Газета День Литературы # 103 (2005 3)

Руслана Ляшева ВСЕ ФЛАГИ РВУТСЯ В ГОСТИ К НАМ. ПОЖИВИТЬСЯ

В конце прошлого года в журналах появились два произведения — роман Веры Галактионовой "5/4 накануне тишины" в "Москве" (2004, № 11-12) и роман-завещание Анатолия Афанасьева "На службе у олигарха" в "Роман-газете" (2004, № 22-23). Совершенно разные по стилю (Галактионова модернизировала прием "поток сознания": Марсель Пруст а-ля рюс) и теме (Афанасьев был блестящим мастером пародийной прозы; этим прожектором обшаривает два потока времени — "наши дни" и год 2004), романы схожи пафосом. Авторы осмысливают кризис и прогнозируют судьбу России. Чтение, признаюсь, не из легких; тем более не похож на веселую прогулку предстоящий разговор. Ничего, справимся.

ТРИ ВОЛОСИНКИ

Начнем издалека, а может и вблизи, кому как покажется, поскольку речь идет о новой книге Збигнева Бжезинского "Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство" (М., "Международные отношения", 2004). Уж как бедняжка изворачивается, чтобы представить агрессивную политику США миротворческой; сразу видно, не знает нашей пословицы "Черного кобеля не отмоешь добела" — старается отмыть. В качестве отвлекающего маневра клюет Россию; дескать, сошла с дистанции, она уже не в счет, за десять лет разрушила экономику Афганистана и т.д. Естественно, закрывает глаза на обескураживающий результат "миротворческих" действий США — развал экономики и инфраструктуры Ирака за несколько месяцев и убийство 98 тысяч мирных жителей (см.: письмо английских дипломатов и военных Т.Блэру; "Советская Россия", 2004, № 160).

Непроизвольно вспоминаешь старый американский фильм "Трамвай "Желание", экранизацию одноименной пьесы Теннессии Уильямса, где поляка-иммигранта играет знаменитый Марлон Брандо.

Разорившаяся аристократка Бланш приезжает с юга к сестре с отчаянной надеждой встать возле нее на ноги и выжить, но муж сестры (его играет Брандо) морально добивает ее и, объявив чокнутой, сдает в сумасшедший дом. Актер создал образ жестокого циника, который топчет все слабое, чтобы выжить самому. Такую же тактику в книге "Выбор" поляк Бжезинский пытается применить к России, "опустить" и добить окончательно. Знал бы Пушкин, в какие формы может вылиться "спор славян между собой"! Однако, мощи ли таланта, как у Марлона Брандо, не достало политику, или объективные возможности не поспешествовали замыслу, но своей цели автор "Выбора" не достиг. Дифирамбы, расточаемые Бжезинским своей второй родине и президенту Д.Бушу, не встретили в мире восторга и поддержки; скорее подвергаются насмешке и даже опровергаются. В одной из парижских газет 21 декабря ушедшего года французы откровенно посмеялись над Бушем, назвав его "чемпионом по борьбе за демократию".

Критик Наталья Иванова, ратуя за либерализм в программе "Книговорот" ("Радио России", 18.12.2004), одарила афоризмом: "Не будет свободы, не будет литературы". Я, грешным делом, вспомнила анекдот о трех волосинках — много это или мало? В супе много, на голове мало! Так и свобода; если только для литературы ее хватает, это равносильно трем волосинкам в супе; для экономики такой свободы мало. На конференции по "новому реализму" в СП России, проходившей 30 ноября 2004 года, прозаик Петр Алешкин высказал мысль, нашедшую поддержку у критика Александра Неверова, что русская литература сейчас переживает расцвет; я, разделяя её, спешу добавить: значит, ей хватает свободы.

Как обстоит дело в экономике? К изъянам старой системы добавились новые проблемы, говорит академик, руководитель Отделения экономики РАН Дмитрий Львов, ценой реформ стала "потеря управляемости экономикой" и "громадный ущерб производству и жизненным интересам десятков миллионов наших сограждан" ("Литературная газета", 2004, №51-52).

Ломанувшись в мировой рынок, Россия продулась в пух и прах, подстать деревенскому лоху у ловких наперсточников. Неважно, какой политический строй — монархия, социализм или капитализм; условия производства намного труднее и затратнее, чем в Европе: там дешевые морские перевозки, здесь дорогие континентальные железные и шоссейные перемещения и т.д. Не в Россию потекли инвестиции, из страны хлынул капитал.

Государство убежало из экономики, свободы ей это не прибавило: трех волосинок для капиталистической прически мало. Академик Д.Львов полагает: "необходимо согласовать принцип частной собственности с другими непременными атрибутами рыночной экономики — свободой и равенством в процессе обмена товаров для всех. А этого можно достигнуть лишь при условии, что собственник земли и природных ресурсов будет выплачивать ренту обществу, а не присваиватъ себе то, что ему никогда не принадлежало и принципиально принадлежать не может". Между прочим, поляки уже созрели для установления истинной, а не мнимой свободы в экономике; радио России в вечернем выпуске новостей 1 января сообщило о решении правительства Польши изымать у граждан, имеющих годовой доход более 600 тысяч злотых, половину прибыли в государственную казну; это касается 4 тысяч самых богатых. Не последовать ли нам их примеру? Академик советует это сделать.

Однако даже такая крутая мера не предотвратит катастрофу, на краю которой топчется Россия, хотя облегчит положение самых бедных россиян (можно представить, какие вопли закипят, если из-за одного М.Ходорковского радио "Свобода" — 1.1.2005 — брызжет бешеной слюной, говоря о "просто региональной стране России"). И вернув государству природные ресурсы, не уйти от главного вопроса — стратегического! — экономики: автаркия ("изоляция от мира") или растворение в мировом рынке?

НЕБЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

У Веры Галактионовой в 2003 году в "Нашем современнике" был напечатан роман "На острове Буяне", где за любовной интригой кочегара котельной Брониславы и поэта-бомжа Кеши просвечивает "стратегический" вопрос и решается в пользу автаркии. В селении, приютившем Кешу, — народовластие: ну, прямо социализм с человеческим лицом. "Утопия!" — подумала я, прочитав роман, и тут же одернула себя: "ничего подобного — это же метафора Белоруссии".

"Остров Буян" у Галактионовой — метафора России; прозаик, даже не зная об экономических выкладках Паршева, соглашается с ним, что спасение России — в изоляции от мирового рынка. Иначе, прогнозирует А. Паршев, произойдет деиндустриализация нашего отечества, а ведь индустриализация была достигнута тяжёлой ценой коллективизации 1930-х годов.

Вроде бы, о чем спорить: автаркия; и точка. Но не все так просто, дорогие прозаики и читатели их произведений.

Оказывается, просвещает нас Л.Ивашов, "читая работы еще начала прошлого столетия американского адмирала Алфреда Мэхэна, возвращаешься к его стратегии "петли анаконды", которую он предлагал в отношении Евразии, и видишь, что в отношении России этот проект реализуется сегодня. Его суть: запереть, ограничить территорию нашей страны, сковать ее выход в Мировой океан, создать проекцию военной силы, экономическое удушение — чтобы наше государство "задохнулось" внутри самого себя. Это мы и наблюдаем" ("Советская Россия", 2004, № 166).

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Что крестьянину оставили? Воздух, один токмо воздух!

А.Паршева анакондой не испугаешь: "По всем прикидкам получается, что в рамках "мировой экономики" российская экономика нежизнеспособна, а вот ограниченная внутренним рынком — вполне". Это готовый комментарий к роману В.Галактионовой "На острове Буяне"; впрочем, у экономиста и прозаика есть и расхождения насчет "человеческого лица", которое, дескать, может быть не только у социализма, но и у капитализма. Продолжаю цитату из книги А.Паршева: "3начит, в принципе вполне может оказаться жизнеспособной и сейчас. Конечно, должны отмереть паразитические наросты, сидевшие на экспорте и импорте. И тогда волей-неволей (голод не тетка) потребитель потянется к отечественному производителю, и тот начнет копить столь необходимые ему инвестиции. Останемся ли мы в будущем капиталистическим рыночным государством? Вероятность этого есть. Да рыночным мы всегда были, и при Ленине, и даже при Сталине, а капиталистическим после нынешних пертурбаций можем и остаться, правда, капитализм должен быть ограничен внутренним рынком капитала".

Поэтом — т.е. социалистом, — можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, соглашается Паршев с Некрасовым. Итак, поэт, прозаик и экономист: треугольник! Слава Богу, не Бермудский. Всего лишь полемический.

ГАЛАКТИОНОВА И ДУГИН

"Политическая ситуация в России обманчива — обманчиво спокойна... в воздухе повисла какая-то непонятная тревога", — пишет Александр Дугин в статье "Нас погубит "элита"?" ("Литературная газета", 2004, № 51-52). Мысль теоретика-евразийца можно поставить эпиграфом ко второму роману Веры Галактионовой "5/4 накануне тишины"; она наполняется жизнью и конкретикой.

Главный герой Андрей Цахилганов долго обманывался спокойствием и успехами в бизнесе и у женщин, даже строил планы, как России поосновательнее войти в мировой рынок (прозаик анализирует в этом романе второй вариант геополитического сценария); да и как было не обмануться, если в годы "прихватизации" он играючи сказочно обогатился и, оставив жену и дочь в родном Карагане, обосновался в Москве: роскошные апартаменты, охранник и т.д. Конечно, электронщик Цахилганов так "обманно-ловко-играючи" наживался на разграблении государства с помощью "столичных соучредителей" Хапова и Шушонина; на нем, в свою очередь, наживалась любовница Ботвич — алчная "сучка". Праздник жизни для Цахилганова оборвался внезапно — смертельная болезнь жены Любы заставила всё бросить и примчаться в родной город.

Через весь роман сквозной нитью идут два потока сознания. В палате реанимации возле кровати беспамятной жены сидит на табуретке Андрей и осмысливает жизнь с двух точек зрения: внешнего человека, каким он был до сих пор, и человека внутреннего и нравственного — homo novus, — пробудившегося теперь. Почему же? Потому что без тихой, молчаливой Любы, его духовной опоры, Андрею не жить. Не умирай, эгоистически требует он от безотказной жены, дескать, меня этим убиваешь, но все просьбы и мольбы бесполезны; умирающая держится только на лечебных растворах, которые вливают через капельницу в вены.

Цахилганов, понимая, что дни её, и может быть даже его, сочтены, продолжает руководить бизнесом из реанимации, но homo novus заставляет взглянуть на всё с нравственной позиции, чему в немалой степени поспешествовало неожиданное открытие геодезистов, обнаруживших прямо в палате географический центр Евразии. Патриотка — дочь Степанидка, отбывшая в Москву для охоты за некоей Рыжей головой, названивает по мобильнику и, не зная о болезни Любы, обещает отцу, если с матерью что-нибудь случится, убить его. Угрозы "революционерки" не пугают отца, он и без того на волосок от гибели. В такой нравственно напряженной ситуации прозаик разворачивает геополитическую панораму прошлого России и ее будущего.

Дугин так описывает геополитическую ситуацию: "В американской геополитике у России вообще нет места, для нее не отводится позитивной роли. Рано или поздно даже самую послушную и проамериканскую Россию ждет участь Югославии или Ирака. Американские стратеги, такие как 3.Бжезинский, открыто пишут об этом. Вопрос о том, чтобы всерьез заняться расчленением России, это дело времени. И, кажется, это тревожное время приходит".

Мрачное подтверждение прогнозу показывает Галактионова, обрисовывая жизнь и планы бизнесмена Цахилганова. Дело в том, что Караган, напоминающий названием Караганду, был шахтерской столицей ГУЛАГА; отец Андрея — полковник — возглавлял местное ОГПУ.

Старший Цахилганов, создатель лагерного социализма, не принял реформы и повесился, помощник и вертухай Дула Патрикевич жив и словно что-то ждет от сына своего соратника, какого-то важного решения, требующего его участия.

Действительно, перед Андреем выбор — принять ли решение в духе "проамериканской" элиты, а значит, превратить Россию в зону "лагерного капитализма", то есть реализовать планы Америки, как их объясняет Дугин, или найти секретную лабораторию, которую благодаря ухищрениям старшего Цахилганова забыли ликвидировать в хрущевское оттепельное время, и вызвать в недрах Земли гигантской взрыв, направленный в сторону Америки и уничтожающий эту сверхдержаву. Пока Андрей был благополучным и преуспевающим бизнесменом, он без колебаний жертвовал отечеством и выбирал "лагерный капитализм", подтверждая вывод Дугина, что предотвратить революцию снизу (руками Степанидки) может только президент Владимир Путин, осуществив "революцию сверху", потому что "либерал-реформаторы сращены с олигархатом" — "носители духа энергичного присвоения" — и никаких других задач решать не будут. С идеей Андрея Цахилганова о "лагерном капитализме" бывший одноклассник Митька Рудый — человек "М-Ж", добежавший до самых верхов, — помчался к хозяевам за океан. Лизнет Бжезинскому одно место и станет "человек "М-Ж" в отечестве главным вертухаем; головокружительная карьера.

Автор идеи, однако, передумал; жизненные обстоятельства и общение со старыми школьными друзьями — реаниматором Мишкой Барыбиным и прозектором Сашкой Самохваловым — развернули Андрея лицом к отечеству. Во сне к нему явился отец и сообщил, как найти лабораторию и вызвать грандиозный взрыв. В дальнейших запутанных хитросплетениях сюжета Андрея успевают убить, спасти; лишь под занавес повествования он узнает о произошедшем — по неосторожности миротворцев, тоже искавших лабораторию, — взрыве и последовавших затем переменах в общественной жизни. Самым радостным сообщением для Цахилганова стало известие о том, что Люба вышла из кризиса и начала поправляться.

Фантастическую концовку романа я дочитывала, слушая по радио репортажи о землетрясении и разрушительном цунами в Юго-Восточной Азии, о гибели огромного количества людей в двенадцати странах этого региона и помощи мирового сообщества пострадавшим. Пророческий дар Галактионовой меня насторожил (совпадение вплоть до сдвига тектонических плит) и заставил в то же время посочувствовать: дару не хватает мощи для координации; стихия оказалась неуправляемой. Это, конечно, шутка, если позволительно поиронизировать над такой темой.

Настоящий упрек автору другой: что означает название романа "5/4 накануне тишины"? Не поняла, хотя напрягала извилины до упора. Пришлось утешиться мыслью, что в сложном по стилю и замыслу повествовании должно было остаться что-нибудь непонятным; заголовок — не самый плохой вариант.

Марсель Пруст, доживи до ХХI столетия, мог бы отдыхать при наличии в нашей прозе экспериментального романа Веры Галактионовой; о доморощенных постмодернистах и не говорю — их она, походя, поставила на свое скромное место.

ГЕОПОЛИТИКА В ЗЕРКАЛЕ ПАРОДИИ

В романе Галактионовой миротворцы еще шныряют по России под видом комиссии, содействующей разоружению; в произведении Афанасьева "миротворцы" нашу Родину уже оккупировали и планомерно сокращают количество "аборигенов".

Спор между Л.Ивашовым и А.Паршевым сводится к стратегии Запада в отношении России; генерал утверждает, что "петля анаконды" затягивается (удушение экономической блокадой), экономист же полагает, что у атлантистов "требование одно — вовлечение в мировую экономику. Давай, кошечка, всё до капельки. И только попробуй дернуться" (с.208). Анатолий Афанасьев принимает сторону Паршева и в романе "На службе олигарха", во второй сюжетной линии, прогнозирует результат деятельности миротворцев в 2024 году. Первая сюжетная линия — как бы пролог ко второй — описывает "семейное логово" олигарха Оболдуева, нового "хозяина в России", и мытарства писателя Виктора Николаевича Антипова, его биографа, олицетворяющие порядок, завершившийся оккупацией.

Паршев и Афанасьев вкупе составляют необычный дуэт; говорят одно и то же языком публицистики и художественных образов. "...Предположим, — пишет Паршев, — что уговорить наших предпринимателей жить в пределах российского рынка не удастся. Что будет? Будем жить в "мировой экономике"? Нет! Результат будет точно тот же. Через десять лет — не позднее — даже сырьевой экспорт из страны прекратится, а что останется, будут забирать просто за долги. И как тогда доллары попадут в страну? Значит, конвертации не будет. Не думаю, что население к тому времени вымрет полностью — кто-то останется. И по необходимости им придется придумывать какие-то деньги, и по необходимости — отказываться от импорта. Какой импорт, долги бы заплатить. Даже в случае иностранной оккупации оккупационной администрации придется вводить местную валюту (естественно, неконвертируемую), а об импорте туземцам придется забыть. И о Канарах тоже".

Прозаик, как убеждаемся, сделал прогноз на более далекий срок; не десять, а двадцать лет разделяют двух главных героев романа — писателя Антипова из "наших дней" и сопротивленца Митю Климова из "года 2024". Обнищавшие и вымирающие "руссияне" за годы хозяйничанья олигархов и миротворцев созрели для борьбы; в северных лесах, где скапливаются дружины, Митю подготовили к покушению на главу оккупационных войск Анупряку-оглы.

Сюжетные линии заканчиваются счастливо — happy end — писателю Антипову удается бежать с Лизой, а Митя после убийства Анупряки-оглы остается жив и лечится, готовясь к продолжению борьбы. На самом деле, успешный финал — пародия, соответствующая жанру романа; пародия самого жанра, требующего happy end'a для ублажения читателя вопреки мрачным событиям.

Из трех пародийных — последних — романов Анатолия Афанасьева (о двух я писала в "Литературной России" — "Ужас в городе", 2000, № 21 и "Гражданин тьмы", 2003, № 4) "На службе олигарха" получился самым масштабным по охвату истории России и одновременно самым лирическим, воплотившим в образе Лизы идеал писателя.

Пародия начинается с "помещичьего гнезда" — антикварного дворца помещений на тридцать. Роскошный парк и молодая мечтательная дочь хозяина напоминают о Тургеневе, воспевшем помещичьи имения как восприемников традиции русской культуры от монастырей. Внешне всё то же самое. По сути же пародия выворачивает наизнанку обманчивую красоту: англо-шотландско-ирландская "здоровая аура" в угоду олигарху "перешибает зловонный руссиянский дух". Ведь Оболдуев не был аборигеном в родном отечестве и себя "называл греком по отцу и арийцем по матери". Зато дочь Лиза, русская по матери, хранит этот дух и проявляет силу характера, присущего некрасовским героиням (коня на скаку остановит и т.д.), в борьбе за свою любовь к писателю Антипову.

Призывы Н.С.Леонова и А.Н.Крутова, ведущих программу "Русский дом" на "Народном радио", осуществить "фундаментальную задачу" и "разрушить власть олигархов" не получили поддержки у народа; власть Оболдуева, нового крепостника, беспредельна; пришлось Афанасьеву продлить пародию до 2024 года и показать тех, кто перенял власть у олигархов.

Л.Ивашов толкует о "двух концепциях мирового господства. Первая: государство США во главе мировой империи, в которую оно пытается загнать все остальные страны и народы; с другой стороны, аналогичные претензии мирового финансового капитала, который опирается на разветвленную сеть сионистских центров и прикупленные элиты ряда государств — установить свой мировой порядок и контролировать планету через финансовые потоки. Там, где надо, — финансовая петля затягивается, а где и когда нужно — ослабляется... Для России оба варианта не сулят никакого добра" ("Советская Россия", 2004, № 166). Не это ли различие имел в виду З.Бжезинский, давая новой книге "Выбор" подзаголовок "Мировое господство или глобальное лидерство"? Афанасьев дилемму решает просто, показывая на печальной судьбе России, что та и другая "силы" нашли консенсус в притязаниях на мировую власть. Состав миротворцев в 2024 году намного превосходит национальный окрас нынешнего НАТО. Пытают Митю миротворцы-мусульмане (убиты генералом за недостаток рвения), столицей правит раввин Марк Губельман, здесь же сенегалец Махмуд и другие. Короче, предсказывает Афанасьев, "все флаги будут в гости к нам", если мы не отберем власть у Оболдуевых. Так я поняла замысел антиутопии "На службе олигарха".

Прозаик, конечно, сгущает краски, что соответствует пародии, и добивается сильного художественного эффекта, например, в таком вот эпизоде на празднике триумфа генерала-миротворца.

"До конца церемонии было недалеко. Остались на подходе лишь две депутации: от лиги сексуальных меньшинств и от партии "Молодая Россия", созданной недавно по прямому распоряжению Центра координации в Стокгольме. Косвенно — Анупряк-оглы принимал в этом участие, отбирая и рекрутируя в новую партию молодых недоумков из богатых туземных семей из подведомственных ему резерваций. Политическая программа партии определялась простым доходчивым лозунгом: "Всё старьё на свалку — и сжечь!". Каждый из членов партии носил в ладанке на груди портреты вождей-теоретиков: Новомирской и Немцова. Кто такой Немцов, генерал не знал (видно, из немецких переселенцев, управляющих Зауральской республикой), а Валерию видел по телевизору, где она читала воскресные проповеди о непротивлении Злу насилием. Кроме того, она непременно участвовала в публичных казнях фашистов и скинов (те же члены "Молодой России", но в чем-либо провинившиеся). За древностью лет тучную старуху обыкновенно четверо дюжих миротворцев поднимали на носилках на помост, где она оживала и ловко недрогнувшей рукой снимала скальп с очередного трепещущего, накачанного препаратами вольнодумца, никогда не давая осечки и дико хохоча" (с.39).

Когда-то Лайма Вайкуле пела: "На этой выставке картин сюжет отсутствует один — где мы с тобой..." Анатолий Афанасьев восполнил недостаток и нарисовал такой сюжет, заменив музыкантов изображением политиков-реформаторов. У нас же свобода, без которой, настаивает Наталья Иванова, не может существовать литература.