Газета День Литературы # 82 (2003 6)

Антон Васильев ИСПОВЕДАЛЬНОЕ СЛОВО

Сочинения Антона Васильева — своеобразное явление, пребывающее как бы на грани стихотворного искусства и дневниковых записей или посланий друзьям; закономерно, что многие его произведения запечатлели вполне реальное и конкретное "время и место", обращены к реальным и конкретным людям и т.п. И с точки зрения сугубо "профессиональных" литературных критиков эта двойственность может быть квалифицирована как нарушение поэтических канонов.

Однако, на мой взгляд, в наше время с его охватившей страну смутой и человеческой разобщенностью именно такие стихотворения и нужны, и важны. Антон Васильев, по сути дела, упорно и страстно стремится утвердить в своей книге непрерывную живую связь русских людей, городов и сел России, ее прошлого и настоящего. Его книга с первой до последней страницы проникнута этим стремлением, и есть все основания полагать, что она найдет самый сочувственный и плодотворный отклик в душах ее читателей.

Следует вспомнить, что многие наши поэты и прозаики в те или иные кризисные периоды истории страны видели свою цель не столько в создании завершенных в себе произведений словесного искусства, сколько в обращении к соотечественникам с исповедальными и проповедными словами. Антон Васильев, надо думать, осознал свою цель именно в таком духе.

Вадим КОЖИНОВ, 2002 г.

Антон Сергеевич Васильев-Макаренко родился 15 июня 1953 года в Москве. Он сын поэта Сергея Васильева, а по матери — внук писателя Антона Макаренко. Окончил ВГИК (мастерская Михаила Ромма). После службы в армии работал на киностудиях Москвы и на телевидении. В 1984-86 годах — рабочий, затем реставратор на восстановлении Данилова монастыря и других храмов Москвы и Подмосковья. Режиссер-постановщик и автор сценариев многих документальных и художественных фильмов и телепередач. Постановщик ряда спектаклей в театрах страны и во МХАТе. Член Союза писателей России. Статьи, рассказы и стихи Антона Васильева печатались в “Москве”, “Нашем Современнике”, “Литературной России”, “Сибирской Горнице”, “Руси Державной”, “Днях Поэзии”, “Русском вестнике”, “Народном образовании”, “Российском писателе”, “Сельской жизни”... Первая книга стихов “Слова” вышла в 1999 году в издательстве “Андреевский флаг”. 15 июня с. г. в Большом зале ЦДЛ прошел творческий вечер юбиляра. Поздравляем!

ОБЛАЧКО

Зацепилось облачко за провод

Над районом Новокосино.

Оказалось, это просто повод,

Чтобы нам помыть своё окно.

Оказалось, за окошком — ветер,

И очнулась первая трава.

Оказалось, — радостно на свете,

Оказалось, ты была права.

СВАЛКА

Валерию Беляковичу

Московский журнал со статьей Бондаренко

Упал, словно ЗНАМЯ, из рук.

Успел я помыслить чего-то маненько,

И стало все темно вокруг.

Узрел я вдруг сцену грядущего МХАТа,

Где вышла на рампу сквозь дым

Актерская муза, бледна и лохмата,

С артистом одним молодым.

Очами безумно по залу блуждая,

Истошно вскричала она,

И, страх первобытный в партере рождая,

Прошла звуковая волна.

А следом взорвался неистовым роком

Висящих конструкций металл.

И вздрогнул, внезапно настигнутый Роком,

И бросился в стороны зал.

Бегущих, однако, огнями слепили

И — избивали в дверях.

Командировочные голосили,

Как бабы носясь на сносях.

Но громогласное веское слово

Их доставало во тьме,

И возвращало на место, и снова

Свет померещился мне.

Снова открыл я статью Бондаренко,

Точно очнулся от сна.

Только немного дрожала коленка,

Осенью, словно весна.

ПОЕЗД

Сестре Екатерине

Всё болит и ломает, и ноет.

Словно, правда, бежал я стремглав,

Догоняя отъехавший поезд,

В самой страшной из жизненных глав.

Спотыкался, кричал и руками

Всё пытался мгновенье вернуть,

И, преткнувшись пятою о камень,

Бездыханно валился на путь.

В том составе, наверное, были,

И друзья, и подруга, и мать,

Но они меня, верно, забыли,

Если правильно всё понимать.

Ни один даже не оглянулся

И не дёрнул дежурный стоп-кран.

Потому я в поту и проснулся,

Застонав от невидимых ран.

Всё хорошее быстро уходит.

Всё плохое влачится как тень.

О восходе моём и заходе

Размышляю сегодня весь день.

Тишиной занавесило окна.

Даже слышно, как сердце стучит.

Николая Второго икона

Мироточит и кровоточит.

ВЕРБНОЕ

В воскресенье вербное

Воскрешу, наверное,

Чувство, позабытое за зиму зимы.

Может, это нервное,

Но скажу я верное:

С вербой воскрешаемся, грешные, и мы.

Отшумев метелями,

Отзвенев капелями,

Красным летом вечное катится на нас.

Почему ж неделями

Ходим еле-елями,

Почему не радуясь всякий светлый час?

В воскресенье вербное

Я ломаю дерево,

И сверкает весело талая вода.

Я молитва древняя,

Русская деревня я,

Я сегодня вербою снова молода.

***

Это был девяносто восьмой,

Может быть, девяносто девятый...

Что случилось, ребята, со мной,

Что со мной совершилось, ребята?

Отчего появилась тоска

На исходе двадцатого века?

Стала мачехой мама Москва,

И не стало во мне человека.

Всё короче становятся дни.

Всё печальнее тёмные ночи,

Нет, не звёзды горят, а одни

Непонятно суровые очи.

И страшит моё сердце земля,

А вернее сказать, — подземелье...

И ни с кем поделиться нельзя,

И ничем не поправить похмелье.

Это был девяносто восьмой,

Если не девяносто девятый,

Когда что-то случилось со мной.

Когда я потерялся, ребята...

***

Господи, помилуй!

Я шептал молитву, —

Господи, помилуй!

Сквозь метель и сон, —

Господи, помилуй!

Удержи ловитву, —

Господи, помилуй!

Исторгал я стон.

Господи, помилуй!

Сердце колотилось, —

Господи, помилуй!

И дрожала бровь, —

Господи, помилуй!

Небо золотилось, —

Господи, помилуй!

И стучала кровь.

Господи, помилуй!

Умирать не страшно, —

Господи, помилуй!

Но страшусь суда, —

Господи, помилуй!

Повторял я страстно, —

Господи, помилуй,

Не смотри сюда!

Господи, помилуй!

Я ещё всё тот же,

Господи, помилуй!

Я как уголь чёрн,

Господи, помилуй,

Наш небесный Отче,

Господи, помилуй

На венец мне тёрн!

ГРОЗНЫЙ

Моему атаману Г.Г.Крутову

Город Грозный страшен и суров,

Мёртвый Грозный грозен и опасен.

Отлетаю мыслями в Саров:

Серафима подвиг не напрасен.

Все его пророчества — сбылись,

Лишь одно ещё вершится ныне.

Не тревожь ты, сердце, отбелись,

Пусть погибнем ночью мы во Имя.

Пуля пусть наёмного стрелка

Расшибёт и мой славянский череп...

Стрелка циферблата так легка,

Тонок как прославленный наш Терек.

В адских декорациях брожу

Как по грязной цезием деревне,

Словно бы ступаю по ножу,

А вокруг — изранены деревья.

Сколько почек новеньких на них!

Всех весна оденет в комуфляжи.

Мы здесь тоже жили искони,

Вновь зерном мы в эти камни ляжем.

БЫЛО ТИХО

Было тихо и вдруг — закапало,

И пошёл золотистый дождь.

Провозвестник всего закатного,

Час осенний, и ты пройдёшь!

Час прощальный, свеча усталая,

Разлинованная тетрадь.

Еле брезжит полоска алая

Длинной строчкою всех утрат.

Но я верю в крестовоздвиженье,

Оглашенный, — в Его канун.

Будет цвесть Его яро вишенье

Ещё много грядущих лун.

Сколько света во тьме растеряно!

Не клянусь, не боюсь, боюсь...

Снова станет, я знаю, зелено,

Если Бог есть, то будет Русь.