Гарро

1. ОСОБЫЙ ОБЕТ

Калт пылал. В глубине системы Веридиан, под резким светом раненого солнца, разгорелась война, подобной которой еще не случалось никогда. Война, отразившаяся на всей галактике, война, которой суждено было навеки изменить облик человечества.

Повсюду — на почерневших, умирающих полях, в руинах городов, в темных ущельях и в инистых пустынях — брат сражался с братом. Ультрадесантники, сыны примарха Робаута Жиллимана, великого тактика, прибыли в систему Веридиан, чтобы собрать силы для грядущего сражения. Их командир, верный солдат Империума, выбрал лучших Астартес XIII легиона и лучшие ауксилии из ультрамарских полков Имперской Армии. Он следовал приказу брата, Магистра войны Хоруса Луперкаля, — следовал без сомнений, не задавая вопросов.

Наградой за такую верность стал предательский удар, беспрецедентный по своей низости: война, к которой Жиллиман готовился по приказу Хоруса, сама настигла его — спустилась с небес, оставляя за собой след кровопролития и смерти. Несущие Слово, воины-фанатики из XVII легиона Лоргара, пришли, чтобы убивать. Они нарушили клятвы, данные Императору Человечества; еще не высохла новая, темно-алая краска, в которую отступники перекрасили доспехи в знак верности Хорусу; и вот теперь они ударили своих же братьев в спину и нанесли Ультрадесантникам сокрушительное поражение.

Огонь растекался по Калту раскаленными потоками кипящего газа, опоясывал планету гигантскими зарницами, которые бушевали в небе. Массированные залпы, обрушившие на планету термоплазменные и водородные бомбы, разрушили ее атмосферу, раскололи хрупкий купол неба и нанесли непоправимый ущерб. Скоро на Калте не осталось бы и глотка пригодного для дыхания воздуха; с каждым новым рассветом планета приближалась к смерти.

Лейтенант Оулен не был уверен, что среди этих пожарищ доживет до следующего восхода солнца. Как и его солдаты, Оулен родился на Эспандоре, который, наряду с Калтом, был одним из многих миров в коалиции Ультрамара; как и его подчиненных, лейтенанта привело сюда желание встать на защиту Империума и его Императора. Оулен с гордостью носил знаки аквилы и Ультрамара; пусть ему не хватило стойкости стать Ультрадесантником, но он все равно выполнял свой долг. И он никогда, даже в самые трудные времена сражений Великого крестового похода, не боялся за свою жизнь. Оулен не считал себя самонадеянным — просто ему еще не доводилось сталкиваться с врагом, против которого ультрамарское мужество оказалось бы бессильно.

По крайней мере, не доводилось до сегодняшнего дня.

Оулену также не доводилось сталкиваться в битве с Адептус Астартес, и у него никогда не было повода предполагать, что подобное вообще может случиться. Сама мысль об этом казалась… глупой. Невозможно было представить, что хоть один космический десантник восстанет против своего сеньора; а если допустить, что целый легион или даже примарх пойдет против Императора ради собственной славы… Если бы такое сказал один из его солдат, Оулен бы оглушительно расхохотался, заставляя его замолчать.

Но теперь смеялись только их убийцы. Вместе с Несущими Слово пришла смерть. Оулен видел, как сотни людей погибли под тем первым обстрелом, видел, как Ультрадесантники, которые, даже не приготовив оружие к бою, шли поприветствовать неожиданно прибывших братьев, были убиты на месте в предательской атаке. Под этим ударом, который пришел как гром среди ясного неба, пошатнулись лучшие из лучших воинов Ультрамара, как люди, так и Астартес.

Войска дрогнули и рассеялись по Калту, а сыны Лоргара продолжили разгром и подожгли планету, как будто весь мир и все живущие на нем были огромным огненным жертвоприношением.

В последний раз отряду Оулена удалось выйти на связь с танковым дозором, который двигался на север, к столице Нуменосу. Экипажи танков рассказали, что армии перегруппировываются в подземных городах — там, укрывшись под километровыми слоями камня и стали, люди могли пережить гибель атмосферы Калта. Услышав это, Оулен и его солдаты сразу снялись с места, намереваясь совершить быстрый переход по равнинам ужаса и добраться до пещер.

План был хорош, но потом появились чудовища.

Они выпрыгнули из ледяной тьмы, вылезли из укрытия, которым им служили развалины горящего космопорта. Оулену приходилось сражаться с чужаками, но такой породы ксеносов он не знал. Они меняли очертания, словно по их телам пробегала рябь; они выли и лаяли; у них были когтистые щупальца и пасти, похожие на зубастые воронки. Их ядовитая слюна разъедала человеческую плоть, от одного взгляда множества глаз замирало сердце. Некоторые из них — и это было хуже всего — чем — то напоминали людей, но людей искаженных, словно смотришь на них сквозь призму безумия и ужаса.

Чудовища атаковали снова, и Оулену вспомнилось слово, которое в этот век секуляризма мало кто осмеливался сказать вслух; однажды он услышал это слово от деда — тот произнес его или в приступе старческого помутнения рассудка, или, наоборот, в момент просветления.

Демон.

В молодости дед Оулена служил рядовым на космическом корабле и в безумии варпа он повидал, хоть и мельком, такие вещи, что не мог забыть о них до самой могилы. Для юного Оулена выговорить такое слово было смерти подобно. Теперь же, глядя, как убывает заряд лазпистолета, он с мрачной очевидностью признал, что очень скоро воссоединится с предком.

Твари приближались, и он, собрав остатки мужества, приказал отряду:

— Цельтесь тщательнее! Пусть получат по заслугам!

Порождения кошмаров налетели на солдат как ураган, убивая их одного за другим и сразу же пожирая тела. Пистолет Оулена раскалился докрасна, но твари и не думали дохнуть. Самые крупные из них ревели и выли, разрывая добычу, и круг, в который встали солдаты, все сужался с каждым новым убитым.

Спасение пришло с неба, спустившись на стальных крыльях.

Подобно огромному орлу, «Грозовая птица» вынырнула из огненных облаков и, накрыв сражавшихся своей тенью, развернулась на месте, удерживаемая в воздухе колоннами белого пламени. На мгновение Оулен забыл обо всем, кроме этого корабля: он явно принадлежал Астартес, но лейтенант никак не мог распознать, какому легиону соответствовали его цвета. Не предатели из Несущих Слово с их багровым цветом, похожим на артериальную кровь; и не яркая синева Ультрадесанта. Это был цвет призраков.

Открылся обшитый листами бронзы люк, и наружу шагнул гигант в доспехах того же цвета, что и корабль. «Грозовая птица» начала набирать ход, удаляясь, а гигантский воин с грохотом приземлился, раздавив заодно несколько клыкастых монстров. Оулен увидел отблеск света на огромном, с человека, мече, который воин извлек из ножен за спиной и, с черным болтганом в другой руке, бросился в схватку. Меч поднимался и опускался, поднимался и опускался, рявкал болтер, и после каждого сокрушительного выстрела очередная уродливая тварь разлеталась на кровавые куски.

Вся стая звероподобных монстров сосредоточила внимание на воине, видя в нем главную угрозу. Но он не был солдатом, не был обычным смертным: человек в бледно-сером доспехе был Адептус Астартес и шел сквозь вражеские ряды, как ангел смерти, оставляя после себя тишину и мертвецов. Число чудовищ, набрасывавшихся на него, постепенно уменьшалось.

Оулен приказал своему отряду поддержать воина, но тому их помощь была не нужна. В одиночку он сделал то, что с десяток солдат не смогли сделать даже ценой жизни.

Он победил.

Когда бой закончился, воин подошел ближе, и Оулен против воли сделал шаг назад. Он много раз видел Астартес в сражении, но никогда — так близко. Никогда еще ни один из этих воинов не стоял рядом с Оуленом, возвышаясь над ним, холодно и внимательно изучая сквозь изумрудные линзы устрашающего шлема.

Астартес стряхнул с клинка капли нечистой крови и вернул меч в ножны; прежде чем оружие исчезло из вида, Оулен успел заметить единственное слово на высоком готике, выжженное в металле: «Либертас».

— Вы командир этого отряда.

Это не был вопрос. Оулен коротко кивнул и крепче сжал рукоять лазпистолета. Он не решался вложить оружие в кобуру, опасаясь, что Астартес воспримет любое резкое движение как угрозу и среагирует соответственно.

— Мне нужна информация, лейтенант.

— Конечно. Спасибо вам. Вы прибыли сюда как часть группы усиления или?..

Воин поднял руку, прерывая его:

— 21-я рота Ультрадесанта под командованием брата-капитана Эррикона Гая. Вы скажете мне, где их найти.

Хотя Астартес не повышал голоса, Оулен, даже не заметив, что выполняет приказ, начал уже подзывать связиста отделения, но затем в замешательстве остановился.

— Вы скажете, что происходит? Несущие Слово… они атаковали нас. Сигналы, которые мы перехватили… люди говорят, что воины Лоргара восстали против Императора. — Наконец сказав это вслух, Оулен в полной мере осознал весь ужас сложившейся ситуации и вздрогнул.

— Все еще хуже. Так где капитан Гай?

Лейтенант передал имевшиеся у него данные. 21-ю роту в последний раз видели на западной окраине Нуменоса; бегло просмотрев карту данных Оулена (далеко не полную), Астартес поблагодарил его сдержанным кивком и зашагал прочь.

Внезапно Оулен понял, что их бросают.

— Сэр, подождите!

Лейтенант сразу почувствовал какую — то странность в доспехе Астартес, и теперь, еще раз осмотрев воина, он понял, что было не так. Кираса была богато украшена бронзой и золотом, на груди — изображение свирепого орла, еще одна фигура хищной птицы возвышалась за плечами. Но других отличительных деталей не было, что и казалось странным. Адептус Астартес с гордостью носили цвета своего легиона и его знак — символ братства, который обычно украшал наплечник доспеха. У этого воина такого знака не было. За исключением нескольких темных полос окантовки, весь его доспех был темно-серым и полностью лишенным каких — либо знаков отличия.

— Кто вы?

Астартес остановился.

— Хоть это вы можете сказать? Прежде чем уйти, позвольте хотя бы узнать, как зовут воина, спасшего нас, и из какого он легиона.

Воин помедлил мгновение, затем снял шлем. Оулен увидел бледное благородное лицо, покрытое шрамами; у Астартес были глаза человека, прожившего невероятно долгую жизнь и обремененного тяжелой ношей.

— Мое имя Натаниэль Гарро, и я — весь мой легион.

Ультрадесантники 21-й роты удерживали занятые позиции уже много дней; по правде говоря, ротой их теперь можно было считать только номинально. Во время первой атаки Несущих Слово они были на передовой, где роте выпало пережить гибель слишком многих боевых братьев. Их капитан — герой Гадирского восстания, Гай Сильный, Гай Несгибаемый — сумел сплотить их после жесточайших потерь. Словом и делом воодушевляя братьев, он повел их в битву, чтобы заставить врага кровью заплатить за все. Но пролитой крови было недостаточно. Пока еще недостаточно.

И вот они оказались здесь; отрезанные от остальных, они удерживали один из железнодорожных перегонов на подступах к Нуменосу и ждали, когда же эта разгоревшаяся война дотянется до них снова.

Брат Рубио едва заметно пошевелился, меняя позу. По приказу капитана он позволил каталептическому узлу игнорировать потребность во сне и сейчас стоял, бдительный и неподвижный, среди сооруженных из подручных средств баррикад. Перед ним простиралось переплетение стальных рельсов: некоторые пути уходили вдаль от города, другие скрывались в подземных туннелях. Железная дорога была частью инфраструктуры калтского общества и связывала в одну сеть города, находящиеся как на поверхности планеты, так и под ней. За спиной Рубио зиял вход в туннель, проложенный в защитной стене из гладкого черного камня, а дальше — намного дальше — располагалась столица.

Выжившие воины из 21-й роты перекрыли путь, по которому враг неизбежно должен был пройти, если собирался взять Нуменос. И враг пройти попытался. Вначале появилась армия обычных солдат — культистов, собранных Несущими Слово на далеких мирах. Доведенные до кровожадного безумия, эти рабы, называвшие себя «Братство ножа», бросились на Астартес, беря числом там, где им не хватало дисциплины.

Зона сплошного поражения перед баррикадами была усеяна их телами в рясах с капюшонами, напоминавшими одеяния древних идолопоклонников-монахов. На обожженной коже виднелись узоры из линий и звезд — ритуальные татуировки. Во время атаки эти фанатики неслись прямо под выстрелы Астартес, втаптывая в кровавую грязь своих же павших, и Ультрадесантники убивали их как скот. Наступление было отбито, но не без потерь.

Рубио заметил движение и склонил голову: его командир показался из тени, которую отбрасывал перевернутый грузовой тягач.

— Брат, — капитан Гай махнул ему, приказывая покинуть пост. — Пора.

— Кто — то должен стоять на страже, сэр.

Горе накатило внезапной тяжестью в сердце; на лице Гая читалась та же скорбь, которую чувствовал и Рубио. Слова срывались с губ капитана облачками бледного пара:

— Наблюдение будет продолжаться, но сейчас мы должны отдать последние почести нашему собрату.

Рубио мрачно кивнул и, взяв болтер на плечо, последовал за капитаном вглубь туннеля, испещренного желтыми островками света от слабых фонарей.

Брат Милес неподвижно лежал, окруженный своими собратьями. Белый доспех апотекария, так резко отличавшийся от темно-синей брони остальных воинов, был испачкан потеками крови. Поперек груди зияла длинная рана, оказавшаяся смертельной, — работа одного из культистов, который сумел пробиться сквозь линию обороны и подорвал себя с помощью жилета со взрывзарядами ударного действия.

Милес был последним в череде погибших, и его смерть оказалась абсолютно внезапной. Апотекария, обладавшего большой силой характера и жизнелюбием, считали другом все, и его гибель стала для воинов 21-й роты очередным жестоким ударом.

— Во имя Ультрамара и во имя долга. Ради прошлого и ради будущего. За Терру и Императора. Ни один из павших братьев не будет забыт.

Гай произнес слова, которые повторял уже много раз, затем редуктором осторожно извлек из тела Милеса прогеноиды с геносеменем. Их доставят в крепость Ультрадесанта на Макрагге и вернут в хранилище генетического материала легиона — наследство для будущего поколения Астартес. Так хотя бы часть Милеса будет жить; но сейчас Рубио видел вокруг себя только смерть и тьму. Он молча попрощался с товарищем, в очередной раз проклиная сынов Лоргара за вероломство.

Подняв голову, Рубио заметил внимательный взгляд капитана, устремленный на него, но речь Гая была обращена ко всем:

— Братья! Это наше испытание. Мы не знаем, какое безумие завладело Лоргаром, не знаем, какая судьба постигла наших соратников и примарха. Но мы знаем, в чем наш долг, — он взмахнул рукой, указывая на их позиции. — Наш долг — удерживать этот подход к городу. Не пустить сюда врага. Это последнее, что нам приказал Жиллиман. Милес отдал жизнь, выполняя этот приказ, и если потребуется, мы поступим так же!

В душе Рубио бушевала ярость. Она не была направлена на что — то конкретное: он злился на культистов, в безумии губящих и себя и других, злился на Несущих Слово, оказавшихся предателями, злился даже на себя самого — за то, что не сумел защитить боевого брата. Но Ультрадесантнику не пристало открыто говорить о таких вещах, и потому Рубио только молча кивнул.

Гарро быстро шел по разоренным окраинам Нуменоса, генетически усиленными легкими вдыхая ледяной отравленный воздух умирающего Калта. Вдалеке мерцал огнями целый улей жилых блоков, возвышавшихся на темных утесах: Нуменос тянулся в высоту так же, как и в глубину, поднимаясь к небу и спускаясь в пещеры под поверхностью. Но подойдя ближе, воин увидел, что когда — то величавые башни качаются в плазменном зареве, которое дальнобойные лазеры пронзали яркими точками вспышек. Продолжая путь, Гарро размышлял, сколько еще продлится война на Калте; фанатики из легиона Несущих Слово ввязались в бой, который потребует от них всех сил без остатка. Ультрадесант никак нельзя было считать легкой добычей: мало кто среди Адептус Астартес мог сравниться с ними по уровню военной выучки и опыта. Они дадут отпор неистовым и безжалостным воинам Лоргара везде, где бы ни развернулись боевые действия.

Противостояние на Калте было местным отражением гражданской войны, начатой Хорусом Луперкалем, но ни в борьбе среди звезд, ни в этом локальном конфликте нельзя было сказать наверняка, каков будет исход. Однако Гарро прибыл на эту планету не для того, чтобы повлиять на судьбу Калта: у его миссии была совсем иная цель.

Сколько времени прошло с тех пор, как Натаниэль, стоя в свете Терры, получил новый приказ? Казалось, сегодняшний миг и тот день в галерее цитадели Сомнус, затерявшейся на застывшей, безвоздушной поверхности Луны, разделяла вечность.

Вокруг, куда бы он ни посмотрел, раскинулось Море Кризисов — светящееся черно-белое пространство, которое поглощало все остальные цвета. Спутник Терры стал тюрьмой для Натаниэля Гарро, и он был обречен вечно видеть перед собой родной мир, но никогда туда не вернуться.

Сколько он уже здесь? Бесцельно проходящие дни сливались в один, превращаясь в пытку. Он нахмурился и продолжал смотреть во тьму, не обращая внимания на болевой спазм, источником которого был аугметический протез, недавно заменивший ему ногу. Где — то в этой тьме, в черной бездонной глубине космоса, шла война — но Гарро и его люди должны были довольствоваться только тишиной цитадели, бесконечной тишиной. Он чувствовал, как с каждым прошедшим днем умирает частичка его души. Для Астартес такое вынужденное бездействие было губительно.

— Капитан Гарро?

Он повернулся на звук голоса. Зал беззвучно пересекла фигура, лицо которой скрывалось под капюшоном; Гарро мог поручиться, что всего лишь мгновение назад он был в зале один. Однако он сразу узнал этот голос, и все вопросы исчезли.

— Великий Малкадор. Я пришел по вашему зову, лорд Сигиллит. Чем могу служить?

Натянутая улыбка Малкадора показала, что его не впечатлила вежливость Гарро.

— Помнится, в последнюю нашу встречу здесь ты злился на меня. Я видел твою ярость — она переливалась яркими цветами, как северное сияние. Разве я заслужил упреки?

Гарро замер.

— Я угнал корабль, проделал путешествие во много световых лет, попал под огонь собственных боевых братьев — и ради чего?! Чтобы предупредить вас о предательстве, которое вы уже предвидели. Чтобы столкнуться с недоверием и подозрительностью. Простите, но мое настроение никак не становится лучше.

Улыбка Сигиллита сделалась еще более нарочитой, и Гарро почувствовал легкое, призрачное психическое прикосновение. За исключением Императора, Малкадор был самым сильным псайкером из ныне живущих людей и видел любого, кто стоял перед ним, насквозь. От него невозможно было что — то скрыть, и Гарро не дрогнув перенес проверку. Ему скрывать нечего.

Малкадор видел, каков он на самом деле. Гарро, когда — то бывший капитаном одной из рот в XIV легионе Астартес — Гвардии Смерти под предводительством примарха Мортариона, — больше не знал, где его место. Он не нарушал данных им клятв — их нарушили другие. Когда его командир и соратники решили перейти на сторону изменника, Магистра войны Хоруса, именно Гарро посмел не согласиться. Именно он предпринял отчаянный космический перелет, чтобы донести до Императора весть об этом ужасном мятеже.

— Ты многим пожертвовал в обмен на верность, Натаниэль, — своим легионом, братством, жизнями людей. И все же ты остался собой.

— Я — Астартес Императора, — ответ последовал незамедлительно. — От этого я не мог отказаться.

Сигиллит кивнул:

— Но без цели Астартес — никто. Что это за воин без войны?

Как Гарро ни старался сдержаться, в нем вновь поднялось раздражение:

— У меня есть цель. Не знаю, какая сила направляет нас, человеческая воля, судьба или высший промысел, но я знаю, что остался жив не просто так. Именно мне суждено было предупредить об опасности и остаться одному, когда мои братья поддались мятежному призыву. Во всем этом была своя причина, — он повел рукой, указывая на стены зала, — но пока вы держите меня здесь взаперти, вы лишаете меня возможности выяснить, что это за причина!

Встретившись глазами с Малкадором, Гарро почувствовал холод, словно над его душой нависла мимолетная тень. В этот миг он понял, почему Сигиллит неожиданно призвал его сюда.

— Мы еще посмотрим, какой цели ты сможешь послужить, но ты действительно Астартес, и это не изменится никогда. Однако ты больше не принадлежишь Гвардии Смерти, ты призрак. Тот, кто стоит между светом и тьмой, тот, кто обречен жить в серой зоне между ними. И мне нужен именно такой человек.

— Так дайте мне задание, Сигиллит! Я прошу лишь этого. Дайте мне исполнить свое предназначение.

И в качестве искупления Малкадор дал Натаниэлю Гарро именно то, что он просил.

Перед мысленным взором Рубио застыл миг, когда погиб его боевой брат. В реве калтских ветров ему слышался отзвук предупреждения, которое Милес выкрикнул за секунду до того, как погибнуть в разрушительном взрыве.

Рубио видел, что культист приближается, — заметил его именно в тот момент, когда в болтере закончились снаряды. Эти несколько бесценных секунд, которые ушли на то, чтобы взять новый магазин, установить его и навести болтер на цель, стоили апотекарию жизни. Рубио двигался слишком медленно.

Воспоминание обжигало, как свежее клеймо, чувство вины ядом иссушало душу. Трагедия была в том, что Рубио мог остановить культиста и без болтера, одним усилием воли — но теперь это было запрещено. Когда — то (казалось, что это было в другой жизни) он мог гораздо больше. Сейчас он носил знаки различия рядового Астартес из тактического отделения, но до этого — до этого на его наплечнике красовалось изображение черепа и свитка. Эмблема кодиция, знак воина-псайкера в рядах Ультрадесанта.

Были времена, когда Рубио и ему подобные внушали страх любому неприятелю; даже соратники робели в его присутствии. В его руках была сила варпа, и телекинетические молнии, срываясь с кончиков пальцев в синеватом свечении, сокрушали врагов человечества — не было числа противникам, которых он разорвал на части одной лишь силой мысли.

Но те времена прошли. Все изменилось после собрания на Никее, где Император принял окончательное и безусловное решение. Многие поговаривали, что люди, наделенные тем же талантом (или проклятием, как считали некоторые), что и Рубио, находятся лишь в шаге от того, чтобы стать чернокнижниками. Их разум — открытая дверь, через которую Губительные Силы, обитающие во тьме, могут войти и поглотить жертву. Возможно, причиной тому был страх или зависть, но на Никее голоса тех, кто придерживался такого мнения, наконец были услышаны.

В присутствии своих сыновей-примархов Император Человечества приказал, чтобы отныне все псайкеры в легионах Астартес, все эпистолярии, кодиции и библиарии, больше не использовали свои способности и вернулись к строевой службе в рядах боевых братьев.

Преданный и покорный, Рубио подчинился приказу и отказался от психического капюшона и психосилового меча. Лишившись прежнего статуса, он принял новое назначение и не сомневался в его правильности — по крайней мере, сначала.

Но теперь… Теперь смерть Милеса разрушила его уверенность. Каждым фибром своего существа Рубио чувствовал: если бы ему позволили в полной мере использовать свои сверхъестественные способности, апотекарий остался бы жив. И не только он один; сколько еще смертей Рубио мог бы предотвратить, сколько еще врагов уничтожила бы сила псайкера?

— Брат, тебя что — то беспокоит?

Оторвавшись от самоанализа, Рубио увидел, что над ним возвышается капитан Гай.

— Ничего важного, сэр.

Ложь вышла неуклюжей и Гая ничуть не обманула:

— Я знаю, о чем ты думаешь, друг мой. Я знаю также, что ты один из лучших среди Ультрадесантников, которыми мне доводилось командовать, и не важно, какими из своих талантов ты пользуешься. — Рука капитана легла на его плечо. — Отвага и честь, Рубио. Мы будем верны приказам Императора и Жиллимана до самой смерти.

— Отвага и честь, брат-капитан, — отозвался Рубио, хотя сейчас этот девиз казался ему пустыми словами. — Дело лишь в том, что я…

— Посторонний!

Его прервал внезапный тревожный окрик одного из Астартес, стоявшего на баррикадах. Появился кто — то неизвестный — воин, который приближался к их позициям, обнажив оружие.

Гай сорвался с места, и Рубио побежал следом, держа болтер наготове.

В полумраке Рубио различил легко узнаваемые очертания человека в силовом доспехе; незнакомец целенаправленно двигался к ним. Предательство Несущих Слово обернулось для Ультрадесанта огромными потерями, и они не собирались и в этот раз проявлять подобную доверчивость. Но когда приближающийся человек оказался в круге света, отбрасываемого светосферами на баррикадах, Рубио увидел, что броня его не вызывающе темная, как у предателей, а цвета грозового облака.

— Астартес… Но ни у одного легиона нет такой цветовой схемы.

Резким взмахом руки приказав воинам взять чужака на прицел, Гай окликнул его:

— Именем Императора, остановитесь и сообщите свои намерения!

Человек в сером доспехе неторопливо повесил болтер на плечо и окинул взглядом строй Ультрадесантников, готовых в любой момент расстрелять его.

— Капитан Гай? А вас нелегко найти.

Не обращая внимания на наставленное на него оружие, Астартес бесстрашно миновал баррикады и подошел прямо к командиру Ультрадесанта, встав с ним лицом к лицу. Рубио с трудом удержался от соблазна воспользоваться хотя бы малой толикой своих псайкерских сил, чтобы оценить незнакомца. Возможно, чужак что — то почувствовал: он повернул голову, и непроницаемые глазные линзы шлема воззрились на кодиция.

— Назовите свое имя и звание!

— Как прикажете, хотя уверяю, вам мое имя ничего не скажет. Я Натаниэль Гарро, а что до звания, то у меня его нет.

— Тогда кто вы?

Рубио окинул Гарро долгим изучающим взглядом.

— Вы стоите перед нами в безликом доспехе, без опознавательных эмблем и знаков; стоите на поле боя, где враг — те, кого мы когда — то считали братьями. Вы играете со смертью, Гарро, словно странствующий рыцарь из легенд.

Когда Гарро ответил, в его голосе чувствовалась сдержанная улыбка:

— Такое звание мне вполне подходит, брат.

— Но если вы не из сынов Ультрамара и не один из вероломных щенков Лоргара, что вы делаете на Калте? — Гай холодно посмотрел на чужака. — Я здесь командую и требую от вас ответа!

— Я не оспариваю ваше право командовать, но мои полномочия шире. Смотрите, — Гарро слегка наклонился, и в свете ламп показалась скрытая руна, изображенная на наплечниках его доспеха: стилизованная литера «I», с помощью мезонного луча вписанная в атомную кристаллическую решетку керамита.

— Печать Малкадора…

Рубио знал этот символ; они все его знали. Это был личный знак Регента Терры, и те, кто был им отмечен, получали право действовать от имени самого близкого доверенного лица Императора. Эта руна позволяла Гарро беспрепятственно проходить везде; выражая волю Малкадора, он также мог отменить любой приказ, даже отданный старшим офицером. Гай резко вздохнул, и Рубио понял, что его командир думает о том же.

— Я прибыл на Калт по приказу Сигиллита и Императора, капитан. Это все, что вам нужно знать, — на данный момент.

В глазах Гая не было ни нерешительности, ни страха:

— Пусть так. Но предупреждаю: не мешайте мне выполнять задание. Когда отступники попытаются прорвать нашу оборону, эта метка вас не защитит.

Когда капитан ушел, Рубио заметил, что чужак опять рассматривает его.

— Вы брат-кодиций Тайлос Рубио?

— Просто брат Рубио. Никаких других званий.

— Как скажете.

В холодном белом свете, отраженном от лунной поверхности, лицо Малкадора казалось призрачным и безмятежным. Он жестом указал Гарро, что тот должен делать:

— На колени, Натаниэль. Пусть адепт выполнит свою работу.

— Как прикажете, — Гарро нахмурился, встал на одно колено и, прижимая шлем к груди, посмотрел Малкадору прямо в глаза.

Адепт Механикум склонился над ним, и Астартес почувствовал острый запах биосмазки и машинного масла. С шипением посыпались крупные желтые искры, и незащищенную кожу шеи опалил жар. Он слышал, как шипит мезонное копье, со скрежетом прорезая пластины брони: поток частиц слой за слоем вносил в керамит неизмеримо сложную наносхему.

— Приняв этот символ, ты присягаешь мне на верность. Ты будешь беспрекословно выполнять мои приказы — до последней капли крови.

— Если это послужит делу Императора, — воин прищурился.

— Непременно.

Гарро ощутил, как разум псайкера старается проникнуть в его собственный, и собрался с силами, хотя и понимал, что не сможет сопротивляться этому тягостному внутреннему взору.

— И снова я вижу ярость, Натаниэль, но теперь она направлена вовне. Она сжигает тебя желанием отомстить твоим братьям-предателям, поквитаться с Тифоном и даже призвать к ответу самого примарха — за то, что тот посмел поверить, будто сможет склонить тебя к измене.

— Да, — он ронял отрывистые слова, сдерживая холодный гнев, охвативший сердце. — Я не стану этого отрицать.

Малкадор мрачно кивнул:

— Время для мести еще придет, но сейчас выслушай мой приказ. Не давай волю злобе! Задание — прежде всего.

С этим Астартес молча согласился. Так уже было раньше, на борту «Эйзенштейна»: ему пришлось пожертвовать всем, чтобы доставить на Терру предупреждение о предательстве Хоруса, и выполнение этой задачи было его главной — и единственной — заботой. Если истории суждено было повториться, его уделом будет та же роль, и он сыграет ее добровольно — во имя Императора.

В воздухе резко пахло раскаленным керамитом, и Гарро прислушался к тому, как потрескивает, остывая, нанесенная на доспех печать. Адепт отошел, выполнив свою работу: метка была оставлена, и теперь Гарро должен был принять все, что последует дальше.

Малкадор с осторожностью извлек Либертас из ножен. Гарро видел, что ему трудно удержать оружие — оно не было предназначено для рук обычного человека. Сигиллит опустил острие огромного меча к полу:

— И наконец, клятва.

Гарро положил ладонь на обнаженный клинок и кивнул. Назад дороги не было.

— Натаниэль Гарро, принимаешь ли ты свою роль в этой миссии? Клянешься ли ты не повиноваться ничьим приказам, кроме моих? Готов ли ты принести этот особый обет?

— Клянусь долгом, возложенным на меня, и этим оружием. Во имя Его.

Сигиллит приподнял бровь, услышав такую формулировку, но ничего не сказал. Забрав меч из его рук, Гарро склонился в низком поклоне и в этот миг заметил свое отражение в высоких окнах. Он был рад вновь носить доспех и кирасу с орлом спустя столько времени, но цвет брони все еще казался чужим. Цвета Гвардии Смерти остались в прошлом; на их место пришел серый безликий оттенок призраков. Его вид вызывал в Гарро странное чувство, которое он затруднялся выразить словами.

— Что я должен делать?

— Ты покинешь цитадель Сомнус и отправишься в странствие по галактике для того, чтобы собрать группу людей. Это будут Астартес из всех легионов — как лояльных, так и изменнических. Ты найдешь их и привезешь ко мне, не оставив нигде следов своего присутствия.

— Но ради чего?

Отвернувшись, Малкадор посмотрел на сине-белый шар Терры, стоявший высоко в ночном небе Луны.

— Ради будущего, Натаниэль.

Приближался рассвет, но таких рассветов холодная, покрытая изморозью поверхность Калта еще не видела. Ночью уровень кислорода в атмосфере продолжил падать, и теперь ставшая токсичной газовая оболочка планеты истончилась до предела. Вскоре недостаток кислорода убьет всю местную флору и фауну, и планета превратится в пустыню. Останется только война.

Облаченный в герметичный доспех, Рубио молча наблюдал, как воин по имени Гарро быстрыми и аккуратными движениями готовит болтер к схватке. Видно было, что это оружие ему досконально знакомо, а множество почетных отметок, вытравленных кислотой на корпусе и рукоятке, свидетельствовали, что болтер послужил своему владельцу во многих боях.

Гарро подчеркнуто старался держаться особняком, но Рубио видел, что это показное. Астартес внимательно наблюдал за всем, что происходило вокруг, и его взгляд снова и снова возвращался к капитану Гаю, который обходил позиции роты.

«Так Гарро здесь из — за него? Неужели Гай совершил какое — то прегрешение, и теперь этот чужак, явившийся из тьмы, собирается забрать брата-капитана?» На эти вопросы у Рубио не было ответов, но он точно знал одно: Натаниэль Гарро прибыл на Калт, чтобы судить их.

Вероятность того, что агент Сигиллита вынесет им нелестный приговор, рождала в сознании Рубио темные мысли; другой же внутренний голос имел смелость задаться вопросом: а по какому праву этот человек может ставить под сомнение действия воинов 21-й роты?

Из — за событий последних нескольких дней убеждения Рубио и так пошатнулись, и теперь он был близок к тому, чтобы полностью утратить веру. «Заглянуть в его разум нетрудно, — подумал он. — Если воспользоваться бесконечно малой долей запрещенного… колдовского зрения. Только чтобы проверить, действительно ли Гарро тот, за кого себя выдает…»

В этот миг сосредоточенность Рубио на долю секунды ослабла, и что — то проникло в его душу. Он окаменел, и вдруг перед ним возникло видение. Реальный мир затуманился и, став текучим, исчез. Разум Рубио проникал в абсолютное и бесконечное слой за слоем, распутывая их переплетение и выстраивая в новом порядке. Он попытался остановиться, избавиться от этого ощущения, но было уже слишком поздно. Дремлющие способности кодиция вышли из — под контроля за одно краткое мгновение, и видение захватило его полностью. И в этот миг кристальной ясности он увидел…

Битва, красное и черное, клинки и снаряды, и Гай, лежащий на холодной земле.

Рубио потянулся к командиру изо всех сил, так что кровь зашумела в ушах от напряжения; он должен любой ценой спасти капитана, прежде чем жизнь покинет его изуродованное тело…

— Рубио!

Ультрадесантник резко вздохнул и отогнал от себя видение; последние следы психической энергии рассеялись быстрее, чем появились. Проклиная себя за эту минутную слабость, он поднялся на ноги и махнул Гарро рукой, показывая, что все в порядке, но воин все равно подошел ближе. Неужели этот Астартес в сером доспехе понял, что случилось? Как дорого Рубио придется заплатить за эту мимолетную рассеянность? Он попытался разобраться в том, что испытал за эту краткую вспышку предвидения. Капитан сражен, он умирает. Он мертв.

— Нет! Этого не было! — Он постарался избавиться от последних обрывков видения, отказываясь поверить в него. Он проявил слабость, только и всего. На мгновение потерял концентрацию, и отраве варпа этого хватило. Нельзя сомневаться в правильности решения Императора.

— Брат, разве не видишь, они идут! К оружию, быстрее!

— Не вижу что?

Не успел Рубио договорить, как прогрохотал первый залп минометного огня, и рокритовое заграждение разлетелось шрапнельными осколками.

— Враг вернулся с подкреплением! Готовься к бою!

— Капитан! — Рубио быстро огляделся вокруг, высматривая командира.

И увидел его. Гай стоял на баррикаде, перекрывавшей вход в туннель; за его спиной развевался плащ, в одной руке был болтпистолет, уже нацеленный на врага, другую руку, сжав огромный силовой кулак, капитан поднял к небу:

— Держать оборону! Отвага и честь, братья!

С первыми лучами солнца железнодорожные пути и каменистую землю изрешетили болтерные снаряды и лучи лазеров. Рубио бросился навстречу вражеским ордам; Гарро шел в бой рядом с ним, и каждый взмах его серебристого клинка или рассекал тело противника, или отрубал голову. Солдаты из Братства ножа, одетые в самодельные дыхательные маски и жалкие остатки доспехов, гибли сотнями.

Гай возглавлял контратаку; культисты, оказавшиеся на вершине клина, который образовали заграждения Астартес, кричали и дрожали от лютого холода, но страх и безумие лишь усиливали их жажду крови. До этого сумасшедшего исступления их довели хозяева из Несущих Слово, и единственным выходом для солдат была смерть под огнем Астартес-лоялистов.

В ходе сражения Гай оказался далеко впереди, оторвавшись от своих, и когда толпа безумных фанатиков нахлынула сплошной волной, он не устоял. Их было слишком много: толпа просто сбила командира Рубио с ног, и тот рухнул на землю, исчерченную стальными рельсами.

Несколько долгих мгновений куча, которую образовали вопящие, одержимые смертью культисты, то поднималась, то опадала — и наконец словно взорвалась изнутри, когда Гай освободился от удушающего веса тел, придавивших его к земле. Силовые кулаки опускались как молоты, и каждый сокрушительный удар стоил жизни одному из врагов.

Рубио занял свое место в обороне и последовал примеру капитана, стараясь не обращать внимания на головную боль, которую оставило после себя видение. Он пытался избавиться от мучительных воспоминаний, не замечать их. Не получалось.

Гарро сражался яростно: одинокий воин в сером доспехе, уже покрывшемся кровью и копотью, обладал удивительной по остроте способностью концентрироваться, и каждый удар его меча, каждый болтерный снаряд были направлены туда, где урон от них был бы максимальным. Заметив, как мерцает свет на бронзовой голове орла, изображенной у Гарро на нагруднике, Рубио в очередной раз спросил себя, кто он, этот человек, который дрался с холодным, смертоносным самообладанием ветерана. В этот миг Гарро развернулся на месте и резким выпадом меча указал в сторону горной гряды в отдалении:

— Вон там! Это была лишь пробная атака, враг наступает! Сомкнуть строй!

Ультрадесантник услышал звук, похожий на скрежет гигантских шестерен, и из — за гряды показалось огромное нечто из стали и меди, листов брони и кабелей. Машина с шипением громыхала по камням на четырех многосуставчатых поршневых ногах; двигаясь боком, словно краб, она давила всех, кто по неосторожности оказался у нее на пути. Посередине корпуса возвышалась угловатая башня, несущая множество турелей и ряды грозного вида клинков; со ствола основного орудия, сделанного из черного железа, свисали цепи. Борта машины были выкрашены в алый цвет артериальной крови с отделкой черным — цвета Несущих Слово; она двигалась словно живая и каждым своим тяжелым шагом оскверняла землю.

Все Ультрадесантники сконцентрировали огонь на этом механизме, но лишь разъярили его, не нанеся видимого вреда. Рубио увидел, как он качнулся вперед и перешел на бег, двигаясь легче и быстрее, чем можно было бы ожидать от столь громоздкого конструкта. На машину обрушились масс-реактивные болтерные снаряды, сгустки плазмы и ракеты ближнего действия: ни один из выстрелов не прошел мимо цели, но машина, даже объятая пламенем, все равно продолжала двигаться вперед — к центральной баррикаде и капитану 21-й роты.

— Гай! — раздался звонкий крик Рубио, но для предупреждения было уже слишком поздно.

Все встало на свои места. Слишком поздно он понял, что видение его повторяется:

Битва, красное и черное, клинки и снаряды. Он сорвался с места и побежал — помчался стремглав, сметая с пути всех врагов, которые пытались его остановить. Он должен был предотвратить это. Он знал, что должно случиться, и должен был предотвратить это.

Гай повернул голову: он слышал крик Рубио и видел, что тот бежит к нему. Но затем заговорили орудия боевой машины, и Рубио сбило с ног силой одной лишь ударной волны. Он покатился кубарем; падение завершилось ударом, от которого заныли кости, а во рту появился медный привкус крови. Рубио попробовал встать — и увидел, прямо перед собой, как металлическая нога врезается капитану в грудь и опрокидывает на землю. Со звуком ломающихся костей треснул доспех Гая, и кровь брызнула на рельсы яркими, влажными пятнами, которые замерзли, едва коснувшись земли.

Под устрашающей личиной шлема Гарро заскрипел зубами, проклиная боевую машину, которая оборвала жизнь еще одного верного сына Терры. Непрерывный огонь повредил конечности механизма, и теперь он ковылял с воем и громыханием. Одна металлическая нога бесполезным грузом болталась на истекающем маслом шарнирном соединении, но машина все равно продолжала огрызаться, посылая крупнокалиберные снаряды в воинов, защищавших вход в туннель. Машина встала на дыбы, и Астартес заметил, что Рубио пытается оттащить изуродованное тело капитана в укрытие. Издав резкий вопль, механический конструкт бросился за ним, намереваясь разделаться с Ультрадесантником так же безжалостно, как и с его капитаном.

— Нет! — зарычал Гарро и, собрав все силы для высокого прыжка, с хрустом крошащегося камня оттолкнулся от упавшей мраморной колонны. Держа меч наготове, воин в сером доспехе с лязгом приземлился на орудийную башню еретической машины. Та бесновалась, словно медведь, атакованный волком, пытаясь сбросить его с себя, но Гарро перевернул Либертас острием вниз и вонзил клинок в верхнюю часть башни, где находилась визжащая демоническая маска, глаза которой светились тьмой. Из ужасной раны хлынула маслянистая жидкость, и машина содрогнулась, как будто ей было мучительно больно.

Ультрадесантники из отделений опустошителей подошли ближе, готовясь открыть огонь из тяжелых лазпушек, мультимельт и плазменного оружия. Атаковав с ближней дистанции, Гарро отвлек машину на себя и дал Рубио время отойти в укрытие, а опустошителям — так нужный им шанс.

— Убейте эту тварь! — заорал он по воксу, стараясь не упасть. — Сейчас же!

Машину объяло адское белое пламя, ее поразили лазерные лучи и ракеты — и она отшатнулась назад. Послышалось гулкое лязганье, переходящее в скрип, и многоногий танк, забившись в предсмертных судорогах, наконец сбросил с себя Гарро.

Он неуклюже приземлился и, не выпуская из рук меч, откатился за рокритовую плиту. Гибель машины сопровождалась взрывом, который разметал тех немногих культистов, что еще оставались в живых, и ударная волна разделалась с теми, кто уцелел под огнем соратников Рубио. Когда Гарро поднялся на ноги, в воздухе, тяжелом как свинец, уже разливалась зловещая тишина.

Потребовалось какое — то время, чтобы подняться на развалины баррикады, на которой так недолго стоял капитан Гай. Отсюда открывался хороший обзор, и Гарро увидел, что за горным кряжем собирается новая волна наступления. Окуляры его шлема выбирали цели, сопоставляя далекие силуэты и известные факторы угрозы.

Несущие Слово. Армия примарха Лоргара, его самые преданные воины-фанатики — те, кого до недавнего времени остальные Астартес считали боевыми братьями под эгидой Императора Человечества. При виде их в груди Гарро поднималась холодная, негодующая злость. Неужели эта предательская порча будет и дальше распространяться по легионам Астартес? Сыны Хоруса, Пожиратели Миров, Дети Императора, даже его собственная Гвардия Смерти — все они стали отступниками, пойдя против воли Императора. Его *божественной* воли. Теперь число ренегатов пополнили и Несущие Слово: их предательство было отмечено кровью Ультрадесанта, и за этот мятеж они будут навеки прокляты.

С мрачным видом Гарро спустился с баррикады, поворачиваясь спиной к врагу. Неприятель готовил новую атаку, причем силами гораздо большими, чем еще оставались у 21-й роты. Люди Гая умрут, защищая туннель, и этот подход к городу будет потерян. Такого исхода было не избежать, но Гарро это не касалось — его цель заключалась в другом.

Когда Гарро подошел к нему, Рубио стоял, склонив голову, у тела капитана Гая. Ультрадесантник скрестил на груди тяжелые латные перчатки из керамита, творя знамение имперской аквилы, затем отсалютовал еще раз, ударив кулаком по нагруднику, — так, как принято было во времена до Объединения. Он мельком посмотрел в сторону Гарро, и тот почувствовал гнев в этом взгляде, который не могли скрыть даже рубиновые линзы шлема.

— Мой капитан мертв. Он умер с честью.

— Это так, — Гарро кивнул, — без сомнения, но ты мог предотвратить это.

Рубио ошеломленно замер, словно его ударили.

— И ты смеешь?..

— Я знаю, кто ты, брат, знаю, на что ты способен. Знаю, кем ты был раньше, до Никеи, до того, как ты отказался от положенных тебе капюшона и меча. Ты псайкер. — Гарро указал на мертвое тело. — Ты мог предупредить его мыслеголосом. Возможно, ты мог даже прикрыть Гая, но ты этого не сделал.

Рубио очнулся и вызывающе шагнул навстречу Гарро:

— У меня есть приказ! Я никогда не стану оспаривать решение Императора!

Но в этих словах Гарро слышался отзвук внутренней борьбы, которая терзала Ультрадесантника: с одной стороны были узы братства и верности своей роте, с другой — клятва, данная примарху и Императору. Как мучительно, наверное, было сознавать, что невозможно выполнить требования одних, не пожертвовав при этом другими. Гарро и сам отлично знал, какая это пытка.

— Мой капитан мертв. Не знаю, что тебе было нужно от него, странствующий рыцарь, но ты опоздал.

— Я прибыл на Калт не из — за Гая — я здесь из — за тебя, Тайлос Рубио, ибо таков приказ Малкадора Сигиллита. Он поручил мне собрать отряд воинов из всех легионов и доставить их в Императорский дворец. Ты — первый из них, и чтобы выполнить этот приказ, мы должны уходить немедленно.

Гнев Рубио угас, и он недоверчиво покачал головой:

— То, о чем ты просишь… невозможно.

— Напротив. Но нужно торопиться — время работает против нас. Если Несущие Слово перейдут в наступление, мы окажемся в ловушке. Мне нужно только передать автоматический позывной, чтобы вызвать «Грозовую птицу», которая доставит нас на мой корабль, а затем…

— Нет. Нет! Ты хочешь, чтобы я в самый темный час оставил своих собратьев? Так вот, я отказываюсь!

— Это приказ Сигиллита. Его слово — слово Императора.

Ультрадесантник ответил на это долгим молчанием.

— Тогда пусть будет проклят этот приказ Сигиллита. Ты не оставляешь мне выбора, Гарро, и потому, клянусь честью как сын Макрагга, я отказываюсь повиноваться — даже если мне придется погибнуть здесь, даже если ты будешь считать меня предателем, как ренегатов Лоргара. Я не подчинюсь!

Гарро опустил взгляд на меч, который держал в руке; на блестящей поверхности адамантиевого клинка отразилась бесстрастная маска его шлема. Ему был знаком огонь, который так ярко горел в душе Ультрадесантника, и если бы им довелось поменяться местами, он и сам ответил бы так же. Слова Рубио показались ему абсолютно правильными.

— Тогда мой выбор — сражаться рядом с тобой. Мы вместе бросим вызов судьбе.

Они встретили атаку предателей, стоя плечо к плечу среди грохота, подобного раскатам грома. Ужасная, животная ярость этой атаки была ни с чем не сравнима, и баррикады и окопы защитников захлестнула волна огня и крови. Несущие Слово бросились на врага с бешеным остервенением, которое превзошло даже безумное неистовство орды культистов. Все Ультрадесантники открыли огонь, но на каждого из них приходилось впятеро больше фанатиков из воинства Лоргара, и безудержная энергия штурма прорвала баррикады, разбила строй защитников и понеслась дальше темным железным потоком.

Несущие Слово всегда были известны своими бескомпромиссными способами ведения войны. Во время Великого крестового похода, призванного объединить потерянные колонии человечества, многие миры, оказавшиеся во власти XVII легиона, почувствовали на себе его гнев. Тех, кто не оказывал Императору должного почтения, немилосердно карали — так, что Повелитель человечества сам призвал Лоргара к ответу за то, что тот насаждает культ собственного отца и проявляет жестокость за пределами дозволенного. Некоторые решили, что Лоргар и его легион усвоили преподанный им урок, но теперь не оставалось сомнений, что вместо этого они взбунтовались и выбрали для себя иной путь — путь жестокости и резни, по которому их вели неутолимая ненависть и новые боги.

В схватке боевые порядки противников смешались; под лязг клинка и рявканье болтера Гарро заставил замолчать внутренний голос, твердивший, что Астартес нельзя сражаться с другими Астартес, и бросился на врага, напоминая себе, что такие изменники больше не заслуживают этого имени. Их предательство по подлости не знало себе равных.

Доспехи Несущих Слово, обычно гладко-черные, сейчас были намеренно испачканы чем — то очень похожим на человеческую кровь. Вместо старого символа легиона — объятой пламенем книги — на поверхности наплечников были кое — как нарисованы восьмиконечная звезда и лицо, искаженное воплем. При виде такого самоосквернения злость Гарро разгорелась еще сильнее, и в каждом его ударе, в каждом выстреле, уносившем жизнь врага, чувствовался праведный гнев.

Рубио, сражавшийся рядом, расстреливал противников из болтера, разрывая их в кровавые клочья, но на место каждого убитого вставали несколько новых воинов. Гарро с отвращением увидел, как группа Несущих Слово разделалась с Ультрадесантником, оказавшимся под шквальным огнем их штурмболтеров. Возмутительнее всего было то, что даже когда Астартес рухнул мертвый, они все равно продолжали палить по обезображенному трупу, заставляя его дергаться от каждого выстрела. Гарро слышал, как они смеялись при этом.

Он никогда не видел столько коварной злобы в других Астартес: Несущие Слово наслаждались тем, что делали, смаковали каждый миг происходящего. Это вызывало в нем чувство омерзения.

— Их становится все больше! Террой клянусь, они что, привели сюда весь легион?

— Мы не победим, но во имя Его мы заставим их заплатить за каждый шаг. Аве Император! — С боевым кличем на устах Гарро уничтожил еще одного из воинства предателей.

Но в его словах не было уверенности. На всех позициях у защитников заканчивались боеприпасы; они тщательно прицеливались, так что ни один снаряд, ни один лазерный луч не пропадал впустую, в то время как Несущие Слово не экономили силы и поливали баррикады шквальным огнем, отчего в воздухе стоял тяжелый запах прометия и сгоревшего кордита. Смерть подступала все ближе — и наконец, когда враг бросился вперед новой волной, по рядам Ультрадесанта прошел приказ:

— Отступить к туннелю! Сомкнуть строй и отступить!

Гарро подчинился и бегом бросился к сумрачному, заиндевелому зеву железнодорожного туннеля, проклиная про себя то, как складывались обстоятельства. За его спиной Несущие Слово с криками ярости ринулись в атаку.

Рубио жестом подозвал его ближе, и Гарро почувствовал, как кровь стынет в жилах: он увидел, как из рядов кричащих предателей выдвинулась группа массивных, угловатых фигур. Они продвигались вперед, расталкивая своих же воинов, и несли с собой тяжелое многоствольное оружие огромной огневой мощи.

— Терминаторы…

Высокие, словно литые фигуры приближались, мерно шагая в ногу тесным железным строем. Терминаторский доспех делал каждого воина этого отряда в два раза тяжелее рядового Астартес и позволял без труда выдерживать лазерный обстрел и попадания масс-реактивных снарядов, которые градом отскакивали от брони. Рубио оценивающе осмотрелся, но вскоре стало ясно, что у защитников не хватит тяжелого вооружения, чтобы уничтожить этих левиафанов из стали и керамита. Крак-гранаты замедляли их, но лишь на мгновение. Строй терминаторов приближался, снося баррикаду за баррикадой; остальные Несущие Слово шли следом, обеспечивая огневую поддержку.

Терминаторы расправлялись с любой целью, какую бы ни выбрали, разрывая тела защитников в клочья огнем из комби-болтеров и вращающихся стволов автопушек. Ультрадесантники гибли один за другим, и чистый синий цвет их доспехов запятнала кровь.

Гарро прикоснулся к руке Рубио, и когда тот обернулся, показал острием клинка в сторону противника:

— Здесь мы не удержимся. Терминаторы вот-вот войдут в туннель, мы должны отступить!

— Куда? Будем все дальше отходить по туннелю, пока не упремся в ворота Нуменоса? Тут нигде нет укрытия, и если мы повернемся к ним спиной, они нас просто зарубят. — Он покачал головой. — Нет, бегство — не для воинов Ультрамара.

— Тогда здесь мы и умрем. Получается, что ты нарушил один приказ, чтобы погибнуть ради другого — и погубить заодно и своих боевых братьев.

На лице Рубио промелькнуло раздражение:

— Будь ты проклят! Ты не оставляешь мне выхода.

— Нет, Рубио. Ты уже все для себя решил — но понимаешь это только сейчас.

Гарро вставил в болтер последний остававшийся у него магазин и открыл огонь. Под бесконечным потоком вражеского огня остатки 21-й роты отступали все глубже в туннель, и тот немногий свет, что еще проникал в широкий коридор снаружи, вскоре оказался полностью перекрыт громоздкими фигурами терминаторов — они уже прошли выгрузочную станцию и вошли в сам туннель. При каждом выстреле их темные силуэты подсвечивались дульными вспышками, и холодный свет выхватывал из тени хищный оскал шлемов, украшенных рогами и бивнями.

Рубио слышал, как кричат, умирая, его товарищи. Это было уже не просто наступление врага — это была расправа.

— Хватит! Больше я этого не потерплю!

Ультрадесантник выпустил из рук болтер, магазин которого опустел; резко, судорожно вздохнул; поднял руки перед собой, согнув напряженные пальцы, словно когти.

И сразу же почувствовал: вот оно, хорошо знакомое давление потусторонней силы, угнездившееся в основании черепа и рвущееся наружу, как извилистая молния, запертая в бутылке. Все специальные приемы и техники, все ключевые фразы и мыслеформы, которые после принятия указа он изгнал из своего разума, — Рубио позволил себе вспомнить все это снова.

Отравленный воздух вокруг него начал приобретать плотность, наполняясь электричеством и предвещая могущество, выходящее за пределы человеческого понимания. Рубио увидел, что Гарро отошел подальше, давая ему свободу, увидел, что соратники неодобрительно качают головами, но останавливаться было уже поздно. Сила вернулась — да она никуда и не уходила, повсюду, словно тень в варпе, следуя за ним, что бы он ни делал. Она пришла легко и была огромной, пьянящей. Как и его ярость, она жаждала вырваться на волю.

На кончиках его пальцев заплясали искры электрических разрядов, и он простер руки в направлении приближавшихся терминаторов. Без психического капюшона трудно будет контролировать своенравную энергию, но Рубио был к этому готов. Если он этого не сделает, то они все погибнут.

Он встал на колени и освободил свою ярость.

Псионический шквал, пронесшийся по туннелю, налетел на Несущих Слово, и в этот раз от мучительной боли кричать пришлось им. Затем сила нашла себе достойную цель, и свод туннеля начал трескаться и раскололся, не выдержав напора пропитанной варпом энергии.

Казалось, что сомкнулись огромные челюсти: глыбы черного камня рухнули вниз, перекрыв туннель и погребя терминаторов под многотонным завалом.

Гарро протянул Рубио руку, и Ультрадесантник поднялся с земли; затем он снял шлем, впервые глядя на Гарро не сквозь линзы окуляров. Тот поступил так же, и оба воина окинули друг друга оценивающими взглядами.

— Свершилось. Враг разбит и этим подходом к Нуменосу больше воспользоваться не сможет. Для этого мне пришлось лишь нарушить приказ моего примарха… и Императора.

— Твои братья остались живы — пусть это послужит тебе наградой.

Рубио не ответил; вместо этого он шагнул мимо воина в сером, направляясь к другим Ультрадесантникам, которые собрались вокруг раненых, оказывая им помощь.

И все они без исключения — все боевые братья 21-й роты — повернулись к нему спиной, не желая смотреть на псайкера.

Рубио нарушил безусловный приказ, и этому прощения не было.

Гарро обнажил Либертас, и Рубио, услышав звук меча, покидающего ножны, в ярости развернулся:

— Теперь доволен? Ты получил то, ради чего сюда пожаловал?

— Еще нет. — Гарро протянул ему меч, опустив острие к земле. — Положи руку на клинок.

Взбешенный Рубио шагнул ближе.

— Ты вынудил меня так поступить. Из — за тебя я лишился братьев, а теперь ты требуешь еще и клятву?!

— Эти люди больше не братья тебе. — Гарро медленно покачал головой. — Ты — призрак. Давай же, клади руку на клинок.

И вот Рубио, помедлив, прикоснулся к мечу. Гарро торжественно кивнул.

— Тайлос Рубио, принимаешь ли ты свою роль в этой миссии? Клянешься ли ты не повиноваться ничьим приказам, кроме тех, что отдаст Регент Терры? Готов ли ты принести этот особый обет?

Взгляд воина потемнел, и казалось, в нем промелькнула печаль.

— Клянусь долгом, возложенным на меня, и этим оружием. Больше мне ничего не остается.