому тумаки да шишки? Мне! Мне, сука! Она была любимицей у наставника, а я…
— А ты та самая ненормальная, что не умеет контролировать свои эмоции, — закончил за нее.
— Заткнись! — рявкнула она, с отмашкой ударив по лицу.
Моя голова дернулась в сторону, а на щеке остался отпечаток от ее ладони. Во рту почувствовал металлический привкус. Похоже, щеку повредил о зубы.
Сплюнул на пол, усмехнувшись.
— Что, Ларис, правда глаза колет, да?
— Да что ты знаешь о моей жизни?! — закричала она, доставая свой кинжал и поднося его к моему лицу. — Ни-че-го, Гамбит! Ты даже понятия не имеешь, что я пережила, чтобы хоть как-то угодить наставнику, но… Но он вечно был мною недоволен! Ненавижу! Кто лучшая у нас в рукопашке? Конечно же Алина. Кто лучший стрелок? Алина, мать ее! Кто блестяще выполняет задания? Снова эта тварь Алина! А я… Я всегда стороне! Всегда не у дел!
— А может причина не в ней, а в тебе? Может, это просто ты бездарность? — скривился я, из-за чего шрам на моем лице исказился, делая его отталкивающим, даже слегка пугающим.
— Нет! — закричала она, тряся головой, из-за чего белые волосы разметались по плечам. Взгляд безумный, как у маньяка-убийцы. — Я знаю, что лучшая! Не Алина, а я! Все парни в лагере бегали за мной, чтобы найти мое расположение к себе, чтобы…
— Чтобы просто, тупо, трахнуть тебя и забыть. Ты же обычная шлюха, Ларис, — хохотнул я, незаметно пытаясь освободиться от пут.
— Как и твоя ненаглядная Алина. Чтоб она сдохла, сука! — с ненавистью в голосе, выплюнула девушка, морщась, точно лимон проглотила.
А затем, словно о чем-то вдруг вспомнив, театрально всплеснула руками и выдала:
— Ой, совсем из головы вылетело!
И она метнулась куда-то в сторону, исчезая за моей спиной, так что разглядеть, что она там делала и что искала, я не мог — не позволял угол обзора.
Вернулась Лариса через пару минут. Через плечо перекинут ремешок небольшой спортивной сумки, а в руках… Мой пистолет и нож!
— Знаешь, Жень, — улыбаясь, начала она, — ты красивый мужик, хоть и с этим безобразным шрамом на лице, но чего у тебя не отнять — так это вкус к хорошему оружию. Твой пистолет, — задумчиво пробормотала она, вертя его в руке, — прекрасен и опасен. Интересно, скольких людей ты из него пристрелил? А этот нож!.. сколько сердец им вырезано?
Она подошла ко мне поближе и кинула на пол сумку, в которой что-то загремело.
— И что в ней? — не удержался от вопроса.
— Там? — она кивнула на свою поклажу. — Да так, игрушки разные. Хочешь, покажу?
— Не горю желанием.
— Зря-я, — протянула она, убирая мое оружие подальше и беря теперь свою сумку. — Тут такие чудесные вещички имеются…
Голева расстегнула замок и нарочито медленно вытащила оттуда какой-то сверток.
— Это мои малышки, — почти благоговейно выдохнула она, укладывая сверток на бетонном полу и разворачивая его.
В нем оказались скальпель, иглы, лезвия различной длинны, веревки: толстые и тонкие, гитарные струны, о которые легко порезаться, отвертки — на некоторых даже следы засохшей крови еще остались, крючки: большие и маленькие, и еще много чего такого, чему я не мог дать название.
— Ну что, Гамбит, с чего начнем? Может, иглы? Или… — она задумалась, глядя на мое тело. — Нет, сперва, я сниму с тебя эту футболку. Нельзя скрывать от посторонних глаз такую красоту. Ну и заодно покрепче привяжу тебя к стулу, чтобы не вырвался. А то мало ли, сколько в тебе дури!
И она тут же, взяв скальпель, подошла ко мне, натянула футболку у ворота и полоснула по нему, разрезая вещь пополам, а затем просто дорывая и откидывая ненужную тряпку в сторону.
— Ну вот, так-то лучше, — довольно хмыкнула она, возвращаясь обратно. — А теперь веревка!
— Прекрати, Лариса. Зачем тебе это? — попытался вразумить ее, но, казалось, она меня сейчас даже и не слышала — так была погружена в свое дело.
Обошла меня со всех сторон, держа веревку наизготовку, словно примеривалась и, снова обойдя, встала за спиной, перекинула эту чертову удавку мне через голову и накинула на грудь, потянула, связала сзади и снова сделала еще один оборот вокруг торса, и еще один — видимо, для надежности. Затем затянула крепкий узел и отошла в сторону, любуясь проделанной работой.
— Красота! — наконец-то выдохнула она, возвращаясь на место. — А вот теперь можно и руки ремнями стянуть.
— Ты ненормальная! — честно говоря, я уже начал паниковать, тем более что сейчас мне помочь никто не мог, а сам я был не в состоянии. Сука!
— Что ты, напротив, я в своем уме.
Я дернулся, хотя все время прекрасно понимал, что мои старания напрасны и бесполезны — из железных оков так просто не выбраться, а уж теперь и подавно!
Лариса же, хмыкнув, взяла какую-то тряпку и скотч… Сразу понял, что она собирается сделать.
— Не надо! Лариса, не смей!
— Заткнись, Гамбит! — рявкнула она, и тут же запихнув кляп мне в рот и моментально обматывая скотчем вокруг головы, чтобы я не смог его, кляп, выплюнуть.
— Ммммм, — замычал я, дергаясь всем телом.
— Ничего, красавчик, сейчас мы с тобой развлечемся, — пообещала она и… достала из свертка небольшую тонкую иглу.
Я уже прекрасно понял, что эта ненормальная задумала, но все равно до последнего надеялся, что ошибся… не ошибся… первая игла медленно вошла мне под ноготь…
— ММММММММММММММММ! — кричать я не мог — только мычать и дергаться, но толку от этого не было.
— Нравится? — прошептала дочь Олега, глядя на меня так, словно получала от всего происходящего настоящий экстаз. — Сейчас, красавчик, потерпи немного, я знаю, что тебе это все по кайфу. Погоди, дружок, сейчас еще парочку вгоню…
И снова тонкая игла медленно начала входить под ноготь.
Если бы мог орать, то все кругом оглохли бы — столь сильной была боль! На лбу выступила испарина, по спине так и вовсе ручьем стекал пот… То, что она со мной делала, не поддавалось пониманию. Она словно стала одержимой, будто причинить боль — это первостепенная задача, но никак не сбор информации, которая так необходима была ее отцу. Причиняя боль другому, Лариса испытывает неподдельный кайф, сродни оргазму!
Десять пальцев… десять игл! Не осталось живого места… Безумная пульсирующая боль ослепляла, погружая сознание в безумие и первобытный страх…
— Ну как, — поинтересовалась она спустя некоторое время, когда все иглы были вогнаны под ногти, — понравилось?
— Ммммм… — я мог лишь мычать, истекая не только потом, но теперь и кровью.
— Вижу, что нравится, — промурчала Лариса, отходя и беря в руки новый пыточный инструмент — скальпель. — А теперь, если ты не против, я порисую на тебе, Гамбит.
Резкий росчерк, и на груди красуется первый глубокий порез, из которого тут же потекла кровь, еще взмах руки, и вот новый порез, пересекающий прежний…
— Может, соски тебе отрезать, а? — поинтересовалась эта тварь, видя мои мучения. — Хотя нет, пусть будут, ты с ним красивее. А вот тут, — она ткнула скальпелем в грудь, проникая под кожу, и дальше, погружая оружие все глубже и глубже…
— МММММММММММММММММММММ!! — в моих глазах, наверное, уже была не просто боль и ужас, а настоящее безумие. Медленные пытки, истязание плоти и разума.
— Да, мой хороший, помычи еще…
Выдернув скальпель из груди, она тут же вонзила мне его в ногу по самую рукоять… И так пять раз!!
Окровавленный, обезумевший от боли, я мог лишь мычать. Сил чтобы хоть как-то сопротивляться, почти не было… Еще чуть-чуть и я сломаюсь…
— А теперь перейдем к ступням, да, Женечка?
И эта дура стянула с меня берцы с носками, откидывая ненужные вещи в сторону, так же, как и футболку до этого.
Недолгое копошение, и почувствовал, как новая игла вонзается под ноготь, но теперь уже на ноге…
— Ммммммммм!! МММММММ! — пытаюсь кричать, остановить это безумие, но Ларисе все равно — она наслаждается процессом. Игла за иглой, ноготь за ногтем, и бесконечная боль…
Снова скальпель в руке, словно ей было мало того, что сейчас торчит в моей ноге, и снова взмахи руками, новые порезы: на груди, руках, животе, лезвие несколько раз вонзается по самую рукоять уже в другую ногу, и там же остается…
Мне тяжело дышать, в глазах багровая пелена, в ушах свист и слышно, как грохочет сердце… Чувствую, как, постепенно истекая кровью, начинает кружиться голова… Долго такими темпами не протяну. Похоже, что тут я и останусь… Домой уже не вернусь… Ну увижу Машку, не обниму ее и не скажу, как сильно люблю ее! Больше не будем сидеть по вечерам у камина и травить разные байки, то смеша друг друга, то пугая и наоборот… Машулька, сестренка, ты прости, что так произошло… Увидел перед глазами ее лицо и… в сердце потеплело. Люблю эту заразу! Жаль будет ее оставлять, но я уверен, что она справится без меня. Машка — кремень!
Тут же перед глазами возник еще один образ… И от него защемило в груди — Алина. Моя страстная, яростная тигрица… Сильная, независимая, страстная… Синие, как морская пучина глаза, чувственные губы, прекрасные шелковистые волосы…
Яркая, необузданная, смертельно опасная…
«Алина, — мысленно обращаюсь к ней, воскрешая в памяти ее образ до мельчайших деталей, — девочка моя, где бы ты ни была, знай: ты единственная из женщин, кто смогла пробить мою броню, единственная, кого я возжелал настолько, что другие женщины перестали существовать для меня… Ты та, кого я полюбил всем сердцем, только понял это слишком поздно. Ты ушла… Ушла и больше не вернешься ко мне. Но как бы хотелось еще раз увидеть тебя напоследок, прикоснуться… поцеловать».
Эти мысли молниеносно проносились в моей голове… Кажется, я перестал ощущать боль, в теле начала появляться легкость, и повисла оглушительная тишина. Казалось, мир просто перестал существовать.
Тем временем Голева выпрямилась и отошла от меня на несколько шагов, любуясь тем, что сотворила. Ей было плевать, что я нахожусь уже на самой грани жизни и смерти.
— Ах, как же ты сейчас хорош, но… мне кажется, что чего-то не хватает…
Взяла новый скальпель и, подойдя вплотную, резко полоснула по моему лицу…
Задохнулся от новой порции боли, закатывая глаза… Кровь текла отовсюду: лицо, шея, грудь, живот, руки и ноги… С каждой секундой я терял драгоценную жидкость, слабея на глазах… Дышать стало тяжело…Еще этот проклятущий кляп!
И Лариса, словно услышав мои мысли, разрезала скотч и вытащила ненавистную окровавленную тряпку из моего рта.
— Ну что, солнышко, говорить-то можешь?
— П… по…
— Что-что? — сделала она вид, будто прислушивается. — Не разобрала, извини.
И воткнула лезвие, которым полоснула по моему лицу, в тыльную сторону ладони, пробивая ее насквозь… Но я настолько уже был истерзан и обессилен, что не мог не то что кричать, но даже мычать.
— Ты чего молчишь, тварь? — разозлилась Лариса, ударяя кулаком по моему лицу.
Моя голова лишь мотнулась в сторону, а изо рта потекла кровь.
— Лариса! — раздался громогласный окрик Олега.
Голев, тварь! Как жаль, что я не могу порвать тебя на части…
— Ты что натворила? — подбегая к нам, ужаснулся этот мудак. — Он же еле дышит!
— И что? — пожала она плечами, как ни в чем не бывало.
— Ты идиотка! Он мне живым пока нужен был! От тебя что требовалось?
— Что? — улыбнулась она, рассматривая свой маникюр.
— Информацию из него выбить насчет документов, а ты что натворила? — орал Голев, яростно жестикулируя руками. Его амбалы стояли за спиной, переглядываясь между собой и периодически бросая взгляд то на меня, то на непринужденно стоящую Ларису. И у обоих на лице отобразился ужас. Ужас из-за того, что такая хрупкая с виду девушка, могла сотворить с крепким, здоровым мужиком такие зверства!
— Мне плевать на то, что тебе нужно, папочка.
— Развяжите его! — приказал Олег, ужасаясь тому, что сотворила его дочь. — А тебе, Лариса, нужно…
— Что? — зло сощурилась она, тут же переводя взгляд со своих ногтей на отца.
— Научиться держать себя в руках! — закончил Голев, передернув плечами. Похоже, ему и самому не очень-то комфортно в обществе этой безумной.
— Хм, не учи меня, что и как делать, — огрызнулась она, наблюдая за тем, как меня отвязывают от стула.
Чуть было не свалился с него кулем, благо, голевские мордоворты удержали от падения, придерживая за плечи своими ручищами. Я же задыхался, рвано хватая ртом воздух, пытаясь наполнить им легкие, но выходило скверно.
— Лариса, убери с него все это… — брезгливо поморщившись, пробурчал Голев, осматривая меня с головы до ног.
— Мне и так нравится, — не пошла она навстречу, скрещивая руки на груди.
— Он же умрет! — возмутился отец, хмурясь.
— И что с того? Пусть подыхает. И вообще, папочка, закрыл бы ты рот…
— Да ты как с отцом разговариваешь? — заорал он, гневно сверля Ларису взглядом.
— Да какой ты мне отец? Так, лишь одно название. Нормальный родитель никогда не отдаст на воспитание свое чадо такому, как Азов. Да, он был моим наставником, тот, кто научил многому, в том числе и искусству убивать, но ты… Ты не имел права так поступать со мной! И вообще, запомни, раз и навсегда: я делаю лишь то, что хочу! Будешь стоять у меня на пути, отправишься на тот свет. Понял?
Олег, вытаращив глаза, отшатнулся, не ожидая таких слов от той, кого всю жизнь считал дочерью.
— И вообще, где Амир? Этот жирдяй мне денег должен — я фактически устранила того, кто угрожал его делу. А до Беса я еще доберусь.
— Амир ждет внизу, — недовольно проворчал Олег. — Я знаю про ваши делишки. У тебя от «Элегии» идет неплохой процент.
— Ну да. Дальше что? И вообще, я…
— Бе… Бе… — запыхавшись, заливаясь потом и кое-как переводя дух, пытался что-то проблеять ввалившийся жирдяй — Амир собтвенной персоной. — Беги-те! Он… Они… тут!
— Кто? — тут же всполошился Голев, начав озираться по сторонам.
Лариса же моментально подняла с пола мой пистолет, держа его наизготовку, амбалы Олега дружно шагнули вперед, убирая свои руки с моих плеч, и я, не удержав равновесия, упал на бетонный пол, залитый моей кровью.
— Бес и Роук! Они тут! — наконец-то выкрикнул Амир, кое-как отдышавшись, и быстрым шагом, насколько это вообще было возможно, двинулся к Голевым. — Скорее, убейте эту мразь и бежим! Они…
Но договорить он не успел, крякнув, повалился на пол и остался лежать на нем недвижимым.
— Что за… — начал было Олег, но заметил в проеме прохода две фигуры: одна мощная и высокая, другая небольшая и миниатюрная — Бес и Роук, притих на мгновение.
— Бессонов! — процедил сквозь зубы Голев, сморщив нос и нахмурившись. — Какого хера тебе тут понадобилось?
— Да вот, решил прогуляться, — как ни в чем не бывало ответил он, направляя пистолет с глушителем прямо в грудь своему собеседнику, который сейчас пытался скрыться за спинами своих телохранителей.
— Тебе тут не рады. И вообще, Бес, тебя это никак не касается!
— Вот тут ты, Олежка, ошибаешься. Видишь ли, тот человек, которого схватили твои люди, обратился ко мне за помощью, и я любезно согласился ему помочь… — Олег побледнел. — А еще, Голев, ты мне должен. И долг твой такой огромный, что, боюсь, ничто его не покроет, даже твоя смерть.
— А ты что же, думаешь, что весь такой крутой заявился сюда с этой пукалкой и можешь качать права? — выдала Лариса, наставляя пушку в сторону Кирилла.
— А ты бы, молодая леди, рот свой поганый прикрыла, а то из него тухляком прет.
— Да как ты смеешь?! — взвизгнула она.
Я же, лежащий на полу, пытался хоть как-то подняться, хоть как-то помочь тем, кто прибыл сюда мне на помощь, но как бы не пытался, все старания оказывались тщетны — большая потеря крови сильно сказалась на моем состоянии. Ноги и руки уже начали неметь, а сердцебиение замедлять свой ход.
— Гамбит… — услышал шепот, наполненный боли и ужаса. — Что ты с ним сделала?!
— Поиграла, — ответила Алине Лариса, довольно ухмыльнувшись.
— Сука!! — закричала моя девочка и… резко вскинула руку с пистолетом, делая выстрел… Один из амбалов Голева рухнул, как подкошенный…
И вот тут разразился кромешный ад!
Крики, стрельба, неразбериха…
Словно в замедленной съемке вижу, как Лариса целится в Беса и делает свой выстрел… Промазала! Кувырок по бетонному полу, и в ход идут ножи, до этого спокойно лежавшие в ее свертке… Один из них попал в плечо Кириллу, и он чуть было не выронил свое оружие.
Алина же действовала стремительно! Выстрел, кувырок вперед, снова выстрел, и еще один из амбалов Олега поверженным валяется в луже собственной крови. Сам же Голев пытается укрыться за колонами, иногда высовывая голову.
Лариса притаилась в небольшом закутке, глядя на меня в упор и наставляя свой пистолет мне прямехонько в грудь… А я… Я не мог пошевелиться… А так хотелось помочь моей девочке! Алина…
— Сложите оружие, Роук! — рявкнула Голева, не сводя с меня горящих глаз. — Иначе я пристрелю твоего кабеля прямо у тебя на глазах!
— Не смей его трогать! — крикнула Алина и… увидел, как она кидает свой пистолет на пол…
Что же ты делаешь, дурочка? Не смей! Не смей! Только не из-за меня!
— И ты тоже, Бес!
— Сссука… — процедил он сквозь зубы, но сделал так, как она сказала — пистолет упал на бетонный пол.
Лариса, все еще сидящая в небольшом укрытия, теперь высунула голову и посмотрела на своих врагов.
— А теперь пните их в мою сторону.
Бес и Роук подчинились, и пистолеты были отброшены на приличное расстояние.
Услышал этот звук, Голев вышел из-за колоны и довольно улыбнулся тому, как все грамотно провернулся его дочь.
— Какие молодцы, — с чувством полного превосходства произнесла Лариса, выходя из укрытия, но так и не отводя своего пистолета от меня. — Ты, Алинка, настоящая дура! Поверила, что я оставлю твоего благоверного в живых? Наивная овца.
Недолго думая, она повернула голову в мою сторону и…
— Не смей!! — крикнула Алина, метая в сторону Ларисы сюрикен… Раздался выстрел.
Голева, хрипя, выронила пистолет на землю и схватилась за горло, в котором застряло острое оружие Алины… Кровь заливала ее грудь, капая на пол и заливая все вокруг. Пара мгновений, и Лариса упала, остекленевшим взглядом глядя в потолок. А Олег, растерявшись, попытался ускользнуть, но не успел — его догнала пуля Кирилла. И он присоединился к дочери, замерев навсегда.
Алина же метнулась ко мне.
— Женя! Женечка! — кричала она, подбегая и падая на колени. — Держись, милый! Слышишь, ты держишь, родной!
Она оглядывала меня и… ее лицо побледнело, когда увидела огнестрельную рану в моей груди — Лариса попала в свою цель.
— Нет… — прошептала она, и на глаза навернулись слезы. — Нет, не может быть.
— А… Алина, — выдохнул я, пытаясь улыбнуться.
— Нет, родной, ничего не говори, береги силы!
Пыталась храбриться она, но я-то прекрасно понимал, что жить мне осталось считанные мгновения.
— А… Алина… — снова выдохнул я, закашиваясь и давясь собственной кровью. — Т… ты пришла.
— Конечно! Конечно, я пришла! — закивала она, зажимая рукой мою рану на груди. — Господи, что она с тобой сделала?!
Ее голос дрожал, как и руки, а в глазах застыли слезы.
— Н… не плачь, родная.
— Я не плачу! — всхлипнула она, храбрясь. — Не плачу…
— Можешь… — не смог договорить, снова начав кашлять и выхаркивать собственные легкие…
— Молчи! Молчи и береги силы! Бес! — крикнула она Кириллу. — Где скорая?!
— Уже едет, но… Алина, — подошел он к нам и присаживаясь на корточки, — боюсь, они не успеют.
— Не говори так! — закричала она.
— Прости, дружище, что не получилось прийти раньше… нас задержали.
Я лишь печально улыбнулся и, превозмогая боль и усталость, взял руку Алины в свою, из-за чего она резко обернулась и посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Я… Али… Алина, я… я люблю те… тебя…
— И я… — тихо прошептала она, заплакав.
Я улыбнулся и… моя безвольная рука выскользнула из ее и упала на пол… Последнее дыхание, и сердце остановило свой ход.
— Нееееееет!! — раздался душераздирающий крик Алины, разрывая душу и сердце.
Эпилог
Спустя четыре месяца. Алина
Пасмурный холодный день… Мелкая морось дождя заставляет ежиться от холода, загоняя мысли в тоску и уныние…
Я шла, понурив голову. Четыре месяца с того страшного события, которое перевернуло все в моей жизни. Я полюбила человека… Сильного и смелого, красивого и мужественного, умного и находчивого… Была готова бросить все и отдаться во власть чувств, но вмешалась злодейка-Судьба. Я опоздала, не смогла, проиграла… И была жестоко наказана за это — поплатилась жизнью того, кого полюбило мое сердце… И сегодня, идя под холодной моросью, которая позволяла скрыть слезы горечи, я направлялась к тому, кого потеряла — к Жене.
Ровные ряды оградок и мраморных плит, увешанные венками с пожеланиями: «От брата», «От мамы и папы», «От друзей»…
Я не смотрела ни них, направляясь вглубь кладбища, туда, где расположился новый дом моего любимого — его могилка с огромной мраморной плитой и его изображением во весь рост. Спасибо за это Кириллу — он помог с похоронами и заказал надгробную плиту.
Подошла к ней и, не скрывая слез, поздоровалась:
— Здравствуй, Жень.
Он смотрел на меня с высоты своего роста, таким каким был при жизни, только теперь не мигал. Его образ навечно запечатлен на куске гранита. Серьезен, сосредоточен, ни тени улыбки на губах, и лишь глаза… красивые, притягательные и такие родные.
Присела на скамеечку, глядя на него.
— Ты уж прости, что так долго не появлялась у тебя, — произнесла, всхлипнув. Слезы не вытирала — не видела смысла, да и не хотела, если уж быть честной. Мне больно. Так больно, что хочется умереть вместе с тем, кого полюбила, но опоздала. — Ты не обижайся, родной, я правда не могла… Я… ушла из кровавого бизнеса, Жень. Я завязала, оборвала все связи, сменила имя и все номера телефонов. Сделала так, чтобы все думали, что наемница Роук погибла при выполнении одного из заданий. Никто искать меня не будет.
Я смотрела в родные и любимые глаза и изливала свою душу, давая слезам катиться по щекам и падать на сырую кладбищенскую землю.
— Знаешь, Жень, на твоих похоронах я видела твою сестру, — шепчу я, грустно улыбаясь, — она милая девушка. Нежная и такая чистая. Она любила тебя. Очень любила. Казалось, никто не понимает ее горя… никто, кроме меня… Но я не подходила к Маше. Чем меньше она про меня знает, тем безопаснее ей будет. Пусть живет в неведении, — вытерла с щеки слезинку, не замечая падающей с холодной, серой и такой низкой тучи влаги, постепенно превратившейся из мороси в крупные капли дождя.
— А еще там был твой друг — Кольт. Он горевал по тебе, Жень. Он и его жена. В глазах твоего друга стояла такая тоска, что ее можно было ощутить в воздухе. Ты был дорог ему. Очень дорог…
Я замолчала… Господи, как же больно сидеть тут, на кладбище, и смотреть на того, кого уже нет в живых! Как же сердце стремиться к нему!
— Ты прости меня! — заплакала я, не сдерживаясь. — Прости, что не успела! Я так спешила, Жень! Но…
Слезы душили, не давая говорить, заставляя задыхаться и судорожно всхлипывать… Я плакала… Сегодня я могла себе это позволить, ведь моих страданий никто кроме Гамбита не увидит.
— Господи! — захлебывалась своими слезами. — Ну почему так?! Почему же так несправедливо?! Почему я поняла так поздно? Почему не решилась раньше?! Ведь этого всего могло бы и не быть сейчас! Мы могли бы быть сейчас вместе! Женя-а-а-а-а!
Рыдаю, сотрясаясь всем телом, и не могу остановиться… не хочу.
Вот его лицо… такое близкое и такое далекое одновременно.
— Почему Судьба так жестока, Жень? — наконец-то чуть успокоившись, смогла вымолвить я. — Почему? — тяжело вздыхаю. — Она несправедлива, и все же, я благодарна ей за то, что ты повстречался на моем пути… Эта встречала изменила всю мою жизнь, ведь ты, Гамбит, подарил мне надежду… надежду на счастье.
Я поднялась со скамеечки и опустила на могилку черно-белую фотографию.
— Я оставлю это тут, — прошептала я, вытирая со щек слезы. — Прости, но мне пора уходить. Через пару часов я улетаю из страны. Но ты, Жень, навсегда останешься в моем сердце, и я всю жизнь буду помнить тебя.
Развернулась и направилась в сторону выхода с кладбища, оставляя за спиной тяжелое грозовое небо, могилку любимого и черно-белую фотографию, на которой были запечатлены два небольших комочка — два близнеца… Те, кто будет помнить своего отца лишь по рассказам своей матери — сыновья грозного и сильного Гамбита.