Газета День Литературы # 80 (2003 4)

Тимур Зульфикаров ПЕСНИ ДЕРВИША

МУЗЫКА И ПОЭЗИЯ

Дервиш сказал:

— Когда Аллах лепил человеков — Он пел песни и читал стихи.

И потому всякий человек состоит из Музыки и Поэзии...

Но какие это были Песни и Стихи? Кто помнит?..

Только самые великие Поэты и Музыканты вспоминают смутно Ту музыку и Ту поэзию... Смутно, смутно... Очень далеко...

Только капли Того Небесного Вселенского Звёздного дождя падают на счастливые ладони...

И ещё дервиш сказал:

— Есть райские стихи и песни... И есть адские... Многая нынешняя тяжёлая музыка тёмных африканских соитий и обезьяньих барабанов — это музыка ада... Под эту музыку истязают грешников... Под эту музыку горят безбожники и каплет раскалённая смола во рты богохульников...

До XX века — эта музыка была подземной тайной Ада...

Но вот однажды она вырвалась на землю как огнь глубинно тлеющих болот...

И вот музыка ада пошла по земле, изгоняя, угнетая музыку рая...

И земля наполнилась криками и стонами ада...

И все великие града и малые селенья сотрясаются от воплей ада...

Ад при дверях...

ДЕРВИШ И БОГАЧ

Богач пришёл к нищей приречной лазоревой блаженной от убогости кибитке дервиша, которая уже походила на дряхлую забытую могилу.

И дервиш, улыбаясь, говорил, что после смерти его не надо нести на мазар, ибо он уже живёт в сырой могиле...

Богач сказал:

— О дервиш! О высокогорный родник одинокой мудрости — и кто пьёт из него, кроме горных архаров и птиц?..

Я устал от твоей нищеты, брат мой! Я хочу подарить тебе новый дом у реки и мешок-хурджин золота...

Разве нищета вечная сестра мудрости?

Вспомни царей-мудрецов — Соломона и Дария!

Разве от их мудрых слов пахло ветхим тряпьём дервиша?

Разве золото и драгоценные камни имеют тошнотворный запах?..

Тогда дервиш сказал, вздохнув:

— О, брат мой! Ты и твои охранники люто и зорко оберегают богатство твоё... Домы твои охвачены сторожевыми льющими злую слюну погони псами...

Но!..

И я тоже оберегаю охраняю нищету свою привычную святую неутомительную и кибитку свою, похожую на дряхлую уж уже могилу мою...

И я тоже охраняю покой мой, идущий от бедности и смиренья, как речной кружевной целительный ветер идёт от хрустальной реки...

А дары твои смутят душу мою и плоть и порушат нищую но вольную кибитку мою...

И дервиш целомудренно отказался от даров Богача...

ЖИВОЕ И МЁРТВОЕ

Дервиш сказал:

— На опушке икшанского леса стоит томится одинокий красавец-дуб. Что-то есть в нём печальное и обречённое...

Я подхожу к нему и содрогаюсь: жуки-короеды неслышно неотвратимо — и днём и ночью особенно яро — пожирают опустошают удушают безвинное беспомощное, как раненый воин в поле, дерево... И бежать от смертных душных короедов не может оно... Чем я могу помочь ему?..

Раздавить нескольких короедов?.. да...

Все подмосковные брошенные дубы и сосны охвачены объяты короедом победным... Жуки-короеды — это демократы русского леса... Они неслышно уморяют лесной народ... Как демократы убивают народ русский...

Я стою у обречённого дерева... Малый кишащий короед пожирает исполинский дуб... Так мёртвое дерево перетекает переходит переливается претворяется в живого короеда жука...

Так мёртвое переходит в живое...

Господь! Прости меня...

Но тут я больше люблю мёртвое, чем живое...

ДВА МУРАВЬЯ В ТРАВЕ

О рукопожатье лапкожатье двух встречных муравьёв

Охмелевших от медовых русских июльских трав трав трав

О чём шепчетесь братья безглагольные летучие мои

А? а? а?..

О рукопожатье лапкожатье двух встречных муравьёв

Охмелевших от медовых пианых вечереющих бродильных самогонных русских наших наших родных материнских кормильных кадильных

трав трав трав

Русских непокошенных сиротских медововеющих бесприютных одичалых

лугов лугов лугов

А где же русский хозяин? отец трав? где крестьянин жнец косарь?

А?..

Иль пьян? Иль спит? иль мёртв?..

О рукопожатье лапкожатье двух весёлых двух медовых двух похмельных травяных собратьев моих муравьёв

О вас не тронула бредущая смертельная коса

Уснувших в меду трав блаженнейших жнецов жнецов жнецов...

СОН НА БРЕГУ РОДНОЙ РЕКИ ВАРЗОБ-ДАРЬИ

Ах постели мне бухарское древлее одеяло курпачу на брегу весенней вешней реки родимой Варзоб-дарьи

Матерь матерь мати матушка мама Людмила мааааа древляя моя моя моя айя

Постели мне родное пахучее одеяло на брегу талой многоталой реки

моей колыбели зыбки люльки вечной шалой шаткой хрустальной вечной ой Варзоб-дарьи

Я там усну как в детстве тало тало тало от твоей ночной звёздной тёплой тёплой щекочущей руки руки руки

Матерь мати матушка маааа от твоей блаженной бессмертной родильной молочной в ночи млековой как Млечный Путь руки руки руки

Ах все вселенские Млечные пути лишь ночные руки млечных матерей... ойи... ойи... уйи...

Ах спи спи сынок усни усни усни...

Матерь матушка а ты в ночи поправь на мне одеяло чтоб ночная речная сырость не взяла меня не просквозила да не объяла

Ай постели мне бухарское древлее фазанье павлинье одеяло одеяло

Пусть ночное наводненье потопляющее усыпляющее сонные кишлаки да берега

Унесёт и меня спящего ворожащего вместе навек вместе с сонным святым моим одеялом

Матерь мати матушка маааа аа ааааа где фазаны где павлины аааа

Только нет уже уже уже давно на земле моей матушки Людмилы

речной ночной моей улыбчивой моей матушки маааааааа айяаааа

Да и то одеяло давным давно увяло избилось обветшало...

Те павлины те фазаны навек перья растеряли расплескали раскидали насмерть

Только та река и осталась вековечная вечнотекущая осталась

Тогда я прихожу на брег той реки что осталась

И ложусь на тёплый приречный песок да на хладный валун камень камень

Ах река вечная матерь матушка маааа

Ах укрой унеси упокой меня в твоих слёзных сладчайших блаженных волнах валах водяных сыпучих хрустальных хребтах горах одеялах летучих саванах непреходящих

ОСЕНЬ

Воздвижение блаженно уходящих журавлиных душераздирающих душеврачующих стай стай стай

Золотое увяданье усыпанье рассыпанье умиротворенье яшмовых янтарных яхонтовых златоатласных златобронзовых златомалахитовых златобродильных рощ рощ рощ

Всё задумал! Сотворил! И всё исполнил Ты! Всеведущий Всевидящий Всетрепетный Господь

Но зачем от ветра листобоя в сердце ходит дрожь как нож как нож

как нож

ПОЭТ

Осенние рыдалистые журавли ещё не летят!

Ещё они не прилетели!

Ещё они нежатся в клюквенных колыбелях болотах!

Ещё они медлят опаздывают

А ты уже плачешь!

А ты уже сладко разрывисто рыдаешь

В полях студёных пустынных скитаешься маешься упадаешь

Что же будет когда они полетят поэт

ТРОПА В ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ

Дервиш сказал:

— В далёком согдийском кишлаке — имя его я уже забыл, да и сами жители древнейшего кишлака уже не помнили не выговаривали древнейшее клинописное имя его, — жил древнейший старик истлевший, заживо в ветхости своей.

Звали его Дарий Гуштасп Ходжа Зульфикар Филадельф Армагеддон Артаксеркс.

Да!.. И как он носил имя такое?..

Не знаю... не знаю... не знаю...

Но!

Когда его спрашивали, почему у него такое царское древнее имя, он говорил, что он знал этих царей, и они знали его...

А потом вечно и сладко щурясь улыбаясь рассказывал он жителям кишлака, что знает в дальних горах тайную каменную осыпчивую опасную даже для горных архаров и козлов нахчиров и барсов стелющихся снежных тропу тропу ведущую из Земного тленного мира в вечное Царствие Небесное...

В райские неоглядные сады со вечноцветущим древом "тальх" и источником Сельсебелем...

В сады, о которых в Святой Книге сказано, что они превышают в тысячи раз земли человеков дышащих...

И старик всё время щедро звал жителей в горы, чтобы показать им Ту Тайную Тропу...

Но кто? на земле? в суете? не забыл о Царствии Небесном?..

И никто не верил старику, который так обветшал в старости, что забыл своё царское имя, как и все жители забыли названье своего клинописного кишлака...

Айя!.. Айяххх!!.. Айххх!..

Потом старик умер но никто не мог найти его умершего тела...

Жители обыскали все горы дальные и близкие, и все пропасти, и заливы бешеных рек, но не нашли тела его.

Какой-то пастух, запылённый локаец, сказал, что издалека видел, как блаженный радостный поющий старец брёл куда-то улыбчивый в дальних горах.

Пастуху даже показалось что старец не шёл а летел радостно над землёй — хотя и низко, но летел... по ветру...

Тогда жители кишлака содрогнулись и поняли что старик ещё заживо ушёл улетел по тропе земной, которую хотел показать им...

Но они, слепцы, не верили ему, и остались тлеть на земле, и на кладбищах...

Дервиш сказал:

— Господь посылает каждому из нас Вестников Небесного Царства, но не все мы узнаем их...