Газета День Литературы # 81 (2003 5)

Владимир Бондаренко ЯРКИЙ МИР ВЫМЫСЛА (Заметки о прозе Вячеслава Дeгтева)

Я не удивился, увидев имя Вячеслава Дёгтева в шорт-листе самой популярной ныне литературной премии "Национальный бестселлер". Кому же и давать эту премию, как не ему. Изобретательный рассказчик, ярчайший мастер вымысла, мастер сюжета, что не часто случается в русской прозе. Пожалуй, кроме Павла Крусанова в этом шорт-листе я не вижу Дёгтеву конкурентов, впрочем, в нашем странном и зыбком мире всё возможно. Но абсолютно вторичный Дмитрий Быков, весь мягкий, как только что свежеиспеченный батон, удобный разве что для тетушек преклонного возраста, кровавые рижские ребятишки со своей "Головоломкой" и привычный уже для "Национального бестселлера" западно-европейский интеллектуал вряд ли всерьез заинтересуют малое жюри "Национального бестселлера". Хотя и само жюри малое формируется таким образом, что любая странность может показаться обыденностью. Для здравого русского читателя, несомненно, Вячеслав Дёгтев со своими убойными рассказами, с мощью замысла, с живыми характерами, конечно же, — победитель.

Вячеслав Дёгтев — пожалуй, самый яркий представитель следующего за "сорокалетними" поколения писателей. Все-таки, есть чувство своей эпохи у всех представителей поколения, есть своя родина во времени. И если у Александра Проханова, Владимира Личутина, Анатолия Кима, Анатолия Афанасьева, Владимира Крупина и других видных писателей из поколения "сорокалетних" родина во времени — это последний советский период, и о чем бы они ни писали и сейчас, точкой отсчета для них остаются восьмидесятые годы, то для Вячеслава Дёгтева и его друзей по поколению Юрия Полякова, Юрия Козлова, Александра Трапезникова, Сергея Сибирцева, Павла Крусанова, Олега Павлова точкой творческого отсчета стала, увы, эпоха хаоса, перестроечная неразбериха. Исчезла стабильность во всем, даже в семье, даже в личных взаимоотношениях. Айсберг раскололся на мелкие льдинки и каждая плыла в своем направлении. Может быть, из-за этого у писателей нового призыва нет того былого чувства единения, опора лишь на свои собственные силы, попытка выжить в настоящем, позабыв на время о прошлом и будущем?

По творческому складу Вячеслав Дёгтев похож на своих предшественников из поколения "сорокалетних". Ему близки такие же сильные герои, люди действия; он, подобно Александру Проханову, — стихийный державник во всем. Но общей идеологии для своих героев Дёгтев пока еще не обрел, его герои тычутся каждый на своем индивидуалистическом поле, озабоченные проблемой выживания. Это, скорее, поколение растерянных людей. И среди них Вячеслав Дёгтев ценен тем, что не намерен сдаваться, не уползает в свою нору литературной игры. Подобно героям "прозы сорокалетних" он всегда в работе, в самых невыигрышных условиях не падает духом, а значит — создает фундамент для будущей работы.

Вячеслав Дёгтев возвращает нас в мир художественного вымысла, мир, честно говоря, подзабытый в конце ХХ века. Брошенные на произвол судьбы, в царство так называемой свободы, писатели в эпоху перестройки ринулись или в игровую эстетику постмодернизма, тем самым заведомо обрекая себя на вторичность и скучный тупик интеллектуализма, или в новую документалистику, описывая все, что видят вокруг себя. Тем более, что жизнь последнего десятилетия щедра на сюжеты… Но сюжеты прямой жизни тоже обрекают писателя на вторичность. Уже на вторичность документа…

Царство вымысла оказалось подзабыто. А только в этом царстве художник, творец обретает свой неповторимый, подвластный лишь ему и его героям мир. Вымысел же ведет художника к своему читателю. Вымысел рождает и новых героев. Вымысел всегда героичен. Вымысел — это миф о мире. Сколько по-настоящему талантливых мастеров слова (а их всегда не так и много) — столько новых мифов. И в центре этих новых мифов о мире всегда яркие личности. Прочитаем внимательно рассказы Вячеслава Дёгтева, они могут быть о чем угодно — о Чечне ("Псы войны"), о Древнем Риме или Древней Руси ("Гладиатор" или "До седла!"), о воре-рецидивисте ("Коцаный"), но всегда эти рассказы о героях. Герои могут быть положительными и отрицательными, негодяями и борцами за справедливость, злыми и добрыми, но они всегда оставляют за собой право на выбор, право на поступок.

Вячеслав Дёгтев воспитывает своими книгами без воспитания, становится политиком, уходя далеко от публицистики, учит, никого не поучая. Он может противоречить сам себе, так как ведя по сути круговую оборону в обществе, растерявшем нравственные и идейные ориентиры, он вынужден занимать то одну, то другую позицию, но всегда он делает ставку на героя, а значит, и на возможность победы. Ибо быть героем в наше время — надо иметь высшее мужество.

Он и сам подобен своим героям, сам отличается яркой индивидуальностью. Но где в своей жизни он наберет такие сюжеты, которые дарит своим персонажам? При всем его мужестве и решительности, Дёгтеву пришлось бы прожить сотню жизней, дабы испытать все то, что уготовано его героям. Вот он и испытывает все уготованное… только в литературе. "Над вымыслом слезами обольюсь…" И на самом деле, что может быть величественнее и романтичнее, сострадательнее и мужественнее, чем вдохновенный замысел художника. В своей реальной жизни человек не всегда решается на то, на что он решается в своих мифах, мечтах, легендах. Вымысел облагораживает человека, дает человеку надежду на спасение, на исполнение лучшего, на восхождение к вершинам.

Вячеслав Дёгтев возвращает нас к сюжетной литературе, к острой и занимательной фабуле. Он не боится элементов мелодрамы, не боится налета сентиментальности в своих рассказах, ибо таков человек, а его писательская задача — показать человеку во всех контрастных характеристиках, каким он может быть в душе своей. Удивительно, но в самых жестких, даже жестоких сюжетах, к примеру, в "Псах войны" или в "Камикадзе", описывая ужасы войны или сломленного врага, писатель не упивается тленом, не смакует подробности смерти. При всем разнообразии сюжетов прозаик Вячеслав Дёгтев был и остается певцом жизни. В наше время тленом, красотой разложения умудряются упиваться писатели даже в описании безобидных любовных или пейзажных сцен. Вот потому и не вписывается Вячеслав Дёгтев в модную литературную тусовку любых мастей — за воспевание жизни как таковой. Воспевать жизнь — это уже идеология победы, это неприемлемо для либеральных реформаторов. С другой стороны, именно эта энергичность дёгтевского сюжета, энергичность слова, энергичность героев, его интерес к приключениям, его воображение и фантазия, его пассионарное лидерство выводят прозу Дёгтева к самому широкому читателю, гарантируют его успех.

Помнится по истории литературы, таким же был посреди красоты тлена цветов зла серебряного века жизнерадостный смельчак Куприн. Вячеслав Дёгтев напомнил мне Александра Ивановича Куприна сразу же по знакомству с ним и образом своим, и повадками, и характером, и, что не менее важно, — жизнеутверждающей эстетикой письма. Я обнаружил это сходство двух замечательных русских писателей в то время, когда, по-моему, сам Дёгтев об этом ещё не догадывался, ибо схожесть была продиктована явно не влиянием одного на другого, а природой самого человека. Конечно же, и сюжеты у них совсем разные, и подход к истории, к социальным проблемам иной, и игра словом у Дёгтева говорит о совсем других его литературных учителях. О том же Хлебникове, о своем воронежском земляке Андрее Платонове… Поразительно, что Дёгтев очень хочет быть литературным, хочет изумить нас книжностью, цитатностью, знанием приемов постмодернизма, но у него ничего не получается, сквозь его литературность вовсю торчат уши жизни, любование жизнью, красота жизни…. Разве не этим также отличался Александр Куприн от именитых мастеров серебряного века? Потому и предпочитал Александр Иванович не какую-нибудь элитарную "Бродячую собаку" для встреч с друзьями, а "Яр" с цыганами, где плачут гитары и рвутся человеческие судьбы, или же одесский "Гамбринус" с еврейским скрипачом и матросскими загулами... Оба они в жизни совершали безрассудные поступки. Оба чурались интеллигентщины. Оба родились в рубашках… Может быть, поэтому при вручении Вячеславу Дёгтеву литературной премии имени Александра Невского "России верные сыны" год назад я сказал : "…Дёгтев один из лучших современных рассказчиков. Он играет и словом, и сюжетом. Он не чурается новаций, но при этом он глубоко национален, по-русски национален. Посмотрите на него сами — таким был молодой Куприн, тоже не последний писатель земли Русской…"

Кстати, именно таким, как Дёгтев или Куприн, по складу характера противопоказана любая эмиграция. Они могут ничего не говорить о своем патриотизме, но они им пропитаны, каждая строчка, каждый сюжет изначально окрашены любовью к родине.

Посмотрите, как любовь к жизни делает поэтичными в рассказах Дёгтева самые грязные сюжеты. Он вроде бы не чурается чернухи, и военной, и воровской, и вокзально-бомжеской, но кто назовет его прозу чернушной? Думаю, это происходит потому, что Дёгтев не опускает своего читателя, подобно многим нынешним королям книжного рынка до помоечного уровня, не приземляет сюжет физиологическим видением мира, а раскрашивает его вроде бы простоватыми лубочными фольклорно- сказочными приемами. Вот и получается, что Вячеслав Дёгтев — сказочник от жизни.

Всё та же любовь к жизни делает Вячеслава Дёгтева вечным тружеником. Чувствую, как он любит трудиться, любит писать. Мне надоели эти бесконечные писательские стенания о мучительном сизифовом труде, о нежелании садиться за письменный стол. Так и хочется всем им крикнуть: не хочешь, не пиши. Не убудет… Дёгтев пишет легко и красиво. С удовольствием. Пишет много и разнообразно. Не всегда попадает в точку. Иногда мажет, иногда буксует. Но никогда не останавливается.

Думаю, сегодня он на самом деле — лучший рассказчик России. Рассказы — невыгодный жанр. Платят мало, в кинематограф с рассказом не прорвешься. Рассказы сегодня пишут не по расчету, а от любви. Рассказы пишут, как правило, молодые писатели. Потом они взрослеют, любовь и к жизни, и к слову улетучивается, почти все переходят на унылую затяжную, но более менее прибыльную прозу. Лишь отчаянные смельчаки не покидают и в зрелом возрасте пространство рассказа. Один из таких смельчаков — Вячеслав Дёгтев. Его рассказы — это азбука выживания русского человека в нынешней России.

Не собираюсь его идеализировать. Он не так прост, как покажется по одному-двум рассказам. Впрочем, в своей "Азбуке выживания" он сказал о себе все, что мог. Писатель, для того, чтобы выиграть, не должен кривить душой. Не должен строить из себя святошу, если таковым не является. На пути лицемерия погибло немало способных литераторов. Вячеслав Дёгтев победил, значит, — был искренним даже в своей непростоте. В своем осознанном литературном одиночестве. Может быть, в своей природности ему не хватает христианской морали? Смирения? Любви к ближним и дальним? Иногда его проза местами напоминает вой одинокого ожесточившегося волка. Да и он сам своим творческим поведением тоже похож на волка, на борца без правил. Привыкшего смотреть в глаза смерти, но и не жалеть других. Есть за что уцепиться нашим моралистам. Но почему же этого одинокого волка так тянет к простым и великим истинам? Почему он тоскует по идеалу, по несостоявшейся любви, от которой осталась одна лишь обрезанная фотография? Потому что ему чисто по-русски мало и виртуозной литературной игры, и динамичных сюжетов, и мужественных, одиноких героев. Он похож на язычника, готовящегося в Древней Руси к принятию христианства, к постижению Христа. И потому его искренние поиски человека среди руин некогда великой державы гораздо более нравственны и целомудренны, чем фарисейские заклинания отвернувшихся от реального мира литературных монахов.

Еще шаг — и он с неизбежностью обретет известность. Это необходимо даже не ему. Это необходимо о читателю, чтобы поверить в самого себя, чтобы вместе с Дёгтевым и его героями докапываться до простых истин и по-детски, с природной русскостью, надеяться на новую русскую победу!

А пока пожелаем ему победы на "Национальном бестселлере" 30 мая этого года.