Владимир Бондаренко ПРИРОДНОЕ ВОЛХОВАНИЕ. К 70-летию Валентина Устинова



Если кому из любителей поэзии надоела теснота филологической поэзии, надоели бесконечные словесные игры и хочется выйти на простор, столь привычный для русской души и русской поэзии, обращайтесь к поэзии Валентина Устинова.


В ней вы найдёте и молитвенность исповедующегося человека, и весёлое озорство игры, и наслаждение от земной мастеровитой работы, и откровенность земной любви.


Червонное небо! Тугая вода


В ночь на Иван Купала


Струями рек, родников пруда,


Млечным Путём в проливных звездах


Тебя и меня обвивала.


И ты – озорная, родная опять,


Прикрыв наготу росою –


Сквозь колдовство и пригляд опят,


Меж крыльев папоротников и голубят


Выходишь к реке босою.



И не поверишь, что вечно озорному, задиристому, песенному Валентину Устинову, стариннейшему моему другу, уже исполнилось 70 лет. А стихи-то пишутся совсем не мудровато-старческие, а будто только-только выбрался на простор русской поэзии, и будто вновь мы с ним в родном Петрозаводске, где Валентин заведовал отделом поэзии в журнале "Север" под присмотром нашего общего старшего наставника Дмитрия Яковлевича Гусарова... И распиваем хмельное винцо на старинном кладбище, читаем стихи и мечтаем о будущем. Впрочем, Валентин и сейчас не лишен мечтаний, новых замыслов, не лишен энергии общего русского дела. Может быть, в жизни своей он и подчиняется жестким московским принципам, но в поэзии, в стихах своих такой же, как и раньше, вольный новгородец, ушкуйник, древний волхв.


Поэзия Валентина Устинова – поэзия зрелого лета. Когда начинают тяжелеть зёрна в колосе, когда плоды набирают сладость, когда земля ощущает предродовые схватки нового урожая. Таких поэтов мало в современной русской литературе. Больше поэтов осени, поэтов весны. Это не в упрёк ни им, ни Устинову. Любое время прекрасно.


Уточнение поэтической направленности помогает мне легче понять стихи Валентина Устинова.


Я таким молодым никогда ещё не был.


Поднимусь на заре и в любимом краю


из горячего жара рассветного неба,


как из красного щёлка, рубаху скрою.


Ощущение зрелого лета ближе русским народным песням. Там и корни поэзии Валентина Устинова, художника эпического по своему мироощущению – даже в его лирических "выходах" пробиваются ростки эпического начала. Оттуда – "тугая ярость забродившей страсти, готовой лить, расходовать и тратить свой дикий хмель без меры и управы". Оттуда идёт и постоянная готовность к радости, жизненный оптимизм, смешение "высокого" с "низким", поклонение Любви. Герои его могут быть трагичны, но никогда пессимистичны, они не боятся жизни, в самый трудный час остаётся для них безусловным: "Любо, парень. Любо на земле!" Валентин Устинов начинался с северных дорог, с самых что ни на есть трудовых будней двужильных людей "кремнёвой породы", живущих в этих пустынных просторах. Верность Северу, верность своей биографии, переплетённой с биографией древнего русского края, не несёт в поэзии Устинова областнических мотивов. Скорее наоборот: через Север поэт приходит к понятию Родины в целом, через свою жизнь – к понятию жизни вообще.


Устинов берёт всё в разгаре. Путину – в разгаре, любовь – в разгаре. Даже дед из устиновской баллады "Сокрушение", украшающий резьбой и позолотой домовину для себя, на всякий случай, демонстрирует не угасание, а расцвет чувств, мудрости, более того – молодость души. В шутку ли, всерьёз ли, мечтает он, как поедет с молодой Любашей на остров, "грохнет" там "дом на солнечном угоре" и забудет про свои года:


Дед сидел – плечищи шире двери.


Глаз смеялся в жаркобровой мгле.


"Хрен с тобой: не веришь – и не надо.


День-то нынче – золотая радость.


Любо, парень. Любо на земле!.."



Какая тут осень, какое угасание? Нет. Это всё тот же жаркий летний день, когда "в чреве почти шевелились травы. И сёмга к нерестилищам рвалась".


Лето в поэзии Устинова – не лето отдыха, не курортное лето. Жаркое лето работы пахаря, рыбака, охотника.


Мужицкое святое нетерпенье


венозной кровью взбухнет на руках,


когда коса влетит с косым шипеньем


в букашечье, в шмелиное гуденье,


в пырей, в осот – во влажное кипенье


зелёного парного молока.



Для Устинова работа – радость жизни. Отсюда – умение переломить собственную судьбу, переломить слабость. Если поэзия Устинова – гимн силе, то прежде всего силе духа, торжеству победы человека. Безмолвие северных просторов взрывается под напором жизнедеятельных, страстных, полных радости и огня героев. Азарт человека. Какое упоение жизнью, действием заполняет стихи. Понимаешь, что "для этого стоит на Канине где-то обветренной глоткою пить километры. Для этого стоит с зарёй пробудиться и вымыть ладони солёной водицей... И лёд рассекать на хрустящие глыбы. И брать своё счастье руками, как рыбу".


Он любит жанр баллад, короткие поэмы, его поэзия сюжетна. Но это скорее не сюжет его жизни, а сюжет родной земли, сюжет ХХ века. И меня всегда радует его жизнелюбие, как его давний герой, дед с плечищами шире двери, он никогда не приемлет сокрушения. Желаю ещё долгие годы это жизнелюбие ему сохранять.


Шёл дождь – как ослик, семеня.


Густели в сумраке вершины.


Ночные завихри лещины


Переполняла щебетня.


Но птиц тесня, из-за плетня


Неслось хмельно-полусерьезно:


– Любите, женщины, меня


сегодня – завтра будет поздно!..



Загрузка...