Гарри Поттер и… просто Гарри

Глава Двадцать Третья, где раскрываются мои сердечные тайны

Уйти из больничного крыла мне удалось только под вечер. Мадам Помпфри (мне кажется, она просто тухнет тут от скуки) ни в какую не хотела меня отпускать, сетуя на опасные виды спорта и неосторожное поведение на поле. Я решил её тогда взять измором и начал доканывать вопросами по магической медицине. О! Сколько нового я узнал. Да на одном Перечном Зелье можно заработать миллионы! И чего это я вдруг о деньгах?… Спросил, можно ли восстановить плохое зрение. С замиранием сердца, конечно, ведь сними с меня очки и пожалуйста — Волдеморт, убивай меня сколько хочешь, я с трудом разберу, где ты стоял… И фигу мне. Оказывается, нельзя, если это с детства. Вот, если бы механическое повреждение (я с ужасом представил, как острые ветки выкалывают мне глаза…бррр…) или в результате какого-нибудь заклятия (но не из области тёмной магии). Нда. Обломали мои лучшие надежды. Тоже мне, волшебники. Кости восстанавливают, простуду вмиг лечат, а тут придумать ничего не могут.

Всё-таки школьную медсестру я доконал. Видя меня таким разговорчивым, она согласилась, что я действительно вполне поправился. Правда, запретила мне идти завтра на занятия. Ну да ладно, от прогула одного дня ещё никто не умирал.

Так как отпустили меня уже после ужина, то я сразу отправился в гриффиндорскую башню. И я заметил, что ученики, попадающиеся мне на встречу, смотрят на меня как-то не так. И хотя я так и не смог привыкнуть ловить на себе все эти взгляды — заинтересованные, пытливые, саркастические — что-то в них изменилось. Они смотрели на меня так, как будто меня… раскусили? Вроде — ах, вот он какой, Гарри Поттер… Не такой уж и крутой… А мы-то думали… Даааа, не то, чтобы я к ней стремился, но быстротечна однако хогвартская слава.

В пустынном коридоре наткнулся на вихрастого мальчишку — первоклассника с моего факультета. Я вспомнил его — он был из той компании, которую учителя уже успели прозвать новым хогварским кошмаром. Из-за гобелена тут же вывалились ещё трое его приятелей.

— Привет, Гарри, — поздоровался вихрастый мальчишка, и тут же, хихикая, выложил мне цель своего пребывания здесь, — а мы миссис Норрис хотим поймать.

— Да вы отчаянные парни, — засмеялся я, глядя на хитро-довольные физиономии мальчишек.

И, почему-то, завидуя им слегка.

— И покрасить её, — заявил маленький слизеринец.

— Вы что, и заклинание знаете? — подивился я.

Мальчишки захихикали перед такой наивность в лице простодушного Гарри Поттера, и второй гриффиндорец продемонстрировал мне упаковку с краской для волос. Цвет был похож на цвет баклажана, пережившего сильную радиоактивную вспышку. Я опять засмеялся.

— Ну, удачи.

Тяжёлый случай. Если в четвёрке Мародёров заводил было двое, то в этой компании явно парочка Джеймсов Поттеров и парочка Сириусов Блэков. Хогвартс ожидает нелёгкие семь лет. Держись, Филч!

Поднимаясь по лестнице на третий этаж, и услышав сверху знакомый, тягучий, словно расплавленная резина (был у нас такой опыт с Патом на кухне миссис Рэндом) голос, я только устало вздохнул.

— Смотрите-ка, кто это? — ухмыльнулся Малфой своим телохранителям, — это же Гарри Поттер, герой квиддича. Может теперь, когда тебе проломили череп, ты научишься ловить Снитч?

Крэбб и Гойл подобострастно засмеялись. Нет, ну какие же идиоты. Даже у нас в классе таких болванов не было. Малфой стоял на верхнем пролёте, его дружки стояли по бокам, загораживая весь проход. Вряд ли они меня выслеживали, это же совсем рехнуться надо.

Я смело поднимался вверх, левой рукой проверяя, на месте ли палочка. Левой — потому что правая всё ещё была на повязке и болела жутко. Нет, ну чего они думают? Что я брошусь сломя голову назад?

— Что, Поттер, ваше рыжее недоразумение уже приходила тебя утешать? Или у неё случился проблеск в мозгах, и она выкинула тебя из команды? — продолжал «издеваться» Малфой.

Ну неужели он серьёзно думает, что такими словами меня можно прошибить? Да я в своей жизни такое про себя слышал…

Я почти дошёл до конца лестницы, как вдруг интуиция, похожая на вспышку вдохновения, подсказала мне, что я должен остановиться. Вот сейчас. Стоп. И я остановился за пару ступенек от Малфоя, взявшись за перила левой рукой и победоносно улыбаясь. Вот вам наглядный пример — смути врага неожидаемым поведением, и он уже не знает, что делать.

Под ногами я почувствовал слабое дрожание, и моя лестница поплыла в сторону. Малфой, видимо надеясь, что сейчас они мне устроят «тёмную», распахнул варежку и смотрел мне вслед. Со стороны, наверное, выглядело вся эта сцена круто — как будто я всё с самого начала рассчитал. Или даже лично подговорил лестницу.

— Прости, Малфой, — выкрикнул я, махая ему на прощание, — не судьба. Видимо, сам Хогвартс не хочет, чтобы я смотрел на твою бледную физиономию.

Что он ответил, я не слышал. Вернее, не слушал. Я вообще сегодня доберусь до гриффиндорской башни или нет?

В общей гостиной царил как обычно некоторый переполох. Хотя, нет, не как обычно. Видимо, ещё не прошла радость от неожиданной победы. Меня приветствовали дружелюбно, но не без некоторой иронии. Я автоматически искал глазами Гермиону. Сегодня она забегала ко мне на пару минут, но про Добби ничего, конечно, я ей не рассказал — вокруг крутилась мадам Помпфри. На месте у камина, где она обычно делала уроки, целовались Рон и Лаванда. Мда. Видимо Рон решил не тратить много времени на обхаживание Гермионы, с которой в последнее время у них как-то налаживалось, и, воспользовавшись квиддичной славой, ухватил давно вздыхавшую по нему Браун. Мне стало обидно за Гермиону.

— Выглядит так, будто он пожирает её лицо, да? — ухмыляясь, сказала подошедшая Джинни. — Но, думаю, он скоро улучшит свою технику.

— Это точно… Так широко раскрывать рот не стоит, — задумчиво пробормотал я, вовсе не собираясь проговаривать это вслух. Джинни прыснула.

— Да ты специалист!

Вот ещё один признак, что моя слава, наконец, угасает. Раньше Джинни как-то стеснялась со мной разговаривать. Сейчас мы уже спокойно болтаем о поцелуях.

— Ещё какой! — сделал я страшные глаза, — а где Гермиона?

— У себя. Она сказала, что не может делать уроки в таком шуме.

Я поплёлся к спальням девочек. Но стоило мне подняться на три ступеньки, как лестница превратилась в гладкий спуск, и я позорно съехал вниз, чуть не свалившись на больную руку.

— Что за херня?! — вырвалось у меня.

По этой «горке» съехала вниз хихикающая Ромильда Вейн.

— К кому это ты хотел прокрасться, Гарри?

Уж точно не к тебе, чуть не ответил я, уже начиная раздражаться. Блин, с человеком просто поговорить надо, а тут какая-то чертовщина.

— Гермиону не позовёшь? — попросил я.

Девчонка дёрнула плечом.

— Да она спать уже легла вроде бы.

Спать, как же. Я заметил, как махнул рыжий хвост на верху лестницы и позвал Живоглота. Он вальяжно спустился и внимательно посмотрел на меня. Ну что же всё-таки за зверюга! Иногда мне кажется, что это или заколдованный человек, или неудачливый волшебник, застрявший навеки в своей анимагической форме.

Я подхватил его — весил он, наверное, килограммов шесть — и кое-как погладил его больной рукой. Кот не сопротивлялся и с интересом смотрел на меня.

— Ну что, киса, поработаешь почтальоном? — пробормотал я, поворачивая к своей спальне.

Там я написал короткую записку о визите ко мне домового эльфа. Надо отвлечь Гермиону от личных проблем — пусть лучше задумается о проблемах общественных. Особенно учитывая гермионин пунктик на домовиках — я точно сумею оторвать её от печальных мыслей.

— Ну что? Отнесёшь хозяйке? — поинтересовался я у кота.

Он утвердительно мурлыкнул и, зубами схватив записку, важно вышел из комнаты. Почтовый кот. И ничем не хуже сов.

И вот уж чего я не ожидал, так это визита хозяйки Живоглота через минут пятнадцать после отправки записки. Я как раз улёгся с увлекательным чтивом из запретной секции «Самые тёмные твари волшебного мира», как ко мне в комнату зашла Гермиона с довольным рыжим котом на руках. На человека, собравшегося ложиться спать, она никак не была похожа.

— Довольно оригинальный способ отправки писем, — сказала она мне.

Я пожал плечами.

— Ваша бешеная лестница меня не пропустила. У вас такой причудливый фейс-контроль?

— Это старое правило, — махнула рукой Гермиона, — создатели замка считали, что мальчикам доверять нельзя.

— Ни фига себе, — возмутился я, — а девочкам, значит, можно?

— Гарри, — серьёзно посмотрела на меня она, — ты уверен, что этот несчастный эльф сказал, что в Хогвартсе готовится убийство?

— Уверен. И судя по силе, с которой Добби колотился головой об тумбочку, это правда.

Гермиона закусила губу.

— А ты не думал, что речь шла… о тебе?

— Гермиона, в последнее время смерть мне грозила только от того, как этот прибацанный эльф хотел спасти мою жизнь, — уверенно ответил я, хотя предательские мурашки пробежали по спине, — может Добби вообще неправильно представляет ситуацию. Что-то увидел, что-то услышал, понял всё шиворот-навыворот и тут же побежал меня спасать.

— Домовые эльфы всегда в курсе событий, происходящих в доме, — сомневающимся тоном проговорила Гермиона, — и эльф не может вот так просто уйти из дома без разрешения хозяина. С ним должно быть очень плохо обращались, если он решил вот так придти к тебе… Слушай, почему ты всегда про что-нибудь тёмное читаешь? — воскликнула она, прочитав название моей книги.

Я снова пожал плечами.

— Нравится. Знаешь, как будто читаешь страшную сказку, но только с учётом, что всё это есть на самом деле.

И после минутного размышления добавил:

— И велика вероятность, что с этим ты рано или поздно встретишься.

— Знаешь, — внимательно посмотрела на меня Гермиона, — для человека, который не верит в возвращение Сам-Знаешь-Кого, ты слишком упорно готовишься к войне.

— Надейся на лучшее, а готовься к худшему, — философски заключил я, — я никогда не говорил, что Волдеморт вообще не вернётся. Просто сейчас не тот случай. И почему ты не называешь его по имени? Такой бред — сам-знаешь-кто пошёл сам-знаешь-куда и принёс сам-знаешь-что…

Ответить она не успела — в спальню вошли Дин, Симус и Невилл. Рона, видимо, не смогли отклеить от Лаванды… Симус окинул нас таким торжествующим взглядом, в котором ясно читалась мысль — «я же говорил!». Блин, ну что за люди? Как будто нас с Гермионой застукали за каким-то непотребным занятием!

— Ты абсолютно прав, Гарри, — спокойно ответила Гермиона, давая понять, что у нас тут, в принципе, серьёзный разговор, — его надо называть Волдеморт. Так намного меньше путаницы. Ладно, завтра договорим.

Она поднялась и вышла из комнаты, пожелав всем спокойной ночи. Дин проводил её взглядом, а затем обернулся ко мне:

— Слушай, Гарри, если не секрет — а о чём вы тут говорили?

— О том, что бояться произносить вслух имя «Волдеморт» — глупо. А вы что подумали?

Мои одноклассники тут же сделали вид, что подумали они как раз об этом.

Утром за завтраком я всё ёще был в повязке. Рука уже почти не болела, но всё равно делать резкие движения я не решался.

За гриффиндорским столом максимум внимания досталось Рону, как человеку, благодаря которому факультету досталась просто героическая победа в матче. И я на какое-то время почувствовал, что всё становиться на свои места, и я опять просто Гарри, и никто не пялится мне в лоб при встрече. Знаете, о чём я подумал? Как же я давно никому не говорил: «Привет, я — Гарри Поттер». Когда тебя все знают, чувствуешь себя таким… старым.

— Вот ты и дождался, — наклонилась ко мне Гермиона.

— Что? — не понял я.

— Ну, ты так ждал того момента, когда все прекратят обращать внимание только на тебя, — объяснила она.

— Ты об этом, — усмехнулся я, — это точно. Такое облегчение — будто гора с плеч. Не поверишь — в школе мы с Патом и Лу были главными аутсайдерами.

— Правда? — удивилась Гермиона.

— И мне это нравилось, — добавил я.

Оказалось, ничего не делать было не так просто. После завтрака я выслушал от Рона все подробности прошедшего матча. Пошёл к Хагриду посмотреть, не проснулась ли моя спящая змеиная красавица — а попал на урок по Уходу за магическими существами у пятого курса. Хагрид как раз рассказывал про единорогов, демонстрируя своих маленьких однорогих сироток, и даже разрешил мне поприсутствовать. Я почувствовал себя какой-то приглашённой звездой, поэтому решил не оставаться.

Но моя радость от того, что я больше не знаменитость, оставалось недолгой. В конце обеда, когда Гермиона рассказывала мне, что сегодня было на Зельях, мимо прошла хихикающая Паркинсон, и кинула ей какой-то журнал.

— Возьми, Грейнджер, почитай про похождения своего героя. Страница двадцать восемь.

Гермиона автоматически раскрыла журнал. Я пододвинул его к себе и первое, что мне бросилось в глаза — это фотография, на которой Лу набрасывается на меня с объятиями.

«Сердечные тайны Мальчика-Который-Выжил» — так гласило название этой статьи. До меня не сразу дошло, что это про мои сердечные тайны тут кто-то решил рассказать.

Ну, первая часть была просто плагиатом той, первой статьи обо мне — где я предстаю асоциальным типом с криминальными замашками. Зато вторая часть была просто чудо — «бунтарский дух юного Гарри Поттера и в Хогвартсе не обнаружил препятствий… Нарушение правил… бла-бла-бла…»… нет, ну это понятно, я теперь в курсе, какой я нехороший… Но вот это — «успехи Гарри в освоении магией не идут ни в какое сравнение с его успехами на любовном фронте. Едва попав в Хогвартс, он сразу же стал встречаться со своей одноклассницей — Гермионой Грейнджер. К слову сказать, эта молодая особа, несмотря на свой юный возраст, необычайно честолюбива — любовь к знаменитостям у неё в крови. И, если помнят читатели, именно она сразила сердце мрачного Виктора Крама на Турнире Трёх Волшебников (см. № 2 за 1995 г.). Так что Гарри Поттер, заслуживший знаменитость одним своим существованием, послужил прекрасной заменой звезде квиддича.

Но Мальчика-Который-Выжил, который и до Хогвартса успел сменить несколько девушек, оказалось тоже не просто удержать. Едва увидев на горизонте достойную замену, он тут же бросился к ней в объятия. И кем же оказалась его избранница? Луизой Ван Дер Хайм, младшей дочерью Кристофа Ван Дер Хайма, известному всему магическому финансовому миру банкира, ведущего обменные операции с банком Гринготтс. Луиза не обладает выдающимися магическими способностями, она даже не учится в Хогвартсе, и некоторые считают, что она сквиб — но зато юная аристократка унаследовала красоту от своей бабушки-вейлы и, конечно, ещё унаследует часть огромного состояния своего отца. Так что она, несомненно, является одной из самых завидных невест в магической Британии…»

Дочитать я не смог. Меня согнуло… нет, просто скрючило от дикого хохота. Блин, что за мир! Чуть ли не каждый день узнаёшь о себе что-то новенькое!

Рядом хохотала Гермиона. Я поражаюсь — эту девчонку возмущают слухи про нас в школе, а когда это написали в газете — ей по фигу!

— Гер… Гер… миона, прости, — еле выдохнул я, — это всё… всё из-за денег…

— Нет, ни за что… не прощу, — пробормотала Гермиона, вытирая выступившие от смеха слёзы.

— Не пре… пер… переживу, — уже икая от смеха заявил я. Кто-то услужливо пододвинул стакан с водой, — чёртов презренный металл!

— Ну всё, хватит ржать, Казанова хренов, — раздался знакомый голос сзади и моего плеча коснулась палочка. Смех прекратился. Я облегчённо вздохнул.

— Спасибо, Пат, а не то это уже стало походить на истерику.

— Рита Скиттер, — проговорила Гермиона, тоже глубоко вздыхая, — ненавижу.

— И тебе она успела насолить? — удивился я, вылезая из за стола, — организуем тайное общество и убьём её.

— Мне интересно, откуда она взяла этот снимок? — задумчиво сказала Гермиона, — Дамблдор запретил ей появляться в Хогвартсе ещё во время Турнира Трёх Волшебников.

— Какая тут тайна? — хмыкнул Пат, — снимки ей мог послать кто угодно — хоть та же Паркинсон, а уж статью высосать из пальца любой дурак сможет. У нормальных людей это называется «жёлтая пресса», — заключил он.

— Кстати, мы отрабатываем своё наказание в этот четверг, Гарри, — Гермиона посмотрела на нас со значением. Мы с Патом переглянулись.