Гастроли Жигана

Глава 3

– Нам с тобой что нужно? – спрашивал Панфилов Макеева на следующее утро, когда оба, проспавшись, вновь вернулись к единственной занимающей теперь их умы теме. – Нам нужен шум вокруг нашей акции. Причем, любой шум. Нам-то с тобой, собственно, без разницы, где переполох случится, в криминальных кругах или в официальных, так сказать, верно? Лишь бы о наших делах все заговорили, рекламу нам создали. Иначе у нас ничего не выйдет. В идеале каждая наша ликвидация должна тут же становиться известна всей Москве, верно?

– Ну, верно, – кивнул хмурый Макеев, страдающий нестерпимой головной болью, но наотрез отказавшийся от предложения Панфилова руководствоваться гомеопатическим девизом «подобное лечится подобным» и применить в качестве лекарства тот же самый французский коньяк «Лагранж» польского производства.

Отказавшийся от противного до тошноты, но спасительного лекарства, Макеев был мрачен и неразговорчив. В голове у него засела всплывшая в памяти фраза, невесть откуда туда залетевшая: «Значит, будем это место удалять!» Фраза эта принадлежала явно врачу, и речь в ней шла, без сомнения, о месте, которое болит. Но о каком месте шла речь и кто был этот врач, Макеев вспомнить не мог, так как любое напряжение, как физическое, так и умственное, вызывало у него в затылке небольшой ядерный взрыв локального действия, – взрывная волна от него прокатывалась только по его измученному ядерными испытаниями мозгу, и лишь приглушенные ее отголоски докатывались до желудка, вызывая приступы тошноты.

– Ну, – повторил Макеев уже без кивка, стараясь не шевелить лишний раз своей несчастной головой.

– Баранки гну! – ответил ему Панфилов, который от гомеопатической дозы коньяка не отказался и был теперь не только рассеянно бодр, но даже и несколько оживлен. – Ну с Гусевым мы добились того, что этот случай на всю Москву показали сразу три канала в криминальных новостях...

– Не нас показывали, – уточнил Макеев. – Гусева показывали.

Панфилов на несколько секунд задумался и согласно кивнул.

– Ты прав, – подтвердил он. – Известны всей Москве стали не мы, а дело наших рук. Почему? Потому, что у нас нет имени! Репутации у нас нет, такой, чтобы при одном упоминании о нас у всех московских киллеров возникало желание хватать чемоданы и сломя голову бежать на вокзал или в аэропорт...

Панфилов сделал паузу и, не дождавшись ни возражений, ни согласия Макеева, продолжал:

– Я предлагаю прежде всего позаботиться о нашей репутации, – сказал Константин. – Ждать, когда она сама собой сложится, – никакого терпения не хватит. По крайней мере у меня... Про тебя, Сашка, я ничего не говорил. Ты можешь годами, по-моему, терпеть. Я – нет! Поэтому о создании репутации нам придется позаботиться самим, создать ее своими руками.

– Схема такая, – Панфилов тронул Макеева за плечо, от чего тот болезненно сморщился. – Смотри сюда! Устраиваем небольшой, но весьма заметный и трудно объяснимый привычными версиями тарарам. К примеру... Нет, об этом чуть позже. Потом выступаем по ОРТ или, там, по РТР, разницы нет, главное, чтобы на всю Россию! И объясняем, зачем мы устроили этот небольшой тарарам и что мы хотели им показать всем остальным нашим клиентам. Ну, как?

Панфилов вопросительно посмотрел на развалившегося на стуле Макеева. Тот долго молчал, выбирая, по-видимому, наиболее короткую из подходящих по смыслу к тому, о чем он хочет спросить, фраз. Наконец, Макеев решился задать свой лаконичный вопрос.

– Как? – произнес он.

– Что, «как»? – переспросил в недоумении Панфилов. – Это я тебя спросил...

Тут до него дошло, что Макеев вынужден прибегнуть к принципу экономии усилий, поэтому его вопрос оказался излишне лаконичен.

– А-а... – сообразил Панфилов. – На телевидение, в смысле, как мы попадем?

Макеев опустил веки в подтверждение правильности догадки Панфилова, надеясь, что этого окажется достаточно, чтобы Константин его понял. Но тому и подтверждения никакого не нужно было.

– Так это вообще элементарно! – заявил он. – Предоставь это мне. Нас покажут все пять московских каналов, или сколько у нас их там есть, не знаю даже точно. От таких материалов настоящие журналисты не отказываются.

– Никаких интервью! – проворчал Макеев.

– Обижаешь, старик! – возразил Панфилов. – Я придумал кое-что получше. Что там интервью?.. Мура. Ладно, я тебе все предварительно растолкую и покажу, без твоего согласия – ничего и никуда, слово даю! Теперь о тарараме, – продолжал он. – Устранили мы киллера, который намеревался ликвидировать Гусева. Кому об этом известно, кроме самого Гусева? Очень ограниченному кругу лиц. Охранникам Гусева, а это значит, практически всему аэропорту «Шереметьево» – раз. Милиционерам, прибывшим на место происшествия, – а это значит еще десяток человек, максимум. Наконец, тем, кто стоит за убитым нами киллером, – не в одиночку же он работал. Но группа эта вряд ли многочисленная. Это – три. И наконец, нам с тобой. Это – четыре. Теперь рассуждаем. Мы с тобой, естественно, не в счет, – начал Панфилов разгибать только что загнутые пальцы. – У милиции такие случаи не редкость, они о нем к утру забыли уже, считай, ими можно пренебречь... Хозяева или там сподвижники убитого – тоже не в счет. У них отношение к этому убийству особое, но совсем по другим причинам. Объект, за ликвидацию которого они получили деньги, остался жив. Естественно, они начнут нервничать. И пошлют второго – деньги-то надо отрабатывать... Не сразу, естественно, пошлют. Гусев сейчас в пять раз сильнее беречься станет, да и не подойдешь к нему пока, просто-напросто. Но через несколько дней, максимум, – через пару недель, когда шум вокруг покушения уляжется, да и Гусев окончательно поверит, что остался жив, они повторят попытку ликвидации. Вот увидишь! Вернее, что я говорю? Как ты ее увидишь? Я же предлагаю не дожидаться, пока они опомнятся, и сделать самим первый шаг.

Панфилов тронул рукой свой лоб, вспоминая мысль, от которой начал рассуждения.

– Ах, да! – сообразил он. – Известие о совершенном нами убийстве киллера активно разойдется только по работникам аэропорта «Шереметьево» плюс весьма ограниченное число знакомых Гусева. Согласен, в «Шереметьеве» работает куча народа, но что эта куча значит по сравнению с населением всей Москвы? Она ничтожно мала!

Добравшись наконец до своего вывода, Панфилов облегченно вздохнул. После вчерашнего коньяка логика давалась ему с трудом.

– То, что мы с тобой выбрали в качестве приманки Гусева, – наша ошибка, если по большому счету, – сказал Панфилов. – Но расстраиваться из-за этого и пытаться ее исправить мы с тобой не будем. Потому что... Потому что из каждой ошибки можно извлечь очень много полезного для себя. Нужно только перестать считать ее ошибкой... Не помню, кто сказал. То ли Конфуций, то ли я сам это только что сформулировал. Впрочем, речь не о том.

Он сделал многозначительную паузу.

– Итак, Гусев остался жив, – продолжил свои объяснения Константин. – Исполнители, которым мы уже заплатили, обеспокоены. Насколько я знаю, у них принято гонорары отрабатывать в любом случае. Но они должны успокоить заказчика, то есть нас с тобой, вернее, меня, ведь я заказал это убийство. Связаться со мной они смогут только через бармена, Лешу Газетчика. Встречаться с ними я, естественно, не собираюсь, мне совершенно ни к чему с ними знакомиться раньше времени. А вот проследить за Лешей и узнать, кто именно подписался выполнить мой заказ на Гусева, мы можем.

Макеев скептически скривил губы, сомневаюсь, мол.

– И напрасно сомневаешься! – тут же отозвался Панфилов. – Верно: и моего лица, и твоего им лучше не видеть, поскольку это может нам сильно помешать, когда мы нанесем им решающий визит... Я хотел сказать удар, ну, да все равно. Но нам с тобой и не придется следить за Лешей-барменом. Вспомни-ка, Макеев, у нас с тобой есть деньги, которые мы заработали честным трудом. Мы можем позволить себе не заниматься утомительной черной работой, а нанять для этого других!

Макеев бросил на Константина встревоженный взгляд.

– Нет, никого я не собираюсь приглашать в нашу с тобой небольшую компанию, – досадливо поморщился Панфилов. – Я хочу всего лишь нанять профессиональных сыщиков для того, чтобы они тщательно проследили за Лешей Газетчиком и обо всех его контактах в предстоящие дни сообщили нам с тобой.

– Еще лучше, – проворчал Макеев. – Тогда мы перед этими частными сыщиками засветимся. Еще неизвестно, что хуже. Знаю я этих частных сыщиков... Им только стоит что-нибудь унюхать, не отделаешься потом, всю жизнь за их молчание платить будешь...

– Эк тебя прорвало! – удивился Константин. – А зря, повода-то нет для твоего красноречия. Ни с какими сыщиками я общаться тоже не намерен.

Константин достал из кармана сотовый телефон и набрал номер частного сыскного бюро, номер которого узнал заранее.

Панфилов не опасался, что по номеру сотового телефона его могут вычислить. Это пришло ему в голову еще тогда, когда он разговаривал с менеджером фирмы, продающей эти телефоны, и тот объяснил Константину, что за небольшую дополнительную плату ему лично он берется устроить так, что имени заказчика, то есть Панфилова, не будет знать вообще никто. Приобретенный им телефон будет зарегистрирован на некоего Иванова Ивана Ивановича, проживающего по адресу: Москва, Ивановская площадь, строение 1, квартира 1.

«Если вашим номером, а вернее, вами самими кто-то заинтересуется, фирма сообщает этот адрес, названный якобы клиентом, и отправляет интересующихся в Кремль, где, как известно, и находится Ивановская площадь.

Правоохранительные органы после этого понимают, что на этот раз их провели, обещают прикрыть фирму и исчезают, так и не приведя в исполнение свою угрозу. Частные сыщики, тоже сообразив, что Иван Иванович личность абсолютно мифическая и попасть на беседу к нему гораздо сложнее, чем добиться приема у Президента России, начинают предлагать деньги, потом, истратив довольно незначительные, впрочем, суммы, пытаются набить морду и, не сумев этого сделать, тоже исчезают. Таким образом, тайна вашего телефонного номера останется никем не раскрытой».

А в качестве гарантии менеджер не проявлял никакого интереса ни к имени клиента, ни к его месту жительства, ни к какой-либо другой информации о нем.

Достав из кармана телефон, владельцем которого числился Иван Иванович, проживающий в Кремле, Константин за пять минут договорился с директором фирмы «Престо» о заказе на наблюдение и отслеживание контактов бармена Леши по прозвищу Газетчик из забегаловки под названием «Счастливый случай». Наблюдение «Престо» начнет немедленно, а деньги Костя сегодня же переведет на их счет в банке. Если завтра деньги на счет не поступят, наблюдение будет прекращено.

Директор поломался совсем немного, опасаясь, что заказ по телефону, – всего лишь глупая шутка какого-нибудь идиота. Но заказов у фирмы было немного, а свободных людей навалом, и директор решил рискнуть, благо ничего особенного не случится, если все это окажется все же шуткой... Но на следующий день его бухгалтер сообщил, что банк перевод денег подтверждает, и директор взялся за выполнение заказа с удвоенной энергией. К единственному агенту, отправленному им в «Счастливый случай», он отрядил в помощь еще двоих, посадил в офисе диспетчера, которому они каждые полчаса подробно докладывали обстановку и, кроме того, сообщали о всех зарегистрированных ими контактах объекта наблюдения.

Диспетчер фиксировал каждый Лешин контакт и принимал оперативное решение о необходимости идентификации контактера. Некоторыми контактами Леши диспетчер пренебрегал, например, его разговорами с официантами и администратором бара, хотя и они были записаны с помощью специальной аппаратуры, которую держали в зале, сменяя друг друга три «престовских» сыщика.

Особое внимание диспетчера было обращено на подходящих к барной стойке клиентов. Благо, время было еще утреннее, народу в «Счастливом случае» почти не было, и диспетчер вполне успевал не только сделать заключение о сути происшедшего контакта, но и тут же принять решение о целесообразности установления личности очередного Лешиного контактера.

Он попытался представить, что будет в баре вечером, когда к бармену будут обращаться несколько человек одновременно, а ему придется заочно разбираться во всей этой какофонии звуков, и пришел в тихий ужас. Это же просто с ума сойти можно!

Но Леша неожиданно объявил официантам, что работать сегодня не сможет, берет отгул, и старший официант с радостью предложил его подменить. Радость его объяснялась тем, что все деньги, которыми расплачивались клиенты, проходили через Лешу, поскольку касса находилась у него за стойкой. Ни одна копейка, кроме чаевых, которые клиенты оставляли официантам на столах, не проходила мимо Леши. А тут он сам фактически предложил официантам провести дележку всего, что им удастся продать своего под видом хозяйского, и таким образом снять часть выручки без него.

Но и диспетчер был рад, хотя и понимал, что слегка лопухнулся, не уловив, после какого из контактов бармен принял столь неожиданное решение. Двое из агентов последовали за Лешей, третий остался в баре сворачивать аппаратуру, которая у фирмы была в единственном экземпляре и рисковать которой не стоило.

Леша повел агентов с Новинского бульвара, на котором был расположен «Счастливый случай», на Новый Арбат, в «Метелицу», но попал туда не через парадный, как обычно, а через служебный вход. Агенту вслед за ним проникнуть не удалось, и объект наблюдения был временно потерян. Но потерян он был всего на пять минут.

Второй агент уже сидел в зале ресторана, заняв удобный для наблюдения за всем залом столик. Не больше чем через три-четыре минуты Леша появился в зале и подсел к столику, за которым уплетал креветки толстячок с очень добродушной физиономией.

Увидев Лешу, он махнул ему рукой и показал на стул возле своего столика. Леша сел, подозвал официанта и тоже заказал себе креветок и пива. Это было понятно по жестам, которыми Леша показал на толстяка и на огромное блюдо с горкой креветок перед ним.

Агент сидел не очень далеко от Леши, но в зале играла навязчивая ритмичная музыка и заглушала все фразы, которые можно было бы разобрать, если бы не эта музыка. Но по выражению лица постоянно улыбающегося толстяка агент понял, что разговор идет серьезный и напряженный. Взгляд толстяка оставался жестким, хотя улыбка не сходила с его полных губ.

Леша сначала выглядел растерянно и отвечал на какие-то вопросы толстяка. Но потом задумался толстяк, а приободренный Леша перешел в наступление. Теперь он о чем-то допытывался у толстяка. Или, может быть, предостерегал его от чего-то.

Диспетчер, которому агент немедленно доложил, все, что видел и понял, принял решение выяснить, что представляет собой этот самый толстяк из «Метелицы» и направил на Новый Арбат еще двух агентов с заданием следить за толстяком до тех пор, пока не определятся его координаты, как именные, так и пространственные. Диспетчер любил изъясняться наукообразно, полагая, что это придает ему вес среди сотрудников агентства. Но те только терпели это его небольшое чудачество, поскольку в остальном он был человек надежный и опытный, на него можно было положиться. А что касается его труднопонимаемых остальными распоряжений, стоило только самому подумать, что может интересовать заказчика, и сразу догадаешься, это, прежде всего, имя человека и адрес, по которому его можно в случае необходимости разыскать. Только и всего.

И пусть диспетчер чудит, сколько ему влезет. Он, в общем-то, мужик неплохой...

Леша находился в контакте с толстяком недолго. Поговорив с толстяком, он уже собрался уходить, чем вызвал панику официанта, показавшегося в дверях с подносом, на котором стояло блюдо с дымящейся горкой свежеотваренных креветок.

Леша сказал, что передумал, и рисковал ввязаться в небольшой скандал с участием официанта и администратора зала, но положение спас толстяк, махнув рукой официанту, чтобы тот нес блюдо ему на стол и вписал его стоимость в счет. Леша тут же из «Метелицы» исчез, уводя за собой двух агентов, а толстяк остался расправляться с креветками, заставив еще двух агентов торчать в зале часа полтора над парой чашечек кофе.

Наконец, он расправился с креветками, залил их пивом, расплатился с официантом и направился к выходу. Агенты тут же доложили диспетчеру о готовности к интенсивной работе с ним, поскольку предполагали, что люди таких габаритов по Москве пешком не ходят. Толстяк наверняка приехал на машине, значит дальше наблюдение пойдет в другом режиме и с другой активностью.

Толстяк в самом деле уселся во вместительный джип, с которым его огромное тело весьма гармонировало, и сам повел машину через Новоарбатский мост по Кутузовскому проспекту в сторону Кунцева. Наблюдение за ним не представляло особой сложности, поскольку он никаких мер предосторожности не предпринимал.

Свернув с Кутузовского проспекта на улицу Красных Зорь, джип толстяка остановился у здания, находящегося неподалеку от автозаправочной станции, примерно посередине между остановочными платформами электрички «Кунцево» и «Рабочий поселок».

Прождав толстяка часа два, но так и не дождавшись его появления, один из агентов получил от диспетчера приказ продолжать наблюдение за зданием, а второй агент был отозван в расположение фирмы.

Дальнейшее наблюдение за Лешей Газетчиком ничего интересного не принесло. Он направился прямо к себе домой в Химки-Ховрино, и не покидал своей квартиры до следующего утра.

Когда Константин вышел на связь с диспетчером, то предусмотрительно принял меры для того, чтобы его нельзя было запеленговать и обнаружить. Меры были элементарные, разговаривал он из макеевской «шестерки», которую в этот момент вел по Садовому кольцу сам владелец этого средства передвижения.

Через минуту после начала разговора Макеев свернул с Садового к центру, затем, еще через минуту, развернулся и поехал в другом направлении. Словом, отследить машину не было никакой возможности.

Панфилов, хоть и не был уверен, что их с Макеевым попытаются вычислить, но все же счел такие меры предосторожности необходимыми.

Он не хотел подвергать успех начатой ими операции риску.

Справедливости ради надо отметить, что предосторожность оказалась не лишней. Часа через два после того, как он получил от диспетчера всю информацию, которую удалось добыть агентам сыскной фирмы «Престо», Константин позвонил тому самому менеджеру, который продал ему телефон и с удовлетворением узнал, что владельцем номера интересовались какие-то личности, назвавшиеся частными детективами, и, получив сведения о мифическом Иване Ивановиче, проживающем в Кремле, в недоумении удалились.

Естественно, из всего, что им сообщил диспетчер, Панфилова с Макеевым больше всего заинтересовал контакт с толстяком, который застрял в Кунцеве. Без сомнения, на улице Красных Зорь толстяк оказался не случайно, и можно было начинать дальнейшую разработку операции. Но Панфилов решил выкачать все, что можно, из услужливой, хотя и чересчур любопытной сыскной фирмы и передал диспетчеру требование установить личность и род деятельности толстяка, справедливо рассудив, что самим им заниматься сбором подобной информации нет никакого резона – можно засветиться раньше времени.

Через несколько часов диспетчер смог сообщить Константину, что толстяк является первым по влиянию человеком в кунцевской группировке, кличка его Большой и что здание, в котором он исчез, что-то вроде их штаб-квартиры.

Этого было уже более чем достаточно. Макеев вновь воспользовался своими старыми связями, и еще через несколько часов компаньонам стало известно, что кунцевская группировка переживает сегодня не лучшие времена, уступив филевцам контроль над Крылатским, а раменским – над Кутузовским проспектом.

Чтобы поправить положение, кунцевцы забили большую стрелку в Суворовском парке, как раз посередине между Филевским и Кунцевским парками, и устроили грандиозную разборку со стрельбой из автоматов и взрывами. Ничего этим не добившись и только потеряв половину личного состава, кунцевская группировка вынуждена была утереться и довольствоваться небольшим участком Москвы, ограниченным куском Московской кольцевой автодороги, Рублевским шоссе и Рябиновой улицей.

Но это были уже слезы, а не территория. А тут еще брожения внутри самой группировки начались. «Рядовые» начали осуждать действия «генералов», дело вообще запахло революцией.

Тогда кто-то из первых лиц в группировке, по предположениям эмвэдэшных аналитиков, именно толстяк по кличке Большой, настоящее имя которого было Виктор Иванович Протасов, и предложил перейти от открытой демонстрации силы своим противникам к тихой, «партизанской», в его понимании, скрытой войне.

Лично Большим были отобраны трое наиболее подходящих, с его точки зрения, кунцевских братанов и отправлены «к соседям в чуждые пределы» с четким заданием – обезглавить несколькими меткими выстрелами и филевцев, и раменских, и, на всякий случай, еще и строгинцев, чтобы получить контроль над всем правобережьем Москвы-реки южнее Волоколамского шоссе.

Из этой затеи тоже почти ничего не вышло, так как убитым оказался только лидер раменской группировки. Двое других посланцев Большого «в расположение части», как говорится, не вернулись, и сведений о смерти тех, кого они должны были убрать, к Большому тоже не поступало. Пропали оба его паренька, словно сгинули, что, скорее всего, так и было на самом деле.

Но он не опустил руки и понял, что все дело в кадрах, которые он начал подбирать с целью продолжить впоследствии «тихую» войну с соседями. Но в процессе подготовки профессиональных стрелков-киллеров Большой набрел вдруг на золотую жилу.

Кто-то из его воспитанников ляпнул кому-то из своих друганов в Центре о новых веяниях, которые появились в Кунцеве, и тут же получил предложение попробовать свои силы на практике. Не бесплатно, конечно. Не решившись на откровенную инициативу, чреватую дисциплинарными наказаниями, самое мягкое из которых заключалось в «лишении живота», как прежде на Москве выражались, стрелок обратился за разрешением на такой эксперимент к Большому, а тот сразу сообразил, какие перспективы у них открываются, коль скоро Центр испытывает недостаток в киллерах.

С этого дня подготовка пошла значительно интенсивнее и через непродолжительное время Большой располагал пятеркой очень неплохих ребят, способных выполнить любой заказ на ликвидацию в центре Москвы. Был у него и еще пяток ребят, подающих пока надежды.

С ними он усиленно работал в том самом здании, до которого его и проследили после разговора с Лешей Газетчиком. Вернее, работали те, кто поопытней, из первой пятерки, он наблюдал и вмешивался лишь в тех случаях, когда считал необходимым.

Последние два дня Большой был сильно не в духе. Добродушная внешность могла обмануть человека, впервые с ним встретившегося, но те, кто знал Большого не первый, как говорится, день, сразу отмечали мрачное раздражение, сквозившее в его взгляде, спешили свернуть с его дороги и не смотреть на него лишний раз, чтобы не стать громоотводом для его злости.

Посланный на выполнение заказа Мишка Соловьев по кличке Соловей, один из лучших в его команде, не вернулся в Кунцево. Мало того, не вернулся вечером того же дня, когда он должен был выполнить заказ, за который Большой уже получил неплохие деньги от солидных людей. Большой увидел своего Соловья на экране телевизора в программе «Дежурная часть». Какая-то сука уложила его на асфальт, и теперь он смотрел в черное ночное московское небо обезображенным лицом. Его даже узнать было трудно.

Большой понял, что это Соловей, поскольку речь шла об убийстве человека, пытавшегося совершить покушение на жизнь Гусева, за которого Большому заплатили неплохие бабки. К тому же досужие телевизионщики разыскали сумку, в которой Соловей нес свой автомат на место выполнения заказа. Сумку Большой сразу узнал. Он сам ходил с ребятами по спортивному магазину и подбирал эти сумки, чтобы было удобно носить и расстегивались мгновенно.

Особое беспокойство Большого вызвало сообщение журналистов, что киллера, охотившегося за Гусевым, убил не охранник и не милиционер, а неизвестный человек, выстреливший киллеру в голову из пистолета и успевший скрыться до приезда милиции в районе пересечения улиц Малой Никитской со Спиридоновкой.

Большой подозревал, что кто-то из соперничающих с ними группировок разведал его планы и вознамерился составить конкуренцию. Самым эффективным средством было выбить одного за другим бойцов Большого, чтобы некому было выполнять заказы, которые последнее время сыпались на него один за другим золотым дождем.

Кроме того, беспокоили обязательства перед заказчиком, который уже оплатил убийство Гусева. Нужно было отрабатывать деньги и как можно скорее, иначе могла пострадать его репутация, и он запросто лишился бы новых заказов. Но и спешить было нельзя – Гусева после покушения усиленно охраняли, и не только свои.

Происшествием на Малой Никитской, по слухам, заинтересовалась ФСБ и тоже приглядывала за директором аэропорта «Шереметьево», подозревая, что тот замешан в каких-то международных аферах и покушение – своего рода предупреждение ему.

Знал Большой и то, что скоро начнут ползать по Кунцеву ментовские слухачи и доносчики, вынюхивая, с кем последнее время общался Соловей, в каких делах был задействован, собирать о нем всевозможную информацию. Раз уж он узнал Соловья в трупе с обезображенным лицом, менты тоже докопаются, можно в этом не сомневаться.

А тут еще какой-то дерьмовый придурок наблюдает за спортзалом, в котором сутками проводил время Большой со своими питомцами. Припарковал машину напротив и думает, что его задристанный «москвичонок» не привлек внимания! Тоже мне – наблюдатель!

Нервы у Большого не выдержали, и он коротко скомандовал пареньку из второй резервной пятерки, который был перспективнее других и которым Большой намеревался заменить выбывшего Соловья:

– Сходи, Химик, сделай ему ТО-1, а заодно и ТО-2. Надоел. Глаза мозолит.

Девятнадцатилетний Химик, прозванный так за то, что любил рассказывать, как его выгоняли с первого курса химико-технологического университета за удавшуюся попытку в лабораторных условиях получить тринитротолуол. Полученное вещество оказалось очень нестойким и взорвалось через пятнадцать секунд после образования. Единственной жертвой эксперимента стал сам Химик, которого вышибли из университета после категорического отказа его родителей оплатить ремонт лаборатории.

Испытывавший болезненное влечение к химическим опытам со взрывчатыми веществами, Химик начал искать применение своим доморощенным талантам и нашел себя в группировке Большого.

Он специализировался на ликвидациях с помощью взрывов и был, по мнению Большого, весьма перспективным кадром, поскольку обладал нетрадиционным мышлением и ярко выраженной склонностью к изобретательству.

На этот раз Химик ничего особенного выдумывать не стал, он использовал одно из опробованных своих изобретений. Оно представляло собой простейшую радиоуправляемую модельку – маленькую платформу на колесиках. На платформу помещалось необходимое количество вещества, названия которого Химик не знал, поскольку синтезировал его в ходе одного из опытов и аналогов ему в справочной литературе не нашел. Вещество, впрочем, не обладало разрушительной силой тротила, но перевернуть машину, под которой производился взрыв, ему было вполне под силу. Срабатывало оно от самой слабой электрической искры.

Химик насыпал в специальный резервуар, установленный на платформе величиной с книгу обычного формата, грамм двести изобретенного им вещества, проверил, в порядке ли разрядник. Поставил платформу на асфальт метрах в двухстах от «Москвича» и нажал на кнопку «вперед» на пульте управления. Платформа медленно покатилась по проезжей части вдоль бордюра, не привлекая ничьего внимания, поскольку в высоту была всего сантиметров десять.

Единственное, за чем ему приходилось внимательно следить, это чтобы платформа не врезалась в какое-либо препятствие и не взорвалась раньше времени, поскольку разрядник, тоже собственной конструкции Химика, часто барахлил и начинал искрить от удара.

Но на этот раз все прошло гладко. Устроившись на крыше спортивного зала, Химик наблюдал за своей платформочкой в бинокль и без труда загнал ее под днище «Москвича», в котором устроился наблюдатель.

Затем он закурил и, приготовившись к очередной порции наслаждения, которое он испытывал от каждого взрыва, нажал на пуск разрядника.

«Москвич» подпрыгнул, из-под него вырвались в одну сторону языки огня, и взрывной волной машину перевернуло на бок, почти не отбросив от того места, где она стояла. Однако тому, кто сидел в ней, пришлось туго. Особенность примененного Химиком вещества была в том, что оно вызывало возгорание всех горючих веществ, которые оказывались в зоне взрыва.

Мгновенно вспыхнуло горючее в баке машины, и второй взрыв окутал «Москвич» столбом пламени. Огонь охватил всю машину, и выбраться из нее не было никакой возможности. Тот, кто сидел в салоне, не успел открыть покореженные первым взрывом дверцы и выпрыгнуть.

– Отличная работа! – одобрил Большой, наблюдая за взрывами из окна спортивного зала. – Молодец, Химик! Надо будет поручить ему доделать то, что не успел Соловей. Пусть начнет с Гусева. Если справится, толк из него выйдет...