Гарпия. Одержимая местью (СИ)

Aimer n'est pas sens amer

С сумбурными мыслями я пошла по дороге; хотела зайти в магазин, купить продуктов; подумала, что Каллиста Зиновьевна наверняка выделит мне полочку в холодильнике, но мысли о Намистиных не хотели покидать мой уставший мозг. Что имела в виду Эмма, говоря «знаменитый глава семейства», чем он знаменит? Боулинг в этой глуши — ну не диво ли?! И эта Вероника с расспросами о Хосе Игнасио — «Санта Барбара» какая-то!

В магазине, облокотившись на прилавок, продавщица со скучающим видом разгадывала кроссворд, но как только скрипнула дверь, её удлиненное лицо вытянулось ещё больше. Она округлила черные маленькие глазки, и они ни с того ни сего забегали со скоростью неугомонного хомяка в колесе.

— Никак новенькая репетиторша пожаловала, — хмыкнула она, натянув дежурную улыбку и отложив в сторону журнал. — Так-так!

Я поздоровалась, представилась; признаюсь, чувствовала себя пнём, на котором цветы растут, — ох, уж эти изучающие взгляды.

— Для тебя я Софи — мы с тобой вроде бы ровесницы, а первые две репетиторши звали меня София Томасовна — они мне в дочки годились. — Сказала она, не прекращая пристально рассматривать, казалось, каждую запудренную черную точку на моём носу.

Я купила целый пакет разнообразных продуктов, София только успевала щелкать на калькуляторе; потом сбилась, попросила меня всё выложить на прилавок и заново пересчитывала, а мне не оставалось ничего делать, как молчать и наблюдать за этой загадочной женщиной. Было в ней что-то неуловимое, какая-то вдовья аура, а вместе с тем непропорциональные черты лица и зализанные назад, окрашенные в черный, волосы. Вместо того чтобы скрывать недостатки, София их выставляла напоказ: лицо в форме груши; открытый высокий лоб; густые, лезвием частично обритые, брови; толстые красные губы. Ей бы чёлку и нейтральную помаду, — подумала я, — неужели она не смотрит на себя в зеркало?

— Ты здесь не продержишься и двух месяцев, — вдруг сказала София, устремив на меня жгучий взгляд.

— Почему ты так думаешь? — спросила я заинтриговано. Неужели Вероника и впрямь исчадие ада?

— Я это поняла сразу, как только мне рассказали, что видели «новенькую учительницу» с Хосе Игнасио. Вы уже заварили кашу одним своим приездом; из-за вас посёлок окончательно лишится спокойствия, потому что Вероника не устоит перед соблазном помыкать вами как марионетками. Ей доставляют удовольствие чужие страдания. Она будет смеяться, а ты хлебнешь горя, как те две несчастные до тебя; как я; я тоже жертва этой жирной стервы, и я никогда не прощу ей своих бед.

Я видимо застыла как истукан, переваривая информацию, — София поняла, что шокировала меня, но продолжила изливать душу:

— Она разбила мою семью, увела мужа, разорила, выставила на посмешище! Из-за неё мне приходилось голодать, отправлять детей в школу, не накормив завтраком, давая им на двоих лишь кусок черствого хлеба с вареньем, а она каталась с моим мужем по городу, кувыркалась в гостиничных номерах, попивая шампанское. Он тратил на неё семейные деньги, не думая о детях. Когда шахту закрыли, начал выносить из дому вещи: по дешевке распродал моё золото, забрал телевизор и даже чугунную сковородку — единственное, что у меня оставалось от бабушки, царство ей небесное. Слава Богу, ей не довелось увидеть, в кого превратился мой Ян. Он опустился ниже плинтуса: у него то белая горячка после перепоя, то маразм от недопоя. Она высосала из него все соки как ненасытная вампирша, вытерла ноги и бросила подыхать под забором. Вот кто такая Вероника Намистина! И горе любому кто встанет у неё на пути — она обливает грязью, но при этом всегда остается чистой, белой и пушистой, как гусь.

Каллиста Зиновьевна упоминала Вислюкова Яна, и мне стало не по себе.

— Софи, мне очень жаль, — неуверенно начала я, — но почему ты связываешь мой приезд и приезд Хосе Игнасио с началом чего-то зловещего? Я с ним никак не связана! С Вероникой у нас будут исключительно деловые отношения — не думаю, что она сможет мне навредить. Если только морально…

Не успела я договорить, как София подхватила:

— Конечно, морально! Убить то она тебя не посмеет, даже если у тебя с Хосе Игнасио что-то и будет, — рассмеялась она, — хотя ходят слухи, что Хосе Игнасио безнадежный импотент, но мало ли: что если столичные доктора починили его мужское достоинство, и он снова стал маленьким гигантом большого секса. А если серьёзно, то Вероника как голодная крольчиха не побрезгует и вялой морковкой — Хосе Игнасио станет её идеей-фикс, вот увидишь, а ты, как третья репетиторша, — козлом отпущения.

Воцарилась тишина.

— Сколько с меня? — спросила я, желая как можно скорее выйти на свежий воздух.

София назвала сумму и тяжело выдохнула:

— Попомни мои слова, Даша. Не спроста ведь учителя из ближних городов не согласились давать частные уроки Намистиным. Вероника проест тебе мозг своей ревностью, если ты слишком близко подпустишь её к себе. Она обвинит тебя во всех смертных грехах и со скандалом прогонит, не заплатив и копейки. Будь с ней предельно осторожна.

Я поблагодарила Софию за предупреждение и, не заостряя внимания на её скептических прогнозах, попрощалась.

Уже темнело. Кое-где зажглись фонари. На улице ни души, и только из маленьких окон сочился мутно-оранжевый свет, напоминая, что за стенами этих домов все-таки есть люди. Поместье Намистиных светилось всеми окнами, у Хосе Игнасио было темно, но с трубы шел дым. Его серый поток растворялся в воздухе, и за ним проглядывалась черная и тяжелая, как уголь, туча, медленно проплывающая над такой же черной крышей.

Дружок встретил меня, виляя хвостом. Я бросила ему куриную лапку, и он так обрадовался, что чуть ли не сказал мне «спасибо», издавая протяжные звуки. Каллиста Зиновьевна забыла дать мне ключ от левого хода, и я вошла так же, как и днём — с её стороны. С порога я громко сообщила о своём возвращении, дабы не напугать старушку; сменила ботинки на плотные носки, подсвечивая мобильным телефоном как фонариком, и вскоре оказалась в жаркой натопленной комнате, наполненной запахом жареных блинов и сметаны. Каллиста Зиновьевна гремела посудой на кухне. На миг я подумала, что вернулась в родительский дом — как же мне не хватало этого грохота сковородок о металлическую раковину, скрежета печных колес и вида кочерги с раскаленным кончиком после прочистки объятых пламенем колесников.

— Блинчики горяченькие будете? — заботливо предложила Каллиста Зиновьевна. — Ну-ка садитесь!

Прежде чем сесть за стол, мы разложили продукты по полочкам, и потом не вставали из-за стола до поздней ночи, раскладывая по полочкам интересные факты из жизни многих односельчан.