Гангстер

Пролог

Джованни

Несколько минут назад я проклинал Сала, моего босса. Я не спал уже больше суток. Работа, которую он скинул мне посреди ночи, продолжалась до позднего утра. Большую часть времени я потратил на получение нужной мне информации от человека со слишком развязанным языком. После того, как получил то, что хотел, я убедился, что он не заговорит снова.

Только что я кричал на него, а в следующую секунду мне придется отправить чертову корзину фруктов или еще какую-то херню.

Я стою с отвисшей челюстью и смотрю, как самое прекрасное создание в мире направляется ко мне. Черт, я еще не вижу ее лица, но чувствую это глубоко внутри себя. А я всегда доверяю своей интуиции.

Это она.

Та самая женщина, о которой я говорил Салу, пока он не встретил свою жену и не был сражен. Я годами твердил, что жду женщину, на которой женюсь. В ту же секунду я схватил бы ее и сделал своей. Я бы сделал ей полдюжины младенцев, прежде чем она поняла бы, что произошло.

Ее голова опущена, ярко-рыжие кудри закрывают часть лица. Она смотрит на книгу в своей руке. Она еще не заметила меня и не знает, что я только что влюбился.

Мой взгляд скользит по ее телу. На ней простое белое летнее платье с цветами и жакет поверх него. Верх платья прикрывает ложбинку между грудью, открывая лишь намек на нее. Только сантиметр кожи или около того, но нет никаких сомнений, что это отличные сиськи. Они бы с трудом поместились в моих ладонях. Часть груди не уместилась бы, и я бы втянул ее в рот. Да, идеальная грудь. Прямо слюнки текут. Потом я опускаю взгляд вниз, к ее талии, где она сужается, а затем к широким бедрам. И это не маленький изгиб, а полноценный крутой изгиб большой попы и бедер. Действительно есть за что ухватиться и подержаться. Причем так крепко, как мне хочется, удерживая ее так, как я желаю.

Моя бабушка, упокой господь ее душу, называла их «детородными бедрами». А эта девушка предо мной рождена, чтобы иметь детей. У нее не будет проблем с тем, чтобы выносить столько детей, сколько мужчина сможет дать ее пышному телу.

Гнев вспыхивает во мне, и я сжимаю зубы. При мысли о том, что на нее заберется какой-то другой мужчина, мне хочется схватить пистолет и застрелить его. Я успокаиваю себя мыслями о том, что буду этим мужчиной. Если кто-то встанет у меня на пути, я исправлю это. Быстро.

Когда подхожу к стойке, она поворачивает голову налево, еще больше скрывая от меня свое лицо. Она убирает книгу в сумку, висящую у нее на плече, и снова смотрит на прилавок. Поправляет свои очки в толстой черной оправе на маленьком носу-пуговке, и что-то сжимается в моей груди. Она прикусывает губу, изучая ряды пирожных, будто это самое важное решение, которое она когда-либо принимала.

Я не могу отвести от нее взгляда. Хочу, чтобы она повернулась и посмотрела на меня, чтобы я мог полностью видеть ее лицо.

Альберто отходит от того места, где мы разговаривали после того, как он дал мне чашку кофе. Он подходит к ней, и ревность вспыхивает при мысли, что он собирается поговорить с ней первый. Если бы ему не было семьдесят лет, и он не был бы счастлив в браке в течение сорока из них, у меня могли бы возникнуть проблемы. Я хочу эту женщину, и я ее получу. Я знаю, она та единственная, которую я искал.

— Принести тебе что-нибудь? — спрашивает Альберто.

— Кажется, я не могу выбрать. — Ее голос такой тихий, что я почти его не слышу.

Я не могу удержаться и делаю шаг вперед. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и ее идеальные розовые губы образуют букву «о». Они блестящие и полные, и, Боже мой, я хочу, чтобы они обернулись вокруг моего члена.

Я чувствую, будто что-то бьет меня в солнечное сплетение, когда взгляд ее ярко-голубых глаз встречается с моим. Не думаю, что когда-либо в своей жизни видел что-то настолько поразительное. Они ошеломляют на фоне ее фарфоровой кожи с маленькими веснушками, усыпавшими нос и щеки.

Она одаривает меня улыбкой, которая, как я знаю, вежливая, но все же на ее полных щеках появляются глубокие ямочки. Я должен перестать пялиться. Знаю, что заставляю ее чувствовать себя неловко. Но не могу ни говорить, ни двигаться, ни отвести от нее глаз. Каждая клеточка моего тела кричит, чтобы слиться с ней, и у меня нет возможности сформулировать связное предложение.

— Почему бы тебе не попробовать вот это? — говорит Альберто, прерывая момент.

Покраснев, она отводит от меня взгляд. Не знаю, благодарен ли я или хочу ударить Альберто. В любом случае, я продолжаю смотреть на нее.

— Да? — спрашивает она, улыбаясь ему.

Эта улыбка предназначается мне.

Он отрезает кусочек канноли (Примеч.: традиционный сицилийский десерт, представляющий собой вафельную хрустящую трубочку, наполненную начинкой из сыра рикотты с добавлением различных сиропов, вина марсалы или розовой воды) и передает ей. Она берет его у него из рук и подносит к своим полным губам. Я смотрю, как ее губы обхватывают пальцы, и мой член дергается в штанах. Потом она стонет. Она закрывает глаза, явно наслаждаясь вкусом, и мне хочется закричать от разочарования. По какой-то причине мне это не нравится. Все эти звуки для меня. Только для меня.

Она распахивает глаза и смотрит на меня. Должно быть, я рычал вслух, а не только мысленно. Уверен, мое лицо суровое. Я пытаюсь выдавить из себя улыбку, но ничего не получается. Наверное, я выгляжу взбешенным, но то, что чувствую сейчас, не похоже ни на что в моей жизни.

Ее щеки розовеют, отчего веснушки становятся еще ярче. Румянец прекрасен, и я задумываюсь о том, как далеко он распространяется по ее телу. Ее киска становится розовой, когда она стесняется?

Альберто снова вмешивается.

— Хочешь немного?

Я убью его.

— Я… — Она еще на мгновение задерживает взгляд на мне, прежде чем снова посмотреть на него. — Извините, я только что вспомнила, что должна быть кое-где. — Она поворачивается и практически выбегает из булочной, прежде чем я успеваю остановить ее.

— Блядь. — Я достаю бумажник, чтобы бросить пять баксов за кофе, но Альберто качает головой, когда я убегаю за ней.

Она может бежать, но скоро будет моей.