Джеймс Джойс Газ из горелки



Карикатура на Джойса выполнена американским художником-графиком Уильямом Д. Брэмхоллом.

Леди и дженты, вы в недоуменье:

Возможно ли небо - и землетрясенье:

Из-за того, что польстил сатане

Ирландский писатель в чужой стране?

Лет десять назад он прислал мне опус —

С обеих сторон я глядел в телескопус

И прочитал все рассказы стократ,

Как вдоль-поперек, так вперед-назад.

Я издал бы их вплоть до последнего слова,

Но чудом, с благословенья Христова,

Вдруг прояснился бесовский язык,

И авторский умысел я постиг.

Да, я виноват перед милой Ирландией,

Честь ее, можно сказать, была в длани моей;

Всегда этот остров другим в назиданье

Ссылал таланты свои в изгнанье

И, кельтским юмором руководим,

Предавал вождей одного за другим.

Действительно, не остроумное ль дело

Засыпать известью очи Парнелла?

И еще: осушил не ирландский ли ум

Римской барки протекший трюм?

Сам папа в долгу бы не мог быть большем,

Чем он теперь перед Билли Уолшем.

О Эйре, чистейшая страсть моя,

Страна, где Христос и Кесарь друзья!

Страна, где трилистник на воле в поле!

(Минутку, миледи, я вытру сопли).

А критика — мне не поставит преград она:

Я печатал вирши Маунтени Маттона,

И пьесу его, где всякий твердит:

«Недоделок», «дешевка» и «содомит»,

И комедию об апостоле Павле,

И о чем-то таком — не о женских ногах ли,—

Сочинил ее Мур, он из джентов джент

И живет на свой законный процент;

Я печатал мистику — есть ли разница

Между ней и поваренной книгой Казинса? —

От них, говоря на родном языке,

Пардон, изжога в прямой кишке;

Я печатал фольклор, на Юге и Севере

Собранный Златоустейшей Грегори;

Я печатал писавших важно и глупо,

Я печатал Патрика чуть не Колумба;

Я печатал великого Джоя Синга,

Иже меж ангелов, как снежинка,

В пижонской сорочке, которую слямзил

Из чемодана с фамилией «Маунзел».

И вот, наконец, подведу я итог

На парне, одетом в австрийский желток,

Который несет итальянские мерзости

Джон-Уайзу Пауэру, О'Лири Кертису

И о Дублине пишет такой позор,

Что черный негр не берет в набор.

Свиная отрыжка! Да разве я трону

В печати памятник Веллингтону,

Сидни-Перейд, сэндимаунтский трамвай,

Даунсовы лакомства, уильямсов чай?

Да будь я проклят хотя б за желанье

Выдать ирландские наши названья!

Удивительно только, что этот нахал

Курчавой Лужи нигде не назвал.

Миледи, печатный станок не намерен

Столь гнусной хулою порочить Эрин!

Я друг беднякам — уж который год

Дела мои рыжий шотландец ведет:

Шотландцы бедные — нынче даже

У них нет Стюартов для продажи.

Как китайский шелк, моя совесть легка,

А душа снятого нежней молока.

Колумб свидетель моей уступки —

Я сотню скинул с него при покупке

Его несчастного «Айриш ревью».

Вот как люблю я страну мою!

А кто-то там к эмигрантским невзгодам

Тащится поездом и пароходом —

Так я, чтоб умерить людские страданья,

Издаю нечитаемые расписанья;

И крыльцо моей фирмы — место для встреч,

Здесь ежевечерне играют в кетч

Одна добродетельная девица

И англичанин, чин из полиции,

Так что приезжий слышит все слухи

От грязной пьяной дублинской шлюхи.

Кто там сказал: не противься злу?

Я книгу его превращу в золу,

И ссыплю прах в кривобокую урну,

И каяться буду упрямо и бурно —

Трещать, кряхтеть, пищать в песнопеньях —

И все это стоя на тощих коленях.

В великий пост я подставлю сам

Покаянный голый зад небесам

И, слезами в печатне моей обливаясь,

В ужаснейшем прегрешенье признаюсь.

И метранпаж мой из Беннокбурна

Окунет свою правую руку в урну

И начертает у всех на виду

Memento homo[1] на голом заду.

Сколько гнева, боли, злой иронии в этом стихотворении или, как писал сам Джойс, «инвективе в духе Свифта». Сарказм Джойса понятен каждому, кто знает о печальной судьбе его книги «Дублинцы» в Ирландии — сборника рассказов, давно уже занимающего почетное место в классике зарубежной литературы XX века.

Издатели не хотели печатать «Дублинцев»: их пугала смелость критического взгляда Джойса, откровенность его психологических описаний, отказ от лакировки ирландской действительности. Джойса наперебой обвиняли в аморализме, в презрении традиций. Редакторы требовали переработки текста. Но Джойс не уступал.

Драматически сложились отношения Джойса и с Джорджем Робертсом, главой издательства «Маунзел», от лица которого в стихотворении ведется повествование. Робертс был человеком, достаточно приметным в литературном мире Дублина. Он составил себе имя на издании произведений писателей — активных участников Ирландского литературного возрождения: Августы Грегори, Джона Синга[2] и других. Стремясь укрепить свою славу либерала, Робертс заключил с Джойсом, в то время молодым прозаиком, о котором тем не менее уже заговорили в Дублине, контракт на издание его первой большой книги.

Однако, внимательно прочитав текст «Дублинцев», Робертс не на шутку перепугался. У него не было никаких сомнений, что власти будут шокированы многочисленными антибританскими выпадами Джойса, его крайне непочтительным отношением к ирландской католической церкви. Кроме того, Робертс опасался и обвинений в диффамации: соотечественники без труда могли узнать себя во многих джойсовских персонажах.

Положение Робертса было не из простых. Он был связан дружескими узами с семьей Джойса, к тому же не хотел прослыть ретроградом. И Робертс, презрев осторожность, решился опубликовать текст. Но на его счастье, этому помешал наборщик, который заявил, что под страхом смертной казни не станет печатать книгу, столь оскорбительную, с его точки зрения, для Ирландии. Вот тут-то Робертс понял, что дело приняло слишком серьезный оборот, и в сентябре 1912 г. сжег гранки рукописи, которая пролежала в его издательстве без малого три года.

Этот скандал стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Джойса: он принял окончательное решение уехать из Ирландии. И по пути из Дублина в Триест написал «Газ из горелки» — остросатирическое, бурлескное, откровенно фарсовое стихотворение.

История с публикацией «Дублинцев» навсегда осталась для Джойса незаживающей раной. Отчасти поэтому в 1939 г., в зените славы, он отказался от приглашения Уильяма Батлера Йейтса стать членом Ирландской литературной академии. Джойс часто с горечью повторял, что слишком хорошо помнит, как ирландские филистеры кинули в лицо Парнеллу, борцу за свободу родины, кусок негашеной извести.

Е.Гениева



Загрузка...